Николай Александрович Некрасов. Русские женщины. Княгиня М. Н. Волконская

Глава I

Внуки попросили бабушку рассказать что-нибудь интересное, но она отказывается:

...Но их прогнала я:

«Успеете слушать; рассказов моих Д

останет на целые томы,

Но вы еще глупы: узнаете их,

Как будете с жизнью знакомы!»...

Прогнав внуков гулять, она пишет записки, чтобы рассказать о пережитом, о людях и событиях.

Мария Николаевна Волконская родилась под Киевом, в тихом имении отца. Род их был древним и богатым. Отец ее, генерал Раевский, герой войны с Наполеоном, считал важнейшим в жизни исполнение своего долга перед Родиной. Маша была любимицей семьи, училась «всему, //Что нужно богатой дворянке», хорошо пела. Старый генерал Раевский писал воспоминания, читал журналы и задавал балы, на которые съезжались бывшие его соратники. Царицей бала всегда была Маша — голубоглазая, черноволосая красавица с густым румянцем и гордой поступью. Девушка легко пленяла сердца гусаров и улан, стоявших с полками близ имения Раевских, но никто из них не трогал ее сердца.

Когда Маше исполнилось восемнадцать лет, отец выбрал ей жениха — генерала Сергея Волконского, героя войны 1812 г., раненного под Лейпцигом:

Постарше тебя... а собой молодец,

Волконский! Его ты видала На царском смотру... и у нас он бывал,

По парку с тобой все шатался! —

«Да, помню! Высокий такой генерал...»

— Он самый! — Старик засмеялся...

«Отец! он так мало со мной говорил!» — Заметила я, покраснела...

— Ты будешь с ним счастлива! — круто решил Старик, — возражать я не смела...

Две недели спустя Мария пошла под венец. После свадьбы она не часто видела мужа: он был в служебных разъездах, и даже из Одессы, куда отправился отдохнуть с беременной женой, князь Волконский неожиданно отвез Машу к отцу. Отъезд был тревожным: Волконские уезжали ночью, сжигая перед этим какие-то бумаги.

Глава II

Мария Волконская жила у родных, мужа она больше не видела. Княгиня волновалась, она не могла понять причин столь стремительного и тревожного отъезда мужа:

Я долго не знала покоя и сна,

Сомнения душу терзали:

«Уехал, уехал! опять я одна!..»

Родные меня утешали,

Отец торопливость его объяснял Каким-нибудь делом случайным...

Родня утешала Марию, отец говорил о скором возвращении ее мужа, о том, что Маше следует беречь себя и будущего ребенка.

Роды были тяжелыми, два месяца Мария не могла оправиться. Вскоре после выздоровления она поняла, что домашние скрывают от нее судьбу мужа. Ей упорно не желали рассказывать о Волконском, ограждали ее от общения, газет и прочего. Мария чувствовала, что не все благополучно, но отец ее, любя дочь, старался пощадить ее, не сознавая, что причиняет этим еще большее горе. Княгиня пыталась писать родне мужа, но ответа не получала.

О том, что князь Волконский был заговорщиком и готовил низвержение властей, Маша узнала только из приговора. Она тут же решила, что последует за мужем, куда бы ни пришлось отправиться. Ее решение только укрепилось после свидания с мужем в мрачной зале Петропавловской крепости.

Я громко сказала: «Да, я не ждала Найти тебя в этой одежде».

И тихо шепнула: «Я все поняла.

Люблю тебя больше, чем прежде...»

— Что делать? И в каторге буду я жить (Покуда мне жить не наскучит). —

«Ты жив, ты здоров, так о чем же тужить?

(Ведь каторга нас не разлучит?)»

Все хлопоты о смягчении участи Волконского оказались тщетны, он был отправлен в Сибирь. Не помогли ни связи, ни просьбы о помиловании. Мария решила ехать за мужем. Но прежде ей пришлось выдержать сопротивление родных.

Отец умолял ее пожалеть несчастного ребенка, родителей, хладнокровно подумать о собственном будущем:

Не знаю, как мне удалось устоять,

Чего натерпелась я... Боже!..

Была из-под Киева вызвана мать,

И братья приехали тоже:

Отец «образумить» меня приказал.

