С первого января 1995 года введена в действие часть первая нового ГК РФ, в которую в качестве объекта регулирования была включена и предпринимательская деятельность.
Как известно, до этого предпринимательство в своей сущностной основе регулировалось Законом "О предприятиях и предпринимательской деятельности". В развитие норм ГК предстоит принять целый ряд законов (о государственной регистрации юридических лиц, об акционерных обществах, об обществах с ограниченной ответственностью, о производственных кооперативах, о государственных и муниципальных унитарных предприятиях и др.), посвященных главным образом предпринимательским отношениям, что само по себе свидетельствует об особенности данной сферы, не всегда подвластной правовым моделям, рассчитанным на чисто рыночные (классические) отношения. В этой связи перед законодателем стоит нелегкая задача приспособить модели настоящего Кодекса к столь специфической области жизнедеятельности общества - предпринимательским отношениям. Поэтому при анализе настоящего Кодекса полезно сосредоточить внимание не только и не столько на его достоинствах, сколько на трудностях, проблемах при регулировании им области предпринимательства, хотя бы с той целью, чтобы найти какие-то развязки в принимаемых в его развитие законодательных актах. Остановимся на некоторых из них.
В статьях 1, 2 ГК изложены основные начала гражданско-правового регулирования, в соответствии с которыми равенство участников, неприкосновенность собственности и свобода договоров образуют их стержень. Гражданские права приобретают и осуществляют субъекты своей волей и в своем интересе (п. 2 ст. 1). Без каких-либо ограничений провозглашенные права приводят по общему положению к "отрицательной свободе" с разрушительными для общества результатами. Поэтому в Гражданском кодексе были закреплены ограничения, которые могут устанавливаться федеральным законом "и только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства" (п. 2 ст. 1). Кроме того, в п. 1 ст. 10 ГК записано: "не допускается использование гражданских прав в целях ограничения конкуренции, а также злоупотребление доминирующим положением на рынке".
Приведенные ограничения содержатся в п. 3 ст. 55 и п. 2 ст. 34 Конституции РФ. Однако в ст. 55 речь идет об ограничении прав и свобод человека и гражданина, в то время как в ГК РФ они были распространены и на субъектов предпринимательства, основу которых составляют не физические, а юридические лица. Более того, конституционные положения в силу их повышенной стабильности и жесткости не подходят, как отмечает Г. Гаджиев, для регулирования рыночных отношений. Их роль связана с гарантированием устойчивости и предсказуемости законодательства о предпринимательстве [1].
В этой связи хотелось бы привлечь внимание к ст. 7 Конституции РФ, где закреплено фундаментальное положение о том, что Российская Федерация - социальное государство. Именно здесь заложены исходные начала для ограничения "отрицательной свободы" в предпринимательской сфере, которые в исчерпывающем виде должны были получить закрепление в базовом правовом акте, регулирующем коммерческие отношения. Здесь должно было быть указано, что субъект предпринимательства посредством удовлетворения общественных потребностей в производимой им продукции, выполненных работах, оказанных услугах преследует цель получения прибыли. Как видно, в сфере предпринимательства предмет регулирования составляют не только имущественные отношения. С учетом этого базисного ограничителя (регулятора) образуется диалектическое единство двух полярных свобод в сфере экономической деятельности - "отрицательной свободы" и "положительной свободы". На них основывается экономика цивилизованных рыночных государств. Думается, что приведенное положение, хотя и не получившее закрепление в исходных началах нового ГК, может быть отражено в предусмотренных к изданию законах, посредством которых предстоит урегулировать конкретные направления механизма хозяйствования страны.
