Реферат

Международный аспектирано-израильских отношений

После победы Исламской революции в Иране во внешней политике этой страны произошли радикальные изменения, на много лет определившие новую политическую и идеологическую стратегию на Ближнем и Среднем Востоке. Это обстоятельство отразилось и на ирано–израильских отношениях, носивших в предшествующий революции период интенсивный и взаимовыгодный характер. Но начиная с 1979 года, когда Иран был провозглашен Исламской республикой, прежние дружественные отношения этой страны с еврейским государством оказались неприемлемыми для ее новой идеологии и политической системы. Израиль выпал из системы идеологических приоритетов Исламской республики, внешняя политика которого попала под контроль шиитского духовенства. Более того, он сделался внешним фактором, мешающим осуществлению стратегической линии шиитского руководства на внешнеполитической арене.

«Экспорт исламской революции» означал для Ирана прежде всего распространение и установление иранского влияния далеко за пределами страны. Но Иран, будучи страной неарабской, мог использовать только религиозный фактор. Поэтому усиление иранского влияния в окружающем его арабском мире, в особенности в послереволюционный период, было связано с определенными трудностями. Стратегическая доктрина шиитского руководства в Иране нуждалась в основательном идеологическом оснащении, что позволило бы ему быть впереди мусульманского мира, выполняя взятую на себя миссию духовного первенства.

Вождь Исламской революции в Иране аятолла Хомейни, выработавший механизм установления в стране власти духовенства на религиозной основе, еще до начала революции сформулировал и разработал основополагающие инвективы, ставшие руководством к действию для «исламских революционеров». Его программа, изложенная в сочинении «Велайят–е Факих», сыграла важную роль в определении и установлении новых идеологических и политических приоритетов на Ближнем Востоке.

Хомейни дает четкие указания и в отношении «сионистского образования», как называют в Иране государство Израиль. Он отмечает, что «евреи с самого начала причиняли исламу страдания» и что это именно они положили начало антиисламской пропаганде. «Нет ничего отвратительнее того, кто следует за Христом, такой даже хуже еврея, хотя никто не может быть хуже еврея».

Высшее шиитское духовенство в Иране на протяжении двух десятков лет создавало и внедряло в сознание правоверных мусульман резко отрицательный образ Израиля. Израиль в глазах иранцев стал выглядеть как главный враг Ирана после США, «малый сатана», олицетворявший силы насилия над арабами и палестинцами. Это последнее обстоятельство должно было оправдывать интерес Ирана и его вмешательство в ближневосточные дела. Поэтому активное участие Ирана в израильско–ливанском и израильско–палестинском конфликте сделалось одной из составных его идеологической доктрины и региональной внешней политики.

Нынешний духовный руководитель ИРИ аятолла Хаменеи также называет Израиль главным врагом Ирана и исламского мира и говорит о «нечестивом американо–еврейском союзе против иранской нации». Хаменеи видит одну из главных задач Ирана в ликвидации Еврейского государства с геополитической карты Ближнего Востока.

Антиизраильские статьи в иранской прессе – дело обычное. В серии статей, опубликованных в тегеранских газетах «Джомхурийе Эслами», «Кейхан» и др. евреев называют «грязным народом» и «врагами человечества». После гибели в 1995 году израильского премьер–министра Ицхака Рабина газета «Ресалат» писала: «Погиб главный террорист Ицхак Рабин, пришло отмщение за Фатхи Шкаки, вот почему так много веселья на улицах наших городов, вот почему сегодня детям раздают сладости!»

На самом же деле сам факт существования на Ближнем Востоке «сионистского образования» сослужил неоценимую услугу идеологам «Исламской революции» в Иране. Иран правильно понял и оценил все выгоды и перспективы, связанные с использованием палестинской проблемы, равно как и шиитской проблемы в Ливане. В результате заявка Ирана на свою интеллектуальную «особость» была услышана в регионе, и он получил возможность влиять на страны Восточного Средиземноморья. Поэтому в 1981 году Иран отклонил план образования палестинского государства на западном берегу р. Иордан, потребовал пересмотреть правовой статус Израиля, признать его захватчиком и на этом основании возвратить Палестину ее истинным и законным владельцам. Это произвело сильное впечатление не только на самих палестинцев, но и на шиитов Ливана, для которых такое решение палестинского вопроса означало войну с Израилем. В связи с этим один из арабских политологов признал, что иранская революция видоизменила взаимоотношения шиитов с широким арабским миром. Дело в том, что в прошлом, когда арабизм являлся характерной особенностью крупных арабских городов, шииты, проживавшие в Ливане и в других странах, до 1979 года смотрели на свои отношения с Ираном как на тяготившее их бремя. Но после Исламской революции их взгляд на Иран полностью изменился, а Ливанская кампания 1982 года привела к столкновению израильских военных сил с проиранскими. Это разрушило все то, что было создано ирано–израильским сотрудничеством к 1979 году, когда Израиль был для Ирана одним из главных поставщиков военной технологии и снаряжения, а Тель–Авив, в свою очередь, покупал 75% всей нефти в Иране.

