Реферат: Защита прав ребенка законодательство и правоприменительная практика

Защита прав ребенка: законодательство и правоприменительная практика

А.М. Нечаева, ведущий научный сотрудник Института государства и права РАН, доктор юридических наук, профессор.

Защита прав ребенка в современной России относится к числу ак­туальных проблем, порожденных явным неблагополучием в положе­нии несовершеннолетних детей как в обществе, так и в семье. И труд­но сказать, в чем причина такого неблагополучия и кто виноват в этом в первую очередь - государство или семья. Несомненно, виноваты и те, и другие. Причем очевидно, что декларируемый интерес государ­ства к детям тесно переплетается с бесспорным фактом потери семьей своего авторитета, ослабления семейных устоев, когда традиционные защитные функции семьи сходят на нет или превращаются в свою противоположность, перерождаясь в серьезную угрозу для незрелой личности ребенка. Иными словами, есть все основания считать, что дети в опасности. Это обстоятельство обязывает перейти от лозунгов, адресованных всем и каждому, как физическим, так и юридическим лицам, к более четким по смыслу и содержанию правовым предписа­ниям, способным при необходимости на деле помочь ребенку.

Особое место в системе мер поддержки детей занимают нормы права, закрепляющие возможность использования всех существующих в реальной действительности мер и способов обеспечения нормально­го духовного и физического развития ребенка. Тем более что Конвен­ция ООН «О правах ребенка» 1989 г. содержит следующее положение: «Государства-участники уважают и обеспечивают все права, преду­смотренные настоящей Конвенцией за каждым ребенком» (п. 1 ст. 2). Озабоченность по поводу воплощения прав ребенка в действитель­ность, проявленная на международном уровне, понятна, ибо мировое сообщество обеспокоено состоянием будущих поколений, их способ­ностью на должном уровне поддерживать жизнь человека.

Таково в самом общем виде объяснение важности правовых про­блем обеспечения интересов несовершеннолетних граждан. Причем речь идет о широкой гамме правовых средств защиты ребенка, тем более что их предпосылкой являются неодинаковые по своей отрасле­вой принадлежности законодательные акты, каждый из которых так или иначе, прямо или косвенно служит или может служить правовым инструментом, защищающим права детей.

Однако сама по себе тема защиты прав ребенка ассоциируется прежде всего с семейным правом, Семейным кодексом РФ, несмотря на то что его ст. 2, определяющая круг отношений, регулируемых се­мейным законодательством, специально не выделяет защиту прав ре­бенка. Она как бы растворена в регулировании личных (неимущест­венных) и имущественных отношений членов семьи, в состав которой, естественно, входят и несовершеннолетние дети. То же можно сказать о форме и порядке устройства в семью детей, оставшихся без попече­ния родителей.

Сложность защиты прав ребенка состоит не только в употребле­нии различных по своей отраслевой принадлежности правовых норм, но и в комплексном характере самого семейного права. Его основу составляют и так называемые нормы материального права, и правила административно-правовые, и предписания сугубо гражданско-процессуального характера. С другой стороны, защищают права ре­бенка нормы, которые принято относить к частноправовым либо к публично-правовым. Чаще всего они взаимодействуют, дополняя друг друга, когда речь идет о конкретных способах защиты прав ребенка, в чем непосредственно заинтересовано государство в лице органов опе­ки и попечительства.

Особенно это заметно, если речь идет о защите прав несовершен­нолетнего, почему-либо попавшего в неблагоприятную семейную си­туацию или оставшегося вообще без семьи. Вместе с тем нетрудно за­метить, что все семейно-правовые нормы, посвященные несовершен­нолетним детям, пронизаны одной идеей - идеей приоритетной защи­ты интересов ребенка. Что же касается самих прав, то лидирующее место среди них занимает право ребенка жить и воспитываться в се­мье (п. 2 ст. 54 СК РФ). Это право служит как бы общим знаменателем при разрешении проблем, связанных с семейным воспитанием.

