Реферат: О некоторых средствах создания психологии героев романа Ф.М. Достоевского Преступление и наказ

Всероссийская научно-практическая конференция

«Твой первый шаг в науку»

О некоторых средствах создания психологии героев романа

Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание»

Реферат выполнила:

Коняхина Ирина Александровна,

ученица 11¹ класса

МОУ «Лицей математики и

информатики» Кировского

района г. Саратова

Научный руководитель:

Романова Наталия Юрьевна

Секция: литературоведение

г. Саратов

2007г.

Содержание

I Введение………………………………………………………………………….3

II Основная часть………………………………………………………………….4

1.Полифонизм романа…………………………………………………………..4

2.Речь героев…………………………………………………………………….5

3.Портрет персонажей…………………………………………………….........8

4.Детали в романе……………………………………………………………....9

5.Пространство в романе……………………………………………………...13

III Вывод………………………………………………………………………….16

IV Список используемой литературы………………………………………….17

Введение

Мир человека широк, многогранен, глубок и в своей таинственной необъятности открыт как бесконечному совершенствованию, так и беспредельному падению. Но в то же время мир един, что позволяет вести разговор о вполне определенных закономерностях и, соответственно, возможных путях его развития.

К такому разговору и приглашает нас классическая литература, в которой озабоченность судьбами всего человечества и пристальное исследование души отдельной личности слиты в неразрывное целое. Характерное для крупнейших отечественных писателей глубинное изучение человеческой природы позволяло им в недрах современности видеть процессы будущего.

При рассмотрении проблемы раскрытия внутреннего мира персонажей среди всех имен великих писателей выделяют одно- Федор Михайлович Достоевский.

Его психологический роман «Преступление и наказание» написан объективною манерою, при которой автор не говорит в отвлеченных выражениях об уме, характере своих героев, а прямо заставляет их действовать, мыслить и чувствовать. Его персонажи буквально раскрывают сами себя. Полифонизм романа был абсолютно новым и удивительным явлением во всемирной литературе.¹

Поражает неистощимая, бескорыстная любовь Достоевского к людям, стремление постичь тайну человеческой души, помочь ей избавиться от пороков, очиститься, выдержать все испытания судьбы. Невозможно не заметить, с какой точностью он раскрывает характеры персонажей и взаимоотношения, как он обнажает души своих героев перед читателями, как выворачивает их жизнь наизнанку и «разглядывает все складки и морщинки их душевной подноготной»² . Наблюдения о некоторых средствах создания психологии героев романа и стали темой данной работы.

Базовыми источниками для раскрытия темы реферата стали критические статьи Н.Н.Страхова «Ф.М.Достоевский. Преступление и наказание», М.М.Бахтина «Проблемы поэтики Достоевского», В.В.Розанова «О Достоевском», Д.И.Писарева «Борьба за жизнь» и другие.

______________

¹ Страхов Н.Н. Литературная критика.─М.,1984, с. 105.

² Бродский И. О Достоевском.

Основная часть

1. Полифонизм романа

«Преступление и наказание» прочно устанавливает ха­рактерную жанровую форму Достоевского. Это у него первый фило­софский роман на уголовной основе. Это одновременно и типичный психологический роман, отчасти даже и психо­патологический, с весьма заметными следами полицейского романа-фельетона и «черного», или мрачно-авантюрного, романа английской школы.

По черновикам и письмам Достоевского известно, что писатель намечал три основные формы для своего романа: 1) рассказ в первом лице, или исповедь самого героя, 2) обычная манера повествования от автора и 3) смешанная форма («кончается рассказ и начинается дневник»). Первая форма (то есть «рассказ от Я») предполагала, в свою очередь, два варианта: воспоми­нание о давнишнем преступлении («Это было ровно восемь лет назад») или же показания во время суда («Я под су­дом и все расскажу»).

Трудность охватить все возникающие сюжетные воз­можности рассказом от имени героя, неизбежно отсекающим все эпизоды, в которых сам рассказчик не участвует, заставляет Достоевского задуматься над принятой си­стемой и отвергнуть первую и третью формы. Но и вторая («обычная манера») не удовлетворяет его.

Он намечает новый план, в котором изложение уже ве­дется от имени автора, но сосредоточено исключительно на главном герое. «Еще план. Рассказ от имени автора, как бы невидимого, но всеведущего существа, но не оставляя его, Раскольникова, ни на минуту...» План этот, как извест­но, вскоре и возобладал, с той только разницей, что цен­тральный герой, действительно пребывающий почти все время в поле зрения читателя, выпадает из некоторых эпи­зодов эпопеи Свидригайлова.

Но выработанный в процессе этих художественных по­исков принцип рассказа от автора, по возможности не ос­тавляющего своего главного героя, сообщил «Преступле­нию и наказанию» ту собранность, единство и концентра­цию действия, которые делают этот роман в композицион­ном отношении лучшим из произведений Достоевского.

Следы первоначальной структуры, сохранившиеся в окончательной редакции в виде изложения событий почти всегда с субъективной позиции главного героя, как бы превращают весь роман в своеобразный внутренний моно­лог Раскольникова, придающий всей истории его преступ­ления исключительную цельность, напряженность и увле­кательность.¹

Образ мыслящего героя, в сознании которого происходит постоянная, ни на минуту не прекращающаяся работа над уяснением противоречий и смысла окружающей жизни, стоит в центре романа Достоевского. Его герой стремится исследовать свою «идею» во всех возможных разветвлениях,

довести до последних логически возможных выводов, изучить в теории и на практике ее «за» и «против».

