Реферат: Философские взгляды Платона. Его учение о благе и государстве

Федеральное агентство по образованию

Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования

«Тихоокеанский Государственный Университет»

Кафедра «Автомобильные дороги»

Реферат по философии на тему: «Философские взгляды Платона. Его учение о благе и государстве»

ВЫПОЛНИЛ:

студент группы

Проверил:

Хабаровск 2010

Содержание

1 Философия Платона, ее объективный идеалистический характер

1.1 Эволюция платоновской философии

1.2 Идеалистический характер философии Платона

1.3 Идейные истоки платоновского идеализма

2. Учение Платона о государстве

2.1 Характеристика сословий

2.2 Учение о совершенных и несовершенных формах государства

Заключение

Список использованной литературы

1 Философия Платона, ее объективный идеалистический характер

1.1 Эволюция платоновской философии

Знаменитым учеником Сократа был философ Платон Афинский (428-347 гг. до н.э.). Настоящее имя его – Аристокл, а Платон – это прозвище, которое переводится с греческого как «широкий». Он получил его то ли за кре­пость телосложения, то ли – за широкий лоб, то ли за широ­ту мысли. Если Сократ ничего не писал, то Платон оставил много сочинений, которые в современном издании занима­ют четыре больших тома. Его произведения написаны в основном в форме диалогов, главным действующим лицом которых является Сократ, беседующий с философами на различные темы.

Если сократовские школы являются выразителями только известных сторон учения Сократа и притом доводят их до крайних пределов, то, напротив, Платон далеко переступает за границы сократовского духа. Однако, Платон получил от своего учителя не только первое побуждение, но и прочное направление своей мысли; в этом убеждает нас тот факт, что он в своих сочинениях собственные убеждения влагает в уста Сократа – единственный в истории пример глубочайшего уважения. Поэтому платоновский Сократ – не действительный Сократ, а его идеальный образ и, вместе с тем, представитель и интерпретатор платоновс­кой философии. Более ранние диалоги Платона, заключая в себе следы не­посредственного подражания действительным сократовским беседам, так­же еще свидетельствуют о том, что его философия имеет своим исходным пунктом дальнейшее развитие сократовых мыслей.

Это подтверждает вполне и развитие платоновской философии. Оно в известной мере идет в обратном направлении сравнительно с хо­дом развития греческой философии. Первоначально платоновская фило­софия занимается этическими проблемами, которые и на дальнейших ступенях ее развития остаются господствующими, имеющими решаю­щее значение для ее общего метафизического миросозерцания. Это пос­леднее у Сократа еще совершенно отсутствовало соответственно антро­пологическому направлению его мысли; Платон же вырабатывает его во второй период своей философии, черпая преимущественно из предше­ствующих систем элеатов и Гераклита материал, дающий ему возмож­ность заимствованное от Сократа и дальше им развитое этическое миро­созерцание преобразовать в объективное представление мира. В тре­тий и последний период своей философской деятельности он, наконец, возвращается к древним пифагорейским учениям и пользуется ими для того, чтобы в мистическо-поэтической форме начертать план общего мирового порядка. Центр этого развития, по отношению к которому предшествующее ему является подготовительной работой, все же после­дующее – дальнейшим проведением и дополнением, образует принад­лежащее к среднему периоду философской деятельности Платона уче­ние об идеях, одно из гениальнейших и, конечно, важнейших философс­ких творений всех времен.

Если Сократ учил, что самопознание есть источник всякого позна­ния, и что диалектический метод в той форме, в какой он проявляется в беседах мыслящих и пытливых людей, представляет собой правильный путь к такому самопознанию, то Платон единственно достойным объек­том изучения считает понятие, являющееся вообще в качестве результа­та подобного исследования. От чувственного представления начинается всякое познание. Однако, это первоначальное содержание познания из­менчиво: оно изменяется в зависимости от изменения субъектов и вре­мени; его результат поэтому не представляет собой истины, но является мнением, вводящим в заблуждение. Поэтому неудивительно, что софис­ты, сводя всякое познание к чувственному восприятию, смешивали зна­ние с субъективным мнением. Только понятие, добытое мышлением, обладает постоянством, избавляющим его от изменчивости и делающим его поэтому содержанием действительного знания.

Далее, всякое знание нуждается в объекте: знанием оно становится только через то, что оно не просто субъективно, но обладает адекватным себе предметом. Поэтому понятию также, как содержанию знания, дол­жен соответствовать объект, который относится к нему, как первообраз к своему отражению. Этот первообраз понятия есть идея. Однако, так как нам в чувственном мире даются только чувственные объекты, первооб­разы чувственных восприятий, то идея представляет собой сверхчув­ственный объект. Поэтому путем наших понятий происходит познание сверхчувственного мира, и таким образом существование понятий слу­жит непосредственным доказательством существования сверхчувствен­ного мира, а образование понятий, которое может выполняться диалек­тическим движением, устанавливает связь между чувственным и сверх­чувственным мирами. Чувственный мир есть призрачный мир, – это уже открыли элеаты; он есть мир, в котором неизбежно господствует из­менение, – это высказал уже Гераклит. Напротив того, сверхчувствен­ный мир вечен и неизменен. Но он, вопреки мнению элеатов, не нахо­дится вне отношения к чувственному. Этот последний не просто при­зрак, он только постольку призрак, поскольку сам выдается за действи­тельность. В свете мышления, движущегося в понятиях, он напротив того, является призраком, который указывает на бытие и который стано­вится истинным образом бытия в том случае, если мы от чувственного восприятия подымаемся до скрывающегося за ним его понятия.

Три вопроса возникают относительно следствий, связанных с метафизическим значением понятий: 1) как субъективно возможно, что наши понятия являются образами идей? 2) каково объективное отноше­ние идей к чувственным вещам? и 3) какие порядок и закономерность господствуют в самом мире идей?

Ответ на первый из этих вопросов вытекает из того, что процесс образования понятий производится человеческой душой. Так как поня­тия – образы сверхчувственных объектов, идей, от которых они и полу­чают свою абстрактную всеобщность, отличающую их от чувственных вещей, то сама душа должна созерцать идеи. Это созерцание должно, од­нако, происходить во времени, предшествовавшем соединению души с телом. Таким образом, сама душа, принцип, оживотворяющий тело, со­единяет мир идей с чувственным миром; она не принадлежит ни к иде­ям, ни к чувственному миру, но она есть стоящая между обеими сущ­ность, в которой во время ее существования в связи с телом по поводу воздействия чувственных вещей воскресают воспоминания об идеаль­ных объектах, соответствующих этим вещам.

Поэтому образование по­нятия есть акт воспоминания: диалектическое мышление, которое измен­чивому чувственному представлению находит его постоянное значение, есть процесс, при помощи которого душа вспоминает свое собственное прежнее доземное бытие и вместе с тем созерцание идей. Таким обра­зом, процесс образования понятия, вместе с тем, свидетельствует о веч­ной природе души, заключающей в себе одинаково предсуществование и бессмертие, природе, с которой, сверх того, согласуется свойство души как оживотворяющего тело принципа: ибо жизнь так же исключает смерть, как бытие – небытие.

Из этого двойного отношения души к чувственному миру и миру идей вытекает также решение второго вопроса, вопроса об отношении самих идей к чувственным вещам. Будучи в человеке посредствующим принципом, благодаря которому по поводу чувственных представлений возникает воспоминание в понятиях о первообразах чувственных вещей, душа так же должна мыслиться в самих чувственных вещах, как деятель­ная сила, формирующая их по прообразу идей. Подобно тому как чело­веческая душа доставляет идеи человеческому телу в форме чувствен­ных восприятий, так во внешнем, окружающем нас, мире должны суще­ствовать душевные силы, которые производят чувственные вещи, фор­мируя материю по прообразу идей. Материя сама собою не может су­ществовать: только идеями, которые отражаются в материи, она пробуждается к действительному существованию. Поэтому, хотя идеи обладают самостоятельным существованием в сверхчувственном мире, материя совершенно не имеет его. Она есть просто отрицательный принцип: ее действие единственно проявляется в том ограничении, которое, благода­ря ее участию, испытывают идеи в чувственных вещах.

Здесь заключает­ся источник выступившего уже у Платона и еще в большей степени у позднейшего платонизма, презрения к чувственному миру, которое ска­зывается в противопоставлении материи, как принципа зла, идее, как принципу блага, благодаря чему чувственный мир является в качестве отпавшего от беспорочного мира идей, а связь человеческой души с те­лом, как состояния унижения и греховности. Однако, у самого Платона этому взгляду противостоит в качестве примиряющей мысли, просветля­ющей чувственный мир через живущий в нем мир идей, понимание прекрасного: последнее является у Платона наиболее совершенным вы­ражением идеи в чувственной форме, причем оно образует последова­тельный ряд, который, начинаясь с телесной красоты, погруженной вполне в чувственное, через посредствующую ступень – красоту души, уже чище отражающей мир идей, возвышается, наконец, до красоты са­мого идеального мира. В человеческой душе это действие красоты про­является в любви, поскольку она развивается от любви чувственной к ду­ховной. При виде прекрасного она, как бог любви Эрос, по мифологи­ческому изображению Платона, приводит душу в божественный экстаз и пробуждает в ней то страстное стремление к идеальному миру, кото­рое, первоначально зарождаясь в качестве смутного предчувствия в чув­ственной любви, в философском познании возгорается ярким светом в качестве духовной любви к самим идеям.