Налицо не простое отражение требований Конвенции ООН о пра­вах ребенка, а результат коренного пересмотра существовавших ранее идеологических установок, когда роль семьи не принималась во вни­мание, всячески обесценивалась, что сказалось на многих поколениях людей. Теперь же, когда семья стала объектом охраны на конституци­онном уровне (ст. 38 Конституции РФ), нелегко вернуться к прежним ценностям даже в области защиты прав ребенка. Вот почему так важно превратить семейное законодательство в действенный инструмент за щиты интересов несовершеннолетнего. Отсюда и необходимость кри­тического осмысления действующего Семейного кодекса. Его реали­зация уже позволяет обратить внимание на определенные изъяны, пробелы и недоработки, проявившиеся в правоприменительной прак­тике. А если учесть, что последние годы были непростыми для Рос­сийской Федерации из-за серьезных социально-экономических пере­мен в обществе, отразившихся и на представлении о семье, о роди­тельских правах и обязанностях, о детях, то становится ясно, как вели­ки требования именно к семейному законодательству.

Не случайно поэтому на различных конференциях, совещаниях, посвященных проблемам детей, все чаще звучат упреки в адрес се­мейного законодательства, которое якобы нуждается в коренной пере­делке в связи с его несовершенством, что служит причиной катастро­фического положения детей в современной России. При этом основ­ной акцент делается на недостаточно жесткой позиции Семейного ко­декса в отношении родителей, не обеспечивающих полноценную за­щиту прав ребенка в своей семье.

И здесь следует сразу же сказать, что проблема ужесточения за­кона для тех, кто его должным образом не исполняет, относится к чис­лу непростых и дискуссионных проблем. Причем ее сложность много­кратно возрастает, когда приходится иметь дело с родительскими пра­вами и обязанностями, правомерное исполнение которых, как правило, служит залогом успешной защиты прав ребенка, связанных с его се­мейным воспитанием. Вот почему сторонники усиления ответственно­сти родителей за своего ребенка, во-первых, затрагивают вопросы, имеющие прямое отношение к семейно-правовой ответственности за ненадлежащее семейное воспитание ребенка, и во-вторых, игнориру­ют специфику семейного права. Кроме того, они рассматривают про­блемы, относящиеся к материальному обеспечению родителями инте­ресов ребенка, вне связи с действительностью.

Каждая из перечисленных позиций нуждается в специальном рас­смотрении.

В качестве меры ответственности за ненадлежащее семейное вос­питание в Семейном кодексе предусмотрено лишение родительских прав, представляющее собой особую, предельно высокую меру семей­но-правовой ответственности, применение которой ведет к полному прекращению правовой связи ребенка с его родителями (сохраняется лишь обязанность родителей платить алименты). Отсюда следует не­обходимость изоляции ребенка от лица, утратившего свои родительские права по суду. Это порождает сложную жилищную ситуацию, одним из реальных способов решения которой является выселение та­кого лица с занимаемой им жилплощади без предоставления ему дру­гого жилого помещения. То есть бывшие родители утрачивают самое высокооцениваемое социальное благо - жилье. В результате лишение родительских прав становится еще более жесткой мерой ответствен­ности. Но нельзя забывать, что с лишением родительских прав граж­данин сохраняет свое конституционное право на жилище. К тому же в увеличении числа лиц без определенного места жительства государст­во никак не заинтересовано. Поэтому выходом из создавшегося поло­жения могло бы быть лишь выселение таких лиц с предоставлением им другой, худшей жилой площади.

Таким образом, количество семейно-правовых способов ужесто­чения ответственности в результате лишения родительских прав огра­ничено рамками ст. 71 СК РФ, предусматривающей последствия ли­шения родительских прав. Вводить же уголовную ответственность за нарушение права ребенка на надлежащее воспитание в семье вряд ли уместно с любой точки зрения. Поэтому не остается ничего другого, как активизировать профилактическую деятельность по «спасению» детей главным образом с помощью борьбы с алкоголизмом и нарко­манией - главными виновниками семейного неблагополучия, бедст­венного положения детей в семье.

