|
Автор:
Роман
Белоусов
Источник
информации:
кн. "Самые
знаменитые
влюбленные",
с.249-262.
В
ее гаснувшем
сознании
возникали
два эпизода
жизни. Первый
- это свидание
в парке. Было
это дивным
летом, пахло
соснами и
цветами. С
Финского залива
дул нежный
ветерок. В конце
парка, около
дороги, ведущей
в Красное Село
Царскосельского
уезда, стоял
павильон,
украшенный
колоннадой,
что-то вроде
бельведера
- круглой террасы
с прекрасным
видом вдаль.
Выстроен этот
павильон был
при Николае
I для императрицы
и назывался
Бабигон. Здесь
1 июля 1866 года
она, девятнадцатилетняя,
трепещущая
от страха, чуть
ли не потерявшая
сознание,
отдалась своему
возлюбленному
Саше, Александру
Николаевичу,
царю Александру
II.
И
второй эпизод
- это прощание
с ним пятнадцать
лет спустя,
когда она, убитая
горем, поднялась
по ступенькам
катафалка,
опустилась
на колени и
припала к телу
невинно убиенного.
Лицо государя
невидимо под
красной газовой
вуалью. Но она
резко сорвала
вуаль и долгими
поцелуями
покрыла изуродованные
лоб и лицо, после
чего, качаясь,
покинула
помещение.
Вечером того
же дня она вновь
пришла к гробу,
принесла
сплетенный
из своих прекрасных
волос венок
и вложила его
в руки усопшего
- последний
дар супругу.
Все, что вмещалось
между этими
двумя судьбоносными
для нее моментами,
собственно,
и было ее жизнью.
Они как бы
знаменовали
ее начало и
конец. Потом
было лишь
доживание
на чужбине,
куда она удалилась
почти сразу
же после похорон.
С тех пор жила
воспоминаниями
в окружении
свидетелей
былого: портретов,
фотографий,
писем и прочих
памятных мелочей.
Рассматривая
их, перебирая,
она уносилась
памятью в ту
пору, когда
была молода
и счастлива,
любила и была
любима, с горечью
думала о том,
как все это
трагически
в одночасье
оборвалось
и она оказалась
вдали от его
могилы.
Первая
встреча Катеньки
с царем произошла
случайно, когда
он в августе
1857 года прибыл
на маневры,
проходившие
под Полтавой,
и остановился
в поместье
ее родителей
Тепловке. Ей
было десять
лет, но она очень
хорошо запомнила
большого статного
мужчину с пышными
усами и ласковым
взглядом. Когда
царь, встретив
ее в саду, спросил,
кто она, Катенька
важно ответила:
"Я - Екатерина
Михайловна".
- "А что ты ищешь
здесь?" - полюбопытствовал
царь. "Мне хочется
видеть императора",
- чуть смутившись,
призналась
девочка. Это
рассмешило
государя и,
как передает
его биограф
М. Палеолог,
он усадил ее
на колени и
поболтал с
нею. На следующий
день, снова
встретив девочку,
Александр
был поражен
ее прирожденной
грацией, прелестными
манерами и
большими глазами
испуганной
газели. Изысканно-любезно,
как будто бы
она была придворной
дамой, царь
попросил ее
показать ему
сад. Они долго
гуляли вместе.
Катенька была
в восторге
и навсегда
запомнила
этот день.
С
тех пор еще
не раз ей приходилось
видеть царя
и слышать о
его благоволении
к их семье. Отец
Катеньки был
из древнего
рода князей
Долгоруких,
он рано умер,
оставив кучу
долгов. Дабы
оградить семью
от настойчивых
кредиторов,
царь принял
Тепловку "под
императорскую
опеку" и взял
на себя расходы
по воспитанию
шестерых
оставшихся
после смерти
князя детей
- четверых
сыновей и двух
дочерей.
На
учебу Катеньку
определили
в Смольный
институт, где
она, как и ее
младшая сестра
Мария, поступившая
сюда же, выделялась
своей красотой.
Лицо старшей,
Екатерины,
в обрамлении
чудесных
каштановых
волос, казалось
словно выточенным
из слоновой
кости. Царь
по традиции
часто посещал
Смольный -
заведение
находилось
под патронажем
императорской
семьи - и, встретив
здесь однажды
девицу Долгорукую,
узнал в ней
ту самую милую
девочку из
Тепловки. При
каждом посещении
Смольного,
а они стали
частыми, Александр
подолгу беседовал
с Екатериной.
