Кирилло-Белозерский монастырь

Кирилло-Белозерский монастырь некогда был центром духовной жизни Русского Севера. Отсюда вышли многие подвижники и основатели новых северных обителей, сюда спешили на богомолье московские государи.

Северной Лаврой называют Кирилло-Белозерский монастырь. Окруженный мощными крепостными стенами, отражающимися в водах Сиверского озера, он неизменно вызывает восхищенное удивление российских и иностранных туристов, в великом множестве стекающихся сюда летом, когда открыта навигация.

Пустынной и дикой была эта местность, когда пришел сюда постриженник московского Симонова монастыря преподобный Кирилл и произнес, вглядываясь с горы Мауры в дальний берег Сиверского озера: «Се, покой мой во век века, здесь вселюся! Потому что место сие возлюблено Пречистою. Благословен Господь Бог от ныне и до века, ибо Он услышал наше моление». Старцу Кириллу (а по приходе на Белоозеро ему было уже около шестидесяти лет) сопутствовал его духовный друг, монах той же Симоновой обители преподобный Ферапонт. Он, по истечении недолгого времени, удалился от преподобного Кирилла в другую пустынь, основав Богородице-Рождественский Ферапонтов монастырь, знаменитый ныне фресковым ансамблем работы Дионисия.

Но недолго пришлось оставаться преподобному Кириллу одному. Вскоре его разыскали в северной глуши двое симоновских иноков. Так было положено начало монашеской общине. Затем стали приходить местные жители. Некоторые из них ждали от приподобного Кирилла совета и благословения, другие просили постричь их в монашество. Старец никого не гнал. Не прогнал он даже разбойника, пытавшегося сжечь его келью, когда тот пришел к нему со слезным покаянием.

Оставались в обители преподобного не все, кто приходил к нему. Слишком суров был здешний устав. Монахам возбранялось держать в кельях что-либо, кроме книг и икон. Даже напиться воды они могли лишь в трапезной. Во время трапезы инокам подавали три самых простых блюда (прп. Кирилл довольствовался двумя и пил только воду). За столом каждый сидел на определенном месте; ели монахи молча, слушая чтеца, читавшего жития святых и духовные поучения. Что касается известного бича многих монастырей в позднейшую эпоху — хмельного питья, — то его в Кирилловой монастыре не только не употребляли, но и не держали вовсе. Правило это прп. Кирилл заповедал соблюдать и после его смерти.

Труды монахов были единственным источником их пропитания. Преподобный основатель обители приучил своих духовных чад не просить милостыни в миру. Время от времени, когда пища, подававшаяся за трапезой, становилась особенно скудной, некоторые из братии приступали к игумену с просьбой благословить их на сбор подаяния. Прп. Кирилл неизменно отказывал, говоря: «Зачем же мы существуем на этом месте, если нас забудут Бог и Пречистая?»

Тридцать лет подвизался преподобный Кирилл в основанной им обители. За это время здесь наладилась и уставная, и хозяйственная жизнь. В 1427 году настоятель скончался. Перед смертью (и день, и час ее был открыт прп. Кириллу) он собрал в своей келье братию, чтобы дать ей последнее благословение и наставление. «Не скорбите в день покоя моего, — говорил он кирилловским насельникам. — Уже пришел мне час почить о Господе. Предаю вас Богу и Его Пречистой Матери, да сохранят вас от всех искушений». Еще заповедал прп. Кирилл братии молиться «о державе земли Русской», предвидя, что в скором будущем ее ожидают великие нестроения. Прошло два десятилетия со дня кончины преподобного, и игумену Кирилловского монастыря пришлось не только молиться о русской земле, но и принимать политические решения, оказавшие влияние на всю последующую историю России. Мы имеем в виду, конечно, разрешение кирилловским игуменом Трифоном Василия Темного от крестного целования «не искать московского престола» (подробнее об этом читайте в разделе «Монастырь и мир»).