В ст. 23 ГК РФ закреплено положение о гражданах как субъектах предпринимательской деятельности, а занятие ею признано элементом правоспособности граждан (ст. 18 ГК). Трудности в восприятии и применении данной нормативной модели связаны с тем, что специфическая предпринимательская деятельность выведена здесь из классической модели правосубъектности граждан. В итоге оказалось, что правоспособность гражданина возникает в момент его рождения и прекращается смертью (п. 2 ст. 17 ГК). А если учесть, что в содержание правоспособности включена и способность заниматься предпринимательской деятельностью (ст. 18), следует очевидный вывод: гражданин признается субъектом предпринимательства с момента рождения, так как именно с этого момента он признается субъектом гражданского права.
Но все дело в том, что если обычный гражданин как субъект гражданского права с рождения и до достижения 14 лет по общему положению реализует свои права через законных представителей, оставаясь стороной в возникших правоотношениях, то гражданин-предприниматель не может быть субъектом предпринимательских отношений до 14 лет и до факта государственной регистрации его в этом статусе. В силу чего он не является субъектом и гражданского права до указанного возраста и государственной регистрации. После же регистрации его предпринимательская правосубъектность возникает одномоментно. Заложив исходную противоречивую основу, законодатель не смог уйти от дальнейших несогласованных решений при регулировании правосубъектности граждан в сфере предпринимательской деятельности.
С одной стороны, в п. 1 ст. 2 ГК РФ предпринимательство признается самостоятельной и осуществляемой на свой риск деятельностью, а с другой - предпринимательской деятельностью могут заниматься граждане в возрасте от 14 до 18 лет лишь с согласия законных представителей, которые несут дополнительную ответственность за предпринимательские действия несовершеннолетних, повлекшие за собой причинение вреда другим лицам (ст. 26 ГК). Остается непонятным и то, как правосубъектность несовершеннолетнего предпринимателя может восполняться согласием на эту деятельность законного представителя, если качество и временные факторы возникновения их правосубъектности несопоставимы.
Более логично было бы в разделе о гражданах как субъектах права выделить в особую группу нормы о гражданах-предпринимателях и указать на особенности их правосубъектности, в отношении которых общие нормы действуют в части, не противоречащей им. Ведь в формировании и реализации правосубъектности граждан-предпринимателей раскрываются принципиально иные правовые закономерности, чем те, которые заключены в правоспособности и дееспособности обычных граждан.
Можно пойти и по более радикальному пути, приняв отдельный закон, в котором, исходя из конституционных положений (ст. 34, 55 Конституции РФ), общих положений ГК РФ о право дееспособности граждан, всесторонне урегулировать предпринимательскую деятельность граждан. Ведь до настоящего времени нет четкого понимания того, какую деятельность граждан включать в сферу предпринимательства, а какую признавать обычными действиями граждан по распоряжению объектами своей собственности.
Это важно, если учесть то обстоятельство, что в силу п. 4 ст. 23 ГК РФ предпринимательской может быть признана деятельность и тех граждан, которые не прошли государственную регистрацию и не приобрели статус предпринимателей.
В принятом Кодексе категория "юридическое лицо" приобрела универсальный характер. Законодатель отказался от существовавшей ранее классификации субъектов (исходя из реализации ими экономических, политических или социальных функций) на предприятия, учреждения, организации и свел их всех к статусу организаций как юридических лиц.
Последние затем получили конкретизацию в виде коммерческих и некоммерческих организаций. И наконец, коммерческие организации представлены через хозяйственные товарищества и общества, производственные кооперативы, государственные и муниципальные унитарные предприятия (п. 2 ст. 50). Думается, что преломление всех процессов хозяйствования через призму свойств юридического лица - непосильная для законодательства задача.
Юридическое лицо в силу его сущностных признаков, представленных в п. 1 ст. 48 ГК РФ, направлено в сферу обращения, экономического оборота. Быть юридическим лицом означает лишь одно: иметь полноценную правосубъектность в отношениях с другими субъектами со всеми вытекающими из этого последствиями. Однако субъект хозяйствования - это прежде всего создатель тех или иных благ, которые предназначены для других посредством вывода их в сферу обращения. Не случайно законодателю пришлось в 2, 3, 4 гл. 4 ГК РФ о хозяйственных товариществах и обществах, производственных кооперативах, унитарных предприятиях решать вопросы, связанные главным образом с их хозяйственной деятельностью, а не с теми сторонами и свойствами, которые характеризуют их как юридических лиц. Хотелось бы, чтобы в разрабатываемых законодательных актах о предпринимательских структурах линия, направленная на всестороннее регулирование их жизнедеятельности, была определяющей.
