Диалектика мужского и женского начал в культуре

Введение

Диалектика – это теория, всеобщий метод познания, а также способ существования мира, всего прошлого, существующего, будущего. Принципы и законы диалектики имеют всеобщий, универсальный характер, им подчиняется все сферы бытия: природа, общество, мышление и отношение между ними. Она раскрывает сущность природы, процесса труда, человеческой жизнедеятельности как особого общественного способа отношений живых организмов с природой.

С точки зрения диалектики все связано со всем. Предмет и Мир нераздельны, вскрываются и исследуются все более многообразные, ранее неизвестные связи и взаимозависимости. Поэтому возможно применение диалектического подхода к изучению гендерных взаимоотношений и их отражения в культуре. Актуальность темы обусловлена, на мой взгляд, по крайней мере, двумя обстоятельствами. Во-первых, чтобы судить о человеке, даже о его родовой сущности, недостаточно ввести общее понятие рода «человек» и на этой основе исследовать его по предельно общим свойствам (а изучение человека всегда будет оставаться важнейшей областью для многих наук), необходимо рассматривать человека как векторную сумму присущих ему обоих гендерных начал. Во-вторых, изучение данной проблематики важно в ситуации, когда в обществе декларативно признается гендерное равенство, но на практике существует гендерная асимметрия общесоциальных и семейных ролей и формируется противоречивый набор гендерных норм, стереотипов, правил поведения. Изучение гендерных особенностей дает возможность глубже проникнуть в структуры ценностного пространства человека.

Целью данной работы является выявить взаимоотношение мужского и женского начал в культуре, для чего были поставлены задачи: ознакомиться с литературой по данной теме и сделать выводы в соответствии с обобщенным изученным материалом.

1. Диалектика мужского и женского начал в культуре

Диалектичность природных и социальных процессов люди стали замечать с древнейших времен, отражая в своих народных легендах, мифах, сказках, пословицах и поговорках. В древнекитайской философии диалектический характер природных и социальных явлений выражался с помощью понятий Ян и Инь. Ян и Инь символизировали взаимодействие крайних противоположностей: света и тьмы, жары и холода, положительного и отрицательного, мужского и женского и т.д. Я считаю очевидным факт существования в одном организме, независимо от пола, мужского и женского начал, это давно известно в науке. Естественно, что в женщине больше женского, соответственно у мужчин — мужского. Соотношение мужского и женского в каждом индивиде имеет свои пропорции. Эти особенности влияют на процесс формирования внешнего облика человека, а также на его внутренний мир и психологию.

Так, например, К.Г. Юнг — швейцарский психолог и психиатр, последователь З. Фрейда – предположил существование в сознании человека на бессознательном уровне общечеловеческих первообразов, названных им архетипами. Среди множества различных архетипов, выделенных и определенных Юнгом, есть архетипы «Анима» и «Анимус». Архетип «Анима» представляет женское начало в мужчине, а архетип «Анимус» — мужское начало в женщине; они ведут к взаимопониманию мужчины и женщины, но могут вести к психическим кризисам при несовпадении идеализированных представлений с реальным человеком.

2. Психология и лингвистика

На мой взгляд, очень точно о двойственности пишет А. Чучин-Русов, считая, что бинарно-генетический характер культуры, как бы повторяющий подобный характер живой природы, позволяет условно разделить все культурные явления на два типа: W («женские», «романтические», «правополушарные» и т. д.) М («мужские», «классицистические», «левополушарные» и т. д.) и рассматривать каждое из них как своего рода «гибрид» (продукт синтеза), образующийся вследствие неаддитивных взаимодействий признаков (своего рода «культурных аллелей») обоих типов [8]. Уже само введение биологических терминов по отношению к описанию культурных явлений говорит о естественности культурной взаимосвязи женского и мужского начал.

