Россия и Северный Кавказ в дореволюционный период: особенности интеграционных процессов

1928. - С.11.

Волкова Н.Г. Этнический состав населения Северного Кавказа в ХVIII – нач.ХХ в. — М., 1974. – С.230.

Миллер В., Коваленский М. В горских обществах Кабарды// Вестник Европы. Т.19, 1884, — С.548.

Кабегкаев М.А. Социально-экономическое развитие Северной Осетии в пореформенный период. Дисс… к.и.н. – Орджоникидзе, 1974. – С.67.

Колосов В.Н. Чечено-Ингушетия накануне Великого Октября. – Грозный, 1968. – С.14.

Первая Всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. Т.65,67,68.

Волкова Н.Г. Указ.соч. С.232.

Османов Г.Г. Генезис капитализма в сельском хозяйстве Дагестана. – М., 1984, — С.142, 143.

Ортабаев Б.Х. Социально-экономическое развитие Северной Осетии в период империализма в России (1890-1917): Автореферат. Дисс… к.и.н., — Орджоникидзе, 1969. – С.11.

Там же. С.13.

Кавказский календарь на 1867 г. – Тифлис, 1866, — С.297.

Сборник сведений о Кавказе. – Тифлис, 1872, Т.2. – С.89.

Казбеков Г.В. Формирование и развитие рабочего класса в Северной Осетии. - Орджоникидзе, 1963, — С.23.

Грозненский рабочий – 1928. – 28 июня.

Хасбулатов А.И. Развитие промышленности и формирование рабочего класса в Чечено-Ингушетии (к.ХIХ – нач. ХХ вв.) – М., 1994, — С.79.

Шигабудинов М.Ш. О роли коренного населения в пополнении рабочих нефтяных промыслов Грозного в начале ХХ века // Известия СКНЦВШ, — 1981, № 3, — С.66-69.

Хасбулатов А.И. Указ.соч. - С.84.

Куприянова Л.В. Указ. соч. – С.172.

Материалы по истории Осетии. Т.3, - Дзауджикау, 1950, — С.157.

Никонов А.В. Национальный фактор в социально-экономическом развитии регионов в границах отечественной государственности (90-е гг. ХIХ – 20-е гг. ХХ вв.). Автореф. д.и.н. – М., — 1995. С.18-19.

Колосов Л.Н. Указ.соч. - С.148.

Там же.

Там же.

Там же. – С. 149.

Мужев И.Ф. Горцы Северного Кавказа на пути к Великой Октябрьской социалистической революции. — Нальчик, 1971, — С.35.

Дунюшкин Е.И. 1917 год: русско-чеченские контакты// Вопросы Северо-Кавказской истории. Вып. 1. – Армавир, 1996. – С.74.

Этнокультурные проблемы Северного Кавказа … - С. 98.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Россия рассматривается нами как часть бинарной в культурно-типологическом смысле христианской европейской цивилизации. Данная цивилизация объединяет в себе два наиболее выраженных типа культуры: а) западноевропейский; б) российский. Системообразующим компонентом российского историко-культурного типа является уникальный набор типологических черт культуры, в основании которого лежит исторически сформировавшийся тип ментальности. Последняя представляет собой, своего рода, ядро культуры, её генетический код (А.И. Шаповалов). Важными чертами российского типа культуры, на основании которых формировался идеал социотипа, являются патернализм, государственность и социоцентризм (А.В. Лубский).

Северный Кавказ, на наш взгляд, представляет собой совокупность близких по своим историко-культурным характеристикам этносоциальных систем, тяготеющих к арабо-исламскому типу культуры. В рамках рассматриваемого периода данная ориентация отчётливо прослеживается уже с XVIII века.

Геополитические ориентиры Северо-Кавказских этносоциальных систем формируются под влиянием российского и арабо-исламского типов культур, находящих своё выражение в деятельности соответствующих государств – Российской империи, с одной стороны, а также Турции и Ирана, с другой. Иные влияния на народы исследуемого региона были незначительными. Таким образом, Северный Кавказ в период Нового времени представляет собой, условно говоря, «буферную зону», возникшую в результате столкновений геополитических интересов европейской и арабо-исламской цивилизаций.