Достоевский подвергает человека духовному эксперименту, ставит его в исключительные условия, срывает все внешние напластования, отрывая человека ____________________

¹ Гроссман Л. Достоевский. ─М., 1962.

от всех бытовых устоев, и, таким образом, последней проверкой теории, когда разверзаются темные бездны человеческой души, становится преступление. Общеизвестно, с какой силой и проницательностью, с каким бесстрашием Достоевский открывает слепые, темные, злые глубины человеческого существа в такой ситуации, и описывает их. Внимание, которое он уделяет темным и низменным началам человеческого духа, так велико, что породило довольно распространенное и доселе мнение, что Достоевский впадает здесь в неправдоподобные преувеличения, другие способны видеть в Достоевском только гениального психопатолога. Так или иначе, от гуманистического оптимизма, от всякой идеализации человека Достоевский бесконечно далек.

Стиль автора необычен прежде всего при рассказе о главном герое

романа. На протяжении произведения мотивы поведения Раскольникова объясняются как бы им самим, хотя грамматически они, конечно же, выражаются от авторского лица. Если изменить грамматику фраз, которые слагают повествование, касающееся Раскольникова, и подставить вместо местоимения 3-го лица местоимение 1-го, то смысл рассказа и его интонация останутся теми же. Достоевский описывает поведение Раскольникова как непонятное, необъяснимое, не до конца осознанное. Иначе говоря, поведение героя дается таким, каким оно представляется ему самому. М.М.Бахтин писал, что «главные герои Достоевского действительно в самом творческом замысле художника не только объекты авторского слова, но и субъекты собственного, непосредственно значащего слова»¹ . Не полемизирует с ним и Н.И.Страхов, утверждая, что « Раскольникова же, как главное действующее лицо, автор в особенности почти ни в чем не характеризует от себя»² . Однако, не все критики прочли в романе реалистичную жизнь человека с его утверждениями и сомнениями, увидели заявленную проблему личности и разрешение ее с многосторонней глубины. Одним из таких был Д.И. Писарев, который в своей статье «Борьба за жизнь» писал: « нет ничего удивительного в том, что Раскольников, утомленный мелкой и неудачной борьбой за существование, впал в изнурительную апатию; нет также ничего удивительного в том, что во время этой апатии в его уме родилась и созрела мысль совершить преступление…Преступление, описываемое в романе Достоевского, выдается из ряда обыкновенных преступлений только потому, что героем его является не безграмотный горемыка…а студент…но он совершает его потому же, почему совершил бы его любой безработный горемыка. Бедность в обоих случаях является главной побудительной причиной»³ .

2. Речь героев романа

Художественное внимание Достоевского распределяется между двумя задачами: во-первых, проанализировать сложные психологические состояния и процессы и, во-вторых, воссоздать в романе определенную психологическую атмосферу, а именно: атмосферу предельного психологического напряжения, часто страдания, душевной муки. Для выполнения второй задачи анализ уже не подходит — применяются иные средства психологизма. В первую очередь психологическая атмосфера создается путем подбора словесных определений, характеризующих ____________________

¹ Бахтин М. Проблемы поэтики Достоевского. ─М., 1972.

² Страхов Н. Н. Литературная критика.─М.,1984, с. 105.

³ Писарев Д. И., Соч.: В 4 т. ─ М., 1956. ─ Т. 4.

дурное состояние героя. Эпитеты, обозначающие чувства, ощущения и их телесные выражения, указывают на крайнюю степень внутренней напряженности: «ужасно странно», «в страшной тоске», «чувство бесконечного отвращения», «безобразная, соблазнительная дерзость», «неожиданное ощущение какой-то едкой ненависти», «до муки заботливый взгляд», «мнительность его уже разрослась в одно мгновение в чудовищные размеры», «это страшно опасно» и пр. При этом Достоевский повторяет синонимичные или однопорядковые слова, постоянно сгущая атмосферу душевного страдания, нагнетая психологическое напряжение. В сцене второго разговора Раскольникова с Соней внутреннее состояние участников характеризуется таким словесным рядом: «ужас и страдание», «выстрадав столько», «впечатления, становившиеся невыносимыми», «страшно тревожило», «предчувствовал страшное мучение», «внезапное обессиление и страх», «мучительное сознание своего бессилия», «страдание выразилось в лице ее», «и так мучений довольно», «испугавшись», «вскричал раздражительно», «в мучительной нерешимости», «рассеянно и в тревоге», «с беспокойством», «с отвращением», «угрюмо»‚ « с страданием», « не выдержала и вдруг горько заплакала», « в мрачной тоске». Все эти обозначения однородных психологических примет сконцентрированы на двух с половиной страницах – плотность более чем достаточная, чтобы не только создать, но и предельно сгустить тяжелейшую психологическую атмосферу.

