Образ России в произведениях Александра Дюма и Жюля Верна

геологом, принимал участие в научных экспедициях по Сибири, Средней и Центральной Азии, в Забайкалье и на Тянь-Шане. Все свои путешествия Обручев описал, и не один раз. Он написал около тысячи научных трудов, среди них пятитомная «История геологического исследования Сибири». Кроме того, он был преподавателем. Жюль Верн был одним из любимых писателей Обручева. «В его книгах часто описывались ученые, иногда смешные и донельзя рассеянные. Они знали имена растений и камней, определяли морских рыб через окна «Наутилуса», умели делать взрывчатые вещества и лекарства, находили выход из трудных положений. И мне хотелось сделаться ученым и естествоиспытателем, открывать неизвестные страны, собирать растения, взбираться на высокие горы за редкими камнями».

В 1915 году появляется роман Обручева «Плутония», написать который его побудил роман Жюля Верна «Путешествие к центру Земли», а точнее, геологические ошибки Жюля Верна (неправдоподобное для геолога описание подземного мира и возвращение на поверхность земли на плоту по раскаленной лаве). До этого случая Обручев ничего не писал для молодых читателей и не собирался этого делать, но позже появляются и другие его научно-фантастические романы.

Писатель Николай Островский так писал о Жюле Верне: «Он был не только моим спасителем в детстве, – он был для меня чем-то большим! Какое место в моей жизни занимали чудесные выдумки Жюля Верна! С каким трепетом читал я его объемистые книги, страдая от того, что чтение рано или поздно должно прийти к концу».

Известно, что Жюль Верн был одним из любимых авторов писателя и драматурга Михаила Булгакова. В 1924 году появляется его маленькая сатирическая повесть «Багровый остров». Действие происходит на неком острове Тихого океана, где неожиданно появляются жюльверновские романтические герои лорд Гленарван, Мишель Ардан, капитан Гаттерас, Паганель и Фелиас Фогг. По воле Булгакова они превращены в интервентов и участвуют в гражданской войне. В конце концов местному населению и удается отстоять свою независимость и прогнать пришельцев. На самом деле содержание повести иносказательно. В эту небольшую антиутопию вошел целый период русской истории, увиденный глазами внимательного и остроумного современника. Позже, в 1927 году, Булгаков пишет пьесу-памфлет под тем же названием, где появляется как бы сам ее автор, незадачливый писатель, взявший псевдоним «Жюль Верн» и принесший в театр для постановки свою пьесу «Багровый остров». Эта пьеса, веселая и трагичная, до сих пор не сходит со сцен московских театров.

В начале 30-х годов издательством «Земля и фабрика» выпускается первое советское собрание сочинений Жюля Верна. («Земля и фабрика» – первое название известного советского издательства «Художественная литература»).

В 1937 году появляется стихотворение советского писателя и поэта Виссариона Саянова «Жюль Верн». Поэтическое творчество Саянова пользовалось огромной популярностью в 20–30 е годы. Поэт родился в далеких сибирских приисках, в Иркутской губернии, на реке Лене и рос среди золотоискателей и авантюристов. Книги Жюля Верна были неизменными спутниками его детства.

В 1946 году, сразу после войны, в свет вышла научно-художественная книга Николая Верзилина «По следам Робинзона». Ее автор, биолог и педагог, писатель и ученый, тоже вырос когда-то на романах Жюля Верна. В своей книге Верзилин стремится заинтересовать естествознанием и изучением природы молодежь, школьников, увлечь их странствиями по лесным тропам, открытием новых возможностей природного мира, и просто научиться любить, беречь и понимать все живое. В этой книге Верзилин часто обращается к героям романов Жюля Верна, хорошо знакомым его юным читателям, и в частности к героям «робинзонад» Жюля Верна. Человек может умело использовать множество природных материалов, яркий пример тому – роман «Таинственный остров». Верзилин восхищается отвагой и трудолюбием героев Жюля Верна, хотя и отмечает, как «везло им на сундуки»: капитан Немо подарил героям «Таинственного острова» сундучок с необходимыми инструментами и книгами, а в романе «Школа робинзонов» о том же позаботилась кузина Фина.

Кроме того, Верзилин, напоминая читателям, как был найден капитан Грант, предлагает организовать увлекательную игру-поиск, где один из участников оставляет записки (с указанием координат) в бутылке на берегу, скажем, ручья, а остальные стараются отыскать пропавшего товарища по приметам, оставленным в записке, и компасу.

