Становление и развитие древнерусских монастырей

Министерство образования Российской Федерации

Филиал Иркутского государственного педагогического университета

в г. Усть-Илимске


КУРСОВАЯ РАБОТА

ПО ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ИСТОРИИ

на тему:

«СТАНОВЛЕНИЕ И РАЗВИТИЕ ДРЕВНЕ – РУССКИХ МОНАСТЫРЕЙ»


Выполнила: Студентка 3 курса

Гуманитарного факультета

Специальность «история»

Проверила: Старший преподаватель

Кафедры всеобщей

истории ИОКД


г. Усть-Илимск

СОДЕРЖАНИЕ


ВВЕДЕНИЕ

1. ВОЗНИКНОВЕНИЕ МОНАШЕСТВА И ЕГО РОЛЬ В СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ СТРУКТУРЕ ДРЕВНЕРУССКОГО ОБЩЕСТВА

1.1 Появление монастырей на Руси

1.2 Значение монастырей в социально-экономической структуре древнерусского общества

2. БЫТ И КУЛЬТУРА МОНАСТЫРЕЙ В ДО-МОНГОЛЬСКОЕ ВРЕМЯ

2.1 Накопление духовного опыта внутри русских монастырей и их влияние на развитие общества

2.2 Киево-Печерский монастырь

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ


ВВЕДЕНИЕ


Понятие «монашество» в словаре определяется следующими словами – первоначально аскетическая жизнь подвижников в уединении в пустынях, позже в особых общежитиях (киновьях), объединенных суровым режимом.1 Однако, место и значение монашества в истории Церкви невозможно понять без усвоения того, что оно вообще собою представляет. Святитель Феофан Затворник писал: «Монашество есть, с отрешением от всего, непрестанное умом и сердцем пребывание в Боге…Так как сему настроению много мешает семейная и гражданская жизнь, то ищущие его удаляются от общества, разрывают или совсем не вступают в семейные связи».2 Монашеское отречение от мира ради идеала совершенства не имеет, однако, ничего общего с уходом из мира, отрицанием бытия, которое проповедуют буддизм и некоторые другие восточные вероучения. Греческое слово «монах» нашло себе в русском языке очень выразительный синоним – «инок», то есть человек, живущий иным образом, нежели остальные люди. Такое понимание правильнее всего передает смысл христианской аскезы, посредством которой земное бытие преображается, становится «иным». Это преображение не ограничивается пределами личного бытия уединенного подвижника. Уйдя из мира, монашествующие осуществляют высокую миссию служения спасению тех, кто пребывает в мире. Термин «иночество», конечно, не простое выражение очевидной разницы между бытом монастырским и мирским. Он ясно обнаруживает осознание молодым христианским обществом Киевской Руси смысла «инакости».

В период принятия христианства на Руси численность монастырей стремительно росла, но в начале XX века число монастырей стало резко сокращаться. Снижение религиозных объединений Русской православной церкви происходило вплоть до 1987 года.

К 1987 году на территории СССР осталось всего лишь 18 монастырей. И лишь проведением ряда демократических реформ в 1985 – 1993 гг. в стране сумели не только остановить дальнейшее уничтожение монастырей и других духовных учреждений, но и начать их возрождение. Уже в октябре 1991 года в 93 епархиях Русской православной церкви насчитывалось: 12000 приходов, 117 монастырей, 2 духовные академии, 7 духовных семинарий, 12 духовных училищ и 4 регентские школы.

Правда, до полного возрождения весьма далеко, ведь в 1891 году было: академий – 4, семинарий – 55, училищ – 185 с общим числом учащихся – 47634 человека.

На современном этапе развития Российского государства, с учетом демократизации общества, далеко не означает, что Русская православная церковь должна теперь стремиться догнать и перегнать это количество. Строить монастыри и создавать духовные учебные заведения нужно в зависимости от потребностей не только церкви, а в целом всей России.

Целью данной работы является: исследовать процесс становления и развития древнерусских монастырей.

В работе были поставлены следующие задачи:

1). Охарактеризовать процесс зарождения монастырей на Руси;

2). Выявить значимость монастырей и определить роль, которую они играли в социально – экономической структуре древнерусского общества;

3). Проследить процесс накопления духовного опыта внутри русских монастырей и их влияние на развитие общества.