В романе часто используется слово «странный». В. Н. Топоров подсчитал, что оно употребляется около 150 раз, и отметил в своей статье, что «введением этого слова создается атмосфера неожиданности, обманутого ожидания, неопределенности в отношении развития элементов романной структуры на следующем шагу»¹ . По его же исследованию, еще наиболее часто встречающимся словом является «вдруг». На страницах «Преступления и наказания» оно употребляется около 560 раз. Также Топоров заметил, что «при этом максимальная частота употребления приходится на сюжетные шаги, совпа­дающие с переходами, и на описание смены душевных состояний. В русской литературе нет примера текстов (исключая другие тексты Достоевского), которые, хотя бы отдаленно, приближались к «Преступлению и нака­занию» по насыщенности их этим словом. В «Преступ­лении и наказании» неоднократно встречаются отрывки (прежде всего отмеченные содержательно) длиной в несколько страниц, где «вдруг» выступает с обязатель­ностью некоего классификатора ситуации, что можно сравнить с принудительным употреблением некоторых грамматических элементов (типа артикля). Характерно также и то, что одиночное употребление «вдруг» — явление довольно редкое; «вдруг» организует не отдель­ные фразы, а целые совокупности их, образующие содержательные единства»¹ .

А. А. Жук обращает пристальное внимание на понятие «фантастичность», которое, по её словам, глубоко вплетено во всю ткань романа с начала и до конца. Критик отметил, что «это очень важная для Досто­евского категория, имеющая и психологический, и идейный смысл» ² .

_____________________

¹ Топоров В.Н. Проблемы поэтики и истории литературы. ─С., 1973, с. 91-110.

² Жук А.А. Русская проза второй половины 19 века. ─ М., 1981, с. 129.

Эпитетом «фантастический» награждены многие герои «Преступления и наказания», он применяется к характеристике поступков, явлений, бывает употреблен и в одобрительном, и в порицающем смысле.

Чаще всего это понятие, конечно, связывается с главным героем. Идея Раскольникова, как сказано от автора, «дикий и фантастический вопрос»; «нелепой и фантастичной» назовет статью героя Порфирий, а дело его для «пристава следственных дел» — «фантастическое, мрачное, дело современное», «фанта­стическим» финалом которого могло бы быть самоубийство Рас­кольникова. Свидригайлову последний понравился «фантастич­ностью» своего «положения», и «дело» его он тоже назовет «фан­тастическим». Раскольников «фантастичен» даже на взгляд своей матери. «Фантастическим душегубцем» отрекомендует Лу­жин также и Свидригайлова, который сам пользуется этим по­нятием очень охотно.

Постепенно, наконец, из всех этих беглых, но многозначи­тельных указаний «фантастичность» начнет вырисовываться как некоторая национальная черта. По наблюдению Порфирия, Ми­колка «сердце имеет; фантаст». Он же, уже обобщая, скажет: «Что, не допускаете, что ли, чтоб из такого народа выходили лю­ди фантастические?». И Свидригайлов, уже готовый к своему «вояжу» в никуда, подытожит, видимо, наблюдения це­лой жизни: «Русские люди вообще широкие люди <...> широ­кие, как их земля, и чрезвычайно склонны к фантастическому, к беспорядочному»¹ .

А.А. Жук заметила интересную подробность в истории замысла Раскольникова: «очень долго он не будет назван точным словом. Рассуж­дая сам с собой о предстоящем ему «деле», герой употребляет либо фигуру умолчания («И тогда, стало быть, так же будет солнце светить»), либо всевозможные иносказания: «дело» («то дело», «это дело»), «мечта» («проклятая мечта»), «предприя­тие», «фантастический вопрос», «вчерашняя

мысль», дума «о царе Горохе» и т. д.. И только в главе пятой (ч. I) впер­вые будет прямо обозначено, что он задумал, прозвучат точные, жесткие слова: «...да неужели ж, неужели ж я в самом деле возьму топор, стану бить по голове, размозжу ей череп... буду скользить в липкой, теплой крови, взламывать замок, красть и дрожать» ¹ .

Отметим еще одну оригинальную форму психологического изображения, которая получила широкое распространение у Достоевского. Как уже отмечалось, психологическая атмосфера в повествовании настолько сгущенна и напряженна, а внимание читателя к внутреннему миру героев настолько прочно, что это дает возможность писателю применять прием полного или частичного умолчания о душевном состоянии героя, — как, например, в следующем случае: «С минуту они смотрели друг на друга молча. Разумихин всю жизнь помнил эту минуту. Горевший и пристальный взгляд Раскольникова как будто усиливался с каждым мгновением, проницал в его душу, в сознание. Вдруг Разумихин вздрогнул. Что-то странное как будто прошло между ними.. Какая-то идея проскользнула, как будто намек; что-то ужасное, безобразное и вдруг понятное с обеих сторон... Разумихин побледнел как мертвец». Здесь даны лишь самые общие и неопределенные указания на содержание психологических процессов: несколько обычных для

____________________

¹ Жук А.А. Русская проза второй половины 19 века. ─ М., 1981, с. 129.

Достоевского в таких случаях неопределенных местоимений сконцентрированы в трех строчках. А между тем, несмотря на абстрактность и неопределенность психологических обозначений, эта сцена — одна из выразительнейших в романе. Достоевский не договаривает, умалчивает о самом главном — что «прошло между ними»:то, что внезапно Разумихин понял, что Раскольников убийца, и Раскольников понял, что Разумихин это понял. Понять-то Разумихин понял, но не хочет он понимать этого, сознательно или подсознательно уходит от ясного понимания. Ну, а чтоб в это мгновение чувствовал Раскольников, — можно, очевидно, только догадываться. Прием умолчания применяется Достоевским именно в такие моменты, когда выявляются самые глубокие пласты психики и внутреннее состояние становится настолько противоречивым, сложным и смутным, что не поддается иным формам изображения. Умолчание намекает на неисчерпаемую душевную глубину, тем самым еще более усиливая психологическое напряжение.

