Реферат: Беседы по притчам Иисуса. Том

Bhagwan Shree Rajneesh

Come, follow me

Talks on the sayings of Jesus

Volume 4

Rajneesh Foundation 1976

Бхагаван Шри Раджниш

Приходи, следуй за Мною

Беседы по притчам Иисуса

Том 4

Содержание

Введение

Сие творите в Мое воспоминание

Между Адамом и Иисусом

Как Я возлюбил вас

Все, кто слышит это, теряют себя

Вот, приблизился предающий Меня

Счастье — это то, что случается

Эго — это Иуда

Все небо принадлежит вам

Или, Или! лама савахфани

Я — море, которое вы ищете

Посмотрите на руки Мои и на ноги Мои

Введение

Я вспоминаю, что, несмотря на строгое католическое воспитание и восемь лет учебы в приходской школе, я все время находилась под впечатлением, что все эти взрослые являются бандой глупых, поверхностных дураков. У меня всегда было ощущение, что Библия и, особенно, слова Иисуса были поэтическими метафорами некоторого существенного про живания, которое невозможно было описать только словами. В глубине сердца я не верила их поверхностным объяснениям, произносимым со скучными, серьезными лицами сквозь сжатые губы. Религия, Иисус и духовность казались мне очень, очень печальными вещами, в которые люди углублялись только в том случае, если неудачей заканчивалось их путешествие по мирской жизни или если они боялись секса. Я думаю о тех людях, которые несли все это детям, и все еще ощущаю слепоту и темноту вокруг и внутри себя.

Но, к счастью, моя жизнь дома была жизнью типичной христианской семьи. В церкви это было «Господи помилуй», а дома была очень колоритная кубинская мама, много музыки и католицизм, который был больше похож на какой-то «фокус-покус». Наблюдение за «одержимыми» в спиритических сеансах было много более увлекательным делом, чем стояние на коленях в церкви, которая пропахла чьими-то попытками удалить запах из людей. Это было некоторое негласное соглашение между нами: удобно было играть в некоторую игру, но все мы знали, что это не является чем-то реальным.

Но конечным итогом было то, что я полностью отвратилась от религии.

Затем, однажды, я взглянула на себя и мне показалось, что кульминацией всей моей жизни было ощущение ее бессмысленности. Я поняла, что подошла к тому состоянию, когда другие делают выбор между религией и наркотиками, и решила не жить больше в этой лжи. Что мне было делать?

Приблизительно в это же время, которое я называю для себя духовным спазмом, я натолкнулась в Лондоне на книги человека по имени Раджниш. Я упивалась ими как голодная собака костью. Они вызывали во мне смех, слезы, радость, печаль. Внутри меня тоненький голосок говорил: «Да, это тот самый человек». На поверхности я была осторожной и циничной, но внутри я радовалась: «Он обращается непосредственно к моему сердцу!»

И пребывание с Бхагаваном является пищей, превышающей всякие слова, чем-то большим, чем я в состоянии усвоить. Этому нет никакого объяснения, я ничего не сделала, чтобы заслужить это, и все же это случилось! Все, что я могу сказать, это: «О, Иисус! »

И Иисус, о котором говорит Бхагаван, - это именно тот Иисус, который всегда жил в моем сердце. В событиях от «Тайной вечери» до воскресения Бхагаван раскрыл перед нами нового Иисуса: Иисуса - сына человеческого и Иисуса - сына Божьего; Иисуса - учителя и Иисуса - ученика; Иисуса - поэта и Иисуса - просветленного; Иисуса, который кричит в страдании на кресте, и Иисуса, отдающегося своему Отцу. Этот Иисус близок нам, поскольку он кровоточит так же, как и мы, и все же он выше своего тела, выше мирских событий. Все время создается впечатление о его внутреннем смехе, радости, независимости. Я легко могу представить себе Иисуса, поднимающего тост за Иуду и благодарящего его за сотрудничество в этой игре.

Не удивительно, что Иисуса так не понимали. Он является поэзией существования. В нем сочетаются поэзия и игра. В нем противоположности танцуют, играют и, наконец, объединяются. Благодаря Бхагавану я очень медленно стала хоть что-то понимать в этом: что ближе всего человек может подойти к описываемому религиозному переживанию, используя язык поэзии, метафор, притч. Это очень тонкое явление, очень легко ошибиться, нужно продвигаться очень медленно и с высочайшей чувствительностью. Мне кажется, что христианство прошлось по Иисусу в грубых солдатских ботинках, разрушив все, что он оставил после себя.

Но все это время рядом - Бхагаван. Он не интерпретирует события, как все остальные. Его видение является кристальным видением человека, живущего вне этого мира. Он и с Христом, и с нами - Бхагаван Иисус, Бхагаван Шри Раджниш - одна и та же преобразующая сила.

Я вспоминаю, как несколько месяцев назад, когда умер мой отец, я смотрела на гнев, на страдание, на сущее страдание, застывшее на его лице. На его лице лежала печать его прошлого, его надежд, его неудовлетворения. Его распятие на кресте было болезненным, потому что за всю свою жизнь он не научился искусству умирания. То же самое относится и к нам, если только между «там» и «тогда» мы не научимся чему-то новому.

И Христос снова с нами. Прямо здесь, в Пуне, в Индии, имеется возможность трансформировать нас. Вместо того чтобы рассуждать о том, что бы мы делали во времена Иисуса, мы можем делать это непосредственно сейчас, потому что Христос снова некоторое время находится с нами. Я думаю, что у нас нет времени откладывать все это снова.

Бхагаван сказал: «Я не хочу, чтобы вы стали христианами; это чепуха. Я хочу, чтобы вы стали Христами».

Они здесь - тот же самый поэт, та же самая поэма, та же самая поэзия.

Ма Йога Судха

Беседа 1

Сие творите в Мое воспоминание

21 декабря 1975г., Пуна

Евангелие от Иоанна, глава 13

1. Перед праздником Пасхи Иисус, зная, что пришел час Его перейти от мира сего к Отцу, явил делом, что, возлюбив Своих сущих в мире, до конца возлюбил их.

Евангелие от Матфея, глава 26

17. В первый же день опресночный приступили ученики к Иисусу и сказали Ему: где велишь нам приготовить Тебе пасху?

18. Он сказал: пойдите в город к такому-то и скажите ему: Учитель говорит: время Мое близко; у тебя совершу пасху с учениками Моими.

19. Ученики сделали, как повелел им Иисус, и приготовили пасху.

Еван гелие от Луки, глава 22

14. И когда настал час, Он возлег, и двенадцать Апостолов с Ним.

15. И сказал им: очень желал Я есть с вами сию пасху прежде Моего страдания;

16. Ибо сказываю вам, что уже не буду есть ее, пока он а не совершится в Царствии Божьем.

17. И, взяв чашу и благодарив, сказал: примите ее и разделите между собою;

18. Ибо сказываю вам, что не буду пить от плода виноградного, доколе не придет Царствие Божие.

19. И, взяв хлеб и благодарив, преломил и подал им, говоря: сие есть Тело Мое, которое за вас предается; сие творите в Мое воспоминание.

20. Также и чашу после вечери, говоря: сия чаша есть новый завет в Моей Крови, которая за вас проливается.

Великий немецкий философ Артур Шопенгауэр был при смерти, страдая от многочисленных болезней. Однажды вече­ром, непосредственно перед смертью, он воскликнул: «О, Боже, мой Боже!»

Врач, посещавший его, был очень удивлен этим, потому что в философии Шопенгауэра не было места для Бога. Поэтому он спросил: «Сэр, в вашей философии нашлось место для Бога?»

Шопенгауэр открыл глаза и сказал: «Когда страдаешь, философия без Бога оказывается неполной».

Это слово «неполной» является весьма многозначитель­ным. Давайте поразмышляем над ним немного. Даже на своем смертном одре Шопенгауэр остается философом. Фило­соф все время думает о Боге, во всяком случае, как о гипотезе: полной или неполной является философия? Но Бог остается в ней хотя бы в виде гипотезы. Бог в ней не является реальностью. Это понятие, по-видимому, необходимо потому, что без него трудно объяснить многие вещи, но гипотеза есть гипотеза, и она может быть отброшена в любой момент. В любой момент, когда мы будем готовы объяснить жизнь без гипотезы Бога, мы готовы делать это без подобной гипотезы.

Бог - это не жизнь. Это, скорее, гипотеза, предназначен­ная для объяснения таинства жизни. Гипотеза необходима из-за невежества. По мере того, как человек будет становить­ся все более и более знающим, темнота невежества будет все больше и больше выталкиваться. Бог будет отброшен. Бог будет низвергнут со своего престола, потому что тогда в нем не будет необходимости.

Шопенгауэр сказал: «Когда страдаешь, философия без Бога оказывается неполной». В страдании человек ощущает свою беспомощность: страх, смерть, боль, и нет никакого объяснения этому. Страдания так много, оно необъяснимо. Тогда человек кричит в страхе, в гневе, в волнении: «Ах, Боже, мой Боже! » Но этот Бог является фальшивым, поддел­кой. Он необходим, быть может, из-за бренности человека, из-за его ограниченности; он необходим, быть может, из-за слабости человека, из-за его беспомощности, но он не явля­ется реальностью. Это не означает, что вы осознали его истинность. Максимальное, на что вы можете рассчитывать, это на то, что он необходим. Без концепции Бога вы чувству­ете себя в одиночестве, вы в темноте. Он - это выдумка, фантазия. Она помогает, она утешает, она дает некоторый комфорт, в случае необходимости в нем. Это то, что Маркс называет «опиумом». При страдании нужен опиум - нужно нечто, при помощи чего вы сможете забыть о страдании, - но это не истинный Бог. Бог философов не является истинным Богом.

Но есть и другой Бог - истинный Бог. Истинный Бог - это не гипотеза, это постижение. И истинный Бог раскрыва­ется в большей степени тогда, когда вы празднуете, а не тогда, когда вы страдаете.

Постарайтесь понять это: когда вы счастливы, вы не нуждаетесь в Боге. Кто нуждается в Боге, когда он счастлив и наслаждается жизнью, когда он полон энергии и силы? Кто нуждается в Боге, когда жизнь является исполнением? Тогда философия является полной и без Бога. В счастье никто не вспоминает о Боге. Если вы вспоминаете о Боге, когда вы счастливы, то у вас больше возможностей узнать его, чем в том случае, когда вы вспоминаете о нем в состоянии страда­ния, потому что в страдании все вспоминают о нем. Это зависит больше от страдания, чем от вас. Это участь страда­ющего ума, ощущающего свою беспомощность. Если вы можете вспоминать Бога во время празднования, это неестес­твенно; это сверхъестественно. Неестественным является воспоминание о Боге, когда вы полностью счастливы и испытываете удовлетворение, когда каждый момент своей жизни вы находитесь в состоянии восхищения, когда вы расцветаете, когда ничто не кажется невозможным, когда вы во всем преуспеваете, когда ничто не кажется далеким, вне пределов досягаемости, когда вы на вершине жизни, молоды и жизнеспособны. Но если в это время вы вспомните о Боге, то у вас будет больше возможностей встретиться с его реальностью.

Почему? Прежде всего, потому, что тогда вы уже движе­тесь прочь от своего подсознания. Вы совершаете сознатель­ные усилия; вы уже пробуждаетесь; вы больше не спите. Во сне все просто случается с вами. Когда вы хоть немного пробуждаетесь, тогда вы больше не жертва, тогда вы можете выбирать.

Не забывайте этого: Бог, которого вы вспоминаете в состоянии страдания, является просто проекцией вашего ума. Бог, которого вы вспоминаете в состоянии празднова­ния, не является больше проекцией вашего ума, потому что, когда вы счастливы, ум полностью удовлетворен. Ум означа­ет философию. Когда вы несчастливы, ума недостаточно - тогда вы нуждаетесь в чьей-то помощи, тогда вам нужны чьи-то плечи, на которые можно было бы опереться; тогда вы извлекаете Бога. Бог Шопенгауэра является фальшивым. Позвольте мне рассказать вам еще один случай. Это случилось в жизни Паскаля. Однажды вечером, без какой-либо причины, он почувствовал себя очень, очень счастливым.

И помните: всякий раз, когда к вам приходит счастье, оно приходит без всякой причины. Страдание имеет причину, а счастье — нет. Страдание вызвано какой-то причиной. Это часть механизма причин и следствий - это механистичный мир. Счастье не имеет никакой причины. Всякий раз, когда вы присутствуете, счастье случается, как если бы оно было частью вашей природы; оно случается всякий раз, когда вы в гармонии со своей природой. Несчастье не является вашей природой. Оно должно иметь причину, оно должно быть чем-то вызвано.

Помните: другие могут заставить вас страдать, но не могут сделать вас счастливыми. Если вы понимаете это, то они не смогут вызвать даже ваше страдание. Раз вы понима­ете это, то вы можете устранить также и эти причины страданий. Страдание есть часть цепи причин и следствий. Счастье - это спонтанное пробуждение жизни. Когда нет никаких причин для страдания, оно случается, оно здесь. Оно всегда здесь, но ваше внимание было сфокусировано на страдании.

Вот почему Будда говорит: «Не беспокойтесь о счастье, о блаженств е. Не говорите о сат-чит-ананде, не говорите о предельном блаженстве - в этом нет необходимости. Просто знайте, как избежать страдания». Если страдания нет, то само отсутствие страдания, есть блаженство, потому что блаженство свойственно вашей природе. Это не есть нечто, что приходит извне.

Понаблюдайте: всякий раз, когда вы испытываете стра­дание, вам кажется, что оно идет как бы со стороны, извне, а всякий раз, когда вы испытываете счастье, вам кажется, что оно возникает где-то внутри вас. Счастье — это цветок вашего собственного сознания. Страдание - это шип, который вонза­ется в вас: это нечто постороннее, чужое, не ваше. Поэтому всякий раз, когда вы страдаете, вы начинаете думать, что кто-то где-то должен быть ответственным за это. Когда вы счастливы, вы не думаете, что кто-то является ответственным за это. Когда вы страдаете, вы ищете причину, вы задаете соответствующие вопросы. Когда вы счастливы, вы никаких вопросов не задаете.

Если кто-то счастлив и спрашивает: «Почему я счаст­лив?», это выглядит абсурдно, это кажется глупым, это кажется безумием. Вы счастливы - и это все. Для этого нет никаких «почему». Но если кто-то страдающий спросит: «Почему я страдаю?», никто не скажет, что он задает неуместный вопрос. «Почему» имеет отношение к страданию, но не к блаженству.

Однажды вечером Паскаль почувствовал себя счастли­вым - внезапно, без какой-либо видимой причины. Он был счастлив, спокоен и собран; спокойно текла его внутренняя река; для нее не было никаких препятствий, ее течение было совершенным. Плывя с этим потоком, в полном вос приятии, он заснул. Посреди ночи он вдруг проснулся и почувствовал себя таким счастливым, что не мог поверить в это - счастье струилось отовсюду! Он танцевал - он никогда раньше не танцевал. Он стал петь, он написал на бумаге несколько строк. Вот эти строки:

«Огонь - Бог Авраама, Исаака и Иакова, Бог Иисуса, а не философов и ученых. Определенно, определенно, чувства, радость, покой; мир неизвестен вам, но я известен вам. Радость, радость, радость, слезы радости!»

На следующее утро он был совершенно другим челове­ком. Люди, которые знали его всю его жизнь, не могли узнать его. Он зашил этот листок бумаги в свое пальто и носил его всю свою жизнь. Иногда он доставал его, читал эти строчки, и лицо его становилось сияющим; он снова все вспоминал. Даже вспоминание этого переживания снова несло ему это переживание. Это был глубокий внутренний оргазм.

Я повторю это: Бог Авраама, Исаака и Иакова - Бог очень простых людей, обыкновенных людей: Авраам, Исаак, Иаков; Бог Иисуса, а не философов - не Гегеля, не Канта, не Шопенгауэра; Бог очень обыкновенных людей: Кабира, Миры - не Радхакришны, не философов. Тогда это огонь, в котором вы сгораете полностью, в котором вы исчезаете и остается только Бог.

Всякий раз, когда вам встречается истинный Бог, вы исчезаете. В этом смысл слов иудеев: «Никто не может видеть живого Бога». Это верно, абсолютно верно. Никто никогда не видел живого Бога, потому что прежде чем вы откроете свои глаза, вы исчезаете. Это огонь. Он сжигает вас полностью, некому возвращаться. Это точка без возврата. Помните: всякий раз, когда Иисус говорит о Боге, он говорит об этом огне.

Таким образом, к Богу можно приблизиться двумя способами. В страдании, в старости, на смертном одре вы можете принять санньясу, как это делалось в Индии в течение многих веков. Когда вы умираете, жизнь ускользает из ваших рук, вы не можете ни за что уцепиться; в этом состоянии бессилия вы говорите: «Я сдаюсь». Вы только посмотрите на абсурдность этого: когда жизнь отказывается от вас, вы продолжаете игру эго; вы говорите: « Я сдаюсь». Подождите еще минутку; жизнь сдаст вас сама. Вы уже выброшены на кучу хлама!

Рассказывают, что однажды Диоген и Александр совер­шали утреннюю прогулку за пределами города. Они шли через кладбище, и Диоген начал рассматривать черепа и кости, которые были собраны там в большую кучу. У Алек­сандра это вызвало отвращение, и он спросил: «Что ты делаешь?»

Диоген ответил: « Я ищу череп твоего отца. Ты, возмож­но, узнаешь его, потому что он был твоим отцом. И не испытывай такого отвращения, потому что рано или поздно все мы также будем в этой куче и никто не будет в состоянии распознать нас! Помни, Александр, никто не сможет узнать, кто был кто».

Когда вы находитесь на своем смертном одре, когда вас остается только перенести в могилу, вы начинаете думать о Боге. Вы упустили возможность. Когда вы были молодым, вы имели все, чтобы предложить себя ему. Теперь у вас нет ничего; вы представляете из себя растраченные возможности. Вы пусты. Теперь вам нечего дать ему. Как вы можете предложить себя ему? Вам нечего предлагать. Песня, кото­рую вы могли спеть, не спета; танец, который мог стать вашей жизнью, упущен; вы не помогли раскрыться тому цветку, который могли бы предложить ему. Вы, в действительности, делали все наоборот, вы делали все, что препятствовало этому. А потом вы думаете о сдаче, о самоотречении, потом вы думаете о Боге, потом вы думаете о молитве. Когда сердце уже мертво, вы думаете о молитве...

Помните: временем для санньясы, временем для предло­жения себя Богу является время вашего цветения и молодос­ти. Не откладывайте это на потом. Все откладывания опасны, потому что при наличии идеи откладывания это никогда не кончится. Вы будете откладывать все время.

Бог Иисуса является Богом молодых. Иисус умер очень молодым. Он предложил себя очень молодым; он был свежим, он был молодым. Он был на самой вершине, ему было всего тридцать три года, когда он предложил себя; и он предложил себя тотально. В этом смысл распятия на кресте, в этом значение санньясы. Он был санньясином. Он предложил себя, он принес себя в жертву тотально. Когда вы отдаете себя тотально, это означает смерть.

Пока в вас есть еще жизнь, предложите ее Богу. Это будет выглядеть как смерть, но это станет воскрешением. Если вы отдаете себя тотально, то и Бог отдаст себя вам тотально. Вы ничего не потеряете; вы много приобретете. Не отдав ничего, вы не приобретете Целое. Вот несколько строчек из Элис та. Вы, наверное, слышали их. Это самые прекрасные строчки этого века:

Между идеей и реальностью, между понятием и действием падает тень.

Между концепцией и творением, между эмоцией и реакцией падает тень.

Между желанием и спазмом, между потенцией и существованием, между сущностью и падением падает тень.

Эта тень есть эго. Ничто не мешает вам за исключением идеи: «Я есть». Чем больше вы чувствуете, что вы есть, тем дальше вы от Бога. Чем больше вы растворяете это свое «Я есть», тем ближе вы подходите к нему. Распятие Иисуса есть не что иное, как символ распятия эго, растворения эго. Тогда тень исчезает, а эта тень скрывает реальность.

«Между идеей и реальностью, между понятием и дей­ствием падает тень» - и это ваша тень. Чем больше вы думаете, что вы есть, тем больше ваша тень. Чем меньше вы думаете о том, что вы есть, тем меньше ваша тень. А если вы осознаете, что вас нет, то ваша тень исчезает. Раз тень исчезла, вы знаете, что есть реальность.

А теперь сутры:

Перед праздником Пасхи Иисус, зная, что пришел час Его перейти от мира сего к Отцу, явил делом, что, возлюбив Своих сущих в мире, до конца возлюбил их.

Если тени исчезают, то внезапно вы познаете вечность. Если тени исчезают, то исчезает деление времени. Тогда нет ни прошлого, ни будущего; тогда нет также и настоящего - есть только вечность. Тогда вы видите все дальше и дальше. Вот почему Иисус может чувствовать, что его час пришел, что его время пришло, что он должен отбыть из этого мира. Вы не можете видеть даже смерть, стоящую у вашего порога; вы думаете, что это, возможно, пришел ваш друг, что это, возможно, завывает ветер за окном. Вы не можете увидеть смерть, потому что вы не видели даже жизнь. Вы не можете заглянуть в будущее, потому что вы упустили даже настоя­щее. Настоящее является дверью.

Помните: настоящее содержит в себе все прошлое; оно также содержит в себе все будущее. Момент настоящего, на самом деле, является вечным: ничто не приходит и ничто не уходит. Настоящее всегда здесь; только мы приходим и уходим, только мы приходим и проходим. Реальность всегда здесь, в вечности. Деление на прошлое, настоящее и будущее является работой нашего ума, потому что мы не можем видеть целое. Наши глаза очень, очень малы; мы не можем видеть. Наше окно слишком мало, поэтому мы можем видеть только детали.

Замечали ли вы, что даже небольшой камень вы не можете видеть целиком? Когда вы смотрите на одну его сторону, другая скрыта. Вы знаете, что весь камень в вашей руке, он на вашей ладони, но вы не полностью видите его. Это такой маленький камушек, но вы не можете увидеть его во всей его целостности одним взглядом. Сначала вы видите одну его сторону, а затем вы его переворачиваете и видите другую сторону - вы никогда не будете в состоянии увидеть обе его стороны одновременно. Затем, только в воображении, вы объединяете обе стороны камня и думаете, что вы знаете весь камень. Если вы не можете видеть во всей его целостнос­ти маленький камушек, как сможете вы видеть реальность во всей ее целостности? Вы видите только часть ее.

Вследствие такого ограниченного видения то, что только что прошло перед вашими глазами, становится прошлым, то, что еще не прошло, становится будущим, а то, что идет между ними, становится настоящим.

Если Бог существует - я говорю « если», имея в виду ваше отношение, не мое, - если Бог существует, то не может быть никакого прошлого, потому что ничто никогда не уходит из его поля зрения. Не может быть также и никакого будущего, потому что нет ничего, что бы еще не было в его поле зрения. Для Бога существует только настоящее. Так что сказать «Бог был» неправильно; сказать «Бог будет» - неправильно. Бог есть. На самом деле, слова «Бог есть» тоже являются тавто­логией, потому что Бог и есть «естьность», существование. Сказать «Бог есть» - значит повторить это снова и снова. Это все равно, что сказать «естьность есть».

Человек, подобный Иисусу, чья тень исчезла и не осталось ничего, от чего можно было бы отказаться, может видеть, когда придет час его ухода. Но это не уход. Он знает, что он должен уйти с земли, но этот уход должен стать встречей с Отцом. Иисус вновь и вновь повторяет это прекрас­ное слово – «Отец». Поразмышляйте над этим. В тот момент, когда вы говорите «Отец», Бог становится Богом Авраама, Исаака и Иакова. Когда вы говорите «Бог», это уже концеп­ция философии. Когда вы говорите «Отец», немедленно возникают некоторые личностные отношения. Тогда вы не далеко от него. Вы, возможно, сбились с пути, но вы остаетесь сыном. Даже тот, кто является абсолютно испорченным, все еще является сыном. Даже грешник, даже тот, кто ушел далеко и забыл про своего отца, все еще является сыном, потому что нет способа отказаться от того, что ты являешься сыном. Раз ты сын, то сын навсегда. И когда вы говорите «Отец», Бог не является понятием; он становится отношени­ем. Это не слово, это пульсация вместе с жизнью. Теперь это имеет сердце. Раз вы сказали слово «Отец», то внезапно вы чувствуете, что все существование глубоко сострадает вам, подобно отцу. Вы можете грешить и можете просить проще­ния - в этом красота Иисуса.

Мы в Индии упустили это. Мы стали очень вычисляю­щими, очень философскими. Мы говорим: «Если ты согре­шил, если ты заработал плохую карму, то ты должен зарабо­тать хорошую карму для аннулирования этой плохой». Потому что Бог является в той или иной степени философс­ким понятием; он справедлив. Что бы вы ни сделали, вам воздае тся той же монетой; все, что вы посеяли, должно быть пожато.

Бог - это справедливость, предельная справедливость. Но когда Иисус говорит «Отец», тогда Бог в большей степени - сострадание и любовь, чем справедливость. Помните: если Бог является состраданием, то иногда он может и прощать. Если он просто справедливость, он не может прощать; вы не можете просить у него милосердия. И Иисус говорит, что человек так невежествен, на нем так много грехов, что если ему придется аннулировать все добрыми делами, то это вряд ли у него получится. Пока на него не опустится милость Господня, человек не может быть спасен. Когда Иисус говорит «Отец», он все это имеет в виду.

Простое слово «отец» заключает в себе многое. Это отношение, отношение любви. Вы можете просить прощения, и он должен будет простить вас. Он, в действительности, не чужой вам. Вы не должны стесняться его; вы можете испо­ведоваться ему, вы можете зависеть от него, и вы должны верить, что он любит вас. И его любовь больше, чем ваш грех, его сострадание больше, чем ваши ошибки. Он выше вашего невежества, его свет сильнее вашей темноты. Когда Иисус говорит «Отец», он создает возможность для молитвы. Если Бог — просто голое понятие, то как вы можете молиться этому голому понятию? Вы не можете молитьс я абсолюту, вы не можете молиться Брахману, потому что это будет абсурдом. Вы можете молиться отцу; вы можете просить как маленький ребенок. Вы, на самом деле, можете требовать, чтобы вас простили, и вы можете верить. Молитва достигает цели, потому что существование родственно вам. Существование много вложило в вас, вы есть не что иное, как его продолже­ние. В этом состоит значение слов «сын» и «отец».

Что такое сын? Продолжение отца. Отец продолжается в сыне; это континуум, непрерывность, копия, отражение. Молитва возможна с Иисусом. Молитва невозможна с Шанкарой; Бог является абсолютным Брахманом. Вы можете изменить свою жизнь, и благодаря этому изменению вы сможете достигнуть его. Но Иисус говорит: «Молитесь, и трансформация случится. Трансформация должна случить­ся. Вы молитесь. Не несите все время свое бремя. Просто скажите ему: "Прости нас"».

Перед праздником Пасхи Иисус, зная, что пришел час Его перейти от мира сего к Отцу, явил делом, что, возлюбив Своих сущих в мире, до конца возлюбил их.

Любовь, на самом деле, всегда до конца. Если вы любите, вы любите навсегда. Любовь изменяется только тогда, когда вы не любите. Любовь вечна. Раз вы любите, то никакого пути назад нет. Любовь - это такое явление: она поглощает вас, она не оставляет вас снаружи. Вы не можете отменить ее. Вы не можете сказать: «Теперь я пошел в обратном направлении». Пути назад нет. Любовь является тотальным обязательством. И если она не является тотальной и целой, она может быть чем угодно, она может быть фальшивой монетой, но она не может быть любовью.

...возлюбив Своих сущих в мире...

Кто есть эти «св ои сущие»? Ученики, которые открыли свои сердца его свету, которые открыли свои существа его существу, которые любили его так безмерно, что доверились ему.

Дов ерие - это наибольшее, что может случиться в этом мире с человеком, потому что это почти невозможная вещь. Доверять кому-то другому почти невозможно, потому что сомн ения остаются. Как бы вы ни доверяли, другой есть другой. Кто знает? Как вы можете проникнуть в другого? Вы можете, самое большее, знать что-то о нем. Вы можете знать его биографию, но биография всегда меньше человека, а человек - вот он перед вами, живой. Книга еще не закрыта, еще много будет в нее добавлено. Кто знает?

А человек свободен. Он мог быть хорошим до сих пор, но что можно сказать про следующий момент? В следующий момент он может измениться, он может внезапно и змениться. Он может отбросить все свое прошлое и начать двигаться в совершенно другом направлении. Кто знает? Как вы можете доверять другому? Это самая абсурдная и невозможная вещь в мире. Но невозможное тоже случается, и если оно случает­ся, оно делает из вас совершенно новое существо.

Я расскажу вам, как один художник описывает то, как он понял свое призвание. Кто-то спросил его: «Как вы стали художником?» До пятидесяти лет этот человек не был худож­ником. Он был брокером, а можете ли вы представить себе брокера, становящегося художником? Эти призвания столь различны. Брокер живет в мире вычислений, математики, логики - он живет в очень мирском мире, - а художник чрезвычайно далек от мира. Он живет в каком-то неизвестном измерении. Он кажется глупым. Он не обладает логикой, он живет нелогичной жизнью: далекой от экономики, далекой от мира. Кто-то спросил его: «Что случилось?»

Рассказ художника имел форму притчи. Он назвал ее «притчей утки». Он сказал: «В этой притче вся история того, как я был преобразован».

Он жил в одной из провинций Франции. Была осень, когда утки и дикие гуси летят на юг.

«Во время миграции уток и гусей странные особенности наблюдаются в местах их скопления. Домашние птицы обычно заворожены треугольными формированиями диких птиц, они и сами делают отчаянные попытки летать, но падают через несколько футов. Когда пролетают дикие пти­цы, домашние птицы магнетизируются их треугольными формированиями в небе, их полетом, их свободой. Домашние птицы загипнотизированы всем этим и, конечно же, сами пытаются совершить этот затруднительный для них полет. В них возникает зов дикой природы. В домашних птицах сохранилось некое рудиментарное свойство. Что-то случается в них: что-то внезапно возникает в их подсознании, эти дикие птицы прикасаются к чему-то глубокому в их сердцах. На некоторое мгновенье домашние утки превращаются в мигрирующих птиц. В их маленьких головках кружатся образы морских приливов, морских червей и муравьев, их влекут межконтинентальные расстояния; в них возникает жажда морских ветров и океанских просторов, и утки начинают метаться во все стороны в своих загонах-тюрьмах, захвачен­ные этой своей внезапной страстью, своей непонятной любо­вью к объектам, незнакомым им, не понимая, откуда эта страсть и любовь пришли к ним».

«Так же и человек, захваченный каким-то непонятным видением, внезапно обнаруживает истину свободы. Так же, как и домашняя утка, он тоже не осознает, что его крошечная головка достаточно велика, чтобы вместить океан».

Всякий раз, когда мимо вас проходит Иисус, вы можете оказаться домашней уткой в присутствии дикой птицы. Вне­запно что-то изменяется в вас. Внезапно вы больше не домашняя птица, вы больше не в оковах, вы больше не грастха, вы больше не домашний. На мгновенье вы также становитесь санньясином. Одно лишь присутствие Иисуса или Будды, и что-то, что всегда спало в вас, пробуждается. Он прикоснулся к вашему существу - и возникает огромное желание свободы, огромное желание двигаться в небо, отпра­виться на поиски неизвестного. Это доверие. Вы не можете быть уверенным в том, что случится. Вы не понимаете, что так тронуло ваше сердце. Вы в неопределенности, но хотя бы одно определенно: что что-то затронуто, что-то настолько значитель­ное для вас, что вы готовы рискнуть всей своей жизнью.

Это доверие: мужество рискнуть своей безопасной жизнью ради неизвестной цели. Никто не знает, достигнете вы ее или нет. Никто не знает, достигал ли ее кто-либо или нет. Но сейчас ничто не имеет значения. Сейчас вы больше не калькулятор; сейчас вы предпринимаете прыжок. Теперь имеет значение только это приключение, больше ничего; вы готовы пожертво­вать ради него всем, что имеете. Это то, что имеет в виду Иисус, когда говорит, что любит «своих сущих» в мире.

Вы есть «мои сущие». Если я прикоснулся к вашему сердцу и высвободил желание, предельно невозможное жела­ние быть свободным, если я был дикой птицей для вас и сломал оковы ваших домашних привычек, и вы готовы, пусть даже очень неуклюжим образом готовы лететь, готовы поп­робовать, тогда вы «мои сущие». Иисус повторяет снова и снова: «Кто моя семья? Те, кто понимает меня. Те, кто распознал меня, являются моими братьями и сестрами, они моя семья». Он «возлюбил их до конца», и только Иисус может, так любить.

Халиль Джебран написал притчу. Ее нет в Евангелии. Такого случая, скорее всего, и не было, но он кажется абсолютно правдивым. Если этого случая не было, то он должен был случиться. Это действительно, правда.

Однажды Иисус шел из одного города в другой. Он шел через большой сад и остановился отдохнуть под деревом. Сад принадлежал Марии Магдалине. Вот когда Магдалина в первый раз осознала этого человека - Иисуса. Она выглянула из окна. Она была известной проституткой, очень богатой, ее посещали многие богатые люди. Приобрести ее любовь было очень трудно; было слишком много конкурентов. А она была одна из наиболее прекрасных женщин, когда-либо живших на земле. Она взглянула на Иисуса и внезапно забыла, кем она является. Она вышла из дома как загипнотизированная - дикая птица извлекла домашнюю птицу из ее оков. Она побежала; она забыла, кто она такая. А ведь это был просто бродяга, бездельник. Он, должно быть, выглядел как хиппи; он был бедным и жил от момента к моменту. Она разбудила его и сказала: «Молодой человек, почему ты отдыхаешь здесь? Пойдем в мой дом». Ее влекло к нему. Она влюбилась.

Иисус сказал: «В следующий раз, когда я буду прохо­дить по этой дороге, я зайду в твой дом, но сейчас я уже отдохнул, а мне еще далеко идти, очень далеко. Спасибо. В следующий раз, если я буду проходить мимо, я зайду».

Она почувствовала себя оскорбленной. Она сказала: «Разве ты не знаешь, кто я? Разве ты никогда не слышал имени Марии Магдалины?»

Иисус ответил: «Я знаю тебя, я слышал твое имя, я видел тебя, я узнал тебя. Спасибо, но в следующий раз, когда я появлюсь здесь, я обязательно зайду в твой дом».

Мария Магдалина, должно быть, обезумела. Она сказа­ла: «Я предлагаю тебе свой дом, я предлагаю тебе свое сердце и любовь. Разве ты не можешь быть немного более вежливым, немного более любящим, немного более сострадательным?»

И Иисус сказал: «Только я могу любить тебя, больше никто».

На этом кончается рассказ Халиля Джебрана.

Иисус сказал: «Только я могу любить тебя, больше никто». И это правда, потому что для того, чтобы любить, человек должен быть любовью. Как вы можете любить, если сами не стали любовью, если вы еще не достигли состояния любви? Как вы можете дарить ее, если вы ее не имеете? Вы подобны двум нищим, стоящим друг против друга и просящим милостыню. Оба нищие, и оба надеются, что другой подаст ему! В этом состоит страдание всех любовников: два нищих просят друг у друга любви. И когда они не получают ее, они испытывают разочарование, они чувствуют себя обманутыми, им кажется, что другой что-то придерживает. Присмотритесь — другой не получает так же, как и вы. Иисус прав, когда говорит: «Я и только я могу любить тебя». Для того чтобы любить, человек должен стать любовью. Для того чтобы давать, человек должен, прежде всего, иметь это. «Он до конца возлюбил их», - а любовь знает только начало, она не знает конца. Несмотря ни на что она продолжает любить. Она безуслов на - быть безусловной является самой природой люб­ви.

Условная любовь является формой ненависти. Условная любовь является формой эксплуатации. Условная лю бовь есть не что иное, как безрассудная страсть, сексуальность. Любовь может быть только безусловной. Как только появляется усло­вие, любовь исчезает. Она не может жить в оковах, условия - это тюрьма для нее. Любовь может жить только подобно бескрайнему небу. Любовь не знает никаких ограничений.

В первый же день опресночн ый приступили ученики к Иисусу и сказали Ему: где велишь нам приготовить Тебе пасху? - ему некуда было идти.

Иисус сказал своим ученикам: «Даже лисы имеют свои норы, даже птицы имеют свои гнезда, но у меня нет ничего». Это санньясин: бродяга, бездомный, не от мира сего, хорошо знающий, что это только путешествие. Иногда вы можете найти здесь какие-то караван-сараи, но дома вы здесь найти не можете. У нас в Индии есть два слова: слово грастх - оно означает одержимого домом, того, кто считает, что мир - это дом; второе слово санньятх - оно подразумевает того, кто пришел к пониманию того, что вы здесь чужой, что вы только остановились на ночь, а утром должны идти дальше.

