Завоевание конкистадорами цивилизации Ацтеков: несовместимость культур?

тогда занималась только Португалия. Для прочих атлантических стран к концу XV века оставался открытым только путь на запад через неведомый океан. Мысль о таком пути появился в Европе в связи с распространением среди сравнительно широкого круга заинтересованных лиц античного учения и шарообразности Земли, а дальше плавания стали возможными благодаря достигнутым во второй половине XV века успехам  в кораблестроении  и  навигации.   Таковы  были  общие предпосылки заокеанской экспансии западноевропейских стран. То обстоятельство, что именно Испания первой выслала в  1492 году на запад маленькую флотилию Христофора Колумба, объясняется условиями, которые сложились в этой стране к концу XV века. Одним из них было усиление испанской королевской власти, ранее ограниченной. В 1479 году произошло объединение самых крупных пиренейских государств и возникла единая Испания. акончился восьмивековой процесс Реконкисты, и "Объединенная Испания" вышла на мировую арену.

Заокеанская экспансия была в интересах как самой королевской власти, так и ее союзников - городской буржуазии и церкви. Буржуазия стремилась расширить источники первоначального накопления; церковь - распространить свое влияние на языческие страны. Военную силу для завоевания "языческих Индий" могло дать испанское дворянство. Завоевание Гранады положило конец почти беспрерывной войне с маврами в самой Испании, войне, бывшей ремеслом для многих тысяч идальго. Теперь они сидели без дела и стали еще более опасны для монархии и городов, чем в последние годы Реконкисты. Требовалось найти выход для накопившейся энергии идальго. Выходом, выгодным для короны и городов, для духовенства и дворянства, была заокеанская экспансия.

Идальго мечтали о земельных владениях за океаном, но еще более - о золоте и драгоценностях. Стремление к наживе сочеталось с религиозным фанатизмом - следствием многовековой борьбы христиан против мусульман. Не следует, однако, преувеличивать его значение в испанской колониальной экспансии. Для инициаторов и организаторов заокеанской экспансии, для вождей конкисты религиозные рвение было привычной и удобной маской, под которой скрывались стремления к власти и личной наживе.С потрясающей силой охарактеризовал конкистадоров современник Колумба, автор "Кратчайшего сообщения о разорении Индий" и многотомной "Истории Индий", епископ Бартоломе Касас своей крылатой фразой: "Они шли с крестом в руке и с ненасытной жаждой золота в сердце".

Традиционная зарубежная историография представляет конкисту как необычайный подвиг, совершенный горсткой храбрецов, которые, действуя от имени бога и Кастилии, чуть ли не одним своим появлением покорили тысячи невежественных дикарей. Чтение хроники убеждает в обратном: сопротивление было ожесточенным и систематическим начиная с того момента, когда индейцы, оправившись от неожиданности и замешательства, поняли, что перед ними не боги, в пришествие которых они верили, а завоеватели. Сопротивление было решительным и мужественным, зачастую выражавшимся в самоуничтожении: нагие, безоружные мужчины  и  женщины  противостояли  огнестрельному оружию, лошадям и специально выдрессированным собакам, которыми "с величайшей жестокостью травили индейцев, и свирепые псы разрывали несчастных на куски". Оно проявлялось в поджогах селений и посевов при приближении отрядов завоевателей; в бегстве в горы городского и сельского населения; в отчаянной решимости женщин, прибегавших к абортам, дабы не обрекать своих детей на рабство и голод: в самоубийствах тысяч людей, убедившихся в тщетности попыток сбросить ярмо; в постоянной и достойной восхищения вооруженной борьбы смельчаков.И сегодня, по прошествии веков, конкисту продолжают превозносить и ставить на все лады; ее по-прежнему расценивают как благородную духовную миссию, опираясь при этом на путаные свидетельства первых конкистадоров, которые, естественно, многое скрывали или приукрашивали, заверяя, что их единственной целью, якобы, была христианизация населения. Что же касается героев сопротивления, то о многих из них уже не вспоминают. Желанием восстановить справедливость и спасти от забвения имена тех, кот встал на защиту своей родины и свободы, Хосефин Олива де Коль написал книгу "Сопротивление индейцев испанским конкистадорам", изданной в 1977 году в Мексике. Речь в ней идет об извечной проблеме завоевания, о жестоком порабощении слабого сильным. Ведется речь о проблеме завоевания и его последствиях, о колониализме, о следах, выжженных каленным железом и сохранившихся по сей день, спустя почти пять столетий. И пусть нам не говорят, что нельзя судить о делах XVI века с позиции ХХ-го. Временная дистанция тут ни при чем, речь идет о совести, об уважении к человеку, ибо и в XVI веке, когда творились все эти преступления, Лас Касас гневно обличал их. Официального хрониста Фернандеса де Овьедо трудно заподозрить в симпатиях к аборигенам, поскольку он сам был конкистадором, а впоследствии и губернатором Картахены и мог спокойно рассказывать об одном из грабежей, учиненном им и его товарищами и сопровождавшемся бесчинствами и поджогами.Это он презрительно писал об индейцах, что "эти люди подобно скотам... Головы у них не как у других людей и такие толстые и крепкие черепа, что христиане, когда сражаются с ними... не должны бить их по голове, ибо рискуют сломать свои мечи". Но даже этот человек, постоянно называющий "лентяями" солдат-индейцев, в то время как испанцы у него сплошь "великие военачальники... и смелые воины", не может удержаться от гнева, столкнувшись с целым рядом гнусных, по его мнению, фактов. Более того, он высказывает то же мнение, что и его враг Лас Касас, когда оправдывая поведение одного касика, пишет: "И вот я, хронист, говорю... что нельзя называть мятежником того, кто никогда не выказывал повиновения".