Еще одно уязвимое место Семейного кодекса РФ некоторые авто­ры видят в несовершенстве правового регулирования алиментных обя­зательств родителей. Однако, как показывает практика, дело здесь в основном в процедуре исполнения решения суда в делах данной кате­гории, в незаинтересованности судебных приставов-исполнителей (деятельность которых семейным законодательством вообще не регу­лируется) в исполнении решения суда. Увеличение же доли взыски­ваемых алиментов свыше 50% заработка (дохода) лица, обязанного к выплате, чревато серьезными неблагоприятными последствиями. Во-первых, это вызвало бы рост числа лиц, уклоняющихся от уплаты алиментов, во-вторых, привело бы к полному отчуждению детей и ро­дителей друг от друга, что само по себе грозит возникновением более серьезных проблем, связанных с противостоянием между старшим и младшим поколениями. Вместе с тем в Семейном кодексе оказались забытыми интересы добросовестных родителей, готовых на основе поданного ими заявления добровольно заботиться о материальном обеспечении своих детей, что было предусмотрено ранее в ст. 89 Семейного кодекса РСФСР, устанавливавшей выплату алиментов лично лицом, обязанным платить алименты, либо через администра­цию по месту его работы или получения им пенсии, стипендии.

Предлагается еще один, казалось бы, возможный канал усиления семейно-правовой ответственности. Это возложение вины за все про­исходящие в семье события негативного плана на семью и ее членов. При этом не учитывается, что, во-первых, семья как таковая, не буду­чи субъектом права, не может нести ответственность и, во-вторых, се­мейное законодательство не всесильно и нельзя не учитывать его осо­бенностей и потенциальных возможностей, особенно когда приходит­ся иметь дело с правовым воздействием на личные отношения.

Таким образом, постановка вопроса о полной несостоятельности Семейного кодекса неосновательна.

Одним из существующих направлений усиления защиты прав и интересов ребенка, по нашему мнению, является принятие новых за­конодательных актов, затрагивающих наиболее важные сферы жизни несовершеннолетнего. Речь идет о следующих Федеральных законах: от 21 декабря 1996 г. «О дополнительных гарантиях по социальной защите детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей» и от 24 июля 1998 г. «Об основных гарантиях прав ребенка в Российской Федерации» 2. Их объединяет общая цель, состоящая в укреплении правовых предпосылок защиты прав ребенка, что по идее не может вызывать возражений. Но всякий закон остается таковым, если он от­вечает определенным требованиям, чего нельзя сказать в данном слу­чае. Здесь скорее всего налицо декларации, изобилующие общими по­ложениями, похожими на лозунги, в которых «тонут» конкретные правовые предписания, предназначенные для защиты прав ребенка. К тому же далеко не все содержащиеся в этих законодательных актах предписания сопровождаются указанием на наступление конкретного вида ответственности за их неисполнение. Вот почему эти акты не­достаточно эффективны. Они создают лишь иллюзию благополучия в законодательной сфере, относящейся к защите прав несовершеннолет­него.

Конечно, со временем число законов, предназначенных для защи­ты прав ребенка, возрастет. Но дело не в их количестве. Важно, чтобы они были именно законами со своей присущей им спецификой. С другой стороны, их следует нацеливать на решение задач не только сего­дняшнего дня, но и на ближайшую перспективу. Во всяком случае но­вые семейно-правовые акты не должны быть тормозом в деле развития цивилизованных отношений, связанных с правильно понимаемой и имеющей приоритетное значение защитой прав ребенка, что непо­средственно относится к качеству подрастающего поколения. Именно под таким углом зрения следует критически оценивать действующий СК РФ, который, естественно, безупречным в своих деталях быть не может, ибо только годы испытывают любую правовую норму на проч­ность, только со временем обнаруживаются ее отдельные недостатки. Вот почему рассматривать конкретные положения, связанные с защи­той прав ребенка, следует не абстрактно, а в прямой связи с правопри­менительной практикой. Причем замечания в адрес СК РФ и отдель­ных его предписаний полезно сгруппировать, особо выделив наиболее важные из них. Сюда можно отнести направления, которые связаны, во-первых, с существующими пробелами в регулировании отношений по защите прав ребенка Кодексом; во-вторых, с наличием норм, за­трудняющих защиту интересов ребенка в семейно-правовой сфере; в-третьих, с наличием в СК РФ неработающих правил.

