Местоимение *io: его генезис и функция

К.Г. Красухин

Вопрос о происхождении этого местоимения достаточно актуален и по сей день. Как известно, именно с ним связан первый опыт синтаксической реконструкции, предпринятый Б. Дельбрюком (Delbriick 1888): единственный синтаксический элемент, действительно проецируемый на праязыковой уровень — это местоимение *io, образующее относительные предложения в греческом, индоиранском и отчасти славянском. Другое местоимение с подобной функцией, распространённое в западных языках - *№е/о - образует также вопросительные предложения, что допускает предположение о вторичности его релятивной функции. Впрочем, в балтийских языках, наиболее родственных славянским, относительные местоимения образуются от основы k-: в литовском - относительное местоимение kuris, katras "который", keli "сколько", kadd "когда" и т.д. Языки с релятивом *io- объединяются друг с другом и на некоторых иных основаниях. Существуют и ещё изоглоссы, связывающие балто-славянские (особенно славянские) и индоиранские языки (сатэмность, наличие сигматических времён), которые позволяют предположить для них наличие общей диалектной зоны, в которой могли формироваться эти изоглоссы, в том числе релятив *io-. Вместе с этим отсутствие такого относительного местоимения в балтийских и слабая представленность в германском заставляет искать центр этого изоглоссного явления именно на стыке славянской и индоиранской языковых зон. Допустимо предположить здесь и одну из многих славяно-иранских изоглосс (ср. Абаев 1965; Мартынов 1983).

Впрочем, вопрос о первично-сти/вторичности функции любого местоимения требует специального рассмотрения. Прежде всего надо учесть, что в индоевропейских языках относительные предложения могут маркироваться также и нестандартными для данного языка реляти-вами: в готском находим союз условного предложения jabai "если", который естественно сравнить с др.-инд. yebhis "которыми" (инструменталь), yebhyas "которых" (датив)1; в славянских языках вместе с основой и- достаточно активна и основа к-(ц.-слав. къто же наряду с иже, также ко-торъ) в древнегреческом, по данным П. Монтейля, неопределенное местоимение щ, может иногда употребляться в значении, близком к относительному: 'АААог) 8 отЗ теи оба тег) аи кХгяа теи^еа бтЗш / ei щ AiavTO<; ye аако<; TeXaiiovi8ao (Ил. 18, 192) "я не знаю никого другого, чьи возьму доспехи, если не мешок Аякса Теламони-да". Здесь, конечно, имеет место повторение местоименной формы, указывающей на (неопределенное) имя владельца. Но показательно, что именно второе местоимение обозначает ранее упоминавшийся предмет, связывая его с последующим высказыванием, т.е. по сути указывает на релятивную связь (Monteil 1963, 7). Вообще, употребление *k"e/o в качестве относительного спорадически встречается и в более позднее время: ytvcboKto, xapieooa кора, TIVO<; ош/ека (реуек; (Theokr., XI, 30) "я знаю, дорогая девочка, из-за кого ты убегаешь"; ср. также контекст из фессалий-ской надписи в Лариссе (III в.до н.э.): кои xav ovaA-av кц ке yivueiei ev та8е 8о jaev (IG 2, 515, 1.12) "и о расходе - как есть, так и дать". И основным относительным местоимением в новогреческом стало производное от той же основы тготЗ. В его утверждении сыграло свою роль и то обстоятельство, что это местоимение, по сути, вводит (что заметно во всех приведённых выше контекстах) косвенный вопрос. Следует также учесть, что относительные предложения в индоевропейских языках образуются не только с помощью двух указанных местоименных основ. Так, в германских языках существуют относительные местоимения образованные с помощью основы *-to: гот. pel, др.-в.-н. ther, нем. der, англ. that. В этом отношении весьма интересен синтаксис современного немецкого, в котором одно и то же местоимение der выступает в роли указательного, указательно-соотносительного и относительного. Ср. Wer die Natur mit Vernunft sieht, den sieht sie vernunftig auch (Гегель) "Кто смотрит на природу со смыслом, на того она смотрит также осмысленно". Это предложение вполне может быть трансформировано в: Das war ein Gelehrte, der die Natur mit Vernunft sah "Это был учёный, который взирал на природу со смыслом". Местоимение der здесь является сугубо относительным. Его же роль в качестве определенного артикля ясно свидетельствует о демонстративной функции. В германских языках ситуация отчасти напоминает греческую: косвенный вопрос вводится местоимением, идентичным вопросительному, а иные относительные предложения — другим местоимением.