У него не было дома, а приближался праздник пасхи. Ученики спросили: «Где нам праздновать его?»

Он сказал: пойдите в город к такому-то и скажите ему: Учитель говорит: время Мое близко; у тебя совершу пасху с учениками Моими.

«Учитель говорит...» Только Учитель может сказать, что его время пришло, потому что только Учитель может видеть будущее. Только для Учителя будущее не является больше будущим - оно уже здесь и сейчас. Вам может потребоваться некоторое время, чтобы обнаружить это, но оно уже здесь и сейчас, оно уже наступило. Будущее является настоящим. Чем более интенсивным является ваше осознавание, тем в большей степени будущее становится настоящим. Если эта интенсивность становится тотальной, будущее исче­зает, прошлое исчезает; есть только настоящее.

Ученики сделали, как повелел им Иисус, и приготовили пасху.

И когда настал час, он воз лег, и двенадцать Апостолов с Ним.

И сказал им: очень желал Я есть с вами сию пасху прежде Моего страдания.

Чрезвычайно прекрасные слова, чрезвычайно драматич­ные! Это то, в чем Иисус уникален. Даже Будда не решился бы использовать подобные слова. Будда не решился бы использовать слово «желание», а Иисус говорит: очень желал Я есть с вами сию пасху прежде Моего страдания. Иисус представляет собой уникальный синтез желаний и отсутст­вия желаний. Обыкновенный человек просто желает. У экстраординарного человека, отказавшегося от мира, жела­ния отсутствуют. Иисус - и то и другое; он - мост. Он живет в желаниях, но и в отсутствии желаний тоже. Он движется через мир, но мир не движется через него. Он никогда не отказывался от мира, он никогда не отказывался от тех радостей, которые может дать этот мир. Наоборот, он превра­щал каждый восторг этого мира в празднование Бога. Всякий раз, когда он испытывал какое-либо наслаждение, он обра­щал свою глубокую благодарность к Богу.

«Очень желал я есть с вами сию пасху. Скоро я должен буду пострадать». И в этом проявляются его свойства челове­ка - сына человеческого. Он не только сын Божий, он также и сын человеческий. Иисус более человечен, чем Будда, Махавира, - они супермены, они почти нечеловеческие сверхчеловеки. Они больше похожи на статуи из мрамора.

Иисус говорит: «Я претерплю страдание». В этом его красота. Он знает бессмертие, но он знает также и то, что заставляет страдать. Он знает, что его внутренняя сущность бессмертна, но он знает также, что его тело смертно. На кресте он плачет, возносит молитвы, он почти кричит Богу: «Что ты делаешь со мной? Почему ты оставил меня? За что мне такие страдания?» И тут же он говорит: «Да будет воля твоя, не моя».

Это две противоположности в нем. С одной стороны, он такой же человек, как любое человеческое существо: недолго­вечный, слабый, беспомощный. С другой стороны, он такой же сверхчеловек, как любой будда. Вот почему так велика привлекательность Иисуса. Вы можете поклоняться Будде, но вы не можете стать его спутником. С Иисусом же все не так: вы можете взять его за руку, вы можете стать его спутником. Иисус может быть вашим другом, Будда - только Учителем. Будда утверждал, что его следующее воплощение когда-то в будущем будет иметь имя «Майтрея» - друг. Иисус пришел после Будды, он явился через пятьсот лет. Возможно, Будда имел в виду именно Иисуса: майтрея, друг. Иисус имеет другие качества: он может быть вашим другом; вы можете спать с ним в одной комнате; вы можете есть с ним за одним столом; вы можете пить с ним из одного кувшина. Он друг, а не только руководитель. Он дружественный руководитель. Он почти подобен вам, и эти фразы, эти сутры, демонстрируют это.

«Очень желал я есть с вами сию пасху прежде моего страдания, потому что скоро я уйду от вас. Это будет последняя наша трапеза вместе. И я очень желаю отпраздно­вать эту пасху, этот пир».

Для Махавиры, для Будды слово «пир» не подходит; не «пир», а «пост». Для Иисуса это «пир», а не «пост». Это всегда празднование, и празднование малых вещей. Он не создает ненужных проблем. Он не заставляет вас вести сухую, каменистую жизнь. Он хотел бы, чтобы вы всегда были зелеными, цветущими, живыми, чтобы вы жили обычной жизнью. Это то, что люди дзэна называют «быть необыкно­венно обыкновенным».

Очень желал Я есть с вами сию пасху прежде Моего страдания.

Каждое страдание должно начинаться в праздновании. Тогда вы меняете само качество страдания. Каждое страдание должно приветствоваться через празднование; тогда страда­ние больше не является страданием.

Ибо сказываю вам, что уже не буду есть ее, пока она не совершится в Царствии Божьем.

«Это будет моим последним приемом пищи, это будет моим последним пиром на земле».

И, взяв чашу и благодарив, сказал: примите ее и разделите между собою;

Ибо сказываю вам, что не буду пить от плода виноградного, доколе не придет Царствие Божие.

Вы не можете себе представить, чтобы Будда пил вино - это невозм ожн о! Но в отношении Иисуса, такое можно себе представить. Иисус в высшей степени человек. Он принимает все, что дает эта жизнь, и еще что-то плюс к этому. Бог Иисуса — это плюс; Бог Будды — это минус. Будда говорит: «Бог минус мир»; Иисус говорит: «Бог плюс мир». Самоотречение Будды отрицательно; самоотречение Иисуса положительно. И если вам нужно выбирать, выбирайте Иисуса, потому что в нем больше жизни. Если только вы не в гармонии с Буддой, если только в ы не чувствуете, что ваш тип больше соответствует посту, чем пиру; тогда, конечно, Будда для вас. В противном случае не насилуйте себя, в противном случае не калечьте себя. Вместо того чтобы уродовать свою жизнь, наслаждай­тесь ею во имя Божье. Превращайте каждую радость, каждое наслаждение, в глубокое благодарение.

И, взяв хлеб и благодарив, преломил и подал им, говоря: сие есть Тело Мое, которое за вас предается; сие творите в Мое воспоминание.

Он сказал: «Это мое тело». Тело есть земля, тело есть хлеб, тело есть пища; тело не может быть чем-то другим. Вы едите, и пища трансформируется в тело. Потом вы умираете, и тело ваше покоится в земле. Оно становится землей, а потом снова поднимается во фрукты, в деревья, в пшеницу, в тысячу других вещей, которые вы снова можете есть. Тело есть пища. Иисус дает это прекрасное символическое откровение, свое последнее откровение. «Возьмите этот хлеб; это мое тело, которое отдается вам; я отдаю его вам». Символически он говорит: «Скоро я отдам вам свое тело, чтобы вы могли осознать то, что находится вне тела. Скоро тело будет распято, но помните — я вне тела. И все, что я сказал вам, все, что я прожил с вами, пусть будет вашей пищей: хорошо усвоенной, трансформированной в вашу собственную кровь, в ваши собственные кости, в вашу жизненную силу. Не допускайте, чтобы я оставался только в вашем уме. Позвольте мне далеко углубиться в ваше тело, чтобы я мог стать частью вас».

Это нужно понимать. Я что-то говорю вам - это может иметь два типа возможных последствий для вас. Прежде всего, все это может остаться в уме: вы можете стать более знающим, вы можете стать раввином, пандитом, ученым мужем. Не это имелось в виду; вы все неправильно поняли. Позвольте всему этому далеко углубиться в долины вашего тела. Пусть это станет вашей кровью, пусть оно циркулирует, пусть оно станет вашими костями, пусть оно станет вашим дыханием, пусть оно станет вашей жизненной силой, посред­ством которой вы могли бы жить. Это становится вашей жизнью. Это не означает какого-то прибавления к вашей информации; это прибавление к вашему существу. Позволь­те мне быть частью вашего существа, а не частью ваших знаний. Ешьте меня, пейте меня, поглощайте меня, усваи­вайте меня.

И Иисус говорит: сие есть Тело Мое, которое за вас предается; сие творите в Мое воспоминание - и продолжай­те делать это в память обо мне. Продолжайте поглощать меня всеми глубинами своего существа.

Также и чашу после вечери, говоря: сия чаша есть новый завет в Моей Крови, которая за вас проливается.

То же самое он делает и с вином, с красным вином. Он говорит: сия чаша есть новый завет в Моей Крови.

Вы слышали о заветах, о словесных заветах, но завет в крови? Вы слышали о заветах, написанных чернилами, но кровью? Что имеет в виду Иисус? Он имеет в виду: пока я не стану вашей жизнью подобно ваш ей крови, тщетным будет мое пребывание с вами, тщетным и бесполезным будет ваше пребывание со мной. Это будет пустой тратой времени. Позвольте мне стать вашей жизнью. Позвольте мне глубоко войти в вас, чтобы я не был отдельным от вас, чтобы я стал самим вашим сердцем, чтобы я мог биться внутри вас.

Пока Учитель не станет самим вашим сердцем, вы еще не ученик. Вы можете быть студентом, но вы не ученик. Вы можете учиться у него, но вы не приобретаете самое сущес­твенное.

В этот последний вечер Иисус говорил не много, но все, что он сказал, таит в себе огромное значение. В безмолвии, должно быть, происходило гораздо большее. Просто его присутствие, сама его близость к распятию и смерти - многое должно было случиться, многое, должно быть, случилось, многое, должно быть, было передано посредством молчания.

Я расскажу вам одну историю. Святому Людовику, королю Франции, рассказали о высокой репутации, которую заслужил в глазах людей один мистик. Мистика звали брат Игидио. Король так много слышал о нем, что он прибыл в те горы, где жил этот мистик. Король прибыл к нему как простой пилигрим, потому что когда вы приходите к мисти­ку, вы делаете это не как король. Когда вы идете к мистику, вы делаете это как нищий. Вы идете к нему с сердцем, похожим на чашу для подаяний. Если вы идете как король, вы упустите, потому что само эго, тень, будет падать между вами и мистиком.

Он пришел к мистику как простой пилигрим, постучал в калитку и попросил разрешения повидаться с ним. При­вратник пришел к мистику и сказал, что его желает видеть какой-то незнакомец. Опьяненный радостью, мистик поспе­шил из своей кельи к воротам, и они крепко обнялись, приветствуя друг друга священным поцелуем. Они пали друг перед другом, как если бы они были старыми друзьями, они оказывали друг другу знаки преданной любви, но никто из них не сказал ни слова. Они оставались в таком состоянии до самого момента расставания.

Но когда другие братья узнали, что незнакомец был никем иным, как самим королем Франции, они были возму­щены и сказали Игидио: «Как ты мог быть настолько глупым, чтобы ничего не сказать великому королю, пришед­шему проведать и послушать тебя?»

« Мои дорогие братья, - ответил он, - не удивляйтесь, что ни он, ни я ничего не сказали друг другу, поскольку, когда мы обнялись, его сердце было открыто для ме ня, а мое - для него, и нам все было видно в зеркале вечности. Безмолвие сказало все, что можно было сказать, и даже то, чего сказать нельзя было».

В Библии записано все, что было сказано на этой последней встрече Иисуса с учениками, но было еще многое, что было сказано без слов; связующим было само присутст­вие. Последний день с учениками был, на самом деле, великим днем. В этот день, видя, что смерть приближается, они не могли откладывать, они не могли сказать: «Завтра». Теперь не было никакого завтра. Учитель должен был ухо­дить. Теперь не было никакого будущего, на которое можно было бы откладывать. Они должны были быть рядом с Иисусом в этот вечер, они должны были быть все вместе. Они ничего не спрашивали, потому что, как можно спрашивать, когда приближается смерть? Это было бы богохульством, святотатством. Они молчали. Они, должно быть, ели и пили в безмолвии. Хлеб стал Иисусом, вино стало его кровью.

В этот вечер Иисус передавал себя им. То, что произошло между Буддой и Махакашьяпой при помощи цветка, про­изошло между Иисусом и его учениками при помощи хлеба и вина. И помните: цветок есть нечто не от мира сего. Будда передает цветок; цветок есть нечто почти неземное. Иисус передает хлеб и вино; он очень земной, он имеет корни в земле. Хлеб и вино - это нечто, предназначенн ое для еды. Цветок вы не можете съесть, вы можете только оценить его. Цветок вы не можете выпить. Он остается далеко; между вами некоторая дистанция.

Но хлеб станет вашим телом. А вино? Опьянение им является основой учения Иисуса: будьте пьяны Богом. Хлеб и вино - такие малые, обычные, повседневные вещи; в этот вечер он сделал их священными. Он саму землю преобразовал в рай. «Делайте это в память обо мне», - говорит он. И с этого дня каждый истинный христианин - христиан много, почти половина всех людей на земле, но я не говорю о них, я говорю об истинных христианах, - когда он ест и пьет, это Иисуса он ест, это Иисуса он пьет. Каждая малая, обычная вещь становится таинством, становится священной.

Беседа 2

Между Адамом и Иисусом

22 декабря 1975 года, Пуна.

Первый вопрос:

Действительно ли в молитве Иисуса «Отче наш» Бог вводит нас в искушени е?

Это весьма тонкая проблема, и вы должны быть предель­но внимательными, чтобы понять ее.

Бог доброжелателен. Он не может вводить вас в искуше­ние, но сама его доброжелательность вводит вас в искушение. Доброта Бога - это нечто, что уже здесь. Она существует; вам ничего не нужно делать, чтобы создать ее. Вы просто откры­ваетесь перед ней, и она изливается на в ас. Когда вам хорошо, вы ничего для этого не делаете; вам становится хорошо благодаря Богу. Но когда вам плохо, значит, вы что-то сделали; вам становится плохо из-за самого себя. Поэтому, когда вам хорошо, эго не может существовать. Это прасад, Божий дар.

Когда вы говорите «да», эго не может существовать; вы исчезаете. В тот самый момент, когда вы говорите «да», вас больше нет; это искушение. Вы можете быть здесь, только делая что-то плохое. Всякий раз, когда вы творите зло, вы здесь; всякий раз, когда вы творите добро, вас нет здесь — это и есть искушение. Адам означает «нет», Иисус означает «да». Между Адамом и Иисусом лежит вся история человеческого сознания.

Что было искушением для Адама? Почему он ослушал­ся? Бог был доброжелателен, но Адама там не было. Через свое непослушание он создал самого себя — вот в чем было искушение. В Эдемском саду Бог был, он был везде. Адама там не было; он не был отдельной сущностью, он был частью целого. Через самоутверждение, через «нет», через неподчи­нение, через отталкивание Бога, через творение зла он стал самим собой, стал отдельной сущностью.

Адам был первым человеком, но не потому что он был самым первым - до него было много других, но никто из них не сказал «нет». Поэтому история не могла зафиксировать их; у них не было эго. Это мое понимание: как мог Адам быть первым человеком? До него могли быть миллионы, но никто не говорил «нет». Они не могли стать людьми, они не могли превратиться в эго. Адам сказал «нет». Конечно, он постра­дал из-за этого; он был изгнан из сада блаженства.

Зло вводит вас в страдание, но в нем и искушение: оно создает ваше «я», оно дает вам почувствовать, что вы есть. Иисус, Будда - их нет. Гитлер, Чингисхан - они есть. Чем больше зла вы совершаете, тем больше укрепляется ваше эго. Чем больше вы идете против - против мира, против течения, - тем в большей степени вы ощущаете, что вы есть. Где вы, когда плывете по течению? Есть река, она расцветает и благодаря вам. Бог доброжелателен - и в этом искушение.

Как раз вчера вечером я читал Бодлера. Все это просто, все это действительно так. Бодлер говорит: «Истина сущес­твует; истина прекрасна; истина хороша; истина есть Бог. Я верю в нее. Вот почему я выступаю против нее». В чем причина этого противостояния? Бодлер говорит: «Если я не буду против нее, меня не будет. Я должен говорить "нет"; только тогда я могу быть». Иначе истина является всепобеж дающей: она обволакивает вас, она окружает вас. Вы просто исчезаете в ней, вы расплавляетесь в ней.

Вы можете сказать, что вы творите зло, но вы не можете сказать, что творите добро. Добро всегда творится Богом. Добро всегда здесь, его не нужно создавать. Зло создавать нужно. Бога можно только обнаружить; зло должно быть создано. Реальность уже здесь, сновидение должно быть создано. Вы можете заявить свое авторство по отношению к сновидению, вы не можете сделать этого по отношению к реальности — это искушение. «Нет» является б ольшим искушением. Сама доброта Бога вводит вас в искушение против него. Вам нужно противостоять ему, вам нужно выступать против него, вы должны предавать его, иначе вы будете утеряны. Адам говорит «нет», Иисус говорит «да», а я утверждаю, что в этом заключена вся история человека. Адам является первым сыном человека, а Иисус является первым сыном Бога. Говоря « да», отказываясь от самого себя, он исчезает. Только тогда остается Бог. Вводит ли вас Бог в искушение в молитве «Отче наш»? Бо г не может вводить вас в искушение, но ваш собствен­ный ум может. Искушение возникает, потому что кажется, что Бог разрушает вас. Я каждый день встречаюсь с людь­ми, которые хотели бы сказать мне «да», которые хотели бы сдаться, но они не могут — это слишком рискованно, слишком опасно. Я чувствую, что что-то в них искушает их не сдаваться. Что-то в них говорит: «Уходи, не оставайся здесь. Здесь быть опасно». Это не означает, что я искушаю их, но что-то их искушает. Всякий раз, когда вы видите что-то, что уже здесь, ничего не нужно делать. Вы должны только распознать это. Но тогда где вы сами будете? В этом искушение. Искушением является эго.

Второй вопрос:

Вчера я узнал, что умер мой друг. И все же, оплакивая его, я обнаружил, что я возношу благодарения за приятность этой жизни. Есть ли в ней место для траура, для скорби?

Если вы любили кого-то, действительно любили, если вы не упустили возможность любить, тогда для скорби нет места, потому что тогда нет сожаления. Вы никогда ничего не откладывали, смерть ничего не может разрушить. Если вы откладываете, тогда смерть разрушает. Например: вы любите кого-то, но вы говорите: «Я буду любить завтра», и именно это вы говорите каждый день. Вы все время воображаете себе завтра, завтра, завтра, вы все время откладываете: сегодня вы сражаетесь, а любить будете завтра. Вы гневаетесь здесь и сейчас, а любить будете завтра. Вы все время откладываете.

Потом, однажды, внезапно приходит смерть, а это всегда случается внезапно. Нет никаких признаков, что она идет. Звуки ее шагов никогда не слышны, ее следы невозможно распознать. Она всегда приходит внезапно, хватает вас, когда вы не осознаете ее, уводит вашего друга, любимого, любимую; уводит мать, отца, брата. Тогда возникает скорбь, возникает печаль, потому что смерть разрушила завтра, а вы зависели от завтра. Теперь не будет никакого завтра. Теперь вы не сможете больше откладывать - человека больше нет. Теперь вы испытываете глубокие сожаления; из этих сожалений возникает скорбь. Вы оплакиваете не друга, которого больше нет, вы оплакиваете самого себя, упустившего какие-то возможности.

Если вы действительно любите, и любите здесь и сейчас, то смерть не может отнять чего-либо от вас. Я говорю вам: смерть может стать даже новой возможностью, проходом, новой дверью.

Вы любите друга, когда он является видимым, и вы любите его так глубоко, что благодаря своей любви вы начинаете ощущать его невидимость. Потом смерть отнимает его тело. Тело — это грубый, плотный элемент, и теперь оно не является помехой. Теперь любовь может течь тотально. Вы можете даже испытывать благодарность по отношению к смерти. Вы уже обнаружили духовное измерение своей люби­мой, своего любимого, друга, и теперь смерть убрала послед­нее препятствие. Теперь вы можете видеть все насквозь. Смерть дана вам как возможность увидеть, действительно вы любите или нет, потому что если глаза любви не могут проникнуть настолько глубоко, чтобы вы могли видеть то, что не является телом, то, что выходит за пределы материи, то, что является невидимым, то это не любовь. Тогда это глаза чего-то другого, но не любви. Любовь всегда обнаруживает Бога в другом; это определение любви. Она является любовью только в том случае, если открывает в другом Бога, в противном случае это не любовь. Вы будете плакать, рыдать, испытывать скорбь, и вы будете думать, что оплакиваете ушедшего друга? Нет, вы оплакиваете себя, вам жалко самого себя.

Я хотел бы рассказать вам одну известную историю. Некто Синес, друг Пирра, царя Эпира, спросил у царя: «Сэр, если вы завоюете Рим, что вы будете делать после этого?»

Пирр ответил: «Рядом находится Сицилия, которую легко захватить».

«А что будет после Сицилии?»

«Потом мы переправимся в Африку и захватим Карфаген».

«А после Карфагена, сэр?»

«Греция».

Синес спросил: «А что вы ожидаете в награду за все эти победы?»

«Потом, - сказал Пирр, - мы сможем сидеть и радовать­ся самим себе».

«А разве вы не можете, - спросил Сине с, - радоваться самим себе прямо сейчас?»

Если вы можете радоваться самому себе прямо сейчас, тогда никогда не будет никакой скорби. Я не утверждаю, что вы не будете испытывать грусти при уходе друга, но никакой скорби не будет . И эта печаль будет иметь свою красоту, свою глубину, она выльется в безмолвие, которое всегда приходит, когда вы встречаетесь со смертью. Эта печаль будет очень медитативной. Смерть раскроет внутри вас что-то, что не могла раскрыть жизнь. Жизнь остается на поверхности; она остается на поверхности так же, как и смех. Печаль, как и смерть, является глубокой. Но печаль - это не скорбь, печаль имеет свою собственную красоту; печаль — это не горе, печаль - это просто глубина. Печаль означает, что мышление пре­кратилось. Как вы можете рассуждать перед лицом смерти? Если вы печальны, то это просто означает, что внезапно мышление прекращается; смерть вводит вас в некоторый шок - вы обнажены до самой своей глубины. Вы не можете смеяться, но в этом есть некоторый неуловимый восторг, безмолвие, священная тишина. Вульгарность жизни ушла, смерть открыла новую дверь — дверь запредельного. Вы благодарны смерти, но это возможно лишь в том случае, если вы любите сейчас. Это возможно только в том случае, если данный момент проживается с полной интенсивностью, в его высшей целостности.

Не откладывайте все время. Завтра, завтра — выбросьте это слово из своего словаря! Завтра не существует, оно не может существовать; оно не входит в природу вещей. Сущес­твует только этот день.

Вот почему Иисус говорит в своей молитве: «Хлеб наш насущный дай нам на сей день». Значение этого вот в чем: сегодня достаточно, мы ничего не просим на завтра; дай нам хлеб на сей день. Эти слова не имеют отношения к хлебу, они имеют отношение к настоящему и к тому, как прожить его: дай нам возможность прожить его здесь и сейчас. Тогда не будет никакой скорби. Печаль будет, но так и должно быть. Когда кто-то уходит от вас, вы испытываете печаль, но в этой печали вы вскоре обнаружите дверь: вы проваливаетесь в св ою собственную глубину.

Вот как это происходит. «Вчера я узнал, что умер мой друг. И все же, оплакивая его, я обнаружил, что я возношу благодарения за приятность этой жизни. Есть ли в ней место для траура, для скорби?»

Не испытывайте никакой вины. Так, фактически, и должно быть. Если вы любите друга, вы будете испытывать глубокую благодарность; никаких жалоб по отношению к смерти, одна только благодарность за жизнь, за ее прият­ность. Сама возможность существования человека является практически невероятной!

Задумывались ли вы когда-либо о том, что вы сущес­твуете? Это кажется таким невозможным; кажется, что для этого нет никаких причин, никаких объяснений. Но вы не думаете об этом, потому что все это было дано вам в виде подарка. Вы не платили за него. Вот почему вы не осознаете, не замечаете этого - того огромного богатства, которым вы являетесь, того, что в данный момент вы являетесь созна­тельным и живым, что вы можете цвести, что вы можете ощущать запахи, что вы можете слышать песни, что вы можете даже встретить Иисуса или Будду. Это почти невоз­можно! Вы только задумайтесь над этим. Нет никакой причины для вашего существования; все это непонятно откуда. В этом смысл Божьей благодати. Если бы вас не было здесь, то у вас не было бы другого способа для существования. Если бы вас здесь не было, вам некому было бы жаловаться; нет никакого высшего суда, к которому вы могли бы взывать. Если вы не здесь, то вас просто нет; вы ничего с этим не сделаете.

Вы есть, вы обладаете сознанием, вы полны любви, и вы растрачиваете ее - великий дар будет растрачен впустую. Вы не используете ее, вы не используете возможности для роста. Чем больше вы растете, тем большим может быть дар, которым вы можете обладать. Это только начало, это только альфа; и вы даже не знаете, что будет в качестве омеги. Христос является омегой, последней точкой. Но если вы все время живете сейчас, если вы препоручили себя жизни, если вы ничего не откладываете, а идете, все глубже и глубже в каждый момент, если вы живете настолько целостно, на­сколько это возможно, то и вы достигнете конечной точки, достигнете омеги. Даже в начальной точке, в альфе, жизнь чрезвычайно прекрасна; что же сказать об омеге? И вы никогда не найдете никакой точки для скорби.

Если вы живете по-настоящему, жизнь всегда является глубоким благодарением. Если вы не живете, жизнь скиса­ет, она становится горькой: человек скорбит, человек жалу­ется, человек теряет способность к благодарению. Молитва исчезает, и тогда вы живете жизнью гнева, жизнью печали - это просто означает, что вы упустили жизнь. Никто другой не несет ответственности за это, только вы; только вы, никто другой. Ответственность лежит целиком на вас, потому что вы могли выбирать - умереть или совершить медленное самоу­бийство.

Насколько я понимаю, миллионы людей все время просто совершают медленное самоубийство. Они все время отравляют себя. Откладывая, вы отравляете себя. Тогда даже то, что было дано вам, будет отнято. Иисус особенно прав, когда он говорит об этом, это один и з наиболее фундаменталь­ных законов жизни: что, если вы имеете, еще больше дано будет вам; если вы не имеете, будет отнято даже то, что вы имеете. Это повод для скорби.

Используйте! Будьте творческими! Пусть жизнь ваша будет великим приключением. Единственным грехом являет­ся то, что жизнь ваша не является приключением. Тогда вы грешник.

Третий вопрос:

Для меня только сейчас становится ясным тайный смысл санньясы. Ваша власть над нами начинает внушать страх. Вы можете вытолкнуть нас далеко з а пределы наших личностей, и все же наши личности упорствуют. Я напуган тем, что я делаю и это несовместимо с моим характером. Что мне делать с этим страхом?

Да, смысл санньясы становится ясным только тогда, когда вы станете санньясином, никак не раньше. Есть много людей, которые хотели бы принять санньясу, которые х отели бы быть посвященными на этот путь, но они хотят знать, что это значит, еще до того, как они сделают прыжок. Это невозможно; им нечего сказать. Они бы хотели, чтобы до принятия решения их убедили бы. Нет, вас невозможно убедить, потому что это не вопрос интеллекта, это нечто, что необходимо пережить. О санньясе можно что-то узнать, только будучи санньясином; никакого другого пути нет.

Таким образом, те, кто считает, что их нужно сначала интеллектуально убедить, упустят имеющуюся возмож­ность. Они пропустят дверь. Санньяса существует только для тех, кто достаточно отважен, чтобы двигаться в темноту, чтобы двигаться в неизвестное. Да, ночь очень темна, и та точка, в которой вы находитесь, такова, что из нее не видно ни лучика света. Вы, на самом деле, стоите с закрытыми глазами и говорите: «Убедите нас сначала интеллектуально, что свет есть. Только тогда мы откроем глаза». Как это возможно? Ведь свет можно увидеть только тогда, когда вы откроете глаза. Как вы можете доказать, что свет существу­ет» человеку, который стоит с закрытыми глазами и кото­рый упорно повторяет: «Зачем мне открывать глаза, если нет никакого света? Зачем делать эти усилия. Сначала докажите мне, что свет существует, тогда я открою глаза». Но как вы можете доказать, что свет есть? Единственным дока­зательством является увидеть его. Единственный способ доказать, что пудинг существует, - это съесть его.

«Для меня только сейчас становится ясным тайный смысл санньясы».

Раз вы являетесь санньясином, то вам все больше и больше становится ясным ее скрытый смысл. В ней беско­нечный смысл. Чем больше вы растете, тем в большей степени он становится ясным. Это не предмет интеллекту­ального убеждения, это вопрос экзистенциального преобра­зования - отсюда и страх.

«Ваша власть над нами начинает внушать страх».

Это один из самых основных страхов, потому что всякий раз, когда вы любите кого-то, власть этого другого начинает пугать вас. И это - не обычная любовь; это не любовь тела, это предельная любовь. Раз вы полюбили меня, вы уже исчезаете. Страх охватывает вас: «Что должно слу­читься? Растворитесь ли вы полностью?» Возникает искуше­ние убежать, возникает искушение сказать мне «нет», возни­кает искушение защитить себя от меня. Но это парадокс: если вы защищаете себя от меня, то вы разрушаете себя, потому что вы останетесь старым, повторяющимся, порченным. Если вы не будете защищать себя от меня, если вы откроете все двери, то вначале это может показаться разрушительным, но скоро вы осознаете, что разрушение было всего лишь подго­товкой к созданию чего-то другого. Каждое созидание должно начинаться с разрушений, требуется равное количество раз­рушений. Если я собираюсь создать в ас, совершенно нового, то я должен разрушить вас полностью.

Непосредственно сейчас вы просто нечто механическое. Вы все время повторяете самого себя подобно граммофонной пластинке, которая где-то застряла и все время снова и снова п овторяет одно и то же. Вы только понаблюдайте за своей жизнью: разве вы не превратились в застрявшую граммофон­ную пластинку? И игла все время скользит по одной и той же дорожке? И каждый день повторяет одно и то же: тот же гнев, тот же секс, та же ревность, та же ненависть, то же собственничество, та же алчность. Делали ли вы когда-либо что-то другое?

Вчера я прочитал одно шуточное стихотворение. Оно мне понравилось.

Жил-был молодой человек, который сказал себе: «Черт побери, я только сейчас осознал, что я существо, которое движется по заранее проложенной колее. Я даже не автобус, я трамвай!»

Вы только взгляните на себя, и вы увидите, что вы даже не автобус, а трамвай: фиксированная колея, заранее проло­женные пути, все повторяется. И вы становитесь все более и более эффективными в этом. Вы полностью забыли, как жить. Это так, как если бы вы жили механической жизнью; вы не проживаете ее, потому что вы не осознаете ее.

Однажды с человеком, который ехал в поезде, случилось следующее: он заметил, что другой человек, который был его единственным компаньоном в купе, ведет себя необычным образом. Иногда казалось, что он где-то внутри весело смеет­ся, а потом его лицо принимало серьезное выражение, и он делал какие-то жесты нетерпения; потом он снова начинал весело смеяться. Спустя некоторое время первый человек уже не мог сдержать своего любопытства и спросил: «Извините меня за вопрос, сэр, но что вас так забавляет?»

«Смешные истории, конечно, — быстро ответил тот. — Я рассказываю себе смешные истории».

«Как интересно, - успокоенно пробормотал первый человек, - но время от времени вы выглядите очень серьез­ным. Почему?»

«Это бывает тогда, когда мне попадается история, кото­рую я уже слышал».

Вот так все и продолжается. Если вы сами себе расска­зываете истории, то как можете вы рассказать н овую исто­рию? Все истории вы уже слышали; вы можете только повторять их. Ваша жизнь не может быть жизнью новизны, свежести, утра. Ваша жизнь будет затхлой, заполненной повторяющимися действиями; в лучшем случае это будет напоминать эффективный механизм, но не сознательные действия.

Поэтому всякий раз, когда вы готовы предпринять путешествие ради поиска неизвестного, паломничество к божественному, возникнет страх - страх потери того, чего вы никогда не имели, страх потери жизни. Жизни у вас никогда и не было - было нечто механическое; это страх потери эффективности повторяющихся действий, страх потери ва­ших старых шаблонов. Такая жизнь может быть приятной и удобной, но она не является живой. Это что-то вроде смерти, потому что смерть является наиболее удобным состоянием бытия. В могиле вам будет особенно удобно, там у вас не будет никаких проблем. Жизнь всегда порождает какие-то новые проблемы. Эти проблемы не являются, в действительности, проблемами. Если вы взглянете на них непредвзято, то вы увидите, что они являются вызовом вашему росту.

Я являюсь вызовом. Только трус может бежать отсюда. Тот, кто смел, должен направить свой ум по пути в неведомое, на поиски того, что он еще не знает. Вы ощущаете глубокие побудительные мотивы. Вы чувствуете, что возможна неко­торая свобода. Сейчас это всего лишь смутное ощущение, но если вы будете двигаться в неизвестное, скоро это станет реальностью.

« Ваша власть над нами начинает внушать страх. Вы можете вытолкнуть нас далеко за пределы наших личнос­тей».

На это направлены все мои усилия: вытолкнуть вас, на самом деле, из ваших личностей, чтобы ваша личность оказалась отброшенной. Личность - это не что иное, как маска, личина. Она фальшива. Это нечто искусственно со­творенное; это не ваша реальность, это не ваша сущность. Это нечто искусственно созданное вокруг вас, это просто декора­ция; это не вы. Это скрывает вас, и вследствие этого вы оказываетесь не в состоянии узнать самого себя, узнать, кто вы есть. Это становится единственным препятствием: слой за слоем личности, персональности. И вы полностью забыли, кто вы есть, забыли свое первоначальное лицо. Вы не можете даже вспомнить, что имели когда-то первоначальное лицо.

Все мои усилия направлены на то, чтобы вытолкнуть вас из вашей личности, из вашей индивидуальности. Если даже на мгновенье ваша личность отпадет, и вы окажетесь вне нее, как если бы вы стояли голым, без одежды, то этот единствен­ный момент будет иметь огромное значение для всей вашей жизни. Вы никогда не будете снова тем же самым, потому что теперь вы узнали свое первоначальное лицо, теперь вы знаете, кто вы есть. А раз вы знаете, кто вы есть, вы полностью свободны.

Личность является рабством, зависимостью. Вы зафик­сированы на чем-то одном, а могли бы быть всем. Личность - это фиксация, рутинный образ бытия. Вы могли стать кем угодно, а стали бакалейщиком. Вы могли быть и художни­ком, и поэтом, и мистиком, а вы стали просто бакалейщиком! Каждый рождается с бесконечными возможностями, и почти каждый умирает, становясь бакалейщиком. Вы только под­умайте! Вот почему вы кажетесь такими жалкими - потому что вы были бесконечными, а стали ограниченными, конеч­ными.

«И все же наши личности упорствуют. Я напуган тем, что я делаю и что несовместимо с моим характером».

Я против характера, потому что характер является фиксацией. Характер - это что-то твердое; это камень. Характер означает повторяемость: вы все время повторяете самого себя — вот что такое ваш «характер». Когда кто-то говорит, что вы хороший человек, что он говорит? Он говорит, что вы предсказуемы - в прошлом вы были хорошим, в будущем вы будете повторять то же самое. Когда кто-то говорит, что вы плохой человек, что он говорит? Он говорит, что вы предсказуемы - в будущем вы будете повторять все те же песни, рассказывать все те же истории.

Реальный человек всегда непредсказуем. Он свободен. Он не имеет характера, потому что каждую минуту он находит новый вызов, каждую минуту он движется в новом направлении, каждую минуту он смотрит на все свежими глазами. Каждое мгновение он снова и снова откликается на все окружающее, видя все это каждый раз новым видением. Он никогда не стареет; он всегда молод.

В Индии мы никогда не показываем Будду, Махавиру или Кришну стариками. Это не означает, что они никогда не становились старыми; они становились старыми, но мы не подчеркиваем это. Нет ни одного изображения Будды, где бы он был изображен старым. Это не означает, что он не старел; он старел, но мы знаем, что он никогда не становился «старым». В глубине души он всегда оставался свежим, непредсказуемым, молодым, бесконечно молодым. Даже в последний день, в последний момент своей жизни он был молодым и свежим. Какими бы ни были его последние слова, они были такими же свежими, как всегда; никакой старости, никакого повторения.

Помните: характер означает зафиксированность, как если бы вы уже были мертвым. В спектакле люди имеют характеры, но в жизни они не должны иметь их, потому что события в спектакле известны заранее - все уже зафиксиро­вано: кто есть кто и что должно случиться. Не допускается ничего нового - в этом весь смысл. В спектакле характеры имеются - Иисус должен быть Иисусом. Он не может где-то в середине спектакля сказать: «Нет, я не Иисус». Он должен просто следовать сценарию, он должен двигаться как трам­в ай. Он должен повторять конкретную программу. Человек, который написал пьесу, зафиксировал каждую роль; теперь невозможны никакие изменения. В жизни же никаких характеров нет.

