Об ошибках, уловках и провокационных конструкциях в структуре полемического текста прессы

А.М.Шестерина, Тамбовский государственный университет

Проблема корректности диалога в прессе постоянно находится в фокусе внимания исследователей СМИ. Это и неудивительно. Нарушение основополагающих принципов диалога может привести к коммуникативным сбоям, обесценивающим преимущества диалогической формы общения.

Особое беспокойство с этой точки зрения вызывает полемический текст прессы, который в силу высокой степени нарративности гораздо более предрасположен к эмоциональности, чем тексты недиалогового характера. В связи с этим полемический публицистический текст характеризуется большим, нежели другие тексты, числом ошибок в рассуждениях, аргументации и доказательствах. Эту особенность печатной полемики отмечал еще К. - Чапек: “... В газетной полемике, в отличие от всех других видов борьбы... нет никаких правил, – по крайне мере у нас. В классической борьбе, например, не допускается, чтобы противники ругались во время состязания. В боксе нельзя сделать удар в воздухе, а потом заявить, что противник нокаутирован. При штыковой атаке не принято, чтобы солдаты обеих сторон клеветали друг на друга, – это делают за них журналисты в тылу. Но все это и даже гораздо большее – совершенно нормальные явления в словесной полемике, и трудно было бы отыскать что-либо такое, что знаток журнальных споров признал бы недозволенным приемом, неведением боя, грубой игрой, обманом или неблагородной уловкой” [25, 198]. Действительно, в русле полемики в прессе многие из возможных в системе аргументации ошибок используются умышленно как уловки. К таким механизмам языковой демагогии относят возражение под видом согласия, противопоставление видимой и подлинной реальности, сверхобобщение и расширение.

Как указывает С. И. Поварнин, ошибки в доказательствах бывают, главным образом, следующих видов: в тезисе, в доводах, в основаниях, в связи между доводами и тезисом, в рассуждении [17, 112]. В полемике ошибка в тезисе заложена изначально. Оба полемиста уверены в справедливости собственных (часто противоположных) тезисов и отстаивают их. В этом смысле, по меньшей мере, один из тезисов будет ошибочным. Исследователи справедливо отмечают, что часто ошибки в тезисе состоят в том, что аргументация полемиста начинается с доказательства одного тезиса, а потом переходит к доказательству другого. Например, в случаях с писательским творчеством чаще всего критики устанавливали корреляцию: критика произведения – критика писателя как создателя произведения – критика писателя как личности. Иными словами, в попытке доказать низкий уровень произведения доказывали несостоятельность автора как личности и наоборот. Многие исследователи предлагают называть такой вариант аргументации подменой тезиса.

В доводах встречаются чаще всего две ошибки – ложный довод и произвольный довод.

Ложный довод – ситуация, когда кто-то опирается на явно ложную мысль. Произвольный довод хотя и не заведомо ложен, но сам еще требует должного доказательства. В публицистической полемике мы наблюдаем преимущественно второй вариант, как, например, в тексте “Как критикуют Президента”: “Да что же это за власть такая, которая не в состоянии добиться выполнения собственных требований?! А еще говорят об опасности какого-то тоталитаризма” [4, 41]. В публикации автор пытается доказать, что существующая власть – не деспотичная и не тоталитарная. В качестве доказательства используется структура: “Если власть не может добиться выполнения требования, она не тоталитарная, а власть, о которой мы говорим, не может этого сделать, следовательно, она не тоталитарная” [4, 41].

Здесь первый компонент сам требует доказательства, поскольку тот факт, что тоталитарная власть всегда добивается выполнения своих требований, не очевиден и сам должен быть доказан.

Однако в целом указываемые исследователями ошибки в связи между основанием и тезисом (когда тезис не связан с основаниями или эта связь слишком завуалирована) относительно редко присутствуют в письменной форме полемики вообще и в журналистской полемике в частности. Такая ошибка воспринимается как чрезмерная по отношению к письменной речи и легко определяется аудиторией.

