Волков А. А.
Слово риторика (от греческого глагола rheo – говорю, ср русск. “речь”) первоначально означало ораторское искусство. Многие греческие города-государства, как Афины, управлялись демократически. Политические и судебные решения принимались голосованием на сходке, результаты которого определялись убедительностью публичных речей и впечатлением, которое оратор производил на собравшихся граждан. Убедительность речи зависела от ее логоса - силы доводов, приводившихся оратором, этоса - уместности речи, ее соответствия общепринятым обычаям и взглядам и филокалии (букв. благолепия - красоты) оратора и его речи, пафоса - эмоций (гнева, сострадания, мужества, милосердия и др.), возбуждаемых в публике словесным искусством оратора. В этих условиях в V-IV веках до Р.Х. сложилась профессия софистов - «знатоков, мастеров», платных учителей философии и ораторского искусства, которые обучали молодых людей технике аргументации и приемам воздействия словом.
Изобретателем риторики древние называют философа Эмпедокла (495-435 до Р.Х.), который «достиг великой силы слога, пользуясь и метафорами и прочими поэтическими приемами» (Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. VIII, 57. М. «Мысль», 1986. С. 322), и прославился, согласно легенде, тем, что якобы бросился в кратер вулкана Этны – «этим он хотел укрепить молву, будто он сделался богом» (Диоген Лаэртский. Там же. С.325). Но, очевидно, первую конструкцию риторики разработал ученик Эмпедокла «искуснейший в науке красноречия и составивший ее учебник, а проживший (по словам Аполлодора в «Хронологии») целых сто лет» (Там же. VIII 58) софист Горгий Леонтинский (485-380 до Р.Х.). Горгий построил первый свод топики (учения об основаниях аргументов), предложил учение об аргументации, выделил и обозначил риторические фигуры и создал школу риторов (Магаффи Дж. История классического периода греческой литературы. Т.2. М., 1883. С. 73-74).
Другим изобретателем риторики как искусства полемики, цель которой – победа в споре, считается философ-материалист Протагор из Абдеры (480-410), полагавший, что «человек есть мера всем вещам – существованию существующих и несуществованию несуществующих», что душа «есть чувства и больше ничего... и что все на свете истинно» (Диоген Лаэртский. Там же. IX, 51. C. 348). В этом качестве материалиста, гуманиста и демократа Протагор первым стал брать за уроки риторики плату в сто мин (афинская мина - 436,6 г. серебра) и, соответственно, специально обучать эристическим уловкам: «...о мысли он не заботился, спорил о словах, и повсеместное нынешнее племя спорщиков берет свое начало от него» (Диоген Лаэртский. Там же ( IX, 52-53). C. 349).Заметим, что когда другой материалист и гуманист Дионисий Сиракузский младший продал Платона в рабство, друзьям Платона удалось собрать за его выкуп двадцать мин серебра.
Риторика в собственном смысле начинается с утверждения величайшим мыслителем античности Платоном (427-347 г до Р.Х.) задач и целей публичной аргументации и с определения ее этического и познавательного статуса. В диалоге Платона «Горгий» отражено понимание риторики софистами:
«Сократ. ... объясни, что ты имеешь в виду, говоря о величайшем благе и называя себя его создателем.
Горгий. То, что поистине составляет величайшее благо и дает людям как свободу, так равно и власть над другими людьми, каждому в своем городе.
Сократ. Что же это, наконец?
Горгий. Способность убеждать словом и судей в суде, и советников в совете, и народ в народном собрании, да и во всяком ином собрании граждан. Владея такою силой, ты и врача будешь держать в рабстве, и учителя гимнастики, а что до нашего дельца, окажется, что он не для себя наживает деньги, а для другого – для тебя, владеющего словом и уменьем убеждать толпу» (Платон. Горгий. 452,d-e. Соч. Т.1. М, «Мысль», 1968. С. 264-265).
Платон критикует софистику в первую очередь за хаотические последствия публичной речи, лишенной нравственного и предметного основания: «Так вот, когда оратор, не знающий что такое добро, а что – зло, выступит перед такими же несведущими гражданами с целью их убедить, причем будет расхваливать не тень осла, выдавая его за коня, но зло, выдавая его за добро, и, учтя мнения толпы, убедит ее сделать что-нибудь плохое, какие, по-твоему, плоды принесет впоследствии посев его красноречия?». (Платон. Федр. 260d. Соч. Т.2. С.198).
По мысли Платона, Горгий и другие софисты, обучая технике эристической диалектики, разрушают общество, поскольку ловкая речь создает в неподготовленной аудитории иллюзию компетентности, в результате чего ответственные посты в государстве занимают безнравственные и неподготовленные люди: «Знать существо дела красноречию нет никакой нужды, надо только отыскать какое-то средство убеждения, чтобы казаться невеждам бóльшим знатоком, чем истинные знатоки» (Платон. Горгий.459с. Соч. Т.1. С.273). Поэтому ответственность учителя риторики за содержание его риторического учения и последствия преподавания (Платон. Горгий. 458d, 519d. Соч. Т.1 С.273-274, 355) определяется уровнем нравственной подготовки учеников.
Основная задача ритора и преподавателя риторики состоит, по Платону, в повышении компетентности общества: «А если мы проявим заботу о своем государстве и согражданах, не должны ли мы стремиться к тому же – чтобы сделать сограждан как можно лучше? Ведь без этого, как мы установили раньше, любая иная услуга окажется им не впрок, если образ мыслей тех, кому предстоит разбогатеть, или встать у власти, или вообще войти в силу, не будет честным и достойным» (Там же. С.348).