В российской церковной литературе история монашества традиционно выделялась в качестве особого раздела церковной истории. XVIII век, с относительным успехом двинувший разработку русской истории вообще, тем самым подготовил почву и для появления церковной истории России. Уже в исторических трудах Татищева, Щербатова и Болтина, помимо готового фактического матерьяла, было высказано немало и общих взглядов на церковно – исторические события. Суждениями гражданских историков XVIII в. открывался ряд важных церковно – исторических вопросов, намечались задачи последующих изысканий в указанной области. Во второй половине XIX в. появились обобщающие работы по истории как русского, так и восточного монашества. Довольно существенное внимание этой теме уделялось и в литературе последующего времени, развивавшей методологические принципы, заложенные русскими церковными историками второй половины XIX в. Хотя, по мнению некоторых светских исследователей, для всех этих работ характерны рассмотрение истории монашества практически вне всякой связи с развитием общества».1

Особое значение в процессе написания работы было уделено анализу монографии одного из крупнейших русских историков Соловьева С.М. В своей работе «История России с древнейших времен» автор охватывает события русской истории с древнейших времен до 1228 года. Он заметно принизил уровень славянской культуры дофеодальной поры для того, чтобы ярче оттенить в нравственном, проповедническом плане превосходство христианства, которое славяне времен Владимира I приняли якобы потому, что «в их сознании истощились все средства прежнего предмета поклонения».

Козлов Ю.Ф. в своей монографии «Союз короны и креста» на первое место выдвигает отношения светской и духовной властей. От их взаимоотношений во многом зависела судьба русской земли. Именно в таком аспекте автор раскрывает деятельность ряда государей Древней Руси, отходя от язычества и принятия христианства, этапы развития церкви, учреждения патриаршества и рождения монашества.

В работе Киселева А.Ф. «Великие духовные пастыри России», автор рассматривает примеры пастырского служения известных духовных лиц, сыгравших выдающую роль в истории Русской Православной Церкви и в процессе становления и развития российской государственности в X – XX вв. Через деятельность церковных иерархов автор стремится показать, какими нравственными ценностями и идеалами закреплялось общество в трудные, переломные периоды истории Отечества, и вклад Русской Православной Церкви в решении важнейших общенациональных задач, стоящих перед Россией на протяжении столетий.

А так же особое место занимает работа профессора Московской Академии Голубинского Е.Е. «История русской церкви». Автор ярко описывает первоначальную историю русской церкви. В своей работе профессор тщательно анализирует свидетельства многих отдельных документов (церковные уставы) и древних литературных памятников. Автор широко использует сравнительный метод. Материал для своих сравнений он заимствует, как из истории греческой и отчасти западных церквей, так и из позднейшей истории самой русской церкви. Он извлекает немало вероятных предположений, служащих к объяснению тех или других явлений церковной жизни до – монгольского периода.


1. ВОЗНИКНОВЕНИЕ МОНАШЕСТВА И ЕГО РОЛЬ В СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ СТРУКТУРЕ ДРЕВНЕРУССКОГО ОБЩЕСТВА


Появление монастырей на Руси

«Как слабо было прежде в языческом обществе влияние волхвов, так могущественно явилось теперь влияние христианского духовенства»1- такими словами описывает появление христианства на Руси Соловьев С.М.

Первые христианские монастыри появились в III-IV вв. в Египте как отдельное поселение отшельников. Оттуда монашество быстро стало распространяться в Азию, Палестину, Сирию, затем перешло в Европу.

На Руси иночество началось почти одновременно с принятием христианства великим кн. Владимиром Святославичем. Так, например, древние летописи сообщают, что вблизи города Вышгорода основался Спасский монастырь, в Киеве, при Десятинной церкви, - Софийский монастырь, который сгорел при пожаре в 1017 году, Пустынно-Николаевский – на Угорском, Вознесенский – в Минске. После массового крещения киевлян в X веке на территории Руси в следующем, XI в., зарегистрировано уже 22 монастыря, из них девять – в Киеве, в том числе два женских2.

