Функционально-семантическая характеристика русских ментальных глаголов
С. Р. Омельченко
В современной отечественной лингвистике все большее внимание уделяется изучению ментальных процессов и структур, представленных в языке и речи. Исследования по теории ментальности свидетельствуют о том, что в науке еще нет четкого представления об этом феномене, намечаются лишь отдельные проблемы и пути их решения [см., например: Апресян, 1995; Арутюнова, 1999; Булыгина, Шмелев, 1997; Вежбицкая, 1996; Колесов, 1999; Кубрякова, 1997 и др.].
Вслед за В. В. Колесовым, мы понимаем ментальность как «миросозерцание в категориях и формах родного языка, соединяющее в процессе познания интеллектуальные, духовные и волевые качества национального характера в типичных его проявлениях» [Колесов 1999, 81]. В статье используется термин «языковая ментальность», который соотносит ее прежде всего с мировоззренческой структурой сознания, а также с закреплением результатов мыслительной деятельности в естественном языке [см.: Арутюнова, 1999, 411–437; Пименова, 1999, 80; Почепцов, 1990, 111 и др.].
Анализ ментальности предполагает, как правило, сопоставительный анализ разных языков [см. об этом: Вежбицкая, 1996; Гак, 1989; Голованивская, 1997]. Изучение изолированной ментальности сосредоточено в основном на общих или частных характеристиках того или иного национального языка [см.: Колесов, 1999; Телия, 1996]. Но, как известно, в социальной структуре любого высокоразвитого национального языка наряду с другими разновидностями выделяются территориальные диалекты, обслуживающие общение определенного этнического коллектива. Каждую такую этническую общность можно рассматривать в качестве специфической социокультурной среды, язык которой обусловлен исторической и культурной традициями, мировосприятием, этническим самосознанием и т. п. С учетом этого возможно исследование способов выражения ментальности как литературного языка, так и определенного диалекта.
Одним из средств выражения ментальности являются ментальные глаголы, или предикаты. В настоящей работе ментальные глаголы рассматриваются в качестве таких лексем, которые не просто называют процесс мышления, а содержат в своей семантике элементы его описания и указывают на национально-этническую специфику восприятия, понимания, познания окружающей действительности отдельной языковой личностью или этнолингвистическим сообществом в целом. В нашем материале представителями подобного этнолингвистического сообщества являются волго-донские казаки.
Анализ функционально-семантических свойств ментальных глаголов (4130 случаев употребления), извлеченных методом сплошной выборки из трилогии Е. А. Кулькина «Смертный грех» и устной речи казаков, проживающих в станице Луковская Нехаевского района Волгоградской области, показывает, что эти и другие единицы, которые соотносятся с понятием мышления, можно представить в виде ментального поля.
В научной литературе уже предпринимались попытки исследования этого поля, однако в силу неразработанности критериев выделения данной парадигмы остаются нерешенными вопросы, касающиеся определения ее статуса, установления иерархической организации ее структурных элементов и, наконец, упорядочения системы терминов, относящихся к единицам этого поля [см.: Гак, 1993; Голованивская, 1997; Лауфер, 2000 и др.]. Терминологическое многообразие, представленное в этих и других работах, когда одни и те же слова именуются то ментальными, то путативными или фактивными, то глаголами пропозиционального отношения, то эпистемическими глаголами и т. п., свидетельствует о неоднозначном понимании системных и функциональных характеристик интересующих нас глагольных лексем [см., например: Апресян, 1995, 115–134, 355, 365, 410–430; Арутюнова, 1999, 411–437; Булыгина, Шмелев, 1997, 151–166; Лауфер, 2000, 65; Логический анализ языка, 1988, 6–22, 23, 33–46 и др.].
Сопоставление данных академических словарей современного русского литературного языка (далее ССРЛЯ и СРЯ), Толкового словаря русских глаголов (ТСРГ), Толкового словаря живого великорусского языка В. И. Даля (СД), а также Словаря русских народных говоров (СРНГ), Большого толкового словаря донского казачества (БТСДК) с употреблением ментально отмеченных глагольных лексем в текстах письменной и устной речи позволяет установить систематизирующие принципы организации слов в рамках рассматриваемого поля. Для нас важно не только то, что зафиксировано в словарях, но и то, что функционально проявляется у ментальных глаголов в речи, в условиях контекста. Поэтому ментальные глаголы характеризуются в нашей работе комплексно на лексическом и лексико-грамматическом уровнях с учетом их системно-языковых свойств и особенностей функционирования.
