.(1825-1855)
План:
Оглавление
Введение.1
КРЕСТЬЯНСКИЙ ВОПРОС.2
Ряд альтернативных точек зрения по поводу крестьянского вопроса в царствование Николая 1:6
Вывод:13
список литературы:15
Проблема истории крестьянского вопроса в правительственной политике России предреформенного времени достаточно хорошо изучена. Вместе с тем, остаются и серьёзные лакуны, оставляющие достаточно места для исследователя. В особенности это относится, на наш взгляд, к истории рассмотрения этого вопроса в первом из секретных комитетов николаевского времени. В комитете 6 декабря 1826 года, оставившем большое наследие для занимавшихся крестьянским вопросом в последние десятилетия перед реформой 1861 года, так как выдвинутые там идеи, да и предложенная форма их осуществления неоднократно впоследствии использовались николаевскими реформаторами, правда, без особого успеха. Крестьянский вопрос также имеет важное значение для понимания причин нарастании эмансипационных настроений в правящем сословии, особенно в высшей бюрократии, в последние десятилетия перед отменой крепостного права, что сыграло, как известно, весьма значительную роль в проведении самой крестьянской реформы. Истоки её хорошо видятся из 1826 года.
Цель реферата:
рассмотреть особенности развития крестьянского вопроса в царствование Николая 1 (1825-1855 гг.)
При рассмотрении данной цели выделим следующие задачи:
1. Рассмотреть причины, которые послужили необходимому регулированию крестьянского вопроса.
2. Рассмотреть средства регулирования крестьянского вопроса в царствование Николая 1.
3. рассмотреть ряд альтернативных точек зрения по поводу крестьянского вопроса в царствование Николая 1.
Новое правительство, действуя в консервативном духе и бюрократическими средствами, не сняло с очереди поставленных вопросов внутреннего устройства. Новый император с начала царствования имел смелость приступить и к крестьянскому вопросу; но он разрешил вести его тайно от общества, чисто бюрократическими средствами. В начале царствования, под влиянием движения 14 декабря, в крестьянском населении распространились слухи о скором освобождении. Чтобы прекратить их, новый император издал манифест, в котором прямо заявил, что в положении крепостных крестьян не будет сделано никакой перемены, но при этом секретно было внушено через губернаторов помещикам, чтобы они соблюдали "законное и христианское обращение" с крестьянами. Мысль об освобождении крестьян занимала императора в первые годы царствования, и он внимательно высматривал людей, которые бы могли совершить это важное дело. Присутствие этой мысли у императора обнаруживалось не раз; так, в 1834 г., беседуя с Киселевым, император указал на большие картоны, стоявшие у него в кабинете; он прибавил, что в этих картонах с начала царствования он собрал все бумаги, касающиеся процесса, "какой, - говорил Николай, - я хочу вести против рабства, когда наступит время, чтобы освободить крестьян по всей империи". Для разработки этого вопроса в продолжение царствования составлялось несколько секретных или весьма секретных комитетов; они обсуждали тяжелое дело; просматривая положение не только крепостных, но и всех крестьян, вырабатывали проекты, большая часть которых оставалась неосуществленной.
Нет надобности передавать деятельность этих секретных или весьма секретных комитетов; достаточно только сказать, что в 1826 г. составлен был первый секретный комитет для выработки нового положения "об устройстве всех состояний людей". Император сначала не чужд был некоторой мысли о реформе; комитет этот вырабатывал проект устройства сословий; вопрос о крепостных крестьянах возбужден был запиской Сперанского, который теперь яснее смотрел на дело, чем в 1808 - 1809 гг. Проект этот был уже приготовлен для подписи, но предварительно был отослан в Варшаву к наместнику, великому князю Константину, который вооружился против него, наделал много замечаний и тем остановил его распространение. Комитеты эти, впрочем, оставили следы своей деятельности в законодательстве по крепостному вопросу.
