|
Бокшицкий А. Неизвестное евангелие по Матфею // Нева, 2006, №2, с. 193-198.
Речь здесь пойдет не об открытии ранее не известной ученым и читателям древней рукописи. Название статьи не претендует на сенсационность, напротив, оно выражает достаточно тривиальную мысль: слова, произнесенные две тысячи лет назад на арамейском языке и около пятидесяти лет передававшиеся в устной традиции, потом записанные по-гречески и переведенные спустя тысячелетие на церковно-славянский, затем – на русский, – это разные слова.
Иногда просто потому, что это слова разных языков. Например, лишь латынь адекватно передает неоднозначные смыслы слова πονηρία, по-русски же и на большинство современных европейских языков это греческое слово переведено как «зло», в результате очень часто там, где Евангелист говорит о «слабости», «испорченности», «ущербности», мы видим нечто прямо противоположное – «силу». Если учесть, что слово πονηρία играет ключевую роль в поэтике евангелия и особенно Нагорной проповеди (семантическая игра с этим словом – контрапункт основной темы проповеди, темы совершенства), то мы действительно вправе ожидать услышать неизвестное евангелие.
В научном издании евангелий (1992 г.), стихи, которые в синодальном переводе звучат: «Вы слышали, что сказано: око за око, и зуб за зуб. А Я говорю вам: не противься злому ). Но кто ударит тебя в правую щеку твою,(πονηρω обрати к нему и другую» (5:38-39), – переведены иначе: «А Я говорю вам: не мсти тому, кто причинил тебе зло. Если ударят тебя по правой щеке, подставь и левую» (выделено мной: – А.Б.) 1. В результате получилась однозначно прочитываемая формула, не учитывающая ни многозначности слова πονηρία, ни смысловой связи с предыдущим стихом (5:37), усиливающим эту многозначность (у нас еще будет время обосновать возможность иного прочтения этих стихов).
Слова разных языков – это еще и слова разных, отстоящих друг от друга на тысячелетия, культурно-языковых традиций. Нагорная проповедь Иисуса не проста, кажущиеся однозначными формулы включены в состав «притчей», которые, в свою очередь, являются частями одной большой «притчи», этапами на пути к определенной, до времени скрытой цели. Притча («машал») означает всякое «хитрое» сочетание слов, для создания и восприятия которого требуется тонкая работа ума: это «афоризм», «сентенция», «присказка», «игра слов», «загадка» и «иносказание». Нагорная проповедь обращена к простым людям, «загадки» предназначались рыбакам, пастухам, «рабыням при жерновах», и проповедь была бы лишена смысла, если бы изначально не предполагалась возможность для них пройти путь до конца. Сегодня чтение евангелия в некоторых случаях требует определенной подготовки, знания языков или хотя бы наличия билингв и словарей, знания культурно-исторических реалий, знания мифологем. Например, для понимания смысла используемой Иисусом оппозиции «правый-левый», знакомой всем Его слушателям с детства, в быту, по пословицам и поговоркам, сегодня большинству из нас необходимо обратиться к тем же словарям.
Нагорная проповедь останется не известной нам и по той причине, что мы не в состоянии пережить эмоциональное состояние, в котором находилась аудитория Иисуса; и речь здесь не о том, кто говорил («Разве Он не сын плотника?»), но опять же о том, что и как Он говорил. Нагорная проповедь – не юридический документ, состоящий из отдельных, не связанных друг с другом изречений-параграфов, требующих заучивания и неукоснительного исполнения, но живая разговорная, поэтическая речь, нечто целое, повторимся, путь, ведущий к определенной цели. Это трудный путь, и слушатель-путник мог испытывать самые разнообразные состояния – от недоумения, разочарования, возмущения до радости, если, конечно, он преодолел все препятствия, не свернул и дошел до конца. Даже хороший перевод дает лишь весьма приблизительную «карту» этого пути, при плохом переводе утрачиваются очень важные фрагменты «карты»: мы не сможем, например, разгадать некоторые ее «загадки» просто потому, что перевод невнятен или вовсе их не формулирует. Мы можем увидеть цель, но, не пройдя весь путь от начала до конца, не преодолев всех препятствий, которые были задуманы, не испытав радость от их преодоления, которая также была задумана, вряд ли сможем утверждать, что познали цель и познаны целым.