Они убеждали, просили,

Но волю мою сам Господь подкреплял,

Их речи ее не сломили!

Тем не менее Марии пришлось очень тяжело. Родные расписывали ей ужасы путешествия, уговаривали забыть мужа и подумать о ребенке, о них. Маша, выдержав очередную бурю, обратилась к молитве:

...А я, чуть жива, пред иконой святой Упала — в истоме душевной...

Глава III

Мария не спала всю ночь, она молилась и размышляла, ей многое пришлось понять:

Я Божию матерь на помощь звала,

. Совета просила у Бога,

Я думать училась: отец приказал

Подумать... нелегкое дело!

Давно ли он думал за нас — и решал,

И жизнь наша мирно летела?

Мария поняла, что до сей поры ей не приходилось думать и принимать решения, все это было делом отца. Даже под венец она шла по его настоянию. Теперь же образ измученного тюрьмой мужа стоял перед ее мысленным взором, и Волконская не могла его забыть. Она ощущала собственное бессилие, горечь и боль разлуки и понимала, что единственно возможное решение — последовать за супругом. Именно в этом состоит ее долг:

... Место мое не на пышном балу,

А в дальней пустыне угрюмой,

Где узник усталый в тюремном углу

Терзается лютою думой,

Один... без опоры... Скорее к нему!

Там только вздохну я свободно.

Делила с ним радость, делить и тюрьму Должна я... Так небу угодно!..

Мария Волконская согласна покинуть недавно родившегося ребенка, она считает, что должна быть вместе с мужем, поддерживать его в тяжелой ситуации:

Да, ежели выбор решить я должна Меж мужем и сыном — не боле,

Иду я туда, где я больше нужна,

Иду я к тому, кто в неволе!

...Но если останусь я с ним... и потом Он тайну узнает и спросит:

«Зачем не пошла ты за бедным отцом?..»

И слово укора мне бросит...

Оставляя ребенка без надежды когда-нибудь его увидеть, Мария Волконская понимала: лучше заживо лечь в могилу, чем лишить мужа утешения, а потом за это навлечь на себя презрение сына. Она верит, что старый генерал Раевский, во время войны выводивший под пули своих сыновей, поймет ее решение.

Сказав отцу о своем решении, Волконская столкнулась с тоской и недовольством родных. Мария Николаевна написала письмо царю, вскоре она получила ответ: в письме царь восхищался решимостью молодой женщины, давал разрешение на отъезд к мужу и намекал, что возврат безнадежен. Волконскую, до которой дошли слухи о препятствиях на пути ее предшественницы Трубецкой, позволение царя воодушевило. За три дня Мария Николаевна собралась в путь, заложила самые ценные свои вещи, купила кибитку. Последнюю ночь она провела у колыбели сына:

Последнюю ночь провела я С ребенком. Нагнувшись над сыном моим, Улыбку малютки родного Запомнить старалась; играла я с ним Печатью письма рокового.

Играла и думала: «Бедный мой сын!

Не знаешь ты, чем ты играешь!

Здесь участь твоя: ты проснешься один,

Несчастный! Ты мать потеряешь!»

Утром Волконская уезжала. Родные провожали ее в угрюмом молчании. Попрощавшись с матерью, сестрой и братьями, Мария обратилась к молчаливому и печальному отцу:

«Я еду! хоть слово, хоть слово, отец!

Прости свою дочь, ради бога!..»

Старик на меня поглядел наконец Задумчиво, пристально, строго И, руки с угрозой подняв надо мной,

Чуть слышно сказал (я дрожала):

Смотри! через год возвращайся домой,

Не то — прокляну!.. —

Я упала...

Глава IV

Княгиня Волконская на три дня остановилась в Москве у сестры Зинаиды, которая решила устроить пир. Волконская была «героинею дня», ею восхищались поэты, артисты. На прощальном вечере она встретилась с Пушкиным, которого знала с юности. В те давние годы они встречались в Гурзуфе, и Пушкин даже казался влюбленным в Машу Раевскую — хотя в те времена он в кого только не влюблялся. Встреча ее с Пушкиным в Москве была печальна — Пушкин был подавлен горем Марии. Великий поэт оценил ее подвиг. Пушкин рассказывал о своих планах писать «Пугачева», ехать на Урал, а там, если получится, навестить декабристов. «Пугачева» поэт написал, но в Сибирь поехать ему не позволили.