В 1954 году советский писатель-реалист Леонид Соболев пишет повесть «Зеленый луч». Соболев почти всю свою жизнь служил во флоте на штурманских должностях, прошел гражданскую и Великую Отечественную войны, был военным корреспондентом. Его повести и рассказы посвящены морской тематике, они соединяют в себе романтику путешествий и героику труда моряков. Повесть «Зеленый луч» посвящена судьбе Алексея Решетникова, который родился, так же как и сам автор, в глухой сибирской деревне и мечтал о морских странствиях и приключениях вместе со своим другом Васькой. «В минуты раздумья и тишины в душе его поднималась знакомая волнующая мечта о море, просторном и свободном, о плаваниях, далеких и долгих, о незнакомых берегах, о тихих закатах, торжественных и величественных, таящих в себе редчайшее чудо зеленого луча, возможное только в океане и видимое лишь счастливцами. Об этом луче и о связанной с ним легенде Алеша узнал зимой, когда Васька в своих исступленных поисках всяческой морской литературы наткнулся в городской библиотеке на роман Жюля Верна с таким же названием. Книгу приятели проглотили залпом, хотя в ней говорилось не столько о морских приключениях, сколько о каком-то чудаке, который изъездил весь свет, чтобы увидеть последний луч уходящего солнца – зеленый луч, приносящий счастье тому, кто сумеет его поймать».

Потом Алексей становится моряком и артиллеристом, но мысль о зеленом луче живет вместе с ним, и он, как и жюльверновский герой, жадно ловит последний луч заходящего солнца. Во время войны луч зеленого прожектора указывал морякам путь возвращения на корабль после выполнения боевого задания. Зеленый луч – луч надежды и счастья.

С 1954 по 1957 год в Москве выходит новое, двенадцатитомное собрание сочинений Жюля Верна, а в 1958–61 годах в Ленинграде издается отдельно «История великих путешествий» Жюля Верна в трех томах. Последнее крупное издание было в 1980 году (8 томов).

Русским литературоведом и критиком Евгением Брандисом написаны три книги о Жюле Верне «Жюль Верн. Жизнь и творчество», «Жюль Верн. Повесть о великом мечтателе» и «Рядом с Жюлем Верном». Брандис – автор многих статей о Жюле Верне, предисловий и библиографий, член Парижского Жюльверновского Общества.

По романам Жюля Верна снято множество художественных фильмов, практически не проходит и дня, чтобы по радио или телевидению не звучало имя Жюля Верна или имен его героев. Очень популярны радиопостановки «Дети капитана Гранта», «Таинственный остров», «В погоне за метеором». Среди них особенно удачна работа Олега Табакова «Пятнадцатилетний капитан». В свердловском Театре музыкальной комедии вот уже многих сезонов идет постановка по роману «Дети капитана Гранта». Музыку к этому спектаклю написали Исаак и Михаил Дунаевские.

В последних литературных альманахах тоже упоминается имя Жюля Верна, печатаются стихи о нем (например, стихотворение Вячеслава Казакевича «На воздушном шаре»). Интерес к творчеству Жюля Верна не ослабевает.

Многим русским и советским всемирно известным ученым Жюль Верн помог выбрать жизненный путь. Высоко ценили писателя Дмитрий Менделеев, ученый химик, педагог, открыватель периодического закона химических элементов, профессор Петербургского университета.

Николай Егорович Жуковский, профессор Московского университета, великий русский ученый, основоположник аэродинамики познакомился с книгами Жюля Верна еще до поступления в университет, они пользовались его особой любовью. Когда Жуковский уже стал всемирно известным ученым, в его научной библиотеке на почетном месте всегда стояла книга «Воздушный корабль» (так назывался в первом издании роман «Робур-завоеватель»).

Ученый и изобретатель, основоположник советской космонавтики Константин Циолковский говорил: «Жюль Верн пробудил мою мысль, заставил ее работать в нужном направлении».

Когда советская космическая ракета впервые передала на Землю фотографии обратной стороны Луны, ученые увековечили память гения научной фантастики, присвоив одному из «потусторонних» лунных кратеров имя «Жюль Верн». Этот кратер примыкает к морю Мечты.

2. Формирование образа России в романах А. Дюма и Ж. Верна

2.1 Особенности изображения России в романе А. Дюма «Учитель фехтования»

Исключительный интерес к России Александр Дюма проявил уже в ранний период своего творчества. В 1840 году он опубликовал свой роман, посвященный декабристам – «Учитель фехтования». Враждебно принятый Николаем I, этот роман был запрещен цензурой к переводу, но тем не менее многие его читали и сообщали содержание тем, кто не мог ознакомиться с «Учителем фехтования» в оригинале. Русский перевод романа был опубликован лишь в 1925 году, в памятную дату столетия со дня восстания декабристов.

