Реферат: Восток и Запад полярность культур

МОСКОВСКИЙ СОЦИАЛЬНО – ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ

Реферат по культурологии

Григорьевой Марии

На тему:

Москва, 2006

План:

1. Сущность и структура проблемы.

2. «ЗАПАД» как «ВОСТОК», или азиатчина в ЗАПАДНОЙ традиции и современности.

3. «ВОСТОК» как «ЗАПАД», или зрелость ВОСТОЧНОЙ традиции и современности.

"Запад" - безотносительное к географическому признаку традиционное понятие - символ целостного культурно-цивилизационного комплекса, который характеризуется господством принципов и ценностей мате­риализма, практицизма и рационализма, индивидуализма и активизма, свободы и демократии.

"Восток" - безотносительное к географическому признаку традиционное понятие - символ альтернативного "Западу" культурно-цивилизацион­ного комплекса, для которого характерны духовность; идеализм и ир­рационализм, общинное начало, коллективизм и тоталитаризм.

Западный мессианизм - исторически сформировавшиеся принцип и прак­тика вестернизации мира, которые базируются на убеждении в цивилизационном превосходстве.

Восточный мессианизм - исторически сложившиеся принцип и практика спасительной для мира миссии Востока, которые основаны на убежде­нии в культурном превосходстве.

Азиатчина - понятие, символизирующее инфантильность и отсталость культуры и цивилизации в сопоставлении с идеализированным Запа­дом, как априорным критерием оценки.

СУЩНОСТЬ И СТРУКТУРА ПРОБЛЕМЫ

На исходе XX столетия рухнула тотальная мифологе­ма об "основном противоречии современной эпохи - между капитализмом и социализмом" и выявились действительно глобальные разломы: радикальные технологические проры­вы одних народов и архаика образа жизни других; реформа­торский активизм творческих элит и летаргический сон мол­чаливого большинства; закат имперских сверхдержав и вос­ход новых наций-государств; мутация привычных идеалов в идолов и прежних идолов - в новые символы веры; крах тра­диционных ценностей и родовые муки новых, с которыми человечество вступит в третье тысячелетие. Все это - раз­личные ипостаси невидимого противоборства двух "осевых" способов жизнеустройства современного человека, симво­лически определяемых как "Запад" и "Восток" - не в связи с географической "пропиской", но в качестве целостных культурно-цивилизационных комплексов.

Существует устойчивая версия их основных признаков как антиподов: Запад- это царство материализма, практи­цизма и рационализма, а Восток - обитель идеализма, ду­ховности и иррационализма. Запад обязан своими достижениями неограниченному активизму, господству деятельного принципа, Восток же созерцателен и пассивен. Запад зиждется на индивидуализме, личностном начале, свободе и демократии, а Восток - на коллективизме, общинном начале и его тоталитарном детище-монстре. "Всякий русский - ми­лейший человек, - писал Р. Киплинг. - ...Как азиат он очаро­вателен. И лишь когда он настаивает, чтобы к русским отно­сились не как к самому западному из восточных народов, а, напротив, к самому восточному из западных, превращается в этническое недоразумение, с которым, право, нелегко иметь дело". "Запад есть Запад, Восток есть Восток" - с фатализмом констатировал писатель. Накануне первой мировой войны Вильгельм II в речи "О сущности культуры!" (ее автором был известный этнограф Л. Флобениус) заявил, что всемирная история - это история "вечной борьбы" между западной ци­вилизацией, основанной на рациональном расчете, и восточ­ной культурой, питаемой "непостижимыми метафизическими истоками".

К. Ясперс выделяет три принципа, которые определя­ют человека западного мира в отличие от восточного: "ра­циональность, основанная на греческой науке, ...исчисляе-мость и господство техники, ...вплоть до рационализации всей деятельности... субъективность самобытия... то, что мы назы­ваем личностью, сложилось в таком облике в ходе развития человека на Западе и с самого начала было связано с рацио­нальностью «качестве ее коррелята... в отличие, от восточ­ного восприятия мира... Запад воспринимает мир как факти­ческую действительность во времени. Лишь в мире, а не вне его, он обретает уверенность в себе. Самобытие и рациональ­ность становятся для него источником, из которого он без­ошибочно познает мир и пытается господствовать над ним".