Согласно п. 1 ст. 1 СК, к основным началам семейного законода­тельства относится следующее положение: «Семья, материнство, от­цовство и детство в Российской Федерации находятся под защитой государства». Так, суммируются ч. 2 ст. 7 и ч. 1 ст. 38 Конституции. В прежнем же Семейном кодексе РСФСР говорилось о всемерной охра­не интересов матери и детей и об обеспечении счастливого детства каждому ребенку. Таковой виделась одна из основных задач семейно­го законодательства. При всей ее архаичности она все-таки по смыслу была ближе к осуществляемой с помощью Семейного кодекса защите прав ребенка, тогда как в СК РФ говорится о защите детства. Между тем детство - это особый период в развитии человека, падающий на первые годы его жизни. И защищается оно прежде всего нормами ад­министративного права, связанными с охраной здоровья ребенка, а также нормами трудового права. Защита прав ребенка и охрана детст­ва - не тождественные понятия. Причем одним из важнейших прав несовершеннолетнего является его право на охрану детства. Отсюда может следовать вывод о существовании в общих положениях суще­ственного пробела, затрудняющего защиту прав ребенка семейным законодательством, поскольку в Семейном кодексе отсутствует правовая основа такой защиты, не отражается принципиально важная идея, пронизывающая многие его статьи.

Еще одним немаловажным пробелом можно считать отсутствие в разд. VII СК РФ специальной статьи, посвященной защите прав ребен­ка-иностранца, оказавшегося без семьи на территории России. Правда, ч. 3 ст. 62 Конституции гласит: «Иностранные граждане и лица без гражданства пользуются в Российской Федерации правами и несут обязанности наравне с гражданами Российской Федерации, кроме слу­чаев, установленных федеральным законом или международным дого­вором Российской Федерации». Однако для защиты прав ребенка-иностранца этого мало. Тем более что в гл. 18 разд. VI СК, посвящен­ной выявлению и устройству детей, оставшихся без попечения роди­телей, никаких исключений на этот счет не сделано и надо полагать, что дети-иностранцы не могут оставаться беззащитными, даже если речь идет об их социальном устройстве. К тому же СК обязывает ор­ганы опеки и попечительства осуществлять весь комплекс защитных действий по фактическому месту нахождения ребенка (п. 3 ст. 56). Мало того, п. 1 ст. 123 СК предлагает при устройстве несовершенно­летнего, оставшегося без попечения родителей, учитывать его этниче­ское происхождение, принадлежность к определенной религии и куль­туре, родной язык, возможность обеспечения преемственности в вос­питании и образовании. О гражданстве здесь ничего не говорится. По­этому необходимо в СК упомянуть о защите прав особой категории детей, оказавшихся почему-либо в бедственном положении в чужой стране. Отсутствие соответствующей правовой нормы оставляет де­тей-иностранцев на произвол судьбы, служит основанием для отказа от его устройства в российскую семью и даже в детское учреждение. Как показывает практика, именно эти дети (особенно граждане СНГ) пополняют ряды беспризорников.

По понятным причинам в СК РФ уделяется внимание такой фор­ме защиты прав ребенка, как передача на усыновление. Но даже тща­тельно выверенное усыновление не дает стопроцентной гарантии того, что о судьбе ребенка отныне можно не беспокоиться. Поэтому Поста­новлением Правительства РФ от 29 марта 2000 г. «Об утверждении Правил передачи детей на усыновление (удочерение) и осуществления контроля за условиями их жизни и воспитания в семьях усыновителей на территории Российской Федерации и Правил постановки на учет консульскими учреждениями Российской Федерации детей, являю­щихся гражданами Российской Федерации и усыновленных иностранными гражданами или лицами без гражданства» 1 установлен порядок контроля за условиями воспитания усыновленных детей. Если они пе­реданы на усыновление в другое государство, этот контроль осущест­вляют консульские учреждения Российской Федерации. Однако и здесь, как показывает правоприменительная практика, не все обстоит так, как хотелось бы. Примером могут служить пусть даже единичные случаи гибели усыновленных детей от рук усыновителя. Есть все ос­нования для вывода о несовершенстве закона, об определенных про­белах в механизме реализации подобного рода контроля, которые сле­дует устранить с помощью законодательства, и не только семейного.