Нельзя не согласиться, что мужское и женское начала в культуре проявляют себя постоянно и совершенно независимо от пола и человеческих усилий, как независимо от них рождаются примерно в равных количествах дети мужского и женского пола. В человеческих силах реализовать и мужскую, и женскую культуру. При рассмотрении любого культурного явления в рамках дихотомии синхроническое/диахроническое — этого самой природой вещей подсказанного бинарного инструмента, важно постоянно иметь в виду смысловые различия между «биологическим» и «культурным», с одной стороны, и культургенетическим и историко-культурным (культуркинетическим) — с другой [8]. Так, уже упомянутым Чучиным-Русовым выделяется несколько свойств культуры в рамках диалектического подхода к ее изучению: архетипически-гендерная природа, наличие универсальных антитез, голографичность и цикличность природно-культурных феноменов. Автор упоминает, что в словаре В. Даля слова муж, жена, пол, род как бы концентрируют смысловые особенности гендерной проблематики в их русскоязычной специфике и наднациональной культургенетической общности, которой присущи архетипичность, антитетичность, голографичность, цикличность как и всей культуре в целом [8].

Следующим образом может быть объяснена архетипически-гендерная природа культуры. Бинарно-амбивалентные культурные архетипы мужчина/женщина и пол/род обретают свое воплощение в архаической и более поздних культурах, сохраняющих антитетический характер двойственных составляющих мужчина/женщина, пол (sex, низкое, темное, подверженное страстям, природное)/род (gender, почитаемое, благословенное, исполненное божественного разумения, культурное). Они заявляют о себе в космическом мифе о двуполых существах, в мотивах мужской и женской ипостасей души, всевозможных двойников. Например, если в дихотомии женский язык — мужской язык речь идет об избирательном употреблении тех или иных единиц языка женщинами и мужчинами, то дихотомия мужская речь — женская речь имеет в виду фонологические аспекты языка. Признаки гендерно-сексуального сознания можно встретить и в современной лингвистике, и в литературоведении в понятиях литературного рода, мужских и женских рифм [8]. Лингвист Т.В. Гомон выделяет комплекс признаков мужской и женской речи. К поверхностным относится компетентное описание фрагментов действительности, где традиционно главенствуют женщины или мужчины. Общим же глубинным признаком имитации речи лица противоположного пола автор считает «наличие в тексте, составленном от лица женщины (мужчины), характеристик, в большей мере отражающих психолингвистические навыки мужской (женской) письменной речи». К ним автор относит: в мужской письменной речи употребление слов констатации, большого количества абстрактных существительных, однообразие лексических приемов при передаче эмоций, преобладание глаголов активного залога; в женской письменной речи наличие множества слов и конструкций, выражающих различную степень неуверенности и неопределенности, большая образность речи при описании чувств, частое использование конструкций «наречие + наречие», простых и сложносочиненных предложений [6]. Можно видеть, что гендерные особенности мышления отражаются в речи. Разумеется, признаки женского всегда присутствуют в культурных явлениях мужского типа, и наоборот, как в живой природе мужское (отцовское) всегда присутствует в женском (дочернем), а женское (материнское) — в мужском (сыновнем). Искусство, независимо от того, каким символическим языком оно пользуется (литературным, изобразительным, музыкальным), построено на контрастах типа мужское/женское. Таким образом, добрая половина всего, созданного мужчинами, органически принадлежит «женской» культуре, тогда как многое из созданного женщинами — «мужской» [8].

Следует обратить внимание на антитетичность культурных явлений. Каждое из положительных нравственных качеств, достоинств человека имеет свой антипод. Причем исторически сложилось так, что первые обществом приписываются мужчинам, вторые – женщинам. Это связано с тем, что в культуре они ассоциируются с мужским и женским началом. В «половом символизме» большинства культур «мужское» отождествляется с духом, логосом, культурой, силой, светом, формой и т. д. «Женское» — с хаосом, природой, пассивностью, эмоциональностью, тьмою, бесформенностью. В европейской патриархатной традиции эти ряды рассматриваются не только как дихотомия, но и как иерархия: «мужское», отождествляемое обычно также с «общечеловеческим» якобы призвано держать под своим контролем «женское», отождествляемое с «второстепенным» [2]. Действительно, гендерные аспекты тесно переплетаются в истории мировой культуры. В знаковой системе W—М биполярность формальных характеристик может быть представлена, например, в следующем виде [8]:

Женское w	Мужское м
Темное	Светлое
Смутное	Ясное
Дионисийское	Аполлоническое
Низкое	Высокое
Сложно-сочиненное	Сложно-подчиненное
Коллективное ( анонимное)	Индивидуальное (сигнифицированное)
Свобода в несвободе	Свобода как (осознанная) необходимость

И здесь на самом деле важно, как пишет автор А. Чучин-Русов, с одной стороны, подчеркнуть относительность приведенных характеристик, а с другой — их явную соотносимость с характеристиками правополушарного (W) и левополушарного (М) мышления. Психологи констатируют доминирование лево- или правополушарного мышления в зависимости от различных условий, что и определяет психологические особенности субъекта. Таким образом, невозможно существование отдельно мужского или женского, равно как и отдельного существования этих двух типов мышления.

