Политический портрет Й. Фишера
«Не каждый министр иностранных дел
бил в молодости полицейских»
Сегодня в Германии, пожалуй, не найти другого государственного деятеля со столь пестрой, богатой и авантюрной биографией, как у Йошки Фишера. В юности это был в буквальном смысле слова блудный сын, бежавший из родительского дома, бросивший гимназию бродяга, ночевавший зимой на решетках парижского метро. Потом увлекся "революционной борьбой", предводительствовал в крупной левацкой тусовке Франкфурта-на-Майне, сражался с полицией, сиживал, правда, очень коротко, за решеткой, проживал в студенческой "коммуне". Конечно же, перепробовал немало профессий, работал почтальоном, таксистом, фотографом, художником и т.п. Примкнув наконец к "зеленым", превратился в их лидера, а заодно добропорядочного законопослушного демократа, сделал умопомрачительную политическую карьеру, приведшую его в высшие сферы власти и дипломатии.
Йошка Фишер буквально во всем, как говорится, "self-made man" - сам себя сделал. Не закончив ни одного ни среднего, ни высшего учебного заведения, он, самоучка и книгочей, общепризнанно относится к разряду наиболее образованных и эрудированных германских политиков нового поколения. Былой уличный горлопан вырос в изощренного парламентского полемиста, от острого языка которого доставалось многим. Впрочем, "острый" - это еще мягко сказано. Он мог бросить: "Господин председатель, вы, если позволите сказать, - дерьмо!" Или обозвать с трибуны канцлера Коля "тремя центнерами прошлого, овеществленного в мясе". Или съязвить в адрес своего предшественника: "Если бы Кинкель был акцией, я бы ее сегодня же продал".
Фишер менял свою внешность, то превращаясь из толстяка в аскета, изнуряющего себя диетой и джоггингом, то облачаясь, как ныне, в дорогой элегантный костюм-тройку вместо былых куртки, шлема и маски мятежного немецкого драчуна с полицией. Пестра его личная жизнь, насчитывающая четыре официальные женитьбы. Но, вероятно, еще чаще менялись его политические взгляды и предпочтения.
Постоянным оставалось, однако, честолюбие. Он никогда не забывал о паблисити, весьма изобретательно стремясь обратить на себя внимание, блеснуть, выделиться "из массы". Всеобщую известность Фишер впервые обрел, вступая на свой первый министерский пост в земельном правительстве Гессена. Но не программной речью, а тем, что явился на церемонию присяги в джинсах и белых кроссовках. Шокирующая фотография нарушителя буржуазного этикета обошла все экраны и газеты. Он может лететь в Нью-Йорк для участия в традиционном марафоне, зная, что его спортивный подвиг не преминут восславить все телеканалы и газеты. Да и на днях он сумел превратить свой допрос в качестве свидетеля во франкфуртском суде (в который, кстати, мог бы по праву министра лично не являться) в двухчасовое шоу для прессы, завершив его демонстративным рукопожатием с подсудимым - Хансом-Йоахимом Кляйном, своим былым сподвижником по анархо-синдикалистской группе "Революционная борьба", обвиняемым в причастности к терроризму.
До недавних пор кривая карьеры Йошки Фишера, правда, не без сбоев и зигзагов, устремлялась только вверх. Осуществилась его главная политическая мечта. Много лет он сидел в депутатском партере бундестага на жесткой, как гласит немецкий газетный штамп, скамье оппозиции (хотя это вполне мягкие кресла), видя перед собой недосягаемую правительственную трибуну. А теперь, соседствуя с федеральным канцлером, сам поглядывает в рейхстаге из ее первого ряда на синий амфитеатр парламентского зала. Возглавляя уже более двух лет германский МИД, он легко вписался в международное дипломатическое сообщество, стал в нем "своим" и до сих пор испытывает нечто вроде эйфории, говоря, что должность министра иностранных дел - это такая задача, которая "захватывает и воодушевляет".