Многие годы позорным пятном нашего законодательства было отсутствие возможности установить отцовство как в судебном, так и в упрощенном порядке. Поэтому ребенок, рожденный вне брака, не мог быть приравнен к детям, чьи родители сочетались браком. Налицо пример их правовой незащищенности. Не изменилось коренным обра­зом их положение и с принятием Семейного кодекса РСФСР 1969 г., разрешающего установление отцовства при наличии определенных довольно жестких условий, которые вышестоящими судебными орга­нами трактовались с ограничительным уклоном. Современный Семей­ный кодекс РФ, подчиняясь требованиям Конвенции ООН о правах ребенка, снял эти ограничения. Что же касается предусмотренной ст. 51 СК РФ записи родителей ребенка в книге записей рождений, то су­ществующие на этот счет правила отличаются неопределенностью, так как трудно сказать, идет ли речь об обязанности матери несовершен­нолетнего избавить своего ребенка от пресловутого прочерка в основ­ном его документе - свидетельстве о рождении - или все зависит от ее усмотрения. Поэтому на практике все еще встречаются свидетельства о рождении, обезображенные таким прочерком. Конечно, в данной ситуации существует коллизия интересов матери и ребенка. Но при­оритет интересов ребенка все-таки бесспорен. Вот почему п. 3 ст. 51 СК РФ нуждается в дополнении, обязывающем мать при регистрации рождения своего ребенка не оставлять незаполненной графу о его от­це.

Говоря о семейно-правовых нормах, затрудняющих защиту инте­ресов ребенка, следует обратить внимание прежде всего на п. 1 Поста­новления Пленума Верховного Суда РФ от 25 октября 1996 г. «О при­менении судами Семейного кодекса Российской Федерации при рассмотрении дел об установлении отцовства и о взыскании алиментов» , где говорится, что «в отношении детей, родившихся до введения в действие Семейного кодекса РФ, суд, решая вопрос об отцовстве, должен руководствоваться ч. 2 ст. 48 КоБС РСФСР».

На наш взгляд, с этим нельзя согласиться. Установление отцовст­ва имеет прямое отношение к семейно-правовому статусу ребенка, об­ретаемому им со дня рождения. Непосредственная связь этого статуса с семейным воспитанием бесспорна. Семейное же воспитание ребен­ка - длящийся процесс, берущий начало с момента его появления на свет. Поэтому можно говорить об имеющемся нарушении ч. 2 п. 1 ст. 169 СК РФ, согласно которой «по семейным отношениям, возник­шим до введения в действие настоящего Кодекса, его нормы приме­няются к тем правам и обязанностям, которые возникнут после введе­ния его в действие». Кроме того, Пленум Верховного Суда РФ по дан­ному вопросу вышел за пределы своей компетенции, и не на благо ре­бенка, а наоборот -ему во вред.

К действенным способам защиты прав ребенка относится переда­ча его на усыновление. Тем более что данная форма устройства детей относится к числу предпочтительных с любой точки зрения. Однако СК РФ, с одной стороны, облегчает условия усыновления, а с другой -создает на его пути препятствия. Например, в ряде случаев допускает­ся усыновление без согласия родителя или, напротив, не разрешается быть усыновителем лицу с низким уровнем заработка.

Нет сомнений в том, что установление усыновления только в су­дебном порядке способствует более ответственному отношению к серьезным переменам в жизни ребенка. Поэтому СК РФ не только из­менил порядок усыновления, но и ужесточил некоторые его условия.

Пункт 1 ст. 125 СК РФ, предусматривающий рассмотрение заяв­ления об установлении усыновления только судом, распространяется на все категории усыновителей, в состав которых входят мачехи (от­чимы), т.е. члены семьи, где уже находится ребенок. И следует отме­тить, что на практике число усыновлений названными лицами превос­ходит число усыновлений посторонними для несовершеннолетнего заявителями. Прохождение последними судебной процедуры усынов­ления понятно. Но вряд ли ее нужно распространять на тех, кого отец или мать сами выбрали в качестве родителя. А формальные препятст­вия к усыновлению в данном случае могут парализовать добрые намерения того, кто хочет изменить характер правоотношений со своим, по сути дела, воспитанником. В связи с этим необходимо обратить вни­мание на ст. 127 СК, запрещающую усыновление лицам, которые по состоянию здоровья не могут осуществлять родительские права. Пере­чень таких заболеваний дан в Постановлении Правительства РФ от 1 мая 1996 г. 1 Он отличается достаточной широтой. Но если большин­ство перечисленных в нем заболеваний бесспорно препятствует усы­новлению ребенка посторонним ему лицом, то иначе обстоит дело, когда речь идет об отчиме (мачехе), которых постигла беда в виде ин­валидности, тяжкого и даже смертельного заболевания. Разве можно запретить человеку, подводящему итог своего жизненного пути, усы­новить того, кого он считал и считает своим ребенком, тем более если такое усыновление соответствует интересам усыновляемого? Иначе говоря, для усыновления отчимом (мачехой), выступающим в роли усыновителя, следует устанавливать иные показатели его здоровья.

