Реферат: Возможность этического учения в философии Нового Времени

Санкт-Петербургский Государственный Университет

кафедра истории философии

научный руководитель

проф.Сергеев К.А.

диломная работа

тема: возможность этического учения в философии Нового времени.

студента 5-го курса

философского факультета

кафедры истории философии

Решетина К.Н.

Санкт-Петербург

2000
I

ВВЕДЕНИЕ

Вскрыв метафизический смысл истины как достоверности, можно говорить о том, как функционирует познание: руководимое таким режимом истины и чем может являться та наука, которая способна обеспечить субъекта истинным познанием. Если удается остановиться на субъекте, как на типе человеческого существа, то есть результат трансцедентального выхода к изначальному источнику знания, то такой наукой может оказаться метафизика. С другой стороны, чем является субъект ? Субъект может иметь дело только с законом, правилом. Субъект то, что имееет врожденные идеи, которые есть суть законы, и в этом смысле познавать – значит реализовать эти законы, быть подчиненным им. Субъект, таки образом, есть субъект Закона. Как субъект есть результат выхватывания человеческого существа из случайного в необходимость, так субъект и является существом характеризуемым законом. Субъект изначально мыслится как нечто, обладающее правилом, предписанием, законом. Что означает иметь ясную идею геометрического тела – это значит иметь законы его построения. Таким образом, познание есть укорененность в законе. В этом случает понятно почему именно Этика должна занять место в той науке, которая могла иметь дело с познанием кк реализацией Закона. Действительно, когда человек обнаруживает себя субъектом через метод трансцедентального сомнения он нуждается в своем теле, которое ему непосредственнным образом дано, но которое требует еще научного осмысления, он нуждаетс в окружающем его мире, который непосредственно воспринимается, но также требует научного осмысления. Субъект в этом смысле есть ни что иное, как Закон, который реализуется в научном осмыслении своего тела и мира вокруг. Как только субъект ясно обнаруживает себя через удаление своего тела и укружающего мира, становится очевичным, что тело и мир могут существовать как осмысленное сущее, они должны сущестоввать никак иначе чем по законам, что собственно и есть субъект. Иными словами восстановление телда и мира есть реализация Закона, реализация субъекта. Здесь открывается возможность для дисциплинарного подхода к познанию. Знание может реализовываться только через ряд дисциплин: физика, медицина, оптика, юриспруденция и т.д. Всеобщей же наукой должна стать та, которая занималась бы изначальными. Метафизическимит основаниями познания, первой причиной. Теперь нужно опять обратиться и первоначальному смыслу субъекта. Декарт, проводя опыт метафизической редукции обнаруживает ясной идею Бога. Именно эта идея Бога есть допуск к дальнейшим процедурам. Идея Бога – единственное, что обеспечивает истину познания. Без нее никакое познание невозможно. Бог справедлив и это есть основание для познания. Если Бог несправедлив, то нет ничего, что не могло бы существовать. Если нет идеи Бога, то нет ничего, в чем нельзя было бы усомниться. Таким образом, идея Бога, идея наисправедливейшего существа обеспечивает субъект основаниями к познанию. Наукой же исследующей первую причину должна являться Этика, т.е. наука о Боге, о справедливости. Итак, наука исследующая Бога исследует справедливость, Закон – такой наукой может быть Этика. Нужно сразу же уточнить. Что субъект обнаруживает Бога опять же через закон, через который он реализуется, т.е. субъекту дана врожденная идея Бога, как закон, кк справедливость. Из этого следует. Что познавать первопричину. Т.е. Бога, субъект может через реализацию того закона, через который Бог дается субъекту в качестве врожденной идеи. Субъект познает Бога когда реализует закон, когда вершит справедливость. Таково главная наука изучающая первопричину, т.е. Бога и это есть наука о справедливости, т.е. Этика.

Итак, наука имеющая дело со всеобщим основанием знания имеет дело с идеей Бога, которая есть Закон, и этот закон дан субъекту познания как справедливость Бога. Иначе, чем через закон Бог не открывается субъекту. Бог неводим, он открыт только через свою сущность, т.е. он дан субъекту в качестве предписания. Значит познавать Бога означает реализовывать закон, быть справедливым. Поступая справедливо субъект познает Бога. Такова задача Этики, как науке об основании познания – иметь дело с законом, с его реализацией как справедливостью. Справедливость есть предмет Этики. Справедливость как сущность Бога данная в законе. Итак, субъект имеет дело с Богом через идею Бога, данную как закон, т.е. субъект никак иначе, чем через закон не воспринимает Бога. Бог раскрывается только через справедливость. Как гласит третий догмат по Маймониду: Творец бестелесен, невидим и его не определяют никакие телесные свойства. Бог дан через свою сущность, т.е. через справедливость И одиннацатый догмат раскрывает справедливость как воздаяние добром соблюдающим заповеди Его и кару преступающим заповеди Его. Заповеди же есть законы по которым справедливость вершится. Никак субъект не познает Бога, кроме как через закон, справедливость. Бог есть сам Закон по которому справедливость воплощается во всем сущем. Познание всякого сущего должно начинаться с презумпции справедливости, по которой это сущее есть. Сущее в этом смысле само есть субъект справедливо существующий в кругу всего сущего. Все существует благодаря как следствие божетсвенной справедливости. Сущетсвовать истинно, значит сущетсвовать причастным справедливости образом. Познавать сущее, значит усматривать это сущее как усмотренное в необходимости, а всякое усмотрение здесь есть реализация справедливости как единственный способ познания первопричины т.е. Бога. Таким образом становится понятной природа познания первопричины сущего. Первопричина есть Бог данный как Закон. Познавать первопричину – значит реализовывать закон. Здесь нужно вспомнить. Что именно новое время вернуло человеку его туловище, именно Декарт предпринял первым попытку восстановить человеческое существо как действующее, владеющее своим телом. Ведь средневековая схоластика рассматриввала тело как нечистые путы святой души, либо воспринимала его как метафору, как средство для Imitatio Cristi. Напротив, Декарт и замышлял свой метод тотального сомнения для того, чтобы иметь возможность для восстановления человека как целостного существа с душой и телом. Таким образом, целостность человека раскрытая обнаружением субъекта как существа, которому дан закон, получила следующий характер – душа знакома с законом, который должен выполняться телом. Субъект – это, собственно, новое название души, но уже не той, которая страдает в своем теле, но которой открыто первоначало всего сущего, данное как закон. Наука, которая смотрить на человеческое существо таким целостным образом есть Этика. Этика есть наука, где есть место всему человеку: и как субъекту и как протяженному телу. Этика, таким образом, есть наукуа о сущем вообще.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Выяснить, каким образом Наука Нового Времени полагает себя на антропоцентрических основаниях, значит показать каким образом человек становится субъектом, то есть исследователем, всецело исходящим из себя. Как социальная ткань формирует такой режим истины, при котором основоположением бытия является воля к истине, воля к выражению сознания через аналитическую картину мира.

Если прояснять фундаментальную позицию Нового Времени исходя из феномена свободы, то вся предшествующая историческая ткань как нельзя глубже раскрывает историю как историю освобождения человека, историю чистки сознания. Действительно, христианство рассредоточивает сознание средневекового человека таким образом, что нет ничего иного кроме свободы, и всякое выхождение за рамки религии есть освобождение. Таким образом понимаемая свобода есть необъяснимая часть религиозного сознания. Именно религиозное сознание формируется как ограничение свободы. Свобода и религиозность неразрывны и ограничивают друг друга. Как раз из этого становится понятным, как любая секуляризация есть освобождение.