Такие обобщения отражают как действительно "лица необщее выраженье" западного и восточного культурно-цивилизационных комплексов, так и характерную для всех осевых культур тенденцию к нарциссизму и мессианизму, самолюбованию и господству. В этом смысле Запад и Вос­ток равным образом могут заявить: "Сочтемся славою".

Культ Запада как не только нормальной, но идеальной модели жизнеустройства сложился еще в средневековой Ев­ропе и воплощался в европоцентристской модели Respublica cristiana - незримого, но реального объединения христиан­ских народов и государств, которое противопоставляло себя всему остальному "языческому" миру. Крестовые походы, движимые вполне меркантильными потребностями, как и покорение Индии и Америки, освящались "правом" более высокой цивилизации на контроль за "неполноценными". Позднее Ж.-Ж. Руссо заметил: "Весь мир состоит из множе­ства обществ, о которых мы знаем только понаслышке. Тем не менее, мы по-дилетантски выносим суждение относитель­но всего человечества". Мыслитель предлагал "увидеть но­вые миры и благодаря этому лучше понять общество, в ко­тором живем сами". Но это были, как заметил Ф. Ницше, "преждевременные мысли". Еще герой "Персидских писем" Ш. Монтескье недоумевал, "как можно быть персом".

XX век преподал Западу немало поучительных и по­рой трагических уроков, но, очевидно, для него нарциссизм и мессианизм - это то же, что и горб для верблюда. Амери­канский социолог Э. Гидденс отмечает сложность избавле­ния "от явного или подспудного убеждения в том, что образ жизни, получивший распространение на Западе, в чем-то превосходит образ жизни других культур. Такое убеждение обусловлено распространением западного капитализма, по­влекшим за собой притеснение и уничтожение большинства других культур, с которыми капитализм вступал во взаимо­действие. Идеи социального превосходства получили свое дальнейшее конкретное воплощение и в работах многих мыслителей, пытавшихся втиснуть историю человеческого общества в схемы социальной эволюции, где в качестве критерия эволюции имеется в виду способность различных типов общества контролировать или подчинять себе окружающий их материальный мир... Нет никаких сомнений в том, что такое отношение глубоко укоренено в западной культуре. Характерно оно и для других обществ. Однако на Западе убеждение в собственном превосходстве является выражением и оправданием жадного поглощения индустриальным капитализмом других форм жизни. Следует четко понимать, что было бы ошибкой отождествлять экономическую и военную мощь западных стран, позволившую им занять ведущие по­зиции в мире, с вершиной эволюционного развития общест­ва. Столь ярко проявляющаяся на Западе оценка уровня развития общества исключительно на основе критерия материального производства сама по себе представляет собой аномальное явление, если сравнивать ее с установками других культур". Американский социолог Н.Дж. Смелзер вырази­тельно суммирует такую позицию: "С нашей точки зрения западный образ жизни представляется правильным, а неза­падный - странным и варварским".

Еще в первой половине XX столетия такая точка зре­ния традиционно была европоцентристской. Однако "закат Европы", перемещение центра западной цивилизации за океан переформулировали мессианизм, и теперь уже Европа сеет то, что пожала. Как и большинство европейцев, французский социолог П. Бурдье выражает недовольство "крайним и по­тому карикатурным выражением куда более коварных форм навязывания чужой истории через язык и культуру, но также и через предметы, институции, моду (следовало бы проана­лизировать под этим углом зрения наиболее скрытые каналы распространения американского империализма)".

Однако, если иной мир с высоты Эмпайр-билдинга кажется "странным и варварским", то парадоксальным обра­зом одна из "странностей" восточных "варваров" заключает­ся в том, что они довольно рано заговорили о "Москве - третьем Риме", о русском народе - "богоносце", о "свете с Востока". Идея всемирной победы коммунизма была одной из ипостасей восточного мессианизма.

Тем не менее, реальная проблема: "Запад есть Запад, Восток есть Восток" - остается, и требуется выявить основные причины ее непреходящего и фундаментального характера.