Во всем мире возникают новые виды спектаклей, в которых нет ролей, нет характеров. Это ближе к жизни. Это совершенно новый вид спектакля - вы можете назвать его даже «не-спектаклем» - никто не знает, что должно слу­читься. Люди просто начинают с любого места, с «потолка», и нет никакого различия между залом и сценой. Этой разницы и не должно быть, потому что в жизни нет никакого зрительного зала и никакой сцены, нет никакого разделения на зрителей и актеров. Спектакль играется таким образом, что если кто-то из публики захочет принять в нем участие, он тут же вмешивается в него. И при этом вмешательстве ход спектакля изменяется. Он вносит что-то свое; никто не знает что, никто не знает, чем все это кончится.

Это похоже на жизнь - спектакль начинается, спек­такль кончается, - но здесь, на самом деле, нет ни начала, ни конца. Это всегда середина чего-то. Вы входите в мир, но мир начинается не с вас. Вы родились в определенный день; спектакль продолжается, действие уже идет. Вы просто выпрыгиваете на сцену, начинаете совершать какие-то свои действия и воздействовать на все остальные действующие лица этого мирового спектакля. А затем, однажды, где-то посередине спектакля, вы умираете, и ваша смерть снова вносит изменения: ваша жена может теперь выйти замуж за кого-то другого, ваши дети теперь будут не такими, какими бы вы хотели, — вся история пойдет по-другому.

Жизнь подобна океану — дикому, беспорядочному океану. Волна за волной приходит и уходит - никто не знает куда. И в этом его красота. Реальный человек тоже дик и беспорядочен; у него нет никакого характера. Я не утверж­даю, что он плох. Когда я говорю, что он не имеет характера, я не утверждаю, что он представляет собой зло. Вы называете человека бесхарактерным, когда он аморален; это непра­вильно. Он тоже имеет характер, характер аморального человека. Не называйте его бесхарактерным. «Бесхарактер­ный» - чрезвычайно прекрасное слово; его можно приме­нить только к Будде, или к Иисусу, или к Кришне. Не используйте его по отношению к обыкновенным людям. Вы называете бесхарактерными только обычных людей. Они же имеют свой характер, они имеют свою зафиксированность, они имеют свой шаблон жизни. Они могут быть плохими, их хар актер может быть плохим, но они не бесхарактерные. Только Будда является бесхарактерным. Бесхарактерность является максимально прекрасным свойством, потому что оно означает всецело новый отклик на все окружающее каждый новый момент. Каждую минуту Будда сталкивается с жизнью, Иисус сталкивается с жизнью. Он не несет в себе готовых ответов. Никто не знает, что он скажет в следующий момент; никто не знает, что он будет делать; даже он сам не знает, как он поступит в следующий момент. Если он знает это, то он просто рассказывает себ е смешные истории. Тогда все это обман.

Я не знаю, какое предложение последует за этим, я не знаю, какие последуют действия: это свобода. Тогда я не ограничен, тогда я не нахожусь взаперти.

Я могу понять ваши трудности. Что бы я ни делал, я пытаюсь разрушить ваш характер. За это судили Сократа. Афинский суд решил, что он разрушает характер молодежи.

Это абсолютно правильно! Это было свидетельством и против Христа: что он разрушает характер молодежи. Так было всегда. И Сократ, и Иисус разрушали характеры. Это не означает, что они несли аморальность - они несли с собой величайшую моральность: моральность свобод ы, мораль­ность естественности. Единственно моральными действиями яв ляются те действия, которые естественны, которые спон­танны, которые идут от вашей целостности, а не из головы. Я буду разрушать ваш характер.

Про меня говорят то же самое — говорят, что я опасный человек. Да, я опасный человек! Они совершенно правы. Все мои усилия направлены на то, чтобы разрушить ваш харак­тер таким образом, чтобы вы стали хотя бы автобусом, чтобы вы не передвигались по рельсам. Вы сможете иметь хоть немного свободы.

Страх естественен. Я не утверждаю, что вы можете отбросить этот страх, но есть одно, что я хотел бы отметить: вы можете идти со мной, несмотря на страх. И это единствен­ный способ. Если вы будете ждать, что когда-то вы отбросите страх и тогда придете ко мне и последуете за мной, то этого никогда не случится. Следуйте за мной, несмотря на страх. Пусть страх остается, это естественно; но не следуйте за ним, следуйте за мной. Постепенно, по мере того, как вы привы­кнете к внутренней свободе, к внутреннему небу, ваш страх будет исчезать, потому что будет расти ваша бесхарактер­ность, вы будете становиться более зрелым. Теперь мораль­ность не будет навязываться вам извне, она будет истекать из вас, изнутри. Это будет ваша внутренняя сущность, это будет ваше понимание и осознанность. Это больше не будет делом в ашей совести.

Совесть дается вам обществом; сознание вы должны приобрести. Общество все время говорит вам: «Это правиль­но, то неправильно» - это и есть совесть. Эти слова становятся имплантированными в вас. Вы все время повторяете их. Это бесполезное занятие; это не есть нечто реальное. Реальным является ваше собственное сознание. Оно не несет готовых ответов: что является правильным, что — неправильным. Но при возникновении любой ситуации оно немедленно дает вам свет — вы немедленно знаете, что вам делать. И эти действия являются целостными. Они являются целостными, потому что это не общество научило вас им, а вы сами знаете, что они должны быть совершены. В каждый момент принимает форму некоторое решение; оно исходит из вашего самого внутреннего ядра. Не останавливайтесь, пока вы не достигне­те этого.

Страх будет. На пути много случайностей: много раз вы можете сбиться с пути, много раз вы будете чувствовать себя усталым, истощенным, много раз вы найдете для себя повод отдохнуть на обочине дороги. Но помните: пока вы не достигнете той сознательности, которая действует естествен­но, спонтанно, вы не будете удовлетворенным, вы не будете исполнившимся. Вы предаете Бога, вы предаете Целое. И как вы можете быть счастливым, как вы можете быть блажен­ным, если вы предаете первооснову всего? Тогда вы остане­тесь в страдании. Ваше страдание всего лишь указывает на то, что вы не ведете себя правильно, а правильным является не то, что общество называет правильным. Правильным являет­ся то, к чему вы приходите через свое собственное понимание. Будьте сами своим светом - вот что является правильным.

Четвертый вопрос:

Я понимаю, что Вы не будете с нами на земле слишком долго. На вчерашнем даршане вы кому-то объясняли, что ваше тело не может содержать в ас, что вы испаритесь и после этого не сможете больше оказывать нам помощь. Это очень беспокоит меня все время. Я обычно утешаю себя словами Иисуса: «Я останусь с вами до конца мира». Пожалуйста, разъяснит е это получше.

Иисус прав, но и я прав в еще большей степени. Иисус прав, но из-за его слов люди не могут использовать некоторые возможности, когда они появляются. Они утешают себя. Он прав; даже сейчас он с вами, даже сейчас он может помочь вам. Но если вы упускаете Иисуса, когда он присутствует, как вы сможете использовать его, когда он отсутствует? Вы только взгляните на абсурдность этого. Вы говорите: « Да, мы будем получать твою помощь, когда ты будешь отсут­ствовать», но не можете взять эту помощь, когда он присут­ствует. Только те, кто может получать его помощь, когда он присутствует, смогут получать его помощь, когда он будет отсутствовать. Но вам всегда нравятся утешения. Я не хочу давать вам никаких утешений, потому что все утешения становятся поводом для откладывания.

Да, я повторяю слова Иисуса: «Я также буду с вами до скончания мира», - но я не хочу, чтобы это стало уте шением для вас. Я смогу быть с вами только в том случае, если вы сейчас со мной. Если вы сейчас со мной, то я смогу быть с вами до скончания времен, но вы должны достигнуть в себе некоторого роста. Иначе вы скажете: «0'кей, если вы будете с нами до самого скончания времен, то нет никакой необхо­димости торопиться: мы можем немного подурачиться. А когда нам понадобится, вы всегда будете под рукой». Нет, так не будет. Вот почему я заявляю, что Иисус прав, но я еще более прав.

Постарайтесь понять: я здесь не для того, чтобы уте­шать вас. Если и есть что-то, ради чего я здесь, - то это трансформация вас.

Утешение не имеет смысла; это уловка ума. Не успока­ивайтесь на нем. Оно подобно матери, которая не хочет давать ребенку грудь, а дает ему в качестве утешения что угодно, например, его собственный палец. Это дает ему некоторое утешение, но не питание. Ребенок просто обманут. Или вы покупаете на рынке нечто, что может успокоить его - например, пустышку. Он сосет эту резиновую грудь и думает, что из нее что-то идет. Из нее ничего не идет.

Утешение является пустышкой, это не настоящее пита­ние. Я здесь; питайтесь мною. Ешьте меня, пейте меня; питайтесь мною. Пусть я стану частью вашего существа, тогда я стану доступным для вас на вечные времена. Другого способа нет.

Пятый вопрос:

Мой младший сын не был крещен. Имеет ли это значение?

Это имеет большое значение. Хорошо, что он никогда не был крещен, потому что крещение - это очень существенно; он о не может быть осуществлено насильно. Когда вы навязы­ваете его ребенку, вы создаете для него искусственную религию, и эта искусственная религия настолько привязыва­ется к нему, что он может совершенно забыть о реальной религии. Он может стать христианином, но может упустить Христа.

Это хорошо, вашему ребенку повезло. Благословен тот, кто не крещен своими родителями, - тогда он доступен и чист. Когда он станет достаточн о зрелым, когда он будет все понимать, он сможет найти свою религию.

Религия должна быть найдена. Религия должна быть выбрана сознательно. Никого не следует делать христиани­ном, индусом, мусульманином или джайном в зависимости от места рождения. Обстоятельства рождения не имеют никако­го отношения к религии. Из-за этой связи с рождением весь мир кажется религиозным, а на самом деле никто не является религиозным. Все религиозны: кто-то является индусом, кто-то яв ляется христианином. Но никто не является индусом, никто не является христианином - все люди одурачены.

Оставьте детей в покое. Никогда не навязывайте им никакой религии. Не обуславливайте их умы. Позвольте им искать самим. Помогите им в их поиске, но не давайте им готовых ответов. Помогайте им так, чтобы их вопросы проникали в самую глубь, помогайте им так, чтобы их вопросы становились интенсивными, помогайте им так, что­бы когда-то их вопросы стали бы такими интенсивными, что преобразовали бы их, но никогда не давайте им готовых ответов. Готовые ответы очень обманчивы. Религией нужно жить, религию нужно выбирать. Это тюрьма - как можете вы заключить в тюрьму своего ребенка? Кто вы такой, чтобы так поступать? Помогите ребенку расти, крепко любите его и не давайте ему ответов, которых вы сами не знаете. Если он спрашивает: «Есть ли Бог?» - скажите ему правду, скажите ему, что вы не знаете! Скажите ему правду о том, что вы сами ищете; скажите ему, что он должен искать сам; скажите ему, что, если он когда-то найдет истину, пусть поделится ею с вами. Будьте смиренными. По отношению к ребенку у родителей имеется огромное искушение быть знающими — это обман. Вы ничего не знаете о Боге, но все время учите ребенка, все время обуславливаете его ум. Не обуславливайте чей-либо ум. Оставьте его в покое - нетронутым, девственным. Когда-нибудь...

Поскольку имеется такая тяга к религии, нет необходи­мости учить религии. В результате учения эта тяга уменьша­ется. Не нужно учить. Оставьте ребенка в покое, любите его. Благодаря вашей лю бви в нем возникнет возможность когда-то понять, что такое молитва. Любите его, и благодаря вашей любви он поймет, что существование является для него и матерью, и отцом. Но не говорите об Отце небесном, просто будьте отцом для него. Ваше пребывание отцом даст ему первое понимание того, что существование не чуждо ему, что кто-то заботится о нем, что кто-то любит его. Любите его, лелейте его так, чтобы он почувствовал, что существование является его матерью. Благодаря вашей заботе, благодаря вашей любви, благодаря вашему материнскому отношению пусть он осознает некоторые качества существования. Не говорите о теологии - это хлам, чепуха. Не говорите ему: «Молись». Подождите, пусть наступит подходящий момент, но помогите возникновению ситуации, когда он стал бы способным молиться. Не учите его словам молитвы. Просто создайте обстановку в семье - создайте атмосферу молитвенности. Молится отец, молится мать, и когда ребенок наблю­дает молящегося отца, он может почувствовать восторг, нисходящий на отца. Он сможет увидеть, что тот уносится в какие-то другие миры. Он может видеть это после молитвы — в течение нескольких часов он совершенно другой человек - более любящий, более мягкий и деликатный. Он может видеть, что после молитвы наблюдается некоторое послесве­чение, которое следует за отцом весь день.

Нет необходимости учить чему-либо. Однажды вы от­кроете глаза после своей молитв ы и обнаружите, что ребенок сидит рядом с вами - его глаза закрыты, он как бы отсутству ет. Он не знает слов, но теперь он почувствовал что-то, он получил настоящее крещение.

Не принуждайте его ходить в церковь, потому что церковь испортит его и он будет думать, что религия - это не что иное, как бизнес. Он постепенно поймет, что религия есть не что иное, как политика.

Все без исключения мистики знают, что все религии не истинны; все без исключения философы знают, что все религии не ложны; все без исключения политики знают, что все религии полезны.

Не учите ребенка политике и религии. Оставьте его нетронутым, одиноким, но предоставьте ему возможность, среду, атмосферу, климат, где бы он мог войти в контакт с религией. Тогда он будет религиозным. Он может не стать христианином, но это не имеет значения, это не так важно. Он может не быть индусом, но он будет религиозным. Но родители больше заинтересованы в том, чтобы ребенок стал христианином, - он должен следовать всем тем глупостям, которым следовали они. Ребенок должен быть индусом - он должен быть испорчен точно так же, как испорчены вы. Ребенок должен быть идентифицирован принадлежностью ка­кой-либо организации - той же самой, которой принадлежат родители. Это политика религии - это вовсе не религия.

Если вы действительно любите своего ребенка, будете ли вы желать, чтобы он был христианином, или индусом, или мусульманином? Нет, никогда! Если вы любите своего ребенка, вы никогда не захотите, чтобы он был христианином. Что сделало христианство с миром? Это безобразная болезнь. Вы не захотите, чтобы он был мусульманином. Что мусульманство сделало с миром? Это было просто насилие. Вы не захотите, чтобы он был индусом, потому что - что сделал индуизм? Это просто окаменевшая смерть: затхлая, мертвая в течение многих веков; это смердящий труп. Нет, если вы любите своего ребенка, вы сделаете так, чтобы он не попадался в ловушки, потому что все вокруг являются врагами: священники, миссионеры, хра­мы, церкви. Вы будете учить его: «Не попадайся ни в чью ловушку. Оставайся свободным, оставайся любящим, ищи и найди своего Бога. Бог, которого ты найдешь, — единственный Бог. Бог, которому можно научить, - это не Бог; это просто мир. И когда вы находите свою религию, она не отделена от жизни, она заодно с ней. Это сама жизнь! »

И помните: когда я говорю, что жизнь есть Бог, я не имею в виду Жизнь с большой буквы, а всего лишь жизнь с маленькой буквы. Самая обыкновенная жизнь и есть Бог.

Несколько дней назад журналист спросил Жана-Поля Сартра: «Что является наиболее важным в вашей жизни сегодня?» Сартр ответил: «Я не знаю. Все: жить, любить, курить». Это дзэнский ответ. Сартр не является религиозным человеком, но ответ его очень религиозный. Он никогда не принадлежал ни к какой церкви, он не верил в Бога, но его ответ является религиозным. «Я не знаю» - это первое религиозное качество, потому что знают только глупые теологи. Религиоз­ный человек просто осознает свое огромное невежество. Жизнь есть таинство; как вы можете знать ее? Он знает только одно: что он не знает. «Я не знаю» — так не сможет ответить ни один священник. Он немедленно откроет свою Библию и скажет: «Вот ответ. Я знаю». И он просто повторяет заимствованные знания. Он попугай.

Однажды я был в Варанаси, и один великий знаток Вед пригласил меня в свой дом. Он был очень счастлив, показать мне своего попугая, потому что попугай мог повторять многие вещи из Вед, из Гиты, из Упанишад. Я засмеялся. Пандит спросил: «В чем дело? Почему вы смеетесь?» Я сказал: «Я смеюсь, потому что не вижу большой разницы между вашим попугаем и вами. Попугай является ученым мужем, а вы являетесь попугаем». С тех пор он очень сердит на меня.

Нет, теолог никогда не сможет сказать: «Я не знаю». Для того чтобы так сказать, нужна отвага. Для того чтобы так сказать, нужна сила воли. Чтобы человек мог сказать, что он ничего не знает, он многое должен осознать. И если вы ведете религиозную жизнь, все является прекрасным, все является важным. Здесь невозможно ввести какие-то категории. Вы не можете сказать, что что-то является более важным, а что-то — менее важным. Если вы имеете религиозные качества, то для вас все является важным: собака является такой же важной, как и Бог, ничуть не меньше.

Один человек - он, по-видимому, был скептиком, спросил дзэнского учителя Джошу, редкого по своим качествам челове­ка: «Джошу, я слышал, что ты утверждаешь, что Бог во всем. Что ты скажешь насчет собаки?» Никто не отвечал таким образом: Джошу встал на четвереньки и начал лаять. Он сказал: «Я - собака, я - Бог». Лай Джошу был лаем Бога.

Тогда нет никакой разницы. Ничто не является малым, ничто не является великим. Мельчайшее - несет в себе вели­чайшее, а величайшее несет в себе мельчайшее; тогда наиниз­шее - является наивысшим, а наивысшее — наинизшим; тогда долина поднимается до вершины, а вершина опускается до долины. Именно это я имею в виду, когда говорю, что секс есть самадхи, а самадхи есть секс. Тогда нет никакой разницы между высоким и низким. Если просто живешь сегодня, то все является самым важным. И любовь, и курение... Такая простая вещь как курение, но когда курит религиозный человек, он курит религиозно; по-другому быть не может.

Один раз ко мне пришел человек. Я был в Калькутте. Человек был последователем Парамахансы Рамакришны, но он был обеспокоен одним: Рамакришна использовал очень вульгарные слова, слова вроде «сучий сын». Рамак­ришна использовал очень вульгарные слова. Поэтому этот человек был очень обеспокоен. Он сказал: « Все хорошо, но Рамакришна кажется немного... вульгарным. Что вы ска­жете на это, сэр?» Я сказал: «Его вульгарность является религиозной. Даже когда Рамакришна говорит "сучий сын", это благословение. Да, это благословение, потому что все, что бы он ни говорил, очищается тем, что это говорит именно он. Даже вульгарные слова становятся священными; прикосно­вение Рамакришны трансформирует их». Поэтому я сказал ему: «Не беспокойтесь. Все, с чем имеет дело Рамакришна, становится священным. Если он зайдет в публичный дом, тот превратится в храм». Потому что проблема не во внешнем доме или во внешнем мире, проблема в том, какое качество вы привносите во все. «Курение, - говорит Сартр, - сегодня для меня является самым важным». Да, я тоже могу сказать, что курение может быть таким же прекрасным и священным, как пение псалмов, но п ение псалмов в дыму. Это зависит от вас.

В дзэнских монастырях имеются маленькие чайные домики, подобные храмам. Когда кто-то входит в чайный домик, он должен быть предельно внимательным, потому что в этом домике обитает чайная богиня. Чайная богиня - почему не может быть богини курения? В чае тот же самый никотин, что и в табаке.

Я недавно просил Лаксми устроить маленький храм для курения в нашем ашраме. Но вы должны входить в него очень внимательно, бдительно, с осознаванием, медитативно! Если вы сможете курить медитативно, то это особенно прекрасно. Если это перестает быть медитативным, это тоже прекрасно. Жизнь священна.

Так что не учите ребенка христианству, индуизму, джайнизму. Если вы любите его, то обеспечьте ему наличие среды, чтобы в нем могла расти чувствительность к тому, что действительно является религиозным. Вы должны говорить ему не о конкретной религии, но о том, что есть религия в своей сущности, в своей чистоте. Не рассказывайте ему о разнообразии цветов, позвольте ему стать чувствительным к их аромату - этого будет достаточно. Это и есть крещение.

Последний и самый ва жный вопрос - это от Амитабхи:

Блах, блах, блах, блах, блах, блах.

Что я должен сказать? Блах, блах, блах, блах, блах, блах.

Беседа 3

Как Я возлюбил вас

23 декабря 1975 года, Пуна

Евангелие от Иоанна, глава 13

2. И во время вечери. ..

5. . ..влил воды в умывальницу и начал умывать ноги ученикам и отирать полотенцем, которым был перепоясан.

6. Подходит к Симону Петру, и тот говорит Ему: Господи! Тебе ли умывать мои ноги?

7. Иисус сказал ему в ответ: что Я делаю, теперь ты не знаешь, а уразумеешь после.

8. Петр говорит Ему: не умоешь ног моих вовек. Иисус отвечал ему: если не умою тебя, не имеешь части со мною.

12. Когда же умыл им ноги и надел одежду Свою, то, возлегши опять, сказал им: знаете ли, что Я сделал вам?

13. Вы называете Меня Учителем и Господом, и правильно говорите, ибо Я точно то.

14. Итак, если Я, Господь и Учитель, умыл ноги вам, то и вы должны умывать ноги друг другу.

15. Ибо Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам.

21. Сказав это, Иисус возмутился духом, и засвидетельствовал, и сказал: истинно, истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня.

27. ...Тогда Иисус сказал ему: что делаешь, делай скорее.

28. Но никто из возлежавших не понял, к чему Он это сказал ем у.

31. Когда он вышел, Иисус сказал: ныне прославился Сын Человеческий, и Бог прославился в Нем.

34. Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга.

35. Потому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою.

Сущность религии парадоксальна - противоположности встречаются в ней и теряют свои противоположные свойства. Противоположные свойства становятся свойствами, дополня­ющими друг друга. День и ночь не разделены здесь, не разделены также жизнь и смерть, не разделены низкое и высокое. В ней земля является небом и небо является землей. Логическому уму, уму как таковому - потому что все умы являются логическими — это очень трудно понять.

Я прочту вам несколько слов Уайтхеда, очень проница­тельного человека: «Религия есть видение чего-то, что рас­пространяется за пределы, выше и внутрь проходящего мимо потока непосредственных вещей и явлений: чего-то, что является реальным и, в то же время, ожидает своей реализа­ции; чего-то, что является отдаленной возможностью и, в то же время, величайшим существующим фактом; чего-то, что придает значение всему проходящему и, в то же время, избегает предчувствий; чего-то, чьей собственностью являет­ся конечное добро и что, тем не менее, вне богатства; чего-то, что является предельным идеалом и безнадежным духовным поиском».

Уайтхед правильно понимает парадоксальность рели­гии, но он пытается понять ее посредством ума, поэтому окончательным выводом является то, что это «безнадежный поиск», - безнадежный, потому что как могут встретиться противоположности? Жан-Поль Сартр говорит, что Бог не­возможен, потому что, если сдела ть Бога возможным, про тивоположности должны будут исчезнуть. Смерть и жизнь должны стать чем-то одним; только тогда может существо­вать Бог. И как ум может понять смерть и жизнь, превра­щающиеся в одно, зиму и лето, превращающиеся в одно, начало и конец, превращающиеся в одно? Для ума этот духовный поиск будет безнадежным.

Современный ум остается в основном без религии, потому что современный ум потерял гибкость и способность быть нелогичным. В обычном мире быть нелогичным озна­чает быть безумным; в религии отсутствие логики является методом. Само безумие является методом познания Бога. Пока вы не будете достаточно безумным, чтобы суметь отбросить категории ума и уметь смотреть непосредственно без внесения каких-либо концепций между вами и реаль­ностью, то максимум, что вы сможете, это познать материю, мертвую часть, прошлое, но вы не сможете познать реальное, живое, Бога. Настоящая религия всегда будет казаться уму неуловимой. Она, фактически, кажется некоторым родом безумия.

Несколько дней назад я просматривал книги Захнера. Он пытался понять дзэн, Кришнамурти, но не смог; и в конце он написал небольшую поэму, высмеивающую их. Эта маленькая поэма высмеивает не только Кришнамурти и дзэн, она высмеивает также Иисуса, Кришну - она высмеивает все религии. Захнеру кажется, что он дает в своей поэме самую суть этого безумия, который называют дзэном. Он пишет:

Хи-хи-хи,

я и ты,

ты есть я,

я есть ты.

Жизнь есть смерть,

смерть есть жизнь,

ты - своя жена,

я - свой муж.

Мы не Боги-дети,

они не Боги-мы,

мы — те, кто счастливы,

так к чему вся суета?

Суета, суета, суета,

проклятье, проклятье, проклять е.

Тотальное переживание?

Да - это мы.

Он думает, что высмеивает кого-то, но высмеивает самого себя; это естественно для ума.

Иисус все время говорит: «Я и мой Отец - одно». Это означает, что сын является отцом. Обратное никогда не говорится, но должно говориться. Только тогда станет ясной истина, заключающаяся в том, что отец является также и сыном. Если сын является отцом, то отец является сыном, но тогда все становится трудным для понимания.

В этот последний вечер со своими учениками он устроил встречу противоположностей, встречу далекого и близкого; он довел это до высочайшей точки, до кульминации. Путем прикосновения к ногам своих учеников он говорит, что ученик есть Учитель, что Учитель есть ученик. Это соответ­ствует практике дзэна. Не говоря ничего, он высказывает самую суть всех религий. Он говорит: «Нас с тобой не двое». Он говорит: «Ты есть я, я есть ты» — он завершает круг. Прикосновение Учителя к стопам ученика - редкое явление. Этим символическим актом Иисус начинает удаляться от своих учеников, показывая им саму суть религии, в которой Учитель прикасается к ногам своих учеников, в которой сын становится отцом, а отец - сыном, в которой день становится ночью, а ночь - днем, в которой противоположности слива­ются, исчезают.

Захнеру трудно понять это. В своей книге он много раз призывает Аристотеля: «Наш отец, Аристотель». Так и должно быть; Аристотель, должно быть, его отец, но не Бог. Аристотель имеет логический ум. Основной особенностью логического ума является то, что он считает, что день и ночь разделены, и никогда не встречаются. Восток и Запад разде­лены - «Запад есть запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись». Но я утверждаю: они встречаются здесь, они сходятся везде. Восток и Запад встречаются везде, где сущес­твует жизнь; везде, где существует жизнь, встречаются мужчина и женщина; везде, где существует жизнь, встреча­ются Учитель и ученики; везде, где существует жизнь, встречаются душа и материя - в вас, везде: в цветке, в дереве, в камне, в человеке - везде встречаются душа и материя. И все же вы все время делитесь на части. Можете ли вы точно отметить, где кончается ваше тело и начинается душа, где кончается ваша душа и начинается тело? Они есть одно: тело прикасается к ногам души, душа прикасается к ногам тела. Это замкнутый круг. Иисус говорит о многом, не произнося это явно. Он скорее показывает, чем говорит; он простой человек. Люди дзэна могут понять, что он делает. Христиане не могут понять его. Они все время говорят: « Наш Отец, который на небесах...» - но это неправильно. « Наш отец Аристотель» - должны говорить они. Их отец Аристотель: ум, который делит, ум, который делает четкие различия, ум, который все разбивает на категории, все помещает в свои ячейки. Из жизни Аристотель сделал очень простую и четкую работу. Он все расклассифицировал; он величайший класси­фикатор. Но всякий раз, когда вы делите, то, что не может быть разделено, исчезает. Вы можете рассечь цветок и узнать, из чего он состоит — его материальную часть, — но его духовная часть исчезнет. Вы никогда не ухватите таким образом красоту. При рассечении красота исчезает. Вы можете рас­сечь человека на операционном столе анатомического театра, вы можете рассечь его на мельчайшие части, вы можете весьма преуспеть в таком рассечении и анализе, но в ваших руках останется лишь тело. Душа исчезнет, потому что, на самом деле, душа существует лишь в очень глубоком синтезе, где встречаются противоположности.

Жизнь — это диалектический процесс, в котором проти­воположности встречаются и все время создают высший синтез, симфонию, гармонию. И это случается ка ждый мо­мент - каждый вечер день превращается в ночь и каждое утро ночь превращается в день. Но вы слепы, вы не можете видеть этого. Во всем вы можете видеть, как встречаются противо­положности: при помощи деревьев земля достигает неба и прикасается к нему, и небо каждую минуту изливается на землю, проникает в нее. Эта любовная связь все время осуществляется между небом и землей; они всегда встречают­ся в глубоком объятии, они бесконечно едины. Разделение существует только на поверхности.

Теперь сутры:

И во время вечери...

Это последний ужин с Иисусом, и только Иисус знает, что этот ужин - последний. Ученики абсолютно ничего не понимают. Они не могут почувствовать, что должно случить­ся, они не могут почувствовать поступь будущего. Иисус уже собрался на свое распятие, он уже готов, он уже идет. Приближается момент моментов — каждую минуту он все ближе и ближе, - а они в блаженном неведении. Помните: это то, что происходит с каждым. Смерть подходит все ближе и ближе, а вы в блаженном неведении. Вы все время делаете какие-то пригото вления к жизни, как будто собираетесь жить вечно. Ваш ум все время составляет планы на будущее, не осознавая, что смерть приближается. Смерть скрыта за каждым кустом; смерть может выпрыгнуть, откуда угодно.

В этот праздничный вечер, во время этого последнего ужина с Учителем, кто мог подумать, что этот ужин является последним? Кто мог подумать, что на следующий день Иисус должен будет уйти от них? Этого уникального человека больше не будет. Не будет больше этой уникальной возмож­ности прикоснуться к Богу на земле. Не будет больше возможности заглянуть через его дверь, бросить взгляд на божественное через его окно. Занимаясь едой и питьем, они были счастливы. Так и продолжается ваша жизнь: еда, питье, но каждый момент смерть все ближе и ближе, а вы все время делаете приготовления к жизни, как будто бы собираетесь жить вечно.

Человек, который осознал смерть, становится совершен­но другим человеком. Тогда он не растрачивает свое время в приготовлениях к будущему. Тогда он начинает жить в настоящем. Увы, ученики ничего не знали. Позже они будут каяться, они будут плакать, разрывая свои сердца. Они будут снова и снова все обдумывать, они будут снова и снова впадать в ностальгию по прошлому: Иисус был так близко, а они все время упускали его.

И во время вечери...

...влил воды в умывальницу и начал умывать ноги ученикам и отирать полотенцем, которым был препоясан.

Я называю эти действия «дзэнскими». Почему дзэнскими? В дзэне все, что вы не можете в ысказать, высказывается каким-то другим образом. Есть вещи, о которых можно рассказать, есть вещи, о которых рассказать невозможно, есть вещи, которые можно выразить только действиями. Они могут быть выражены только действием, тотальным действи­ем; нет другого способа высказать их. В дзэне Учитель всегда задает ученику некоторую задачу, для которой тот должен найти ответ. Они называют это «коаном». Ученик все время ищет ответ, он каждое утро снова и снова приходит к Учителю, чтобы предложить свой ответ. Но Учитель все время говорит: «Нет, это не ответ». Иногда бывает так, что еще до того, как ученик скажет что-либо. Учитель говорит: «Нет, это не ответ». Иногда бывает даже так: ученик еще только приближается к дому Учителя, он еще не подошел к нему, а Учитель кричит ему изнутри: «Нет, это не ответ».

Только позже, когда ученик достигает просветления, он понимает, в чем было дело - Учитель задавал задачу, на которую невозможно было дать словесный ответ. Для этого нуж ны действия. Можно ответить только действием, потому что только действие может быть тотальным, целостным.

Видели ли вы когда-либо гневающегося ребенка? Это целостное действие; оно не только в голове. Каждая частичка его тела вибрирует от гнева - она готова взорваться, как будто может разрушить весь мир, - такая крошка, но она наполне­на огромной атомной энергией. Понаблюдайте за ребенком в гневе, и вы поймете, что такое целостное действие. Или понаблюдайте за любящим человеком, находящимся в состо­янии глубокой любви: ум останавливается. Даже держа за руку свою любимую, он говорит нечто, что невозможно высказать. Само прикосновение что-то показывает, показы­вает что-то, что выше всяких слов, что является целостным действием. В гневе, в любви, в печали, в блаженстве иногда получается так, что действия становятся тотальными, целос­тными. Когда в танце танцор исчезает и остается только танец, действие является целостным. И целостное действие прекрасно, потому что целостное действие идет не от вас. В тот мо мент, когда вы целостны, через вас изливается Бог.

В этот день, в последний день своего пребывания с учениками, Иисус совершил действие, свойственное дзэну, - он омыл ноги своим ученикам, он в глубокой почтительности прикоснулс я к ногам своих учеников. Ученики прикасаются к ногам Учителя, но их почтительность никогда не бывает целостной. Для большинства из них это просто относится к хорошим манерам, которых необходимо придерживаться. Это некоторая обязанность; они исполняют ее бессознатель­но. Иногда это действие должно быть выполнено, но они не присутствуют в нем. Когда они делают поклон, ничто не наклоняется в них, кроме тела. Это мертвый жест. Для немногих из них этот жест может быть не таким мертвым. В нем, может быть, теплится некоторая жизнь, но это не целостное действие. Ученики, должно быть, прикасались к ногам Учителя много раз, тысячи раз. На этот раз Учитель решил прикоснуться к ногам учеников, чтобы показать им, что есть почтение во всей его целостности. В этот момент не было никого, кто бы наклонялся и мыл ноги. Был наклон, было мытье ног, но больше никого там не было - потому что, когда вы целостны, эго исчезает. Эго существует только тогда, когда вы частичны. И если вы когда-то где-то пережи­ли подобное... а я вижу, что каждый когда-то пережил подобное. Поскольку это не соответствует ваше му стилю жизни, вы забыли про это; поскольку это не соответствует вашим собственным шаблонам, вы не обращаете на это внимание; поскольку это вам не подходит, вы постепенно забываете про это, загоняете его в подсознание, в подвалы ума. Это случалось с каждым, помимо его воли, случайно. Иногда... вы просто плывете и вдруг наполняетесь, казалось бы, беспричинным блаженством. Это случается только в том случае, если ваши действия являются целостными. Когда плавание исчезает, когда причина всех страданий исчезает, тогда внезапно появляется Бог.

Всякий раз, когда вы тотальны, целостны, появляется Бог. Всегда, когда вы разделены на части, Бог недоступен вам. Позвольте мне сказать это таким образом: ваша целос­тность и есть Бог. Б ог - это не личность, это переживание. Он не поджидает вас где-то - вы должны создать его внутри себя. Бог не похож на некоторый объект, не похож на камень, который вы однажды найдете и принесете домой, нет. Бог - это внутренняя гармония; чтобы обнаружить его, вы должны создать эту гармонию. Это не поиск мертвого объек­та. Это созидание, это грандиозное созидание; нет созидания более высокого, чем это. Художник пишет картину, певец поет песню, скульптор ваяет некоторый пространственный образ; религиозный искатель создает Бога. И есть только один способ создания Бога: стать целостным, чтобы действие стало целостным.

Иисус показывал им, что он прощается с ними. Он не мог дать им большего дара. Он показывал им, что есть почитание, что есть любовь, как может человек всецело отда ваться другому. Они считали, что сдались ему, но сдача ученика есть сдача ученика. Ученик разделен, он является толпой; отдается только часть его. Эта часть может быть даже не самой большой; многие другие части могут продолжать сопротивляться. Он отдается с неохотой, вынужденно. Ка­кая-то часть его все время отталкивает его от Учителя, оттаскивает его, все время говорит «нет». Одна часть говорит « да», другая - «нет». Ученик - это всегда «да плюс нет». Когда Иисус прикасался к их ногам, это было только «да». Он дал им величайший дар, который только мог дать, - дар почитания.

Рассказывают, что однажды рабби Джошуа бен Кархе задали вопрос: «Почему Бог решил говорить с Моисеем на горе Хорив из тернового куста?» Это действительно важно - почему Бог решил говорить с Моисеем из тернового куста? Он не нашел лучшего места? Терновый куст? Он мог найти, по крайней мере, розовый куст. Почему он выбрал в качестве самого подходящего терновый куст? Этот вопрос задавался в течение многих веков, но никто не давал такого прекрасного ответа, как рабби Джошуа. Рабби Джошуа ответил, что он сделал это, чтобы показать нам, что на этой земле нет места, свободного от присутствия Бога. Бог везде и во всем, даже в самом низком, даже в терновом кусте. Вся земля является священной.