Заслуживает пристального внимания предложенное законодателем решение проблемы общей и специальной правоспособности юридического лица и применимости их к субъектам предпринимательской деятельности.
При анализе норм ст. 49, 52 нового ГК сложилось представление, что законодатель наделил коммерческие организации, за исключением унитарных предприятий и иных видов организаций, общей правоспособностью.
Вывод этот делается исходя из того, что они "могут иметь гражданские права и нести гражданские обязанности, необходимые для осуществления любых видов деятельности, не запрещенных законом" (абз. 2 п. 1 ст. 49 ГК), а в их учредительных документах не требуется сведений о предмете (конкретных видах) деятельности (п. 2 ст. 52 ГК). Трудно судить, преследовалась ли законодателем (и конкретно разработчиками) цель придать перечисленным коммерческим организациям статус специальной правоспособности, однако из системного анализа норм ГК такой вывод не следует.
В п. 1 ст. 50 ГК коммерческие организации отграничены от некоммерческих по целевому критерию - извлечение прибыли. И в учредительных документах этого рода организаций должны содержаться сведения, "предусмотренные законом для юридических лиц соответствующего вида" (п. 2 ст. 52 ГК). Ни один государственный орган не зарегистрирует организацию, создаваемую для предпринимательской деятельности, если в ее учредительных документах не будет обозначена цель - извлечение прибыли. Содержащееся же в абз. 2 п. 1 ст. 49 ГК положение о том, что эти коммерческие организации могут осуществлять любые виды деятельности, означает не что иное, как отказ от необходимости определять в учредительных документах перечень конкретных видов деятельности и ориентирование на интегральный критерий - цель деятельности.
Таким образом, все юридические лица в коммерческой сфере (как и в любой другой) имеют специальную правосубъектность (правоспособность - по терминологии ГК). Различие же состоит в том, что у хозяйственных товариществ, обществ, производственных кооперативов она определена по критерию цели (извлечение прибыли), а для государственных и муниципальных унитарных предприятий даны, кроме целевого, и дополнительные критерии (перечень видов деятельности). Поле специальной правоспособности может быть сужено за счет специального разрешения на занятие деятельностью (лицензия). Но так как субъекты хозяйствования олицетворены в новом ГК посредством "маски" юридического лица, к ним применимы вышеизложенные положения о специальной правоспособности юридического лица.
Проблема специальной правосубъектности коммерческих организаций нуждается в детальной проработке применительно к той или иной хозяйственной структуре. В Гражданском кодексе государственные и муниципальные предприятия определены как унитарные коммерческие организации (ст. 113). Разновидностью федеральных предприятий признаны казенные предприятия (ст. 115). Возникают большие сложности в обосновании правового режима деятельности казенного предприятия в статусе коммерческой организации.
В соответствии со ст. 296 имущество у казенного предприятия находится на праве оперативного управления. Таким же правом наделяются и учреждения, которые не относятся к коммерческим организациям. Если целью коммерческой организации является систематическое получение прибыли (ст. 2 ГК РФ), то у казенного предприятия основной целью выступает производство продукции, выполнение работ, оказание услуг в объеме и характере, определяемом Правительством РФ (п. 2.1 Типового устава казенного завода (казенной фабрики, казенного хозяйства), утвержденного постановлением Правительства РФ от 12 августа 1994 года).
Необходимо отметить и то обстоятельство, что финансирование деятельности казенных предприятий осуществляется не только за счет его внутренних источников, но и средств федерального бюджета, а свободный остаток их прибыли подлежит изъятию в доход федерального бюджета. Не менее важно и то, что в Указе Президента РФ от 23 мая 1994 года "О реформе государственных предприятий" казенные заводы (фабрики, хозяйства) отнесены к хозяйствующим учреждениям (п. 1).