Вслед за С. П. Лопушанской, мы разграничиваем семантическую структуру как единство взаимодействующих разноуровневых значений, организованных в пределах отдельного слова определенным способом в соответствии с системой данного языка и с закономерностями функционирования этой системы в речи (в тексте), и смысловую структуру словоформы, функционирующей в контексте [см.: Лопушанская, 2000, 23].
При определении смысловой структуры мы исходим из двух типов контекстуально обусловленных семантических изменений – семантической модуляции и семантической деривации. Понятие «семантическая модуляция», введенное С. П. Лопушанской для разграничения изменения недеривационного и деривационного характера, обозначает процесс перегруппировки в семантической структуре слова разноуровневых признаков при сохранении категориально-лексической семы [см.: Лопушанская, 2000, 22].
Ментальные глаголы, объединяющиеся в составе рассматриваемого функционально-семантического поля, характеризуются общностью значения. Все структурные элементы ментального поля так или иначе соотносятся с понятием мышления. Известно, что мышление «представляет собой процесс и, как всякий процесс, предполагает такие компоненты, как субъект, сам процесс, объект, второй объект, место, орудие, характеристика процесса, временной параметр» [Гак, 1993, 24].
Компонентный анализ структуры лексического значения ментальных глаголов показал, что особенность их связи с мышлением заключается в наличии интегральной семы ‘осуществление ментальной деятельности’, которая может иметь статус категориально-лексической, дифференциальной или потенциальной. Данная сема уточняется, конкретизируется при помощи различных дифференциальных и потенциальных сем: ‘характер субъекта’, ‘характер объекта’, ‘ментальное действие субъекта’, ‘характер ментального действия’, ‘ментальное отношение субъекта к объекту’, ‘характер ментального отношения’, ‘ментальное состояние субъекта’, ‘характер ментального состояния’, ‘наличие/отсутствие интеллектуальных операций’ и др.
Взаимодействие компонентов семантической структуры ментальных глаголов свидетельствует о разнообразных ситуациях мыслительного процесса. На наш взгляд, такие ситуации можно свести к одной базовой семантической модели, связанной с отражением структуры мыслительного процесса: а) субъект мыслящий, б) сам процесс мысли и 3) объект мысли.
В данном случае мы отталкиваемся от феноменологического понятия интенциональности, которое означает направленность мысли на предмет, свойство переживать, «быть сознанием чего-то» [см.: Гуссерль, 2000, 378, 380–381].
Процесс мышления всегда предполагает направленность мысли субъекта на объект, который может быть прямым или косвенным, эксплицитным или имплицитным, конкретным или абстрактным, одушевленным или неодушевленным и т. д. Например, в семантической структуре глаголов мыслить, размышлять, думать, мечтать и т. п. нет указания на прямой объект, однако сама способность субъекта мыслить конкретно или абстрактно предполагает наличие косвенного объекта мысли, без которого процесс мышления просто невозможен.
Базовая модель «субъект мыслящий – процесс мысли – объект мысли», присущая семантике ментальных глаголов и обобщенно передающая сущность отображаемой типовой ситуации, связанной с процессом мышления, может рассматриваться в качестве идентификатора, который служит основанием лингвистического описания ментальной глагольной лексики в рамках функционально-семантического поля. Учет представленности ментальной семантики в первичных или вторичных значениях данных лексем позволяет выделить в составе исследуемого поля ядерные, центральные и периферийные элементы.
В качестве ядерных единиц ментального поля в нашем материале выступают глагол мыслить и широко распространенный в диалектах глагол мороковать. Эти глагольные лексемы имеют ментальную семантику изначально, сема ‘осуществление ментальной деятельности’ является категориально-лексической и присуща основному значению, которое может отражать различные характеристики мыслительного процесса.
У слова мыслить в академических толковых словарях зафиксированы следующие значения: 1) рассуждать, сопоставляя явления объективной действительности и делая выводы; 2) строить умозаключения, сопоставляя мысли и делая из них выводы; 3) направлять мысли на кого-, что-либо; думать о ком-, чем-либо; размышлять; 4) представлять что-либо в мыслях; воображать, допускать; 5) намереваться, предполагать, помышлять, рассчитывать сделать что-либо [см.: ССРЛЯ, 1948, III, 1420; СРЯ, 1986, II, 317].
У слова мороковать и его варианта мараковать в справочных изданиях представлено, во-первых, значение «соображать, думать» [см.: БТСДК, 2003, 287; СРНГ, 1982, вып. 18, 274]. Во-вторых, выделяется еще ряд значений, связанных с процессом мышления: «понимать», «знать», «смыслить», «смекать» [см.: СД, 1999, II, 348]. Кроме того, в ССРЛЯ эта лексема зафиксирована с пометой прост. и в значении «разбираться в чем-л., понимать, смыслить что-л.» [ССРЛЯ, 1957, VI, 619].