Нынешние политические явления на Ближнем и Среднем Востоке и в сопредельных с регионом государствах способствуют появлению новых тенденций, а также некоторому изменению баланса политических сил. Одной их важных побудительных причин этого является то, что, как показывают события, Иран не в состоянии объять и подчинить своей духовной власти весь исламский мир. Ибо многоликий мир этот в который раз оказался на поверку еще более сложным и непредсказуемым. Возникли силы, проявившие себя вне согласованности с официальной иранской религиозной доктриной и даже полностью ею пренебрегающие. Это, в первую очередь, выпестованные в Пакистане афганцы–талибы, которые на свой лад вершат свою «исламскую революцию». Независимая политика их идейного и финансового вдохновителя, Бин–Ладена, также не входит в планы Ирана, как бы теряющего в таком случае ореол ведущей силы в регионе и право олицетворять свою религиозно–духовную исключительность в исламе.

В то же время масштабы «талибанского движения» и его непредсказуемость явились неприятной неожиданностью и для самого Пакистана. Поэтому не исключено, что Пакистан будет стараться устремлять энергию талибов на запад от пуштунских земель в Пакистане, отрезанных в 1893 году от Афганистана так называемой линией Дюранда. А это, в первую очередь, чревато для Ирана новым повторением ирано–афганского конфликта по поводу использования этими двумя государствами вод пограничной реки Гильменд.

Появление новых независимых партнеров – бывших центральноазиатских прикаспийских стран СССР, их особые отношения с Ираном, Израилем, Россией, «Каспийский фактор» и другие обстоятельства также влияют на изменение расстановки сил в средне– и ближневосточном регионе и на возникновение здесь новых вариантов будущей геополитической ситуации.

Внешняя политика Ирана, развивающаяся в соответствии с духовным завещанием Хомейни, испытывает определенные трудности и из–за разного рода противоречий между исламскими странами. Еще в начале 1992 года Британская разведка и военные эксперты с опасением следили за возможностью возникновения «Исламского Союза» между государствами Ближнего Востока, Ирана и центральноазиатскими республиками бывшего СССР. Но эти опасения не оправдались, такой союз не состоялся, как не состоялся по схожим причинам и другой – так называемая «Конфедерация народов Северного Кавказа». Это объясняется прежде всего существованием глубоких разъединительных тенденций, активной живучестью феодальных пережитков, а зачастую и родоплеменным, клановым характером общества. Составной этого процесса является и очевидность преобладания националистических конфликтов над религиозными, – обстоятельство, явившееся предметом серьезных опасений для Ирана с его пестрым этническим составом населения.

Наряду с этими явлениями существенной политической приметой времени в Иране представляется несовпадение религиозной риторики, изобилующей угрозами в адрес Израиля, и конкретных политических реалий в иранском обществе. Оказывается, что оба эти обстоятельства давно уживаются как параллельные миры иранской действительности.

