Реферат: Политическая наука в 20 веке общие характеристики и основные этапы становления

Вестник МГУ. Серия 12. Политические науки. 2001. № 1. С. 5–18.

Бойцова О.Ю.

ПОЛИТИЧЕСКАЯ НАУКА В ХХ в.:
ОБЩИЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ И
ОСНОВНЫЕ ЭТАПЫ СТАНОВЛЕНИЯ

Возникновение, формирование, эволюция и институциона­лизация политической науки — тема дискуссионная, и в наши дни споры по этим вопросам еще очень далеки от завершения: предметом разногласий служит даже само название дисциплины, не говоря уже о проблемном поле, взаимоотношении суботраслей, критериях классификации исторически сложившихся форм политического познания и принципов интегрирования множества частных политических дисциплин (по разным оценкам, их насчитывается от двадцати до сорока) в единую систему политической науки. Во многом это обусловлено тем, что политическая наука — дисциплина молодая, и процессы активного роста политических знаний и их структурирования все еще продолжаются.

Очевидно, что история современной политической мысли должна охватывать все регионы земного шара, и не может быть сведена к рассмотрению подходов и идей, получивших развитие только лишь в западном мире. Однако наиболее изученной представляется именно западная (точнее, западноевропейская и североамериканская) традиция политических исследований. Но здесь также немало пробелов: несмотря на все чаще появляющиеся публикации на данную тему, исследователи отмечают, что «в настоящее время стала остро ощущаться потребность в обобщающем научном исследовании,… в котором была бы дана комплексная характеристика и анализ современной западной политической науки как особого способа раскрытия, проблематизации и концептуализации мира политического»[1] .

Не претендуя на полноту охвата проблемы, все же кажется оправданным попытаться представить общие контуры процесса организационного, методологического и теоретического становления политической науки в ХХ в. С сожалением нужно признать, что настоящая статья ограничивается лишь западной ветвью политического знания, оставляя за пределами рассмотрения историю политической мысли в других регионах мира.

В настоящее время в отечественной и зарубежной литературе существует несколько различных версий о времени возникновения и основных этапах развития политической науки[2] . Но не вызывает сомнений, что вплоть до второй половины девятнадцатого столе­тия нельзя говорить о дис­циплинарной оформленности в сфере познания политики. Окончательное же утверждение политической науки ее в качестве самостоятельной научной и образовательной дисциплины со своими исследовательскими принципами и организационными структурами, несомненно, нужно датировать ХХ веком.

Становление организационной структуры
политической науки в Европе и США

В конце XIX – начале XX в. между социальными науками, вступившими на путь активного самоутверждения, «разворачивается своеобразное соперничество в связи с рас­пределением мест в статусной иерархии»[3] , и на этом фоне происходит теоретическое и методологическое размежевание политической науки с философией, историей, социологией, юриспруденцией, экономикой, психологией и другими отраслями знания, в рамках которых ранее исследовалась сфера политики. К началу ХХ в. в политической мысли окончательно сформировалось и упрочилось стремление к исследовательской автономии. Хотя вплоть до первых десятилетий столетия политическая наука считалась «новой», а легитимность ее существования как самостоятельной дисциплины, статус и сфера компетенции еще на долгое время остались предметом споров, все же можно сказать, что в этот период процесс выделения политологии из общей системы гуманитарного знания был в самом разгаре.

С начала двадцатого столетия ускоряется и процесс организационного оформления новой дисциплины. Напомним, что первые организации, специализирующиеся на изучении политики, — факультеты политических исследований при университетах и самостоятельные политологические научные центры — возникли еще в XIX в.Например, во Франции «Свободная школа политических наук» была основана в 1871 г.[4] , «Лондонская школа экономики и политики» — в 1895, американская «Школа политической науки» при Колумбийском колледже, впоследствии преобразованном в университет, — в 1880 г.

Вплоть до первой мировой войны интеллектуальное лидерство в политическом познании, бесспорно, принадлежало Европе, и американские ученые считали необходимым либо получать образование, либо, по крайней мере, повышать квалификацию в европейских университетах, прежде всего, в немецких. Что же касается организационного становления политической науки, уже в это время приоритет был за Соединенными Штатами: именно здесь в 1903 г. была основана первая в отрасли общенациональная организационная структура (Американская ассоциация политической науки), начали регулярно издаваться многочисленные профессиональные журналы[5] , была разработана и внедрена система подготовки научных кадров.