Известны опыты по реконструкции изначальной арамейской формы евангельских изречений. Тогда «под медлительным ритмом греческого текста проступила сжатая, упругая речь, более похожая на энергичные стихи, чем на прозу, играющая каламбурами, ассонансами, аллитерациями и рифмоидами, сама собой ложащаяся на память, как народное присловье».2 Можно увидеть здесь дополнение к перечисленным выше особенностям притчи, «машал». Мы отметим и очень важное для нас противопоставление прозы и поэзии. В древности это противопоставление имело несколько иной характер, нежели сегодня (и «проза», и «поэзия» связаны с творением, творчеством; поэтическим языком писали как художественные, так и научные сочинения), однако нас в первую очередь интересует именно сегодняшнее восприятие евангелия, которое пока может быть прочитано только как прозаический текст. Это означает, что читатель Нагорной проповеди, даже если он осознает не только религиозные, культурно-исторические, но и художественные особенности лежащего перед ним текста, в первую очередь получает установку на считывание информации – абсолютно авторитетной, абсолютно серьезной, изложенной в форме свода правил и законов. Это означает, что даже там, где у читателя может возникнуть подозрение в неоднозначности смысла тех или иных слов, то есть там, где было задумано препятствие, с необходимостью требующая разрешения загадка, он предпочтет предложенную однозначность, удобную возможность обойти препятствие.
Мы укажем лишь на одно «препятствие» в Евангелии по Матфею. Это слово πονηρία, которое встречается здесь более 20 раз. Это слово имеет несколько значений, и можно обнаружить эпизоды, когда Евангелист сознательно «рифмует» два и более значений слова в соседних стихах, отмечая тем самым наличие некоего мерцающего, как бы отсутствующего смысла и провоцируя слушателя занять активную позицию по отношению к тексту. Поскольку, как уже говорилось, семантика слова πονηρία играет принципиально важную роль в поэтике евангелия, столь же важна и точность перевода этого слова. В данном случае перевод отдельного слова может быть тождествен переводу-познанию целого.
Словарные значения слова πονηρία указывают на ущербное состояние вещи или человека: “негодность, испорченность, дурное состояние (какого-л. предмета); низость, подлость, порочность (нравственная негодность)”; πονηρός означает “нездоровье (физическая негодность)” а так же “мошенник, плут; лукавый”; o πονηρός – “злой, злодей”.
У Евангелиста негодность предмета последовательно «рифмуется» с нравственной негодностью человека:
ν) дерево«Так всякое дерево доброе приносит и плоды добрые, а худое (σαπρο ς) (7:17).приносит и плоды худые (πονηρου
«Или признайте дерево хорошим и плод его хорошим; или признайте дерево худым ν), ибо дерево познается по плоду.ν) и плод его худым (σαπρο(σαπρο
)? ИбоПорождения ехиднины! как вы можете говорить доброе, будучи злы (πονηροι от избытка сердца говорят уста.
Добрый человек из доброго сокровища выносит доброе, а злой (πονηρός) человек из злого (πονηρου) сокровища выносит злое (πονηρά)» (12:33-35).
«Еще подобно Царство Небесное неводу, закинутому в море и захватившему рыб всякого рода, который, когда наполнился, вытащили на берег и, сев, хорошее ) выбросили вон.собрали в сосуды, а худое (σαπρα
ς) из среды Так будет при кончине века: изыдут Ангелы, и отделят злых (πονηρου праведных» (13:47-49).
Πονηρε – определение двух рабов из евангелия, одного, которому царь простил долг, но тот не простил своему должнику (18:32), и второго, зарывшего талант в землю: «Лукавый раб и трусливый» Πονηρε ο δουλε και (25:26). κνηρε
) помыслы,Пονηρία – ‘нечистое’, ‘скверна’: «…из сердца исходят злые (πονηροι убийства, прелюбодеяния (μοιχειαι), идолопоклонство (πορνειαι: в СП – ‘любодеяния’), кражи, лжесвидетельства, хуления – это оскверняет человека» (15:19-20).
ς – ‘лукавый’, ‘дьявол’, ‘лукавство’ искушающих: «…ко всякому, слушающемуПονηρο ς) и похищаетслово о Царствии и не разумеющему, приходит лукавый (πονηρο посеянное в сердце его – вот кого означает посеянное при дороге» (13:19). «Иисус, видя лукавство (πονηρίαν) их, сказал: что искушаете Меня, лицемеры?» (22:18).
Особый интерес вызывает хорошо известный стих:
«Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб.
А Я говорю вам: Не противься злому (μη ). Но πονηρωναι τωντιστηα кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати (στρέψον) к нему и другую» (5: 38-39).
Что означает «зло» в этом стихе? Как следует понимать этот стих? Как следует понимать этот стих в контексте предыдущих стихов: «А я говорю вам: не клянись вовсе… Но да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого (πονηρου) (5:34-37)? Как следует понимать этот стих в контексте всей Нагорной проповеди, которая, в свою очередь, включена в определенный историко-культурный контекст?