Толкование глаголов мыслить и мороковать (мараковать) в справочной литературе подтверждает их употребление в нашем материале. Однако в условиях контекста во взаимодействии с различными контекстуальными уточнителями в смысловой структуре этих лексем наблюдается опосредованная реализация мыслительного процесса как действия, состояния или отношения.
Например, в трилогии Е. А. Кулькина встречаем глагол мыслить в следующем контексте:
– А вот Архимед, говорили, открыл свой закон в ванне. Случайно, можно сказать.
– Правильно. Это как раз и говорит, что он мыслил даже тогда, когда купался.
[Кулькин, 1996, 297]
В составе данного диалогического высказывания глагольная лексема мыслить употреблена в значении «рассуждать, сопоставляя явления объективной действительности и делая выводы». Семантика глагола отражает структуру мыслительного процесса: субъект мыслящий, сам процесс мысли, объект мысли. Субъект, репрезентированный личным местоимением он, указывает на то, что речь идет об Архимеде. Объект выражен имплицитно, однако компонентный анализ значения глагола мыслить показывает, что ему присуща актантная позиция не только субъекта, но и объекта: мысль направлена на явления окружающей действительности. Процесс мысли представлен как определенное психологическое состояние субъекта, характеризующееся неограниченной длительностью. Форма несовершенного вида прошедшего времени глагола мыслить передает значение постоянного существования такого состояния. Контекстуальные уточнители даже, тогда указывают на то, что субъект находился в состоянии размышления в разных ситуациях своей жизни: даже тогда, когда купался.
В контексте устного рассказа жителя станицы Луковская Г. И. Щеголькова глагол мыслить имеет значение «представлять что-либо в мыслях; воображать, допускать»: Я так себе мыслю демократию: сначала людям надо повысить зарплату и пенсию, дать всем работу, а потом уж говорить о демократии. В качестве субъекта в этом контексте выступает сам говорящий, который выражает свое отношение к объекту мысли, репрезентируемому лексемой демократия. Во второй части предложения раскрывается позиция говорящего относительно демократии. Здесь содержится оценочный компонент, эксплицируемый однородными сказуемыми ( повысить, дать, говорить). Члены этого ряда находятся в одинаковых синтаксических отношениях с определяемым словом демократия, образуя целостный семантический комплекс. Противопоставление глагола говорить двум другим ( повысить, дать) помогает передать негативную оценку говорящего.
Ментальная семантика диалектной лексемы мараковать тоже подтверждается контекстуально. Например, в трилогии Е. А. Кулькина встречаем: В правлении мараковали над тем, как же провести быстрее сев [Кулькин, 1996, 467].
Здесь лексема мараковать употреблена в значении «соображать, думать» и обозначает ментальный процесс как интеллектуальное действие субъекта, представленного имплицитно. Это действие направлено на объект мысли, в качестве которого выступает ситуация, связанная с профессиональной деятельностью субъекта.
В другом примере из устной речи жительницы станицы Луковская глагол мараковать употреблен А. Г. Шабановой также в значении «соображать, думать»: Старая уже стала, начнешь кроить, маракуешь головой и так и эдак, пока примаракуешь что-то, сто потов сойдет. Словоформы этого глагола передают динамику мыслительного процесса, представляя его как интеллектуальное действие, которое характеризуется длительностью ( маракуешь) и результативностью ( примаракуешь). В качестве объекта при словоформе маракуешь выступает также ситуация профессионального занятия субъекта, а при словоформе примаракуешь – неопределенный предмет, репрезентируемый местоимением что-то, однако имеющий непосредственное отношение к ситуации профессиональной деятельности субъекта.
Лексема мараковать встретилась нам и в значении «разбираться, понимать, смыслить что-л.» . Например, А. Г. Шабанова, вспоминая о своем муже, сказала: – Муж мой в технике мараковал, как семечки щелкал. В данном случае ментальная деятельность предстает как способность субъекта проникать в суть явлений на основе знания, опыта.
Глаголы мыслить и мороковать (мараковать) являются наиболее репрезентативными в содержательном и функциональном плане элементами ментального поля. Семантическая структура этих глаголов задает параметры ментального поля, в состав которого входят лексико-семантические группы глагольных единиц (далее ЛСГ), которые можно дифференцировать с учетом представленности ментальной семантики в первичных или вторичных значениях данных лексем.