Не так давно израильские средства массовой информации сообщили о том, что несколько израильских бизнесменов привлечены в Израиле к уголовной ответственности по обвинению их в продаже Ирану в течение 1990 года химического оружия. Однако многие политические обозреватели сходятся в том, что было бы наивным полагать, что отдельные личности могли заключать сделки с Ираном, не будучи тотчас же раскрыты разведками Ирана и США. По–видимому, эти деловые люди были арестованы вследствие того, что, по мнению руководства оборонного ведомства Израиля, они переступили пределы дозволенного в такой исключительно важной оборонной области как химическая. Говоря о причине своего ареста, главный обвиняемый Нахум Манбар не скрывает, что имел с Ираном прочные связи, о которых сотрудникам Мосада было известно. Как сообщает израильская пресса, у Манбара имелась официальная лицензия на заключение торговых сделок с Ираном. Более того, Манбар был отнюдь не единственный крупный предприниматель, занимавшийся успешным бизнесом с иранскими коллегами. Так, фирма «Эльбит» продавала Ирану новейшее военное оборудование, разработанное в министерстве обороны Израиля, какая–то другая фирма продавала этой стране артиллерийские снаряды. Более того, в те же годы с Ираном, оказывается, заключали военные сделки множество фирм и людей, продававших и военное, и не предназначенное для военных целей оборудование. Так ли все было или не совсем так, однако это говорит о том, что прерванные в 1979 году отношения между Ираном и Израилем на самом деле не могли исчезнуть в одночасье, а ушли в подполье и начали осуществляться через третьи страны. Более того, в 1985–1986 гг. Иран во время войны с Ираком именно через Израиль вел переговоры о поставке американского оружия, включая противотанковые ракеты.

В настоящее время в иранском обществе впервые после долгого молчания созрело понимание необходимости либерализации существующего режима. Именно это и привело к власти президента Хатами, за которого проголосовало 60% населения Ирана.

Политический курс Хатами можно характеризовать как более прагматичный по сравнению с курсом, проводившимся предшествовавшим правительством. Это позволяет полагать, что Иран, в лице президента и немалого круга его сторонников–прагматиков, стремится выйти из изоляции, разрушить сложившиеся в его отношении устойчивые, хотя и небезосновательные стереотипы и играть роль равного партнера в качестве независимого субъекта мировой политики. Поэтому Иран старается заключить тесные политические и культурные связи со странами Запада. Действенные шаги, предпринимаемые для этого Ираном, позволяют просматривать и очертания будущих ирано–израильских отношений, хотя иранская пресса по–прежнему продолжает резкие антиизраильские выпады.

По сведениям выходящей в Лондоне ежедневной арабской газеты «Аль–Хаят», Иран готов приостановить активность «Хезболлы», которую он поддерживает с полного согласия Сирии, а также помочь в умиротворении ряда региональных конфликтов. Однако Иран может быть готовым к содействию лишь в том случае, если Евросоюз согласится установить с ним дипломатическое сотрудничество. Поэтому, когда министр иностранных дел Франции Юбер Ведрин приехал в конце минувшего года в Тегеран, ему было заявлено, что, хотя Иран рассматривает «Хезболлу» как Ливанское национальное движение, он, тем не менее, готов оказать на него сдерживающее влияние, если ЕС, и в частности Франция, признают Тегеран в качестве партнера.

Израиль еще в конце июня 1998 года объявил, что прекращает передачи иранской оппозиции с израильского спутника, как имеющие подстрекательский характер. (Впрочем, этот жест доброй воли можно, скорее всего, объяснить тем, что США внесли организацию «моджахеддинов» в список террористических).

В то же время министр инфраструктуры Израиля Ариель Шарон заявил о плане возвращения Ирану косвенным путем тех самых 650 млн. долларов, которые Израиль задолжал Ирану в результате импорта нефти, имевшего место до Исламской революции, после которой этот долг и был заморожен.

Президенту Хатами нелегко проводить свой внешнеполитический курс. Этому препятствует власть религиозных лидеров, которые все еще оказывают сильное влияние на общественное мнение. И все же взгляды Хатами и его сторонников разделяет немалая часть населения, – достаточно одного взгляда на улицы Тегерана или другого большого города Ирана, чтобы увидеть, что времена произвола «стражей революции» проходят. Тем не менее, ключевым остается вопрос, – в какой степени президент–прагматик в состоянии осуществить свои намерения? Ведь в сущности, приход к власти нового президента не изменил государственного режима, – президент, как и прежде, не является лидером страны, не властвует над умами общества, которому вольно или невольно приходится жить в соответствии с инструкциями, данными в религиозно–политическом трактате Хомейни. Поэтому Хатами вынужден считаться и прислушиваться к требованиям религиозного лидера страны аятоллы Али Хаменеи. Вот и недавняя попытка президента Хатами спасти автора «Сатанинских стихов» от мести разгневанного шиитского духовенства в который раз подтвердила, что клерикальный истеблишмент и сторонники «жесткого курса» пока что сильнее. Ибо внутри различных ветвей власти в правительственных учреждениях, созданных исламской революцией, реальная власть все еще в руках радикального крыла. Светские лидеры Ирана и до Хатами в какой–то степени пытались проводить умеренную политику. Но, как отмечают израильские аналитики, стоило им делать в этом направлении шаг вперед, как они тотчас же оказывались вынуждены отступать на четыре шага назад. Президенту Хатами в этом отношении удалось несколько больше. Однако последняя неудача с делом Рушди в который раз сурово напомнила, что религиозная фетва Хомейни, провозглашенная в 1989 году, продолжает существовать, что до тех пор, покуда страна живет по .законам «Велайят–е Факих», светская власть обречена отступать на эти самые четыре шага. Да и сам президент Хатами, несмотря на его реформистские взгляды, твердо придерживается принципа «Велайят–е Факих», не сомневаясь в его правильности.

