Докладчик Велиев Акшин
Москва, 2000г.
«Воздадим ему почести, какие только человеческий ум и человеческий язык могут воздать великому человеку с его славой!»
Адмирал германского флота Тюрк
Артур Конан Дойл родился 22 мая 1859 года в семье художника Джона Дойла.
Атмосфера дома, где рос Артур, дышала рыцарским духом. Руководимый матерью мальчик стал знатоком геральдики и почитателем древностей. Конан Дойл научился разбираться в гербах много раньше, чем познакомился с латинским спряжением. Когда к нему в руки попали школьные учебники, сыгравшие весьма второстепенную роль в его образовании, он уже с головой ушел во все хитросплетения своей родословной, со всеми младшими ветвями рода и брачными узами за шесть предшествовавших столетий, и, что самое главное, как верное мерило земных ценностей ему был привит незыблемый и неумолимый кодекс древнего рыцарства, со всеми последствиями, которые это может иметь в становлении личности и характера юноши. Волшебными сказками ему служили страницы Фруоссара и Де Монстреле: воображаемые приключения обрастали подробностями из семейной хроники.
Итак, Артур, растущий в лоне семьи, для которой родовая гордость имела бесконечно большее значение, чем неудобства, вызванные сравнительной бедностью окружающей обстановки, с нежнейшего возраста был погружен в рыцарскую науку пятнадцатого века.
Как и всякий аристократ, Конан Дойл крайне пренебрежительно относился к своему возвышению. Он, пока матушка не уговорила его, отказывался принять рыцарский титул, пренебрег званием пэра, и лишь после его смерти стало известно, что он был кавалером Короны Италии. Возникает вопрос, почему в своих книгах он не именовал себя сэром. Объясняется это тем, что титулы сами по себе значили для него едва ли больше, чем спортивные достижения.
Первые несколько лет он вел домашнее обучение. Уже в 1869 году он учиться в подготовительной школе при крупном иезуитском колледже Стонихерст.
Еще год-другой и Артур поступает в высшее учебное заведение - Стонихерст.
После сдачи экзаменов Стонихерста, в Англии, и получения почетного диплома, Артура переводят на учебу в город Фелдкирх (западная Австрия), недалеко от Швейцарии.
Обучались в этой школе в основном юноши из немецких католических семей и несколько, человек двадцать, англичан и ирландцев. Артур сразу всем пришелся по нраву.
По-немецки он говорил бегло, хотя и немного беспорядочно. На обязательных прогулках, когда ученики шли по трое в ряд – англичанин между двумя немцами, - он с упоением погружался в немецкую речь.
Дома было решено, что после Фелдкирха ему следует поступить в Эдинбургский университет изучать медицину.
Идея принадлежала матери; Эдинбург славился на весь мир своим медицинским факультетом и, кроме того, Артур смог бы жить дома. На эту мысль мать натолкнул старинный друг дома доктор Брайан Чарльз Уоллер; человек образованный и добросердечный, агностик по убеждениям, он глубоко заинтересовался юношей и в течение нескольких лет имел на него сильное влияние.
Самого Артура мало беспокоило какой путь в жизни избрать. Пусть на этом пути его ждало больше науки, чем хотелось бы (почему процесс познания нельзя сделать таким же увлекательным, как у Жуля Верна?), хотя та «наука», с которой он сталкивался на лекциях мистера Лиркома в Стонихерсте, была для него настоящим бедствием. Но таково было желание матушки – и точка. К тому же в профессии может оказаться много привлекательного. Заманчиво было бы в один прекрасный день важно прошествовать в цилиндре к постели больного и, склонив голову выслушать жалобы, а затем – кратко, без лишних слов – объявить свой диагноз, который потрясет всех собравшихся и исторгнет слезы благодарности.
И вот, улучшая часы между коньками и санками, он действительно серьезно взялся за науки. Доктор Уоллер снабжая его учебниками по химии и вселяющей ужас геометрии с параболами и эллипсами. И никакой беллетристики, если только в ней нельзя почерпнуть практических знаний.
В 1876 году Артур прожил некоторое время рядом с дядюшкой Конаном и тетушкой Сюзан. Однажды в саду с дядей, где тот проводил время, Конан завел разговор напрямик:
Твоя медицинская карьера…- Это пять, ну, пусть четыре года. Не будет ли слишком тяжело для отца с матерью?