Почему Иисус прикасался к их ногам? Он мог прикос­нуться к их головам, так почему же ноги? Ноги являются символом всего низкого. Они являются самой низшей частью вашего тела. Иисус прикасался к их ногам для того, чтобы показать, что Бог и там тоже; даже в терновом кусте, в наинизшем, в наинизших глубинах присутствует Бог, пото­му что он везде. Он находится и в темнейших ущельях. Не только на вершинах, запомните это; он также и в низинах, в долинах, он здесь. Он не только в святых, он и в грешниках тоже. Когда вы показываете свое уважение, не беспокойтесь о том, по отношению к кому это делать, потому что он везде. Вы можете прикоснуться к ногам грешника, и вы прикосне­тесь к его ногам, потому что нет никаких других ног. Все ноги, все ноги - его. Иисус прикасался к ногам учеников, чтобы показать им, что ничто не является низким. Все является высоким, все имеет высочайшее значение, все является божественным. С чем бы вы ни обращались, вы обращаетесь с Богом. Кому бы вы ни показывали свое уважение или на кого бы вы ни гневались, вы делаете это по отношению к Богу.

...влил воды в умывальницу и начал умывать ноги ученикам...

Ноги являются символом земли, они прикасаются к земле; голова является символом неба, она прикасается к небу; голова и ноги — наивысшее и наинизшее, то, что наверху, и то, что внизу, - являются одним и тем же, потому что в течении участвует единое. Вы в такой же степени в своих ногах, как и в голове. Не забывайте про землю, в ы укоренены в ней; помните это. Иисус прикоснулся к их ногам, омыл их ноги.

Подходит к Симону Петру, и тот говорит Ему: Господи! Тебе ли умывать мои ноги?

Это казалось неуместным для него. «Тебе ли умывать мои ноги? Было бы все в порядке, если бы я умывал твои ноги; ты наш Господь, ты наш Учитель». Этот вопрос возникает в голове ученика Симона Петра — того, кто любит, того, кто имеет несколько больше веры, чем другие. Даже у него возникает вопрос: «Годится ли это, чтобы Учитель прикасал­ся к моим ногам?» Многие просто ничего не сказали. Они, возможно, не придали этому большого значения, это было так неожиданно. Они, возможно, даже не заметили этого. Они, возможно, как бы отсутствовали здесь; они, возможно, были не в состоянии понять, что здесь происходит. Только Симон Петр, человек, которому предстояло стать столпом церкви Иисуса, поднял вопрос: «Тебе ли умывать мои ноги?» Он любил Иисуса, он уважал его, но его вера не была еще полной. Иисус называл его человеком малой веры. У него была вера, но ее было очень мало. Если бы вера была полной, то тогда не было бы больше никаких различий между Учителем и учеником.

В дзэне имеются истории, в которых говорится о том, как ученик бил Учителя, а Учитель только смеялся. Это истории о великой любви, это истории о великой вере и доверии. Они показывают, что теперь больше нет различий между учеником и Учителем; теперь никто не знает, кто есть кто. Учитель представляет из себя отсутствие эго, а когда эго ученика тоже исчезает, то не может быть двух отсутст­ви й эго.

Например, в вашей комнате два стула; два стула присутствуют, имеют место два присутствия. Вы удаляете оба стула - можете ли вы теперь с казать, что имеют место два отсутствия, потому что вы удалили два стула? Нет, есть только одно отсутствие; просто отсутствие стульев. Вы можете удалить тысячу стульев, но не может быть отсутст­вия тысячи стульев; будет просто отсутствие. Учитель есть отсутствие, пустота; в нем нет никакого эго. Это с точки зрения ученика они являются двумя сущностями. С точки зрения Учителя, поскольку его нет здесь, другого тоже не может быть. Когда «я» исчезает, «ты» тоже исчезает.

Петр любил его, уважал его, но его любовь не была еще целостной. Он все еще присутствовал здесь; ученик еще не исчез. Ученик спрашивает: «Почему? Ты, и прикасаешься к моим ногам?» Это кажется неестественным. Запомните: в любви нет ничего естественного и ничего неестественного. В любви все различия исчезают.

Только вчера кто-то спросил меня: «Может ли просвет­ленный человек любить непросветленного?» Он задал очень уместный вопрос. Он рассказал, что Рамакришна рыдал и плакал из-за Вивекананды. Иногда Вивекананда несколько дней не приходил проведать его, и тогда Рамакришна сам отправлялся проведать его. Он искал его. «Возможно ли это, - спрашивал этот человек, - что человек, подобный Рамакришне, полюбил, полюбил так сильно, что плакал, если Вивекананда не приходил, сам шел искать его и был очень счастлив, когда Вивекананда приходил навестить его?»

Он спросил: «Бхагаван, плаче те ли вы о ком-либо?» У меня так много Вивекананд, что если бы я начал плакать, то у меня не осталось бы времени ни на что другое. Отсюда некоторые трудности. Я не могу плакать, но я все равно пл ачу из-за вас, потому что для меня все вы являетесь огромными потенциальными возможностями, семенами. Да, Рамакришна глубоко любил. И я скажу вам, что только Рамакришна и может любить, только Рамакришна. Непрос­ветленный человек может притворяться, что он любит, он может обманывать себя и других, что он любит, но он любить не может. Любовь является качеством просветления. Это свет, который исходит из внутренней лампы, из внутренней лампы просветления. Когда это пламя горит внутри, то свет истекает наружу. На что бы он ни упал, он оказывается любовью.

Иисус любил своих учеников. Говорить, что Иисус любил или Рамакришна любил, - не совсем правильно, потому что Иисуса нет, Рамакришны нет - есть только любовь. Когда Иисус прикасается к ногам своих учеников, к их ногам прикасается любовь. Рамакришна отправлялся на поиски Вивекананды, но он, в действительности, никуда не ходил. Его больше не было - куда он мог идти? Как он мог идти? Кто мог идти? На поиски отправлялась любовь. Когда Рамакришна плакал и из его глаз текли слезы, это плакала любовь. Даже Вивекананда чувствовал себя смущенным, когда Рамакришна вскакивал и начинал танцевать при его приходе или крепко обнимал его. Даже он обычно чувствовал себя смущенным. Это казалось чем-то неестественным, эк­сцентричным. Казалось, что этот старик выжил из ума. Если бы там были психоаналитики, они могли бы заподозрить гомосексуальность, потому что они всегда пытаются объяс­нить цветение через удобрение. Тогда даже цветок начинает дурно пахнуть; от него несет навозом. Но если вы задаете такие вопросы мне, то я объясняю процесс удобрения через цветение. Тогда даже удобрение будет иметь какой-то аромат. Иисус прикоснулся к ступням - не к удобрению, а к цветку, к потенциальным возможностям цветения.

Рамакришна отправился на поиски. Для обычного чело­века Вивекананда тоже всего лишь обычный человек, но не для Рамакришны. Здесь ожидалось нечто экстраординарное: этому нужно было помочь, об этом нужно было позаботиться; для воплощения в бытие это требовало внимания, это требо­вало любви.

Иисус прикасался к стопам учеников с глубоким почте­нием, с глубокой надеждой. Он прикасался к их стопам, чтобы показать им: «Вы не являетесь тем, что вы думаете. Вы то, что вы ищете; вы есть мой Бог». Они были только семенами, но Иисус мог видеть их цветение. Он прикасался к их стопам из-за возможности цветения - рано или поздно они превратятся в прекрасные цветы, они расцветут. Он любил их, он уважал их за это. Для него это было уже свершившимся фактом. Они этого еще не знали, не осознава­ли, они еще крепко спали. Семя - это не что иное, как цветок, только крепко спящий и похрапывающий. А что такое цветок? Семя, которое обнаружило само себя, семя, которое узнало само себя, семя, которое стало самим собой, — вот что такое цветок. Даже сорная трава не является сорной травой; сорная трава — это тот, кто находится на пути к познанию самого себя. Даже сорная трава имеет большие потенциаль­ные возможности. Вы, возможно, и не знаете, что когда-то и пшеница считалась сорной травой; даже пшеница! Но внезап­но человечество обнаружило, что это прекрасная пища. Теперь вы не можете думать о пшенице как о сорняке. И если вы найдете в своем саду какие-то сорняки, всегда будьте уважительными с ними - кто знает? Они на пути; когда-то их возможности и способности будут открыты.

Эти ученики были очень обыкновенными сорняками, очень обыкновенными человеческими существами, но не для Иисуса. Иисус мог заглянуть в их будущее. Их будущее было для него настоящим, и он прикасался к стопам этого будуще­го. Даже человек, подобный Петру, не мог поверить, не мог увидеть уместности этого. Но когда любишь, нет ничего уместного и неуместного. При наличии любви все принимает совершенно другой вид. Тогда все становится священным.

Подходит к Симону Петру, и тот говорит Ему: Господи! Тебе ли умывать мои ноги? Иисус сказал ему в ответ: что Я делаю, теперь ты не знаешь, а уразумеешь после.

Может быть, для того, чтобы понять, что делал Иисус, потребуется много жизней, но он сможет понять это только потом, потому что для того, чтобы понимать это сейчас, вы должны присутствовать во всей своей целостности здесь и сейчас. Но тогда это было бы совершенно другое дело. Тогда Петр не испытывал бы ни малейшего неудобства от этого. Он мог бы смеяться, он мог бы даже благословить Иисуса. Это то, что делал бы Махакашьяпа, если бы Будда прикоснулся к его стопам, — он бы засмеялся и благословил его. Эта маленькая шутка Махакашьяпы, прикасающегося к голове Будды и благословляющего его, взбудоражила бы всю историю. Он, в действительности, это и делал, когда просто смеялся. Эта улыбка была благословением, изливаемым со стороны учени­ка; но это возможно только тогда, когда ученика нет. Когда вас нет, возможно все, но Петр был там. Он был человеком малой веры.

Что Я делаю, теперь ты не знаешь, а уразумеешь после.

Петр поверил; тогда он ничего больше не сказал. Когда Иисус сказал: «Ты узнаешь», он поверил в это.

Петр говорит Ему: не умоешь ног моих вовек. Иисус отвечал ему: если не умою тебя, не имеешь части со мною.

Часть, которая верит в Иисуса, - не единственная часть в Петре; существуют еще много других частей. Та часть, которая любит Иисуса и доверяет ему, ничего не спрашивает сейчас. Первый вопрос был от части, которая имеет веру; это был просто вопрос. Как я различаю их? Попытайтесь послу­шать меня.

Сначала Петр сказал ему: «Господи! Тебе ли умывать мои ноги?» - это был простой вопрос; в нем не было никакого «нет». Не было сказано «да», но и « нет» не было сказано. Это был просто вопрос: «Тебе ли умывать мои ноги?» Действия Иисуса казались неуместными. Когда Иисус сказал: «Что Я делаю, теперь ты не знаешь, а уразумеешь после», то та часть, которая верила и доверяла, умолкла.

Второй вопрос Петра задавал уже не тот же самый Петр. Тогда он сказал: «Не умоешь ног моих вовек! » Теперь это позитивное утверждение, теперь это позитивное «нет». Это больше не колебания, это больше не вопрос, это утверждение. Это какая-то другая часть Петра говорит: «Не умоешь ног моих вовек! » Иисус ответил ему: «Если не умою тебя, не имеешь части со мною - так что тебе решать. Если я не омою твои ноги, если ты не позволишь мне сделать это, то у тебя нет ничего общего со мной; тогда ты не часть меня».

Почему? Нужно понять нечто очень глубокое, а именно: все, что бы вы ни называли противоположностями в жизни, не является таким противоположным, как это кажется. Вы любите человека, вы его также и ненавидите. Когда вы ненавидите человека, вы продолжаете любить его, вы остае­тесь разделенным. Человек, который любит богатства, од­нажды пресыщается ими и отрекается от мира, бежит в горы. Тогда, если вы принесете ему богатства, он не будет смотреть на них. Он не безразличен; он п ереместился от «да» к «нет». Теперь он перешел к другой крайности, но он тот же самый человек. Раньше он был увлечен богатством, теперь он отказывается от него, отвергает его, но все равно он имеет какое-то отношение к богатству. Это отношение существует.

Например: ученик не позволяет Учителю прикасаться к своим ногам. Почему? Из-за эго. Это может оказаться очень трудным для понимания, потому что вы скажете, что эго должно быть особенно счастливым, что Учитель прикоснул­ся к ногам. Да, есть люди, которые имеют и такой тип эго; мы встретимся с ними. Но это тоже эго, когда Петр говорит: «Нет, я не позволю тебе прикасаться к моим ногам. Как я могу позволить тебе? Я твой лучший ученик! Как я могу позволить тебе прикасаться к моим ногам?» Это говорит эго: «Я смиренная личность, самая смиренная; как могу я позволить тебе прикасаться к моим ногам?» В глубине души Петр боится, что если Иисус прикоснется к его ногам, то где-то в глубине его существа какая-то его часть почувствует себя очень возбужденной и счастливой. Это страх. Он не может остаться безразличным к этому. Вы только подумайте: если вы не можете позволить своему Учителю даже прикоснуться к вашим ногам, то что еще вы позволите ему? Петр скажет: «Я готов умереть за тебя. Ты можешь убить меня, если захочешь, но я не позволю тебе прикоснуться к своим ногам».

Но главное здесь то, что вы говорите своему Учителю «нет». Вы можете чувствовать готовность умереть, потому что в смерти вы можете почувствовать удо влетворение своего эго - «Я стану мучеником». Ум очень хитер, и все же это то же самое эго, тот же самый ум.

Несколько дней назад я прочитал одну интересную вещь. Однажды священник римской католической церкви и священник англиканской церкви спорили, как это обычно бывает, о религии. Они не делают ничего другого; религиоз­ные споры - это их жизнь! Итак, они спорили о религии и оба очень разгорячились. Тогда католический священник сказал: «Мы не должны ссориться. Мы оба делаем работу Бога - вы своими методами, я - Его методами». Эго является очень хитроумным.

Есть одно высказывание святого Павла; вслушайтесь в него очень внимательно, оно очень опасно: «Если ваш враг голоден, накормите его; если он испытывает жажду, дайте ему напиться, ибо подобными действиями мы нагромоздим горящие угли на его голову».

Ум так хитер и коварен. Первая часть - от Иисуса, но вторая часть? Это высказывание святого Павла, эта вторая часть принадлежит ему. Иисус говорит: «Прощайте врагов ваших, любите врагов ваших», но святой Павел утверждает, что это только прием, тактика: «Если вы так делаете, вы высыпаете на их головы горящие угли. Делайте это! Таким образом, вы уничтожите своего врага. Он попадет в ад, а вы будете на небесах, потому что вы простили его. Когда он был голоден, вы накормили его; когда он испытывал жажду, вы напоили его. Этим вы толкаете его прямо в ад. Вы становитесь, все более и более святым, дистанция между вами становится все больше и больше, и вы можете смотреть на него, как на какого-то червяка».

Вы только посмотрите на хитрости ума! Даже если вы делаете добро, мотивы для этого могут быть плохими. Вы можете услужить человеку, но мотивы этого могут быть плохими. Это выглядит особенно правильно с точки зрения того ученика, который говорит: «Я не позволю тебе прика­саться к своим ногам». Он полагает, что так и должно быть - «Почему и как могу я позволить своему Учителю прикасать­ся к моим ногам? Он так велик». Но вы отвергаете своего Учителя; вы говорите ему «нет».

Ученик - это тотальное «да». Он должен быть тотальным «да». Он говорит: «Ты знаешь лучше, что является пра­вильным. Ты знаешь лучше; если это правильно, то так и делай, - я буду готов участвовать во всем, в чем ты посчитаешь нужным. Куда бы ты ни пошел, я пойду с тобой, потому что меня больше нет. Я предоставил себя тебе».

Он говорит: «Не умоешь ног моих вовек». Иисус отвечал ему: «Если не умою тебя, не имеешь части со мною — тогда забудь все про свое ученичество, забудь все про свою любовь ко мне. Тогда ты больше не со мной». Иисус может п онять эго, эго праведника, эго пуританина, эго святого. Но не имеет значения - эго это святого или грешника; это то же самое эго.

Мне встретилось высказывание Ричарда Никсона: «На­силие не имеет места в Америке. Каждый, кто проповедует насилие, должен быть застрелен как собака».

Осознайте коварство ума. Это делалось на земле милли­оны раз: люди убивали друг друга из-за любви, люди разрушали целые страны, потому что хотели помочь этим странам стать религиозными. Они убивали тысячи ради их собственного блага. Помните, истинную причину всего этого нужно искать глубоко внутри. Иног да вы смиренны, но причиной является эго; иногда вы являетесь очень простыми только потому, что вы очень сложны; иногда вы отказываетесь от мира только потому, что полностью одер­жимы им; иногда вы жертвуете деньгами из-за своей алчнос­ти, а иногда вы кажетесь очень храбрым именно из-за своей трусости. Понаблюдайте! Человек может все время обманы­вать себя и других, притворяясь не тем, что он есть на самом деле. Вот почему Иисус так тверд. Он говорит: «Если не умою тебя, не имеешь части со мною».

Когда же умыл им ноги и надел одежду Свою, то, возлегши опять, сказал им: знаете ли, что Я сделал вам?

Иисус прикоснулся к их стопам; это передача энергии, это глубокое общение энергий. Он спросил: «З наете ли, что я сделал вам?» Но они не осознавали этого. Даже если Бог придет и прикоснется к вашим ногам, вы не поймете этого, потому что это зависит не от Бога, это зависит от вашей чувствительности. Чем более глубоко вы чувствуете, тем больше вы осознаете, что происходит. Если ваша чувстви­тельность столь велика, что это затрагивает самое ядро вашего существа, то только тогда вы почувствуете прикос­новение Бога. Тогда это будет величайшим излиянием энергии. Когда Иисус прикоснулся к их ногам, едва ли они осознавали, что они должны почувствовать в точности то, что индусы называют подъемом кундалини. Если бы они осознавали, они должны были бы почувствовать огромный подъем, огромный прилив энергии; Иисус должен был переполнить их. Есть два способа сделать это: Учитель прикасается к вашей голове и наполняет вас энергией - это немного трудновато. Когда он прикасается к вашим ногам, он вынуждает ее двигаться вверх — это сделать легче.

Иисус прикасался к их головам все те годы, что они были с ним. Теперь он прикасался к их ногам. Прежде чем уйти, он хотел дать им какой-то толчок. Перед своим уходом он хотел дать им осознать свою собственную энергию, потому что он должен был уходить, а они остались бы в темноте; их собственное пламя еще не было зажжено. Он пытался поднять энергию снизу вверх, он спрашивал: «Знаете ли, что я сделал вам?» - они не знали. Они рассуждали просто. Некоторые из них, в ком была некото­рая любовь к нему, должно быть, чувствовали признатель­ность к нему, и в этой признательности они упустили возможность. Кто-то, кто был просто безразличен к нему, кто ни любил, ни ненавидел, просто наблюдал как посторон­ний, как зритель, не участвуя ни в чем. Один, который не любил, а ненавидел его, - Иуда, - должно быть, очень хорошо почувствовал, что теперь все сделано правильно.

Иуда был единственным образованным, лишенным на­ивности учеником Иисуса, и он предал его. Это символично, что изменником оказался интеллект; интеллект всегда готов предать. Он был интеллектом этой группы учеников. Он был наиболее ученым, образов анным, он был более искушенным в логике, в мышлении. Но когда вы становитесь слишком умным, само это свойство становится дымовой завесой.

Один великий немецкий философ, Гегель, сказал, что Бог хитроумен. Когда вы сами хитроумны, даже Бог кажется вам хитроумным, - потому что вы можете видеть только свое собственное отражение.

Знаете ли, что Я сделал вам? Вы называете Меня Учителем, и Господом, и правильно говорите, ибо Я точно то. Итак, если Я, Господь и Учитель, умыл ноги в ам, то и вы должны умывать ноги друг другу. Ибо Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам.

Это то, что может быть сказано, это то, что может быть понято. Только Иисус не пытается объяснить. Это не может быть объяснено. Толчок энергии, который он дал им, подъем энергии - об этом невозможно сказать. Некоторые почувство­в али это, другие, должно быть, упустили. Теперь он говорит то, что можно сказать.

Вы называете Меня Учителем и Господом, и правильно говорите, ибо Я точно то.

Итак, если Я, Господь и Учитель, умыл ноги вам, то и вы должны умывать ноги друг другу. Ибо Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам.

Он говорит им уважать друг друга, а это очень трудно для учеников. Они конкурируют друг с другом. И Учитель знает, что в тот момент, когда он исчезнет, о религии будет забыто и в действие вступит политика, потому что ученики - политики. В присутствии Учителя они, возможно, забыли о своей политике, но как только Учитель уйдет, они рано или поздно забудут о нем. Они начнут сражаться за то, кто из них будет лидером, кто из них главный ученик, кто станет его наследником.

Это безобразие творится со всеми, с учениками всех Учителей. Это случилось с учениками Махавиры, э то случи­лось с учениками Будды, но с учениками Иисуса это случи­лось не сразу. Причиной этого является то, что Иисус прикоснулся к их ногам. Это случилось позже, потому что ученики не следовали его учению; его пример был забыт. К огда Иисус прикасался к их ногам, он говорил: « Все время прикасайтесь к ногам друг друга - будьте уважительны друг к другу, продолжайте делать это и по отношению к своим ученикам. Рано или поздно вы станете Учителями, и будете иметь своих учеников - прикасайтесь к их ногам. Пусть это станет традицией; не мертвой традицией, а живым п отоком взаимного почитания». Ученики не боролись друг с другом, потому что Иисус прикасался к их стопам. Но позже память была покрыта пылью, все было забыто. Тогда христианство разделилось.

Сейчас христианство разделено на тысячу течений, существуют всевозможные его направления в зависимости от небольших и глупых причин, не имеющих никакого значе­ния. Имеются различные незначительные причины, из-за которых они все время сражаются друг с другом, создавая новые церкви и новые названия. Если вы посмотрите глубже на эти причины, вы увидите, сколь мелкими они являются. Их отличия являются просто глупыми. Их споры ведутся по поводу очень поверхностных вещей. В средние века христи­анские ученые вели споры о том, сколько ангелов может уместиться на кончике иглы? Сколько? Все в этом роде.

Вы можете найти какие-то аргументы, а потом все время отстаивать их. Все это происходит потому, что эго всегда ищет сражений, потому что оно существует только в том случае, если вы сражаетесь. Если вы любите, если вы уваж аете кого-то, оно существовать не может. Иисус сказал им своим примером: «Не общайтесь друг с другом посредством эго; будьте связаны любовью, уважением, человечностью, пото­му что скоро я уйду и не будет никого, кто мог бы помочь вам избавиться от своего эго. Тогда вы будете предоставлены самим себе. Тогда вам нужно будет что-то делать, чтобы не стать жертвами эго. Продолжайте прикасаться к ногам друг друга, делайте то же самое со своими учениками».

Сказав это, Иисус возмутился духом, и засвидетельств овал, и сказал: истинно, истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня.

В первый раз он в точности узнал, кто собирается предать его. Путем прикосновения к ногам он ощущал энергию, и только Иуда был счастлив, что Иисус прикасается к его ногам. Иуда, на самом деле, слишком долго ждал этого. Он всегда ждал этого; он никогда не считал, что Иисус выше его. В глубине души он считал, что он является в большей степени философом, в большей степени мыслителем. В глу­бине души он думал, что он имеет более глубокое понимание всего, чем Иисус. Много раз пытался он указывать Иисусу на его неправильные действия: «Ты был не прав».

Когда Мария Магдалина пришла навестить Иисуса, она принесла с собой бутылку очень дорогих благовоний и вылила их на ноги Иисусу. Иуда немедленно сказал: «Это неправильно. Ты должен запретить ей, делать это. Это плохо, это слишком расточительно. Такое количество денег могло бы кормить целый город в течение нескольких дней». Конечно, ваш интеллект тоже согласится с Иудой. Его аргумент был совершенно социалистическим; он был коммунистом. Он все правильно говорил, он лучше Иисуса знал экономику. Это правильно - зачем напрасно расходовать такое дорогое благо­воние? Ноги можно было омыть и водой. Не было необходи­мости выливать на них такое дорогое благовоние. Его можно было продать, а деньги использовать для питания бедняков этого города - все совершенно правильно. Аргумент был правильным, но что сказал Иисус? Иисус сказал: «Бедные всегда будут с вами, а я буду с вами не всегда. Вы можете накормить бедных потом, когда я уйду, но я не могу останав­ливать ее. Вы видите только благовоние, я же вижу ее сердце. Я не могу сказать ей «нет». Гм... но аргументы Иисуса не так сильны, как аргументы Иуды. Маркс согласился бы с Иудой, Мао согласился бы с Иудой, и я не думаю, что кто-либо согласился бы с Иисусом. Даже христиане будут испытывать некоторые затруднения по этому поводу - это как-то не подходит Христу, не кажется добрым деянием. Но я согласен с Иисусом. Он понимает язык сердца.

Когда он прикоснулся к ногам Иуды, он сразу же ощутил его энергию: что тот собирается предать его, что он предаст уже сегодня, сегодня ночью.

Истинно, истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня.

...Тогда Иисус сказал ему: что делаешь, делай скорее.

«Почему ты ждешь? Что бы ты ни хотел сделать, делай скорее; покончим с этим». И даже тогда Иуда не мог понять; даже тогда Иуда не видел, что этот человек понимает все. Лишь прикоснувшись к ногам, этот человек мог понять будущее, мог увидеть то, что должно случиться. Этот человек прочитал его скрытые мысли: что он собирается предать, что он стал заговорщиком против него, что он принадлежал теперь стану врагов, что он уже заключил с ними сделку, согласно которой он обязуется выдать им Иисуса, а те должны заплатить за это. Иисус был предан всего лишь за тридцать серебряных монет.

Это прекрасно, потому что это то, что делаете также и вы; вы продаете свои способности Иисуса даже не за тридцать серебряных монет; вы готовы поменяться на любой хлам. Вы готовы отдать свою жизнь за лю бой хлам: за автомобиль, за дом, за драгоценности; вы готовы продать своего внутреннего Иисуса за что угодно.

Ваша голова — это Иуда!

И Иисус внутри вас распинается на кресте каждый день, продается на рынке, обменивается на нечто малоценное.

Но люди раскаиваются только потом. Даже Иуда раска­ялся после распятия Иисуса; на следующий день он убил себя, покончил с собой самоубийством. Потому что только впоследствии вы осознаете, что вы сделали: всего лишь за тридцать рупий, всего лишь за тридцать серебряных монет вы продали величайшего человека, когда-либо жившего на зем­ле? Но только гораздо позже, перед самой смертью, когда вы уже полностью распяли своего Иисуса, вы будете каяться и плакать. И тогда вы увидите, что вы сделали с собой, что вы сделали с Богом, скрытым внутри вас.

...Тогда Иисус сказал ему: что делаешь, делай скорее.

Зачем он сказал это? Это была пос ледняя возможность заставить Иуду осознать, что он понятен Иисусу. Но Иуда ничего не понял. Казалось, что он сознательно принял решение ничего не понимать.

Если вы имеете глаза чтобы видеть, то вы обнаружите Бога везде, найдете добро во всем: священные писания в безмолвии и проповеди в камнях.

Но если вы не знаете, как видеть, или если вы утеряли способность видеть, или если вы забыли, как открывать глаза, и для всех практических целей стали слепыми, то даже тогда, когда Иисус стоит перед вами, когда дверь открыта, вы ничего не сможете увидеть. Если вы можете видеть, то даже в скале отворится дверь и вы найдете там Бога. Вы не можете увидеть этого даже в Иисусе, где Бог танцует непосредственно перед вами, живой в своей бесконечности... но вы не видите.

Иуда не понял этого. И помните: в мире много Иуд; Иуды составляют большинство в мире. Вы можете называть их христианами, это не имеет значения; большинство состоит из Иуд. Последователей Иуды - миллионы, но редко кто следует Иисусу, очень редко, потому что, следуя за Иисусом, вы теряете самого себя. Вы должны за это чем-то уплатить; вы должны заплатить за это своей собственной жизнью, самим собой. Но для того, чтобы следовать Иуде, ничего не требует­ся; все это бесплатно. Иуда, на самом деле, обещает, что, если вы будете следовать за ним, вы много чего получите. Иисус просто говорит: «Потеряйте себя, и тогда все случится», но сначала потеряйте себя. Иуда говорит: «Я дам вам все, и вам не нужно будет ничего терять». Коварный ум соглашается с Иудой; только доверчивое сердце может соглашаться с Иису­сом.

...Тогда Иисус сказал ему: что делаешь, делай скорее.

Но никто из возлежавших не понял, к чему Он это сказал ему.

Никто из учеников не понял, почему он вдруг сказал Иуде: «Быстрей делай то, что собрался делать. Не затягивай. Чего ты ждешь?» Ни один ученик не понял, почему Иисус сказал это. Потому что никто из учеников не был в настоя­щем, иначе они могли бы понять это. Ни один из учеников не был достаточно проницательным, иначе они поняли бы это.

Когда он вышел, Иисус сказал: ныне прославился Сын Человеческий, и Бог прославился в Нем.

«Ныне прославился Сын Человеческий», потому что скоро он будет распят. Сын человеческий будет прославлен только в том случае, если будет распято эго. Эго имеет свои собственные способы защиты себя. Вы преодолеете один его способ - оно найдет другой. Оно все время как-то действует. Пока вы не будете смотреть так глубоко, что сможете единым взглядом, как при вспышке молнии, увидеть все пути эго, вам ничто не поможет в борьбе с ним.

Я читал такую историю: один кот, который всегда гулял по ночам, очень раздра жал соседей тем шумом, который он поднимал, развлекаясь с кошками. Домовла­дельцы давали ему всяческие лекарства, но были разочаро­ваны тем, что он все равно гулял по ночам и шум продолжал­ся. Поэтому они пришли к ветеринарному врачу и пожало­вались на неэффективность его лечения. «Ничего необычно­го, - последовал жизнерадостный ответ, - теперь он может выполнять только консультативные функции».

Если вы не можете быть активными, то вы можете, по крайней мере, выполнять консультативные функции. Если вы закроете перед эго одну дверь, эго начнет открывать другую. При этой вспышке молнии вы должны настолько полно увидеть все неуловимые пути эго, чтобы понять все его коварство. При самом этом видении, при самой этой внезап­ной в спышке молнии эго исчезает, не оставляя за собой никакой тени, никакого следа.

«Ныне прославился Сын Человеческий, и Бог просла­вился в Нем». Почему речь идет об обоих? Потому что распятие на кресте - это точка встречи, это перекресток дорог. Эго исчезает, и человек прославляется, потому что, когда эго исчезает, человек становится чистым; но когда эго исчезает, немедленно появляется Бог, и он прославляется. Эго действует как двусторонний меч: на одной стороне человек становится чистым, и в этой чистоте и невинности на другой стороне раскрывается Бог. В этом все дело, в этом весь смысл религии — как отбросить эго, как стать настолько бдительным, настолько осознающим, чтобы эго не могло обмануть вас.

Позвольте мне сначала рассказать вам, что такое эго. Все рождаются без эго. Когда ребенок рождается, он является чистым сознанием: плывущим по течению, светлым, невин­ным, девственным - никакого эго не существует. Эго посте­пенно создается другими. Эго - это накопленное воздействие мнений о вас других людей. Кто-то приходит к вам, сосед, например, и говорит: «Какой прекрасный ребенок» и смотрит на вас оценивающим взглядом. Тогда начинает функциони­ровать эго. Кто-то улыбается, кто-то не улыбается; иногда мать очень любит ребенка, иногда она сердита; и ребенок начинает понимать, что он не всегда принимается таким, каков он есть. Его существо не принимается безусловно; вокруг все время возникают какие-то условия. Если он плачет, а в доме есть кто-то посторонний, то мать очень сердится. Если он не плачет, мать всегда награждает его любовным поцелуем и заботой. Если в доме посторонние, а он в состоянии сохранить спокойствие и не плакать, то мать чрезвычайно счастлива и благодарна ему. Он узнает мнения других о себе; он смотрит в зеркало человеческих отношений.

Вы не можете видеть свое лицо непосредственно. Вы должны посмотреть в зеркало; в нем вы сможете распознать свое лицо. Это отражение становится вашим представлением о своем лице, а вокруг вас тысячи зеркал - все они отражают вас. Кто-то любит вас, кто-то ненавидит вас, кто-то безраз­личен к вам. Ребенок растет и постепенно накапливает мнения других о себе. Общим результатом этих мнений других является его эго. Тогда он начинает смотреть на себя так же, как смотрят на него другие. Тогда он начинает смотреть на себя со стороны — это и есть эго. Люди оцени­вают его, восхищаются им, и тогда он начинает думать, что он особенно прекрасен, что он принимается. Если люди не восхищаются им, не ценят его, а отвергают его, он чувствует себя забракованным. Тогда он начинает искать способы и средства, которые помогли бы оценить его, которые бы снова и снова демонстрировали, что он заслуживает внимания, что в нем есть смысл и значение. Тогда человек начинает бояться быть самим собой. Он должен соответствовать мнению дру­гих.

Если вы отбрасываете свое эго, вы внезапно снова становитесь ребенком. Теперь вы не беспокоитесь о том, что другие думают о вас, теперь вы не обращаете внимания на то, что другие говорят о вас. Вас это ничуть не волнует. Теперь вы отбросили зеркало. Это бессмысленно — у вас есть свое лицо, зачем же спрашивать у зеркала? А ведь есть много типов зеркал: некоторые делают ваше лицо длинным, неко­торые делают ваше лицо большим, некоторые делают ваше лицо маленьким, некоторые делают ваше лицо ужасным, искаженным.

Не спрашивайте у зеркала, потому что в отражении всегда будет присутствовать качество стекла. А вокруг вас миллионы зеркал, миллионы отношений с людьми; вы все время накап ливаете все это. Вот почему эго всегда противо­речиво. Это толпа; это куча без какого-либо внутреннего согласования. Кто-то говорит, что вы прекрасны, потом кто-то говорит, что вы просто невзрачны. Кто-то говорит: «Вы - и прекрасны? Вы приводите меня в ужас. Вы отвратительны. Вы - и прекрасны? Вы тошнотворны. Всякий раз, когда я вижу вас, меня тошнит». Так что же теперь делать? Вы собираете все эти мнения — несогласованные, противореча­щие друг другу, - и все они становятся частью вашего эго.

Эго - э то толпа. Это рынок, базар, потому что вы собирали все это на рынке, потому что вы собирали все это в толпе. Это не вы, это мнение других о вас. К чему беспокоить­ся? Отбросьте все эти мнения других о вас. Почему бы не быть прямым и непосредственным? Почему бы не заглянуть внутрь самого себя, в свою собственную природу? Почему бы не посмотреть в лицо самому себе? Зачем вносить в это посред­ника, зеркало? Когда вы начинаете смотреть на свою со­бственную природу открытыми глазами, вы выходите за пределы эго. А раз вы знаете, кто вы есть, - имеете хотя бы намек на это, - тогда вы начинаете смеяться над всей нелепостью этого: что вы спрашивали других, кто вы такой. Они не знают самих себя, не знают, кто они есть, как же можно спрашивать их? Вы становитесь свободным; свобода достигнута. Без эго, вы возвращаетесь к своей собственной природе.

Иисус сказал: ныне прославился Сын Человеческий, и Бог прославился в Нем. Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга.

По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою.

Любовь является сутью откровения Иисуса, но она была утеряна - утеряна в спорах, дебатах, дискуссиях, в конфлик­тах философий, в войнах.

Мне хочется рассказать вам один случай. Однажды маленький мальчик спросил своих родителей: «Почему слу­чаются войны? Как они объявляются?» Он читал книгу по истории, а в книгах по истории нет ничего, кроме войн, безобразных войн. В этом вся ваша история. Мальчик был обеспокоен этим. «Почему начинаются войны? Как они начинаются?» - спрашивал он у родителей.

Поэтому отец, который был очень искушен в политике и экономике, начал рассказывать об экономических причи­нах войн.

Но мать подумала, что мальчик еще слишком мал, чтобы понимать такие сложные вещи, поэтому она сказала: «Поз­воль я объясню ему». Мать начала объяснять, а отец начал сердиться. Он становился все более и более сердитым, потому что он собирался кое-чему научить своего ребенка, а мать вмешалась в это дело. Разразился великий спор.

Маленький мальчик был очень напуган этим и, протя­нув к ним руки, громко взмолился: «Хватит, хватит! Теперь я знаю, как начинаются войны».