Цель риторики – подготовка компетентного гражданина, в первую очередь государственного деятеля и судьи, ораторское искусство которого совершенствует нравы общества (Там же. С.352-353).
Истинное искусство риторики, по мысли Платона, далеко выходит за пределы техники аргументации, а истинный ритор предстает как философ: «Так довольно нам развлекаться рассуждениями о речах. А ты пойди и сообщи Лисию, что мы с тобой, сойдя к источнику нимф и в святилище Муз, услыхали там голоса, которые поручили нам сказать Лисию и всякому другому, кто сочиняет речи, да и Гомеру и всякому другому, кто слагал стихи для пения и не для пения, а в-третьих, Солону и всякому, кто писал сочинения, касающиеся гражданского устройства, в виде речей и называл эти речи законами: если такой человек составил свои произведения, зная, в чем заключается истина, и может защищать их, когда кто-нибудь станет их проверять, и если он сам способен устно указать слабые стороны того, что он написал, то такого человека следует назвать не по его сочинениям, а по той цели, к которой были направлены его старания.... Название мудреца, Федр, по-моему для него слишком громко... Любитель мудрости - философ или что-нибудь в этом роде – вот что больше ему подходит и более ладно звучит» (Платон. Федр 278с. Соч.Т.2. С. 221).
Платон прекрасно владел риторической техникой и искусно использовал ее в своих произведениях. Проблема познавательной ценности аргументации правдоподобного, поставленная Платоном, непосредственно связана с проблемой самой риторики в системе знания. В отличие от науки, которая имеет дело с существующим и потому содержит знание, предмет риторической аргументации – промежуточная область между существующим и несуществующим, область становящегося и возможного: « В каждом виде поэтому есть много бытия и в то же время бесконечное количество небытия» (Платон. Софист. 256е. Соч. т.2. С.381). Суждение о возможном, различным образом соединяя в себе ощущение и фантазию, может содержать истинное и ложное мнение.
Задача превращения риторики в научную дисциплину решена Аристотелем (384-322 до Р.Х.). «Риторика» Аристотеля – первая систематическая монография, описывающая «способность находить возможные способы убеждения относительно каждого данного предмета» (Аристотель. Риторика. 1355b, 25. Античные риторики. Под ред. А.А. Тахо-Годи. М., 1978. С. 19) – представляет собой, по выражению А.Ф. Лосева, логику иррациональности. Эстетическое учение Аристотеля «всю художественную область трактует именно не как абсолютную достоверность и реальное бытие, но только как возможность, как такое бытие, которое может быть, а может и не быть и которое, собственно говоря, нейтрально к обычно понимаемой действительности и оценивается не с точки зрения своего абсолютного наличия или отсутствия, но с точки зрения того среднего, что находится между «быть» и «не быть»... Теперь Аристотель и привлекает ту логическую область, которая не основана на чистом разуме и абсолютной достоверности, но которая основана как раз на этой бытийно-нейтральной области искусства. Такую логику он и называет диалектикой. И это является диалектикой уже в смысле чисто аристотелевском. Диалектика, по Аристотелю, есть логика чистой возможности или вероятности, а не абсолютной достоверности. Именно этой логикой пользуемся мы, когда хотим друг друга в чем-нибудь убедить. И это – та подлинная логика, которой пользуются и художники и все, кто воспринимает и переживает их художественные произведения. Этой логикой и пользуется риторика вообще, то есть искусство кого-нибудь в чем-нибудь убеждать. Искусство, построенное на диалектической логике, то есть на логике бытийно-нейтральной, и есть риторика» Лосев А.Ф. История античной эстетики. IV. Аристотель и похдняя классика. «Искусство». М., 1975. С.529-531.
Аристотелевское понимание риторики как теории аргументации связано с этическим мотивом критики софистов: «Риторика полезна, потому что истина и справедливость по своей природе сильнее своих противоположностей, а если решения постановляются не должным образом, то истина и справедливость необходимо побеждаются своими противоположностями, что достойно порицания» (Аристотель. Риторика /1355а, 21-24/. Там же. С.17). Поэтому и владеть средствами риторической аргументации может и должен человек воспитанный и образованный. Если «способ убеждения есть некоторого рода доказательство» (Аристотель. Риторика. 1355а, 5-10. С. 17), то содержание риторической аргументации подлежит сознательной оценке и критике с позиций знания и нравственности: «Находчивым в деле отыскания правдоподобного должен быть тот, кто так же находчив в деле отыскания самой истины».
По мысли Аристотеля, риторика, хотя она может рассматриваться и иногда рассматривается как отрасль политики (этот политологический аспект риторики и связь риторики с политическим учением Аристотеля рассматривается в работе: Рождественский Ю.В. Теория риторики. Добросвет. М., 1999. С.11-20), на самом деле «есть некоторая часть и подобие диалектики: и та и другая не есть наука о каком-либо определенном предмете, о том, какова его природа, но обе они - лишь методы для нахождения доказательств» (Аристотель. Риторика. 1356а, 25-34. С.20).
В теории Аристотеля мышление неразрывно связано со словом - речь, высказывание (логос) содержит утверждение чего-то о чем-то, то есть предикативность. Высказывание может быть простым и составным: «Высказывание едино, но в двух различных смыслах: или как обозначение чего-то одного, или как соединение многого - так, «Илиада» едина как соединение, а определение человека - как обозначение одного» (Аристотель. Поэтика.1457а 28-30. Соч. Т.4. С.668).