Но нет ничего капризней Фортуны. Классический пример - судьба "отца немецкого единства" Гельмута Коля. Раскрылась его причастность к давним незаконным финансовым махинациям, и он был низвергнут с, казалось бы, несокрушимого пьедестала почета и преклонения. Отметив минувшей осенью половину срока своего пребывания во главе германской дипломатии, нежданно-негаданно столкнулся с неприятностями и Йошка Фишер. К финансам он отношения никогда не имел, и по этой линии ему ничего не грозит. Но, словно некий бумеранг, вновь всплыло его "революционное прошлое". В принципе оно давно известно. И столь же давно по мере продвижения его "зеленой" политической карьеры часть былых полицейских досье на Фишера была уничтожена, а другая списана в архивы. Об этом былом дум уже не было. Оно прилежно списывалось на грехи молодости заблудшего юноши, искупленные дальнейшим примерным поведением.
Кажется, канцлер Герхард Шредер поделился однажды впечатлением о своей должности примерно так: то и дело жди, как бы где-то что-то не взорвалось. Сейчас "взорвалось" под его заместителем и министром иностранных дел. Противники "красно-зеленой" коалиции и близкие им СМИ затеяли с нового года большую шумиху, раскапывая все новые детали жизни и деятельности Фишера конца 60-х - начала 70-х годов. Наиболее радикальные лица в рядах христианских и свободных демократов заговорили даже о необходимости отставки главы германской дипломатии как политика, чье "ориентированное на насилие прошлое" якобы лишает его морального права представлять страну во внешнем мире. Оппозиция явно возмечтала создать вместо "дела Коля" некое "дело Фишера".
КАК ЭТО БЫЛО
Основным поводом для этой кампании послужил процесс над упомянутым Хансом-Йоахимом Кляйном. Он начался во Франкфурте-на-Майне 17 октября прошлого года. По странному совпадению в тот же день в город приехал Йошка Фишер. Ему предстояло торжественно открыть там очередную, 52-ю, книжную ярмарку. О явке в судебное заседание пока не было и речи, но приглашение вскоре поступило.
Кляйн непосредственно участвовал в крупной и кровавой террористической операции, да еще под командой Ильича Рамиреса Санчеса - одного из самых "крутых" международных террористов по кличке Шакал (сейчас он сидит пожизненно во французской тюрьме). В декабре 1975 года эта бандитская группа напала в Вене на министров нефтедобывающих стран, съехавшихся на конференцию ОПЕК. Террористы убили трех человек, захватили десятки заложников. После этого Кляйн целых 20 лет скрывался в Италии, Франции и других странах, но все-таки попал в руки правосудия. И теперь на судебном процессе вновь детально раскручивается эта трагическая венская история. А параллельно расписывается все то, что ей предшествовало в деятельности и связях Кляйна - и вся та левацко-анархистская среда, в которой он формировался, в том числе во Франкфурте-на-Майне.
Суд просто не мог отказать себе в удовольствии привлечь такого свидетеля, как Фишер. Во-первых, министр не отрицал и не отрицает, что в мятежные 70-е годы общался с Кляйном, пока тот не исчез в террористическом подполье. Во-вторых, общеизвестно, что Фишер был тогда одним из заводил франкфуртской "сцены", как немцы обозначают в совокупности разнообразные левацкие группировки. В-третьих, это был неплохой пиар для самих судей. Участие государственного деятеля в даче свидетельских показаний, да еще на процессе о терроризме, неизбежно превращалось в политическое событие, способное привлечь всеобщее внимание. На этом фоне само дело Кляйна как-то отступало на второй план.
Масла в огонь назревавшего скандала вокруг фигуры Фишера подлила неожиданная публикация журнала "Штерн". Незадолго до его явки в суд, назначенной на 16 января, это массовое издание предложило серию фотографий, на которых можно хорошо разглядеть, как в 1973 году будущий вице-канцлер и глава дипломатического ведомства объединенной Германии участвует в избиении полицейского на одной из улиц Франкфурта-на-Майне. Причем в этом "уличном бою" Фишер оказался запечатлен в компании с тем же Кляйном. Подал голос из французской тюрьмы и Шакал. В интервью британской газете супертеррорист утверждал, будто в доме Фишера хранилось оружие, которое позже использовалось в Вене. Появились и наветы некоторых былых сотоварищей по "революционному прошлому" во Франкфурте-на-Майне.