Средневековый человек это странник, грешник по рождению на грешной земле. Выяснение начала всех вещей ставит нас в определенное отношение к сущему. Такая метафизическая позиция находится в скрытом виде и раскрывается тогда, когда предстает взору другой метафизической позиции. Бытие средневекового есть Слово. Божественное слово первое, что есть. Само слово определяет, что происходит. Слово есть смысловой центр сущего, сущего как тварного. Творение не имеет сущности, кроме как в Слове. Бог создает свои творения через Слово, а божественное Слово не может иметь истории. Слово есть свидетельство Бога, оно дано как святое Писание и раскрывает божественный план. Поскольку оно вне истории, оно носит культовый характер. Именно Слово выступает как узел всего разворота средневековой учености: Риторика Веры Августина, Грамматика Веры Ангельма, Логическое слово Аквината и Поэтическое Слово Данте.

Слово нужно знать и хранить, так как оно раскрывает верующему Божественный план и участь тварного в нем. Только знание Слова обеспечивает спасение души верующего. В этом смысле сознание средневекового человека раскрывается как воля к спасению. Слово носит служебный характер – оно гарантирует спасение и оно требует красноречия как вместилища исповедующегося. Исповедь же сама есть феномен, понимаемый в смысле бытия как слова, где слово творит все сущее. Сам по себе мир не имеет основы в себе, он основывается в Боге через божественное слово. Мысль, таким образом, в средневековье возможна лишь в рамках учености. Средневековый ученый должен знать Слово и хранить его. Метафизика в рамках средневековой учености возможна как внушение. Средневековая мысль антиномична и задача средневековой мысли довести до исступления усомнившегося в Слове, потому что главная задача ученого схоласта удержать волю человека в рамках воли к спасению.

На протяжении 3-4 столетий после средневековья социальная ткань формируется заново. Якоб Бурхард и Мигиле открыли (в 19 веке) новую эпоху – ренессанс. Это время энергичных, предприимчивых, авантюрных людей, которые добивались славы и богатства. Ренессанс возрождает древности, добродетели, римскую доблесть. Земля, которая была “безвидна и пуста” для средневекового человека, стала таким же благородным космическим телом, как и все другие тела (Николай Кузанский), а человек стал земным существом. Плакать, смеяться, гневаться – девиз ренессансного человека. Человек должен принадлежать только себе – эти слова Парацельса выявляют новый тип свободы – антропоцентрический. Мир представляется как великая тайна. Две категории в которых разворачивается ренессанс:

I. Разнообразие –Varietas

Разнообразие всего сущего.

II. Humanitos – человечность.

Homo munitos является истинным условием попадания человека в собственную сущность.

Человек есть Limbus minor, тогда когда все мироздание это Limbus mujor. Если мы постигнем внутреннюю сущность человека, то мы постигнем все мироздание. Человек есть микрокосм.

Ренессансный человек – это банкир, авантюрист, алхимик, шпион и гуляка. Он освобождается от традиций, обращаясь к античной красоте и римской доблести. Человек становится существом историческим, поскольку обращается к истокам. Именно обращение к истокам и личное всемогущество определяют теперь человеческую свободу как воплощение всех возможных свобод. Интересно в этом смысле вспомнить испанскую комедию, полную запутанной и сложной интриги. В ней есть все: и хвала древним, и почитание набожности, и хитроумные интриги, и любовные переживания. Персонажу ничего не остается как только по замыслу авторов разворачивать всю свою мощь и энергию во всех сферах возможного опыта. Мир это красота, недифференцируемый эстетический континуум, где есть место для всех.

Ренессансная ученость это не ученость средневековых схоластов – она имеет ярко выраженный логический характер. Каждый княжеский двор имеет в то время своего аккультиста, кроме того, приглашают на службу всевозможных магов и чародеев. Улицы заполнены ведьмами, инкубами, субккубами, эльфами и прочими противными богу существами. Именно тогда пишется “Молот ведьм” – пособие по изобличению и уничтожению всякой нечисти. К 15 веку в Европе стали сжигать на кострах. Эстетика для ренессанса важнее моральной субстанции. Мир есть красота и главное в этом мире это искусность и виртуозность. Искусный человек ренессанса – это Homo Magus, постигающий язык самой природы. Магический язык мышления изобилует утопическими проектами и идеями. Мир нуждается в том, чтобы человек его исцелил. метафизика ренессанса есть магическая форма мышления. Магия это форма приобщения к божественному плану как и рационализм, сменивший ее тогда, когда мысль обрела ясные и отчетливые идеи. Эта форма развивается по степени освобождения человеческого существа, очищения разума. Нужно освободиться от “идолов разума” чтобы постигать вещи.Каким образом произошло так, что Новоевропейский Ego cogito сменил Homo Magus ренессанса? Как происходит развенчание ренессансного ума?

Почему Монтень говорит, что разум притязающий на многое есть жалкий разум самого заносчивого существа. Если Пико де ла Мирандола восхваляет человека, обожествляет его, будущее понимает как возвращение будущего, то Монтень, что недостаточен и слеп человек, ничтожество, замахнувшееся на понимание мира. Человек, измышляющий мир, затемняет свое существо, прикрывается социальной ролью. Такой вымышленный мир воздействует так, что мы никогда не познаем свою собственную сущность. Но до Монтеня скептицизм был распространен и в рамках магической науки. Агриппа написал “Трактат о недостоверности и тещты наук” и, вообще, с некоторого времени университетская наука подвергается нападкам. И Ньютон, и Кеплер, и Декарт писали свои трактаты вне рамок университета. Уход от академической учености это возможность обратиться к собственному существу. Нужно выяснить сущность человеческой природы. Опять же Монтень пишет, что все доктрины и концепции сталкивают нас не с природой вещей, но со своей собственной природой. Природа не столько постигается, сколько затемняется концепциями. Значит необходим новый разум, “не знающий еще своей веры”, очищенный от всего, что на правах традиций размывает “границы трезвости человека”. Все чаяния человеческого существа концентрируются в одном вопросе – что есть человек? Философская антропология стала основательным внутренним стержнем философии Нового Времени. Основное назначение человека теперь – всегда иметь себя в своем собственном распоряжении. Необходимо выяснить сущность человеческой природы, чтобы судить о вещах правильно. Если же мнительность затемняет нам разум, то это связано с тем, что мы так и не познали свою природу. Необходим личный опыт отречения от мнительности. Человек должен стать приватным, существом. человек должен исследовать себя, судить о себе, а не о вещах.

Ф.Бэкон предпринимает частную попытку философствовать. Вся его философия – это программа восстановления наук. Основной элемент программы восстановления наук – освобождение разума от idolon. Очистить разум от идолов, значит обрести себя, обрести знание. Знание же есть сила. И только такое знание действительно, что способствует могуществу человека. Хотя опыты Бэкона противоположны попыткам Монтеня, который говорит, что человек не знал себя, но претендует повелевать всем, но оба они сходятся на том, что человек сам себя определяет к мысли, к вещам, к тому, что должно существовать, а что не должно существовать. Стоит или нет существовать чему-либо.