3. Религия и мировоззрение

Женское начало, тем не менее, ассоциируемо народом с самой жизнью с ее неопределенностью и неопределимостью. То есть пренебрежение так называемыми женскими качествами (приписанными и предписанными женщинам в сложившемся типе культуры) есть пренебрежение жизнью. Таким образом, если «мужское» начало обожествляется, «женское» же расценивается как нечто недостойное, требующее постоянного силового контроля со стороны «божественного» «мужского» [2].

На мой взгляд, только условно верно заявление, что в христианской культуре Пресвятая Троица являет собой мужской знак и, несмотря на высказывания некоторых богословов о недопустимости перенесения половых категорий на Бога, присутствует маркированность Бога как мужского знака. Конечно же, автор прав, если это касается скорее практической реализации христианских идей. Христианству, в частности православию, свойственно женское начало с его всепрощением, несопротивлением и всепониманием. Все же существует взаимосвязь между типом мышления, склонным к определениям и определенностям, который преобладает в рационалистической культуре Нового времени, и унижением женщины, как будто действительно существует «общая связь между женственным и преступным», как писал О. Вейнингер [2]. И хотя в реальности «половой символизм» имеет, скорее, предписательное отношение к конкретным человеческим существам, тем не менее во многом именно он предопределяет не только социокультурную ситуацию (отводящую мужчинам доминирующее положение), но и способы взаимодействия человека с миром, ценностность различных методов познания (провозглашая одни из них «объективными», а другие нет).

Поскольку преобладающее большинство философов мира по полу являются мужчинами, они, сами того не замечая, инстинктивно создают теоретический образ человека на основе своей маскулинной модели, они не знают женского образа, им не приходится пребывать в роли женщины, и в этом состоит односторонность философских теорий и концепций человека, столь разных и распространенных в истории познания в разных странах и эпохах. Установка на аналитическое познание мира и есть установка на фрагментаризацию бытия — рассечение, расчленение, умерщвление. Нечто выделяется из мирового потока, затем эти фрагменты противопоставляются друг другу и вступают в состояние войны. По сути своей такой способ познания мира являет переход «от известного — к известному», позитивистский метод познания имеет явную гендерную окраску, а эмпирическая реальность обладает «женственными» качествами [2].

Полностью мое мнение совпадает с тем, что женофобия оборачивается страхом перед неизвестностью и им же порождается. Неизвестное допускается и терпится тогда, когда его можно познать, то есть привести женское в соответствие мужскому. Если рассмотреть взаимосвязь между андроцентризмом культуры (когда мужчина рассматривается как центр и норма, а женщина — как периферия и аномалия), с одной стороны, и страхом перед неизвестностью, то окажется, что в такой культуре присутствует ориентация на такой тип познания, когда «известное» поглощает «неизвестное» за счет отождествления его с собой. Так, М. Галина, разбирая различные виды страхов, проецируемых научно-фантастическим кинематографом, упоминает и о страхе перед оборотничеством, и о таком виде страха, как дисморфофобия. Но страх смерти не является присущим человеку всегда и во все времена. Хотя сейчас отвращение к смерти присуще не только атеистам, но и верующим христианам, ведь это все-таки нечто недолжное, — пишет автор [2]. Характеризуя отношение к смерти в матриархатных религиях, можно сказать, что смерть в этой картине мира является не чем-то окончательным, а только неким другим состоянием, которое приходит и уходит. Так что в мужецентрической культуре отношение к смерти является для сознания стрессогенным. В патриархатной культуре мужчина и женщина воспринимаются и описываются как жесткая оппозиция («мужественная» культура /«женственная» природа), оппозиционизм же актуализирует агрессию, только во взаимодействии и взаимосвязи можно найти гармонию. Некоторые исследователи при рассмотрении вопроса диалектики мужского и женского начал прибегают к понятию «эрос», диапазон которого грандиозен: от космических сил притяжения и отталкивания до тончайших вибраций душевной жизни и чувственности [4]. По «Теогонии» Гесиода, Эрос — из первейших сущностей-первобожеств, наряду с Хаосом и Эребом. Его функция — всесвязь элементов Бытия. В этом плане Эрос аналогичен Религии. Эрос и Религия — близкофункциональны и потому — соперничающи. Высокие религии (христианство, ислам, буддизм, иудаизм...) противостояли Эросу как животной Воле к Жизни, инстинктивной, «безусловному рефлексу» пола. Так как вообще без Женского и Материнского обойтись невозможно, то интеллектуальная и властная цензура отводила канал Эроса и Природы в служебность Мужскому. Получается, Эрос всеобъемлющ, женственен и безусловен, естественен, а Религия в самом общем направлена, мужественна и логична, цивилизационна и потому искусственна.