Когда великий князь Василий II возвратил себе престол, Кирилло-Белозерский монастырь не был забыт им. Обитель получила от благодарного правителя многочисленные вотчины и право беспошлинной торговли по всему Московскому княжеству. Дарили монастырь и наследники Василия II. Справедливости ради следует отметить, что столь быстрое обогащение не пошло на пользу Кирилло-Белозерскому монастырю. В нем завелся дух стяжательства, совершенно чуждый ему ранее. Особенно укрепился этот непохвальный дух при игумене Серапионе. За короткое время он вытребовал у великого князя тридцать деревень и, кажется, не собирался на этом успокоиться. Своим неумеренным «приобретательством» Серапион восстановил против себя значительную часть монастырской братии. В 1483 году пятнадцать «старших старцев» монастыря покинули обитель, не будучи в силах смириться с попиранием заветов преподобного Кирилла. Только мольбы белозерского князя Михаила Андреевича и изгнание корыстолюбивого игумена заставили их вернуться.

Следующий игумен, Гурий, проявил себя совершенно в другом роде. Вдохновленный идеей нестяжательства (духовный центр нестяжателей, скит преподобного Мила Сорского — кстати, тоже выходца из Кирилло-Белозерской обители, — находился всего в нескольких километрах от Кириллова), он не только не приобретал и не принимал имений от дарителей, но даже вернул великому князю то, что получил от него игумен Серапион.

Однако, планка, заданная преподобным Нилом Сорским и его сподвижниками, была слишком высока, чтобы до нее могли дотянуться все без исключения насельники монастыря. Так сложилось, что Кирилло-Белозерская обитель была призвана играть «государственную роль», ее в любом случае не получилось бы превратить в подобие скита при. Нила Сорского.

На протяжении всего XVI века монастырь ширился и укреплялся. Покровительствуемый Иоанном Грозным, который в какой-то момент всерьез (или «почти всерьез») намеревался принять постриг в обители прп. Кирилла, он владел многими вотчинами и богатствами. Нелегко доставались царские дары. Грозный не только сам четырежды (по крайней мере) посещал Северную Лавру, но и ссылал сюда в заточение опальных бояр и бывших своих любимцев. А в конце жизни царь прислал в Кирилло-Белозерский монастырь помянник, читать который без внутреннего содрогания мог лишь самый черствый человек. В нем перечислялись 3200 замученных в царствование Ивана Грозного людей — «избиенных, истопленных и сожженных с женами, чадами и домочадцами, убитых ручным сечением, огненным стрелянием и пытками».

К кровавому синодику прилагалось 10000 рублей — «на помин души».

Скрепы русской государственности начали после смерти его рассыпаться одна за другой. Голод 1601—03 годов стал подходящей почвой для того, чтобы в народе, недовольном Борисом Годуновым, распространились слухи о том, что жив царевич Дмитрий, младший сын Ивана Грозного. Этим не преминули воспользоваться проходимцы и авантюристы. Русь стремительно втягивалась в воронку Смуты. Все более горькие вести приходили в Кириллов монастырь. Монахи читали послания заточенного поляками в темницу Патриарха Гермогена и готовились отразить врагов, уповая не столько на крепость стен, сколько на помощь Господа и Пресвятой Богородицы. И на молитвенное заступничество прп. Кирилла.

В 1612 году обители пришлось пережить три нападения поляков. Осаждали разбойники ее и в 1613 году. Все атаки были отбиты, но победу Кирилло-Белозерский монастырь купил дорогой ценой: погибло 260 защитников крепости, были убиты 800 монастырских крестьян с женами и детьми. И это не говоря об имущественных потерях. Голод, холод, оскудение стали уделом обители на несколько последующих лет.

Лишь во второй половине 1620-х годов Кирилло-Белозерский монастырь смог начать работы по преодолению разрухи. В 1630 году здесь уже предпринимается починка стен, а в 1653 году затевается строительство «государевой крепости» — новых укреплений героической обители. На возведение новых стен царь Алексей Михайлович выделил 45 тысяч рублей. Много жертвовал он и на иные нужды монастыря. Каменное строительство в Кириллове прекратилось при Петре 1. «Государева крепость» потеряла свое оборонительное значение, и в 1701 году, во время Северной войны, Петр приказал доставить в Москву все имевшиеся в монастыре медные пушки.

