Социокультурные факторы российской стагнации и модернизации

Н. И. Лапин

Анализ результатов шести волн Всероссийского мониторинга "Ценности и интересы населения России" (1990, 1994, 1998, 2002, 2006, 2010), проводимого Центром изучения социокультурных изменений Института философии РАН (ЦИСИ ИФРАН), свидетельствует о завершении двух этапов трансформации российского общества и вхождении его в третий: (1) радикальные социально-экономические реформы (90-е годы XX века); (2) стабилизация новых структур и процессов (1999 - 2008 годы); (3) мировой финансово-экономический кризис и новая историческая развилка путей России: стагнация или модернизация возникших структур и процессов (2009 - 2012 годы и далее).

В настоящей статье рассматриваются социокультурные факторы третьего этапа. Приходится констатировать, что стагнация не только возможна, но и осуществляется с середины предыдущего десятилетия2. Она закрепилась в условиях кризиса, имеет поддержку части бизнеса, а также со стороны многих, находящихся у власти или близких к ней. Приостановилось улучшение социального самочувствия населения, растет недовольство тех, кто хочет и готов осуществлять модернизацию. Назревает понимание необходимости модернизации России как способа ее саморазвития в XXI веке. Для этого необходимо уяснить особенности данного процесса и социокультурные факторы его реализации.

По нашему убеждению, в XXI столетии по-прежнему недостаточно рассматривать модернизацию лишь как переход от традиционного общества к современному. Конечно, этот ракурс сохраняется, если речь идет о традиционных обществах. Но в контексте нарастающей глобализации возникли планетарные экологические риски, угрозы национальной безопасности любой страны, разрывы между условиями жизни трех-четырех миллиардов бедных/нищих людей и одного "золотого миллиарда". Эти и иные угрозы существования всего человечества взаимосвязаны. В условиях фундаментальных рисков обостряется конкуренция между странами и обществами за достойные условия жизнедеятельности населения. Поэтому процессы модернизации происходят не только в традиционных, но и в современных обществах, во всех или почти во всех странах.

Теперь многие люди в мире, в том числе граждане России, сравнивают ключевые параметры жизни в своей стране с жизнью в других странах и по-своему действуют: изобретают новое или следуют рутинным навыкам труда, адаптируются или протестуют, эмигрируют в другие регионы или страны, спиваются или отдаются во власть наркотикам, убивают себя или других. Острота задач, стоящих перед политическими деятелями и всеми гражданами каждой страны, определяется человеческими измерениями модернизации или ее отсутствия. Если не учитывать их природу и динамику, то можно столкнуться с новыми социальными катастрофами. Поэтому нерасчетливо рискует своей репутацией и карьерой, судьбой страны и ее граждан тот политический деятель, который видит в модернизации лишь техническое и экономическое содержание.

Целевыми функциями современной модернизации являются: безопасность государства и общества, устойчивое функционирование всех их структур, повышение условий жизнедеятельности населения (качества жизни). Соответственно, модернизация в XXI веке есть комплексный способ решения политических и экономических, социальных и культурных задач, которые в полный рост стоят перед государством и обществом в контексте внутренних, мегарегиональных и глобальных угроз и рисков; это совокупность процессов технического, экономического и социокультурного развития общества (страны и ее регионов), повышающих его конкурентоспособность.

Параметры, характеризующие социокультурное развитие, - суть человеческие измерения модернизации, а процесс качественного повышения их уровня и сбалансированности есть социокультурная модернизация. Социокультурно модернизированным можно считать такое состояние страны, когда величины человеческих измерений модернизации сбалансированы, а уровень каждого из них не ниже среднего для стран того мегарегиона человеческого сообщества, к которому относится данная страна. Однако достигнутый уровень модернизированности всегда остается относительным, поскольку повышается средний уровень мегарегиона. В целом, автор понимает социокультурную модернизацию широко, согласно принципам социокультурного (в современной интерпретации - антропосоциетального) подхода [Лапин, 2006, 2009b].

Для России особую актуальность имеет проблема повышения условий жизни её населения до среднего уровня условий стран Европейско-Российского мегарегиона. Эта проблема означает вызов современной России, конструктивный ответ на который и должна дать модернизация страны в первой трети XXI века, - если она, конечно, состоится.

Факторы стагнации, или тормоза модернизации

Многие люди в России хотят и готовы осуществить модернизацию различных областей своей жизни, но не могут этого сделать [Готово ли..., 2010]. Их намерения и возможности блокированы комплексом тормозов. Рассмотрим две группы: застойные сферы жизнедеятельности и превращенную иерархию ценностных позиций населения.

Таблица 1. Динамика доли инновационных товаров в отгруженной продукции регионов России (в % по годам)

Рис. 1. Динамика незащищенности населения России от самых острых социальных опасностей (% ответивших "совсем не защищен" и "пожалуй, не защищен" от числа опрошенных; в 1990 и 1994 годах отсутствовали вопросы о произволе чиновников и правоохранительных органов). Источник: Всероссийский мониторинг "Ценности и интересы населения России", ЦИСИ ИФРАН.

