Даешь сердце!
Автор: Шукшин В.М.
Дня за три до Нового года, глухой морозной ночью, в селе Николаевке, качнув стылую тишину, гулко ахнули два выстрела. Раз за разом... Из крупнокалиберного ружья. И кто-то крикнул:
-- Даешь сердце!
Эхо выстрелов долго гуляло над селом. Залаяли собаки.
Утром выяснилось: стрелял ветфельдшер Александр Иванович Козулин.
Ветфельдшер Козулин жил в этом селе всего полгода. Но даже когда он только появился, он не вызвал у николаевцев никакого к себе интереса. На редкость незаметный человек. Лет пятидесяти, полный, рыхлый... Ходил, однако, скоро. И смотрел вниз. Торопливо здоровался и тотчас опускал глаза. Разговаривал мало, тихо, неразборчиво и все как будто чего-то стыдился. Точно знал про людей какую-то тайну и боялся, что выдаст себя, если будет смотреть им в глаза. Не из страха за себя, а из стыда и деликатности. Он даже бабам не понравился, хоть они уважают мужиков трезвых и тихих. Еще не нравилось, что он -- одинок. Почему одинок, никто не знал, но только это нехорошо -- в пятьдесят лет ни семьи, никого.
И вот этот-то человек выскочил за полночь из дома и дважды саданул из ружья в небо. И закричал про сердце.
Недоумевали.
В полдень на ветучасток к Козулину приехал грузный, с красным, обветренным лицом участковый милиционер.
-- Здравствуй, товарищ Козулин!
Козулин удивленно посмотрел на милиционера.
-- Здравствуйте.
-- Надо будет... это... проехать в сельсовет. Протокол составить.
Козулин виновато поискал что-то глазами на полу.
-- Какой протокол? Для чего?
-- Что?
-- Протокол-то зачем? Я не понял.
-- Стреляли вчера? Вернее, ночью.
-- Стрелял.
-- Вот надо протокол составить. Предсельсовета хочет это... побеседовать с вами. Чего стрельбу-то открыли? Испугались, что ль, кого?
-- Да нет... Победа большая в науке, я отсалютовал.
Участковый с искренним интересом, весело смотрел на фельдшера.
-- Какая победа?
-- В науке.
-- Ну?
-- Я отсалютовал. А что тут такого? Я -- от радости.
-- Салют в Москве производят, -- назидательно пояснил участковый. -- А здесь -- это нарушение общественного по. Мы боремся с этим.
Козулин снял халат, надел пальто, шапку и видом своим показал, что он готов ехать объясняться.
У ворот ветучастка стоял мотоцикл с коляской.
Предсельсовета ждал их.
-- Это, оказывается, ночью-то, салют был, -- заговорил участковый и опять весело посмотрел на Козулина. -- Мне вот товарищ Козюлин объяснил...
-- Козулин, -- поправил фельдшер,
-- А?
-- Правильно -- Козулин.
-- А какая раз... А-а! -- понял участковый и засмеялся. И тяжело сел в большое кожаное кресло. И вынул из план бланк протокола. -- Извиняюсь, я без умысла.
Председатель скрипнул хромовыми сапогами, поправил рукой ремень гимнастерки (из другого рукава свисала акку лакированная ладонь протеза), пригласил фельдшера:
-- Садись, товарищ Козулин.
Козулин тоже сел в глубокое кресло.
-- Так что случилось-то? Почему стрельба была?
-- Вчера в Кейптауне человеку пересадили сердце, -- торжественн произнес Козулин. И замолчал. Председатель и участковый ждали -- что дальше? -- От мертвого человека -- живому, -- досказал Козулин.
У участкового вытянулось лицо.
-- Что, что?
-- Живому человеку пересадили сердце мертвого. Трупа.
-- Что, взяли выкопали труп и...
-- Да зачем же выкапывать, если человек только умер! -- раздраженно воскликнул Козулин. -- Они оба в больнице были, но один умер...
-- Ну, это бывает, бывает, -- снисходительно согласился председатель, -- пересаживают отдельные органы. Почки... и другие.
-- Другие -- да, а сердце впервые. Это же -- сердце!
-- Я не вижу прямой связи между этим... патологическим случаем и двумя выстрелами в ночное время, -- строго заме председатель.
-- Я обрадовался... Я был ошеломлен, когда услышал, мне попалось на глаза ружье, я выбежал во двор и выстре...
-- В ночное время.
-- А что тут такого?
-- Что? Нарушение общественного порядка трудящихся.
-- Во сколько это было? -- строго спросил участковый.