Да, сэр. Но если я заслужу стипендию, мне говорили, это значительно покроет расходы. А тогда, понимается (во всяком случае, так объяснял доктор Уоллер), можно поступить ассистентом к врачу и немного подзаработать, не прерывая учебы.
Ты хочешь быть врачом?
Сэр?
Я, спрашиваю, ты хочешь быть врачом?
Конечно, в каком-то смысле можно было сказать, что он хотел быть врачом. Во-всяком случае не было ничего другого, чем бы он хотел заниматься или к чему испытывал склонность. Он умел упорно трудится, что ж, Бог в помощь!
Из волшебного Парижа, от цветущих в каштановых кронах уличных фонарей уносится он в город по суровее: к своей подслеповатой матушке, к сестрам, трехлетнему брату, отцу. И хотя Артур этого не осознавал, пришел конец его детству.
Да, он решил изучать медицину…
Артур заслужил стипендию, но по чистой чиновничьей оплошности ее не получил. Пройдя уже двухлетний курс медицины, он решил уплотнить годичную программу до полугода, и тогда в освободившееся время мог пойти ассистентом к какому-нибудь врачу, чтобы немного приработать для поддержки семейного бюджета.
Молодой доктор Конан Дойл крадется под покровом темноты к ограде своего дома, чтобы протереть медную табличку у входа. Соседи ни в коем случае не должны были догадаться, что он не в состоянии содержать прислугу, тем более в столь фешенебельном пригороде Портсмунда.
Вообще профессиональная репутация доктора Конана Дойла была безупречна, если не считать одного случая, когда он в первый же портсмундский день ввязался в драку с моряком, который не слишком галантно лупил свою жену, а потом стал его пациентом.
В начале 1878 года Артур, пытаясь помочь своей семье, нанялся учеником и фармацевтом к доктору из беднейшего квартала Шеффилда. И даже если поначалу ничего не зарабатывал, то, по крайней мере, смог избавить мать от забот по его содержанию.
Артур занимался спортом. При столь массивном сложении он легок в движении, как кошка. Ему было достаточно беглых наставлений, чтобы стать стремительным форвардом в регби и первоклассным боксером. Бокс ему был больше по душе..!
В 1881 году он закончил свое медицинское образование, правда, не без трепета перед экзаменами, долгой зубрежки и еще одного сезона ассистентом у доктора Хора. Все это осложнялось его склонностью, правда, до сих пор не выходившей за рамки приличий: влюбляться в каждую встречную девушку.
Говоря точнее, он был влюблен в пятерых одновременно. У него не было дурных намерений, оправдывался он; однако и жениться на всех пятерых представлялось маловероятным, что приводило его «в жалчайшее состояние и совершенно лишало духа».
Вскоре Артур Конан Дойл получил диплом бакалавра медицины и магистра хирургии.
Однако перспективы перед ним открывались туманные. Он, выдержав последние экзамены, мечтал о новом путешествии, теперь уже в качестве полноценного врача. И когда ему вдруг предложили место на борту грузопассажирского лайнера, направляющегося к западному побережью Африки, казалось, это был подарок судьбы. В середине января 1882 года лайнер бросил якорь в ливерпульской гавани. Но ему хотелось работы, а не той расслабляющей лени в похмелье с пассажирами среди дневной жары, а в ночи – неизбежных костров бушменов вдоль всего побережья. «Я не намерен вновь идти к Африке. Доход ниже того, что я могу заработать пером за такое же время, а климат адский».
Он, решил вернуться, обсудив все с матерью. Но тут пришло письмо (которого Артур опасался) от его лондонской тетушки. Тетушка вопрошала о приезде племянника, чтобы подумать вместе с ней и дядей о своем будущем. Так перед ним впервые серьезно встала проблема выбора. Влиятельные связи в католических кругах могли обеспечить будущность юного врача. Артур ответил, что он агностик и что было бы не благородно по отношению к тетушке даже просто обсуждать это впредь. Но, тем не менее, не многим позже Артур отправляется в Лондон. Но вскоре перебранившись со всеми дядями и с тетей (из-за различных взглядов на христианство) в унынии возвратился он в Эдинбург, сознавая, что любой мог бы назвать его недотепой, упустившим свой единственный шанс; он все больше утверждался в своих взглядах на религию и дал себе великий обет, что никогда, никогда – только бы хватило сил! – не примет он на веру ничего не доказуемого.