С начала двадцатого столетия и вплоть до 60-х гг. процесс обретения политологией статуса автономной отрасли знания преимущественно протекал на американской почве. В межвоенное время (1920–1940 гг.) это объяснялось тем, что в Европе не могло быть и речи о независимом политическом анализе, здесь возобладал принцип подчиненности политических исследований задачам идеологического и политико-пропагандистского характера. Установление на континенте фашистских режимов привело к тому, что многие западноевропейские ученые (П.Лазарсфельд, К.Мангейм, Х.Моргентау, Л.Страусс, З.Фрейд, Г.Маркузе) вынуждены были переселиться за океан. Они придали новый импульс американской политической науке, внесли значительный вклад и в становление системы гуманитарного образования, и непосредственно в исследования в области социологии, психологии и политической науки (в то время профессора, эмигрировавшие из Европы, преподавали на факультетах социальных наук практически во всех американских высших учебных заведениях). Это во многом обусловило как интеллектуальное доминирование американской политологии в первой половине столетия, так и повышение престижа политической науки в целом.

Кроме того, в США политические исследования уже в 20–30-е гг. стали пользоваться широкой поддержкой со стороны государства и частного бизнеса. На развитие этой отрасли науки были направлены мощные денежные потоки, причем в первую очередь финансировались программы анализа общественного мнения, в частности, механизма формирования предпочтений избирателей. Это стимулировало резкий рост организаций, специализирующихся на изучении политики: за два десятилетия между мировыми войнами здесь было создано около 30 подобных центров[6] .

Во время второй мировой войны, когда в Европе политические исследования были полностью прерваны, в США, напротив, их интенсивность резко возросла. Заказчиками выступали различные военные ведомства, а также разведывательное управление при Федеральной комиссии по средствам массовой информации, привлекавшие к работе ведущих специалистов — таких, как Г.Лассуэлл, Э.Шилз, П.Лазарсфельд и др. Тематика исследований охватывала довольно широкий круг проблем — например, причины возникновения фашизма и нацизма, отношение населения к врагам и союзникам в войне, пути обеспечения высокого уровня производительности труда в сельском хозяйстве и промышленности в условиях сокращения численности рабочей силы, условия наиболее выгодного размещения облигаций военного займа и т.д.

Повышенный спрос на специалистов в области социальных наук послужил причиной бурного развития академических институтов, и в послевоенное время факультеты политической науки в университетах США быстро разрастались, превращаясь в международные центры подготовки политологов. Первым таким центром стала летняя школа, организованная в 1947 г. при Мичиганском университете, в которой прошли обучение многие специалисты из европейских стран. Этот университет (и в первую очередь, особенно работавший при нем «Институт социальных исследований») в послевоенныедесятилетия сыграл основную роль в распространении политической науки в подавляющем большинстве академических центров Соединенных Штатов и многих зарубежных стран. В 1949 г. по образцу Американской была создана Международная ассоциация политических наук.

В первые послевоенные десятилетия началось целенаправленное перенесение принципов и стандартов американской политической науки на европейскую почву. При поддержке благотворительных фондов США велось формирование кадрового состава восстановленных после войны европейских университетов — американские ученые становились членами научных учреждений в Европе, а европейцы получали образование в Соединенных Штатах.

Однако такого рода односторонняя зависимость продолжалась недолго. К 60-м годам были полностью восстановлены старые университеты, возникло много новых учебных и исследовательских центров. Начиная с этого времени количество европейских политологов постоянно росло (к 1985 г. официально было зарегистрировано 2,5 тыс. европейских ученых, занимающихся политической наукой[7] ) и их вклад в развитие политической науки стал неуклонно повышаться.

После второй мировой войны в США активизировался процесс создания самостоятельных организаций, поддерживающих политологические исследовательские программы в материальном и организационном отношении. Среди них ведущую роль играли Американский национальный комитет электоральных исследований («NES», или «American National Election Studies») и Исследовательская комиссия по общественным наукам («Social Science Research Council»), которые предоставляли аспирантам и начинающим исследователям стипендии, а также поддерживала ряд исследовательских программ.

