|
Абрамова С.
В конце XX века Россия оказалась в ситуации выбора дальнейшего пути развития. Происходящие изменения породили проблему их идейного обоснования. В связи с этим усилился интерес к различным направлениям русской общественно-философской мысли.
Одним из таких направлений является почти неизвестное до середины 1980-х годов советскому обществу евразийство. В словаре “Русская философия” дается следующее определение: “Евразийство — идейное и общественно-политическое движение русской эмиграции, пытавшееся осмыслить причины Февральской и Октябрьской революций 1917 года и найти пути преобразования большевистской власти” [1]. В чистом виде движение просуществовало до конца 20-х годов и не получило дальнейшего развития. Но если само движение и прекратило существование, то его идеи и проблемы, поставленные евразийцами, остались и сейчас вызывают живой интерес в России.
Отправной точкой евразийской концепции стало признание большевизма как политической силы, утвердившейся в России. В то же время, признавая большевиков как политическую силу, евразийцы отказывали им в будущем. Большевизм для евразийцев был неизбежным и необходимо вытекающим из всего предшествующего развития России следствием. Евразийцы питали к большевизму двоякое чувство. С одной стороны, они видели в нем чуждое России явление, с другой, — механизм преодоления этой чуждости, привнесенной в Россию эпохой Петра I.
Оценка большевизма исходила из той позиции, которую евразийцы заняли по отношению к Европе. Здесь они явились продолжателями славянофильской традиции в определении характера взаимоотношений между Россией и Европой. Евразийцы видели в большевизме явление европейского порядка, а так как Европу они считали не только отделенной от России, но и противостоящей ей, то и большевизм полагали явлением абсолютно чуждым русскому самосознанию. Отношение евразийцев к Европе тоже двояко (как, впрочем, и все основные положение евразийской идеи). Во-первых (что сразу же бросается в глаза), очевидно решительное отрицание значения Европы в качестве водительницы народов мира на историческом пути. Во-вторых, как неоднократно заявляли сами евразийцы, они признают вклад Европы в копилку мировой культуры, а настроение отрицания вызвано той политикой, которую проводит Европа в отношении других стран и народов. Здесь, вероятно, евразийцы верно угадали геополитические изменения, наметившиеся в начале ХХ века, — падение роли Европы в деле определения политического лица мира и усиление роли неевропейских народов.
Отделяя, вслед за славянофилами, Россию от Европы, евразийцы идут дальше своих предшественников. Они разрабатывают положение, согласно которому решающая роль в создании Российского государства принадлежит туранскому (преимущественно иранскому) элементу. Исходя из данного положения, евразийцы отмечали благотворное влияние монголо-татарского ига, как силы, оказавшей решающее воздействие на формирование российской государственности. Восточный (степной) элемент имел, по мнению евразийцев, огромное влияние на оформление национального духовного облика русских. Большое внимание данной проблеме уделил Н.С.Трубецкой [2]. Опираясь на вышеизложенную историософскую концепцию, евразийцы выделяли особый мир, в котором развивалась Россия. Этот мир они называли Россия-Евразия — срединный континент, противостоящий как Европе, так и восточным народам, хотя ближе к последним. Евразийцы исходили из положения, что народы, населяющие Россию, настолько отличны от своих “соседей”, что образовали собственный мир, в котором они значительно ближе между собой (даже те, что принадлежат к различным этническим и конфессиональным группам), нежели со своими единоверцами или соплеменниками (например, восточные и западные славяне). Признание за восточным элементом значительной роли в формировании русского этноса получило свое выражение в идее “исхода к Востоку”.
Однако, отстраняясь от Европы, Россия в то же время не становится частью восточного мира. Для человека Востока мы так же чужды, как и для европейца. Отсюда вывод: не нужно примерять на себя чужие одежды, но следует плодотворно впитывать и творчески перерабатывать опыт двух великих миров, на стыке которых находится Россия. Отсюда и мессианское призвание России (традиционная идея русской философии) — показать народам мира новый путь, путь построения жизни на новых началах, путь сплочения доселе противостоящих миров.
Евразийцы — явные приверженцы сильного государства. И эта их настроенность подвергалась наибольшей критике со стороны оппонентов движения. Н.А.Бердяев называл государственную концепцию евразийцев “утопическим этатизмом” [3]. Государство в учении евразийцев занимает одно из ведущих мест, является единственной формой существования культуры. Наиболее приемлемой формой государства в столь многообразном мире евразийцы полагали федерацию, цементирующей его основой — Идею. Таким образом, государство — цель для воплощения определенной идеологии. Евразийцы употребляли термин “идеократия” — власть идеи.