Такая «высказывающая речь» может содержать аргументацию, то есть словесно выраженные и обоснованные мысли, которые предстоят как истинные или ложные, а обоснование которых - убедительно или неубедительно. Поэтому риторика и выступает у Аристотеля как наука «о речи и о мысли», об отношении мышления к слову: «... о том, что касается мысли, следует говорить в риторике, так как это принадлежность ее учения. К области мысли относится все, что должно быть достигнуто словом; части же этой задачи - доказывать и опровергать, возбуждать страсти (такие, как сострадание, страх, гнев и тому подобные), а также возвеличивать и умалять» (Аристотель. Поэтика. 1456а, 35-1456b, 2. Соч. «Мысль». М., 1984. С. 666).
Что же касается диалектики, то она представляет собой «способ, при помощи которого мы в состоянии будем из правдоподобного делать заключения о всякой предлагаемой проблеме и не впадать в противоречие, когда мы сами отстаиваем какое-нибудь положение» (Аристотель. Топика. 101a 18-20. Соч.. Т.2. С.349). Поскольку диалектика является наукой о правдоподобных умозаключениях, исходящих из посылок, которые представляются правильными всем или большинству, или компетентным в предмете людям, но одновременно - инструментом образования и методологией решения спорных проблем, то будучи «способом исследования, она прокладывает путь к основам всех учений» (Там же. 101b. С.351). В этом методологическом смысле риторика предстает как часть диалектики. Действительно, диалектическая аргументация, по Аристотелю, - основа риторики.
Но риторика не сводится к диалектике: аргументы - диалектические, дидактические, испытующие, эристические (Аристотель. О софистических опровержениях. 165а 38 - 165b 10. Соч. Т.2. С.537) - рассматриваются в риторике как словесные поступки, совершаемые определенными людьми в определенных культурно-языковых и исторических обстоятельствах и с определенной целью.
«Риторика» Аристотеля состоит из трех частей (книг). В первой книге дается определение риторики, рассматривается ее отношение к диалектике и другим наукам. Главное свойство риторической аргументации в ее принципиальной спорности: имеет смысл совещаться лишь о таких предметах, о которых существуют и могут существовать различные мнения. По мысли Аристотеля, риторическая аргументация может быть двух типов: техническая, основанная на умозаключениях, и нетехническая, основанная на фактах. Аристотель уточняет природу риторической аргументации, отделяя субъективную (психологическую) убедительность речи как доверие конкретного человека к ее содержанию от объективной убедительности речи, вытекающей из отношения ее содержания к культурно значимой форме словесного воплощения замысла: «Риторика не рассматривает того, что является правдоподобным для отдельного лица, ... но имеет в виду то, что убедительно для всех людей, каковы они есть» (Риторика. 1356b. С. 21).
«Речь слагается из трех элементов: из самого оратора, из предмета, о котором он говорит, и из лица, к которому он обращается»; (Риторика. 1358b. С.24) аудитория и есть конечная цель речи.
Речи (риторические высказывания) разделяются на три вида – совещательные, показательные (эпидейктические) и судебные. Аргументация в каждом из этих видов речей может быть положительной и отрицательной. Содержание совещательных речей – будущее, задача – склонять к решению или отклонять от решения, а цель – польза или вред. Содержание судебных (судительных) речей – прошлое, задача обвинять иоли оправдывать, а цель – справедливое и несправедливое. Содержание эпидейктических речей – настоящее, задача – похвала или порицание, цель – прекрасное или постыдное.
Совещательный ритор говорит о финансах, о войне и мире, о безопасности, о внешнетогрговых отношениях и о законодательстве. Польза и вред связаны с представлениями людей о счастье. Поэтому ритор должен хорошо знать политику, экономику, военое дело, международные отношения и нравственные установления общества. Эпидейктический ритор говорит о прекрасном и безобразном. Поэтому он должен хорошо знать философию, искусство, обычаи того общества, к которому обращается. Судебный ритор говорит о справедливых и несправедливых поступках. Поэтому он должен владеть антропологическими знаниями, чтобы уметь отличать намеренные поступки от непреднамеренных действий, а также понимать психологические мотивы поступков людей. Он должен также хорошо знать философию и право – естественное и позитивное, то есть всеобщие принципы права (неписаные законы) и конкретное законодательство (писанные законы).
Во второй книге «Риторики» рассматриваются условия убедительности речи: (1) страсти и нравы аудитории; (2) приемы доказательства положений. Нравы аудитории и ритора называются этосом, страсти (риторические эмоции) – пафосом, приемы доказательства – логосом.
Аристотель называет основные пафосы: гнев – милость, страх – мужество, стыд – наглость или бесстыдство, благодарность – неблагодарность, негодование – сострадание, зависть, соревнование и указывает приемы возбуждения этих страстей. Учение о нравах (этос) связывается с возрастом (юность, зрелость, старость), социальным происхождением, материальным положением, общественной влиятельностью.
К основным приемам доказательства (логос) относятся пример и энтимема (риторическое умозаключение). Примеры подразделяются на фактические и вымышленные (модели) – басню и притчу. Энтимемы представляют собой умозаключения, посылки которых – положения, содержащие знаки или представляющие собой вероятностные суждения. В таком случае энтимемы представляют собой прогностические высказывания, надежность которых определяется типом знака (обязательного или факультативного признака), который в них используется или установленной степенью достверности (Риторика. 1357а 1357в 20. С.22-23). Кроме того, посылки энтимем могут быть опущены и подразумеваются. Например: если ты будешь говорить справедливое, тебя возненавидят люди, а если будешь говорить несправедливое – тебя возненавидят боги, поэтому не следует говорить политические речи; или: если ты будешь говорить справедливое, то будешь угоден богам, а если несправедливое – то будешь угоден людям, поэтому следует говорить политические речи. Оба умозаключения онованы на опущенных посылках: боги справедливы, люди несправедливы; политический оратор может говорить справедливое и несправедливое. (Риторика. 1399а. 18-29. С.116) Но далее: если ты будешь говорить несправедливое, то ты будешь угоден людям, но неугоден богам; если ты будешь говорить справедливое, то будешь угоден богам. но неугоден людям. Что ты предпочитаешь? Посылки риторических аргументов могут исходить либо из данных частных наук, либо из положений, которые принимаются как достоверные или правильные, либо представляются общими для всех людей. Такие общие положения или общие места (топы) выступают как основа риторической аргументации в области общественных отношений («боги ненавидят несправедливость») или явленй природы («целое больше части»).
