Русская правда

ВВЕДЕНИЕ

Литература, посвященная Русской Правде, насчитывает более чем 200-летнюю историю. В 1738 г. В. Н. Татищев нашел список Новгородской летописи, в которую оказался внесенным текст Краткой Правды – одной из редакций Русской Правды. В 1767 г. А. Л. Шлецер напечатал ее под заглавием: «Правда Русская, данная в одиннадцатом веке от великих князей Ярослава Владимировича и сына его Изяслава Ярославича». С этого времени не прекращается интерес историков к этому замечательному памятнику по истории древней Руси. В. Н. Татищев знал только краткую редакцию памятника. Но уже в том же XVIII в. была опубликована и его более полный вариант - Пространная Правда. Так, большое значение в своем фундамен-тальном историческом труде – «История государства Российского» - придавал Русской Правде Н.М. Карамзин. Рассмотрению этого документа посвящена у него отдельная глава.

Значение Русской Правды как исторического источника по генезису феодализма в древней Руси огромно. Так, закабаление смердов фактически может быть изучено только посредством только этого юридического документа, так как летописи и другие источники говорят о смердах и их положении крайне мало и отрывочно. Русская Правда дает, например, материалы и по изучению товарного производства, имевшего место в данное время. Наконец, словарный фонд этого документа «является исключительно ценным источником по изучению разговорного языка Древней Руси» [5, c. 9].

Данная работа представляет собой попытку краткого рассмотрения основных особенностей основного правового акта древней Руси – Русской Правды. Текст последней цитируется по работе [1]. Качественный анализ Русской Правды производится как в учебных изданиях ([2], [3]), так и в узких специализированных трудах ([4], [5], [6]).

РУССКАЯ ПРАВДА КАК ПАМЯТНИК ПРАВА

Древнейшая редакция Русской Правды сохранилась всего в двух списках (Академический — в списке конца XV в. Новгородской I летописи Академии наук и Археографический — рукопись Новгородской I летописи Археографической комиссии половины XV в.). Эти списки дают подряд два памятника, которые учеными различаются как I и II редакции Русской Правды. Первая (17 ст. - 25 ст.) носит печать наибольшей древности. Краткую редак­цию можно признать первым опытом кодификационного воспроизведения юридического порядка, уста­новившегося при Ярославе и его сыновьях. Первая ее половина — древнейшая Русская Правда составлена в пер­вой половине XI в., во времена Ярослава. Некоторые исследователи считают ее еще более древней, доярославовой, на том основании, что в ней нет смертной казни, которая, судя по III редакции ст. 4 и 88, была в ходу при Ярославе, но отменена его сыновьями.

Русская Правда - сложная компиляция, напоминающая своими судьбами в старой письменности наши летописные своды. Это необходимо иметь в виду при изучении права Русской Правды. Изучая его, мы стоим не перед законченной системой, а перед рядом наслоений, разновременных и разнохарактерных.

В.О. Ключевский из своей компилятивного характе­ра Русской Правды делает существенный вывод, предостерегая от стремления видеть во всех статьях Русской Правды согласованное содержание. Так, он указывает, что содержание некоторых статей не может быть примирено без пред­положения, что они разновременные и что Русская Правда - «сводная кодификация, старающаяся собрать в одно целое вся­кие нормы, какие она находила в своих источниках». При­меры приводятся такие:

Статья 57 III редакции: «Аже будуть холопи татие . . . ихъ же князь продажею не казнить, зане суть не свободни, то двоиче платить ко истьцю за обиду».

Статья 83: «Аже холопъ обельный выведеть конь чии любо, то платити зань 2 гривны», т. е. столько же, сколько и со сво­бодного по статье 55.

Статья 154: «Аже холопъ крадеть кого любо, то господину выкупити и любо выдати и съ кимь будуть кралъ . . . паки ли выкупает господинъ (и соучастников)».

Или статьи 25 и 27: «Аже кто ударить мечемь не вынезъ его или рукоятию, то 12 гривенъ продажи за обиду», «Аже кто кого ударить батогомь, любо чашею, любо рогомь, любо тылъснию, то 12 гривенъ».

Статья 36: «Аче попъхнеть мужь мужа . . . любо по лицю ударить. . . то 3 гривны продажи».

Русскую Правду можно определить как кодекс частного права – все ее субъекты являются физическими лицами, понятия юридического лица закон еще не знает. С этим связаны некоторые особенности кодификации. Среди видов преступлений, предусмотренных Русской Правдой, нет преступлений против государства. Кодекс строился по казуальной системе, законодатель стремился предусмотреть все жизненные ситуации.