Бэкон задается вопросом о том, какой должна быть наука? Но он уже знает, что наука, как обращение человека к своей собственной природе, расчищение человеком своего собственного разума, высвобождение от idolon, будет играть вездесущую роль. Цель теперь одна – расширить господство над природой, ведь теперь природа получила свой метафизический статус как то, что определено человеком к существованию или несуществованию. Природа в таком смысле есть контролируемая человеком действительность и располагающая человека к тотальному контролю над собой. Природа есть теперь сущее, действительность, лишенная всякого самостояния. Природа есть теперь как действительность, actualitas, она теперь обнаружена. Сущее не имеет теперь внутренней силы, оно есть исключительно собственная наружность, которая подвергается воздействию. Единственная возможность такого обнаруженного сущего – быть под тотальным контролем, быть предельно исчислимым. Человек оказался в статусе основания, предлежащего. “Природа в своем бытии, заранее опустошаемом, отныне уже должна подчиняться человеческому разуму в его стремлении осмысливать все только в отношении к самому себе, чтобы все себе представлять в интенции, это все так или иначе контролировать и тема самым подкреплять свое желание над всем более или менее возможной мере властвовать, коль скоро Протагором, то есть давным-давно, сказано и якобы нашей цивилизации завещано, что человек есть и должен всегда быть мерой всех вещей, ныне существующих и не существующих” (К.А.Сергеев). Теперь знание обретается только из себя самого. Mente concipere Галлилея получило метафизическое обоснование в Cogito ergo sum Декарта. Таким образом, вопрос: что есть сущее? ставится теперь с учетом того, что именно человек способен владеть непоколебимым основанием для истины сущего, для чего необходим метод. Человек должен быть надежно обеспеченным во всех своих начинаниях, но такого рода уверенность требует от человека надежных и основательных достоверностей, и такая достоверность есть сам человек. Противостояние между человеком и сущим, им же удостоверенным, то есть лишенным внутренней силы, обнаруженным сущим разворачивается всегда как исследовательское предприятие, в котором необходимым является метод. Метод у Декарта это то, что позволяет осуществить расчет такого сущего, которое как сотворенные вещи причинены действующими причинами, исследовать же конечные причины значит “позволять себе притязать на участие в его (Бога) замыслах”. Именно эти действующие причины освещены естественным светом, а он не открывает ничего противного Богу. Итак, Декарт говорит, что исследованию подлежат только действующие причины, тогда как Бог озаряет наш разум естественным светом и гарантирует надежность таких исследований. Конечные же причины, то есть цели, поставленные Богом при сотворении сущего недоступны нам, и всякое притязание на это есть притязание на участие в замыслах творца. В познании же действующих причин человек обеспечен всем необходимым для успешного познания. Для познания действующих причин необходим метод, как изначальное расположение к себе сущего в качестве обнаруженного, то есть удостоверенного Ego cogito. Человек имеет врожденные идеи, которые впервые и получают свою ясность и отчетливость в процессе методического исследования. Истинно то, что воспринято ясно и отчетливо. Сам же характер ясного и отчетливого гарантирует нам, что сущее имеет такую форму восприятия, то есть ясную и отчетливую, потому что именно действие воли (operatio voluntatis) обеспечивает нам восприятие сущего так, что оно существует исключительно как протяженная вещь. Ясное и отчетливое впервые обретает свою силу Ego cogito. Сомневающийся разум блуждает, так как еще не имеет основания в себе. Осознавая же несомненность в себе как мыслящем существе дух только теперь и испытывает нескончаемую притягательность ясного и отчетливого. Завороженность духа перед истиной – это фундаментальное основоположение метода, метод должен предоставлять представления на проверку духу, а тот неминуемо очаруется таким представлением, которое окажется ясным и отчетливым.

“Нам присущи два модуса мышления – восприятие разума (percepto intellectus) и действие воли (operatio voluntatis)”, - пишет Декарт в “Первоначалах философии”. Восприятие или действие разума – это чувство, воображение и чистое разумение. Воление же или действие воли – желание, отвращение, утверждение, отрицание, сомнение.

Человек заблуждается, когда судит о том, что воспринято им недостаточно осмысленно. Восприятие разума, само по себе, когда мы ничего не утверждаем и не отрицаем относительно воспринимаемого, не может быть истинным или ложным, то есть воспринимая мы не можем заблуждаться. Мы воспринимаем все истинно для себя, такое восприятие действительно для самого воспринимающего и нет никаких оснований сомневаться в том, что восприятие это то, в чем я, как воспринимающий, заблуждаюсь. “Наши заблуждения проистекают не из нашей природы”, – пишет Декарт. Воспринимать “то немногое, что ему (разуму) предлагается” есть природная функция человека. Я нечто воспринимаю и в этом смысле я действую согласно своей природе, но моя природа создана “Богом необманщиком” значит мои восприятия по моей природе действительны для меня и именно на этом только и может основываться претензия познавать вещи истинно. Значит, обнаружение мной вещи, то есть мои восприятия вещей согласно моей природе есть изначальная позиция к моему действию с воспринятым, а действия эти впервые и находят свое метафизическое основание в том, что восприятия, говоря языком Лейбница, сменяют друг друга, а говоря картезианским языком: естественный свет, или способность познания побуждают нас к смене восприятий. И демонстрирует это Декарт через метафизическое сомнение. Именно существо сомневающееся, “блуждающее” есть то существо, которое сменивает восприятия. Если Лейбниц понимает стремление к смене восприятий монад, как происходящее по самой природе монады, то Декарт впервые только и демонстрирует смену восприятий через сомнение. Почему человек сомневается? Почему человек приводит в действие механизм восприятий? Ответить на этот вопрос означает схватить человека в том его существе, когда он сам впервые и становится субъектом, когда он изначальным образом обращается к себе как к основанию истины всего сущего. Действительно, только обращаясь к восприятию и, главным образом, к механизму смены восприятий, именно здесь обнаруживает себя та свобода, которая в средние века принадлежала исключительно лишь творцу. Высвобождение же человека, как вход за границы религиозности, обнаружило человека как истинно свободное существо, потеснив волю к спасению через божественное Слово, волей к сомнению в Божественном Слове, сомнению, которое достигнув существа человека, погрузило его в “блуждание” и в котором впервые обнажилось существо новоевропейской истины. Теперь воля к сомнению характеризует человека. Воля к сомнению есть воля к истине, которая впервые раскрывается в сомнении. Дело, конечно, не обстоит таким образом, что начиная с Декарта человек стал сомневаться и обретать истину в своем сомнении и через сомнение, потому что человек сомневался во все времена, но то, что сомнение обнаружило себя как единственный выход для “блуждающего” человека, в этом мы благодарны Декарту.