Федеральный закон от 27 июня 1998 г. дополнил ст. 127 СК РФ еще рядом ограничений, касающихся усыновления. Речь идет о случаях:

а) отсутствия у усыновителя дохода, обеспечивающего усыновляемому ребенку прожиточный минимум. Это означает, что бедному человеку, какими бы прекрасными качествами он ни обладал, быть усыновителем нельзя. Если усыновитель - чужое ребенку лицо, в таком решении вопроса есть свой резон, но его нет, когда об усыновле­- нии просит отчим (мачеха), тем более что источником существования семьи может служить продукция, получаемая от натурального хозяйства. При такой ситуации гуманнее и экономически выгоднее государ­ ству не только разрешить усыновление, но и выплачивать усыновителю на усыновляемого ребенка ежемесячное государственное пособие, превосходящее по своим размерам пособие, выплачиваемое гражданам, имеющим собственных детей. А самое главное - сократилось бы число детей, которые воспитываются в детском учреждении, со всеми вытекающими отсюда последствиями;

б) отсутствия у усыновителя жилого помещения, отвечающего установленным санитарным и техническим требованиям. И опять-таки такой запрет понятен (хотя и не всегда), если ребенка берут в новую для него семью. Здесь ощутимым для усыновления стимулом могла бы стать постановка на льготный учет для улучшения жилищных условий

семьи, усыновившей ребенка. Что же касается отчима (мачехи), чьи жилищные условия не отвечают установленному стандарту, то суще­ствование подобного препятствия для усыновления не в интересах се­мьи и ребенка, права которого не будут защищены.

Таким образом, при установлении дополнительных препятствий на пути усыновления законодатель руководствуется сугубо формаль­ными соображениями, определяя обязательные во всех ситуациях правила и усиливая императивный характер правовых норм, связанных с действительной защитой прав ребенка, отчего проигрывают государ­ство, семья и дети.

Казалось бы, что идея приоритета интересов ребенка бесспорна. Тем не менее СК РФ иногда ей противоречит, устанавливая запреты там, где их быть не должно. Так, согласно п. 6 ст. 71 СК РФ, запреща­ется передача на усыновление детей до истечения шести месяцев с момента вынесения судебного решения о лишении родительских прав. При этом не учитывается то обстоятельство, что лишение родитель­ских прав - это крайняя мера, к которой прибегают, когда трудно рас­считывать на перемены в облике родителя. С другой стороны, когда решается судьба маленького ребенка, а подчас и новорожденного, ка­ждый день его пребывания в благоприятной семейной обстановке много для него значит. По сути дела, существующий запрет отдает предпочтение интересам лица, считавшегося родителем, а не ребенка, что противоречит существующим принципам семейного права и ведет к дискриминации права несовершеннолетнего на защиту.

Защита прав ребенка семейным законодательством безусловно затрудняется тем, что в СК РФ содержатся неработающие, «мертвые» нормы, создающие лишь иллюзию защиты прав несовершеннолетнего члена семьи в той или иной сложной ситуации. В качестве примера можно привести п. 2 ст. 64 СК РФ, согласно которому «родители не вправе представлять интересы своих детей, если органом опеки и по­печительства установлено, что между интересами родителей и детей имеются противоречия. В случае разногласий между родителями и детьми орган опеки и попечительства обязан назначить представителя для защиты прав и интересов детей».

Разобраться в правовой природе данной статьи СК трудно. Одна­ко можно предположить, что налицо разновидность ограничения ро­дительских прав. Но где же тогда опасность оставления ребенка с ро­дителями как обязательное условие ограничения родительских прав, предусмотренное п. 2 ст. 73 СК РФ? Что же касается такого «размытого» понятия, как противоречие интересов родителей и детей (а без это­го в жизни не обходится), то вряд ли его наличие может служить осно­ванием для назначения представителя интересов ребенка. К тому же неясно, кто этот представитель, каковы его правовой статус, характер правоотношений с законными представителями несовершеннолетнего. Вопрос этот не продуман, а потому и не имеет соответствующего пра­вового оформления. Не случайно п. 2 ст. 73 СК РФ относится к «мер­творожденным» нормам и на практике не применяется.

