Бесчеловечность, по мысли Пильняка, разобщает людей. Эта идея составляет сюжет многих произведений художника, в том числе и первого романа "Голый год". Этот роман, явившийся одним из первых откликов в советской литературе на события революции, принес Пильняку широкую известность. Он получил множество благожелательных отзывов критики, которая считала, что роман отражает эпоху "с полной зрелостью мастерства". В то же время отмечалось своеобразие восприятия Пильняком революции, как возврата человека "к изначальной стихии, как грозы, освещающей будущее". Однако уже в романе "Голый год" заметно негативное отношение писателя к некоторым сторонам новой действительности. Гуманистическая концепция писателя нашла наиболее точное выражение в сюжете одного из самых совершенных его произведений - "Повести непогашенной луны". Эта повесть не дошла до читателя в 20-е годы, будучи конфискованной сразу после публикации. Критика тут же обрушилась на писателя с гневными филиппиками. Пильняк вынужден был послать в редакцию оправдательное письмо, в котором "признавал" свои ошибки. "Злостная клевета", которая так возмутила ревнителей партийной чистоты, была связана с фигурами Фрунзе и Сталина, послужившими прототипами главных героев повести. Прототипы были сразу узнаны, тем более что автор использовал традиционный в литературе прием, заявив в предисловии, что речь пойдет не о Фрунзе, тем самым вызвав у читателя невольные ассоциации именно с этой фигурой. Современные исследователи единодушно относят повесть к литературе "ранней социальной диагностики советского общества", видя ценность ее в том, что "автор приоткрывает завесу над загадкой политической устойчивости системы, в рамках которой приглашение на казнь отклонить психологически невозможно", считая, что Пильняк написал повесть "о политическом убийстве, о человеке, бессильном противостоять приказу". Трудно не согласиться с этими справедливыми суждениями, однако в сфере внимания критиков находится главным образом политический аспект повести, ее идеологический сюжет. Если же выйти за пределы этого аспекта, прочитать повесть в контексте общей философской концепции писателя, связанной с идеей природы жизни, то появится возможность несколько иной трактовки поведения главного героя, покорно принявшего смерть. В повести исследуются социально-психологические предпосылки одного из этапов исторического развития страны, которое совершается, по мысли Пильняка, по законам насилия над органикой жизни и имеет истоки еще в Петровской эпохе. Пренебрежение природными законами грозит уничтожением как отдельному человеку, так и всему обществу в целом. Не случайно структура повести включает в себя мотив возмездия. Автор подчеркивает закономерность гибели главного героя, понесшего кару за совершенное им насилие над человеческими жизнями, за нарушение природного органического процесса. Писатель напоминает: тот, кто убивает и, более того, делает убийство системой, не уйдет от возмездия. Главные герои повести, Гаврилов и Первый, в равной мере несут ответственность перед судом природы. "Не мне и тебе говорить о смерти и крови", - напоминает Первый Гаврилову об одном из эпизодов гражданской войны, когда последний послал на верную смерть четыре тысячи человек. В тексте есть и прямое указание на то, что имя Гаврилова обросло "легендами о тысячах, десятках и сотнях тысяч смертей". Тема смерти является главной в повести и поддержана в основном мотивом крови. Смерть и кровь - опорные слова в тексте, в равной мере относящиеся и к образу Первого, и к образу Гаврилова. В повести не случайно подчеркнуто, что последними словами Гаврилова перед смертью, которые слышал от него друг, были слова, связанные с воспоминаниями о толстовском персонаже, который хорошо "кровь чувствовал". Характерны и пейзажные зарисовки в повести, также связанные с главными мотивами: "Те окна домов, что выходили к заречному простору, отгорали последней щелью заката, и там, за этим простором эта щель сочила, истекала кровью"; или: "там на горизонте умирала за снегами в синей мгле луна, - а восток горел красно, багрово, холодно"; или пейзаж перед операцией: "Сукровица заречного заката в окнах умерла". Те же мотивы обнаруживаются и в других элементах образной системы повести. Основные эпитеты, которые использует автор, - красный и белый. Нагнетание красного цвета особенно заметно в начале второй главы, где текст интенсивно окрашен различными оттенками этого цвета: и пейзаж (кровавый закат), и предметный мир (упоминаемый автором несколько раз красный карандаш в руках у Первого), и описание отдельных эпизодов ("Краском с двумя орденами Красного знамени, гибкий как лозина, - с двумя красноармейцами, - вошел в подъезд"). Таким образом, и поэтический уровень текста устанавливает идентификацию персонажей, наделенных общей виной перед народом и заслуживающих возмездия. Об этом свидетельствует и очень важный для понимания смысла повести символический эпизод гонки автомобиля сначала Гавриловым, затем, после его смерти, Первым, повторившим предыдущую ситуацию. Безумная гонка в неизвестном направлении, движение ради движения - метафорическое осмысление писателем исторического пути страны, в основе общественной структуры которой лежит насилие над человеком. Как справедливо отметила критика, "в доводах Первого революция оказывается отделенной, а если говорить до конца, то противопоставленной человеку". По мысли Пильняка, в самом понятии "государственная система" заключено нечто чуждое, противоположное природной сущности человека, тем более в тоталитарном государстве, которое держится исключительно силой власти, насилием над личностью. Гаврилов сам строитель страшной машины истребления личностного сознания и сам становится ее жертвой. Государство, власть являются в повести метафорой смерти. Герой не хочет умирать, но покорно соглашается на смерть не только в силу своей принадлежности "к ордену или секте", но главным образом потому, что видит в этом акт возмездия за содеянное. Скорее всего именно осознание неотвратимости кары заставило Гаврилова почувствовать свою обреченность и не сопротивляться приказу Первого. Таким образом, философский смысл повести актуализирует ее содержание в современную эпоху не менее, чем ее политический смысл.
|