Средне общеобразовательная школа № 55
В.М. Шукшин
(1929 – 1974)
Известный русский писатель Василий Макарович Шукшин родился в деревне Сростки на Алтае. Служил на флоте, окончил ВГИК.
Появление рассказов Василия Шукшина было одним из наиболее значительных событий в литературной жизни 60-х гг. Замечены они были сразу, хотя прошло известное время, прежде чем критика заговорила о них. Начинал Шукшин скромно, как бы пробуя тропу, на которую выходил. Однако его небольшие, в несколько страничек, вещи, похожие при первом и не слишком внимательном взгляде на бытовые зарисовки, не затерялись в потоке журнальных публикаций. Что- то было в них, заставившее вслушаться в новых голос.
Впрочем, заметно было, что Шукшин наследует и развивает некоторые важные исходные положения, выдвинутые прозой 50-х гг., произведения В. Тендрякова, Г. Троепольского, Е. Дороша.
Принципиальная новизна Шукшина связана главным образом с типами и характерами, которые он вывел. Назвав одним из своих сборников «Характеры», он очень точно определил центр своих интересов. Можно добавить, что его интересует весьма определенный социальных тип, возникший в недавние годы на пороге города, деятельно врастающий в городскую жизнь, но еще накрепко связанный с деревней. Оторванный от родных корней, он не принадлежит ни городу, ни деревне, находясь как раз в той промежуточной жизненной сфере, где скрестились различные влияние и где формируются новые характеры.
Собственно, герой Шукшина и был открытием нового характера. Мы уже давно заметили присутствие его в жизни, те или иные черты его возникали, время от времени на страницах книг, но в такой цельности и завершенности облика он впервые предстал у Шукшина.
Оказалось, что его небольшие рассказы гораздо больше дают для понимания окружающего нас мира, чем может дать иной роман. В этом отношении творчество Шукшина как бы заново открывало возможности «малой» прозы. Те, кто ожидал, что только толстый роман способен «открыть глаза» на жизнь, находил, что именно это гораздо успешнее может сделать порою небольшой рассказ. Неожиданность Шукшина была в его способности нарисовать на нескольких страницах психологически сложный тип, не укладывающийся ни в какую известную прежде мерку. Не деревенских и не городской, «странных человек» Шукшин представлял вдруг перед нами как одна из интереснейших фигур времени. Это приковывало к себе внимание. Открытие, сделанное Шукшиным, заставляло переосмыслить некоторые сложившиеся представления. Огромный человеческий массив, откуда он черпал своих героев, вдруг заговорил на свойственном ему языке. «Феномен Шукшина», пожалуй, ярче всего проявился в том, что он, как некогда Чехов, открывал для литературы целый материк с особенностями его быта, природы, национальной жизни. Этот материк был ни «городам» и ни «деревней» - Россией.
«Так у меня вышло к сорока годам, - писал Василий Шукшин, - что я – ни городской до конца, ни деревенских еже. Ужасно неудобное положение. Это даже – не между двух стульев, а скорее так: одна нога на берегу, другая в лодке. И не плыть нельзя, и плыть вроде как страшновато. Но и в этом положении есть свои «плюсы»... От сравнений, от всяческих «отсюда - сюда» и «отсюда - туда» невольно приходят мысли не только о «деревне» и о «городе» - о России».
Ни «деревня» и ни «город» - это уже следующий и, вероятно, неизбежный шаг на том пути, какой проходит на наших глазах рассказ. Мысль эта у Шукшина связана, прежде всего, с его жизненным чувственным опытом. Он пишет только о том, что связано с его судьбой.
Все чудаки у Шукшина – люди добрые, не корыстной и не завистливой души. Генетически они связаны с Иванушкой – дурачком, перемудрившим умников и знатоков жизненной практики. Правда, у Иванушки – дурачка всегда есть доказательство его несомненной победительности. Шукшинский «чудик» таких доказательств предъявить не может. Так ведь он не из сказки, хотя и связан с нею отдельным родством, а из самой что ни на есть действительной, сущей жизни, где победа дается куда труднее. Бронька или Алеша Бесконвойный, не говоря уж о Моне Квасове, нисколько не победительны – какие уж там победы, скорее шишки да синяки. Но ведь с другой стороны… Что – то выделяет их, чем – то выше они тех самых благоразумных и победительных тактиков, от которых выслушивают всякого рода поучения и получают синяки. Шукшин всегда остро чувствует это духовное превосходство своего героя, чаще всего скрытое от поверхностного взгляда.
У благоразумных тактиков и стратегов жизненного успеха не бывает таких вопросов, какие мучают шукшинского чудака. О чём думает Алеша Бесконвойный в своей субботней бане? «Никто бы не поверил, наверное, но Алеша серьезна, вдумался в жизнь: что в ней за тайна, надо ее жалеть, например, или можно помирать спокойно – ничего тут такого особенного не осталось?.. Он даже напрягал свой ум так: вроде он залетел высоко – и оттуда глядит на землю.… Но понятней не становилась: представлял своих коров на поскотине – маленькие, как бабушки.… А про людей, про их жизнь озарения не было. Не озаряло. Как все же: надо жалеть свою жизнь или нет? А вдруг да потом, в последний момент, как заорёшь, что вовсе не так жил, не то делал? Или так не бывает
?
»
Последние слова, написанные незадолго до смерти Василием Шукшиным: «Что с нами происходит?» Вопрос, на который он пытался – хотя едва ли ставил перед собою такую задачу сознательно – ответить всем творчеством.
«Никаких сюжетов не нужно, - говорил Чехов писателю Потапенко – В жизни нет сюжетов, в ней все перемешано – глубокое с мелким, великое с ничтожным, трагическое со смешным. Вы, господа, просто загипнотизированы и порабощены рутиной и никак не можете с нею расстаться. Нужны новые формы, новые формы…»
Форма у Шукшина не новая, а рассказы его были восприняты как несомненная новизна.
Шукшин захватывал новые жизненные пласты, рисовал малознакомые характеры, да и сама фигура автора, его очевидная близость к своим героям, его взгляд на его судьбу, на их место в жизни, на саму жизнь привлекли внимание необычностью, свежестью красок и впечатления. Все это сливалось с ощущением свежести, какое оставлял язык Шукшина – язык современного горожанина, впитавший в себя не только городской, но и деревенский сленг. В языке его запечатлены сложные процессы взаимопроникновения и противоборства, характерные для деревенского и городского укладов нашей жизни. Словом, перед нами было новое художественное явление, убеждающее цельностью облика, выразительностью отдельных черт.
|