Возможно, именно потому полемисты так часто сохраняют ее в диалогических жанрах – споре, интервью-конфронтации, – в репликах собеседника.

К вариантам логических ошибок относят “порочный круг”, или “круг в доказательстве”, когда доводы, доказывающие тезис, верны лишь в случае справедливости тезиса. Порочный круг, как правило, бывает построен на тавтологии, повторяющей в иной словесной форме уже сказанное. Е. Н. Зарецкая отмечает частотность такой ошибки в массовой коммуникации: “В СМИ очень часто мысль сначала используется как аргумент, а потом выясняется, что сама эта мысль вытекает из тезиса, который в начале статьи пытался аргументировать автор” [8, 161].

Часто в прессе проявляется ошибка, основанная на обвинении человека, на которого ссылаются как на авторитет: “Вот бы взяться тому же А. Минкину! Коллега, помогите Президенту, у него не получается! Используйте свой авторитет, силу общественного мнения, включите правовые, судебные механизмы запроса информации, предусмотренные законом о СМИ” [4, 41]. Как видим, здесь скепсис, отраженный в формулировках, позволяет принизить личность журналиста по принципу: “Критиковать все умеют – а вы попробуйте сделать лучше”. С точки зрения логики, указание на то, что кому-то не удастся сделать лучше, отнюдь не доказывает позиции, что сегодня все делается хорошо. Здесь используется способ, указанный еще Аристотелем: “Обвинить самого обвинителя, потому что немыслимо, что сам человек не заслуживает доверия, а слова его заслуживают” [1, 140].

Несколько реже, но все же встречается в полемическом тексте прессы “взывание к невежеству” – утверждение, что высказывание истинно, поскольку никто не доказал, что оно ложно: “Между тем представители “Вымпелкома” и “Мегафона” вполне предсказуемо заявили, что их абонентам с такими проблемами встречаться не придется. Хотя, если считать основной версию про спецслужбы, никаких гарантий, что через пару недель на рынке не появится информация об абонентах того же “Билайна”, быть не может” [7, 18].

Среди прочих “ошибок” часто используется “division” (подразумевается, что части целого могут иметь свойства целого), как, например, в статье Р. Мессер “Попутчики второго призыва”, где автор пишет об Андрее Платонове: “...Реакционна его классовая идеология, идеология той части мелкобуржуазной интеллигенции, которая стоит перед пролетарской революцией и не видит ее подлинного смысла” [15, 208].

Другая ошибка – “отравление хорошего” – принижение аргумента перед тем, как упомянуть его: “Все остальные опубликованные на данный момент гипотетические предыстории появления компакт-диска с абонентской базой для МТС очень нехороши” [7, 18].

Порой в результате типизации рождается “провинциализм”, или “ложное обобщение”: ошибочное принятие местного факта за универсальный.

Так, например, в тексте “Кавалеристы скачут в пустыню” автор на основании одной незначительной ошибки американобританских десантников делает довольно широкое обобщение: “Но вообще этот случай показывает, что подготовленность американских летчиков удручающе низка. На своих родных полигонах, где-нибудь в Техасе, они каждую кочку знают. А попав в незнакомую пустыню... теряются. У союзников крайне плоха топографическая подготовка, они не умеют толком ориентироваться на местности. И, как видим, их не спасают даже системы Джи-ПиЭс” [21, 8]. В тексте имеет место процесс категоризации, который интенсивно развивается в прессе. Ложное обобщение выстраивается на отборе фактов, необходимых для самого обобщения.

Такой отбор связан с естественной склонностью человека к фиксации лишь части информации – к мозаичному восприятию мира. Когда журналист осознанно осуществляет такое просеивание фактов, оно называется подтасовкой фактов и относится к разряду уловок. Как правило, отбор фактов основан на “подавлении фактов”, то есть умышленном представлении только той части фактов, которая поддерживает утверждение полемиста, и игнорировании тех фактов, которые противоречат ему. Иногда такую ошибку отмечают сами журналисты, и полемика выстраивается на ее критике: “Впрочем, за скобками статьи остались многие пикантные подробности, которые не заметил либо не захотел увидеть бытописатель” [19, 77]. Интересно, что здесь автор находит умалчивание в анализируемом тексте, однако сам включает в анализ ошибку, поскольку отсутствующие в тексте публикации факты в данном случае не являются доказательством того, что факты, включенные в текст, недостоверны.

