Реферат: Экономический цикл революции в современной России

Экономический цикл революции в современной России

Оглавление

1. СССР: ЭКОНОМИЧЕСКАЯ РЕФОРМАИ ЭКОНОМИЧЕСКИЙ КРИЗИС

2. ПОСЛЕДНЯЯ ПОПЫТКА РЕФОРМИРОВАНИЯ СОВЕТСКОЙ ЭКОНОМИКИ И НАЧАЛО РЕВОЛЮЦИОННОГО ЭКОНОМИЧЕСКОГО КРИЗИСА

3. РАДИКАЛЬНОСТЬ ПОСТКОММУНИСТИЧЕСКИХЭКОНОМИЧЕСКИХ РЕФОРМ

1. СССР: ЭКОНОМИЧЕСКАЯ РЕФОРМА И ЭКОНОМИЧЕСКИЙ КРИЗИС

Глубокий экономический кризис — одна из характерных черт развития России на протяжении последнего десятилетия XX века. И если о природе этого кризиса среди экспертов существуют разные мнения, то вряд ли у кого-нибудь вызывает сомнение факт его непосредственной исторической связи с дестабилизацией советской экономики во второй половине 80-х годов.

В современной литературе можно найти несколько вариантов ответа на вопрос о причинах провала экономических реформ М.С. Горбачева и начала экономического кризиса в СССР. Причем соответствующие позиции характерны как для зарубежных, так и для российских исследователей.

Прежде всего, выделяется позиция, идущая еще от работ советологов старшего поколения, которые, как правило, стояли на позициях жесткого, непримиримого антикоммунизма. Основу ее составляет тезис о принципиальной невозможности исправления социализма (точнее, советского коммунизм), в том числе и в первую очередь улучшения его в логике «рыночного социализма». Единственной эффективной экономикой может быть нормальная (то есть капиталистическая) рыночная экономика, а потому реформы, направленные на модернизацию общества советского типа, могут кончиться только провалом. Этому подходу близка позиция Ф. Хансона, который акцентировал внимание на экономических противоречиях советской системы и на необходимости при ее реформировании ответить на ряд принципиальных вопросов, прежде всего о перспективах трансформации отношений собственности. Однако практическое решение этих вопросов, как справедливо указывал Хансон, предполагало уже выход за рамки советского социализма.

Иные взгляды были характерны для значительной части специалистов — классиков послесталинской советологии. Они полагали,что реформирование советской экономики в принципе возможно, хотя эта задача исключительно трудна и противоречива. Реформы потребуют решения непростых, порою противоречивых задач, и потому в процессе реформирования неизбежно временное ухудшение экономической ситуации. Для успешного осуществления преобразований необходимы выдержка и постепенность. Если же народ или политическая элита к этому не готовы, произойдет обострение кризиса и политической борьбы.

Позднее часть приверженцев этой точки зрения несколько изменила свою позицию. В их работах акценты были перенесены на анализ ошибок М.С. Горбачева, в результате которых плоды перестройки оказались значительно хуже, чем можно было ожидать. Этот подход стал особенно популярен уже после коллапса СССР. Большинство советских и постсоветских интерпретаций, представленных в аналитических работах и мемуарах активных участников событий 1985-1991 годов, в основном повторяют те же аргументы.

Существенно иная позиция содержится в работах Е.Т. Гайдара. В них доказывается, что правительство Горбачева—Рыжкова с самого начала своей деятельности было поставлено в очень жесткие рамки предшествующей экономической политикой 1973-1984 годов. Поэтому экономический кризис конца 80-х был не столько следствием ошибок лидеров времен перестройки, сколько результатом потока нефтедолларов, который и вывел советскую экономику из состояния застойного равновесия. Не отрицая ошибок горбачевского руководства, автор показывает, что было бы неправильно объяснять лишь этими ошибками причины кризиса советской экономики.

К последней точке зрения примыкает позиция тех авторов, которые рассматривают начавшийся в конце 80-х годов кризис как результат неудачной попытки советского руководства осуществить переход на более высокую технологическую ступень, адаптировать социалистическую систему к потребностям постиндустриальной эпохи. Советская экономика была не способна адаптироваться к новым вызовам времени, и прежде всего к новым технологиям, но власть в последний раз попыталась использовать уходящий корнями в индустриальную эпоху мобилизационный потенциал для прорыва за рамки индустриализма.

Наконец, существует гипотеза о преимущественно социально-политической природе кризиса советской системы. Предполагается, что экономические реформы 1985-1988 годов осуществлялись в верном направлении, дали определенные положительные результаты, однако фатальную роль сыграли новые феномены — изменение баланса социальных сил и отказ большей части элиты от ценностей демократического социализма в пользу рынка, что обусловило срыв реформаторских усилий и начало глубокого экономического кризиса.

Во всех этих объяснениях есть своя доля правды. И реформы были исключительно сложны, и ошибок было сделано немало. И сами идеалы «рыночного социализма» в конце XX столетия выглядели уже более чем сомнительно. Однако призрачность поставленной цели не может объяснить быстроту развала советской системы, а сложность проблем не объясняет многочисленных ошибок властей. Слишком устойчив был старый режим, чтобы быстро развалиться от одной только некомпетентности его руководителей.