В настоящее время Правительство перерабатывает Программу социально-экономического развития России до 2020 года как инновационную, вовлекая в процесс ее обсуждения экспертное сообщество. Но будут ли учтены предложения основного субъекта инновационных знаний - Российской академии наук?

Как показали наши и многие другие исследования, первостепенным препятствием развитию инновационных процессов в России служат институциональные барьеры между интересами субъектов этих процессов (авторов, инвесторов, производителей инноваций), отсутствие юридически закрепленной согласованности их интересов. Нужен федеральный закон об инновационной деятельности, открывающий простор для венчурного предпринимательства и других институтов массовых инноваций. Без этого застой будет продолжаться.

Устойчивое воспроизводство массовых правонарушений, неэффективность их наказаний и правопорядка в целом - другая застойная сфера общества. В настоящее время Президент Д. А. Медведев уделяет ей очень большое внимание, но застой здесь очевиден всем и нет оснований утверждать, что он преодолен, скорее наоборот, приходит понимание сколь укоренен он в реалиях нашей жизни.

Социологические опросы показывают, что уже два десятилетия самой острой для населения страны остается опасность преступности, незащищенность от нее. Как видно на рис. 1, уже в конце перестройки этот показатель превысил критический уровень (60%), а в "лихие 90-е" проблема стала почти тотальной (около 80 - 90%). С 2000 г. началось медленное снижение показателей, но и в настоящее время они лишь приблизились к состоянию накануне распада СССР. Иначе и быть не может, поскольку чиновники и правоохранительные органы не столько защищают население от криминальных элементов, сколько сами служат источником опасностей.

И, наконец, третья застойная сфера: низкая управляемость, отсутствие институтов саморазвития региональных сообществ и российского общества в целом. В особенности деградировало, несмотря на три реформы за 20 лет, местное самоуправление, которое оказалось неспособным выполнять свою историческую миссию - помогать саморазвитию каждого человека. Это наглядно демонстрируют социокультурные портреты каждого региона [см. главы 3 - 10: Регионы..., 2009].

Таблица 2. Динамика поддержки двух альтернативных пар ценностных позиций (число респондентов, полностью согласных с соответствующими суждениями, и их % от ответивших; мониторинг ЦИСИ ИФРАН)

Низкое качество административного управления во многих федеральных и региональных структурах обусловлено некомпетентностью и коррумпированностью многих чиновников, особенно среднего и высшего уровней. Это тормозит осуществление модернизационных программ и вообще выполнение многих решений Правительства РФ и других органов исполнительной власти. Согласно международному индексу трансформации, Россия представляет собой один из примеров слабого управления трансформационными процессами: и без того низкий рейтинг России по эффективности управления за два последних года (с 2007 по 2009) понизился с 98-го места до 107-го среди 128 стран [см.: Индекс..., 2010: 44 и др.].

В этих и других застойных сферах, как в заколдованных, деградируют жизненные миры миллионов россиян. Многие из них пассивно отдаются во власть алкоголя или наркотиков, другие проявляют свою активность в преступной вседозволенности. Это уже вопрос о базовых ценностях, или об идеалах и фундаментальных нормах жизни людей.

Двойственная иерархия ценностных позиций населения как предпосылка гражданского конфликта. Ценностное пространство российского общества структурировано базовыми ценностями населения. В течение двух десятилетий (с 1990 г.), изучая их структуру и динамику, удалось выявить четыре слоя, или кластера ценностных позиций, которые устойчиво сохраняются и воспроизводятся (см. табл. 2).

Эти четыре кластера группируются в две альтернативные пары, каждая из которых имеет свою отличительную характеристику. Характеристику одной пары составляет гуманизм (ценности жизни человека, семейных и дружеских отношений), а другой - властность (ценность властности как значимой черты поведения человека). В 2010 г. ценности гуманизма поддерживали 86 - 89% населения, а властность - 23%. Факторный анализ показал, что каждая из этих характеристик тесно связана еще с двумя-тремя ценностями, которые близки между собой по смыслу и вместе с ключевой характеристикой образуют ценностную позицию. Таким образом, четыре кластера представляют собой две альтернативные пары позиций.

Первую пару образуют повседневный гуманизм и инициативный гуманизм. Основу первого составляют ценности жизни человека и хорошие отношения в семье и с друзьями; ценность семьи постоянно занимает одно из первых мест в общероссийских и региональных опросах, а в 2010 году ценность жизни поднялась с четвертого места на первое (в ряде регионов она стала лидирующей уже в 2006 - 2007 годах). Специфику гуманизма как повседневного образует ориентация на то, что безопасность жизни человека должна обеспечиваться законом и правоохранительными органами. Может, этот гуманизм следовало назвать законопослушным? Но это было бы неверно, поскольку данная позиция означает не послушание начальству, а поддержку порядка, который основан на обязательном соблюдении закона всеми гражданами. Позицию повседневного гуманизма разделяют более 75% населения России, что характеризует ее как самую массовую, наполняющую повседневную жизнь людей.