Субъектами преступления были все физические лица, включая рабов. О возрастном цензе для субъектов преступле­ния закон ничего не говорил. Субъективная сторона преступ­ления включала умысел или неосторожность. Четкого разгра­ничения мотивов преступления и понятия виновности еще не существовало, но они уже намечались в законе. Ст.6 упо­минает случай убийства «на пиру явлено», а ст.7 - убийст­во «на разбое без всякой свалы». В первом случае подразуме­вается неумышленное, открыто совершенное убийство (а «на пиру» - значит еще и в состоянии опьянения). Во втором слу­чае - разбойное, корыстное, предумышленное убийство (хо­тя на практике умышленно можно убить и на пиру, а неумыш­ленно - в разбое).

Тяжелым преступление против личности было нанесение увечий (усечение руки, ноги) и других телесных повреждений. От них следует отличать оскорбление действием (удар чашей, рогом, мечом в ножнах), которое наказывалось даже еще строже, чем легкие телесные повреждения, побои.

К смягчающим обстоятельствам закон относил состояние опьянения преступника, к отягчающим - корыст­ный умысел. Законодатель знал понятие рецидива, повторности преступления (в случае конокрадства).

В Русской Правде уже существует понятие о превышении пределов необходимой обороны (если вора убьют после его задержания, спустя некоторое время, когда непосредственная опасность в его действиях уже отпала).

Имущественные преступления по Русской Правде включали: разбой (не отличаемый еще от грабежа), кражу («татьбу»), уничтожение чужого имущества, угон, повреждение межевых знаков, поджог, конокрадство (как особый вид кражи), злост­ную неуплату долга и пр. Наиболее подробно регламентиро­валось понятие «татьба». Известны такие се виды, как кража из закрытых помещений, конокрадство, кража холопа, сель­скохозяйственных продуктов и пр. Закон допускал безнаказан­ное убийство вора, что толковалось как необходимая оборона.

Система наказаний по Русской Правде достаточно проста. Смертная казнь не упоминается в кодексе, хотя на практике она, несомненно, имела место. Умолчание может объясняться двумя обстоятельствами. Законодатель понимает смертную казнь как продолжение кровной мести, которую он стремиться устранить. Другим обстоятельством является имевшее место влияние христианской церк­ви, выступавшей против смертной казни в принципе.

Высшей мерой наказания по Русской Правде остается «поток и разграбление», назначаемое только в трех случаях: за, убийство в разбое (ст.7 ПП), поджог (ст.83 ПП) и конокрадство (ст.35 ПП) 1 (наказание включало конфискацию имущества и выдачу преступ­ника вместе с семьей «головой», т.е. в рабство).

Следующим по тяжести видом наказания была «вира» - штраф, который назначался только за убийство. Вира посту­пала в княжескую казну. Родственникам потерпевшего упла­чивалось «головничество», равное вире. Вира могла быть оди­нарная (за убийство простого свободного человека) или двой­ная (80 гривен за убийство привилегированного человека — ст. 19,22 КП, ст.З ПП). Существовал особый вид виры — «ди­кая» или «повальная», которая налагалась на всю общину. Для применения этого наказания необходимо, чтобы совершенное убийство было простым, неразбойным; община либо не выда­ст своего подозреваемого в убийстве члена, либо не может «от­нести от себя след», подозрения; община только в том случае платит за своего члена, если он ранее участвовал в вирных пла­тежах за своих соседей. Институт «дикой» виры выполнял по­лицейскую функцию, связывая всех членов общины круговой порукой. За нанесение увечий, тяжких телесных повреждений назначались «полувиры» (20 гривен — ст.27,88 ПП). Все осталь­ные преступления (как против личности, так и имуществен­ные) наказывались штрафом — «продажей», размер которой дифференцировался в зависимости от тяжести преступления (1,3,12 гривен). Продажа поступала в казну, потерпевший по­лучал «урок» - денежное возмещение за причиненный ему ущерб.

Главной целью наказания становится возмещение ущерба (морального и материального), хотя еще сохраняются древнейшие элементы обычая, связанные с принципом талиона («око за око, зуб за зуб»), в случаях с кровной местью. Древнейшая Русская Правда говорит о мести за убийство, мести родственников, предполагая плату за убийство лишь в тех случаях, «аже не будет, кто мьстя».