По нашему мнению, картину развала советской системы можно оценить во всей ее полноте лишь тогда, когда в совокупности особенностей и проблем позднесоветской и затем российской трансформации удается увидеть характерные черты революционного экономического кризиса. Ведь даже при поверхностном взгляде на экономическую динамику 1985-2002 годов нетрудно разглядеть тенденции, типичные для революционных эпох, а также те экономические проблемы, которые встают перед государством и обществом в период революции.

Экономическую динамику СССР и России 80-90-х годов XX века в самом общем виде можно охарактеризовать как последовательное нарастание кризиса по мере ослабления государства, и затем, с укреплением власти, появление первых признаков изменения направленности этого тренда, то есть постепенное преодоление кризиса. Продолжительность экономического кризиса в России, которая некоторым политикам и экономистам кажется беспрецедентной для мирного времени, на самом деле отнюдь не уникальна для периодов революционных потрясений. Иными словами, не военно-политическая обстановка и не колебания рыночной конъюнктуры, а особенности российской социально-политической среды предопределяли характер хозяйственных процессов на протяжении рассматриваемого периода.

Нарастание экономических трудностей дало толчок глубоким преобразованиям, которые приняли вскоре революционный характер. Первые шаги нового правительства сопровождаются некоторыми позитивными сдвигами в народном хозяйстве на протяжении 1986-1988 годов. Однако с 1989 года ошибки новой власти обусловливают ухудшение общей экономической конъюнктуры, после чего происходит дальнейшее ослабление государственной власти, нарастает спад производства, разгоняется инфляция, рушится система государственных финансов.

Переход революции на радикальную фазу вновь сопровождается кратковременным улучшением экономического положения: по одним параметрам ситуация стабилизируется, по другим кризис усугубляется. Например, в начале 1992 года удалось преодолеть казавшийся безысходным товарный дефицит — самый характерный феномен коммунистической системы. Отступила вполне реально нависшая над страной, и особенно над крупными промышленными центрами, в преддверии зимы 1991-1992 года, опасность голода и холода. Но вскоре начался период длительной открытой высокой инфляции и углубляющегося спада производства. В конце 1994 — начале 1995 годов экономическая ситуация приблизилась к тому, что уже происходило в стране в 1991 году, когда страна оказалась на пороге ситуации, во многом близкой к концу 1991 года.

В 1996-1997 годах наблюдалось торможение инфляции и спада, а затем появились и первые, еще неустойчивые признаки постепенного выхода на траекторию экономического роста. За ними последовали новый срыв в кризис в 1998 году и стабилизация, на фоне которой начался устойчивый экономический рост. Естественно, эти позитивные признаки совпадали по времени с укреплением государственной власти.

2. П ОСЛЕДНЯЯ ПОПЫТКА РЕФОРМИРОВАНИЯ СОВЕТСКОЙ ЭКОНОМИКИ И НАЧАЛО РЕВОЛЮЦИОННОГО ЭКОНОМИЧЕСКОГО КРИЗИСА

На фоне явлений в первые годы перестройки можно было наблюдать некоторый положительный сдвиг — в показателях объема производства и потребления. Согласно и западным, и советским статистическим данным, в 1986-1988 годах в СССР повысились темпы роста ВНП, национального дохода и потребления. Если в 1981-1985 годах среднегодовые темпы прироста ВНП составляли 1,8% , то в 1986 и 1988-м — соответственно 4,1% и 2,1%. Начиная с 1984 года на 6-8% в год росли инвестиции. В 1987 году заметно ускорился рост заработной платы, а денежные доходы населения увеличились почти на 10%. Тогда же, судя по официальной статистике, пиковых значений достигало и среднедушевое потребление основных продуктов питания. Таким образом, несмотря на эксперименты в экономике и популизм «правительства умеренных», темпы роста вплоть до 1989 года оставались положительными.

Этот позитивный тренд покрывает период реформирования советской экономики в мобилизационной логике «ускорения», а также первые годы демократизации и гласности. Кризис, во всяком случае в явных его формах, наступает позднее — в 1989-1990 годах. Такая экономическая динамика, пробуждавшая среди ряда советологов надежду на успешное постепенное трансформирование советской системы, позднее привела некоторых западных экспертов к выводу, что советское руководство действительно начало успешное движение страны по пути к подлинному демократическому социализму, однако этому помешал неожиданно обнаружившийся политический конфликт, в ходе развития которого значительная часть партийно-советской элиты сделала выбор в пользу капитализма. Однако подобная аргументация не объясняет экономического спада: если переворот совершает элита, то она имеет возможность контролировать социально-экономические процессы,а не играть с огнем, допуская двукратное падение производства.

Механизм развертывания нынешнего российского экономического кризиса отнюдь не уникален. Для его объяснения нет необходимости привлекать аргументы из области «социального заговора» или искать тайные силы, заинтересованные в ликвидации социализма. Все было и проще, и сложнее. В чисто экономическом отношении это был кризис популистской экономической политики, хорошо известный из опыта многих стран в XX столетии. Вместе с тем, это был кризис, типичный для развития революционных процессов на ранней их стадии, и особенности этой стадии также оказывали существенное влияние на характер экономического развития СССР периода перестройки. Таким образом, налицо две группы факторов, характеризующих специфику советского народного хозяйства второй половины 80-х годов.