Интеграция Северного Кавказа в государственное пространство России представляет собой протяжённый по длительности и сложный по внутренней динамике процесс.

Использованная в работе методология позволила выделить в истории российского государства и общества серию больших и малых циклов развития. Нами была предложена система критериев-оценок состояния российского социума, характеризующих его идеальные состояния как со знаком «+», так и наоборот. С начала становления Московского государства и до конца ХХ века проходит три больших завершённых социальных цикла. Их внутренняя структура отличалась полицикличностью. Это позволило говорить нам о существовании наряду с большими, условно говоря, «малых социальных циклов». Большие циклы завершались жесткими кризисами и последующим заметным изменением социокультурных парадигм, значительным переустройством государственного аппарата и др. Характер этих изменений становился наиболее очевиден по мере приближения российского социума к состоянию относительной гармонии в рамках первого же малого социального цикла (например, в период империи это начало XVIII века, в советский период – 1930-1940-е годы).

Большие социальные циклы условно обозначены нами как периоды «этнократии», «империи» и «нации» (А. Кара-Мурза). Данные дефиниции трактованы в работе как исторически обусловленные способы сосуществования исторических субъектов в рамках единого государственного пространства. Временные границы больших социальных циклов были названы следующие: 1) XIII – нач. XVII вв.; 2) нач. XVII – 1910-е гг.; 3) 1910-е – нач. 1990-х гг.

Хронологические рамки нашего исследования, таким образом, охватывают окончание первого большого социального цикла и второй большой цикл (период «империи») полностью.

Период империи включал три малых социальных цикла: 1) нач. XVII – сер. XVIII вв.; 2) сер. XVIII – сер. ХIХ вв.; 3) сер. ХIХ в. – 1910-е гг. Таким образом, применительно к досоветскому периоду, были определены этапы интеграции Северного Кавказа в государственное пространство России, а также начало процесса утверждения в данном регионе российского исторического типа культуры, как доминирующего и определяющего.

Период вплоть до окончания Кавказской войны характеризуется в главном стремлением интеграции Северного Кавказа в рамки государственного пространства России. Этап, последовавший за окончанием данной войны и вплоть до Октябрьской революции, наряду с мерами, направленными на укрепление в регионе позиций российской государственности, включал элементы более глубоких интеграционных процессов, рассматриваемых нами как процесс утверждения на Северном Кавказе российского исторического типа культуры, как доминирующего способа организации общественной жизнедеятельности.

На протяжении заявленного периода нами были рассмотрены особенности способов и методов включения Северного Кавказа в государственное пространство России. Мы связали особенности этих процессов с определёнными этапами (фазами) социальных циклов в России: кризис – восходящая фаза – гармония – ниспадающая фаза – кризис и т.д. Исследование показывает, что наиболее плодотворно интеграционные процессы проходили в течение восходящих фаз социальных циклов и периоды относительно гармоничных состояний.

Вместе с тем, периоды гармонии, сопровождающиеся усилением государства, закладывали основы геополитических устремлений России более высокого уровня в сравнении с предшествующим циклом. Притязания исторических субъектов, в личностном смысле сформировавшихся в период подъёма и (или) относительной гармонии, в начале и ходе ниспадающей фазы цикла имеют инерционный характер, и с течением времени всё более диссонируют с общим состоянием и возможностями государства и общества. Такое положение дел придаёт геополитическим амбициям России малообоснованный характер. В фазы спада и кризиса решать поставленные задачи дипломатическим, экономическим и т.п., то есть мирным путём, государству уже не удаётся. Следствием этого становится нарастание силовых, агрессивных методов интеграции. Наиболее ярким примером этого является Кавказская война, практически в точности совпавшая по времени с ниспадающей фазой второго малого социального цикла периода империи. В результате она приобрела затяжной, изнурительный и кровопролитный характер. Завершение этой войны происходит в начале восходящей фазы последнего малого социального цикла периода империи, а если учесть период окончательного подавления вооружённого сопротивления противников российского государства, то можно сказать, что Кавказская война завершилась в период уверенного нарастания позитивных тенденций в состоянии государства и общества, близких состоянию относительной гармонии.