Чтобы понять эти следы, надобно представить себе в главных чертах состав русского общества того времени. Возьмем данные VIII ревизии, произведенной в 1836 г.; по этим данным, оказалось, что в Европейской России без Царства Польского и без Финляндии, но с Сибирью народонаселение простиралось до 52 млн. Сельское население по-прежнему решительно преобладало численностью над остальными классами, именно в составе его считалось до 25 млн крепостных крестьян, принадлежавших или дворянам, или некоторым благотворительным и учебным заведениям, или частным фабрикам и заводам (по закону Петра 1721 г.). Крестьян государственных с удельными считалось миллионов 17 или 18; последних, по VIII ревизии, было слишком 1 млн душ обоего пола. На все остальные классы, следовательно, приходилось миллионов 9 - 10, считая здесь и военных; духовенства в том числе считалось 272 тыс. Трудно определить количество городского населения, состоявшего из купцов, фабрикантов, мещан и ремесленников; купцов трех гильдий считалось около 128 тыс.
Если вы представите себе по этим цифрам, как расчислено было общество, вы увидите, какой странный вид оно представляло. Высшие сословия - гильдейские граждане, гильдейские купцы, духовенство - представляли в численном отношении маленькие неровности, чуть заметные нарывы на народном теле; между тем только эти неровности маленькие и пользовались полнотою гражданских прав; масса сельского населения была стеснена в этих правах, так что на деле было мало разницы между казенными или вольными крестьянами. Так как всюду господствовал крепостной принцип, то и казенные крестьяне относились к дворянским исправникам или коронным чиновникам - становым - почти так же, как крепостные крестьяне к своему господину.
Теперь представим, что все это сельское население в большей части своих дел ведалось особой своей администрацией или землевладельцами, или чиновниками земской полиции и что общие правительственные учреждения ведали свободными, только высшим сословием. Какой социальный материал был у описанного сложного правительственного механизма, чем собственно правили эти бюрократические учреждения - Государственный совет, министерства и т.д.? Они правили ничтожной кучкой народа, может быть миллионом с небольшим душ; вся остальная масса ведалась своими особыми властями, и дело ее не доходило до общих учреждений. Один администратор того времени, принявши в расчет численное неравенство между свободными и несвободными людьми, рассчитал, что так как правительственные учреждения ведают только вполне свободными людьми, то Русское государство по количеству свободных людей в 45 раз меньше Франции.
Важнейший результат деятельности комитетов, составленных для устройства крестьянского населения, состоял в учреждении особого управления для государственных крестьян. Чтобы приготовить развязку крепостного вопроса, правительство Николая задумало облегчить ее косвенным средством, дать казенным крестьянам такое устройство, которое, подняв их благосостояние, вместе с тем служило бы и образцом для будущего устройства крепостных крестьян. Казенных крестьян, считалось тогда миллионов 17 - 16, если исключить из них дворцовых. Кроме земель, которыми пользовались эти крестьяне, в непосредственном обладании казны было еще множество ненаселенных земель и лесов; такой считалось около 90 млн десятин, а казенного леса - около 119 млн десятин. Прежде казенные крестьяне, как и земли с лесами, ведались в особом департаменте министерства финансов; теперь решено было выделить этот громадный государственный капитал в особое управление. Министерство финансов, занятое другими делами и преследовавшее одну цель - извлечение из всех статей наибольшего дохода, не могло надлежавшим образом следить за бытом казенных крестьян, вот почему они оставались без защиты в руках дворянской администрации, которая эксплуатировала их в пользу помещичьих крестьян. Самые тяжелые натуральные повинности складывали на крестьян казенных, щадя помещиков. Благодаря всему этому быт казенных крестьян расстроился; они обеднели и стали тяжелым бременем на плечах правительства. Каждый неурожай заставлял казну выдавать огромные суммы на пропитание этих крестьян и на обсеменение полей.