У высокопоставленного свидетеля Йозефа Мартина Фишера, как он согласно паспорту был представлен 16 января в судебном заседании, многое связано с этим городом, но родом он не оттуда и его мятежная молодость начиналась не там. Он появился на свет 12 апреля 1948 года в городке Гераброн. Детство и юность прошли в глубокой вюртембергской провинции, в строго религиозной католической семье, в связи с чем Йошка Фишер не без самоиронии говорит, что по своему домашнему воспитанию он больше подошел бы не левацкой "сцене", а молодежной организации ХДС "Юнге унион". Его отец, в прошлом богатый мясник из числа немецкого меньшинства в Венгрии, и мать оказались в числе вынужденных послевоенных переселенцев назад, на историческую родину. В Германии семье пришлось испытать нужду.
С властью Йошка Фишер столкнулся впервые еще в Штутгарте, участвуя в молодежном протесте против американской войны во Вьетнаме. Демонстрация в центре столицы Баден-Вюртемберга была несанкционированной, но абсолютно мирной. Тем не менее полицейские обрушились на молодежь с дубинками. Досталось Йошке и его первой жене Эдельтраут, девичья фамилия которой была тоже Фишер. Во время слушания их дела Йошка устроил в суде громкий скандал, получив по основному обвинению шесть недель тюрьмы, а за нарушение порядка заседания еще шесть дней. Но, как нередко и в других катавасиях, ему крепко повезло. Отсидеть довелось только за неподчинение суду, а главный срок попал под амнистию.
В те годы, в конце 60-х, Западную Германию буквально захлестнуло студенческое и молодежное движение преимущественно левого и антивоенного толка. В этой среде носились идеи внепарламентской оппозиции, борьбы с реакционным государством. Всеобщее возмущение вызвало убийство полицией западноберлинского студента Бенно Онезорга. В той возбужденной атмосфере Йошка Фишер и сделал для себя твердый выбор, решив стать "профессиональным революционером".
Переселившись во Франкфурт-на-Майне, он с головой окунулся в тамошнюю разношерстную левацкую тусовку. Подружился с Даниэлем Кон-Бендитом, высланным из Франции, где он был одним из вожаков на баррикадах нашумевшей майской студенческой "революции" 1968 года. В конце 1969 года Фишер примкнул к "Производственной группе", которая позже стала именоваться "Революционной борьбой" (РБ). Ее члены вознамерились поднять по Марксу рабочий класс на решительные действия. Чтобы развернуть соответствующую агитацию, Фишер и несколько его соратников поступили на автозавод фирмы "Опель" близ Франкфурта. Но поддержки не встретили. Более того, как только "революционеры" открыто призвали рабочий коллектив к забастовке, их тут же выдворили с предприятия.
Тогда главное внимание было перенесено на акции захвата и удержания предназначенных на слом домов, выдававшиеся за борьбу против несправедливости и спекулянтов недвижимостью. Едва ли не самоцелью стали стычки с полицией. Это выдавалось за борьбу против "практики капитала" и "реакционного насилия" системы, как тогда выражался Фишер. Отборные члены РБ, входившие в некий отряд, устраивали за городом секретные тренировки по "отражению полиции". Главным средством для этого, естественно, служил булыжник как оружие пролетариата. Но в городской практике порой использовались и бутылки с зажигательной смесью - небезызвестный "коктейль Молотова", ласково прозванный на местном "революционном жаргоне" во Франкфурте "моллис".
