Политическая борьба в Афинах во время Пелопоннесской войны

большой редкостью, масштаб произошедшего осквернения святынь произвел на афинян сильное впечатление, вызвав возмущение и страх. В произошедшем видели дурное предзнаменование относительно похода, а кроме того, заговор, имевший целью государственный переворот и ниспровержение демократии, так как случившееся явно было делом рук многих соучастников. В тот же день, когда стало известно о происшедшем, Совет и народ назначили следствие по данному делу и установили награды за донос.

Так начался процесс, печально известный в истории под названием дела гермокопидов. По-видимому, он изначально стал ареной личной и политической вендетты. Среди главных действующих лиц, энергично раскручивавших этот процесс, мы встречаем такие фигуры, как Писандр, в то время носивший личину демократа, а впоследствии ставший одним из самых деятельных участников переворота 411 г., Харикл, также приверженец народной партии, а в будущем один из Тридцати тиранов, демагог Клеоним, сторонник Клеона, и убежденный демократ Андрокл, заклятый враг Алкивиада.

Награды за донос были установлены согласно предложению Клеонима и Писандра. По-видимому, награду в 10000 драхм предложил Писандр, затем же Клеоним внес предложение об установлении награды в 1000 драхм за второй донос. Было также принято постановление народного собрания, согласно которому любой, будь он гражданином, метеком, чужеземцем или рабом, может безнаказанно для себя сделать донос о любом святотатстве, даже если он сам был его соучастником. Дело, таким образом, расширялось, захватывая уже любое правонарушение в области религии. Вопроса о гермах это не прояснило, однако поступило несколько доносов, касающихся других святотатств, имевших место ранее. Первый из этих доносов, судя по словам Андокида, был обставлен весьма драматично: во время народного собрания, в котором должны были выступать стратеги Никий, Ламах и Алкивиад, в то время, когда флагманская триера уже стояла на рейде, некто Пифоник объявил о том, что Алкивиад пародировал Элевсинские мистерии в частном доме некоего Пулитиона и в присутствии непосвященных, а в доказательство своих слов представил свидетеля - раба Андромаха, который назвал десять имен соучастников этого дела, в том числе Алкивиада, а также трех рабов, прислуживавших им, в том числе себя и своего брата. По его словам, именно Алкивиад, а также Никиад и Мелет были инициаторами и активными исполнителями в этих псевдо-мистериях. Подробности мы знаем из обвинения, выдвинутого Фессалом, из которого следует, что Алкивиад надевал длинное платье и изображал иерофанта. Правда, в качестве его помощников Фессал называл не Никиада и Мелета, а Пулитиона, изображавшего факелоносца, и Феодора из Фега, представлявшего глашатая. Прочие же именовали себя мистами и эпоптами.

Согласно Плутарху, Андрокл представил несколько рабов и метеков, которые донесли, что Алкивиад и его друзья в пьяном виде пародировали мистерии, а также изуродовали какие-то статуи богов еще до происшествия с гермами. Возможно, Андрокл и Пифоник действовали совместно, из Андокида мы знаем, что впоследствии они спорили из-за награды за донос. Андокид приводит четыре доноса о мистериях. Первый из них - донос Андромаха, о котором мы уже говорили. Именно Андромах, согласно решению, вынесенному в суде фесмофетов, получил первую награду, вторая же досталась метеку Тевкру. Этот Тевкр бежал в Мегары и оттуда обратился к Совету с предложением сделать донос в обмен на свою безопасность и, получив согласие, прибыл в Афины, где дал показания как относительно профанации мистерий, так и по делу о гермах. По первому вопросу он назвал двенадцать имен, в том числе и свое собственное, а по второму - девятнадцать других.