Итак, казенных крестьян решено было устроить так, чтобы они имели своих защитников и блюстителей их интересов. Удача устройства крестьян казенных должна была подготовить успех освобождения и крепостных крестьян. Для такого важного дела призван был администратор, которого я не боюсь назвать лучшим администратором того времени, принадлежащим к числу лучших государственных людей. Это был Киселев, который в начале прошедшего царствования, по заключению Парижского мира, назначен был послом в Париже; ему поручено было устроить новое управление государственных крестьян и имуществ. По его плану открыто было в 1833 г. новое министерство государственных имуществ, во главе которого он и был поставлен. Для управления государственными имуществами на местах созданы были палаты государственных имуществ. Киселев, делец с идеями, с большим практическим знанием дела, отличался еще большою доброжелательностью, тою благонамеренностью, которая выше всего ставит общую пользу, государственный интерес, чего нельзя сказать о большей части администраторов того времени. Он в короткое время создал отличное управление государственными крестьянами и поднял их благосостояние. В несколько лет государственные крестьяне не только перестали быть бременем для государственного казначейства, но стали возбуждать зависть крепостных крестьян. Ряд неурожайных годов - 1843 г. и следующие - не только не потребовал ссуды государственным крестьянам, но даже Киселев не израсходовал на эти ссуды и запасного капитала, им образованного. С тех пор крепостные крестьяне стали самым тяжелым бременем на плечах правительства. Киселеву принадлежало то устройство сельских и городских обществ, основные черты которого были потом перенесены в положение 19 февраля для вышедших на волю крепостных крестьян.
Совокупность законов, изданных в царствование Николая, должна была коренным образом изменить этот взгляд; все эти законы были направлены к тому, чтобы охранить государственный интерес, связанный с положением крепостных крестьян. Право владеть крепостными душами эти законы переносили с почвы гражданского права на почву права государственного; во всех них заявлена мысль, что крепостной человек не простая собственность частного лица, а прежде всего подданный государства. Это важный результат, который сам по себе мог бы оправдать все усилия, потраченные Николаем на разрешение крестьянского вопроса.
Но был и другой столь важный результат, который вышел незаметно из основной мысли закона 2 апреля 1842 г. Результат этот надо весь поставить на счет графа Киселева. Закон просто говорил, что землевладелец может входить с крестьянином в добровольное соглашение, уступая ему право постоянного пользования землей на известных условиях, после чего крестьянин переставал зависеть от землевладельца, а последний освобождался от обязанностей, сопряженных с владением крепостными; только это и говорил закон. Между тем можно было посмотреть на закон и с другой стороны. Очевидно, личная свобода приобреталась крестьянином даром, без выкупа; закон молча вошел в действующее законодательство. Помещики, говоря о неудаче закона, смеялись над ним, но они не заметили, какой переворот совершился в законодательстве; свобода крестьянской личности, следовательно, не оплачивалась; а мы помним, как государственные люди, даже очень умные, вроде адмирала Мордвинова, таксировали крестьянскую личность, назначая известную сумму за возраст. Как скоро молчаливо было признано законом это начало, тотчас же из закона могли вывести, что личность крестьянина не есть частная собственность землевладельца, что их связывают отношения к земле, с которой нельзя согнать большую часть государственных плательщиков. На почве закона 1842 г. только и стало возможно Положение 19 февраля, первая статья которого гласит, что крестьяне получают личную свободу "без выкупа".
В.О.Ключевский отмечал значительное место крестьянского вопроса в правительственной политике при Николае I и указывал, что в эту эпоху «законодательство о крепостном праве стало на новую почву и достигло важного результата — общего молчаливого признания, что крепостной крестьянин не есть частная собственность землевладельца». Историк также обращал внимание на значение работ Комитета 6 декабря для последующей законодательной практики .
Один из его учеников А.А.Кизеветтер следующим образом характеризовал Николая I: «Николай был прост и ясен, как все элементарное... В течение всего своего царствования он оставался мало образованным, ограниченным и самонадеянным заурядным бригадным генералом...» Говоря об истории крестьянского вопроса в его царствование, он отмечал следующее: «Очень важный социальный вопрос об отмене крепостного права занимало правительство Николая I в течение всего его царствования. Правительство ясно сознавало остроту выдвигавшегося самой жизнью вопроса, дальнейшее существование которого грозило, прежде всего, государственному спокойствию, устойчивости государственного порядка. Поэтому николаевское правительство постоянно возвращалось к вопросу о крестьянской реформе, но всегда попадало поистине в трагическое положение: сознавая его неотложность, оно в то же время боялось его радикального решения. (...) Практически, конечно, все эти комитеты не сдвинули ни на шаг крестьянского вопроса с его мертвой точки, но теоретически, в смысле отвлеченной постановки его, они дали результаты, которые пригодились для будущего».