4. Диалектика мужского и женского начал через призму физики и биологии

Исследователями, в том числе и А. Чучиным-Русовым, понятие голографичности, как упоминалось, вводится и для культурных явлений. Если разрезать голограмму на мелкие кусочки, на каждом из них вновь обнаружится изображение всего объекта в целом. В отличие от обычной фотографии, каждый участок голограммы содержит всю информацию о предмете. Таким образом, голограмма являет собой фрактальный объект. Само представление о некоем большом содержании, заключенном в чем-то пространственно малом, является архетипическим, ибо в разных своих проявлениях существует с незапамятных времен. И в любом культурном феномене различаются фенотипические мужские (М) и женские (W) признаки, как в биологии в любом человеке фенотипические признаки, унаследованные по линии матери или отца [8]. Невозможно отрицать, часто в мужчине или женщине, прежде всего, узнается представитель рода, т. е. гендерное начало. Именно эта узнаваемость в наблюдаемом частном подразумеваемого общего дает основания для классификационных отнесений культурных феноменов — к культурам типа W или М.

Именно это свойство фрактальности культурных явлений позволяет не только судить о их принадлежности к мужскому и женскому началу, но и о самом мужском и женском. Триединый мир, «природа, социум, дух» — сконцентрирован в человеке, который и выражает мир. Неслучайно в культуре Востока и Запада утверждается, что весь мир проявляется в человеке, а человек во всем мире. Здесь соотносительная фрактальность W или М и мира предстает во всеобщей и целостной форме. Будучи существом, одновременно природным, социальным и духовным, человек самоподобен во взаимной проникновенности каждого из этих трех «компонентов». В духовности и единстве психики, интеллекта и воли - выражается вся природность и социальность людей, как проявление W и М. Если мельчайшая часть плоти позволяет с помощью генного анализа узнать многое обо всем организме, то по одному живописному фрагменту, абзацу, обрывку мелодии угадывается порой целая культурная эпоха и даже авторство того или иного художника, ибо каждая часть живого (природного/культурного — W/М) неизменно несет в себе все содержание целого. Любой культурный текст, с одной стороны, самодостаточен и «голографичен» относительно самого себя, а с другой — связан со всем континуумом единого поля мировой культуры и «голографичен» уже относительно последнего [8]. Явления в культуре, относимые к проявлению W или М начал, сами уже раскрывают сущность женского и мужского.

В подтверждение диалектического перехода количества в качество, на мой взгляд, можно привести мнение о том, что для гендерных аспектов культуры (как и для гендерных аспектов природы) вопрос о форме и содержании является основным. Как и в биологии, в культуре форма целиком определяет сущностное содержание. На самом деле даже самые ничтожные мутации формы зачастую приводят к существенным изменениям содержания. Таким образом, гендерный характер любого культурного явления зачастую зависит от того же «чуть-чуть», от которого зависит принадлежность тех или иных стихотворных строк к области искусства (культуры). И хотя женская (романтическая, неклассицистическая, W), как и мужская (классицистическая, M), культура, а также отдельные их проявления существовали на протяжении всей культурной истории, чередующееся доминирование М или W-признаков очевидно [8].