Центральную часть рассматриваемого поля образуют лексемы литературного языка и диалектной речи, у которых сема ‘осуществление ментальной деятельности’ является категориально-лексической и присуща основному значению, отражающему различные стороны мыслительного процесса.
Известно, что процесс мышления есть не что иное, как познание. Этому признаку соответствует ЛСГ глаголов познания, в семантике которых содержится указание на приобретение знания: познавать/познать, дознаваться/дознаться, допытываться/допытаться, спознавать/спознать, узнавать/узнать, обнаруживать/обнаружить и т. п.
Указание на сохранение познанного отражено в семантике лексем, относящихся к ЛСГ глаголов знания ( знать, ведать, владеть знаниями, иметь знания, кумекать) и глаголов памяти ( помнить, вспомнить, памятовать, упомнить).
Глаголы знания могут обозначать различную степень адекватности действительности:
– знания соответствуют действительности (объект реален): знать, ведать;
– неопределенность знаний (объект недостоверен): сомневаться, сумлеваться, верить, считать, полагать, предполагать, иметь мнение;
– знания не соответствуют действительности (объект нереален): выдумывать, придумывать, ошибаться и т. п.
Для глаголов памяти характерна семантика ретроспекции, то есть сопоставление нового знания с прежним: вспомнить, памятовать, упомнить и т. п.
Далее можно выделить ЛСГ глаголов мышления, обозначающих различные мыслительные операции:
– суждение, умозаключение, формулировки ( судить, рассуждать, оценивать, мозговать/обмозговать, мозголовить, замозголовить, подумакивать/подумакать, подумкивать);
– сравнение и сопоставление ( сравнивать, сопоставлять, различать, обобщать, опознавать);
– выявление причинно-следственных связей ( додумываться/додуматься, понимать/понять, осмыслять/осмыслить, смекать/смекнуть, соображаться/сообразиться, разгадывать/разгадать, уразуметь, уяснять/уяснить);
– направленность мысли в будущее: предвидеть, предусматривать; намереваться, собираться, замышлять, решить, плановать, придумать, удумать.
Как показал компонентный анализ, в лексико-семантических группах глагольных лексем с первичным ментальным значением, образующих центральную часть рассматриваемого поля, преобладают литературные слова, и это не случайно, поскольку именно литературный язык в силу сложившихся исторических причин обладает бульшими возможностями «для осуществления отвлеченного, логического мышления» [см. об этом: Горбачевич, 1989, 7].
Наличие в нашем материале ментальных лексем, значения которых зафиксированы в диалектных словарях как первичные ( доумиться, мозголовить, замозголовить, подумакивать/подумакать, подумкивать, сумлеваться, разуметь), свидетельствует, во-первых, о прочной традиции употребления этих слов в диалектах, во-вторых, об одной из тенденций языкового развития, отражающих своеобразие интеллектуальной деятельности казаков, соотносимой в их представлении с понятиями ум и мозг. Видимо, так можно объяснить словообразовательную связь указанных диалектных ментальных глаголов с этими существительными: доумиться, подумакивать/подумакать, подумкивать, сумлеваться, разуметь, мозголовить, за мозголовить.
Исходя из генезиса мысли, ее положения в общей структуре деятельности человека, а также принимая во внимание этапы речемыслительного акта, в ходе которого у лексических единиц могут происходить семантические изменения двух типов – модуляции и деривации , можно выделить периферийную часть ментального поля.
Периферийную часть ментального поля образуют глаголы, у которых ментальная семантика присуща вторичным значениям. Подобные глаголы можно разделить на два разряда. Первый образуют лексемы, у которых сема ‘осуществление ментальной деятельности’ входит в структуру вторичных прямых или переносных значений, зафиксированных в толковых словарях литературного языка и диалектной речи. Это свидетельствует о регулярности процессов перегруппировки разноуровневых признаков в смысловой структуре слова и может рассматриваться как системно-языковой факт.
Второй разряд образуют лексемы, у которых сема ‘осуществление ментальной деятельности’ также входит в структуру вторичных прямых или переносных значений, но не зафиксированных в названных словарях. Это означает, что процессы перегруппировки семантических признаков в смысловой структуре ментальных лексем не являются регулярными и могут рассматриваться как речевой факт.
В соответствии с этими фактами, связанными с процессами cемантической модуляции и деривации, можно говорить о ближней и дальней периферии ментального поля.
К ближней периферии относятся ЛСГ глаголов восприятия, глаголов речевой деятельности, глаголов определенного действия и др., у которых сема ‘осуществление ментальной деятельности’ входит в структуру вторичных прямых или переносных значений, зафиксированных в различных толковых словарях литературного языка и диалектной речи.