Историк выделял в царствовании Николая первый период, 1826 — 1849 гг., «когда правительство с излишней смелостью бралось за обсуждение самых широких преобразовательных вопросов, хотя это обсуждение и ставилось исключительно на бюрократическую почву: правительство не допускало к участию в этой работе представителей самого населения».
Обращаясь к истории Комитета 6 декабря 1826 года, А.А.Кизеветтер указывал, что он «старался только о том, чтобы подвести теоретический фундамент под существующий порядок». При этом, в другой своей работе историк обратил внимание на определённую оппозицию Комитета планам монарха, подчёркивая, что деятельность Комитета «все же не прошла бесследно; напротив, в области крестьянского вопроса этот комитет задал основной тон, которого послушно держались все последнее время его царствования. То был тон скрытого, но упорного противодействия решительной реформе крепостного быта» .
Ряд метких замечаний высказал по поводу политики Николая I в крестьянском вопросе М.Н.Покровский. Отмечая, что, «как и Павел, как и Александр Павлович, как вся послепугачевская русская администрация, он понимал, что "злоупотребления помещичьей властью" — новое крепостное право, иначе говоря, — являются постоянной и длительной причиной всех возможных волнений в общественных низах», он указывал на противостоящее этому его «сознание своих обер-полицмейстерских обязанностей», что и привело «к тому топтанию на одном месте, которое носит название "попыток крестьянской реформы при Николае I"».
Рассматривая план Сперанского в Комитете 6 декабря 1826 г. как «первый в нашей официальной литературе систематически выработанный план освобождения крестьян», историк обращал внимание, что, согласно ему, «раскрепощение должно было идти по тому же пути как и закрепощение, только в обратном порядке: сначала должно быть запрещено продавать крестьян без земли и брать их во двор; потом безусловная зависимость крестьянина от владельца должна быть заменена условною, основанною на договоре, поставленном под охрану общих судов».
Важно замечание М.Н.Покровского, что в начале ХIХ века, в период деятельности Негласного комитета (здесь имеются в виду и Новосильцев, и Кочубей, в разное время бывшие председателями Государственного совета при Николае) «проекты "молодых друзей" были не лучше, и, став из молодых друзей старыми чиновниками, они ничего не имели возразить против плана Сперанского», поэтому «ни в комитете, ни в Государственном совете проект не встретил сопротивления».
При этом автор возлагал всю ответственность за отказ от реализации даже скромной сравнительно меры — отмены продажи людей без земли — на самого монарха, подчёркивая при этом его «слабохарактерность», в особенности в сфере крестьянского вопроса: «Как все слабохарактерные люди, он жаловался в этом случае на окружающих, на своих министров, которые будто бы не желают понять его намерений и не хотят им содействовать».
Монарх больше всего боялся, как бы о его намерении не узнали те, кому «процесс» угрожал. Все комитеты по крестьянскому делу при Николае были секретные, а члены их обязывались никому и ни под каким видом не сообщать о происходившем там. Совершенно естественным последствием подобной таинственности было хождение в обществе самых нелепых слухов о намерениях Николая. Когда слухи доходили до царя, он сердился на членов комитета за несоблюдение «тайны» и грозил предать их суду за «государственное преступление». Ни разу у него не хватило духу открыто высказаться перед обществом по поводу своих намерений. Только раз в жизни он решился высказаться «келейно» (имеется в виду выступление в 1847 г. перед депутацией смоленских дворян).
По мнению М.Н.Покровского, записка Сперанского, подготовленная для Комитета 6 декабря 1826 г., отразилась на всех правительственных проектах эмансипации при Николае. Автор записки был уже в могиле, а его аргументация продолжала повторяться в секретных комитетах 40-х годов. Главная мысль — уничтожить крепостное право как юридический институт, сохранив за помещиками экономические выгоды существующего положения, — легла в основу единственной крупной меры Николая по крестьянскому вопросу — Указа 2 апреля 1842 г. об обязанных крестьянах.