Так как Платон отождествляет отношения между идеями и чувственными восприятиями, с одной стороны, и идеями и чувственными вещами, с другой, то у него также объективируется и понятие души. Ря­дом с человеческой душой выступает мировая душа в качестве общего посредника между миром идей и чувственным миром; отображением ее можно также назвать человеческую душу, конечно, в том смысле, что, хотя как индивидуальная, так и мировая душа суть оживотворяющие принципы, соединяющие идеи с материей, но, вместе с тем, мировая душа имеет более всеобъемлющее значение. Здесь, при космологичес­кой проблеме, однако, поэт-философ, конечно, должен был отказаться от дальнейшего проведения этой аналогии; поэтому-то он в «Тимее» и из­лагает образование мира в форме мифологического сказания, опираясь на старые пифагорейские представления: господство в мире числовых отношений и формирование элементов из правильных геометрических форм. По прообразу идей демиург из хаотической материи формирует отдельные вещи, образуя прежде всего мировую душу в качестве нете­лесной, проникающей и движущей мир силы, возникшей из числовых отношений и переносящей их на все возникшее. Так, стихии (огонь, вода, воздух, земля) суть правильные геометрические, составленные из треу­гольных плоскостей, тела; мироздание также есть система концентричес­ки около Земли, как центра, расположенных сфер, на которых находятся звезды. Здесь Платон противопоставляет пифагорейской системе мира с ее движением Земли, как и всех звезд, около центрального огня ту гео­центрическую систему, которая будучи разработана дальше астронома­ми платоновской школы, господствовала позднее под именем «птоломеевской системы мира».

Подобно тому как космологическая проблема на основании уче­ния об идеях может быть разрешена только в общих основных чертах, в частностях же ее разрешение предоставляется догадкам и поэтическому творчеству, также, понятно, не может быть окончательно разрешен тре­тий из выше поставленных нами вопросов – вопрос о закономерности в самом мире идей. Дня разрешения этого вопроса может только слу­жить в известной степени руководством та мысль Платона, что мир вне нас есть объективный, а наши понятия – субъективный образ мира идей. Так как из наших понятий мы признаем самым высшим и совер­шенным понятие блага и поэтому стремимся добиться его господства во внешнем мире, то отсюда необходимо следует, что в мире сверхчув­ственных идей идея блага – господствующая. Каким образом другие идеи подчиняются идее блага, – этого вопроса Платон ни разу не затро­нул; также, конечно, под влиянием противоположных мотивов он дает различные решения вопроса о том, до каких границ чувственным вещам соответствуют идеи. Если чувственный мир должен быть адекватным от­ражением мира идей, то для индивидуального, и даже самого низменно­го и дурного, в мире идей должен существовать соответствующий иде­альный первообраз. Если, с другой стороны, мир идей должен быть со­вершенным миром, то индивидуальное с его ограниченностью и низменное не должны находить в нем места. В ранних изложениях учения об идеях, когда у Платона господствовала диалектическая точка зрения, он склоняется к первому, при позднейших же проведениях этого учения, когда у него главенствуют этические и эстетические мотивы, – ко второ­му пониманию, согласно которому идеи существуют только для всеоб­щего и совершенного.

В этих колеблющихся взглядах относительно системы идей остает­ся однако твердо установленным, что благо есть идея, стоящая во главе системы идей, и что поэтому, так как в телесном мире вообще отражает­ся мир идей, в нас, в нашей воле и действии, и вне нас, в государстве, должно господствовать благо. В нашей душе это господство блага пред­ставляется в отношении, в котором стоят друг к другу три душевных способности: разум, чувство и желание. Так как разум направляет чув­ство и управляет желаниями, то он является господствующим над други­ми частями души: он ведет к познанию блага. Подобным же образом среди добродетелей, соответствующих отдельным душевным способно­стям, на первом месте стоит добродетель разума, мудрость, которая по­этому должна господствовать над другими добродетелями: над муже­ством, добродетелью чувства, и над благоразумием, добродетелью жела­ний. Соединяясь с последними, добродетель разума, сверх того, произ­водит четвертую добродетель – справедливость.

Проявляясь в гармонии душевных сил и их добродетелей, этический порядок расположения идей, в конце концов, обнаруживается также в строении человеческого общества, в государстве, и притом тем точнее, чем совершеннее устройство последнего. Поэтому совершенное госу­дарство в расчленении своих органов должно уподобляться соотноше­нию человеческих духовных способностей и добродетелей. Благодаря этому, государство будет представлять собою отражение самого мира идей. Поэтому в нем должна господствовать мудрость, воплощенная в философах, т.е. людях, посвящающих свою жизнь науке. За ними следует сословие стражников, которые являются носителями мужества и защит­никами государства от нападений врагов. К низшему классу принадле­жат крестьяне и ремесленники, которые должны проводить в жизнь тре­тью из добродетелей – благоразумие.

Охватывая как внутренний мир человека, так и внешний, как чувственный, так и дополняющий его сверхчувственный, как природу индивида, так и организацию человеческого общества, платоновская философия есть первая выступившая в истории универсальная система; вместе с тем, она остается самой влиятельной вплоть до наших дней. Основная мысль учения об идеях не только стала исходным пунктом многих по­зднейших систем, но оказала большое влияние на религиозное миросозерцание, преимущественно на христианское. Но в непосредственно сле­дующий период влияние этой философии частью вытеснялось выступившей вскоре после нее аристотелевской философией, с которой она позднее часто вела борьбу за господство.

1.2 Идеалистический характер философии Платона

Идеаль­ное в философии – это всё то, что не воспринимается на­шими органами чувств и не имеет физических качеств. Здесь может возникнуть вопрос: если идеальное является не воспринимаемым вообще, то откуда же тогда мы о нем можем что-либо знать? Дело в том, что помимо органов чувств у нас есть еще одно орудие познания – разум, и не­доступное для чувств вполне может быть доступным для разума: то, что нельзя увидеть, потрогать, услышать и т.д., можно воспринять мыслью, усмотреть умом. Говорят, од­нажды греческий философ Антисфен, критикуя платонов­скую теорию идей (по которой любая земная вещь, будь то цветок, камень, лошадь и что угодно еще, – всего лишь от­ражение или тень какой-либо идеи высшего и невидимого, но реально существующего мира), сказал ее создателю: «Я видел многих лошадей, Платон, но я никогда не видел идеи лошади, о которой ты говоришь, будто бы она существует». На это Платон ответил ему так: «Что же, Антисфен, выхо­дит, у тебя есть глаза, чтобы увидеть конкретную лошадь, но у тебя нет разума, с помощью которого ты мог бы уви­деть идею лошади». Философы идеальное также называют бестелесным, нефизическим, сверхчувственным, умопо­стигаемым.

Если совокупность всего материального называется в философии материей, то совокупность всего идеального на­зывается, как правило, сознанием. Мы привыкли считать, что этим термином обозначается человеческий разум. Однако это материалистическая точка зрения, по которой мышление, разум, духовная жизнь есть только там, где есть человек и его мозг. Философский идеализм говорит о том, что сознание есть не только у человека, а вернее, чело­веческое сознание – это маленькая часть мирового Сознания (здесь этот термин пишется с большой буквы, по­тому что он обозначает некое духовное, разумное начало, находящееся вне человека и не зависящее от него). Это ми­ровое Сознание можно назвать божественным, т.е. Сознанием Бога. Его также можно назвать Мировым Разумом или Абсолютной Идеей (как это сделал немецкий философ XIX века Георг Гегель).

Главным утверждением идеализма является мысль о том, что Сознание вечно, несотворимо и неуничтожимо. Оно есть всё (точно так же, как и материя в материализме). Оно – первоначало мира, которое порождает, создает или творит всё материальное, физическое, телесное, чувствен­ное. Таким образом, с идеалистической точки зрения Сознание первично, а материя вторична, она существует только на базе Сознания, благодаря ему и после него. Следовательно, всё материальное – это проявление, во­площение или инобытие (иная форма существования) иде­ального. Если материалистическое воззрение тесно связа­но с атеизмом, то идеализм, наоборот, близок к религиоз­ным представлениям.

Чрезвычайно важно понять сразу, что идеализм Платона не субъективный, а объективный и что, как таковой, он противостоит всякому субъективизму. Для объективного идеалиста в основе всех явлений лежат сущности, бестелес­ные по своей природе, но существующие объек­тивно, независимо от субъекта. Поскольку они бестелесны, учение это – идеализм. Поскольку они существуют объективно, это объективный идеализм.

