Битва при Акции

Из античных историков, чьи сочинения сохранились до нашего времени, битву при Акции наиболее полно описали два грека: Плутарх (I-II вв. н.э.) и Дион Кассий (III в. н. э.). Оба они пользовались трудами современников и участников событий, к сожалению, до нас не дошедшими. Важные сведения об этой битве содержатся также в одах Горация и "Римской истории" Веллия Патеркула.

Утром 2 сентября 31 года* в горловине Амбракийского залива, что на западном побережье Греции, напротив мыса Акций сошлись два римских флота. Одним из них командовал Марк Антоний - соратник великого Цезаря, человек огромной физической силы и отчаянной храбрости, опытный полководец, но слабый и легкомысленный политик. Другой флот возглавлял Цезарь Октавиан, или "младший Цезарь", как он предпочитал себя именовать (впоследствии он примет титул Август). Внучатый племянник покойного Цезаря, по завещанию усыновленный диктатором, Октавиан являлся полной противоположностью Антонию. Гениальный политик, расчетливый и хладнокровный, "младший Цезарь" был совершенно неспособным полководцем. Впрочем, он сам сознавал это, а потому доверил командование флотом своему ближайшему другу - талантливому Агриппе.

В тот день решалось, кто - Октавиан или Антоний - станет единовластным повелителем Римской державы. Но вместе с тем, решалось и нечто неизмеримо большее: какой тип монархии, какая идеология установятся в Риме. Ибо Антоний нес в Рим эллинистическую идею - идею власти царя-героя, воплощенного божества, нового Александра Македонского. За спиной же Октавиана вырисовывалась своеобразная "республиканская монархия" - опирающаяся на исконные римские ценности, прикидывающаяся "возрожденной республикой" и властью "первого гражданина". У историков она получит название "принципат".

Даже внешний вид враждующих флотов, казалось, свидетельствовал об этом отличии. Антоний и его жена, знаменитая Клеопатра, явно находились во власти эллинистической гигантомании. В их флоте (360 кораблей)** значительную роль играли мощные корабли с тремя, четырьмя, пятью рядами весел; встречались среди них и разукрашенные "левиафаны" с девятью-десятью рядами! Они грозно блестели окованными медью носами; борта судов, из скрепленных железными скобами четырехугольных балок - были так толсты, что таран при ударе о них разлетался на куски. На палубах возвышались деревянные башни, вооруженные тяжелыми катапультами… Словом, это были настоящие "плавучие крепости".

Совершенно иное впечатление производил флот Октавиана (260 кораблей). Основу его составляли легкие, маневренные суда размером примерно 30х5 метров, с одним (редко - двумя) рядами весел. Этот новый тип кораблей римляне заимствовали у иллирийских пиратов и называли "либурнами" - по имени иллирийского племени либурнов.

Итак, два флота выстроились для решающей битвы - на расстоянии, примерно, полутора километров друг от друга. Было ясное, безветренное утро. У берега залива, на мысе Акций, сверкали шлемы и панцири: мыс заполнило стотысячное войско Антония. На противоположном берегу выстроились воины Октавиана (75 тыс. человек). Легионеры с напряжением смотрели на море - там ныне решалась и их личная судьба, и судьба всей Римской державы…

Но как же случилось, что два римских флота сошлись в бою у берегов Греции?

Еще совсем недавно Антоний и Октавиан были политическими союзниками. Этот союз сложился вскоре после убийства Цезаря (44 г.) когда они вместе возглавили цезарианскую партию, совместно разгромили армию Брута и Кассия, после чего поделили провинции огромной державы. Октавиану достался Запад, Антонию - Восток; Италия оставалась в общем владении. Впоследствии союз был скреплен свадьбой: Антоний женился на сестре Октавиана, Октавии.

Обосновавшись на Востоке и отпраздновав победу над республиканцами, Антоний вызвал к себе египетскую царицу Клеопатру - скандально знаменитую любовницу великого Цезаря. Царице велено было явиться в город Тарс (в Малой Азии), где находился тогда Антоний. И Клеопатра явилась - на корабле Афродиты, возлежала под шитым золотом тентом; ее обмахивали опахалами мальчики, наряженные Эротами, а на палубе танцевали служанки в одеждах нимф… Не слишком красивая, но умная и обаятельная царица быстро подчинила своей воле легкомысленного вояку. Они уехали в столицу Египта - Александрию - и повели жизнь, похожую на сплошной, непрерывный праздник.

Пока Антоний развлекался с Клеопатрой, а также неудачно воевал с парфянами - Октавиан укреплял свою власть в Италии. Ему пришлось выдержать тяжелую борьбу с пиратским флотом Помпея-младшего, захватившего Сицилию.

Для этой войны и были построены 260 либурн, затем сражавшихся при Акции; в этой войне прошли закалку его моряки, обученные опытными иллирийскими пиратами.

После ряда жестоких сражений Помпей был разбит и бежал к Антонию, полководцами которого был убит. Октавиан не преминул лицемерно поставить это убийство в вину "союзнику". Вообще, отношения между соправителями стали быстро портиться: сама логика событий вела их к смертельной схватке за единоличную власть.