В авестийском языке также нередки относительные предложения, вводимые указательными местоимениями. По указанию Г. Райхельта (Reichelt 1908, 353), они

связывают относительные предложения с предшествующими: yahmi spsnta 0wa mainyu urvaesejaso mazda xsaOra ahmi vohu mananha (Ys 43, 6) "к какому концу, о Мазда, со своим святым духом, с Хшатрой, к которому ты с Boxy Маной придешь"; frazaitimca...yenha pourusca Ьэгэ/ауап naecisca ainhayasaiti (Ys 65, 11) "и потомство, которое освящают и которого никто не желает"; птапо paitim...yo no hubsrstam barat frazaitimca ho VBrBzyat (Yt 15, 40) "и тот, кто нас в доброй заботе содержал бы, и потомство родил бы"; ye zaota asa эгэгш hvo татуэш a vahisat kaya (Yt 33, 6) "каковые я, жрец, буду изучать истинные пути, те я с помощью наилучшего духа буду учить". В этой подборке особый интерес представляет первая цитата, где yahmi...ahmi - не параллельные друг другу относительные предложения. В таких конструкциях естественно видеть прообраз не согласованных, а противопоставленных, т.е. коррелятивных предложений. Довольно распространены относительные предложения с местоимением *so-/to- и в древнегреческом, прежде всего у Гомера и Геродота. В номинативе мужского/женского рода их трудно отличить от обычных относительных местоимений, так как выпадение *s- и *j- перед гласным в греческом даёт одинаковый результат. С другой стороны, возникает проблема различения указательно-анафорического и относительного то-. По мнению П. Монтейля (Monteil 1963, 24,-5), в роли различителя могут выступать частицы цеу и 8е, которые маркируют либо противопоставленные, либо анафорические местоимения. Явно не имеет отношения к относительному следующее употребление местоимения то-: 6v щ, оштеиош; epaXev, TO^COV eu ei8<b<; // Tpcbtov f| Aukicov тсо цеу кХео<;, ацц! 8е тгеу0о<; (Ил. 4, 197) "его кто-то бросил из троянцев или ликийцев, хорошо владеющий луком; ему слава, а нам горе. Местоимение тш цёу достаточно чётко противостоит ацц! 8ё, а не образует коннекцию с предшествующим. По смыслу это местоимение явно анафорично и в Ил. 5, 514: Aiveiou; 8л8тшрокп цебштато, то! 8" £%apt|oav "A Эней вернулся к своим сотоварищам, те же возрадовались". Ср. и в послегомеровское

время: 'А трёох; 8е тгак; Mevekaoc, 'Ауацецушу те TOO 8л ёфгл/ еуш (Эвр., Иф. в Тавр., 4) "сын Атрея Менелай, также Агамемнон; от него я родилась". Однако явно относительную функцию выполняет местоимение в следующем предложении: 0ai3|j,a£ev тшра тгоАЛл, та кагето '"Шог Гтгрб (Ил. 10, 12) "он дивился на большие огни, которые горели перед Илионом". Анализируя этот контекст, П. Монтейль считает возможным интерпретировать его трояко: 1)"он дивился на огни; они (сеих-ci) горели пред Илионом" (анафора); 2)"он дивился на огни, они (ils) горели перед Илионом" (мелодическое единство, подчинение выражено интонацией); "он дивился на огни, которые горели перед Илионом (относительное местоимение) (Monteil 1963, 28). Трудности такого рода действительно имеют место при анализе предложений, когда статус вводящих их местоимений не вполне определен. Но именно в данном предложении мы решительно полагаем возможным утверждать его статус относительного. Ведь местоимение та не только присоединяет свое сказуемое к прямому дополнению предшествующего предложения. Можно сказать, что и предикат первого предложения тесно связан с предикатом второго: "он глядел на костры, которые горели" = "глядел на то, как костры горели". Фраза т" а кшето легко могла бы быть трансформирована в именное предложение разных типов (Эоица^еу тшра каюцеуа "глядел на горящие костры'^ Эоица^еу каисял/ Trupcov "глядел на горение костров"). Это также является важным аргументом в пользу трактовки предложения та кшето "Шо&г про именно как относительного. Менее ясен контекст типа 'ААА,' ТаА-ЭтЗрюу те кои Eupuparriv тгроаё егтге //тш oi eaav ктрике кои отр^рю Эера тгоуте (Ил. 1, 321) "Но он сказал Талфибию и Эврибату, которые были его глашатаями и слугами" (= они были...). Здесь, однако, можно полагать, что семантика глагола главного предложения служит тестом. Глагол говорения, как известно, включает в свою актантную рамку два объекта: имя адресата и высказывание, которое может быть представлено как в свёрнутом виде

(имя), так и в развернутом (предложение). Наличие же хотя бы потенциального дополнительного предложения заставляет трактовать другое предложение, эксплицирующее второй объект, как вставное и зависимое, т.е. относительное. Иными словами, предложение, введённое местоимением тш, здесь служит экспликацией прямого дополнения, а следующая за этим предложением прямая речь заставляет трактовать это предложение как включённое в главное, т.е. как придаточное2.