Возвратившись на родину, он получает телеграмму от своего друга, требующего, чтобы Артур приезжал к нему с первым же поездом: «У тебя будет куча всяких приемов, хирургия, акушерство. Могу гарантировать на первый год триста фунтов».
Артур решил, что это слишком подходящий случай, чтобы за него не ухватиться. Он спешно собрался и отправился в Плимут. Через несколько месяцев его друг предложил ему открыть собственную практику, выбрав любой город в Англии. Артур выбирает Портсмут.
Этот шаг был довольно-таки рискованным. Ему предстояло снять помещение одними лишь уверениями в платежеспособности, не имея ни счета, ни ренты, и так же в кредит, собрать запас медикаментов.
Портсмут и чувство полной свободы, обретенное там, вознесли его на седьмое небо. В пригороде Саутси нашелся приличный дом за сорок фунтов в год. Кое-что из мебели он купил на аукционе. На первых порах необходимо было оборудовать хотя бы врачебный кабинет и, конечно, поставить какую-нибудь кровать в спальне, а также стойку для зонтиков, чтобы украсить прихожую.
Дойл начал работать, хотя больших денег его работа ему не приносила. У входной двери появилась табличка с его именем, написанным крупными буквами. Первые три дня он сидел, ничего не делая. На четвертый день в комнату вошел старый солдат со злокачественной опухолью на носу, появившейся из-за того, что курил горячий табак в короткой глиняной трубке. Дойл отправил домой и через два дня в двухколесном экипаже поехал к нему оперировать. Это была его первая операция в жизни, хотя пациент, к счастью, этого не знал, и из них двоих Дойл нервничал намного больше.
Но операция прошла успешно, и старый солдат был горд аристократической формой, которую Дойл придал его носу. После этого к нему потихоньку потекли больные, и, хотя его пациенты были очень бедны, его заработок медленно увеличивался.
Постепенно число пациентов росло. Он оценил преимущества респектабельности: все окна, выходящие на улицу, были задернуты занавесками, так что жители особняков по другую сторону не могли увидеть голые, необставленные комнаты, верхнего этажа. Предметы уюта, конечно, появлялись со временем. О, если бы только как-нибудь завлечь побольше пациентов!
Прошло еще некоторое время…
Медицинская практика ширилась. Это он заметил, когда стал появляться в обществе, где оказалось много знакомых. Некоторую известность доктору Дойлу принесли крикет и футбол, где он мог сбросить фрак и дать волю своей скованной энергии. Он вступил в Литературно-научное общество.
Доктор часто бывал на балах. «На днях я был на балу, - писал он, - и, леший его знает как, назюзюкался. Смутно припоминаю, что половине женщин, и замужних и незамужних, я делал предложения». Несмотря на игривый тон, он, конечно, раскаивался в том поступке. Врач не может позволить себе прикасаться к вину в обществе: это не должно повториться, в особенности теперь, когда колокольчик на его двери в доме №1 по Буш-виллас стал позвякивать все чаще.
Врачебная комиссия страховой компании пополнила его доходы. Его сосед и приятель – доктор Пайк, тоже подкидывал ему немало вызовов к больным. В домах бедняков или еще силящихся скрыть нищету, куда заходил он со своим стетоскопом под неизменным цилиндром, видел он смерть и страдания глазами человека умудренного – ставшего на ноги. И чем больше ширилась его медицинская практика, тем более искал он вдохновения в литературном труде. Ему все не хватало уверенности в себе, но, несмотря на это в 1885 году Артур Конан Дойл получил-таки степень доктора медицины.
Врачебная практика его увеличилась со 154 фунтов в год до 300, но за эту сумму не переваливала.
11 октября 1899 года Африке Англией была объявлена война (Бурская война).
Доктор Дойл решает вступить в армию. Однако ему не везло. Сколько бы он ни обращался в военное ведомство, ему отвечали, что он слишком стар для действительной службы, а давать какие-либо поручения гражданскому лицу они не станут.
Но была и другая возможность. Почему не отправиться на фронт в качестве врача?
Его друг снаряжал полевой госпиталь за собственный счет. Госпиталь тот, в отличие от других госпиталей, должен был отправиться прямиком на фронт, и это-то обстоятельство и решило дело, когда Конан Дойлу предложили работать в госпитале.