Если вы создаете философию, мнение, то вы уже на тропе войны. Если имеется идеология, то должно быть и сражение. В этом-то и заключаются все трудности: есть люди, которые хотят, чтобы мир был без войн, но у них есть идеологии, и эти идеологии порождают войны. Есть коммунисты, которые все время устраивают мирные конференции, и у них есть опреде­ленное мнение о том, как должен быть устроен мир и общество. Есть католики, которые все время говорят о мире, но у них имеется идеология; есть индусы, которые все время говорят о мире, но и у них есть своя идеология. Есть даже джайны, которые говорят о ненасилии, о мире, об отсутствии войн, но и они имеют свою идеологию, — а если вы имеете свою идеологию, вы являетесь причиной войн.

Мир без войн будет миром без идеологий. Мир без войн может быть основан только на неидеологической любви. Любовь — это не идеология, не теология, не философия. «В ней, - говорит Иисус, - и заключаетс я мой новый завет».

Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга.

По тому узнают в се, что вы Мои ученики, если будете иметь любов ь между собою.

Истинно, истинно говорю я вам, что только те, кто любит, являются христианами. Католики не могут быть христианами: они против протестантов. Протестанты не могут быть христианами: они против католиков. Христиане не могут быть христианами: они против индусов. Индусы не могут быть христианами: они против мусульман и христиан. Чтобы следовать Христу, человек должен следовать любви. В этом заключается его новая заповедь: следуйте любви и забудьте про все. Все остальное не имеет значения; имеет значение только любовь, потому что только любовь ведет вас к божественному, только любовь ведет вас в храм Божий. Сделайте любовь своей единственной заповедью. Ничего другого нет. Если вы следуете любви, все остальное само встанет на свои собственные места.

Один человек пришел к святому Августину и спросил: « Дайте мне, только очень коротко, саму суть религии. Я не ученый; не делайте этого слишком сложно и не давайте мне слишком много заповедей, потому что я все перепутаю. Скажите мне что-то одно, только ключевое слово».

Святой Августин сказал: «Это слово - любовь. Любите и не беспокойтесь ни о чем другом».

Если вы любите, все остальное приходит в соответствие друг с другом. Пусть любовь будет вашим Богом; пусть любовь будет вашей единственной заповедью; пусть любовь будет вашей религией. Но запомните, пожалуйста: не созда­вайте из нее идеологии. Действуйте как любящий человек, будьте на пути любви. Не создавайте вокруг любви филосо­фий, потому что это приводит к войнам. Мир без войн возможен только тогда, когда в сердце каждого начнет пульсировать любовь. В прошлом человек был настолько бесчеловечным по отношению к людям, что даже животные по сравнению с ним кажутся ангелами. Потому что до сих пор мы не любили; мы только говорили о любви.

Давайте же любить, и забудьте все разговоры о любви. Имеется насущная потребность в любящих людях.

И запомните одну вещь, которую сказал Иисус, потому что вы, возможно, прослушали ее: «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга» , - и дальше идет самая главная часть предложения, - «как Я возлюбил вас».

Как любит Иисус? Его любовь является безусловной. Он любит; он любит вас, не ожидая чего-либо от вас. Он любит вас просто потому, что вы прекрасны. Это не означает, что он чего-то ожидает от вас; это не означает, что он будет любить вас, если вы будете поступать определенным образом. Он просто любит вас, потому что вы есть, потому что вы есть Бог. Вы есть боги; вы уже заслуживаете любви. Какими бы вы ни были, вы имеете огромную ценность, иначе Бог не позволил бы вам существовать. Поэтому слова Иисуса «как я в озлюбил вас» означают: будьте в состоянии безусловной любви. И помните: только безусловная любовь является любов ью.

Любовь условная является любовью порченной; любовь безуслов ная является обширным небом бытия. Это другое слово для слова «Бог».

Беседа 4

Все, кто слышат это, теряют себя

24 декабря 1975 года, Пуна

Первый вопрос:

Вы сказали, что есть только два типа людей: те, чьим путем является осознанность, и те, чьим путем яв ляется самоотречение, или бхакти. Мне кажется, что Лао-цзы не имел отношения ни к одному из этих типов людей; не означает, ли это, что существует третий тип людей - те, кто следует обоими путями или не следует ни одним из них?

Лао-цзы не имеет пути, или, вернее, его путем является отсутствие п ути. Лао-цзы говорит: «Вам некуда идт и, вы уже здесь». Так что само слово «путь» становится бессмыслен­ным. Путь нужен, если вы куда-то собираетесь. Если вы уже здесь, тогда путь совсем не нужен. Иметь путь, на самом деле, будет опасно: вы можете сбиться с пути. Лао-цзы говорит: «Те, кто следует пути, сбиваются с него». Постепенно они все дальше и дальше отходят от самих себя.

«Ищущий, не следуй никакому пути, ибо все пути ведут сюда, истина здесь».

Лао-цзы есть последнее слово в духовности; выше него нет никого.

Обычно очень трудно бывает понять концепцию отсутствия пути, потому что тогда вы внезапно отбрасы­ваетесь к самому себе, вам не за что цепляться, вам нечего делать: ни метода, ни техники, ни каких-то других средств. Внезапно вы отбрасываетесь к самому себе, и это становится почти невыносимым для вас. Вам нужно что-то другое, чем вы были бы заняты. Вы оставляете мир, вы оставляете семью, вы отказываетесь от всего, но вы никогда не отказы­ваетесь от этого «другого». В той или иной форме вы все еще имеете что-то: в форме Бога, в форме йоги, в форме техники. Лао-цзы отнимает все это у вас. Он оставляет вам полную пустоту. Эта пустота требует от вас большого мужества. Все другие пути, на самом деле, ведут, в конце концов, к той же самой точке.

Если вы следуете бхакти, самоотречению, то однажды вы придете к пониманию, что не от чего было отказываться; эго никогда и не существовало. Эго было фальшивым, ложным, поэтому и самоотречение также было ложным, потому что болезни «эго» никогда и не существовало. Но самоотречение помогает, оно помогает вам понять, что эго никогда не существовало. Тогда внезапно вы начинаете смеяться над всей нелепостью этого: что вы отдали своему Учителю что-то, чего никогда не имели, или что вы отдали что-то Богу, что было всего лишь фальшивым понятием. Но это придет в конце; с Лао-цзы это приходит в самом начале. С Лао-цзы первый шаг является последним. Последнего шага, на самом деле, вообще нет; нет никакого начала и никакого конца. То же самое верно и относительно дзэна. Эти подходы - это не философии и не идеологии. Это не священные писания; это необыкновенное видение мгновен­ной мутации.

Случилось так: когда Бодхидхарма прибыл в Китай, один великий ученый приехал проведать его и привез с собой величайшую книгу, которую он написал. Эта книга была очень известной; она была почти в каждом доме. К философу восторженно относилась вся нация. Он пришел к Бодхидхарме, к основателю дзэна. Он хотел знать мнение Учителя об этой книге, в которой он подробно рассказал обо всех возможных путях, обо всех возможных идеологиях. Его обзор был очень тщательным. Это был чистейший интеллект, величайший ум. Что же сделал Бодхидхарма? Он взял книг у в руки, поднес ее к своему носу, сказал: «От нее идет запах ссоры» и отбросил ее. Он сказал: « Уберите ее отсюда! Она испортит моих учеников. В ней чувствуется запах ссоры».

Все пути, все идеологии, все философии, все теологии вызывают споры, вызывают ссоры. Все они выходят на рыночную площадь, провозглашая: «Только наш путь ведет к истине». И не только это: они сражаются, они спорят с другими путями, с другими идеологиями. Мир идеологий - это рынок, базар.

Если вы готовы сделать прыжок, то истина уже в вас. Не т необходимости куда-либо идти; нет никакой необходи­мости искать ее где-либо. Закройте глаза - и она здесь. Вы есть истина.

Теперь давайте попробуем понять вопрос.

Да, есть два типа людей, два типа личностей. Человечес­тво делится на два типа: мужчин и женщин, инь и ян, отрицательное и положительное, агрессивное и пассивное. И те, и другие живут в иллюзии, в каком-то сновидении, в каком-то сне; опьяневшие от желаний, ослепшие от желаний. Человек, который принадлежит к мужскому типу, нуждает­ся в каком-то пути, на котором он мог бы упражнять свою волю; наличие воли соответствует его характеру. И, наконец, наступает время, когда в результате этих упражнений его воли он начинает понимать, что он погряз в тщетных усили­ях. Но ему потребуется много времени, чтобы понять это. Он должен будет много раз падать и много раз снова вставать, и снова прикладывать усилия, и снова у него будут неудачи, потому что он не может преуспеть на этом пути.

Воля означает эго, воля означает вас. Она и должна терпеть неудачи. Но много раз она будет терпеть неудачу, и вы будете снов а надеяться, что в следующий раз неудачи не будет. Но однажды - как вы можете все время избегать этого? - однажды вы упретесь в тот факт, что в ы делаете нечто неразумное. При этом осознании воля исчезнет, и внезапно вы увидите, что путь исчез, что религия исчезла, что вы озарены. Это всегда было при вас, но вы были слишком заняты путем, волей, усилиями. Все усилия приводят вас к безусильности, все проявления воли приводят вас к безволь­ности, все это приводит вас, в конце концов, к отсутствию эго.

Другая часть человечества, женская часть, пассивная часть, не может двигаться по пути воли. Ей нужен другой иллюзорный путь: путь самоотречения, путь полной самоот­дачи, путь бхакти. Но однажды человек, вставший на этот путь, поймет, что ему все еще чего-то не хватает, потому что самоотдача никогда не может быть полной - нечто иллюзор­ное никогда не может быть полным: вы отдаете и отдаете себя и снова и снова обнаруживаете, что вы все еще стоите позади, что вы еще не отдались полностью, - однажды, внезапно, вы осознаете этот факт. Что же вам делать? Отдать что-то, чего вы не имеете? Как это возможно? Внезапно эго исчезло. Теперь нет никакой потребности в самоотдаче, потому что не осталось никакого эго. И путь самоотречения, и путь воли, ведут вас к той точке, из которой начинает Лао-цзы. Конец этих путей является началом для Лао-цзы. Его путем явля­ется отсутствие пути. Он есть предельное слово, за пределами которого ничего не существует. Он есть последнее слово. Можно улучшить Будду, можно улучшить Иисуса, можно улучшить Миру, Махавиру, Кришну и Чайтанью, но Лао-цзы улучшить невозможно. Вы не сможете улучшить его; в нем нечего улучшать. Он просто не играет в эту игру. Он не является ее участником с самого начала.

Спрашивающий интересуется: «Существует ли третий тип людей?» Нет, есть только два типа людей. Третий тип типом не является, потому что все типы принадлежат эго. Третий тип есть чистая человечность. Это не живое существо, это не личность. Это просто абсолютное существование, чистое существование, сама чистота. Два упомянутых типа являются типами. Когда эти типы исчезают, вы начинаете осознавать то, что универсально, что не имеет ничего общего с личностью, потому что личность накапливается вокруг эго.

Отречетесь вы от себя или нет - не имеет значения. Личность нуждается в какой-то основе, которая заключена в эго.

Эго бывает двух типов: мужское и женское. Но человек, у которого нет эго, не относится ни к какому типу. Вы не можете присвоить ему тип, вы не можете отнести его к какой-то категории. Он просто превосходит, трансцендирует все катего­рии. Он поток - он течет во всех направлениях, он распростра­няется повсюду. Он подобен не камню, а небу: неопределимый, неулов имый. Третий «тип» типом не является, Лао-цзы типом не является. Он не принадлежит миру типов, миру категорий; он просто выше всего этого.

Когда Конфуций пришел проведать Лао-цзы, он был очень напуган, потому что смотреть в его глаза - это все равно, что смотреть в глубины бесконечности, в бездну. Это то, что Будда называет шуньей: бесконечное ничто, пустота. Он начал дро­жать, он постарался поскорее уйти от Лао-цзы. Когда его ученик попросил: «Расскажите что-нибудь о Лао-цзы, в ы ведь видели его», Конфуций все еще дрожал и покрывался испариной. Он сказал: «Не спрашивайте меня об этом человеке! Это вовсе не человек; это дракон. И никогда не проходите мимо него, он опасен! Он может засосать вас, и вы исчезнете».

Если бы Конфуцию было известно о черных дырах, он сказал бы: «Он - черная дыра; не проходите около него! Если вы упадете в него, вы никогда не сможете вернуться. Он опасен! » Конфуций посетил его только раз — никогда больше он не делал такого, - но всю его жизнь тень Лао-цзы преследовала его, потому что он знал человека, освободившегося от оков. Он знал человека, не имеющего никаких ограничений. Он знал абсолют­ную человечность, чистую человечность, чистое существование. Он увидел чистоту смерти и жизни.

Второй вопрос:

Я вижу дихотомию внутри себя: когда я рядом с Вами, меня тянет к вам, и я осознаю себя жаждущим искателем. Когда я нахожусь вдали от ашрама, я просто хорошо провожу время и чувствую себя в целом превосходно. В этом есть что-то неправильное?

Ничего неправильного! Все так и должно быть. Именно так мне и хотелось бы, чтобы все было - в точности так. Это то, чему я пытаюсь учить вас: не будьте серьезными в деле благочестия. Будьте игривыми, воспринимайте все это как забаву. Это величайшая в мире забава, но это забава. Как только вы станете серьезными, вы тут же станете жертвой какой-либо церкви или какого-нибудь священника. Раз вы стали серьезными, то вы уже больны.

Когда вы рядом со мной, плывите со мной, будьте со мной. Когда вы идете на реку, плывите вместе с рекой; но нет никакой необходимости плавать на рынке. Тогда вы будете выглядеть нелепо. Когда вы на рынке, будьте частью рынка. Сохраните способность к текучести. Не накапливайте харак­тер - жесткую структуру вокруг себя. Сохраняйте способ­ность двигаться от одной полярности к другой; это и есть то, что называется жизнью. Не замерзайте. В этом нет никакой дихотомии.

В том и красота жизни, что она включает в себя противоположности. Когда вы со мной, будьте со мной, наслаждайтесь этим поиском. Когда вы дома, когда вы сидите за чашкой чая, когда вы курите, наслаждайтесь чаем, на­слаждайтесь курением. В этом нет ничего неблагочестивого. На самом деле определением святого, благочестивого (holy) является пребывание целым, целостным (whole). А быть целостным означает включать в себя противоположности. Не будьте только днем, будьте также и ночью. Не будьте только светом, будьте также и темнотой, потому что темнота имеет свою собственную красоту; вы можете упустить ее. И если в вас не будет никакой ночи, в которую вы могли бы удалиться и расслабиться, то вы будете только полуличностью. Если вы являетесь просто серьезным, то вы будете оставаться в голове, вы будете подвешены в ней. Но если вы можете быть также и несерьезным, тогда вы сможете продвинуться в сердце.

Сердце - это несерьезная игривость. Голова очень серьез­на. Вы должны оставаться способным к течению. Быть способ­ным к течению и означает быть религиозным. Когда вы входите в храм, вы становитесь частью храма; когда вы пребываете в мире, вы являетесь частью мира. Но где бы вы ни были, вы всегда сохраняете способность двигаться к противоположному. Если вы не можете делать этого, вы мертвы. Только мертвая вещь не может двигаться к противоположному. Мертвая вещь имеет фиксированный характер.

Я слышал такую историю: умер великий дзэнский Учи­тель, и другой дзэнский Учитель, который всегда был противо­положной полярностью э того Учителя, пришел на кладбище проститься с его мертвым телом. В траурной процессии прини­мали участие тысячи людей. Человек, который всегда был врагом умершего, тоже был среди них. Кто-то спросил: «Поче­му ты пришел? Вы всегда спорили друг с другом». Человек засмеялся. Он сказал: «Это было частью целого - я был противоположен ему, он был противоположен мне. Между нами двумя мы создавали жизнь. Люди двигались от него ко мне, от меня к нему; между нами было нечто вроде заговора: мы создавали жизнь. Структурированные, замороженные люди... мы плавили их. Теперь мне очень его не хватает». Позже, когда он увида л так много людей, пришедших на похороны, он сказал: «Это действительно удивительно! При пробуждении одного живущего собирается так много мертвых!»

Жизнь не является зафиксированной данностью. Она не похожа на скалу, она подобна реке - текущей, струящейся. Это процесс, это не жизнь. Если вы понимаете меня, то я здесь, чтобы сделать вашу целостную жизнь священной. Поэтому, что бы вы ни делали, наслаждайтесь этим тотально и не создавайте дихотомии. Дихотомия - продукт вашего ума, это вы создаете ее. Здесь вообще нет никаких проблем. Что здесь неправильно­го? Если вы испытываете восхитительную порочность - очень хорошо. Не становитесь святошей, иначе вы упустите целос­тность и никогда не станете благочестивым и святым. Сохра­няйте способность быть и неблагочестивым. Тогда святость и несвятость станут вашими двумя берегами, между которыми течет река, которая не принадлежит ни одному из берегов и которая всегда выходит за все пределы и движется все дальше и дальше.

Не создавайте характер. Если вы собираетесь оставаться творческим, не создавайте характер. Каждый момент старай­тесь увести себя от характера, который сформировался в предыдущий момент. Характер означает прошлое, вы же всегда означаете настоящее. Сознание - это всегда настоящее, а характер - всегда прошлое. Всякий раз, когда вы говорите о чьем-либо характере, вы говорите о его прошлом: его характер есть то, что он когда-то сделал. Характер всегда мертв. Поста­райтесь понять характер. Постарайтесь осадить себя снова и снова, напоминайте себе снова и снова. Вспоминайте себя снова и снова, чтобы вы оставались в настоящем - живым, вибриру­ющи м.

Не держитесь за характер. Не становитесь святым, не становитесь грешником. Святой является мертвым, грешник тоже, но не тот человек, который может двигаться между этими двумя так же легко, как вы можете выйти из дома и снова войти в него. Зимнее утро, вам холодно - вы выходите из дому, чтобы погреться на солнышке. Затем становится жарко, солнце поднялось высоко - вы заходите в дом. В этом нет никаких трудностей. Трудности возникают только в том случае, если вы парализованы. Тогда вы не можете выйти из дома; вы парали­зованы. Если кто-то каким-то образом вынесет вас из дома, то вы все равно не сможете двигаться, потому что и вне дома вы будете парализованы.

Не будьте парализованными; остав айтесь живыми. Не превращайтесь в мертвые вещи. Для этого есть только один способ: каждый день умирайте вместе с прошлым, чтобы вы могли оставаться живым здесь и сейчас. Все время умирайте в прошлом. Никогда не несите с собой прошлое, потому что вы несете с собой свою тюрьму; огромная тюрьма окружает вас. Не имеет значения, сделана ли эта тюрьма из золота и украшена алмазами или это тюрьма бедного человека, пр осто темная камера. Не имеет значения, называете вы эту тюрьму «святостью» или «грехом». Тюрьма есть тюрьма, а вы не должны быть в тюрьме. Будьте свободными. Не создавайте из этого никаких проблем.

Мне хотелось бы рассказать вам одну историю. Много веков назад, на холмах, возвышающихся над Нилом, был построен храм высшего знания. Человек, который должен был стать главным жрецом храма, хотел, чтобы на главных дверях храма было выбито подходящее изречение. Пока работа продвигалась, он думал об этом много раз. Наконец наступило утро, когда строителям нужно было сообщить выбранное изречение, и они пришли за ним к жрецу. «Зайди­те, пожалуйста, через час, - сказал жрец, - я приготовлю его для вас». Раздумывая над ответом, жрец прогуливался около опытного рабочего, который ненавязчиво поправлял работу молодого рабочего. Жрец слышал, как старик делал предостерегающее замечание молодому человеку: «Есть еще и другой способ». И в течение веков учащиеся и посетители, входящие в этот храм, получали свой первый урок, читая на дв ерях выбитую надпись: «Есть еще и другой способ».

Вы спрашиваете меня, как избавиться от дихотомии? Я говорю вам - есть еще и другой способ: нет никакой необходимости избавляться от нее - примите ее, наслаждай­тесь ею. Не пытайтесь выбирать; сохраняйте невыбираю­щую осознанность. Тогда вся жизнь будет священной, тогда вся земля будет храмом Божьим. Тогда ничто не будет неправильным.

Мое определение неправильного таково: неправильным является все, что становится для вас тюремным заключени­ем. А все, что оставляет вас свободным, является правиль­ным. Свобода правильна, заключение - неправильно. Так что оставайтесь бдительными, потому что каждый момент вы создаете прошлое, и если вы недостаточно бдительны, то пыль прошлого собирается вокруг вас. Как вы каждое утро делаете уборку в вашем доме, так каждый вечер, каждый момент очищайте свое внутреннее сознание. Только тогда вы сможете оставаться свежим, подобным свежему, девствен­ному цветку, подобным зеркалу, которое может отражать и которое не собирает вокруг себя никакой пыли.

Третий вопрос:

В интенсивной психот ерапии пациент может либо говорить, либо слушать, пытаясь услышать что-то изнутри. Значение имеет именно это последнее. Хороший психотерапевт, особенно при наличии любви с его стороны, будет всеми возможными способами способствовать этому процессу слушания неожиданного. Является ли это формой медитации? Можно ли сказать, что в идеале и терапевт, и пациент оба медитируют?

Психотерапия - это в основном медитация и любовь, потому что без любви и медитации невозможно никакое исцеление. Когда терапевт и пациент не являются двумя от дельными сущностями, когда терапевт является не только терапевтом, а пациент не является больше пациентом, а глубоким взаимоотношением «я-ты», в котором терапевт не пытается никого лечить, когда пациент не смотрит на тера­певта как на нечто отдельное от себя - в эти редкие моменты и случается терапия. Когда терапевт забыл про свои знания, а пациент забыл про свою болезнь, когда имеет место диалог, диалог двух человеческих существ, то именно в этот момент случается исцеление. И если оно случилось, то терапевт всегда будет знать, что он служил только передаточным средством для божественной силы, для божественного исце­ления. Он будет так же благодарен этому исцелению, как и пациент. Он, на самом деле, приобрел от этого столько же, сколько и пациент.

Когда вы лечите человека как пациента, вы лечите его, как если бы он был машиной. Тогда терапевт подобен механику, который пытается заменить и отрегулировать механизмы и починить неисправности, тогда терапевт привя­зан к своим знаниям в голове. Он пытается помочь другому человеку, как если бы этот человек был не человеком, а машиной. Он может быть техническим экспертом, он может обладать некоторым «ноу-хау», но он не сможет оказать большой помощи. Потому что сам подобный взгляд на вещи является разрушающим. Сам подобный взгляд на пациента как на объект порождает в пациенте сопротивление; он чувствует себя задетым.

Наблюдали ли вы? Имеется очень мало врачей, с которыми вы не были бы застенчивы, с которыми вы не чувствовали бы себя каким-то объектом, в которых вы видите глубокое уважение к вам, с которыми вы чувствуете себя человеком, а не механизмом. А все это имеет еще большее значение, когда речь идет о психотерапии. Психо­терапевт должен забыть все, что он знает. В одно мгновение он должен стать любовью, текущей любовью. В одно мгновение он должен принять на себя человечность другого, субъективность другого. Другой не должен сводиться к какой-то вещи, потому что тогда вы с самого начала закроете двери для нисхождения великой целительной силы. Быть психотерапевтом - это одна из самых трудных вещей в мире, потому что вы должны знать, как помочь, и, в то же время, вы должны забыть все, что вы знаете о помощи. Для того чтобы помочь, вы должны много знать, и для того, чтобы помочь, вы должны все забыть об этом. Психотерапевт должен делать весьма противоречивые вещи, только тогда с лучается лечение. Когда любовь течет и терапевт слушает больного с огромным вниманием, когда пациент тоже стара­ется прислушаться к своей собственной внутренней сущнос­ти, к своему собственному бессознательному внутреннему разговору — когда это слушание случается, то в нем постепен­но исчезают две личности. Может быть, это были две полярности...

Когда вы слушаете меня, исцеление имеет мес то все время. Когда вы слушаете меня так внимательно, что вас нет больше - ни ума, ни мышления - вы становитесь просто ушами, вы просто слушаете, вы поглощаете; и я совсем не здесь, поэтому, когда в очень редкие моменты вы тоже не здесь, тогда и имеет место исцеление. Внезапно вы исцелены. Без вашего ведома вы исцеляетесь каждый день. Без вашего ведома целительные силы окружают вас. Ваши раны исцеля­ются, ваша темнота исчезает, ваши ограничения ломаются; это и есть терапия.

У нас на Востоке никогда не было чего-то подобного психотерапии, потому что Учителя было более чем достаточ­но. Все, что психоаналитики знают сегодня, Восток знает уже много веков. В этом нет ничего нового. Но на Востоке никогда не возникало такое понятие как психотерапевт - только Учитель; не пациент, а ученик.

Вы взгляните на разницу. Когда вы приходите ко мне как пациент, вы приносите с собой весьма безобразный ум; когда вы приходите ко мне как ученик, вы приносите прекрасный ум. Когда я смотрю на вас как терапевт, тогда сам этот взгляд низводит вас до вещи; когда я смотрю на вас как Учитель, то сам этот взгляд поднимает вас до вершин вашего существа. Мы на Востоке никогда не называем Учителя «психотерапевтом», а он является величайшим терапевтом из когда-либо известных в мире! Просто сидя рядом с Буддой исцелились миллионы людей. Куда бы он ни приш ел, везде имело место исцеление, но об исцелении никогда не говори­ли. Это просто случалось - не было никакой необходимости говорить об этом. Само присутствие Будды, любящий взгляд Учителя, готовность его впитать в себя ученика...

Слово пациент безобразно. В самом по себе слове ничего плохого нет; оно происходит от прекрасного корня. Оно происходит от слова «терпение», но оно стало безобразным просто от соответствующего употребления. Ученик — это что-то совершенно другое: вы пришли что-то узнать, а не лечиться, а лечение случается само собой. Вся терапия заключается в учении. Действительно, почему вы стали душевно больным? Потому что вы узнали что-то неправиль­ное. Вы узнали что-то настолько неправильное, что не можете понять этого. Вы нуждаетесь в ком-то, кто снял бы с вас обусловленность, кто смог бы помочь вам избавиться от неправильных знаний, кто мог бы направить вашу энер­гию по другому пути.

Ко мне, например, пришла одна женщина. Я наблю дал за ней много лет; она приходила ко мне много лет. В первый раз, когда она пришла ко мне, она сказала, что совсем не интересуется сексом, но ее муж все время думал о сексе. Из-за этого она очень плохо себя чувствовала; ее почти рвало от этого. «Как прекратить это? Что мне делать?» - спрашивала она. Я поговорил с мужем и сказал ему: «Всего лишь один месяц не надо интересоваться сексом. Спустя месяц все станет лучше и по-другому». В течение месяца он следовал моему совету. Женщина снова пришла ко мне. Она сказала:

«Я чувствую себя задетой, потому что мой муж совершенно не интересуется мною сексуально». Тогда я сказал ей: «Теперь в ы должны понимать, что происходит. Когда муж сексуально озабочен, это дает вам некоторую власть над ним. Вам доставляет удовольствие эта власть, но, в то же время, вы также чувствуете, что вас используют. Поскольку муж смотрит на вас с сексуальным желанием, это означает, что он видит в вас средство для некоторого удовлетворения. Вы чувствуете, что вас используют». Почти всем женщинам кажется, что их используют, и в этом заключается их проблема. Но если муж прекращает проявлять к ним интерес, то они совершенно забывают об этом использова­нии, они начинают бояться. Тогда они начинают думать, что муж собирается бросить их. Теперь у них нет власти над ним, теперь они не обладают им. Поэтому я сказал этой женщине: «Вы только взгляните на факты: если вы хотите обладать мужем, то вы должны смириться с тем, что и он будет обладать вами. Если вы хотите обладать мужем, то вы должны быть согласны с тем, чтобы он использовал вас».

Ум, который обладает, сам будет в чьем-то владении. Обладать чем-то - значит быть обладаемым этим чем-то. Чем большим вы владеете, тем большее рабство создаете вы вокруг себя. Свобода приходит тогда, когда вас отучают от желания быть собственником. Когда вы отучитесь быть собственником, вы не будете искать власти над кем-либо. Тогда не будет в озникать ревность. А когда вы не пытаетесь обладать кем-то другим, вы создаете вокруг себя такую красоту, что другие не могут смотреть на вас как на вещь. Вы становитесь личностью - великолепной, вибрирующей, освещенной, - вы становитесь светом в самом себе; никто не может обладать вами. Все, кто будет находиться рядом с вами, будут чувствовать вашу красоту и будут не в состоянии думать о вас как о вещи.

Сегодня каждая женщина страдает, потому что, прежде всего, она желает обладать; когда она желает обладать, она обладает; когда она обладает, она чувствует: «Меня исполь­зуют». Когда ее не используют, она чувствует, что ее сила исчезает. Поэтому женщина всегда страдает. То же самое относится и к мужчине.

Заглянуть глубоко в проблему - значит исцелиться, потому что это показывает вам, что вы узнали что-то непра­вильное. Разучиться... в этом и состоит лечение. Люди являются душ евно больными, потому что они были непра­вильно обусловлены. Всех людей учат быть конкурентоспо­собными и всех учат быть спокойными и молчаливыми. Это глупо; вы не можете преуспеть и в том и в другом. Или вы преуспеваете в конкуренции, и тогда вы напряжены; или вы безмолвны и спокойны, но тогда вы не сможете быть конку­рентоспособными.

Вас научили двойственности. Вас научили двигаться в двух направлениях одновременно, и вы освоили это. Вас учили быть смиренным, и вас все время учили быть эгоистич­ным.

Если ваш сын является первым в университетской группе, вы счастливы. Вы устраиваете вечеринки для его друзей, вы все время показываете своему сыну, что он великий человек; он лучший в группе, он награжден золотой медалью. Все эти медали являются ловушками эго. И в то же время вы все время учите его быть смиренным, скромным. Теперь вы создаете трудности: если он становится смирен­ным, он не сможет быть конкурентоспособным; если он становится конкурентоспособным, он не может быть смирен­ным. Если он хочет собрать все золотые медали, которые может дать эта жизнь, то он не сможет быть смиренным. Тогда вся его смиренность будет просто лицемерием. Нужно увидеть все это. Скоро этот человек попадет в беду: он все время пытается быть смиренным и все время пытается преуспеть в жизни. Если он преуспеет, он никогда не будет н аслаждаться этим успехом, потому что он станет самонаде­янным и эгоистичным, а у него имеется идеал быть смиренным и неэгоистичным. Если он станет смиренным и неэгоис­тичным, он тоже не будет счастлив, потому что он имеет идеал преуспевания в мире, идеал показа миру того металла, из которого он сделан.

Само общество является противоречивым, несогласован­ным, и это общество все время учит вас вещам, которые являются абсолютно неправильными. Тогда возникает бо­лезнь. Тогда внутри вас возникает смятение, конфликт. Тогда вы приходите к состоянию, в котором все находится в беспорядке, в неразберихе. Вы можете пойти к Учителю или обратиться к психоаналитику. Если вы придете к Учителю, вы придете как ученик, вы придете учиться. Вы научились чему-то неправильному; теперь вы должны разучиться и научиться чему-то новому. Когда вы приходите как ученик, вы не испытываете застенчивости, вы чувствуете себя счас­тливым по этому поводу. Но если вы приходите как душев­нобольной, если вы приходите как пациент, то вы чувствуете себя смущенным. Придя к психотерапевту, вы стараетесь скрыть факты - «Люди не должны знать этого, потому что это означает, что мой ум функционирует неправильно». Идя к психотерапевту, вы будете стремиться скрыть все это. Психо­терапевт является экспертом: у него у самого есть проблемы, почти такие же, как у вас; он, возможно, поможет вам, но он почти не может помочь самому себе.

Но у Учителя нет проблем. Он может помочь вам в существенной степени, потому что он видит вас насквозь. Вы становитесь прозрачным перед ним. Психотерапевт является профессионалом: если он даже и заботится о вас, показывает свою любовь к вам, свое волнение по поводу вас, то это все профессиональный жест. Учитель не привязан к вам своей профессией. Ваши отношения совершенно другие; это отно­шения между сердцами.

На Западе сейчас очень много психотерапевтов, но ничто не свидетельствует о том, что они оказывают действительную помощь. Пациенты ходят от одного психоаналитика к друго му, от одного врача к другому. Всю свою жизнь они ходят от одной двери к другой. Нужны Учителя, нужны реализовав­шие себя люди, которые достигли состояния любви. Но даже в обычной психотерапии может так случиться, что пациент больше не чувствует себя пациентом и терапевт больше не чувствует себя терапевтом - возникает некоторое состояние любви, человечности; они забыли про свои профессиональ­ные отнош ения - тогда исцеление случается немедленно.

Исцеление является функцией любви. Любовь являет­ся величайшей терапией, и мир нуждается в терапевтах, потому что миру не хватает любви. В них не было бы нужды, если бы люди были любящими: если бы родители были любящими, если бы школьные учителя и профессора были любящими, если бы общество было любящим.

Каждый рождается, чтобы оставаться здоровым и счас­тливым. Все ищут здоровья и счастья, но что-то где-то упускается, и тогда все страдают. Это страдание можно предвидеть; оно становится правилом. Правилом должно стать счастье, ожидать следует его. Мне хотелось бы иметь перед собой мир, в котором рождались бы будды, но о них никто не вспоминал бы, потому что они были бы правилом. Сейчас вспоминают Будду, вспоминают Христа, вспомина­ют Лао-цзы, потому что они являются исключением. Иначе кто бы вспоминал о них? Если будда будет в каждом доме, если будду можно будет найти на любом рынке, если вы сможете встретить Лао-цзы где угодно, то кого они будут беспокоить? Тогда это будет просто правилом. Так и должно будет быть.

Лао-цзы говорит: «Если бы мир действительно был бы моральным, то не было бы никакой возможности стать святым». Когда мир действительно религиозен, нет необхо­димости быть религиозным. Люди были бы просто религи­озными; тогда религии не были бы нужны. Если бы везде был порядок, дисциплина, естественные порядок и дисцип­лина, то не суще ствовало бы слов «порядок» и «дисципли на». Идея порядка появляется лишь тогда, когда вокруг беспорядок. Люди начинают говорить о дисциплине, когда нет никако й дисциплины; они говорят об исцелении, когда вокруг болезни. Люди говорят о любви, когда любовь упуще­на. Но в основном терапия - это функция любви.

Это вопрос психотерапевта, Будхагоши. Мне бы хоте­лось, чтобы он учел мои слова в своей жизни. Он скоро поедет домой: и теперь он поедет не как терапевт, а как человеческое существо. Никогда не смотрите на пациента как на пациента. Смотрите на него как на человека, который пришел что-то узнать - как на ученика. Помоги­те ему, но не как эксперт; помогите ему как обычное человеческое существо - от этого будет больше целитель­ной пользы. При этом будет меньше терапии и больше исцеления. Иначе терапией можно заниматься многие годы, а результат будет почти нулевым. Иногда результат может быть даже отрицательным.

Я слышал о человеке, который имел очень любопытную привычку: когда он бывал в пивной, он никогда не выпивал все вино, а оставлял часть в стакане и расплескивал этот остаток вокруг, на всех людей. Его били за это много раз. Потом владелец пивной сказал ему: «Почему бы тебе не сходить к психоаналитику? Тебя нужно лечить, иначе тебя все время будут бить и выбрасывать из пивной. Ты снова пришел и снова делаешь то же самое. Что-то в тебе не так. Ты одержимый».

Итак, он пошел к психоаналитику, а через три месяца пришел снова. Он выглядел лучше. Владелец пивной спро­сил: «Был ли ты у психоаналитика? Ведь ты отсутство­вал три месяца».

Человек ответил: «Да, и это очень помогло мне».

«Ты излечился?» - спросил хозяин.

Он сказал: «Излечился полностью». Но снова сделал то же самое.

Хозяин сказал: «Что же это было за лечение? Ты снова делаешь то же самое! »

Человек сказал: «Но я совершенно изменился. Раньше я делал это и в сегда испытывал чувство вины. Больше я не испытываю чувства вины. Психоаналитик помог мне, он избавил меня от чувства вины. Раньше это смущало меня, теперь меня это не беспокоит».

Это то, что случилось на Западе: психоаналитики помогли многим людям почувствовать, что ничто не имеет большого значения. Это не дало им большей ответственнос­ти, это всего лишь сняло с них чувство вины. Чувство вины - плохое чувство, его нужно устранить. Но от него нужно избавиться таким образом, чтобы человек отучился от идеи вины, но приучился бы к идее ответственности. Чувство вины - это плохое чувство; чувство вины опасно - оно разрушает вас. Оно подобно ране. Но почувствовать ответ­ственность очень и очень важно - это дает вам душу, это дает вам собранность, целостность. И пока вы не почувствуете свою ответственность, вы не будете здоровым человеком. Здоровый человек всегда осознает, что он делает, он отвеча­ет за это. Сама идея ответственности даст вам свободу, чувство собственного достоинства. Из нее вырастает под­линное человеческое существо. Вы будете становиться более настоящим, вы будете все в большей степени здесь и сейчас.

