Борьба Хрущёва за единоличную власть

сами, видимо, были скованы своей деятельностью под руководством Сталина, еще не освободившись от его давления".

Широкое понятие "курс XX съезда" воспринималось в обществе как синоним процесса десталинизации, разоблачение и осуждение культа личности Сталина. Половинчатость мер в этой области, зигзаги и даже отступления в борьбе со сталинизмом вполне обоснованно трактовались как отход от "курса XX съезда". Большинство членов президиума ЦК было убеждено, что ослабление существовавшего режима власти, угроза монопольной власти коммунистической партии, ее ограничение были прямым и непосредственным следствием раскрытия преступлений Сталина, признания массовых репрессий 30-х годов, сделанных на XX съезде. Поэтому они видели путь к стабилизации положения в стране в отказе от критики Сталина, сталинщины. Формально члены президиума выступали с защитой Сталина якобы потому, что дальнейшие разоблачения подорвут авторитет партии и советского государства, дискредитируют советский опыт строительства социализма. Несомненно то, что при этом они не меньше заботились и о своей собственной судьбе.

Что же касается отношения Хрущева к курсу XX съезда, то он отстаивал линию съезда не только потому, что был убежден: это единственная возможность вывести страну из кризиса. Хрущев понимал, что его судьба как политического деятеля неразрывно связана с судьбой той политики, которая определена XX съездом. Он был связан с новым курсом лично, став одним из инициаторов постановки на съезде вопроса о Сталине, о культе личности, о беззакониях сталинского периода. Осуждение съездовского курса и даже молчаливый негласный отказ от него были бы концом политической карьеры Хрущева, его политической смертью. Инициатива первого секретаря и его доклад в таком случае рассматривались бы как свидетельство его политической недальновидности, как отступничество от социалистического идеала, как путь, который вел к полному обвалу власти.

В оценке исторических заслуг Хрущева речь может идти не столько об осуществлении, претворении в жизнь курса XX съезда, сколько о его приверженности этому курсу. Дело не меняют ни мотивы, которыми руководствовался Хрущев, ни колебания и отступления, допущенные им в ходе реализации решений съезда.

Вопрос стоял так: либо сделать попытку изменить порядки, существовавшие при Сталине, либо оставить все, как было. Историческая заслуга Хрущева и состоит в том, что он увидел путь к изменениям и, как ему казалось, возможность их осуществления в той исторической ситуации, которая сложилась после смерти Сталина, т.е. в условиях монопольной политической власти КПСС.

Было бы глубоко ошибочным сводить все дело к личности Хрущева. Нельзя не учитывать того глубокого переворота в сознании рядовых членов партии и партийной бюрократии, который произвел XX съезд партии. Хрущев выражал интересы большей части партийной элиты, руководящего состава партии, решительно высказываясь за невозможность полного возврата к старому, против прекращения процесса десталинизации страны.

ОБОСТРЕНИЕ РАЗНОГЛАСИЙ В ПРЕЗИДИУМЕ ЦК

Среди партийной бюрократии были разные группы и у них было разное понимание курса XX съезда. Тем не менее большая часть членов ЦК, не желавшая возвращения к прежним порядкам в их старом виде, видела в Хрущеве главную силу, способную сломить упорство и консерватизм "старой гвардии".

После XX съезда в президиуме ЦК все более четко оформлялась оппозиция Хрущеву. Большинство членов президиума не признавало безоговорочно авторитет Хрущева как единовластного руководителя партии. Многие неудачи, просчеты, тяжелые ситуации, в которые попадала власть, ими оценивались как следствие непредсказуемых действий Хрущева, необдуманности предпринимавшихся им лично шагов - и внутри страны, и на международной арене.

Большое значение в определении позиций членов президиума ЦК имели опасения разоблачения их участия в массовых репрессиях 30-40-х годов. Тем более что досье на них, которые ранее были у Берии, теперь оказались в руках министра госбезопасности (с 1954 г.) И.А. Серова - ставленника Хрущева.

