Традиции русской литературы в творчестве раннего Максима Горького

Федеральное агентство по образованию

Государственное образовательное учреждение

высшего профессионального образования

«Шуйский государственный педагогический университет»


Кафедра литературы и методики обучения


Контрольная работа


Традиции русской литературы в творчестве раннего Максима Горького


Работу выполнила

Колосова Мария Васильевна,

студентка 4 курса заочного отделения

историко-филологического факул-та.

Специальность – 050301. Русский язык и литература.

Руководитель –

старший преподаватель

Высоцкая Юлия Владимировна.


Шуя 2007


Содержание


Введение……………………………………………………………………3

§1. Влияние опыта мировой классики и современности

на творчество Максима Горького…………………………………………5

§2. Ранние романтические произведения Горького……………………..9

2.1. Рассказ «Макар Чудра» – утверждение идеала личной свободы. 9

2.2. Сказка «О маленькой фее и молодом чабане» – гимн свободе

и упоение бурей………………………………………………………….....10

2.3 Рассказ «Старуха Изергиль» – осознание личности человека……....12

2.4. «Песнь о Соколе» – гимн действию во имя свободы, света ……….13

Заключение…………………………………………………………………16

Литература………………………………………………………………….17

Введение


За свою длительную историю человечество дало немало величайших имен, излучающих неугасимый свет на весь мир. Среди них имя Горького выделяется беспримерным потенциалом человеческой гордости, сливаясь с тем, что сам писатель назвал Человеком с большой буквы. Как писатель, Горький обогатил мировую литературу новыми темами, идеями, конфликтами, сюжетами, образами.1

Максим Горький вошел в литературу на грани двух исторических эпох, он как бы совместил в себе эти две эпохи. Пора нравственной смуты и разочарования, всеобщего недовольства, душевной усталости – с одной стороны, и назревания грядущих событий, еще открыто не проявившихся, – с другой, нашла в раннем Горьком своего яркого и страстного художника.

Горький в свои двадцать лет увидел мир в таком ужасающем разнообразии, что кажется невероятной его светлая вера в человека, в его силу и возможности. Но молодому писателю было присуще стремление к идеалу, к прекрасному – тут он был достойным преемником лучших традиций русской литературы прошлого.2

Принято считать, что в раннем творчестве Горького есть две основные по своим художественным свойствам группы произведений. Одна из них – реалистические произведения, другая – романические. Подобное деление следует принять, но лишь при одном условии: нельзя ни в коем случае рассматривать обе эти группы совершенно обособленно, ибо это неизбежно приводит к отрыву художественных исканий от той социальной почвы, на которой они возникли, от общественной жизни России 90-х годов.3

Идейно-художественная родственность реалистических и романтических рассказов Горького – одна из основных примет формирования его как писателя. Но есть и существенные эстетические различия, проявляющиеся в художественной трактовке реалистических и романтических образов. И близость, и различие двух основных циклов рассказов раннего творчества Горького – разные стороны одного процесса, художественного становления нового метода в искусстве. Только в сопоставлении реалистических и романтических произведений М. Горького можно аналитически проследить, как совершался в русской литературе переход к новому качеству, как на рубеже двух веков слагалось искусство пролетариата, отразившее полно и многогранно содержание эпохи.

Исходя из вышесказанного, цель нашего исследования – выяснить, какие традиции русской литературы оказали влияние на становление Горького как писателя и как они отразились в его раннем творчестве.

Для решения поставленной цели в данной работе перед нами поставлены следующие задачи:

Определить, чье влияние оказало воздействие на становление Максима Горького.

Выделить традиции, которые Горький использует в своем раннем творчестве.

Проанализировать ранние произведения Максима Горького с учетом выявленных традиций русской литературы.

Методы исследования: биографический, историко-функциональный.

Практическая значимость: результаты полученных исследований по рассматриваемой теме можно использовать в практике школы и вуза (лекционных, факультативных занятиях).