Рассмотрим другие критерии, предложенные Монтейлем. В ряде предложений французский исследователь усматривает семантическую маркированность, характерную для предложений, происходящих от релятивов: причинность, следствие, противопоставленность, цель. Ср.: кёкХитё

, Трше<; кои ei)Kvr||ai8e<; 'A%ouoi // 'AA,e^av8poio, TOD eiveKa veiKo<; opoopev (Ил. 3, 87 = 7, 374) "выслушайте меня, прекраснопоножные ахейцы, слово Александра, из-за которого поднялся раздор" (каузальное предложение); тгоАЛл! 'Axaii8e<; euriv ev 'EXa8a те Oir|v те...// Tatov r|v к' ёЭёХй)Ц1 (pur|v тго1Г|<гоц' акошл/ (Ил. 9, 395-7) "есть много ахеянок в Элладе и Фтии, из которых я, какую бы захотел, сделал бы милой женой" (консекутивное предложение); TUVT| 8' ouovoun тоуилтертЗуеот кеХеиек; // ттеШеобаг, TCOV OTJ TI цетатрётгоц' oi)8aXeyi£co (Ил. 12, 238) "ты вот приказываешь мне подчиниться длиннокрылым птицам, к которым я не обращаюсь и не принимаю их во внимание" (противительное предложение); т|р%е 8' о8ою // vr|aoD етг' еохатф/, 60i 8ev8pea цакра тгёфгжег....// аиаттаХаг, периода, та oi 7i?uboiev еХафра (Од. 3, 237-40) "отправился в путь по окраине острова, где росли высокие деревья, издавна сухие, на которых они бы легче поплыли" (финальное предложение). Однако нужно подчеркнуть, что сами по себе эти оттенки значения ещё не доказывают относительный (т.е. синтаксически подчинённый) характер предложения. Ведь все эти связи (причинную, следственную, целевую) могут выражать и формально независимые предложения типа Пошел дождь. Я открыл зонтик (= Так как пошел дождь, я открыл зонтик; Пошел дождь, поэтому я открыл зонтик). Поэтому степенью релятивизации предложения может служить только его синтаксическая (а не смысловая и логическая) зависимость от другого предложения, которое только в этом случае приобретает статус главного. И, возвращаясь к четырём процитированным примерам, мы можем сказать, что в первом из них при verbum dicendi в качестве сказуемого можно трактовать предложение той eiveKa...6pcopev как относительное. Напротив, в Ил.9, 395 местоимение xatov не имеет ничего общего с собственно относительной функцией: оно противостоит f|v. Следовательно, по отношению к нему оно выступает как коррелятивное (xatov еЭёАйни.. .r|v 7roif|<TO|j,ai), а по отношению к 'Axaii8e<; - как анафорическое. Третье предложение, противительное, может быть истолковано амбивалентно: и как чисто анафорическое, и как относительное. Более того, именно противительная функция предложения заставляет склониться в пользу первой интерпретации. Наконец, четвёртое предложение абсолютно амбивалентно: здесь нет никаких дополнительных показателей, которые бы заставили отдать предпочтение тому или иному истолкованию местоимения та. Таким образом, для определения характера предложения необходимо учитывать следующие параметры: 1) является ли оно экспликацией какого-либо члена другого предложения; 2) встроено ли оно в другое предложение. Конструкции, отвечающие второму требованию, можно уверенно считать содержащими придаточное предложение, даже если они не маркированы стандартным относительным местоимением. Предложения же, отвечающие только первому критерию, можно назвать "прото-релятивными". К ним, бесспорно, относится контекст Ил. 11, 692-3: 8<Ь8ека yap Nr|Ar|o<; ардЗрхмх; гнее<; тщеу // TCOVOUX; Xi7r6|j,r|v, 01 8' (Шин тгауте<; oXovro "двенадцать сыновей Нелея ведь было нас; из них я один остался, другие же погибли". Здесь налицо противопоставление ою<; - <Шин; оба члена маркированы по сути одним местоимением (тш-voi) и оба предложения здесь не являются относительными. Напротив, в Ил. 13, 633-5 придаточное предложение встроено в главное: oiov 8f| av8peaai xapi^eai г)рргатг|<п //Tptooiv, TCOV jj,evo<; aiev axaoGaXov, ou8e 8i3vavxai // (puA07ri8o<; KopeaaaGai OJJXHIOD тгоХецою "зачем ты благосклонен к этим надменным мужам троянцам, ярость которых всегда нечестива, и которые не могут насытиться битвой и войной". Сказуемое 8uvaviai относится к второстепенному члену предложения Tpcoaiv; оно не вводится никаким местоимением, но между ним и подлежащим стоит оборот TOOV |aevo<;...aTaa&aA<ov, который именно благодаря своей позиции может считаться относительным предложением. Его местоимение, таким образом, вводит и данное именное предложение, и последующее глагольное.