Осенью 33 года Антоний приказал своему полководцу Канидию вести войско из Армении к малоазийскому побережью, и сам отправился туда же - в город Эфес. Это были первые признаки надвигающейся бури.

1 января 32 года новоизбранный консул, Гай Сосий (сторонник Антония), - выступил в Сенате с речью, направленной против Октавиана. Через несколько дней Октавиан явился в Сенат вооруженным, в окружении солдат, и ответил резкой речью против Сосия и Антония. В ту же ночь оба консула, а в последующие дни - еще 300 сенаторов бежали к Антонию. Так началась новая (которая уже по счету?!) гражданская война.

Всю весну 32 года Антоний провел в Эфесе, собирая силы для похода на Запад. Едва прекратились зимние бури, как в городскую гавань вошла египетская эскадра - 200 военных кораблей. Не считая множества грузовых судов. Египетский флагман носил красноречивое название "Антонида". На нем плыла к возлюбленному сама Клеопатра.

Первая реакция Антония на появление царицы была вполне разумной: он приказал ей немедленно возвращаться в Египет. Встревоженная Клеопатра поспешила найти себе союзника, подкупив Канидия. Вдвоем они без труда убедили Антония, что присутствие царицы в войске - и полезно, и чуть ли не жизненно необходимо. И Антоний разрешил Клеопатре остаться - на погибель себе и своему делу. Более того, Клеопатра настолько прибрала его к рукам, что Антоний послал разводное письмо Октавии и официально объявил о своем браке с царицей - факт неслыханный и глубоко возмутивший римлян.

Вообще, Антоний словно сознательно делал все, чтобы дискредитировать себя в глазах сограждан. Сторонники Октавиана не без основания изображали его игрушкой в руках египтянки. Говорили, что Антоний совершенно потерял разум и волю, околдованный зельями царицы; что римскими легионами распоряжаются евнухи и служанки Клеопатры. В этом смысле высказался и сам Октавиан, когда Сенат официально объявил войну Египту (осень 32 г.).

С появлением Клеопатры в ставке воцарилась атмосфера пресмыкательства, склок и интриг. Люди из ближайшего окружения Антония (в особенности те, кто имел несчастье чем-то не угодить Клеопатре) стали один за другим перебегать к Октавиану. Постепенно это бегство приобрело массовый характер; только простые солдаты хранили непоколебимую верность своему полководцу. Но хуже всего было то, что перебежчики разглашали самые скандальные тайны своего бывшего патрона.

Тем временем, в Эфесе сосредоточились грандиозные военные силы (19 легионов и 800 судов, включая транспортные). Туда же было приказано явиться всем актерам, певцам и музыкантам. Ибо два эллинистических божества - "новый Дионис" и "новая Афродита" - желали шествовать на битву в подобающей их величию обстановке, окруженные восторженным преклонением местных греков. Лето прошло в череде блестящих празднеств, жертвоприношений и состязаний, перемещавшихся - вслед за ставкой Антония - из Эфеса на Самос, а оттуда - в Афины.

Осенью войска Антония, наконец, достигли Ионического побережья и стали готовиться к переправе в Италию. На противоположном берегу, в Таренте и Брундизии, сконцентрировали свои силы Октавиан и Агриппа. Они, в свою очередь, спешили переправиться на Балканы, пока Антоний не перенес войну к стенам Рима. В этих условиях огромное значение приобрел остров Керкира, расположенный между Грецией и Италией. Тот, кто первый установит контроль над островом - и овладеет инициативой, переправив свои войска навстречу противнику.

Антоний уже подошел к Керкире, когда вдали показались корабли Агриппы. Антоний отступил и укрепился на мысе Акций. Но и Агриппа с Октавианом не сумели овладеть островом: им помешали начавшиеся зимние бури. Флот Октавиана вернулся в Италию, а Антоний отправился зимовать в Патры (на Пелопоннесе), оставив армию в лагере на Акции. Так закончился 32 год.

Ранней весной следующего, 31 года в Патры пришла чрезвычайная весть: "младший Цезарь" захватил Керкиру, разбив при этом одну из флотилий Антония, и высадил 75-тысячное войско в местности Торина ("Мешалка") - всего в 20 милях от Акции. Клеопатра шутила: "Пусть себе сидит на мешалке"!

Но встревоженный Антоний поспешил к войску.

Армия Октавиана приближалась к лагерю. Навстречу ей Антоний вывел все свое войско, сняв солдат также и с кораблей. А чтобы опустевшие корабли не были захвачены противником, он пустился на хитрость: велел вооружить гребцов и выстроить их на палубах, весла же закрепить в поднятом положении. Октавиан и Агриппа приняли толпу гребцов за солдат и не решились атаковать флот. Они расположились лагерем на северном берегу залива - и началось длительное противостояние.