Если следовать определению государства, принятому в нашей работе, то можно сказать, что вхождение Северного Кавказа в рамки российского государства по окончании Кавказской войны произошло в основном. Многие государственные, административные, правовые и др. нормы действовали на территории горских народов частично. Пореформенный период, представлявший собой восходящую фазу и период относительной гармонии третьего малого социального цикла периода империи, стал временем, когда на Северном Кавказе сочетались две тенденции: окончательное укрепление российской государственности и утверждение в регионе российского исторического типа культуры как доминантного. Пореформенный период закладывал объективные основы для построения в России нового способа социального взаимодействия и сосуществования исторических субъектов, который мы определили как «нация». В силу половинчатости и незавершённости реформ в дореволюционный период, начала фазы спада, сопровождавшейся усилением реакционных тенденций, данная задача в целом выглядела невыполнимой. В советский период были предприняты противоречивые, но, вместе с тем, более действенные меры по построению нации (с полным основанием её можно было бы назвать «советской») на надэтнической и надконфессиональной основе. Однако более подробное рассмотрение этих процессов не выходит в число наших задач.

Применительно к Северному Кавказу можно сказать, что одним из существенных препятствий в процессе органичной адаптации автохтонного населения в государственном и историко-культурном пространстве России был фактор конфликтности, долгое время доминировавший в структуре этнокультурного взаимодействия в регионе.

На протяжении многовековой истории российско-кавказских связей мы можем найти самые различные способы вхождения или присоединения народов Северного Кавказа к России. Поэтому, делая выводы по этой проблеме, надо быть максимально осторожным с утверждениями обобщающего характера. Во-первых, народы данного региона в этнокультурном и этносоциальном смысле были далеки от качества единства; во-вторых, различные этнокультурные группы Северного Кавказа обладали разным уровнем связей с Россией, а применительно к достаточно поздним периодам можно говорить и о различном уровне интегрированности с ней; в-третьих, характер российско-кавказских отношений очень часто по разному трактовался их сторонами, например, многие этнические группы Северного Кавказа вплоть до окончания Кавказской войны не считали свои отношения с Россией вассальными, хотя существующие соглашения, договоры (приговоры) и т.п. не оставляли собственно у российских властей никакого другого впечатления; в-четвёртых, даже наличие письменных, совершенно недвусмысленных договоров и просьб о подданстве не даёт полного основания утверждать, что они имели безоговорочно добровольный характер, так как нам не всегда доподлинно известна степень «вынужденности» этих решений.

Исследование показывает, что в результате усилий российского государства интегрировать народы Северного Кавказа в свои границы, в основания этнокультурного диалога в рассматриваемом регионе были заложены мощные конфликтогенные факторы. В частности, это выразилось в начале Кавказской войны. Анализ причин и обстоятельств этой войны позволяет отнести её, согласно классификации этноконфликтов (В.А. Авксентьев), к конфликту ценностей. Это было обусловлено различной историко-культурной принадлежностью сторон, включая конфессиональный фактор; различиями в степени развития социальных, экономических и политических структур; деиндивидуализированным (сугубо объектным и донельзя обобщённым) отношением сторон друг к другу.

Исторически сформировавшиеся способы взаимного восприятия и оценки горцев Северного Кавказа и русских уже содержали к исходу Кавказской войны такой уровень конфликтности, который во многом предопределил характер и содержание последовавших в дальнейшем событий в истории народов данного региона.

Проблема колонизации рассматривается в работе через обоснование особого рода этого вида геополитических устремлений (и способов их реализации) у России. Этот способ имел существенные отличия от западноевропейской модели.

Характерным для российской колонизации был не столько военный способ, сколько, так называемая, «народная колонизация». Кавказская война стала одним из решающих факторов, подготовивших почву для подлинной российской колонизации Северного Кавказа, развернувшейся в период восходящей фазы последнего социального цикла периода империи.

Окончание войны открыло возможности царскому правительству административными мерами, политическими усилиями и т.п. мирными по форме способами активно укреплять на Северном Кавказе позиции российской государственности.