Митрополит Киевский и всея Руси Илларион в своем «Слове о Законе и Благодати» пишет об этом так: «И в одно время вся земля наша восславила Христа со Отцем и со Св. Духом. Тогда начал мрак идольский от нас отходить. Капища разрушались, а церкви поставлялись … Монастыри на горах воздвигли; черноризцы явились».3 «Память и похвала князю русскому Владимиру» Иакова Мниха тоже содержит упоминание о черноризцах, хотя и косвенное. Описывая празднование св. Владимиром Господских праздников, Иаков Мних сообщает о поставлении трех трапез, одна из которых предназначалась «Митрополиту с епископы и с черноризцы и с попы».1 Однако Повесть временных лет упоминает об основании первых монастырей только под 1037год, причем летописец замечает: «Заложи Ярослав… по семь святаго Георгия монастырь и святыя Ирины… и черноризцы почаша множитися, и монастыреви починаху быти».2

Голубинский Е.Е. обратил внимание на это противоречие и выдвинул гипотезу, что «самый способ появления нашего первого «собственного, или настоящего», монастыря, необходимо предполагает предшествующие ему существование монастырей несобственных... Если князь построил монастырь, то, очевидно, имел в виду готовых монахов, которыми хотел населить его, ибо предполагать, чтобы он построил монастырь в ожидании, что когда-нибудь явятся на Руси монахи, чтобы населить его, или с намерением навербовать в него монахов из мирян, конечно, весьма странно: а если так, то очевидно, что он имел в виду готовых монахов монастырей несобственных»3.

Голубинский предполагал, что такие «несобственные монастыри» представляли собою своего «монашеские слободки», возникавшие при приходских церквах, в их оградах, где каждый для себя ставил келью. «Необходимо думать,- писал он,- что эти несобственные монастыри не явились у нас…а ведут свое начало от древнейшего, быв заимствованы из Греции»4.

Что же побудило людей вести такой образ жизни, отказываясь от большого мирского? Во-первых, выражение несогласия и недовольства по отношению к земной «несправедливости», которая продолжала угнетать народ в период развития феодальных отношений. Во-вторых, стремление устроить себе земную жизнь с учетом евангельских идеалов равноправия и справедливости затем без остатка посвятить себя Богу. В-третьих, стремление удалиться от суеты повседневного существования и возносить молитвы за себя и за других. Последние было основным занятием всех членов монастыря.

В совокупности же образ жизни в монастырях и само религиозное объединение людей в них и носит понятие - монашество.

Есть свидетельство и о том, что первые монахи появились на Руси еще до ее крещения. Об этом повествуют некоторые до нас предания. К их числу относится сказание об основании Свято – Троицкого монастыря преп. Сергием Валаамским,1 появившееся более чем за столетие до официального принятия христианства, и встречающееся в скандинавских сагах известие об Горвальде – Исландце, основавшем на Руси монастырь около времени Владимирова крещения.2 Распространение христианства происходило на Руси уже с 40-60-х годов IX в., и вполне резонно предположить, что в числе первых русских христиан были и такие, кто, желая всецело посвятить себя служению Богу, принял монашеские обеты.

Соловьев С.М. пишет о появлении монастырей так: «Монашество, по некоторым известиям, явилась на Руси очень рано: так, есть предание, что еще первый киевский митрополит Михаил построил в Киеве монастырь на горе против холма Перунова: есть также иностранное известие, что киевский митрополит встречал Святополка и Болеслава Храброго в монастыре святой Софии. Но эти монастыри не были такие, какие нужны были тогда для упрочения христианства, их монахи не были настоящими подвижниками. Много монастырей поставлено от царей и бояр на богатом иждивении, но не такие эти монастыри, как те, которые поставлены слезами, постом, молитвою, бдением».3

Когда новое поколение познакомилось с новой верой, тогда у некоторых из них появилось стремление, такое же как и у язычников, посетить Византию, только с той разницей, что прежние руссы-язычники ходили в Византию для выгодной службы в полках Империи, для торговли и грабежа, а теперь русские христиане стали ходить не для материальных выгод, а для того, чтобы получить утверждение в вере.