Акад. Ю.В. Рождественский следующим образом связывает категории «Риторики» Аристотеля с его общественнонаучными идеями.
Категории полезного и вредного, справедливого и несправедливого, прекрасного и постыдного являются отнесеним риторической аргументации к соответствующим классам общих мест. Общество, в изображении Аристотеля, представляет собой информационную систему, поэтому каждый тип общественного устройства (монархия – тирания, аристкратия – олигархия, полития – демократия) предполагает определенный способ принятия решений в совещательной речи, которая и обращена к тем, кто решение принимает. Отсюда: понятие пользы и вреда для людей различного общественного положения, возраста, имущественного состояния и профессии будет различным. Но в любом случае оно определяется тем, каковы уровень культуры и интересы правящей группировки: в тирании, олигархии и демократии таким критерием пользы будет корысть, а в монархии, аристократии и политии – общественная польза. Вместе с тем, каждый тип принятия решения (монархический, аристкратический и политический) определяется объемом аудитории, к которой обращается ритор: чем меньше по составу и чем лучше подготовлена аудитория, тем большие возможности основательной аргументации открываются перед ритором, чем шире аудитория, тем более она будет подчинена эмоции и этосу. Но понятие общественной пользы подчинено понятию справедливости (правосудности) как высшей добродетели (Никомахова этика. 1129а-1138 в 20. Соч. Т.4. С. 145-171) – «законопослушный правосуден», а: «Законы говорят обо всех вместе, причем имеют в виду либо пользу всех, либо лучших, либо имеющих власть по добродетели или как-то еще иначе, так что в одном из значений мы назовем правосудным то, что для взимоотношений в государстве создает и сохраняет счастье, и все, что его составляет" (1129в 15-18. С. 147). Справедливое именно как правосудное и является предметом судебной (в широком смысле) речи. Но сама справедливость является, по Аристотелю, экономической категорией и при различии профессий, качества и форм труда (Аристотель имеет в виду только тех, кто организует труд, но не рабов-исполнителей) мерой труда являются деньги, поскольку обмен невозможен без уравнения ценностей. Поэтому оранизация речевых отношений и техника аргументации в судебной речи связаны в первую очередь с отношениями между словом, характером разделения труда и оценкой объема труда в деньгах, при этом слово является инструментом регулирования всех экономических отношений (Рождественский Ю.В. Теория риторики. С.11-19).
Судебная аргументация, по Аристотелю, включает нетехнические аргументы (законы, свидетельские показания, договоры, показания под пыткой, клятвы) и технические аргументы – рассуждения. В технических аргументах могут различным образом обосновываться, толковаться и интерпретироваться нетехнические: приведение факта к закону содержит энтимему (в современной практике она называется юридическим или нормативным силлогизмом), но общее место (топ) является критерием применимости юридического силлогизма: и на каждый род нетехнических доказательств существует своя топика, например: «Доказательства надежности и ненадежности договора ничем не отличаются от расуждения о свидетелях, потому что договоры получают характер надежности в зависимости от того, каковы лица, подписавшие их и хранящие их» (Аристотель. Риторика. 1376в 3-5. С. 66). А характер лица определяется в показательной речи через категории прекрасного и постыдного, поэтому показательная речь задает общие ценности и правила поведения, то есть является речью воспитательной: «Говоря об этом (добродетели, пороке, прекрасном и постыдном - А.В.), мы вместе с тем выясним, в силу чего о нас может составиться понятие, как о людях известного нравственного характера...» (Риторика. 1366а25. С.43).
В третьей книге «Риторики» рассматриваются вопросы стиля и композиции речи. Аристотель называет достоинства стиля: ясность, правильность, краткость, выразительность, этичность, уместность, благозвучие. С точки зрения характера связи между предложениями речь может быть беспрерывной и периодической. Завершенность беспрерывной речи определяется ее содержанием. Периодическая речь состоит из логически и ритмически организованных фраз (периодов), строение которых обозримо и отражает структуру отдельной мысли.
С точки зрения отношения отдельной мысли к ее словесному выражению Аристотель использует понятие выражения; к выражениям относятся метафоры (слова в переносном значении) и обороты речи. В композиционном отношении речь состоит из четырех основных частей: вступления, изложения, доказательства и заключения.
«Риторика» Аристотеля не первое руководство по ораторскому искусству, но первый дошедший до нас научный трактат, в котором систематически изложена теория публичной аргументации.
Науки и слове, в частности риторика, активно разрабатывались в эллинистический период античности. Особая заслуга в этом отношении принадлежит философским и научным школам стоиков – последователей Зенона (335-262 до Р.Х.) и Хрисиппа (280-204 до Р.Х.), перипатетиков – последователей Аристотеля) и академиков – последователей Платона.
В учении стоиков разработана следующая классификация знаний и учебного предмета (Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М.: «Мысль»,1986. С.259-272): все знание (философия) подразделяется на три части: физику, этику и логику. В состав логики входят диалектика и риторика. Диалектика включает общее учение о языке, которое в наше время называется языкознанием, учения о видах высказываний и о строении высказывания, которые в настоящее время относятся к общей филологии (теории словесности), литературоведению и логике.