Было заметно,
что он особенно
внимательно
относится к
ней.
В
семнадцать
лет Екатерина
Михайловна
окончила институт
и жила на Бассейной.
Однажды весной
в сопровождении
горничной
она шла по
Летнему саду
и встретила
императора,
тоже совершавшего
здесь прогулку.
Государь подошел
к ней и, не обращая
внимания на
прохожих, долго
гулял с девушкой
в одной из
боковых аллей.
Кончилась
эта прогулка
тем, что он,
наговорив
ей кучу изысканных
комплиментов,
чуть ли не
признался в
любви.
С
этих пор они
стали часто
встречаться.
Гуляли по аллеям
Елагина острова,
любовались
его романтическими
прудами, бродили
по тенистым
лесам в окрестностях
Петергофа.
И всякий раз
государь говорил
ей о своей любви.
Пройдет год,
и Екатерина
Михайловна
сама полюбит
Александра
Николаевича
- то ли от жалости
и сострадания
к влюбленному
в нее взрослому
человеку, то
ли потому, что
просто пришло
время влюбиться
и ей. Причем
чувство ее
было настолько
сильным и
всепоглощающим,
что она не
понимала, как
могла противиться
ему в течение
целого года,
как не полюбила
его раньше.
А
потом было
то самое свидание
в Бабигоне,
куда она пришла
по голосу сердца.
И поцелуи и
страстные
объятия ее,
восемнадцатилетней,
и его, сорокасемилетнего,
который мог
бы быть ей отцом.
И торжественная
клятва Александра
Николаевича.
"Увы, - сказал
он ей, - я сейчас
не свободен.
Но при первой
же возможности
женюсь на тебе,
ибо отныне
и навеки считаю
тебя своей
женой перед
Богом..."
С
этого дня они
часто виделись
в павильоне,
пока не наступило
ненастье. Пошли
дожди, и пришлось
вернуться в
столицу. Но
и здесь продолжали
встречаться.
Три-четыре
раза в неделю
Екатерина
Михайловна
тайно являлась
в Зимний дворец,
собственным
ключом открывала
низенькую
дверь и оказывалась
в комнате первого
этажа, некогда
служившей
кабинетом
Николая I. Отсюда
по потайной
лестнице, ведущей
в царские
апартаменты,
она поднималась
на второй этаж
и, трепещущая
то ли от страха,
то ли от предвкушения
встречи, оказывалась
в объятиях
своего царственного
любовника.
Свидания
их не остались
незамеченными,
но говорили
о них полушепотом,
опасаясь ушей
III Отделения,
ибо сплетничать
о личной жизни
государя было
небезопасно.
К тому же никто
поначалу не
воспринял
известие о
новом увлечении
царя всерьез.
До
этого Александр
Николаевич
слыл ловеласом,
за романом
следовал новый
роман. Самой,
пожалуй, серьезной
его связью,
если не считать
супруги, принцессы
Марии Гессенской,
в которую он
поначалу был
сильно влюблен,
но к которой
скоро охладел,
была связь
с княжной
Александрой
Сергеевной
Долгорукой,
двадцатилетней
красавицей
и умницей,
дальней родственницей
Екатерины
Михайловны.
Увы, роман этот
по непонятной
причине вдруг
оборвался.
За ним последовали
новые увлечения.
И вдруг такое
сильное и
глубокое чувство.
Казалось, он
и сам был обескуражен
неожиданным
чудесным пленом.
Любовь к Екатерине
Михайловне
стала для него
смыслом жизни.
Ничто: ни власть,
ни политика,
ни даже семья
- не интересовало
его так, как
эта женщина.
Он сам признавался
ей в том, что
другие женщины
отныне для
него не существуют.
Она - его кумир,
его сокровище,
вся его жизнь!
Когда
им случалось
разлучаться,
он писал ей
пылкие письма,
словно юноша
снова и снова
признавался
в любви. Ему
вспоминались
слова древнего
грека поэта
Проперция:
"Поздняя любовь
часто пылает
жарким огнем".
Его
биограф пишет,
что эта поздняя
страсть обратилась
в главный импульс
его жизни: она
подавила
обязанности
супруга и отца,
оказала влияние
на решение
основных
политических
вопросов,
подчинила
его совесть
и все его существование
вплоть до самой
смерти.