Тревогу вызывает тот факт, что полемический текст прессы вообще склонен переводить ошибки в разряд уловок. В отличие от ошибок, уловки осознаются как искажающий, но эффективный ход. Одна из широко распространенных уловок выстраивается на основе ошибки в рассуждении “произвольные доводы”, то есть на основе использования недоказанных утверждений и отрицаний, на которые люди опираются для поддержки своих мнений. Так, например, журналист газеты “Труд”, доказывая некоторую неэффективность военной политики США в иракской войне вообще и нерешительность президента в признании победы, пишет: “Буш же, по словам приближенных, строго-настрого запретил своим сотрудникам издавать победные кличи – впредь до того, как придет полная уверенность в победе. Он научен опытом: еще до начала войны с Ираком некоторые вашингтонские деятели обещали быстрый, чуть ли не за 48 часов, разгром саддамовских войск, причем малой кровью. Когда этого не произошло, посулы вернулись ядовитыми упреками в СМИ – через оппозицию. Так что президент, обжегшись на преждевременном пиаре, дует на воду.

На брифинге пресс-представитель Белого дома Ари Флейшер сказал, что, “хотя президент очень доволен прогрессом в военной кампании и тем, что иракцы обретают свободу, он сохраняет сдержанность, потому что знает – впереди нас могут ожидать громадные трудности”. И дело, как можно понять, не только в том, что неизвестна судьба иракского диктатора, но и в том, что происходит нечто странное: без следа вместе с ним исчезли его самые надежные части – 50 тысяч республиканских гвардейцев. В защите Багдада они практически не играли никакой роли” [20, 1,4]. Тезис “американский президент нерешителен” подтверждается фактами, которые говорят лишь о реальном положении вещей и, напротив, должны бы оправдывать Буша, но в контексте материала звучат как обвинение.

Сомнителен и источник, повествующий о нерешительности – “по словам приближенных”. Очень часто полемисты используют апелляцию к “ложному стыду”, включая в текст формулы, подобные “вам, конечно, известно, что...», “давно уже установлено...” или “общеизвестный факт”. В полемике такой “ход” встречается и в монологических, и в диалогических текстах. Однако в диалогических он в большей мере направлен на убеждение оппонента, а в монологических – на убеждении читателя: “А основания для недоверия есть. Широко известна, например, история с переменной NSAKEY в одном из модулей CryptoAPI” [20, 4].

Нередко журналист обращается к другой родственной уловке, когда в текст включается оговорка, что довод будет убедительным только для избранных, по схеме “Вы, как человек умный, не станете отрицать, что...»: “И только если задуматься (а много ли у “Комсомольца” читателей, склонных задумываться?), начинаешь понимать, что тебя элементарно берут на пушку” [20, 5]. Такая уловка может осуществляться и через ссылку на авторитет, когда используется модель “если такой-то – умный человек, он, бесспорно, согласится со мной”, как, например, в следующем фрагменте: “Рассматривая вышеприведенную публикацию с точки зрения ее качества, я испытывал сильные сомнения в том, что она была оплачена. На месте заказчика, если и был таковой, я бы подал в суд за нанесение морального вреда. А редактору следовало рассмотреть вопрос о взыскании суммы, потерянной газетой из-за того, что статья заняла место на полосе. И по рекламным расценкам! Кровожадно получилось?!