Конечно, можно идти по пути признания приведенного несоответствия норм ГК РФ, норм Указа Президента РФ и постановлений Правительства РФ в качестве временной меры, как это определено п. 4 Федерального закона от 21 октября 1994 года "О введении в действие части первой Гражданского кодекса Российской Федерации". Но тем не менее подведение казенных заводов (фабрик, хозяйств) под режим предпринимательства, установленный ГК РФ, приведет к потере всех их сущностных особенностей. Поэтому при разработке закона о государственных и муниципальных унитарных предприятиях следует определить, целесообразно ли отнесение казенных заводов (фабрик, хозяйств) к коммерческим предприятиям, несмотря на то, что согласно п. 2 ст. 3 ГК РФ "нормы гражданского права, содержащиеся в других законах, должны соответствовать настоящему Кодексу". Ведь и положения ГК РФ должны быть согласованы в части сущностных признаков предпринимательства и признаков казенного предприятия, использующего закрепленное за ним имущество на том же праве, что и учреждения, финансируемые собственником (право оперативного управления).
Необходимо обратить внимание на проблему сущностного соответствия между частью первой ГК и Вводным законом. Согласно ст. 5 последнего по гражданским правоотношениям, возникшим до введения ее в действие, часть первая Кодекса применяется к тем правам и обязанностям, которые возникнут после введения ее в действие. В то же время в п. 2 ст. 4 ГК записано, что по отношениям, возникшим до введения в действие акта гражданского законодательства, он применяется к правам и обязанностям, возникшим после введения его в действие, но уже с учетом норм ст. 422 Кодекса.
В силу п. 2 ст. 422 ГК возможна ситуация, когда к правам и обязанностям, возникшим после введения в действие акта гражданского законодательства, будет применяться ранее действовавший нормативный акт, то есть для самого ГК существует один принцип действия его норм во времени, а для всех иных актов гражданского законодательства - другой. Это уже само по себе создает огромные трудности в правоприменительной практике. Особенно сложна конструкция норм ст. 422 ГК о договоре и законе. Видимо, речь в этой статье идет об обязательных правилах, устанавливаемых прежним и новым законом, которые получили закрепление в договоре как юридическом факте в качестве его существенных условий (содержания). Все остальные права и обязанности, которые вытекают из норм объективного права в силу наличия договора как юридического факта, не корректируются нормами ст. 422 ГК. Но из анализа п. 2 ст. 4 ГК следует иное: здесь законодатель определяет действие во времени всех отношений сторон по договору, а не только тех, которые в ст. 422 ГК представлены лишь на уровне условий. Коррелировать нормы этих статей при использовании несогласованного понятийного аппарата весьма сложно.
Было бы проще и логичнее применить при определении действия прав и обязанностей, возникших после принятия нормативного акта, тот принцип, который заложен в ст. 5 Вводного закона. Реальное же положение таково, что согласованное действие ст. 5 Вводного закона, ст. 4, 422 ГК РФ в правоприменительной деятельности во многом будет зависеть теперь от добротного их толкования высшими судебными инстанциями.
Согласно п. 5 ст. 6 Вводного закона индивидуальные (семейные) частные предприятия, а также предприятия, созданные хозяйственными товариществами и обществами, общественными и религиозными организациями, объединениями, благотворительными фондами, и другие не находящиеся в государственной или муниципальной собственности предприятия, основанные на праве полного хозяйственного ведения, подлежат до 1 июля 1999 года преобразованию в хозяйственные товарищества, общества или кооперативы либо ликвидации.