Требуется
массажер!
Нужно за размять
рекламное
место, емкостью
15000 показов в
день.
Все
ресурсы перечислены
здесь,
пишите
Если
Александру
II приходилось
совершать
поездки за
границу, Екатерина
Михайловна
тайно следовала
за ним - в Берлин,
на воды в Эмс.
Приехав на
Всемирную
выставку в
Париж, она
поселилась
в скромной
гостинице,
а по вечерам
через потайную
калитку приходила
к нему в Елисейский
дворец. Если
же Александр
II выезжал на
лето в Царское
Село, в Петергоф
или в крымскую
Ливадию, она
жила рядом,
и они тайно
встречались
в том же достопамятном
для них Бабигоне
или на даче
под Ливадией.
Чтобы не расставаться
и чтобы она
постоянно
находилась
при дворе,
украшала своим
присутствием
приемы и балы,
Александр
II сделал ее
фрейлиной
императрицы.
Он любил наблюдать
за ней, прекрасно
танцующей,
во время бала.
А вообще Екатерина
Михайловна
вела скромный
и замкнутый
образ жизни,
не присутствовала
на званых обедах,
не ездила в
театр.
"Александр
Николаевич,
- свидетельствует
М. Палеолог,
- сумел создать
из неопытной
девушки упоительную
возлюбленную.
Она принадлежала
ему всецело.
Она отдала
ему свою душу,
ум, воображение,
волю, чувства.
Они без устали
говорили друг
с другом о своей
любви". "Любовники
потому никогда
не скучают,
- писал Ларошфуко,
- что они всегда
говорят о самих
себе". Посвящал
ее царь и в
сложные государственные
вопросы, и в
международные
проблемы. И
нередко Екатерина
Михайловна
помогала найти
правильное
решение или
подсказывала
верный выход.
Это говорит
о том, что царь
полностью
доверял ей,
больше того,
посвящал ее
в государственные
тайны.
Но
вот настал
день, когда
Екатерина
Михайловна
почувствовала
себя беременной.
Александр
II был, надо прямо
сказать, несколько
ошеломлен.
Неужели он
чего-то опасался?
Да, конечно,
и прежде всего
- злословия
по поводу его
адюльтера.
Но не меньше
этого его
беспокоило
другое. Он
боялся, что
пострадает
при родах ее
великолепная
фигура, равно
как и весь ее
облик, не говоря
об угрозе
смертельного
исхода.
Все,
однако, обошлось,
и Екатерина
Михайловна
благополучно
разрешилась
от бремени.
Она испытала
радость первого
материнства
и счастье быть
матерью его
сына. Но предшествовали
этому весьма
примечательные
события.
Едва
почувствовав
приближение
родов, Екатерина
Михайловна
одна, никого
не предупредив,
отправилась
в карете в Зимний
дворец. Проникнув
туда, как обычно,
через потайную
дверь, она
прилегла на
диване в бывшем
кабинете Николая
I. В час ночи
солдат, стоявший
на часах у
комнаты, где
она находилась,
разбудил
Александра
II. Бросились
за доктором
и повивальной
бабкой. Однако
доктор жил
далеко, а состояние
роженицы
становилось
все более
тревожным.
Александр
Николаевич,
бледный от
волнения, держал
ее за руки и
нежно ободрял.
Наконец прибыли
доктор и повивальная
бабка. К половине
десятого утра
Екатерина
Михайловна
разрешилась
от бремени
сыном.
В
тот же день
ребенка перевезли
в дом генерала
Рылеева, начальника
личной охраны
царя. Здесь
под присмотром
жандармов,
что не вызывало
ни у кого подозрения,
младенец
находился
первое время.
Его поручили
заботам русской
кормилицы,
а потом
гувернантки-француженки.
Но
шила в мешке
не утаишь. Слух
о родах быстро
распространился.
Императорская
семья и ближайшие
родственники
были потрясены.
"Возмущались
тем, что
пятидесятичетырехлетний
монарх, бывший
уже дедом, не
может обуздать
своих страстей.
Шокировала
и громадная
разница в
возрасте
Александра
Николаевича
и Екатерины
Михайловны.
Не без тревоги
думали о том,
не явится ли,
ввиду тяжелой
болезни императрицы,
сегодняшняя
фаворитка
завтрашней
законной
супругой..."
Эти опасения
усилились с
рождением
следующего
ребенка, девочки.