Война окончилась. Второго апреля 1900 года госпиталь со всем штатом в 45 человек достиг Блумфотейна (Южная Африка), вскоре, после чего вместе с войсками переправились на двадцать миль к востоку – в Паардеберг, где ими было захвачено водопроводные сооружения. Здесь использовали для питья зараженную воду, и началась эпидемия брюшного тифа.
Солдаты, которым прививка от тифа не делалась в обязательном порядке, умирали, как мухи. Потому что мухи-то и были повсюду, жужжа и роясь мерзкой черной тучей. Брюшной тиф, ввергая людей в беспамятство и вызывая высочайшую температуру, разъедает стенки кишечника. Тиф влек смертельное отравление организма и мучительнейшую смерть.
Главный врач госпиталя, не вынесший вида такой смерти, уехал домой. Если бы Конан Дойл не взял все в свои руки, могла произойти катастрофа. Он и двое младших хирургов начали бороться с эпидемией, свалившей уже двенадцать человек из них. Не приходилось думать о могилах для большинства умерших, тела которых заворачивали в больничные одеяла и сваливали в неглубокие рвы. Пятьсот человек скончалось за апрель и май. Доктор Конан Дойл работал, как лошадь, пока ему буквально насквозь пропитанному заразой, не приходилось мчаться на холмы за глотком свежего воздуха.
«Это один из тех людей, кто делает Англию великой»,- писал известный художник Мортимер Мемпес.
Под бормотание бредящих, под истошную скороговорку умирающих он нянчился с ними, развлекая их рассказами, писал за них письма.
В 1903 году Конану Дойлу была вручена огромная серебреная чаша, за его работу во время бурской войны. На сверкающей чаше было выгравировано: «Артуру Конан Дойлу, который в минуту великой опасности словом и делом служил своей стране».
***
Писатель Конан Дойл, чьи вымышленные герои были лучше известны среднему англичанину, чем любые другие, кроме шекспировских, жил какое-то время в Девоншир-Терас и именно там появились первые рассказы, в которых Шерлок Холмс завоевал мировую славу, ибо Холмс по популярности оставил позади даже самых известных героев Диккенса. Г.К.Честертон однажды сказал, что, если бы рассказы о Холмсе писал Диккенс, у него каждый персонаж получился бы таким же живым, как Холмс. Мерцание Уотсона доходит до гениальности, но оно лишь добавляет блеска Холмсу.
В настоящее время есть еще только три героя в английской литературе, которые занимают такое же место, как Холмс, в умах и речи простых людей с улицы. Любой разносчик угля, докер, корчмарь, любая уборщица поймут, что имеется в виду, когда про кого-то скажут, что он «настоящий Ромео», «вылитый Шейлок», «чертов Робинзон Крузо» или «проклятый Шерлок Холмс». Другие герои, такие, как Дон Кихот, Билл Сайкс, миссис Гранди, Микобер, Гамлет, Миссис Гемп, Скрудж и Ловкий Плут и так далее, известны образованным и полуобразованным людям, но эту четверку знает более девяноста процентов населения, миллионы, никогда не читавшие ни строчки из произведений, в которых они появляются. Причина этого - в том, что каждый из них - символическая фигура, олицетворяющая вечную страсть человеческого характера. Ромео означает любовь, Шейлок - скупость, Крузо - любовь к приключениям, Холмс - спорт. Мало кто из читателей видит в Холмсе спортсмена, но именно это место он занимает в народном воображении он следопыт, охотник, сочетание ищейки, пойнтера и бульдога, который так же гоняется за людьми, как гончая - за лисой; короче, он сыщик.
Он современный Галахад, не разыскивающий более священный Грааль, а идущий по кровавому следу, фигура из фольклора, но с характерными чертами реальной жизни. Самое любопытное заключается в том, что, хотя он и не создан так полно и безупречно, как все величайшие литературные персонажи, не поверить в его существование невозможно. Хотя он полностью лишен таинственности и многозначительности, присущих великим портретам, он живой и достоверный, как моментальная фотография. Мы знаем, как он должен смотреться и что он должен говорить в некоторых определенных ситуациях; более того, в определенных обстоятельствах мы подражаем его облику и говорим его словами. Как никакой другой герой художественной литературы, он пробуждает ассоциации. Для тех из нас, кто не жил в Лондоне восьмидесятых и девяностых годов прошлого, века, этот город - просто Лондон Холмса, и мы не можем пройти по Бейкер-стрит не думая о нем и не пытаясь найти его дом. Есть ли другой литературный персонаж, кроме Холмса, целая литература о котором посвящена вопросу: где же он жил? Один топограф, мистер Эрнест Шорт, взялся за дело с усердием, вряд ли достойным лучшего применения, и показал с помощью диаграмм и описаний, что, вероятно, резиденцией Шерлока Холмса был дом, носящий сейчас номер 109, хотя именем «Шерлок» названы конюшни, расположенные за домами напротив.
