Политика "военного коммунизма"
Санкт-Петербургский институт бизнеса и праваНижневартовский филиал
Курсовая работа
тема:
«Политика
"военного коммунизма"»
выполнил:
Тарасова А.В.
проверил:
Чернов О.И.
Нижневартовск, 1999 г.
План курсовой работы:
ВВЕДЕНИЕ
А БЫЛА ЛИ АЛЬТЕРНАТИВА ВОЕННОМУ КОММУНИЗМУ?
ПРАКТИКА И ИДЕОЛОГИЯ.
ПОЛИТИКА «ВОЕННОГО КОММУНИЗМА» И ТРАНСПОРТ
ЭКОНОМИКО-ТЕХНОЛОГИЧЕСКИЙ УРОВЕНЬ ОБЩЕСТВА И ВНУТРЕННЯЯ ЛОГИКА РАЗВИТИЯ ПОЛИТИКИ «ВОЕННОГО КОММУНИЗМА»
СВЕРТЫВАНИЕ ПОЛИТИКИ «ВОЕННОГО КОММУНИЗМА» И НАЧАЛО ПОВОРОТА К НЭПУ В ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКЕ ПАРТИИ
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ
ЛИТЕРАТУРЫ:
ВВЕДЕНИЕ
В последние годы роль «военного коммунизма», которую он сыграл в нашей экономике, вызывает особый интерес. И видимо, это не случайно. Сначала публицисты, а за ними и историки обратили внимание на то, что ряд элементов командно-административной системы управления народным хозяйством восходит к эпохе «военного коммунизма». За этим открытием последовали и «оргвыводы», и «военный коммунизм» был объявлен источником практически всего зла, которого немало было в нашей истории последних десятилетий.
Нередко приводят цифры падения промышленного производства в нашей стране к 1921 г., а затем добавляют: вот до чего довела страну политика «военного коммунизма»! При этом зачастую обходят целый ряд обстоятельств. И то, что падение производства началось после вступления России в первую мировую войну, и уже накануне Октября страна оказалась на грани хозяйственной катастрофы. И то, что по территории России прокатилась разрушительная гражданская война, причинившая колоссальный ущерб народному хозяйству. И то, что интервенты нещадно грабили страну. И, наконец, то, что среди советских республик к началу 1921 г. не было ни Финляндии, ни Польши, ни Прибалтики, ни Грузии, ни Дальнего Востока, а ведь на этих территориях перед первой мировой войной находилась значительная часть промышленности России.
Обычно обходят и то, что само применение В. И. Лениным термина «военный коммунизм» было лишено какого-либо пиетета, что в нем самом (кстати, впервые употребленном А.А. Богдановым в 1916 г. применительно к экономике европейских держав, втянутых в мировую войну) первоначально содержался сугубо критический подтекст, который лишь с течением времени стал постепенно утрачиваться. И только потом термин «военный коммунизм» стал официальным обозначением определенной эпохи нашего хозяйственного развития.
А БЫЛА ЛИ АЛЬТЕРНАТИВА ВОЕННОМУ КОММУНИЗМУ?
Переосмысление, а точнее, более глубокое осмысление проблемы «военного коммунизма» диктуется всей логикой изучения истории советского общества на современном этапе. Слишком много, как оказалось, корней уходит в тот период, слишком много вопросов, относящихся к нему, остаются без должных ответов. Но не только исторический интерес движет нами. Заявляют о себе теоретические и социально-философские аспекты данной проблемы. Как ни крути, но надо признать, как это сделал О. Р. Лацис, что «военный коммунизм»— это первый опыт социалистического хозяйствования и первая историческая модель социализма в нашей стране», а следовательно, и в мире. Как известно, этот опыт и эта модель, позволив Советской власти решить краткосрочную, но судьбоносную задачу — защитить революцию и страну в ходе гражданской войны, — обнаружили затем свою несостоятельность и ввергли Советскую Россию в такой кризис, из которого удалось выбраться почти чудом — крутым поворотом к НЭПу.