Статьи 6 - 7 предполагают месть и за нанесение побоев или оскорбительного удара с заменой ее платой, «аще ли себе не можеть мьстити» или если обидчика «не постигнуть». Статья 10 предполагает месть детей за изувеченного отца. Считается, что в статьях 6 - 7 суд предваряет месть, но что в большинстве случаев месть предваряла суд, который лишь потом санкционировал ее, если она совершена законно.

Историки права отмечают, что «содержание древнейших памятников права сложно и не избегает разногласия в толковании, потому что в них отражаются момен­ты кризиса правового быта, переходные эпохи его истории, когда старое отмирает или изменяется, новое возникает» [4, c.9]. Явление мести и смысл самого термина имеет свою историю. Основное значе­ние мести — «возмездие за уголовную неправду, совершенное руками потерпевшего» (Владимирский-Буданов). Месть - прежде всего бытовой факт. Правовой характер акты мести получают, когда она регулирована не обычаем только, а обычным пра­вом, то есть допустима «правая месть» под контролем обычного суда. Едва ли при этом для древнего правосознания была та­кая принципиальная разница между «досудебной» местью и местью по приговору суда, как для современных ученых. И то и другое - акты правомерные. Русская Правда допускает убиение татя на месте кражи, признает, что нет вины, если кто на удар батогом ответит ударом меча, заменяет месть за обиду платой, только если не настигнут обидчика

Месть древнейшей Русской Правды есть форма смертной каз­ни - «убиенья за голову». Так понял ее первый ее комментатор - составитель III редакции, усмотревший в постановлении, Ярославичей о вирах за княжих мужей реформу, которую выразил в словах: «отложиша убиение за голову, но кунами ся выкупати». Это он говорит, изложивши с некоторой перефразиров­кой то, что считает «судом Ярославлим», т. е. статьи о мести и взыскании платы при отсутствии мстителя, а потом приводит то, что тут изменили Ярославичи, заключая: «а ино все яко же Ярославъ судилъ, такоже и сынове его уставиша».

Основное отличие древнейшей Русской Правды - то, что она не знает вир и продаж. И это отличие трудно поставить на счет Ярославичам, установившим виры и продажи. По летописному сказанию, как мы видели, обращение вир в казнь, т.е. в уголовный штраф в пользу князя, относится ко временам Владимира. Этому способствуют два сообра­жения: 1) II редакция Русской Правды Ярославичей уже тракту­ет уголовные штрафы как существующие и не содержит никаких указаний на то, что устанавливает их вновь; 2) тот крупный успех княжеской власти, каким надо признать введение уголов­ной ответственности перед княжой казной, должен быть отнесен ко времени установления и организации княжеско-дружинного строя в Киевщине, т. е. ко временам Владимира и Ярослава, и едва ли исторически мыслим при Ярославичах, когда нача­лось ослабление княжой власти и подъем значения веча.

III редакция Русской Правды носит более сложный характер. Основной ее источник - первые две редакции, древнейшая Рус­ская Правда и Русская Правда Ярославичей. Сливая те их статьи, какие поддавались такой операции, и, обобщая - иногда неудач­но - их конкретные нормы, она получает главный свой остов. На этот остов наросли, однако, значительные дополнения. И пользоваться ею надо с большой осторожностью. Ее текст требует тщательной критики. Неудачный редакционный прием видим сразу вначале, сравнивая ее первые три статьи с первыми тремя древнейшей Русской Правды и первыми четырьмя Русской Правды Ярославичей. Внося из второй 80-гривенную виру за княжа мужа или тиуна княжа, она из первой сохраняет 40 гри­вен за гридя и мечника. Можно ли заключить отсюда, что меч­ник - не княжой муж? Или следует заключить иное: что нормы пространной Русской Правды получались иногда вследствие неу­дачного приема компиляции и могут легко ввести в заблужде­ние?

Четвертую статью обыкновенно весьма ценят как известие о втором (про первый см. II редакцию) съезде Ярославичей и их ре­форме уголовного права: отмене «убиенья за голову» и введении денежного выкупа взамен смертной казни. Кроме ряда статей процессуального характера, тут имеется устав Влади­мира Мономаха о «резах», целый «устав о закупах», приписываемый тому же князю, статьи о наслед­стве и т. д.