Из диалектики выделяется учебный предмет грамматики как «искусства понимать поэтов и историков, руководящее главным образом формой речи в соответствии с аналогией и обиходом» (Цит. по: Античные теории языка и стиля. Под ред. О.М. Фрейденберг. М.-Л. ОГИЗ, 1936. С.106). В задачи учебного предмета грамматики входили умение читать и писать, объяснение переносных значений слов, толкование трудных слов, нахождение этимологии, то есть смысловых связей слов по их звуковому составу, отбор аналогий, то есть парадигм склонения и спряжения, стилистическая оценка произведений, «что является самым прекрасным в этом искусстве». (Там же. С. 106) В задачи собственно диалектики входили учения о строении системы языка, о представлении, высказывании и умозаключении.
Риторика, как «наука хорошо говорить при помощи связных рассуждений» (Диоген Лаэртский. Там же. С.260) выстраивается стоиками как последовательность создания целесообразного высказывания и подразделяется на нахождение (изобретение), изложение, построение и исполнение речи (Там же. С. 260); впоследствии строение учебного предмета риторики принимает следующий вид: изобретение, расположение, выражение, запоминание, исполнение или действие (Квинтилиан указывает обычный общепринятый порядок частей риторики: «Omnibus autem orandi ratio, ut pluribi maximique auctores tradiderunt, quinque partibus constant: inventione, dispositione, elocutione, memoria, pronuntione sive actione». Oeuvres complètes de Quintilien. T.1. P., Garnier. p. 218).
Таким образом складывается система общего образования, называемая тривиумом (trivium - трехпутье): грамматика, диалектика, риторика (См. Адо И. Свободные искусства и философия в античной мысли. М., «Греко-латинский кабинет» Ю.А. Шичалина, 2002).
Римская риторика
В риторических сочинениях римских авторов нет принципиально новых идей: понятийный аппарат, содержание риторики в основном разработаны греками. Латинские риторики существовали еще в начале I века до Р.Х., например, «Риторика к Гереннию» - анонимное сочинение, одно время приписывавшееся Цицерону, но написанное в начале I века до Р.Х., хотя преподавание собственнно латинской риторики некоторое время даже возбранялось. В римской традиции риторика утверждается и систематизируется как словесная наука о человеке в его отношении к обществу, она становится своего рода государственной идеологией и охватывает основное содержание научно-философской, юридической и художественной культуры.
Самым знаменитым римским оратором и теоретиком риторики считается Марк Туллий Цицерон (106 - 43 г. до Р.Х.), писатель, государственный деятель, адвокат конца республиканской эпохи, сочетавший высокую эллинистическую литературную и философскую образованность с римским практицизмом и юридизмом. Речи и письма Цицерона, в значительной части дошедшие до нас, являются непревзойденным образцом латинской прозы.
Несомненное значение риторических идей Цицерона в том, что они, не претендуя на оригинальность, отражают опыт этого великого мастера слова и содержат авторитетные оценки положений риторики.: старшим современником Цицерона был прославленный энциклопедическими знаниями и многочисленными сочинениями филолог, юрист и историк Марк Теренций Варрон (116-27 г. до Р.Х.), разработавший весь комплекс наук о слове, в том числе, очевидно, и основные вопросы риторики, но от творчества Варрона сохранились лишь трактат по сельскому хозяйству, работа «О латинском языке» и несколько поэтических фрагментов.
Цицерон рассматривает риторику как эмпирическую науку, задача которой состоит в осмыслении и обобщении реального опыта аргументации: «В самом деле, если определять науку, как только что сделал Антоний, – «наука покоится на основах вполне достоверных, глубоко исследованных, от произвола личного мнения независимых и в полном своем составе усвоенных знанием», – то, думается, никакой ораторской науки не существует. Ведь сколько ни есть родов нашего судебного красноречия, все они зыбки и все приноровлены к обыкновенным ходячим понятиям. Но если умелые и опытные люди взяли и обратились к тем простым навыкам, которые сами собой выработались и соблюдались в ораторской практике, осмыслили их и отметили, дали им определения, привели в ясный порядок, расчленили по частям, – и все это, как мы видим, оказалось вполне возможным, – в таком случае я не понимаю, почему бы нам нельзя было называть это наукой, если и не в смысле того самого точного определения, то по крайней мере согласно с обыкновенным взглядом на вещи» (Цицерон. Об ораторе. Эстетика: Трактаты. Речи. Письма. – М.: Искусство, 1994. С. 343-344).
Римская ораторская практика времени Цицерона была в основном судебной и политической. Судебная речь содержит наиболее сложную и острую аргументацию, поскольку она предполагает соревнование сторон в судебном процессе, а решение принимается на основе взвешенной оценки компетентным судьей доказательств, исходящих из анализа обстоятельств дела, системы позитивного права и моральных норм, принятых в обществе. Поэтому именно судебная речь рассматривается Цицероном как основная форма публичной аргументации: при овладении судебной риторикой всякая иная речь – совещательная или показательная – представляется относительно нетрудной задачей (Цицерон. Там же. С. 241).
По мысли Цицерона, оратор – государственный деятель, который средствами публичного слова организует общественную жизнь, обеспечивает регулярное правосудие, поддерживает высокий уровень общественной нравственности и единства общества и «всему государству в целом приносит счастье и благополучие» (Там же. С. 169).Поэтому «оратором, достойным такого многозначительного названия, будет тот, кто любой представившийся ему вопрос, требующий словесной разработки, сумеет изложить толково, стройно, красиво, памятливо и в достойном исполнении» (Там же. С. 176). Таким образом, профессия оратора требует глубокой и всесторонней подготовки не только в смысле овладения техникой речи, но в содержательном плане, поскольку «никто не может говорить хорошо о том, чего он не знает» (Там же. С. 176).