§1. Влияние опыта мировой классики и современности

на творчество Максима Горького


Первый учитель Горького – В.Г. Короленко сразу же обратил внимание на какие-то новые, трудно поддающиеся определению особенности художественной манеры своего ученика. Он сказал Горькому о рассказе «Старуха Изергиль»: «Странная какая-то вещь. Это – романтизм, а он – давно скончался. Очень сомневаюсь, что сей Лазарь достоин воскресения. Мне кажется, вы поете не своим голосом. Реалист вы, а не романтик, реалист!»1

Прозорливо уловив нечто новое в поэтике молодого писателя, Короленко не мог, конечно, предугадать, что означает специфическое сочетание элементов реализма и романтизма в раннем творчестве Горького. Отсюда замечание, что Горькой «поет не своим голосом», сомнения в том, к сонму каких писателей его следует причислить.

Когда Горький принес рассказ «Челкаш», Короленко воскликнул: «Я же говорил Вам, что Вы – реалист!» Но подумав и усмехнувшись, он добавил: «Но в то же время – романтик!»2 В этих словах парадоксально точное определение творческого метода раннего Горького. Беспощадно правдивое изображение действительности, знакомой писателю в самых жестоких ее проявлениях, соседствовало в его творчестве с восторженным романтическим гимном свободе и вольному человеку.

Вполне естественно, что в раннем творчестве Горького, как в творчестве любого начинающегося писателя, выступали разнородные влияния. Однако в его произведениях нельзя усмотреть каких-либо элементов эпигонства, он «пел» своеобразно и оригинально. Его самобытный талант поэтически трансформировал художественные достижения классиков, вырабатывал свой оригинальный стиль. Именно поэтому вопрос о традициях и новаторстве в творчестве Горького является чрезвычайно сложным, но и интересным.

Сам Горький указывал, что на его отношение к жизни более других влияли три писателя Помяловский, Глеб Успенский и Лесков. Рассматривая позднее истоки своего творчества, он писал: «Возможно, что Помяловский «влиял» на меня сильнее Лескова и Успенского. Он первый решительно встал против старой, дворянской литературной церкви, первый решительно указал литератором на необходимость – «изучать всех участников жизни – нищих, пожарных, лавочников, бродяг и прочих».1

Первый результат этих влияний сказался не в воссоздании жизни, а в практическом изучении ее многообразия. Еще не помышляя о создании художественных картин, Горький уже стремился к познанию действительности в ее различных проявлениях, к изучению психологии и характеров людей, принадлежащих к различным классам и сословиям русского общества, а также стоящих вне его этических и правовых норм.

Горькому, познавшему на собственном опыте жизнь городских «низов», был очень близок Помяловский, изображавший эти «низы» с беспощадной правдой, заостривший внимание на их общественной инертности. В более позднее время Помяловский привлекал Горького изображением процесса омещанивания разночинной интеллигенции и выделения и недр русского общества «лишних людей».

Книги Глеба Успенского помогали понять процесс обнищания деревни, увидеть, как ломался в ней веками сложившийся быт, как из нее изливался широкий поток пролетаризирующейся и деклассированной народной массы. Произведения Лескова укрепили его критическое отношение к народнической литературе. Впоследствии Горький писал: «когда среди торжественной и несколько идольской литургии мужику раздался еретический голос инакомыслящего, он возбудил общее недоумение и недоверие. В рассказах Лескова почувствовали нечто новое и враждебное заповедям времени, канону народничества».2

Горький был заинтересован в том, чтобы воплотить в живых народных фигурах качества, создаваемые коллективным жизненным опытом и словотворчеством народа. Писатель справедливо считал, что основным источником образной меткости, точности, сжатости, афористичности русского языка является устное народное творчество, народные песни, сказки, легенды, пословицы, поговорки. А поэтому он полагал правомерным воплощать в народных характерах все то лучшее, что создавалось в процессе духовного творчества народа.

Отношение М. Горького к языку Лескова определяется именно тем, что в его произведениях особенно отчетливо выступаю преемственные связи с фольклором.