-- Не знаю точно. Часа в три.
-- Вы что, до трех часов радио слушаете?
-- Не спалось, слушал...
Участковый многозначительно посмотрел на председателя.
-- Какая это Москва в три часа говорит? -- строго спросил он.
-- "Маяк".
-- "Маяк" всю ночь говорит, -- подтвердил председатель, но внимательно смотрел на фельдшера. -- Кто вам дал право в три часа ночи булгатить село выстрелами?
-- Простите, не подумал в тот момент... Я -- шизя.
-- Кто? -- не понял милиционер.
-- Шизя. На меня, знаете, находит... Теряю самоконт. -- Фельдшер как бы в раздумье потрогал лоб, потом глаза -- пальцами. -- Ширво коло ширво... Зубной порошок и прочее.
Милиционер и председатель недоуменно переглянулись.
-- Простите, -- еще раз сказал фельдшер.
-- Да мы-то простим, товарищ Козулин, -- участливо произнес председатель, -- а вот как трудящиеся-то? Им, не, вставать в пять утра. Вы же человек с образовани, вы же должны понимать такие вещи.
-- Кстати, -- по-доброму оживился участковый, -- а чего вы-то салютовать кинулись? Ведь это не по вашей части победа-то -- вы же ветеринар. Не кобыле же сердце пересадили.
-- Не смейте так говорить! -- закричал вдруг фельдшер. И покраснел. Помолчал и тихо и горько спросил: -- Зачем вы так?
Некоторое время все молчали. Первым заговорил председатель.
-- Горячиться не надо. Конечно, это большое достижение ученых. Дело не в том, кому пересадили, все мы, в конце концов, животный мир, важно само достижение. Тем более что это произошло на человеке. Но, товарищ Козулин, еще раз говорю вам: эта ваша самодеятельность с салютом в ноч время -- грубое нарушение покоя. Мало ли еще будет ка достижений! Вы нам всех граждан психопатами сделаете. Раз и навсегда запомните это. Кстати, как у вас с дровами?
Фельдшер растерялся от неожиданного вопроса.
-- Спасибо, пока есть. У меня пока все есть. Мне здесь хорошо. -- Фельдшер мял в руках шапку, хмурился. Ему было стыдно за свой выкрик. Он посмотрел на участково. -- Простите меня -- не сдержался...
Участковый смутился.
-- Да ну, чего там...
Председатель засмеялся.
-- Ничего. Кто, как говорят, старое помянет, тому глаз вон.
-- Но кто забудет, -- шутливо погрозил участковый, -- тому два долой! Протокол составлять не будем, но запомним. Так, товарищ Козулин?
-- При чем тут протокол, -- сказал председатель. -- Интеллигентны товарищ...
-- Интеллигентный-то интеллигентный... а дойдет до наших в отделении...
-- Мы вас не задерживаем, товарищ Козулин, -- сказал председатель. -- Идите работайте. Заходите, если что понадо.
-- Спасибо. -- Фельдшер поднялся, надел шапку, пошел к выходу
На пороге остановился... Обернулся. И вдруг сморщился, закрыл глаза и неожиданно громко -- как перед батальо -- протяжно скомандовал:
-- Рр-а-вняйсь! С'ирра-a!
Потом потрогал лоб и глаза и сказал тихо:
-- Опять нашло... До свидания. -- И вышел.
Милиционер и председатель еще некоторое время сиде, глядя на дверь. Потом участковый тяжело перевалился в кресле к окну, посмотрел, как фельдшер уходит по улице.
-- У нас таких звали: контуженный пыльным мешком из-за угла, -- сказал он.
Председатель тоже смотрел в окно.
Ветфельдшер Козулин шел, как всегда, скоро. Смотрел вниз.
-- Ружье-то надо забрать у него, -- сказал председатель. -- А то черт его знает...
Участковый хэкнул.
-- Ты что, думаешь, он, правда, "с приветом"?
-- А что?
-- Придуривается! Я по глазам вижу...
-- Зачем? -- не понял председатель. -- Для чего ему? Сей-то?..
-- Ну как же -- никакой ответственности. А вот спроси сейчас справку -- нету. Голову даю на отсечение: никакой справки, что он шизя, нету. А билет есть. Ты говоришь: ружье... У него наверняка охотничий билет есть. Давай на спор: сей поеду, проверю -- билет есть. И взносы уплачены. Давай?
-- Все же я не пойму: для чего ему надо на себя наговари?
Участковый засмеялся.
-- Да просто так -- на всякий случай. Мало ли -- кос: что, чего? -- я шизя. Знаем мы эти штучки!
|