Граф
Шувалов, руководитель
тайного сыска,
имел неосторожность
доложить царю
о неудовольствии
в обществе
и в кругу царской
семьи открытостью
его связи. Граф
сделал это
по долгу службы:
в его обязанность
входило следить
за тем, как в
обществе
относятся к
особе государя.
Это было еще
полбеды, но
граф в приватных
разговорах
позволил себе
заметить, что
государь на
все смотрит
глазами своей
фаворитки.
Царь узнал
об этом. Не в
меру прыткий
граф был отправлен
послом в Лондон.
Александр
тем самым
показывал,
что не намерен
ни с кем считаться
и позволять
вторгаться
в его личную
жизнь.
Начавшаяся
русско-турецкая
война на время
разлучила
влюбленных.
Царь находился
в войсках. Но,
не выдержав
разлуки, они
встретились
в Кишиневе.
Однако пришлось
все же расстаться.
Военные действия
развивались
молниеносно,
и ставка царя
была перенесена
на болгарскую
территорию.
Находиться
там было опасно
для Екатерины
Михайловны.
В разлуке они
каждодневно
писали друг
другу пылкие
послания. В
них наряду
с личными
чувствами
Александр
II высказывал
свой взгляд
на происходящее,
на эту ужасную
войну, тяжело
переживал
поражения
своих войск.
Сердце, писал
он ей, кровью
обливается
при виде раненых,
"я с трудом
сдерживаю
слезы". Душой
он рвался к
ней, но лишь
только когда
был заключен
мир, он, счастливый,
смог обнять
свою Катюшу.
После испытаний
и лишений
Балканской
войны Александр
наслаждался
теплом и заботой,
которыми окружила
его Екатерина
Михайловна.
И он еще больше
привязался
к ней, сознавая,
что она для
него все в этом
мире. "Смятенной
душой он невольно
стремился к
единственному
человеку,
пожертвовавшему
для него своей
честью, светскими
удовольствиями
и успехами,
к человеку,
думающему
об его счастье
и окружившему
его знаками
страстного
обожания. Княжна
Долгорукая
сделалась
для него столь
необходимой,
что он решил
посадить ее
в Зимнем дворце..."
Императрица
встретила
такое соседство
стоически,
и лишь однажды
у нее вырвалось:
"Я прощаю
оскорбления,
наносимые
мне как императрице.
Но я не в силах
простить мучений,
причиненных
супруге".
У
Александра
и Екатерины
Михайловны
к этому времени
было трое детей
(четвертый
ребенок умер
в младенчестве):
сын Георгий
и дочери Ольга
и Екатерина.
Пока жива была
императрица
Мария Александровна,
положение
их было неопределенным.
После ее смерти
в 1880 году Александр
II наконец смог
сочетаться
законным, хотя
и тайным
морганатическим
(то есть неравнородным),
браком с Екатериной
Михайловной.
Ей было тридцать
два года, ему
- шестьдесят
два. Их отношения
длились уже
четырнадцать
лет. Женившись
на Екатерине
Михайловне,
император
выполнил свою
клятву, которую
дал ей когда-то:
при первой
возможности
жениться на
ней, ибо навеки
считал ее женой
своей перед
Богом.
Решение
он принял по
истечении
срока траура,
что было довольно
неожиданным
для приближенных.
Но император
не любил советоваться,
особенно по
личным вопросам.
Его самые близкие
друзья, граф
Адлерберг и
генерал Рылеев,
узнали о намерении
государя за
два дня. В последний
момент был
извещен и
придворный
священник.
Кроме них знали
о предстоящем
тайном и очень
скромном венчании
немногие.
Когда
государь объявил
о своем решении
Адлербергу,
тот изменился
в лице, пишет
биограф царя
М. Палеолог.
-
Что с тобой?
- спросил у него
Александр
II.
Министр
двора пробормотал:
- То, что мне
сообщает ваше
величество,
так серьезно!
Нельзя ли
несколько
отсрочить?
-
Я жду уже четырнадцать
лет. Четырнадцать
лет тому назад
я дал свое слово.
И не буду ждать
более ни одного
дня.
Граф
Адлерберг,
набравшись
храбрости,
спросил:
-
Сообщили ли
вы, ваше величество,
об этом его
императорскому
высочеству,
наследнику-цесаревичу?
-
Нет, да он и в
отъезде. Я скажу
ему, когда он
вернется, недели
через две... Это
не так спешно.