Без государственной поддержки массивные кирилловские укрепления существовать не могли. В течение всего XVIII века они ветшали и разрушались. Особенно тяжелым стало положение монастыря после 1764 года. Хотя он и получил звание первоклассного, но казенные средства, выделявшиеся на его содержание, были настолько скудны, что их едва хватало монахам (хотя число их и значительно уменьшилось по сравнению с прошлым веком) на прокормление. О серьезном ремонте разрушавшихся строений не шло и речи. Не только стены, но и самые храмы пребывали в крайней ветхости и запустении. Неудивительно поэтому, что в столь мрачных красках описывали Кирилло-Белозерский монастырь те, кто побывал здесь в конце XVIII — начале XIX веков. Вот, например, очень характерная выдержка из описания, составленного секунд-майором П. И. Челищевым в 1791 году: «И в церкви ж равноапостольнаго князя Владимира, что при Успенском соборе, по неимению ж в ней в окнах стекол, весь пол и князей Воротынских или Поротынских гробницы замело снегом...»

Еще более грустную картину оставил нам духовный писатель А.Н. Муравьев, побывавший в Кириллове полувеком позднее: «Четыре маститые кедра стояли как бы на страже древней

Лавры пред настоятельскими келиями, и мрачный вид сих пришельцев Ливанских соответствовал пустоте заглохшего двора, где прорастала трава по бывшим тропам от недостатка ходящих; никто не выглядывал из бесчисленных окон келий, ограждавших двор; их считалось до семисот во дни славы Кирилловой обители, и только в некоторых теперь есть жилье человеческое: так изменился Кириллов, далеко отставший от Лавры Сергиевой, с которою долго равнялся...»

Положение монастыря после реформ Екатерины II было таково, что ему пришлось сдавать свои здания в аренду. В разные годы здесь размещались уездное казначейство, духовное училище и даже соляные склады. С конца XVIII века в обители находилась тюрьма. Перевод ее из монастыря в город состоялся только благодаря усилиям архимандрита Иакова, назначенного в Кирилло-Белозерский монастырь в 1866 году.

Близилось пятисотлетие монастыря. К юбилею заново вызолотили иконостас в древнем Успенском соборе, почистили оклады икон, паникадила и подсвечники. Даже подправили самые аварийные здания. Но на основательный ремонт денег опять не хватило. Посетивший обитель в 1911 году архиепископ Новгородский и Старорусский Арсений (Стадницкий) был изумлен состоянием ряда монастырских строений. «Многие древние здания монастыря ныне представляют руины...» — писал он.

Вопрос о выделении средств на реставрацию Киридло-Белозерского монастыря рассматривался в Государственной Думе в 1914 году. Начавшаяся война помешала претвориться в жизнь благим намерениям.

В 1924 году Кирилло-Белозерская обитель прекратила свое существование. Последние годы до закрытия были неимоверно тяжелы, хотя еще в 1919 году монастырю выдали охранное свидетельство как «имеющему в целом выдающееся художественное и историческое значение». Эта «охранная грамота» не помешала, конечно, большевикам расхищать монастырское имущество. После ликвидации обители здесь разместился музей, существующий и по сей день. Богослужебная жизнь в Кирилло-Белозерском монастыре возобновилась в 1990-е годы. В 1997 году была зарегистрирована и монашеская община.

Кирилло-Белозерский монастырь — самый большой не только в России, но и во всей Европе. А крепостные стены, окружающие его святыни, сами по себе являются выдающимся памятником истории и архитектуры.

Успенский собор — главный и самый старый храм Кирилло-Белозерской обители. Деревянная церковь в честь Успения Пресвятой Богородицы была построена в монастыре еще при прп. Кирилле Белозерском. Об этом событии Георгий Федотов пишет: «Маленькая деревянная церковь в новом монастыре освящена в честь Успения Божией Матери — знак как особого почитания Богоматери, так и связи с Москвой (Успенский собор и церковь в Симонове)». Интересно, что примерно в это же время неподалеку от Кириллова преподобный Ферапонт также строит Богородичную церковь — в честь Ее Рождества. Так две обители-сестры с самого своего основания как бы посвящают себя Пресвятой Богородице.