На Хрущева сделала ставку группа молодых кандидатов в члены президиума и секретарей ЦК. Та легкость, с которой удалось одолеть Берию и Маленкова, внушала уверенность, что час "стариков" пробил. Хрущев подогревал эти настроения. Он умело использовал свое положение первого секретаря ЦК КПСС, много разъезжал по стране, лично встречаясь и устанавливая дружеские отношения с руководителями областных и республиканских организаций, которые и составляли большинство в составе Центрального Комитета.

Молотов, Каганович, Ворошилов, Маленков, по всей вероятности, понимали значение и возможные последствия того заигрывания с членами ЦК, которое проводили Хрущев и его окружение, но они, как было заведено при Сталине, редко выезжали из Москвы. Понимая складывающуюся обстановку, они не могли преодолеть себя, может быть, чрезмерно полагаясь на свой авторитет, на официальное положение в партии, которое они занимали при Сталине.

Споры, и часто острые, шли не только по вопросам десталинизации общества. Иногда жаркие дискуссии вызывали конкретные крупные акты социального, экономического неполитического характера. И историческая истина заключается в том, что не всегда и не во всем оппоненты Хрущева были неправы. Не всегда предложения, которые вносил Хрущев, до конца просчитывались. Поспешность и внешняя их эффективность заслоняли государственную целесообразность. Так, Каганович — об этом сам Хрущев неоднократно говорил в публичных выступлениях, — резко возражал против крупных вложений государственных средств в освоение целинных и залежных земель на востоке страны, в северных районах Казахстана. Он предлагал обратить эти средства на подъем сельского хозяйства российского Нечерноземья, мотивируя это возможностью более полной отдачи вложенных средств и необходимостью учета положения этих районов, разоренных войной, трудностями послевоенного восстановления. Каганович указывал на историческую справедливость такого решения.

Молотов и ряд других членов президиума ЦК резко критиковали не согласованный с ними, выдвинутый лично Хрущевым лозунг о возможности в короткий срок догнать и перегнать Америку по производству продуктов животноводства. Они указывали на авантюрность подобных заявлений, которые могут привести к дискредитации планов подъема сельского хозяйства.

Все деловые обсуждения получали несвойственную им остроту и фракционную направленность обеих противостоящих групп в партийном руководстве, поскольку в основе их лежал главный вопрос: либо отказ от курса XX съезда, либо продолжение его.

К лету 1957 г. противоречия достигли такой высокой степени накала, что в конечном счете их разрешение перешло в ту единственную плоскость, когда вопрос решался однозначно: или полный отказ от идей XX съезда, или выражение приверженности этому курсу, даже при наличии колебаний и противоречий в его осуществлении. С настроениями, нарастающими в партии и обществе, нельзя было не считаться. Узколобая консервативная политика могла вызвать социальный взрыв необычной силы. Необходимость десталинизации и определенных шагов демократизации общества, осуждение сталинских репрессий и беспредела карательных органов были настоятельной потребностью, проявлением объективного процесса общественного развития страны в 50-е годы.

Позиция Хрущева и его сторонников отражала эти объективные потребности. На его стороне было и общественное мнение, и позиция большинства членов партии, недвусмысленно высказывавшихся в поддержку курса XX съезда, необратимости процессов десталинизации страны, невозможности возврата к старому.

18 июня на очередном заседании президиума Совета Министров СССР встал вопрос о поездке членов президиума ЦК КПСС на празднование 250-летия Ленинграда. На этой поездке настаивал Хрущев. Обсуждение приняло очень острый характер, вышло за рамки этого конкретного и узкого вопроса и охватило широкий круг проблем деятельности президиума ЦК КПСС. Надо иметь в виду, что в значительной части президиум Совета Министров СССР составляли члены президиума ЦК КПСС. Те из них, которые присутствовали на заседании, потребовали немедленного созыва президиума ЦК КПСС. Несмотря на сопротивление и возражения Хрущева, такое решение было принято. На заседании же президиума ЦК КПСС большинство его членов настояли, чтобы его заседания проходили под председательством не первого секретаря Н.С. Хрущева, а председателя Совета Министров Н А. Булганина.

