Период "политической весны" в Алжире

г., за кабильскую буржуазию в городах, за студентов и интеллигенцию, требовавших уважения берберской культуры. Отсутствие поддержки со стороны берберов–крестьян, населяющих горные районы, лишало исламистов шанса развернуть в горах партизанское движение. А городское подполье без взаимодействия с таким движением, как показала вся история Алжира, обычно малоэффективно и недолговечно.

Весьма интересна была фигура председателя ВГС 72–летнего Мухаммеда Будиафа, выходца из обедневшей семьи берберских аристократов, ветерана антиколониального движения 40–60–х годов, одного из основателей ФНО, координатора действии революционных отрядов в 1954–1956 гг. и узника французских тюрем в 1956–1962 гг. Будиаф был авторитетом и для ветеранов ФНО, и для осуждавшей ФНО молодежи, ибо он – практически единственный из девяти "исторических вождей" алжирской революции, который порвал с ФНО еще в 1962 г. Отсидев полгода в тюрьмах уже независимого Алжира, Будиаф эмигрировал и продолжал свою деятельность во Франции и Марокко, оставаясь непричастным ко всем недочетам, ошибкам и преступлениям ФНО 1963–1991 гг. Будучи врагом диктатуры, он был близок большинству демократов. Всегда осуждая милитаризм, он поначалу нашел, судя по всему, общий язык с военными на основе борьбы с исламо–экстремизмом, который также отвергал. Как бербер, он, естественно, пользовался доверием своих собратьев. И, что особенно важно, Будиаф, всегда уделявший внимание социальным проблемам, верно уловил именно в их нерешенности причины кризиса. В разработанном под его руководством в марте 1992 г. "Плане восстановления" была подчеркнута необходимость наведения порядка в управлении и вывода страны из экономического кризиса, улучшения положения молодежи и борьбы с безработицей, создания новых импульсов для производства и удовлетворения потребностей граждан, а также – "более справедливых условий жизни для всех". Из других задач указывались борьба с расточительством национальных ресурсов и восстановление "морального авторитета государства". В одном из интервью Будиаф сказал, что выборы президента и парламента состоятся "в течение двух лет"20.

Краткий период правления Будиафа весьма примечателен прежде всего стремлением сохранить даже в условиях чрезвычайного положения основные завоевание алжирской "политической весны". Старый революционер и подпольщик, неподкупный, непримиримый и неустрашимый, Будиаф был своего рода "Робеспьером алжирской революции", железной рукой проводившим в жизнь ее принципы, не поступаясь ими ни при каких обстоятельствах. Не обращая внимания на опасения бюрократии, он следовал демократическим правилам, не препятствовал деятельности примерно 60 политических партий, существовавших в Алжире в 1992 г., уважал свободу печати и слова, терпел выпады Бен Беллы, в свое время изгнавшего его из страны в 1963 г., а также – своего товарища по почти 40 годам совместной эмиграции и тюремному заключению Айт Ахмеда. Даже осуждаемым им исламистам он был готов протянуть руку, если они не будут "использовать демократию для ее же уничтожения". Можно согласиться о С.Э. Бабкиным и Е.И. Мироновой: "Многопартийный режим и деятельность многочисленных средств массовой информации создали в Алжире Будиафа такой демократический фон, какого нет и не было во многих арабских странах"21.

Это подтверждается во многом стремлением Будиафа всячески смягчить накал борьбы в Алжире (в 1992 г. в стране было убито с обеих сторон 1,5 тыс. чел.), не реагировать на многие выпады лично против него, пользоваться каждым удобным случаем для разрядки обстановки. Например, он освободил 9 июня 1992 г. 2 тыс. заключенных по случаю мусульманского праздника и закрыл тогда же 3 из 5 "лагерей безопасности" в Сахаре. Распуская за "недееспособность" контролируемые ИФС муниципалитеты (в основном озабоченные внедрением "исламской морали"), Будиаф требовал таких же мер в отношении других муниципалитетов, если они подпадали под то же определение. Возвращая государству имущество, незаконно захваченное ИФС у ФНО в суматохе "демократизации" 1990–1991 гг., Будиаф требовал заодно разобраться и с собственностью ФНО и других партий, ограничив их всех жесткими рамками закона. Не собираясь мириться с коррупцией в среде бюрократии, он приказал опубликовать материалы расследований соответствующих дел, в том числе – задевавших верхушку армии22.