В 1961 г. на основе объединения нескольких университетов сформировался «Межуниверситетский консорциум политических и социальных исследований» («ICPSR», или «Interuniversity Consortium for Political and Social Research»), при котором был собран богатейший архив количественных данных, собранных политологами в рамках различных программ. Архив этот сыграл немаловажную роль в становлении научного сообщества политологов, выступая в качестве хранилища информации и формируя исследовательские стандарты в отрасли.

В 1970 г. на средства фонда Форда был образован аналогичный американскому Европейский консорциум политических и социальных исследований («ECPR», или «European Consortium for Political Research»), в который ныне входит более 140 членов. Эта общеевропейская организация координировала и финансировала реализацию обучающих программ в области политической науки в летних школы при Эссекском университете (Великобритания), создание лабораторий при национальных исследовательских центрах в различных странах континента, а также реализацию совместных исследовательских проектов. При его содействии был создан архив проведенных исследований и начало выходить профессиональное периодическое издание — «Европейский журнал политических исследований».

Именно в 70–90-е гг. политическая наука превратилась в общепризнанную, организационно оформленную академическую дисциплину с широко разветвленной системой образовательных и исследовательских учреждений, с общим координирующим органом в лице Международной ассоциации политических наук и нескольким десятком специализированных периодических изданий. Она окончательно приобрела характер отдельной «профессии» и прочно утвердилась в мировом масштабе.

Исследовательская программа «научной политологии»

Достижением дисциплинарной самостоятельности политология во многом обязана тому, что изначально была нацелена на размежевание с другими дисциплинами не только в предметно-содержательном, но и в методологическом плане, выдвинув лозунг строгой научности политических исследований. Сама научность понималась в позитивистском смысле, т.е. как оперирование исключительно установленными опытным путем фактами, из которых должны делаться основанные на правилах логики выводы. Предполагалось, что благодаря «научному» подходу к анализу политики, который опирается на опытное познание (эмпиризм) и основанную на логике рациональную общезначимость, политологам удастся полностью избежать субъективных оценок, связанных с пристрастиями исследователей, и тем самым придать своим выводам универсальную значимость и объективность. В качестве образца для политической науки выступало естествознание, а идеалом научности, исключающим всякий субъективизм, признавалась математика.

Если ранее в политическом познании в подавляющем большинстве случаев использовался ценностно-нормативный подход, при котором политические явления рассматривались с точки зрения их соответствия нормам блага и справедливости или же некоему идеальному политическому устройству, теоретически сконструированному тем или иным мыслителем, то теперь единственно приемлемым способом изучения сферы политического признавались строго формализованные, преимущественно количественные методы, основанные на выделении неких измеримых единиц и просчета вариантов их сочетаний. Еще одним программным требованием служила непосредственная полезность научных изысканий — согласно этому требованию, усилия политологов должны быть направлены не на разработку теоретических схем, а на решение конкретных практических задач.

Впервые возможность подобного подхода к изучению политических реалий была обоснована и убедительно продемонстрирована Чикагской школой политологии, созданной в 20-х гг. Чарльзом Эдвардом Мерриамом на базе факультета политической науки университета этого города. Именно здесь были разработаны первые программы эмпирических исследований с использованием количественных и экспериментальных методов — такие, как изучение установок избирателей во время выборов мэра Чикаго в 1923 г., демографических характеристик основных групп населения, воздействия на исход голосования направленной агитации и др. Новаторство Чикагской школы заключалось и в том, что она выдвинула требование точности эмпирических исследований и убедительности выводов при изучении политических проблем, а также ввела в практику метод институционального измерения.

Основные представители школы (Г.Госнелл, Г.Лассуэлл, К.Райт, Л.Д.Уайт) были приверженцами психологической и социологической интерпретации политики, т.е. объяснения политических явлений и процессов психологическими особенностями участвующих в них индивидов или взаимодействием общественных групп, преследующих свои социально обусловленные интересы. Кстати сказать, именно здесь зародился так называемый «поведенческий» (или, как его часто называют, «бихевиоральный») методологический подход, со временем произведший революцию в западной политологии.