3. Портрет персонажей

Еще одной своеобразной формой психологического изображения стало у Достоевского использование портретных деталей, причем и здесь, как всегда, он весьма оригинален. Если, по известному выражению, « глаза- это зеркало души», то у Достоевского таким зеркалом гораздо чаще становятся губы – их мимическое движение – улыбка, усмешка, причем каждый раз иная, соответствующая психологическому состоянию. В эпитетах, проясняющих внутренний смысл этой внешней детали, Достоевский просто неистощим: «подумал со странной улыбкой», «странно усмехаясь», «ядовито улыбнулся», «какое-то новое раздражительное нетерпение проглядывая в этой усмешке», «насмешливая улыбка искривила его губы», «холодно усмехнулся», «прибавил он с осторожною улыбкой», «скривив рот в улыбку», «задумчиво улыбнулся», «напряженно усмехнулся», «неловко усмехнулся», «с нахально вызывающей усмешкой», «горькая усмешка», «неопределенно улыбаясь», «скривя рот в двусмысленную улыбку», «язвительно улыбнулся», «язвительно и высокомерно улыбнулся», «слабо улыбнулась», «с жесткой усмешкой», «что то бессильное и недоконченное сказалось в его бледной улыбке», «с грустной улыбкой», «почти надменная улыбка выдавилась на губах его», «злобно усмехнулся», «улыбка его была

уже кроткая и грустная», «странная улыбка искривила его лицо, жалкая, печальная, слабая улыбка, улыбка отчаяния», «безобразная, потерянная улыбка выдавилась на его устах»...

Трудно сказать, чему удивляешься больше: тому ли, какое разнообразнейшее содержание может выражать всего лишь одна портретная черта, или же тому, насколько нерадостны все эти улыбки, насколько не соответствуют естественному, первичному смыслу этого мимического движения. Как заметил в своих работах Я.О. Зунделович, « преступление изуродовало Раскольникова и внутренне, и внешне. И пластически воплотил это великий художник в такой детали портрета, приуроченной к моменту, когда Раскольников увидел Соню на дворе конторы: «Безобразная, потерянная улыбка выдавилась на его устах». Эта «безобразная, потерянная улыбка», кажется тем выразительней, если вспомнить портрет Раскольникова в начале романа, где он был замечательно хорош собою»¹ .

Помимо улыбки, по мнению С. В. Белова, глаза играют особую роль в портрете героев «Преступления и наказания». Критик отметил, что в романе у Дуни «глаза почти черные, сверкающие, гордые и в то же время иногда, минутами, необыкновенно добрые», у Раскольникова «прекрасные темные глаза», у Сони «заме­чательные голубые глаза» (и в этой красоте глаз залог их будущего соединения и воскресения). В своей статье Белов написал, что «Получается своеобразный «ритм глаз» в стиле Достоевского, ибо глаза — непременный атрибут ду­ховного облика героев «Преступления и наказания» и по глазам можно узнать их идею, раскрыть их тайну»² .

В. Я. Кирпотин обратил внимание на «метод дву­кратного портретирования» в «Преступлении и нака­зании»: «Во второй раз мы видим Раскольникова иначе: «...Раскольников... был очень бледен, рассеян и угрюм. Снаружи он походил как бы на раненого человека или вытерпливающего какую-нибудь силь­ную физическую боль: брови его были сдвинуты, губы сжаты, взгляд воспаленный».

Портрет Сони также дан дважды. Первый раз во время причащения умирающего Мармеладова. Во второй раз Соня описана, когда она пришла пригласить Раскольникова на поминки .

В первый раз Свидригайлов показан на улице, когда он догоняет Соню и заговаривает с ней. Во второй раз Достоевский показывает Свидригайлова в разговоре с Раскольниковым, перед драма­тическим, окончательным и последним уже выяснением его отношений к Дуне .

В чем смысл двукратного портретирования, к ко­торому так охотно прибегал Достоевский?

Достоевский имел дело с героями, проходившими через идейную и нравственную катастрофу, перевора­чивавшую все вверх дном в их нравственной сущ­ности. Поэтому на протяжении своей романной жизни они переживали по крайней мере два момента, когда наиболее были на себя похожи. Раскольников был создан из превосходного человеческого материала, в ином, более совершенном мире его внутренние качества прекрасно гармонировали бы с его внеш­ностью. Раскольников был по природе своей привле­кателен, об этом и говорит его наружность, какой она была до того, как он вовлекся в поток своей казуистики. Но убийство, совершенное во имя выно­шенной им ужасной идеи, привело к крушению не только его логического построения, но и сердца его, всей сущности его натуры, что и отразилось на его наружности, в его портрете. Раскольников был нрав­ственно жестоко ранен, и много предстояло ему еще прожить, чтобы прийти к новому равновесию, если оно еще было возможно для него»³ .

4.Детали в романе

В романе Достоевского много пронзительно-точных деталей, наложенных намеренно слишком яркими мазками: похожая на «куриную ногу» старческая жилистая шея Алены Ивановны (это острое зрительное впечатление будет ____________________

¹ Зунделович Я. О. Романы Достоевского. Статьи. ─ Т., 1963, с. 60.

² Белов С.В. Роман Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание». Коммен-

тарий ─ Л., 1979, с. 27.

³ Кирпотин В.Я. Разочарование и крушение Родиона Раскольникова. Книга о романе Ф.М.Достоевского «Преступление и наказание».─М., 1974, с.337-346.

