Курсовая работа: Российско-американские отношения после окончания холодной войны

План

Введение

1. Теоретические дискуссии по проблемам международных отношений после окончания холодной войны

1.1 История взаимоотношений Российской Федерации и Соединенных Штатов Америки

2.1 Современные концепции международных отношений

2. Основные тенденции развития российско–китайско-американских отношений

2.1 Холодная осень 2008 года в российско-американских отношениях

2.2 «Перезагрузка» российско-американских отношений: проблемы и перспективы

Заключение

Список использованной литературы

Введение

Мы живем в эпоху глобализации, а глобализация предусматривает активную внешнюю политику различных государств. Прежде чем заниматься внешней политикой, надо знать, чего ты хочешь добиться и трезво представлять, что могут тебе позволить другие[1] ….

После окончания холодной войны, распада СССР и превращения Российской Федерации в самостоятельный субъект международного права российско-американские отношения прошло ряд этапов и претерпело существенные изменения.

После окончания холодной войны геополитическая карта мира сильно изменилась, а точнее изменилось ее понимание. С распадом Советского Союза мир перешел из биполярного мира в многополярный [2] , объясняя это исчезновением или крахом статуса Советского Союза, имевшего огромную роль в мировой политике.

После распада Советского Союза, венчавшего победоносное для Запада окончание холодной войны, США укрепилась в уверенности, что теперь ей предначертано судьбой роль единоличного лидера, способного в одиночку привести мир в «светлое будущее» по-американски. Неоспоримое превосходство США в военной, экономической, политической сферах создавало впечатление, что теперь на международной арене они могут делать все, что им вздумается.

В это время новая Россия надеялась на то, что США по достоинству оценят широкие устремления и большие жертвы демократических сил, питавших надежды на получение экономической помощи от США и предоставления достойного места в западном сообществе.

Пройдя тяжелый путь потрясений и больших изменений, не всегда в самую лучшую сторону, причиной чему служила политическая незрелость политической элиты «эпохи Ельцина». Но несмотря на все нелестные отзывы в адрес правления Ельциновской поры, будет не правильно не отметить, что Борис Николаевич Ельцин сделал немаловажный вклад в развитие страны и нельзя не учитывать то, что все это пришлось на не самое легкое время в истории России. И приход нового главы государства. Ознаменовался переломным моментом в истории России и не только.

С приходом к власти В.В. Путина российская внешняя политика вошла в новую фазу – в фазу менее уступчивую, но и не более воинственную.

Примерно в это же время в США к власти пришли республиканцы во главе с Джорджем Бушем – младшим, более жестко настроенным во внешней политике в отношении Российской Федерации, в отличие от Билла Клинтона. Вопреки прогнозам ученых – политологов отношения между США и РФ стали проходить в более дружественной форме, до поры, до времени.

Актуальность темы данной работы: В настоящее время роль США и РФ в мировой политике возрастает и имеет свое особое место на арене современных международных отношений.

Недавнее августовское событие 2008 года, вооруженнный конфликт между Грузией и Южной Осетией и Абхазией, резко и сильно изменило во вред геостратегии США распорядок сил и интересов на международной арене, уже на благо стратегии РФ, что нашло некий «испуг» в лице официального Вашингтона.

Нынешний мировой кризис, борьба правительства США со своим экономическим рынком, во имя спасения того же рынка от самого себя, необдуманная политика молодых членов мирового сообщества и возвращение своего былого уважения и достоинства Россией, принуждает нас еще раз просмотреть историю взаимоотношений Российской Федерации и США после окончания холодной войны с различных ракурсов.

Цель: – Выявление тенденций развития взаимоотношений России и США после окончания холодной войны и их новой роли в новых геополитических условиях.

Основные исследовательские задачи: – проследить процесс развития сотрудничества России и США; – проанализировать современные теоретические концепции международных отношений; – рассмотреть их роль в урегулировании международных споров и конфликтов.

Предмет исследования: предметом исследования в данной работе стало взаимоотношения России и США в политической, экономической, военной и культурно-гуманитарной сферах.

Объект исследования: объектом исследования стали взаимоотношения России и США в сфере программы противоракетной обороны.

После окончания холодной войны Россия и США стали играть стратегически важную роль в мировой политике и экономике, увеличивая свое превосходство в различных сферах жизнедеятельности, не только в своем регионе, но и в рамках всего мира.

Хронологические рамки исследования охватывают период, начиная с установления дипломатических отношений и до настоящего времени.

Степень разработанности: Данная работа является достаточно изученной, но как мы знаем взаимоотношения быстро меняются, как во фразе: «Всё течет, всё меняется»[3] каждый день приносит что-то новое. В силу этого взаимоотношения таких держав, как Россия и США ежеминутно претерпевают изменения по различным вопросам международной политики.

При написании данной работы были использованы труды историков, дипломатов, политиков, таких как Тэлботт С.,[4] Шаклеина Т.,[5] Дебидур А.,[6] Бурова И.И.,[7] Фаминский И.П.,[8] и другие не менее известные ученые и политики. В исследовании использовались материалы с периодических изданий, таких как журналы «Центральная Азия и Кавказ», «Дипломатия и международные отношения», «Мировая экономика и Мировая политика», доклады с научных конференций, в которых авторы попытались наиболее достоверно отразить реалии мирового порядка.

Методология: При написании работы были использованы сравнительный анализ, системный подход, бихевиористский подход, институциональный анализ, моделирование и прогнозирование.

Структура работы: Данная работа состоит из введения, двух основных глав, заключения и из списка использованной литературы.

Во введении дается пояснение актуальности данной темы, ее практическая значимость, предмет и объект исследования, определяются хронологические рамки и дается краткая информация по источникам использованных в работе.

В первой главе рассматривается история взаимоотношений России и США и современные концепции международных отношений.

Вторая глава данной работы посвящена исследованию тенденций развития взаимоотношений России и США в экономической, политической, культурно-гуманитарной и военной сферах. Одним из основных моментов в рамках данного сотрудничества, несомненно, являются российско-американские отношения по установлению ПРО в Европе.

В заключении данной работы подводятся итоги исследования, делаются выводы и предложения.

Взаимоотношения России и США безусловно влияют на мировую политику, либо создавая нестабильность в мировой политике, либо укрепляя мировую безопасность. И некоторое незрелое отношение в решении определенных вопросов глобального характера, или быть может регионального характера, усложняет механизмы взаимодействия ведущих держав, что непосредственно влияет на остальных участников международных отношений.

1. Теоретические дискуссии по проблемам международных отношений после окончания холодной войны.

1.1 История взаимоотношений Российской Федерации и Соединенных Штатов Америки

Истоки российско-американских отношений уходят своими корнями в XVII–XVIII века. Если вспомнить далекую историю, то русские первопроходцы появились в Америке в 30-х годах XVIII века. Первым российским императором, проявившим интерес к далекой стране, был Петр I. В январе 1719 года геодезистам Евреинову и Лужину было поручено «ехать до Камчатки и далее куда указано, описать тамошние места, сошлась ли Америка с Азией[9] ». Экспедиция эта закончилась неудачно.

Во времена правления Анны Иоанновны, Беринг предпринял две экспедиции в те края: в 1725–1730 и 1733–1741 годах он прошел между Чукотским полуостровом и Аляской, достигнув Северной Америки, открыв при этом ряд островов Алеутской гряды. После Беринга, уже при Екатерине II, первым на Аляске закрепился купец Григорий Шелихов, основав там, в 1780 году первое русское поселение. Если Петр I ничего не знал об этих землях, то интерес к далекой стране Екатерины был более конкретным. По ее приказу в 1760 году стали предприниматься секретные морские походы к американским берегам, чтобы получить представление о том, что может ожидать Россию в Новом Свете[10] .

Во время войны Соединенных Штатов за независимость в XVIII веке Екатерина II отказалась выделить английскому королю Георгу III свои войска, сославшись на то, что Россия только что закончила войну с Турцией и войскам нужен отдых. Таким образом, именно Екатерина помогла американцам завоевать независимость, потому что, когда Георг III во второй раз обратился к российской императрице уже за казачьими войсками, она опять ответила отказом, сказав, что хочет войти в историю как императрица, при которой был мир, а не войны. Так Англия навсегда потеряла свои колонии, но отнюдь не из-за свободолюбия Екатерины, а только потому, что русская правительница не хотела усиления нелюбимого ею «морского тирана» – Великобритании[11] . Во всяком случае, поддержав американцев в борьбе за независимость, Екатерина не спешила с их признанием.

Вступив на престол в 1798 году, Павел поставил вопрос об установлении дипломатических отношений со Штатами. В июле 1799 года указом Павла из нескольких частных русских купеческих компаний была образована «Российско-американская компания», утверждены правила ее функционирования и предоставляемые ей привилегии.

С образованием «Российско-американской компании» «русская Америка» была застолблена купцом Шелиховым. Однако убийство Павла помешало установить дипломатические отношения между Россией и Америкой.

В 1808 году путем простой переписки между МИДом России и государственным департаментом США без каких бы то ни было договоров об установлении дипломатических отношений Россия и США впервые обменялись послами[12] . Первым американским посланником стал будущий (шестой) президент США Джон Адамс-младший, сын второго президента США Джона Адамса. Назначение на должность посла такой известной политической фигуры свидетельствовало о том, какое большое значение американцы придавали отношениям с Российской империей.

В 1824 году была подписана Русско-американская конвенция, по которой, желая сохранить хорошие отношения со Штатами, Россия уступала им территорию «русской Америки», сохранив за собой лишь Аляску и Алеутские острова.

Несмотря на благоприятное начало, на протяжении большей части девятнадцатого века российско-американские отношения были корректными, но не очень насыщенными. Дело в том, что только отдельные сложные задачи или проблемы требовали от стран совместной работы. Так, например, когда интересы совпали, Россия и США сумели заключить договор о продаже Аляски в 1867-м году. Как только закончилась Гражданская война в США, встал вопрос о русском пребывании на Аляске. К тому же и российская политическая элита понимала, что с развитием железных дорог в Америке Штаты все равно рано или поздно распространятся по всей ее территории и лучше уж продать Аляску вместе с Алеутскими островами, нежели отдать даром, как в свое время пришлось отдать Калифорнию.

Существует точка зрения, что главной причиной спешной продажи Аляски стало обнаруженное там золото[13] . Дело в том, что американские золотодобытчики, узнав о наличии на Аляске «желтого дьявола», немедленно ринулись туда. Если бы за золотодобытчиками двинулись войска, Россия могла быть втянута в большую войну. Поэтому и было принято решение продать русскую территорию. Однако в договоре о продаже Аляски было зарезервировано право России иметь на этой территории свою церковь – Московская патриархия по сей день посылает туда своих священников. Аляска была продана за $7 млн. 200 тысяч. А к 60-м годам ХХ века американцы вытащили из Аляски только одного золота на $400 млн[14] .

Когда Соединенные Штаты вступали в первую мировую войну в апреле 1917-го года, роль России в этой войне близилась к концу, а связи между странами стремительно ухудшались. После некоторых колебаний Соединенные Штаты приняли участие в военной интервенции на стороне антибольшевистских сил на Севере и Востоке России.

Несомненно, пролетарская революция в России, провозгласившая идеалы мира, разоружения и подлинной демократии, привела в замешательство Вашингтон и вынудила американскую дипломатию к сложному лавированию. Руководители США понимали, что в России пришла к власти революционная партия, решительно выступающая против всякого империализма, и именно поэтому империалисты США поставили перед собой задачу уничтожить Советское государство.

9 ноября 1917 г. после заседания правительства США прессе было сообщено, что США окажут помощь всем антибольшевистским силам, а большевики будут рассматриваться как «поставленные вне международного закона[15] ».

В центре внимания правящих кругов США стоял вопрос об отыскании «антибольшевистских сил», которым Вашингтон готов был оказать всемерную помощь. И правящие круги США нашли такие «элементы порядка» в лице германских милитаристов, готовых к борьбе против Советской России. Планы использования германского империализма против Советской России стали разрабатываться поздней осенью 1917 г. в недрах созданной в Вашингтоне секретной комиссии по подготовке материалов к мирным переговорам – так называемой «Инкуайри».

Говоря о перспективе для немецких империалистов «обеспечить контроль над Россией», правящие круги США имели в виду лишь подтолкнуть германскую экспансию на Восток. Так сказать «хозяйничать» в России намеревались они сами[16] .

Первая высадка интервентов произошла 9 марта в Мурманском порту. Параллельно с интервенцией на севере России США подготавливали интервенцию на Дальнем Востоке. Японские, английские и американские крейсеры появились во Владивостоке в январе 1918 г.

Американцам приходилось участвовать и в боевых действиях. Самый крупный бой за время их присутствия на Дальнем Востоке России произошел 25 июня 1919. На роту американцев, стоявшую гарнизоном на станции Романовка, напали около 300 красных партизан. В этом бою американцы потеряли убитыми и ранеными 51 из 92 бойцов[17] .

Всего за 1 год и 8 месяцев интервенции на Дальнем Востоке и Севере России американцы из 12 тыс. контингента потеряли 353 человека, из них – 180 в боях, остальных от болезней – 122, несчастных случаев – 46 и самоубийств – 5[18] .

С 1921 по 1933 годы США не имели каких-либо официальных отношений с советским режимом. Обмен дипломатическими нотами, в 1933 году, стал возможным только потому, что оба государства разделяли восприятие растущей опасности, которую в начале тридцатых годов представлял собой фашизм.

Опыт советско-американского сотрудничества в рамках антигитлеровской коалиции убедительно продемонстрировал возможности конструктивного взаимодействия государств с различными идеологиями и социальными системами.

Говоря о советско-американском сотрудничестве в годы войны, следует отметить, что развитие этого сотрудничества протекало сложно и неравномерно, характеризовалось спадами и подъемами.

В марте 1941 года Конгресс США принял закон о ленд-лизе. Закон предусматривал, что президент США имеет право дарить, давать в аренду, продавать и передавать иными способами услуги и военные материалы государствам, обороноспособность которых жизненно важна для США. К числу таких стран были отнесены Великобритания, ее колонии и доминионы, организация «Свободная Франция», Китай, а чуть позже и СССР.

Несмотря на то, что США и Германия не находились в состоянии войны, после нападения Германии на СССР США приняли решение оказать немедленную помощь Советскому Союзу. Уже в октябре 1941 года США поставили Советскому Союзу 200 самолетов, 250 танков, более 5 тыс. джипов и 85 тыс. грузовиков общей стоимостью более $1 млрд. 7 ноября 1941 года Конгресс США принял решение распространить на СССР программу ленд-лиза[19] .