Популистская экономическая политика представляет собой попытку решения фундаментальных экономических проблем (рост промышленности и народного благосостояния) в исторически короткие сроки, мобилизуя на это усилия нации. Диктаторские режимы обычно решают задачу промышленного роста, а подъем уровня жизни в лучшем случае откладывается на будущее — таковы были индустриализация по Сталину, «бразильское экономическое чудо» при Варгасе и других генералах-президентах (прежде всего в Латинской Америки и Восточной Азии). В демократических обществах обе задачи приходится решать одновременно, что практически всегда приводит к экономическому и политическому кризису. (Наиболее яркий пример — события в Чили первой половины 1970-х годов.)

Как показывают Р. Дорнбуш и С. Эдварде, популистская политика обычно проходит через четыре последовательно сменяющие друг друга фазы.

На первой фазе правительство пытается ускорить промышленный рост, перекачивая ресурсы из экспортных секторов в сектора «национальной гордости» (обычно машиностроение) и одновременно стимулируя спрос через повышение оплаты труда. В результате действительно повышается темп роста, поднимается благосостояние народа.

На второй фазе начинают наблюдаться дисбалансы. Выясняется, что рост производства и благосостояния сопровождается ухудшением ряда макроэкономических показателей: ростом дефицита торгового и платежного балансов, сокращением валютных резервов, увеличением внешнего долга. Однако эти негативные сдвиги до поры до времени видны только профессиональным экономистам (а в условиях длительного отрыва страны от реальной рыночной экономики — далеко не всем профессионалам).

На третьей фазе быстро увеличивается товарный дефицит в контролируемом государством секторе и резко ускоряется рост свободных цен. Попытки заморозить цены ведут к усугублению товарного дефицит, а неизбежная девальвация курса национальной валюты оборачивается взрывом инфляции. Ухудшается собираемость налогов, разваливается бюджет, снижается уровень жизни, падает производство.

На четвертой фазе происходит падение правительства, а новые (нередко военные) власти предпринимают радикальные меры по стабилизации социально-экономической ситуации.

Эта картина в полной мере применима к развитию событий в СССР второй половины 1980-х годов. Советская статистика была довольно скудна и предназначалась скорее для сокрытия фактов, чем для выявления реальных тенденций. Однако имеющиеся данные о динамике бюджетного дефицита, внешнего долга и сальдо торгового баланса позволяют характеризовать развитие экономики СССР как движение в направлении глубокого экономического кризиса популистского типа. Попытка совершить социально-экономический рывок привела к скачку спроса на продукцию производственного и потребительского назначения, значительная часть которой должна была импортироваться. Объем импорта быстро рос, а объем экспорта, напротив, снижался, и в 1989 году впервые за очень долгий срок сальдо внешней торговли становится отрицательным. Внешний долг по сравнению с 1985 годом в 1989-м удваивается, а в 1991-м — утраивается.

Таким образом, макроэкономический тренд отчетливо обозначил движение к кризису, причем эта тенденция наметилась уже в самом начале перестройки. Подобное развитие событий не являлось принципиально новым не только для истории экономической политики вообще, но даже и для СССР. Советской хозяйственной системе был присущ определенный колебательный тренд, получивший в литературе название «социалистический инвестиционный цикл». Для него характерны следующие фазы: реализация инвестиционной программы — замедление темпов роста — либерализационные меры — ускорение темпов роста — усиление макроэкономической несбалансированности — отказ от либеральных реформ и новая инвестиционная программа. Поэтому для понимания особенностей развития советской экономики второй половины 80-х годов принципиально важен вопрос: а как развиваются события, если консервативного поворота не происходит? И вот это развитие не может быть объяснено вне логики революционного типа преобразований сложившегося в СССР общественного строя.

Особенности формирования и осуществления экономической политики на начальной стадии революции во многом предопределили специфический характер хозяйственной динамики СССР во второй половине 80-х. Это был двусторонний процесс: ослабление государственного контроля (или децентрализация управления экономикой) приводило к обострению кризисных явлений, которые, в свою очередь, становились факторами дальнейшего ослабления государственной власти.

Основными компонентами принятой на вооружение М.С. Горбачевым и его коллегами концепции комплексной экономической реформы были: расширение самостоятельности социалистических предприятий (перевод их на полный хозрасчет, самофинансирование и частичное самоуправление), развитие индивидуальной и кооперативной форм собственности, привлечение иностранного капитала через совместные предприятия. Противоречия этой программы достаточно подробно описаны в экономической литературе, и мы не станем останавливаться на них более подробно. Обратим внимание лишь на некоторые моменты, особенно существенные для нашего анализа.