Важную роль сыграли в первоначальной истории русского монашества выходцы из Византии.« Для приступа к крещению народа Владимир привел с собой из Корсуни, а для учреждения иерархии выписал из Константинополя вместе с епископами значительное количество священников…- писал Голубинский Е.Е.- Не только необходимо думать, что в числе священников были священники черные, или иеромонахи, но и весьма вероятно думать, что последних была значительная часть и даже большинство: священники белые, как люди семейные и домовитые, едва ли могли собственную охоту переселиться в Россию».1Возможно, что на приходах, где служили греческие иеромонахи, и возникали первые возглавляемые ими «несобственные монастыри».На Руси могли обосновываться в качестве миссионерских центров и целые греческие монастырские общины. Сохранилось предание, что одна такая община основала Спасский монастырь близ Вышгорода.2 Кроме самого факта появления монастырей, эти данные могут свидетельствовать еще и о том, что становление русского монашества испытывал на себе самое непосредственное влияние процессов, происходивших в жизни вселенского православия, центром которого в то время была Византия.


1.2 Значение монастырей в социально-экономической структуре Древнерусского общества


Определяя место монастырей в социальной структуре Руси XI-XIII веков, необходимо отметить, что они являлись формой социальной организации людей, которые, отдаваясь христианским идеалам, отказались от принятых в светском обществе норм жизни. Эти люди решали разнообразные задачи: от подготовки своих членов к загробной жизни до создания образцовых хозяйств, обеспечивающих их сельско-хозяйственными продуктами и изделиями ремесла. На монастырях лежала социальная функция: организация больниц, домов инвалидов, раздача пищи больным и обездоленным, нищим. Зачастую такие монастыри перерастали из малой обители в крупную организацию монашеской структуры. Некоторые из них занимались даже торговыми делами.

Характерной чертой в деятельности монастырей было накапливание богатства. Сначала это были княжеские и боярские пожертвования, дружины отдавали часть своей военной добычи. Особенно велика помощь была от Государей всея Руси, в результате чего отдельные монастыри превращались в крупные зажиточные земельные хозяйства-владения множеством сел и угодий. Так, например, князь Ярополк Изяславич пожертвовал Печерскому монастырю «всю жизнь свою» (т.е. все частные имения и крестьян живших там ); его дочь подарила тому же монастырю «пять сел и с челядью»1 и т.д.

Превращение монастырей в земельных собственников значительно расширяло и укрепляло частно-феодальный социально-экономический уклад русского общества. Они владели населенными крестьянами землями как вотчинами. Земли в последствии могли передаваться по завещанию, по духовным грамотам, с целью обеспечить себе после смерти поминание перед Богом и моление о прощении своих грехов. Все это способствовало нарастанию монастырей, а в целом - увеличению церковной собственности.

Вместе с крупными пожертвованиями от мира в монастыри притекали из того же источника и другие статьи дохода. Вероятно, и у нас скоро привился греческий обычай, по которому всякий, стремившийся быть погребенным с честью, покупал себе могилу обязательно в монастыре и делал туда, а не в приходскую церковь, взнос на помин души. Уже в до-монгольское время распространилось поверье окончательно окрепшее в последующее время, что «всякий, положенный в Печерском монастыре, будет помилован, хотя бы и грешен был».1 Нужно думать, что бояре, наметившие себе еще при жизни известный монастырь как место погребения, благотворили ему деньгами и натурой. Из возможных родов благотворения монастырям есть упоминание только об угощении монахов трапезами. Великий князь Ростислав Мстиславович во время великого поста приглашал к себе каждую субботу и воскресенье двенадцать чернецов Печерских и игумена на обед. По окончании поста он учреждал трапезы для всей братии и кроме того часто приглашал их к себе в среду и пятницу. Эти трапезы - не русское изобретение, а старый греческий обычай. Как видно из «Правила» митрополита Иоанна II, и у нас миряне не довольствовались угощением чернецов у себя на домах, а, при отсутствии нормальных монастырских порядков, часто задавали пиры в самих монастырях, стараясь превзойти друг друга роскошью яств и, как бы для большей порчи иноческих нравов, приводя вместе с собой туда и своих жен: «иже в монастырях; пишет русский митрополит, «часто пиры творят, созывают мужи вкуп и жены, и в тех пирах друг друга приспевают, кто лучший сотворит пир. Эта ревность не от Бога, но от лукавого бывает ревность сия».2Что выходило из таких пиров, видно из другого артикула того же «Правила», который митрополит Иоанн начинает словами: « во пирах питий, целующиеся с женами без смотрения мнихом».