Некоторые аналитики считают, что прекращение войны с Ираком уже свидетельствовало о том, что в столкновении между идеологией исламской революции и интересами режима–государства победу одержали интересы режима над догмой. В этой связи израильский ученый Давид Менашри отмечает, что в ирано–израильских отношениях между этими двумя факторами – интересами государства и догмы столкновения не было. Идеологически Иран против права Израиля на существование как еврейского государства. Но бесспорно, что оппозиция Израилю помогает иранскому режиму отвлечь общественное внимание от местных трудностей к далекому от границ Ирана врагу. В то же время, по мнению Менашри, в случае начала арабо–израильского конфликта Ирану отведена незначительная роль. И если смотреть на Ливан как на баскетбольную команду, то Иран выступает здесь в роли тренера. Владелец же команды – Сирия, и иранцы хорошо понимают, что если владелец пожелает уволить тренера, то он это сделает.

Между тем, духовный лидер «Хезболлы» шейх Мохаммед Хуссейн Фадлаллах угрожает: – если Израиль нанесет удар но Ирану, то Иран ответит не только со своей территории, но будет нанесен удар и из Ливана. При этом шейх предостерегает, что в случае израильской агрессии против Ирана в отношении Израиля будут применены любые недозволенные средства. Шейх подчеркивает также, что и любое агрессивное действие Израиля против Сирии также будет расцениваться как агрессия против Ирана.

Рассуждения Фадлаллы на эту тему передавались по радиоканалу «Хезболлы», а затем широко публиковались в ливанской и арабской прессе. Дело в том, что перед деятелями «Хезболлы» начала мелькать пугающая их перспектива, что Иран может ослабить свою опеку над ними. И это не только надежды или иллюзии шейхов, убежденных в военное вмешательство Ирана в случае израильско–сирийского столкновения, но, в первую очередь, горячее стремление лидеров «Хезболлы» поддерживать костер в Южном Ливане и ни в коем случае не дать ему погаснуть. Лидер «Хезболлы» Хассан Насрулла понимает, что продолжающаяся поддержка Ираном «Хезболлы» зависит в значительной степени от военных успехов этой организации против Израиля (Последняя активизация «Хезболлы» на израильско–ливанской границе совпала по времени с визитом лидера этой организации шейха Хассана Насруллы в Иран). Развития мирного процесса опасается и иранское духовенство. Именно поэтому аятолла Хаменеи обрушился в октябре прошлого года на Арафата, назвав его «лакеем» Израиля за то, что он подписал соглашение в Уай. Отсюда и та двойственность заявлений президента Ирана Хатами, когда он, делая свой шаг вперед, утверждает, что ослабление международной напряженности является одним из главных инструментов внешней политики Ирана. И в то же самое время, отступая назад, Хатами произносит дипломатическое «но»: – ИРИ отвергает мир, направленный на распродажу прав палестинцев и мусульман вообще, но отказывается поддерживать попытки нанести вред мирному процессу!

Советник же президента–прагматика Мохаммед Шариати заявил 15 декабря минувшего года, что шаги палестинских властей по переговорам с «агрессивным сионистским режимом» означают официальное признание палестинцами «режима оккупации Иерусалима». Являясь также Председателем Национального комитета по поддержке Исламской революции Палестины, Шариати, на встрече с лидерами палестинских партий и групп заявил, что соглашение «Уай–Плантейшн» – это обман, это стремление США помочь сионистскому режиму осуществить свои внутри– и внешнеполитические цели.