Прежде всего, обнаружилась микроэкономическая ограниченность осуществляемой программы: расширение прав предприятий сразу же привело к усилению потребительской направленности их деятельности в ущерб инвестиционной. Тем более что ослабление централизованного контроля, само по себе опасное для макроэкономической сбалансированности, сопровождалось еще и комплексом мер по повышению роли трудовых коллективов в ущерб полномочиям директоров. Внедрение выборности директорского корпуса отражало типичный способ мышления раннего революционного правительства, стремящегося задействовать новые, нестандартные рычаги быстрого улучшения социально-экономической ситуации. На деле же эта мера дала двойной негативный эффект — экономический и социальный. С одной стороны, она способствовала углублению экономического кризиса, поскольку расширение самостоятельности предприятий не подкреплялось усилением их ответственности за результаты своей работы. С другой стороны, она подрывала ставшее к середине 80-х годов вполне явным положение директора как фактического владельца предприятия, обостряя стандартную для всякой революции проблему приведения в соответствие формального и реального статуса собственника.

В результате сложилась во многом парадоксальная ситуация: директора предприятий практически освободились от контроля со стороны государственной бюрократии, однако и сами не приобрели мотивацию реального собственника и не попали под контроль ни нового реального собственника, ни рынка. Хозяйственному руководителю было трудно избежать искушения, избрать популистскую или даже криминальную линию поведения. К популизму толкала непривычная зависимость директора от избирающего его трудового коллектива, который требовал быстрого роста зарплаты и фондов по-требления⁹ (причем поначалу реальная степень зависимости от коллектива была еще недостаточно ясна). К криминалу подталкивали и открывшиеся возможности частнопредпринимательской деятельности. Вопрос же о реформе предприятий как реформе собственности долгое время (примерно до 1990 года) даже не ставился по политическим причинам.

Половинчатость действий в реформировании традиционных секторов и форм собственности сочеталась с готовностью власти совершать чересчур решительные и непродуманные шаги в новых сферах экономической деятельности. Так, фактическое признание в кооперативах реального частного предпринимательства не сопровождалось формированием адекватных правовых норм, которые могли бы воспрепятствовать криминальному сотрудничеству кооперативов и госпредприятий. Инструкции, написанные в традиционной советской системе ценностей, даже побуждали создавать «кооперативы» при государственных предприятиях. Позднее аналогичная ситуация возникла с коммерческими банками, условия для возникновения которых оказались в СССР несоизмеримо более легкими, чем в странах с развитой рыночной экономикой.

Другим ключевым фактором, влиявшим на экономический тренд, являлась демократизация. Существует точка зрения, что М.С. Горбачев, продолжая политику демократизации, в 1989 году еще мог ужесточить экономический режим и осуществить ряд непопулярных мер, прежде всего, ценового и фискального характера. Между тем, ситуация была иной: развитие демократии в тот момент оказалось несовместимым с проведением ответственной макроэкономической политики. Уже в первой половине 1989 года правительство попало под жесткий контроль депутатского корпуса, в котором доминировали популистские настроения. Руководство СССР, даже отчасти осознав пагубность популистской политики, не могло пойти на ограничение бюджетных расходов и одновременно оставаться в провозглашенных им же самим конституционных рамках.

Сферой, в которой слабость правительства проявилась особенно наглядно, стала реформа цен. С одной стороны, быстро прогрессировавшее разрушение товарного рынка в результате неадекватного расширения прав предприятий требовало принятия незамедлительных мер по балансированию спроса и предложения. Разумеется, в то время мало кто мог позволить себе говорить о необходимости масштабной либерализации цен, но поднять их до уровня рыночного равновесия было необходимо хотя бы для выживания экономической системы. Однако правительство Н.И. Рыжкова так и не решилось пойти на эту меру.

С другой стороны, слабеющая власть пыталась использовать ценовой механизм для укрепления своего положения. Для повышениясвоего авторитета среди влиятельных экономических агентов правительство СССР, начиная с осени 1990 года, стало постепенно повышать оптовые цены предприятий и в ряде случаев фактически отказывалось от государственного контроля за ними. Делалось это для того, чтобы противостоять руководству России, которое само готовилось предпринять аналогичные шаги. Розничные же цены остались «стабильными», что вело не только к дальнейшему нарастанию товарного дефицита, но и к сокращению бюджетных доходов (поскольку важнейшим источником бюджета был налог с оборота — разница между розничной и оптовой ценой), и к росту бюджетных расходов (на субсидирование розничных цен).

Аналогично развивалась ситуация и в сельском хозяйстве. Осенью 1990 года Совет Министров СССР принял решение о повышении закупочных цен на продовольствие, примечательное по крайней мере в двух отношениях. С одной стороны, в условиях тотального товарного дефицита оно явно подрывало интерес сельхозпроизводителей продавать свою продукцию, так как для обслуживания текущего оборота и уплаты налогов теперь достаточно было продать меньшее количество продуктов. С другой стороны, это решение точно повторяет действия Временного правительства России, находившегося в схожем положении летом 1917 года, и в значительной степени — ситуацию во Франции осенью 1794 года. Во всех трех случаях действия властей лишь способствовали нарастанию дефицита продовольствия.

Наконец, правительство теряет возможность собирать налоги. Во-первых, эти функции все больше переходили в руки союзных республик, которые выступили с требованием о введении одноканальной налоговой системы и заявили о своем праве определять суммы, необходимые для финансирования центра. Выполнение этих требований ставило союзное правительство в прямую и жесткую зависимость от настроений в республиках.