Все это заставляет иначе взглянуть на Алжир января–июня 1992 г. Как отмечала российская пресса, тогда в Алжире "удалось не допустить …установления режима, предполагающего упразднение демократии". Но для этого, мол, "пришлось принести в жертву ту же демократию". В связи с этим даже выражались опасения, что ВГС "станет похожим на наш августовский ГКЧП"23. Думается, что ВГС, во всяком случае при Будиафе, был похож на ГКЧП не более, чем российские демократы на исламских фундаменталистов! В какой–то мере высказывавшиеся тогда в его адрес опасения были навеяны предостережениями со стороны двух других "исторических вождей" алжирской революции – X.Айт.Ахмеда и А. Бен Беллы. Конечно, тогда нельзя было предусмотреть будущих зигзагов экономической и социальной политики ВГС, сомнений в прочности блока противников исламо–экстремизма, нюансов позиций разных стран Запада и эволюции международной обстановки. Но все же, пока Будиаф был жив, сохранялась надежда, что "алжирская весна" возродится.

К сожалению, этой надежде был положен конец 29 июня 1992 г., когда Будиаф был убит в Аннабе. Первое подозрение, естественно, пало на исламистов, тем более, что за два дня до этого начался суд над лидерами ИФС. Однако эта версия у большинства алжирцев вызвала недоверие. Скорее всего, Будиаф был бельмом на глазу у коррумпированных и дискредитированных деятелей "старого режима", у продажной и безответственной бюрократии, которую он же называл "политико–финансовая мафия" и знал, что она с лета 1991 года пользуется созданной исламистами обстановкою террора и хаоса, дабы проворачивать свои сомнительные дела, в том числе – криминальные, вплоть до заказных убийств, каковые легко можно было приписать боевикам ИФС. Вряд ли довольна Будиафом была и верхушка армии, не одобрявшая соблюдения им правил "демократической игры", вольноголосия прессы, освобождения арестованных, но особенно – предстоявшего оглашения материалов следствия по делу генерала Мустафы Бенлусифа, всесильного в 1982–1986 гг. начальника генштаба армии, попавшегося на коррупции. Армейская верхушка привыкла в Алжире к неприкосновенности и привилегированному положению всемогущего "стража революции". Многие ставили это в связь с тем, что убийца Будиафа был офицером его охраны, так или иначе принадлежавшим к военной среде. Впрочем, были и другие версии убийства.

Смерть Будиафа явилась завершением "политической весны" в Алжире. Само его пребывание во главе ВГС было серьезной гарантией демократии и залогом сохранения и развития основных достижении "политической весны" – свободы слова и печати, разоблачения несостоятельности "старого режима", отстранения обанкротившейся бюрократии и отказа от изживших себя методов управления. "Неисправимый" Будиаф, пожалуй, был единственным руководителем, которому алжирцы благодарны за то, что он "думал о народе". Поэтому краткий, менее полугода, период его правления даже получил название "эпохи Будиафа"24.

Преемники Будиафа – заменивший его во главе ВГС полковник Али Кяфи, руководитель организации ветеранов революции, и новый премьер Белаид Абд ас–Салям, бывший при Бумедьене "экономическим диктатором" страны (формально – министром промышленности), повели дело к ужесточению репрессий против исламистов и жесткой централизации управления экономикой. Однако силовое решение не дало ни политических, ни хозяйственных результатов. Более того, премьер отметил в декабре 1992 г. "безразличие алжирцев к актам террора"25. Ни "ускоренные" разбирательства дел захваченных боевиков в спецтрибуналах, ни создание спецконтингентов из замаскированных профессионалов–антитеррористов, отобранных среди элитных подразделений полиции, жандармерии и армейских коммандос, не принесли мира стране: к ноябрю 1993 года 1600 террористов были убиты, 9 тыс. – арестованы, но, по признанию самих властей, во всей стране действовало тогда около 6 тыс. исламских боевиков, хотя установлено, что в 1991 г. их было не более 2 тыс. чел26.