«Военный коммунизм» как историческое явление и как определенная социально-экономическая и политическая система многогранен. Правда, некоторые ставят вопрос, а можно ли говорить о нем как о системе? Полагаю, что можно и нужно, хотя я не согласна с теми, кто полагает, что «военный коммунизм» с неизбежностью вытекал из предоктябрьских доктринальных представлений В. И. Ленина, большевиков о социализме как о военно-государственном социализме. Чтобы разобраться в теоретических основаниях «военного коммунизма» и. тем самым дать ответ на вопрос, был ли он запрограммирован большевиками или явился порождением суровой вынужденной необходимости, надо обратиться заново к оценке экономической платформы большевиков в канун Октября, а затем ее видоизменений и практики в первые месяцы социалистической революции. Здесь важно иметь в виду постановку В.И.Лениным проблемы непосредственного и опосредованного перехода к социализму. Как мне представляется, Ленин в общем и целом вплоть до апреля 1918 г. исходил из возможности опосредованного перехода России к социализму. Больше того, изучая посвященную теме «военного коммунизма» литературу, я вынесла убеждение, что продлись мирная передышка после Бреста еще полгода - год — и Ленин уже тогда отказался бы от общемарксистских взглядов на социализм как на бестоварную, без рыночную систему общественного устройства.
Поэтому, когда ставят вопрос, была ли альтернатива «военному коммунизму», то ответ на него требует, так сказать, двухуровневого подхода. В «военном коммунизме», несмотря на разруху и необходимость мобилизации и централизации ресурсов страны, не было бы необходимости, если бы гражданская война не помешала начать опосредованный, постепенный, без крутой ломки переход к социализму. А вот когда дело дошло до гражданской войны, до борьбы не на жизнь, а на смерть, альтернативы ему уже не могло быть. Равным образом мне представляется, что не было реальной альтернативы и продразверстке как нейтральному звену всей военно-коммунистической системы. Можно сегодня сколько угодно причитать по поводу тяжелейших последствии продразверстки, но сохранение свободной торговли хлебом не спасло бы, а погубило Советскую власть. Для сопоставления посмотрим на опыт продовольственной политики Колчака и Деникина. Они остались верны принципу свободной торговли (хотя белогвардейские генералы не сумели наладить снабжения своих армий иными методами, кроме открытого грабежа населения) и потерпели поражение. Этот урок нельзя игнорировать.
Нашим историкам еще предстоит полнее изучить объективные и субъективные предпосылки и факторы перехода к «военному коммунизму», а также основные этапы его формирования. Более трудным является определение его идеологии, роли теоретических, доктринальных начал в их соотношении с историческими обстоятельствами. В вопросе об оценке «военного коммунизма» как ошибочной модели коммунистического строя я солидаризируюсь с В. П. Дмитренко. Он, на мой взгляд, прав, когда утверждает, что в случае с этим историческим феноменом теория шла вслед за практикой. То есть сначала, в основном в силу суровых императивов гражданской войны, создали некую военно-политическую и экономическую систему, а потом, увидев, ее сходство с некоторыми основополагающими постулатами марксизма, сочли, что это и есть искомое — социализм, а то и коммунизм. В этом-то и заключалась главная ошибка Ленина и большевиков. Из нее проистекала и другая. Курс на продолжение военно-коммунистической политики в мирное время. Как видим, в иллюзии, причем опасные, могут впадать не только массы, но и целые партии и их «многоопытные» вожди. Как справедливо заметила Р. Люксембург в своей «Рукописи - о русской революции», «опасность начинается тогда, когда нужду выдают за добродетель...». Тем не менее вопрос о диалектике теории и практики в формировании «военного коммунизма» подлежит дальнейшему обсуждению и разработке.
ПРАКТИКА И ИДЕОЛОГИЯ.