Во-вторых, союзное правительство оказывалось неспособным проводить самостоятельную налоговую политику, даже при ее конституционности и поддержке со стороны законодателей. Наиболее яркий пример — провалившаяся под давлением групп интересов попытка ввести налог с продаж.

В-третьих, правительства (и союзное, и республиканские) с осени 1990 года пошли на снижение налоговых ставок, стремясь завоевать расположение влиятельных групп давления. Начинается состязание правительств — кто больше и скорее снизит налоги, поскольку этим власти пытаются перетянуть предприятия под свою юрисдикцию. Гонка за снижение налоговых ставок происходила в условиях приближения дефицита союзного бюджета к 10% ВВП.

Параллельно разворачивается еще одно состязание (если не «война») — состязание экономических программ. Разные центры власти и связанные с ними группы экономистов активно занялись разработкой собственных программ выхода из кризиса и дальнейшего реформирования советской хозяйственной системы. В «войне программ» наглядно отразились характерные для этой фазы революции процессы размывания политического центра и усиления позиций общественных групп, выступающих за более последовательные решения.

Официальная программа союзного правительства была подготовлена под руководством Л. Абалкина — союзного вице-премьера, ответственного за экономическую реформу. Это был типичный документ «правительства умеренных» на стадии размывания их политической власти. Его авторы, признав наличие трех вариантов проведения антикризисных мероприятий и осуществления рыночных реформ — радикально-либерального, умеренного и консервативного, — естественно, провозгласили свою приверженность второму пути. Умеренный вариант, отвергавший как быстрое вхождение в рынок через либерализацию и приватизацию, так и консервацию экономических отношений с усилением административных начал в управлении хозяйством (с естественным в этом случае отказом от демократических завоеваний), внешне представлялся наиболее разумным и оправданным. Этот путь избегал крайностей и, как и всякий «научно разработанный план», сулил наиболее плавное и наименее болезненное вступление в рыночную экономику. План, правда, имел один серьезный недостаток: в стране уже не было общественных сил (групп интересов), готовых его поддерживать, а «правительство умеренных» исчерпало свой кредит доверия.

Параллельно с «программой Абалкина» формировались еще два принципиально различных подхода к преодолению кризиса. Их не следует отождествлять с опубликованным и утвержденными документами, поскольку здесь речь идет, прежде всего, об обсуждавшихся в обществе системах мер, которые следовало бы предпринять в первоочередном порядке. Впрочем, эти подходы были достаточно подробно разработаны и представлены и в «формально-программном» виде.

К началу 90-х годов практически сложился и был предложен политикам рыночно-либеральный вариант действий, основой которого были открытое признание необходимости приватизации и в тойили иной форме либерализации цен. Наиболее четкое выражение эти позиции нашли в подготовленной под руководством С.С. Шаталина и Г.А. Явлинского программе «Пятьсот дней» (осень 1990) и программе рыночных реформ Е.Т. Гайдара и его единомышленников (осень 1991). Политическое противостояние этих политиков привело к утверждению в общественном сознании представления об альтернативном характере этих двух подходов, о якобы предлагаемых ими противоположных путях стабилизации и вхождения в рынок. Между тем различие программ обусловливалось лишь временем их подготовки. «Пятьсот дней» разрабатывалась без особых надежд на немедленную практическую реализацию и рассматривалась скорее как политический манифест периода противостояния российских и союзных институтов власти, когда первые были склонны демонстрировать свой более «рыночно-демократический» характер. Этот документ нес в себе многие черты раннего этапа революции, то есть демонстрировал популизм и всеохватность, включая обещания провести реформы «без снижения жизненного уровня» и в интересах всех социальных слоев. Программа же Гайдара формировалась в условиях, когда союзный центр уже рухнул и вся полнота политической ответственности за дальнейшее развитие событий лежала на российских властях, которые должны были взять на себя ответственность за проведение антикризисных действий. Вот почему этот документ носил более практический, технократический (и, следовательно, непопулистский) характер.

Параллельно формировалась и другая модель реформ, которую можно определить как «административная стабилизация». Вокруг нее сплачивались те социальные и экономические группы, которые в слишком быстром продвижении к рынку видели угрозу своему положению. Суть «административной стабилизации»: остановить процессы политической демократизации, повысить уровень управляемости народным хозяйством, навести порядок (в том числе макроэкономический) и на этой основе осуществлять меры по укреплению советской экономики. В известном смысле данный подход напоминал китайскую модель модернизации 80-х годов.

«Война программ» сводилась к противостоянию двух генеральных доктрин: либерально-рыночной и, административной. Однако сторонники каждой из них, при всей их непримиримости и противоположности взглядов на пути развития советского общества и экономики, примерно одинаково оценивали сложившуюся ситуацию. Во-первых, они четко осознавали политическую основу экономического кризиса и, соответственно, необходимость укрепления власти как предпосылки выхода из него. Во-вторых, стоящие за программами политические силы были готовы взять на себя ответственность за их реализацию. Разумеется, они видели риски подобных программ для своей политической репутации. Однако понимание неизбежности выбора одной из альтернатив и наличие социальной поддержки для каждой из них укрепляли позиции лидеров и побуждали к решительным действиям.