Идея вины является фальшивой монетой. Она похожа на идею ответственности, но это не ответственность. Чувство вины подавляет вас. Ответственность придаст вашей жизни интенсивность, заострит осознанность. Вы станете более целостным, вы будете ощущать себя более собранным.

Буддхагоша, отправляйтесь на Запад, но теперь не как психотерапевт. Теперь вы санньясин. Почувствуйте ответ­ственность за это. Идите, чтобы помочь людям, и если вы будете помогать людям, то и вам будет от этого огромная помощь. Если вы любите людей, вы будете любимы. Если вы исцеляете людей, если вы стали средством исцеления силы и энергии, то и вы будете исцелены. И всегда помните: и сцеляя человека, вы являетесь частью процесса; вы тоже и сцеляетесь. Обучая человека, вы тоже обучаетесь. Луч шим в мире способом выучить что-то является обучение этому чему-то кого-то другого. Но помните: Учитель - это тоже ученик. Он все время учится. Каждый ученик - это новый урок; работать с каждым новым учеником или пациентом - это открыть новую книгу, новую жизнь.

Награда за любовь велика. Идите в мир как санньясин и создайте вокруг себя такой климат, чтобы пациент приходил к вам учиться, переучиваться, трансформиро­ваться. Он должен восприниматься не как история болезни, не как случай из практики, а как беспомощное человеческое существо, такое же беспомощное, как и вы. И не смотрите с башни: я более святой, чем ты, я в ыше тебя, я знаю больше тебя. Не смотрите так; пристальный взгляд насильственен, под ним любовь с тановится невозможной. Глядите как обыкновенное человеческое существо, такое же беспомощ­ное, как и другие, - в той же лодке, в том же затруднитель­ном положении. Вы окажетесь полезными, великое исцеле­ние свершится благодаря вам.

Я слышал рассказ об одном известном Гарвардском профессоре, Чарльзе Коупленде. Один из студентов спросил его: «Могу ли я что-либо сделать, чтобы научиться искус­ству беседы?»

«Да, и только одно, - ответил Коупленд, - если вы будете слушать, что я буду говорить вам».

В течение нескольких минут стояла тишина, затем студент сказал: «Я слушаю, профессор».

«Вот видите, - сказал Коупленд, - вы уже учитесь».

Слушать - значит учиться, потому что, когда вы безмолвно слушаете, все существование начинает разговари­вать с вами. Момент, когда вы абсолютно безмолвны, является величайшим моментом обучения.

Жизнь раскрывает свои секреты, когда вы безмолвны.

Поэтому, помогая ученику, попутчику, другу или пытаясь исцелить пациента, будьте великим слушателем. Слушайте так страстно, так внимательно, чтобы другой постепенно стал способным к раскрытию перед вами своих самых секретных глубин - глубин, которых он не раскрывал никому, потому что никто не был готов слушать его; глубин, которых он не раскрывал даже самому себе, потому что и он сам не был готов слушать; глубин, которые всегда оставались в темноте. Слушайте так внимательно, чтобы сама обстановка вашего слушания выносила бы на поверхность все, что было скрыто в пациенте, в ученике. Он будет удивлен, что он говорит в се это вам; он никогда не знал, что все это сущес­твует в нем. Своим слушанием вы заставили его осознать свое собственное бессознательное, а это является целительной силой. Раз бессознательное становится сознательным, то многое исчезает. Исчезает все, что является хламом, углуб­ляется все, что явл яется значительным.

Но как вы можете научиться слушать? Стараясь быть великим слушателем. Когда вы слушаете пациента или друга, не начинайте скучать. Если вам надоело слушать, скажите ему, что сейчас неподходящи й момент: «Когда-нибудь в другой раз; сейчас я не в настроении слушать». Никогда не слушайте кого-то другого, когда вы испытываете скуку, потому что ваша скука создает климат, в котором другой немедленно начинает ощущать, что он отв ергается. Ваша скука говорит ему: «Все, что ты говоришь, является вздором. Прекрати, заткнись». Говорите вы это на самом деле или нет — не имеет значения. Все ваше существо говорит: «Прекрати! Покончим с этим».

В связи с этим Фрейд обычно использовал некий метод. Метод заключался в том, что он прятался от пациента. Пациент лежал на кушетке, а Фрейд сидел у него за спиной. Пациент не мог видеть, о чем думает Фрейд, слушает он или нет. Он сидел за спиной у пациента, а тот должен был разговаривать с самим собой. Психоанализ Фрейда длился много лет: три, четыре, пять, даже десять лет. Были даже пациенты, которые подвергались анализу в течение двадцати лет, и ничего не случилось. Это бесчеловечно. Сядьте с пациентом лицом к лицу; посмотрите ему в глаза, не скры­вайтесь как призрак. Будьте человеком, будьте открытым и слушайте.

Фрейд учил своих учеников никогда не прикасаться к пациенту. Это абсолютно неправильно, потому что тогда вы теряете некоторые человеческие свойства. Бывают моменты, когда простое прикосновение к руке пациента сделает очень много, гораздо больше, чем могут сделать все психоанализы. Но Фрейд очень боялся, что есть возможность, что между врачом и пациентом возникнет интимность. Врач должен был оставаться далеко и высоко; он не должен был спускать­ся в мир людей. Кажется, что Фрейд очень боялся своей собственной человечности. Он очень боялся своего собствен­ного ума. Он не мог допустить интимности; в нем, должно быть, существовал очень глубокий страх, очень глубокий комплекс. Люди, которые боятся отношений с другими, боятся самих себя, потому что в отношениях с другими они раскрываются, в отношениях с другими они отражаются как в зеркале. Фрейд был святошей.

Нельзя быть так далеко от пациента, иначе исцеление не случится. Подойдите ближе. Пациент должен восприни­маться в глубокой интимности, чтобы он мог раскрыться, чтобы он мог принести вам все свое сердце.

И реагируйте! Не слушайте как мраморная статуя - реагируйте. Иногда смейтесь вместе с ним, иногда плачьте — реагируйте, потому что, когда вы реагируете, отношения между вами становятся живыми. Если вы не реагируете, они превращаются в застывшую, мертвую вещь. Реагируйте; сделайте все жив ым, тогда многое возможно. Можно достичь гораздо большего, чем просто с помощью анализа, чем с помощью диагноза. Психоанализ Фрейда остается ловуш­кой ума. Реальная терапия должна быть тотальной.

Четвертый вопрос: это марксистский вопрос, вопрос христианских теологов - так много болезней вместе!

В традиционном Китае была пословица: «Конфуцианец на службе, даос вне службы». Это представляет собой глубокое разделение и дилемму в китайском обществе и, вероятно, во всех обществах. Может ли быть такое общество просветленных, которое не учило бы пути эго? Или общество по своей природе является очень упорядоченной и структурированной реальностью вычисляющего и репрессивного коллективного ума и эго; действительно ли общество, даже состоящее из просветленных или якобы просветленных индивидуальностей, противостоит просветленности?

Прежде всего, эта восточная пословица прекрасна: «Конфуцианец на службе, даос вне службы». Если вы живете с людьми, вы должны следовать некоторым правилам. Эти правила не являются истиной в последней инстанции, это всего лишь правила игры. Например: если вы идете по дороге, вы должны идти по правой или по левой стороне - как решит общество. Если вы начнете ходить где угодно, вы попадете в беду, вы создадите неудобства для других. Пра­вило движения по левой стороне не является чем-то абсолютным; это нечто удобное для использования. Это не означает, что Бог дал нам заповедь ходить по левой стороне; в Америке, например, все ходят по правой стороне. Придержи­ваетесь вы правой стороны или левой - не имеет значения; но вы должны придерживаться какой-то определенной сто­роны. Правила существуют, потому что общество состоит из многих людей. Если бы вы были один на дороге, не было бы никаких проблем. Если вы владеете частной дорогой, по которой ходите один, то вы можете поступать по своему усмотрению. Тогда нет необходимости придерживаться ле­вой стороны, тогда это будет одержимостью, глупостью. Человек должен жить полностью свободным - это и есть Лао-цзы. Но там, где есть другие, ваша свобода может превратиться в хаос, а хаос - это не свобода. Когда во что-то вовлечены и другие люди, вы должны следовать некоторым правилам. Нет необходимости быть одержимым ими. Но есть люди, которые одержимы правилами.

Бывая в Калькутте, я обычно останавливаюсь в доме одного своего друга. Он является судьей Высшего суда. Однажды, когда его не было дома, его жена сказала мне: «Мой муж является вашим последователем, он читает ваши книги, он чрезвычайно любит вас. Вы меня очень обяжете, если скажете ему одну вещь». Я спросил: «Что это за вещь?» Женщина сказала: «Скажите ему, пожалуйста, не быть судьей в постели. Даже в постели он остается судьей Высше­го суда; он никогда не выходит из этой роли».

Хорошо быть судьей в суде. Было бы неправильным быть мужем в суде, так же, как неправильно быть судьей в постели. В суде человек должен быть судьей - вот что означает конфуцианств о.

Конфуций думает о взаимоотношениях между людьми, об обществе, о мире: этикет, манеры, закон. Конфуций - это как Моисей или Ману: он дает закон. Лао-цзы приносит в мир любовь и свободу. И хорошо, если вы движетесь в этих двух полярностях. Не думайте, что они разделяют вас. Они не разделяют вас. Они, на самом деле, дают вам больше свободы, больше возможностей, потому что, если вы будете оставаться даосом, вы рано или поздно должны будете уехать в Гималаи. Вы не сможете жить в обществ е, потому что вы все время будете попадать в беду. Либо вы должны будете уйти в Гималаи, либо вы будете распяты людьми. Это то, что случилось с Иисусом.

Один христианский епископ сказал мне: «Где бы ни проходил Иисус, там была революция, но там, где прохожу я, люди подают чай!» Иисус был опасным человеком.

В этой пословице заключена глубокая мудрость: нет никакой необходимости все время вызывать революцию там, где вы проходите; нет нужды все время заставлять людей делать для вас крест. Было бы мудрее, иногда было бы лучше, чтобы был подан чай. Одержимость революцией - это болезнь. А вносить этикет и манеры в свой дом, чтобы вы не могли расслабиться даже в своей спальне, - это тоже одержимость.

Эта пословица изумительно прекрасна. Я с ней пол­ностью согласен. Будьте конфуцианцем в мире, а в вашем внутреннем мире будьте даосом, последователем Лао-цзы. И здесь нет никакого разделения! В этом нет ничего плохого. Вы просто являетесь гибким, текучим: когда появляются другие, вы следуете правилам, потому что с другими прихо­дят правила; когда вы один, нет необходимости в каких-либо правилах. При отсутствии других правила исчезают. В вашем уединении вы совершенно свободны, но когда вы находитесь с кем-то другим, на вас лежит ответственность. Рядом кто-то другой, вы должны быть осторожным, заботли­вым. Это часть любв и: забота о другом. Так что я не вижу в этом никакой дихотомии, никакой дилеммы.

И второе: «Действительно ли общество, даже состоящее из просветленных или якобы просветленных индивидуаль­ностей, противостоит просветленности?»

Да, общество по самой своей природе выступает против просветления, потому что просветление — явление, в основ­ном, индивидуальное. Оно случается в вашей уединенности. Оно случается только тогда, когда вы абсолютно одни. Посторонний действует как барьер. Общество направлено против просветления, оно всегда будет таким, потому что общество - это организация. Общество, даже если оно называет себя революционным, не может быть революцион­ным. Все общества построены на традиции, даже общество Мао. Традиция может быть новой, только и всего, но это традиция. Российское общество является сейчас таким же традиционным, как и любое другое общество.

Общество не может быть революционным, потому что оно должно быть установившимся, оно должно иметь какие-то учреждения, оно должно следовать некоторым правилам. Только индивидуальность может быть в чистом виде револю­ционной, только она может бунтовать. Она не нуждается ни в какой организации, ни в какой структуре. Но раз есть другие, появляется организация. Общество не может сущес­твовать для просветленных, потому что люди, которые становятся просветленными, выходят, в неко тором смысле, за пределы общества. Они выпадают из рамок правил, они начинают жить своей свободой. Этого не случится, если вы будете следовать китайской пословице. Тогда общество не будет выступать против просветления. Оно может не быть за него, но оно и не будет против.

Если, находясь в мире, вы следуете его правилам, а в своем уединении вы уходите в неизвестное, то нет никаких проблем. Проблема возникает тогда, когда прямо на середи­не дороги вы начинаете медитировать или начинаете пля­сать. Ничего плохого в танце нет - просто вы выбрали для него неподходящее место. Имеется свое время и свое место для всего. Просто не стойте посреди дороги и не создавайте помех движению. Если вы понимаете эту пословицу, то у вас никаких неприятностей не будет.

Но общество, само по себе, никогда не будет за просвет ленных, потому что просветление - это индивидуальное явление. Оно случается с отдельными людьми, а не с общес­твом в целом. Вы становитесь просветленным, но не группа, не обществ о. Общество, на самом деле, - это просто название для коллектива, для собрания индивидуальностей. Нет тако­го понятия, как «душа общества»; душа индивидуальна. Общество — это просто некоторое устройство, это нечто поверхностное. Оно необходимо, но это необходимое зло; его следует терпеть. Но общество не беспокоится о том, станете в ы просветленным или нет. Для общества достаточно Конфуция. Для отдельной личности Конфуция недостаточно, для нее необходим Лао-цзы. Для общества достаточно Моисея. Для личности Моисея недостаточно — он необходим, возмож­но, но недостаточен - нужен Иисус. И раз вы понимаете это, то вы можете создать внутри себя синтез этих двух людей, и тогда нет никаких проблем.

В Талмуде имеется одно из самых прекрасных высказы­ваний, когда-либо сделанных человеком: «Один человек перевешивает все критерии». Не только общество, не только эту землю, но и все критерии. Это правда, потому что один человек может стать средством для проявления божественно­го. Один человек может стать возможностью для существова­ния Бога, для его присутствия, для его проявления себя. Один человек может стать цветением предельного. Общество ути­литарно; один человек перевешивает все критерии.

В Талмуде есть еще одно утверждение: «Всякий раз, когда вы наталкиваетесь на следы человека, перед вами стоит Бог: поклонитесь». Всякий раз, когда вы видите следы человека, перед вами стоит Бог - возможность.

Общество - это просто структура без души. Душа - атрибут индивидуальности. Один человек перевешивает все общества. А революция одной индивидуальности перевеши­вает вс е революции во всей истории, потому что один человек может стать утробой для возрождения Бога.

Пятый вопрос:

Чем ближе я подхожу, тем большую жажду я испытыв аю. Когда же начнется утоление жажды?

Само ожидание может действовать как барьер. Вы забы­ваете об утолении жажды; вы просто жаждете и наслаждае­тесь этим. Когда жажда становится тотальной, это явление исчезает.

Я хотел бы прочитать вам несколько строк из Элис та:

Мы не прекратим поиски. И концом всех наших поисков будет прибытие в то место, откуда мы начали, и познание этого места в первый раз; когда языки пламени превращаются в огненную корону и пламя и роза становятся чем-то единым...

...и жажда, и утоление жажды становятся чем-то еди­ным; и роза и пламя являются единым. Когда пламя является тотальным, оно внезапно трансформируется и остается только роза, а не пламя. Когда жажда является тотальной, то сама эта тотальность меняет ее качество — она превращается в утоление жажды; бесконечное удовлетворение. Утоление жажды не является чем-то отделенным от самой жажды, запомните это.

Жажда. Станьте настолько тотальными, чтобы исчез­нуть в вашей жажде; а затем пламя и роза станут единым.

Последний вопрос:

Я боюсь, что если я расслаблюсь, то исчезну навсегда.

Вы правильно боитесь: вы действительно исчезнете навсегда; но сейчас вы не можете бежать. Сам страх показы­вает, что вы не можете бежать сейчас. Сам страх показывает, что вы все правильно понимаете: что вы исчезнете, если расслабитесь, если пойдете по пути всеприятия. Но вы есть ваше страдание и ничто другое; вы есть ваш ад и ничто другое. Как долго можете вы цепляться за это? Рано или поздно вы должны будете расслабиться, вы должны будете стать на путь всеприятия.

Я расскажу вам одну историю. История очень старая; это история о царе Мидасе.

Мидас искал мудреца, который мог бы стать его Учите­лем. Он слышал о товарище Диониса, которого звали Силен. Он долго искал его и, наконец, схватил его. Когда Силен попал в его руки, царь спросил его: «Что является самым лучшим, самым предпочтительным для человека?»

Демон долго упрямо молчал, пока царь не заставил его говорить. Тогда демон разразился хохотом и сказал: «Жал­кие, эфемерные твари, дети случая и нужды; зачем вы заставляете меня гов орить то, что для вас предпочтительней - было бы не слышать? О самом лучшем вы никогда не могли бы и подумать. Самым лучшим для вас было бы не родиться. Это невозможно, потому что вы уже родились. Для вас лучшим было бы не родиться, не существовать, быть ничем. Но следующим по предпочтительности является: умереть как можно скорее. Только это следующее является возможным для вас».

Мидас очень рассердился. Он сказал: «Я пришел в поисках жизни, а не смерти».

Силен сказал: «Никто не может познать жизнь, пока он не умрет».

Поэтому я знаю ваш страх, я понимаю его, этот страх имеет под собой основу. Он не обманывает вас, он говорит вам правду: что если вы расслабитесь, вы уйдете навсегда. Необ­ходим этап возникновения, когда человек должен исчезнуть полностью, должен умереть полностью; только тогда возмож­но воскресение. Когда вы умираете, рождается нечто боль­шее, чем вы, и ради этого и осуществляется весь поиск. Из смерти появляется жизнь. Впустите смерть.

Я понимаю ваши трудности. Несмотря на свой страх, вы должны расслабиться, вы должны пойти на всеприятие.

Был один очень известный дзэнский Учитель, Тосан. Ученик спросил его: «Учитель, что есть Дао?»

Учитель сказал: «Дракон, поющий в сухом лесу».

Ученик сказал: «Интересно, есть ли кто-либо на свете, кто слышал это».

Учитель сказал: «Нет никого на свете, кто бы не слышал этого».

Ученик сказал: «Я не знаю, какую песню поет этот дракон».

Учитель сказал: «Я тоже не знаю, но все, кто слышал ее, потеряли себя».

Все, что я пою вам, - это песня дракона в сухом лесу. Все, кто услышат меня, - исчезнут. Теперь дело за вами: либо вы слушаете меня, либо вы слушаете свой страх, страх, который вы слушаете уже целую вечность. В страхе вы жили до сих пор, но ничего не достигли. Ваша жизнь - это просто пустая бесплодность, пустыня без единого оазиса. Вы слишком долго слушали свой страх; пусть он теперь вас не беспокоит. Скажите ему: «З амолчи! » Вопреки нему двигайтесь дальше.

Вы исчезнете, но это единственный путь приобрести себя. Иисус сказал: «Если вы попытаетесь спасти свою жизнь, вы потеряете ее. Если вы потеряете ее, вы приобретете жизнь в избытке, жизнь вечную».

Теряется только временное, а приобретается вечное. Теряется только бесполезное, а приобретается предельно возможное. Теперь вам решать.

Вы должны принять решение либо в пользу своего страха, либо в пользу моей любви.

Беседа 5

Вот, приблизился предающий Меня

25 декабря 1975 г., Пуна

Евангелие от Матфея, глава 26

36. Потом приходит с ними Иисус на место, н азываемое Гефсимания, и говорит ученикам: посидите тут, пока Я пойду, помолюсь там.

37. И взяв с Собою Петра и обоих сыновей Заведеевых, начал скорбеть и тосковать .

38. Тогда говорит им Иисус: душа Моя скорбит смертельно; побудьте здесь и бодрствуйте со мною.

39. И, отойдя немного, пал на лице Свое, молился и говорил: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем, не как Я хочу, но как Ты.

40. И приходит к ученикам, и н аходит их спящими, и говорит Петру: так ли не могли вы один час бодрствовать со Мною?

41. Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушен ие: дух желает, плоть же немощна.

42. Еще, отойдя в другой раз, молился, говоря: Отче Мой! если не может чаша сия миновать Меня, чтобы Мне не пить ее, да будет воля Твоя.

43. И, придя, находит их опять спящими, ибо у них глаза отяжелели.

44. И, оставив их, отошел опять и помолился в третий раз, сказав то же слово.

45. Тогда приходит к ученикам Своим и говорит им: продолжайте спать и почивать; вот, приблизился час, и Сын Человеческий предается в руки грешников;

46. Встаньте, пойдем: вот, приблизился предающий Меня.

Мы все пустые в нутри люди,

Мы все чем-то начиненные люди,

Мы все учились вместе,

И головы наши набиты соломой. Увы!

Когда мы шепчемся друг с другом,

Наши высушенные голоса

Спокойны и малозначительны,

Как ветер в сухой траве

Или крысиные шаги по битому стеклу

В нашем сухом подвале.

Очертания без формы, тень без цвета,

Парализованная сила, жест без движения;

Те, кто с прямым взглядом

Перешел в царство иное, в царство смерти,

Вспоминайте нас - если вы вообще вспоминаете -

Не как потерянные неистовые души,

А только как пустых людей,

Чем-то начиненных людей.

Эти строчки из Элис та весьма многозначительны, чрез­вычайно многозначительны. Человек в своем невежестве является просто отрицательной пустотой; набитым соломой, полым внутри. Вы просто понаблюдайте за собой. Что вы приобрели в жизни? Вы, возможно, многое потеряли, но не приобрели ничего. И пусты не только ваши руки, все ваше существо также является пустым. Причем оно является пустым отнюдь не в буддийском смысле: пустота не в смысле безмолвия, пустота не в смысле полноты бытия; но пустота, связанная с недостатком сознания, пустота, связанная с потерей осознанности. Вы не присутствие, вы отсутствие — вы являетесь пустотелым внутри, набитым соломой. Эта солома может быть золотой, это могут быть деньги; эта солома может быть властью. У этой соломы тысячи названий, но это солома, потому что она не питает душу. Она не создает душу, она является разрушительной. Максимум, что она может дать, так это ощущение полноты — очень обманчивое ощущение.

Есть два способа жизни. Один из них заключается в достижении истинной пустоты, положительной пустоты - это путь медитации, молитвы, путь, который постепенно приво­дит к Богу. Другой путь заключается в том, чтобы все время набивать себя бесполезными, пустыми вещами, не имеющи­ми какого-либо высшего смысла. Они могут, самое большее, дать вам почувствовать себя занятым, но рано или поздно вы обнаружите, что упустили возможность.

Когда Вудро Вильсон стал президентом Америки, вся его семья праздновала это событие. Его друзья по всей стране радостно танцевали, он сам плакал и рыдал в своей комнате. К нему приблизилась его жена. Она не могла поверить своим глазам, потому что Вудро Вильсон сидел в своем кресле около окна, с поникшей головой, печальный, каким никогда не был, со слезами, катящимися из глаз. С глубокой любовью она спросила своего мужа: «Что случилось? Почему ты плачешь?» Он поднял на нее свои печальные глаза. Он сказал: «Теперь, когда я стал президентом самой могущес­твенной страны, теперь, когда я стал самым могущественным человеком в мире, я осознал всю абсурдность этого. Ничего не приобретено, а я растратил всю свою жизнь. Теперь я понял тщетность власти, потому что рано или поздно придет смерть, а я бессилен против нее».

А если ваша власть бессильна против смерти, то это просто обман. Пока вы не достигнете бессмертия, ваша власть - это не власть, это просто фальшивая монета.

И кто может достичь власти вопреки смерти? Человек, который достиг истинной пустоты, положительной пустоты. Другим именем для пустоты является глубокая внутренняя самореализация. Вы не наполнены соломой, но вы наполне­ны своей собственной осознанностью. Вы не наполнены мебелью: автомобилями, домами, деньгами и прочей чепу­хой. Вы просто наполнены своим бытием, своей чистой «естьностью», своим чистым существованием. Тогда для вас не существует смерти.

Это последняя ночь Иисуса со своими учениками, и это очень многозначительно, потому что они больше не увидят его снова. Я уже говорил вам раньше и хорошо бы напомнить это снова, что Иисус - это мост. Он - человек плюс Бог. Будда - это чистая божественность; человек исчез полностью. Вы не можете представить себе Будду печального, вы не можете представить себе Будду, что-то просящего у Бога. Иисус - и то и другое; в этом его парадокс, в этом его красота. Он является мостом между этими отдаленными явлениями: между человеком и Богом - сын человека и сын Бога. Когда Иисус молится в этих сутрах, это его сыно вья часть молится его же собственной отцовской части. Христиане полностью упустили этот момент. Это не молитва, адресованная некото­рому Богу на небесах; ведут диалог две его собственные полярности; Иисус как сын человека общается в этом диалоге с Иисусом - сыном Божьим. Это внутреннее явление.

Позвольте мне прочитать вам сутру.

Потом, приходит с ними Иисус на место, называемое Гефсимания, и говорит ученикам: посидите тут, пока Я пойду, помолюсь там.

Эти слова: «Посидите тут» означают в точности то, что люди дзэна называют «дзадзэн»: это значит просто сидеть и н ичего не делать. Когда Иисус говорит: «Посидите здесь», он хочет сказ ать им: «Вы просто сидите, ничего не делайте. Просто оставайтесь осознающими, безмолвными, как тихий пруд без какой-либо ряби мыслей, просто сидите». Люди дзэна знают значение этого, христиане - полностью забыли.

В христианстве исчезла сама идея простого сидения. Это христианская интерпретация. Они считают, что Иисус просто приказал своим ученикам сидеть. Когда говорит такой чело­век, как Иисус, его слова не должны интерпретироваться обычным образом. Его язык не является обычным. Слова могут быть обычными, но значение их - никогда. Он говорит своим ученикам: «Будьте в состоянии дзадзэн».

Позвольте мне объяснить вам, что такое дзадзэн. Дзад­зэн - это глубочайшая незанятость, то есть неделание ничего снаружи и неделание ничего внутри. Это даже не медитация, потому что когда вы медитируете, вы прикладываете какого-то рода усилия, вы пытаетесь что-то делать: повторять мантры, вспоминать Бога или даже вспоминать себя. Но эти усилия порождают рябь на воде, эти усилия порождают всяческие вибрации, и ваше сидение становится испорчен­ным. Тогда ваше сидение не является чистым, не является невинным. Дзадзэн означает: сидеть и только сидеть, ничего другого не делая. Это неделание со стороны тела, это недела­ние со стороны ума. Это состояние неделания. Это не означа­ет, что вы крепко спите, потому что сон - это тоже действие. Это не означает, что вы мертвы, потому что, если вы мертвы, вы просто не сможете сидеть. Это просто означает, что вы являетесь чрезвычайно живым, и нтенси вно жи вым, никуда не движущимся огнем бытия, резервуаром энергии, находя­щемся в состоянии глубокого ожидания. Вы просто ожидаете, что что-то случится, и даже не ожидаете, потому что ожида­ние снова дает всплеск мыслей и ум начинает функциониро­вать. Все находится в подвешенном состоянии. Вы дышите, и это все, что вы делаете. Но это не делание, потому что дыхание осуществляется само по себе. Вы не должны ничего делать, вы должны просто сидеть.

О Бодхидхарме рассказывают, что он просидел девять лет, глядя на стену своей пещеры. История рассказывает, что его ноги совершенно атрофировались. Девять лет молчаливого сидения, ничего не делая: он не повторял мантры, он не вспоминал никакого Бога, он не совершал никакой молитвы. Он просто сидел, глядя на стену. Его ноги иссушились. Это очень существенно, потому что ноги являются символом активности, движения. Всякое движение исчезло. Сознание стало неподвижным резервуаром энергии, просто чистой энергией, ни на что не направляемой.

Потом пришел его первый ученик, потому что Бодхидхарма не принимал в учение никого, пока тот не проявит чрезвычайную тягу к тому, чтобы следовать ему. Пришел Хай Куджо. Говорят, что он отрубил свою руку и предложил ее Бодхидхарме, говоря: «Повернись ко мне, или я отрублю се бе голову».

Бодхидхарма вынужден был обернуться. Это было его первое движение, сделанное за девять лет. Он сказал: « Подо­жди - ты тот человек, которому я могу передать свое послание».

И снова, это может быть правдой или нет, что ученик предложил свою руку. И снова это символично: руки означа­ют активность, деятельность. Ноги означают движение, руки означают деятельность. Человек может раскрыться, только отдав свою активность, свою деятельность. Бодхидхарма отдал свое сообщение, отдал всего себя этому человеку, который символически показал, что он готов потерять свою деятельность.

Когда Иисус сказал своим ученикам: «Сидите тут», он имел в виду дзадзэн: «Вы просто сидите и ждите, потому что приближаются чрезвычайные события. Должно что-то слу­читься, что никогда больше не случится в истории человечес­тва. Приближается что-то неповторимое, что-то уникальное. Вы ждите, сидите и наблюдайте. Не делайте никаких движе­ний, потому что достаточно легкого движения мысли и тела, достаточно какой-то эмоции - и вы можете упустить самое главное. Сын человеческий должен быть доставлен к Богу. Сын человеческий должен исчезнуть, должен появиться сын Божий. Должно случиться величайшее событие: сидите тут».

И слово «тут» тоже очень многозначительно. «Сидите» означает: не двигайтесь в пространстве, «тут» означает: не двигайтесь во времени. Просто будьте здесь и сейчас - никакого движения в пространстве, никакого движения во времени. Для учеников было бы легче - потому что было поздно, а они устали от целого дня празднования, от своей активности, им хотелось спать, - для них было бы легче, если бы им позволили походить вокруг. Они смогли бы бодрство­вать. Но Иисус сказал: «Сидите. Сидите здесь, не бродите вокруг. Не двигайтесь в пространстве и не двигайтесь во времени».

Тело движется в пространстве; ум движется во времени. Тело - часть пространства, ум - часть времени. Иисус говорит: «Сидите - здесь». Сидя, вы прекращаете движение в пространстве; пребывая здесь, просто будучи здесь, вы прекращаете движение ума. В этом весь смысл дзадзэна. Если грубо проинтерпретиров ать слова Иисуса, то он сказал своим ученикам: «Делайте дзадзэн...»

...пока Я пойду, помолюсь там.

Иисус собирается молиться; молитв а - это мост. Сын собирается обратиться с молитвой к отцу; низшее собирается молиться высшему; земля собирается молиться небу; семя собирается молиться дереву, будущему. Молитва - это любовь.

Иисус сказал: «Я собираюсь предложить себя моему Богу. Сидите молча, наблюдайте, будьте бдительными» - будьте такими же внимательными и бдительными как любо­вница, ожидающая любовника. При любом движении ей кажется, что это идет ее любимый, это могут быть его шаги... Она бросается к двери. Это может быть просто ветер, играю­щий в ветвях деревьев, это может быть просто нищий, просто прохожий, но женщина все время бдительна, она ждет - она страстно и интенсивно сфокусирована на этом. Иисус гово­рит: «Наблюдайте, сидите здесь. Я буду молиться».

Когда человек, подобный Иисусу, молится, Бог отвеча­ет. Если на ваши молитвы нет ответа, не жалуйтесь. Это просто показывает, что вы не молились. Если на ваши молитвы не отвечают, то это просто показывает, что вы с овершали что-то другое, но не молитву. Молитва - это т отальное, безусловное предложение самого себя: «Я твой. Да будет воля твоя». Иисус собирается молиться. Когда Иисус собирается молиться, земля собирается встретиться с небом. Если ученики смогут быть безмолвными наблюдателями, они станут свидетелями величайшего события, грандиозного со­бытия: небо спустится, чтобы встретиться с землей, отец спустится, чтобы встретиться с сыном. В сердце Иисуса должно произойти великое явление: полярности должны объединиться, противоположности должны встретиться. И он прямо говорит своим ученикам: «Посидите тут, пока я пойду, помолюсь там».

Еще одно, и мы продолжим.

Медитация — это просто сид ение. Медитация — это просто пребывание там, где вы есть. Молитва - это движение, медитация - это сидение. В молитве вы распространяете вширь свое существо. В молитве вы вздымаетесь подобно волнам океана, чтобы прикоснуться к чему-то высшему. В медитации вы просто ждете. Медитация пассивна, молитва - нет; молитва активна. В медитации вы просто открываете двери своего сердца и ждете. В молитве этого недостаточно - вы открываете двери и устремляетесь к вершинам. Вот почему Иисус говорит: «Я пока пойду и помолюсь там. Пока я молюсь, вы медитируйте».

Когда Учитель молится, многое может случиться с учениками, если они могут просто ждать и медитировать. Потому что, когда любовь целого ниспускается на Учителя, она естественно изливается и на учеников. Только Учитель может молиться, ученики могут только медитировать. Пото­му что молитва возможна только тогда, когда вы знаете, что такое Бог. Молитва возможна тогда, когда вы познали целое. Медитация же возможна и в том случае, когда вы ничего не знаете о Боге. Для медитации, на самом деле, Бог не нужен. Вот почему религии, основанные на медитациях, являются атеистическими: и джайнизм, и буддизм являются атеисти­ческими; они не верят ни в какого Бога. В этом нет необхо­димости. Они являются религиями, основанными на медита­циях: люди просто сидят и ждут. Когда они готовы, приходит Бог. В религиях, основ анных на молитве, — в христианстве, в индуизме, в исламе, - люди не просто сидят, они идут навстречу Богу. Они находятся в движении. Вы можете представлять себе джайнизм или буддизм как спокойный океан без какого-либо волнения, без волн. Вы можете пред­ставлять себе христианство, ислам, индуизм как океан во время высокого прилива - огромные волны, вздымающиеся навстречу небу.

Молитва отлична от медитации: медитация - это пассив­ность, молитва - активность. Вот почему буддизм и джай­низм учат самоотречению, уходу от активности. Христианст­во учит служению, участию в мирских делах, поискам Бога. Но молиться может только Учитель, потому что любовь возможна только тогда, когда вы знаете другого. Как вы можете обращаться к Богу? Вы его не знаете. Как вы можете говорить Богу «ты»? Вы его не знаете. Он может, самое большее, оставаться гипотезой, а гипотезе нельзя говорить «ты». Она может оставаться чем-то неодушевленным, к ней нельзя обращаться на «ты». Ее можно использовать, но ее нельзя любить. Невозможно любить математическую теоре­му. Никто не может любить величайшую из формул, формулу Эйнштейна: Е=мс2. Как ее можно любить? Как вы можете называть ее «ты»? Как вы можете склониться перед ней? Как могут слезы течь из ваших глаз; как вы можете танцевать вокруг нее? Может быть, эта формула имеет большое значе­ние, может быть, она многое объясняет, но это не может быть объектом поклонения. Если вы знаете Бога, вы прикасаетесь к нему, как прикасаетесь к своей любимой, вы целуете его, как целуете любимую, вы смотрите в глубину его глаз, как смотрите в глаза любимой. Пока Бог не придет к вам, как любимая, молитва невозможна. Ваша молитва будет фальши­вой.

Но Учитель может молиться. Когда он молится, небо опускается на него, окружает его, прикасается к нему со всех сторон, со всех направлений. И если ученики просто сидят там, в глубоком дзадзэне и медитируют, то их сердца придут в возбуждение. Неизвестное коснется и их, неизвестное проникнет в них тоже. Потому что, когда идет дождь, когда Бог изливается дождем, он изливается не как скряга. Когда Бог изливается дождем, он изливается в огромном изобилии; он наполняет всю землю. Когда люди молча ждут и медити­руют, внезапно они наполняются им. Лишь тогда становится возможной молитва, но не раньше этого. Нужно реальное прикосновение, нужен контакт. К Богу нужно прикоснуться, человек должен прикоснуться к Богу; только тогда возникает доверие.

Медитация не нуждается в Боге. Вы можете отказаться от этой гипотезы и медитировать. Если вы медитируете, то однажды Бог наполнит ваше сердце. Но если у вас есть Учитель, который может молиться ради вас, который может молиться для вас, который может просто молиться, то вы можете приобрести многое из того, что вы еще не заслужива­ете.

Это последняя ночь, Иисус собирается покинуть их на следующий день. Он хотел бы сделать им подарок, он хотел бы подарить им Бога. Он говорит им: «Посидите тут, пока я пойду, помолюсь там». Он хочет изолировать себя, он хочет остаться один, потому что даже присутствие учеников может оказаться помехой. Медитация может выполн яться в группе. Молитва же - очень интимное явление; это встреча двух любящих сердец. Никто не должен быть свидетелем этого, никто не должен стоять рядом, никто не должен наблюдать это. В противном случае сам факт, что кто-то стоит рядом, будет раздражающим фактором. Молитва всегда совершается в одиночестве.