Следует упомянуть также и то обстоятельство, что ученые этой школы стали основоположниками междисциплинарных исследований в политологии, установив тесные контакты с представителями других научных школ, которые в то время работали в Чикаго: социологии (А.Смолл, Дж.Винсент), антропологии (Ф.Старр, Ф.Коул), психоло­гии (Л.Терстоун, Дж.Энджелл), экономики (Ф.Найт, У.Митчелл), «социоло­гической теологии» (Ш.Матьюз, Э.Эймс). Кроме того, в рамках Чикагской школы был выработан язык нового типа — тот стиль фиксации сведений о политике и суждений о политических феноменах, который впоследствии стал общепринятым в англоязычной эмпирической политологии[8] .

Работа Чикагской школы закончилась в конце 30-х гг., когда университетская администрация подвергла сомнению ценность эмпирических исследований в области общественных наук и ведущие представители школы вынуждены были уйти в отставку или перейти в другие учебные заведения. Но поскольку к этому времени их труды уже прочно вошли в научный оборот, «чикагская традиция» исследований не только не пресеклась, но распространилась на такие сферы политического знания, как исследование международных отношений и сравнительная политология, изучение групп интересов, исследование политических партий, электоральных процессов и общественного мнения.

В этот период в политической науке повсеместно распространился институциональный подход — основной акцент делался на анализе политических институтов: их характеристик, места и роли в различных политических системах, причин их возникновения и гибели. При этом основное внимание уделялось юридическим аспектам деятельности политических институтов, их историческому развитию или «внутренней логике» существования, анализу формальных правил принятия политических решений и принципов деятельности официальных структур (Е. А. Фриман, Т. Коул, Г. Картер, К. Фридрих).

В качестве своего рода реакции на этот подход, оставлявший практически без внимания личностные аспекты политики, в первые десятилетия после второй мировой войны произошло серьезное изменение стратегии политических исследований. Произошла так называемая «поведенческая революция»[9] , в результате которой анализ формальных политических институтов был отодвинут на задний план различными вариантами теорий поведения. Начало ее принято относить к 1944 г., когда ученые Колумбийского университета (П.Лазарсфельд и др.) опубликовали первое академическое исследование выборов, где основное внимание уделялось отдельным избирателям[10] . Это исследование на долгое время определило направление и схемы изучения политического поведения. Основная особенность данного подхода заключалась в том, что он главное внимание уделял анализу политических предпочтений, установок и убеждений отдельного индивида. Из всех видов политического поведения преимущественное внимание уделялось электоральному поведению, т.е. изучению того, как и почему избиратели голосуют на выборах. Изменилась и техника исследований, в частности, были разработаны методы сложных многофакторных измерений поведения: снятия и обработки показателей по обширному набору «переменных», составляющих отдельные поведенческие акты или воздействующие на них, введения уточняющих коэффициентов и т.д.

В зависимости от модели объяснения в «поведенческих» исследованиях выделилось три основных направления:

— школа политической психологии, возникшая в исследовательском центре Мичиганского университета и сосредоточившая внимание на изучении процесса принятия политических решений и воздействия средств массовой информации на формирование и динамику политических предпочтений (А.Тверски, Д.Канеман, Г.Брэйди, П.Снайдерман);

— школа политической социологии, берущая начало в работах отделения прикладных социальных исследований Колумбийского университета и занимающаяся анализом влияния социальной среды на формирование политических убеждений и установок индивида (П.Лазасфельд, В.Ки, Ф.Мангер); и

— политэкономическая школа, объясняющая политическое поведение как рациональное стремление людей путем обмена благами и деятельностью с другими индивидами добиться наиболее полного удовлетворения личных интересов и рассматривающая политические процессы через призму таких понятий, как «стоимость», «эффективность», «затраты и выгоды», «поведенческое равновесие». (Э.Даунс, К.Арроу, У.Нордхаус, А.Алезина).

С течением времени эти три традиции сблизились, придя к согласию относительно задачи и принципов исследования политического поведения: нужно разрабатывать модель гражданина, целенаправленно действующего на основе своих интересов и потребностей, и при этом, во-первых, учитывать не только личностные, но и социальные факторы, и, во-вторых, отводить центральное место не выявлению причин влияния на индивида социальных условий, а изучению способа реализации им своих целей.