Эта типичная для революции ситуация дополнялась в России одним специфическим обстоятельством. С конца 1990 года в стране можно было наблюдать известную по опыту многих кризисных экономик «войну на истощение»: сторонники каждого из противоборствующих подходов ожидали, что их политические противники сделают первые шаги, проведут неизбежные для любой программы первоначальные болезненные мероприятия (прежде всего, сбалансируют или либерализуют цены) и, тем самым дискредитировав себя, уступят политическое прост-ранство.

Первая попытка реализовать более или менее последовательную антикризисную программу была предпринята в 1991 году после отставки Н.И. Рыжкова и формирования кабинета B.C. Павлова. Формально, в соответствии с поправками, внесенными в Конституцию СССР в декабре 1990 года, это было президентское правительство, подотчетное непосредственно М.С. Горбачеву. Однако по своему социально-политическому характеру это был самый независимый от президента институт исполнительной власти, рассчитывавший, прежде всего на поддержку консервативных сил во властных структурах и соответствующих социально-экономических группировок.

Суть проблемы сформированный в январе 1991 года Кабинет министров СССР уловил совершенно правильно: необходимо укрепить государственную власть. Правительство немедленно приступило к демонстрации своей силы и готовности к решительному наведению порядка, предприняв ряд бессмысленных, но политически громких шагов: от разгона демонстраций в Вильнюсе и Риге до обмена денежных купюр высокой номинации. Официально был провозглашен курс на поддержку военно-промышленных отраслей и вообще отечественного машиностроения. Не обошлось и без естественных для такой политики элементов ксенофобской риторики, вроде обвинений ряда западных банков в скупке советской валюты. Затем последовало давно ожидавшееся решение о повышении цен, которое могло стать первым шагом к стабилизации товарного рынка. Законодателям были предложены законопроекты, в которых обнаруживалось намерение следовать курсу на «регулируемое рыночное хозяйство». Наконец, 19 августа 1991 года была предпринята попытка политической консолидации — посредством государственного переворота. Его провал стал и поражением «административной стабилизации» в экономической сфере.

Между тем, экономическая ситуация все более обострялась. Единственной не опробованной моделью, которая отвечала радикальным настроениям момента, оставалась либерально-рыночная модель. Она не была дискредитирована и опиралась на достаточно широкую политическую поддержку. Личная популярность Б.Н. Ельцина стала дополнительным фактором принятия программы либеральных реформ.

3. РАДИКАЛЬНОСТЬ ПОСТКОММУНИСТИЧЕСКИХ ЭКОНОМИЧЕСКИХ РЕФОРМ

Радикализация преобразований и выход в постсоветскую (посткоммунистическую) фазу развития страны на рубеже 1991-1992 годов не привели к немедленным позитивным результатам. Во всяком случае, в экономической сфере. На протяжении шести лет в стране сохранялась высокая инфляция, продолжался спад производства, снижались важнейшие показатели качества жизни населения.

Сформированное в ноябре 1991 года новое, первое правительство постсоветской и посткоммунистической России немедленно приступило к реализации комплекса экономических мероприятий, известных под наименованием «шоковая терапия». Суть программы действий состояла в дерегулировании экономики, прежде всего цен, производства и внешнеэкономической деятельности. Вскоре правительство приступило к подготовке и проведению беспрецедентной по масштабу программы приватизации. Результаты мер по ускоренному вхождению в рынок были довольно противоречивы. Совокупность предложенных мер и составляла программу Е.Т. Гайдара, формально разработанную в 1992 году и одобренную незадолго до его отставки.

Начальный этап деятельности первого посткоммунистического правительства, при всех трудностях и издержках, был отмечен положительными сдвигами. На протяжении первой половины 1992 года удалось преодолеть товарный дефицит и восстановить потребительский рынок, разрушенный в 1989-1991 годах. Поначалу резко сократилось эмиссионное финансирование бюджета. Налоговая система была подвергнута коренной реорганизации, в результате чего она стала соответствовать условиям рыночной экономики и свободного ценообразования. Был сделан решающий шаг к внутренней конвертируемости рубля, реальный рыночный курс которого к тому же несколько окреп (с 213 руб. за доллар в декабре 1991 года до 120,5 в мае 1992 года). Вплоть до конца лета последовательно, из месяца в месяц, снижалась инфляция — с 296% в январе до 7,1% в июле. Были остановлены процессы дезинтеграции России. Удалось не допустить обвального роста безработицы.

Все эти результаты были достигнуты буквально в считанные месяцы — в самом начале радикальных реформ. Позитивная оценка первых шагов деятельности реформаторов нашла отражение и в опросах общественного мнения: на протяжении первого полугодия 1992 года росла популярность правительства и лично Е.Т. Гайдара.

Однако за первыми позитивными сдвигами наступил кризис нового курса, отражавший реальную слабость радикального правительства и необходимость для его политического выживания идти на социальное маневрирование. Правительство не смогло последовательно проводить программу «шоковой терапии» — уже в апреле пришлось пойти на уступки промышленному и аграрному лобби. Усиливалось эмиссионное финансирование бюджета, накапливался инфляционный потенциал. В августе кризис проявился в полной мере: курс рубля стал катастрофически падать, а инфляция начинала быстро расти. Заметно снизились реальные доходы населения. А страна попала в ловушку длительного экономического кризиса, сочетающего высокую инфляцию с глубоким спадом производства.