Наш материал подтверждает, что такие глаголы, употребляясь в тексте, приобретают ментальную семантику прежде всего на уровне вторичных прямых значений. Различные контекстуальные партнеры (абстрактные существительные, наречия и т. п.) актуализируют ментальные компоненты в смысловой структуре данных глагольных лексем.
Например, для ЛСГ глаголов восприятия ( видеть, глядеть, смотреть, слышать, чуять) главным, первичным является значение «воспринимать что-л. каким-л. образом (зрением, слухом, обонянием) с помощью каких-л. внешних органов чувств». Во вторичных значениях данных глаголов в результате перегруппировки семантических признаков, обусловленной контекстуальными условиями, отражается ментальный процесс. Данные глаголы приобретают вторичное ментальное значение с актуализированными семами ‘понять’, ‘оценить’ и др. Ср. предложения: Несколько раз навертывалось на язык Степана дерзкое слово, но он проглатывал его вместе со слюной, когда видел на шее Лушки такую симпатичную родинку… [Кулькин, 1996, 286]; Мне порою, кажется, что жизнь бесконечна, как вот эта дорога… Но это только порой, а иной раз я вижу ясно цель, к которой иду [Там же, 296].
В первом предложении глагол видеть обозначает зрительное восприятие конкретного предмета, о чем свидетельствует сочетаемость с существительным родинка. Во втором примере это уже глагол понимания, значение которого указывает на ментальную деятельность, связанную с состоянием размышления о смысле жизни; в этом случае данный глагол сочетается с абстрактным существительным цель, репрезентирующим объект мысли, и наречием ясно. Оба контекстуальных уточнителя подчеркивают осознание субъектом цели своего существования на земле. Ср. также: Глядит он на нее, и, кажется, что-то оборвалось в нем… [Там же, 285]; Проверить я вашего уполномоченного хотел… Вот я ему и попустил сапухи под нос. Гляжу, свой человек. Иначе меня не позвал бы [Там же, 277] .
В первом случае глагол глядеть обозначает зрительное восприятие конкретного предмета; во втором – это глагол понимания, значение которого сообщает о логическом умозаключении субъекта относительно сущности другого человека. Данное значение актуализируется при помощи смысловой модели предложения, которая представляет собой своеобразную энтимему, состоящую из «посылки» (с целью проверки уполномоченного субъект попустил ему сапухи под нос) и вывода ( гляжу, свой человек, иначе меня не позвал бы) .
Глаголы ЛСГ слухового восприятия также могут выражать ментальное значение в условиях контекста. Например: Шел он как-то с вязанкой хвороста через пойменный прилесок, слышит гомон на дороге [Там же, 285]; Она слышала про коллективизацию, много читала про колхозы [Там же, 295] .
В первом предложении глагол слышать имеет значение «воспринимать с помощью органов слуха издаваемые, производимые кем-то звуки, различая их» и сочетается с конкретным существительным гомон; во втором – употребляется в значении «знать, обладать сведениями», относится к глаголам познания и сочетается с абстрактным существительным коллективизация, выступающим в качестве объекта мысли.
Глаголы ЛСГ речевой деятельности также имеют ментальную семантику на уровне вторичных прямых значений, выражающих синкретизм мысли и речи: заявлять, лгать, уверять, уговаривать и т. п. Более того, в употреблении многих глаголов речевой деятельности, по образному выражению В. Г. Гака, «мысль вытесняет речь» [Гак, 1993, 28]. Например, в нашем материале, Иван говорит, что… значит фактически Иван считает (думает), что… . Выражение по его словам фактически значит по его мнению; он думает, что… .
Кроме того, к ближней периферии относятся глагольные лексемы, которые имеют ментальную семантику во вторичных переносных значениях.
Глаголы движения и местопребывания широко используются в нашем материале для выражения развития мысли, динамики мыслительного процесса: пришло в голову, держать в голове, выскочить из головы; вбить в голову, выбить из головы. Иногда такие глаголы получают новые значения: до него не доходит (значит, не понимает).
Глаголы обладания (иметь, брать, хватать, схватывать и др.) также могут приобретать ментальные значения. Например, откуда ты это взял? (= откуда ты это узнал? что ты придумал?). Нередко у этих глаголов ментальное значение появляется в составе фразеологических сочетаний: иметь в виду, брать в толк, хватать, схватывать на лету и т. п.
Ментальные значения могут получать глаголы конкретного физического действия. Например, глаголам сечь, рубить, тянуть присуще значение «понимать», «иметь умственные способности».