В середине 70-х гг. в западной политологии наметился новый поворот — интерес к «поведенческому» подходу стал падать. Заговорили о наступлении «постбихевиоральной» эры. Взгляды ученых вновь обратились к институциональным исследованиям, и в 80-е гг. в политической науке весьма прочные позиции занял так называемый «новый институционализм», опять сделав актуальным понимание политики как институциональной инженерии. Это вызвало новый прилив интереса к надындивидуальным, общеобязательным и универсальным объяснительным моделям и привело к введению в политические исследования логико-математических методов исследования, а также к росту популярности разработанного политэкономией «экономического» подхода к объяснению политических процессов.

Для последних десятилетий ХХ в. характерно не только сосуществование институционального и «поведенческого» подходов, но и их взаимовлияние, взаимообмен идеями, разработками и методиками анализа. При этом в «поведенческих» исследованиях учитываются не только личностные факторы, но и влияние институтов, а в неоинституционализме принимаются во внимание не только формальные структуры, правила и процедуры, но и те предпочтения и установки, на основе которых члены организаций принимают решения и строят свое поведение.

Принцип «методологического индивидуализма»
и его последствия для политической науки

Возможность сближения институционального и «поведенческого» подходов появилась благодаря тому, что большинство современных ученых, работающих в области изучения политики, приняли принцип «методологического индивидуализма». Он заключается в признании за каждым исследователем права использовать те методы, которые он считает наиболее продуктивными в данном конкретном случае, независимо от того, в рамках какой науки они были разработаны. Однако есть и существенная оговорка: подобный плюрализм допустим только при наличии «основополагающего методологического консенсуса» — т.е. согласия с тем, что любой из применяемых методов должен подразумевать использование доступных проверке фактов и логических правил вывода.

Принятие принципа «методологического индивидуализма» — сначала негласное, а затем и широковещательно продекларированное, — повлекло за собой ряд очень серьезных последствий для политической науки. Так, например, стало принципиально невозможным определять специфику политической науки исходя из применяемой в дисциплине методологии. Ведь все ограничения на заимствование методов были сняты окончательно и бесповоротно. Далее, достаточно сложным оказалось и выявление политологической специфики, отталкиваясь от предметной области исследований. Это обусловлено рядом причин.

Прежде всего, как уже отмечалось, процесс формирования полити­ческой науки еще не завершен, и дальнейшие уточнения, вносимые по мере развития представлений о структуре политологичес­кого знания, неизбежны. Но следует помнить также и то, что в последние десятилетия ХХ в. в политологии происходили существенные структурные изменения, характеризуемые двумя противоположно направленными тенденциями. С одной стороны, это были процессы специализации и фрагментации, т.е. выделение различных направлений исследований и их оформление в относительно самостоятельные субдисциплины и дальнейшее дробление их проблемного поля на более мелкие предметные области (например, такие, как «социальная политика»). С другой, — укрепилась тенденция к гибридизации знания, т.е. к установлению прочных связей между смежными предметными областями. Результатом гибридизации явилось возникновение новых субдисциплин на стыке нескольких уже существующих направлений в рамках самой политологии или в пограничных областях с другими науками: к их числу относятся, например, международная политическая экономия, политическое образование, сравнительная политология и др.[11]

Тесное взаимодействие политической науки с другими дисциплинами расширяло диапазон ее исследований и в определенной мере размывало границы ее собственного проблемного поля, что также затрудняет достижение консенсуса в дискуссиях о проблемном поле, специфичном для дисциплины в целом. Кроме того, поскольку «методологический индивидуализм» допускает, и даже поощряет заимствования, в политическую науку переносились и переносятся не только методы и фрагменты предметных областей, но и терминология других дисциплин, причем как гуманитарных, так и естественнонаучных.

Все эти процессы привели к тому, что в результате западным политологам пришлось полностью отказаться от самого стремления создать теоретически и методологически единую отрасль знания. Главным конституирующим принципом политической науки был провозглашен плюрализм, т.е. равноправие самых разнообразных подходов к изучению сферы политического и принципиальная недопустимость признания приоритета какого-либо одного исследовательского направления.

Соответственно, это повлекло за собой тезис о невозможности создания универсальной теории, имеющей объяснительную силу для всех изучаемых сфер действительности. Это произошло после долгих споров о том, возможны ли в политологии парадигмы или «дисциплинарные матрицы», можно ли ее считать «мультипарадигмальной дисциплиной» и вообще, следует ли ученым, занимающимся исследованиям политики, стремиться к выработке макротеорий. Сегодня практически достигнуто общее согласие с тем, что степень обобщения, приемлемая в политической науке, не должна выходить за пределы «теорий среднего уровня», т.е. тех, которые аккумулируют эмпирические данные и выполняют роль обобщения группы фактов в рамках отдельных областей знания.