Два последних известных нам доноса о мистериях были сделаны Агаристой, женой Алкмеонида, и Лидием, рабом Ферекла из дема Фемак. Агариста выпадает из ряда других доносчиков, рабов или метеков. Она была афинянкой, причем, судя по имени, принадлежала к роду Алкмеонидов. Андокид указывает, что ее первым мужем был Дамон, возможно, тот самый Дамон, который некогда был учителем Перикла, и в этом случае она, вероятно, должна была быть женщиной довольно преклонного возраста. Она назвала в качестве главных участников "мистерий", происходивших, по ее словам, в доме Хармида близ храма Зевса Олимпийского, Алкивиада, его дядю Аксиоха из Скамбонид и его друга Адиманта. Согласно Андокиду, они все вынуждены были бежать в результате именно этого доноса.

Наконец, раб Лидий сообщил, что мистерии происходят в доме его господина Ферекла, и дал перечень участников, который Андокид, к сожалению, не приводит, за исключением Акумена и Автократора, а также своего отца Леогора, который, по словам лидийца, присутствовал, но не участвовал в мистериях, так как спал. Тем не менее, против Леогора был возбужден судебный процесс, который он, впрочем, с легкостью выиграл.

Основной мишенью для обвинений явно был Алкивиад, а также его сторонники. Фукидид говорит, что процесс раздувался людьми, стремившимися убрать его с дороги и стать во главе демоса. Однако Алкивиад, опиравшийся на свою популярность в войске, а также среди союзников, из которых мантинейцы и аргосцы заявили, что не пойдут без него в поход, имел большие шансы выиграть судебный процесс, если бы он был против него возбужден, поэтому его враги, действуя через третьих лиц, вопреки его протестам добились постановления народного собрания об отправке экспедиции с тем, чтобы Алкивиад предстал перед судом уже после окончания кампании. С одной стороны, такое решение было практически равносильно прекращению следствия: если Алкивиад являлся виновным, то ему никак нельзя было поручать командование, а если бы он вернулся победителем, то никто уже не отважился бы привлечь его к суду; с другой стороны, с уходом эскадры Афины покидала большая часть сторонников Алкивиада, и он сам уже не мог оказывать прямого политического влияния, решение же народного собрания в его отсутствие могло быть изменено в любой момент.

Мы не знаем точно, когда отплыла эскадра: было ли это сразу после доноса Андромаха или уже после всех вышеперечисленных сообщений. Вообще, Андокид упоминает всего шесть доносов, включая свой собственный, но вероятно, их было гораздо больше. Мы уже говорили о несоответствии сообщений Андокида с обвинением, выдвинутым Фессалом, в котором главными сообщниками Алкивиада при профанации мистерий называются Феодор и Пулитион, не упомянутые в этом качестве Андокидом; Диодор также упоминает о неком частном человеке, сообщившем о том, что он видел, как в полночь какие-то люди, и среди них Алкивиад, входили в дом метека (вероятно, Тевкра), однако доносчик был уличен во лжи. Об этом доносе Андокид также не сообщает. Фукидид и Плутарх оба говорят, что мнение о том, что осквернение герм и профанация мистерий связаны между собой и являются следствием заговора с целью ниспровержения демократии, сложилось уже после отплытия флота. По словам Андокида, данную идею озвучили в народном собрании Писандр и Харикл, назначенные в числе следователей по делу гермокопидов, а произошло это, по крайней мере, уже после доноса Тевкра. Это позволяет предположить, что флот вышел в море вскоре после первого доноса - доноса Андромаха, а основная раскрутка процесса гермокопидов происходила уже в отсутствие Алкивиада.

Видя во всем произошедшем заговор против демократии, афиняне были правы относительно того, что в обоих правонарушениях были замешаны одни и те же люди, или, по крайней мере, одна прослойка общества (лица, подозреваемые в совершении правонарушений, в массе своей являлись аристократами). Так, Эвфилет и Ферекл, равно как Мелет и Феодор, согласно различным доносам, оказались причастны как к профанациям мистерий, так и к осквернению герм. События, связанные с делом гермокопидов, могли навести афинян на мысль о том, что целая общественная группа демонстрирует корпоративное пренебрежение общепринятыми нормами и законами. То, что ситуация воспринималась именно как аристократический заговор, подтверждает и одна из деталей доноса Диоклида: по его словам, Эвфем и другие заговорщики предложили ему не только два таланта за молчание, но также обещали, что в случае согласия он станет одним из них.

