| «Это — ласка православия»/ С. Н. Дурылин и Оптина пустынь
Виктория Николаевна Торопова
Путь Сергея Николаевича Дурылина к Оптиной пустыни был долгим и непростым. Придя в гимназию глубоко верующим мальчиком, он через шесть лет сделался ярым атеистом, бросил учебу и увлекся революционными идеями. Писал прокламации, несколько раз сидел в тюрьме. Очнулся, пережив глубокое потрясение от гибели в 1906 году своего друга Миши Языкова — члена подпольной боевой дружины — и еще одного гимназического товарища. Дурылин задумался: «Во имя чего отданы эти и другие жизни?» Началось медленное, мучительное возвращение к вере, завершившееся к 1910 году.
Впервые С. Н. Дурылин побывал в Оптиной пустыни на Пасху 1913 года с мамой Анастасией Васильевной (авторы некоторых публикаций ошибочно относят это событие к 1915 году). На исповедь они пошли в келью к старцу Анатолию (Потапову), о котором раньше не слышали. Поразило лицо старца: «Все сплошь оно улыбка, все сплошь оно — привет, все сплошь оно — облегчение каждому, кто смотрит на него». Сергей Николаевич увидел в этом лице «ласкающую, переливающуюся на солнце радость вечного детства, веселой и все сердца веселящей мудрости — той мудрости, которая так легка и светла. <…> Я много раз в разные годы и в разные времена видел это лицо — наедине, в келье, в алтаре, при народе, плещущем в эту келью своим горем и грехом, при монахах, открывающих ему свои помышления, в благодатные часы таинств и молитвы, в острейшие моменты тревоги за судьбу монастыря — и никогда не видел его иным, чем в просвечивании «тайно светящего» в нем света невечернего»2.
По возвращении Дурылин пишет одному из друзей: «В Оптиной пустыни природа удивительная: благословенно‑тихая, понимающая, смиренная и святая. Только там мне стало ясно, почему влекло туда Достоевского, Л. Толстого, Вл. Соловьева, почему там похоронен Киреевский, постригся Леонтьев. Молитва создала там место, откуда, кажется, короче и доходней молитва, — легче устам произносить слова, которые труднее всего нам произносить: слова смирения, простоты и беспомощности»3.
Своими впечатлениями и мыслями, навеянными посещением Оптиной пустыни, С. Н. Дурылин поделился и с Сергеем Николаевичем Булгаковым, который ответил ему письмом из Кореиза, где проводил лето: «Дорогой Сергей Николаевич! <…> Спасибо за оптинское письмо и оптинскую память. Мне не приходилось там бывать, но говорят люди понимающие (например, о. Павел Флоренский), что там земля (именно земля) благодатная. <…> Тот, у кого нет в душе «Оптиной», кто извергнул ее из себя или отвергнулся Церковью, кто не знает ее как дома молитвы, <…> у того нет будущего (религиозно) и нет настоящего»4.
11 ноября 1914 года умерла Анастасия Васильевна. Сергей Николаевич убит горем. «Со смертью мамы я потерял самую оправдывающую нужность своего существования»5. Не в силах справиться с отчаянием, Дурылин уже 16 ноября едет к отцу Анатолию за поддержкой. Через два месяца приезжает вновь — проситься в монастырь. Отец Анатолий ласково поговорил, напоил чаем, но сказал: «Носи монастырь в сердце своем, а время покажет, в какой монастырь тебе идти».
С этих пор ежегодно, а иногда и по нескольку раз в году (вплоть до 1921 года), С. Н. Дурылин бывает в Оптиной пустыни и живет там неделями. Он становится в монастыре своим человеком, пользуется богатейшей монастырской библиотекой, собирает материал по истории Оптиной и истории старчества (хотел написать об этом, но не успел), записывает рассказы и воспоминания оптинских монахов и шамординских монахинь, беседует со скитоначальником Феодосием — живым носителем истории обители, с отцом Феодотом — ее уставщиком. В дневнике делает записи своих бесед с отцом Анатолием и отцом Нектарием. Записывает воспоминания отца Феодота о жизни К. Н. Леонтьева при Оптиной пустыни (Леонтьев — один из его любимых авторов). Начинает работу над экспозицией музея Оптиной пустыни. В свой альбом6 Дурылин поместил письмо, полученное им в Челябинской ссылке от священника Павла Флоренского: «Дорогой Сергей Николаевич! Направляю к Вам своего академического товарища Бориса Павловича Добротворцева на предмет обмена мыслями об Оптиной и о делах около нее. Бориса Павловича я рекомендую в муз[ейный] отд[ел] в качестве сотрудника в «Музей Оптиной пустыни». Борису Павловичу хочется уяснить себе, что предстоит ему на таком месте и подойдет ли такая обязанность к нему. Поэтому я и пологаю полезным как для судьбы Оптиной, так и для Б. П. Добротворцева, сговориться вам обоим о дальнейших отношениях... 27 апреля 1923 года».