В связи с этим в июле 1993 г. в руководстве Алжира произошли изменения: министром обороны и одновременно главой ВГС стал генерал Лиамин Зеруаль, премьером – Реда Малек. Первый, 52–летний сын сапожника из Кабилии, кадровый офицер, учившийся в Египте, СССР и Франции, уволенный при Шадли в отставку из–за разногласий с президентом, взял курс на укрепление вооруженных сил (он был сторонником профессиональной армии) и на тайные переговоры с лидерами ИФС. Второй, опытный политик (соавтор программных документов ФНС 1962–1976 гг., неоднократно – министр и посол во Франции, СССР и США), активно занялся приватизацией убыточного госсектора и привлечением иностранных инвестиций. Но хозяевами положения по–прежнему оставались военные: начальник генерального штаба Ламари и министр внутренних дел полковник Саади сместили (за излишнюю "мягкость") более 500 судей и настояли на исполнении 20 смертных приговоров, возможно – в целях отмщения за убийство исламистами полковника Касди Мербаха (бывшего премьера, министра и шефа военной службы безопасности), влиятельного в стране лидера левого крыла элиты армии27.

В феврале 1994 г. ВГС был распущен, а генерал Зеруаль стал временным президентом страны, обязавшись руководствоваться Платформой политических действий, принятой 20–25 января Национальной конференцией с участием многих партий, за исключением ИФС (хотя он был приглашен), ФНО, ФСС и ОКД, но с участием умеренных исламских партий Хамас и Ан–Нахда. В Национальный переходный совет из 200 чел. были включены З0 делегатов госструктур и 170 – от партий, профсоюзов и общественных организаций. Однако в ответ лидеры ИФС заявили, что "демократии" как понятия "нет ни в одном арабском словаре" и выдвинули лозунг: "Ни Хартия, ни конституция, только Коран!"28 Борьба достигла небывалого ожесточения, особенно когда с осени 1993 г. боевики стали убивать иностранцев (к июлю 1994 г. погибло 56 иностранцев, включая 8 французов и 4 русских, из которых двое были инструкторами военных летчиков). С марта 1993 г., помимо антитеррористических бригад, боевикам противостояли две "милиции самообороны" – Организация свободной алжирской молодежи (ОСАМ) и Организация защиты Алжирской республики (ОЗАР), особенно активизировавшиеся после призыва лидера ОКД Саида Саади к "вооруженному сопротивлению насилию исламистов". Исключительно бесчеловечный характер приняли убийства женщин: исламисты убивали женщин без хиджаба (покрывала), а их противники – женщин, одетых по–мусульмански. ОСАМ в своей листовке даже грозил за каждую убитую без хиджаба "ликвидировать двадцать женщин, носящих хиджаб, и двадцать бородатых интегристов" (т.е. исламистов, обычно носивших бороду)29.

Разжиганию ненависти способствовало систематическое истребление исламистами алжирской франкоязычной интеллигенции. Ее обвиняли в "коллаборационизме" с военными властями, а каждого погибшего называли "экстремистом офранцуживания, врагом языка Корана, исламской религии и национальных традиции". Только журналистов в мае 1993 г. – марте 1995 г. было убито 30 чел., включая главных редакторов ведущих алжирских газет на французском языке. Не удивительно, что 2300 алжирцев, в том числе 200 журналистов, просили принять их во Франции как "политических беженцев", Постоянные взрывы и обстрелы аэропортов, предприятий, посольств, контор, банков, министерств, полицейских комиссариатов и армейских штабов вызывали панические настроения. Многие дипломаты и специалисты–контрактники покидали страну, в которой число жертв стремительно росло, достигнув весной 1995 г. 30–40 тыс. чел. с обеих сторон. Подобный рост потерь объяснялся совершенствованием военной техники, широким применением автоматов, гранатометов и новейших подрывных устройств исламистами, авиации, танков, вертолетов и артиллерии – правительственной армией, которая неоднократно, обнаруживая скопления боевиков (обычно – с помощью весьма действенной в стране сети полицейской агентуры и военной разведки), безжалостно их уничтожала30.