Участники заседания — Молотов, Маленков, Каганович, Булганин, Ворошилов, Первухин, Сабуров, Шепилов — высказали многочисленные претензии к Хрущеву. Его обвиняли в нарушении принципа коллективности руководства, грубости и нетерпимости по отношению к отдельным членам президиума ЦК. Многие говорили, что в партии и стране растет культ личности Хрущева, его обвиняли в том, что он насаждает практику подавления инициативы и самодеятельности советских органов снизу и доверху. При этом партийные организации берут на себя не свойственные им функции советов.

На заседании указывалось на крупные просчеты в руководстве сельским хозяйством, на имевшие место опасные зигзаги во внешней политике.

Члены президиума ЦК обвиняли секретариат ЦК, лично Хрущева, секретарей обкомов и ЦК компартий союзных республик в том, что они ведут работу по дискредитации отдельных членов президиума ЦК.

В ходе заседания высказывалось сомнение в необходимости иметь пост первого секретаря ЦК КПСС. Семь членов президиума ЦК против четырех приняли решение о смещении с занимаемого поста Хрущева с тем, чтобы выйти на пленум ЦК с готовым предложением от имени президиума.

Вечером, в день заседания президиума ЦК, предполагался прием в болгарском посольстве по случаю 75-летия со дня рождения Г. Димитрова. Хрущев должен был в 18 часов прибыть в посольство. Однако в назначенное время его на приеме еще не было. В половине восьмого озабоченный посол позвонил в ЦК. Его заверили, что Хрущев будет. Он приехал в начале девятого. Немногочисленные участники ужина заметили, что Хрущев чем-то сильно озабочен, даже подавлен. Обычно в таком застолье Хрущев был оживлен, весел, много шутил, вел шумные беседы с присутствующими. Но в этот вечер он был мрачен, молчалив. От гостей, приехавших вместе с Хрущевым, стало известно: что-то произошло на заседании президиума ЦК, которое шло весь день и закончилось только к 8 часам вечера.

Судя по воспоминаниям очевидцев, Хрущев не мог скрыть своей растерянности и подавленности. Конечно, решение президиума ЦК не было спонтанным. Его тщательно готовили. Оно было неожиданным лишь для Хрущева. Он не имел информации от соответствующих органов, не поступило сигнала от "преданного осведомителя", сам же первый секретарь не предвидел такого оборота. Это, конечно, не делает ему чести как руководителю высокого партийного органа, как опытному аппаратчику, изощренному в интригах.

Однако и его противники допустили немало промахов в решении такой задачи, как снятие Хрущева с поста первого секретаря ЦК.

Большинство членов президиума ЦК полагало возможным осуществить замену первого секретаря лишь силами членов президиума, не включая в этот процесс весь механизм власти, т.е. партийный аппарат, армию и органы безопасности. Группа членов ЦК, а затем и пленум ЦК оценили это как нарушение Устава партии, как проявление фракционности, как антипартийную акцию.

Положение для Хрущева сложилось угрожающее. Суслов, Микоян и поддерживавшие Хрущева кандидаты в члены президиума ЦК, секретари ЦК настояли на продолжении заседаний президиума. И оно возобновилось на следующий день.

Хрущев и его сторонники избрали тактику затягивания заседаний президиума, чтобы в ходе выступлений, как и в частных беседах, добиться откола от основной группы тех, кто временно примкнул к ним. Хрущев пошел на частичное признание своих недостатков, прежде всего резкости, горячности.

Чтобы переломить неблагоприятную ситуацию, министр обороны Г.К. Жуков и председатель КГБ И.А. Серов по согласованию с Хрущевым в срочном порядке самолетами военно-транспортной авиации доставили в Москву группу членов ЦК — сторонников Хрущева. В ходе заседания президиума эта специально подобранная группа потребовала встречи с членами президиума, а затем и участия в заседаниях.