Дискуссии о роли и месте в политическом знании
теоретической политологии и политической философии

В целом, что касается отношения прикладной политологии к теоретическому знанию как таковому, следует сказать, что на протяжении двадцатого столетия оно было неоднозначным. В европейской традиции интерес к политическим теориям и к философскому познанию политических явлений имел глубокие исторические корни и никогда не уходил на второй план. Можно даже сказать, что он на равных сосуществовал с позитивистской ориентацией на «чистую научность». Что же касается американской политологии, то она в борьбе за «позитивное знание» с «абстрактным нормативизмом», долгие годы сохраняла скептическое, если не негативное, отношение не только к политической философии, но и к теоретическому познанию вообще. Основное обвинение, выдвигавшееся в адрес нормативизма, заключалось в том, что он описывает преимущественно должное, а не фактически наличное, а также выдвигает положения, не поддающиеся опытной проверке. Поэтому всерьез принимались только конкретные, по большей мере прикладные исследования. В целом же, в результате американского доминирования в политологии политическая теория и политическая философия на протяжении более полувека оставались на периферии политического знания, подвергаясь резкой критике со стороны позитивистов как на европейском континенте, так и за океаном.

Перелом наступил в 70-е гг. Он заключался в том, что сообщество политологов официально признало допустимость и ценность теоретического осмысления политики. «Теория политики» была выделена в отдельную субдисциплину.

Причины этого перелома можно трактовать по-разному — можно объяснять его и кризисом идеологии «тотальной научности», который дал о себе знать в послевоенные годы; этот кризис стал явным в том числе и благодаря контркультурным движениям 60-х гг. Можно ссылаться и на то, что в эти годы произошло окончательное восстановление европейской традиции политических исследований, и она начала оказывать интеллектуальное воздействие на своего недавнего «донора». А можно рассматривать подобную смену позиции как естественное следствие развития самого «поведенческого» анализа, эмпирическим путем установившего необходимость учета таких «переменных», как нормы и идеи. Но так или иначе, но нужно признать, что в западной политологии последней трети ХХ в. началась активная разработка тех вопросов, что ранее (более чем на половину столетия) были выведены за границы дисциплины как «нормативные», а именно — проблем справедливости, долга и свободы.

Начало этому процессу положили работы Лео Страусса «Что такое политическая философия» (1959), Исайи Берлина «Существует ли все еще политическая теория?» (1962) и Джона Роулса «Теория справедливости» (1971)[12] . Основной тезис, с которым выступили Страусс и Берлин, гласил: политическую мысль нельзя сводить к эмпирическим исследованиям институтов или поведения индивидов и групп, поскольку в ней неизбежно присутствует теоретико-философское измерение. Это обусловлено самой природой политического действия, которое всегда сопряжено с ориентацией на благо общества и потому обязательно предполагает необходимость для действующего субъекта выбирать те или иные ценности. Вопросы ценностного выбора находятся за пределами политической науки, как ее трактуют сторонники принципов объективизма и рациональной общезначимости, и решать их должна политическая макротеория, или даже политическая философия.

Для определения места теоретического (и в первую очередь макротеоретического) уровня политического познания Л.Страусс предложил схему взаимоотношений политической науки и политической философии, объединяющую их в рамках более общего понятия «политическая мысль» в качестве двух взаимодополняющих структурных элементов. Согласно этой схеме, теории разной степени общности присутствуют и в том, и в другом элементе, выступая в качестве некоей связующей их формы, которая в то же время позволяет выстроить все политическое знание в единую иерархически организованную структуру.

Дж. Роулс отводил философии более важную роль. Он полагал, что в основе всех политических противоречий, существующих в обществе, лежат некие фундаментальные вопросы, над разрешением которых и работает политическая философия. Тем самым именно благодаря последней становится возможной политическая кооперация и достижение консенсуса[13] .