Одним из важных, но не единственным, источников данного литературного произведения стали «Записки учителя фехтования, или Полтора года в Санкт-Петербурге» известного мастера фехтовального искусства Огюстена Гризье, ставшего по рекомендации великого князя Константина преподавателем фехтования в Главном инженерном училище. Гризье был знаком со многими декабристами, находился в дружеских отношениях с И.А. Анненковым, Н.А. Муравьевым, С.П. Трубецким, проявлял интерес к их деятельности и их судьбе.

По свидетельству самого Александра Дюма, он получил от Гризье рукопись, на основе которой он создал роман «Учитель фехтования».

Рассказчик (Гризье) говорит от первого лица. Он рассказывает одновременно правдивую историю (Луизы и графа Алексея) и свои впечатления о путешествии, климате, жителях и нравах того времени.

Главные герои романа – Иван Александрович Анненков (в романе граф Алексей) и француженка Полина Гебль (Луиза Дюпюи), ставшая после замужества Прасковьей Егоровной Анненковой.

Композицию этого романа Дюма формирует, сообразуясь с теми моментами из жизни героев, которые были зафиксированы Гризье. Богатая фантазия писателя придала хроникальному материалу форму художественного произведения, в котором историзм соседствовал с изрядной долей вымысла.

Действие всего произведения происходит в России. Рассказчик (Гризье) начинает повествование с того, что описывает свою поездку на «перекладной» повозке в Петербург:

1) «Il est inutile de dire que je ne dormis pas une heure de toute la nuit; je dansais dans mon chariot, comme une noisette dans sa coque. J'essayai bien de me cramponner au banc de bois sur lequel on avait йtendu une espиce de coussin de cuir de l'йpaisseur d'un cahier de papier; mais au bout de dix minutes j'avais les bras disloquйs, et j’йtais obligй de m'abandonner de nouveau а ce terrible cahotement, plaignant au fond du coeur les malheureux courriers russes qui font quelquefois un millier de lieues dans une pareille voiture» [Dumas 1997: 35].

2) «Дороги были…плохи… я катался по повозке как орех в скорлупе. Много раз я пытался уцепиться за деревянную скамейку, на которой лежало нечто вроде кожаной подушки толщиной в тетрадь, но поминутно скатывался с нее и должен был снова взбираться на свое место, жалея в душе несчастных русских курьеров, которым приходится делать тысячи верст в этих ужасных повозках» [Дюма 1992: 28].

Первое, о чем рассказывает Гризье – это дороги, которые действительно были в России большой проблемой: у экипажей постоянно ломались оси, отлетали колеса, они перевертывались, вследствие чего пассажиры могли получить серьезную травму.

Оказавшись в Петербурге, рассказчик торопится осмотреть город, вначале из окна гостиницы, в которой он остановился накануне вечером:

3) «…la premiere chose que je fis fut de courir а ma fenetre; j'avais devant moi le palais de l'Amirautй; avec sa longue flиche d'or surmontйe d'un vaisseau et sa ceinture d'arbres, а ma gauche, l'hotel du Sйnat; а ma droite, le palais d'Hiver et l'Ermitage» [Dumas 1997: 38].

4) «…я первым делом подбежал к окну: передо мной высилось Адмиралтейство со своей длинной золотой иглой, на которой красовался маленький кораблик. Адмиралтейство было окружено деревьями. Слева находился сенат, а справа – Зимний дворец и Эрмитаж» [Дюма 1992: 33].

Затем он спешит посмотреть на Петербург с Троицкого моста и, судя по всему, он не разочарован открывшимся видом:

5) «En effet, je ne sais pas s'il existe dans le monde entier un panorama pareil а celui qui se dйroula devant mes yeux» [Dumas 1997: 38].

6) «Не знаю, есть ли в мире вид, который мог бы сравниться с развернувшейся перед моими глазами панорамой» [Дюма 1992: 33].

Описывая население, Гризье характеризует его следующим образом:

7) «tout est esclave а barbe, ou grand seigneur а dйcoration: il n'y a pas de>

8) «…здесь живут либо рабы, либо вельможи – середины нет» [Дюма 1992: 35].

При этом рассказчик удивляется, тому, что «ни в какой другой стране не встретишь среди народа таких спокойных лиц, как здесь».