-
Ваше величество,
он будет очень
обижен этим...
Бога ради,
подождите
его возвращения.
Царь
коротко и сухо
обрезал:
-
Я государь
и единственный
судья своим
поступкам.
Всемирная
столица
казачества.
Новочеркасск
в Интернете,
газеты, новости,
жители, виды..
у нас все есть.
Акт
о вступлении
в законный
брак императора
с фрейлиной
княжной Екатериной
Михайловной
Долгорукой
подписали
бывшие свидетелями
генерал-адъютант
граф Александр
Владимирович
Адлерберг,
генерал-адъютант
Эдуард Трофимович
Баранов,
генерал-адъютант
Александр
Михайлович
Рылеев. Обряд
бракосочетания
был совершен
протоиереем
церкви Зимнего
дворца Ксенофонтом
Яковлевичем
Никольским.
В
тот же день
царь подписал
тайный указ
о присвоении
Екатерине
Михайловне
имени "княгиня
Юрьевская"
с титулом
"светлейшей".
Ту же фамилию
получали и
их дети, а также
те, которые
могут родиться
впоследствии.
Все они наделялись
правами законных
детей в соответствии
с положением
об императорской
фамилии, но
не могли наследовать
престол, поскольку
не принадлежали
ни к какому
царствующему
или владетельному
дому. Подумывал
Александр
II и о возможности
коронации
своей новой
супруги.
Государь
поспешил
обеспечить
материально
свою жену и
детей, у которых
не было никакого
личного состояния.
А посему составил
завещание.
Согласно ему,
положенная
в банк от имени
царя сумма
в размере трех
миллионов
трехсот двух
тысяч девятисот
семидесяти
рублей в процентных
бумагах является
собственностью
его жены и их
общих детей.
В письме к своему
сыну от первой
жены, наследнику
престола,
будущему
Александру
III Александр
II просил в случае
его смерти
быть покровителем
и добрым советчиком
его жены и детей.
"Моя жена ничего
не унаследовала
от своей семьи,
- писал он. - Таким
образом, все
имущество,
принадлежащее
ей теперь,
движимое и
недвижимое,
приобретено
ею лично, и ее
родные не имеют
на это имущество
никаких прав.
Из осторожности
она завещала
мне все свое
состояние,
и между нами
было условлено,
что, если на
мою долю выпадет
несчастье
ее пережить,
все ее состояние
будет поровну
разделено
между нашими
детьми и передано
им мною после
их совершеннолетия
или при выходе
замуж наших
дочерей".
В
приписке к
письму отец
просил сына
не забывать
и молиться
за него, так
нежно любящего
его отца.
Эти
постоянно
упоминаемые
царем слова
о смерти, эта
поспешность,
с которой он
оформил бумаги
и заботился
о будущем жены
и детей, совсем
не случайны.
Они были продиктованы
не столько
разницей в
возрасте его
и супруги,
сколько ежедневной
опасностью,
которой царь
подвергался.
Не раз, его
пытались убить,
террористы
совершали
изощренные
покушения...
Первый выстрел
в царя-реформатора,
самого, пожалуй,
либерального
из всех российских
самодержцев,
раздался 4 апреля
1866 года. Стрелявший
промахнулся.
Им оказался
двадцатишестилетний
террорист
Каракозов,
член подпольной
группы. С этого
дня в течение
пятнадцати
лет так называемые
революционеры,
а попросту
говоря, террористы-убийцы
охотились
за царем. Год
спустя поляк
Березовский
пытался двумя
выстрелами
из пистолета
поразить царя,
но и он промахнулся.
Не удался и
теракт с подкопом
для взрыва
мостовой под
царским экипажем,
как и покушение
Соловьева,
четырежды
выстрелившего
в царя во время
его прогулки.
Неудачной
оказалась
также попытка
взорвать поезд,
на котором
царь с семьей
возвращался
из Крыма. Под
рельсы было
заложено взрывное
устройство
огромной силы,
но пострадал
не царский,
а так называемый
свитский поезд
и его ни в чем
не повинные
пассажиры.
Тогда решили
произвести
покушение в
самом Зимнем
дворце. Рабочий
Халтурин
специально
нанялся туда
в качестве
плотника. Тайком
в течение
нескольких
месяцев вместе
с инструментами
проносил он
динамит (около
50 килограммов)
в свою комнатку,
расположенную
прямо под царской
столовой.