Инициативный гуманизм отличается от повседневного ориентацией на то, что человеческая жизнь обретает более высокий смысл при условии, что главное в ней -инициатива, предприимчивость, поиск нового в работе и жизни, даже если индивид оказывается в меньшинстве. Мониторинг 2010 г. показал, что внутренне, в глубине своего сознания такую позицию разделяют свыше 60% "гуманистов", а среди всего населения России - почти 55%. Это не противовес повседневному гуманизму, а дополняющий его акцент на активную деятельность человека, которая возвышает достоинство. Такая позиция сочетается с уважением к сложившимся обычаям, традициям, с жертвенной готовностью помогать бедным и слабым, даже если приходится отрывать что-то от себя. Но почему инициативный гуманизм мало заметен в реальной жизни? Выше мы уже дали ответ на этот справедливый вопрос: причины коренятся в застойных сферах жизнедеятельности (включая дефицит компетентного управления), которые тормозят, часто блокируют инициативу людей.

Вторая пара ценностных позиций вырастает на почве двух видов властности: нравственной и вседозволенной. Нравственная властность означает сочетание властности с высоким нравственным критерием: "в любых условиях красота делает человека лучше и чище". Казалось бы, вряд ли наберется статистически значимое число респондентов, придерживающихся столь высокой позиции. Действительно, в 2002 и 2006 годах их оказалось лишь 5 - 6% от всех ответивших. Но в 2010 г. их доля увеличилась до 16% от всех ответивших и до 68% среди тех, кто разделяет властность как ценность. Учтем, что эта позиция положительно сопряжена с самостоятельностью человека ("я стал таким, какой я есть, главным образом благодаря собственным усилиям"), с приоритетом содержательной работы как основного дела жизни, неприятием возможности по своей воле посягнуть на жизнь другого человека.

Вседозволенная авторитарность тоже не столь тривиальна, как можно было бы судить по ее названию. Прежде всего, это такая властность, которая приемлет возможность самому, по своей воле посягнуть на жизнь другого человека; это, как минимум, вседозволенная властность. Такую позицию разделяют 38% "авторитаристов", а среди всего населения - 9%, что тоже немало. Вместе с тем, в сознании многих из них вседозволенность сочетается со свободой, т.е. свобода понимается как своеволие. Другие связывают вседозволенную властность с инициативой, предприимчивостью.

Как видим, рассмотренные ценностные позиции конфликтны, а различные позиции поддерживают численно разные массы населения. Из этого следуют неоднозначные выводы относительно места этих позиций в осуществлении основных функций базовых ценностей в обществе: интегрирующих и регулирующих.

Интегрирующая функция определяется долей населения, которое поддерживает ту или иную позицию. Повседневный гуманизм (преимущественно терминальная ценностная позиция) разделяют 77% населения, поэтому он служит интегрирующим ядром ценностного пространства России; а инициативный гуманизм имеет поддержку 54% населения и служит интегрирующим резервом. Напротив, нравственная авторитарность образует своего рода оппонирующий дифференциал ценностного пространства (имеет поддержку 16% населения), а вседозволенная авторитарность выступает как его конфликтогенная периферия (поддержка = 9% населения).

Это нормально для преимущественно инструментальных ценностных позиций, которые, как правило, имеют меньшую поддержку, чем терминальные (цели-идеалы).

Обратная картина наблюдается при анализе регулятивной функции рассматриваемых позиций. Ее осуществление предполагает наличие властных качеств у ее носителей, которые, как правило, принимают эти качества как инструментальную ценность. Соответственно, приверженцы авторитарности, составляя менее четверти населения (23%), стремятся войти в структуры власти (политические, экономические, культурные; формальные и неформальные, включая бандитские), а при решении управленческих задач (законных и незаконных) противостоят гуманно ориентированному большинству, доминируют над ним. Следовательно, реально, при осуществлении регулятивных функций, иерархия базовых ценностей превращается в обратную: дифференцирующие инструментальные ценности доминируют над интегрирующими терминальными. Таким образом, наиболее активна превращенная иерархия терминальных и инструментальных, интегрирующих и дифференцирующих ценностных позиций; она доминирует над естественной интегрирующей функцией.

Две авторитарные позиции по-своему также альтернативны: в одном случае речь идет о доминировании, которое основано на нравственности и отрицании своевольности, а в другом - о своевольном доминировании, отрицающем нравственность. Тем не менее, в практике регулирования их сторонники нередко обнаруживают общие интересы, на почве которых могут достичь взаимопонимания, служить "крышей" друг другу, сотрудничать как партнеры; включаясь в такое взаимодействие, многие "нравственные авторитаристы" со временем утрачивают свои благие намерения и оттесняют нормы конституционной демократии на периферию общественной жизни.