Важным итогом Кавказской войны стало мухаджирство, поощряемое на первых порах российским правительством. Вместе с тем, переселение приобрело настолько масштабные формы, что власти вынуждены были предпринимать энергичные меры по приостановлению оттока горцев в Османскую империю. С разной интенсивностью переселение продолжалось вплоть до Первой мировой войны. Установить общее число переселенцев не представляется возможным, а сведения, приводимые различными историками, колеблются от 500 тыс. до 3-х миллионов человек. Учитывая итоги переписи 1897 г., можно с большой долей уверенности утверждать, что даже по скромным подсчётам в ходе движения мухаджиров с Северного Кавказа выехало около половины коренного населения. Для отдельных групп коренного населения (главным образом Северо-Западного Кавказа) демографические последствия мухаджирства можно отнести к категории невосполнимых потерь, бесповоротно изменивших их дальнейшее этнокультурное развитие.

Административные изменения на Северном Кавказе, политика переселения горцев на равнину, методы решения земельного вопроса говорят о противоречивости и непоследовательности решений российского правительства в отношении своих новых подданных.

Наиболее существенными были изменения, затронувшие кочевые народы региона. Осторожное и методичное давление представителей государственной власти на Кавказе, обнищание кочевых обществ, усиливающаяся миграция российских крестьян стали основными причинами, заставившими кочевников отказаться от образа жизни, формировавшегося многими поколениями. Российское государство поэтапно приводило своих новых подданных к привычному и наиболее распространённому в империи образцу оседло проживающего крестьянина. И хотя окончательно процесс перехода к оседлости завершился только в 1930-е годы, его начало и многие существенные шаги относятся именно к пореформенному периоду.

Примерно такая же тактика была избрана и в процессе постепенного введения горцев в рамки российского правового пространства. Сохранение отдельных принципов мусульманского и традиционного права рассматривалось как временное. Ряд деяний, касающихся посягательств на государственные интересы России, сразу же был включён в число преступлений, карающихся по российским законам. Короткий период восходящей фазы третьего малого социального цикла не позволил развить и довести до завершения процесс поэтапного вытеснения местных правовых норм общеимперским законодательством, а стремительная и катастрофическая фаза спада (с начала ХХ века) фактически сделала это невозможным.

Внедрение российской системы образования среди горцев и повышение её значимости, особенно после Кавказской войны, должно было способствовать распространению в регионе российского типа культуры. Эти меры закладывали основу далеко идущих планов вовлечения горского населения в систему русских этнокультурных ценностей и способов социального действия, без знания и умелого владения которыми был бы не возможен не только жизненный успех (карьера, достаток, социальная значимость и т.п.), но и равнодостойное другим подданным империи существование. Безусловно, важнейшим фактором при этом было знание русского языка. Добиться значительного двуязычия горских народов в итоге удалось только в советский период. Это ещё один пример преемственности ведущих тенденций до- и послереволюционного периодов в процессе интеграции местного населения Северного Кавказа в государственное, а также в историко-культурное пространство России.

Модернизационные процессы на Северном Кавказе имели свою специфику и были тесно связаны с колонизацией региона в пореформенный период. Развитие городов и торгово-промышленной деятельности, главным образом, было связано с усилиями пришлого населения. Иногороднее население доминировало в городах и промышленно ориентированных населённых пунктах, оно же составляло основу социального слоя наёмных работников.

Развитие капиталистических отношений затронуло и местное население, к которому, в данном случае, мы относим не только горцев, но и казачество. Попытки правительства закрепить казачьи сословные и земельные привилегии сталкивались с объективными социально-экономическими процессами, разрушающими казачьи общины, ведущие к сокращению земельных наделов и обнищанию отдельной части казаков. Горское население всё более замыкалось в границах своих этнокультурных групп. Анализ степени участия горцев в промышленном освоении края показывает, что они не смогли органично влиться в развивающиеся индустриальные структуры, воспринимая их как чуждые, а своё пребывание в числе, например, наёмных рабочих как временное и вынужденное.