Священник Хосе де Акосита, объясняя одну из целей своей книги, говорит: "Ведя речь о религии, которую исповедовали индейцы, я стремлюсь в этой книге написать об их обычаях, порядках и правлении прежде всего для того, чтобы рассеять представления, каковое обыкновенно имеют о них как о существах жестоких и неразумных,  либо со столь малым разумом, что он едва заслуживает подобного названия. Из этого заблуждения проистекает множество весьма значительных обид, которые наносят им, обращаясь едва ли не как со скотиной и лишая всякого уважения... Не вижу лучшего средства развеять это столь вредное мнение, чем разъяснить, каким порядкам и обычаям следовали эти люди, когда жили по своим законам... Поскольку мы ничего не знаем об этом и приходим с мечом, не слушая и не разумея их, нам кажется, что дела индейские не заслуживают внимания, и мы вылавливаем этих людей в горах и лесах и заставляем их служить нам и подчиняться нашим желаниям".

Почти у всех хронистов можно встретить проблески подобного свободомыслия и недовольства. Даже солдаты иногда осознавали, что творят произвол, о чем свидетельствуют их простодушные реплики: "Никому из нас, бывших там, это не понравилось".

Неверно говорить и о том, что это было столкновение двух культур. Мы бы глубоко оскорбили Испанию, если бы согласились с тем, что беззастенчивые авантюристы были носителями ее культуры, что алчные мошенники, называвшие себя христианами и использовавшие имя божье всуе всякий раз, когда хотели оправдать свои преступления, были носителями высоких моральных принципов.

Важно и то, что вступление европейцев в Новый Свет означало включение народов, его населявших, в орбиту влияния европейской культуры эпохи позднего Возрождения, хотя и в окрашенных религиозной мистикой испанском и португальском вариантах.

Завоеватели стремились навязать народам Америки свой экономический уклад, свою политику и идеологию, основу которой составляла католическая религия. Насильственным путем они пытались повсюду ввести 15 обращение свой испанский пли португальский язык как средство утверждения своей культуры, как оружие духовного порабощения. Однако богатая и самобытная традиция древнеамериканских цивилизаций оказывала сильнейшее обратное воздействие на европейскую культуру. Сложный процесс взаимодействия этих двух потоков не был механическим слиянием их элементов. Он представлял собой разрыв как с европейскими формами, так и с формами древнеамериканскими. Местная индейская традиция, исходившая из самых глубин народа, его труда, психологии, всего бытия, неизбежно оказывала влияние на рождавшуюся новую латиноамериканскую культуру, придавая ей самобытный характер, совершенно особенные черты. Действующими лицами этого процесса, определившего особый этнический, социальный и культурный облик этой общности, были как белые креолы, так и американские индейцы. Значительный вклад в становление новой общности внесли выходцы из Африки, а также различные группы смешанного, латинского населения Америки. В итоге взаимопроникновения, ассимиляции, синтеза этих разнообразных элементов к началу XIX века складываются основы новых наций - мексиканской, перуанской, кубинской и других.