Возведение каменного Успенского собора относится к 1497 году. Очевидно, над ним трудилась та же артель ростовских каменщиков, которая несколькими годами ранее строила каменный храм Рождества Богородицы в Ферапон-товом монастыре. Одноглавый, четырехстолпный, с гремя алтарными апсидами, Успенский собор вполне типичен с точки зрения храмовой архитектуры того времени.

Свой нынешний облик Успенский собор приобрел в XVIII веке. Первоначально его венчал шлемовидный купол, а над закомарами высились два яруса кокошников. В ходе перестройки прежний купол заменили двухъярусным барочным, а кокошники исчезли под четырехскатной кровлей. Эти переделки в известной степени исказили облик собора, «замутнили» его древние черты.

Еще раньше, в конце XVI века, к основному объему Успенского храма пристроили одноэтажную паперть, обнимающую собор с северной и западной сторон. Постепенно он «обрастал» и придельными храмами. Таковы — Владимирская церковь, Нпифаниевская церковь и Кирилловская церковь (где почивают мощи прп. Кирилла Белозерского). Существующая ныне церковь прп. Кирилла была построена в 1785 году. Раньше на ее месте находился храм последней трети XVI века, разобранный из-за ветхости — или из иных соображений. А. Н. Муравьев, во всяком случае, об этом писал в 1855 году так: «Церковь сия показалась тесною в последних годах минувшего столетия настоятелю обители Иакинфу Карпинскому, и он перестроил ее совершенно в новом вкусе, не соответствующем главному собору, к которому она прилегает».

Церковь эта возводилась в 1531—34 годах на вклад Василия III, сделанный им во время поездки на богомолье по северным обителям, в числе которых был и Кирилло-Белозерский монастырь. Исследователи особо указывают, что в архитектурном облике этого храма довольно отчетливо прослеживаются «фряжские» (то есть итальянские) черты, в первой трети XVI века уже глубоко проникшие в русскую храмовую архитектуру. Изначально церковь Архангела Гавриила строилась «под колоколы», то есть в верхнем ее ярусе размещалась звонница. Но уже в 1638 году в ярусе звонов была устроена ризница, и он потерял свое прежнее своеобразие — проемы звонов заложили, они превратились в окна.

С запада к церкви вплотную прилегает монастырская колокольня, построенная в 1757—61 годах на месте прежней, стоявшей здесь с конца XVI века.

Церковь Введения во храм Пресвятой Богородицы с трапезной палатой — вторая по старшинству каменная постройка Кирилло-Белозерского монастыря. Она была возведена в 1519 году на месте деревянной братской трапезы. И церковь, и трапезная палата претерпели множество перестроек. Самой масштабной была переделка, осуществленная в первой половине XIX века, когда храм вместо яруса кокошников получил купольное завершение, а трапезная из сводчатой палаты была превращена в зал с колоннами в стиле ампир. В 1865 году «трапезный зал» расписали в соответствии со вкусами эпохи. Росписи эти сохранились.

Водяные ворота находятся почти в самом центре монастырской стены, которая выходит к Сиверскому озеру. Эта часть ограды относится к старым укреплениям монастыря, возведенным в XVI веке. В 1595 году над воротами была построена церковь в честь Преображения Господня. Отчасти она напоминает другую надвратную церковь монастыря — во имя Иоанна Лествичника. Но Преображенская церковь выглядит несколько более приземистой и «крепкой». Обратите внимание, что храм завершается тремя главами. Большая находится в центре, две малые — над юго-восточным и северо-восточным углами.

В XV веке Кириллов монастырь оказался в центре междоусобной распри, затеянной русскими князьями. Игумен Трифон встал в этой борьбе на сторону законного московского князя, имевшего целью собрать вокруг Москвы раздробленную на удельные княжества Русь.

Пик неурядиц пришелся на княжение Василия II, вступившего на московский престол в 1425 году. Партия врагов великого князя, возглавляемая его дядей, удельным князем Юрием Дмитриевичем и его сыновьями Василием Косым и Дмитрием Шемякой, несколько раз захватывала московский престол. Поддерживали их в разное время Новгород и Тверь.