Гуманное большинство тоже неоднородно. Одно дело - инициативный гуманизм, который сочетается с заботой человека о своем здоровье и благополучии, уважении традиций, готовности помогать бедным и слабым. И другое - повседневный гуманизм, ориентирующий человека на семью и порядок, хотя и не склонный к жертвенности. Это различающиеся между собой позиции, но не альтернативные, а взаимодополняющие.

Таким образом, альтернативность содержания двух пар ценностных позиций сопровождается функциональной двойственностью: их интегрирующая роль прямо пропорциональна, а регулятивная - обратно пропорциональна массовости их поддержки населением.

Симбиоз прямой и обратной иерархии базовых ценностей составляет предпосылку гражданского конфликта: между гуманистичным большинством населения и цинично авторитаристским меньшинством. В 90-е гг. XX в. это меньшинство создало свою экономическую базу в виде олигархического периферийного капитализма ("мутанта рыночной экономики" [Явлинский, Космынин, 2011]. А в последнее десятилетие российской истории вседозволенный авторитаризм наступает в политической сфере, все далее оттесняя конституционную демократию на периферию общественной жизни, и тем самым демонстрируя собственный кризис структуры гражданского общества [Микульский, 2011]. Это происходит при малом противодействии, даже при попустительстве сторонников инициативного гуманизма. Такое попустительство выглядит как толерантный симбиоз альтернативных ценностей, который на деле блокирует реализацию пока еще высокого культурного потенциала широких слоев населения, их реформаторскую, модернизационную активность. Требуется активно добиваться реализации норм конституционной демократии, обеспечивающих ротацию людей у власти любого уровня.

Такая ситуация характерна не только для России в целом. Координируемые ЦИСИ ИФРАН исследования более чем в 20 субъектах РФ показывают высокое сходство общероссийских и региональных структур базовых ценностей. Около 70% функциональных ценностных позиций населения большинства регионов аналогичны общероссийским, а различаются - около 30%. В регионах наблюдается, в основном, тот же толерантный симбиоз альтернативных ценностей, хотя и с особенностями. Такое сходство скрепляет социокультурное пространство России, но в то же время свидетельствует о глубокой укорененности факторов стагнации, или тормозов российской модернизации. Следствием этого является системный разрыв между человеческими измерениями стагнации в России и модернизации в развитых странах Европы.

Системный разрыв между человеческими измерениями стагнации в России и модернизации в развитых странах Европы

В начале статьи мы подчеркнули, что в наше время многие люди в мире, в том числе граждане России, сравнивают ключевые параметры жизни в своей стране с жизнью в других странах, а результаты этого сравнения свидетельствуют о состоянии социокультурной конкурентоспособности страны в своем мегарегионе и мире в целом. Параметры таких сравнений мы назвали человеческими измерениями модернизации или ее отсутствия (застой, вялотекущая стагнация). Теоретически можно выделить немало групп показателей, характеризующих соответствующие параметры/ измерения. Одна их часть отражается в официальной статистике, другая может быть получена путем экспертных опросов, а третья (оценки условий жизни самим населением) - лишь с помощью репрезентативных социологических опросов. Сложность состоит в том, чтобы получить сопоставимые эмпирические данные по значительному числу стран, представительному для соответствующего мегарегиона, тем более -для всего мира.

В настоящем разделе статьи мы опираемся на данные социологических опросов, проведенных в 2006 г. в 25 странах Европы (включая Россию) по программе и методике третьей волны Европейского социального исследования (European Social Serwey, ESS - ECC). Российские участники исследования, подытоживая результаты по своим предметным областям, создали таблицы и графики, систематизирующие большое число показателей по многим параметрам жизнедеятельности населения России и других 24-х стран [Россия..., 2009]3. Анализ показал, что эти таблицы и графики содержат немалое число человеческих измерений модернизации, которые можно сгруппировать в 7 параметров.

Прежде всего, это четыре параметра, характеризующие жизнь, деятельность и самочувствие людей как конкретных индивидов: 1) удовлетворенность людей своей жизнью в целом; 2) достаточность дохода для жизни; 3) удовлетворенность трудом как важнейшей сферой жизнедеятельности людей; 4) возраст женщин при рождении первого ребенка. Далее, мы использовали три параметра массовых сфер жизнедеятельности населения: 5) продвинутость социальной структуры, для измерения которой учитываются: уровень образования, доля наемного труда и "синих воротничков" среди занятых; 6) демократизация политической культуры и поведения граждан, где учитываются: уровень интереса граждан к политике, их участия в гражданских акциях, доверия к политическим институтам и институтам правопорядка; 7) современность ценностных ориентаций: открытость изменениям, религиозная и межэтническая толерантность.

Таблица 3. Типология социокультурной модернизированности 25 стран Европы (2006)

Источник: Европейское социальное исследование [см.: приложение 1: Лапин, 2011]; средние значения уровней СК-модернизированности групп стран даны по 5-балльной шкале.