Тактика, избранная Хрущевым и его сторонниками, полностью себя оправдала. Четыре дня шло заседание президиума. К этому времени в Москву доставили тех членов ЦК, которые поддерживали Хрущева. Эта группа сумела обработать большинство членов ЦК, которые выразили готовность выступить на пленуме ЦК против Молотова, Маленкова, Кагановича и других. Маршал Жуков заявил о возможности применить военную силу против большинства членов президиума ЦК, если они не примут требование группы членов ЦК. Открытое, беспримерное давление имело успех. Вопрос о первом секретаре и внесении изменений в состав секретариата ЦК был перенесен на заседание предстоящего пленума ЦК, члены которого "по своей инициативе" уже собрались в Москве, требуя открытия внеочередного пленума. Результат этой обработки был налицо. Около 200 членов ЦК, не выслушав официальной информации, объяснений членов президиума ЦК, выразили желание выступить в прениях на пленуме ЦК и, как показали последующие события, выступить с обличением и осуждением группы членов президиума ЦК.

Большинство президиума ЦК было сломлено группой Хрущева, в которую входили, кроме меньшинства членов президиума ЦК, кандидаты в члены президиума ЦК, секретари и группа членов ЦК, вызванные Хрущевым с мест. Среди них были очень энергичные, честолюбивые люди с авантюристическими наклонностями, имевшие большой опыт аппаратных интриг. "За заслуги" некоторые из них на июньском пленуме были введены в состав президиума ЦК, избраны секретарями ЦК. Не случайно Хрущев поспешил вскоре после пленума ЦК освободиться от многих из них.

ИЮНЬСКИЙ (1957г.) ПЛЕНУМ ЦК КПСС

Внеочередной пленум ЦК открылся 22 июня, в субботу, в 14 часов. Он продолжался семь дней и закончился в следующую субботу, 29 июня. На первом заседании председательствовал Хрущев, на остальных - Суслов. Уже с первых минут начала работы пленума Хрущев показал, что с той частью членов президиума ЦК, которая ставила вопрос о снятии его с поста первого секретаря, теперь уже не считаются. Меньшая часть членов президиума ЦК сепаратно готовила пленум, выработала регламент его работы, с ним и вышла на заседание пленума, даже не известив большую часть членов президиума о принятом решении.

Когда Хрущев доложил о порядке работы пленума, Молотов задал вопрос по регламенту; на это ему Хрущев ответил, что "регламент принят президиумом ЦК, а вы можете внести другое предложение". Т.е. Хрущев перед всем пленумом уже 22 июня показал, что Молотов не является членом президиума ЦК.

Весьма характерно, что на второй день работы пленума в выступлении заведующего Общим отделом ЦК КПСС В.Н. Малина был поднят вопрос о том, что Каганович не сдает ключи от служебных сейфов. Отсюда можно было сделать вывод, что остальные члены группы уже сдали ключи. Объяснение Кагановича, что там находятся и его личные документы, вызвало возмущение Хрущева.

Информационное сообщение от имени президиума ЦК пленуму сделал Суслов, занимавший позицию активнейшей поддержки Хрущева, далекий от беспристрастного подхода к своим оппонентам. Этим было сказано все. Доклад на пленуме от имени большинства членов президиума ЦК с обоснованием их точки зрения не предполагался. По всей вероятности, большинство и не настаивало на этом, боясь обвинений в существовании "группы".

Противники Хрущева должны были объяснять свою позицию каждый в отдельности. Для пленума ЦК это не меняло дела. Он уже составил мнение. Но все же Суслов счел необходимым подчеркнуть, что его доклад не рассматривался ни на президиуме, ни в группе сторонников Хрущева, что он выражает только свою точку зрения. При этом Суслов не упомянул, кто его уполномочил сделать доклад, почему именно он, представитель меньшинства президиума ЦК, выступает на пленуме с докладом.

Суслов коснулся выдвигавшихся группой членов президиума ЦК обвинений в отходе от принципов коллективного руководства, которые столь громогласно декларировались в ряде важнейших документов Центрального Комитета после смерти Сталина, в решениях XX съезда КПСС. "Конечно, у тов. Хрущева, — говорил Суслов, — имеются недостатки, например, известная резкость и горячность. Отдельные выступления его были без должной согласованности с президиумом, и некоторые другие недостатки, вполне исправимые, на которые указывалось тов. Хрущеву на заседании президиума. Правильно отмечалось на заседании, что наша печать в последнее время излишне много публикует выступлений и приветствий тов. Хрущева. Но при всем этом на заседании президиума выражалась полная уверенность в том, что тов. Хрущев вполне способен эти недостатки устранить".