ЕСЛИ ВЗОРВЕТСЯ "МОЛЛИС"
В принципе, по крайней мере раньше, в глазах немецкого обывателя выглядело недопустимым поднять руку на человека в полицейской форме, олицетворяющего закон и порядок. Служба эта считается и ныне ответственной, почетной, и многие мальчишки, а ныне, в эпоху продвинутого равноправия, и девчонки мечтают о таком будущем. Но времена меняются, немцы тоже, и пролежавшие в архиве более четверти века документальные фотографии уличной схватки Фишера с полицейским вахмистром, который по иронии судьбы носил фамилию Маркс, вопреки надеждам оппозиции уже нисколько не грозили его положению. Тем не менее он смиренно приносил публичные извинения полицейским. "Мы считали себя тогда революционерами", - оправдывался он.
В суде он выражал сожаление, что не заметил вовремя и не помог предотвратить сползание "малыша Кляйна" в терроризм, а о его участии в нападении на штаб-квартиру ОПЕК узнал только из газет и ужаснулся. Но прежде всего категорически отрицал предположения, что в доме, где он жил, хранилось оружие, скрывались террористы РАФ, а сам он лично призывал использовать "моллис". "Да, - каялся министр в суде и бундестаге, - я был агрессивен. Я швырял камни. Я был замешан в драках с полицией. Это я говорю не в первый раз и признаю свою ответственность" за то, что "творил тогда несправедливость". Но что касается подстрекательства насчет "моллис" - никогда, ибо это, заверяет он, "не соответствовало моей позиции и убеждениям"!
Между тем именно в этом вопросе таится главная опасность для Фишера. Дело в том, что 10 мая 1976 года во время массовых беспорядков во Франкфурте бутылкой с зажигательной смесью была подожжена полицейская автомашина, в которой опасно пострадал полицайобермайстер Юрген Вебер. Юридически это квалифицируется как покушение на убийство. Через несколько дней, 14 мая, Фишер был арестован, но вскоре выпущен без предъявления какого-либо обвинения, хотя его потрет был опубликован в городской газете в числе четырех других подозреваемых в причастности к упомянутому случаю. Совершенно точно известно, что к брошенному "моллису" Фишер никакого отношения не имел. Но если бы, скажем, сейчас подтвердилось, что на собрании, предшествовавшем демонстрации, он в качестве одного из авторитетов левацкой тусовки согласился с применением этого оружия, то ему и спустя десятилетия могли бы приписать содействие покушению на представителя власти. Тогда, признал министр в интервью "Шпигелю", "через 25 лет мне попытались бы нанести политический ущерб обвинениями, против которых мне было бы трудно обороняться".
После долгого перерыва следствие об обстоятельствах, при которых пострадал Вебер, было возобновлено. Так что "моллис" остается как бы бомбой замедленного действия. Но вся история яростных дебатов о том, является ли Фишер внутренне по-прежнему антигосударственником, сторонником насилия, которому нельзя доверять, как и всем другим участникам демонстраций, антивоенных блокад и "соприкосновений" с полицией три десятилетия тому назад, все больше напоминает политическую шизофрению. Ее подоплека очевидна, и Герхард Шредер, беря своего вице-канцлера под защиту, прямо сказал в бундестаге, что те, кто искусственно поднял шумиху о прошлом целого поколения, хотят не понять его, а приговаривать, а также перечеркнуть политическую карьеру Фишера, хотя это им не удастся.
А что дипломатия?
Сам министр жаловался, что он не может воспринимать спокойно развернутую против него кампанию, намекал, что частично выбит из привычной рабочей колеи. Но теперь ожесточенный январский "наезд" на него явно отбит выступлениями в суде и в бундестаге. Фишеру уже не надо особенно тратить нервы, хотя те же круги упорно продолжают "копать" его прошлое, вытаскивать якобы дополнительные порочащие детали и свидетельства на страницы газет, и МИДу приходится вновь публиковать опровержения домыслов.
Но самочувствие самочувствием, а надвигающиеся международные дела не терпят отлагательства, будь то отношения с новой американской администрацией, палестино-израильский конфликт, развитие в Евросоюзе и многое другое. Не в последнюю очередь и отношения с Москвой, куда главе германского МИДа предстоит, насколько известно, рабочая поездка во второй декаде февраля.