Первая из таких причин заключается в неравномерно­сти эволюции различных регионов мира, обусловленной многообразием неповторимых факторов. Но если бы про­блема была только в этом, то это было бы лишь подтвер­ждением бессознательного европоцентризма К. Маркса, для которого "страна, промышленно более развитая, показывает менее развитой стране лишь картину ее собственного буду­щего". Вместе с тем известно, что он признавал и нелиней­ный характер общественного развития, выразив такое пони­мание в понятии "азиатский способ производства". Очевид­но, ключ к проблеме - в признании не только общечеловече­ских тенденций развития, но и потребности и способности его субъектов реализовать их в различных формах деятель­ности, не совпадающих культурно-цивилизационных комп­лексах. В этом - их историческое право быть "своим другим" мирового процесса, но никак не довод для определения од­них как "высших" а других - как "низших".

Вторая причина производна от первой и заключается в универсальности содержания ценностей и смыслов осевых культур Запада и Востока. Но различия между ними обу­словливают мессианизм - духовную экспансию в мир иной культуры. "Удовлетворение, которое идеал дарит участни­кам культуры, - писал 3. Фрейд, - имеет нарциссическую природу, оно покоится на гордости от уже достигнутых ус­пехов. Для своей полноты оно требует сравнения с другими культурами, ринувшимися к другим достижениям и сформи­ровавшими другие идеалы. В силу таких различий каждая культура присваивает себе право презирать другие. Таким путем культурные идеалы становятся поводом к размежева­нию и вражде между различными культурными регионами, что все более отчетливо наблюдается между нациями".

Нельзя, очевидно, сбрасывать со счетов и сознатель­ной утилизации мессианизма в многовековой борьбе миро­вых геополитических центров. Если Вильгельм II оправды­вал войну с Россией извечным конфликтом западной циви­лизации и восточной культуры, то сегодня, когда с падением советско-коммунистического центра силы распался двухполярный мир, западный мессианизм является квазикультурной формой заполнения вакуума и торжества навязываемой им цивилизационной модели.

Однако новоявленным творцам и технологам аншлюса на Восток придется убедиться в том, что подлинное величие Запада и Востока как в их действительной уникальности, так и в самовыражении родовой, общечеловеческой сущности, зарождении и развитии на Западе отмеченных выше тенденций "восточного" типа и наоборот, а также в их исторически перманентном взаимовлиянии.

"ЗАПАД" КАК "ВОСТОК", ИЛИ "АЗИАТЧИНА" В ЗАПАДНОЙ ТРАДИЦИИ И СОВРЕМЕННОСТИ

"Материализм" Запада, в библейских терминах - примат "дольнего" мира над "горним", "тварных" потребностей над ценностями человекотворчества - такая же достоверность, как и его рационализм. Это позволило создать высокоэффективную современную цивилизацию, общество мас­сового потребления, обустроить среднестатического челове­ка "здесь и сейчас", хотя и реально для различных социаль­ных групп - весьма по-разному. Эти результаты хорошо из­вестны и во многом поучительны.

Тем не менее, в основе действительно кардинальных прорывов в научно-технической области - не до конца про­думанный и оцененный парадокс: парадигмы решительно все­го, что на Западе является рациональным, возникали, разви­вались и сменяли друг друга иррациональным путем, благода­ря пока рационально не объясненной творческой интуиции. Авторитетных свидетельств тому достаточно много. Один из пионеров революции в естествознании XX столетия Л. де Бройль писал: "При внимательном исследовании этого вопро­са как раз эти элементы имеют важное значение для прогресса науки. Я, в частности, имею в виду такие сугубо личные способности, столь разные у разных людей, как воображе­ние и интуиция. Воображение, позволяющее нам сразу пред­ставить себе часть физической картины мира в виде нагляд­ной картины, ...интуиция, неожиданно раскрывающаяся нам в каком-то внутреннем прозрении, не имеющим ничего об­щего с тяжеловестным силлогизмом... глубины реальности являются возможностями, органически присущими челове­ческому уму; они играли и повседневно играют существен­ную роль в создании науки". Известно также, что выдаю­щийся физик Н. Бор считал плодотворными в науке именно "сумасшедшие идеи", выходящие за пределы "тяжеловесных" рациональных силлогизмов. С точки зрения А. Эйнштейна, к познанию фундаментальных законов бытия "ведет не логи­ческий путь, а только основанная на проникновении в суть опыта интуиция". Но и Н. Бердяев утверждал, что "творче­ский акт непосредственно пребывает в бытии", и к нему "нельзя прийти ни логическим, ни эволюционным путем".