Обсуждение выдвинутых идей вылилось в широкую дискуссию о необходимости политической теории как таковой. В результате дебатов позиции существенным образом сблизились. С одной стороны, произошла реабилитация философско-теоретического уровня политического познания в глазах «позитивной политологии». Тезис о том, что политическая мысль не может быть полностью сведена к эмпирической политической науке, но всегда предполагает и ориентированное на познание сущности политических явлений философско-теоретическое измерение, которое ни в коем случае нельзя игнорировать, в конце ХХ в. получил статус положения, принятого на основе консенсуса научного сообщества политологов. С другой стороны, сама политическая философия пришла к выводу о необходимости пересмотра собственных интеллектуальных основ и притязаний. Это нашло воплощение, во-первых, в стремлении дистанцироваться от традиции теоретического конструирования идеальных государств и способов управления ими, а во-вторых, в переосмыслении места философии в мире политики — в ее отказе от претензии на роль «вершителя судеб» или эксперта и признании себя одним из равноправных участников политического диалога[14] .

Тем не менее, дискуссия о структуре политического знания в целом, и месте философского познания политики, в частности, еще далека от завершения. Такого рода дебаты идут не только в зарубежной, но и в отечественной науке. Хочется надеяться, что детальное изучение истории дисциплины позволит исследователям более четко определить свою позицию.

Литература

Политическая наука: новые направления. М., 1999.

Алмонд Г. Политическая наука: история дисциплины // «Полис». 1997. № 6. С. 174–183.

Ганнел Дж. Г. Политическая теория: эволюция отрасли // «Вестник Московского университета». Серия 12. «Социально-политические исследования». 1993. № 1. С. 66–83.

Истон Д. Новая революция в политической науке // «Социально-политический журнал». 1993. С. 115–128.

Ордешук П. Эволюция политической теории Запада и проблемы институционального дизайна // «Вопросы философии». 1994. № 3. С. 24–37.

Фавр П. Политическая наука во Франции // «Полис». 1996. № 6. С. 109–116.

Алексеева Т.А. Политическая философия Джона Роулса. М., 1991.

Алюшин А.Л. Политическая философия Гарольда Лассуэлла // Политический процесс и политическое сознание. М., 1986.

Белов Г.А. О системе политических наук и политологии // «Вестник Московско­го университета». Серия 12. «Социально-политические исследования». 1991. № 1.

Власть и демократия: зарубежные ученые о по­литической науке / Под ред. П.А.Цыганкова. М., 1992.

Гаджиев К.С. Методологические принципы по­литологии // «Вестник Московского университета». Серия 12. «Социально-политические исследования». 1994. № 3.

Галаганова С.Г., Фролова М.А. Современная западная политическая теория: Основные парадигмы исследования. М., 1993.

Гончаров Д.В., Гоптарева И.Б. Введение в политическую науку. М., 1996. С. 3–21.

Демидов А.И., Федосеев А.А. Основы политологии. М., 1995. Раздел III.

Зарубежная политология: Словарь-справочник. М., 1998.

Ильин М.В., Коваль В.И. Что есть политика и что наука о политике (опыт нетрадиционного обзора) // «Полис». 1991. № 4.

Ильин М.В., Мельвиль А.Ю. Федоров Ю.Е. Основные категории политической науки // «Полис». 1996. № 4.

История политических и правовых учений. XX век. М., 1995.

Комоцкая В.Д., Ти­хомирова Е.Б. Гарольд Дуайт Лассуэлл — классик американской политической науки // «Социально-политические науки». 1990. № 11.

Королева-Конопляная Г.Е. Западная политическая наука в ХХ веке. М., 1994.

Малышева Н.С. Проблема предмета и содержания теории политики в политичес­кой науке США // «Вестник Московского университета». Серия 12. «Социально-политические исследования». 1992. № 3.

Никитина А.Г. О том, «как возможна» наука политология. Становление и основные методологические проблемы // «Полис». 1998. № 3. С. 147–156.

Самсонова Т.Н. Чарльз Мерриам: у истоков создания «новой науки о политике» // «Социально-политический журнал». 1996. № 5.

Семеренко Л.М. Современная западная политическая наука: формирование, эволюция, институционализация. Ростов-на-Дону, 1997.

Шмачкова Т.В . Из основ политологии Запада // «Полис». 1991. № 2.

[1] Семеренко Л.М. Современная западная политическая наука: формирование, эволюция, ииституционализация. Ростов-на-Дону: Изд-во СКНЦ ВШ, 1998. С. 24.