То же можно сказать и об одном из оснований лишения родитель­ских прав - о совершении умышленного преступления против жизни или здоровья супруга (ст. 69 СК). Если преступление совершено на глазах ребенка, речь может идти о жестоком с ним обращении, заклю­чающемся в нанесении ему тяжелой психической травмы. Когда пре­ступление совершается одним супругом в отношении другого, это да­леко не всегда бывает связано с родительскими правами и обязанно­стями. Вот почему и в этой части СК РФ «не работает».

Оба примера представляют собой автоматическое заимствование из законодательных актов других государств.

Еще один пример подражания без учета правовой культуры, сте­пени законопослушания и других особенностей россиян - перенос ак­цента на алиментные соглашения, которые занимают заметное место в СК РФ, но не имеют широкого распространения на практике. Если со­гласие по вопросу об алиментах достигнуто, стороны обходятся ми­ром, не тратя сил и средств на оформление существующих отношений. При возникновении же разногласий они прибегают к помощи суда. К сожалению, законодатель, увлекшись идеей всяческих достоинств алиментных соглашений, забыл о так называемом добросовестном плательщике алиментов, что никак не способствует развитию нор­мальных человеческих отношений при выполнении алиментных обя­зательств.

Примером неработающей правовой нормы является п. 2 ст. 24 СК, обязывающий суд по собственной инициативе определять, с кем из расторгающих брак родителей будут проживать их несовершенно­летние дети, если на этот счет нет соответствующего соглашения либо оно нарушает интересы детей. Налицо принудительное вторжение в сферу личных отношений, продиктованное якобы необходимостью защитить права ребенка. На практике подобное предписание нужного эффекта не дает и дать не может, ибо родители все равно поступят так, как сочтут нужным. Если же суд придет к выводу, что один из родителей нарушает интересы несовершеннолетнего, он всего лишь вправе сообщить об этом в органы опеки и попечительства для принятия в случае необходимости мер, защищающих ребенка. Поэтому п. 2 ст. 24 СК РФ лишь создает иллюзию заботы о детях, что на деле затрудняет семейно-правовую защиту ребенка.

К числу правовых норм, не просто затрудняющих защиту ребен­ка, но и противоречащих целям и задачам семейного законодательст­ва, относятся также некоторые положения Гражданского кодекса РФ. Как известно, ГК РФ снизил возрастную планку гражданской дееспо­собности с 15 до 14 лет. Это обстоятельство, естественно, нашло от­ражение во многих законодательных актах разной отраслевой принад­лежности. Сказалось оно и на ч. 2 п. 2 ст. 13 СК РФ, позволяющей субъектам Федерации своими законами устанавливать порядок и ус­ловия, при наличии которых вступление в брак в виде исключения с учетом особых обстоятельств может быть разрешено до достижения возраста шестнадцати лет. Но одно дело возможность вступать в гра­жданско-правовые отношения, другое - давать добро (даже в исклю­чительных случаях) на вступление в брачные отношения, чреватые рождением ребенка, позволяющим заключить брак в столь раннем возрасте. Параллели здесь не уместны, чреваты далеко идущими не­благоприятными последствиями с любой точки зрения.

Еще одним свидетельством того, что не учитываются цели и за­дачи семейного права, служит ст. 1075 ГК РФ, предусматривающая ответственность родителей за вред, причиненный несовершеннолет­ним. Эта ответственность возлагается на лиц, утративших родитель­ские права по суду, лишь в течение трех лет после вступления реше­ния суда о лишении родительских прав в силу с оговоркой: если пове­дение ребенка, повлекшее причинение вреда, явилось следствием «не­надлежащего осуществления родительских обязанностей». Однако чаще всего дефекты в семейном воспитании возникают в раннем дет­стве и дают о себе знать спустя многие годы. Поэтому ст. 1075 ГК РФ, перенося полностью гражданско-правовые требования на сферу се­мейных отношений, умаляет роль ответственности по семейному пра­ву, что никак не способствует защите интересов ребенка семейным законодательством.

Таков далеко не полный перечень уязвимых с точки зрения защи­ты прав ребенка мест в тексте Семейного кодекса РФ. Причем обна­руживают они себя в процессе правоприменительной деятельности, играющей особую роль в выявлении недостатков правовых норм.