По идеалу, всякий вступающий в монастырь должен покинуть мир и в том числе все свое имущество. Но в серой будничной действительности, коль скоро монастыри сделались хозяйственными корпорациями, то самыми желанными членами в них явились богатые постриженики, приносившие все свои сокровища в монастырскую казну. В необщежительных монастырях дело ставилось еще проще: деньги оставались у владельца на руках. Так бытовым образом монастыри превратились как бы в ассоциации на паях, то есть не рассчитывали только на случайных богатых вкладчиков, а сделали вклады для всех вступающих обязательными. Насколько это зло было у нас распространено со времени появления монастырей, видно из случайных заметок Несторова жития преподобного Феодосия. Последний «обходя вся монастыря, хотя быти в них и моляся им, да принят ими будет: они же видевши отрока простым и ризами же худыми оболчена, не рачища того преяти».1 Поэтому, когда он сам стал игуменом, то принимал всех, желавших пострижения. Вкладничество неизбежно повело к грубому нарушению равенства монастырских братий, разделило их на привилигированных, как бы капиталистов, и на неполноправных - черных работников. Такое явление можно подметить даже в самом Киево-Печерском монастыре. Патерик сообщает об одном малосхимном монахе, что он много раз хотел постричься (в великую схиму), но по нищете его братия пренебрегала им: если он не мог добиться великой схимы по своей нищете, то, очевидно, великосхимниками в монастыре были только монахи денежные или вкладчики.

Следует заметить, что в то время великая схима представляла собой необходимое условие полноты монашеского звания и была в этом смысле для всех обязательна. Схима представляла нечто неожиданное в монашестве, потому что человеку, отрекшемуся от мира в малой схиме или в обыкновенном чине пострижения, не остается более ничего, от чего бы он должен еще отречься. И составители чина великой схимы заставили постригаемого снова повторять те же самые обеты, которые он произнес при своем монашеском пострижении и которые при вторичном произнесении звучат анахронизмом. Феодор Студит (IX в) еще отрицал разделение монашества на два образа и признавал только один « подобно крещению». Но уже по редакции монашеского устава патриарха Алексия (XI в) вводится два образа. Но раз великая схима была признана за совершенную степень монашества, то последовательность требовала облекать его всех добропорядочных чернецов, между тем греки распространили у нас иной взгляд, превращая схиму в какую-то экстрему.

При указанных несовершенствах монастырских порядков, русское монашество несомненно имело свои темные бытовые стороны. Особенно толкали на соблазны слабых людей монашествование в вольных безуставных монастырях и свобода брожения по миру, как это было и на Востоке.

К ненормальным явлениям на фоне русского монашества, следует еще сказать о некоторых искажениях этого института, какие у нас практиковались по примеру греков уже в период до-монгольский, а именно: о пострижениях при последнем издыхании, и о насильных пострижениях в целях политических и гражданских. Первый обычай возник, вероятно, не без связи с взглядом на иноческое пострижение, как на таинство, как на второе крещение, очищающее от грехов. Вслед за псевдо-Дионисием Ареопагитом взгляд этот развивал Феодор Студит: на той же точке зрения стоял и Семион Новый Богослов. О случаях предсмертных пострижений известно только о князьях и княгинях и только начиная с конца XII века. Этот обычай ввелся на Руси не без борьбы со стороны белого духовенства. Первое по времени летописное упоминание данного обычая под 1168 год сопровождается следующим характерным сообщением: великий князь Ростислав Мстиславович «когда отходя житья сего маловременного и мимотекущего, молвяще Семьюнови попови, отцу своему духовному: тебе воздати слово о том Богу, занеже вызборони меня от пострижения».1Точно также и Иполикарп, инок Киево-Печерский, пишет в Потерике: « кто говорит - постригите меня, когда увидите, что я буду умирать, того суетно вера и пострижение». Случай насильного пострижения в интересах политических, определенно и ясно засвидетельствованный, известен всего один. В 1205 году Галицкий князь Роман Мстиславич победил своего тестя великого князя Рюрика Ростиславича и постриг его вместе с женой. Однако менее чем через год сам был убит, а постриженный Рюрик сбросил черные ризы и снова княжил в Киеве и Чернигове целых десять лет.