Это не означает отсутствия связи между рациональ­ным и иррациональным. Но когда рационализм становится цивилизационным кредо - "материализмом" в форме гедо­низма - философии и практики комфортной жизни, с ними происходят отнюдь не чудесные превращения.

Материализм и рационализм "Запада" - такая же досто­верность, как и устойчивая идеалистическая традиция в его науч­ной, нравственной, эстетической, религиозной и философской культуре. Во многом иррационален характер творчества титанов античной культуры, средневековья, Возрождения и Просвещения, современности. Однако и традиционный западный материализм - далеко не всегда добродетель, и нередко представляет собою убо­гую самодостаточность гедонизма, равнодушие к "горнему" миру человеческих ценностей и смыслов. Действительно плодотворным является материализм, освященный высоким духовным смыслом, и такой смысл всегда вырастал как из самой западной действитель­ности, так и является следствием освоения "восточных" влияний, которые ассимилировались Западом.

Западный практицизм, воплощенный в фаустовском духе неограниченного активизма, - также реальность. Со все большей очевидностью она выявилась на пороге Нового времени, начиная с "эпохи штурма и натиска", и в полном объеме предстала в совре­менной западной динамике. Дело ради дела, пассионарная энерге­тика внешнего обустройства - во многом поучительная ипостась западного образа жизни. Но не только в позитивном смысле конст­руирования и воспроизводства современной цивилизации. Парадокс в том, что неограниченный активизм обнаруживает и свои нега­тивные последствия по мере достигаемых им триумфов. Главное в этом негативе — утрата человекотворческого смысла деятельности, превращение человека в стандартизированный товар, функцию рыночного Левиафана, т.е. уничтожение самоценности и уникаль­ности личности.

Вместе с тем такая тенденция с ее противоречивыми послед­ствиями - не единственная в западном способе жизнедеятельности. Ему всегда была присуща и созерцательность. Нередко - это принципиальная жизненная позиция, включая пассивное неприятие господствующих социокультурных ценностей и технологий, "Ве­ликий отказ" от сопричастности к "безумному, безумному миру".

Самооценка "Запада" как колыбели, бастиона и "вечного двигателя" свободы личности и демократии во многом объясняет­ся потребностями идеологического обеспечения вестернизации со­временного мира. В такой рефлексии есть реальное основание - зарождение и развитие демократии, ее сравнительно поздний и от­нюдь не идиллический симбиоз с индивидуализмом и либерализ­мом - все это именно "Запад". Иное дело - их реальный и конкрет­но-исторический смысл и контекст. Индивидуализм никогда не вы­ступал как самодостаточный и тем более доминирующий субстрат общества. В западной реальности - от античных до современных либеральных демократий - именно общность, принадлежность гражданина к полису или индивида к страте - является системообразующей и авторитарной по существу максимой.

Но "Запад" - это не только более или менее авторитаризм, но и периодически настигающий его "командор" тоталитаризма. Дыбы инквизиции, Варфоломеевская ночь, якобинская гильотина, нацистский Зверь в центре "старой, доброй" Европы - это плоды не экспансии "восточного" деспотизма, а катастрофичной неспо­собности Запада к разрешению назревших противоречий. Кстати, преодолеть последний тоталитарный синдром оказалось возможным только вместе с "Востоком".

"ВОСТОК" КАК "ЗАПАД", ИЛИ ЗРЕЛОСТЬ ВОСТОЧНОЙ ТРАДИЦИИ И СОВРЕМЕННОСТИ

Пока Запад проходил приготовительные классы циви­лизации, великие восточные культуры уже достигли впечат­ляющих результатов.

В древней Японии первая всенародная перепись насе­ления была проведена в 86-м году до н.э., т.е. почти на два тысячелетия раньше, чем в западных странах и затем повто­рялась каждые шесть лет. Для сравнения, в Англии первая перепись проведена только в 1801 году. Регулярная почта возникла в Японии в 202 году н.э. Японское Возрождение состоялось уже в VII-VIII вв., за тысячу лет до европейского. Любопытно, что известный путешественник Марко Поло, посетивший страну в 1250 году, резюмировал, что "японцы - это цивилизованный и хорошо одаренный народ".