повторено не один раз); зеленый драдедамовый «общий платок» в мармеладовском

семействе, которым в безмолвном горе с головой накрывается Соня после первого выхода на панель, в котором выбегает из до­му Полечка с вестью о беде и который будет на плечах Катерины Ивановны, когда она исступленно бросается на улицу, чтобы «сейчас, немедленно и во что бы то ни стало найти справедли­вость» и т.д. Как заметила А. А. Жук, «сама эта бьющая в глаза чрезмер­ная яркость правдивейшей детализации доказывает, что для Дос­тоевского дело не в том, чтобы раскрыть процесс жизни как он есть. К тому же реальная жизнь многообразна, многостороння. Достоевский, как мы убедимся далее, чаще всего целеустремлен­но односторонен в выборе ее примет и явлений. Он сосредоточен­но избирателен во всем — идет ли речь о суточном круговороте, цветах или формах предметов»¹ .

Не оставил без внимания детали в романе Достоевского и С.В.Белов, заметив, что « стиль каждого большого художника- нечто единое целое, законченная система, где нет ничего случайного. Даже такая незначительная деталь, как повторяющиеся числа «семь» и «одиннадцать» в «Преступлении и наказании», имеет значение для раскрытия идейной проблематики романа»² .

Неоднократное указание в романе на одиннадцать часов связано

непосредственно с евангельским текстом. «Был час одиннадцатый, когда он

вышел на улицу»,— отмечает Достоевский время ухода Раскольникова от

умершего Мармеладова. А вот время прихода к Соне: «Я поздно... Одиннадцать часов есть? — спросил он, все еще не подымая на нее глаз. — Есть, — пробормо­тала Соня.—Ах да, есть! —заторопилась она вдруг, как будто в этом был для нее весь исход,—сейчас у хозяев пробили... и я сама слышала... Есть».

После посещения Сони, «на другое утро, ровно в одиннадцать часов, Раскольников вошел в дом — й части, в отделение пристава следственных дел, и попросил доложить о себе Порфирию Петро­вичу».

Число 11 здесь не случайно. Достоевский хорошо помнил евангельскую притчу о том, что «царство не­бесное подобно хозяину дома, который вышел рано поутру нанять работников в виноградник свой». Выхо­дил он нанимать работников в третьем часу, в шестом, в девятом и, наконец, вышел в одиннадцатом. А ве­чером, при расплате, управляющий по распоряжению хозяина заплатил всем поровну, начав с пришедших в одиннадцатом часу. И последние стали первыми во исполнение какой-то высшей справедливости.

Эту же евангельскую притчу Достоевский мог слы­шать и в проповеди св. Иоанна Златоуста, ежегодно читаемой в православных церквях во время пасхаль­ной заутрени.

Отнеся встречи Раскольникова с Мармеладовым, Соней и Порфирием Петровичем к 11 часам, Достоев­ский напоминает, что Раскольникову все еще не поздно сбросить с себя наваждение, еще не поздно в этот евангельский час признаться и покаяться и стать из последнего, одиннадцатого, первым. (Недаром для Сони был «весь исход» в том, что в момент прихода к ней Раскольникова у

___________________

¹ Жук А.А. Русская проза второй половины 19 века. ─ М., 1981, с. 91.

² Белов С.В. Роман Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание». Коммен-

тарий ─ Л., 1979, с. 27.

Капернаумовых пробило один­надцать часов)¹ .

Число 7 является наиболее устойчивым символи­ческим числом в «Преступлении и наказании». Сам роман семичленен (6 частей и эпилог), первые две части состоят из семи глав каждая, роковое время для Раскольникова — 7 часов вечера. Цифра 7 букваль­но преследует Раскольникова: «В семом часу, завтра», «Он узнал, он вдруг, внезапно и совершенно неожи­данно узнал, что завтра, ровно в семь часов вечера, Лизаветы, старухиной сестры и единственной ее со­жительницы, дома не будет и что, стало быть, ста­руха ровно в семь часов вечера, останется дома одна». «Только что он достал заклад, как вдруг где-то на дворе раздался чей-то крик: — Семой час давно!»

Но цифра 7 здесь, возможно, не случайна. Согласно учению пифагорейцев, число 7 является символом святости, здоровья и разума. Теологи называют число 7 «истинно святым чис­лом», как соединение числа 3— божественного совер­шенства (троица), и 4 — мирового порядка; следова­тельно, число 7 является символом «союза» бога с человеком, или общения между богом и его творе­нием. В Библии говорится о том, что в 7-й день, после шести дней творения, бог почил. По 7 из чистых животных нужно взять Ною в ковчег (Первая книга Моисеева. Бытие, гл. 7). Урожайных годов в Египте было 7 и неурожайных тоже 7 (Бытие, гл. 41). Каждый 7-й день и каждый 7-й год был свят, и после 7x7 лет наступал юбилейный и т. д. и т. п.

Можно предположить, что, идя на убийство в 7 ча­сов, в это «истинно святое число», в этот символ «союза» бога с человеком, Раскольников тем самым уже был заранее обречен на поражение, так как хотел разорвать этот «союз» бога с человеком. Вот почему, чтобы снова восстановить этот «союз», чтобы снова стать человеком, Раскольников должен снова пройти через это «истинно святое число». Поэтому в эпилоге романа снова возникает число 7, но уже не как символ гибели, а как спасительное число: «Им оста­валось еще семь лет; а до тех пор столько нестер­пимой муки и столько бесконечного счастья!.. Семь лет, только семь лет! В начале своего счастия, в иные мгновенья, они оба готовы были смотреть на эти семь лет, как на семь дней».