Углубление экономического кризиса, связанное с политической слабостью правительства, продолжалось на протяжении 1993-1998 годов.

1993 год. Новая попытка стабилизации, предпринятая Е.Т. Гайдаром еще осенью 1992 года, привела к заметному снижению инфляции весной 1993 года. Однако новый премьер-министр B.C. Черномырдин провозгласил курс на «мягкое» вхождение в рынок, результатом чего стало резкое ухудшение макроэкономической ситуации летом-осенью 1993 года. Вернувшись в сентябре в правительство, Гайдар ужесточает бюджетную и денежную политику. Ему удается снизить инфляцию, но непопулярные экономические меры приводят к поражению реформаторов на выборах в Государственную думу в декабре 1993 года. Отставка Е.Т. Гайдара и Б.Г. Федорова в январе 1994-го оборачивается началом нового витка инфляции год. Реагируя на усиление позиций левых и националистов в Государственной думе, B.C. Черномырдин вновь заявляет о необходимости «умеренно жесткого» курса и отказа от «монетарных методов» макроэкономической стабилизации. В течение 1994 года под воздействием политического лобби и шантажа со стороны проинф-ляционного большинства законодателей постепенно ускоряется рост денежной массы, что приводит к острому валютному и финансовому кризису осенью-зимой 1994-1995 годов.

1994год. Падение курса рубля в октябре 1994 года и резкий инфляционный всплеск заставили исполнительную власть вернуться к жесткому макроэкономическому курсу. За 1995 год удалось снизить инфляцию с 17% в январе до рекордно низкой отметки в 4% в декабре, многократно увеличить валютные резервы, обеспечить предсказуемость основных макроэкономических параметров. Однако переход к стабилизационным мероприятиям за год до выборов привел к поражению на них проправительственных сил в декабре 1995 года.

Нетрудно заметить цикличность развития экономики на протяжении 1993-1995 годов, однако, в общем, это было время ухудшения социально-экономической обстановки. Слабое государство не могло последовательно проводить антиинфляционный курс, и в результате в стране постоянно воспроизводилась ситуация, неблагоприятная для остановки спада, начала структурных реформ и роста экономики. Периодические чередования жесткой и мягкой бюджетно-денежной политики на протяжении 1992-1994 годов вели к общей экономической неустойчивости и деградации финансовой системы.

Действительно, связанные с политической ситуацией колебания экономической конъюнктуры в период революционного радикализма можно было наблюдать и в революциях прошлого. Например, она явно прослеживается в динамике курса ассигната Французской революции 1793-1795 годов, зависевшего от военно-политического положения республики. Однако тогда эти циклы не имели сколько-нибудь закономерной, устойчивой формы, не играли существенной роли и не детерминировали общий ход революции. Отсутствие легальной оппозиции революционной радикальной власти делало невозможным существование устойчивого механизма экономико-политических колебаний. В России 90-х годов эти колебания определялись самим характером политического процесса — соотношением легально действующих разнородных социально-политических сил.

Кризис достиг пика на рубеже 1994-1995 годов. В октябре 1994 года резко упал курса рубля, а попытки властей стабилизировать макроэкономическую ситуацию привели к почти полному исчерпанию валютных резервов. На этом фоне возвращение к политике стабилизации привело к обострению производственного кризиса (падение ВВП в 1995 году составило 14%), еще более снизился уровень жизни населения (доля бедных в 1 квартале 1995 года превысила 30%), достигла максимума социальная поляризация. Это, естественно, отразилось и в социологических опросах: в первой половине 1995 года все индикаторы общественных настроений по поводу положения в стране и экономических реформ были наихудшими за весь период наблюдений¹⁶ .

Несмотря на острые политические проблемы — победу левых и националистов на парламентских выборах 1995 года и приближение критически важных для реформ выборов президентских — исполнительная власть не решилась ослабить денежную политику, чего от нее ожидали и что в подобной ситуации было бы шагом, вполне естественным. В силу различных причин правительство не пошло по пути накачки денежной массы". Как выяснилось, в 1996 году сменилась форма «экономического реагирования» власти на политическую борьбу: вместо ослабления денежной политики правительство пошло на смягчение бюджетно-налоговых требований, и это обернулось жесточайшим бюджетным кризисом 1996-1998 годов.

И все же решение задач денежной стабилизации на практике стало поворотным пунктом экономического тренда посткоммунистической России. Вслед за торможением инфляции (до 21% в 1996-м и 11% в 1997 году) обозначились положительные тенденции и по другим показателям экономического и социального развития. В 1997 году остановился спад производства и появились признаки экономического роста. Стало сокращаться число людей, живущих за чертой бедности. Улучшились важные социально-политические индикаторы — продолжительность жизни, показатели поляризации доходов, уровень преступности и некоторые другие. Одновременно в 1998 году резко обострился финансово-бюджетный кризис.