Описывая город, автор повествования не забывает упомянуть о белых ночах, которые он застал во время своего приезда:

9) «La nuit n'йtait qu'un crйpuscule doux et limpide, а l'aide duquel on aurait pu lire facilement, et qui permettait de voir а une distance considйrable les objets, perdus dans un vague dйlicieux et revкtus de tons ignorйs, mкme sous le ciel de Naples. La chaleur йtouffante de la journйe s'йtait changйe en une charmante brise; qui, en passant sur les ailes, apportait avec elle une йphйmиre et suave odeur de roses et d'orangers» [Dumas 1997: 45].

10) «Ночь была мягкая и светлая. Можно было легко читать и прекрасно все видеть даже на большом расстоянии. Дневная жара сменилась вечерней прохладой, воздух был насыщен ароматом цветов. Весь город, казалось, высыпал на набережную» [Дюма 1992: 40].

Так как рассказчик имел звание учителя фехтования в императорском корпусе инженерных войск и кроме того давал частные уроки высшей знати, он был лично знаком со многими вельможами. Первое, что его поразило, было их гостеприимство:

11) «Ce bon accueil des Russes sert d'autant mieux les plaisirs des йtrangers, que l'intйrieur des familles est des plus animйs, grвce aux anniversaires et aux grandes fкtes du calendrier, auxquelles il faut joindre encore celle du patron particulier de la maison. Aussi, pour peu que l'on ait un cercle de connaissances de quelque йtendue, il se passe peu de jours sans que l'on ait deux ou trois dоners et autant de bals» [Dumas 1997: 93].

12) «Гостеприимство русских тем приятнее для иностранцев, что в русских домах бывает весело благодаря именинам, рождениям и различным праздникам, которых в России множество. Таким образом, имея более или менее обширный круг знакомых, человек может обедать по два-три раза в день и столько же раз бывать вечером на балах» [Дюма 1992: 88].

Кроме того, Гризье верно подметил отношение знатных семей к учителям, дающим частные уроки:

13) «Il y a encore, en Russie, un autre avantage pour les professeurs: c'est qu'ils deviennent commensaux de la maison, et en quelque sorte membres de la famille. Un professeur pour peu qu'il ait quelque distinction, prend au foyer, entre l'ami et le parent, une place qui tient de l'un et de l'autre qu'il conserve tout le temps qui lui convient, et qu'il ne perd presque jamais que par sa faute» [Dumas 1997: 94].

14) «У учителей в России есть еще другое весьма приятное преимущество: на них смотрят здесь почти как на членов семьи. Любой учитель быстро становится не то другом, не то родным своих хозяев, и такое положение сохраняется за ним до тех пор, пока он сам того пожелает» [Дюма 1992: 89].

Не менее, чем гостеприимство, автора поразила роскошь русских вельмож, которую он характеризует следующим образом:

15) «Il faut avoir vu un grand dоner chez un grand seigneur russe pour se faire une idйe du point oщ peut кtre portй le luxe de la table. Nous йtions а la moitiй de dйcembre, et la premiиre chose qui me frappa fut, au milieu du surtout qui couvrait la table, un magnifique cerisier tout chargй de cerises, comme en France а la fin de mai. Autour de l'arbre, des oranges, des ananas, des figues et des raisins s'йlevaient en pyramides et complйtaient un dessert, qu'il eыt йtй difficile de se procurer а Paris au mois de septembre» [Dumas 1997: 113].

16) «Нужно отобедать у русских вельмож, чтобы иметь представление об их роскоши. Была середина декабря, и, когда я вошел в столовую, меня больше всего поразило великолепное вишневое дерево, усыпанное вишнями, которое стояло посреди стола. Можно было подумать, что находишься во Франции в середине лета. Вокруг этого дерева лежали горы апельсинов, ананасов и винограда – такой десерт трудно было бы найти в Париже даже в сентябре» [Дюма 1992: 109];

17) «Aprиs le premier service, le maоtre d'hфtel entra, tenant sur un plat d'argent deux poissons vivants et qui m'йtaient inconnus. Aussitфt tous les convives poussиrent un cri d'admiration, c'йtaient deux sterlets. Or, comme les sterlets ne se pиchent que dans le Volga, et que la partie la plus rapprochйe du Volga coule а plus de trois cent cinquante lieues de Saint Pйtersbourg, il avait fallu, attendu que ce poisson ne peut vivre que dans l'eau maternelle, il avait fallu pendant cinq jours et cinq nuits de voyage, les maintenir dans une voiture fermйe et chauffйe а une tempйrature qui ne permit pas а l'eau du fleuve de se geler» [Dumas 1997: 115].