Количественные значения параметров были ранжированы по 5-балльной шкале. Используя методологию взвешенного многомерного шкалирования, мы получили ранжированный ряд социокультурной модернизированности 25 стран Европы4. Они были разделены на шесть групп по уровню социокультурной модернизированности: 1) стагнирующие или начинающие такую модернизацию; 2) экстенсивно модернизирующиеся; 3) интенсивно модернизирующиеся; 4) среднеэффективно модернизированные; 5) высокоэффективно модернизированные. Обобщение результатов позволило построить типологию 25 стран Европы по уровню их социокультурной (СК) модернизированности (см. табл. 3).

25 стран почти поровну делятся на две группы по уровню экономического развития: 13 среднеразвитых и 12 развитых стран. Первые три среднеразвитые страны находятся в начале социокультурной модернизации (по критериям Европейско-российского мегарегиона). Средние уровни человеческих измерений модернизации в этих странах в 2,4 раза ниже показателей среднеэффективных европейских стран (1,6:3,8), что образует рискоопасный разрыв. В этой группе стран Россия имеет несколько более высокие значения по трем из семи параметров и более низкое - по одному из них; средние их баллы по 5-балльной шкале: для России - 1,7 балла, а для Болгарии и Украины - 1,5 и 1,6 балла. На рис. 2 представлены контуры соотношения, сбалансированности параметров этих стран. Как видим, их контуры почти совпадают, только по достаточности дохода для жизни Россия опережает Украину и Болгарию. При этом очевидна высокая разбалансированность параметров: их контур весьма далек от правильного семигранника и напоминает, скорее, треугольник.

Факт близости уровней и контуров данных стран свидетельствует о том, что Россия - центр тех восточно-европейских стран, большинство населения которых является славянским и придерживается православного вероисповедания. К данной подгруппе можно отнести и Белоруссию, однако она не участвовала в опросе ЕСС-2006, поэтому не могла быть включена в наш анализ.

Далее, на рис. 3 мы видим контур России, которая находится в начале социокультурной модернизации, и обобщенные контуры двух групп стран: экономически среднеразвитых и осуществляющих СК-модернизацию экстенсивно (ЭВ); экономически высокоразвитых и продолжающих СК-модернизацию среднеэффективно (СВ). Как видим, контур России - самый малый по площади. Подобно фигурке матрешки, он вложен в контур ЭВ-стран (Польша, Словакия, Эстония), который, в свою очередь, находится внутри контура СВ-стран (Франция, Англия, Германия).

Рис. 2. Контуры параметров стран, начинающих социокультурную модернизацию Источник: Мониторинг ЕСС, 2006 [Россия..., 2009].

Рис. 3. Контуры параметров: России, которая начинает СК-модернизацию; экономически среднеразвитых стран, экстенсивно осуществляющих СК-модернизацию (ЭВ); экономически высокоразвитых стран, социокультурно среднеэффективных (СВ).

Источник: Мониторинг ЕСС, 2006 [Россия..., 2009].

Из таблицы 4 можно получить более конкретное представление о соотношении уровней человеческих измерений стагнирующей России и экономически развитых стран, продолжающих социокультурную модернизацию при средней ее эффективности (Англия, Германия, Франция). Именно средняя СК-эффективность параметров данных стран позволяет им служить ориентиром уровней и сбалансированности социокультурной модернизации государств европейско-российского мегарегиона, в том числе России.

Очевидны разрывы между значениями большинства параметров России и СК-среднеэффективных стран, в среднем - в 2,2 раза. Особенно они значимы по таким параметрам как удовлетворенность трудом и жизнью в целом, достаточность доходов для жизни, демократизм политической культуры и поведения населения. Менее заметны различия между ценностными ориентациями сопоставляемых стран.

Таблица 4. Человеческие измерения в стагнирующей России и в продолжающих модернизацию социокультурно среднеэффективных странах Европы (мониторинг ЕСС, 2006)

Источник: см.: [Россия..., 2009].

Нелишне напомнить, что уже в настоящее время многие россияне ориентируются на среднеевропейские стандарты условий своей жизнедеятельности. Нет сомнений, что со временем эта ориентация станет достоянием широких слоев населения, настоятельной их потребностью. Будут расти протестные настроения, сопровождающиеся взрывами уличных акций с требованиями решительной модернизации всех сторон жизни.

Налицо низкая социокультурная конкурентоспособность России по сравнению с большинством стран Европы, чреватая взрывоопасными рисками. В этом заключен исторический вызов, который делает неотложной сбалансированную двойную модернизацию, обеспечивающую безопасность и социокультурный подъем России. Существуют факторы стагнации, тормозящие модернизацию, но есть и субъекты, готовые ее двигать. Необходима стратегия, отвечающая российским условиям.