О том, что словесному мастерству молодой Горький учился у Лескова, свидетельствуют многие его рассказы, в которых разговорная речь занимает значительное место. Героические легенды, волнующие предания о стремлении человека к свободе и счастью возникают в форме рассказа старого, мудрого человека. В раннем творчестве Горького появляется фигура рассказчика, в котором сказались черты характера и биографии писателя; но и он, и более поздний горьковский «проходящий» (цикл «По Руси») очень редко вмешиваются в течение рассказа, и здесь сказалось влияние Лескова. «Лесков, – пишет М. Горький, – почти всегда где-то около читателя, близко к нему, но его голос не мешает слушать странные полусказки, полубыли, которые кто-то рассказывает, точно старая мудрая нянька, – рассказывает с искусством и силой Гомера».1

Не без влияния Лескова в Горьком обнаруживалось искусство создавать образы почти исключительно в диалоге и в рассказах героев о себе и других персонажах. Но вместе с тем Горький поднимался к высочайшим вершинам овладения пластическим изображением, в котором словесный рисунок является только составной частью.

Придя в литературу, Горький стал создавать типы людей сильных, ярких, мучительно ищущих народную правду. Для художественной типизации персонажей ему было необходимо создать такой изобразительный строй, в котором совершенно не ощущается стертость слов. Этому Горький мог научиться также у Лескова, у которого десятки различных народных типов изъясняются с живой и густой выразительностью.

Критически и творчески относясь к традициям, Горький использовал также опыт мировой классики, в которой ему особенно близкими были образы героических борцов за свободу, беспокойных, мятежных, протестантов. В этом плане знаменателен повышенный интерес Горького к Пушкину, Лермонтову, Байрону, Шиллеру.1

Естественно, что подобное тяготение к поэтам, воспевавшим вольнолюбивые стремления человека, возникало у Горького под воздействием его реального опыта жизни, веяний нового общественного подъема, наступило после победоносцевской реакции. Но все же было бы неправильным утверждать, что уже в те годы Горький находил в действительности прототипы для своих вольнолюбивых персонажей. Он еще не имел реальной возможности в 90-е годы воплотить в обобщенном реалистическом типе черты нового человека, только еще выходившего на арену борьбы за свободу.

Чтобы раскрыть черты и характер нового героя времени – пролетариата революционера, недостаточно было опыта революционного народничества. Пролетарская борьба, оплодотворенная научным социализмом, выковывала человека такого мировоззрения и характера, какого не знала еще история освободительного движения. Предчувствие этого нового типа человека-борца и приняло форму романтического утверждения в творчестве раннего Горького. Необходимо отметит, что революционный романтизм Горького в силу этого резко отличается от других, предшествовавших форм его, скажем, от романтизма Байрона или даже Лермонтова.2

Позднее Горький указывал, что сочетание реалистических и романтических тенденций являются достоянием больших русских и западных художников. Естественно, что это сочетание бывало разным у разных художников, и самый характер его зависел от многих причин и условий. По мысли Горького, синтез реализма и романтизма был присущ русской литературе критического романтизма, а значит, одно только наличие реалистических и романтических художественных элементов в творчестве того или иного писателя еще не свидетельство о нем как о художнике новой, социалистической формации. Все дело в качестве горьковского романтизма.

«Мятежный дух» того человека, появление которого Горький предчувствовал, дал эстетическую «зарядку» многим образам ранних произведений Горького, как романтических, а и реалистических. Совершенно так же драма раскола между обществом и личностью, между классом и выходцем и него рассматривается Горьким с принципиально иных социальных позиций, нежели у его предшественников. Горького как художника интересовал не только процесс крушения индивидуализма, распад личности. Это явление времени основательно воплотила в художественных образах русская и западная литература XIX века. Пролетарского писателя волновал процесс пробуждения народа, все то, что в конфликте между буржуазным обществом и человеком, нарушившим его законы и уклад жизни, говорило о распаде и обреченности этого общества, о будущей неизбежной победе народа.

Этот угол зрения Горького определил эпический характер его художественных исканий. Хождения по Руси дали Горькому богатый жизненный материал, показали народ, его разные слои – людей забитых и замордованных подневольным трудом, выбитых из колеи жизни, а также талантливых самородков и, наконец, тех, кто вступил на путь революционной борьбы.