В целом внутриполитическая свара вокруг его прошлого нисколько не повредила его международному реноме, хотя за ней, понятно, следили во многих столицах. Два года деятельности Йошки Фишера во главе германской дипломатии доказали его немалые способности во внешнеполитической сфере. Однако не все ему далось. Став министром иностранных дел, Фишер, помнится, попытался эдаким кавалерийским наскоком поднять вопрос об отказе НАТО от применения первыми ядерного оружия, но, получив отповедь Вашингтона, вынужденно умолк на эту тему. Не все его взгляды и инициативы нашли место в решениях Евросоюза. Не получила также признания высказанная им идея обязать членов Совета Безопасности ООН обосновывать свое вето.
Однако главные испытания для Фишера как международного политика выпали в связи с событиями в Косово. Анализируя его деятельность, консервативная "Франкфуртер альгемайне" напомнила, что "Фишер, будучи министром иностранных дел от "зеленых", даже вел войну - войну против суверенного государства при международно-правовом обосновании, которое расценивается по меньшей мере спорно". Конечно, будучи членом НАТО, Германия не могла сойти с линии Вашингтона. Но факт остается фактом, что Фишер активно поддержал жестокие натовские бомбежки Югославии и вынудил согласиться на это свою партию, которая всегда была до того принципиальной противницей войны вообще, а новой германской причастности к применению военной силы в особенности. Правда, потом на фоне бесперспективности этой акции ему же пришлось срочно напрягать усилия в поисках ее прекращения. Но он и сейчас полагает, что эта война была всецело оправданной, как, впрочем, и почти все остальное в его министерской деятельности.
Конечно, на государственном посту Йошка Фишер уже обрел большой опыт. Но очевидно еще кое-что. Во фракции "зеленых" поговаривают о его бьющей через край самоуверенности. Рассказывают также о том, что он не прочь дать собеседникам понять, что именно он и есть настоящий политталант, а выступления перед коллегами по партии порой превращает в лекции, из которых явствует, что опять-таки он, как писала одна из газет, "владеет самой большой ложкой на внешнеполитических обедах".
Кто знает, может быть, это отразилось и в той недипломатично чрезмерной критике Фишером российской антитерористической операции в Чечне. Вкупе с ангажированностью в истории с войной в Косово это не лучшим образом сказалось на двусторонних отношениях. Примечательно, что Фишер не появлялся в российской столице целый год. А достигнутое преодоление охлаждения между Берлином и Москвой, как и "новое начало" в российско-германском партнерстве, связано с другими именами.
Возможно, сказалось и что-то еще. В том самом прошлом, которое вдруг вновь было вытащено на всеобщее обозрение, Йошка Фишер никогда не стремился побывать в Советском Союзе. Причем в отличие от многих былых западногерманских "левых", включая Герхарда Шредера в бытность его лидером "Молодых социалистов". В то время Фишер довольно регулярно ездил на Ближний Восток, однажды добрался до Варшавы. А в Москву попал впервые, только став министром иностранных дел. Не исключено, что душа у него действительно больше лежит к проблемам, скажем, разрастающегося Евросоюза, которыми он усиленно занимался последний год, или тех же Балкан, а к российским делам не испытывает личного влечения. Но хочется надеяться, что это не навсегда. А впрочем, исходя из реальной значимости российско-германских отношений, можно хорошо содействовать их развитию и чисто по долгу службы. Вероятно, так оно и будет, когда Йошка Фишер вскоре вновь посетит российскую столицу, в частности для подготовки апрельских государственных консультаций в Санкт-Петербурге с участием лидеров России и Германии.
В самой же Германии Йошка Фишер намерен осуществить реформу дипведомства, перестроив его внутреннюю организацию, актуализировав задачи и улучшив шансы служебного продвижения молодежи. Пока что он остается одним из самых популярных политиков своей страны, и более 70% ее опрошенных граждан высказываются за то, чтобы он независимо от турбулентного прошлого продолжал возглавлять германский внешнеполитический фронт. В Берлине считается, что замены ему просто нет, если не ставить под удар всю красно-зеленую коалицию. И если, конечно, не сдетонирует еще какая-нибудь штучка вроде "моллис".
|