Всего в годы войны СССР получил по ленд-лизу продукции на сумму более 11 млрд. долл., в том числе: 2 млн. 680 тыс. тонн стали, более 170 тыс. тонн алюминия, 29.4 тыс. тонн олова, 240 тыс. тонн меди, 330 тыс. телефонных аппаратов и почти 2 млн. телефонных кабелей, 2 тыс. радаров, 5 тыс. радиостанций, 900 тыс. тонн взрывчатки, почти 4 млн. шин, 49 тыс. тонн кожи, 18 млн. пар обуви и т.д. В СССР были доставлены 28 тыс. самолетов (примерно 12% от числа выпущенных в СССР), 10 тыс. танков (10%) и 10 тыс. артиллерийских орудий (2%). Советские войска также получили более 130 тыс. автоматов, 51.4 тыс. джипов, 8 тыс. тракторов, почти 36 тыс. мотоциклов, 1.9 тыс. паровозов, более 11 тыс. грузовиков[20] .

Так, в ходе совместной борьбы с фашизмом успешно развивалось сотрудничество двух стран в военной области. В рамках антигитлеровской коалиции происходило согласование действий вооруженных сил США, СССР, Великобритании. Оно осуществлялось путем переписки между главами правительств, на конференциях руководителей государств с участием начальников генеральных штабов и других военных деятелей. В ряде случаев для выяснения срочных вопросов практиковалось личное общение доверенных лиц. Существенным вкладом в общую борьбу было открытие второго фронта в Европе.

Среди важнейших международно-политических событий военных лет были Московская конференция представителей СССР, США, Великобритании в сентябре-октябре 1941 г., Московская конференция министров иностранных дел в октябре 1943 г., на которой была выработана «Декларация четырех государств по вопросу о всеобщей безопасности», в которой были намечены основные принципы будущей Организации Объединенных Наций. Московская конференция подготовила условия для первой встречи глав правительств трех держав, которая и состоялась в Тегеране с 28 ноября по 1 декабря 1943 г. В ней в качестве руководителей делегаций участвовали Сталин, Рузвельт и Черчилль. Основное внимание на конференции было уделено военным вопросам, прежде всего вопросу об открытии второго фронта. В августе-сентябре 1944 г. прошла конференция в Думбартон-Оксе, разработавшая устав ООН. Но наивысшего подъема сотрудничество союзников достигло на заключительном этапе войны, что нашло свое отражение в договоренностях о взаимодействии в скорейшем разгроме фашисткой Германии, ее союзника – Японии, а также в договоренностях об основах и принципах мирного послевоенного строительства[21] .

Важно подчеркнуть, что несмотря на различия сторон в подходах к решению ряда ключевых проблем (сроки открытия второго фронта в Европе, будущее устройство Германии, вопрос о послевоенных границах и др.), по многим из них в Ялте и Потсдаме закрепили основы послевоенного мира, предрешили вопрос о новых государственных границах в Европе и на Дальнем Востоке, заложили фундамент ООН. Согласие СССР, США, Великобритании по главным вопросам послевоенного мирного устройства было зафиксировано принятием в Ялте совместной «Декларации об освобожденной Европе».

Общая цель – нанести поражение фашистской Германии – привела страны к альянсу во время второй мировой войны, но напряженность вокруг послевоенного устройства Восточной Европы была очевидна еще до окончания войны и вскоре привела к «холодной войне».

12 мая 1945 г., всего лишь через три дня после завершения войны в Европе, президент США предпринял откровенно враждебную акцию о прекращении поставок Советскому Союзу по ленд-лизу, которая, как полагают американские историки, обозначила рубеж в переходе от союза военного времени к враждебности «холодной войны». В течение 15 лет после окончания войны большинство стран, получавших американскую помощь, заключили соглашение с США о частичном погашении долгов по ленд-лизу. Аналогичное соглашение с СССР было заключено лишь в 1972 году. СССР обязался поэтапно выплатить США $722 млн., перечислив последний взнос в 2001 году. После распада СССР долг по ленд-лизу был трансформирован и переоформлен и постепенно погашался Россией[22] .

В 1949 г. смена акцентов в политике США по отношению к СССР проявилась еще более явственно. На вооружение была взята «атомная дипломатия», ставка на экономическое истощение СССР, создание антисоветских блоков. В апреле 1949 г. по инициативе США был образован Североатлантический Союз (НАТО), изображавшийся его американскими организаторами как региональный пакт, созданный в целях «коллективной самообороны», а на деле предназначенный служить орудием военного нажима на СССР.

50-е годы вошли в историю советско-американских отношений как время разгара «холодной войны». Особенностью этого периода явились попытки Вашингтона следовать наиболее экстремистским концепциям противоборства с СССР, которые зачастую подводили мир к грани ядерной войны.

Советско-американские отношения в первой половине 50-х годов были сведены до минимума. Объем торговли находился на мизерном уровне, практически отсутствовали культурные, научные и иные обмены.

С утратой США «атомной монополии» началось формирование новых международных условий, в которых продолжение политики «холодной войны» стало угрожать перспективой ядерного столкновения с тяжелыми последствиями для безопасности и самих США.

18 июля 1955 г. в Женеве начало работу совещание на высшем уровне с участием СССР, США, Великобритании и Франции.

Никаких конкретных решений на Женевском совещании принято не было, однако это совещание по праву заняло видное место в истории советско-американских отношений. Состоялась первая после 1945 г. встреча руководителей СССР и США.

Именно после Женевского совещания появились некоторые признаки нормализации советско-американских отношений. Произошел обмен торгово-экономическими выставками, учеными, артистами.

В конце 50-х гг. американское руководство предприняло шаги в направлении снижения напряженности в отношениях с СССР. 27 января 1958 г. было заключено первое советско-американское соглашение об обменах в области культуры, техники и образования на 1958–1959 гг., положившее начало эффективному сотрудничеству двух стран в этих областях. В сентябре 1959 г. по инициативе американской стороны состоялась встреча руководителей СССР и США. В результате визита Председателя Совета Министров СССР в США и проведенного там обмена мнениями был зафиксирован принцип необходимости и целесообразности мирного урегулирования спорных вопросов как основы взаимоотношений между двумя странами.

Карибский кризис 1962 года в полной мере продемонстрировал тот факт, что политика «с позиции силы», проводимая прямо или косвенно, рано или поздно наносит ущерб американо-советским отношениям, повышая опасность военной конфронтации и ставя под угрозу международную безопасность в целом[23] .

Последствия кризиса сыграли значительную роль в дальнейшем развитии отношений между двумя странами. Кризис наглядно показал, что при наличии термоядерного оружия нет и не может быть «периферийных» областей советско-американских отношений.

В 70-х гг. произошел позитивный поворот в отношениях СССР и США в сторону разрядки. В самом общем виде это нашло отражение не только в улучшении политической атмосферы, но и в выработке нескольких десятков конкретных договоров и соглашений, охватывающих ключевые сферы взаимоотношений между двумя странами, начиная от мер по предотвращению военного столкновения до развития научно-технических и культурных связей. Известно, что в 1971–1979 гг. было подписано более 60 соглашений, т.е. более половины документов подобного рода за всю историю отношений между СССР и США с момента установления дипломатических отношений.[24]

В 1972 г. в ходе советско-американской встречи был подписан документ «Основы взаимоотношений между СССР и США». Обе стороны взяли на себя обязательство делать все возможное для предотвращения военных конфронтаций и возникновения ядерной войны, проявлять сдержанность в своих взаимоотношениях и готовность вести переговоры и урегулировать разногласия мирными средствами.

Взаимодействие Советского Союза и США не ограничилось только проблемами ограничения гонки вооружений. Большое место занимали также и вопросы международно-политического характера, связанные с устранением существующих и недопущением новых конфликтов, способных привести к осложнению международной обстановки.

В ходе встречи в верхах в Москве в мае-июне 1972 г. была учреждена советско-американская комиссия по торговым вопросам, которая выработала и подготовила к подписанию ряд соответствующих соглашений. Важное значение имело соглашение о торговле от 18 октября 1972 г. В нем предусматривалось взаимное предоставление сторонами друг другу режима наиболее благоприятствуемой нации в вопросах таможенного обложения, сборов и других формальностей при импорте и экспорте товаров, т.е. речь шла о строительстве экономических отношений между СССР и США. Соглашение предусматривало также, что каждая сторона не только отказывается от каких бы то ни было дискриминационных действий в торговых отношениях, но и обязуются поощрять установление эффективных деловых связей между коммерческими организациями и фирмами обеих стран.

В результате этого удалось добиться увеличения товарооборота между СССР и США: если в 1970 г. он составил 161 млн. руб., 1979 г. – свыше 2,8 млрд. рублей[25] .

О масштабах межправительственного сотрудничества свидетельствует тот факт, что на конец 1979 г. функционировало примерно 100 смешанных советско-американских рабочих групп, реализующих около 300 совместных проектов в различных областях науки и техники[26] .

В конце восьмидесятых годов страны неожиданно получили возможность наладить отношения совершенно другого типа, основанные на «новом мышлении» в Москве и Вашингтоне. Слова о полноправной интеграции России в сообщество демократических государств стали звучать как призыв в Вашингтоне, в штаб-квартире НАТО в Брюсселе и в других столицах.

Двенадцать лет спустя российско-американские отношения действительно в корне изменились. Центр тяжести в отношениях неуклонно смещается от стратегического баланса сил и соглашений о контроле над вооружениями к общим экономическим интересам и деловым контактам. Общие угрозы – такие, как терроризм и распространение оружия массового уничтожения, – привели к более тесному взаимодействию. Это сотрудничество может принимать формы двусторонних консультаций по ядерным программам Ирана или многосторонней дипломатии – такой, как шестисторонние переговоры по Северной Корее или Совет Россия-НАТО. Сегодня, опираясь на расширяющийся круг общих интересов, Россия и США работают вместе так, как никто не мог себе представить двадцать лет назад.

Однако никто из нас не может быть полностью удовлетворен состоянием нынешних российских отношений. Как заметил российский бывший министр обороны С. Иванов, «мы больше не враги, но пока еще и не союзники[27] ». Российско-американское партнерство охватывает широкий круг вопросов, но оно еще не достигли такого момента, когда они могли бы рассматривать себя как одну семью, – в отличие от отношений США с их традиционными союзниками в Европе и Азии.

В современный период отношений между Россией и США очень много недосказанных и нерешенных вопросов, эти вопросы в основном касались вопроса о размещении ПРО, вопрос о разоружении СНВ-1 и 2, терроризм, наркотрафик и т.п.

Недавние, весьма острые, споры вокруг президентских выборов в Украине и вооруженное столкновение войск Грузии и Южной Осетии, при вмешательстве России, наглядно продемонстрировал, насколько хрупки и непрочны отношения между Россией и США.

Высоко оценивавшиеся еще в 2001 году и в Вашингтоне, и в Москве как «стратегическое партнерство», эти отношения дало трещину, значительно увеличился разрыв между бравурной риторикой по поводу двустороннего сотрудничества и его реальной малосодержательностью. За период правления президента Джорджа Буша-младшего США н открыла ящик Пандоры, которую не один век пытались держать в закрытом положении, ибо знали о будущей роли, весе и их влияния на мир. Малейшая дисфункция в отношениях России и США приводит к «мини – кризисам» мирового масштаба, которые умудряются повлиять на все сферы жизни, дестабилизируя, и без того нестабильное мировое сообщество.

Только один конфликт в Южной Осетии дает понять мировому сообществу, насколько хрупкое это взаимоотношение, хотя оно между Россией и США выражается в узком круге вопросов. Россия и США не имеют соединительных точек в экономике, культуре, в военной сфере (тем более), в вопросах требуемых участия двух сторон. Объективно два государства существенно различаются по своим возможностям и роли в системе международных отношений.

Прежде всего, следует признать, что этому препятствует неразвитость двусторонних экономических отношений России и США, низкий уровень взаимодействия экономических интересов двух держав. Экономически же Россия для США является в лучшем случае третьестепенным партнером. Да и для России Америка существенно уступает таким экономическим приоритетам, как Европа и СНГ. Поэтому такое однобокое российско-американское партнерство будет уравновешиваться (или даже перевешиваться) другими связями, прежде всего экономическими, в которые вовлечены США, Европа, Япония, Китай. А именно комплекс этих экономических отношений будет определять мировую политику в обозримом будущем.

После процесса «RESET» – перезагрузка, по всему видимому, стороны решили пойти к друг другу во имя решения мировых проблем, связанных не только с вопросами военного содержания, но и экономического характера. Хотя традиция чрезвычайных поворотов в отношениях и взглядах на проблемы могут привести двусторонние отношения в тупик, вопросами спора могут стать, вопрос о ПРО и ситуация в Афганистане, строительство заводов по выработке урана В Иране.

В первые месяцы 2009 г. в российско-американских отношениях наметились позитивные тенденции. Демократическая администрация Б. Обамы послала Москве ряд обнадеживающих сигналов о готовности Вашингтона начать переговоры по проблемам третьего позиционного района ПРО и продления Договора СНВ-1. Однако обе стороны понимают, что решение накопившихся проблем не будет легким. Главная сложность заключается в накопленном за минувшие двадцать лет негативном опыте российско-американских отношений.

В начале 1990-х Москва и Вашингтон испытывали слишком много взаимных ожиданий, и потому общественное мнение обеих стран успело сильно разочароваться друг в друге. Этот негативный потенциал будет серьезно мешать «перезагрузке» российско-американских отношений. Между тем для сотрудничества, помимо разоружения, есть серьезные основания. Одним из них является угроза ядерного (или биологического) терроризма. Другим – ядерное распространение.

1.1 Современные концепции международных отношений

Чтобы понять структуру, план, главную идею взаимоотношений между Российской Федерацией и Соединенными Штатами Америки, их плюсы и недостатки, различия в мышлении, надо изучить нижеследующие концепции, целью которых являются прогнозирование отношений, в главную очередь между США и Россией, в свете убывшего биполярного мира и современных международных отношений.

Так как международные отношения сформировались и развивались в условиях биполярного мира, как раздел современной политической науки, это не могло отразиться на концептуальных подходах и проблематике международно-политических исследований. Все сколько-нибудь значительные прогнозы развития международных отношений предполагали и в будущем сохранения примерно той же ситуации, которая существовала четыре десятилетия после окончания Второй мировой войны. Хотя некоторые политологи предсказывали вероятность изменений в системе международных отношений, ее эволюцию в сторону многополярности, но и они исходили из того, что обе сверхдержавы – США и СССР – по прежнему будут играть наиважнейшую роль.

Реальные сдвиги в мировой политике, происшедшие после окончания холодной войны, оказались сколь радикальными, столь и неожиданными для большинства исследователей международных отношений. В одночасье рухнули многие теоретические концепции, казавшиеся незыблемыми и едва ли не вечными. Политическая картина мира меняется столь стремительно, что научная мысль не всегда за ней успевает. Среди политологов, специализирующихся на исследовании проблем мировой политики и международных отношений, наблюдается, одной стороны, некоторая растерянность, а с другой – стремление объяснить новые мировые реалии и спрогнозировать динамику дальнейших изменений в мире.