Ораторская профессия требует в первую очередь природного дарования: хорошего голоса и внешних данных, способности к связной, плавной, свободной речи, смелости, чувства ответственности, находчивости и памяти, природного ума – «оратор должен обладать остроумием диалектика, мыслями философа, словами чуть ли не поэта, памятью законоведа, голосом трагика, игрою такою, как у лучших лицедеев. Вот почему в роде человеческом никто не попадается так редко, как совершенный оратор» (Там же. С. 190). Но качества эти могут быть развиты воспитанием и обучением у всякого, кто обладает ими в той или иной мере, при должном «рвении и восторженной любви к делу» (Там же. С. 191).
В курс риторики входят изучение теории, правила которой «явились как свод наблюдений над приемами, которыми красноречивые люди ранее пользовались бессознательно» (Там же. С.194); упражнения: постановка голоса и жеста, подражание образцам; письменное изложение и письменные сочинения, в которых отрабатывается стиль; переводы, заучивание наизусть ораторских и художественных текстов; аналитическое чтение произведений художественной литературы; специальные упражнения на изобретение аргументов и произнесение учебных речей, а впоследствии индивидуальная практика под руководством опытного юриста или политика.
Общее образование ценится Цицероном как осведомленность в изящной словесности – философии, истории и науках, в греческой и латинской эпической, драматической и лирической поэзии. Такое общее образование является, по мысли Цицерона, украшением речи: «так как ораторское искусство не должно быть убогим и бледным, а должно быть приятно разубрано и расцвечено самыми разнообразными предметами, то хорошему оратору следут многое услышать, многое увидеть, многое обдумать и усвоить и многое перечитать, однако не присваивать это себе, а только пользоваться из чужих запасов» (Там же., С. 212).
Оратор – блестящий дилетант в философии, истории и литературе, использует их по мере необходимости, но не основывается на них. Поскольку практический результат – выигрыш дела - является реальной задачей, существенно не то, что считает истинным или правильным сам оратор, а то, что считает истинным или правильным аудитория. Поэтому, если цель греческого ритора, по Платону и Аристотелю, состоит в воспитании общества, в распространении истинного знания и духовной нравственности, то римский оратор, по Цицерону, говорит то, что угодно римскому народу: «Широту и глубину их науки и мысли я не только не презираю, – я ими от души восхищаюсь; однако для нас, среди нашего народа на нашем форуме, достаточно знать и говорить о людских обычаях то, что не расходится с людскими обычаями» (Там же. С. 212».
Естественно, что высказываясь, в пределах обыденного здравого смысла римского народа, который, само собой разумеется, «выше всех народов государственной мудростью» (Там же. С.206), оратор опирается в первую очередь на позитивное право, всегда остающееся для него единственным критерием приемлемости суждений. Общепринятая практическая мораль и римское право становятся основой мировоззрения: религия и духовная мораль, философия, наука, искусства подчинены правовой норме, регулирующей столкновение практических интересов – «ведь наше-то слово должно доходить до ушей толпы, должно пленять и увлекать сердца, должно предлагать такие доказательства, которые взвешиваются не на весах золотых дел мастера, а как бы на рыночном безмене» (Там же. С. 263).
Итак, по Цицерону, «ритор – дилетант в самом широком смысле этого слова; его дело – не «единое», но «все», не самососредоточение, но саморазвертывание личности, не ее систола(гр. сокращение, сжатие, углубление – А. В.), но ее диастола (расширение – А. В.» (Аверинцев С. С. Античный риторический идеал и культура Возрождения. – Античное наследие в культуре Возрождения. М.: «Наука», 1984. С. 151. Но дилетант лишь в плане мировоззрения, что же касается практического интереса, то здесь ритор выступает самым настоящим профессионалом, который всегда хорошо «знает, сколько есть средств, чтобы вызвать требуемое впечатление, в чем они состоят и какой род речи для этого нужен»(Там же).
Цицероновский взгляд на ритора и на риторику оказал могущественное влияние на всю последующую западноевропейскую культуру вплоть до нашего времени. Однако, по выражению биографа Цицерона Гастона Буассье, «причины, сделавшие из него неподражаемого писателя, мешали ему быть хорошим политиком» (Буассье Г. Цицерон и его друзья (Очерк римского общества времен Цезаря). М., 1880. С. 32).Чрезмерное увлечение политической практикой и стремление к непосредственному успеху, очевидно, не позволили Цицерону по достоинству оценить то место из «Государства» Платона, где предсказываются последствия общественных порядков во времена Цицерона: «В демократическом государстве только и слышишь, как свобода прекрасна и что лишь в таком государстве стоит жить тому, кто свободен по своей природе... все принудительное вызывает у них возмущение как нечто недопустимое. А кончат они тем, что перестанут даже считаться с законами – писаными или неписаными, – чтобы уже вообще ни у кого и ни в чем не было над ними власти... По пословице, «избегая дыма, угодишь в огонь»: так и народ из подчинения свободным людям попадает в услужение к деспотической власти и свою неумеренную свободу меняет на самое тяжкое и горькое рабство – рабство у рабов» (Платон. Государство. Соч. в 4-х томах. Т.3. (1). М.: «Мысль», 1971. С.379-389).