Этапным в изучении политики самодержавия в крестьянском вопросе при Николае I является исследование Н.М.Дружинина. Останавливаясь на истории Комитета 6 декабря 1826 г., автор указывал, что в начале царствования император ощущал некоторую неуверенность, чувствуя себя недостаточно опытным и вместе с тем сознавая наличие скрытой болезни в теле империи и необходимость исследовать и истребить это зло. «Так родилась идея специального комитета, который должен был пересмотреть все планы Александра I, все проекты, поданные в предыдущее и настоящее царствование, продумать всю систему государственных учреждений и всю организацию финансов, словом — все, от чего зависит спокойствие и благоденствие государства».
Говоря об истории обсуждения крестьянского вопроса здесь, автор отмечает, что «Комитет не мог не поставить социальной проблемы крепостного права и его постепенной ликвидации. Правда, ко всем этим вопросам Комитет подходил с исключительной умеренностью и осторожностью, оставаясь под впечатлением только что разгромленного восстания и предвидя отпор крепостнической реакции. Приходилось выискивать далекие обходные пути и уверять себя в реальности мирных безболезненных решений. Опыт восточно-европейских монархий казался поучительным и ободряющим примером: прусские и австрийские реформы ХVIII столетия начались благоустройством государственных доменов и окончились освобождением помещичьих крепостных. России необходимо избрать тот же благоразумный и правильный путь — такую мысль отчетливо выразил Сперанский в своей известной записке о крестьянах; ее подхватили и закрепили в виде руководящей формулы члены Комитета 6 декабря: одним из первых и надежнейших средств для улучшения состояния помещичьих крестьян было бы учреждение лучшего хозяйственного управления для крестьян казенных. Такое управление, будучи и непосредственно полезно в отношении к поселянам, принадлежащим казне, послужило бы образцом для частных владельцев... Николай I целиком согласился с позицией Сперанского и Кочубея; с этого момента вся его политика по крестьянскому вопросу исходила из этого основного намеченного положения».
В принадлежащем ему же разделе многотомной «Истории СССР с древнейших времен до наших дней» он развивает дальше свою мысль. Отмечая сохранение в проекте Комитета 6 декабря 1826 г. самодержавия и крепостного права как незыблемых устоев, Н.М.Дружинин подчёркивает, что «сохраняя и усиливая сословное разделение общества», Комитет всё же «делал небольшой шаг в сторону смягчения крепостного права: он запрещал перевод крестьян в дворовые и отчуждение крепостных без земли, т.е. стремился освободить институт феодальной зависимости от примеси рабовладельческих отношений. Кроме того, создавалось новое сословие "вольноотпущенных земледельцев", в которое зачислялись крестьяне, добровольно освобождённые помещиками, с землёй и без земли». В целом, «это была робкая попытка, не задевая существа феодально-крепостнической системы, приспособить ее к развивающимся буржуазным отношениям».
Вместе с тем, историк обращает внимание, что при обсуждении в Государственном совете «снова ожили старые споры о допустимости подобных преобразований. Реакционные крепостники возражали против каких бы то ни было изменений». Николай I начал колебаться. В этот момент, в 1830 — 1831 гг., произошли события и в Европе, и внутри страны, которые повергли в панику и самого царя, и членов Комитета, и всё крепостнически настроенное дворянство. «План сословно-административной реформы... рухнул как карточный домик. Репрессии заслонили собой всякие попытки преобразований». Позднейшие 8 секретных комитетов имели «такие же плачевные результаты».
В монографии И.А.Федосова была дана ставшая классической для советской историографии оценка деятельности секретных комитетов николаевского времени по крестьянскому вопросу: «Ход экономического развития с неумолимой настойчивостью требовал приспособления государственного аппарата к новым условиям. Самодержавие пыталось провести эти изменения сверху, не затрагивая основ самодержавно-крепостнического строя, причем сделать это руками той самой бюрократии, о которой сам Николай I отзывался с презрением. Уже Комитет 6 декабря 1826 г. поставил перед собой довольно широкую программу деятельности: разработать проекты реформ в области центрального управления и в области местных органов власти и др. Многочисленные секретные комитеты занимались вопросами положения различных сословий, дворянского и городского самоуправления. Для всех этих попыток характерна боязнь сколько-нибудь серьезных изменений, стремление сводить серьезные проблемы к незначительным, формальным переменам. Так, для решения "крестьянского вопроса" было создано несколько секретных комитетов. Но характерно, что вся их деятельность не привела ни к какому изменению положения народных масс. Основным стремлением членов этих секретных комитетов было — по возможности ничего не трогать».