Совершенно несоизмеримыми с Западом были дости­жения средневекового Китая. Уже в XI в. здесь выплавлялось 125 тысяч тонн металла, т.е. примерно столько же, сколько на семь столетий позже в Англии. Здесь было изобретено книгопечатание и создавались крупные библиотеки. В ХV в. Китай был не только самой большой, но и самой мощной державой в мире. Страна располагала многочисленным на­селением, миллионной армией, морским флотом в 1350 ко­раблей, из них 400 - "плавающих крепостей", плодородными землями, ирригационными сооружениями.

Этих штрихов к портрету традиционного Востока, ве­роятно, достаточно, чтобы обнаружить парадокс: с одной стороны, известное тяготение к созерцательности и духов­ности, с другой - очевидная практическая пассионарность. Восток - действительно "дело тонкое", наделяющее привыч­ные западному человеку ценности иным смыслом. В проти­воположность неограниченному активизму, здесь издревле культивируется мудрость такого созерцания, которое озна­чает постижение законов внешнего и внутреннего мира че­ловека и реализацию органичной им практики.

Такая мудрость не сразу сформировалась в России, и этот процесс до сих пор не завершен. Она всегда мучительно и амбивалентно осознавала свою геополитическую и социокультурную идентичность и нередко продвигалась по пути развития "догоняющего" типа (догоняющая Восток по ин­тенсивности тоталитарных политических структур и Запад - по размаху индустриальной цивилизации). Россия пережи­вала пассионарные периоды своей истории лишь тогда, ко­гда она решалась быть собою, по Н. Бердяеву, не Западом и не Востоком, а европейским культурно-цивилизационным комплексом на евразийском континенте.

Цивилизационная динамика России в конце XIX -начале XX столетий во многом совпала с такой оценкой. В 1894 году население России составляло 122 млн. жителей. Накануне первой мировой войны, т.е. двадцать лет спустя, оно увеличилось на 60 млн. и возросло до 182 млн., т.е. воз­растало на 2,4 млн. в год. В период между 1890 г. и 1913г. российская промышленность увеличила свою производитель­ность в 4 раза. Перед первой мировой войной количество вновь учреждавшихся акционерных обществ за четыре года возросло на 13 %, а вложенный в них капитал в 4 раза. В 1880-1917 гг. было построено 58 251 км железных дорог, т.е. 1574 км в год. В финансовой области наблюдалось устойчи­вое превышение доходов над расходами - 30 млн. рублей без увеличения налогового бремени. Законом 1896 года бы­ла введена золотая валюта. Государственному банку было предоставлено право выпускать 300 млн. рублей кредитны­ми билетами, не обеспеченными золотым запасом. Но пра­вительство не воспользовалось этим правом, а, напротив, на 100 % обеспечило бумажное обращение золотой налично­стью. Стабильное финансовое положение позволило довести бюджет народного образования до колоссальной цифры -0,5 млрд. рублей золотом. Ежегодный темп роста этого бюджета составлял 28 %. С 1908 года законом было введено обязательное обучение.

Наблюдая такую экспоненту, экономист Э. Сэй выска­зал прогноз: "Если у больших европейских наций события между 1912 годом и 50-ми годами будут протекать так же, как они развивались между 1900 годом и 1912 годом, то к середине XX века Россия станет выше всех в Европе как в отношении политическом, так и в области финансово-эконо­мической".

Итак, устойчивый, безотносительный к этапам истори­ческой эволюции, активизм Востока, социокулътурный век­тор его цивилизационных прорывов. Какова их цена! Утра­та человеком свободы, растворение в коллективе и даже Гу­лаг? Если это - вся правда, то откуда эта ментальная отзыв­чивость на зов свободы? "Неверно, - отмечает Д. Лихачев, - утверждение о том, что тонкий слой интеллигенции находил­ся на массиве, безразличном к культуре. В России-то как раз идеологические течения и искания охватывали весь народ... Что такое завоевание Сибири, поход Ермака? Это поиски свободы... освоение Севера монастырями - это опять уход от государственности. И от городов, кстати сказать. Интересно, что книжная культура всего мира всегда сосредотачивалась в городах, а в России - в лесах: Киевско-Печорский монастырь, Троице-Сергиева лавра... крестьяне, перебираясь в Сибирь, брали с собой духовные книги, рукописи... Вообще вся рус­ская литература, особенно древняя, мировоззренческая".