Идеалистическая философия говорит о том, что челове­ческое мышление, или разум – это малая частица мирово­го Сознания, которая является как бы «Божьей искрой», находящейся в любом человеке. Поэтому познание мира, представляющего собой бесконечное Сознание, вполне возможно: ведь в нас представлена его частица, с помощью ко­торой мы можем приобщиться к нему. Материализм тоже говорит о возможности познания. Однако вполне понятно, что пути познания мира в материализме и идеализме абсо­лютно различны.

Материалисты говорят о том, что надо наблюдать окружающую реальность (во многом – с помо­щью органов чувств) и постепенно проникать в ее тайны и открывать ее законы, а идеалисты предлагают, как прави­ло, игнорировать, т.е. не обращать особенного внимания на материальный, физический мир, так как он – вторичное и неподлинное существование, и напрямую устремлять свои мысленные взоры к первичному и настоящему существова­нию – мировому Сознанию, одним только умозрением (а не органами чувств) постигая его вечные и совершенные истины.

Значительным представителем идеализма был и немецкий философ Георг Гегель. Так, Платон говорил, что все видимые нами вещи физического мира – это всего лишь отражения или тени бестелесных идей, находящихся в высшей и невиди­мой сфере, а Гегель утверждал, что материальная или чувственная природа – это в иной форме существующий Мировой Разум, и называл ее «застывшей мыслью».

В общем, идеалистические течения новейшего времени склонны были к такому прочтению и к такому пониманию Платона, при котором иде­ализм Платона приближался к абстракциям их собственных идеалистических построений. Это был идеализм Платона, увиденный сквозь очки идеализма Гегеля, Канта, кантианцев. Задача воссоздания образа Платона, более близкого к его исторической действительности, представля­ла большие трудности. Для решения и преодо­ления этих трудностей требовались не только огромные по объему знания, превосходная науч­ная ориентировка в текстах Платона, но и сво­бода от гипноза позднейших интерпретаций, навеянных учениями послеплатоновского идеализ­ма, в особенности идеализма нового времени. Свобода эта труднодостижима для зарубежных буржуазных интерпретаторов учения Платона, в том числе для самых выдающихся и глубоких.

Советская историко-философская наука рас­полагает трудами ученого, чрезвычайно одарен­ного, исключительно много знающего и вместе с тем свободного от указанного выше недостатка и ограниченности зарубежных знатоков Платона. Ученый этот – профессор Алексей Федорович Лосев. Глубокий исследователь Платона и нео­платонизма А.Ф. Лосев в своих многочислен­ных, тщательно и обстоятельно разработанных трудах стремится воссоздать учение Платона во всем его историческом своеобразии. Характери­зуя, как это делали и его предшественники, уче­ние Платона в качестве учения объективного идеализма,А.Ф. Лосев одновременно разъясняет, чем платоновская форма, или платоновский тип объективного идеализма, существенно отличается от объективно-идеалистических си­стем, явившихся в феодальную эпоху и в бур­жуазно-капиталистическом обществе нового вре­мени. У Платона идеи образуют особый мир: весь чувственный мир с обнимаемой им приро­дой и обществом рассматривается Платоном как отражение и как воплощение этого вознесенно­го над чувственной действительностью особого мира идей. Это идеальная действительность, а идеи существуют объективно, вне и независимо от человека.

Но сказать толькоэто – не значит характе­ризовать своеобразное содержание и своеобраз­ный характер платоновского объективного иде­ализма. Особенность Платона, не легкая для понимания современного человека, который обычно знает идеализм лишь в гораздо более абстрактных и логизированных его формах, со­стоит в том, что, развивая свое учение объектив­ного идеализма, Платон, как показывает А.Ф. Лосев, оставался греком, человеком ан­тичного культурного мира. Платон одновремен­но и противопоставляет идеальный мир, цар­ство «идей» чувственному миру, и не может остаться при их дуализмеи противопоставлен­ности. Космос Платона – и не только его од­ного, но и весь космос античных мыслителей со всем, что есть в нем, в том числе и с самой ду­шой, – есть космос телесный,огромное шаро­видное тело. Основная интуиция Платона эсте­тическая, оптическая, зрительная: мир мыслит­ся у Платона наподобие прекрасного скульптур­ного изваяния или скульптурной фигуры.

Таким образом, философия Платона, будучи объективным идеализмом, есть особый вид этого идеализма, это античный объективный иде­ализм.

В связи с этим для Платона высшая действи­тельность есть «единое». Это не абстрактное арифметическое или математическое единство всего сущего, а «тождество всего идеального и материального... тот первопринцип, из которого только путем его дробления возникает идеаль­ное и материальное».[1]

Особенность объективного идеализма Плато­на в том, что он одновременно стремится и к самому крайнему, идеалистическому пониманию космоса и идеального мира и – в своей глубоко античной, свойственной древнему греку интуи­ции космоса – стремится «понимать идеальный мир максимально реально».[2] Следуя этому стремлению, Платон вводит для идеального мира двойное ограничение:«свер­ху» и «снизу». «Сверху» идеальный мир огра­ничен «единым». «Снизу» он ограни­чен «душой мира».

1.3 Идейные истоки платоновского идеализма

Даже люди, не изучавшие историю филосо­фии или поверхностно ее изучавшие, представ­ляют себе более или менее смутно, что идеализм есть учение, по которому истинное бытие ве­щей – мысль, идея, понятие.

Одной из основных мыслей Платона является извест­ное утверждение о том, что видимое не есть реальное: если мы что-то видим, это вовсе не значит, что оно существует именно так, как нами воспринимается. Эта мысль является одной из вечных в философии. Вспомним: элейские фи­лософы говорят – мы видим вокруг себя движение и из­менение, но на самом-то деле ничто не движется и не меня­ется; Гераклит утверждал, что если нечто наблюдается нами неизменным, то это не означает, что оно действитель­но таково, просто никто не замечает всеобщее и непрекра­щающееся движение; вы думаете, говорит нам милетский философ Анаксимен, что вокруг нас – разные вещи, ниче­го подобного – всё кажущееся различным есть одно и то же вещество – воздух, только в разных своих состояниях; мы видим горы и деревья, луга и озера, звезды и планеты, утверждает Демокрит, и совсем не понимаем, что нет ни того, ни другого, ни третьего, а есть только набор невиди­мых нами атомов, которые движутся в пустоте. Итак, впол­не может быть, что видим мы одно, а на самом деле суще­ствует совсем другое.

Чтобы лучше понять теорию Платона, представим себе такую картину. Допустим, перед нами лежат три предме­та – яблоко, груша и слива. Эти вещи совершенно различ­ные и не похожие друг на друга, понятно, что яблоко – это не груша, груша – не слива и т.д. Но есть в них нечто об­щее, сходное, делающее их отличными от других вещей, объединяющее их в одну группу предметов. Это общее мы называем словом «фрукт». Теперь спросим: существует ли фрукт в реальности – в качестве вещи, в которой были бы собраны все возможные фрукты земли, в качестве предме­та, который можно было бы посмотреть или потрогать? Нет, не существует, говорим мы. «Фрукт» – это всего лишь понятие, термин, имя, название, которым мы обозначаем группу сходных между собой вещей. Реально существуют только сами эти предметы, а их названия реально в мире не существуют, так как они находятся в качестве понятий или идей только в нашем сознании. Так считаем мы.

Но ведь вполне можно предположить, что всё обстоит совсем наоборот. Реально и сначала существуют идеи или понятия вещей, и не в нашем уме, а сами по себе, вне нас, только в особом, высшем, недоступном нам мире, а все вещи, которые нас окружают, – всего лишь порождения этих первичных сущностей – идей и являются их отраже­ниями или тенями и поэтому реально не существуют. Эта мысль – главная в учении Платона. Нам кажется, говорит он, что мир один – тот, который мы видим вокруг себя. На самом же деле мира два: один – высший и невидимый мир идей, другой – низший и воспринимаемый нами мир ве­щей. Первый порождает второй. Существует, например, в высшем мире идея лошади, она и обуславливает каждую конкретную лошадь, которая находится на земле. И имен­но благодаря этой идее земная лошадь остается лошадью и не превращается в какой-нибудь другой предмет. Т.е. чув­ственно воспринимаемые вещи обретают смысл, реаль­ность, устойчивость, постоянство как раз из-за причастно­сти к вечным и неизменным идеям. Если бы этого стабили­зирующего мирового начала – идей – не было, то любая вещь постоянно переходила бы в любое иное состояние: му­равей мог бы превратиться в слона, или гору, или цветок, а планета могла бы стать треугольником, или облаком, или каплей росы... Таким образом, мир идей – это как бы смыс­ловой «каркас» чувственного или физического мира, не ви­димый глазу, но доступный умозрению.