Существует два аспекта нового витка экономического кризиса в России, приходящиеся на 1998 год. С одной стороны, он стал одним из проявлений мирового экономического кризиса, начавшегося в 1997 году в Азии и охватившего большинство развивающихся рынков. С другой стороны, российский кризис нельзя не рассматривать и в контексте революционного экономического цикла, с его отчетливо выраженной социально-политической природой, и прежде всего его связью со слабостью государственной власти.

Именно слабость власти обусловила ключевые факторы, сделавшие Россию уязвимой для воздействия мирового финансового кризиса. Это и неспособность власти собирать налоги, что стало одной из причин обострения бюджетного кризиса и привело к необходимости наращивать внутренний и внешний долг. Это и исключительное влияние групп интересов, которые в условиях надвигающегося финансового взрыва мешали правительству проводить в жизнь неугодные лоббистам решения. Наконец, это отсутствие — и в обществе, и в политических институтах — консенсуса относительно базовых интересов развития общества, что делало неизбежной борьбу законодателей и правительства.

Кризис, принявший открытые формы в августе 1998 года, вызвал новый скачек инфляции, резкое падение валютного курса рубля, очередной спад производства, снижение уровня жизни населения. Кризис имел характерные для завершения революции политические последствия. По мере его преодоления все отчетливее давал о себе знать процесс политической и социальной консолидации.

Уже в 1999 году экономическая политика и, соответственно, экономическая ситуация приобрели черты, характерные для завершающей фазы революции: произошло сокращение финансовых обязательств государства (они были обесценены высокой инфляцией второй половины 1998 года), федеральный бюджет был впервые за многие годы сбалансирован (график 8.11), сбор налогов стал устойчиво расти. Несмотря на кризис, российская политическая элита, как ярко продемонстрировала деятельность левого кабинета Е.М. Примакова, не была склонна отказаться от политики макроэкономической стабильности. В результате в 1999 году начался экономический.

Сказывалась и усталость населения. К тому же кризис снизил претензии к правительству, ожидания от него «экономического чуда». Падение реальных доходов населения в 1998-1999 годах сопровождалось ростом популярности правительства и премьер-министров (будь то Е.М. Примаков, С.В. Степашин или В.В. Путин). Они легко получали поддержку депутатов Государственной думы.

Все это отражало процесс консолидации российской элиты. Предвыборная полемика 1999-2000 годов демонстрировала сближение позиций ведущих политических партий. Их взгляды, разумеется, не совпадали и не могли совпасть, но уже никто из представленных в парламенте сил не подвергал сомнению базовые принципы функционирования рыночной экономики — частную собственность, свободные цены и рыночную конкуренцию. Избранная в декабре 1999 года Государственная дума легко стала находить общий язык с исполнительной властью, чего в России не было с 1991 года. Ведущие политические партии и группы интересов соглашались с тем, что политическая консолидация и укрепление государства являются критически важными факторами для поддержания стабильного экономического роста и социального развития.

Избрание нового Президента РФ в марте 2000 года фактически означало переход к новому этапу в осуществлении экономических реформ. Строго говоря, новый этап был связан не с приходом на президентский пост В.В. Путина, но с завершением основных революционных преобразований в экономике, осуществлением макроэкономической и политической стабилизации, приватизации и перехода экономики от спада к росту. Фактически в 2000 году была полностью выполнена программа посткоммунистической трансформации, разработанная в 1991-1992 годах под руководством Е.Т. Гайдара. Возникла необходимость разработки новой стратегической программы, рассчитанной на среднесрочную перспективу и обеспечивающей формирование развитой институциональной системы рыночной демократии.

На рубеже 1999-2000 годов по поручению В.В. Путина и под руководством Г.О. Грефа была подготовлена новая Стратегическая программа социально-экономического развития России на 10 лет. В ней были сформулированы экономико-политические и идеологические ориентиры нового этапа развития. Развитие социально-экономической и политической жизни России должно было основываться на следующих основных принципах: укрепление политической системы, основанной на Конституции 1993 года; укрепление государства как источника стабильности и роста; развитие и укрепление либеральной экономической системы, предполагающей низкое налогообложение, сдерживание роли государства в хозяйственной жизни, ограничение его перераспределительной роли и др.; формирование институтов, характерных современным рыночным демократиям Запада, как стратегического направления институционального строительства; достижение темпов экономического роста, обеспечивающих постепенное сближение России с наиболее развитыми в экономическом отношении странами мира. На основе этих принципов был разработан ряд конкретных мер, осуществлением которых и должно было заниматься правительство.

Осуществлявшаяся в 2000-2003 годах политика правительства позволила реализовать или начать реализацию ряда важных социально-экономических задач. Основным итогом первого этапа послекризисного развития стало начало движения по большинству направлений крупных институциональных и структурных реформ. Среди них: налоговая реформа; дерегулирование; установление государственного контроля над деятельностью естественных монополий (прежде всего в сфере установления тарифов и инвестиционной активности) и начало их реального реформирования (кроме Газпрома); начало пенсионной реформы; принятие нового трудового законодательства; земельное законодательство; продвижение в направлении совершенствования банковского регулирования; обеспечение стабильности денежно-бюджетной политики.