Нам известно, что донос Диоклида был ложным, однако он, конечно, старался, чтобы ложь выглядела правдоподобно, и сперва добился полного успеха. Этот донос стал кульминацией процесса гермокопидов. Согласно ему, Диоклид, выйдя из дома ночью с целью направиться на Лаврийские рудники, где у него был раб, стал свидетелем странного сборища, происходившего в театре Диониса. Спрятавшись в тени, Диоклид якобы увидел собравшуюся в орхестре толпу числом около трехсот человек, стоявшую группами по пятнадцать-двадцать, и, при свете полной луны, сумел даже разглядеть большинство лиц. Возвращаясь из Лавриона, он узнал о случившемся святотатстве и об установленных государством наградах, однако счел более выгодным получить деньги виновников преступления, о чем переговорил с Эвфемом, сыном Телокла, а затем встретился с другими заговорщиками в доме Леогора, где они договорились, что Диоклид получит за молчание два таланта серебра, и что его услугу не забудут в случае успешного государственного переворота. Затем договор был скреплен взаимной клятвой верности, данной на Акрополе, причем со стороны заговорщиков клятву дал по-видимому, Каллий, брат Эвфема. Донести же Диоклид решил, якобы, потому, что, пообещав отдать ему деньги в следующем месяце, заговорщики не сдержали своего слова. Если принимать во внимание этот рассказ, то между осквернением герм, произошедшем в полнолуние (а эта деталь, скорее всего, соответствует действительности) и доносом должно было пройти около полутора месяцев.

Как справедливо замечает Андокид, подобный донос позволял Диоклиду привлечь к суду практически любого из афинян, внезапно "вспомнив" его. В изображении доносчика, произошедшее предстало как результат сговора сразу нескольких тайных гетерий, имевших конкретную цель - государственный переворот. Город был охвачен ужасом, аресты стали повальными, причем подозреваемых хватали и заключали в оковы, не проверяя показаний доносчиков. "Вследствие такого возбуждения народа многие видные граждане сидели уже в тюрьме и делу не предвиделось конца; напротив, с каждым днем ожесточение народа усиливалось, и число арестованных возрастало". Андокид добавляет, что уже после доноса Тевкра страх был так велик, что граждане, опасаясь быть схваченными, убегали с площади всякий раз, когда глашатай возвещал о том, чтобы члены Совета шли в Булевтерий.

Всего Диоклид назвал 42 имени, в том числе двух членов Совета, Мантифея и Апсефиона, причем Писандр внес предложение пытать всех, кто был перечислен, чтобы узнать имена остальных злоумышленников еще до наступления ночи. Мантифею и Апсефиону с трудом удалось добиться, чтобы их отпустили на поруки, после чего они немедленно бежали, бросив поручителей на произвол судьбы. Все остальные были схвачены. Среди арестованных находился молодой человек очень знатного происхождения (согласно Плутарху, его род возводили к самому Одиссею) по имени Андокид, который считался ненавистником народа и приверженцем олигархии. Это подтверждается как сохранившимися фрагментами его собственных ранних речей, так и доносом Диоклида, где он был назван одним из руководителей олигархического заговора. Согласно "Жизнеописанию десяти ораторов" Плутарха, Андокид еще до дела с гермами обвинялся в том, что во время ночной гулянки разбил какую-то статую бога и отказался выдать раба для допроса. В речи Псевдо-Лисия "Против Андокида" говорится, что он убил своего раба, чтобы тот не смог дать показаний и вследствие этого был заключен в тюрьму, где и сделал донос по поводу гермокопидов.