Т.Г.Архипова в диссертации о секретных комитетах николаевского времени уделила некоторое внимание крестьянскому вопросу в Комитете 6 декабря. «Палач декабристов, гонитель просвещения, карьерист, ярый крепостник» — таков, по её мнению, был состав Комитета. Создавая Дополнительный закон о состояниях и «начав с крестьян, Комитет кончил вопросом о предоставлении "новых льгот дворянам"». В заключение автор отмечал, что за всю николаевскую эпоху не было принято ни одного закона, «действительно облегчавшего положение крестьян» .
Вопрос о политике Николая в отношении крепостного права рассматривается и в исследовании русского историка-эмигранта В.В.Леонтовича. По его мнению, «именно убеждение Николая I в том, что земля есть частная собственность дворян, и надо рассматривать как главное препятствие освобождению крестьян в его время. Целый ряд его высказываний разным людям доказывает, что сам он был сторонником освобождения и даже что освобождение крестьян было одним из самых сильных его желаний. Но Николай считал себя крепко связанным существующим правом, даже в тех случаях, когда право это ему лично совсем не нравилось и противоречило его личным взглядам». Полагая, что крестьянское освобождение будет иметь настоящий смысл только при наделении их землей, которую надо для этого было отобрать у дворян, он не мог здесь пойти против самого принципа частной собственности. «Николай I был недостаточно гибкий человек, чтобы найти выход из этой дилеммы». А если было нельзя предоставить крестьянам свободу, оставалось лишь пойти на ограничение власти помещиков над крепостными, подчинение «некоему государственному контролю».
Отмечая меры Николая, автор указывает, что здесь «ограничение прав дворянства никоим образом не выливается в расширение прав крестьян». Автор объясняет это обстоятельство тем, что «поскольку правительство не могло или во всяком случае не осмеливалось сделать и крестьян свободными и полноправными гражданами, а тем самым окончательно укрепить в России гражданский строй, не оставалось иной возможности, как прибегать к мероприятиям, которые соответствуют сути крепостного строя».
Историк присоединяется к мнению А.Д.Градовского о том, что «крепостное право было при Николае в некоторой степени ограничено. Эти ограничения или смягчения крепостного права достигнуты были не укреплением принципов гражданского строя и их распространением на крестьянство, а наоборот, путем некоторого, хотя и частичного, возврата к доекатерининским формам крепостного права».
Обращая внимание на дела Комитета 6 декабря 1826 г., автор указывает на некоторые характеристические черты плана М.М.Сперанского по крестьянскому вопросу. «По мнению Сперанского, надо стремиться к восстановлению настоящего крепостного права, т.е. прикреплению крестьянина не к особе помещика, а к земле, и обязательства крестьян по отношению к хозяевам изложить в форме договора». Наконец, отметим традиционную позицию автора насчет того, что император «еще и потому колебался, что недостаточно находил поддержки» своим эмансипационным планам «среди дворян, среди своих сотрудников из высших чиновных кругов» .
Н.П.Ерошкин в монографии о российских политических институтах первой половины ХIХ века, отмечал неспособность самодержавия, особенно во второй четверти столетия, к реформам наподобие реформ 1801 — 1811 гг. Специфика бюрократического «законодательного механизма» этого периода обусловила появление новых своеобразных государственных учреждений — временных «высших комитетов». Опасения правительства по поводу того, что деятельность некоторых из них может вызвать какие-либо «неосновательные надежды» на перемены, особенно в отношении крепостного права, «определили их секретность». По мнению Н.Ерошкина, наиболее значительным из этих комитетов был Комитет 6 декабря 1826 г., созданием которого «самодержавие сделало последнюю судорожную попытку укрепить дряхлую систему крепостнической государственности посредством общих ее преобразований».