Таким образом, модернизация Северного Кавказа объективно способствовала включению этого региона в состав российского историко-культурного пространства. Вместе с тем, этот процесс имел свои особенности и противоречия. Важной составляющей укрепления в данном регионе российского исторического типа культуры как основы социальной деятельности становится колонизация региона.

Царское правительство и его представители на Северном Кавказе, выказывая явную заинтересованность в скорейшей интеграции горского населения в российское общество, в своих решениях были непоследовательны и не сумели создать действенных механизмов адаптации горцев к условиям изменяющихся социокультурных реалий. Закрепление сословных и земельных преимуществ за казаками является ярким примером российских «хромающих решений». Несмотря на это, результатом такой политики стало то, что казачество, имея во многом отличное от горцев положение, также как и они оказалось на периферии модернизационых процессов.

Таким образом, основные этнокультурные группы Северного Кавказа, составлявшие почти полностью его население вплоть до окончания Кавказской войны, оказались не готовы к бурным модернизационым процессам конца ХIХ – начала ХХ вв. В среде казачества всё более усиливались консервативные тенденции, к началу ХХ века ставшие определяющими для данного сословия в целом. В контексте тех же процессов горцы превращались в социальных аутсайдеров. Эти проблемы становятся наиболее очевидны с начала ХХ века.

Объективные условия формирования нового способа социокультурного взаимодействия и сосуществования исторических субъектов в рамках единого государственного пространства, которые закладывались в пореформенный период, не были реализованы сполна. Построение нации было невозможно в условиях тех социокультурных доминант, которые составляли суть второго большого социального цикла (период империи), также как в своё время нарождающиеся тенденции абсолютизма (конец ХV – ХVI вв.) не могли эволюционировать в состояние империи в условиях этнократии. То есть основания кризисных тенденций, завершающих большой или малый социальный цикл, становятся смысловыми основаниями и сутью социокультурных устремлений государства и общества в рамках следующего социального цикла.

Применительно к Северному Кавказу надо отметить , что поэтапное включение этого региона в государственное пространство России к 1917 году фактически было завершено. Существовавшие социальные и административные исключения для горцев не имели принципиального характера, а иные тяготили даже их самих.

Процесс интеграции автохтонного населения изучаемого региона в историко-культурное пространство России имел более сложный и противоречивый характер, обусловленный, во многом, особенностями модернизационых процессов пореформенного периода. Не отрицая роли и значения предшествующих этапов интеграции и попыток укрепления в крае «русского духа», отметим, что реальный смысл процесс утверждения на Северном Кавказе российского исторического типа культуры приобретает только в условиях начала массовой крестьянской миграции в последней трети ХIХ – начале ХХ вв.

Историко-культурные интеграционные процессы в отношении народов Северного Кавказа в дореволюционный период надо признать незавершёнными. Решение этой задачи требовало, очевидно, во многом других политических условий.

Позволим себе выдвинуть тезис, который относится к процессам, выходящим за хронологические рамки данной работы, но представляется чрезвычайно важным для исследований интеграции народов Северного Кавказа в историко-культурное пространство России уже в советский период.

В 1917 году начался давно подготавливаемый всем ходом предшествующего исторического развития России этап, когда для сохранения жизнеспособности государства и его целостности стало необходимостью формирование некой новой нации полиэтнического характера. Трагизм коммунистического режима заключался в том, что, провозглашая, по существу, лозунги построения этно-наций, он вынужден был идти по пути создания политической нации. Это главное противоречие советской национальной политики.

Учитывая необходимые элементы складывания политической нации, приведённые выше, можно утверждать, что объективные условия для этого возникают в России только в советский период. В этом смысле понятие «нациестроительство» относится не только к «малым» народам СССР, а имеет более широкое значение. В советский период была предпринята попытка надэтничного создания нации, выразившаяся в идее «преодоления национальных перегородок» и создании «новой общности советских людей».

Сформировавшийся к началу советского периода тип государственности, как выражение этнокультурных ценностей российского суперэтноса, наложил такой глубокий отпечаток и на весь советский период истории, что создать принципиально новую общность, которую можно было бы назвать «советской нацией», так и не удалось.