В данном случае Вводный закон обнаруживает лишь формальное соответствие с ГК, в 4 главы 4 которого закреплено, что унитарными могут быть предприятия, находящиеся в государственной либо муниципальной собственности (ст. 113, 114 ГК). Как гласит Вводный закон, нормы Кодекса об унитарных предприятиях, основанных на праве оперативного управления, с учетом того, что собственниками их имущества являются их учредители, применяются до их преобразования или ликвидации. Эти положения, однако, противоречат не только ГК (ст. 212), но и самой Конституции, согласно ст. 8 которой права всех собственников признаются равными. В данном случае этот важнейший конституционный принцип со всей очевидностью нарушен. Действительно, если государство или муниципальные образования как собственники могут создать унитарные предприятия, то почему такого же права лишены частные собственники - граждане и юридические лица?
Объяснять такую ситуацию тем, что в силу публичного характера государственной и муниципальной собственности законом могут быть установлены определенные ограничения права частной собственности по отношению к публичной, вряд ли уместно. Весьма трудно понять, почему и в какой степени публичный интерес состоит в навязывании частному собственнику организационно-правовых форм корпоративных предприятий, тогда как в ряде случаев интересам собственника более соответствовала бы форма предприятия унитарного. Видимо, нельзя исходить и из бесспорного в общем-то факта, что в условиях рыночной экономики корпоративные формы предпринимательства должны преобладать. Ведь круг собственников, обреченных по Вводному закону на создание корпоративных предприятий, настолько специфичен, что удельный вес принадлежащих им предприятий, равно как и диапазон их производственно-хозяйственной деятельности, заведомо ограничен. Кстати, с этих же позиций трудно понять, почему унитарное предприятие-несобственник может создавать дочерние предприятия, тогда как корпоративное юридическое лицо - собственник имущества такой возможности лишено (п. 7 ст. 114 ГК).
Следует отметить также, что предложенный Вводным законом путь преобразования частных унитарных предприятий в корпоративные противоречит самому ГК. Согласно ст. 57 реорганизация юридического лица осуществляется по решению его учредителей (участников) либо органа юридического лица, уполномоченного на то учредительными документами. Лишь в случаях, установленных законом, реорганизация в форме разделения или выделения осуществляется по решению уполномоченных государственных органов или по решению суда. Такое положение вполне оправданно, например, с точки зрения антимонопольного законодательства и не вызывает возражений.
Однако в случае, о котором идет речь, от собственника требуют провести реорганизацию в форме преобразования, а это законом не предусмотрено. Столь явное несоответствие ГК и Вводного закона в этой части есть, на наш взгляд, обстоятельство, достойное сожаления по многим причинам, в том числе и в связи с нарушением провозглашенного в ст. 3 ГК принципа верховенства Кодекса по отношению к принятым в соответствии с ним иным федеральным законам, регулирующим гражданские отношения. Вводный закон таковым, конечно же, является.
Определенный интерес вызывает правовой статус физических лиц - учредителей (участников) полного товарищества и полных товарищей товарищества на вере, которые в соответствии с п. 4 ст. 66 ГК РФ признаются индивидуальными предпринимателями. При разработке закона о регистрации юридических лиц возникнут сложности в согласовании правового положения физических лиц как субъектов предпринимательства и тех товариществ, которые они создали или впоследствии вошли в них.
До принятия нового ГК полные товарищества не обладали правами юридического лица, поэтому способом реализации их предпринимательской правосубъектности была деятельность самих учредителей (участников). И если в их число входили физические лица, они непременно должны были приобретать статус предпринимателя. В соответствии с п. 7 Закона РСФСР от 7 декабря 1991 года "О регистрационном сборе с физических лиц, занимающихся предпринимательской деятельностью, и о порядке их регистрации" при регистрации полного товарищества физическому лицу - участнику этого товарищества выдается свидетельство о государственной регистрации. В новом ГК хозяйственные товарищества получили статус юридических лиц и права собственности на принадлежащее им имущество, поэтому действия его участников (граждан-предпринимателей) порождают порой неразрешимую проблему разграничения двух этих предпринимательских режимов: товарищества и самих физических лиц-предпринимателей.