Глава III.  ГИБЕЛЬ ЦИВИЛИЗАЦИИ АЦТЕКОВ: причины и последствия.

Теночтитлан, где правил Монтесума II, был столицей обширного государства, которое подчинило себе многочисленные народы, говорившие на разных языках, имевшие разные обычаи и традиции.

Если принять на веру версию конкистадоров, то получится, что порабощенные народы мечтали с их помощью освободиться от ига ацтеков. Если же критически отнестись к этой версии, если вспомнить неоднократно повторяющуюся в хрониках фразу "и разговаривали они, не понимая друг друга" и усомнишься в точности переводов "юной Марины" и испанца Херонима де Агллара, а также в том, что они могли знать языки и наречия народов, населявших столь обширную территорию, то трудно будет поверить, будто угнетенные племена видели свое спасение в таинственных белолицых и бородатых пришельцах. Такое предположение вдвойне сомнительно, если вспомнить, что прибытие конкистадоров сопровождалось наскоками кавалерии, залпами пушек и Фальконетов. Добавим к этому грозные мечи, обрушившиеся на головы индейцев, казни "в назидание другим" по первому подозрению в неповиновении или вовсе без повода, и мы получим полную картину.

10 февраля 1519 года девять кораблей Кортеса к "золотой стране" повел Антон Алампнос. Первая схватка с индейцами произошла на южном берег залива Кампече, в стране Табаско. Сломив их сопротивление, Кортес послал три отряда внутрь страны. Встретив крупные военные силы, они отступили с большим уроном.

Кортес вывел против наступающих все войско. Индейцы сражались с большой отвагой и не боялись даже пушек. Тогда Кортес ударил на них с тыла своим небольшим кавалерийским отрядом. "Никогда еще индейцы не видели лошадей, и показалось им. что конь и всадник одно существо, могучее и беспощадное". Через несколько дней касики прислали припасы и привели 20 молодых женщин. Кортес приказал их окрестить, а затем распределил среди офицеров. Одна из них, прославленная хронистами донья Марина, перешедшая впоследствии к Кортесу, стала переводчицей и оказала огромные услуги испанцам в борьбе против мексиканцев-ацтеков.

От Табаско флотилия прошла до Сан-Хуан-де-Улуа. 21 апреля испанцы высадились на берег материка и чтобы обеспечить свой тыл построили город Веракрус. Вот так, по словам Диаса, основывали конкистадоры города в Новой Испании: "Избрали мы управителей города, на рынке водрузили позорный столб, за городом построили виселицу..." Итак, крест, позорный столб, виселица - вот три орудия освоения конкистадорами новых стран. У испанце было огромное преимущество перед мексиканцами: огнестрельное оружие, железные доспехи, боевые кони. Но людей было так мало, что поход против многолюдной страны казался безнадежным. Кортес привлек на свою сторон обещаниями, подкупом, угрозами вождей окраинных народностей, угнетаемых господствующим народом - ацтеками. Вожди, особенно из области Тласкала, дали в помощь чужеземцам десятки тысяч воинов и носильщиков. Среди испанцев начались раздоры. Часть идальго, обеспеченных поместьями на Кубе, требовала возвращения на остров. Тогда Кортес пригрозил уничтожить весь флот, часть пушек он все же снял с кораблей и взял в поход несколько десятков матросов, немного усилив таким образом наступающий отряд и гарнизон Веракруса.