В ответ на этот вызов, Президент страны провозгласил модернизацию способом качественного улучшения условий жизнедеятельности населения и обеспечения безопасности страны в условиях глобализации. Возможна ли такая модернизация, в результате которой различия человеческих измерений не будут контрастными по сравнению с развитыми европейскими странами, а контур соответствующих параметров России может сначала достичь масштабов и формы контура среднеразвитых стран, быстрее осуществляющих вторичную модернизацию, а затем обрести вид контура развитых, хотя бы социокультурно среднеэффективных стран Европы?

Да, такая перспектива возможна. Но для ее реализации необходимо действовать, используя не только научно-техническую и экономическую, но и социокультурную логику модернизации российского общества.

Социокультурная логика российской модернизации

Чтобы стратегия модернизации стала эффективным способом саморазвития России в XXI веке, необходимо уяснить особенности ее содержания и социокультурных условий.

Предстоит двойная модернизация: ре-индустриальная и информационная, основанная на знаниях. Как показали исследования модернизации в 131 стране мира, выполненные специалистами Китайской академии наук, целесообразно различать индустриальную (первичную) и постиндустриальную, или информационную (вторичную) модернизацию, основанную на знаниях, а их органическое сочетание означает интегрированную модернизацию. Имеются как специфические, так и общие характеристики, индикаторы этих видов модернизации. Для успешного осуществления каждого из них требуется своя тактика, а также стратегия соотношения одновременно осуществляющихся видов модернизации; стратегия должна конкретизироваться с учетом особенностей различных по уровню групп регионов страны [China modernization..., 2010].

Согласно данным китайского исследования, из 25 европейских стран 21 страна в основном завершила индустриальную (первичную) модернизацию и имеет возможность сосредоточить ресурсы на осуществлении информационно-знаниевой (вторичной). В том числе все 12 развитых европейских стран в основном осуществили социокультурную модернизацию (все параметры не ниже средних значений мегарегиона), а 9 среднеразвитых продолжают ее. Только 4 из 25 стран (Украина, Болгария, Россия, Румыния) еще не завершили первичную модернизацию, поэтому одновременно осуществляют двойную (первичную и вторичную) модернизацию. Соответственно, эти страны (а также Белоруссия) сталкиваются с более трудными задачами, чем большинство европейских государств.

В современной России старту модернизации предшествовал не подъем, а глубокий спад обрабатывающей промышленности в 90-е г. прошлого века и консервация ее устаревающего оборудования в следующее десятилетие. Поэтому необходима индустриальная ре-модернизация, поднимающая промышленность на современный уровень. Вместе с тем, российская экономика вступила в постиндустриальный этап, развитие которого означает информационную модернизацию, основанную на знаниях. Следовательно, речь идет о двух различных, но взаимосвязанных стадиях или видах. Задача состоит в том, чтобы на разных этапах дифференцировать соотношение инвестиций в каждый из них, обеспечивая оптимальную их координацию и эволюцию в направлении интегрированной модернизации5. Например, вначале направить основные инвестиции в индустриальную, не забывая о поддержке информационной, а затем концентрировать инвестиции в информационную модернизацию, не упуская завершение первой. Такая этапность может стать основой движения к интегрированной модернизации. А при огромных различиях в уровне развития разных групп регионов это должна быть районированная стратегия.

Завершение выбора типа экономических институтов. Если оставить в стороне идеологические предубеждения, то следует признать, что в России, как и во многих странах Европы и других континентов, фактически существует смешанная экономика. В нашей стране она возникла во многом спонтанно и обрела мозаичную структуру. В этом по-своему выразилась неоднозначность тенденций исторической эволюции России. Но нынешнее стихийно-мозаичное сосуществование частной, государственной и иных форм собственности не обеспечивает необходимой конкурентоспособности и инновационности предприятий и фирм, хотя и выгодно ряду экономических и политических субъектов.

Признав смешанную экономику как реальный факт, требуется выбрать вектор ее эволюции в сторону одного из известных или иного, более приемлемого для России и эффективного варианта их пропорций и правил взаимодействия. К числу эффективных видов смешанной экономики относятся: корпоративистский, плюралистический, а также по-скандинавски "переговорный" [Смешанная экономика..., 1994]. Последняя наиболее близка интересам трудящихся, соответствует живучести традиционных институтов и одновременно открывает гражданам достаточное разнообразие правил экономической активности. Она предполагает действенное участие профсоюзов в трехсторонних переговорах на всех уровнях - от федерального до муниципального и микроэкономического, что, в свою очередь, требует активности независимых профсоюзов на всех предприятиях и фирмах. Факт смешанной экономики побуждает дифференцировать два вида модернизации (индустриальную и информационно-знаниевую) применительно к предприятиям и фирмам различных форм собственности, оптимизировать одновременное их развитие в направлении интегрированной модернизации.