По смыслу норм ст. 49 ГК РФ товарищество может осуществлять любые виды предпринимательской деятельности, если они не запрещены или специально не ограничены законом. Применительно к гражданам-предпринимателям действует только ограниченная специальная правосубъектность (ст. 4 Закона РСФСР от 7 декабря 1991 года "О регистрационном сборе..." ), которая не противоречит нормам нового ГК РФ. И если в момент регистрации товарищества его учредителям-гражданам будут выдаваться одновременно свидетельства об их статусе предпринимателей, тогда само товарищество сможет заниматься только той деятельностью, которая обозначена в свидетельствах его граждан учредителей (участников).
Если же пойти по пути государственной регистрации граждан в качестве предпринимателей, которые затем будут учреждать хозяйственное товарищество, то и тогда не представляется возможным согласовать на правовой основе объем правосубъектности таких учредителей и созданного ими товарищества.
Частным случаем анализируемой проблемы является и закрепленное в ГК РФ право участников товарищества требовать в судебном порядке исключения кого-либо из участников товарищества при наличии к тому достаточных оснований (п. 2 ст. 76). По сути это означает лишение гражданина статуса предпринимателя, который он приобрел в процессе создания хозяйственного товарищества. В какой мере это согласуется со ст. 18 ГК, включившей в содержание правоспособности граждан занятие предпринимательской деятельностью?
Возникают нерешаемые вопросы при банкротстве товарищества и в других случаях. Думается, не было потребности в признании граждан при учреждении (вхождении) товариществ субъектами-предпринимателями. Каждый участник полного товарищества (полный товарищ в товариществе на вере), действуя от имени товарищества, если учредительным договором не предусмотрено, что дела ведутся всеми участниками совместно либо ведение дел поручено отдельному участнику (п. 1 ст. 72 ГК), выступает в качестве органа товарищества как юридического лица, реализуя его компетенцию. Если же ведение дел поручено одному из участников товарищества, остальные выступают от имени товарищества на основании доверенности, выдаваемой участником, ведущим общие дела (п. 1 ст. 72 ГК) и действующим в этом случае как орган юридического лица.
В соответствии с п. 3 ст. 96 ГК правовое положение акционерного общества, права и обязанности акционеров определяются Кодексом и законом об акционерных обществах. В настоящее время уже разработано несколько его проектов, которые находятся в стадии обсуждения. Не исключено и появление других. Хотелось бы в этой связи привлечь внимание к некоторым принципиальным положениям нового ГК РФ, которые, как известно, подлежат конкретизации в законе об акционерных обществах. Речь идет прежде всего о правовой природе акционерного общества как хозяйствующем звене, его структурных элементах и их взаимосвязях.
В п. 2 ст. 48 нового ГК установлено, что участники акционерного общества в отношении последнего сохраняют обязательственные права. Это базовое положение осложняет понимание правовой природы данного субъекта хозяйствования, режима имущества, компетенции и полномочий его структурных частей. Ведь если акционеры сохраняют в отношении своего общества лишь обязательственные права, то почему в п. 1 ст. 96 ГК определено понятие акционерного общества через особенности уставного капитала, а именно разделенность его на определенное число акций. Собственниками акций становятся акционеры.
Таким образом, право собственности участников акционерного общества на акции, совокупность которых составляет одновременно и уставный капитал общества, означает установление вещно-правовых отношений между акционерами и обществом. Это определяющее (базовое) отношение порождает в ходе взаимодействия общества и участников и некоторые обязательственные связи. Как видно, мы имеем дело с рассечением собственности на капитал-собственность и капитал-функцию, которые, однако, совмещаются в одной предпринимательской структуре - акционерном обществе. Право собственности на абстрактный капитал закрепляется за акционерами. Последние являются долевыми его собственниками. Легитимация доли каждого осуществляется посредством акций.