Но наш мир не вполне низший, потому, что ниже его на­ходится материя. Идеальный мир Платон называет Бытием, материю – Небытием. Она – ничто, с его точки зрения, но она есть. Как это понимать? Мысленно переме­шаем все разнообразные вещи нашего мира до состояния однородной массы. Получится некое мировое смешение, в котором не будет ни конкретных предметов, ни их свойств. Что можно будет сказать об этой массе? Ничего. Какая она? Единственно возможный ответ – никакая. И в этом имен­но смысле она ничто, Небытие. Знакомый нам по чувственному восприятию мир возникает как раз на стыке материи и мира идеального: какая-либо высшая сущность – идея – из бесформенной частицы материи творит нормальную, воспринимаемую нами вещь. Поэтому предметы физиче­ского или чувственного мира всё же более совершенны по сравнению с никакой материей, так как в их появлении ре­шающую роль играют вечные и неизменные, действитель­но сущие идеи.

Вещи телесного мира являются их проекциями, конту­рами, бледными подобиями или, всего лучше, тенями. Для иллюстрации своего воззрения Платон предлагает следую­щую аллегорию. Представьте себе, говорит он, что мы си­дим в пещере спиной к входу и смотрим на ее стену. За нами в солнечных лучах проходят какие-то животные, пролетают птицы, растут цветы. Мы же видим на стене пе­щеры тени этих предметов, но поскольку сидим спиной к входу, то не знаем об их существовании – нам кажется, что наблюдаемые тени и есть сами предметы и представля­ют собой единственно возможную реальность. Но вот, до­пустим, кому-либо удалось оглянуться и увидеть сам пред­мет, который, конечно же, тысячекратно совершеннее по сравнению со своей тенью. Увидевший поймет, что всё вре­мя принимал тень за саму вещь, сравнит одно с другим, и удивлению его не будет предела. Он осознает, что настоя­щий мир совсем не такой, каким он его раньше видел, вос­хитится и уже никогда более не будет смотреть на жалкие тени, но все свои силы направит на созерцание самих пред­метов; более того, он выйдет из пещеры, чтобы увидеть, что помимо ее низкого свода, серых, мрачных стен, гнилого воздуха есть широкие зеленые равнины, прекрасные луга, свежий простор, бесконечное лазурное небо, на котором сияет великое Солнце. Так же и в нашей жизни: мы видим вокруг себя различные вещи и полагаем их реально и един­ственно существующими, не понимая, что они всего лишь ничтожные отражения, несовершенные подобия или блед­ные тени идей – сущностей мира действительного и в высшей степени подлинного, но недоступного и невидимого. Если бы кому-то из нас удалось увидеть за физическими ве­щами их настоящее начало – идеи, сколь бесконечно он презрел бы тот материальный, телесный мир, нам близкий, понятный и привычный, в котором мы живем, считая его единственно возможным.

Поэтому задача каждого из нас – за неподлинным уви­деть подлинное, за нереальным – действительное, за мате­риальным – идеальное, за контуром – настоящие очерта­ния, за фантомом сущего – истинное Бытие. Как это сде­лать? Дело в том, что человек не полностью принадлежит миру вещей. У него есть душа – сущность вечная и идеаль­ная, она-то и связывает его с невидимым миром. После смерти тела душа отправляется именно туда, пребывает там какое-то время и при этом созерцает сами идеи и при­общается к высшему знанию. Потом она спускается в мате­риальный мир и, вселяясь в какое-нибудь тело, забывает о своем знании. Но забыть не означает, не знать вовсе, ибо в забывании кроется возможность вспомнить. Получается, что человек рождающийся уже всё знает, но только потен­циально. Ему не следует познавать с нуля и шаг за шагом приобретать знания. Он должен всего лишь обнаружить их в себе, проявить, вспомнить забытое. Поэтому познание, по Платону, – это припоминания души. Позже это воззрение получило название «теории врожденных идей». Но, несмо­тря ни на какие усилия, мы всё же не сможем вполне по­стичь идеальный мир. Хорошо, если нам откроется, хотя бы маленький элемент или фрагмент его. Ведь мы – хотим того или нет – находимся по преимуществу в мире теле­сном, который зол и несовершенен. Но коль скоро известно нам о Бытии прекраснейшем, то почему бы не попытаться облагородить и возвысить земную жизнь по его образцу, сделать ее более гармоничной, добродетельной и счастли­вой?

Душа человека состоит, говорит Платон, из трех ча­стей: разумной, аффективной (или эмоциональной) и вожделеющей. Это сочетание в каждом случае неравномерно. Если преобладает разумная часть души, то человек – фи­лософ; если эмоциональная, он – воин; а если вожделею­щая, то – земледелец или ремесленник.

2. Учение Платона о государстве

Учение Платона о государстве в общих чертах впервые изложено им в известном диалоге – “Политик”. Этот диалог относится к раннему периоду деятельности Платона и представляет собой несовершенное развитие тех же мыслей, которые впоследствии легли в основание знаменитого диалога Платона – “Государство”. Этот последний принадлежит к более зрелой эпохе Платона и заключает в себе учение о государстве в его самой совершенной форме.

В мировоззрении Платона важное место принадлежит его воззрениям на общество и государство. Его чрезвычайно занимал вопрос о том, каким должно быть совершенное общежитие и каким воспитанием люди должны быть подготовлены к устройству и сохранению такого общежития.

2.1 Характеристика сословий

Ряд авторов считают, что “причиной возникновения совместной общественной жизни и государства Платон считает наличие у людей врожденных социальных потребностей, которые каждый отдельный индивид не может удовлетворить собственными усилиями и поэтому нуждается в помощи со стороны других индивидов”. Таким образом, каждый человек привлекает то одного, то другого для удовлетворения той или иной потребности. Испытывая нужду во многом, многие люди собираются воедино, чтобы обитать сообща и оказывать друг другу помощь: такое совместное поселение и получает у нас название государства. Помимо этого, государство создается для того, чтобы обеспечить его членам благополучие и безопасность. ”Разнообразию человеческих потребностей в государстве должна соответствовать специализация труда, ибо только на её основе можно обеспечить высокое качество и производительность”. К. Маркс указывал, что “в республике Платона разделение труда является основным принципом строения государства, она представляет собою лишь афинскую идеализацию египетского кастового строя”. Целые сословия людей осуществляют в государстве жизненно необходимые для общества функции; “этому способствуют навыки ремесла, изощренные профессиональным обучением и опытом, умноженные наследственной передачей, усвоением их с детства в собственной семье и ближайшей среде”. Поэтому город должен состоять из землевладельцев, ремесленников, купцов, мореходов, рабочих, поэтов, актеров, поваров, учителей, врачей, и т.д. Платон уверен, что лучше работает тот, кто владеет одним делом, к которому более способен, и занимается только им. “Поэтому можно делать все в большом количестве, лучше и легче, если выполнять одну какую-нибудь работу соответственно своим природным задаткам, и притом вовремя, не отвлекаясь на другие работы”. Все способности человека принадлежат государству, которое вольно распоряжается ими по своему усмотрению.

По убеждению Платона, государство должно также выполнять и нравственные функции – “воспитывать граждан в верности установленным порядкам и религии отцов”.

В диалоге “Государство” Платон рассматривает идеальный государственный строй по аналогии с человеческой душой. Трем началам человеческой души – разумному, яростному и вожделеющему - аналогичны три основных начала государства (так как между государством и человеком существует взаимное подобие) – совещательное, защитное и деловое. Последним же соответствуют три сословия – правителей-философов, воинов (стражей) и производителей (ремесленников и землевладельцев). Сословное деление общества Платон объявляет условием прочности государства. Самовольный переход из низшего сословия в высшие является величайшим преступлением, ибо каждый человек должен заниматься тем делом, которому он предназначен от природы: “Заниматься своим делом и не вмешиваться в чужие – это и есть справедливость”.

Так как вышеуказанные сословия вполне соответствуют трём сторонам человеческой души, то и добродетели, свойственные последним, переносятся у Платона равным образом на первые. Так, мудрость, есть добродетель правителей; мужество свойственно более всего сословию воинов, ограждающих общественную безопасность и благоденствие; рассудительность усматривается в подчинении народной толпы воле правителей и во взаимном согласии граждан; а справедливость – в том, что не только согласны между собой граждане, но и целые сословия их строго исполняют свои обязанности и, таким образом, каждое из них всё более утверждается в свойственной себе добродетели.

Для обоснования вводимой иерархии сословий Платон большое значение придавал распространению среди населения идеального государства “благородного вымысла” о том, что хотя все они – братья, но бог, который их вылепил, в тех из них, кто способен править, примешал при рождении золота, в их помощников – серебра, а в землевладельцев и ремесленников – железа и меди. Лишь в тех случаях, когда от золота родится серебряное потомство, а от серебра – золотое и т.д., возможны переходы членов одного сословия в другое. Миф заканчивается предостережением, что государство погибнет, когда охранять его будет железный или медный страж. По мнению В.С. Нерсесянц, вышеуказанный миф имеет своей целью обосновать послушание, единомыслие и братство граждан и одновременно их неравенство в структуре идеального государства.