Позиции исламистов были подорваны и вследствие оживления с января 1994 г. берберского движения (особенно после убийств многих ученых и журналистов из Кабилии, в том числе – секретаря ОКД Тигзири). Манифестации за признание кабильского языка и против контактов Зеруаля (секретных, но всем известных) с ИФС сопровождались по всей Кабилии созданием "комитетов бдительности" и "советов деревень", а при них – отрядов самообороны, обычно во главе с офицерами запаса или бывшими военнослужащими, силой изгонявшими исламистов. Постоянные демонстрации и всеобщая забастовка в Кабилии заставили Зеруаля отказаться в ноябре 1994 г. от "диалога" с ИФС и заявить о решимости "уничтожить террористов". Это было его ответом на попытку посредничества партий оппозиции, организовавших в ноябре 1994 г. – январе 1995 г. встречи в Риме с зарубежным руководством ИФС с целью достижения соглашения, но подвергших режим критике за "провал соглашения"31.

Патовая ситуация, сложившаяся к весне 1995 г., все больше толкала к национальному примирению. Даже идеолог исламистов Судана шейх Хасан ат–Тураби признавал: "Если ИФС придет к власти, Алжир может взорваться: его покинут три, а может быть четыре миллиона алжирцев". Но на деле гораздо больше алжирцев не хотели власти ИФС, а еще больше – не были склонны ему активно помогать, тем более после многих лет крови, ненависти, страха и отчаяния. Это стало ясно во время всенародных выборов президента в ноябре 1995 г., на которых генерал Зеруаль уже в первом туре получил 68 % голосов, намного опередив соперников (в том числе – лидера Хамас М. Нахнаха). Несмотря на угрозы исламистов, 75 % избирателей явились к урнам. ИФС назвал это "маскарадом под дулами автоматов", так как выборы проходили под охраной до З00 тыс. военных и полицейских. Однако они прошли без инцидентов и были признаны свободными всеми независимыми наблюдателями32.

Опираясь на результаты выборов, Зеруаль активизирован военные операции (например, в мае 1996 г. в сражении близ г. Тлемсен погибли 40 военнослужащих и 200 исламистов) и выдвинул свой план нормализации положения в 1997 г. (в начале года – выборы в парламент, в середине – референдум об изменении конституции, в конце – муниципальные выборы). Предполагаемое учреждение двухпалатного парламента, очевидно, позволит отразить специфику этнорегионального облика страны, введение пропорционального (а не мажоритарного, как при Шадли) представительства устранит имевшие место ранее споры (в частности о "заслуженности" мандатов ИФС на выборах 1990–1991 гг.), запрет на использование в политической пропаганде ссылок на ислам, арабский язык и берберскую культуру должен способствовать разрядке идейно–политической напряженности, изъятию из повседневной жизни общества наиболее острых и болезненных вопросов. Не всех это, однако, устраивает. ИФС назвал проект Зеруаля попыткой "легализовать свою диктатуру", а ФСС – стремлением втиснуть "национальный диалог " в рамки "авторитарного перехода с плюралистическим фасадом", удобного для военных, "управляемого и контролируемого по их желанию". Отношение народа ко всему этому было выражено в результатах майского опроса 1996 г. – 18,9% алжирцев были "не удовлетворены" политикой Зеруаля, а 42,8 % – "мало удовлетворены". Однако 60,7 % считали "национальный диалог абсолютной необходимостью", а 78,8% готовы были участвовать в новых выборах33.

Таким образом, гражданская война в Алжире являет собой попытку средствами военного насилия разрубить сложный узел экономических, социальных и политических проблем, решение которых за истекшие годы мало продвинулось, ибо сохраняются и массовая безработица, и падение производства, и огромная внешняя задолженность, и зависимость от иностранной помощи. Кроме того, есть еще два фактора, способствующих затягиванию гражданской войны в Алжире, а именно – исторический и международный.