Как видим, священник Павел Флоренский не терял надежды на возвращение Дурылина из ссылки и продолжение его работы в Оптиной пустыни.
«Живую Церковь, Живое Тело я учуял только тогда, когда капелька живой воды Церкви капнула на меня с Оптиной пустыни»7. «Не могу и не смею говорить, чтó такое Оптина пустынь. На это нет сил, нет умения, нет права: для каждого она может быть совсем иной, новой и своей, иначе религиозно действующей и по‑иному спасающей, — верно только, что непременно спасающей. <…> Безмолвно и радостно в скиту. Шумит золотой бор. А народное горе льется, льется сюда – но оно иное здесь, чем в деревне и городе; оставлено за стенами все суетливое, внешне‑плачущее. <…> Здесь скорбная, плачущая, нищая, тихая Россия. <…> Тянется Россия к здешней Руси, а здешняя Русь — это милая, радующая улыбка старца Анатолия, «простого», как зовет его народ, вкладывая всю ласку и нежность в это слово, это — долгие, долгие службы в полутемной церкви, в древней неторопливости, покое и свете, это — ласка православия. Все тянутся на эту ласку, за которой сила и жизнь»8.
Старец Анатолий стал духовником Сергея Николаевича.
Отправляясь в Оптину, С. Н. Дурылин старался брать с собой друзей и учеников. Вместе с ним там побывали Таня Буткевич — близкий друг с юности, Георгий Мокринский — духовный сын священника Павла Флоренского, Екатерина Петровна Нестерова — жена художника М. В. Нестерова, любимый ученик Коля Чернышев9, будущий иерей Сергей Сидоров, духовным отцом которого также стал иеросхимонах Анатолий. Сергей Сидоров обратил внимание на то, каким глубоким уважением пользовался С. Н. Дурылин у старцев Анатолия, Нектария, Феодосия10.
На Рождество 1920 года ученик С. Н. Дурылина Иван Чернышев записывает в его зеленый альбом: «Пять лет тому назад я с Вами попал в Оптину Пустынь и увидел там Свет и Радость Христианства, и я начал искать Их с юношеской надеждой. Но временами душа умирает, надежда и вера слабеют, и тогда только у Вас и через Вас я нахожу поддержку, одобрение и подкрепление в этом стремлении узреть Сей Невещественный Свет и идти к Нему твердо»11.
К моменту первого посещения Оптиной С. Н. Дурылин хорошо знал историю Церкви, церковные службы, духовную литературу, иконографию. Позади были несколько (1906, 1908, 1911) путешествий на Север, изучение этнографии, фольклора, церковной архитектуры, поездка на озеро Светлояр к Китежу (июнь 1912), посещение лекций в Архитектурном институте… Оптина пустынь стала для Дурылина воплощением Церкви «видимой», Китеж — Церкви «невидимой». Свои взгляды на единство этих Церквей Сергей Николаевич изложил в работах «Церковь Невидимого Града. Сказание о Граде-Китеже» (1914) и «Начальник тишины» (1916). «Церковь Невидимого Града» написана в январе 1913 года (то есть до «оптинского периода») и прочитана «еще не просохшая» дома у С. Н. Булгакова, где Дурылин впервые лично познакомился с отцом Павлом Флоренским. «Народная душа жаждала и жаждет бытия в Церкви и мыслить свое бытие как пребывание в Церкви видимой и непрестанное общение с Церковью невидимой — в молитве и вере»12. Действенную силу православия Дурылин видит в Оптиной пустыни, еще не побывав там.
|