В “Государстве” Платона третье сословие (землевладельцев и ремесленников) является низшим, едва достойным названия граждан; оно погружено в материальную работу и назначено к удовлетворению низших потребностей человека. “Третье сословие должно произведениями своих занятий – земледелием, промыслами и торговлею, доставлять средства к содержанию прочих сословий”. В. Виндельбанд считает, что “крестьяне, ремесленники и торговцы являются для Платона гражданами низшего разряда; для государственной цели они не более чем средства и играют почти такую же роль, как рабы в античном обществе, именно роль трудящейся массы”. Третье сословье, формально имеющее свою долю в процветании, лишено добродетели в собственном смысле этого слова, поскольку “мудрость” и “мужество” соотносятся с двумя внешними “классами”, в то время как низшему достается лишь система общих предписаний, требующих от него безоговорочного повиновения.

Образ жизни третьего сословия Платон освещает под углом зрения многообразия общественных потребностей и разделения труда. Гражданам третьего сословия разрешалось иметь частную собственность, деньги, торговать на рынках и т.п. Производственную деятельность землевладельцев и ремесленников предполагалось поддерживать на уровне, который позволил бы обеспечить средний достаток для всех членов общества и в то же время исключить возможность возвышения богатых над стражами. Вопросы регламентации брака, быта, собственности, труда, да и всей жизни людей третьего сословия Платон оставляет на усмотрение властей идеального государства. В политическом отношении третьему сословию не предоставлено никаких прав: “иметь же вредное нравственное влияние на высшие сословия Платон не допускает, строго разграничивая взаимные отношения сословий”.

Сословию правителей Платон уделяет значительно больше внимания, чем двум другим сословиям. Во главе государства, утверждал Платон, необходимо поставить философов, причастных к вечному благу и способных воплотить небесный мир идей в земной жизни. “Пока в государстве не будут царствовать философы либо так называемые нынешние цари и владыки не станут благородно и основательно философствовать, до тех пор государство не избавится от зол”. Но правители должны быть истинными философами, являющимися, по мнению Платона, теми, которые, взирая на вечные образцы явлений, познают самую истину., - созерцая красоту добродетели, не только удивляются ей, но и всеми силами следуют за нею, и воплощают её в себе своими делами, которые богаты сколько знанием вечной истины, столько же и опытностью в употреблении вещей. Нужны особенные качества и особенное воспитание, чтобы сделать человека способным к истинному управлению. Философ должен был обладать следующими качествами: мужество, разумность, рассудительность, великодушие, память, справедливость. Все эти качества Платон называет одним словом – добродетель. Кроме того, необходимо также “способность охранять законы и обычаи государства”. Созерцая “вечно тождественное и упорядоченное”, он подражает божественному образцу и сам становится упорядоченным и божественным, уподобляясь ему насколько это возможно для человека. Наконец, он достигает совершенства в самом важном и наиболее нужном философу знании – знании идеи бога. Таким образом, идеальному государству соответствует и идеальный человек, олицетворением которого у Платона выступает философ.

Граждан, способных к государственному управлению, совсем немного и способности их зависят от природных данных. Детей со способностями отделяют от других и готовят к будущей государственной деятельности: Платон предлагает занести их в особый список. Когда им исполнится двадцать лет, необходимо выделить в особую, почетную группу и продолжить образование, в виде общего обзора, раскрывающего внутреннюю связь наук между собой и с “природой бытия”. На данной ступени обнаруживается, имеются ли природные данные для занятия диалектикой. Когда молодым людям исполнится тридцать лет, из них отбираются те, кто умеет, не обращая внимания на ощущения, подняться до истинного бытия. Проявивших указанную способность следует окружить еще большим почетом и после пятилетнего обучения диалектике отправить на службу для приобретения опыта практического управления государством: в течение 15 лет их испытывают на военном и гражданском поприще. Тех, кто не выдержал испытаний практического управления, переводили в жрецы. А когда им исполнится пятьдесят лет, тех из них, кто остался в живых и отличился в государственных делах и в познании, пора будет привести к “окончательной цели”: заставить устремить свой умственный взор в идеальную сферу, увидеть там “благо само по себе” и по его образцу упорядочить все государство, всех составляющих его граждан, в том числе и самих себя.

Оставшуюся жизнь эти мужи будут проводить в философствовании, в трудах над гражданским устройством, в отправлении, когда наступит черед, государственной службы. Они будут воспитывать граждан подобно им самим, ставить их вместо себя стражами государства, а потом отойдут на “Острова блаженных”. Философам вверяется неограниченная власть в государстве, которым они правят, охраняя законы и следя за гражданами от самого рождения до смерти. Власть философов в государстве не подвержена ни каким–либо ограничениям, ни контролю.

Они не должны стесняться писаными законами и в каждом отдельном случае руководствуются своим непосредственным усмотрением. Прежде всего, внимание их обращается на вновь возникающие поколения. Несмотря на общность жен, половое сожительство не предоставляется случайности, а ставится под надзор философов. Последние заботятся о том, чтобы всегда были дети в нужном количестве, и чтобы сохранялась “порода”, способная поддерживать государство. Для этого соединяются преимущественно мужчины и женщины с отличными качествами, а дети с “дурным сложением” удаляются или уничтожаются. Философы заведуют и воспитанием граждан; они же, кроме прочего, назначают каждому подобающее ему место и занятие в государстве, “разбирая” душевные свойства детей и распределяя их по сословиям в связи с тем, что каждый имеет свои свойства и свое призвание.

Правителями должны быть старшие и притом лучшие. Лучшими правителями будут те, которые лучше всех знают дела государственного управления. Для этого надо, чтобы они были мудры и вместе с тем выше всего ставили общественное благо. Для обеспечения служения правителей общему благу государства, а не своим личным интересам, Платон считает необходимым поставить правителей и остальных стражей, служащих им помощниками, в такое положение, чтобы у них не могло быть личных интересов.

“Стражи государства – раздражительная сторона человеческой души, назначенная для защиты прав и выполнения распоряжений природы разумной, должны получать такое воспитание и быть в такой степени образованным, чтобы, повинуясь мудрым внушениям правительства, легко могли охранять благоденствие общества и мужественно предотвращать в нем как внешние, так и внутренние опасности.

Стражами государства должны быть люди одновременно и образованные, и опытные. Кроме того, хорошие стражи должны отличаться теми же свойствами, что и собаки: тонкое чутье, быстрота и проворство, сила, храбрость, гневливость. Но, будучи гневливы в отношении к врагу, воины должны быть кротки к согражданам. Такого сочетания можно достигнуть только тщательным воспитанием и особенным образом жизни.

Военное сословие должно состоять из лучших граждан, не имеющих никаких других обязанностей, кроме обязанности охранять государство от всякой грозящей ему опасности. Поэтому, избранные для этого люди должны быть вооружены и обучены борьбе не только против внешних врагов: они должны охранять родину также и от внутренних раздоров, поддерживать в ней порядок и повиновение законам. Граждане, предстоящие войти в сословие, должны отличаться телесными и душевными достоинствами. Со всеми качествами искусного воина они должны сочетать понимание государственных целей и внутренних отношений общественной жизни. «Единственным критерием подбора и воспитания стражей является наибольшая пригодность для охраны государства, требующая таких нравственных качеств, которыми обладают лишь немногие».

Идеальное государство не может существовать без должной подготовки молодого поколения. Для Платона правильная организация воспитания означает систематическое развитие природных задатков. Философ полагает, что у кого они есть, то те благодаря хорошему воспитанию становятся еще лучше. Платона интересует прежде всего военное сословие и поэтому он создал целую теорию воспитания воинов-стражей.

Военное дело требует мастерства и большого усердия. «Воспитание должно, по-видимому, прежде всего, развивать у детей такие качества, как серьезность, соблюдение внешних приличий и мужество». Сам Платон по этому поводу говорит так: «… безупречный страж государства будет у нас по своей природе обладать и стремлением к мудрости и стремлением познавать, а также будет проворным и сильным .

По Платону, образование делится на две категории — музыку и гимнастику. И та и другая имеют у Платона более широкий смысл, чем в настоящее время: «музыка» означает все, что входит в область муз, «гимнастика» означает все, что связано с физической тренировкой и подготовкой. Будущим воинам нужно дать двоякое воспитание — мусическое и гимнастическое. «Первое — для души, второе — для тела. При этом воспитание души следует начинать раньше воспитания тела».

Мусическое воспитание Платон рекомендует начинать с мифов. «Имея дело с детьми, мы к мифам прибегаем раньше, чем к гимнастическим упражнениям . Но не всякие мифы и не все в них приемлемо для развития души будущего стража и формирования ее добродетелей. Подходящими для воспитания философ признает лишь «значительные мифы» — «всего более надо добиваться, чтобы первые мифы, услышанные детьми, самым заботливым образом были направлены к добродетели .

От поэтических искусств Платон требует нравственной истинности и правдивости, отсутствия в них лжи. В поэзии он считает недопустимым все то, что может вызывать, и уже не только у детей, но и у взрослых, сильные душевные потрясения. Таким образом, из поэзии необходимо исключить сетования, вопли и плачи, предоставив их несерьезным женщинам да никчемным мужчинам.