Для решения этой проблемы неоценимую роль может сыграть книга A New Handbook of Political Science // Ed. by R.E.Goodin, H-D.Klingemann. Oxford: Oxford University Press, 1996 ( в рус. пер. — Политическая наука: новые направления / Пер. с англ. М.М.Гурвица, А.Л.Демчука, Т.В.Якушевой. Науч. ред. Е.Б.Шестопал. М.: Вече, 1999), которая по праву может считаться энциклопедией современной политологии, поскольку содержит «самое полное собрание сведений о наиболее фундаментальных разделах политической науки, о круге работающих в этих областях политологах и о публикациях последних десятилетий» (Шестопал Е.Б. Мировая политология в российском контексте // Политическая наука: новые направления. С. 10.). К сожалению, книга вышла небольшим тиражом и почти не доступна отечественному читателю.

[2] См., например: Алмонд Г. Политическая наука: история дисциплины // Политическая наука: новые направления. М., 1999. С. 69–112; Ганнелл Дж.Г. Политическая теория: эволюция отрасли // «Вестник Московского университета». Серия 12. Соци­ально-политические исследования. 1993. № 1; Гаджиев К.С. Введение в политическую науку. М., 1997; Ильин М.В., Мельвиль А.Ю., Федоров Ю.Е. Основные категории политической науки // «Политические Ис­следования». 1996. № 4; Миронов А.В., Руденко Р.И. Преподавание со­циологии и политологии: состояние, проблемы, перспективы // «Социально-политический журнал». 1994. № 3–6.

[3] Семеренко Л.М. Указ. соч. С. 49.

[4] Во Франции она оказалась второй исследовательской структурой с таким названием. Первая французская «Свободная школа политических наук» открылась в 1672 г.

[5] Заметим, что первый политологический журнал («Political Sciences») был основан в США еще в 1880 г., а с 1886 г. стал выходить «Ежеквар­тальник политической науки» («Political Science Quarterly»), журнал, учрежденный при Колумбийском университете.

[6] См.: Дмитриев А.В. Политическая социология США. Очер­ки. Л.: Изд-во ЛГУ, 1971. С. 7.

[7] См: Политическая наука: новые направления. С. 96.

[8] Подробнее о деятельности Чикагской школы политологии говорится в указанных выше трудах Г.Алмонда, Дж.Г.Ганнелла, Л.М.Семеренко; см. также: Оберемко О.А. Чикагская традиция и политическая наука Г.Лассуэлла // «Социально-политические науки» 1990, № 11; Самсонова Т.Н. Чарльз Мерриам: у истоков создания «новой науки о политике» // «Социально-политический журнал». 1996. № 5.

[9] “Поведенческая”, или “бихевиоральная”, революция в политологии в литературе иногда рассматривается как глобальное явление, представляющее собой ориентацию на эмпирические методы исследования вообще, и датируется иначе. В данной статье представлена позиция, обоснованная в труде «Политическая наука: новые направления» (см. части II и III указ. соч.).

[10] Lasarsfeld P.F., Berelson В., Gaudet H. The People's Choice. How the Voter Makes up his Mind in a Presidential Campaign. N.Y.: Columbia Uniersity Press, 1944.

[11] См.: Доган М. Политическая наука и другие социальные науки // Политическая наука: новые направления. С. 113–146.

[12] Strauss L. What is political philosophy? Chicago: University of Chicago Press, 1959; Berlin I. Does political philosophy still exist? Oxford: Oxford University Press, 1952; Rawls J. A theory of justice. Cambridge (Mass.): Harvard University Press, 1971 ( в рус. переводе — Ролз Дж. Теория справедливости. Новосибирск, 1995).

[13] Более подробно см.: Rawls J. Justice as fairness: Political not metaphysical // «Philosophy and Public Affairs». 1985. Vol. 14; Rawls J. Political liberalism. N.Y.: Columbia University Press, 1993. См. также: Алексеева Т.А. Политическая философия Джона Роулса. М., 1991; Кузьмина А.В. Нравственные аспекты либеральной концепции справедливого общества и морально-политическая философия Дж. Роулса. М., 1998.

[14] Более подробно см.: Сморгунов Л.В. Основные направления современной политической философии: Учебное пособие. СПб.: Изд-во С.-Петерб.ун-та, 1998.