Одна из первых попыток дать теоретическое обоснование изменений, связанных с окончанием холодной войны, была предпринята еще на рубеже 1980–1990-х гг. американским ученым и дипломатом Фрэнсисом Фукуямой. В своей нашумевшей работе «Конец истории» он выдвинул тезис о полном разрешении лежавшего в основе холодной войны конфликта двух идеологий – либеральной демократии и коммунизма. Коммунизм потерпел поражение, и открылись перспективы для торжества принципов либеральной демократии во всем мире. Следовательно, по мнению политолога, наступил «конец истории», т.е. состояние бесконфликтности. Точка зрения Ф. Фукуямы подверглась критике как идеалистическая и упрощенная. Действительно, прошедшие после окончания холодной войны годы не дают основания для того чрезмерного оптимизма, которым наполнена работа американского ученого, – оптимизма, навеянного эйфорией конца 1980-х годов.

Более серьезную дискуссию вызвала статья одного из самых авторитетных политологов Самюэля Хантингтона «Столкновение цивилизаций?», опубликованная в 1993 г. В американском внешнеполитическом журнале «Форин афферс»[28] . Концепция С. Хантингтона в общих чертах сводится к следующим положениям. На различных этапах истории международных отношений динамику мировой политики определяли конфликты различного типа. Сначала это были конфликты между монархами. После Великой французской революции наступила эпоха конфликтов между нациями государствами. С победой в 1917 г. Русской революции мир оказался расколотым по идеологическому и социально – политическому принципам. Этот раскол и был главным источником конфликтности вплоть до окончания холодной войны. Однако, по мнению С. Хантингтона, все эти типы конфликтов были конфликтами внутри западной цивилизации. «С окончанием холодной войны, – указывает политолог, – подходит к концу и западная фаза развития международной политики. В центр выдвигается взаимодействие между Западом и незападными цивилизациями»[29] .

С. Хантингтон определяет цивилизации как социокультурные общности самого высшего ранга и как самый широкий уровень культурной идентичности людей. Для каждой цивилизации характерно наличие некоторых объективных признаков: общности истории, религии, языка, обычаев, особенностей функционирования социальных институтов, а также субъективной самоидентификации человека. Опираясь на работы А. Тойнби и других исследователей, С. Хантингтон выделяет 8 цивилизаций: западнохристианскую и православно – христианскую, исламскую, конфуцианскую, латиноамериканскую, индуисткую, японскую и африканскую. С его точки зрения, цивилизационный фактор в международных отношениях будет постоянно усиливатся. Этот вывод обосновывается таким образом.

Во-первых, различия между цивилизациями основу которых составляют религии, наиболее существенны; эти различия складывались столетиями, и они сильнее, нежели различия между политическими идеологиями и политическими режимами. Во-вторых, усиливается взаимодействие народов различной цивилизационной принадлежности, что ведет как к росту цивилизационного самосознания, так и к пониманию различия между цивилизациями и общностью в рамках своей цивилизации.

В-третьих, возрастает роль религии, причем последняя нередко проявляется в форме фундаменталистких движений.

В-четвертых, ослабевает влияние Запада в незападных странах, что находит выражение в процессах девестернизации местных элит и усиленном поиске собственных цивилизационных корней.

В-пятых, культурные различия менее подвержены изменениям, чем экономические и политические, и, следовательно, менее способствует компромиссным решениям. «В бывшем Советском Союзе, – пишет С. Хантингтон, – коммунисты могут стать демократами, богатые превратится в бедных, а бедняки в богачей, но русские при всем желании не могут стать эстонцами, а азербайджанцы – армянами»[30] .

В-шестых, политолог отмечает усиление экономического регионализма, неразрывно связанного с цивилизационным фактором, – культурно – религиозная схожесть лежит в основе многих экономических организаций и интеграционных группировок.

Взаимодействие цивилизационного фактора на мировую политику после окончания холодной войны С. Хантингтон видит в появлении «синдрома братских стран». Этот синдром заключается в ориентации государств в их взаимоотношениях уже не на общность идеологии и политической системы, а на цивилизационную близость. Кроме этого, в качестве примера реальности цивилизационных различий он указывает на то, что основные конфликты последних лет происходят на линиях разлома между цивилизациями – там, где проходит граница соприкосновения цивилизационных полей (Балканы, Кавказ, Ближний Восток и т.д.)

Прогнозируя будущее, С. Хантингтон приходит к выводу о неизбежности конфликта между западной и незападными странами цивилизациями, причем главную опасность для Запада может представлять конфуцианско – исламский блок – гипотетическая коалиция Китая с Ираном и рядом арабских и иных исламских стран. Для подтверждения своих предположений американский политолог приводит ряд фактов из политической жизни начала 1990- х гг.

С. Хантингтон предложил меры, которые, по его мнению, должны были укрепить Запад перед нависшей над ним новой опасностью. Среди прочего, американский политолог призывает обратить внимание на так называемые расколотые страны, где правительства имеют прозападную ориентацию, но традиции, культура и история этих стран ничего общего с Западом не имеют. К таким странам Хантингтон относил Турцию, Мексику и Россию. От внешнеполитической ориентации последней в значительной степени будет зависеть характер международных отношений обозримого будущего. Поэтому С. Хантингтон особо подчеркивал, что интересы Запада требуют расширения и поддержания сотрудничества с Россией.

Свои идеи С. Хантингтон отстаивал и развивал в 90 – е годы ХХ столетия. В1996 г. Он опубликовал книгу «Столкновение цивилизаций и преобразование мирового порядка»[31] . В этой работе американский политолог уделяет особое внимание взаимоотношение западно – христианской и исламской цивилизаций. По его мнению, истоки конфликта между ними имеют многовековую историю.

Конфликтное взаимоотношение христианства и ислама начинается с арабских завоеваний в Северной Африке, и Иберийском полуострове, Ближнем Востоке и других регионах. Противостояние христианского и арабского миров продолжалось в Реконсисте – войне за освобождение Испании от арабов и берберов, Крестовых походах, когда в течение 150 лет западноевропейские властители пытались утвердиться на палестинских землях и прилегающих к ним районах. Знаковым событием этого противостояния стал захват турками Константинополя в 1453 г. и осада ими же Вены в 1529 г. С падением Византийской империи на ранее входивших в ее состав территориях Малой Азии, Балкан и Северной Африки возникла турецкая Османская империя, ставшая крупнейшим политическим и военным центром исламского мира. От нее долгое время исходила непосредственная угроза многим христианским странам и народам.

С наступлением эпохи великих географических открытий и началом модернизации западнохристианского мира соотношение сил в противостоянии с исламом меняется в пользу Запада. Европейские государства стали устанавливать свой контроль над обширными территориями за пределами Европы – в Азии и Африке. Немалая часть этих территорий была населена народами, традиционно исповедовавшими ислам. По данным источников, на которые ссылается С. Хантингтон, в период с 1757 по 1919 г. произошло 92 захвата мусульманских территорий немусульманскими правительствами. Экспансия европейского колониализма, так же как и сопротивление ему со стороны населения незападных, преимущественно исламских стран, сопровождалось вооруженными конфликтами, как указывает Хантингтон, половина войн периода с 1820 по 1929 г. были войнами между государствами, в которых преобладали разные религии, прежде всего христианство и ислам.

Конфликт между ними, по мнению Хантингтона, с одной стороны, стал результатом различий между мусульманской концепцией ислама как образа жизни, выходящего за пределы религии и политики, и концепцией западного христианства, гласящей, что Богу Богово, а кесарю кесарево. С другой стороны, этот конфликт обусловлен их общими чертами. И христианство, и ислам являются монотеистическими религиями, которые в отличие от политеистических неспособны к безболезненной ассимиляции чужих богов и которые смотрят на мир через призму понятия «мы – они». Обе религии имеют универсальный характер и претендуют на роль единственной истинной веры, которой должны следовать все живущие на Земле. Обе являются миссионерскими по своему духу и возлагают на своих последователей обязанность прозелитизма. С первых лет существования ислама его экспансия осуществлялось путем завоеваний, но христианство тоже не упускало такой возможности. С. Хантингтон отмечает, что параллельные понятия «джихад» и «крестовый поход» не только схожи с друг другом, но и выделяют эти религии среди других ведущих религий мира.

Обострение в конце ХХ в. Давнего конфликта между христианской и мусульманской цивилизациями, по мнению Хантингтона, обусловлено пятью факторами.

Во-первых, рост мусульманского народонаселения привел к всплеску безработицы и недовольству молодежи, примыкающей к исламским движениям и мигрирующей на Запад.

Во-вторых, возрождение ислама дало мусульманам возможность вновь поверить в особый характер и особую миссию своей цивилизации и своих ценностей.

В-третьих, острое недовольство среди мусульман вызвали усилия Запада по обеспечению универсализации своих ценностей и институтов, по сохранению военного и экономического превосходства наряду с попытками вмешательства в конфликты в мусульманском мире.

В-четвертых, крушение коммунизма привело к исчезновению общего врага, имевшегося у Запада и у ислама, в результате чего главную угрозу они стали видеть в друг друге.

В-пятых, все более тесные контакты между мусульманами и представителями Запада заставляют и тех и других переосмысливать свою самобытность и характер своего отличия от других, обостряют вопрос об ограничении прав представителей меньшинства в тех странах, большинство жителей которых относится к другой цивилизации. В 1980–1990-х гг. в рамках как мусульманской, так и христианской цивилизаций взаимная терпимость резко пошла на убыль.

По мнению Хантингтона, ушло в прошлое традиционное геополитическое измерение конфликта между западной и мусульманской цивилизацией. Фактическое сведение на нет западного территориальных экспансий привело к географической сегрегации, в результате которой западные и мусульманские общины стали непосредственно граничить с друг другом лишь в нескольких точках на Балканах. Таким образом, сегодня в основе конфликтов между Западом и исламом лежат не столько территориальные аспекты, сколько более широкие проблемы: распространение оружия, права человека и демократия, контроль за добычей нефти, миграция, исламский терроризм и западное вмешательство.

Всплеск активности исламского терроризма в начале ХХIв. Вновь вызвал интерес к концепции «столкновения цивилизаций». Однако сам Хантингтон после 11 сентября 2001 г. пытался дезавуировать собственные тезисы о противостоянии западнохристианской и исламской цивилизаций. Скорее всего, он сделал это из соображений политкорректности. В США после атаки террористов на Нью-Йорк и Вашингтон резко усилились антимусульманские настроения, поэтому упоминание о конфликте цивилизаций могло подогреть подобные настроения и привести к нежелательным эксцессам.

Вокруг идей С. Хантингтона уже более десяти лет оживленные дискуссии. Одни ученые и политики, опираясь на эти идеи, объясняют многие происходящие в мировой политике процессы. Другие, напротив, считают, что реальная практика международных отношений не соответствует положениям концепции столкновения цивилизаций. Например, отношения между России с православной по своим цивилизационным корням Грузией складываются в постсоветский период сложнее, чем с соседним Азербайджаном, имеющим исламскую цивилизационную природу. Для такой многонациональной и многоконфессиональной страны, как Российская Федерация, муссирование вопроса о религиозных различиях, тем более утверждение о неизбежности межцивилизационных конфликтов, может иметь негативные для стабильности и безопасности последствия. Но нельзя не учитывать и то, что в условиях глобализирующегося мира непосредственное взаимодействие представителей различных культур и религий может создавать сложные конфликтные ситуации. Все это и обусловливает понимание идей Хантингтона и оценку их роли в реальных международных отношений.

Отношения с Россией находятся в центре внимания другого известного американского политолога – Збигнева Бжезинского. В своей книге «Без контроля. Глобальный беспорядок на пороге ХХI века», опубликованной в 1993 г., он также делает прогноз развития международных отношений после окончания холодной войны. Однако в отличие от цивилизационного подхода С. Хантингтона, подход З. Бжезинского основан на традиционных геополитических принципах. По мнению З. Бжезинского, распад Советского Союза привел к геополитическому вакууму в сердцевине Евразии, что является главной причиной конфликтности по периметру всего постсоветского геополитического пространства. Вместе с активизацией ислама и объективной неспособностью США обеспечить контроль над ситуацией в регионе Среднего Востока это ведет, к появлению огромной зоны нестабильности, которая может охватить часть Юго–Восточной Европы, Средний Восток и район Персидского залива, а также южную часть бывшего Советского Союза. Внутри этой, по словам Бжезинского «воронки водоворота насилия» имеется множество узлов потенциальных конфликтов, несущих угрозу всему миру. Степень угрозы возрастает, поскольку существует возможность вовлечения в конфликт других стран, и особенно Китая. З. Бжезинский ставит под сомнение соблюдение этой страной режима нераспространения ядерного оружия.

Главную же угрозу американский политолог, известный в прошлом своими антисоветскими взглядами, видит в возобновлении имперской политики России. Не веря в необратимость демократических преобразований в России, он считает неизбежным возврат к попыткам «возрождения империи». Такая ориентация российской внешней политики, по мнению Бжезинского, опасна для Соединенных Штатов, ей необходима всячески противодействовать. Поэтому в ряде своих статей и выступлений он развивает идею об Украине как геополитическом противовесе России. Эта идея основана на убеждении, что главное условие возрождения «российской империи» заключается в поглощении Россией Украины[32] . В период, когда Украина переживала серьезные экономические трудности, Бжезинский призывал оказывать ей помощь. При этом не было секретом то, что главная цель помощи заключается не столько в решении украинских экономических проблем, сколько в препятствии ее сближению с Россией. Помимо попыток с помощью теоретических выкладок вбить клин в российско – украинские отношения, Бжезинский предпринимал и практические шаги в этом направлении. Его сын работал в американском посольстве а Киеве. Многие ученики американского политолога проявляли заинтересованность в украинских делах, поддерживая те националистические силы, для которых дистанцирование от России было основной целью.

По мнению Бжезинского, ключевые позиции в предотвращении угрозы реставрации Российской империи на постсоветском геополитическом пространстве кроме Украины занимают Азербайджан и Узбекистан. Азербайджан играет важную роль в контроле над добычей и маршрутами транспортировки каспийской нефти. Бжезинский был среди сторонников южного маршрута такого нефтепровода с выходом на турецкий порт Джейхан, минуя территорию России. Он высказался за активное участие США в урегулировании конфликта в Нагорном Карабахе, чтобы обеспечить безопасность будущих нефтяных потоков. Подобное участие можно было бы приветствовать, если бы Бжезинский в первую очередь стремился к установлению мира и стабильности в этом регионе, но он главным образом рассматривал возможность вытеснения оттуда России. В конце 1990-х гг. Бжезинский неоднократно говорил и писал о том, что Северный Кавказ должен существовать вне России. Пожалуй, никто из видных американских политиков и политологов, кроме него, не ставил под сомнение территориальную целостность Российской Федерации.