В информационном сообщении Суслова противостояние в президиуме ЦК КПСС было объяснено борьбой диаметрально противоположных позиций по отношению к провозглашенному XX съездом курсу. Кратко обрисовав ситуацию, назвав вопросы, вызвавшие разногласия, и отметив конкретные претензии, которые выдвигали члены президиума ЦК лично к Хрущеву, Суслов в самой общей форме, в обтекаемых и осторожных формулировках выдвинул положения, из которых можно было понять, что большинство членов президиума ЦК ставило под сомнение политический курс партии — курс XX съезда, утверждая, что он не соответствовал ленинским идеям, ленинизму. Выступление группы единомышленников - оппонентов Хрущева Суслов оценил как серьезную угрозу единству партии. Одним из основных обвинений, выдвинутых против Молотова, Кагановича, Маленкова, было их личное участие в массовых репрессиях во второй половине 30-х и в конце 40-х годов.

Если Суслов больше говорил о фракционности группы, антипартийном характере ее действий, сопротивлении проводившемуся Центральным Комитетом курсу XX съезда, то Жуков центр тяжести в своем выступлении, которым открылись прения на пленуме, сделал на участии членов группы в репрессиях 30-х годов.

Фактически Жуков выступил как содокладчик Суслова. Аппарат подготовил для маршала архивные материалы, которые указывали на совершение преступлений Молотовым, Кагановичем, Маленковым. Жуков огласил эти документы. Организаторы пленума полагали, что материал будет использован только для обличения этих членов президиума. На пленуме они были названы "главными виновниками арестов и расстрелов партийных и советских кадров". Однако Каганович обратил внимание на выборочность в упоминании лиц, причастных к массовым арестам. И оценил это как проявление фракционности, как желание "добить тех, кого выгодно, и замалчивать других. Говорить надо о всех членах Политбюро". Каганович обратился с прямым вопросом к Хрущеву: "А Вы разве не подписывали бумаги о расстреле по Украине?" Тот ушел от ответа, не посмел признать или отрицать факты своего непосредственного участия в злодеяниях.

Совесть и честь Жукова не позволили ему ограничиться только обличением участников так называемой "антипартийной группы". Потрясенный фактами, раскрывающими подлинное лицо руководителей партии - соратников Сталина, Жуков сказал, завершая выступление: «Мы, товарищи, и наш народ носим их в своем сердце, как знамя, верили им, в их чистоту, объективность, а на самом деле вы видите, насколько это "чистые" люди. Если бы только народ знал, что у них с пальцев капает невинная кровь, то он встречал бы их не аплодисментами, а камнями». Жуков принципиально поставил вопрос о необходимости тщательного выявления и наказания всех виновных в массовых репрессиях. "Нужно сказать, — заключил он, — что виновны и другие товарищи, бывшие члены Политбюро. Я полагаю, товарищи, что вы знаете, о ком идет речь, но вы знаете, что эти товарищи своей честной работой, прямотой заслужили, чтобы им доверял Центральный Комитет партии, вся наша партия, и я уверен, что мы их будем впредь за их прямоту, чистосердечные признания признавать руководителями".

По мнению Жукова, это был главный вопрос в жизни партии. Однако обсуждение его на пленуме ЦК завершилось лицемерием. Пункт резолюции, в котором Маленков, Каганович и Молотов обвинялись в персональной ответственности за массовые репрессии - и это было одним из главных обвинений, - был принят в секретном порядке, без публикации его в печати. Члены ЦК боялись дальнейших разоблачений. Они могли бы захватить и некоторых обличителей.