Л. Даунер обратил внимание на часто повторяю­щееся в романе число «четыре»: «Однако так как мучительные колебания Раскольникова, символизирую­щие его психический разлад и моральное замеша­тельство, все же должны представлять его возможную психическую и моральную цельность, то лестницы и число четыре связаны, гак как лестница буквально ведет к определенному повторяющемуся уровню вы­соты — к четвертому этажу.

Квартира жертвы находится на четвертом этаже здания; Раскольников прячет украденные вещи во дворе, где строится четырехэтажный дом; убогая комната Мармеладова находится на 4-м этаже; полицейская контора находится на 4-м этаже этого здания, и Раскольников направляется к четвертой комнате. В каждом случае эта окружающая обстановка отме­чает критический момент в психической эволюции Раскольникова: убийство, поиски тайника (укрыватель­ство), первая встреча с Соней и окончательное при­знание. После преступления Раскольников четыре дня находится в бредовом состоянии. В истории Лазаря. которую Соня читает Раскольникову, Лазарь был мертв четыре дня. История

^{____________________}

¹ Белов С. В. Неслучайные слова и детали в «Преступлении и наказании».─ «Рус. речь», 1975, № 1, с. 40.

эта помещена в 4-м еван­гелии. У Раскольникова есть четыре основных бреда.

Таким образом, мы имеем восемь (дважды четыре) проявлений числа «4», все связанные с преступлением Раскольникова, виной его и признанием.

Число 4 имеет основополагающее значение. Есть 4 времени года, четыре направления, четырехклеточ­ные стадии в эмбриональном развитии, четыре ста­дии человеческой жизни, четыре «мира», четыре эле­мента».

И, как было уже сказано выше, символика числа восходит к фольклорной и библейской числовой символике: четыре стороны света — слова Сони: «стань на перекрестке, поклонись, поцелуй сначала землю... поклонись всему свету на все четыре стороны», — 4 евангелия. Откровение Иоан­на Богослова — 4 животных; 4 ангела, 4 угла земли, 4 ветра; 4 имени сатаны; 4 сотворенных богом предмета; 4 имени народа и т.д.

Приведя многочисленные примеры «поразительно устойчивого образа четырехэтажных домов и четвер­того этажа в «Преступлении и наказании», В. Н. То­поров делает вывод: «Эта четырехчленная вертикаль­ная структура, семантически приурочена к мотивам узости, ужаса, насилия, нищеты и тем самым противо­поставлена четырехчленной горизонтальной структуре (на все четыре стороны), связываемой с идеей прос­тора, доброй воли, спасения. Этот второй, сакральный аспект чисел, противопоставленных профаническим числам, годным лишь для «низкой жизни», снова возвращает нас к архаическим схемам мифомышления и, в частности, к практике ритуальных измерений основных параметров мира. И у Достоевского число введено в мир и определяет не только размеры, но и высшую суть его. Для приближения к ней, проник­новения в нее необходима полнота жизни» ¹ .

Помимо числовой символики в романе особую роль играют цвета. С их помощью автор создает ощущение палящей стоячей духоты, замкнутой безысходности жизни. С.М. Соловьев, специально занимавшийся изу­чением цветового фона произведений Достоевского, пришел к выводу, что «Преступление и наказание» —«наиболее совершенное по художественному выпол­нению произведение Достоевского — создано при использовании фактически одного желтого фона! Этот желтый тон — великолепное, целостное живописное дополнение к драматическим переживаниям героев»²

Кроме описания «желтой» ком­наты процентщицы, С.М. Соловьев приводит в качестве примера «желтую каморку» Раскольникова «со своими желтенькими, пыльными (...) обоями», «желтоватые, обшмыганные и истасканные обои» в комнате Сони Мармеладовой, мебель «из желтого отполированного дерева» в комнате Порфирия Петровича, «желтый» цвет обоев в номере гостиницы, где остановился Свидригайлов. «Желтый цвет уже сам по себе создает, вызывает, дополняет, усиливает атмосферу нездоровья, расстройства, надрыва, болезненности, печали, — делает вывод С.М. Соловьев,—сам грязно-желтый, уныло-желтый, болезненно-желтый цвет вызывает чувство внутреннего угнетения, психической неустойчивости, общей подавленности»³ .

____________________

¹ Топоров В.Н. Проблемы поэтики и истории литературы. ─С., 1973, с. 261-262.

² Соловьев С. М. Достоевский и русские писатели.─М., 1971, с. 437.

³ Соловьев С. М. Достоевский и русские писатели.─М., 1971, с. 439.

В.В. Кожинов обратил внимание на «очень су­щественное сопоставление в «Преступлении и наказа­нии» двух слов: слово «желтый» не раз соседствует с другим словом одного с ним корня — «желчный», которое, кстати, тоже часто встречается в романе.

О Раскольникове, например, говорится: «Тяжелая, желчная, злая улыбка змеилась по его губам (...) Наконец, ему стало душно и тесно в этой желтой

каморке». Или другое место: «Проснулся он желчный (...) и с ненавистью посмотрел на свою каморку. Это была крошечная клетушка (...) имевшая самый жалкий вид с своими желтенькими (...) обоями.» (...)