«Пустыми угрозами» считает известный противник нынешнего иранского режима Амир Тахери возможность ракетного удара по Израилю со стороны Ирана. Духовный лидер «Хезболлы» шейх Мохаммед Хуссейн Фадлаллах уверен, что Иран будет воевать против Израиля, если это сделает Сирия. «Нет! – заявляет Тахери в выходящей в Лондоне арабской ежедневной газете «Аш–Шарк Аль–Аусат». По его мнению, Иран не имеет ни вечных друзей, ни вечных врагов, а иранские лидеры не намерены обсуждать вопросы стратегии с ливанскими шейхами. Тахери убежден, что их вера в это ни на чем, кроме иллюзий, не основана и что Иран никогда не будет воевать за чьи–либо интересы, кроме своих. Более того, по мнению Тахери, исламская солидарность на самом деле ничего, кроме лозунга, не означает.

Нельзя не признать, что об этом же свидетельствует и нынешняя политика Ирана в отношении исламских стран. Например, в Закавказье Иран поддерживал христианскую Армению в ее войне с мусульманским Азербайджаном; в Чечне Иран поддерживал Россию; в Таджикистане Иран выступал на стороне России и бывших местных коммунистов; в Афганистане Иран поддерживал бывшего коммунистического генерала против талибов; в бывшей Югославии Иран обеспечивал нефтью Сербию даже после того, как сербы произвели массовое убийство боснийских мусульман; Иран состоит в дружественном союзе с индуистами Индии против мусульманского Пакистана. Тот факт, что Индия продолжает пренебрегать желаниями мусульман Кашмира, даже косвенно никак не отражается на ирано–индийских отношениях.

В 1980 году Иран укреплял дружеские отношения с Сирией, чтобы предотвратить возникновение арабского фронта в защиту Ирака. Однако ирано–сирийский альянс – это тактический ход, ибо два режима – иранский и сирийский – находятся на разных полюсах идеологии и культуры. Сама концепция арабского национализма, поддерживаемая сирийцами (Баас), вызывает стойкую неприязнь со стороны иранских лидеров.

Поэтому, по мнению иранских политологов, ныне проживающих на Западе, в случае, если Сирия будет вовлечена в боевые действия против Израиля, будет очень много шума из Ирана и демонстраций в Куме и Тегеране, а духовные вожди произнесут пламенные речи. И, конечно же, «Хезболле» будет велено обстрелять катюшами северный Израиль.

Иран безусловно опасается израильско–турецкого союза, но он не может в этом смысле влиять на Турцию, поскольку стремится сохранить с ней добрые отношения. Этого прежде всего требуют экономические выгоды, среди которых главное место занимает проект века: контракт на поставку иранского газа в Турцию сроком на 20 лет на сумму около 20 млрд. долл. В то же время в Иране известно, что в Турции идея сотрудничества с Израилем возведена на стратегический уровень, и даже временный приход к власти исламистов во главе с Эрбаканом в 1996–97 гг. не смог воспрепятствовать развитию военного сотрудничества между Израилем и Турцией.

Когда в начале октября Сирия и Турция оказались на грани войны, президент Турции Демирель предупредил арабские страны, чтобы они не поддерживали Сирию. В эксклюзивном интервью Демиреля газете «Миллиет» президент Турции недвусмысленно пригрозил: «Это проблема двух стран. Любая другая страна, которая решит использовать ее как удобный случай против Турции, столкнется с последствиями!»

Сильная религиозно–политическая традиция, господствующая в Иране, испытывает, однако, серьезные причины для беспокойства. Дело в том, что, если во времена президента Рафсанджани в несокрушимости этой всесильной системы возникали робкие сомнения, то ныне между двумя ветвями властных структур происходит явная борьба. Но главное – это то, что нет единства и в самом духовном лагере. Об этом свидетельствует «бунт» известного в Иране аятоллы Монтазери против своих собратьев–богословов.