§2. Ранние романтические произведения Горького


Раннее творчество Горького поражает, прежде всего, необычным для молодого писателя художественным разнообразием, смелой уверенностью, с которой он создает различные по краскам и поэтической интонации произведения. Огромный талант художника восходящего класса – пролетариата, черпающий могучую силу в «движении самих масс», выявился уже на первых порах литературной работы Максима Горького.

Выступив как глашатай грядущей бури, Горький попал в тон общественному настро­ению. В 1920 г. он писал: «Я начал свою рабо­ту возбудителем революционного настроения славой безумству храбрых».1 Это относится прежде всего к ранним романтическим про­изведениям Горького. В 1890-х гг. он написал рассказы «Макар Чудра», «Старуха Изер­гиль», «Хан и его сын», «Немой», «Возвраще­ние норманнов из Англии », « Слепота любви», сказки «Девушка и Смерть», «О маленькой фее и молодом чабане», «Песню о Соколе», «Песню о Буревестнике», «Легенду о Марко» и др. Все они отличаются одной особеннос­тью, которую можно определить словами Л.Андреева: «вкус свободы, чего-то вольного, широкого, смелого».2 Во всех звучит мотив не­приятия действительности, противоборства с судьбой, дерзкого вызова стихиям. В центре этих произведений – фигура сильного, гордого, смелого человека, не по­коряющегося никому, не­сгибаемого. И все эти произведения, как живые самоцветы, переливают­ся небывалыми красками, распространяя вокруг романтический отблеск.


2.1. Рассказ «Макар Чудра» –

утверждение идеала личной свободы

В центре ранних произведений Максима Горького – исключительные характеры, сильные духом и гордые люди, у которых, по словам автора, «солнце в крови». Эта метафора порождает ряд близких ей образов, связанных с мотивом огня, искр, пламени, факела. У этих героев – горящие сердца. Эта особенность свойственна не только Данко, но и персонажам первого рассказа Горького – «Макар Чудра».1

Под задумчивую мелодию плеска набегающих волн начинает свой рассказ старый цыган Макар Чудра. С первых же строк читателя охватыва­ет чувство необычного: безграничная степь слева и бесконечное море справа, старый цы­ган, лежащий в красивой сильной позе, шелест прибрежных кустов – все это настраивает на разговор о чем-то сокровенном, самом главном. Макар Чудра неторопливо ведет речь о призва­нии человека и его роли на земле. «Человек — раб, как только родился, всю жизнь раб и все тут», – рассуждает Макар.2 И противопостав­ляет этому свое: «Человек родится, чтобы уз­нать, что такое воля, ширь степная, слышать говор морской волны»; «Коли жить – так ца­рями над всей землей».

Эту мысль иллюстрирует легенда о любви Лойко Зобара и Радды, которые не стали ра­бами своего чувства. Их образы исключитель­ны и романтизированы. У Лойко Зобара «очи, как ясные звезды горят, а улыбка – целое сол­нце».3 Когда он сидит на коне, кажется, будто выкован из одного куска железа вместе с ко­нем. Сила и красота Зобара не уступают его доброте. «Нужно тебе его сердце, он сам бы вырвал его из груди да тебе и отдал, только бы тебе от этого хорошо было».4 Подстать и красавица Радда. Макар Чудра называет ее орлицей. «О ней словами не скажешь ничего. Может быть, ее красоту можно было на скрипке сыграть, да и тому, кто эту скрипку, как свою душу, знает».5

Гордая Радда долго отвергала чувства Лойко Зобара, ибо воля была ей дороже любви. Когда же решила стать его женой, то поставила условие, которое Лойко не мог выполнить, не унизив себя. Неразрешимый конфликт приводит к трагическому финалу: герои погибают, но остаются свободными, любовь и даже жизнь принесены в жертву воле. В этом рассказе впервые возникаем романтический образ любящего человеческого сердца: Лойко Зобар, который мог бы вырвать сердце из груди для счастья ближнего, проверяет, крепкое ли сердце у его любимой, и вонзает в него нож. И тот же нож, но уже в руках солдата Данилы поражает сердце Зобара. Любовь и жажда свободы оказываются злыми демонами, разрушающими счастье людей. Вместе с Макаром Чудрой рассказчик восхищается силой характера героев. И вместе с ним не может ответить на вопрос, проходящий лейтмотивом через весь рассказ: как сделать людей счастливыми и что такое счастье.