Так же недопустимо все, что понижает мужественный тонус души, изнеживает и расслабляет ее и в музыке. Для людей воинственных, считает философ, подходящим может быть тот музыкальных лад, который подражает голосу и напеву человека мужественного, умеющего переносить все трудности, тяготы и несчастья.

Платон запрещает в своем государстве и драматическое искусство, «комедии и трагедии», последние есть искусство перевоплощения, подражания. Идеальный строй требует и идеальных условий воспитания, исключения всех помех и отвлекающих факторов, каковыми являются драма, комедия и трагедия. Мусическое воспитание тесно связано у Платона с гимнастическим. Гимнастика должны сопровождать стража в течение всей его жизни.

Гимнастика и музыка, действуя вместе, должны были привести к гармонии человека с самим собою. Они должны были сделать так, чтобы развитие сил телесных и духовных шли рука об руку, а в душе произошло соединение силы и мягкости характера, мужества и доброй нравственности. «Гимнастика должны были приучить человека к простому и строгому образу жизни. Музыка же должна развить в человеке чувство прекрасного и любовь к нему, а также нравственную зрелость и условить то нормальное состояние духа, которое в человеке должно предшествовать всякому научному образованию.

Платон не ограничивает такое воспитание граждан их юностью, так как распространяет его и на самый зрелый возраст. В. Виндельбанд считает, что сословие стражей должно состоять из юношей, еще получающих образование, которые по приказу старших выступают против врага и поддерживают порядок внутри страны, и из зрелых мужей, достигших высшего познания и сообразно с ним управляющих государством. Так отличаются правители (философы) от помощников или чиновников.

Помимо мусического и гимнастического воспитания стражам с детства нужно преподавать арифметику, геометрию, астрономию. Указанные науки, утверждает Платон, развивают философскую мысль, влекут душу к истине, к познанию подлинного бытия.

До определенного возраста молодежь не должна видеть неприятных вещей или порока. Но в соответствующий момент их следует подвергнуть «обольщениям», как в виде ужасов, которые не должны пугать, так и в виде дурных удовольствий, которые не должны соблазнять. Когда же они выдержат эти испытания, их будут считать годными стать стражами.

Сословие стражей не должно преследовать никаких частных, сословных, семейных или имущественных интересов. Вся их жизнь и быт организуются на началах солидарности, общности, равенства и коллективизма. Жизнь стражей складывается из множества ограничений и лишений. Воспитанные таким образом, воины живут в полном коммунизме. Подобно Платонову идеальному государству и «Утопия» Мора построена на началах коммунистических: она не знает принципа частной собственности. Государство Платона не имеет в виду земного благополучия граждан: оно хочет осуществить небесную идею в человеческих отношениях и преследует цель загробную. Платон хочет уничтожить частную собственность, так как видит в ней эгоистический принцип, который приковывает человека к земле, отвлекая его от служения загробным идеалам.

Коммунизм Т. Мора, напротив, имеет в виду исключительно земную цель. Он хочет сделать людей счастливыми и довольными на земле. В «Государстве» Платона коммунизм распространяется только на два высших класса. У Мора же коммунизм задается целью устранения социальных неравенств, он хочет всех уравнять в общем счастье и, особенно, горячо принимает к сердцу интересы обездоленных классов.

Коммунистические идеи Платона в «Государстве» критиковал Аристотель, аргументируя это тем, что «общение имуществ может вести лишь к беспрерывным ссорам, вследствие неравного распределения пользования и труда.

Устроители наилучшего государства (правители-философы) должны не только позаботиться о правильном воспитании воинов-стражей. Они, кроме того, «должны установить порядок, при котором самое устройство жилищ и самые права на имущественные блага не могли бы быть помехой ни для высокой нравственности воинов, ни для исполнения ими службы, ни для надлежащего отношения их к людям своего и других классов общества.

Основные черты этого порядка — лишение воинов права на собственное имущество. Воины могут пользоваться лишь тем, что им минимально необходимо для жизни, для здоровья и для выполнения своих функций в государстве. У них не может быть ни лично им принадлежащего жилища, ни мест для хранения имущества или драгоценностей.

Все необходимое воинам для исполнения их обязанностей, последние должны получать от изготавливающих продукты, вещи и орудия работников производительного труда и притом в количестве, ни слишком малом, ни слишком большом. «В противном случае стражи станут независимы от «кормильцев» и «плательщиков» и перестанут охранять общество. Ведь человеку, который заботиться только о своем богатстве, безразличны радости и печали сограждан».

Питание воинов происходит исключительно в общих столовых. Весь распорядок и рамки жизни стражей направлены на ограждение их от губительного влияния личной собственности и в первую очередь от тлетворного, дурного влияния денег, золота и других драгоценностей. «Если бы воины-стражи пустились в стяжательство, в приобретение денег и драгоценностей, они не могли бы уже выполнять свой долг защиты членов общества: они превратились бы в хозяев и землевладельцев, враждебных остальным гражданам».

Сам Платон о сказанном выше быте стражей говорит следующим образом: «Прежде всего, никто не должен обладать никакой честной собственностью, если в том нет крайней необходимости. Затем, ни у кого не должно быть такого жилища или кладовой, куда не имел бы доступа всякий желающий. Припасы, необходимые для рассудительных и мужественных знатоков военного дела, они должны получать от остальных граждан в уплату за то, что их охраняют. Количества припасов должно хватать стражам на год, но без излишка. Столуясь все вместе, как во время военных походов, они и жить будут сообща. А насчет золота и серебра надо сказать им, что божественное золото — то, что от богов, — они всегда имеют в своей душе, так что ничуть не нуждаются в золоте человеческом».

Проект идеального государства предусматривает введение для стражей общности жен и детей. Женщины и мужчины в «Государстве» Платона уравнены в их правах и возможностях. Не пол, а способности, как и у мужчин, определяет социально-психологическое место женщины в структуре общественной жизни. Между мужчинами и женщинами имеются различия, но они не имеют отношения к политике. «Некоторые женщины склонны к философии и годятся в качестве стражей, некоторые из женщин воинственны и могли бы быть хорошими воинами». Отобранные в сословие стражей лица женского пола получают то же воспитание, что и мужчины, кроме того, женщины должны наравне с мужчинами проходить всю необходимую подготовку. Силы природы равно разлиты в обоих живых существах: по природе всем делам причастна и женщина, всем и мужчина; но женщина во всем слабее мужчины . Однако в ее слабости нельзя видеть основание для того, чтобы все предписывать мужчинам, а женщине ничего. Таким образом, в отношении к охране государства, природа женщины и мужчины — одна и та же, кроме того лишь, что первая слабее, а вторая сильнее . Наилучшими женами для мужчин-стражей по Платону будут именно женщины-стражи. В качестве же закона он предписывает: «Все жены этих мужей должны быть общими, а отдельно пусть ни одни ни с кем не сожительствует. И дети тоже должны быть общими, и пусть отец не знает, какой ребенок его, а ребенок — кто его отец». Имея общие жилища, посещая совместные трапезы, постоянно встречаясь в гимназиях и получая одинаковое воспитание, стражи мужского и женского пола начинают испытывать взаимное влечение. Это вовсе не означает допущения беспорядочных контактов. Наоборот, связь мужчины и женщины, именуемая Платоном браком, находится под присмотром правителей. Правители определяют брачный возраст, регулируя количество брачных союзов и заботясь о подборе наиболее подходящих друг другу пар. Только отличившиеся на войне юноши получают более широкую возможность сходиться с женщинами.

Ради пользы подвластных и государства в целом, правители прибегают ко лжи и обману: жеребьевка, в ходе которой формируются в дни определенных празднеств разовые брачные пары, подстраивается так, чтобы лучшие соединялись с лучшими, а худшие — с худшими. По поводу качества браков Платон говорит, что «наше небольшое стадо должно быть самым отборным», а касаясь количества, требует, «чтобы государство у нас по возможности не увеличивалось и не уменьшалось.

Сохранению и дальнейшему воспитанию подлежат лишь дети, родившиеся от лучших родителей; этих детей отрывают от родителей и относят в общие ясли к кормилицам. Родившихся от худших родителей или обладающих какими-либо телесными недостатками детей укрывают в тайном месте и по достижении ими определенного возраста переводят в сословия производителей. Детей, родившихся от союзов, не санкционированных государством, следует считать незаконными.

Матери должны быть в возрасте от двадцати до сорока лет, отцы — от двадцати пяти до пятидесяти лет. Вне этого возраста общение между полами должно быть свободным, но принудительными являются аборт или детоубийство. «Против браков, устраиваемых государством, заинтересованные стороны не имеют права возражать, они должны руководствоваться мыслью о своем долге перед государством, а не какими-либо заурядными чувствами, которые обычно прославляли изгнанные поэты».

Родители и дети не должны знать друг друга: уже для первого питания дети равномерно распределяются между всеми кормящими матерями, и так растут они и дальше все вместе под попечением государства. Поэтому каждый молодой человек должен чтить в старшем поколении своих родителей, а каждый старший человек должен видеть в младшем поколении своих детей, любить и воспитывать их.