Чередование женского и мужского в культуре сродни чередованию дня и ночи, жизни и смерти, определяет спиралевидный характер культурно-исторического процесса с его «маятниковыми» колебаниями от W к М и обратно, огромное количество всякого рода циклических повторов во всех литературах мира, в изобразительном искусстве, в музыке, в философских и естественнонаучных идеях, в рефлексиях осознающей себя культуры и т. д., — как пишет. Цикличность W и М отражается и в изобразительном искусстве (повторы изобразительных принципов, ритмические повторы цвета, элементов рисунка, пластических форм, структурных модулей и т. д.). Смена W и М культурных явлений демонстрирует закон отрицания отрицания диалектики. Чередования и повторы есть взаимодействие, являющееся причиной природного и культурного движения.

Соглашаясь с [8], повторю, что культурный феномен способен существовать лишь в живых взаимодействиях, противоборствах и чередованиях женского и мужского начал и их проявлений: ясного и неясного, графического и живописного, пустого и наполненного в искусстве, конкретного и абстрактного, логического и иррационального в науке.

Лишь некая «циклизация» двух начал — женского и мужского, противоборство и растворение друг в друге способны удержать от хаотического рассеяния культурные формы. Таким образом, культура проявляет себя как живой организм, которому свойственна неравновесность протекающих процессов при общем равновесии с окружающим миром.

5. Общество и литература

Обострение и выдвижение на первый план в середине XX столетия гендерной проблематики связанно со смешениями и смещением традиционных гендерных представлений: «биологизация» темы любви в искусстве, феминизация мужчин и маскулинизация женщин, подъем феминистического движения и т. д.

Характерное для российской ситуации несоответствие противоречивых и зачастую устаревших норм, с одной стороны, и реальности гендерных отношений, с другой, является мощным тормозом в освоении и публичном обсуждении гендерной тематики. Это превращает знакомые, глубоко эмоционально переживаемые проблемы в «низкие», недостойные общественного внимания и резко снижает уровень рефлексии в любом обсуждении [5].

Я не согласна с утверждением, что женская и мужская «природа» совершенно различна [5], хотя и противоположна, это и выражается в том, как женщины и мужчины проявляют свою активность в обществе. Нельзя, как уже говорилось, полностью противопоставлять одно другому, но и отрицать различия в социальном поведении невозможно. Главная причина состоит, скорее всего, в различном отношении к мужественности и женственности на протяжении тысячелетий и заключается, прежде всего, в отличии их социальных и культурных позиций. Мужественность всегда была социально значимее. Мужчины являлись основными акторами социального действия, и мужественность была институционализирована [7]. Можно бесконечно тому приводить примеры, включая такие поверхностные, как древние обряды инициации и современный призыв на военную службу. Женская же инициация как таковая сейчас сохраняется лишь у некоторых немногочисленных племен (например, в Африке) и имеет несколько иные задачи, не присутствуя отдельно от мужской. В иерархии социальных ценностей мужественность заняла высшую ступень. Неудивительно, что были выработаны сложные системы ее маркирования, способы ограждения и технологии достижения.

По-моему, маскулинность действительно менее связана с биологическим полом, чем феминность, это отражено в источнике [7]. Ее характеризует бьльшая, по сравнению с последней, социальная и культурная включенность. Достигнуть ее могли даже женщины. (Первая женщина - фараон Хатшепсут изображалась как мужчина и носила фальшивую бороду.) Исследования показывают, что традиционно женственность – это «биологическая стартовая данность, которая может быть культурно рафинирована или приращена» и которая «развивается естественно», не нуждаясь в культурном вмешательстве. Думаю, ее нельзя достигнуть. Она направлена на внешнее выражение и формальное закрепление биологически детерминированного процесса становления женщины. Если в маскулинности социальное — это ведущее, то в феминности оно оказывается ведомым. Совершенно логично согласиться с автором, что отсюда и возник миф о пассивности женской природы. Можно с уверенностью утверждать, что женщины пассивны не по своей биологической сущности, а по своей культуре, которая сложилась исторически [7]. Это подтверждает взаимоотношение женского и мужского начал как пассивного и активного, в этом заключается их противоположность в социальном. Сущность женственности не абсолютна, и она может быть определена только в соотнесении с мужественностью. Ранее женщины просто включались в борьбу за мужественность как значимую позицию, подобная стратегия также была свойственна первому этапу феминизма, когда женщины открыто стали претендовать на мужские социальные роли, что имело и чисто внешнее культурное выражение в стремлении быть похожими на мужчин. Это изменило положение и облик женщины, но не сущность женственности. Наверное, как и пишет автор, это была псевдоэмансипация, ведь значимость собственно феминности не повышалась [7]. Подлинная эмансипация началась, когда женственность стала ценностью, которая не дается, а достигается. Это «социальный трамплин», которым ранее могла быть лишь маскулинность. Таким образом, в требованиях коллективных прав, все таки признается потенциальное неравенство мужчин и женщин. Борьба женщин за равный статус с мужчинами означает принятие маскулинности в качестве всеобщего социального эквивалента, поэтому необходимо развитие женственности, которая в итоге по своей социокультурной значимости не будет уступать. Нацеленность ряда социоконцепций феминизма на плюралистическое общество, построенное не по сложноподчиненному, но по сложносочиненному принципу вполне очевидно соответствует «женскому» началу. А вот ряд феминистических методов достижения целей говорит об использовании ими «мужских» установок.