Отличительная черта пространной Русской Правды та, что она в целом не стоит на княжеской точке зрения. Она вводит нас рядом черт в оборот гражданского быта. Наблюдая пространную Русскую Правду с этой точки зрения, В.О. Ключевский нашел возможным от­метить в ней некоторую внутреннюю несоразмерность: «вос­производя правовое положение личности, она довольствуется про­стейшими случаями, элементарными обеспечениями безопасности, зато, формулируя имущественные отношения, она обнаруживает замечательную для ее юридическо­го возраста отчетливость и предусмотрительность, обилие вырабо­танных норм и определений» [5, c. 449].

Попробуем расчленить с этой точки зрения содержание про­странной Русской Правды. Интересы князя широко в ней представ­лены. Именно в пространной Русской Правде находим последовательное проведение уголовных штра­фов - вир и продаж, последних по шкале 60 кун, 3 гривны (ст. 30), 12 гривен - в пользу князя со всяких преступлений. Кроме того, находим ряд статей, перечисляющих доходы, шедшие в пользу княжих чиновников: вирнику (ст. 12) с отроком и метельнику, отроку — сметная при оправдательном приговоре с истца и ответчика по гривне (ст. 21), помочное -за содействие при исполнении приговора (ст. 21), пошлина при испытании железом (ст. 112) - «то ти железный урок» (который, по-видимо­му, платили обе стороны; ст. 113: один если ожегся, а «кто и будеть ялъ» - всегда), уроци судебные — пошлина «отъ всехъ тяжь» (ст. 139), ротные - при присяге, смотря по важности обвинения (ст. 141); наконец, «наклады» - княжому мужу с от­роком и писцом, едущему для суда и расправы (ст. 99). Тут и более подробный перечень корма и платы городнику и мостнику (ст. 126 - 127). Быть может, все эти пошлины извлечены из одного источника - устава княжого. Но в пространной Рус­ской Правде они разбросаны между разнородными процессуаль­ными статьями и стоят в контексте скорее как указание на су­дебные расходы сторон, чем на судебные доходы князя и его людей.

Статьи, знакомящие нас с народной общиной - вервью, - указывают, когда она должна платить виру (ст. 5) за убитого княжого мужа, добавляя: «паки ль людин, то 40 гривен», и затем отмечают льготу-рассрочку и ряд случаев, когда вервь не обязана платить (ст. 6, 10, 11, 20). Можно отметить еще ст. 110, где пространная Русская Правда подчеркивает роль общественного элемента в суде: «А тыя же тяжи все судят послухи свобод­ными».

Основное содержание остальных статей удобно разла­гается на несколько крупных групп: статьи об охране личности, об охране имущества с особым вниманием к владению холопами и к вопросам кредита и торговых сделок и, наконец, драгоцен­ная группа в 21 статью, изображающая древнерусское наследственное право.

Вниматель­ное рассмотрение пространной Русской Правды приводит к заклю­чению, что она, кроме статей о верви и статей общего значе­ния для всех слоев свободного населения, сосредотачивает преи­мущественное внимание на вопросах, ближе касавшихся не сель­ской массы, а социальных верхов древнерусского общества.

Значение торговли для быта, отразившегося в Пространной Правде, выступает в ее статьях 58 - 70 и 150. Статьи 58 - 59 определяют порядок решения дел по долговым обязательствам; 60-я - упрощенное производство по делам о торговой ссуде, под чем можно разуметь и торговое товарищество. Статья 61 трактует о недоразумениях по сдаче товара на хранение. Статьи 66 - 69 определяют правила конкурса при банкротстве неисправного должника с различением преступной и несчастной несостоятельности. При этом выступает особое значение гостиной торговли в признании преимущественного права на получение долга полностью для гостя «из иного города или чужеземца» сравнительно с «домашними» кредиторами. Причем речь идет об иностранных купцах и о купцах из иного города или иной русской земли. Статья свидетельствует о значительном раз­витии внутренней торговли, как и торговли иностранной. Второе, как известно, - явление очень древнее для восточного славянства.

Торговля с русской стороны велась и купцами и господ­скими холопами, боярскими и княжими («Аже латинянинъ дасть княжю холопу въ заемъ или инъму добру человеку…»). Статьи 62—65 и 70 составляют «устав о резах», быть может, целиком принадлежащий Владимиру Мономаху. Тут находим процес­суальные правила для спора о процентном долге (ст. 62 и 64) и связанное с именем Мономаха ограничение ростовщичества. Его постановление гласит: «Уставили до третьяго ръза, оже емлеть въ треть куны: аже кто возметь два ръза, то то ему взяти исто; паки ли возьметь три ръзы, то иста ему не взяти. Аже кто емлеть по 10 кунъ отъ лъта на гривну, то того не отмътати».