Цицерон был убит 7 декабря 43 года по распоряжению Марка Антония, который в 30 году, после поражения в гражданской войне против Октавия Цезаря, покончил в Александрии жизнь самоубийством. Власть полностью перешла в руки Октавия Цезаря и начался новый этап истории Рима – эпоха принципата. Состояние дел в государстве, успешно предсказанное еще Платоном, сменилось устойчивым монархическим порядком после того, как Сервий Сульпиций Гальба в 68 году нашей эры сверг Нерона и был провозглашен императором.
Среди друзей нового императора был уроженец Испании Марк Фабий Квинтилиан, который, несмотря на свою молодость – он родился в 42 году, – уже приобрел известность как талантливый адвокат, литератор и преподаватель риторики. В том же году Гальба учредил в Риме государственную кафедру римской риторики, которую и поручил Квинтилиану. Свое главное сочинение «Instinutio oratoria» в 12 книгах Квинтилиан начал писать, имея двадцатилетний стаж преподавания. Уже первые три книги имели значительный успех, и император Домициан, которому Квинтилиан посвятил свой труд, поручил ему воспитание своих внучатых племянников.
Главная мысль всего сочинения, которое иногда и называют не «Двенадцать книг риторических наставлений», а «Воспитание оратора», состоит в том, что образование оратора должно начинаться с детства. Рассматривая причины упадка элоквенции, Квинтилиан указывает, что не падение нравов приводит к плохой риторике, но что и упадок красноречия и падение нравов имеют общую причину - невнимание родителей к детям, неправильное воспитание и обучение (Quint. Ibid. p. XII). Оказывается, что когда будущий оратор приступает к занятиям риторикой, именно недостатки предварительного образования препятствуют ему освоить ораторское искусство: «latent fundamenta» - “скрыты основы”.
Риторика преподается на возделанной почве: постоянные занятия, чтение, письмо, упражнения в устной речи, в особенности заучивание и декламация, создают способность к свободной и выразительной речи. Воспитание оратора начинается с выбора кормилицы, которая должна не только владеть правильной народной речью, но с младенчества привить ребенку начала нравственного и достойного поведения, которые содержатся в песнях, сказках, народных пословицах и поговорках, играх. Когда придет время отдать ребенка в начальную школу, то государственную школу следует по возможности предпочесть частной, но в особенности нужно тщательно следить за качеством преподавания и при первых признаках некомпетентности учителя немедленно сменить школу.
В начальной школе формируются основные положительные качества, но и пороки речи, поэтому необходимо следить за тем, как ребенок осваивает грамматическую систему языка, как развивается его словарный запас, насколько он умеет использовать лексику в прямом и переносном значении. Серьезное внимание следует уделить навыкам письма правописанию и выбору круга чтения.
Занятия музыкой и изобразительным искусством развивают речевые способности, поэтому ими не следует пренебрегать. Изучение математики, в особенности геометрии, дисциплинирует разум, создает навык устойчивого внимания и сосредоточенности. Театр - прекрасная школа декламации и жеста, поэтому подростка полезно водить в театр, чтобы он освоил четкое и выразительное произношение и ритм публичной речи, контролируя репертуар представлений, на которых может присутствовать подросток. Но при этом важно не упускать из виду, что многопредметность опасна, так как создает иллюзию знаний и приводит к верхоглядству.
Отдавая подростка в риторическую школу, следует удостовериться в надежности преподавателя, в его нравственности и профессиональной компетентности. Преподаватель риторики должен быть хорошо подготовлен в методическом отношении, он должен понимать основные принципы дидактики и в упражнениях двигаться от простого к сложному. Тщательный и правильный отбор ораторов и историков, произведения которых проходятся в классе, умение при изучении классиков развивать память учащихся свидетельствуют о профессиональном уровне учителя. Не менее важным считает Квинтилиан индивидуальный подход к ученику, позволяющий развивать его способности до максимально возможного уровня. Но учитель должен быть строг и требоватален, именно эти качества не только являются условием результативного обучения, но развивают в ученике ответственность и чувство долга. Цель учителя - систематическое образование учащихся, но образованность означает продуманность и ответственность суждений и понимание ограниченности собственных знаний, поэтому часто кажется, что необразованные люди более сообразительны, чем образованные: они готовы высказываться о чем угодно.
Что же такое риторика, каково ее образовательное и общественное значение? Существует несколько видов искусств. Одни из них являются умозрительными и имеют целью познание и оценку вещей. Умозрительные искусства предполагают не действия, но интеллектуальное рассмотрение предмета. Практические искуства имеют целью действие, после которого ничего не остается: таков танец. Творческие искусства, как живопись, состоят в создании произведения, чего-то завершенного и видимого.
Риторика сочетает в себе элементы всех видов искусств: размышление, действие, продукт в виде произведения слова. Но если ее нужно отнести к одному из этих видов, то она «назовется искусством деятельным или управляющим (dicatur activa vel administrativa), таково имя ее предмета» (Quint. Ibid. P. 119). Как всякое искусство, элоквенция требует природного таланта, который развивается размышлением и упражнением, но помимо таланта ритор должен быть образован в культуре - обладать не только обширной эрудицией в философии, истории, науках и литературе, но фундаментальными познаниями в области права и государственного управления.
В своем изложении основ риторической теории Квинтилиан следует за греческими авторами, точки зрения которых он излагает. Большинством авторов риторика разделяется на пять частей: изобретение (inventio), расположение (dispositio), выражение (elocutio), память (memoria), произнесение или действие (pronuntiatio sive actio), «к которым некоторые прибавлял и шестую - суждение (judicare)» (Quint. Ibid. P. 218), то есть оценку аргументации, которую в новейшей риторике можно отождествить с риторической критикой.