Считаю необходимым отметить работу [9]. По мнению автора, гендерный подход, казалось бы, столь далекий от проблем элитарной культуры, в своем недолгом развитии прошел путь от явно биоцентрированного концепта через превращение в одно из ведущих направлений социологии до культурологического феномена. Рассмотрение гендера как социокультурного феномена затрагивает вопрос о том, какие его характеристики и каким образом отражаются в массовой и элитарной культурах. Определение понятия «гендер» нуждается в выделении характеристик, изначально синтезирующих био- и социосоставляющие.

Весьма интересно, таким образом, на основе 4-х выделенных критериев [9]:

1) биологического пола (мужского или женского);

2) преобладающего сексуального опыта (или отсутствия опыта);

3) структуры ценностных ориентаций (мужской или женской);

4) социального статуса (высокого или низкого), — автором определены 32 типа возможных сочетаний характеристик, названные гендерными типами. Один из романов XX века, «Унесенные ветром» М. Митчелл, построен на перипетиях судьбы женщины, под действием внешних обстоятельств утратившей свой высокий социостатус. Судьба Скарлетт с точки зрения предложенной типизации гендеров — последовательная смена 4 гендер-типов: от типа с высоким статусом и женской системой ценностей к низкому статусу и тем же ценностям, затем смена ценностей, а под действием этого — преобразования и возвращение высокого социостатуса [6]. Анализ литературных и художественных произведений показывает, что наиболее распространенными в современной российской действительности являются типы с низким социостатусом и мужской структурой ценностей у мужчин и женской — у женщин. То есть, несмотря на возможное наличие у человека ценностей, характерных для противоположного пола, все же приоритетными и неизменными остаются присущие именно этому гендеру.

Знаменательно и то, что, как и в социуме, в отечественной массовой культуре деловая активность женщин представляется необходимым условием выживания, но не средством реализации. Так за женским началом закрепляется свойство пассивности. Появление в жизни героини «настоящего» мужчины и «настоящей» любви преобразует женский гендер-тип (как, например, в фильме «Москва слезам не верит»). Сочетание высокого статуса, мужской системы ценностей и отсутствия сексуального опыта ранее соответствовало идеалам феминистского движения [9]. Отказ от личной жизни оказывался тесно связанным с мужской системой ценностей. Удачным воплощением этого гендер-типа и отношения к нему стал фильм Э. Рязанова «Служебный роман».

К соотношению женского и мужского обращаются в литературе и писатели фантасты. Занимаясь моделированием мироустройства, они не могли пройти мимо такого биологического и социокультурного явления, как очевидная бинарность человечества.