И вы посмотрите на эту глупость: люди медитируют в одиночку, а молятся вместе. Медитирующие ищут уедине­ния, а когда вы хотите помолиться, вы идете в церковь или в храм и молитесь все вместе. Молитва должна совершаться в абсолютном одиночестве, потому что молитва - это любовь. Медитация может выполняться в группе: это техника. На самом деле, если вы медитируете в группе, вы медитируете более глубоко, потому что группа помогает, расширяет ваши возможности. Она укрепляет уверенность в себе. Создается групповой ум, создается большая волна группов ого сознания, и вы просто перемещаетесь на этой волне.

Но молитва - это любовь. К молитве нужно относиться так, как вы относитесь к любви. Вы не можете совершать любовь на рыночной площади. На Западе это случается, и вследствие этого любовь потеряла все свое значение. Она нуждается в скрытности, она нуждается в интимности. Любовь на Западе сейчас стала общественным делом. В общественном саду вы можете встретить обнимающихся любовников, вы можете даже встретить людей, занимающих­ся любовью публично. Это профанация; что-то святое разру­шено. Нечто очень интимное сделано публичным, обществен­ным, испорченным. Невинность утеряна.

Любовь нуждается в интимности, любовь нуждается в темноте. Любовь, на самом деле, требует такой большой уединенности, что женщины во время полового акта всегда закрывают глаза. Даже присутствие любимого, его вид могут стать раздражением, помехой. Они закрывают глаза, они полностью уединены. Даже любимого нельзя видеть, иначе здесь будут присутствовать другие, а присутствие других всегда вызывает напряжение. Когда другой полностью забыт, когда в глубокой темноте другой потерян, тогда любовь достигает своего высочайшего пика, высочайшего оргазма.

Запомните это: Иисус пытался сделать им свой послед­ний подарок; но этот подарок был невидимым, о нем ничего нельзя было сказать. Его могли получить лишь те, кто был способен на это; те, кто не был способен, должны были упустить его.

Потом приходит с ними Иисус на место, назыв аемое Гефсимания, и говорит ученикам: посидите тут, пока Я пойду, помолюсь там. И взяв с Собою Петра и обоих сыновей Заведеевых, начал скорбеть и тосковать.

Он взял с собой трех учеников. Этих учеников как будто и не было. Они утеряли свое эго; им можно было позволить быть там. Их присутствие не должно было раздражать, потому что они фактически отсутствовали. Они были подо­бны теням Иисуса, частью его существа.

...начал скорбеть и тосковать.

В том и красота Иисуса, что он может скорбеть и тосковать. Будда этого делать не может. Иисус является более текущим, более гибким; он может содержать в себе противо­положности.

Я слышал об одном великом дзэнском Учителе Лин Чи. Кто-то спросил его: «Вы стали просветленным. Расскажите нам об этом: что произошло с вами после просветления?»

Он рассмеялся и сказал: «Я был печален до просветле­ния. Случилось просветление, а я все равно печален».

Очень трудно понять, что он имел в виду. Он говорит, что просветление не разрушает полярности. Наоборот, просвет­ление скорее создает наивысший синтез парадоксов, поляр­ностей. Просветление не означает, что просветленный чело­век не испытывает печали, но его печаль имеет совершенно другое качество. Его печаль счастлив ее, чем ваше счастье. Его печаль имеет глубину, его печаль имеет красоту - тихая, беззвучная песня.

...начал скорбеть и тосковать.

Это печалится сын человека, потому что скоро он оставит этот берег. Корабль уже прибыл, и больше его здесь не будет. Но почему он печален? Потому что он сын человека, потому что он принадлежит и этой земле тоже. Он не только небо. Он должен будет покинуть эту землю, а он любил ее, он любил это тело. Его любовь была достаточно большой, чтобы вклю­чать в себя все. Он наслаждался тысячами радостей. Он наслаждался всем; он не был аскетом. Он праздновал здесь жизнь, а теперь ничего не остается от этого празднования, ничего не остается от этих радостей. Никогда больше не сможет он петь эту песню земли. Иисус был человеком, глубоко укорененным в эту землю.

Тогда гов орит им Иисус: душа Моя скорбит смертельно; побудьте здесь и бодрствуйте со мною.

Он сказал этим трем ученикам: « Моя душа чрезвычайно печальна, чаша моей печали переполнена». Он подобен реке перед ее впадением в океан. Река колеблется; она оглядыва­ется назад - на все эти прекрасные территории, на прекрас­ные Ги малаи вдали, на эти ледни ки , на эти вершины, на деревья, на лес, на берега, на людей - ми лли оны пережива­ний. Сейчас, через минуту, все будет кончено. Перед впаде­ни ем в океан и исчезновени ем ей хотелось бы задержаться на краю. Река колеблется. Скорость ее замедляется, она смотрит назад, полная ностальгии. Вот что происходит с Иисусом. Он жил, и жи л полноценной жи знью. Об его настоящей жи зни не рассказывают, потому что христиане боятся. Они сделали из него аскета. Он не был аскетом. Он любил поесть, он любил ви но, он любил женщи н; он любил маленьки е радости жи зни. Он в существенной степени был человеком этой земли, даже больше. Земное не отвергалось им, земное станови лось в нем священным. Земля не отвергалась, земля праздновалась как дар Божий.

Будда другой. Он не оглядывался назад, когда его река впадала в океан. Его скорость, на самом деле, еще увеличилась: это тот океан, которого он так хотел и к которому так стремился. Он, на самом деле, впрыгнул в этот океан. Он даже не сказал земле «спасибо».

Иисус другой; их личности совершенно различны. И это хорошо, что жизнь создает различные типы будд. Жизнь достаточно богата для этого — так много типов цветов с таким разнообразием ароматов. Жизнь не однообразна. Жизнь создает будд не так, как заводы Форда производят автомоби­ли. Каждый будда является уникальным. Будда имеет свою собственную красоту, красоту неба. Эпикур имеет свою собственную красоту, красоту земли. А Иисус есть нечто другое: Эпикур плюс Будда - красота этой земли и этого неба - великий синтез, бесконечная гармония.

Душа Моя скорбит смертельно; побудьте здесь и бодрствуйте со мною.

Он оставил остальных учеников немного позади. Он сказал им сидеть спокойно, быть в дзадзэне, в медитации. Он взял с собой только ближайших к нему людей, он сказал им: «Побудьте здесь и бодрствуйте со мною» - двигайтесь в отдалении от меня, будьте наблюдательными, бдительными. К чему это различие? Почему бы просто не взять всех учеников с собой?

Близко можно позволить быть только тем, кто почти исчез. Они не будут помехой. «Побудьте здесь и бодрствуйте со мною» - приближается что-то огромное; наблюдайте.

И, отойдя немного, пал на лице Свое... на землю, которую он так любил. Он пал на землю... молил ся и говорил: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия.

Это сын человека, беспомощный человек, беспомощная земля, обращающаяся к небу: «О отец, если возможно, пусть эта чаша минует меня». Иисусу хотелось бы пожить немного больше. Иисусу не хотелось бы оставлять эту землю так скоро; он любил ее.

Впрочем, не как Я хочу, но как Ты.

Эти две тенденции неразрывны в нем. Земная часть говорит: «Если это возможно, о мой Боже, о мой Отец, пусть чаша сия минует меня. Не заставляй меня впадать в океан так скоро». Но другая часть, сын Бога, другая полярность этого существа, говорит: «Тем не менее, не как я хочу, но как ты пожелаешь».

И приходит, к ученикам, и находит их спящими, и говорит Петру: так ли не могли вы один час бодрствов ать со Мною?

Ведь когда он молился, земля и небо встретились друг с другом. Когда он молился, сын и Бог встретились. Когда он молился, внутри него звучала великая симфония, в которой сын человека больше не был отделен от сына Бога. Его тело и душа танцевали вместе в таинственной гармонии.

И приходит к ученикам, и находит их спящими...

Они упустили.

Есть дары, которые невозможно вручить вам, пока вы не готовы получить их. Есть дары, которые можно вручить независимо от того, готовы вы их получить или нет, и это дары мирские. Но есть дары, которые можно передать вам только тогда, когда вы готовы получить их, - это дары невидимые, дары из другого мира, дары с другого берега. Иисус создал ситуацию, но ученики все упустили.

...и находит их спящими, и говорит Петру: так ли не могли вы один час бодрствовать со Мною?

Разв е сон так важен? Вы не смогли оставаться бдитель­ными и осознающими только один час? Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в ис кушение: дух желает, плоть же немощна. Он сказал им снова... сострадание Учителя бесконечно! Вы все время упускаете, а он все время дает вам. Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искуше­ние: дух желает, плоть же немощна. В глубине души кто не желает? Но на поверхности имеются проблемы. В глубине вы хотели бы достичь истины, но на поверхности, в теле, этого ж елания нет.

Еще, отойдя в другой раз, молился, говоря: Отче Мой! если не может чаша сия миновать Меня, чтобы Мне не пить ее, да будет воля Твоя.

Снова он произносит ту же самую молитву. Почему Иисус повторяет эти молитвы? О н делает это не для себя. Для себя было бы достаточно одного раза. Он повторяет их дважды, трижды - для учеников. Он пытался передать ключ. Он был готов передать им величайшую науку - науку того, как избавиться от их тюремного заключения. Но они не слушали, они не понимали. Они думали: «Один час сна много лучше, чем час бдения».

И помните: то же самое происходит с вами и со всеми. Вы можете пропустить медитацию только потому, что утром испытываете некоторую лень и сонливость. И кто знает? Именно эта медитация могла стать вашей трансформацией. Никто не знает. Вы могли упустить что-то, но вы никогда не осознаете, что вы упустили. Ваш сон действительно глубок. Вы живете почти бессознательной жизнью.

Я расскажу вам одну прочитанную мною историю.

Одного льва поймали и поместили на большой двор, окруженный высоким забором. Скоро он познакомился с обществ енной жизнью других львов, которые были там уже долгое время. Львы разделились на несколько клубов: поли­тический, религиозный и другие, каждый со своими со­бственными деятельностью, философией, догмами, священ­ными текстами, идеологией. Члены одной группы регулярно встречались, чтобы вместе ненавидеть и ругать захватчиков, что и было всей их деятельностью - как будто от ненависти и ругани захватчиков могло что-то случиться. Члены другой груп пы встречались, чтобы петь сентиментальные песни о будущих джунглях без каких-либо заборов. Они, должно быть, были утопистами, существами с богатым воображени­ем, жившими своими фантазиями. Они не жалели красок для описания джунглей будущего без всяких заборов, их песни и стихи об этом были прекрасны. Они были романтичными, утопичными существами с богатым воображением. А члены третьей группы встречались для того, чтобы тайно разраба­тывать планы насилия по отношению к членам других групп. Это были заговорщики. Они были не столько против порабо­тителей, сколько против других групп львов.

Каждый клуб старался завлечь к себе новичка, но что-то удерживало его. Его колебания были вызваны наблюдени­ями за одним конкретным львом, который держался уединен­но и который, казалось, всегда был в глубокой задумчивости и медитации. И этот лев, который всегда был один, привлекал новичка. Он обладал каким-то магнетизмом: некоторой властью, некоторой магической силой. Новичок застенчиво приблизился к одинокому льву и попросил объяснить его обособленность. Сама эта обособленность придавала ему, видимо, обаятельные свойства, некоторый свет вокруг него. Ведь люди, которые живут в толпе, теряют свою индивиду­альность и свое обаяние; люди, которые живут уединенно, всегда собирают вокруг себя ауру авторитета, величия. Этот одинокий лев выглядел как король. В нем было что-то величественное.

«Эти объединения не имеют никакого значения», - ответил медитирующий лев. «Эти глупые создания делают все, кроме необходимого. Я делаю только самое существен ное, так что однажды я выберусь отсюда. Я могу ознакомить тебя со всеми фактами, которые я обнаружил».

«Но что это за необходимые вещи, которые ты делаешь?» - спросил новичок.

«Слушай внимательно, - сказал лев-одиночка. - Я изучаю природу забора. Это единственная существенная вещь в жизни: понять природу забора».

Где ваш забор? Где стены вашей тюрьмы? В вашем сне, в вашей бессознательности, в вашем роботоподобном поведе нии. Вот что пытался показать Иисус своим ученикам в эту ночь: «Если вы сможете быть осознающими, вы сможете быть свободными». Осознанность является свободой, состояние сна является тюрьмой. Но даже в эту последнюю ночь, в ночь расставания... и эти ученики будут каяться в течение не­скольких веков, в своем покаянии они будут поклоняться Иисусу, они построят для него миллионы церквей, - но когда он был живой и расставался с ними, они не могли сделать для своего же блага такой малости: быть бдительными и осозна­ющими в течение нескольких часов.

И, придя, находит их опять спящими, ибо у них глаза отяжелели.

И, оставив их, отошел опять и помолился в третий раз, сказав то же слово.

Почему он сделал это в третий раз? Он не разбудил их в третий раз: сострадание Учителя бесконечно. Он понял, что для них невозможно бодрствовать, поэтому он п ытался мо­литься: «Ладно, пусть они крепко спят. Но если Бог излива­ется дождем, то даже в их бессознательности на них может упасть некоторое се мя, даже в своем сне они могут услышать что-нибудь. Даже в крепком сне могут прийти они к понима­нию чего-то, что раньше не осознавали; они могут приобрести некоторое новое качество». Многое было бы возможным, если бы они были осознающими и бдительными, но это состояние ка жется для них невозможным. Он дважды пытался вывести их в него. Часы проходят быстро; скоро он будет предан, схвачен и убит: «Нельзя терять времени. Пусть они спят».

То же самое случается много раз: я смотрю на ваши лица; кажется, что вы слушаете меня, но вы редко действительно слушаете. Вы в большей или меньшей степени спите. Но я продолжаю; я все время зову вас, провоцирую вас. Может быть, даже во время вашего сна слова проникнут в вас, так что семя когда-то принесет плоды. Многое было возможно, многое было доступно, но вы отсутствовали.

Недавно я гов орил вам, что Будда дал цветок Махакашьяпе, Иисус дал хлеб и вино своим ученикам. И я говорил вам, что Будда выбрал цветок, потому что цветок является самой неземной вещью на земле. Такой ускользающей является эта красота. Утром она здесь, вечером ее нет. Цветок кажется подобным сну, он выглядит нематериальным. Его так легко растоптать, уничтожить; он не оказывает никакого сопротив­ления. То, что он существует, - чудо. Цветок розы - как он существует в этом мире камней и скал? Это чудо; это нечто запредельное. Будда выбрал цветок. Иисус выбирает хлеб - очень обычную вещь - и вино, вещь еще более земную. Это хорошо, потому что он любил землю. Но я кое-что должен сказать вам: когда Будда передавал цветок Махакашьяпе, этот цветок принимался в совершенной осознанности. Когда Будда передавал цветок, Махакашьяпа был полностью осоз­нающим и бдительным. Но когда Иисус передавал хлеб и вино, кому он передавал их? Они были не такими, как Махакашьяпа, они были не такими осознающими. Иисус передал им это только из сострадания. Когда Будда передавал цветок Махакашьяпе, тот заслужил его; это было не просто сострадание Будды. Конечно, сострадание было здесь, но Махакашьяпа заслужил этот дар. Он был готов принять его.

В случае Иисуса имеет место только сострадание, чистое сострадание. Его ученики были еще не готовы. Но пришло время для Иисуса оставить их; он дал им нечто, что они могли осознать только спустя много жизней. Он дал им ключ к сокровищу. Они могли не обнаружить этот ключ в течение жизней, но он оставался с ними в их бессознательности. Однажды, когда они будут осознающими и бдительными, они смогут использовать этот ключ.

Люди дзэна говорят что, то, что было дано Махакашь­япе, было выше священных писаний, выше всяких слов, выше знаний. Это же можно сказать и в случае Иисуса: то, что он дал, было не только выше священных писаний и выше слов, но оно было и выше сознания. Он дал им это в их бессознательности. Они спали, а его время подо шло. Он просто дал им ключ, вложил его в их сжатый кулак и удалился в свой в ечный дом. Однажды, когда наступит их утро и они откроют глаза, они обнаружат ключ в своих руках.

И, оставив их, отошел опять и помолился в третий раз, сказав те же слова. Тогда приходит к ученикам Своим и говорит им: продолжайте спать — теперь вы можете спать столько, сколько хотите, потому что момент уже упущен. Больше вы ничего упустить не можете - и почивать; вот, приблизился час, и Сын Человеческий предается в руки грешников;

Встаньте, пойдем: вот, приблизился предающий Меня.

Приближалась толпа, которую вел Иуда. В темной ночи были слышны их шаги, были видны их факелы. И Иисус сказал — он, должно быть, сказал это в глубокой печали: «Продолжайте спать и почивать», потому что теперь тот, кто беспокоил вас в вашем сне, должен уходить. Тот, кто пытался нарушить ваш сон и ваш покой, предан, и враги приближа­ются. Встаньте, пойдем: вот, приблизился предающий Меня. Эти слова полны смысла. Иисус мог ждать здесь; враги приближались. Но история утверждает, что он пошел по направлению к врагам, чтобы встретить их. Это символично для того, кто знает, что смерть не разрушает. Это также символично для того, кто приветствует смерть, кто идет ей навстречу. Символично то, что Иисус принимает все, на что есть воля Божья. Он сдается. Земля сдается небу; тело сдается душе; сын человеческий сдается сыну Божьему.

Встаньт е, пойдем: вот, приблизился предающий Меня.

Беседа 6

Счастье - это то, что случается

26 декабря 1975 г., Пуна.

Первый вопрос:

Б хагаван, я не хочу быть этим, я не хочу быть тем; я не хочу быть здесь, я не хочу быть там; я не хочу жить, я не хочу умереть; я не хочу плакать , я не хочу смеяться; я не могу быть пассивным, я не могу быть активным; я не могу проявлять волю, я не могу сдаться.

Ну... тогда просто будьте посередине.

И проблема не в одном человеке, это состояние ума каждого. Ум не может быть этим и не может быть тем. Ум не хочет быть определенным, не хочет быть статичным, не хочет быть чем-либо ограниченным; поэтому всякий раз, когда вы захотите стать этим, ум начнет стараться, чтобы вы стали тем. Он все время движется от одной полярности к другой. Ум - это движение, это постоянное движение.

Так что же делать? Не старайтесь быть этим или тем; просто будьте посередине. Если вы сможете быть посередине, вы превзойдете ум. Просто наблюдайте, будьте свидетелем. Не старайтесь что-либо делать; просто наблюдайте ум, движу­щийся от А к Б, а затем от Б к А, движущийся из стороны в сторону, как маятник старинных часов: слева направо, справа налево.

Наблюдали ли вы за движением маятника? Когда он движется влево, он накапливает потенциальную энергию для того, чтобы двигаться вправо. На первый взгляд, на повер­хности, он движется влево, но глубоко внутри он накапливает энергию, чтобы идти к противоположному полюсу. Когда он движется вправо, он готовится к движению влево.

Когда вы любите человека умом, вы уже готовы ненави­деть его. Есть поэма Лоуренса, в которой он говорит: «В тот момент, когда я говорю своей любимой; "Я люблю тебя", я уже начинаю ненавидеть ее. В тот момент, ко гда я говорю своей любимой: "Я не расстанусь с тобой никогда", я уже удаляюсь от нее». Разрыв приближается. В тот самый мо­мент, когда вы вступаете в брак, развод уже приближается.

Это способ функционирования ума, так он действует. Постарайтесь понять, как функционирует ум, иначе вы всегда будете в хаосе, в смущении, в чем-то вроде душевной болезни. Станьте наблюдателем. Выберитесь из дорожного движения ума, встаньте на обочине дороги и просто смотрите. И когда я говорю «просто смотрите», я имею в виду: не давайте оценок, не судите. Не говорите: «Это хорошо, это плохо». Раз вы сказали: «Это хорошо», вы больше не свиде­тель: вы прыгнули в реку; вы уже отождествили себя с чем-то, вы уже в беде. Просто стойте на обочине дороги или сидите на берегу реки, и пусть река течет, куда ей вздумается. Вас это не касается; это не ваше дело. Незаинтересованный, безразличный, прос то наблюдая, вы внезапно окажетесь как раз посередине: ни то ни это. Эта точка посредине и есть точка трансценденции. Внезапно ум исчезает со всем своим уличным движением. Вы остаетесь один, один в чрезвычайной чистоте, один в абсолютной невинности, один без какого-либо движения - безмолвный, вечный - ничего не делая, просто пребывая здесь. Вы не пытаетесь стать кем-то или чем-то, тем или этим - вы просто являетесь самим собой. А быть самим собой - значит быть божественным. Быть самим собой - значит нахо­диться в состоянии медитации. Быть самим собой - это все, чего добивается религия. Это то, чему я учу вас здесь.

Я не учу вас определенному образу жизни. Я не даю вам какой-то образцовый стиль жизни. Самое большее, что я пытаюсь дать вам, - это видение, ясность, понимание. Я не пытаюсь сформировать ваш характер: морально или амо­рально, хорошо или плохо. Я не даю вам философию, при помощи которой вы могли бы жить, я просто воспитываю в вас способность проникновения в сущность самого себя. Тогда не нужны никакие философии, никакие шаблоны. Тогда вы можете просто быть самим собой без всякого осуждения, без всякой оценки. И эта чистота бытия самим собой, эта красота бытия самим собой превосходит все, что вы можете пожелать, превосходит все, что вы можете даже постичь, превосходит все, что вы можете даже вообразить себе или увидеть во сне. Просто некоторый намек на это, и вы никогда больше не будете прежним.

Таким образом, этот вопрос - не чей-то конкретный вопрос. Этот вопрос задала Кришна Радха, но это не только ее вопрос — это общий вопрос. Это один из наиболее основных и существенных вопросов всех человеческих существ, всех, кто попался в ловушку ума. И есть только один способ выбраться из этой ловушки: не выбирать; ни то, ни это - вы просто не выбираете. Вы отказываетесь от выбора, вы становитесь невыбирающим. Состояние без выбирания — это свобода. Выбор - это выбор тюрьмы; выбор - это выбор рабства. Выбирать - неправильно, не выбирать - правиль­но.

Второй вопрос:

Я боюсь, когда ощущаю Вашу любовь глубоко внутри себя. К ак это возможно?

Любовь всегда порождает страх, потому что любовь — это смерть, более существенная смерть, чем вы знаете.

При обычной смерти умирает тело, но это вовсе не смерть. Тело — это всего лишь одежда: когда она рвется или стареет, вы просто меняете ее на новую. Это не смерть, это просто замена: замена платья или замена жилища. Но вы продолжаете жить, ум продолжает жить - тот же самый старый ум в новых телах, то же самое старое вино в новых бутылках. Меняется форма, но не ум. Так что обычная смерть не является настоящей смертью; любовь является настоящей смертью: тело не умирает, но ум умирает, тело остается тем же самым, но эго исчезает.

Если вы любите, вы должны будете отбросить все кон­цепции, которые вы имеете по поводу себя. Если вы любите, то у вас не может быть эго, потому что эго не позволит любить. Эго и любовь — антагонисты. Если вы выбираете эго, вы не в состоянии будете выбрать любовь. Если вы выбрали любовь, вы должны будете отбросить эго. Отсюда и страх.

Когда вы любите, вас охватывает страх, больший, чем страх смерти. Вот почему в мире исчезла любовь. Редко, очень редко случается такое явление, как любовь. То, что вы называете любовью, является просто фальшивой монетой: вы придумали это, потому что так трудно жить без любви. Это трудно, потому что без любви жизнь теряет всякое значение; она становится бессмысленной. Без любви жизнь не содержит в себе никакой поэзии. Без любви деревья существуют, но никогда не цветут. Без любви вы не можете танцевать, вы не можете праздновать, вы не можете испытывать благодар­ность, вы не можете молиться. Без любви храмы превраща­ются в обычные дома; при наличии любви обычные дома преобразуются в храмы. Без любви вы остаетесь просто возможностью - пустым жестом. Если к вам приходит любовь, вы впервые становитесь существенным. Если к вам приходит любовь, в вас впервые появляется душа. Эго исчезает, но появляется душа.

Без любви жить невозможно, поэтому человечество придумало трюк. Человечество изобрело трюк, приспособле­ние. Трюк заключается в следующем: жить в фальшивой любви, чтобы сохранить эго. Ничего не меняется, и вы можете играть в любовь: вы можете думать, что вы любите, вы можете все время верить, что вы любите. Но посмотрите на вашу любовь - что выходит из нее? - ничего, кроме страдания, ничего, кроме преисподней, ничего, кроме кон­фликтов, ссор, насилия. Всмотритесь поглубже в свои любо­вные взаимоотношения. Они больше похожи на ненависть, чем на любовь. Лучше называть их отношениями ненависти, чем отношениями любви. Но, поскольку все живут одинако­во, вы никогда не осознаете этого. Все используют фальши­вые монеты - вы этого и не осознаете. Настоящая монета любви очень дорога: вы можете купить ее только ценой потери самого себя. Другого способа нет.

Так что вопрос вполне уместен. Он задан человеком, которого я знаю. Я знаю ее глубокую любовь ко мне, я знаю ее огромные возможности. Она находится как раз на краю обрыва. В любую минуту ее эго может обрушиться, но она как-то удерживает себя от этого. Она не в состоянии будет долго держаться; она должна будет рухнуть. Отсюда и страх.

«Как это возможно, - спрашивает она. - Я боюсь, когда ощущаю Вашу любовь глубоко внутри себя».

Она думает, что это какое-то противоречие: если она так сильно любит, то откуда же страх? А я говорю вам, что страх именно оттого, что она сильно любит. В этом нет никакого противоречия. Это вполне согласованно - когда вы любите, вы испытываете страх. Движение по направлению к любви есть движение по направлению к пропасти. Человека начинает трясти, он испытывает головокружение. Поднимитесь повыше в Гималаи и посмотрите вниз, на долину; долина — это пустота. Когда вы смотрите вниз на долину любви, огромный страх охватывает вас. Вы почти парализованы: вы не можете убежать, вы не можете сделать прыжок. Вы просто дрожите в бесконечном страхе. Что делать? Вернуться назад невозможно, потому что влечет любовь: любовь призывает ваши глубины, любовь призывает ваше будущее, любовь призывает ваши потенциальные возможности; любовь дает вам некоторое представление о том, каким вы можете быть. Вы не можете убежать от нее, но вы не мажете и прыгнуть вниз, потому что расплата слишком велика. Вы должны будете потерять самого себя — все, что, как вы думаете, составляет вас, - ваш образ, ваше прошлое, ваше отождес­твление себя с чем-либо.

Но я говорю вам, что плата кажется слишком высокой только до прыжка. Раз вы совершили этот прыжок... тогда вы узнаете, что все, что вы потеряли, - это ничто, а то, что вы приобрели, имеет бесконечную ценность.

Позвольте мне высказаться в виде парадокса: любовь требует от вас отбросить то, чего вы не имеете, и предлагает вам то, что вы уже имеете. Любовь хочет, чтобы вы избави­лись от того, чего у вас нет.

Эго является фальшивой сущностью, просто некоторой идеей, облаком в небе вашей внутренней сущности; просто дым, ничего существенного; сновидение. Любовь требует, чтобы вы отбросили то, чего не имеете, и любовь готова дать вам то, что вы имеете и всегда имели. Любовь возвращает вам самого себя; эго все время скрывало вас от самого себя, любовь открывает вас перед вами. Но страх существует. Страх является естественным, нужно идти, несмотря на страх.

Будьте отважными, не будьте трусами. Ваш реальный характер проявляется только тогда, когда возникает любовь. Никогда до этого вы не знали, из чего сделан ваш характер. В обычной жизни, на рынке, при обычной активности, в мире амбиций и политики, ваш реальный характер никогда, на самом деле, не испытыв ался. Вы никогда не проходили через огонь.

Любовь - это огонь.

Если вы настоящее золото, то вы выживете. Если вы не являетесь настоящим золотом, то вы пропадете. Но я говорю вам, что вы — настоящее золото.

Доверьтесь мне - пройдите через огонь. Колебания естественны, но пусть они не будут барьером. Даже колеб­лясь, пройдите через это. Несмотря на страх, пройдите через огонь. Только пройдя через огонь, расцветет роза вашего сознания. Другого способа нет.

Третий вопрос:

Кажется, что ничто никогда, на самом деле, не пропадает. В незапно оно исчезает, но так же внезапно оно снова возвращается. Все это кажется каким-то магическим трюком.

...Очень существенный вопрос, с огромным скрытым смыслом, требующим понимания. Давайте очень медленно углубимся в него.

Да, это так: ничто никогда, на самом деле, не исчезает. Ничто никогда не исчезает; внезапно оно исчезает, и так же внезапно, как исчезло, оно может снова появиться в любой момент. Почему это так? Потому что вы никогда не пытались понять природу человеческого сознания. Природа человечес­кого сознания абсолютно свободна. Когда я говорю «абсолют­но свободна», я имею в виду, что в любой момент вы свободны, быть тем, чем захотите. Ничто не настроено против вас. Вы могли быть до сих пор святым. Вы могли жить до сих пор в безбрачии. В любой момент вы можете измениться: вы можете прекратить свое безбрачие; вы можете влюбиться в женщину или в мужчину. То, что вы были безбрачным в прошлом, не будет, не может быть препятствием. Вы остаетесь свободным. Если вы хотите быть безбрачным и в данный момент, вы можете быть им. Но помните: это не из-за прошлого, это снова свежее решение. Вы должны прини­мать свое решение снова, снова и снова, вы должны обновлять его снова, снова и снова. В любой момент вы можете отказать­ся от него.

Экзистенциалисты правы. Они говорят: «Существова­ние предшествует сущности». Эта фраза наполнена смыслом. Позвольте мне повторить ее: «Существование предшествует сущности».

Рождается человек; он является чистой свободой. Он не имеет никакой сущности, он имеет только существование. Затем он выбирает свою сущность, выбирает то, чем он хочет быть, - это будет его выбор. Он может стать святым, он может стать грешником; он может стать преступником, он может стать убийцей, он может стать мучеником. Он привносит в мир чистое существование - чистый лист, чистый холст. Какие цвета он собирается использовать, какое полотно он собирается создать и з своей жизни - все это зависит только от него. Он не приносит с собой характер. Он приносит с собой потенциальность, чистую потенциальность. И эта чистая потенциальность всегда остается чистой; вы не можете испор­тить ее. Вы становитесь праведником; это означает, что вы решили, что вашей сущностью будет быть праведником. Но это ваше решение, и если вы захотите придерживаться его до конца своей жизни, то каждое утро - фактически каждое мгновение - вы должны будете принимать это решение снова и снова, снова голосовать за него. В любой момент вы можете изменить свое решение, в любой момент вы можете сказать: «Довольно, теперь я хочу все изменить» - никто не преграж­дает вам путь. Вы можете отменить свое прошлое в любой момент, потому что это прошлое было только вашим реше­нием. Это не судьба, навязываемая свыше, извне. Это ваше собственное внутреннее решение. Вы можете изменить его.

Вот почему ничего никогда не исчезает. Вы можете стать грешником, но завтра вы снова можете измениться. Вы можете снова дать клятву католического священника и снова стать священником, снова стать безбрачным. Постарайтесь понять это. В этом огромный скрытый смысл вашей жизни.

Не перекладывайте ответственность на кого-либо друго­го. Никто Другой не принимает решения - ни ваша мать, ни ваш отец. Все, что говорят психоаналитики, не имеет к вам никакого отношения. Право решения предоставлено вам. Даже сумасшедшие являются сумасшедшими согласно сво­ему собственному решению. Каким-то образом они обнару­жили, что это удобно. Каким-то образом они решили; они проголосовали за это. Никто не принуждал их. Никто никого не может принудить, потому что внутренние качества чело­веческого существа свободны. Это не является чем-то случай­ным; это сама ваша природа.

До сих пор вы курили. В течение тридцати лет вы были заядлым курильщиком, а теперь вы приходите ко мне и спрашиваете: «Что делать? Как прекратить это?» Вы задаете неправильный вопрос. Вы, на самом деле, не хотите останав­ливаться. Углубитесь в свой собственный ум: вы не хотите останавливаться, вы играете в некоторую игру. Вы не хотите останавливаться, но желаете показать людям, что хотите. Сама эта идея, что вы хотите бросить курить, дает вам очень хороший образ самого себя. Тогда вы все время говорите: «Что делать? Это такая давняя привычка; я не могу бросить, хотя и хочу сделать это». Это просто чистая глупость. Вы не обманываете никого, кроме самого себя. Если вы действи­тельно хотите бросить курить, то ничего делать не нужно. Самого решения, что вы хотите бросить, достаточно: недоку­ренная сигарета в ваших руках должна выпасть из них сама собой. Но вы остаетесь свободными. Это не означает, что завтра вы снова не сможете взять в рот сигарету. Вы остаетесь свободными; никто не может заставить вас сделать что-либо. Завтра вы снова можете взять сигарету. Тогда не говорите, пожалуйста, что это старая привычка: «Я сделал все, что мог, я бросил курить и не курил целых двадцать четыре часа. Но из-за тридцатилетней привычки я снова взял в руки сигаре­ту. Слишком большое желание».

Не пытайтесь кого-то обмануть. Ничего такого не было; вы снова принимаете решение. Если вы принимаете реше­ние, тогда все в порядке. Вы можете найти тысячу причин, чтобы снова принять решение курить. Но помните: это ваше решение - ваше и ничье больше; вы остаетесь свободным. Вот почему так получается, что кажется, что ничто не исчезает навсегда. Все приходит снова и снова, потому что вы снова все это привлекаете, вы снова все это призываете.

Я слышал такую историю: Мулла Насреддин решил однажды, что он никогда в жизни больше не прикоснется к алкоголю, к любому крепкому напитку. А он был пьяницей. Чтобы испытать свою силу воли, он пошел на улицу, где была пивная. Стоя перед пивной, он гордо посмотрел на нее и сказал самому себе: «Я решил, что ничто не сможет завлечь меня и что никакая сила не сможет сбить меня с пути». Он совершенно искренне пошел прочь от пивной и прошел сто метров. Потом он одобрительно похлопал сам себя по спине и сказал: «Насреддин, ты велик. Сейчас я угощу тебя; пойдем в пивную». И в этот день он выпил вдвое больше, чем обычно.

Не играйте в эти игры с самим собой. Это ваша свобода, но свобода очень опасна, потому что она не оставляет вам никакого угла, где бы вы могли с прятаться. Вы не можете переложить ответственность на кого-то другого. Вы отвечаете за все полностью. Просто принимайте и наблюдайте этот факт; истина освобождает.

Если вы за всем наблюдаете, то не имеет значения, решаете ли вы курить и пить или нет. Не имеет также никакого значения ваше решение бросить пить или курить. Единственное, что имеет значение, это всегда помнить о своей свободе. Если вы не осознаете ее, то будет происходить следующее: вы будете ощущать, что ничто никогда не может быть по-настоящему отброшено. Оно приходит снова и снова, оно становится все хуже и хуже. Оно возвращается в еще большем количестве.

Но не думайте о себе как о жертве - вы не жертва. Постарайтесь делать то, что я говорю, попытайтесь понаблю­дать то, о чем я говорю. Курение... пусть будет решение, что вы не будете курить. Выбросьте сигарету, а потом наблюдай­те. Только наблюдайте. Когда вы снова захотите курить, не говорите, что это старая привычка. Это снова свежее реше­ние, это не старая привычка. Чтобы сохранить свое лицо, вы все время перекладываете ответств енность на старую прив ы­чку. Пожалуйста, не делайте этого. Скажите: « Сейчас я снов а решил курить». Никто не препятствует вам; это ваше решение. Вы можете отменить это решение, а можете выска­заться за него снова. Но всегда настаив айте на том, что это свежее решение, и вы никогда не будете в тисках так называемых привычек, так называемых механических при­вычек. Вы будете чувствовать себя свободным человеком.

Курите вы или нет - не имеет значения; существенным является то, что вы ощущаете себя свободным человеком. Ничто не является более существенным, чем это. И я здесь, чтобы заставить вас осознать свою свободу. Если вы отправи­тесь к так называемым праведникам, то они заставят вас осознать вашу механистичность: в этом вся разница. Они заставят вас осознать свою механистичность, и они создадут в вас новую механистичность. Они скажут: «Вы курили в течение тридцати лет? Теперь дайте обет, что вы никогда снова не будете курить». Есть старая привычка; теперь они предлагают вам создать новую прив ычку, чтобы разрушить старую. Тогда привычкой станет воздержание от курения, но снова не будет свободы. Курите вы или не курите — все равно вы остаетесь жертвой.