По мнению социополитолога Омара Карлье, кровавое подавление французами народного восстания алжирцев в мае 1945 г., затем – 9 лет партизанщины в горах и патриотического подполья в городах, далее – освободительная война 1954–1962 гг., вооруженное сопротивление ФСС в Кабилии в 1963–1964 гг. породили "идеал действия" и "культ силы", превратившие в сознании алжирцев политическое насилие в "революционную законность", а решение любой проблемы – в "разрыв, очищение, искоренение", при которых каждый раз возникал вопрос – "что делать с офранцуженными…, с кабилами..., с неверующими"34.

Базируясь на этих традициях и этом мироощущении, Мустафа Буяли, уволенный чиновник партаппарата ФНО и охранник одного из предприятий, создал в 1979–1981 гг. вооруженное подполье, выступившее против "безбожного государства" и "социальных пороков". В 1982–1987 гг. он и около 300 его сторонников вели фактическую войну с властями, вплоть до гибели многих из них, включая Буяли, и ареста остальных в 1987 г. Хотя Мадани и другие лидеры ИФС всегда осуждали Буяли, надеясь добиться своих целей мирными средствами, среди низового актива ИФС Буяли стал своего рода легендой, "исламским Робин Гудом". Вместе с освобожденными в 1990 г. его соратниками рядовой актив ИФС продолжил "дело Буяли". Поэтому арест всего руководства ИФС в июне 1991 г. – феврале 1992 г. лишь побудил их к действию. Переход к вооруженной борьбе они встретили во всеоружии, подготовленные к нему морально, организационно и технически.

Ныне они действуют, разбившись на примерно 650 групп, по 10 боевиков в каждой, и практически неуловимы для 17 бригад и сотни автономных батальонов брошенной против них 120–тысячной (т.е. в 20 раз численно их превосходящей) армии. Однако против боевиков – два серьезных фактора: "группы гражданской обороны" (не только в Кабилии), которых многие считают "подлинной армией" антиисламизма, и отсутствие единства. С самого начала не было единого руководства военной борьбой, а участвовавшие в ней боевики раскололись на множество самостоятельных организация – "Армию пророка Мухаммада", "Джихад 54", "Верных клятве", "Мировые исламские силы бойцов Аллаха", "Объединенный совет исламского действия", "Движение исламского джихада", "Организацию исламских офицеров" и другие. Основные силы были поначалу сконцентрированы в Вооруженном исламском движении (ВИД), возникшем тайно еще в мае–июне 1991 г. Однако постепенно контроль ВИД над боевиками стал эфемерен. В июне 1994 г. остатки ВИД реорганизовались в Исламскую Армию спасения (ИАС), официально объявившую себя военным крылом ИФС, хотя она далеко не всегда согласна с "консерваторами" из политического руководства ИФС. Впрочем, ИАС, судя по всему, не является самой мощной из групп боевиков. На эту роль претендует возникшая в январе 1993 г. Вооруженная исламская группировка (ВИГ)35.

Если ВИД – ИАС возникла вследствие внутриалжирского развития, то ВИГ – порождение своего рода "исламского интернационала", существовавшего фактически всегда, но особенно – после 1979 г., т.е. победы исламской революции в Иране и начала войны в Афганистане. Основу ВИГ составили алжирцы, сражавшиеся в Афганистане против советских войск, получая за это (главным образом из фондов "на борьбу с коммунизмом" в США и Саудовской Аравии) не менее 1500 долларов в месяц. Прошедшие спецподготовку в Пешаваре (Пакистан) и ставшие профессиональными "солдатами удачи", они затем участвовали и в межафганских конфликтах после 1989 г., в боях на юге Ливана, а также в Таджикистане, Нагорном Карабахе, Чечне, Боснии. Но большинство их (до 2 тыс. чел.) вернулись в Алжир, где и вступили в ВИГ, с самого начала не подчиненную ИФС. Своей целью они провозгласили "восстановление халифата" путем физической ликвидации в Алжире "евреев, христиан и всех неверующих на мусульманской земле". Именно ВИГ отличает крайняя жестокость в расправах с интеллигенцией, иностранцами, женщинами без хиджаба, а также при организации актов террора на авиалиниях и во Франции. Однако, будучи наиболее активной и непримиримой, ВИГ несет и наибольшие потери: например, в марте 1995 г. армия уничтожила сразу 160 командиров ВИГ, собравшихся на совещание на западе страны36.