Перед нами явное взаимодействие внутреннего и внешнего, мироощущения героя и мира. В этом взаи­модействии, очевидно, и коренится тот сложный и напряженный смысл, который приобретает в романе слово «желтый» (...)

Во взаимодействии с «желчью» «желтизна» при­обретает смысл чего-то мучительного, давящего(…)

Наконец, слово «желтый» связано, по-видимому, еще и с тем, что «Преступление и наказание» — ярко выраженный петербургский роман.

Дело в том, что образ Петербурга прочно ассоциировался в русской литературе с желтым цветом (...)

Вероятно, и в романе Достоевского обилие «жел­того» как-то связано с самим ощущением Петербурга, его общего колорита»¹ .

А.А. Жук в своей работе отметила, что в романе основному желтому тону аккомпанируют различные оттенки красного: крас­ный свет солнца, «огненное перо» на шляпках уличной певицы и Сони, красная рубаха приказчика, множество красно-розовых бликов в эпизоде с утопленницей, медный подсвечник у Сони, красные пятна на щеках Катери­ны Ивановны и обагрившая повествование во многих местах кровь старухи и Лизаветы, Мармеладова, Катерины Ивановны. Критик считает, что «было бы, разумеется, слишком прямолинейным расшифро­вывать весь этот желто-красный колорит как непосредствен­ную символику золота и убийства (хотя и такой смысл здесь, конечно, тоже не минуется). Цветовая гамма романа обретает настоящее значение в сложной связи с другими повествова-тельными моментами.»²

Т.Б. Лебедева по-другому интерпретировала цветовую гамму романа. По её мнению, «красный цвет в романе «Преступление и наказание» во многом наследует традиции иконописной символики, возбуждая в читателе библейские ассоциации и становясь тем самым особо значимым (...) Красный цвет становится своеобразным светофильтром, через который видит окружающее обезумевший от крови Раскольников».³

5. Пространство в романе

Поэтическая образность Достоевского тонка и богата, она включается в сложную ассоциативную цепь. Здесь не всему можно давать логически

____________________

¹ Кожинов В.В. Три шедевра русской классики.─М.,1971, с.123-124.

² Жук А.А. Русская проза второй половины 19 века. ─ М., 1981, с. 110.

³ ЛебедеваТ. Б. XXVII Герценовские чтения. Литературоведение. ─ Л., 1975,

с. 45 — 46

упорядоченные определения, точные причинно-следственные характеристики. Хотя высшая идейно-художественная целесообразность, несомненно, есть во всей той «материальной среде», которой Достоевский безвыходно окружил Раскольникова.

М. М. Бахтин заметил, что в романах Достоевского особенно важен как место, притягивающее главные события, «порог», «где совершается кризис и перелом», и еще «площадь». «Внутреннего же пространства дома, комнат, далекого от своих границ, то есть от порога, Дос­тоевский почти никогда не использует, кроме, конечно, сцен скан­далов и развенчаний, когда внутреннее пространство (гостиной или зала) становится заместителем площади. Достоевский «пе­рескакивает» через обжитое, устроенное и прочное, далекое от порога, внутреннее пространство домов, квартир и комнат, по­тому что та жизнь, которую он изображает, проходит не в этом пространстве»¹ . Переходя к «Преступлению и наказанию», ис­следователь замечает, что и Раскольников, и Мармеладовы в сущности живут «на пороге», что основные «действа» романа там и совершаются.

Интерьер жилья героев Достоевского предельно опустошен. Там (в комнате Мармеладовых, у Раскольникова, Разумихина, Сони) господствует оголенная нищета. А.А. Жук писала, что «в жилище героев Достоевскому важно открыть читателю не только бедность (это первый, наиболее близко лежащий и моментально прочитываемый смысл), но какую-то общую чуждость этих помещений людям, их неприспособленность для челове­ческого, «живого» обитания».²

Раскольников не случайно однажды скажет в рассеянности, что «квартира много способствовала» его поступку, и он «об этом тоже думал». Достоевский все время ставит традиционный для большой русской литературы вопрос: сколько нужно челове­ку «места» на земле? Безвыход­ность жизненного положения героев Достоевского материализо­вана, физически выражена теснотой жалких «конур», замкнув­ших в себе их существование. «Ты ведь была в моей конуре, видела... А знаешь ли, Соня, что низкие потолки и тесные комна­ты душу и ум теснят! О, как ненавидел я эту конуру!». В другом месте Достоевский скажет даже о «клетках, на которые разбивалась квартира Амалии Липпевехзель». И однажды покажет, как Раскольников попытается сделать у себя широкое движение, соответствующее беспокойному бегу его мыслей: «встал, повернулся к окну, толкнулся в угол, в другой, как бы забыв о тесноте своей конуры, и.., сел опять на диван».

Может ли человек выдерживать такой ежедневный плен, не теряя своей человечности?

Враждебный живой душе и глазу облик этих жилищ особен­но остро ощущаешь потому еще, что почти все они странно кри­вые, как-то необычно скошенные. Комната Раскольникова несколько раз будет названа «гробом», «шкафом» или «сундуком» и, наконец, «морской каютой» — обычно тоже срезанной, Такая же необычно, уродливо кривая комната Сони: «Сонина комната походила как будто на сарай, имела вид весьма неправильного четырехугольника, и это придавало ей что-то уродливое. Стена с тремя окнами<...> перерезывала комнату как-то вкось, отчего один угол, ужасно острый, убегал куда-то вглубь <...> другой же угол был

____________________

¹ Бахтин М, М. Проблемы поэтики Достоевского, ─ М., 1972, с. 228.