В 1445 году великий князь Василий II, потерпев поражение в битве с татарами под Суздалем, попал в плен. Освободиться ему удалось — за выкуп — лишь через четыре месяца. Пока Василий находился в Орде, «временно исполняющим обязанности» великого князя стал Дмитрий Шемяка. Это было тяжелое для Москвы время. Жители посадов, опасаясь набега татар, который, как им казалось, может случиться со дня на день, перебрались со своими пожитками в Кремль. Из-за скученности людей и костров, разводимых повсеместно, вспыхнул пожар. Деревянные постройки сгорели дотла, а белокаменные стены «падоша» во многих местах. Тогда начался массовый исход жителей из города, превратившийся в паническое бегство, остановить которое Шемяке удалось с большим трудом.

Возвращение Василия II из Орды было встречено народом с большим энтузиазмом («И бысть, — по слову летописца, — радость велика всем городам русским»). Но радость москвичей о возвращении великого князя вскоре была омрачена. Василий II еще не выплатил выкупа хану, и тот послал с ним для его сбора мурз и отряд в пятьсот воинов. По пришествии в Москву князь увидел, что выкуп платить ему нечем — казна сгорела. Пришлось добывать деньги, обложив народ новыми тяжкими поборами. Важная деталь: сбор этих податей совершался под надзором татар, что русские люди после победы на Куликовом поле воспринимали как новое порабощение, новое иго. С неудовольствием воспринималась народом и передача некоторых городов «в кормление» татарам (на это Василия II толкнуло все то же отсутствие «живых» денег).

Брожением в народе воспользовался Дмитрий Шемяка. Составился заговор. Но осуществить свои намерения партия Шемяки сразу не могла: великий князь всюду ездил в сопровождении отряда татар. Схватили его в начале 1446 года, когда он был на богомолье в Троице-Сергиевом монастыре, «отпустив татар». 12 февраля войска Шемяки заняли Москву (причем не смогли удержаться при этом от грабежей). Отдельный отряд, возглавляемый удельным князем Иваном Можайским, был послан «к Троице-Сергию». В монастыре князь Иван арестовал Василия II, причем обещал ему, что никакого зла победители ему не причинят. Более того, действия заговорщиков он оправдывал заботой о «хрестьянах», говоря, что «видевши бо се татарове, пришедши с тобою, облегчат окуп» (то есть татары, увидев великого князя свергнутым с престола, уменьшат выкуп). Но обещания мятежников остались обещаниями. Схваченного Василия II бросили «в голый сани», отвезли в Москву и там ослепили. Так Дмитрий Шемяка отомстил великому князю за своего брата Василия Косого, ослепленного им двенадцать лет назад за вероломство.

Из Москвы Василия II сослали в Углич. Отсюда Шемяке вскоре пришлось — под давлением рязанского епископа (будущего митрополита) Ионы и московских служилых людей — выпустить великого князя (носившего отныне прозвище «Темный»). Принудив его целовать крест с клятвой «не искать боле престола московского», Шемяка дал Василию в удел Вологду.

По прибытии в свой удел обездоленный великий князь почти сразу же отправился в Кирилло-Белозерский монастырь. Здесь он обратился к игумену Трифону с просьбой снять с него крестное целование. Игумен, хорошо понимая, что только вокруг Василия II сможет объединиться тонущая в междоусобицах, терзаемая татарами Русь, разрешил крестное целование. «Сыновьям своим и внукам накажу, чтобы все делали для блага обители сей», — сказал Василий Темный, прощаясь с игуменом и благодаря его за оказанную поддержку. И слово свое, как мы знаем из дальнейшей истории Кириллова монастыря, сдержал.

Из Кирилло-Белозерской обители князь поехал в Тверь, где скрепил союз с тверским князем, обручив с его дочерью своего шестилетнего сына Ивана.