Избегание социальных взрывов. Как выше показано, модернизация в XXI столетии происходит в контексте глобальной конкуренции не только между экономиками стран, но и между их политическими институтами и условиями жизни (ее уровнем и качеством) населения стран и обществ как целостных организмов. Ситуация может неожиданно выйти из-под контроля под влиянием не только внешних шоков, но и внутренних массовых протестов. Новейшие события в Северной Африке показывают, что неудовлетворенность институтами и условиями может приобретать взрывной характер. В России также памятны "неожиданные" массовые протесты против Федерального Закона о ЖКХ, вполне ожидаем еще более широкий протест против введения налога на недвижимость, основанного на ее "рыночной цене" (уже разрабатывается проект такого налога).

Острота задач, стоящих перед политическими деятелями и всеми гражданами модернизирующейся страны, определяется человеческими измерениями модернизации или ее отсутствия. Что именно может дать модернизация жителям и гражданам нашей страны? Население России имеет право и желает знать, какие ответы на эти вопросы предлагают её инициаторы. Нельзя игнорировать такую потребность.

Без доверия не будет эффективных модернизационных действий. В настоящее время в России нет энтузиазма граждан времен перестройки, напротив, налицо их пассивность и недоверие к любым реформам. Но без доверия не может быть эффективного действия [Белянин, Зинченко, 2010]. Можно ли возобновить доверие к реформам сверху? Как показывают опросы, ныне политическое доверие россиян фокусируется на персоне Президента Российской Федерации (по данным мониторинга, в 2010 г. ему доверяли 63% населения). В условиях современного тандема вторым фокусом доверия стало Правительство РФ: доверие к нему выросло в 2006 - 2010 гг. с 39% до 53%. На этот тандем и выпадает миссия: сдвинуть процесс модернизации с точки недоверия к взаимопониманию.

Таблица 5. Приоритетные меры по улучшению условий жизнедеятельности населения России (Мониторинг ЦИСИ ИФРАН, % опрошенных)

Сказанное свидетельствует о необходимости сформировать социокультурную логику движения от начала двойной модернизации к ее развитию в направлении интегрированной модернизации. Эта логика включает рациональную поэтапность действий субъектов модернизации, с учетом и традиционного опыта. Сознавая, что формирование такой логики - задача многих экспертных групп, рискну назвать некоторые из таких этапов.

(1) Программа модернизации как способ взаимопонимания. Рациональным стартом на пути к взаимопониманию между инициаторами и участниками модернизации должна стать внятная программа, опирающаяся на ценности большинства населения и санкционированная Президентом РФ. Она должна ориентировать многие слои населения различных групп регионов России на модернизацию как способ достижения среднеевропейских условий жизнедеятельности населения.

Из стартового взаимопонимания, возникающего при осмыслении программы, необходимо вырастить взаимное доверие между ключевыми субъектами. Это возможно лишь на основе реальных действий, направленных на модернизацию институтов власти и поведения экономических субъектов. Последовательность действий будет зависеть от конкретной ситуации на стадии принятия решения. К числу первоочередных действий следует отнести: 1) повышение статуса научных знаний, ученых, научных организаций; 2) в целом по России выделять для индустриальной модернизации не меньше ресурсов, чем для постиндустриальной; 3) на уровне отраслей и регионов - использовать имеющиеся ресурсы для индустриальной модернизации обратно пропорционально уровню ее развития.

Если программно-рациональный старт модернизации не будет подкреплен значимыми действиями, то он окажется фальстартом, а новый старт будет отложен на неопределенное время.

(2) Если же старт состоится, то далее должен последовать второй, основной этап модернизации. Судя по опыту большинства восточноевропейских стран, на котором решаются вопросы значительного повышения качества жизни населения.

Мониторинги 2006 и 2010 годов показали, что для населения России приоритетны следующие меры по улучшению условий его жизнедеятельности (см. табл. 5).

Подчеркнем устойчивость выдвижения на первое место задачи создания новых рабочих мест. В условиях кризиса эти предпочтения населения стали еще более острыми. Но лишь в немногих регионах они получают поддержку в виде конкретных программ, и на федеральном уровне их явно недостает. Столь же устойчиво на всех уровнях сохраняют высокую остроту задачи улучшения медицинского обслуживания, борьбы с криминалом и коррупцией, строительства доступного жилья.

Для их решения Президент, Правительство и законодатели должны создать новые экономические институты, которые бы побуждали собственников предприятий / фирм к конкуренции и инновациям. При отсутствии таких институтов собственники в условиях кризиса участили нарушения прав наемных работников, чему благоприятствуют отсутствие или слабость профсоюзов на предприятиях и фирмах. Соответственно, право на труд вышло в 2010 г. на первое место по важности (см. табл. 6).