Третье постсоветское государство, которое выделяет З. Бжезинский, – Узбекистан. Он полагает, что Узбекистан может достичь ведущего положения в постсоветской Центральной Азии и в этом качестве противостоять «имперским» притязаниям России. По мнению американского политолога, у Узбекистана есть для этого все предпосылки, поскольку он является самым многонаселенным государством региона и обладает достаточными ресурсами. На территории Узбекистана находятся главные историко-культурные центры среднеазиатского региона, только он один из всех бывших советских республик имеет традиции государственности. В экономическом отношении Узбекистан может стать самодостаточным и независимым от России, в этом же направлении, отмечает Бжезинский, следует направлять и его политическое развитие. Американского политолога не интересует ни характер политического режима постсоветского Узбекистана, ни эффективность избранной им экономической модели. Хотя принципы построения политической и экономической системы Узбекистана не соответствуют тем, которые официальные власти США декларировали в качестве оптимальных для посткоммунистических государств, главным для Бжезинского является переориентация внешней политики этой бывшей советской республики в антироссийском направлении.

Конечно, следует различать геополитические изыскания Бжезинского и официальную позицию американского правительства. Бжезинский давно не занимал никаких официальных постов, до победы демократов на последних выборах. Но у него были единомышленники в республиканской политической элите, он сам и некоторые его ученики имеют широкие связи среди сторонников и активистов Демократической партии. Взгляды Бжезинского, который в годы холодной войны был ведущим американским советологом, специалистом по Советскому Союзу и коммунизму, свидетельствует о том, что эта война до сих пор напоминает о себе. Среди части американской политической элиты и политологического сообщества США существует предвзятое отношение к России. С этим обстоятельством необходимо считаться, когда речь идет о дальнейшем развитии отношений Российской Федерации и Соединенных Штатов Америки.

Для полноты картины приведем еще один прогноз будущей роли России и США в системе международных отношений – прогноз известного американского социолога Иммануила Валлерстайна. Его внешнеполитическая концепция часто определяется как неомарксисткая. Такая характеристика справедлива лишь в том отношении, что, подобно К. Марксу, И. Валлерстайн видит главную детерминанту политики, в данном случае международной, в экономике. В своей основе международные отношения, по Валлерстайну, есть прежде всего отношения экономические. Главная категория его анализа – «современная мир-система», несводимая к отдельным государствам. Объединяет эту «современную мир-систему» единая капиталистическая «мир-экономика», возникновение которой Валлерстайн относит приблизительно к 1500 г. Каждое государство занимает в мир-системе определенное место, изменит которое чрезвычайно трудно, а подчас просто невозможно. Логика капиталистической мир-экономики неизбежно воспроизводит деление стран мира на ядро и периферию, причем первое всегда находится в привилегированном положении по отношению ко второй. Государства входящие в состав ядра капиталистической мир-системы имеют возможность жить за счет эксплуатации периферии. Такой порядок не изменится никогда, поскольку он вытекает из самой сущности мир-экономики. Помимо государств, входящих в состав ядра или периферии, существует еще и полупериферийные государства. Эти государства не входят в состав ядра мир-системы, но и не относится целиком к периферии. Таким периферийным государством, по мнению Валлерстайна, была Россия начиная с реформ Петра I и Екатерины II. Несмотря на эти и последующие попытки реформирования, России не удалось войти в состав ядра, но одновременно она сумела избежать участи периферийных государств, ставших в большинстве колониальными придатками ведущих государств мира. Традиционнный «товар», определяющий место и роль России в мир-системе, – это ее геополитическая мощь и военная сила. Именно эти факторы заставляли считаться с Россией другие государства и позволяли ей иметь статус «сверхдержавы». Принципиально не изменили эту ситуацию и годы советской власти. Как считает И. Валлерстайн, перемены в отдельной стране или даже группе стран не способны оказать влияние на фундаментальные свойства мир-системы. Сего точки зрения, мировая система социализма была полной фикцией, поскольку определяли логику мирового экономического развития законы капиталистического рынка.

Оценки, которые дал Валлерстайн холодной войне и ее итогам, а также перспективам развития международных отношений после ее окончания, весьма оригинальны и даже экстравагантны, они резко расходятся с общепринятыми оценками. Валлерстайн считал, что пик могущества США пришелся на 1945 г., когда эта страна вышла из Второй мировой войны в качестве мирового экономического и политического лидера. США оказалось единственным государством в рамках ядра мир-системы, избежавшим разрушений и других негативных последствий страны. Напротив, эта страна нарастила свой промышленно-экономический потенциал.

Для дальнейшего функционирования и развития американской экономики необходимо было восстановить и охранить остальную часть ядра мир-системы – Западную Европу и Японию. Поэтому в Ялте США и СССР договорились о разделе мира на две сферы влияния. В американскую сферу вошли прежде всего страны ядра, в советскую-преимущественно периферийные и полупериферийные государства. Как полагает Валлерстайн, США сознательно пошли на такой на такой раздел, поскольку не имели ни достаточного количества ресурсов, ни желания осуществлять глобальный контроль над всем миром. В границах своей ответственности США сначала способствовали восстановлению экономик и Западной Европы и Японии, а затем, пользуясь своим превосходством, привязали их к себе военно – политически, заключив соответствующие договоры (НАТО для Западной Европы, Договор о совместной безопасности для Японии).Для поддержания дисциплины внутри своего блока США был необходим образ внешнего врага. В качестве такового и стали рассматривать Советский Союз. Вместе с СССР США начали большую игру под названием «холодная война». Советский Союз выступал в качестве подыгрывающего партнера, поскольку преследовал свою цель – усилить контроль над союзниками.

На начальном этапе холодной войны и на Западе, и на Востоке весьма схожим образом боролись с инакомыслием – это маккартизм с его «охотой на ведьм» в США и политические процессы в СССР и в восточноевропейских странах. На самом деле, полагал Валлерстайн, устранялись подлинно левые силы, представляющие угрозу для самой мир-системы и лежащей в ее основе капиталистической мир – экономики. Вопреки общепринятому инению Валлерстайн не считал, что в годы холодной войны сложилась биполярная система международных отношений, поскольку экономический потенциал Советского Союза никогда не был равноценен экономическому потенциалу США. НО этим странам было выгодно играть роль противостоящих друг другу сверхдержав, и они долгое время делали это.

В отношении стран периферии, превратившихся в особый «третий мир», и СССР, и США проводили схожую политику, основанную на одних и тех же принципах. Валлерстайн не видел существенных различий между идеями американского президента В. Вильсона и В.И. Ленина по поводу судеб колониальных и зависимых народов. Оба считали необходимым сначала предоставить им независимость, а затем помочь преодолеть экономическую отсталость выйти на уровень развитых стран. Разница заключалось в том, что сточки зрения либерала В. Вильсона идеалом экономического устройства являлся свободный рынок, а большевик В.И. Ленин предлагал отсталым народам путь к экономическому процветанию, который минует капиталистическую стадию развития. И Советский Союз, и США пытались расширить зону своего влияния за счет развивающихся стран, но место этих стран в мир-системе принципиально не менялось. По Валлерстайну, лишь отдельные государства периферии и полупериферии могут войти в состав ядра мир-системы. Для большинства остальных изменить их положение как объектов эксплуатации со стороны наиболее развитых стран невозможно, пока существует капиталистическая мир-экономика. Однако долгое время сохранялась иллюзия возможности национального развития. В отдельные периоды некоторые развивающиеся страны могли пользоваться благоприятными для себя колебаниями мировой экономической конъюнктуры.

Игра под названием «холодная война» продолжалось до тех пор, пока основные игроки – СССР и США – сохраняли к ней интерес и могли ее продолжать. Со временем интерес стал угасать, а возможности для ее ведения уменьшаться. США утратили роль безоговорочного экономического лидера в рамках ядра мир – системы, следовательно, утратили возможность реально контролировать своих ближайших союзников, поэтому потеряла смысл и затеянная с целью оправдания такого контроля игра. Советский Союз исчерпал ресурсы для продолжения этой игры, поскольку его неэффективная экономика не выдерживала ни бремени гонки вооружений, ни бремени поддержки многочисленных друзей и союзников по всему миру. В итоге по взаимному согласию США и СССР холодную войну прекратили.

Вопреки распространенному мнению, в частности высказывавшемуся З. Бжезинским, окончание холодной войны не означало победу США и наступления PaxAmericana, а, наоборот, означало конец эпохи американской гегемонии и лидерства. Окончание холодной войны не стало «концом истории» как некого «золотого века» человечества, а привело к обострению старых и появлению новых конфликтов. В отличие от С. Хантингтона причины грядущих конфликтов Валлерстайн видит не в цивилизационных, а в экономических факторах. Так, он полагает, что уже в начале XXI века можно ожидать вызовов и даже прямых нападений государств маргинализированного, бедного и отсталого Юга на богатый Север, а также захватнических войн между самими государствами Юга, может быть, и с применением ядерного оружия. Но самая главная угроза, которая может исходить от периферии по отношению к ядру мир-системы, – массовая миграция населения с Юга на Север.

Представления К. Маркса о том, что целью пролетариата является уничтожение капитализма, по мнению Валлерстайн, не соответствует современным условиям. В конце ХХ в. Под пролетариатом в рамках мир-системы следует понимать все население стран периферии. В предшествующие десятилетия в третьем мире сохранялись надежды на лучшее будущее, но с окончанием холодной войны эти надежды рухнули. Большинство стран Юга утратило свое прежнее стратегическое значение, а в экономическом отношении они отодвигаются еще дальше на периферию мирового хозяйства. Большинство инвестиций в рамках мир-экономики будут направляться в Китай, отчасти в Россию и восточноевропейские страны. Положение большинства периферийных стран будет только ухудшаться.

Обозримое будущее, по крайней мере до средины ХХIв., Валлерстайн видит в мрачных тонах: конфликты, кризисы на периферии в центре мир-системы неизбежны, пока существует капиталистическая мир-экономика.

Общий прогноз И. Валлерстайна относительно перспектив России далек как от крайнего оптимизма, так и от чрезмерного пессимизма. В ответах на вопросы российского журнала «Свободная мыслб» он говорил: «Я убежден, что Россия, как всегда, усилия ее будут полууспешны. Завтра (то есть в последующие 20–90 лет) вам предстоят не катастрофа и не процветание, а обычная для России ухабистая история»[33] .

При всей оригинальности и даже экстравагантности взглядов И. Валлерстайна некоторые его выводы заслуживают внимания. Прежде всего это анализ последствий глобализации для развитых и развивающихся стран. Отдельные элементы противостояния США и Европейским Союзом, возможность которого прогнозировал ученый, можно наблюдать уже сегодня, хотя абсолютизировать противостояние между двумя центрами современной мировой политики и экономики было бы неверно. Однако подтвердить или опровергнуть идеи, выводы и оценки перспектив мирового развития после окончания холодной войны, сделанные Валлерстайном, так же как и Ф. Фукуямой, С. Хантингтоном, З. Бжезинским, может только будущее. Изменения, происшедшие в мире за последние десятилетия, столь масштабны и глубоки, что для адекватного их осмысления и объяснения политической науке потребуется, очевидно, еще немало времени.

2. Основные тенденции развития российско–американских отношений

2.1 Холодная осень 2008 года в российско-американских отношениях

В августе 2008 года по упрощенным представлениям о безусловном доминировании США в современном мире как единственной сверхдержавы был нанесен удар. И хотя сегодня американскую элиту заботят более чувствительные проблемы, чем положение в Закавказье, – мировой финансово-экономический кризис, ситуация в Ираке и т.д., – в Вашингтоне явно хотели преподать Москве урок и заставить ее отступить от прочерченных «красных линий». Среди обсуждаемых сценариев нет лишь варианта углубления сотрудничества, и приход к власти Б. Обамы, ничего принципиально не меняет в этом раскладе.

Рассуждая о перспективах миропорядка, околоправительственные аналитики в США и России (например, Р. Кейган и В. Никонов) оперируют, по сути, идентичной терминологией. Но при этом умудряются приходить к таким разным, если не сказать противоположным, выводам и вкладывать в интерпретацию понятий столь различные смыслы, что впору говорить не о «ценностном», а о «дискурсивном» разрыве между российской и американской политической элитами. «Да, США остаются единственной сверхдержавой, но далеко не единственной державой. Они не в состоянии справиться со всеми вызовами, а тем более со всеми вызовами сразу», – утверждает В. Никонов, акцентируя крах западноцентризма и крушение однополярного мира[34] . «Пока Соединенные Штаты остаются в центре мировой экономики и продолжают быть сильнейшей державой в военном отношении и первым из апостолов самой популярной политической философии в мире, пока американская общественность продолжает поддерживать идею американского доминирования – что она последовательно делает уже шесть десятилетий – и пока потенциальные соперники вызывают у своих соседей скорее страх, чем сочувствие, структура международной системы будет оставаться прежней: одна сверхдержава и ряд великих держав», – отмечает Р. Кейган [35] , упирая на сохранение особой роли американской сверхдержавы в мире как «шерифа по приглашению».

Различия в восприятии ситуаций между российскими и американскими политиками, между представителями аналитического сообщества двух стран существовали всегда [36] . Однако только развитие конфликта в Закавказье в августе 2008 г. выявило всю глубину существующих противоречий между Москвой и Вашингтоном.

И в Вашингтоне, и в Москве события в Закавказье большинством политического класса и аналитического сообщества были восприняты в качестве удара по существующей системе международной безопасности, своеобразного рубежа, создающего новую систему координат в региональной (на евразийском пространстве) и мировой политике. Однако на этом сходство в оценках, пожалуй, и заканчивается.

Для США закавказские события стали примером дестабилизации ситуации в одном из важных для них (с точки зрения обеспечения энергетической безопасности) регионов мира в результате непрогнозировавшихся внесистемных действий возрождающей свой военный потенциал и политическое влияние региональной державы (России). Отсюда однозначное осуждение американской элитой агрессивных действий России по изменению сложившегося баланса сил на Кавказе.