В орбиту мышления втягиваются и так называемые «кулинарные» глаголы: это трудно переварить; ему надо все разжевать.
У всех глагольных лексем, приобретающих ментальный компонент во вторичных значениях, прямых и переносных, имеет место семантическая модуляция, результаты которой обнаруживаются при сопоставлении компонентов семантической структуры слова, сложившейся в системе языка, со смысловой структурой словоформы, функционирующей в тексте, в частности в высказывании, равном предложению. Фиксация таких процессов в словарях свидетельствует о регулярности процессов переосмысления системообразующих, контекстуальных и конситуативных признаков в смысловой структуре слова и может рассматриваться, на наш взгляд, как системно-языковой факт взаимодействия литературного языка и диалекта.
К дальней периферии относятся ментально отмеченные лексемы, одни из которых имеются в толковых словарях литературного языка и диалектной речи, но в нашем материале они употребляются в значениях, которые еще не нашли отражения в справочной литературе. Другие глагольные лексемы, относящиеся к дальней периферии, не зафиксированы в толковых словарях литературного языка и диалектной речи, однако в нашем материале они встречаются в устных и письменных текстах и обозначают различные характеристики мыслительного процесса.
Так, следующие глагольные лексемы употребляются в значениях, которые не зафиксированы в словарях: вытравлять мысль («избавляться от мысли»), кваситься («раздумывать, колебаться»), метить сапухой («плохо думать»), запутляться («запутаться, не знать как вести себя, что делать»), нанизывать на шпигарь («учитывать»), охолонуть («начать спокойно, трезво думать»), пытать/спытать («проверить»), раскорячиться («заспорить»), располагать («думать»), распутляться («найти выход из положения»), спорушиться умом («сойти с ума»), шириться («о голове: не знать, о чем думать, что делать»).
Например, лексема метить в литературном языке имеет значение «ставить отличительный знак, метку» [СРЯ, 1986, т. 2, 260]. В трилогии Е. А. Кулькина это слово употребляется в следующем контексте: Нет, Мануил, злой ты человек, оттого и другого сапухой метишь. А зловредному человеку решительно в колхозе делать нечего [Кулькин, 1996, 328].
В ходе психолингвистического эксперимента, когда информантам предлагалось объяснить значение слова метить в этом контексте, из пятнадцати опрашиваемых жителей станицы Луковской десять сошлись во мнении, что глагол метить имеет здесь значение «плохо думать о ком-то». Такое объяснение подтверждает то, что в данном случае в смысловой структуре глагола метить, обозначающего в литературном языке конкретное физическое действие, связанное с помещением какого-либо знака на чем-либо, где-либо, происходят семантические изменения деривационного характера. В результате глагол метить обозначает мыслительную деятельность, представленную в виде ментального отношения субъекта к объекту мысли. В контексте романа Е. А. Кулькина определения злой, зловредный, имеющиеотрицательную коннотацию , а также диалектное слово сапухА, обозначающее сажу, которое в народном сознании ассоциируется с чем-то плохим – грязью, клеветой, нуждой [см.: СД, 1999, IV, 127], – характеризуют это ментальное отношение как негативное.
Выражение метить сапухой хорошо известно жителям станицы Луковской. Они часто употребляют его именно в значении «плохо думать о ком-то». Вот как объяснял выражение метить сапухой информант В. В. Суров: – Напился пьяным, на кого-то замахнулся – говорят: «Ну ты и отчебучил!», в огород залез, там поломал что-то, изгородь, например, – опять «отчебучил», а потом уже его все время сапухой метят, ну и правильно – заслужил.
В конситуации отрицательных действий ( напился пьяным, замахнулся, поломал изгородь, отчебучил) в значении «неожиданно натворил, совершил что-то плохое» и в сочетании со словом сапуха глагол метить обозначает не конкретное физическое действие, а указывает на отрицательную оценку, связанную с ментальным отношением субъекта к объекту мысли. В представлении казаков человек, помеченный сапухой (сажей), выделяется среди других только в негативном отношении, о нем думают как о плохом человеке.
Кроме того, выражение метить сапухой употребляется жителями станицы Луковская в значении «наговаривать на кого-то, обвинять в чем-либо». Например, А. С. Щеголькова в разговоре об одной своей соседке сказала: Вот сплетница, вот любит сапухой людей метить, уж не одному жизнь попортила!
А другой житель этой станицы В. Ф. Родионов, вспоминая о сталинских репрессиях, которые не обошли стороной и его земляков, рассказывает: Страшное было время, того и гляди тебя сапухой пометят и ночью увезут туда, откуда мало кто вернулся.