В рассказе «Макар Чудра» сформулирова­но два разных понимания счастья. Первое – в словах «строгого человека»: «Богу покоряй­ся, и он даст тебе все, что попросишь».1 Этот тезис тут же развенчивается: оказывается бог не дал «строгому человеку» даже одежды, чтобы прикрыть голое тело. Второй тезис до­казан судьбой Лойко Зобара и Радды: воля до­роже жизни, счастье – в свободе. Романти­ческое мировосприятие молодого Горького восходит к известным пушкинским словам: «На свете счастья нет, а есть покой и воля...»


2.2. Сказка «О маленькой фее и молодом чабане» –

гимн свободе и упоение бурей

Проблема любви развивается в романти­ческих сказках Горького «О маленькой фее и молодом чабане» и «Девушка и Смерть». Тему одной из них Горький определил так: «Новая сказка на старую тему: о любви, ко­торая сильнее жизни». Сказка «О маленькой фее и молодом чабане» построена на антите­зе: противопоставлении леса и степи. Старый тенистый с могучими буками и бархатной листвой лес – мир покоя и мещанского уюта. Здесь в довольстве и неге живет царица леса со своими дочерями, здесь сочувственно вни­мают речам важного и глупого крота, уверен­ного, что счастье – в богатстве.

В степи нет ни пышных чертогов, ни бо­гатых подземных кладовых. Лишь вольный ветер играет седым ковылем, да голубеет бес­крайнее небо, да играет разноцветными крас­ками степная ширь. Горький изображает пейзаж в романтическом ключе: степь на закате дня окрашена в яркий пурпур, точно там был развешан громадный бархатный занавес, и в складках его горело золото.

Царство силы и свободы –

Степь могучая моя, –

поет чабан. В отличие от важного крота ча­бан не имеет никакой собственности. Но у него черные кудри, смуглые щеки, огненные глаза и смелое сердце. Звуки его песни как клекот орла. И маленькая фея, которой так счастливо и спокойно жилось в чертогах ца­рицы-матери, уходит к чабану и погибает. Майя, – пишет Горький, – «как одинокая береза, которая, любя свободу, выдвинулась из леса далеко в степь и стояла под ветром».1 Ветер и гроза убили ее. Гибель феи символична: «не ладится песня свободы с песней люб­ви», любовь – тоже рабство, она сковывает волю человека. Умирая, Майя говорит чаба­ну: «Ты снова свободен, как орел».

Любовь Майи и чабана так же сильна, как любовь Лойко Зобара и Радды. Во имя нее Майя отказывается от дворца, от леса, от ма­тери, которая умирает с горя. Она пытается побороть даже безумный непереносимый страх, охватывающий ее во время грозы: ведь после грозы Майя все-таки остается с чаба­ном. Исключительность чувств роднит геро­ев Горького с романтическими образами Бай­рона и Шиллера, Пушкина и Лермонтова. В сказке о маленькой фее тоже возникает об­раз благородного человеческого сердца, от­вергающего установленные веками мещанс­кие каноны. Страх перед Судьбой и Смертью побеждает чувство Любви. Майя пытается объяснить это чабану и добавляет: «Может быть, больше бы сказала, кабы могла вынуть из груди сердце и поднести его на руке к тво­им очам».

В сказке «О маленькой фее и молодом ча­бане» впервые появляется мотив, который, нарастая, будет все настойчивее звучать в других романтических произведениях Горь­кого. Это гимн свободе и упоение бурей. Во время грозы чабан стоит в почерневшей сте­пи твердо, как скала, подставляя грудь стре­лам молний.1 Описание грозы сделано ритмизированной прозой и напоминает написан­ную позже «Песню о Буревестнике»: «Стре­лы молний рвали тучи, но они опять слива­лись и неслись над степью мрачной наводя­щей ужас стаей. И порой с ударом грома что-то круглое, как солнце, ослепляя синим све­том, с неба падало на землю...»2

Но как же быть с коллизией Любовь – Свобода? На этот вопрос Горький отвечает рассказом «Старуха Изергиль».