Вместе с тем, автор отмечал, что «при огромном размахе затронутых вопросов практический резонанс деятельности Комитета 6 декабря оказался ничтожно малым». Тем не менее, «под влиянием материалов комитета отдельные секретные, так называемые "крестьянские" комитеты подготовили частные меры по крестьянскому вопросу». Говоря о рассмотрении крестьянского вопроса в комитетах николаевского времени, Н.П.Ерошкин указывал, что ни один из секретных комитетов «не ставил серьезно вопроса об освобождении крестьян», а их деятельность была направлена лишь «на устранение крайностей и неудобств крепостного строя». И всё же историк считал Комитет 6 декабря 1826 г. одним из наиболее значительных для своей эпохи. Но в этот период «феодальное государство уже не было способным на крупные реформы, и, прозаседав до 1832 г., Комитет был распущен. Из всех его многочисленных проектов были реализованы лишь сравнительно небольшие мероприятия...».
Свою лепту в изучение вопроса внёс и Н.Я.Эйдельман, коснувшийся в одной из статей проблемы определения внутриполитического курса в начале правления Николая I. Как и ряд других историков, он отмечает наличие «довольно значительных колебаний правительства в выборе курса», подчёркивая серьёзные отличия от того, что будет в 40-е и 50-е гг. Историк обращает особое внимание на иллюзии самого монарха по поводу возможности серьёзных преобразований в России. С другой стороны, кратко излагая ход работы Комитета 6 декабря 1826 г., Н.Эйдельман соглашается с общепринятой для советской историографии точкой зрения о торпедировании членами Комитета, представителями высшей бюрократии эмансипационных планов самого монарха посредством издания единого закона для различных сословий государства (Закон о состояниях), длительная подготовка которого должна была отложить в долгий ящик либеральные идеи Николая I.
В другом своём исследовании Н.Эйдельман дал краткую характеристику николаевских реформ, отметив, что «после того, как Александр 1 не решился, а декабристы не сумели произвести революционные преобразования в стране, Николай I, без сомнения, некоторое время пытался взять на себя роль "революционера сверху"... Ряд реформ (главнейшая — ослабление и затем отмена крепостного права) были задуманы действительно, а не на словах… Были созданы десятки тайных проектов, 11 секретных комитетов по крестьянскому вопросу... Не получились же у Николая реформы прежде всего из-за сильного и все нарастающего эгоистического, звериного сопротивления аппарата, высшей бюрократии, дворянства. Умело, мастерски они топили все сколько-нибудь важные антикрепостнические проекты, для чего имелось несколько надежных способов. Во-первых, затянуть время, отложить их в долгий ящик, передать бюрократическим комиссиям и подкомиссиям. Во-вторых, если царь настаивает, то выдать проекты практически неосуществимые... Третий прием — запугать монарха бунтами, непослушанием народа, для чего, между прочим, нередко завышались "сводки" о крестьянском сопротивлении… В-четвертых, умели (тоже преувеличивая) сообщить царю о недовольстве помещиков, опасающихся за свою собственность. В-пятых, уже знакомые ссылки на революцию в Западной Европе, на "ихние беспорядки", в то время как у нас все же "благостная тишина»...
Итак, в царствование Николая законодательство о крепостном праве стало на новую почву и достигло важного результата - общего молчаливого признания, что крепостной крестьянин не есть частная собственность землевладельца; закон 1842 г. достиг перемещения в праве, но не в положении крестьян. Законодательство при этом могло достигнуть и практических результатов, и эти результаты вышли бы из законодательства Николая, если бы законы применялись иначе. Однако в нашей внутренней истории XIX в. нет ничего любопытнее применения законов о крепостных крестьянах в царствование Николая, ничто так не наводит на размышление о свойстве государственного порядка. Приведу отдельный случай. Мы видели, какое важное значение имеет закон 1827 г. о четырех с половиною десятинах земли; этот закон был внесен в первое издание Свода законов. После Сперанского второе отделение Собственной е. в. канцелярии издавало второе издание Свода законов. Заглянули в него: закона 1827 г. нет как нет; он не был отменен, а просто пропал без вести, как пропало известное дело об откупщике.