Узнав о том, что Василий Темный приближается к Москве, Дмитрий Шемяка собрал войско и укрепился в Волоколамске. Но полки его неуклонно таяли — сторонники Шемяки переходили на сторону «легитимного» князя Василия II. Отрядам Василия Темного открывалась прямая дорога на Москву.

Спустя недолгое время они обошли Волоколамск и заняли столицу без боя. Дмитрий Шемяка бежал. Смерть свою он нашел в Новгороде в 1453 году.

История Кирилло-Белозерского музея-заповедника полна драматических событий. В самые тяжелые годы музейные работники прикладывали все усилия для того, чтобы сохранить архитектурный комплекс и художественно-историческое наследие Кириллова монастыря.

В 1906 году кирилловский насельник иеромонах Антоний (Александров) предпринял попытку создать в Кирилло-Бело-зерском монастыре нечто похожее на музей. Начинание это не нашло отклика у монастырских властей. Музей в обители появился в 1924 году. Или, точнее, вся обитель стала музеем. В той исторической ситуации создание музея на базе монастыря было единственным способом сохранить от уничтожения его памятники и святыни. Печальные примеры того, что происходило с обителями, которые не удавалось отстоять реставраторам и музейным работникам, у всех перед глазами. Далеко от Кирилло-Белозерского монастыря за ними ходить не надо. В Белозерье, на озере Новом, с начала XVI века существовал монастырь, основанный иноком Корнилиева Комельского монастыря преподобным Кириллом Новоезерским. В 1928 году обитель закрыли, иконы из храмов сожгли, а сами храмы осквернили. Мощи основателя, прп. Кирилла Новоезерского, исчезли после этого бесследно. На протяжении нескольких лет Кирилло-Новоезерский монастырь был «Соловками Белозерья» — особой тюрьмой, куда свозили священнослужителей и где многие из них приняли мученическую смерть. Сейчас на территории бывшего монастыря находится колония строгого режима. Здесь отбывают наказание преступники, приговоренные к пожизненному заключению. Остров обнесен колючей проволокой, приблизиться к нему нет никакой возможности.

Такая же участь могла постигнуть Кирилло-Белозерский монастырь, благо стены его крепки. Но, к счастью, тюрьму из Кирилловой обители властям сделать не удалось. В конце 1924 года в ней был открыт музей, существовавший сначала как отдел Череповецкого окружного губернского музея. При этом, кроме самого музея, на территории монастыря располагались склады, квартиры и детский сад. Что, конечно, не способствовало сохранению памятников архитектуры.

Первая постоянная экспозиция открылась в Кирилловском музее в 1929 году. Она включала в себя семь разделов и призвана была дать посетителю представление об истории заселения края, его хозяйственном развитии и культуре. В теплое время года, кроме того, возможно было осмотреть храмы.

Одновременно, несмотря на очень скромное финансирование, в монастыре велась реставрация.

В 1930 году скудное финансирование музея еще более урезали. Вдобавок его перевели в ведение Кирилловского отдела народного образования, что на долгие годы предопределило специфику его работы. Отныне — как предписывали циркуляры местных партийных органов — основным направлением музея должна была стать «пропагандистская работа». В стенах монастыря следовало развернуть экспозиции, посвященные социалистическому строительству, угнетению крестьян при крепостном строе, и так далее. Уже в 1934 году посетителей встречала полностью идеологизированная экспозиция, раскрывавшая «реакционно-феодальную сущность» монастыря. В этом же ключе показывалась и его история. В 1937 году «целостную экспозицию на основе марксистско-ленинского учения об общественно-экономических формациях» развернули в трапезной палате обители. В эту экспозицию входил и отдел социалистического строительства.

И, конечно, никуда было не деться музейным работникам от организации антирелигиозной выставки. Она открылась в 1938 году. Тем не менее местные власти считали, что музей недостаточно активно ведет пропагандистскую работу. В районной газете то и дело мелькали заметки, критикующие его деятельность. И антирелигиозная выставка только подлила масла в огонь. В прессе появилась резкая статья «За монастырской стеной», в которой утверждалось, что сотрудники музея подошли к организации выставки «формально» (то есть «без души»), и настойчиво требовалось «проверить аппарат музея, очистить его от проходимцев и врагов народа, потребовать четкой и добросовестной работы». Подобные статьи обычно служили «сигналом к началу действий». Так вышло и в этот раз: директор музея и его научный сотрудник подверглись репрессиям.