2.3. Рассказ «Старуха Изергиль» – осознание личности человека

На морском берегу под Аккерманом в Бессарабии слуша­ет автор легенды старухи Изергиль. Здесь все полно атмосферной любви: мужчины «бронзовые, с пышными черными усами и густыми кудрями до плеч», женщины, «веселые, гибкие, с темно-синими глазами, тоже брон­зовые». Фантазия автора и ночь делают их неотразимо прекрасными. Природа гармони­рует романтическому настроению автора: листва вздыхает и шепчется, ветер играет шелковистыми волосами женщин.

По контрасту изображена старуха Изергиль: время согнуло ее пополам, костлявое тело, тусклые глаза, скрипучий голос. Безжа­лостное время уносит красоту и вместе с ней любовь. Старуха Изергиль рассказывает о своей жизни, о своих возлюбленных: «Голос ее хрустел, точно старуха говорила костями». Горький подводит читателя к мысли, что лю­бовь не вечна, как не вечен человек. Что же остается в жизни на века? Горький вложил в уста старухи Изергиль две легенды: о сыне орла Ларре, который считал себя первым на земле и хотел счастья лишь для себя, и о Данко, отдавшем свое сердце людям.

Образы Ларры и Данко резко контрастны, хотя оба они – смелые, сильные и гордые люди. Ларра живет по законам сильного, ко­торому «все дозволено». Он убивает девуш­ку, так как она не покорилась его воле, и на­ступает ей ногой на грудь. Жестокость Лар­ры основана на чувстве превосходства силь­ной личности над толпой. Горький развенчи­вает популярные в конце XIX в. идеи немец­кого философа Ницше. В книге «Так говорил Заратустра» Ницше доказывал, что люди де­лятся на сильных (орлов) и слабых (ягнят), которым суждено быть рабами. Ницшеанс­кая апология неравенства, идея аристократи­ческого превосходства избранных над всеми остальными были впоследствии использова­ны в идеологии и практике фашизма.1

В легенде о Ларре Горький показывает, что ницшеанца, исповедующего мораль «сильному все дозволено», ждет одиноче­ство, которое страшнее смерти. «Наказание ему – в нем самом», – говорит самый муд­рый из людей после того, как Ларра совер­шает преступление. И Ларра, обреченный на вечную жизнь и вечное странствие, превра­щается в черную тень, иссушенную солнцем и ветрами. Осуждая эгоиста, который толь­ко берет от людей, ничего не давая взамен, старуха Изергиль говорит: «За все, что чело­век берет, он платит собой, своим умом и си­лой, иногда – жизнью».

Данко расплачивается жизнью, совершая подвиг во имя счастья людей. Голубые искры, вспыхивающие по ночам в степи – это ис­кры его горящего сердца, осветившего доро­гу к свободе. Непроходимый лес, где велика­ны-деревья стояли каменной стеной, жадная пасть болота, сильные и злые враги родили у людей страх. Тогда и появился Данко: – «Что сделаю я для людей, – сильнее грома крикнул Данко. И вдруг он разорвал руками себе грудь и вырвал из нее свое сердце и высоко поднял его над головой. Оно пылало так ярко, как солнце, и ярче солнца, и весь лес замол­чал, освещенный этим факелом великой люб­ви к людям, а тьма разлетелась от света его...»

Как мы видели, поэтическая метафора – «отдать сердце любимому» возникала и в рас­сказе «Макар Чудра», и в сказке о маленькой фее. Но здесь она превращается в разверну­тый поэтический образ, трактуемый букваль­но. Горький вкладывает новый высокий смысл в стертую банальную фразу, которой веками сопровождалось объяснение в люб­ви: «отдать руку и сердце». Живое человечес­кое сердце Данко стало факелом, освещаю­щим человечеству путь к новой жизни. И хотя «осторожный человек» все-таки насту­пил на него ногой, голубые искры в степи веч­но напоминают людям о подвиге Данко.