Вероятно, автор речи "Против Андокида" смешивает оба судебных преследования Андокида, так как, конечно, чтобы быть соучастником осквернения герм, он должен был находиться на свободе. Согласно самому Андокиду, он был арестован вместе с другими по доносу Диоклида.

Дальнейшие события развивались следующим образом: оказавшись в тюрьме и сознавая безвыходность ситуации, Андокид решил сделать донос по поводу осквернения герм и этим попытаться спасти себя и своих родственников, многие из которых, включая его отца Леогора, оказались среди арестованных. Согласно Плутарху, его склонил к этому некий юноша по имени Тимей, не упомянутый, правда, никакими другими источниками; по словам самого Андокида, его подвигли просьбы двоюродного брата - Хармида и других родичей.

Сделав донос Совету, Андокид показал, что осквернение было делом рук олигархической гетерии, членом которой он сам являлся. Инициатором этой акции стал Эвфилет, по-видимому, бывший лидером гетерии. Он внес предложение во время пирушки, однако тогда оно было отвергнуто из-за несогласия Андокида. Затем, когда последний покалечился, упав с лошади, Эвфилет все-таки осуществил свой план в его отсутствие. Андокид, однако, хранил молчание, соблюдая верность своим гетайрам, до тех пор, пока не оказался в тюрьме под угрозой пыток и смерти. Побудительным мотивом совершения кощунства над гермами Андокид назвал желание членов гетерии связать друг друга залогом верности, что показывает заговорщический характер этого кружка. Чтобы доказать правдивость своих слов, Андокид указал на большую герму, стоявшую подле его дома и чуть ли не единственную в городе, которая осталась неповрежденной, и, кроме того, позволил допросить под пыткой своего раба, который подтвердил, что Андокид в момент осквернения был покалечен и не вставал с постели. Кроме того, пританы взяли служанок из того дома, откуда злоумышленники вышли, чтобы совершить свое дело.

Теперь сам Диоклид был привлечен к суду за ложный донос и казнен. Он признался во лжи и показал, что его подговорили выступить с ложным обвинением Алкивиад из Фегунта и Аммиант с Эгины. Оба они бежали. Андокид и все другие, на которых он не указал, были освобождены; тех обвиненных, которые находились в руках афинян, казнили, за голову бежавших назначена награда.

Фукидид весьма скептически отзывается о правдивости свидетельства Андокида. Дело действительно представляется весьма темным. Андокид, по сути, подтвердил донос Тевкра, добавив к нему лишь четыре новых имени - Панэтия, Диокрита, Лисистрата и Хэредена (всем им, по его словам, удалось бежать). Возможно, он стремился скрыть истинных виновников преступления, назвав имена тех, кому, по его мнению, все равно нельзя было помочь, и добавив четыре новых лица, а также выдумав причину осквернения, как раз такую, которая удовлетворила бы разгоряченные умы афинян, а также соответствовала их представлению о деятельности тайных гетерий и, в то же время, не вызывала дополнительных репрессий. Он сам говорит об этом следующее: "Из остальных, на которых прежде донес Тевкр, ни умершие не стали бы из-за меня более мертвыми, ни бежавшие - еще более изгнанными". Относительно же четверых, имена которых назвал он сам: "Естественно было бы думать, что они скорее всего окажутся в числе тех, на кого донес Диоклид: ведь они были друзьями людей, которых уже казнили". Эти слова можно считать следствием естественного желания Андокида обелить себя в глазах соотечественников, но они могут отражать и действительное положение вещей. С другой стороны, яростная ненависть к Андокиду со стороны пришедших в 411 г. к власти олигархов говорит за то, что сообщенная им информация соответствовала действительности хотя бы отчасти. Так или иначе, но донос Андокида показался афинянам лучшим выходом из сложившегося положения и положил конец разбирательству по поводу осквернения герм.

Мы и