Пестрота исламских группировок, с одной стороны, затрудняет борьбу с ними, но с другой – облегчает. Во–первых, все они, соперничая друг с другом, без колебаний прибегают к оружию при самых мелких разногласиях (в подобной обстановке осуществляют заказные убийства и криминальные банды, пытающиеся получить "политическое" прикрытие). Во–вторых, конкуренция мелких отрядов и мелких самолюбий их предводителей широко открывает дорогу для проникновения в их ряды агентуры алжирских спецслужб, всегда славившихся своей эффективностью. В частности, им приписывается умелое ослабление ИАС и поощрение "сведения счетов" в рядах исламских боевиков. Число жертв войны (по разным данным, от 62 тыс. до 100 тыс. чел.) растет как вследствие террора (например, в августе 1997 г. ВИГ истребил до 700 чел., только 23 сентября 1997 г. – более 200 чел.), так и вследствие репрессий властей (20 октября 1997 г., в столице состоялась демонстрация протеста против них, сопровождавшаяся арестом адвоката, передавшего в прессу Европы свидетельства жертв репрессий). Освобожденный из тюрьмы 15 июля 1997 г. лидер ИФС Аббаси Мадани призвал в сентябре 1997 г. к "немедленному прекращению кровопролития и подготовке серьезного диалога". Но это не встретило отклика ни с той, ни с другой стороны.

Исламисты, особенно – экстремисты ВИГ, не хотят компромисса, и, скорее всего, на него не способны. С другой стороны, власти считают, что время работает на них. Народ устал от войны и хочет мира. Об этом свидетельствуют и участие в парламентских выборах в июне 1997 года 10 983 985 чел. (65,49% всех имеющих право голоса), и успех правительственного Национально–демократического объединения (3 533 762 голоса и 155 мест) наряду с Хамас (1 553 185 голосов и 69 мест) и ФНО (1 489 561 голос и 64 места). ФСС и ОКД получили по 19 мест (и менее 1 млн. голосов), Нахда – 34 места (915 066 голосов). После этих выборов возросли инвестиции в экономику Алжира (особенно в добычу нефти и газа) компаний США, ФРГ и Южной Кореи, начавших теснить Францию37.

Подводя итоги, можно, независимо от того, когда и в какой форме Алжир обретет мир, дать определение алжирского кризиса как глобальной трансформации всего общества, переживающего болезненную ломку механизмов и форм экономической, социальной, политической и идеологической жизни. Старые стимулы развития и привычные отношения не работают, а новые только создаются, вернее – в большинстве случаев только еще изыскиваются. Классы и социальные слои пытаются выжить, но неизбежно меняются, дробятся, теряют свое лицо и средства к существованию, готовясь приспособиться к новому порядку вещей, который никак не установится. В этих чрезвычайных обстоятельствах армия и ее элита сохраняют свою роль основы госаппарата. В связи с этим в отечественном и зарубежном алжироведении прогнозируются различные возможные варианты решения алжирской проблемы с участием военных – "суданский", "чилийский", "иранский", "иорданский"38. Однако нам представляется более вероятным вариант "турецкий", при котором армия может уступить власть гражданским политикам, сохранив за собой роль гаранта единства и внутренней стабильности государства. Еще более возможен вариант "египетский" (времен президента Насера), при котором армия сохранила бы ведущую роль в обществе, а офицерство составило бы основу правящего класса. В сущности, в этом направлении события в Алжире и шли последние 35 лет. Но и "политическая весна" 1989–1991 гг., и гражданская война 1992–1997 гг. все это поставили под сомнение. За "турецкий" вариант говорит и парадоксальное совпадение желания как исламистов, так и офранцуженных, избавиться от господства военных, вернуться, хотя бы частично, к условиям "политической весны". Пока что этот вариант имеет меньше шансов, чем другие, но по мере роста в обществе новых сил, в том числе мелкого и среднего предпринимательства, интеллигенции, растущей как в Алжире, так в среде многочисленной алжирской диаспоры в Европе (от Франции до Скандинавии), связанных с новой техникой рабочих и служащих, "турецкий" вариант, возможно, станет более реализуем. Скорее всего, он будет неповторимо алжирским, не копирующим какой–либо иной.