Смысл рассказа «Старуха Изергиль» оп­ределяется фразой «В жизни всегда есть ме­сто подвигам». Смельчак Данко, который «сжег для людей свое сердце и умер, не про­ся у них ничего в награду себе», выражает сокровенную горьковскую мысль: счастье и воля одного человека немыслимы без счастья и освобождения народа.


2.4. «Песнь о Соколе» - гимн действию во имя свободы, света

«Безумство храбрых – вот мудрость жиз­ни» – утверждает Горький в «Песне о Соко­ле». Основной прием, с помощью которого утверждается этот тезис, – диалог двух раз­ных « правд», двух миросозерцании, двух кон­трастных образов – Сокола и Ужа. Тем же приемом пользовался писатель в других рас­сказах. Вольный чабан – антипод слепого Крота, эгоист Ларра противопоставлен альт­руисту Данко. В «Песне о Соколе» перед чи­тателем выступают герой и мещанин. Само­довольный Уж убежден в незыблемости ста­рого порядка. В темном ущелье ему прекрас­но: «тепло и сыро». Небо для него – пустое место, а Сокол, мечтающий о полетах в небо, – настоящий безумец. С ядовитой иро­нией Уж утверждает, что прелесть полетов – в паденье.

В душе Сокола живет безумная жажда свободы, света. Своей смертью он утвержда­ет правоту подвига во имя свободы.1 Смерть Сокола – это одновременно и полное раз­венчание «мудрого» Ужа. В «Песне о Соко­ле» заметна прямая перекличка с легендой о Данко: голубые искры горящего сердца вспы­хивают во тьме ночи, вечно напоминая лю­дям о Данко. Смерть Сокола тоже приносит ему бессмертие: «И капли крови твоей горя­чей, как искры, вспыхнут во мраке жизни и много смелых сердец зажгут безумной жаж­дой свободы, света!».2

От произведения к произведению в раннем творчестве Горького нарастает и выкристаллизовывается тема подвига. Лойко Зобар, Радда, маленькая фея совершают безум­ства во имя любви. Их поступки неординар­ны, но это еще не подвиг. Девушка, вступаю­щая в конфликт с царем, дерзко побеждает Страх, Судьбу и Смерть («Девушка и Смерть»). Ее смелость – тоже безумство храбрых, хотя оно и направлено на защиту личного счастья. Смелость и дерзость Ларры приводят к преступлению, ибо он, как пуш­кинский Алеко, «для себя лишь хочет воли». И только Данко и Сокол своей смертью ут­верждают бессмертие подвига. Так пробле­ма воли и счастья отдельного человека отхо­дит на второй план, сменяясь проблемой сча­стья для всего человечества. «Безумство храбрых» приносит моральное удовлетворе­ние самим смельчакам: «Иду, чтобы сгореть как можно ярче и глубже осветить тьму жиз­ни. И гибель для меня – моя награда!» – дек­ларирует горьковский Человек.3

Ранние романтические произведе­ния Горького будили сознание неполноцен­ности жизни, несправедливой и безобразной, рождали мечту о героях, восстающих против установленных веками порядков.

Революционно-романтическая идея опре­делила и художественное своеобразие про­изведений Горького: патетический возвы­шенный стиль, романтическая фабула, жанр сказки, легенды, песни, аллегории, условно символический фон действия. В рассказах Горького легко обнаружить характерные для романтизма исключительность героев, обста­новки действия, языка. Но вместе с тем в них наличествуют черты, свойственные лишь Горькому: контрастное сопоставление героя и мещанина, Человека и раба. Действие про­изведения, как правило, организовано вокруг диалога идей, романтическое обрамление рассказа создает фон, на котором выпукло выступает авторская мысль. Иногда таким обрамлением служит пейзаж – романтичес­кое описание моря, степи, грозы. Иногда – стройная гармония звуков песни. Значение звуковых образов в романтических произве­дениях Горького трудно переоценить: мело­дия скрипки звучит в рассказе о любви Лойко Зобара и Радды, свист вольного ветра и дыхание грозы – в