Итак, сомнение разворачивается в двух “языках”. Во-первых, есть сомнение как комплекс мер, которые мы должны предпринять, чтобы впервые ощутить на себе то неотразимое воздействие, которое производит на нас финал сомнения – Ego cogito. Испытав это воздействие, мы теперь понимаем, как чуток наш дух и как он завораживается перед ясностью и отчетливостью Ego cogito. Наш дух любит ясность и отчетливость и говорит нам, что все то, что я воспринимаю ясно и отчетливо – истинно. Здесь истина формируется как наше личное переживание того, что мы воспринимаем ясно и отчетливо. И истина теперь требует метода. Такой метод для разыскания истины основывается на смене восприятий. Восприятия сменяют друг друга до тех пор, пока одно из них не очарует дух как ясное и отчетливое. Но сомнение содержит в себе и второй, метафизический разворот: Декарт впервые открывает существо свободного человека как “блуждающее”, то есть взявшее на себя судить о существовании вещей. “Блуждающий человек” оказался среди сущего, которого он лишил самостояния и которое возможно лишь как просчитываемое тотальным образом. Сущее теперь возможно так, как оно имеет перспективу стать подконтрольным человеку. Перспектива эта, разумеется, принадлежит человеку-объекту. Рассчитывать и контролировать сущее – это истинное существование “блуждающего” человека. Истоки человека теперь сказываются в будущем. Будущее – это то, что принимается человеком как существо своей свободы, свободы субъекта, которую он теперь разворачивает как осуществление всех своих свобод, который высказываются в плане тотального контроля над сущим. “Различие наших мнений происходит не от того, что один разумнее других, а только от того, что мы направляем наши мысли различными путями рассматриваем не одни и те же вещи.”
(“Рассуждение о методе”)

Следуя этому отрывку, как основополагающему тезису, попробуем раскрыть претензию человеческого существа познавать.

Проанализируем сначала непосредственно наш тезис, чтобы рассмотрение происходило максимально последовательным образом. Субъект, познавая объект, имеет мнение. Это мнение всегда о чем-то, то есть о предмете. Мнения различаются, если предметы их спровоцировавшие, сами различаются. Так же справедливо, что два мнения, полученные в процессе познания одного и того же предмета, не будут различаться. Отсюда очевидно, что познавательные процедуры при уже заданном для них предмете, функционируют общеобязательным, принудительным образом. Подразумевается, что человеческие существа имеют способности, которые по природной необходимости разворачиваются в познании по всеобщему принципу. Познание имеет свой предмет. Таким образом, субъект претендующий на познание объекта, познает (формирует мнение ) настолько успешно, насколько сущностным образом ему предложен предмет. Итак, познание можно представить двухчастным образом:

а) субъект каким-то образом предоставляет себе предмет познания;

б) формулирование общезначимыми процедурами суждения об уже предоставленном предмете.

Рассматривая познание подобным образом, мы уходим от рассмотрения обширной проблемы Просвещения как формирование однородных структур формулирования мнения, будь они априорные способности или же должны вменяться индивидуумам и, во-вторых, сужаем область рассмотрения в проблему “первого” акта познания - данности предмета познания субъекту. В этом случае мы обратимся к рассмотрению акта сознания, как смысловой определенности, который уже в продуктивной (рефлексивной) деятельности мышления будет содержаться именно как определенный, достоверный предмет ( тогда он будет иметь классическое для науки Нового времени значение объекта ). Именно объект может раскрываться через категориальный аппарат, развиваться по природной необходимости, так как задан он исчерпывающим, комплексным образом. Таким образом, естественно-научная установка сознания способна продуцировать знание об объекте, но не способна задаваться о сущности своего объекта. Сущность объекта не принадлежит объекту. Охарактеризовать эту проблему в картезианском геометрическом ключе значит задаться проблемой границ физического. Продуктивная, категориальное мышление может лишь надеяться на сущностную определенность своего объекта - так, работая с объектом, можно лишь верить, что работаешь с чем-то определенным, отличным от другого. С одной стороны, в естественно-научной установке мы не знаем, с чем имеем дело, не знаем предмета исследования, с другой стороны, в установке сознания на бытие сущего, мы не нуждаемся в процедурах свойственных естественно-научной установке. Новое время ориентировано на метод, основными категориями которого являются категории причины и следствия. В самом деле: пламя свечи есть причина моего ожога. При этом “пламя” и “ожог” должны быть различены кардинальным образом, то есть пламя и ожог должны обладать формой объекта, то есть пламя должно находиться в границах “пламени”, а ожог в границах “ожога”. Выражаясь геометрической метафорой: окружность должна отличаться от квадрата, иначе геометрия как метод не состоится. Таким образом, естественно-научное познание (познание методическое) возможно лишь при уповании на то, что вещь отличается от другой вещи фундаментальным образом.

Геометрический метод удобен тем, что позволяет говорить о границах, как существенных чертах своих предметов-фигур. И естественно-научная установка сознания указывает на “существо границ физического как метафизическое”.

Предмет познания должен быть предоставлен субъекту. Предмет познания - существующий. Он имеет онтологический статус. Это нечто сущее. В какой степени может быть заданно существование объекта? Положение Декарта “cogito sum” направлено на этот вопрос. Любой объект существует, если он удостоверен представлением представляющего. Дальше попытаемся показать в каком смысле представляющий (субъект) не нуждается в своем частном, определенном виде.

Сущее существует, если я имею его идею, если она представлена мне, причем, очевидно то, что представляющий эту идею есть Я. Существую Я и идея существует подобным образом. Существование меня и идеи есть как бы общее место, сущность, которая была необходима для осуществления акта предоставления предмета мышлению. Такой общий множитель можно вынести за скобки, тем самым снять вопрос о том, каким же образом существую Я представляющий. Степень существования субъекта и объекта одна, она и полагалась как одна, чтобы представить объект субъекту. Объект представляющего субъекта - идея, формируется самим представлением по образцу представления. Представлять – способность, которая предоставляет субъекту сущее “истонченное до воздушных образований голого мышления”.

Познание ориентировано на сущее, но Декарту приходится формировать сущее с отсылками на представление субъекта. Такое сущее принуждается быть в согласии с сознанием, сущим, в котором субъект уверен. Сущее, в силу представления как способности, обязано быть тождественным мышлению. Человек предоставляет себе сущее по своему же образцу и подобию, то есть, закон тождества говорит здесь не о совместном присутствии в тождестве человека и сущего, но о формировании предмета в согласии с человеческими способностями. Такая позиция открывает методы и формы власти над сущим. Но заметим, что сущность сущего как предоставленного, лежит в человеческом существе, человеческое же существо не имеет своего вида, так как по методологическим соображениям человек вынес вопрос о своем бытии за свои пределы. Таким образом, всегда непонятно, кто оперирует сущим, как подвластным.

“Трансцендентальность как выход к идеально первичному источнику или началу одновременно означает полное абстрагирование от человека как некоего особого, частного и случайного в этом смысле существа”. Получается ситуация, когда некто не имеющий вида обращается с чем то, что сформировано в соответствии с этим видом. При этом довлеет идеал объективности как достоверности для каждого. Для этого требуется задавать структуру субъекту - либо просвещать человечество в рамках одной программы, либо в надежде на общечеловеческое, отыскивать его.

Человеческое укрылось за субъектом. Существование равнозначно представленности. Истина равнозначна достоверности. Субъект задает меру для существования всякого сущего, по своему произволу устанавливает нечто как сущее. “Отношение к сущему становится наступательным “подходом” к покорению мира и мировому господству”. Знания приобретают форму библиотеки, хранилища информации, инструментария по освоению мира.