Ситуация, в какой оказалось наше постоянно перереформируемое государство не может не вызывать интереса к так называемому «военному коммунизму» — экономической политике Советского государства, проводившейся в годы гражданской войны (1918—1920).
Объясняется это, в частности, тем, что ряд сторон этого феномена стал характерен для административно-командной системы, сложившейся в конце 20-х начале 30-х годов. В результате проблема «военного коммунизма» приобрела принципиальное, концептуальное значение. Особую остроту она получила в связи с ведущимися поисками истоков сталинизма, полемикой о «доктринальных» причинах «деформации социализма».
Авторы ряда публицистических статей утверждают, будто в советской экономике задачи и методы гражданской войны были изначальны, что большевики, взяв власть в 1917 году, сразу стали строить коммунизм, «пусть пока и военный» приступили к ликвидации товарно-денежных отношений, и все это делалось в соответствии с представлениями Маркса и Энгельса, согласно которым якобы «социализм тут же начинается» после победы революции, причем «военный коммунизм» 1918—1920 гг. — это «классическая модель» социализма в их видении.
Не столь категоричны специалисты-историки. И в прошлом эти вопросы обсуждались в советской и западной историографии. Дискуссии продолжаются и ныне. Объясняется это сложностью, противоречивостью явления. Не на каждый вопрос можно дать однозначный ответ. Да и сами «творцы» «военного коммунизма» его оценивали по-разному, в зависимости от их представлений о путях и методах движения к социализму, коммунизму.
Освещение темы начну с констатации: под «военным коммунизмом» имеется в виду экономическая политика 1918-1920 гг., характеризовавшаяся крайней централизацией управления народным хозяйством (главкизм), национализацией не только крупной, но и средней, и частично мелкой промышленности, государственной монополией на хлеб и многие другие продукты сельского хозяйства (продразверстка), запрещением частной торговли и свертыванием товарно-денежных отношений, уравнительностью в распределении на основе классового пайка, милитаризацией труда. Перечисленные особенности экономической политики того времени напоминали принципы, на основе которых, по мнению марксистов, возникнет коммунистическое общество: отсутствие частной собственности на средства производства, денег и товарно-денежных отношений, равенство в распределении материальных благ. Но коммунизм, согласно учению марксизма, предполагает высокоразвитую техническую базу и изобилие материальных благ. «Коммунистические» же начала периода гражданской войны возникали при отсутствии этих условий, насаждались административно-приказными методами. Отсюда появившееся уже после перехода к нэпу название—«военный коммунизм»
Был ли переход к этим началам попыткой сразу и непосредственно «ввести» коммунизм?
Прежде всего, напомню известное положение основоположников марксизма о том, что между капитализмом и социализмом лежит целый исторический период, - период революционного преобразования одного общественного строя в другой, что общество не может ни перескочить через естественные фазы развития, ни отменить последние декретами. На первых порах в руки пролетариата должны перейти лишь основные средства производства (путем экспроприации капиталистов), частное же мелкое производство пролетарское государство должно будет переводить в общественное не насильно, а посредством примера, оказывая ему помощь.
Маркс и Энгельс считали, что при социализме уже не будет товарно-денежных отношений, им на смену придет непосредственный продуктообмен. Этого взгляда придерживался и Ленин. История показала утопичность этого подхода. Однако основоположники марксизма, а также Ленин вовсе не предполагали, что отмена товарно-денежных отношений произойдет сразу, они считали, что это процесс, который потребует длительного времени
Свершилась Октябрьская революция, но не с первых ее дней началась национализация всей крупной промышленности. Предполагалась определенная постепенность с использованием переходных мер. Такой мерой должен был стать рабочий контроль над производством и распределением. Политические противники большевиков даже обвиняли их в том, что они изменили своей программе: мол, до революции были за немедленную национализацию всей частной собственности, за «введение» социализма, а придя к власти, «позабыли» об этом требовании. В связи с этим Ленин в конце декабря 1917 г. писал, что обыватели «повторяют пошлые измышления о «введении социализма», которые они приобрели «понаслышке», хватая обрывки социалистического учения, повторяя перевирание этого учения невеждами и полузнайками, - приписывая нам, марксистам, мысль и даже план «ввести» социализм. Нам, марксистам, такие мысли, не говоря о планах, чужды. Мы всегда знали, говорили, повторяли, что социализма нельзя «ввести», что между капитализмом и социализмом лежит долгий период «родовых мук».