До кризиса в Закавказье позиция Москвы американским политическим классом вообще не принималась всерьез. «Оранжевый триумфализм» на Западе, последовавший за сменами режимов в Грузии и на Украине, рассматривал падение влияния России на постсоветском пространстве как необратимое. В сложившейся в 1990-х годах системе политических координат Россия лишь обозначала некие «красные линии», за которые ни при каких обстоятельствах не должны были заступать оппоненты, но не имела ни ресурсов, ни политической воли для реального противодействия не устраивавшим ее политическое руководство решениям. В самый критический момент, после лавины угроз и жестких заявлений, российское руководство действовало по хорошо просчитываемому алгоритму «ответственного поведения», т.е. не реагировало никак. Поэтому все «красные линии», которые Москва время от времени прочерчивала на политической карте мира, вашингтонскими стратегами попросту игнорировались. Имела место явная переоценка «эластичности» и уступчивости российской элиты, ее неспособности проявить политическую волю и действовать самостоятельно. Кроме того, в США полагали, что российское руководство последовательно проводит на постсоветском пространстве политику «поддержания статус кво», тем самым минимальными средствами добиваясь сохранения собственной территориальной целостности, а также доминирования над энергетическими ресурсами на территории бывшего СССР, но политическая инициатива в регионе прочно принадлежит Вашингтону.

В августе 2008 года по этим упрощенным представлениям был нанесен смертельный удар. И они сменились другими, не менее одномерными и упрощенными: аналитики хором заговорили о том, что Москва якобы выступает против складывающегося не в ее пользу статус кво, стремясь вернуть утерянные после распада Советского Союза геополитические позиции. Россия стала рассматриваться в качестве ревизионистской державы №1 в мире. Позиции авторов различаются в основном оценками степени «ревизионизма» нового русского империализма. Будет ли он носить всеобъемлющий характер и выльется ли в стратегию восстановления прямого имперского контроля (отсюда – паника по поводу якобы грядущего сценария силового отторжения Россией Крыма, а возможно, и Восточной Украины), либо ограничится демонстрацией силы в Грузии и попытками использовать эффект от успешного применения вооруженных сил для мягкого восстановления своей сферы влияния в Центральной Азии, на Кавказе и в Восточной Европе. В любом случае действия России были восприняты как вызов и даже угроза, на которые Америка не может не дать ответа.

В преддверии выборов в США дебаты перешли из проторенного еще в предвыборные кампании 2000 и 2004 года русла обсуждения проблемы «кто потерял Россию» в новую плоскость и новое качество: как сдержать Россию в ее очевидно враждебных американским интересам намерениях.

Еще в августе госсекретарь США К. Райс утверждала, что Вашингтон не позволит России реализовать свои стратегические цели [37] , а президент Дж. Буш заявил, что «Россия должна заплатить за свое ужасающее поведение». Позиция кандидата на президентское кресло от демократической партии не сулило существенного смягчения американской позиции и после смены караула в Белом доме. Представители американской политической элиты демонстрируют в отношении политики России на Кавказе бипартийную и практически консенсусную позицию. Ошибки, допущенные не только администрацией Буша-младшего, но и всем американским политическим классом при формировании российского вектора американской политики начиная с 1990-х годов, в общем, признаются. Только выводы вряд ли окажутся обнадеживающими для Москвы. По мнению ряда западных экспертов, в частности, известного американского аналитика М. Манделбаума, внешнеполитические ведомства Клинтона и Буша исходили из двух ложных предпосылок. Одна из них заключалась в том, что Россия по определению агрессивна и окончание «холодной войны» ничего в этом смысле не меняет, а потому следует продвинуть военный альянс до самых ее границ. «При всей ханжеской болтовне о роли НАТО в распространении демократии, единственная логическая основа для расширения блока – это тезис об извечной агрессивности России, особенно если учесть, что русским недвусмысленно дали понять: для них дверь в эту организацию закрыта». И вторая ложная предпосылка, по Манделбауму, – Россия никогда уже не усилится настолько, чтобы представлять угрозу для любой из стран НАТО. «Оба эти допущения оказались ошибочными».

Развитие ситуации 7–8 августа вокруг Южной Осетии привело к очевидному «кризису доверия» Москвы в отношении американской элиты. Как отметил в своем интервью CNN 28 августа глава правительства России В. Путин, после того как грузинское руководство развязало масштабные боевые действия в районе Цхинвали и по всей территории Южной Осетии, российские власти обратились к американской стороне с призывом унять распоясавшегося «клиента». В. Путин говорил об этом в Пекине при личной встрече с Дж. Бушем. Однако, несмотря на заверения последнего, что «война никому не нужна», реально ничего для предотвращения эскалации конфликта сделано не было. В международных организациях (в частности, ООН) попытки России инициировать быструю реакцию на события в Грузии также были заблокированы США и их западными союзниками. Действия США напоминали их поведение накануне и в ходе Шестидневной войны 1967 г. на Ближнем Востоке. Тогда Вашингтон также публично призывал к сдержанности и сохранению мира, но фактически дал «зеленый свет» Израилю на эскалацию конфликта.

У российского руководства сложилось неприятное впечатление, что его пытаются поставить перед свершившимся фактом. Это впечатление было вдвойне неприятным в связи с тем обстоятельством, что в Москве рассматривали подписанную в марте 2008 г. Сочинскую декларацию о принципах взаимоотношений с США как некую фиксацию существующего положения вещей в двусторонних отношениях, как документ, обеспечивающий преемственность партнерского курса и политическую паузу до смены власти в Белом доме. Уверения американских официальных лиц, что они были «не в курсе» происходящих событий, не вызвали особого доверия. И в самом деле – роль американцев в современной Грузии наводит на совершенно иные умозаключения. Прежде всего, на самом деле М. Саакашвили не является столь уж самостоятельным и «неуправляемым» националистом, как утверждает кое-кто на Западе. Соединенные Штаты на протяжении многих лет патронировали молодого грузинского лидера, вооружали и обучали его профессиональную армию, основали самое большое американское посольство в регионе с целью превращения его в центр американского влияния на Кавказе и т.д. Американские войска с июля 2008 года практически непрерывно проводили совместные маневры на территории Грузии. Поверить после этого в «непредсказуемость» и «неуправляемость» Саакашвили довольно сложно. Отсюда – ужесточение официальной риторики, инвективы в адрес американского экспансионизма и изжившей себя однополярности со стороны президента РФ Д. Медведева.

Возникла своего рода патовая ситуация. США не в состоянии в краткосрочной перспективе заставить Россию изменить политическую линию. Они не имеют для этого рычагов воздействия на российскую элиту и ситуацию в России, а с недавних пор серьезно ограничены и в ресурсном плане. Но и Российская Федерация не может навязать другим участникам свои правила поведения.

На самом деле возникшее противостояние носит отнюдь не ситуативный, а системный характер. И может оказаться достаточно продолжительным по времени.

С момента окончания холодной войны и до сегодняшнего дня Соединенными Штатами формировались правила игры в мировой политике, определялись границы допустимого в международной практике, осуществлялись регулирующие действия в отношении стран, которые уклоняются от следования новым нормам и правилам поведения. Способность навязать другим комфортные для лидера правила игры и возможность по ходу дела поменять либо реинтерпретировать эти правила выступают функциональным эквивалентом «права сильного» и являются частью того, что принято ныне называть «программирующим лидерством» США в современном мире.

Любое публичное выступление, акцентирующее несостоятельность американского лидерства (речь В. Путина в Мюнхене, например) неизбежно воспринимается американской элитой как вызов. А независимая политика и тем более нанесение военного поражения проамериканскому режиму – как «оскорбление действием».

Ситуация в Вашингтоне на сегодняшний день не слишком благоприятствует независимой политике Москвы. Сторонники жесткой линии (и из лагеря республиканцев, вроде Р. Кейгана, Р. Краутхамера, и из стана демократов – З. Бжезинский, Р. Холбрук и др.) берут курс на «сдерживание» России, заявляя, что следует изменить прежнее отношение США к Москве, в рамках которого она рассматривалась в качестве союзника в вопросах глобальной безопасности. В их интерпретации Россию следует рассматривать как потенциального противника, не внушающего доверия. Одновременно они старались преуменьшить значение резкого похолодания в отношениях с Россией после августовских событий 2008 года. С их точки зрения, Соединенные Штаты могут столкнуться с гораздо более серьезными вызовами, если не задумаются над тем, как «адекватно» ответить России, активно поддержав своих восточноевропейских союзников.

Сторонники возобновления политики «сдерживания» утверждают, что сегодняшняя Россия значительно слабее, чем Советский Союз в период холодной войны. Американцы рассматривают Россию, несмотря на ее нефтяные доходы, как страну, по-прежнему находящуюся в упадке и одолеваемую множеством проблем. У Российской Федерации нет реальных союзников на международной арене. Москва не опирается на универсальную идеологию, которая помогла бы ей найти сторонников в разных странах мира. Российская армия не способна поддерживать паритет с США и их союзниками, в том числе из-за возросшего экономического и технологического отставания России от государств НАТО. Отсюда сторонники новой холодной войны делают вывод о неизбежности «победы» Запада в случае фронтального противостояния с Россией.

Ситуация кажется такой острой еще и потому, что возможности взаимного торга и компромиссов (то, на чем настаивают не только московские политики, но и американские сторонники классического реализма – Н. Гвоздев, Д. Саймс, Р. Блеквилл и другие далекие от принятия реальных политических решений аналитики) оказались крайне ограниченными в силу существующей разницы восприятия сторонами мировой политики в целом.

На протяжении последних 10 лет Россия постепенно наращивала экономические возможности и политическое влияние. Усилившаяся экономическая дееспособность страны предопределила возрождение ее политической самостоятельности. И это не могло не сказаться на представлениях отечественной элиты о месте России в мире. Российский политический класс неосознанно придерживался до последнего времени поведения, которое можно описать в терминах классического реализма или даже «оборонительного» варианта реалистской теории (defensive realism). РФ особенно не «высовывалась», но время от времени с несколько нарочитой многозначительностью давала понять, что обладает определенными рычагами влияния в разных частях мира (иногда она даже демонстративно акцентировала их наличие – например, поставляя оружие в Венесуэлу и другие проблемные, с точки зрения Вашингтона, страны). Однако с помощью подобных инструментов и посредством создания соответствующих информационных поводов Россия добивалась учета своих жизненных интересов в Евразии. Российское руководство ведет международные дела в стиле старой доброй realpolitik (той, что американцы устами уходящего госсекретаря К. Райс именуют «политикой XIX века») и, в сущности, всегда готово к торгу и разумным копромиссам, подразумевающим размен периферийных интересов на жизненно важные. Нежелание США идти на какие-либо компромиссы, поступиться даже своими второстепенными, с точки зрения Москвы, интересами на постсоветском пространстве или игнорирование возможностей достижения поставленных целей с учетом «законных» интересов России выступает в этой связи острым раздражителем для российской элиты.

Кроме того, Россия стремится попасть в закрытый клуб мировых держав, вырабатывающих правила игры на международной арене, определяющих действия глобальных финансовых институтов и функционирование систем безопасности. Вашингтон же на протяжении последних 15 лет наглядно демонстрирует отсутствие внятной инклюзивной стратегии в отношении России, сопротивляется ее эффективному участию в подобных институтах или пытается девальвировать значение тех из них (ООН, например), где Россия играет ведущую роль.

Из Вашингтона мир видится в совершенно иной системе координат. У Соединенных Штатов нет ни одного конкурента ни по одному из значимых параметров могущества. Никогда еще не существовала система суверенных государств, в которой одна страна располагала бы такой степенью превосходства. США, с их точки зрения, являются естественным лидером и единственной доминирующей сверхдержавой современного мира. Их интересы глобальны. Те регионы и страны, которые кажутся Москве глубоко периферийными и абсолютно второстепенными для Соединенных Штатов, с точки зрения Вашингтона выступают необходимым элементом «глобального управления» и «американского лидерства». В результате в геополитическом плане вся планета становится зоной жизненных интересов Америки. А попытка России сыграть «несистемно», навязать свои правила игры хотя бы на постсоветском пространстве, расшатывает американское глобальное доминирование и автоматически вызывает противодействие. Россия воспринимается на данном этапе не как партнер в решении проблемы международной безопасности, а как часть этой проблемы.

Пока западные аналитики бьются над вопросами, насколько сильна Россия и каковы ее цели, предполагает ли стратегия российского руководства конфронтацию с Западом и есть ли у него вообще стратегия, политики начинают действовать. В последнее время в политических и экспертных кругах все популярнее становится точка зрения, согласно которой август 2008 г. и события на Кавказе могут стать новым поворотным моментом в истории взаимоотношений России со странами Запада. Идея «стратегического партнерства» с США провалилась. Помимо тактических разногласий и ценностных различий (на это традиционно напирают западные наблюдатели и политики) есть стратегическая проблема, которая жестко разделяет Россию: будущее «постсоветского пространства». США будут делать все возможное для поддержания его в «разрыхленном» состоянии – состоянии «геополитического плюрализма», либо даже (в варианте игры на обострение) вовлекать его в собственную сферу влияния (через подключение соответствующих стран к НАТО). Россия будет пытаться его консолидировать под своим контролем. Хотя бы потому, что это является одним из условий ее успешной модернизации и развития.

Понимают это и в Вашингтоне. Неотъемлемой частью современной американской стратегии является установка на недопущение формирования в мире peer power (равной силы). Имеется в виду прежде всего военная сила, способная сравниться с американской. Но не только. Очевидно, что именно эта установка определяет многие шаги Вашингтона в военной и военно-политической области.

Российская попытка продемонстрировать Западу, что она играет по их же предложенным правилам (по Косовскому прецеденту, например, или исходя из доктрины «империализма прав человека» – определение Р. Скидельски в отношении политики администрации Б. Клинтона) была заранее обречена на провал – в постбиполярном мире одним из немногих реально действующих принципов организации является принцип «избирательной легитимности» действий политических акторов. И поскольку активность России не только не содействовала американским планам, но и существенно подорвала позиции Вашингтона на Кавказе, в число «избранных» ни мотивация, ни действия российского руководства не попадали по определению.

Понятно стремление части российского экспертного сообщества и нашей политической элиты поскорее преодолеть последствия кризиса. Полный разрыв со странами Запада или даже серьезное осложнение отношений с ними совершенно не входит в их планы. Отсюда избыточный алармизм ряда российских экспертов по поводу кризиса августа 2008 года: «останется ли он изолированным эпизодом на постсоветском пространстве и в отношениях России и Запада? Это возможно, если их удастся достаточно быстро «отремонтировать» на новой основе более уважительного отношения НАТО к заявленным российским интересам – и более конкретного и реалистического формулирования таких интересов с российской стороны. Или же события вокруг Южной Осетии – это первая ласточка новой фазы распада советской империи – отныне по югославской модели» [38] . Но события в Южной Осетии очевидно продемонстрировали и новое качество американской политики на постсоветском пространстве. Если ранее можно было говорить о благотворном, стабилизирующем влиянии Вашингтона на развитие ситуации на Кавказе, то теперь даже для проамерикански настроенных сил стало очевидно, что не все здесь так однозначно. Вашингтон активно вмешался в здешние события, сделав ставку на лояльные режимы. Но у США нет возможностей ни держать их на «коротком поводке», ни полноценно выступить в их защиту при обострении. Соединенные Штаты не могут и устраниться – слишком много роздано авансов. Все это впервые столь откровенно делает американское присутствие дестабилизирующим фактором. И это дает России политические козыри. Важно их правильно разыграть.