В произведениях о Шерлоке Холмсе нашли отражение некоторые автобиографические данные автора, которые были вложены в образ доктора Уотсона; черты характера, привычки, увлечения – в образ Шерлока Холмса. Доктор Уотсон, как и автор записок, после женитьбы занимается частной практикой. Увлечение Шерлока Холмса боксом и нелюбовь к перебиранию своих бумаг: «Он терпеть не мог уничтожать документы, особенно если они были связаны с делами…, но вот разобрать свои бумаги и привести их в порядок – на это у него хватало мужества не чаще одного или двух раз в год», перешло к нему от Конана Дойла, словно от отца к сыну.
Сам Дойл был на редкость ненаблюдательным - он написал, что в доме был эркер, а отличительная черта Бейкер-стрит - в том, что на ней нигде эркеров нет. У Дойла десятки таких неточностей. Недавно, перечитывая его рассказы, я отметил некоторые из них: 1) в «Желтом лице» нам говорят, что, даже когда Холмс ошибался, правда все равно становилась известна, как в истории со вторым пятном. Но в рассказе «Второе пятно» именно Холмс узнает истину; 2) Полковник Себастьян Морен вроде бы казнен за убийство в 1894 году, но Холмс говорит, что он еще жив в 1902 году; 3) Холмс исчезает 4 мая 1891 года и возвращается 31 марта 1894 года; однако события, описанные в «Сиреневой сторожке», происходят в марте 1892 года, когда Холмс, которого доктор Уотсон и весь остальной мир считали мертвым, должен был путешествовать инкогнито по Тибету. Дело в том, что Дойлу никогда не приходило в голову, что он создает бессмертного героя; он был намного внимательнее, когда рассказывал историю сэра Найджела Лоринга, по сравнению, с подвигами которого приключения Холмса он считал «низшим слоем литературы».
В «Записках о Шерлоке Холмсе», а именно в таких рассказах как «Дьяволова нога», «Пестрая лента» – любимом рассказе самого автора, «Исчезновение леди Фрэнсис Карфэкс» и других, главные и второстепенные герои были связаны с Африкой.
Холмовские рассказы изобилуют провалами памяти автора: от обстоятельств ранения Уотсона до цвета глаз персонажа, которые к концу рассказа чудесным образом превращаются в карие. Но несмотря на это наблюдательность его была столь строй, что он мог лишь однажды взглянув на человека, определить его привычки и род занятий, теми же приемами, которыми он вооружил свое творение – Шерлока Холмса. Конан Дойл говорил: «Если Холмс и существует, то, должен признаться, - это я сам и есть. Он обладал способностями дедукции, и качества эти не только нашли выражение в рассказах, но и не раз применялись им на практике. «По силе дедукции я не встречал ему равных», - говорил сын Артура Андриан Конан Дойл, вспоминая как его отец использовал свое необычное умение в обыденной жизни. «Путешествуя с отцом по европейским столицам, более всего мне нравилось ходить с ним по знаменитым ресторанам и выслушивать его бесстрастные замечания о характерах, занятиях, увлечениях и других подробностях жизни посетителей, подробностях жизни посетителей, подробностях, совершенно срытых от моего взора. Иногда нам не удавалось тотчас же определить справедливость его догадок потому, что обсуждаемое лицо не было знакомо метрдотелю; но когда объект наших наблюдений оказывался человеком известным, точность отцовских выводов блестяще подтверждалась».
Много лет спустя Артур Конан дойл записал в дневнике, что, перечитывая пьесы Шекспира, он был поражен многочисленными неточностями. Мы воздаем такую же дань Дойлу, когда перечитываем приключения Холмса. Но никого не волнуют неправдоподобие и противоречия в герое, который доставляет столько наслаждения, сколько доставляет его Шерлок Холмс.
Список литературы:
Джон Диксон Карр; Хескет Пирсон - Артур Конан Дойл. 1989 г.
Артур Конан Дойл – Записки о Шерлоке Холмсе.1995 г.
|