Удивления достойно то, как в подобных условиях можно было заниматься реставрационной и исследовательской работой. А ведь реставрация в Кирилло-Белозерском монастыре не останавливалась, хотя и не всегда велась в должном объеме (мешало отсутствие средств). Даже во время войны работы продолжались.

Тяжелее всего пришлось музею в послевоенные годы. В это время по штату здесь полагалось всего четыре сотрудника — директор и три сторожа. При этом один из сторожей числился за Ферапонтовым монастырем, который являлся (и является по сей день) филиалом Кирилло-Белозерского музея. Только в 1950-е годы положение несколько улучшилось. А с 1960-х годов уже началась реставрация не только аварийных архитектурных памятников, но и икон. В штате музея появились искусствоведы. В 1968 году статус его был изменен. Теперь он именовался Кирилло-Белозерским историко-архитектурным и художественным музеем-заповедником. В этом статусе музей существует и в наши дни.

Очередной кризис в истории музея пришелся на рубеж 1980—90-х годов. Но в 1991 году был разработан новый водный туристический маршрут «Москва — Санкт-Петербург», предусматривавший заход теплоходов с иностранными туристами на Валаам, Кижи, в Кириллов. Кирилло-Белозерский монастырь стал, таким образом, символом всей Вологодской области, и ее правительство изыскало возможности оказать музею-заповеднику материальную поддержку. В 1997 году Кирилло-Белозерский музей-заповедник был включен в Государственный свод особо ценных объектов культурного наследия народов Российской Федерации.

Монашеская жизнь в Кирилло-Белозерском монастыре начала возрождаться во второй половине 1990-х годов. Но до сих пор перед монашеской общиной стоит множество проблем. Средств на масштабную реставрацию возвращенных монастырю зданий не хватает, а большую часть территории обители по-прежнему занимает музей-заповедник.

Поворотным в новейшей истории Кирилло-Белозерского монастыря стал 1997 год, когда праздновалось шестисотлетие обители. 28 августа состоялась первая после долгого перерыва Божественная литургия в Кирилловской церкви. Вновь у раки преподобного Кирилла зазвучали слова молитвы. В том же году между Кирилло-Белозерским музеем-заповедником и Вологодской епархией был подписан договор о передаче части Кириллова монастыря (а именно — Малого Горнего Иоанновского монастыря с храмами Иоанна Предтечи и Сергия Радонежского) Церкви. Была зарегистрирована монашеская община, назначен исполняющий обязанности настоятеля (сейчас им является игумен Игнатий (Молчанов)).

Фактическая передача Малого Иоанновского монастыря общине состоялась в конце 1998 года. Таким образом, монашеская жизнь в древней обители возрождается уже на протяжении десяти лет. Сделать предстоит очень много. Пока богослужения проходят только в Сергиевском храме (летом) и в церкви преподобного Кирилла Белозерского, что находится на территории Большого Успенского монастыря (круглый год). Братия обители еще не очень многочисленна, да и посетители Кирилло-Белозерского монастыря приезжают сюда, как правило, не в качестве паломников, а в качестве туристов. Многие даже не знают, что здесь существует монашеская община. Хотя помолиться у мощей преподобного Кирилла приходят многие.

Переданные Церкви здания (и, прежде всего, Иоанно-Предтеченская церковь) требуют серьезного ремонта. Обеспокоенность вызывает состояние церкви во имя Казанской иконы Бо-жией Матери, находящейся за стенами обители. Раньше это был соборный храм города Кириллова. В XVII веке на месте Казанского собора стояла одноименная деревянная церковь, принадлежавшая тогда Кирилло-Белозерскому монастырю. Каменный храм был построен в 1700 году. Он относился уже не к обители, а к монастырской слободе. В 1776 году, с преобразованием слободы в уездный город, Казанский храм стал собором. К 1825 году завершилось его переустройство соответственно новому статусу. В 1930-е годы собор закрыли,