На самом деле кризис лишь обнажил давно копившиеся серьезные противоречия во взаимоотношениях России со странами Запада, вскрыл глубокое недоверие сторон, обнаружил очевидное непонимание мотивов поведения и действий друг друга. Он действительно поставил в повестку дня вопрос о, мягко говоря, несовершенстве современной архитектуры безопасности на европейском континенте.

Москва высоко подняла ставки. Конфликт в Закавказье видится из России как рубеж, за которым необходим поиск новых ответов на вызовы безопасности. Или Россия строит единую Европу безопасности и сотрудничества – или постепенно скатывается к философии и стратегии взаимного сдерживания. Еще до кризиса на Кавказе, во время визита в Германию президент Д. Медведев предложил разработать и заключить юридически обязывающий Договор о европейской безопасности. Понимание глубоких причин нынешнего кризиса, а также необходимости поиска взаимных компромиссов могут привлечь к российской идее общеевропейской системы безопасности новых сторонников.

Кризис августа 2008 года выявил на Западе две полярные точки зрения. Одна из них состоит в том, что расширение НАТО на постсоветское пространство вопреки позиции России порождает опасные конфликты и должно быть отложено, а сотрудничество должно развиваться. Другая – что такое расширение необходимо ускорить, чтобы помешать Москве силой подчинять соседние страны и возрождать традиционную стратегию «российского империализма». Если в Европе по этому поводу разворачиваются острые дебаты, то в Вашингтоне явно превалирует последняя точка зрения. Кое-кто уверен даже, что именно НАТО оказалось настоящим победителем кавказской войны: после двух десятилетий без сколько-нибудь ясной миссии организации удалось вернуться к прежней цели, состоящей в защите своих членов от потенциальных агрессоров.

Российско-американские отношения вступили в один из самых сложных периодов за всю их историю. Август стал в определенном смысле водоразделом, четко обозначившим объективные ограничения в развитии сотрудничества между странами и различия в подходах к восприятию и интерпретации тех или иных конфликтных ситуаций на международной арене. Москва намерена закрепиться на завоеванных в ходе конфликта позициях, а Вашингтон – дезавуировать военный успех России. Пока полемика носит символический характер и стороны воздерживаются от реальных «ударов» по позициям друг друга. Но вечно так продолжаться не может. В Вашингтоне идут разговоры о нескольких возможных сценариях развития взаимоотношений с Россией: об «избирательном взаимодействии» (пока что сосредоточиться на тех областях, где США действительно могут сотрудничать с Россией, но при этом неуклонно продвигать свои интересы во всех прочих сферах), о «сдерживании» Москвы или даже ее «изоляции» на мировой арене.

После восьми лет пребывания у власти Дж. Буша (и очевидно провального его второго президентского срока) Америку, конечно, ждет период существенной корректировки внешнеполитического курса. Изменение ситуации в мире не может не оказать влияния на развитие американского политического мышления и стиля американского лидерства. С высокой степенью вероятности можно прогнозировать большую прагматичность действий администрации, большую склонность к кооперации с союзниками. Но на российском направлении изменения могут коснуться лишь контроля над вооружениями. В главном – противоречиях на постсоветском пространстве, расширении НАТО и т.д. – Обама, даже при желании поиска компромисса, не сможет «поступиться принципами». Наоборот, он вынужден будет (в том числе по внутриполитическим причинам) демонстрировать жесткость в отстаивании американского видения будущего Евразии.

Как только новый президент США обживется в Белом доме, Соединенные Штаты приступят к формулированию стратегии в отношении России. Учитывая настоящую «обамоманию» на европейском континенте и стремление американского политического истэблишмента восстановить пошатнувшуюся было во время второго срока президентства Дж. Буша трансатлантическую солидарность, делать это американцы будут с активным вовлечением в свои планы европейских союзников.

Казалось бы, кризис, способствовавший обвалу на российском фондовом рынке и резкому ухудшению финансовых и экономических показателей страны, может осложнить работу по формированию и осуществлению внешнеполитической стратегии. Как ни парадоксально, в сложившейся ситуации мировой турбулентности, роста глобальных рисков и общей неопределенности у России как государства и у российской политической и интеллектуальной элиты возникают дополнительные шансы позитивного глобального позиционирования. Место страны в формирующемся миропорядке во многом будет зависеть от того, насколько успешно Россия преодолеет последствия мирового финансового и экономического кризиса, насколько активно и продуктивно сможет российская элита включиться в назревшую дискуссию о новых международных режимах и вообще об универсальных правилах игры в мировой политике, реалистически отдавая себе отчет в том, что международное право – это не свод несокрушимых догм, а эволюционирующий набор конвенциональных норм и принципов, и задача не в сохранении их музейной неприкосновенности, а в недопущении модификации в неприемлемом для России духе.

2.2 «Перезагрузка» российско-американских отношений: проблемы и перспективы

Новая вашингтонская администрация находится в отношении Москвы на политическом распутье. У США в запасе две возможные стратегии: «сдерживание» России и ее привлечение к партнерству. Похоже, команда Б. Обамы еще не определилась с генеральной линией на российском направлении и пока пытается дозированно практиковать оба варианта. Но на фоне колоссального объема негатива, накопившегося в отношениях двух стран за последние годы, даже простая демонстрация готовности к взаимодействию выглядит хорошим знаком.

Если мы попытаемся окинуть мысленным взором путь эволюции внешней политики современной России, то легко обнаружим определенную закономерность или, точнее, цикличность в отношениях с Соединенными Штатами. Два совершенно разных в личностном и поведенческом плане президента (Б. Ельцин и В. Путин) [39] , совершенно разные внутри- и внешнеполитические контексты их функционирования – а основные тренды в эволюции российско-американских отношений весьма схожи.

На первом этапе первого срока своего президентства и Б. Ельцин, и В. Путин предпринимали серьезные усилия для максимального сближения сторон, формирования некоего «привилегированного партнерства», а то и союзничества стран. Это был период «больших авансов», которые Россия в том и в другом случае выдавала США в надежде на учет ее собственных преференций на постсоветском пространстве и на «равноправное партнерство» с Вашингтоном, в расчете на приобщение к клубу стран, причастных к разработке правил игры в современной мировой политике.

Однако фаза «стремительного сближения» быстро сходила на нет. Американцы неохотно шли на размены, точнее говоря, не шли вовсе. Россия рассматривалась Вашингтоном как побежденная страна, в сущности не имеющая права голоса и места за столиком, где ведется большая политическая игра. Кроме того, так уж исторически сложилось (во всяком случае, в послевоенный период), что США не знали в последние десятилетия партнерства на равных. Партнерство в американском понимании – это всегда отношения ведущего (Вашингтона) и ведомого. И никак иначе. Ну и потом, у США явно отсутствовала инклюзивная стратегия в отношении России. И в результате через несколько лет настойчивых попыток и односторонних уступок Москвы, которые охотно клались американцами в карман, после чего о них быстро забывали, российские президенты меняли тон и политические интонации в диалоге с Белым домом.

В силу этого и ввиду очевидного несовпадения национальных интересов сторон на постсоветском пространстве, наступал период «двухплоскостной» внешней политики России. На декларативном уровне Москва имитировала политику глобального оппонента, своего рода «неугрожающего противовеса» Соединенным Штатам, а в реальности – продолжала действовать в качестве американского партнера. Хотя, конечно же, партнера своеобразного: более упрямого, раздражительного и своенравного, чем это характерно, скажем, для Британии или Канады. Подобного рода характеристики официальной российской политики позволили даже заговорить о возникновении феномена «русского голлизма».

Постепенно однако многовекторность политических ориентаций (всевозможные треугольники и иные политические конфигурации вроде Москва-Дели-Пекин), жесткая риторика и игра в политическую самостоятельность эволюционировали из фигуры речи и одного из элементов (причем отнюдь не основного) политического дискурса в реальную трансформацию политического курса. А заканчивалось все и вовсе достаточно скандальными, воинственными или весьма жесткими заявлениями (символические образы – Б. Ельцин в окружении генералов у карты Косова в период Косовского кризиса 1999 г. или В. Путин на конференции в Мюнхене в 2007 г.) и глубокой неудовлетворенностью отечественного политического класса «беспринципным» и «наглым» поведением американского истэблишмента.

В сущности можно было прогнозировать повторение подобного политического цикла и для президентства Д. Медведева. Политические сигналы, следовавшие из Кремля, определенно давали к этому основания. В Москве рассчитывали на «потепление» в отношениях с Вашингтоном за счет либерального имиджа и большей гибкости нового российского президента. Так что отношения должны были развиваться по давно проторенному руслу. Можно было ожидать новых широких, но бесперспективных международных инициатив Москвы, новых реальных уступок с российской стороны взамен достаточно эфемерных обещаний снять некоторые из существующих барьеров и ограничений, а затем с неизбежностью – и новых разочарований. Все это было бы несколько мелодраматично, но вполне предсказуемо. Однако очередной политический цикл оказался прерван в августе 2008 г., и отнюдь не по российской инициативе, в связи с событиями в Закавказье. С этого момента стало ясно, что развитие отношений Россия-США пойдет уже по несколько иной траектории и даже, возможно, по принципиально иному пути. Сами эти отношения могут стать лучше или хуже, чем ранее, но они уже не будут такими, как в последние 15 лет.

Неожиданно твердое проявление российскими лидерами воли и дозированное применение силы на Кавказе оказали отрезвляющее воздействие на западных политиков. С приходом новой американской администрации складывается впечатление, что паруса российско-американских отношений понемногу наполняются ветром перемен. Очевидно меняется тональность высказываний политических деятелей двух стран. Американские официальные лица демонстрируют готовность обсуждать с Москвой актуальные темы мировой политики. Вице-президент Дж. Байден заявляет в феврале на Мюнхенской конференции по безопасности о «перезагрузке» российско-американских отношений. Ему в несколько театрализованной манере вторит госсекретарь Х. Клинтон. Б. Обама проводит «установочные» переговоры с Д. Медведевым в Лондоне в рамках саммита Большой двадцатки и принимает решение об официальном визите в Москву в июле 2009 г., публично демонстрируя внимание администрации к российскому направлению политики. На экспертном уровне возобновляются обсуждения проблематики сокращения вооружений и выражается сдержанный оптимизм по поводу перспектив подписания нового всеобъемлющего соглашения по сокращению стратегических наступательных вооружений. Однако оптимизм и даже элементы эйфории, свойственные ряду экспертных оценок, являются лишь свидетельством того, в какой глубокой яме оказались отношения России и США летом-осенью 2008 г.

Сегодня, когда аналитики озабочены особенностями протекания глобального экономического кризиса и мы по несколько раз на дню слышим оптимистические уверения в том, что падение достигло, наконец, дна и ситуация будет меняться к лучшему, аналогия с положением дел в российско-американских отношениях напрашивается сама собой. Описывая состояние российско-американских отношений и дискуссии по поводу их перспектив, трудно отделаться от образного ряда старого анекдота – по мнению пессимистов, хуже уже быть просто не может, российские отношения лежат пластом «на политическом дне» и рано или поздно они будут обречены на некоторое их улучшение; однако по заверениям оптимистов еще есть значительные резервы – для дальнейшего ухудшения ситуации.

Мировой финансовый кризис в его начальной фазе выступил своего рода «универсальным примирителем» и умерил амбиции российской и американской политических элит. Фактически именно глобальный кризис остудил горячие головы по обе стороны Атлантики и продемонстрировал значительную меру взаимозависимости. Особенно очевидно это стало российской элите. Со слов В. Путина в Давосе, все находились в одной лодке. И хотя, судя по интонациям российских официальных лиц, Россия чувствовала себя в этой лодке как каторжник, прикованный к галере, с реальностью приходится считаться. Как приходится считаться новой американской администрации с реалиями, отчетливо проявившимися еще до окончания глобального экономического кризиса, – сужением ресурсной базы, подрывом всеобщей почти слепой веры в мире в исключительность американской экономической и политической модели (и соответственно эрозии американского влияния), – и с наличием целого букета внутренних и внешнеполитических проблем, доставшихся в наследство от Дж. Буша младшего.?

Победа Б. Обамы на президентских выборах на фоне глобального мирового кризиса и неизбежных по его окончании крупных геополитических и геоэкономических подвижек дает неплохой шанс на трансформацию или, по крайней мере, вывод из тупика российско-американских отношений. Пока новая администрация США наиболее плотно занимается экономическим кризисом и беспрецедентным (на уровне 1,2 трлн. долл.) дефицитом бюджета. На данный момент довольно сложно говорить о наличии у новой администрации какой-то большой политической стратегии. Ну и главное – в центре его внимания наследие предыдущей администрации. Обама занимается скорее экстренным реагированием на ситуацию в Ираке и Афганистане и поиском ответа на угрозу распространения ядерного оружия.

С приходом новой администрации и развитием кризиса прогнозируемо изменилась сама тональность выступлений американского политического истэблишмента. Администрация демонстрирует приверженность диалогу, взаимодействию с партнерами и союзниками. Уходит в прошлое неумеренный идеологический запал при формулировании целей внешней политики. В частности, перемены заметны в стилистике отношений с Китаем: госсекретарь Х. Клинтон предостерегает против использования болезненной темы прав человека для создания помех решению важных политических и экономических вопросов (хотя эта точка зрения тут же подверглась довольно жесткой критике в США за отступление от «традиционных принципов» американской внешней политики, базирующейся на идеях «распространения демократии» по всему миру). Месседж остальному миру довольно недвусмысленно дает понять, что США безусловно стремятся остаться мировым лидером, но хотят наладить более тесное взаимодействие с партнерами. Крайним проявлениям силового унилатерализма образца начала XXI в., похоже, действительно приходит конец.

Изменения военно-политической стратегии выстраданы негативным опытом последних 5 лет войны в Ираке и Афганистане. В этой связи министр обороны США Р. Гейтс отметил: «Нам следует с недоверием относиться к идеалистическим, триумфалистским либо этноцентричным представлениям о будущем военном противостоянии, которые не учитывают уродливую действительность и противоестественность войны. Некоторые идеалисты воображают, что можно запугать и шокировать неприятеля, тем самым вынудив его к сдаче и избежав утомительного преследования войск противника от дома к дому, от квартала к кварталу, от одной высоты к другой. Как сказал генерал Уильям Шерман, «любая попытка сделать войну легкой и безопасной закончится унижением и катастрофой»» [40] . Таким образом, период, когда США были настроены вести высокотехнологические дистанционные войны, опираясь на свою колоссальную, избыточную военную мощь и явное техническое превосходство, по всей видимости, заканчивается. Параллельно убывает если не решимость применять силу, то, по крайней мере, неизменная тяга представителей американского политического истэблишмента к неограниченному и одностороннему использованию силы. Америка вынужденно вступает в эпоху «smart power», умного сочетания «мягкой» и «жесткой» силы, опоры на изощренную дипломатию (априори учитывающую позиции союзников и партнеров США на международной арене) и на восстановление американского идейного (а не идеологизированного, как в начале XXI в.) влияния в мире.