Антоний бездействовал. Тем временем, Агриппа с частью флота захватил Патры, Коринф и остров Левкаду - у самого Амбракийского залива. Лагерь Антония оказался в блокаде; корабли из Египта и азиатских провинций больше не могли подвозить хлеб его огромному войску. А ведь Антоний, прояви он больше энергии, мог разбить вражеский флот по частям! Но он действительно был словно околдован. Между тем, в лагере усиливался голод. Моряки дезертировали или перебегали к Октавиану. Чтобы поправить дело, капитаны ловили на дорогах и в полях первых встречных - погонщиков ослов, жнецов, безусых мальчишек - и насильно сажали их за весла гребцов. Но и это не помогало: на иных судах не хватало до половины экипажа. Дальше так продолжаться не могло. Следовало на что-то решиться. И в конце месяца секстиля (августа) Антоний созвал военный совет.

На этом совете с большой речью выступил Канидий, командующий сухопутными силами. Он говорил о бедственном положении флота, который превратился в обузу для армии; тогда как флот противника, наоборот, отлично снаряжен и укомплектован, а моряки Октавиана имеют большой боевой опыт. Зато на суше Антоний имеет численный перевес (100 тыс. против 75 тыс.), а его легионеры буквально боготворят своего полководца. Вывод Канидия был таков: следует отправить Клеопатру в Египет, сжечь флот, отступить в глубь Македонии и Фракии и там дать решающе сражение.

Канидию резко возражала Клеопатра. Она указала, что с потерей флота будет прервана связь с главной базой снабжения - Египтом. Даже одержав победу на суше, Антоний не сможет ни переправиться в Италию, ни отступить в Египет. "Судьба войны решается на море" - подчеркнула царица. Антоний, как всегда, согласился с ней; он решил дать сражение на море и прорвать блокаду.

Прежде всего, Антоний приказал сжечь все египетские суда, кроме 60 самых крупных (от трех рядов весел и выше). С помощью высвободившихся гребцов кое-как укомплектовали оставшийся флот. План его, по-видимому, состоял в том, чтобы поставить флот в линию в самом узком месте залива, уперев фланги в берега. О ровный, неподвижный строй "плавучих крепостей" должна была разбиться атака вражеских либурн.

Четыре дня сильный ветер и волнение не давали начать битву; и лишь к утру пятого дня (2 сентября) ветер стих. Воины Антония - 4 тысячи отборных легионеров и 2 тысячи лучников - начали садиться на корабли. Непривычные к морскому бою, они громко роптали на решение, вручившее их судьбу "неверным доскам". Сам Антоний в лодке объезжал флот, успокаивая и ободряя воинов: он призывал их полагаться на массивность кораблей и биться уверенно, словно на суше. Приказы же кормчим гласили: стоять спокойно, как на якорях, и сохранять строй.

Наконец, флот Антония построился в проливе. Его левым флангом, включавшим две эскадры, командовал Гай Сосий (консул минувшего года - тот самый, чье выступление послужило сигналом к войне). В центре стояла одна эскадра под командованием Марка Октавия; правым, наиболее мощным, флангом (включавшим 3 эскадры) командовал Геллий Публикола; там же находился и сам Антоний. 60 кораблей Клеопатры находились позади боевой линии, образуя подвижный резерв.

Навстречу противнику, с внешней стороны залива, вышли либурны Октавиана и Агриппы. При взгляде на неподвижно стоящие суда Антония Агриппа решил, будто они отдали якоря. Вопреки ожиданиям Антония, он не стал атаковать его линию, построив свой флот на почтительном расстоянии около 8 стадиев. Сам Агриппа командовал левым флангом, стоявшим против сильнейшего - правого фланга антонианцев. Центром цезарианцев командовал Луций Аррунций, правым флангом - Марк Лурий. Октавиан, как и Антоний, находился на правом фланге своего флота.

Перед Агриппой, стояла нелегкая задача: выманить антонианцев в открытое море. Юркие либурны имели там преимущество перед судами Антония, вдвойне неуклюжими из-за недостатка гребцов. Затем следовало разрушить строй врага, добиться отрыва его фланга от центра. Но план этот долго не удавалось осуществить: к разочарованию Агриппы, флот Антония оставался на месте.

К полудню задул попутный для антонианцев ветер, и флот Антония - "наскучив бездействием", как объясняет Плутарх - двинулся на врага. Обрадованный Агриппа приказал дать задний ход, завлекая противника как можно дальше в море. Вскоре корабли сблизились, и началось сражение.

Это была своеобразная, не характерная для античности морская битва. В ней не было ни абордажных схваток, ни таранных ударов: суда Антония были неуязвимы для либурн, зато либурны легко увертывались от неуклюжих монстров. Подобно битвам Нового времени, сражение свелось к перестрелке. По три-четыре либурны окружали "плавучую крепость", засыпая ее стрелами, горящими дротиками и горшками с зажигательной смесью. С высоких бортов антониевых судов отвечали тем же, да вдобавок стреляли из катапульт.

Бой длился уже достаточно долго, когда Агриппа начал растягивать левый фланг, стремясь зайти в тыл неприятелю. Публикола, командовавший правым флангом Антония, вовремя разгадал этот маневр и повторил его, но при этом его фланг оторвался от центра. В промежуток устремились суда Аррунция,