Монастыри имели важное экономическое и политическое значение. Монастырь являлся, прежде всего, хозяйственным центром. Во-вторых, монастыри были представителями Москвы и способствовали укреплению влияния и власти московских князей на обширных пространствах Руси. В-третьих, монастыри играли значительную роль в качестве поставщиков многих товаров ко двору митрополита. Вокруг монастырей создавался своеобразный хозяйственный и торговый центр.


2.БЫТ И КУЛЬТУРА МОНАСТЫРЕЙ В ДО-МОНГОЛЬСКОЕ ВРЕМЯ


2.1 Накопление духовного опыта внутри русских монастырей и их влияние на развитие общества


Конец первого тысячелетия христианской эры стал рубежом чрезвычайно важным в судьбах Восточной Европы. Христианизацией славянских народов завершился многовековой процесс становления религиозной и культурной общности, простирающейся от Британских островов до Урала и называемой «христианским миром». В это время Византия переживала своего рода «век просветительства», «фотиевский Ренессанс», смысл которого, как считает иеромонах Иоанн, заключал прежде всего в систематизации традиции, создании энциклопедий – это век учреждения школ и академических центров, век педагогики.1Сам святой патриарх Фотий связывал всю эту деятельность с широкими миссионерскими задачами. Не случайно поэтому в его времена «появляется в целом необычайный для византийского общества интерес к другим языкам».2 Апостольские труды Кирилла и Мефодия стали знамением времени.

Однако славино - византийская общность созидалась неодносторонними усилиями. Славянство не было пассивным элементом в этом процессе. Именно в это время пробуждается в нем жажда познания религиозной истины, которую нельзя было удовлетворить языческими верованиями и культом.

Грондиозная работа по переложению на славянский язык Священного Писания, богослужебных книг, святоотеческих творений, выполненная солунскими братьями и их учениками, открыло для славянских народов уникальную возможность живого включения в духовную жизнь православного мира. Славянское Евангелие оставило в народном сознании неизгладимый след, за сравнительно краткий исторический срок оно преобразило народную душу.

Наивно было бы считать, что в жизни молодой Русской Церкви не существовало ни мучительных противоречий, ни болезненных надрывов. Уже не одно столетие внутри Восточной церкви протекали процессы, которые можно без преувеличения назвать тяжелой нравственной болезнью. Признаками ее были устранение народа от управления Церковью, рост деспотичности и претенциозности епископата, умножение числа недостойных своего сана архиереев и священников, упадок духовной жизни монашества. Болезнью этой, однако, заражены были не все. В тишине монастырей и скитов в конце X-начале XI века нарождалось новое духовное течение как выражение живого религиозного переживания, строилось богословие, неотделимое от опыта духовной жизни.

Монастыри оказывали благотворное влияние на нравственное состояние грубого языческого общества. На севере и востоке христианство распространялось медленно, с большими препятствиями. Первые епископы Ростова – Феодор и Илларион вынуждены были бежать от ярости язычников: 1 язычество нисколько не уступало и ревности третьего епископа ростовского, святого Леонтия, который, видя невозможность действовать на взрослое поколение, окрепшие в язычестве, обратился к детям, стал привлекать их к себе ласкою и учить вере. Так же язычество господствовало и у племен Средней Руси, на Оке, до самых ее низовьев.