“Идея-правительница”, по замыслу евразийцев, — довольно жесткое образование, созданию и воплощению которого подчинены все сферы общественной жизни и все наличные силы общества. Требуя неукоснительного следования намеченной цели, реальное ее воплощение “идея-правительница” оставляет за индивидом, так как только в многогранном, разностороннем и разнообразном творческом процессе может появиться наиболее полным образом выраженное целое. Творческий потенциал народа государство получает через систему “правящего отбора”, создания особой категории людей, призванных к руководству государством. Необходимое условие принадлежности к ней — нерасторжимая органическая связь с национальной и, если угодно, природной стихией России-Евразии. Сама “идея-правительница” — понятие достаточно абстрактное, она нуждается в своем конкретном выражении. Носителем идеи, по мнению евразийцев, должен быть монарх, наиболее приемлемо для России-Евразии именно “монархическое возглавление”.
“Идея-правительница” представляет собой наиболее полное и целостное выражение культуры. Последней евразийцы отводят решающую роль в своих теоретических построениях. Для евразийцев культура является основой цивилизации, и в создании любой формы человеческого общежития решающую роль играет все-таки не материальная, а духовная сторона. Евразийская культура — целостная система, где один элемент дополняет другой, а не противостоит ему. Наиболее плодотворный путь развития культуры того или иного народа — самопознание, что нашло выражение в учении об “истинном национализме”. Здесь ставится задача не культурного насилия одного народа над другим, а определение прежде всего своего места в великой семье народов. Идея, на основе которой строится государство, воплощению которой подчиняется общество, должна носить характер Абсолюта, истинной непогрешимости. Таким абсолютным началом евразийцы считают православие. Все другие народы в творческом процессе национального развития необходимо придут, по их мнению к осознанию этой истины и вольются в ряды истинных последователей Христа.
Воплотить абсолютную идею, создать государство “идеократии” в состоянии только человек нового типа. Прежде всего это — личность. Учение о личности является краеугольным камнем евразийской идеи. Сами евразийцы отмечали, что понять концепцию евразийства можно только постигнув всю глубину учения о личности. В нем прослеживается некая двойственность. С одной стороны, личность — творчески свободное начало. Без этого положения вообще невозможно говорить о человеке как существе, наделенном способностью создавать нечто новое. Кроме того, только индивидуальное понимание требований идеи ведет к наиболее полному и верному ее воплощению. Это глубоко личностный процесс. Только когда находятся точки соприкосновения идеи с личным “я”, идея становится частью человека и направляет его творческие усилия. С другой стороны, личность является частью целого, общества, которое выступает как единый организм — “соборная личность” (идея также не новая в русской философии). Характерно, что творческие силы индивидуума могут раскрыться только в сопричастности его к данному целому, единству. Но это целое только тогда полно, когда оно разнообразно в составляющих его элементах.
Итак, вроде бы очевидно, что принципиально новых идей евразийцы не выдвигали — все они в той или иной мере развивались русской философской традицией, но своеобразны взаимосвязь и переосмысление и самих идей и их элементов. А.А.Кизеветтер назвал евразийство “настроением, вообразившим себя системой” [4]. Даже если и так, даже если это только эмоциональный отклик на свершившееся в мире, тем не менее интересно понять, каким образом евразийцы предлагали России войти в общую семью народов, не потеряв собственного своеобразия. Именно это в движении евразийства изучено недостаточно. Именно это важно не только для оценки евразийства как специфического культурного феномена, но и для осмысления острых проблем жизни современной России.
Список литературы
1. Русская философия: малый энциклопедический словарь. М., 1995. С.172.
2. См. Трубецкой Н.С. О туранском элементе в русской культуре // Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн. М.: Наука, 1993. С.59-76; И.Р. (Трубецкой Н.С.) Наследие Чингис-хана. Взгляд на русскую историю не с Запада, а с Востока. Берлин, 1925.
3. Бердяев Н.А. Утопический этатизм евразийцев // Мир России — Евразия: Антология. М.: Высшая школа, 1995. С.329-334.
4. Кизеветтер А.А. Евразийство // Там же. С.315.
|