² Жук А.А. Русская проза второй половины 19 века. ─ М., 1981, с. 102.

уже слишком безобразно тупой». Сдвинутые, непрямые линии жизни, нарушенные пропорции бытия как-то по-своему сквозят в этой упорно повторяющейся странной подробности.

Чтобы более точно изобразить психологическое состояние человека, Достоевский нередко прибегает к описанию погоды. Она иногда расшифровывает, иногда только лишь намекает на состояние души героя. С.В. Белов в своей статье написал, что «мир, окружающий человека, всегда дается как часть души этого человека, становится как бы внутренним пейзажем человеческой души, в немалой степени опре­деляет человеческие поступки. В душе Раскольникова-убийцы так же «холодно, темно и сыро», как в Петер­бурге, и «дух немой и глухой» города звучит в Раскольникове, как тоскливая песня одинокой шар­манки».¹ .

Как было выше сказано, герои романа постоянно находятся в замкнутом пространстве со «скошенными стенами» и постоянно присутствующими «углами». И только во снах «стены» раздвигаются, пропадают «углы», и пространство становится необъятным. На этой теме остановилась А.А. Жук, написав, что «вольный, неотразимо прекрасный мир живой природы в нем мелькает на всем его протяжении лишь трижды: «...кругом пальмы растут целым кругом. <...> Он же все пьет воду, прямо из ручья, ко­торый тут же, у бока, течет и журчит. И прохладно так, и чудесная-чудесная такая голубая вода...». Но это сон Раскольникова прямо перед самым убийством. Другой «прелестный пей­заж» связывается со Свидригайловым: «светлый, теплый, почти жаркий день», «деревенский коттедж <...> весь обросший ду­шистыми клумбами цветов», «свежий, легкий, прохладный воз­дух...». Это тоже оказывается сном перед самоубийст­вом— сном-упреком, казнящим совесть героя. А настоящая, живая, непригрезившаяся природа является в романе однажды — Раскольникову во время его блужданий по островам. Но

наблю­дает он ее как нечто странно-непривычное и потому «занима­тельное». И к тому же (выразительная подробность!) наблюдает из-за решетки, ограды: «Иногда он останавливался перед ка­кою-нибудь изукрашенною в зелени дачей, смотрел в ограду, ви­дел вдали, на балконах и на террасах, разряженных женщин и бегающих в саду детей. Особенно занимали его цветы; он на них всего дольше смотрел»² .

____________________

¹ Белов С.В. Роман Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание». Коммен-

тарий ─ Л., 1979, с. 28.

² Жук А.А. Русская проза второй половины 19 века. ─ М., 1981, с. 104.

Заключение

«Преступление и наказание» — это психологический роман, в котором сталкивается нечеловеческая теория с человеческими чувствами. Достоевский, великий знаток психологии людей, чуткий и внимательный художник, создал в своем романе «Преступление и наказание» напряженную драматическую ситуацию, обнажая ее трагическую сущность.

Делая вывод о средствах создания психологизма в романе, нужно заметить, что русская, да и мировая литература, не знали до Достоевского таких совершенных творений, такой глубины психологического анализа.

Все художественные средства, которые использует автор, подчинены задаче исследования внутреннего мира персонажа. Достоевский достигает высокого мастерства в создании речевого рисунка. Монологическая речь героев выражает сложную гамму чувств. Изображая портрет героя, автор стремится раскрыть его внутренний мир. Именно с этой целью автор прибегает к приему двойного портретирования. Описание помещений во многом отражает внутреннее состояние героев. Внешний мир становится неотъемлемой частью души персонажа: передает их волнения, переживания, а также ощущение своей болезненности и затхлости всей жизни.

Погружая нас в самые темные движения человеческой души, писатель-гуманист, тем не менее, не разрушает веру в человека, а убеждает в возможности воскрешения души, заставляет задуматься о вечной загадке жизни, о смешении в ней добра и зла.

Список используемой литературы

1)Бахтин М. Проблемы поэтики Достоевского. ─М., 1972.

2) Белов С. В. Неслучайные слова и детали в «Преступлении и наказании».─ «Рус. речь», 1975, № 1.

3) Белов С.В. Роман Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание». Комментарий ─ Л., 1979.

4) Бродский И. О Достоевском.

5) Гроссман Л. Достоевский. ─М., 1962.

6) Достоевский Ф.М. Преступление и наказание.─М.,1955

7) Жук А.А. Русская проза второй половины 19 века. ─ М., 1981.

8) Зунделович Я. О. Романы Достоевского. Статьи. ─ Т., 1963.

9)Кирпотин В.Я. Разочарование и крушение Родиона Раскольникова. Книга о романе Ф.М.Достоевского «Преступление и наказание».─М., 1974.

10) Кожинов В.В. Три шедевра русской классики.─М.,1971.

11) Лебедева Т. Б. XXVII Герценовские чтения. Литературоведение. ─ Л., 1975.

12) Писарев Д. И., Соч.: В 4 т. ─ М., 1956. ─ Т. 4.

13) Соловьев С. М. Достоевский и русские писатели. ─ М., 1971.

14) Страхов Н.Н. Литературная критика. ─ М.,1984.

15) Топоров В.Н. Проблемы поэтики и истории литературы. ─С., 1973.