Под речью (oratio) Квинтилиан понимает завершенное по цели и содержанию устное или письменное высказывание, которое «состоит из того, что обозначено, и из того, что обозначает, то есть из вещей и слов» (Quint. Ibid. P. 226). Слово «вещь» (res) в латинском языке имеет множество значений; применительно к риторической терминологии это слово может быть передано как рассматриваемое дело или предмет мысли с его содержанием и обстоятельствами. Важнейшее отношение мысли к слову - определенность и точность. Всякая речь, обозначающая некую «вещь», предстает ответом на вопрос и задается содержанием и строением вопроса, который, таким образом, лежит в ее основании.
По отношению к критерию правильности вопросы подразделяются на «писаные» и «не писаные» (esse questiones aut in scripto, aut in non scripto), писаные вопросы суть правовые, а не писаные - суть рациональные (Quint. Ibid. P. 226-227), или вопросы о вещах (in rebus) и о словах (in verbis). Правильность ответов на правовые вопросы определяется отношением поступка к норме. Правильность ответов на рациональные вопросы определяется отношением фактов к словам: истинностью или ложностью высказываний.
По цели и характеру ответа вопросы разделяются на умозрительные (руководим ли мир Провидением?) и практические (следует ли принимать участие в политической жизни?). Умозрительные вопросы предполагают три рода ответов: существует ли вещь (an sit?), что она собой представляет (quid sit?), какова она (quale sit?). Практические вопросы предполагают, по Квинтилиану, два типа ответа: как добиться того, о чем говорится? как это использовать? (quo modo adipiscamur? quo modo utamur?) (Ibid., p. 228).
По отношению к содержанию вопросы подразделяются на общие (не-конечные - infinitae) и конкретные (конечные - finitae). Общий вопрос называется тезисом или предложением (propositio - пропозиция), частный вопрос называется гипотезой (подтезисом) или делом (causa). В общих вопросах не обозначаются лица, время, место, обстоятельства (следует ли жениться?); в частных вопросах содержится обозначение лица, места, времени, поэтому они сводятся к фактам и людям (следует ли жениться Катону?). Любой частный вопрос обязательно сводится к общему: чтобы решить, следует ли жениться Катону, необходимо определить, следует ли жениться вообще. Но важно учитывать, предупреждает Квинтилиан, что существуют частные вопросы, скрытые под видом общих (следует ли принимать участие в гражданских делах при тирании?). Очевидно также, что и практические вопросы должны сводиться к умозрительным.
Действительно, рассматривая важнейшую часть теории вопросо-ответа, учение о статусах, Квинтилиан не связывает их исключительно с частными вопросами практического характера. Статусы независимы от семантики переменных - значений слов, но определяются отношением значения вопросительного слова к «совокупности ответов, допускаемых этим вопросом» (Белнап Н., Стил Т. Логика вопросов и ответов. пер. М.: Прогресс. 1981. С. 13).: любая из приведенных выше тем римской учебной риторики соотносима с каким-либо статусом.
Если рассматривать логический порядок статусов по умозрительным вопросам, то первым будет статус установления (status coniecturalis), за ним следуют статус определения (status finitionis) и статус оценки ( status qualitatis).
Статус установления предполагает вопрос о наличии и составе обсуждаемого факта. Здесь рассматриваются вопросы возможности и действительности деяния и обстоятельств дела: качество, количество, отношене, место, время, действие, претерпевание, обладание, образ действия, а также лицо, отношение, порядок и т. д.: произвольность или случайность, причина, стечение привходящих обстоятельств. При обсуждении этих вопросов «ум направляется к истине», которая предстает как реальность, а задача ритора – добиться соответствия слов вещам, чтобы речь стала истинной.
Статус определения заключается в нахождении отношения отдельного факта (случая) к виду, правилу или норме. Здесь обсуждается вопрос о том, чем является данный факт, и о том, как соотносятся между собой общие виды, к которым он может быть отнесен. В статусе определения Квинтилиан выделяет пять основных проблем: письменные и мыслимые законы, противоречие законов, нормы, выводимые умозрительно, двусмысленные нормы, отводимые нормы.
Третий статус – оценки – заключается в отношении правила и факта к особым обстоятельствам дела или проблемы: оценивается индивидуальность деятеля и особенности ситуации, мотивы и конкретные последствия действия.
В вопросах собственно юридических Квинтилиан дает иной порядок статусов: установления, оценки, определения, отвода (status praescriptionis), в последнем решается вопрос о правомочности суда или законности обвинения.
«Мы видим, – отмечает М. Л. Гаспаров, – что при переходе от статуса к статусу поле зрения постепенно расширяется: при статусе установления в поле зрения находится только поступок; при статусе определения – поступок и закон; при статусе оценки – поступок, закон и другие законы; при статусе отвода – поступок, закон, другие законы и обвинитель. В первом случае вопрос стоит о применимости общей нормы к конкретному случаю, во втором – о понимании этой нормы, в третьем – о сравнительной силе этой нормы, в четвертом – вновь о применимости нормы. В области философии первая постановка уводит нас (выражаясь современными терминами) в область онтологии, вторая – в область гносеологии, третья – в область аксиологии. Такая последовательность расмотрения применима не только к таким конкретным вопросам, с которыми приходится иметь дело суду, но и к любым самым отвлеченным» (Гаспаров М. Л. Античная риторика как система. - Античная поэтика. М., «Наука», 1991. С. 30).
Кто бы ни был действительным автором учения о статусах – Квинтилиан, Цицерон, Гермодор или кто-либо иной, – это учение имеет громадное значение не только для риторики или юриспруденции, что вполне очевидно из их истории, но для всей логики и методологии гуманитарного знания: ибо именно таким образом, хотя и не всегда осознанно, рассматривается научная проблема в языкознании и других областях филологии, в исторической науке, экономической науке и т.д.
|