Устав Мономаха о «резах», вошедший в состав простран­ной Русской Правды, - весьма крупное явление для истории кня­жеской власти. Ведь из памятников «уставной» деятельности кня­зей для времени до XII в. можно указать только Русскую Правду Ярославичей, касающуюся княжих людей и княжих интересов, стало быть, представляющую акт не общего, а специального законодательства, да церковные уставы, дошедшие до нас в таких позднейших переработках, что в них трудно выделить их под­линную старую основу, и представляющие, во всяком случае, акты столь же специального законодательства. Иное дело «устав о резах»: он регулирует отношения в области общего права городской общины.

Такова одна сторона пространной Русской Правды; она обращена к нуждам торгового быта и долгового права, стремясь регулировать эти все разраставшиеся отношения, смягчая нарастание социальной розни, ставя ее в за­конные рамки и тем создавая новое право, закреплявшее со­здавшиеся социально-экономические отношения, формулируя и упорядочивая их.

В приведенных чертах существенно отметить, что в них наряду с купцами, своими и иноземными, стоит княжеская и боярская среда как представительница капитала.

К этой же среде обращено внимание пространной Русской Правды в других отношениях. В.О. Ключевский указывает на внимание пространной Русской Правды к интересам «холоповладельцев». При этом отдельно стоящая статья 38 вызывает некоторое сом­нение. Ее сравнение со статьей 15 древнейшей Русской Правды показывает, что перед нами обобщение статьи, указывав­шей на определенный и притом для XII в. уже устаревший случай бегства челядина к иноземцу, варягу или колбягу.

Холоп - наиболее бесправный субъект права. Его имущест­венное положение особое: все, чем он обладал, являлось собст­венностью господина. Все последствия, вытекающие из догово­ров и обязательств, которые заключал холоп (с ведома хозяина), также ложились на господина. Личность холопа как субъекта пра­ва фактически не защищалась законом. За его убийство взимал­ся штраф как за уничтожение имущества либо господину переда­вался в качестве компенсации другой холоп. Самого холопа, со­вершившего преступление, следовало выдать потерпевшему (в бо­лее ранний период его можно было просто убить на месте пре­ступления). Штрафную ответственность за холопа всегда нес гос­подин. В судебном процессе холоп не мог выступать в качестве стороны (истца, ответчика, свидетеля). Ссылаясь на его показа­ния в суде, свободный человек должен был оговориться, что ссы­лается на «слова холопа».

Закон регламентировал различные источники холопства. Русская Правда предусматривала следующие случаи: самопро­дажа в рабство (одного человека либо всей семьи), рождение от раба, женитьба на рабе, «ключничество» - поступление в услужение к господину, но без оговорки о сохранении статуса свободного человека. Источниками холопства были также со­вершение преступления (такое наказание, как «поток и раз­грабление», предусматривало выдачу преступника «головой», превращение в холопа), бегство закупа от господина, злостное банкротство (купец проигрывает или транжирит чужое имуще­ство). Наиболее распространенным источником холопства, не упомянутым, однако, в Русской Правде, был плен.

Более сложной юридической фигурой является закуп. Крат­кая редакция Русской Правды не упоминает закупа, зато в Про­странной редакции помещен специальный Устав о закупах. За­куп - человек, работающий в хозяйстве феодала за «купу» - наем, в который могли включаться разные ценности: земля, скот, зерно, деньги и пр. Этот долг следовало отработать, при­чем установленных нормативов и эквивалентов не существовало. Объем работы определялся кредитором. Поэтому с нара­станием процентов на заем кабальная зависимость усиливалась и могла продолжаться долгое время.

Первое юридическое урегулирование долговых отношений закупов с кредиторами было произведено в Уставе Владимира Мономаха после восстания закупов в 1113 г. Были установле­ны предельные размеры процентов на долг. Закон охранял лич­ность и имущество закупа, запрещая господину беспричинно наказывать его и отнимать имущество. Если сам закуп совер­шал правонарушение, ответственность была двоякой: госпо­дня уплачивал за него штраф потерпевшему, но сам закуп мог, быть «выдан головой», т.е. превращен в полного холопа. Его правовой статус резко менялся. За попытку уйти от господи­на, не расплатившись, закуп также обращался в холопа. В ка­честве свидетеля в судебном процессе закуп мог выступать только в особых случаях: по малозначительным делам («в малых исках») или в случае отсутствия других свидетелей. Закуп был той юридической фигурой, в которой боль­ше всего отразился процесс «феодализации», закабаления, за­крепощения бывших свободных общинников.