Субъект есть антропологический тип. В эпоху субъекта справедливость формулируется как степень освоенности в “мире”. Мир вбирается человеком в представление и становится инструментом. Сущее как объект есть сумма предикатов. Маркс декларирует, что труду присуща адекватная стоимость, что собственность есть неотъемлемая черта сущего. Юм пишет по поводу собственности следующее: хотя восприятие предмета не дает знать о принадлежности этого предмета кому-либо, но моральное чувство свободного субъекта приписывает ему эту черту. Подобное возможно при понимании истины как достоверности. Субъект сам задает себе цель, средства, сам удостоверяет результат как желаемый или нет. Сущностной характеристикой предмета встает метод. Субъект существо методическое. Метод обеспечивает субъекту сущее как объект. “Метод” Нового времени не упорядоченная последовательность рассмотрении, составленных по способу схоластической “суммы”, но, выслеживающей сущее и полагающей его в качестве объекта, способ субъективности.

Четвертое правило для руководства ума гласит: для разыскания истины вещей необходим метод. “Метод” берет из мира только достоверное (в качестве истинного ), значит такое, что удостоверено субъектом.

Хайдеггер выделяет четыре аспекта, определяющие метафизическую позицию:

1) способ, каким человек в качестве человека является самим собой, зная при том из самого себя;

2) способ, каким человек в качестве человека является самим собой, зная при том из самого себя;

3) проекцией сущего на бытие;

3) ограничением существа истины сущего;

4) тем, откуда человек каждый раз берет и каким образом он задает “меру” истине сущего.

Картезианская метафизическая позиция разворачивается по Хайдеггеру в следующую картину:

1) человек есть только то в человеке, что способно доставлять мир в представление. Человек здесь есть предлежащие, фиксированный, изначально заданный эталон, по которому субъект из мира доставляет себе объект;

2) существование есть представленность субъекта. Объект может существовать только для субъекта;

3) Истина как достоверность представляющего и обеспечивающего представления. Единственно в чем уверен субъект это он сам. Обеспечивание себя представлением возможно в силу достоверности субъекта как себя осознающего. Объект существует таким же образом, как и предоставивший его себе субъект;

4) Человек есть мера всех вещей. Бытие сущего под сомнением до тех пор, пока не удостоверено, не приведено в соответствие с достоверностью себя представляющего субъекта.

Мысли по Декарту это то, в чем находит себя субъект как “Ego cogito”.

Вообще мысли это собственно идеи (врожденные, благоприобретенные, вымышленные) и предметы мышления , когда “мысль охватывает нечто большее, чем подобие вещи”, это аффекты и суждения.

Главное свойство идеи - соответствие вещи. В этом смысле идея это правило построения объекта. Идея истинна, когда ей соответствует вещь.

Истина есть соответствие, иначе если я не предполагаю моей идее соответствующей вещи, то вопрос об истине снимается сам собой, поскольку идея и истина имманентны природе субъекта.

Таким образом, вопрос об истине ставится тогда, когда необходимо привести в соответствие идею и вещь. Но идея сама по себе не ложна - она фактична, так как идея это факт того, что я знаю эту идею, поскольку это знаю я.

Принципиальным является вопрос, чей приоритет будет сохраняться в соответствии (истине): идеи или вещи. Очевидно, что именно вещи будет вменяться соответствовать идее. Такая процедура есть акт волевой. Идея не нуждается в приписывании ей истинности иначе придется вводить истину второго порядка, чтобы привести в соответствие идею понимаемую как истинную и вещь. Идея истинно априорно как условие всякого возможного познания. Идея является как бы “чистой”, вещь же доставляется чувствами внешнего восприятия в избыточном “пыльном” виде. Истина как идеал соответствия снимает “пыль” с чувственного восприятия как несущественное, случайное. Таким образом, идее ставится в соответствие вещь в ее рафинированном виде - вещь смоделирована. Это делает возможным удовлетворить требование науки воспроизводить явление независимо от времени и географического положения. Платон говорит, что грязь не имеет сущности. Декарт утверждает, что идея “чиста”, существенна, так как фактически утверждена аподиктическим знанием “Ego cogita”. Объектом знания может быть только то, что соответствует идее. Отсюда вытекает надежда как предустановленная гармония. Можно сформулировать категоричнее - вещи как объекту вменяются только сущностные (“чистые”) предикаты идеи.

“Вещь воздействует на меня через свое подобие”. Попытаемся подробнее рассмотреть взаимоположенность вещи, субъекта и подобия, через которое субъект представляет вещь. Итак, Декарт делит мысли на идеи, которые делятся на врожденные, благоприобретенные и вымышленные и на мысли, которые охватывают нечто больше, нежели просто подобие вещи. Очевидно, что “мысли” второго рода характеризуются эмпирическим горизонтом субъекта в мире, причем “мысли” первого и второго рода это есть все, с чем и в чем находит себя субъект. Я мыслящий существую с чем-то, что я мыслю. Поскольку я знаю, что мыслю я - я есть субъект, предлежащее (всякому мышление о существовании сущего) основание. Теперь только я удостоверяю сущее как существующее. После этого я замечаю, что идеи, которые я имею, насчет их я не могу сделать вывода об их истинности или ложности - они есть факты моего сознания. Идея, которую я мыслю, так же достоверна, как и я, мыслящий её. Значит, я могу сделать вывод о том, что идея выработана законами моей природы, имманентно моему сознанию, и моя воля не задает ей существование.

Истина носит двоякий характер:

1) истина как достоверность идеи;

2) истина как соответствие идеи и вещи.

Первое значение истины как будто уяснено: действительно, идея истинна, то есть достоверна, так как удостоверена первой открывшейся мне достоверностью “Ego cogita”. Идея выработана законами моей природы, значит, существует во мне врожденным образом. Идея реальна, так же как и реален я, мыслящий её. Значит, мне нечего опасаться ложного в идеях, поскольку они не ложны сами по себе - они истинны по самой природе моего сознания. Идея подтверждена тем, что мыслится именно мной. Итак, идея не ложна, она достоверна и в этом смысле истинна.

Думается, что нет особой необходимости рассматривать идеи в их трех видах как это делал Декарт. Будем считать, что благоприобретенные и вымышленные идеи через картезианские механизмы получения “ясных” идей прирождаются, то есть обретают очевидность идей врожденных. Обратимся же ко второму значению истины- истины как соответствия. Действительно, дело ведь не в том, чтобы показать каким образом идея Минотавра может стать “ясной” и, следовательно, истинной, в этом нет необходимости - идея Минотавра истинна сама по себе как выработанная моей природой. Важно другое - суметь задать структуру идеи таким образом, чтобы она могла разворачиваться в категориях врожденных идей. Другими словами, исследователя не смущает вопрос о качествах Минотавра (высоте, силе, способности перемещаться в пространстве) потому что любые качества самых нереальных существ заведомо предоставлены субъекту в форме врожденных идей. В этом смысле врожденные идеи есть правила построения сущего как объекта. Неважно, есть ли Минотавр на самом деле, важно то, что он существовал бы не иначе как по правилам содержащимся в исследователе как врожденные идеи. Исследователь задает из себя правила формирования Минотавра и после этого способен описывать его адекватно своим врожденным идеям. Исследователя не интересует, существует ли Минотавр в действительности, он знает, что если бы Минотавр существовал, то существовал бы по правилам которые уже содержатся в исследователе как врожденные идеи. Отсюда понятна претензия встретить в опыте (построить) вещь, которая соответствует идее. Вся природа законосообразна, поскольку сформулирована таковой. Природа не содержит удивительного. Явление воспринимается удивительным образом лишь в том случае, когда я “охватываю своей мыслью нечто большее, нежели подобии данной вещи”. Подобные удивительные явления есть желания или аффекты – значит, вещи должны быть “вынуты” из своих мест, лишены самостояния, чтобы принять соответствующий идее, вид.