Основной организационной структурой, через которую реализуется право общей долевой собственности и воздействие ее на капитал-функцию, является собрание акционеров и совет директоров (наблюдательный совет), если таковой создается. Право собственности на производительный капитал (капитал-функцию) закрепляется за самим акционерным обществом. Реализация данного, зависимого от права на абстрактный капитал права осуществляется непосредственно исполнительным органом общества (правление, директор, доверительный управляющий). Собрание же акционеров (наблюдательный совет, совет директоров) воздействует на процессы, контролируемые правом собственности на производительный капитал, опосредованно, через управленческие исполнительные структуры общества. Таким образом, в акционерном обществе исходная и вторичная формы экономической власти взаимодействуют в рамках одной коммерческой структуры, в отличие, например, от государственной собственности, когда функции и право собственности выведены за пределы создаваемых государством-собственником унитарных предприятий. Однако совмещенность двух прав собственности в акционерном обществе требует определения четких границ их действия.
В этой связи необходимо продумать вопрос о том, на какой основе возможна передача полномочий исполнительного органа общества другой коммерческой организации или индивидуальному предпринимателю, как это закреплено в п. 3 ст. 103 ГК РФ. Возможно ли здесь применение института доверительного управления, предусмотренного п. 4 ст. 209 нового ГК? Думается, что ответ зависит от того, какое право реализует исполнительный орган акционерного общества, в каком бы виде он ни был сформирован (коллегиальный, единоличный, на договорной основе).
Дело в том, что исполнительный орган, в сущности, управляет предприятием, надстройкой которого уже является собрание акционеров с возможным советом директоров (наблюдательным советом). Акционерное общество, наделенное правом собственности на производительный капитал, реально раскрывается посредством предприятия. Поэтому последнее в концентрированном виде и реализует данное право собственности. Предприятие реализует свои функции через свой исполнительный орган. Акционерное общество, взятое в аспекте его права собственности на абстрактный капитал, раскрывается через общую долевую собственность и действия акционеров, представляющих своим собранием высший орган общества.
В силу сказанного приведенный институт доверительного управления здесь не может быть применен, а правовая модель доверительной собственности новым ГК не предусмотрена, как об этом неоднократно писали и сами его разработчики [2].
Право доверительного управления, закрепленное в ст. 209 ГК РФ, интересно и тем, что законодатель представил его особо, а потому приходится гадать, к какой группе вещных прав оно относится: праву собственности или вторичным вещным правам?
С одной стороны, оно изложено в ст. 209 ГК, раскрывающей содержание права собственности. Однако в п. 4 речь идет о праве доверительного управления. Можно, конечно, это положение обосновать таким образом, что право доверительного управления является одной из форм реализации содержания права собственности. Но тогда собственник формирует вторичное вещное право - право доверительного управления. Если это так, почему данное право, весьма необычное для нашей правовой системы, не включено в ст. 216 ГК, где дан перечень вещных прав лиц, не являющихся собственниками?
Полагаем, нельзя обосновывать данное обстоятельство тем, что приведенный в ст. 216 ГК перечень вещных прав не является закрытым. Поскольку законодатель не отнес право доверительного управления ни к праву собственности, ни ко вторичным вещным правам, следовало бы дать правовые конститутивные признаки, раскрывающие его своеобразие. Можно надеяться, что в ходе правоприменительной практики прояснится замысел законодателя и смысл выработанных им моделей поведения.
Рассмотренные положения о совмещенных в одном акционерном обществе правах собственности на абстрактный и производительный капитал и характере взаимодействия их носителей (участники, собрание, предприятие в лице исполнительного органа) могут быть с учетом определенных особенностей применены и к хозяйственным товариществам, хозяйственным обществам с ограниченной (дополнительной) ответственностью, производственным кооперативам. Здесь также складываются вещно-правовые отношения между учредителями (участниками) и созданными ими хозяйствующими субъектами.
Примечания.
1. См.: Гаджиев Г. Конституционные основы предпринимательства // Хозяйство и право, 1994, № 11.
2. См.: Суханов Е. Доверительное управление или траст // Экономика и жизнь, 1995, № 6.
|