С появлением Б. Обамы в Белом доме связаны, пожалуй, беспрецедентные ожидания позитивных перемен, причем не только в Америке, но и во всем мире. Психологически и даже политически этот общий тренд легко объясним. Смена администрации лидирующей мировой державы – всегда определенный шанс для улучшения двусторонних отношений и трансформации мировой политики. Тем более что пришедшие к власти в Вашингтоне демократы не связаны обязательствами с крайне непопулярной администрацией Дж. Буша – они сами критиковали республиканцев по целому ряду вопросов внутренней и внешней политики и победили под лозунгом обновления. При этом необходимо сохранять трезвую голову и помнить, что американская политическая машина довольно инерционна. И Обаме, безусловно, придется оглядываться на республиканцев в Конгрессе и на влиятельные группировки в Вашингтоне. В данном контексте завышенные ожидания едва ли оправданы. Чтобы соответствовать им, Обаме нужно будет буквально революционизировать различные стороны жизни американского общества и кардинально изменить внешнюю политику США. Пока трудно ожидать этого от такого прагматичного, эластичного и вынужденно озабоченного главным образом поддержанием политических альянсов и сложными внутренними проблемами политика, как Б. Обама.

Дело в том, что американский президент при всем колоссальном объеме полномочий, не является выборным абсолютным монархом. Его прерогативы, в т.ч. в сфере международных отношений, серьезно ограничены Конгрессом, с характерными для него группами интересов и отсутствием (в отличие от парламентской британской модели) партийной дисциплины, а отсюда – сложными закулисными маневрами и сделками. Как отмечает ряд аналитиков, первоочередная задача Обамы и его команды – выработать стратегию отношений с Конгрессом США, а вовсе не с Ираном или Северной Кореей.

В противном случае самые многообещающие внешнеполитические инициативы (впрочем, как и внутренние реформаторские намерения) имеют шанс просто увязнуть в Конгрессе. Впрочем, в потоке оценок первых шагов новой администрации часто встречается мнение, что самого драматического развития событий Б. Обаме уже удалось избежать. Многие утверждали, что президент слишком молод и не имеет представления о скрытых пружинах вашингтонской политической кухни. Предрекалось, что молодой и неопытный президент, зарекомендовавший себя блестящим публичным политиком, не справится с бюрократической средой и административной рутиной. Этого не произошло. И хотя Б. Обама демонстрирует склонность к цветистой риторике (которая является частью его политического имиджа и фирменным знаком политического стиля), он успел зарекомендовать себя весьма прагматичным и, при всей своей харизматичности, весьма рациональным политическим лидером.

Вопреки распространяющемуся в Москве мнению, Россия отнюдь не находится в фокусе внимания новой американской администрации, внешняя политика которой вообще пока не сфокусирована в страновом отношении. Очевидный акцент делается разве что на восстановлении подорванных было в президентство Дж. Буша младшего отношений со странами ЕС и партнерами по НАТО и на доставшихся по наследству от предыдущей администрации проблемах Большого Ближнего Востока. Некоторая активизация представителей американского политического истэблишмента и аналитического сообщества на российском направлении связана с колоссальным объемом негатива, накопившегося в отношениях двух стран за последние годы.

У перестройки отношений с РФ есть немало противников. Они выдают в американской прессе целый поток комментариев, предсказывающих системный коллапс, который должен вскоре постигнуть Россию из-за падения цен на нефть и финансового краха. Многих в США вдохновляет подобная перспектива. Они полагают, что процесс усиления России прекратился и страна постепенно сваливается в пике, возвращаясь к состоянию благословенных с точки зрения американцев 90-х годов прошлого века. А раз так – нет смысла в поисках компромиссов и в уступках Москве. Надо только переждать год-другой, пока не иссякнут российские валютные резервы, и уже потом заключать сделки (как вариант – вообще отказаться от таковых – поскольку от Москвы уже ничего к этому времени не будет зависеть) по большим политическим вопросам на гораздо более выгодных для американской стороны условиях.

На сегодняшний день воодушевляет прагматизм формирующейся новой команды Б. Обамы (возможно и вынужденный обстоятельствами места и времени – поскольку либеральных интервенционистов в администрации, начиная с госсекретаря Х. Клинтон, хватает). В прагматическом же плане Россия необходима США для решения ряда проблем, которые американская администрация на данный момент считает для себя, в силу обстоятельств, приоритетными. Это – сокращение ядерных арсеналов и нераспространение ОМУ (включая иранскую ядерную программу), а также ситуация в Афганистане (в перспективе, возможно, и в Пакистане). Вопреки распространенной точке зрения, американцы демонстрируют уверенность, что им самим по силам добиться успехов на всех направлениях, но полагают (тут сказывается влияние наконец прорвавшихся в близкий к власти экспертный пул сторонников школы политического реализма), что поддержка (или хотя бы отсутствие помех) со стороны России им для страховки не повредят.

В данном политическом контексте начали проявлять активизм неправительственные организации. Еще в феврале 2009 г. влиятельная американская неправительственная организация «Партнерство за безопасную Америку» (Partnership for a Secure America), членами которой являются представители Республиканской и Демократической партий, ведущие дипломаты, представители структур национальной безопасности, обнародовала список конкретных шагов, которые необходимо предпринять для возобновления отношений между США и Россией. В их числе активизация работы Совета Россия-НАТО, приглашение России к полноценному участию в разработке стратегии коллективной безопасности, что характерно, «начиная с мира и стабильности в Афганистане»; предложение России занять лидирующую позицию в многосторонних переговорах с Ираном с целью остановить обогащение урана; активизация работы по Договору о стратегических наступательных вооружениях [41] .

В марте в Вашингтоне был опубликован 19-страничный доклад «Правильное направление политики США в отношении России», который подготовили члены негосударственной комиссии по политике США в отношении России, бывшие сенаторы Ч. Хейгел и Г. Харт. Доклад Харта-Хейгела нельзя назвать лестным или комплиментарным по отношению к России, как его уже поспешили окрестить отдельные российские комментаторы. Но его авторы действительно разработали чрезвычайно прагматичный подход к отношениям с РФ. Акцент сделан на все тех же наиболее актуальных для администрации вопросах – более активном подключении России к решению афганской и иранской проблем (и шире – вопросов нераспространения ОМУ), сокращении ядерных арсеналов (в том числе, чтобы отвести упреки в несоблюдении 6-й статьи Договора о нераспространении самими Соединенными Штатами и Россией со стороны стран, стремящихся к обладанию ядерным оружием).

За разговорами о назревших переменах в российско-американских отношениях четко просматривается и неизменная политическая линия на поддержание геополитического плюрализма на постсоветском пространстве, что означает поиск новых форм сотрудничества с такими странами, как Грузия и Украина. В докладе ясно говорится: «США должны противостоять любым попыткам России установить сферы влияния в Европе или где-либо в Евразии, включая попытки отказать другим странам в их праве вступления в НАТО или другие организации» [42] . Равно как и твердая политическая поддержка усилий европейцев по диверсификации поставок энергоносителей.

В марте 2009 г. была опубликована и «Ежегодная оценка угроз разведывательным сообществом», в которой Россия напрямую не рассматривается в качестве противника США. В документе изложены лишь те аспекты внешней политики России, которые тревожат Вашингтон. Среди них – развитие отношений Москвы с Китаем, Ираном и Венесуэлой, а также попытки России осуществлять контроль над энергопоставками в Европу и Восточную Азию.

На данный момент очевидно, что Вашингтонская администрация находится в отношении России на политическом распутье. У Вашингтона в рукаве две возможные стратегии в отношении Москвы: сдерживание (containment) или вовлечение в партнерство (engagement). Похоже, администрация Б. Обамы еще не определилась окончательно с генеральной линией на российском направлении и пока пытается дозированно практиковать оба варианта. На фоне событий лета-осени 2008 г. (и свертывания контактов) простая демонстрация готовности к взаимодействию и сотрудничеству уже выглядит хорошим знаком и действительно открывает определенные перспективы восстановления взаимного доверия в областях, представляющих обоюдный интерес (в их числе, прежде всего, ядерное разоружение, сокращение ядерных вооружений в увязке с проблематикой ПРО, борьба с терроризмом и т.д.). Едва ли разумно было бы игнорировать поступающие сигналы и не воспользоваться представившимся шансом для нормализации отношений.

Заключение

Практика современной международной политики сформировала новую, соответствующую реалиям ХХI, а не ХХ в. повестку дня, касающуюся отношений между Россией и США. Важнейшими пунктами этой российско-американской повестки, несомненно, являются: предотвращение распространение ОМП, борьба с международным терроризмом и международной организованной преступностью, а также совместные усилия по укреплению стабильности в Евразии. За последние годы в российско-американских отношениях начала утверждаться модель партнерства. Партнерство означает, что РФ и США строят свои отношения исходя не из идеологических догм (как в годы холодной войны) и не из союзной солидарности (как было бы, если бы они стали союзниками), а из своих национальных интересов. В случае если их интересы совпадают, никакие идейные расхождения более не помешают взаимовыгодному сотрудничеству двух стран (борьба с терроризмом, нераспространение, торговля, технологические обмены). В тех же областях, где позиции двух держав расходятся, они действуют в соответствии со своими национальными интересами, а не с пожеланиями партнера (расширение НАТО, войны против Югославии и Ирака, поставки оружия Китаю и т.д.).

Российско-американские отношения стали гораздо более сбалансированными. Период значительной односторонней зависимости России от американской помощи и поддержки уходит в прошлое, теперь уже США нуждаются в российском содействии и в борьбе с терроризмом, и в предотвращении распространения оружия массового поражения, и в урегулировании ряда локальных конфликтов. Это обстоятельство в полной мере проявилось после 11 сентября 2001 г.

Угроза распространения ОМП и средств его доставки превращается в серьезнейший вызов международной стабильности и безопасности. Очевидно, что без самого тесного российско-американского взаимодействия в деле предотвращения распространения такого оружия решить эту задачу не удастся. Так как США и Россия располагают крупнейшими военно-промышленными комплексами в мире, они несут за нераспространение оружия массового поражения особую ответственность.

Бесспорно, за последние восемнадцать лет российско-американское сотрудничество стало важным фактором, содействующим укреплению режима нераспространения. Тем не менее в новых исторических условиях это сотрудничество может и должно быть активизировано. По мнению российского специалиста-международника С.А. Караганова, «Россия и Соединенные Штаты должны объединить свои усилия, чтобы помочь странам, обладающим ядерными материалами, в деле обеспечения безопасного хранения этих материалов или же чтобы скупить их избыточные запасы. Россия могла бы предоставить людей и необходимое ноу-хау, а США могли бы взять на себя прежде всего финансирование; к участию следует пригласить и другие государства»[43] .

Нельзя недооценивать масштаб тех проблем, с которыми сталкивается взаимодействие двух стран в деле нераспространения оружия массового поражения. Сохраняются серьезные разногласия между США и РФ по вопросу о последствиях для нераспространения российского военно-технического сотрудничества с третьими странами, и прежде всего с Ираном. Иран, впрочем, не единственная страна, военно-экономическое сотрудничество России с которой за последние десять лет вызывало озабоченность в Соединенных Штатах. Так, намерение России продать Индии криогенные двигатели и технологию их производства также вызывали с американской стороны обвинения в нарушении режима нераспространения ракетных технологий. Кроме того, американская сторона высказывала свои возражения по поводу продаж российских вооружений таким странам, как Китай, Сирия и Кипр.

Колин Пауэлл, госсекретарь США в 2000–2005 гг., отметил: «У нас, конечно, есть области, где наши мнения не совпадают. Мы ожидали, что Россия активно поддержит нашу политику в отношении Ирака, и до сих пор надеемся на изменение позиции Москвы по вопросу иранской ядерной программы. У нас есть разногласия по поводу некоторых аспектов российской политики в Чечне. Однако наши отношения в целом больше не окрашены былым антагонизмом. Сегодня мы в достаточной степени доверяем друг другу, чтобы решить даже самые трудные проблемы, возникающие в отношениях между нами»[44] .

Несомненно, что международный терроризм будет и впредь представлять серьезнейшую угрозу международной безопасности, в том числе и для РФ, и для США. Однако после завершения контртеррористической операции в Афганистане, успех которой был бы невозможен без России и западноевропейских союзников Америки, США отказались ввести санкции против Афганистана за наркоторговлю, посчитав, что это противоречит американским интересам. Между тем после победы над режимом талибов производство наркотиков в Афганистане, направляемых прежде всего в Россию и Европу, выросло в десятки раз. Однако видимость стабильности в этой стране, базирующаяся на хрупком согласии с тамошними «полевыми командирами» (а сегодня ведущими наркопроизводителями) для Вашингтона важнее, чем проблемы наркотрафика в Россию и Европу. Не случайно в выступлении перед участниками Международного конгресса информационных агентств в сентябре 2004 г. президент В. Путин высказал озабоченность и недовольство деятельностью американо-британских оккупационных сил в Афганистане. Тем временем в США все чаще высказывается озабоченность по поводу сохранения демократических институтов в России.

По мнению американского специалиста по российско-американским отношениям Р. Легволда: «В XXI в. роль «стратегического тыла» Соединенных Штатов играют не Европа и Северо-Восточная Азия, а огромный беспокойный регион, простирающийся от восточных границ Турции до западных границ Китая и вдоль южных границ России. Раз США собираются устранить угрозы, исходящие из этого региона, то ни одна страна не будет более ценна в качестве союзника, чем Россия… Россия и Соединенные Штаты, совместно предотвращающие основные стратегические угрозы нового века, особенно те, которые исходят из Евразии, будут иметь такое же значение в формирующейся мировом порядке, какое имели важнейшие альянсы с участием США в прошлом»[45] .

Однако многие американские специалисты в области международных отношений, в частности уже упоминавшийся 3. Бжезинский, негативно относятся к перспективам партнерства с Россией на евроазиатском континенте и в постсоветской Центральной Азии.