Объект науки не должен содержать лишнего (неструктурного) так как идея структурна, то есть содержит только правила выверенные и достоверные. В “Размышлении о первой философии” Декарт пишет: “...из того, что я не познаю ничего иного , относящегося к моей сущности, следует, что и действительно ничто иное к ней не относится”.

Так метафизика приобретает наряду с научным и культурный (эстетический) аспект. То, что пробуждает в нас аффекты, заставляет переживать, обретает свой особый горизонт. Новая эстетика, как специальная дисциплина формирует для себя сущее как “вещь в интерьере”. Задача эстетики, как дисциплины, состоит в организации переживания художественного произведения: аффект плохой попутчик в естествознании, но центральный пункт культуры (эстетики).

Философская мысль совершенствуется в истории. Она конечна, имманентна, сюжетна и завершая свою внутреннюю историю распадается, рождая многие дисциплины - мысль приобретает дисциплинарный характер. Когда природа понимается как механизм, то встает вопрос о том, как в механике явлений возможна человеческая свобода. Но вопрошание о возможности человеческой свободы по сюжету метафизической позиции вытесняется в отдельную дисциплину, которая в свою очередь сама сформирует свободу как свой предмет.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Стоит отметить, что этика всегда вводила в корпус философии, но носила она прикладной характер. Расцвет этическх и социальных учений в Италии в эпоху гуманистов протекал на фоне сильной личности. Человек был агрегатом, готовым ваять, рисовать, играть, торговать и т.д. Сильный человек имел в себе “хорошо устроенную природу”, которая позволяла ему быть жизнедеятельныи и способным избегать опасности. Таким образом, этика как наука носила дидактический характер. Ее целью было выявление в сильном человеке самого совершенного дарования. Человек свободен в выборе своей ориентации иправильное ориентация гарантирована ему его же мощью как творца. Главный залог в правильном выборе способа жизнедеятельности – это “природные начала” заключающиеся в человеке и творческая мощь Человек выделен из прочего мира, что позволяет ему побеждать любое другое одущевленное существо. Альберти видит человека свободным, наделанным творческой энергией, в которой раскрывается совершенство еловеческой натуры. Человек – это неунывающий борец с разного рода трудностями – социальными, экономическими, - как проявлениями Фортуны. Фортуна – это то, что позволяет применять свою “хорошо устроенную природу. Ключевым здесь является соотношение . И этика как раз “заключается в выборе деятельности, т.е. профессиии. Ведь Фортуна предстает перед человеком в виде возможных потрясений - экономических, эмоциональных, бытовых и т.д., тогда как призвана противостоять ей как деятельность, навык. Мастерство. Фортуна может лишить нас плодов наших усилий, тогда, как сама деятельность, навык знания остаются с человеком. Поэтому, здесь открывается свобода человека – в его деятельности, в творчестве. И этика призвана раскрыть призвание человека, выявить ту профессию, в которой он менее всего был бы преследуем Фортуной. Этика, собственно, является здесь инструментом, для отыскания того рода деятельности, который позволил бы раскрыть всю творческую мощь человека во всей полноте. Весь этот характер этика гуманистов восприняла от античной традиции. Традиция стоико-кинической школы в характерных своих чертах усвоена Возрождением. Человек бессилен перед лицом рока – естественной детерминацией, непреложным ходом вещей. Задача же человека – игнорировать напор жизненных невзгод. Цель быти – это “спокойствие духа”, и человек здесь должен стать аскетом, сторонящимся всего мирского, потому, что мирское находится во власти рокка, человек же обладает внутренней свободой не пропасть вместе с мирскими благами в потоке всемогущего рока. В этом смысле этика со времен античности строилас по определенному шаблону, изменялись лишь оттенки восприятия разумом окружающей среды. Т.е. восприятие окружающего мира, как зыбкого и находящегося под властью рока. В этом смысле этика раскрывается от оправдания полного аскетизма к постепенному освоению миром, как взятию под опеку мирского блага подкрепленного полным контролем над ним, защитой от Рока. Таким образом, Этика, со времен античности развивалась в рамках “человек – Рок”. Динамика развития такой схемы вполне прозрачна – отвоевание у Рока мира и спсобность удерживать это отвоеванное мирское в своем подчинении.