Распрощались с Волконской тепло:

И каждый сказал мне: «Господь вас храни!», — Прощаясь со мной со слезами...

Глава V

Княгиня пустилась в путь. По дороге ей встречались обозы, толпы богомолок, казенные фуры, солдаты-новобранцы. Слышала она горькие стоны жен и дочерей, провожавших солдат.

Первую остановку Мария сделала в Казани. Из окон гостиницы увидела бал, вздохнула. Был канун Нового года.

Выехав из Казани, Волконская попала в метель. Ей пришлось заночевать в сторожке лесника, дверь которой была придавлена камнями — от медведей. Утром лесник вывел на дорогу. Начались сильные морозы, заставляющие княгиню сидеть в кибитке:

Совсем я закрыла кибитку мою —

И темно, и страшная скука.

Что делать? Стихи вспоминаю, пою,

Когда-нибудь кончится мука!

Пусть сердце рыдает, пусть ветер ревет

И путь мой заносят метели,

А все-таки я подвигаюсь вперед!

Так ехала я три недели...

В дороге Волконская узнала от солдата, что узники живы и находятся в руднике Благодатском. В храме Мария заказала молебен:

Казалось, народ мою грусть разделял,

Молясь молчаливо и строго,

И голос священника скорбью звучал,

Прося об изгнанниках Бога...

Убогий, в пустыне затерянный храм!

В нем плакать мне было не стыдно,

Участье страдальцев, молящихся там,

Убитой душе не обидно...

Дальнейший путь тоже протекал не гладко. Ночью ямщик не сумел сдержать лошадей, и кибитка вместе с княгиней полетела с крутой горы Алтая. В Иркутске, говорила Волконская, «проделали то же со мной, // Чем там Трубецкую терзали...». Переправа через Байкал была тяжелой. Потом пришлось оставить кибитку и пересесть в телегу, кончилась санная дорога. Княгиня узнала холод и голод пути, не у кого было что-либо купить. И только под Нерчинском ка- кой-то купец устроил ей бал.

В Нерчинске Волконская догнала княгиню Трубецкую, от которой узнала, что их мужья содержатся в Благодатске:

— Они в Благодатске! — Я бросилась к ней, Счастливые слезы роняя...

В двенадцати только верстах мой Сергей,

И Катя со мной Трубецкая!

Глава VI

Встреча Волконской и Трубецкой поддержала обеих. Теперь они вместе идут по тернистому пути, им будет легче:

Найдем мы униженных, скорбных мужей,

Но будем мы им утешеньем,

Мы кротостью нашей смягчим палачей, Страданье осилим терпеньем.

Опорою гибнущим, слабым, больным Мы будем в тюрьме ненавистной И рук не положим, пока не свершим Обета любви бескорыстной!..

По дороге русский ямщик рассказывал женщинам о ссыльных, о том, что возил их в рудник на работу, а те шутили, смешили друг друга. Ямщик привез жен декабристов в острог к начальнику. Женщины приехали раньше бумаги из Нерчинска, поэтому начальник отказался пускать их к мужьям. Мария Николаевна отправилась к руднику, часовой проникся слезами княгини и пропустил ее внутрь. Мимо ям и провалов Мария добежала до шахты, где в числе других каторжников работали декабристы. Первым Волконскую увидел Трубецкой, затем подбежали Ар- тамон Муравьев, Борисовы, князь Оболенский. По лицам их текли слезы. Наконец княгиня увидела мужа:

И я подбежала... И душу мою Наполнило чувство святое.

Я только теперь, в руднике роковом,

Услышав ужасные звуки,

Увидев оковы на муже моем,

Вполне поняла его муки,

И силу его... и готовность страдать!..

Невольно пред ним я склонила Колени — и, прежде чем мужа обнять,

Оковы к губам приложила!..

Весь рудник замер, в святой тишине деля с Волконскими горькое счастье их встречи.

Офицер приказал Волконской уйти, а муж сказал вслед: «Увидимся, Маша, — в остроге!..»