Отнюдь не прозападные, "почвенные" идеи свободы личности характерны не только для "тонкого слоя" сменове­ховской интеллигенции. Ими все более было отмечено мировидение политической элиты России. П. Столыпин требо­вал не подражать Западу, а "считаться с психологией народа, тяготеющего к личной, а не общинной собственности...

Нам не занимать ни философии свободы, ни практики борьбы за нее. Иное дело - формы ее реализации. В отличие от Запада, который не устает искать баланс между индиви­дуализмом и авторитаризмом, все более склоняясь ко вто­рому, образ жизни восточных народов по преимуществу ос­нован на так называемом "азиатском способе производства", основанном на неустойчивом балансе авторитарных и то­талитарных форм. Исторический спор между осевыми культурно-цивилизационными комплексами искажает не конста­тация этих архетипов, а их непрофессиональное или тенденциозное отождествление, непонимание, говоря словами А. Солженицына, что авторитарный волкодав прав, а тота­литарный людоед - нет, наконец, решительное отсутствие парадокса в синтезе демократии как технологии власти (и только!) как с либерализмом, так и с авторитаризмом и даже с тоталитаризмом (к примеру, сталинская конституция).

Но если по Б. Спинозе "не плакать, не смеяться, а по­нять", то реальная проблема в том, чтобы выявить, сущест­вует ли адекватный способ синтеза индивидуального и об­щественного характера труда, персонификации и социализа­ции общественной жизни, в конечном счете, личной свобо­ды и социальной ответственности. В отличие от зарубежных и отечественных идеологов, у которых одна, но пламенная либерально-демократическая страсть, К. Ясперс предлагает иную - плюралистическую - версию бытия свободы в условиях ее политического дефицита. "Возникает вопрос, - пишет он, — является ли политическая свобода непременным условием для величия человеческого духа как такового. Перед лицом истории на этот вопрос следует ответить отрицательно. И в условиях политической несвободы оказалась возможной высокая жизнь духа, творчество, глубокие душевные пере­живания".

На Востоке бытие свободы, как и несвободы, во мно­гом отличается от западного. У него действительно "особен­ная стать" - реализация личности в соборных формах, более сложных и напряженных, чем коллективные и тем более общинные формы, как основы свободной духовности.

Современность впервые ставит человечество перед дилем­мой: конвергенция или дивергенция культурно-цивилизационных комплексов "Запад" и "Восток". Выбор одной из них в качестве вектора взаимодействия объективно определяется нарастанием центростремительных и центробежных тенденций - к глобализации, интеграции мира и вместе с тем к его дифференциации, усилению разнообразия.

Первая тенденция нашла свое выражение в многообразных концепциях конвергенции как сумме положительных черт осевых культурно-цивилизационных комплексов. Однако достаточно бы­стро обнаружился механицизм такого подхода, абсолютизация его общецивилизационных оснований, их индифферентность к органи­ке различных культур. Опасность такой тенденции - в воспроиз­водстве на уровне глобальных притязаний традиционного мессиа­низма осевых культур, их перерождении в миссионерство, в конеч­ном счете, катастрофное для мира.

Вторая тенденция, напротив, тяготеет к абсолютизации са­модостаточности локальных или региональных культур. Дове­денная до разрыва с общечеловеческими ценностями, она также контрпродуктивна.

Конструктивный подход - в синтезе культурно-цивилиза­ционных комплексов как органическом единстве человеческого рода, вида и индивида, способности различных культур быть от­крытыми другим, оставаясь собою. Это объективная тенденция к цивилизационному единству в культурном многообразии.

Список литературы:

1. Бердяев Н. Смысл истории. – М., 1990.

2. Бердяев Н. Философия творчества. – Философия творчества, культуры и искусства. Т. 1. – М., 1994.

3. Конрад Н. И. Запад и Восток. – М., 1986.

4. Ерасов Б. С. Культура, религия и цивилизация на Востоке. – М., 1990.

5. Коган М. С., Халтурина Е. Г. Проблема «Запад – Восток» в культурологии. – М., 1994.

6. Розанов В. Религия. Философия. Культура. – М., 1992.

7. Столыпин П. А. Жизнь и смерть за царя. – М., 1991.

8. Омельченко Н. А. Споры о евразийстве. – Полис, 1992, №3.

9. Драч Г. В. Культурология. – Ростов-на-Дону, 2005.

10. Быстрова А. Н. Мир культуры. – М., 2000.