Все говорит за то, что здесь – единственный случай во всем евангелии, когда мы видим собственно зло, зло в его «сильной» позиции, когда русский перевод (‘не противься злому’; или еще более однозначно: ‘не мсти тому, кто причинил тебе зло’) адекватен греческому тексту.
Перед этим Иисус призывает тех, кого Он называет «солью земли», превзойти праведностью книжников и фарисеев. Каждая из звучащих затем заповедей Торы служит или чертежом или основанием, фундаментом для построения («…а кто сотворит (ποιήση) и научит…» (5:19)) новых заповедей. Новое не разрушает старое («не нарушить пришел Я, но исполнить (πληρωσαι)» (5:17)), но наполняет, вооружает тех, кому предстоит услышать: «Итак будьте совершенны (τέλειοι), как совершен (τέλειός) Отец ваш Небесный» (5:48). Τέλειος означает не только совершенный (как характеристика богов, людей и предметов), но и: выросший, возмужалый; исполнившийся, осуществившийся. Заповеди Иисуса обращены к тем, кто готов измениться, кто может и должен стать «взрослым», «совершеннолетним». Разумеется, речь идет не о переходе в другую возрастную категорию, но к иному уровню сознания, который нужно помыслить конечным, завершенным, совершенным (μετάνοια). Тέλος среди прочего означает и посвящение в мистерии, таинство, священнодействие, празднество (здесь можно вспомнить о влиянии на формирование христианства мистериальных культов эллинистической эпохи). Нагорная проповедь и есть посвящение, испытание человека на пределе возможного или даже за его пределами.
Следовательно, заповедь «не противься злому» нужно понимать буквально – как испытание?
Если Нагорная проповедь есть испытание, испытание на вербальном уровне, необходимо услышать не только то, что сказано, но и то, как это сказано и как это сказанное могло восприниматься в контексте целого. Иисус говорил притчами, и Его аудитория была готова услышать любое слово как неоднозначное, как иносказание, каламбур, как «хитрую» игру слов. Предельно серьезное, требующее от человека (за)предельно возможного («совершенства»), дано αγγέλιον). Изменение сознанияв форме передачи и получения «радостной вести» (ευ в принципе не возможно для не способного радоваться и смеяться – агеласта γέλαστος). Нагорная проповедь как «радостная весть» предполагает(α радость как естественную реакцию тех, кто сумел пройти до конца долгий и трудный путь, сжатый во времени звучащего слова.
Двусмысленность каламбура вызывает комический эффект. Задача каламбура в составе евангельской притчи – не рассмешить слушателя, но разрушить его привычное, нормальное восприятие действительности. Каламбур здесь немыслим сам по себе, в противоположность, например, театральному гэгу, – но является одним из препятствий и подчинен задаче целого. И все же, нельзя не отметить: каламбур здесь – разновидность «редуцированного смеха»; этот смех “лишен непосредственного выражения, так сказать, «не звучит», но его след остается в структуре образа и слова, угадывается в ней” 3.
Рассматриваемые нами стихи ломают основные стереотипы мышления, причем не только культурные стереотипы (это очевидно), но и биологические, определяющие неосознанные механизмы поведения (это не столь очевидно; две тысячи лет назад это еще могло быть воспринято как «загадка», сегодня мы уже не понимаем, что именно нужно разгадывать). В любом случае и на все времена, как бы мы не воспринимали эти стихи – буквально или иносказательно – они останутся самой сильной провокацией, будоражащей сознание человека.
«Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб.
А Я говорю вам: Не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую».
И сегодня, скажем так, сложно вместить эту заповедь. Во время же ее произнесения, как и во время второго поколения христиан, к которому принадлежал Евангелист, она звучала как чудовищный скандал (σκάνδαλον). Скандально и провокативно здесь требование не противиться удару по правой щеке/правой стороне. Различие правого и левого известно, начиная с верхнего палеолита; обрядовое соотнесение мужчины с правой стороной, а женщины – с левой, характерно для большинства культурных традиций. Использование признаков «правый» – в значении положительного широко представлено в библейской традиции.
Имя Биньямин (Ben-Yâmon) (Быт. 35:18) означало «сын правой (руки)», т.е. удачи. При благословении Иаковом двух его детей возложение правой руки на голову Эфрайима означало передачу ему старшинства (Быт.48:14). «Правое крыло войска» - отборная, самая сильная его часть (1 Мак. 1:14; 9:1). Ангел, прежде чем показать видение Ездре, ставит его справа от себя (3 Ездры 4:47). «Сердце мудрого – на правую сторону, а сердце глупого - на левую» (Екк. 10:2).