Самым лучшим средством к торжеству новой веры над старой признанно было действовать на новое, молодое поколение: так, при Владимире и при Ярославле отбирали детей у лучших граждан, учили их грамоте и догматам новой веры. Возможность выучиться грамоте существовала в разных городах. Эта мера скоро принесла свои плоды, скоро обозначилась деятельность молодого, грамотного поколения, получившего из книг яснейшее понятие о новой вере. Представителями этого молодого, грамотного поколения в семье княжеской были сыновья святого Владимира – Борис, Глеб, Ярослав. После сыновей Владимира представителем нового, грамотного поколения явился первый русский митрополит Илларион, который умел понять превосходство нового порядка вещей пред старым и умел показать другим это превосходство. Как молодое поколение оценило новое сокровище, приобретенное им с христианством, и как было благодарно людям, которые способствовали ему к приобретению этого сокровища видно из отзыва летописца о деятельности Владимира и Ярослава: «Подобно тому как если бы кто-нибудь распахал землю, а другой посеял, а иные стали бы пожинать и есть пищу обильную, так и князь Владимир распахал и умягчил сердца людей, просветивши их крещением: сын его Ярослав насеял их книжными словами, а мы теперь пожинаем, принимая книжные учение. Велика бывает польза от учения книжного: из книг учимся путям покояния, в словах книжных обретаем обретаем мудрость и воздержание. Это реки, наполняющие вселенную, это исходища мудрости, в книгах неисчетная глубина, ими утешаемся в печали, они узда воздержания».1 Действия книжного учения, ближайшего знакомства с новою верою не замедлили обнаружиться в целом ряде христианских подвижников. Для упрочения христианства мало было взять детей из домов полуязыческих родителей: нужно было, чтоб некоторые из нового поколения совершенно отторглись от общества, сильно пропитанные язычеством. Для упрочения христианства нужно было, чтоб в некоторых избранных обнаружилось действие нового учения, и они пошли бы на проповедь. При господстве материальной силы, пред которою все преклонялось, нужен был ряд подвижников, которые показали бы подвиги, господство духа над плотью, показали бы чудеса мужества другого рода, борьбу, более изумительную и приобрели своими подвигами благоговение к себе и к тому учению, которое дает силы к подобным подвигам.

Монастыри оказывали влияние на народ через так называемых «учительных монахов», к которым при поголовной почти неспособности приходского духовенства к народному учительству, охотно стекались новопросвещенные русские люди. Выдающейся тип учительного монаха представляет собой инок Авраамий Смоленский. О Никите – Затворнике Печерском известно, что, обладая способностями и даром учительства, он не был во имя этого даже ригористом своего подвига и принимал у себя в затворе искавших у него наставлений. Правда, нет оснований думать о большом количестве таких исключительно одаренных и популярных учительных монахов: однако и рядовое монашество практиковало пасторскую обязанность учительства в самых широких народных кругах, благодаря, древне – русскому институту духовенства, состав которого пополнялся преимущественно монахами. Карташев А.В. пишет об этом такими словами: «Право исповеди, право быть в тесном смысле «духовным отцом» своих пасомых у нас, по примеру греческой церкви, не принадлежало всем без исключения иереям в силу самого их сана, а составляло привилегию наиболее опытных из них в духовной жизни, облекавшихся званием духовников по особому епископскому благословению».1

Наиболее опытными на практике были признаны иереи из монахов, которые принимали себе на исповедь Мирян всех состояний и возрастов, состоя в этом служении или при приходских церквах, или даже внутри монастырей. Всем мирянам предоставлялась полная свобода в выборе духовных отцев и только рекомендовалось держаться избранного руководителя в христианской жизни до конца дней своих. Влияние духовного отца на своих «покаяльных детей» обеспечивалось тем высоким и непререкаемым авторитетом, какой приписывается ему в многочисленной серии как переводных, так и оригинальных древне–русских церковно-практических памятников. Карташев пишет: «Послушание духовному отцу доводится до такой крайней заповеди, что рекомендуется безусловное послушание даже в случае предложения – утопиться».2

Находясь в столь благоприятных условиях для воспитательных влияний на народ, древне-русские духовники-монахи несомненно сильно повлияли на склад религиозно-нравственных воззрений наших предков.

Кроме религиозно-нравственного служения русскому народу наши древние монастыри не запятнали себя невниманием и горьким житейским нуждам мирского человека. В истории Печерского Монастыря существуют трогательные примеры милосердного участия его лучших братий к страданиям бедного некультурного человека, состоящего в тяжелом рабстве у неумолимой природы и у себя подобных. Преп. Феодосий без слез не мог видеть нищего и убогого. Для всех таких обездоленных судьбой он устроил при монастыре богодельню, на которую и тратил 10-ю часть монастырских доходов, не взирая на ропот части братии, которой он напоминал в своих поучениях, что сами они пользуются благотворительностью от мирян и что платить миру должны не одной только молитвою, а