Оппозиция внутри единого биологического вида настолько мощная, что писателей сразу тянет устранить ее, умножив сущности, например, увеличив количество полов, необходимых для воспроизводства, доведя его, например, до трех: три пола дополняют друг друга, являясь одновременно тремя компонентами, образующими целостную единицу или же полную личность, т.е. компоненты эмоциональная, волевая и рассудочная. Парадоксально, но воспринимается в данном контексте в качестве женского начала именно эмоциональная компонента, а две другие считаем мужскими, чему способствует и сам текст [3]. Намеренная искусственность, на мой взглял, не случайна и лишний раз свидетельствует о том, что человеком точно осознается его двойственность, другое же состояние мыслится и воспринимается как привнесенное и навязанное. В то же время акцент переносится на необходимость воссоединения разделенных частей, подтверждая присутствие разных составляющих в одном целом. Современные литературоведы выделяют два поджанра фантастики — «твердый» и «мягкий». «Твердый» (мужской) строит модель мира, основываясь на естественнонаучной парадигме, «мягкий» (женский) вводит, например магию, расширяя тем самым рамки возможного. Женскому началу присуща слабость и требуются неизведанные, потусторонние силы, в противоположность мужскому, одерживающему победу над этим неизвестным при помощи логики [3]. Женское и Мужское первоначала Бытия находятся в вечном диалоге, из них, из их сочетаний возникало всякое существо и понятие. Согласно Платону, Эрос есть вечное стремление к истине и абсолютному благу, извечное противоборство и неодолимое тяготение М к W и W к М. Любой культурный феномен представляет собой нечто подобное платоновскому человеку, заключающему в себе два тела и оба пола, или алхимическому гермафродиту-андрогину [8]. Единство и борьба W и М начал в сознании говорит об их диалектичности.

Возвращаясь к понятию Эроса, можно сказать, что при помощи него можно охарактеризовать облик каждой цивилизации, национальной культуры, эпохи, стиля, как это делает Г. Гачев [4]. Чтобы понять страну, достаточно изучить язык через призму соотношения мужского и женского в языке, их взаимоотношения — Эроса. Женственная доминанта выражается в том, как русский человек именовал свою Родину — «матушка Русь», или главную свою реку — «Волга-матушка». Русь — «птица-тройка». Женственная стихия в русском народе усиливалась влиянием безграничных и разнообразных пространств, настраивающих на ощущение беспредельного многообразия, оттачивающих душевную чуткость [10]. Вместе с тем, борьба за существование в суровом, резко меняющемся климате культивировала мужественную активность, закаленность, тут следует вспомнить казачье военное «Дон-батюшка». Мужское начало все же имело место в русской душе, ибо без этого невозможно было бы защититься от бесконечных нашествий, освоить безбрежные просторы, создать огромное государство и великую культуру. Но не было доминирования, поэтому русский народ не стремился к завоеваниям и не угнетал присоединенные народы. Россия — мать-сыра земля. А французский Эрос, напротив, разработал постоянный эпитет «сладкая Франция», как возлюбленная женщина (а не как Матушка-Русь, и не как «веселая старушка» Англия и не «отцова земля» Германия) [4].

Заключение

Диалектичность женского и мужского начал в культуре, на мой взгляд, очевидна и неопровержима, о чем свидетельствует проявление законов диалектики в понятиях, характеризующих их взаимодействие и описывающим те или иные их проявления в различных сферах культуры. Хотя, конечно же, то, что называется «законами диалектики» по сути своей не законы, а некоторые характер, форма и особенность ряда проявлений диалектики, причем не только в природе, но и в бытии, обществе и человеческом мышлении, что тем более позволяет говорить о диалектике мужского и женского начал.

Степень выраженности мужского и женского начал, а также их баланс и гармоничность отношений друг с другом во многом определяют природу и характер человека и народа, характер самого времени. В богатых душах сильно выражены оба начала, в наиболее цельных — одно из них преобладает, не подавляя другого. В реальности «половой символизм» имеет, скорее, предписательное отношение.

Творческая душа является амбивалентной, так как женское открывает глубины бытия, а мужское призвано в творческом акте объять и оформить материю. Сильное проявление обоих полюсов чревато внутренними противоречиями и неустойчивостью общего состояния, дисгармонией.

Поистине, культурный феномен способен существовать «лишь в живых взаимодействиях, противоборствах и чередованиях женского и мужского начал и их проявлений».

Список использованных источников

Алиев, М.Г. Социализация согласия / М.Г. Алиев. – М: Республика, 1998. – 257 с.

Габриэлян, Н.М. Пол. Культура. Религия / Н.М. Габриэлян // Общественные науки и современность. – 1996. – №6. – С. 126-133.

Галина,М.С. Гендер в зеркале фантастики / Галина М.С. // Общественные науки и современность. – 1998. – №1. – С. 184-192.

Гачев, Г.Д. Национальный Эрос в культуре / Г.Д. Гачев // Общественные науки