В данном случае лексема метить не является ментальной, она относится к глаголам речи, поскольку в ее смысловой структуре актуализируется категориально-лексическая сема ‘осуществление речевой деятельности’, а сема ‘осуществление ментальной деятельности’ становится дифференциальной. Лексема метить включается в новый синонимический ряд – заявлять, наговаривать, обвинять, оговаривать, судачить и т. п. Эти и подобные примеры можно рассматривать как факт модуляционных семантических изменений, так как категориально-лексическая сема ‘осуществление ментальной деятельности’ не разрушается, а принимает статус дифференциальной в процессе функционирования словоформы в тексте.
Примером семантической деривации может служить употребление в нашем материале глагола кваситься, у которого в толковых словарях литературного языка дается значение «становиться кислым» [ССРЛЯ, 1956, V, 912; СРЯ, 1986, II, 44]. В трилогии Е. А. Кулькина встречаем этот глагол в значении «раздумывать, колебаться»: Пока шли разговоры, в колхоз записалось человек пятнадцать. Из актива. А основная масса еще квасилась, как сказал дед Лобынец [Кулькин, 1996, 328].
Из пятнадцати информантов, жителей станицы Луковская Нехаевского района, девять человек идентифицировали это слово в данном значении.
Жительницы станицы А. С. Щеголькова и К. Г. Суровцева, рассказывая о некоторых моментах своей жизни, употребили глагол кваситься также в значении «раздумывать, колебаться». Например, А. С. Щеголькова вспоминала о том, что она долго не решалась выйти замуж за своего будущего мужа, в конце концов ее мать не выдержала и сказала: Ну что ты квасишься, так и досидишься, пока не закиснешь и никому не нужна будешь.
В подобном контексте употребила это слово и К. Г. Суровцева: Пока мои родители квасились, отдавать меня за Федора или нет, я взяла и убежала к нему.
Привычным для информантов является слово квасить в значении «подвергать кислому брожению» ( я чаще каймак делаю, а молоко почти не квашу; на зиму и огурцы солим, и капусту квасим). Однако сам факт осознания большинством информантов слова кваситься в значении «раздумывать, колебаться» свидетельствует об его этнолингвистически значимом ассоциативном переосмыслении, которое находит отражение в смысловой структуре слова как результат семантической деривации.
К дальней периферии можно также отнести глагольные лексемы, которые не зафиксированы в толковых словарях литературного языка и диалектной речи, но в нашем материале они как ментально отмеченные встречаются в устных и письменных текстах: волокитеть (в значении «заботиться, думать») , вортонить/свортонить («придумать что-нибудь оригинальное») , запохожиться («стать ясным») , дотошничать («допытываться, вникая в каждую мелочь»), засмыслиться («задуматься») , опочиниться («опомниться»), расчислять («думать»), смякетить («сообразить»).
Сюда же относятся глаголы, которые обозначают прекращение мыслительной деятельности в силу определенного психического состояния субъекта: вертухнуться (в значении «потерять рассудок») , помрачиться, порушиться/спорушиться умом («сойти с ума»), ошалометь («сойти с ума»).
Особенностью этих глаголов является то, что они образованы на основе продуктивных словообразовательных моделей современного русского литературного языка и в большинстве своем соотносятся с существующими литературными словами. Например, у глагола волокитеть явно прослеживается связь с существительным волокита, дотошничать соотносится с прилагательным дотошный, засмыслиться – с глаголом мыслить, расчислять – с глаголом вычислять и т. д. Видимо, здесь наблюдается влияние литературного языка на диалектную речь.
О ментальной семантике данных глаголов свидетельствуют не только их употребление в контекстах письменной речи, но и объяснение информантами значения этих глагольных лексем в ходе проведения психолингвистического эксперимента. Однако случаи употребления и узнавания таких лексем довольно ограничены, и это означает, что данные слова могут рассматриваться только как окказионально-речевой факт.
Единицы ближней и дальней периферии также соответствуют основным параметрам ментального поля, обозначая различные стороны мыслительного процесса.
Таким образом, анализ функционально-семантических свойств ментальных глаголов русского литературного языка и диалектной речи показывает, что данные лексемы не просто называют процесс мышления, а содержат в своей семантике элементы его описания, свидетельствующие о наличии базовой семантической модели, связанной с отражением структуры мыслительного процесса: субъект мыслящий, сам процесс мысли, объект мысли.
Базовая модель, обобщенно передающая сущность отображаемой типовой ситуации, связанной с процессом мышления, может рассматриваться в качестве идентификатора, который служит основанием лингвистического описания ментальной глагольной лексики в рамках функционально-семантического поля.