Таким образом, Этика как учение, всегда занимала определенное место среди наук. Философия занималась тем, что формировала изначальные основания для всякой науки, в том числе и для этики. Этика существовала наряду с медициной, физикой, механикой, астрономией и прочими дисциплинами. Этика обладала своим предметом, своим идейным аппаратом, как и всякая другая наука. И раскрыть изначальный смысл этического означало обратиться к метафизике ее обосновывающей. В эпоху расцвета христиансттва, когда сознание было занято интуицией конца света, последним судом, когда вся предшествующая история стала восприниматься как пропедевтика настоящей вечной жизни, как “град земной”, которому на смену должен придти “град Божий”, и тогда этика искала своего оправдания в метафизике, обосновывающей интуицию конечности истории. Здесь уместной окажется цитата из “Политического трактата” Спинозы “большинство же убеждено в том, что невежды скорее нарушают порядок природы, чем ему следуют, и что люди в природе являются как бы государством в государстве. Ибо, по их мнению, дух не создается какими-либо естественнными причинами, но творится непосредственно Богом и настолько независим от остальных вещей, что имееет обсолютную власть самоопределения и надлежащего пользования разумом. В этом смысле всякие действия человека усмотрено природо и не может проходить вне рамок природных законов, потому, как действующий есть сам “лишь частица природы” и действует меру своей мощи, каковая есть возможность согласная природе, по праву природы. Ведь всякая вещь может быть представлена адекватно, независимо от того, существует она или нет, а вот существование вещи, или ее действительность не могут быть выведены из определения вещи, т.е.существование вещи не может быть выведено из сущности этой вещи, но требует мощи. Следовательно вполне естественная вещь существует благодаря мощи и такая мощь не может быть ничем иным как мощью Бога, законом по которому вещь начинает существовать и продолжает свое существование. Понятно, что всякая вещь иммет столько права, сколько имееет мощи существовать, т.е. всякая вещь имеет столько права, сколько мощи ей присуще, как субъекту закона. Действительно, камень не может бегать по траве, потому, что беганье по траве превосходит мощь, позволяющую камню существовать. Так, естественное право всякой вещи простирается на столько, на сколько простирается ее мощь. Из этого следует. Что существование и действование всякой вещи укоренено в праве природы, так как ничто не может ни существовать, ни действовать вопреки законам природы, т.е. праву природы, т.е. мощи Бога. Значит никто и ничто не может существовать и действовать вопреки природе, но толко согласно природе, согласно закону. Вообще. В этом смысле, согласие с законом здесь обнаруживается совершенно определенно. – это выражается в указании на причину события, как на конечную причину. Положим, я сижу и пишу сейчас диплом: Я могу рассуждать следующим образом: мне есть. чем обогатить человечество, и это есть причина, по которой я пишу. Или так: я пишу это, потому, что если я не сделаю этого, то не получу диплом и моя мама будет расстроена. Или так: я пишу это. Потому. Что мои мышцы сокращаются таким образом, что вычерчивают на бумаге нечто, что будет идентифицировано моим начальством, как диплом. В русле данной проблемы неважно, какую из причин я определю, как доминирующую. Как ту, которая именно и нинициировала мои действия. Важным является осознание того, что все это происходит по формуле “причина – следствие” и для дальнейшего рассмотрения нет нужды наполнять содержанием данную форму. Иными словами, можно сказать даже “после этого – значит вследствие этого”. Все происходящее имеет на то причину. Так и формируется закон: действие порождено причиной. Природа есть абсолютный закон. Закон же, как было показано выше есть то, через что нам окрывается первоначало, т.е. Бог, т.е. врожденная, выражаясь словами Декарта, идея. Бог раскрывается субъекту как закон, значит, все. Что указывает нам на Бога, происходит законным образом. Ощутить себя субъектом абсолютного закона, значит, обратится к Богу через идею Бога. В этом смысле, вся наша история есть необходимая связь причины и следствия. Вся история справедлива, так как согласна закону. Ничто не могло произойти иначе, чем так, как произошло. Другими словами можно сказать, что история справедлива, поскольку развивается по законам, которые есть мощь бога. Метафизика должна в этом случае заниматься проблемами границ физического, т.е. должна содержательно наполнить формулу “причина -следствие”, потому, что идея закона дана нам какясная и отчетливая, но чтобы стать инструментом познания ее нужно обогать действительным содержанием. Нужно оживить формальную структуру чтобы реализовать ее, потому. Что закон требует своего испольнения.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Итак, восстановим теперь трансцедентальный выход к основаниям познания, предложенный Наукой Нового времени. Путеводной нитью для рассуждений нам послужит метод метафизического сомнения Рене Декарта. Причинами. Побудившими Декарта к проведению своего опыта начинается первое размышление “Размышлений о первой философии…”. “Вот уже несколько лет, как я приметил, сколь многие ложные мнения я принимал с раннего детства за истинные и сколь сомнительны положения. Выстроенные мною впоследствии на фундамента этих ложных истин; а из этого следует, что мне необходимо раз и навсегда до основания разрушить эту постройку, и положить в ее основу новые первоначала, если только я хочу когда-либо установить в науках что-то прочное и “постоянное”” и теперь из “Посвящения…” “…хотя нам, людям верующим, достаточно быть уверенным в существовании Бога, и в том, что душа непогибает вместе с телом, неверующим по-видимому невозможно внушить никакой религии и даже никакого нравственного достоинства без предварительного доказательства, с помощью естественного разума этих двух положений. В своей “метаизической растерянности” сомневвающийся не ставит вопроса о том, как должно выглядеть то, что он ищет, будет ли эта истина дифиницией или чем-либо сущим. Итак, перед Декартом стоит задача выйти к тому изначальному , на что можно было опереться как на истинное в создании науки. Он начинает избавляться от всего зыбкого, как от предрассудков, привычек. Слухов. Все это не годится для того, чтобы стать основанием для истинного знания. Декарт сомневается и ничто прежде казавшееся достоверным выдерживает добросоветсного сомнения, и здесь обнаруживается то, что определило судьбу философии на целую эпоху. Декарт формулирует принцип “ “. При всем том, что сама структура и общая интенция метафизического сомнения ясна (т.е. это есть выход к чистому источнику.основанию всякого познания) сам принцип нуждается в своей разработке. Нужно ответить на вопрос: что должно стать результатом сомнения ? Каким образом будет расположена истина в этом новом пространстве знания ? Что может обнаружить мыслящее существо в себе самом. Очевидно, что обнаружить можно то, что есть, опереться на как на основание в познании можно на то, счто есть и наоборот: то чего нет нельзя обнаружить и тем более опереться на это как на основание познания.

Обратимся здесь к истоку вопроса о том, что есть и чего нет. В качестве примера постаноки этой проблемы стоит воспроизвести фрагмент из философской поэмы Парменида “О природе”:

То, что высказывается и мыслится, необходимо должно быть сущим (“тем, что есть”), ибо есть – бытие.