Четыре правителя Тласкалы - Машискацин, Хикотенкатль-Старший, Тлауэтолошш и Ситлалькопока договорились о том, чтобы пропустить отряд завоевателей, но этому воспротивился Хикотенкатлъ-Младший. Он уговаривал старейшин, спорил с ними, предостерегал от неминуемых бед, но все тщетно, умудренные опытом вожди открыли конкистадору дорогу к заветному Теночтитлану. На пути завоевателей неожиданно встал Хикотенкатль: его воины "под бело-красными стягами" атаковали пришельцев, окружили их и ухитрились убить даже одну лошадь. Конкистадоры находились в столь сложном положении, что уже не чаяли выбраться живыми. И только гибель восьми предводителей, сыновей старых касиков, заставила индейцев отойти.

Вновь в ход было пущено коварство: конкистадоры направили послов к старейшинам, назвали себя врагами Монтесумы, обещали отменить подати, наложенные ацтеками на порабощенные народы.

Отважный и решительный Хикотенкатль-Младший остался в одиночестве. Авторитет старых вождей перевесил: Хикотенкатлю было поручено возглавить миссию мира.

Двадцать четыре дня не могли войти иноземцы в Тласкалу из-за противодействия Хикотенкатля. Но вот наконец союз был заключен. По обычаю, тласкальцы отдали своих дочерей в жены новым союзникам, что должно было послужить залогом нерушимой дружбы. Любопытно, что ни поступали точно так же, как европейские монархи той эпохи, когда желали укрепить мир, хотя, разумеется, не подозревали об этом.

Неукротимого Хикотенкатля назначили командующим войсками союзников. Впоследствии молодой тласкальский вождь "решил покинуть армию, позвав с собой несколько отрядов, которые поддались его уговорам и ушли вместе с ним". Узнав об этом Кортес приказал догнать Хикотенкатля, "дабы пленить его или, если не удастся, убить". Было исполнено второе. Казнь молодого вождя произвела такое устрашающее впечатление на тласкальцев, что никто из них впредь не осмеливался в чем-то осушаться испанцев. Неудержимое наступление конкистадоров продолжалось. Наконец конкистадоры подошли к границам заветного города. Их встретил сам могущественный правитель, на которого никто из поданных не осмеливался поднять глаза.

"На Монтесуме богатые одежды, плащ, украшенный драгоценностями, на голове - легкая корона из золота, на ногах - сандалии, тоже золотые, с кожаными тесемками, украшенные дорогими каменьями. Четверо приближенных несли его паланкин, инкрустированный золотыми пластинами, под балдахином из зеленых перьев, также украшенным золотом. Правителя сопровождали двести знатных вельмож, выделявшихся своей богатой одеждой, но босых. Перед паланкином шествовали три сановника с золотыми жезлами в руках, которые они то и дело поднимали, оповещая народ о появлении державного правителя".

Торжественность и пышность, блеск драгоценных камней и золота. Золото повсюду: в короне, на ногах, на паланкине. Кажется, его хватило бы, чтобы удовлетворить любую алчность, а владелец всех этих богатств - нерешительный, растерянный человек, мотивы поведения которого непонятны. Он прекрасно был осведомлен о том, что происходило на всей подвластной ему огромной территории, ибо получал депеши с точным рассказом обо всех событиях. Берналь Диас пишет: "Он понял, что наша главная цель - отыскать золото". И он дал им золото.

Монтесума, верховный вождь ацтеков, пытался подкупить испанцев, чтобы они отказались от похода на его столицу. Но чем больше он дарил конкистадорам золота и драгоценностей, тем сильнее стремились они овладеть Теночтитланом. Монтесума действовал нерешительно: приказывал подвластным ему вождям с оружием в руках сопротивляться испанцам, а при неудаче не оказывал им помощи, даже отрекался от них. Наконец он согласился впустить испанцев в Теночтитлан. Столица была построена на острове, в центре искусственного (соленого) озера, окруженного большими городами и селениями. Эта местность. прекрасно возделанная, густонаселенная, красиво застроенная, буквально ослепила испанцев. У ворот столицы пришельцев встретил сам Монтесума с блестящей свитой: "... мы не верим глазам своим. С одной стороны, на суше - ряд больших городов, а на озере - ряд других... и перед нами великий город Мехико, а нас - нас только четыре сотни солдат! Были ли на свете такие мужи, которые проявили бы такую дерзкую отвагу?"