Вообще, можно говорить об определенной градации функций местоимения О-/ТО-. В Ил. 1,29 оно маркирует вполне независимое предложение, связанное не с конкретным предложением, а со всем предыдущим контекстом: тф/ 8' еуш OD Агхтш, Tipiv jjiv коч упра<; erreunv // гщетёрш 8' evi ошв ev Apyei Tf|A06i тгатрг|<; "я её не отпущу, пока к ней не придёт старость в нашем доме в Аргосе, вдали от родины". В предшествующем изложении не названо имя, с которым связано местоимение if|V, поэтому оно едва ли даже может быть названо анафорическим. Скорее оно ближе к местоимению 3 лица. Напротив, в Ил. 1, 43 местоимение выражает гораздо более тесную связь между предложениями: щ ёфат' ег)хоцеуо<;, TOD 8' ёкАие Фог0о<; 'ATroA^uov "так он сказал умоляя, и услышал его Феб Аполлон". Это, конечно, ещё не относительное предложение, но здесь тесная связь предложений обусловлена тем, что сказуемое второго по смыслу является перифразом первого (ср. Степанов 1995). Поэтому местоимение TOD выражает здесь не синтаксическое подчинение, но определенную зависимость. Отметим также те контексты, где местоимение о-/то- занимает место относительного в коррелятивных конструкциях: (Шл та цеу TroMtov е^етграбоцеу, та 8ё8аатаг (Ил. 1, 125) "но что мы награбили в городах, то поделено". Такую же конструкцию см.: тогю8е 8' ш (pGivuGetv, eva кш 8гю, тог KEV 'Axaitov //

vooqnv роиХеиша' OVUOK; 8'огж ёооеточ (штсйУ..(Ил. 2, 346-7) "тех разреши сразить, одного или двух, кто отдельно от ахейцев дает советы, и они никогда не окончат..." Можно также привести коррелятивное предложение, в котором место относительного местоимения занимает то-, а соотносительного - о -: кш vt|8ooi т|уг|оат' 'Axaitov 'Шог) eiaco // r|v 8ia jj,avro<ri)vr|v, Tf|V 01 тгоре Фо10о<; 'АтгоААяп/ (Ил. 1, 71-2) "и кораблям ахейцев он проложил дорогу к Илиону благодаря тому пророчеству, которое ему дал Феб Аполлон". Показательно, что имя определено непосредственно местоимением fjv, тогда как Tf|V вынесено в зависимое предложение.

Таким образом, помимо основного ре-лятива 6<;, г, 6 в греческом в этой функции может выступать и указательное местоимение о, т|, то. Выше было показано, что нечто подобное может наблюдаться в германских и иранских языках. Другой аспект проблемы заключается в том, что и местоимение *io- далеко не всегда маркирует только относительные предложения. В частности, оно достаточно распространено в постпозиции к ударному члену предложения. Здесь можно назвать прежде всего балтийские и славянские членные прилагательные. В церковнославянском они маркируют только определенные существительные и никогда не занимают предикативную позицию. Ср. и ты Б с*ь Хсомь Гдлмискым (Зогр. ев., Мф. 26, 69). Г.А.Хабургаев переводит это как "и ты был с Иисусом (тем самым, о котором известно,) что он из Галилеи (Хабургаев 1974, 229). Напротив, предикативные прилагательные имеют не индивидуализирующее значение, а бытийное: коль ?^т»ка врАТА (Мар.ев. Мф. 7, 14); ты ли еси црь 1юд1скъ (Зог.ев. Мф.