Можно понять, какое важное значение мог бы иметь закон 8 октября 1847 г., предоставлявший крестьянам имений, продававшихся с публичного торга, выкупаться с землей: две трети дворянских имений состояли в неоплатных долгах казенным учреждениям. Сумма этих долгов близко подходила к миллиарду. Собственно говоря, освобождение крестьян можно было бы совершить чисто финансовой операцией, назначив срок для уплаты долгов, и потом конфисковать имения, как они конфискуются и теперь частными банками. Но не хотели прибегать к такой политической стратегеме, пользуясь затруднительным положением дворянства. Имений, которые продавались с публичного торга, было множество, но, чтобы крестьяне могли выкупаться, нужно было устроить удобный для них порядок аукциона, устроить известный порядок оповещения крестьян о продаже, наконец, устроить им возможность получать ссуды (редкое имение могло тотчас собрать достаточное количество своих денег), ничего этого не было предусмотрено. Закон просто был брошен в аукционную залу, со всех сторон полились представления о затруднениях, какие встречались при применении закона. Правительство могло поступить двояко: сознавая недостаток выработанного закона, оно могло гласно отменить его; сознавая пользу этого закона, оно могло развить и поправить его; то и другое оно могло сделать по праву, ибо каждое правительство может и отменить закон и поправить его, сознаваясь в ошибке; все это в порядке вещей. Поступили иначе. Высочайшая власть не отменяла закона, но через несколько месяцев вышло новое издание Свода законов; закона 8 октября там не оказалось. Имения продавали с торгов, крестьяне обращались с ходатайством к правительству; им говорили, что закона об этом нет, им показали издание, и просители не находили его там. Высшая власть не отменяла закона; бюрократия, устроенная для установления строгого порядка во всем, представляла единственное в мире правительство, которое крадет у народа законы, изданные высшей властью; этого никогда не было ни в одну эпоху, кроме царствования Николая, и, вероятно, никогда не повторится.
Точно так же разделан был закон 1848 г., предоставлявший крестьянам право приобретать недвижимую собственность. Он был так выражен, что крестьяне отказались от пользования этим законом. Крестьяне могли приобретать недвижимую собственность с согласия помещика; они должны были заявлять помещику свое желание и возможность приобрести собственность; землевладелец мог и отказать в этом согласии, но он знал, что у крестьянина есть капитал, и, пользуясь своим правом, мог отнять его или мог дать согласие на покупку собственности, а потом взять у крестьянина, ибо оставалась еще в полном действии статья, которая гласила, что крестьянин не имеет права начинать иск. Значит, закон одной рукой давал сословию право, а другой подчинял пользование этим правом безграничному произволу.
Так умела выражать мысли верховной власти тогдашняя бюрократия; выразив столь своеобразно мысль закона, она тем самым отменила высочайшую волю. Это нужно знать, чтобы понять печальную справедливость слов императора, который сказал, что империей правит столоначальник. Благодаря недостатку решительности все законодательство Николая о крестьянах осталось без практических последствий, которые надо отличать от перемен в праве. Трудно объяснить эту непоследовательность и эту нерешительность; даже крепостники-землевладельцы удивились. Среди толков, вызванных законом 2 апреля, в бумагах Киселева записано и одно любопытное возражение, которое тогда часто повторяли. Некий дворянин говорил: "Зачем нас мучают этими полумерами? Разве в России нет верховной власти, которая может приказать землевладельцам отпустить своих крестьян на волю с землей или без земли? Это вправе сделать верховная власть. Дворянство, всегда верно преданное престолу, получив приказ исполнить это, исполнило бы его". Что можно было сказать против этого возражения, шедшего из среды помещиков, которые были против освобождения крестьян? Надо думать, что недостаток решимости и последовательности, боязнь пользоваться верховной властью объясняются недостатком знакомства со средой и настоящим того класса, интересы которого преимущественно были связаны с крепостным правом. Дворянство при Николае внушало более страха, чем при Александре. Рассматривая бумаги неофициального комитета, который собирался при Александре в начале его царствования, мы там встречаем такие суждения графа Строганова о дворянстве, которые показывают, что государственные люди того времени вовсе не считали его средой, способной дать правительству оппозицию.
1. Чулков Г.И. Императоры. Психологические портреты. М., 1991.
2. Платонов С.Ф. Учебник русской истории. СПб., 1993.
3. Покровский М.Н. Русская история с древнейших времен. Т. IV // Избранные произведения в 4 книгах. Кн. 2. М., 1965.
4. Ловков А.И. Комитет 6 декабря 1826 года. Канд. дисс. М., 1946.
|