В свое время Хомейни официально назначил Монтазери своим преемником. Однако тот начал выступать за ограничение власти духовенства и даже за отделение религиозной власти от политической. Поэтому после смерти Хомейни Совет экспертов – «Моджале–е Хабреган» избрал духовным лидером Ирана тогдашнего президента страны аятоллу Хаменеи. Монтазери же ушел в оппозицию, собрав, однако, вокруг себя немалое число сторонников. Именно эти последние и выходили на демонстрации на улицы Тегерана, требуя отмены доктрины «Велайят–е Факих». Но в таком случае это будет означать отказ Ирана от идеи экспорта Исламской революции, да и вообще отказ от всей политико–идеологической системы, созданной в стране после 1979 года. В ответ на это религиозные лидеры яростно отстаивают свои позиции, усиливая давление на президентскую власть. В одной из своих еженедельных проповедей в минувшем году Хаменеи категорически отверг даже мысль об улучшении отношений между США и Ираном. Международные наблюдатели отметили, что духовный лидер Ирана резко предупредил об этом президента страны. Отсюда неуверенность политики президента Хатами, вынужденного соответствовать требованиям религиозных лидеров, и, в частности, непоследовательность во внешней политике его кабинета.

27 января 1998 года из Дамаска сообщили, что президент Ирана Мохаммад Хатами предложил президенту Сирии Хафезу Аль–Асаду создать Арабо–Исламский фронт (т.е. арабо–иранский фронт. – Л.Б.) против «сионистов и Америки». Этот предложенный иранцами Сирии «Арабо–Исламский фронт» представляет собой часть идеологической программы, целью которой является стремление Ирана выглядеть активным и уважаемым членом в «панарабском» пространстве.

В последнее время иранские власти все чаще уверяют арабские государства в своей преданности общеарабским идеалам. По сообщению Еврейского бюллетеня, выходящего в Сан–Франциско, президент Ирана Хатами заявил недавно в Тегеране, что Израиль представляет главную угрозу миру. В начале августа 1998 года в газете Объединенных Арабских эмиратов «Аль–Иттихад» было опубликовано заявление Министра обороны Ирана Али Шамхани, также отметившего, что «Израиль угрожает Ирану». (Шамхани и ныне настаивает на этом обстоятельстве, обыгрывая, по–видимому, недавние и весьма неосмотрительные высказывания начальника Генерального штаба ЦАХАЛа генерал–лейтенанта Шауля Мофаза и депутата Израильского кнессета Эфраима Снэ). Министр заверил, что иранские военные силы не направлены против какой–либо из арабских стран, намекая, что военные разработки ВВС Ирана предназначены против Израиля. Ранее, в конце июля 1998 года. в интервью, которое он дал Саудовскому еженедельнику «Аль–Васат», Али Шамхани объявил, что иранские военные силы являются «частью военного потенциала арабов и исламского мира». Министр подчеркнул, что Иран не оставит арабские народы в их борьбе против оккупации евреями Иерусалима. Именно поэтому, – говорит он, – «Тегеран намерен создать ирано–арабскую ось для борьбы с кознями сионистов, ибo «сионистские оккупанты» хотят представить Иран как угрозу для арабских народов, который, якобы, хочет лишь оправдать свое присутствие на Ближнем Востоке, чтобы проводить свою политику с богатыми нефтью странами Персидского .залива.

Постоянный представитель Ирана в ООН Хади Неджат Хуссейниан также «от имени исламского мира» призвал Совет Безопасности принять практические меры, чтобы остановить систематическую активность Израиля, с которой он «меняет историческую и демографическую структуру Эль–Кудса». Представитель Ирана сообщил, что президент Хатами в качестве главы Организации Исламской конференции 25 июня 1998 года издал Положение, «запрещающее сионистам осуществление своих дальнейших планов, оскверняющих святость Эль–Кудса».

Думается, что такие выступления президента Ирана, равно как и опасения его властной верхушки, больше предназначены для «ушей» арабских соседей страны и ее духовных лидеров.

Замедление нынешнего процесса мирных переговоров между Израилем и палестинцами в действительности продлевает благоприятные для интересов Ирана политические обстоятельства в этом регионе. В то же время, снабжая «Хезболлу» всеми необходимыми средствами, Иран вряд ли заинтересован в ее конечной победе над израильскими военными силами в Южном Ливане, ибо это может быть выгодно только Сирии. Поэтому Иран устраивает состояние «ни мира, ни войны» с креном в сторону постоянного напряжения.

Литература

израиль иран идеологический политический

1. Факты об Израиле. – Реховот: Израильский центр информации, 1992. с. 60.

2. Панорама Израиля. – Иерусалим: Издание Еврейского Агентства. 1991. №№ 269/270. с. 21.

3. Ben Gurion D. Rebirth and Destiny of Israel: New York. 1954. с.489.

4. Краткая еврейская энциклопедия. – Иерусалим: Кетер, 1976. T.I. c. 626.