Экономическая роль холоповладения и закупничества являлась очень высокой. Это два основных орудия круп­ного частного хозяйства, боярского хозяйства. Зная, какое круп­ное значение в позднейшем княжеском и боярском хозяйстве играли бобровые ловы и бортные урожаи, мы можем с той же точки зрения взглянуть на статьи, охраняющие частные права на эти промыслы в пространной Русской Правде (ст. 94, 95, 96, 97, 100, 101, 105), отметив и высокую кару за ястреба и сокола как особо ценившихся охотничьих птиц (ст. 106).

Это приводит нас к самой любопытной черте пространной Рус­ской Правды - к тому, что в ней мы впервые встречаем термин «бояре». Пространная Русская Правда намеренно вводит этот термин в текст своих источников, вставляя «тако же и за боярескъ» после статьи «о княжи мужъ», дважды упоминая «тиуна боярского» (ст. 3, 89).

Что же нам разуметь под этими терминами? Одна из статей — 114-я по позднему списку—перечисляет классы населения так: «княжь бояринъ, или купечь или сирота». Пространная Русская Правда дает одно весьма важ­ное указание на то, что к концу изучаемого нами периода боярство добивается значительной эмансипации от княжой власти. Разумею статью «О задницъ боярстъй и о дружьнъй. Аже въ боярехъ любо дружин, то за князя задниця не идеть. Но оже не будеть сыновъ, а дчери возмуть» (III редакция, ст. 119—120).

Эта статья отмечает шаг в развитии личной семейной бояр­ской собственности, - весьма существенный, или признать эту статью относящейся и к земельным владениям боярства. Заме­тим, что на Западе право наследования по женской линии полу­чило раньше признание в крестьянской среде и дольше отрица­лось в боярской среде. У нас оно, по-видимому, развилось в этой последней раньше, чем на Западе. И для XII—XIII вв. нет оснований отрицать приложимость статьи 119 к земельным имуществам. В других списках эта статья перередактирована так: «Аже и боярех либо и Гюярстен дружине, то за князя задница не идеть». Или даже: «Аще въ боярстъй дружини, то за князя задниця не иидеть». Центр внимания переносится на вопрос о наследстве зависимых от бояр людей, которых власть бояр-вотчинников начинает закрывать от княжей власти

Еще два слова о терминах - «тиун боярский» и «боярская дру­жина». По статье 89, боярский тиун - холоп, но отличенный в суде тем, что на него, как на закупа, «складают послушество», «по нужи» - в крайнем случае». Статья 3 заменяет этим же тер­мином слово «ябетник». Что же такое ябетник? Слово это германское, где его этимологическое значение «преданный» слуга из челяди - слуга-челядин. И в древнейшей Русской Правде видим упоминание ябетника княжого рядом с мечником. Русская Правда Ярославичей вместо ябетника называет тиуна княжа, выделяя его в ряд княжих мужей или, точнее, ставя его рядом с ними, как 80-гривенную голову. Пространная Русская Правда, повторяя статью 3 древ­нейшей и сохранив в ней, возможно, ошибочно, мечника, исклю­чила ябетника, заменив его тиуном боярским. Это такой же прием, как приписка «такоже и за боярескъ» в статье «О княжи мужъ», причем это сопоставление должно предостеречь от слиш­ком буквального понимания последней приписки. Тут княжие люди распределены на три категории: за тиуна княжого огнищного и за конюшего - 80 гривен, за отрока, конюха, повара - 40 гривен, за сельских слуг урок - 12 гривен и 5 гривен, а за боярского тиуна - 40 гривен по статье 3. Что же он такое? Один из вариантов к статье 89 (Карамзинский список, ст. 77) дает: «на боярьска тиуна на дворьскаго». Перед нами та же фигура при боярине, как тиун огнищный при князе.

Введение всех этих терминов в поздние редакции Русской Правды - слабо выраженный, но тем более ценный намек на усвоение черт княжого права и княжого быта средой бояр, крупных землевладельцев, в конце изучаемого нами периода.

4.56

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

При создании Русской Правды – крупнейшем правовом акте периода ранней русской государственности – происходило широкое использование результатов предшествующего многовекового нормотворчества, истоки которого восходили к периоду распада родоплеменных отношений, к начальному этапу становления классовых отношений. За соблюдением правовых норм следили уже не племенные старейшины и народное собрание, а князь