А ничто не есть – прошу тебя обдумать это…

Итак, бытие есть то, что есть. В свете такого изложения проблемы, возвратимся к тому. Что ожидается как результат метафизического сомнения. Результатом трансцедентного выхода к источнику познания должно стать то, что есть, т.е. сущее, т.е. бытие. Декарт поднимает эту проблему как основную – необходимо в зыбком, изменчивом мире обнаружить то, что есть, что может являться основой всякого познания. Мир, который воспринимается нами должно осмыслить таким образом, чтобы он был действительным, чтобы становлениет.е. небытие воспринимаемого мира не становилось источником метафизического скепсиса. Человек обнаруживает себя в вечно становящемя мире, в мире, где не на что опереться, все изменчиво, все не выдерживает сомнения. Каким образом, нечто может быть, если все становится, если воспринимаемое не есть. Понять структуру, сформулированного Декартом субъкта, значит ответить на этот вопрос. Что такое субъект ? Во-первых – это результат трансцедентального выхода к изначальному знанию. Существо, которое замысливается затем, чтобы вернуть себе место в мире, которое раньше виделось зыбким и призрачным. Если Декарт позволяет себе усомниться даже в своем теле, он делает это для того, чтобы вернуть себе это тело на новых. Надежных основаниях, и в этом смысле сами основания не терпят ссылок на какое бы то ни было тело, даже на собственное. Основанияч эти должны быть сущими, в то время, как веще воспринимаемые нами есть не-сущие, т.е. основания должны быть. Как нечто может быть, открывается в принципе .Смысл такого открытия выражается в том, что субъект, это существообладающее врожденными идеями. Это есть собственно сущность субъекта. Субъект – это существо обладающее врожденными идеями. И здесь необходимо прояснить, что есть врожденные идеи. Вначале отметим, что врожденные идеи есть собственно бытие, т.е. они есть как сущие, коль скоро на них должно будет оприраться познание. Что же есть врожденная идея Декарта, какова ее структура ? Собственно, врожденная идея Декарта, есть трансформация идеи Платона в современность. Обратимся к поэтическому изображинию идеи у Платона. Идея – это то, благодаря чему вещи получают свою видность, то есть вещи видятся через идеи. Человек припоминает эти идеи, которые он созерцаль до рождения и вследствие этого узнает мир вокруг себя. Такая мифилогическая концепция вызывала и вызывает много нареканий по поводу того, что сама эта идея должна вводиться благодаря другой идеее, которая в свою очередь нуждается в другой идее, которая може позволить человеку узнавать предыдущую. Таким образом, идей становится бесконечное множество, что мешает говорить об истинном познании, потому. Что познание здесь укореняется в познании бесконечного множества определяющих друг друга идей. Подобное понимание идеи Платона не раскрывает сущности идеи Платона, т.к. идея в этом случае воспринимается как вещь, как образ вещи, в любом случае как то, что воспринимается. Отсюда же претензии к Платону об идее лошадности, которая не видна, тогда как видна сама лошадь Но дело ведь обстоит не так, что всякая вещь в мире соответствует какой-либо идее как эталону, но мы видим вещи, потому. Что знаем, как их видеть, а знаем мы это потому, что идея есть закон, который регулирует вообще возможность узнавать в мире нечто как вещи, хотя они и не есть в полном смысле, они становятся. Но именно благодаря правилу их узнавания, мы воспринимаем их как сущие. Вещи есть сущие именно потому, что мы знаем закон, по которому мы узнаем их. В этом смысле идея Платона это не чувственно воспринимаемый эталон для вещей, но закон, позволяющий оформить восприятие в вещи. Предположим, что человек имеет дело с треугольником. Воспринимает он его через идею треугольника. Идея же треугольника есть закон построения треугольника, закон, который регламентирует взаимное соотношение частей треугольника. Получается, что идея тругольника есть, т.е. идея есть сущее, а в мире тругольников нет, т.к. мир становится, но мы узнаем некоторые вещи как треугольник именно потому, что узнаем правила его построения. Таким образом, идея представляет собой 7некоторую форму, закон, в котором должны сойтись элементы. Идея, и вещь ей соответствующая, относятся как закон и его исполнение. Здесь понятно, что отрыто субъекту как основа познания – это идея, представляющая собой правило связи того, что будет обсуждаться как предмет. Для того, чтобы реализовать, исполнить закон, т.е. идею, нужны элементы, которые будут соотноситься по закону идеи, эти же элементы даются субъекту, как предмет, они представляются чувственным восприятием, что собственно не есть сущее, но причастно сущему, т.к. представляется субъектом выполнение закона, который известен субъекту кк врожденная идея. Таким образом, мы определили субъекта как обладающего врожденной идеей, представляющей собой закон связи элементов. Бытием обладает врожденная идея, она есть, тогда как чувственное восприятие предоставляет становящееся, т.е. небытие, которое находит свою сущность как элемент закона. Вещи тогда толко есть как сущие, когда являются укорененными в закон. Через закон они и узнаются как сущие. Мир теперь представляется как тотальное исполнение закона. Все связано со всем по правилу. Правило реализуется как связь вещей мира по закону, который есть бытие. Таким образом, мир представляется субъекту как лишенный случайности, как исполнение незублемого закона. Этот закон строго детерменирует отношение вещей таким образом, что каждое явление имеет свое основание и свою причину. Рассмотрение причин разного порядка лпределяет существование различных областей познания. – познание обретает дисциплинарную форму, однако метафизические основания всякой дисциплины вполне ясны – мир тогда становится предметом познания, когда формулируется как строгая связь причины и следствия, открытой субъекту как бытия. Мир же таким образом уточняется через это правило. Каждый ряд причин образует предмет отдельной науки. Таким образом наука обретает дисциплинарный характер. Такая же участь отдельной дисциплины постигла и этику. Нужно отметить, что область нравственности всегда принадлежала границам церкви. Церковь являлась оплотом всего чистого. Тогда, как мир измерялся обратными категориями.Так что этика, как одна из наук уже была наполнена своим содержанием, и представляла собой секуляризованную этику церкви. И поскольку этика обнаружилась как частная дисциплина, то она не нуждалась в вопрошении о собственных основаниях, так же как математику не не требуется проводить философску рефлексию каждый раз когда он складывает два плюс три. Этика как дисциплина обладала своим предметом, своей проблематикой, но развивалась всеже как и в свои “церковные времена”, т.е. природа отдана физике, а свобода – этике. К 17 веку обнаружилось. Что человеческую природу исправить невозможно, что человек в своем естестве эгоистичен и безудержен в притязаниях на первенство среди себе подобных. Здесь и начинается современная по наши дни проблема. Главная ценность – человеческая свобода. Еще Макиавели, принимая человека как алчное существо, которое можно напугать или подкупить, и он предлагал пользоваться этим в целях укрепления господства. Он не нуждался в исправлении человеческой природы, не возлагал надежду на человека, который должен опомниться и стать добрым гражданином Макиавели полагал. Что жить и строить хорошее государство можно будучи жадным, хитрым, трусливым, сластолюбивым. Т.е. будучи наделенным всем тем. Чем наделен человек, который представляется в своем естественном праве. Итак, возникает проблема: человек имеет естественнные права, которые простираются настолько, на сколько простирается мощь его создавшая, иными словами. Человеческие возможности таковы, каковыми они даны природой человка. И здесь, как раз, актуален вопрос - что есть человеческая свобода, что есть справедливость и как они возможны.

Барух Спиноза родился в Амстердаме в еврейском квартале в 1632 году, и уже в 1656 был изгнан из общины. На церемонию херема Спиноза не явился. Нужно отметить, что для отлучения были особые основания. В то время европейское еврейство было охвачено мессианскими течениями и ортодоксальному равинату стоило больших усилий уберечь свои общины от этого недуга. Поэтому раввины особенно не церемонились и пресекали всякие попытки реформирования ортодоксальной религии. Спиноза имел своих предшественников в отлучении, поэтому, видимо, понимал. Что раввинат поступает правильно, не давая проникать в общину реформам. Спиноза провел тихую спокойную жизнь в уединении, работая над своими книгами. Конец его жизни, правда, был насыщен обществом, даже светским, но дожив до сорока четырех лет он умер в доме художника Ван ден Спика в Гааге.

При жизни философа был издан всего один труд, который имел резонанс во всей Европе. Главное же произведение Спинозы “Этика” увидело свет лишь после его смерти. “Этика” состоит из пяти частей: 1 О Боге, “. О природе и происхождении души. №. О происхождении и природе аффектов, ;. О человеческом рабстве или о силе аффектов”. О могуществе разума или о человеческой свободе.

Учение спинозы с полным правом характеризуют как пантеизм. Первая часть посвящена основной категории его учения – субстанции. Субстанция неподвижна и бесконечна, она есть причина самой себя. Субстанция есть Бог. Мышление и протяжение есть атрибуты этой субстанции, они также бесконечны и являются ее выражением. Модусы же есть конечные превращения бесконечной субстанции, охватывающиеся бесконечными атрибутами. Таким образом, существует только Бог, т.е. субстанция, остальное же это его модусы и атрибуты. Каким образом человек, как мыслящее существо

открывает для себя Бога, каким образом человек может иметь дело с Богом. Разбирая метод метафизического сомнения мы обнаружили, что человек как субъект обнаруживает бытие, т.е. то, что есть в качестве закона, связывающего то, что будет являться как предмет познания. Метафизически медитируя, субъект обнаруживает, что то что он воспринимает, он воспринимает благодаря правилу, которое есть бытие, т.е. сущее. Воспринимать треугольник, значит знать правило построения треугольника. То есть субъект оказывается в таком положении, когда он обладает знанием сущего, как побуждением к познанию чувственно-воспринимаемого как сущего. Бог у Спинозы, таким образом, раскрывается только как закон. Если Бог расрывается только как закон, если знание есть знание закона, единственное, через что раскрывается бытие, то познание есть исполнение закона, т.е. оживление закона живой содержательностью. Поскольку природа есть необходимость, то живое содержание этой необходимости есть сущее. Все в природе разворачивается согласно закону. Все предопределено, все погружено в ряд причины и следствия. Какое бы явление мы не определили как сущее, мы можем познавать это сущее только как следствие причины, т.е. свякое сущее есть субъект закона. Таким образом, стирается граница между, с одной стороны, правилом “причины и следствия”, и правилом “поступок – воздаяние” с другой. Где же найти место для человеческой свободы ? Свобода есть в познании Бога, как исполнении его закона, через который он открывается. Человек свободен, когда осознает необходимость того, что происходит, когда осознает, что то, что произошло, происходило справедливым образом. В этом смысле камень падающий вниз, повинуясь закону притяжения, ведет себя справедливо, согласно закону. Человеческая свобода это осознание.,себя как субъекта законных отношений .