Естественно, что на пленуме встал вопрос о культе личности. Но критика Сталина велась с оглядкой, с оговорками. Более того, выступавшие на пленуме обвиняли во всех грехах членов антипартийной группы, утверждали, что они повинны в культе личности Сталина, так как Берия, Молотов, Маленков, Каганович якобы изолировали Сталина от народа, подталкивали на преступные акции, угодничали перед вождем, скрывали от него правду о положении в стране. Тон таким выступлениям задал Хрущев, который говорил: "Я думаю, если бы вокруг Сталина не было двух злых гениев — Берия и Маленкова, то можно было многое предотвратить. Со Сталиным можно было бы разговаривать". Эти утверждения Хрущева развивали и другие члены ЦК. Так, В.Н. Малин, близкий помощник Хрущева, говорил: "Кто создал культ личности, как не Каганович, не Молотов, не Маленков? Они создали этот культ личности, сами и толкали Сталина и, правильно говорили, изолировали его от народа".

Получалось, что Сталин в какой-то мере являлся жертвой своего ближайшего окружения, которое фактически захватило власть, а его изолировали от народа и толкали на преступления.

По стенограмме видно, в какой обстановке проходили заседания пленума. Участники группы с самого начала работы пленума предстали как "ответчики", как "подсудимые", от которых требовали дать объяснение своей позиции, своих высказываний на заседаниях президиума ЦК. Они и делали это. Их выступления перебивались вопросами, репликами членов ЦК, часто таким образом желавших подчеркнуть свою позицию поддержки большинства, поддержки Хрущева. Спокойно изложить свою позицию, ответить на выпады не дали ни одному оппоненту Хрущева, хотя они и неоднократно находились на трибуне: дважды - Первухин, Сабуров и Ворошилов, трижды - Булганин, Каганович, Маленков, Молотов и Шепилов. Всем им дали слово для совсем коротких заявлений после принятия постановления пленума.

Хрущев выступал трижды: один раз, на одиннадцатом заседании, с продолжительной речью, затем с коротким выступлением по оргвопросам и, наконец, с небольшой заключительной речью. Однако по ходу выступлений почти всех других ораторов он очень активно давал справки по любым вопросам, вставляя реплики, порой весьма пространные, часто шутил в свойственной ему грубой манере. Активно вмешивались в ход пленума и подавали реплики и многие сторонники Хрущева - Г.К. Жуков, Н.И. Беляев, А.Б. Аристов, П.Н. Поспелов, Д.С. Полянский, А.Н. Шелепин, Н.Г. Игнатов и др.

Большинство участников пленума (по словам председательствовавшего Суслова, 164 человека) представили в президиум пленума заявления, в которых изложили свою позицию поддержки Хрущева. Знаменательно, что отсутствовавшие по различным уважительным причинам на пленуме члены и кандидаты в члены ЦК поспешили в короткие сроки засвидетельствовать свою лояльность, резко осудив членов "антипартийной группы".

Все шло по старым канонам: обвинение, осуждение, покаяние, наказание. Можно было ожидать, что пленум ЦК, в центре дискуссий которого оказалась критика культа личности Сталина, искоренения сталинщины, сам подаст пример демократизации партийной жизни и искоренения сталинских приемов в борьбе с инакомыслящими. Но этого не произошло. Участники пленума были готовы вершить суд, отсечь инакомыслящих от партии в первые же часы работы пленума. Однако сценарий его заседаний предусматривал иное развитие событий. Наиболее ретивых участников пленума, требовавших без долгих рассуждений решить судьбу Молотова, Маленкова, Кагановича, Булганина, Первухина, Сабурова, Шепилова и других, поправил Хрущев. Он сказал, что "ЦК вынесет свое решение, такое, какое посчитает политически целесообразным, учитывая внутреннюю и международную обстановку. Мне кажется, сейчас нельзя никого выводить. Это непонятно будет, получится так, что только сделали сообщение, и началась расправа".

Однако расправа над всеми, кто выступал против Хрущева, была уготована еще до заседания пленума, но, по замыслу его организаторов, он должен был показать партийной массе, широкой общественности, что не было никакой предрешенности, что было беспристрастное, свободное обсуждение положения, создавшегося в президиуме ЦК КПСС.