Таблица 6. Важность и нарушаемость прав и свобод человека в России (Мониторинг ЦИСИ ИФРАН, 2006 и 2010 гг., ранги соответствуют % ответивших)

Соответственно, на данном этапе должна быть развернута работа по созданию программы воплощения в жизнь принципов и норм правового государства, провозглашенных Конституцией РФ, - которая должна быть ориентирована на массовое обучение: учиться и учить демократии. Одно из направлений такой программы, дополняющих альтернативные сценарии макроэкономической политики [например, см.: Акандинова, 2011] составляет развитие таких экономически значимых институтов, как независимые профсоюзы на каждом предприятии/фирме и их объединения в региональных и отраслевых масштабах, а также реальное, постоянно действующее трехстороннее партнерство на микро-, мезо-, макроуровнях. Экономическая и гражданская значимость этих социокультурных институтов состоит в том, что они представляют собой: ограничения стремлений бизнеса решать свои проблемы только за счет наемного труда (т.е. повышать вероятность массовых протестов); стимулы для бизнеса - повышать свою компетентность, искать инновации для роста; стимулы для власти - снижать коррупцию, повышать качество администрирования; классообразующие структуры гражданского общества.

Для утверждения таких институтов требуется внести изменения в Трудовой кодекс Российской Федерации. В том числе, не по умолчанию, а определенно зафиксировать, что не позднее 6 месяцев после открытия предприятия/фирмы в ней должна быть создана профсоюзная организация (или несколько), иначе аннулируется регистрация предприятия/фирмы. А также, что трехсторонние комиссии должны иметь план работы на год, ежеквартально собираться, привлекать экспертов и оперативно публиковать свои выводы, решения.

Сложность этих и подобных задач не позволяет решить их быстро. Поэтому данный этап начинается основательно, без спешки, затем углубляется, обеспечивая необратимость модернизации.

(3) На третьем этапе характерной чертой модернизации становится ее глубокая рационализация. Достигается значимое повышение демократизма политической культуры и поведения населения, укоренение норм и правил конституционной демократии. Происходит общий рост уровня и сбалансированности социокультурных параметров как в России в целом, так и в ее регионах, при сохранении своеобразия каждого региона.

Возникает новое качество российского общества - его социокультурная модернизированность по критериям европейско-российского мегарегиона. Повышается качество жизни и социальное самочувствие населения, открывается простор для инноваций, развития пятого и шестого технологических укладов, реально утверждается общество, основанное на знаниях. Россия возвращается в состав экономически развитых стран мира и вносит вклад в становление справедливого общества, в котором утверждены равенство возможностей для каждого человека и нравственный авторитаризм политической элиты - как ценностные позиции и как действующие нормы правового государства (конституционной демократии).

Список литературы

Акиндинова Н. В., Алексашенко С. В., Ясин Е. Г. Сценарии и альтернативы макроэкономической политики. Доклад к XII Международной научной конференции по проблемам развития экономики и общества. Москва, 5 - 7 апреля 2011 г. М.: Изд. дом ВШЭ, 2011.

Белянин А. В., Зинченко В. П. Доверие в экономике и общественной жизни. М.: Фонд "Либеральная миссия", 2010.

Готово ли российское общество к модернизации / Под ред. М. К. Горшкова, Р. Крумма, Н. Е. Тихоновой. М.: Весь Мир, 2010.

Индекс трансформации Фонда Бертельсмана. Формы политической организации в международном сопоставлении. М.: Центр исследований постиндустриального общества, 2010.

Лапин Н. И. Застойные сферы функционирования региональных сообществ и выращивание институтов их саморазвития // Регионы в России: социокультурные портреты регионов в общероссийском контексте / Составление и общая ред. Н. И. Лапина, Л. А. Беляевой. М.: Academia, 2009a.

Лапин Н. И. Новые проблемы исследований региональных сообществ // Социол. исслед. 2010. N7.

Лапин Н. И. Общая социология. М.: Высшая школа, 2006, 2009b.

Лапин Н. И. Сверяем человеческие измерения модернизации (по результатам третьей волны Европейского социального исследования) // Мир России. 2011. N 2.

Лапин Н. И. Тревожная стабилизация // Общественные науки и современность. 2007. N 6.

Микульский К. Кризис российского авторитаризма. Нынешняя модель общественного устройства блокирует разрешение системных противоречий в жизни страны // Независимая газета. 2011. 6 апреля.

Регионы в России: социокультурные портреты регионов в общероссийском контексте / Составление и общая ред. Н. И. Лапина, Л. А. Бефляевой. М.: Academia, 2009.

Регионы России. Социально-экономические показатели. 2010. Стат. сб. М.: Росстат, 2010.

Россия в Европе: по материалам международного социологического проекта "Европейское социальное исследование" / Под ред. А. В. Андреенковой, Л. А. Беляевой. М.: Academia, 2009.

Смешанная экономика: социокультурные аспекты / Отв. ред. Н. И. Лапин. М.: ИНИОН, 1994.

Явлинский Г. А., Космынин А. В. Двадцать лет реформ - промежуточные итоги? Российское общество как процесс // Мир России. 2011. N 2.

China Modernization Report Outlook (2001 - 2010) / Editor-in-Chief Chuanqi HE, Research Group for China Modernization Strategies, China Center for Modernization Research, Chinese Academy of Sciences. Peking University Press, 2010.