Конечно, его трудно осуществить, пока "арабизм, исламизм, берберизм", по словам алжирского социолога А. Джеглула, "мешают любому переходу к современности"39. Но для этого нужно время. Следует также учесть, что цивилизационный синкретизм национальной социокультуры Алжира сам по себе требует устойчивого механизма равновесия и регулирования не только социально–экономических и политико–идеологических процессов, но и столь цивилизационно разнородных фракций алжирского общества, как арабы и берберы, европейцы и близкие к ним "офранцуженные", верующие и не очень (а также атеисты, которых много среди "офранцуженных", и т.н. не практикующие, т.е. лица, формально числящиеся в какой–либо конфессии, но не следующие ее предписаниям). Реальный спектр таких фракций гораздо шире, ибо в этнолингвистическом плане различны и берберы (кабилы, шавийя, мзабиты, жители Дахры и Уарсениса), и европейцы (французы, испанцы, итальянцы и прочие), и даже арабы (например, потомки бедуинов в Орании, сохранившие двуязычие арабизированные потомки берберов на востоке, турок и андалусских мавров в крупных городах), не говоря уже о евреях, африканцах и лицах смешанного происхождения. Весь этот комплекс жизнеспособен в современных условиях либо в рамках демократии и гражданского общества, либо – хотя бы при минимуме социокультурного и политического консенсуса.

гражданская политический алжир берберист

Литература

1 Азия и Африка сегодня, 1989, № 9, с. 6.

2 Брук C.И. Население мира. Этнодемографический справочник. М., 1986, с. 463; Language Problems of Developing Nations, New York, 1968, p. i34.

3 Eveno P. L'AIgйrie. Sarthe, 1994, pp. 70, 86, 92; Labat S. Les islamistes algйriens. P., 1995, p. 29–31.

4 Eveno P. Op. cit., pp. 92, 100; Labat S. 0p. cit., p. 30.

5 Labat S. 0p. cit., p. 30. L'AIgйrie en quelques chiffres. Alger, 1982, p. 3.

6 Мельянцев В.А. Экономический рост стран Магриба. М., 1984. с.101; Balta P., Rulleau С. L'AIgerie des Algйriens. P., 198, pp.146–148.

7 Islam: State and Society. London, 1988, p. 191.

8 Le Monde, 28.3.1984.

9 Dejeux J.ldentitй nationale, idйologie arabo–islamique et revendication berbйrophone en Algйrie. Turku (Finlande), 1983, p. 29.

10 Le Printemps Berbиre. P., 1981, p. 408.

11 Hadjeres, S. Culture, Independance et Rйvolution en Algйrie., P., 1981, p. 86.

12 L'Express, P., 1988, n 1722, p. 52; Nouvel 0bservateur, 1988, n 2228, p. 40.

13 Halte au massacre en Algйrie /Parti de I'Avant–Garde Socialiste d'Algйrie, 9 octobre 1988/: Patriotes, agissons tous ensemble. Alger, le 10 octobre 1988, Рaгti de l'Avant–Garde Socialiste.

14 Азия и Африка сегодня, 1991, №12, с. 27; Rоу O.Genйalogie de l'islamisme. Hachette, 1995, pp. 79–80; El Moudjahid, 13–18.3.1989.

15 Правда, 13.6.1990; Al Bayane, Casablanca, 2.6.1990.

16 El Moudjahid, 25.6.–1.7.1990.

17