“ [3, 20] С. И. Поварнин называет существенную уловку – перевод спора на противоречия. “Указать, что противник противоречит сам себе, часто очень важно и необходимо. Но только не для доказательства ложности его тезиса. Такие указания имеют, например, огромное значение при критике какой-нибудь системы, мыслей. Нередко с их помощью можно разбить или ослабить доказательство противника” [17, 111], как, например, в публикации “О диктаторах – на сытый желудок”: “А дальше еще одна липа: в ночь самоубийства Н. Аллилуевой Сталин оказывается в объятиях какой-то женщины рядом с мертвой женой. И при всем этом в титрах фильма сказано, что он якобы снят... по книгам Светланы Аллилуевой. Но, перечитав их еще раз... я нигде не встретил ни одного слова о показанном в американском фильме” [5, 74]. Автор утверждает, что сам фрагмент фильма лжив, но доказывает это утверждение с помощью противоречий в его содержании и источнике, на который ссылаются авторы фильма.

Совершенно очевидно, что такое противоречие может доказать лишь то, что источник указан неверно, но не может ни доказать, ни опровергнуть истинность или ложность самого эпизода. Эффект же публикации именно таков – читатель не доверяет тому, о чем шла речь в фильме.

Перевод спора может осуществиться на противоречия между словом и делом, между взглядами противника и его поступками, эпизодами из жизни. Этот “ход” часто используется в политической полемике, например – в русле предвыборной кампании. В публикации “Американский акцент”, оспаривая отмену праздника подписания Георгиевского трактата в Грузии, автор пишет: “Бесспорно, отмечать или нет 220-летие подписания Георгиевского трактата – дело руководства суверенной республики. Хотя здесь хорошо помнят, как Шеварднадзе, будучи первым секретарем ЦК Компартии республики, при каждом удобном случае славословил исторический трактат” [27, 2].

К числу частых отступлений от спора относится подмена пункта разногласия, опровержение не по существу, когда опровергаются несуществующие моменты позиции оппонента, а эффект распространяется на всю позицию. С. И. Поварнин отмечает, что эта уловка часто используется в письменных (газетных, журнальных) спорах, поскольку читатель редко возвращается к прочитанному материалу и глубоко анализирует тезисы и аргументы. Например, в тексте “Как критикуют Президента” автор спорит с позицией: лучше вакцинировать всех детей и подростков России от гепатита В, чем построить на ту же сумму Дворец конгрессов для приемов на высшем уровне. Журналист пишет: “И почему, в конце концов, российский Президент не может прилично принять гостей? Это ведь тоже штрих к портрету страны, важная краска ее престижа” [4, 41]. Конечно, в исходном тексте речь идет не о том, что такое здание не нужно – речь идет о том, что столь шикарное здание неуместно в стране с такими проблемами, как наша, что можно построить здание вполне приличное, но поскромнее. Оппонент же утрирует ситуацию и заменяет предыдущее утверждение, приписывая оппоненту мысль о том, что такое здание не нужно, а затем спорит с этой мыслью. Вопрос о возможности экономии средств в этом тексте и не обсуждается.

Близка к предыдущей и уловка, построенная на расширении или сужении тезиса (или довода), которые нередко достигаются за счет омонимии. В прессе используется как синтаксическая омонимия, так и лексическая омонимия. Например, в публикации “Осанна за наличные” [19, 76–78] слово “продажность” по отношению к журналистской профессии фигурирует и в прямом смысле, как торговля результатами своего труда, и в косвенном – моральном, включаемом в категорию личной и профессиональной позиции. Автор доказывает допустимость последнего варианта, цитируя известную пушкинскую строку “не продается вдохновенье, но можно рукопись продать”, где “продажа” применяется в другом смысле. В исходном тексте логично было бы акцентировать слова “не продается вдохновенье”.

Журналист же утверждает, что это возможно, поскольку можно продать рукопись. Начав с категории продажности в моральном плане, Ю. Романов расширяет ее до категории продажи вообще и на этом основании выстраивает аргументацию, что, безусловно, нарушает логику доказательства.

Огромное значение в сфере уловок имеет перевод вопроса на точку зрения пользы или вреда.

Так, в публикации “Как критикуют Президента” автор рассуждает о справедливости или несправедливости критики в адрес первого лица страны, однако по отношению к одному критическому материалу рассматривает