Кратковременный период «красногвардейской атаки на капитал» не был отказом от постепенности преобразований. Он был ответом на ожесточенное сопротивление капиталистов, пытавшихся саботажем парализовать экономическую жизнь Советской республики. И как только саботаж был сломлен и перед страной после Брестского мира открылась перспектива мирного строительства. Ленин предложил программу дальнейших преобразований экономики. В основе ее — та же идея постепенности. Суть ее: обуздание мелкобуржуазной стихии, борьба с уравниловкой, направление развития частного капитализма в русло государственного капитализма, постепенное расширение социалистического уклада в экономике.
Партия продолжала придерживаться взглядов основоположников марксизма на социализм, как на общество не товарно-денежных отношений, которые будут отмирать лишь в переходный период. Видимо, на этом основании в публицистике утверждается, что сразу после Октября был взят курс на отмену товарно-денежных отношений, отмену денег. В действительности ставилась задача укрепления расстроенного в годы первой мировой воины финансового хозяйства страны. И программа партии, принятая в марте 1919 г., хотя и исходила из задачи продолжать «замену торговли планомерным, организованным в общегосударственном масштабе распределением продуктов», в то же время указывала:
«В первое время перехода от капитализма к коммунизму, пока еще не организовано полностью коммунистическое производство (выделено мной) и распределение продуктов, уничтожение денег представляется невозможным». А через два месяца в мае, Ленин возвращается к этому вопросу и разъясняет, почему революция не «отменила» деньги, почему социалисты даже не ставили такую задачу: для этого нет условий «Мы говорим: пока деньги остаются, и довольно долго останутся в течение переходного времени от старого капиталистического общества к новому социалистическому».
Таким образом, планы партии вовсе не преследовали задачу «ввести» социализм. Правда, «левые» коммунисты считали возможным сделать это с «сегодня на завтра», требовали в кратчайшие сроки обобщить все производство, ввести уравнительность, свертывать товарно-денежные отношения, форсировать отмену денег. По существу, это и была программа «военного коммунизма», хотя тогда она так не называлась. Как известно, партия отвергла левокоммунистическую программу и приняла ленинскую стратегию, обоснованную в «Очередных задачах Советской власти».
Многочисленные меры, проводившиеся в народном хозяйстве весной—летом 1918 г., после заключения Брестского мира, являлись первыми шагами в осуществлении этой стратегии: разработка государственного бюджета в расчете на укрепление денежной системы; покрытие расходов государства доходами, введение элементов хозрасчета. Велись переговоры (правда, безрезультатные) с промышленниками о создании смешанного госкапиталистического треста. Были разработаны принципы предоставления концессий иностранным предпринимателям. «Условия наших концессий таковы,— отмечал Ленин 24 мая 1918 г. — что ничего кроме пользы для нас не получится...».
Ретроспективно в 1921 г. Ленин так определил взятый тогда курс преобразований экономики: «Мы предполагали, что обе системы—система государственного производства и распределения и система частноторгового производства и распределения—вступят между собой в борьбу в таких условиях, что мы будем строить государственное производство и распределение, шаг за шагом отвоевывая его у враждебной системы».
Конечно, теоретические и законодательные установки не реализовывались в «чистом» виде. В жизни все было сложнее, неоднозначнее. Условия острейшей классовой борьбы заставляли прибегать к мерам