«Уничтожение всей частной жизни, всех личных интересов, конечно, лишает человека многих удовольствий; но хорошо воспитанные воины, говорит Платон, находят свое счастье не в материальных наслаждениях, а в исполнении своего назначения». Уничтожив частную собственность, Платон упраздняет и семью, чтобы всецело заменить и семейные интересы общегосударственными. Только при условии общности жен и детей достигается совершенное единство граждан, единство интересов. Тяжбы и взаимные обвинения разве не исчезнут у них, попросту говоря, потому, что у них не будет никакой собственности, кроме своего тела? Все остальное у них общее. Поэтому они не будут склонны к распрям, которые так часто возникают у людей из-за имущества или по поводу детей и родственников.

Платон не излагает подробных законов, которые руководствовали бы поступками граждан его государства, считая это излишним. «Хороши они будут, сами будут знать, что справедливо; а если дурны, то никакие самые лучшие законы ничего не помогут». Имея в виду благо целого, а не одного какого-либо сословия, закон добивается социальной гармонии, при помощи убеждения и принуждения, используя философов для того, чтобы связать гражданский коллектив воедино.

2.2 Учение о совершенных и несовершенных формах государства

Наилучшее государство, по Платону, должно: во-первых, обладать силой собственной реорганизации и средствами ее защиты, достаточными для сдерживания и отражения врагов; во-вторых, осуществить систематическое и достаточное снабжение всех членов общества необходимыми для них материальными благами; в-третьих, контролировать и направлять развитие духовной деятельности и творчества.

По Платону, государственное устройство зависит от нравов людей, их душевного склада или характера. Государство является таковым, каковы составляющие его люди. Между складом характера и формой государственного устройства он усматривает прямое соответствие.

Философ считает, что устройство совершенного государства может быть только одно. Все возможное же различие сводится лишь к числу правящих мудрецов (философов): если мудрец один — это царство. Если несколько — аристократия. Но это различие в действительности не имеет никакого значения, ведь, если правят на самом деле мудрейшие, то сколько бы их не было, они все равно будут править совершенно одинаково.

Идеальному типу Платон противопоставлял отрицательный тип общественного устройства, в котором главным двигателем поведения людей оказываются материальные заботы и стимулы. Платон считает, что все существующие государства принадлежат к отрицательному типу: «Каково бы ни было государство, в нем всегда есть два государства, враждебные друг другу: одно — государство богатых, другое — бедных» .

Отрицательный тип государства выступает, по мнению Платона, в четырех возможных формах: как тимократия, олигархия, демократия и тирания. По сравнению с идеальным государством, каждая из указанных выше форм есть последовательное ухудшение или извращение формы идеальной. «В отрицательных формах государства вместо единомыслия налицо раздор, вместо справедливого распределения обязанностей — насилие и насильственное принуждение, вместо стремления правителей и воинов-стражей к высшим целям общежития — стремление к власти ради низких целей, вместо отречения от материальных интересов — алчность, погоня за деньгами.

Аристократическому государственному устройству (т.е. идеальному государству) как правильному и хорошему виду Платон противопоставляет четыре ошибочных и порочных вида, характеризуя последние в восьмой книге «Государства» в порядке их прогрессирующей порче и очередности перехода от одного к другому. Платон, освещая весь этот цикл деградации, совмещает в своем изложении разнообразную аргументацию (философскую, историческую, политическую, психологическую, мифологическую, мистическую и т.д. и создает цельную динамическую картину политической жизни и смены ее форм.

Первая форма, ближайшая к идеальному образцу, есть тимократия, то есть власть, основанная на господстве честолюбцев. Это — правление, сходное со спартанским. Оно образуется из аристократии или совершенной формы, когда от невнимания правителей и вследствие упадка, неизбежно постигающего все человеческое, распределение граждан по сословиям не совершается уже сообразно с их природою, но золото и серебро перемешиваются с медью и железом. Тогда нарушается гармония и возникает вражда между сословиями. «В тимократии первоначально сохранялись черты совершенного строя: здесь правители пользуются почетом, воины свободны от земледельческого и ремесленных работ и от всех забот материальных, трапезы — общие, процветают упражнения в военном искусстве и в гимнастике. Она является самой близкой к совершенной из несовершенных форм правления, потому что в ней правят, хотя и не мудрейшие, но все-таки стражи государства. После долгих смут сильнейшие и храбрейшие подчиняют себе остальных, выделяют себе земли и обращают сограждан в работников и рабов. В таком государстве господствует сила и храбрость («яростных дух»); здесь военные качества преобладают над другими, развивается честолюбие, а за стремлением к власти, рождается и стремление к богатству. Последнее же ведет тимократию к гибели. Накопление имущества в руках немногих производит чрезмерное обогащение одних, рядом с обеднением других. Деньги становятся мерилом почестей и влияния на общественные дела; бедные исключатся из участия в политических правах, вводится ценз, и правление из тимократии превращается в олигархию, где властвуют богатые.

Олигархия — «государственное устройство, преисполненное множества зол». Данное правление основывается на переписи и на оценке имущества, так что в нем властвуют богатые, а бедные не имеют участия в правлении . В подобном городе «был бы по необходимости не один город, а два: один из людей бедных, а другой — из богатых, и оба они, живя в том же самом месте, злоумышляли бы друг против друга . «В олигархическом государстве расточители — богачи, подобно трутням в пчелином улье, превращаются в конце концов в бедняков, но в отличие от пчелиных трутней с телом: преступники, злодеи, воры, обрезыватели кошельков, святотатцы, мастера всяческих злых дел. В олигархическом государстве не выполняется основной закон жизни общества, который, по Платону, состоит в том, чтобы каждый член общества «делал свое» ипритом, «только свое». Наоборот, в олигархии, во-первых, часть членов общества занимаются каждый самыми различными делами — и земледелием, и ремеслами, и войском; во-вторых, право человека на полную распродажу накопленного им самим имущества приводит к тому, что такой человек превращается в совершенно бесполезного члена общества: не составляя части государства, он в нем лишь бедняк и беспомощный человек.

В олигархии господствуют уже низкие стремления человека; алчность проявляется всюду. Но существует еще некоторая умеренность, поскольку правители заботятся о сохранении приобретенного и воздерживают низких от своеволия. Однако правление вручается людям не по достоинству, а по богатству; поэтому оно всегда дурно. Олигархия держится на запугивании и применении вооруженной силы. При общем стремлении к стяжению, каждый получает право распоряжаться свои имуществом, как ему угодно; «а вследствие этого развивается пролетариат с целым роем праздных честолюбцев, которые хотят поживиться за общий счет. Борьба партий — богатых и бедных, враждующих межу собой, ведет олигархию к падению. Бедные, будучи многочисленнее своих соперников, одолевают, и вместо олигархии устанавливается демократия.

Демократия — это власть и правление большинства, но правление в обществе, в котором противоположность между богатыми и бедными обостряется сильнее, чем при предшествовавшем ей строе. Развитие роскошного образа жизни в олигархии, неудержимая и неукротимая потребность в деньгах приводит молодых людей к ростовщикам, а быстрое разорение и превращение богатых в бедняков способствует возникновению зависти, злобы бедных против богатых и злоумышленных действий против всего государственного строя, гарантирующего богатым господство над бедными. Имущественная противоположность, неуклонно развиваясь, становится заметной даже по внешности тех и других. С другой стороны, сами условия общественной жизни делают неизбежными не только частые встречи бедных с богатыми, но даже их совместные действия: в играх, в состязаниях, на войне. Рост возмущения бедных против богатых приводит к восстанию. «Демократия, на мой взгляд, — пишет Платон, — осуществляется тогда, когда бедняки, одержав победу, некоторых из своих противников уничтожат, иных изгонят, а остальных уравняют в гражданских правах и в замещении государственных должностей, что при демократическом строе происходит большей частью по жребию .

В демократии, как и в идеальном государстве, все граждане делятся на три класса, которые находятся между собою во вражде. Первый класс составляют ораторы и демагоги, лжеучители мудрости, которых Платон называет трутнями с жалом. Второй класс — богачи, представители ложной умеренности; это трутни без жала. Третий класс — бедняки рабочие, постоянно враждующие под влиянием первого класса со вторым, которых Платон уподобляет рабочим пчелам. В демократии, по Платону, из-за господства присущих толпе ложных мнений происходит потеря нравственных ориентиров и переоценка ценностей: «наглость они будут называть просвещенностью, разнузданность — свободою, распутство — великолепием, бесстыдство — мужеством.

Платон правдиво и красочно описывает демократический строй: «Здесь господствует уже неограниченная свобода. Каждый считает себя все позволенным; в государстве водворяется полная безурядица. Сдержанные прежде страсти и желания выступают во всей своей необузданности: наглость, анархия, распутство, бесстыдство владычествуют в обществе. В правление возводятся люди, которые льстят толпе; исчезает уважение к власти и закону; дети равняют себя родителям, ученики наставникам, рабы господам. Наконец. Самый избыток свободы подрывает ее основы, ибо одна крайность вызывает другую. Народ преследует всякого, кто возвышается над толпою богатством, знатностью или способностями. Отсюда новые, беспрерывные раздоры. Богатые составляют заговоры, чтобы защитить свое достояние, а народ ищет себе вождя. Последний мало-помалу забирает в свои руки; он окружает себя наемными телохранителями и, наконец, уничтожает все народные права и становится тираном .