Успех российско-американского сотрудничества в деле укрепления стабильности и безопасности в Евразии во многом будет зависеть от того, в какой мере официальный Вашингтон проявит готовность рассматривать такие ведущие страны региона, как Россия, Китай и Индия, в качестве равноправных стратегических партнеров. До сих пор в своей региональной политике в Евразии американская элита исходит из того, что системы безопасности в этом регионе должны строиться на основе расширяющегося на Восток Североатлантического альянса, где России в лучшем случае уготована роль младшего партнера с совещательным голосом. Между тем у России (как, впрочем, и у КНР и у Индии) имеются свои интересы безопасности и свои представления о том, каким образом они должны быть защищены, и великие державы Евразии не готовы поступаться своими интересами безопасности для того, чтобы угодить глобальным амбициям США.

Пока же Соединенные Штаты в своей международной политике по-прежнему придерживаются двойных стандартов: с одной стороны, единолично определяют страны, представляющие угрозу миру и национальным интересам США, и без мандата Совета Безопасности ООН осуществляют интервенцию против Ирака; с другой – не хотят признавать вполне законное право России на формирование системы безопасности на постсоветском пространстве.

На рубеже тысячелетий Россия сделала свой внешнеполитический выбор. Отныне Российская Федерация видит свое место на международной арене рядом с Западом, но на равноправной основе. Разумеется, взаимная адаптация и России, и Запада происходит и будет протекать непросто. России еще предстоит на деле продемонстрировать, готовность соблюдать признанные нормы международных отношений, и занять свое место в мировом сообществе; а Соединенным Штатам предстоит отказаться от «эгоизма сильного», научиться учитывать национальные интересы своих реальных и потенциальных союзников и воспринимать Россию как «нормальную» страну – партнера в разрешении наиболее острых проблем современного мира.

Список использованной литературы

1. Ван Щ. Экономическая Глобализация и Развитие США // Глобализация. Конфликт или Диалог Цивилизаций? – М.: Новый Век, Институт микроэкономики, 2002.

2. Военно-политическая расстановка сил в Каспийско-Центральноазиатском регионе / Авторский коллектив: М.С. Ашимбаев (ответственный редактор), Е.В. Тукумов, Л.Ю. Гусева, Д.А. Калиева, А.Г. Кожихов, В.Ф. Галямова. – Алматы: КИСИ при Президенте РК, 2003. (С. 34).

3. Добрынин А.Ф. Сугубо доверительно. Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962–1986). – М.: Автор, 1997, стр. 552.

4. Малашенко А., Тренин Д. Время Юга. Россия в Чечне, Чечня в России. – М: Московский Центр Карнеги, 2002. (С. 15).

5. Обзор основных параметров экономик зарубежных стран // Анализ состояния мировых товарных рынков и мониторинг внешнеэкономической конъюнктуры. – Алматы: Институт Экономических Исследований, Министерство экономики и бюджетного планирования РК, РГП «Институт Экономических Исследований», 2004. (С. 29).

6. Стратегия национальной безопасности США для нового столетия, 1999 г.

7. Angela, E.S. Russia: Farewell to Empire? // World Policy Journal. – 2002. – №1. – Pр. 83–89 (Pp. 84–88).

8. Kapstein, E.B., Manstanduno, M. Unipolar politics: realism and state strategies after the Cold War. – New York: Columbia University Press, 1999 //

9. Kagan R. The September 12 Paradigm //Foreign Affairs, 2008, N5

10. Gates R.M. A Balanced Strategy. Reprogramming the Pentagon for a New age //Foreign Affairs, 2009, January/February, http://www.foreignaffairs.com/articles/63717/Robert-m-gates/a-balanced-stretegy

11. Huntington S.P. The Clash of Civilization? //Foreign Affairs. May-June.1993.

12. Huntington S.P. The Clash of Civilization and the Remaking of the World Order. N.Y., 1996

13. Legvold R. Crafting a U.S.-Russian Alliance // Nat. Interest.2002. Dec.20.

14. Алексеев Р., Михайлов В. Евразийское Экономическое Сообщество // Международная Жизнь. – 2000. – №11. – С. 30–35 (32).

15. Арбатов А.Г. международная безопасность после Кавказского кризиса //http://www.polit.ru/institutes/2008/10/15/Caucasus.html

16. А. Каримова, Ш. Ийгиталиев, журнал ЦА и Кавказ «Модели отношения между США, КНР и РФ». – Москва.: изд. «2», – 2006 г. – стр. 30–49.

17. Бжезинский 3. Зыбучие пески гегемонии // Россия в глобальной политике. 2004. Март-апрель. Т. 2.

18. Бжезинский З. Преждевременное партнерство // Полис. 1994. №1.

19. Богатуров А.Д. Пять синдромов Ельцина и пять образов Путина (Ретроспектива личностной дипломатии в России) //ProetContra, 2001, №1–2

20. Вершбоу А. Новые экономические отношения России и США // Коммерсантъ. 26 ноября 2001.

21. Волков Е.Б. Договор СНВ – 2 и безопасность страны. Воениздат, 2007 г.

22. Валлерстайн И. Россия и капиталистическая мир-экономика, 1500–2010 // Свободная мысль. 1996. №5.С. 42

23. Гольц. А. Настоящая реформа – впереди. // Интеллектуальный капитал.

24. Душанбинская декларация. – Душанбе, 5 июля, 2000 // Юридическая база данных «Юрист».

25. Д. Мэмбер, // @ Центральная Азия и Кавказ», – Москва: изд. «7»,-2005 г.-С. 25–28.

26. Дебидур А. Дипломатическая история Европы от Венского до Берлинского конгресса (1814–1878): Революция // М.:Иностр.лит., 1947. С. 544 «История России, ХХ век». Москва Зевелев И.А. Троицкий М.А. Сила и влияние в американо-российских отношениях. Семиотический анализ. М., 2006.

27. «Норма», 1997 г.

28. «История России ХХ века» Москва Агентство «Фаир», 1998 г.

29. История внешней политики СССР 1917–1976 гг. / Под редакцией. А.А. Громыко. - М. Наука, 1976. С. – 327

30. Караганов С.А. Новые вызовы. Политика безопасности России в будущем // Intern. Politik. 2002. №7. С. 70.

31. Касенов У. Новая «Большая Игра» в Центральной Азии // Центральная Азия и Кавказ. – 1997. – №8.

32. К. Райс в «НГ-Дипкурьер» от 13 октября 2008 г.

33. Ломагин Н. Новые независимые государства как сфера интересов России и США // Pro et Contra. – Весна, 2000. – Том 5. – №2. – С. 65–85 (69).

34. Московский Центр Карнеги – Публикации – Журнал «Pro et Contra» – Том 5, 2000 год, №2, Весна – Россия – США – мир

35. Никонов В. Политика России в Центральной Азии // Центральная Азия и Кавказ. – 1997. Никонов В. Западноцентризм подошел к концу // Известия, 2008, 15 октября

36. Пауэлл К. Стратегия партнерства // Россия в глобальной политике. 2004. Т. 2.

37. «Оружие массового поражения». Воениздат, 1994 г.

38. Парамонов В. Формирование геополитической ситуации в Центральной Азии – внешние факторы // Центральная Азия и Кавказ. – 2000. – №7 «Российско-американские отношения при администрации Буша. Программа по новым подходам к безопасности России» (PONARS). М, 2001. С. 5–6.

39. Пауэлл К. Стратегия партнерства / Россия в глобальной политике. 2004.Т.2. №1.С. – 124

40. Саймс Д. Имперская дилемма Америки // Россия в глобальной политике. 2004. Январь-февраль. Т. 2. №1. С. 134–135:

41. Сестанович С. Где истинное место России? // Pro et Contra. – Зима–весна, 2001. – Т. 6. – №1–2. – С. 153–170 (155).

42. Сафонов Д. Российский флот озеленится «Тополями». // Ядерная безопасность 98 г., 38.

43. С. Сыроежкин., журнал МЭиМО «Россия-Китай-Запад». – Москва: изд. «3», – 2005 г.

44. С. Тэллбот, // «Дипломатия и международные отношения», – Москва: изд. «22»,-2007 г.С. 45–51

45. Тэлбот С. Билл и Борис: Записки о президентской дипломатии // М., 2003.С. – 342

46. Шаклеина Т.А. Внешнеполитические дискуссии в США: поиски глобальной стратегии // США, Канада экономика, политика, культура. 2002. №10.С. – 3–15.

47. Хамраев Ф.М. Политика России в Центральной Азии // Аналитик. – 2004. – №4 (22). – С. 35

48. Фаминский И.П. // Международные экономические отношения. М., «Юристъ», 2001.С. 225

49. Черневский С. «Великий Шелковый Путь» и интересы России // Мировая Экономика и Международные Отношения. – 1999. – №6. – С. 95–98 (95).

50. US and Russia: The Window of Opportunity. Partnership for a Secure America statement.

51. The Right direction for US Policy Toward Russia (Report of bipartisan Commission on US policy toward Russia)

52. http://www.continent.kz/1999/06/17.html.

53. http://www.ca-c.org/journal/rus-01–2003/01.khaprimru.shtml.

54. http://www.ca-c.org/journal/cac07_2000/17.paramonov.sht ml.

55. http:// 80-www.ciaonet.org.proxyau.wrlc.org/book/kap stein/kapstein12.html.

56. http://www.ca-c.org/journal/rus-02–2002/11.troprimru.shtml.

57. http://www.ca-c.org/journal/08_1997/st_12_nikonov.shtml.

[1] С. Тэллбот, // «Дипломатия и международные отношения», -Москва.:изд. «22», -2007г.- С.45-51.

[2] Д. Мэмбер, // « Центральная Азия и Кавказ», - Москва.: изд. «7», - 2005г. – С.25-28.

[3] Слова древнегреческого философа Гераклита (Гераклит из Эфеса, ок. 554 — 483 до н. э.)

[4] Тэлботт С. Билл и Борис: Записки о президентской дипломатии// М., 2003. С.-342

[5] Шаклеина Т.А. Внешнеполитические дискуссии в США: поиски глобальной стратегии // США,Канада: экономика, политика, культура. 2002. № 10. С. 3-15.

[6] Дебидур А. Дипломатическая история Европы от Венского до Берлинского конгресса (1814 - 1878): Революция// М.: Иностр. лит., 1947. С.- 544

[7] БуроваИ. И. США // www. amstd.spb.ru/Library/bs/content.htm

[8] Фаминский И.П. // Международные экономические отношения. М., «Юристъ», 2001. С.-225

[9] Взялся за Буш. Американцы развернули свою ПРО на бывшей Русской Аляске.//http:www.profil.orc.ru. –C.2

[10] Там же.С.2

[11] Россия и США. //http://rezanov.krasu.ru –C.1

[12] Взялся за Буш. Американцы развернули свою ПРО на бывшей Русской Аляске.//http:www.profil.orc.ru –C.4

[13] Взялся за Буш. Американцы развернули свою ПРО на бывшей Русской Аляске.//http:www.profil.orc.ru –C.4

[14] Там же.С.6

[15] Восленский М.С. Тайные переговоры Германии и США в 1917-1918 гг.//http://militera.lib.ru-С.1

[16] Восленский М.С. Тайные переговоры Германии и США в 1917-1918 гг.//http://militera.lib.ru-С.2

[17] Интервенция 14 держав.//www.angelfire.com –С.1

[18] Там же.С.1

[19] История внешней политики СССР 1917-1976 гг./Под ред.А.А. Громыко.-М.:Наука,1976.-С.327

[20] Экономика России отдает долги Второй Мировой Войны.//www.emigrayionRussie.ru.-C.1

[21] История внешней политики СССР 1917-1976 гг./Под ред.А.А. Громыко.-М.:Наука,1976.-С.449

[22] Экономика России отдает долги Второй Мировой Войны.//www.emigrayionRussie.ru.-C.2

[23] Советско-американские отношения в современном мире./Под ред.Г.А.Трофименко.-М.:Наука,1987.-С.195

[24] Советско-американские отношения в современном мире./Под ред.Г.А.Трофименко.-М.:Наука,1987.-С.206

[25] История внешней политики СССР 1917-1976 гг./Под ред.А.А. Громыко.-М.:Наука,1976.-С.444

[26] Овинников Р.С. «Зигзаги внешней политики США».-М.:Политиздат,1986.-С.378

[27] Казанцев Ю.А. «Международные отношения и внешняя политика России(XXвек)».- Ростов-на-Дону:Феникс,2002.-С.264

[28] Huntington S.P. The Clash of Civilization? // Foreign Affairs. May-June. 1993.

[29] Хантингтон С. Столкновение цивилизаций?// Полис.1994.№1. С.-34

[30] Там же. С.-36

[31] Huntington S.P. The Clash of Civilization and the Remaking of the World Order. N.Y.,1996.

[32] Бжезинский З. Преждевременное партнерство// Полис.1994.№1.

[33] Валлерстайн И. Россия и капиталистическая мир- экономика,1500-2010// Свободная мысль. 1996. №5. С. -42

[34] Никонов В. Западноцентризм подошел к концу // Известия, 2008, 15 октября http://www.izvestia.ru/comment/article3121570/

[35] Kagan R. The September 12 Paradigm // Foreign Affairs, 2008, N5, September-October.

[36] См. об этом: Зевелев И.А., Троицкий М.А. Сила и влияние в американо-российских отношениях. Семиотический анализ. М., 2006.

[37] См. об этом также статью К. Райс в «НГ-Дипкурьер» от 13 октября 2008 г.: «Вторжение России в Грузию не достигло и не достигнет никаких долговечных стратегических целей. А наша стратегическая цель сейчас – объяснить российским руководителям, что их выбор ставит Россию на путь в одном направлении – к добровольной изоляции и отрыву от международного сообщества».

[38] Арбатов А.Г. Международная безопасность после Кавказского кризиса // http://www.polit.ru/institutes/2008/10/15/caucasus.html

[39] Богатуров А.Д. Пять синдромов Ельцина и пять образов Путина (Ретроспектива личностной дипломатии в России) // Pro et Contra, 2001, №1-2.

[40] Gates R.M. A Balanced Strategy. Reprogramming the Pentagon for a New Age // Foreign Affairs, 2009, January/February, http://www.foreignaffairs.com/articles/63717/robert-m-gates/a-balanced-strategy

[41] US and Russia: The Window of Opportunity. Partnership for a Secure America statement. // http://www.psaonline.org/article.php?id=476

[42] The Right direction for US Policy Toward Russia (Report of bipartisan Commission on U.S. Policy toward Russia) // http://www.nixoncenter.org/RussiaReport09.pdf

[43] Караганов С. А. Новые вызовы. Политика безопасности России в будущем// Intern. Politik.2002.№7.С.-70

[44] Пауэлл К. Стратегия партнерства//Россия в глобальной политике.2004.Т.2.№1.С.-124

[45] Legvold R .Crafting a U.S.-Russian Alliance//Nat. Interest.2002. Dec.20.