Чего же добивался Хрущев, организуя многодневное заседание ЦК партии? Он понимал, что "в антипартийную группу" попали авторитетные деятели партии, долгие годы входившие в состав политбюро, давние соратники Сталина. Это было выступление не одного или двух членов президиума ЦК, а его большинства, и выступали они с серьезными вопросами, с весомыми претензиями в адрес первого секретаря ЦК партии, с критикой его личных качеств, его методов руководства. От всего этого просто так нельзя было отмахнуться. Надо было убедить партию, общество, международное коммунистическое движение, общественность за рубежом в том, что президиум ЦК действительно выступил против партии, а не против Хрущева, что это столкновение не носило личного характера, что речь шла о защите высоких политических принципов, защите курса XX съезда партии, проведению которого воспротивилось большинство членов президиума ЦК КПСС.

Пленум призван был утвердить Хрущева единственным лидером партии и таким образом завершить затянувшуюся более чем на четыре года борьбу за власть среди преемников Сталина. Как в былые годы, при Сталине, он должен был показать оппонентов Хрущева врагами партии, отступниками от ее генеральной линии, что было самым тяжким преступлением в партии.

Вопрос о власти, который был главным в этой схватке, Хрущев и его команда предпочли решать за кулисами пленума. Даже при таком послушном его составе этот вопрос побоялись вынести на беспристрастное и объективное обсуждение пленума ЦК КПСС. Узкая группа уже все решила до начала заседаний. 260 членов ЦК — представители партийной элиты — были готовы принять любое решение — осудить, казнить, помиловать, — достаточно было знака нового верховного руководителя. На пленум Хрущев вышел уже как лидер партии, ее вождь, и членам ЦК в этой ситуации оставалось только выказать верноподданнические чувства и резко осудить противников Хрущева. Именно поэтому все бросились записываться для выступлений в прениях. Те, кому не дали слова, представили тексты выступлений, мучаясь в недоумении, что это: проявление недоверия, сомнения в личной преданности? По вопросу, который уже был решен, хотели выступить почти все члены ЦК. Нужно было засвидетельствовать верность, преданность, прежде всего личную преданность, новому руководителю партии.

Пленум подвел итоги продолжавшейся уже несколько лет после смерти Сталина борьбы за лидерство в партии. Хрущев одержал полную победу. Партия тоталитарного типа обрела своего единственного вождя. Все стало на свои места.

В официальных документах пленум своим главным итогом определил защиту линии XX съезда от посягательств узкой группы раскольников и отщепенцев, пытавшихся пересмотреть и ревизовать ее. Эта формула получила широкое применение в официальной пропаганде и в самом общем виде, без коррективов и специального анализа, вошла в советскую историографию.

Да, в самом общем виде внутрипартийная борьба, столкновения в ЦК и его президиуме завершились в конечном счете признанием приверженности партии, ее центральных органов курсу XX съезда. Но вправе ли мы теперь ограничиваться этой общей, краткой и не совсем точной формулой? Она не столько раскрывает истину, сколько прикрывает нежелательные стороны борьбы внутри партии начиная с позиций самого ЦК и его президиума по отношению к курсу XX съезда в 1956 - начале 1957 г. Анализ исторической ситуации, сложившейся после XX съезда, только в рамках предложенной пленумом формулы может привести к неполной, а следовательно, неверной трактовке событий, к утверждению о том, что курс XX съезда последовательно осуществлялся благодаря настойчивости Хрущева и его сторонников, а группа раскольников во главе с Молотовым постоянно пыталась противодействовать претворению его в жизнь.

Обсуждение вопросов на пленуме ЦК проходило в глубокой тайне не только от беспартийных, но и от всей массы членов партии. Со времен Ленина сохранялась традиция знакомить со стенограммой пленума узкий круг руководителей республиканского и областного партийного актива, чтобы они верно ориентировались в установках партии. На места рассылалась стенограмма пленума, но только после того, как ее подправляли, убирали "лишнее" сами ораторы, затем стенограмму еще редактировали работники аппарата ЦК КПСС. Однако стенограмму июньского 1957 г. пленума даже после правки и чистки рассылать в местные организации не стали. Более того, принятое пленумом постановление не было