Покушение
было намечено
на 5 февраля
1880 года в обеденное
время. Лишь
случайность
спасла Александра
II. Когда прогремел
взрыв, царя
в столовой
не оказалось.
Бог миловал.
Снова погибли
невинные - 19
солдат в караульном
помещении
были убиты
и 48 ранены. Три
дня спустя
Александр
II присутствовал
на похоронах
погибших при
взрыве.
Террор,
однако, нарастал.
Можно было
подумать, что
неудачи только
разжигают
аппетит кровожадных
"борцов за
народное дело".
Они не отступали
от своих планов
и готовили
новое покушение.
То, что террористы
не успокоятся
и попытаются
продолжить
свое черное
дело, царь хорошо
понимал. Так
оно и случилось.
Подпольная
организация
"Народная
воля" подготовила
серию покушений,
которые должны
были по своей
жестокости
превзойти
все предыдущие.
Полиции удалось
схватить
некоторых
заговорщиков.
В том числе
их руководителя
Желябова,
"страшного
анархиста",
как писали
о нем тогда
газеты. Арестовали
и его любовницу
Перовскую,
"делившую с
ним тревожную
и полную опасности
жизнь травленого
зверя".
К
тому времени
царь решился
на созыв Всероссийского
земства, то
есть, по сути
дела, на создание
чего-то наподобие
законодательного
органа из
представителей
земств и городских
дум. Это было
бы продолжением
"революции
сверху", которую
Россия переживала
с начала 1861 года,
а не "революцией
снизу", которую
пытались навязать
народовольцы.
К тому времени
в стране было
отменено
крепостное
право и крестьяне
получили свободу.
Все граждане
стали равны
перед судебной
властью. Суд
присяжных,
независимое
следствие,
цензурная
реформа, преобразование
армии - все это
пришло с Александром
II. Иначе говоря,
были сделаны
серьезные
шаги к правовому
государству,
к конституционной
монархии не
путем сокрушающей
все и вся революции,
а эволюционным,
бескровным
путем, куда
более плодотворным
для судеб России,
чем тот, которым
намеревались
идти народовольцы
с их программой
насильственного
преобразования
страны.
В
марте 1881 года
проект о
законодательном
документе -
подобии конституции
- должен был
быть опубликован.
Тогда же полиции
стало известно,
что на днях
будет совершено
новое покушение
на Александра
II.
На
фоне чудовищного
разгула терроризма
жизнь в Зимнем
дворце походила
на идиллию.
Александр
II все свободное
от государственных
дел время
проводил с
Екатериной
Михайловной
и детьми. Сохранившиеся
фотографии
доносят до
нас атмосферу,
которая царила
в семье: тихая
радость, полное
согласие и
счастье. Именно
в этот момент
во время следствия
над Желябовым
удалось узнать
о том, что в
ближайшие
дни будет
предпринята
попытка нового
убийства царя.
Ему советовали
особенно
поостеречься
1 марта и не
выезжать на
традиционный
воскресный
смотр в манеже
- на развод, как
тогда говорили.
Особенно
настаивал
на этом министр
внутренних
дел Лорис-Меликов,
прекрасно
сознававший
всю степень
опасности,
которой подвергался
царь. Умоляла
его не рисковать
и Екатерина
Михайловна.
На что Александр
возразил: "А
почему же мне
не поехать?
Не могу же я
жить как затворник
в своем дворце".
В
воскресенье,
1 марта, прослушав
обедню, приняв
министра
внутренних
дел и наскоро
позавтракав,
Александр
пришел проститься
с женой перед
отъездом на
развод. Сообщил
ей, как он намерен
провести день.
Сначала поедет
в Михайловский
манеж на развод,
после чего
заедет к великой
княгине Екатерине,
живущей вблизи
манежа, и вернется
без четверти
три: "Тогда,
если хочешь,
мы пойдем гулять
в Летний сад".
Княгиня Юрьевская
сказала, что
будет ждать
его.
Оказывается
есть Всемирная
столица!
Новочеркасск
в Интернете,
газеты, новости,
жители, виды..
Всемирная
столица казачества.
Александр
II выехал в закрытой
карете. Его
сопровождали
шестеро терских
казаков, седьмой
поместился
на козлах слева
от кучера. За
царской каретой
в двух санях
ехало трое
полицейских,
в том числе
и начальник
охраны государя
полковник
Дворжицкий.