18) «После первого блюда в залу вошел метрдотель, неся на серебряном блюде двух неизвестных мне живых рыб… то были две стерляди. Так как стерляди водятся только в Волге, расстояние от нее до Петербурга не меньше трехсот пятидесяти лье, и могут жить только в волжской воде, пришлось везти их в течение пяти дней и пяти ночей в крытом и отапливаемом возке, чтобы вода в той посудине, где они помещались, не замерзла» [Дюма 1992: 110].

Мы видим, что Гризье довольно точно описывает стремление русских господ к показной роскоши. Он уловил то, что вельможи действительно шли на все, тратили огромные даже для них деньги только для того, чтобы пустить пыль в глаза своим гостям, особенно если это были иностранцы, чтобы похвастаться своим богатством. Автор даже упоминает, что Потемкин, славившийся своей расточительностью, «и тот не придумал бы ничего лучше».

Рассказчик уделяет немало внимания климату России, в частности погодным условиям зимой:

19) «…Les premiers jours ou Saint-Pйtersbourg eut revкtu sa blanche robe d'hiver furent pour moi des jours de curieux spectacle, car tout йtait nouveau. Je ne pouvais surtout me lasser d'aller en traineau; car il y a une volupte extreme а se sentir entraine sur un terrain poli comme une glace par des chevaux qu'excite la vivacitй de l'air, et qui, sentant а peine le poids de leur charge, semblent voler plutot que courir. Ces premiers jours furent d'autant plus agrйables pour moi, que l'hiver, avec une coquetterie inaccoutumйe, ne se montra que petit а petit, de sorte que j'arrivai, grвce а mes pelisses et а mes fourrures, jusqu'а vingt degrйs presque sans m'en кtre aperзu; а douze degrйs la Neva avait commencй de prendre» [Dumas 1997: 106].

20) «Одевшись в свою белую зимнюю одежду, Петербург предстал передо мной в любопытном, новом для меня обличье. А главное, я без устали катался в санях: испытываешь особое удовольствие, когда сани скользят по гладкому, как лед, снегу, и лошади, подбадриваемые холодом, не бегут, а летят, словно не везут никакой тяжести. Эти первые зимние дни были для меня тем более приятны, что зима этого года против обыкновения установилась исподволь. Морозы постепенно дошли до 20 градусов, но я их почти не замечал благодаря моей шубе и прочей теплой одежде. При двенадцати градусах Нева стала» [Дюма 1992: 103].

Большое впечатление на автора повествования произвели русские бани, о которых он много слышал на родине, но на самом деле они оказались не такими, какими он их себе представлял. Их описание занимает в романе почти целую страницу:

21) «…J’avais beaucoup entendu parler, en France, de ces sortes d’etablissements, de sorte que, passant devant une maison de bains, je resolus de profiter de l’occasion. Je me presentai а la porte; moyennant deux roubles et demi, c’est-а dire cinquante sous de France, on me remit une carte d’entrйe et je fus introduit dans une premiere chambre ou l’on se deshabille: cette chambre est chaufйe а la temperature ordinaire.

Pendant que je me devetissais en compagnie d’une douzaine d’autres personnes, un garзon vint me demander si j’avais un domestique et, sur ma reponse negative, s’informa de quel age, de quel prix et de quel sexe je desirais la personne qui devait me frotter. Une telle demande necessitait une explication; je la provoquai donc, et j’appris que des enfants et des hommes attachйs а l’йtablissement se tenaient toujours prкts а vous rendre service et que, quant aux femmes, on les envoyait chercher dans une maison voisine.
Une fois le choix fait, la personne, quelle que’elle fut, sur laquelle il s’йtait arretй, se mettait nue comme le baigneur, et entrait avec lui dans seconde chambre, chaffйe а la temperature du sang…il ouvrit une porte et me poussa dans la seconde chambre. Je crus que quelque nouveau Mephistopheles m’avait conduit, sans que je m’en doutasse, au sabbat.

Que l’on se figure trois cents personnes parfaitement nues, de tout age, de tout sexe, hommes, femmes, enfants, vieillards, dont la moitiй fouette l’autre, avec de cris, des rires, des contorsions йtranges, et cela sans la moindre idйe de pudeur. C’est qu’en Russie le peuple est si meprise que l’on confond ses habitudes avec celles des animaux,