Полевый подход является предпосылкой для объяснения различных речемыслительных процессов, затрагивающих сферу литературного языка и диалектной речи, среди которых наиболее продуктивными оказываются семантические изменения двух типов – модуляция и деривация.
В условиях контекста во взаимодействии с различными контекстуальными уточнителями (абстрактные существительные, наречия, синтаксические особенности построения высказывания и др.) в смысловой структуре ментальных глагольных лексем осуществляется опосредованная реализация мыслительного процесса как действия, состояния или отношения.
Учет представленности ментальной семантики в первичных или вторичных значениях данных лексем позволяет выделить в составе рассматриваемого поля ядерные, центральные и периферийные элементы.
Наличие в нашем материале ментальных лексем, значения которых зафиксированы в толковых словарях литературного языка и диалектной речи как первичные, свидетельствует, во-первых, о прочной традиции употребления этих слов в диалектах, во-вторых, об одной тенденции языкового развития, отражающей своеобразие ментальной деятельности казаков, соотносимой в их представлении с понятиями «ум» и «мозг» .
Лексемы, у которых сема ‘осуществление ментальной деятельности’ входит в структуру вторичных прямых или переносных значений, зафиксированных в соответствующих словарях, свидетельствуют о регулярности процессов перегруппировки разноуровневых признаков в смысловой структуре слова, что может рассматриваться как системно-языковой факт.
Лексемы, у которых сема ‘осуществление ментальной деятельности’ входит в структуру вторичных прямых или переносных значений, не зафиксированных в названных словарях, служат подтверждением того, что процессы перегруппировки семантических признаков в смысловой структуре ментальных лексем не являются регулярными и могут рассматриваться как речевой факт.
Список литературы
Апресян Ю. Д. Избр. тр. Т. 2. Интегральное описание языка и системная лексикография. М., 1995.
Арутюнова Н. Д. Предложение и производные от него значения // Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М., 1999. С. 403–542.
Большой толковый словарь донского казачества. М., 2003.
Булыгина Т. В., Шмелев А. Д. Ментальные предикаты в аспекте аспектологии // Булыгина Т. В., Шмелев А. Д. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики). М., 1997. С. 151–166.
Вежбицкая А. Язык, культура, познание. М., 1996.
Гак В. Г. Сравнительная типология французского и русского языков. М., 1989.
Гак В. Г. Пространство мысли (опыт систематизации слов ментального поля) // Логический анализ языка: Ментальные действия. М., 1993. С.22–40.
Голованивская М. К. Французский менталитет с точки зрения носителя русского языка. М., 1997.
Горбачевич К. С. Нормы современного русского литературного языка. М., 1989.
Гуссерль Э. Логические исследования. Картезианские размышления. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология. Кризис европейского человечества и философии. Философия как строгая наука. М., 2000.
Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. М., 1999.
Колесов В. В. «Жизнь происходит от слова...». СПб., 1999.
Кубрякова Е. С. Язык пространства и пространство языка (К постановке проблемы) // Изв. АН. Сер. лит. и яз. 1997. Т. 56. № 3. С.22–31.
Кулькин Е. А. Смертный грех: Роман в трех книгах. 2-е изд. Волгоград, 1996.
Лауфер Н. И. Пасынок ментального поля, или Сотворение мнения // Вестн. Моск. гос. ун. Сер. 9, Филология. 2000. № 3. С. 65–74.
Логический анализ языка. Знание и мнение: Сб. науч. тр. / Отв. ред. Н. Д. Арутюнова М., 1988.
Лопушанская С. П. Семантическая модуляция как речемыслительный процесс // Научные школы Волгоградского государственного университета. Русский глагол: История и современное состояние. Волгоград, 2000. С. 20–29.
Пименова М. В. Семантика языковой ментальности и импликации // Филол. науки. 1999. № 4. С. 80–86.
Почепцов О. Г. Языковая ментальность: способ представления мира // Вопр. языкознания. 1990. № 6. С. 110–122.
Словарь русских народных говоров. Вып. 1–29. Л., 1965–1995.
Словарь русского языка: В 4 т. Т. 1. М., 1981.
Словарь современного русского литературного языка: В 17 т. Т. 1. М.; Л., 1948.
Телия В. Н. Русская фразеология. М., 1996.
Толковый словарь русских глаголов: Идеографическое описание. Английские эквиваленты. Синонимы. Антонимы. М., 1999.
[Магнитофонные записи устной речи казаков, сделанные нами в станице Луковская Нехаевского района Волгоградской области в 2000 г.]
|