В ряду этих примеров – их можно множить – выделяется стих из Книги Притчей: здесь мы видим Премудрость, с помощью которой Господь «основал землю, небеса утвердил», – в правой ее руке – «долгоденствие», в левой – «богатство и слава» (3:16). Мудрость, долгоденствие, богатство и слава – универсальные для многих традиций дары богов, получаемые избранными обязательно «в комплекте». Изоморфность этих даров хорошо осознавалась, поэтому и жест библейской Премудрости прочитывался без труда.
В апокрифическом евангелии от Фомы (поначалу его называли «пятым евангелием») важна тема преодоления состояния разделенности (в пределе – «смерти») усилиями познающего человека: «Иисус сказал им: Когда вы сделаете двоих одним, и когда вы сделаете внутреннюю сторону как внешнюю сторону, и внешнюю сторону как внутреннюю сторону, и верхнюю сторону как нижнюю сторону, и когда вы сделаете мужчину и женщину одним, чтобы мужчина не был мужчиной и женщина не была женщиной, когда вы сделаете глазá вместо глáза, и руку вместо руки, и ногу вместо ноги, образ вместо образа, - тогда вы войдете в [царствие]» (27); «В (те) дни вы ели мертвое, вы делали его живым. Когда вы окажетесь в свете, что вы будете делать? В этот день вы – одно, вы стали двое. Когда же вы станете двое, что вы будете делать?» (12). 4 «Если не сделаете среди вас нижнее верхним и правое левым, не войдете в царствие мое» (Деяния Филиппа. 34).5
У Филона Александрийского мудрость есть «царский путь», ведущий к «единственному по-истине Царю»: «И пусть они не уклоняются ни направо, ни налево от царского пути, но идут вперед по самой середине. Ведь отклонения в обе стороны, в одну - как чреватые избытком в напряжении, в другую - недостатком в расслаблении, - порочны, ибо в данном случае правое заслуживает порицания не меньше, чем левое. Например, у людей порывистых удаль - это правое, а трусость - левое, у тех, кто пристрастен к деньгам, правое - скупость, а левое - безудержные траты» (О том, что Бог не знает перемен, 159-163).6 Здесь, конечно слышится школьное определение добродетели как середины, находящейся между двумя крайностями, но, видимо, и нечто большее.
«Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб.
А Я говорю вам: Не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую».
Слова μη ναι,ντιστηα ‘не противься’ буквально переводятся как ‘не противодействуй [силой]’; здесь подразумевается собственно сила - σθένος (сила, которой противоположны слабость, σθένεια). Если же предположить, что «зло» здесь, как и в другихболезнь - α фрагментах евангелия, есть на самом деле нечто ущербное, «испорченная» сила, то тогда можно услышать в формуле μη игру πονηρωναι τωντιστηα слов, игру, которая, меняя местами слабое и сильное, одновременно демонстрирует призрачность каких бы то ни было оппозиций. «…то от лукавого» (πονηρου).
При желании или отсутствии другой возможности Евангелие может быть прочитано как книга морали и нравственных поучений. Но слово Христа живет «в онтологическом измерении»7. По мнению Рудольфа Бультмана, Он не учит совершенно никакой морали, но каждую минуту требует от человека принятия фундаментальных экзистенциальных решений, не давая ему возможности опереться на некую общую мораль, которая сняла бы с него ответственность за решение: «…скорее каждый момент решения принципиально нов. Человек не встречает кризис решения, вооруженный готовым стандартом; он стоит не на твердой почве…» 8.
Список литературы
_1 Канонические евангелия. Перевод с греч. В.Н. Кузнецовой. М.: «Наука», 1992, с. 143.
2 Black Matthew. An Aramaic approach to the Gospels and Acts. Oxf. 1979. К сожалению, в этой книге не рассматриваются логии из Мф, относящиеся к нашей теме (семантика слова πονηρία). Цит. по: От берегов Босфора до берегов Евфрата / Антология ближневосточной литературы 1 тыс. н.э. Перев., предисл. и коммент. С.С.Аверинцева. - М., 1994, с. 17.
3 Бахтин М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1979, с. 131.
4 Апокрифы древних христиан: Исследование, тексты, комментарии. М., 1989, с. 253, 251.
5 Там же, с. 45.
6 Филон Александрийский. О том, что Бог не знает перемен // Историко-философский ежегодник. 2002. М., 2002, с. 158-159.
7 Мамардашвили М. Психологическая топология пути. СПб., 1997, с. 203.
8 Bultmann Rudolf. Jesus and the Word. N. Y., 1958, p. 85.
|