На
разводе караулов
в манеже, где
свободно могли
разместиться
несколько
эскадронов,
были также
великие князья,
генерал-адъютанты
и послы, которые
имели военный
чин. Во время
церемонии
Александр
II выглядел
спокойным и
уверенным.
Покончив с
разводом, он,
как и намечал,
посетил свою
тетку великую
княгиню Екатерину
и выпил у нее
чашку чаю.
В
два часа с
четвертью
он вышел от
нее и сел в
карету, приказав
скорее ехать
в Зимний. Его
сопровождала
та же охрана.
Миновав
Инженерную
улицу, карета
выехала на
Екатерининский
канал и поехала
вдоль сада
Михайловского
дворца. На улице
было пустынно,
и карета, запряженная
орловскими
рысаками, шла
очень быстро.
Несколько
полицейских
агентов, расставленных
по маршруту,
наблюдали
за улицей. Они
видели, как
мальчик тащил
салазки с
корзиной,
офицера, двух
или трех солдат
и молодого
человека со
свертком в
руках. Когда
царская карета
поравнялась
с ним, он бросил
сверток под
ноги лошадей.
Раздался
страшный взрыв,
звон разбитого
стекла. Из-за
поднявшегося
густого облака
дыма и снега
сразу ничего
нельзя было
разобрать.
Слышались
крики и стоны.
Двое казаков
и мальчик с
салазками
лежали в луже
крови, около
них - убитые
лошади.
Бомбиста
схватили
выскочившие
из саней полицейские.
(Им окажется
народоволец
Рысаков.) Сбежался
народ.
Александр
II остался цел
и невредим,
был лишь оглушен
взрывом. Казалось,
и на сей раз
Бог миловал.
Пошатываясь,
царь направился
к бомбисту,
которого толпа
грозила растерзать.
Полковник
Дворжицкий
спросил царя:
"Вы не ранены,
ваше величество?"
Он ответил:
"Слава Богу,
я цел". Подойдя
к террористу,
с минуту смотрел
на него и наконец
глухим, словно
простуженным
голосом спросил:
"Ты бросил
бомбу?" - "Да,
я". - "Кто таков?"
- "Мещанин
Глазов". - "Хорош.
- И уже по-французски
повторил: - Un
joli Monsieur!" ("Хорош
господин!")
Полковник
Дворжицкий
предложил
государю скорее
сесть в карету
и ехать. Как
бы отвечая
на прозвучавший
вопрос "не
ранен ли он",
Александр
медленно ответил,
показывая
на корчившегося
в снегу раненого
мальчика: "Я
нет... Слава
Богу... Но вот..."
На что услышал
угрожающие
слова бомбиста:
"Не слишком
ли рано вы
благодарите
Бога?" И действительно,
едва царь
двинулся дальше,
как к нему из
толпы приблизился
другой террорист,
также со свертком,
и бросил его
под ноги Александру.
Новый
взрыв, оглушительнее
первого, потряс
воздух. Александр
и его убийца
(им окажется
народоволец
Гриневицкий)
лежали оба
на снегу, смертельно
раненные. Лицо
царя было
окровавлено,
пальто изорвано.
Кругом валялись
куски вырванного
мяса, он истекал
кровью. Глаза
его были открыты,
губы шептали:
"Помогите
мне... Жив ли
наследник?.."
Когда
первое оцепенение
прошло, к царю
бросились
кадеты, оказавшиеся
рядом, и жандармский
ротмистр
Колюбокин.
Тут же находился
и третий террорист,
некто Емельянов,
тоже с бомбой
в виде свертка.
Должно быть,
на случай, если
предыдущий
взрыв не достигнет
цели.
Царя
уложили в сани
полковника
Дворжицкого.
Кто-то предложил
перенести
раненого в
первый же дом,
но Александр,
услышав это,
прошептал:
"Во дворец...
Там умереть..."
Вид его был
страшен: одежда
частично сожжена,
частично сорвана
взрывом, правая
нога оторвана,
левая раздроблена
и почти отделилась
от туловища,
лицо и голова
иссечены
осколками.
На
руках (носилок
не оказалось)
царя перенесли
из саней во
дворец. Все
были перепачканы
кровью, как
мясники на
бойне. В дверь
дворца пройти
толпой не
удалось, тогда
ее выломали,
и по мраморной
лестнице, по
коридорам
царя пронесли
в
|