Демократия опьяняется свободой в неразбавленном виде и из нее вырастает ее продолжение и противоположность — тирания . Чрезмерная свобода обращается в чрезмерное рабство; это власть одного над всеми в обществе. Возникает эта власть, подобно предыдущим формам, как вырождение предшествующей ей демократической формы правления. Тиран добивается власти как «ставленник народа» . В первые дни и в первое время он «улыбается и обнимает всех, с кем встречается, не называет себя тираном, обещает многое в частном и общем, освобождает от долгов, народу и близким к себе раздает земли и претворяется милостивым и кротким в отношении ко всем . Он ищет опоры в рабах и в людях самого низкого свойства, потому что лишь в себе подобных он находит преданность. «Тирания — наихудший вид государственного устройства, где царят беззаконие, уничтожение более или менее выдающихся людей — потенциальных противников, постоянное инспирирование нужды в предводителе (войны, нехватка и т.п.), подозрения в вольных мыслях и многочисленные казни под надуманным предлогом предательств, «очищение» государства от всех тех, кто мужествен, великодушен, разумен или богат. Таковым является далеко не полный перечень злодеяний тирании, приводимый в конце восьмой книги «Государства», где содержится критика Платоном тиранического правления, которая, по мнению В.С. Нерсесянц, является «возможно, самая выразительная во всей мировой литературе».

Для людей, живущих в условиях порочного государственного строя, характерны, по мнению Платона, ошибочный выбор ценностей, ненасытное стремление к ложно понятому и неверно осуществляемому благу (в тимократии — безудержная страсть к военным успехам, в олигархии — к богатству, в демократии - к безграничной свободе, в тирании — к чрезмерному рабству). Именно это, согласно Платону, и губит данный строй. Таким образом, каждая форма государства гибнет из-за внутренних противоречий, присущих ее собственному принципу, и злоупотреблений последним.

Выход из порочных состояний общества Платон видит в возврате к изначальному строю — правлению мудрых.

Можно полностью согласиться с В.Н. Сафоновым, делающим следующие выводы из диалога Платона «Государство»:

1. Государство у Платона стоит над гражданином и именно так он понимает справедливость, то есть то, что хорошо для государства, то хорошо и для гражданина.

2. Чрезмерная свобода в государстве так же опасна, как и чрезмерное подчинение граждан одному правителю. Первое ведет к анархии, а второе — к тирании, причем анархия чревата тиранией, так как всякая крайность оборачивается своей противоположностью.

3. Очень важно, чтобы в государстве было единство, которое Платон понимал трояко: а) закону подчиняются все без исключения граждане; б) не должно быть контраста между самыми бедными и самыми богатыми; в) нельзя допускать разногласий между теми, кто осуществляет управление государством.

4. Сословная (кастовая) структура общества лучше всего соответствует интересам государства и граждан, так как всем гарантирует порядок, достаток, безопасность и процветание.

5. Двум высшим сословиям — правителям и воинам — запрещается иметь любую частную собственность, чтобы они все свои силы и время отдавали служению государству, которое обеспечивает их всем необходимым.

6. Платон был за полное равноправие женщин и за общественное воспитание детей.

7. Платоновская демократия — это не иное, как анархия; недостатки олигархии, замеченные Платоном, актуальны до сих пор, лучшие формы правления — это монархия и аристократия, а самая худшая — это тирания.

8. Исходными формами правления, из которых произошли все другие, являются монархия и демократия, элементы которых должны присутствовать в каждом государстве.

Субъектом свободы и высшего совершенства оказывается у Платона не отдельная личность и даже не класс, а все общество, все государство в целом. Платон приносит в жертву своему государству человека, его счастье, его свободу и моральное совершенство. И прав был Гегель, указав, что в «Государстве» Платона «все стороны, в которых утверждает себя единичность как таковая, растворяются во всеобщем, — все признаются лишь как всеобщие люди».

Начертанный проект наилучшей организации государства и общества философ считает осуществимым только для греков: для других народов он неприменим в силу их будто бы полной неспособности к устройству разумного общественного порядка. Более того, с течением времени Платон и сам охладевает к своей модели идеального государства после неудачной попытки реализовать ее на практике.

Заключение

Проделанная работа позволяет сделать вывод о том, что Платон – чрезвычайно крупное явление в развитии философской мысли древности, да и не только древности. Широта умственного кру­гозора соединяется в нем с глубиной исследо­вания и с великим мастерством литературного воплощения идей. Соединение этих качеств в необычайно одаренной личности обеспечило уче­нию Платона влияние, далеко выходящее за пределы исторического существования Афин и древнегреческого общества. Уже в античном мире Платон надолго пережил свой век, а его учение распространило свое воздействие на огромный период с IV столетия до н. э. вплоть до падения античного общества в VI в. нашего летосчисления.

Влияние учения Платона нельзя представ­лять как сплошную и непрерывную традицию, или «филиацию идей», переходящую от одного философа к другому, позднейшему по времени. Учение Платона не только очень богато содер­жанием, очень сложно, но и очень противоре­чиво. Но именно поэтому оно оказывало влия­ние различными своими тенденциями. Умы, обращавшиеся к изучению Платона и подчи­нявшиеся обаянию его философского гения, чер­пали из него и заимствовали разные стороны его идейного содержания – стороны, соответ­ствовавшие их собственным интересам, поискам и склонностям.

Так как основуучения Платона составлял философский идеализм,то совершенно естест­венно, что наибольшее впечатление Платон все­гда производил на мыслителей, склонных к иде­ализму, т.е. тех, для которых идеализм соот­ветствовал их преобладающему интересу или влечению. В учении Платона они видели исход­ную точку или образец для собственных идеали­стических построений и гипотез. Как и Платон, в основе чувственного они искали сверхчувст­венное («умопостигаемое»), в основе относительного – безотносительное («абсолютное»), в основе преходящего – вечное, в основе стано­вящегося, бывающего – истинно сущее. Воззре­ние это у различных последующих философов могло принимать самые различные формы, обосновываться самыми различными доводами, но сквозь эти различия проступала единая для всех них сущность, восходящая к идеализму ав­тора теории «эйдосов», или «идей».

Воззрение Платона на государство и на роль в нем личности имеет все черты реакционной социальной утопии. Кого могла спасти в те катастрофические времена такая утопия? Практически она имела нулевое значение даже при сочувствии к намерениям Платона со стороны некоторых государственных и общественных деятелей.

Платон был объявлен буржуазными историками предтечей теорий социализма и коммунизма, что отрицалось советской наукой. То, что на Западе называли платоновским коммунизмом, в СССР называли коммунизмом потребления, в отличие от теории научного коммунизма, то есть коммунизма производства. Коммунизм Платона - и исторически, и политически не признавался советскими историками результатом исследования, а более того, такая формула считалась публицистическим мифом новейшего антикоммунизма.

Но в этой утопии есть и положительная черта. С редким реализмом Платон понял характерную для античного полиса связь единичного с целым, зависимость личности от более широкого целого, обусловленность индивида государством. Поняв эту связь, Платон превратил ее в норму задуманного им проекта идеального общественно-политического устройства.

Список литературы

1.Александровский Г. Атлантида – не легенда!: В диалогах античного мыслителя Платона все же есть зерно, говорящее о реальности легендарного острова // Наука и жизнь. – 1999. – № 9. – С. 82-88

2.Асмус В.Ф. Платон. – М.: «Мысль», 1975. – 220 с.

3.Васильев В.А. Платон о благе и добродетели // Соц.-гуманит. знания. – 2004. – № 3. – С. 155-169

4.Курабцев В.Л. «Мудрейшие из людей» (Лев Шестов и античная философия) // Вопросы философии. – 2002. – № 11. – С. 184-195

5.Лосев А. Эрос у Платона // Вопросы философии. – 1988. – № 12. – С. 120-139

6.Лосев А.Ф. Платон. Философская энциклопедия, т. 4. – М., 1967г.

7.Овчинников Н. Знание – болевой нерв философской мысли (к истории концепций знания от Платона до Поппера) // Вопросы философии. – 2001. – № 1. – С. 83-113; № 2. – С. 124-151

8.Сафонов В.Н. Политические взгляды Платона //Социально-политический журнал. – 1998. – № 3. – С. 194-206

9.Яковлев В.А. Философия творчества в диалогах Платона // Вопросы философии. – 2003. – № 6. – С. 142-154

10. Платон. Сочинения в 4-х томах. М.: Мысль, 1964

[1] А.Ф. Лосев. Платон. Философская энциклопедия, т. 4. – М., 1967. – стр. 268

[2] Там же. – стр. 268