У нас есть санньясин, Нарендра Бодхисаттва. Его отец прекрасный человек. Люди считают, что он немного ленив, но он, в действительности, прекрасный человек. Он принад­лежит одной из сект джайнизма. Он совершал паломничес­тво в один джайнский монастырь, а когда вы приходите к джайнским монахам, они всегда просят вас принять какой-то обет, потому что без обета паломничество считается бессмысленным. Монах попросил его принять какой-нибудь обет, поэтому он решил принять обет. Он сказал: « Я никогда в своей жизни не курил - теперь я буду курить». Монах, должно быть, подумал, что он сошел с ума. Он вернулся из паломничества и сказал мне: «Я принял этот обет». И теперь он религиозно курит. Я сказал ему: «Вы прекрасный человек. Вы правильно сделали». Независимо от того, курите вы или нет, все обеты ведут вас к механистичности.

Все мои усилия направлены на то, чтобы вы осознали свою свободу. Пусть ваша жизнь вытекает из вашей свободы. Какое бы решение вы ни принимали, вы принимаете его сами. Кто я такой, чтобы говорить вам, курить или не курить, пить или не пить? Меня не беспокоят такие глупости; решать вам. Вы сами - свой собственный хозяин. Все это мелочи; они несущественны. Имеет значение только то, что вы остаетесь осознающим свою свободу, остаетесь центрированным в своей свободе. Никогда не делайте того, что идет против вашей свободы. Делайте - позволительно все, если оно делается исходя из вашей свободы. Действия, вытекающие из свободы, являются добродетельными; действия, вытекающие из рабст­ва, являются греховными.

Четвертый вопрос:

Вы говорите, что если человек испытывает жажду, то он должен прийти и пить от Вас. Мы здесь в той степени, в какой можем, и вы здесь, не так ли? Так что же упускается?

Ничего не упускается! Наоборот, есть нечто, что даже не нужно вам. Ничего не упускается. Есть что-то, в чем вы не нуждаетесь: слишком много вас. То, что вас слишком много, создает барьер. Если каким-то образом упустить вас, то все случится немедленно. Когда вы придете ко мне в следующий раз, оставьте себя дома. Приходите один; не приводите сюда еще и себя. Но вы все время приводите себя. Если так трудно оставить себя дома, тогда оставьте себя там, где вы оставляете обувь.

Ничего не упускается. Вся проблема человека состоит не в том, что ему чего-то не хватает, а в том, что у него есть что-то лишнее; это проблема избыточности. Я здесь, я присутствую, но вы не здесь, вы там, что совершенно не нужно. Это не проблема нехватки чего-либо; вас здесь нет, чтобы получать меня. Это не потому, что вы пусты, а потому, что вы слишком полны, слишком полны собою. Для меня в вас нет места: слишком много мыслей, слишком много идей, слишком много идеологий. Кто-то является христианином, кто-то является индусом, кто-то является мусульманином, кто-то является джайном - так много болезней; это лишнее. И посреди всех этих болезней сидит король всех болезней — эго; возведенное на трон, коронованное. Это лишнее должно быть растворено.

Вы должны быть здесь бодрствующими, пустыми, откры­тыми, чтобы ветер, который дует здесь, проходил через вас без каких-либ о препятствий. Этот ветер сдул бы всю ту пыль, которую вы накопили за все свои жизни. Вы стали бы чистыми.

Поэтому помните: если вы задаете такие вопросы, значит, вы считаете, что вы должны делать что-то, что вы не делаете, вы считаете, что что-то упускаете. Нет, вы делаете что-то, что делать не нужно. Слушая меня, вы думаете - это лишнее. Слушая меня, только слушайте. Здесь нет никакой необходи­мости думать, потому что я не излагаю здесь никаких фило­софий. Я просто констатирую некоторые факты. Эти факты не являются гипотетическими; э то факты моей реализации. Я пришел увидеть что-то, что хотел бы дать вам. Но это возможно только тогда, когда вы слушаете не думая. Когда я говорю «не думайте», я не имею в виду, что вы должны слепо принимать все, что я говорю. Нет, я просто говорю: « Просто слушайте; нет необходимости верить в это; нет необходимости не верить в это». Не ставьте эту проблему именно сейчас. Просто слушайте, чтобы вы могли понимать, что я говорю. Позже вы сможете подумать об этом и решить, быть или не быть рядом со мной. Это решение возможно лишь в том случае, если вы правильно слушаете.

И как вы можете решать, если вы не слушали меня? В том и красота, что если вы слушали правильно, факт сам по себе имеет некоторое качество: уж если он вошел в вас, вы не сможете отвергать его, вы не сможете быть против него. Факт имеет свойства самоочевидности. Он не нуждается в аргумен­тах и доказательствах. Он содержит в себе истину. Раз вы слушаете, вы можете почувствовать, что истина внутри вас. Просто слушайте меня, и тогда не будет необходимости думать об этом. Вы в состоянии будете видеть истину, а истина освобождает.

Я не могу освободить вас; никто не может освобо­дить вас; только истина может освободить вас. И истина должна быть увидена вами. Я могу видеть ее, я могу говорить вам о ней. Тысячами способов могу я показывать ее вам, но это бесполезно, если вы не открыты, если ваш горшок перевернут вверх дном, если вы не слушаете. Если я говорю, а вы одновременно думаете о том, о чем я вам говорю, если вы выступаете как комментаторы на игре в крикет и все время комментируете - «Да, это правильно, а это - неправильно; этому я не могу поверить; это идет вразрез с моей философией; я христианин, то, что говорит этот человек, является антих­ристианским; это не написано в Библии», - если вы все время комментируете, то, комментируя, вы упускаете меня. Тогда вы можете слушать отдельные части и фрагменты моих слов, и из этих частей и фрагментов вы можете создать нечто внутри себя, что не имеет ничего общего со мной.

Слушайте меня так тотально, как это возможно. Слушая меня, будьте полностью свободными, пустыми, чтобы не было никакого сопротивления. Я прохожу сквозь вас снова и снова; вы становитесь прозрачными для меня. Раз истина-семя попала в вас, то незачем беспокоиться - она прорастет сама собой. Она принесет обильные плоды. Она не нуждается в вашей помощи. Она нуждается только в одном: не препят­ствуйте ей. Вас не просят, помочь ей расти, вас просят лишь позволить ей упасть на правильную почву вашего сердца.

Пятый вопрос:

Должен ли человек сначала прийти к соглашению со своим собственным одиночеством, прежде чем войти во взаимоотношения с другими?

Да, вы должны в такой степени прийти к соглашению со своим одиночеством, чтобы ваше одиночество трансформиро­валось в уединенность. Только тогда вы сможете двигаться вглубь, обогащая взаимные отношения. Только тогда сможе­те вы углубиться в любовь. Что я имею в виду, когда говорю, что человек должен прийти к соглашению со своим одиночес­твом, превращающимся в уединенность?

Одиночество является отрицательным состоянием ума. Уединенность является положительной, независимо от того, что говорят словари. В словарях одиночество и уединенность выступают как синонимы - они и есть синонимы, но в жизни это не так. Одиночество является состоянием ума, когда вы постоянно теряете других, а уединенность является состояни­ем ума, когда вы постоянно восторгаетесь в самом себе. Одиночество - это страдание, уе диненность - это блаженство. Одиночество всегда беспокоится, упуская кого-нибудь, страс­тно желая чего-нибудь; уединенность является глубоким удовлетворением, не выходящим наружу, огромным доволь­ством, счастьем, празднованием. В одиночестве вы находи­тесь вне своего центра, в уединенности вы центрир ованы и укоренены. Уединенность прекрасна. В ней есть из ящество, благодать, атмосфера огромного удовлетворения. Одиночест­во - это нищенство; вокруг него - только попрошайничество. Вокруг него нет благодати. Оно, на самом деле, безобразно. Одиночество является зависимостью, уединенность - чистой независимостью. Человеку кажется, что он сам является всем своим миром, всем своим существованием.

Если вы вступите во взаимоотношения с другим челове­ком, когда вы испытываете одиночество, вы будете эксплуа­тировать этого другого. Другой станет средством для вашего удовлетворения. Вы будете использовать другого, а все оби­жаются, когда их используют, потому что никто не присут­ствует здесь для того, чтобы быть средством для кого-то другого. Каждый человек является целью сам по себе. Никто не предназначен для того, чтобы использоваться как вещь, все предназначены для поклонения подобно королям. Никто не находится здесь для того, чтобы удовлетворять чьим-то ожиданиям, все здесь только ради самих себя. Поэтому, когда вы движетесь из своего одиночества во взаимоотношения с другим, отношение уже разбито о скалы. Еще не начавшись, оно уже на мели. Еще не родившись, ребенок мертв. Это принесет вам еще больше страданий. И помните: когда вы выходите из своего одиночества, вы вступаете во взаимоотно­шения с человеком, который находится в том же состоянии, потому что никто, кто живет, на самом деле, в уединении, не будет привлечен вами. Вы будете намного ниже его. Он сможет всего лишь сочувствовать вам, но не любить вас. Тот, кто находится на вершине своей уединенности, может при­влекаться лишь к кому-то, кто также уединен. Поэтому всяки й раз, когда вы выходите из своего одиночества, вы находите человека того же типа; вы находите свое собственное отражение. Встретятся два нищих, встретятся два страдаю­щих человека. И помните: когда встречаются два страдаю­щих человека, это не сложение, это умножение. Они создают друг для друга много больше страданий, чем они могли бы сами иметь в своем одиночестве.

Сначала станьте уединенным. Сначала начните полу­чать удовольствие от самого себя. Сначала станьте таким подлинно счастливым, что не будет иметь никакого значения, если никто и не придет к вам; вы полны, переполнены. Если никто и не постучится в вашу дверь, то все равно все в порядке — вы ничего не упускаете. Вы и не ждете, что кто-то придет и постучит в вашу дверь. Вы дома. Если кто-то придет к вам - хорошо, прекрасно. Если никто не придет - тоже хорошо и прекрасно.

Тогда вы можете идти на отношения с другими. Теперь вы можете делать это как хозяин, а не как раб, как император, а не как нищий. И человек, который живет в своей уединен­ности, всегда будет привлекаться другим человеком, который тоже прекрасно живет в своей уединенности, потому что подобное привлекает подобное. Когда встречаются два хозяина - хозяева своего бытия, хозяева своей уединенности, - счастье не просто складывается, но умножается. Это стано­вится грандиозным празднованием. И они не эксплуати руют друг друга, они делятся друг с другом. Они не используют друг друга. Скорее наоборот, они оба становятся единым целым и наслаждаются существованием, которое окружает их.

Два одиноких человека всегда обращены лицом друг к другу, находятся друг против друга. Два уединенных челове­ка объединяются, совместно глядя на что-то, более высокое, чем они . Я часто привожу такой при мер: два обычных любовника, которые оба одиноки, всегда смотрят в лицо друг другу; два истинно любящих человека в полнолунную ночь не будут смотреть друг на друга. Они могут держаться за руки, но они лицом будут обращены к полной луне в небе. Они не будут смотреть друг на друга, они оба будут смотреть на что-то другое. Иногда они будут вместе слушать симфонию Моцарта, или Бетховена, или Вагнера. Иногда они будут вместе сидеть под деревом, и наслаждаться великолепным бытием дерева, обволакивающим их. Иногда они могут сидеть возле водопада, слушая рождающуюся здесь дикую музыку. Иногда, сидя на берегу океана, они могут вместе смотреть в самую далекую точку, которой только может достичь взгляд. Когда же встречаются два одиноких челове­ка, они смотрят друг на друга, потому что они все время в поиске путей и средств для эксплуатации др уг друга: как использовать другого, как быть счастливым за счет другого. Но два человека, которые внутренне глубоко удовлетворены, не стараются использовать друг друга. Они, скорее, становят­ся попутчиками; они отправляются в совместное паломничес­тво. Цель высока, цель далека. Их объединяет их общий интерес.

Обычно общим интересом является секс. На короткое время секс может объединить двух случайно встретившихся людей, но это поверхностное явление. Настоящие любящие имеют больший общий интерес. Это не означает, что секса между ними не будет; он - мо жет быть, но как часть более высокой гармонии. Слушая симфонию Моцарта или Бетховена, они могут подойти так близко друг к другу, так близко, что начнут «заниматься любовью». Они могут заниматься любовью друг с другом, но в контексте более высокой гармонии симфонии Бетховена. Реальной является симфо­ния; любовь случается как часть ее. И когда любовный акт случается сам собой, когда о нем не думали, не искали его, когда он просто случился как часть более высокой гармонии, тогда он имеет совершенно другое качество: он божественен, он больше не является человеческим.

Слово « счастье (happiness)» произошло от скандинавско­го слова « hap». Слово « случаться (happen)» также произошло от того же самого скандинавского корня. Счастье - это то, что случается. Вы не можете создать его, вы не можете управлять им, вы не можете использовать по отношению к нему силу. Самое большее, что вы можете устроить, - это быть доступ­ным для него. Когда оно случится, оно случится.

Два истинно любящих всегда доступны для счастья, но они никогда не думают о нем, никогда не пытаются найти его. Они создают ситуацию. На самом деле, если вы счастливы с самим собой, то вы уже являетесь ситуацией, и если другой также счастлив сам с собой, то он также является ситуацией. Когда эти две ситуации сближаются, возникает еще большая ситуация. В этой большей ситуации многое случается, - но ничего специально не создается.

Человек не должен что-либо делать для счастья. Он должен только плыть по течению, он должен расслабиться, он должен быть в состоянии всеприятия.

Итак, был вопрос: должен ли человек перед тем, как вступать в отношения с другим, прийти к соглашению со своим собственным одиночеством? Да, безусловно, да. Так и должно быть, иначе вы будете разочарованы, и под именем любви будете совершать нечто, что совершенно любовью не является.

Последний вопрос:

Бхагаван, я чувствую, как Ваша благодать расплавляет меня. Я люблю Вас, мой Учитель.

Это от Анупы.

Это не вопрос. Настоящий вопрос никогда вопросом не является, это утверждение. Это утверждение состояния бы­тия Анупы в настоящий момент. Я тоже чувствую, что он плавится, но это только начало.

Не концентрируйте на этом свои мысли, иначе плав­ление прекратится. Позвольте этому процессу продол­жаться. Продолжайте плавиться и помните, что вас ожи­дает еще большее. Всегда помните, что это всегда начало, это никогда не конец. У этого, на самом деле, нет конца.

Жизнь - это такое таинство: у него есть только начало, но нет конца.

Поэтому продолжайте плавиться, зная, что придет еще большее. Никогда не удовлетворяйтесь достигнутым. Благо­душное удовлетворение может стать самоубийством. Часто наступают моменты, когда человек чувствует, что на большее он не способен. Человек подходит к вершине и чувствует: «Как сейчас возможно еще большее?» Всякий раз, когда в вашей голове возникает мысль о том, что большее невозмож­но, вспоминайте обо мне. Большее всегда возможно. Не бывает такой ситуации, когда большее невозможно. Именно поэтому мы говорим, что Бог бесконечен: вы входите в него, но никогда не достигаете его. Позвольте мне повторить это: вы входите в Бога, но никогда не достигаете его. Вы можете утонуть в нем, но вы никогда не сможете сказать, что познали его. Он так обширен, так бесконечно обширен, что человек является крошечной кап лей по сравнени ю с ни м.

Продолжайте плавиться и всегда помните, что на подхо­де нечто большее.

Беседа 7

Эго - это Иуда

27 декабря 1975 года, Пуна

Евангелие от Матфея, глава 26

47. И, когда еще говорил Он, вот Иуда, один из двенадцати, пришел, и с ним множество народа с мечами и копьями, от первосвященников и старейшин народных.

48. Предающий же Его дал им знак, сказав: Кого я поцелую, Тот и есть, возьмите Его.

49. И, тотчас подойдя к Иисусу, сказал: радуйся, Равви! И поцеловал Его.

55. В тот час сказал Иисус народу: как будто на разбойника вышли вы с мечами и копьями взять Меня; каждый день с вами сидел Я, уча в храме, и вы не брали Меня.

56. Сие же все было, да сбудутся писания пророков. Тогда все ученики, оставив Его, бежали.

Евангелие от Матфея, глава 27

1. Когда же настало утро, все первосвященники и старейшины народа имели совещание об Иисусе, чтобы предать Его смерти;

2. И, связав его, отвели и предали Его Понтию Пилату, правителю.

11. Иисус же стал пред правителем. И спросил Его правитель: Ты Царь Иудейский? Иисус сказал ему : ты говоришь.

12. И когда обвиняли Его первосвященники и старейшины, Он ничего не отвечал.

13. Тогда говорит Ему Пилат: не слышишь, сколько свидетельствуют против Тебя?

14. И не отвечал ему ни на одно слово, так что правитель весьма дивился.

Один человек, путешествуя по диким местам, встретил группу зверей, проводивших состязание в красноречии. Судьей был лев, который пригласил человека присоединиться в качестве зрителя. Человек принял приглашение.

Встал лис и произнес гладкую и умную речь. Если изложить его речь в двух словах, то он утверждал, что луна больше, чем солнце.

Следующим выступающим был слон, чей голос звучал мощно и авторитетно. Его речь включала в себя мысль: «Лето холоднее, чем зима».

З атем выступал тигр, красноречие которого очень впечатлило всех. Одним из его утверждений было: «Река течет вверх по склону».

Наблюдавший все это человек заметил льву: «Они все прекрасные ораторы. Однако я озадачен. Все они высказыва­ют утверждения, которые заведомо ложны. Но не только это: аудитория тоже или не замечает этого, или ей все равно. Почему ваши ораторы высказывают ложные утверждения?»

«Это просто дурная привычка, не беспокойтесь, - сказал лев, - но а удитория больше интересуется представлением, чем просвещением или просветлением. И еще, если вы не возражаете, я бы заметил, что мы переняли эту плохую привычку у вас, у людей».

Священники, политики: они великие, превосходные ораторы; они великие мыслители, они ткут и прядут очень сложные теории и философии, но они не являются искренни ми по отношению к религии. Религия, в лучшем случае, - это их професс ия. А аудитория не интересуется просветлением, она ищет увеселений. Идете ли вы в кино или в театр, на танцы, в церковь или в храм, вы всегда интересуетесь одним и тем же: вы ищете место, где вы можете забыть самого себя. Вы ищете развлечений».

Просветление - это нечто совершенно противоположное. Вы должны будете найти место внутри себя, где становится невозможным забыть себя; где, даже если вы и захотите, забыть себя невозможно; где процесс вспоминания самого себя становится постоянным пламенем.

И здесь быв ают ситуации, когда люди, подобные Иисусу, вызывают неприятности. Они не являются великими оратора­ми. Они не интересуются теориями, и они не собираются никого развлекать. Они не профессионалы. Они не используют рели­гию в своих собственных целях. Они искренние люди — они искренне заинтересованы в том, чтобы помочь людям, чтобы создать ситуацию, в которой человек может реализовать себя. Неприятности имеют место потому, что здесь же присутствуют и профессионалы; здесь уже есть священники и политики.

Всякий раз, когда в мир является человек, подобный Иисусу, священники и политики настораживаются. Это опас­но для них. Если Иисус преуспеет, они будут отброшены, вырваны с корнем. Всё их учреждение, вся их организация рухнет. Если организация должна оставаться, то Иисус до­лжен быть уничтожен.

Это первое, что следует понимать, потому что так всегда было, так есть сейчас, так будет всегда. История все время повторяется, и не потому, что есть какой-то закон природы, согласно которому история должна повторяться, а потому, что человек не меняется. Человек остается тем же самым. Он снова и снова ведет себя одним и тем же образом. Вы здесь, со мной; многих священников беспокоит это, многих политиков беспо­коит это. Почему они должны беспокоиться? Это не их дело, - но это их дело. Самой их основой является то, что религия не должна становиться искренним поиском. Она должна оставаться, в лучшем случае, поверхностным развлечением; в лучшем случае, хорошими манерами, этикетом. И они боятся, потому что если кто-то, подобный Иисусу, заявит о себе, то само присутствие Иисуса породит в них глубокое чувство собственной неполноценности. Это не значит, что Иисус будет стремиться унизить их; Иисус даже не осознает этого. Он даже не думает об этом. Но само его присутствие... солнце утром встает, и звезды исчезают. Когда присутствует Иисус, священ­ники начинают исчезать. Политики в затруднении; они не могут сохранить почву под своими ногами.

Я слышал прекрасную историю о неком докторе Базби. Это был великий школьный учитель, очень изв естный в Англии директор школы. Даже король интересовался им. И однажды король приехал навестить Базби в его школе. Королю показывали школу. Доктор Базби шел впереди из комнаты в комнату, не снимая шляпы, а Его Величество благодушно следовал за ним, держа свою шляпу в руках. Люди, которые прибыли вместе с королем, были несколько обеспокоены этим: «Не является ли этот директор школы слишком эксцентричным? Он не проявляет никакого уваже­ния к королю; он даже не снимает своей шляпы». Даже короля немного беспокоило это, но он ничего не говорил.

Когда они уже расставались в дверях, доктор с величай­шей смиренностью обратился к королю: «Я надеюсь, что Ваше Величество простит мне отсутствие проявления должного ува­жения к вам, но если мои мальчики поймут, что в королевстве есть более великий человек, чем я, то я никогда уже не смогу управлять ими. Пожалуйста, простите меня». Он сказал: «Они должны знать, что даже король не является более великим, чем их директор школы. В противном случае с ними больше невозможно будет справиться».

Это то, что происходит, когда Иисус идет по земле: политики, священники начинают бояться. Они не могут поз волить, чтобы простой человек понял, что существуют еще б ольшие возможности, что возможны еще более великие люди . В противном случае с ними больше невозможно будет справиться. Поэтому Иисус д олжен быть распят. Он должен быть уничтожен, прежде чем люди смогут хорошо понять, «кто здесь хозяи н».

Послушайте сутру.

И, когда еще говорил Он, вот Иуда, один из дв енадцати, пришел, и с ним множество народа с мечами и копьями, от первосвященников и старейшин на родных.

Иуда был любимым учеником Иисуса. Он предал его. Только любовь может предавать, потому что для того, чтобы предать кого-то, вы должны приблизиться к нему. Помните об этой сложности любви: когда вы любите кого-нибудь, вы одновременно и ненавидите его, потому что любовь требует полной самоотдачи, а эго сопротивляется. Любовь требует, чтобы вы были потеряны, чтобы вы стали единым целым со своей любимой, со своим любимым, со своим Учителем, со своим другом, со своим Богом. Любовь требует, чтобы вы исчез ли, а эго сопротивляется, оно начинает бороться против этого. Иуда есть не что иное, как олицетворение эго. И помните: Иуда существует в каждом из вас; в каждом эго является Иудой.

Позвольте мне повторить это снова. Все двенадцать учеников Иисуса, з а исключением Иуды, были простыми людьми . Они были необразованными людьми, обыкновенными людьми , при земленными людьми. Вы бы не выделили и х в толпе. Они бы затерялись в ней. Только Иуда не был обыкно­венным человеком. Он был искушенным в житейски х делах, образованным, культурным, извращенным: это и есть эго. Эго есть не что иное, как извращение. Эго - это не что иное, как часть вас, ставшая в вас необыкновенной. Когда вы любите, вы станови тесь обыкновенным.

Помните: люди, которые очень эгоистичны, всегда про­ти в любви. В Индии вы найдете и х в монастырях, в Гималаях. Очень эгоистичные люди против любви. Они могут говорить, что они живут в мире, в мире любви, чтобы искать и найти Бога. Они никого не обманывают, кроме самих себя; пока ваша любовь не станет огромной, вы не можете искать Бога. Находясь среди Гималайских вершин, они ищут только свое собственное эго. Бога нужно искать в любви, потому что Бога следует искать в вашем собственном распятии; когда эго исчезает, появляется Он.

Наблюдали ли вы в себе, что, когда вы входите в любовные отношения, в вас возникает некоторое беспокойство? Вы плене­ны, очарованы. Вы хотели бы еще больше углубиться в это, но часть вас начинает испытывать беспокойство. Посмотрите на эту часть - это Иуда. Эта часть говорит: «Что ты собираешься делать? Отказаться от самого себя? Что ты собираешься делать? Стать обыкновенным?»

Ничто не является более обыкновенным, чем любовь. Любовь - это нечто очень земное. Нет ничего более естествен­ного, чем любовь. Никому не нужно учиться ей; все рождают­ся, уже зная ее. Любовь везде и во всем. Все существование трепещет от любви. Любовь - это само биение жизни. Любовь является очень естественной, очень обыкновенной.

Эго является неестеств енным, необыкновенным: вы хо­тите чувствовать себя выше других, вы хотите быть короно­ванным. Вы не желаете принадлежать земле, потому что все принадлежат земле. Вы желаете быть чем-то особенным, кем-то особенным - это и есть Иуда.

Чтобы предать, нужно сначала любить.

Иуда любил Иисуса, но не мог любить его тотально. В этом проблема: если вы любите, но не можете любить тотально, то вы можете предать в любой момент, потому что та часть, которая еще не любит, всегда будет находить способы и средства для бунта, для того, чтобы выступить против. Вследствие этого предательства Иисус был распят. На следу­ющий день Иуда совершил самоубийство. Это тоже очень глубокое, очень многозначительное иносказание. Почему он совершил самоубийство на следующий день? Потому что был потерян смысл жизни - все эго было настроено против Иисуса.

Он любил Иисуса, но только одной своей частью, а другая часть сражалась с ним. Теперь, когда Иисуса распяли, та часть, которая сражалась, исчезла. Теперь в жизни не было смысла; он не мог снова найти человека, подобного Иисусу, которого он мог бы ненавидеть и любить, против кого он мог бы сражаться. Раз Иисуса не стало, жизнь Иуды потеряла смысл. Раз Иисус ушел, все существование Иуды стало пустым. Он совершил самоубийство. В его жизни был смысл, связанный с Иисусом; он любил и ненавидел этого человека. С одной стороны, он любил его, с другой - ненавидел.

Иуда означает того, кто разделен внутри себя. Иуда означает того, кто расщеплен, кто шизофреничен. Иуда - это не просто имя конкретного человека, который предал Иисуса; Иуда - это болезнь. Иуда - это психологическое расщепление.

Поэтому, слушая эти сутры, всегда помните, что вы можете быть Иудой, но вы можете быть и Иисусом. Если расщепление исчезает, вы - Иисус. Если расщепление продол­жает присутствовать, вы остаетесь Иудой. Между Иудой и Иисусом расстояние небольшое, и это расстояние связано с разделением. Вы разделены в вашей любви - тогда вы Иуда. Вы не разделены в любви - тогда вы Иисус.

И, когда еще говорил Он, вот Иуда, один из дв енадцати, пришел, и с ним множество народа с мечами и копь ями, от первосвященников и старейшин народных. Предающий же Его дал им знак, сказав: Кого я поцелую. Тот и есть, возьмите Его.

Очень символично - предательство Иисуса при помощи поцелуя - поцелуя смерти. Поцелуй, который мог идти от любви, я вляется орудием предательства. Тот же самый П оце­луй, который мог идти от любви, является орудием предатель­ства. Тот самый поцелуй, который мог быть жизнью, становит­ся частью смерти. Тот самый поцелуй, который мог быть эликсиром, амброзией, становится ядом. Поцелуй тот же самый, но качество, которое вы привносите в него, может сделать его либо амброзией вечной жизни, либо смертельным ядом.

Помните: жесты всегда одинаковы; только вы меняетесь позади них. Меняетесь только вы; жесты остаются теми же самыми. Но качество, стоящее за ними, меняется, потому что жесты - это просто сосуды; реальным является то, что вы вкладываете в них.

Иуда выбрал в качестве указующего признака поцелуй. Он сказал враждебной толпе: «Кого я поцелую. Тот и есть, возьмите Его». Он мог выбрать и какой-нибудь другой жест. В качестве указания можно было выбрать что угодно, так почему же поцелуй?

Часть его любила Иисуса; часть его любила Иисуса чрезвычайно. Не относитесь к Иуде очень строго. Христиане судят его очень строго. Имейте сострадание. Никогда не будьте очень строги к Иуде, потому что он скрывается и внутри вас. Не ненавидьте его за его предательство, потому что и вы сами имеете ту же самую склонность к предательству. Каждый человек склонен к тому, чтобы стать Иудой. Я говорю вам: будьте сострадательными к нему. Попытайтесь понять его. Почему он выбрал поцелуй? Он мог выбрать любой другой указатель.

Часть его действительно любила Иисуса, но другая часть ненавидела его. Это было отношение типа «любовь-ненависть». Это было и то и другое, это была дихотомия.

Помните: если ваша любовь есть не что иное, как проти­воположность любви, то в вас будет существовать ненависть. Есть и другое измерение любви, когда любовь является отсут­ствием ненависти, а не противоположностью ей. Я учу вас этой любви: любви как отсутствию ненависти. Основной проблемой является не то, как любить; основной проблемой является то, как понять ненависть и как избавиться от нее благодаря этому пониманию. Не скрывайте свою ненависть, не подавляйте ее; выносите ее наружу, избавляйтесь от нее. Прежде чем вы сможете любить реально и тотально, нужно избавиться от ненависти. Вы можете сделать очень простую вещь: вы можете спрятать ненависть и продолжать любить. Но нена­висть, которая скрыта позади любви, рано или поздно должна предать. Вы - Иуды, вы будете Иудами.

Пока Иуда не предал Иисуса, он сам не осознавал, что он делает. Он осознал это только тогда, когда Иисус был распят, когда он сам увидел, что он наделал. Лишь тогда он осознал это. Тогда он раскаялся и совершил самоубийство.

..К ого я поцелую, Тот и есть, возьмите Его. И, тотчас подойдя к Иисусу, сказал: радуйся, Рав ви! И поцеловал Его.

В тот час сказал Иисус народу: как будто на разбойника вышли вы с мечами и копьями взять Меня; каждый день с вами сидел Я, уча в храме, и вы не брали Меня.

Иисус всегда находился в толпе, на рыночной площади, в храме; он учил народ. Он сказал этим людям: «Почему вы пришли с мечами и копьями, как если бы вы пришли ловить разбойника? А я всегда был частью вас, я всегда жил среди вас, я учил в храме, так почему же вы пришли такой большой толпой посреди ночи с мечами, чтобы схватить меня, чтобы задержать меня? Почему? Вы могли схватить меня в любой день. Нет никакой необходимости в мечах. Вы хорошо знаете, что у меня нет никакого меча, чтобы сражаться с вами». Почему Иисус обращался к ним? Он не сказал Иуде ни единого слова. Это очень, очень многозначительно.

Ему нечего было сказать Иуде. Все, что могло быть сказано, было сказано. С Иудами он работал несколько лет, но, казалось, болезнь была неизлечимой. Казалось, что чем больше он старался изменить его, тем более упрямым он становился, тем больше он сопротивлялся. Казалось, что чем больше внимания ему уделялось, тем более эгоистичным он становил­ся. Он ни слова не сказал Иуде, но он обращался к массам, к толпе.

Почему эти люди пришли с мечами? Они боялись, боялись того, что они собирались совершить. Помните это, потому что прийти к Иисусу с мечом - бессмысленно, абсурдно. Он был простым человеком, который бродил повсюду, которого мог схватить кто угодно где угодно; слабое тело. С этим никогда не было никаких проблем. Почему с мечами? Постараемся понять.

Всегда, когда вы берете с собой меч, это не против кого-то; это только потому, что вы боитесь. Это из-за вашего страха. Они боялись. Они уже испытывали чувство вины за то, что собира­лись совершить. Эти мечи предназначались не против Иисуса, потому что они не были нужны против него. Эти мечи нужны были против их собственного чувства вины, против их собствен­ного страха, против их собственной трусости. Они хорошо знали, что им трудно будет смотреть в лицо Иисусу. Будет просто трудно посмотреть ему в глаза. А схватить его, отвести его в тюрьму казалось почти невозможным.

Они пришли с мечами, чтобы приобрести смелость, чтобы не бояться. Они пришли с мечами, чтобы не было необходимос­ти смотреть в глаза этому человеку. Его можно было схватить голыми руками где угодно. Он был абсолютно не защищенным. И эти люди хорошо его знали. Не было, на самом деле, и никакой необходимости в том, чтобы Иуда указывал на него. Все его знали.

Но священники тоже боялись, политики тоже боялись. Они тоже хотели переложить вину на кого-то другого, кто мог бы стать козлом отпущения на все последующие века. Они нашли Иуду. И тогда Иуда стал символом предательства. Получилось так, что виновником всего стал Иуда.

В тот час сказал Иисус народу: как будто на разбойника вышли вы с мечами и копьями взять Меня; каждый день с вами сидел Я, уча в храме, и вы не брали Меня. Сие же все было, да сбудутся писания пророков.

Это важный момент. В жизни Иисуса, или в жизни Кришны, или в жизни Будды этот момент является весьма важным. Они всегда говорят так, как будто играют роль в спектакле, как будто они просто играют, как будто земля - это большая сцена, а они являются просто исполнителями пророчеств.

Рассказывают, что до того, как родился Рама, великий поэт, Валмики, описал всю жизнь Рамы. До того как он родился! А потом родился Рама; он должен был следовать тексту Валмики, потому что, когда такой великий поэт что-либо пиш ет, ему нужно следовать. Что еще вам остается делать?

Может быть, все было и не совсем так, но эта история прекрасна. Она показывает, что жизнь - это спектакль: как будто он уже написан, а теперь всего лишь исполняется.

Иисус сказал этим людям: «Сие же все было, да сбудутся писания пророков». В старых писаниях было сказано, что именно так будет схвачен и распят мессия. Именно так мессия будет предан своим учеником. Иудой.

Что же говорит Иисус? Он косвенным образом говорит Иуде: «Не чувствуй себя виноватым по этому поводу. Это всего лишь исполнение пророчества. Ты не несешь ответ­ственности за это». В этом его любовь. Он снимает ответствен­ность с Иуды. Он говорит: «Не бойся, не испытывай чувства вины, не считай себя ответственным. Ты ничего не сделал. Ты просто инструмент в руках истории. Уже очень давно было предсказано, что один из моих учеников предаст меня. Ты всего лишь инструмент».

А вот что Кришна сказал Арджуне в Гите: «Не беспокой­ся. Ты вполне можешь сражаться в этой войне. Ты всего лишь инструмент; нимитта матра - ты не деятель. Деятелем всегда является Бог. Ты - всего лиш ь средство, которое он использует. Ты просто отдай себя в руки целого, и пусть все случается само по себе. Что бы ни случилось, пусть случается. Расслабься. Не будь таким напряженным в связи с этим».

То же самое имеет в виду Иисус, когда говорит: «Сие же все было, да сбудутся писания пророков». Он говорит Иуде: «Не беспокойся». Он говорит толпе: «Не бойтесь. Никто не делает ничего неправильного. Все в порядке, потому что так и должно было быть». Это прекрасный жест со стороны Иисуса.

Всего несколько дней назад я читал историю хасидского мистика Баал Шема. Однажды он сидел перед своим домом. Было, наверное, такое же холодное зимнее утро, как сейчас, и он грелся на солнышке. Подошел нищий. Он сказал нищему подождать и пошел в дом, чтобы что-нибудь найти для него. Но он ничего не нашел; у него ничего не было. Жена ушла к соседям, и он смог найти только кольцо жены, обручальное кольцо, которое он подарил ей. Он пришел с этим кольцом и отдал его нищему.

Когда жена вернулась и обнаружила пропажу, она спросила о ней мужа. Баал Шем рассказал ей, как все случилось: «Я искал, но ничего не мог найти».

Жена доставила ему немало неприятных минут. Она сказала: «Беги за ним! Схвати этого нищего. Это мое обру­чальное кольцо, оно очень дорогое - оно стоит почти сто золотых монет! »

Баал Шем побежал за нищим; за ним последовало много людей - «Что будет?» Они не могли поверить, что Баал Шем может сделать такое, но он ведь побежал за ним. На рыночной площади он нашел нищего. Он схватил его и сказал: «Подо­жди! Послушай меня! Это кольцо очень дорогое. За него можно получить почти сто золотых монет. Не позволяй никому обмануть тебя». И после этих слов он вернулся домой.

Вам трудно понять жест любви. Все соседи думали, что он собирается догнать нищего, чтобы отнять у него кольцо. Жена была очень счастлива, когда он побежал; она тоже так думала. Поскольку мы живем с сердцем, в котором любовь отсутствует, мы не можем понять жест любви.

Это выражение любви - слова Иисуса: «Сие же все было, да сбудутся писания пророков».

Помните: он не имеет в виду в точности то, что он говорит. Христиане одурачены этими словами. Они думают, что он имеет в виду ровно то, что говорит. Нет.

Существование - это свобода. Оно не определено заранее. Оно не имеет своего предназначения. Если бы оно имело предназначение, то весь его смысл был бы утерян. Жизнь - это не спектакль, но вы можете воспринимать ее как спек­такль. Если вы воспринимаете ее как спектакль, вы станови­тесь в ыше ее. Но помните: жизнь - это не спектакль, жизнь - это абсолютная свобода. Никто не может предсказать, что случится в следующий момент, потому что следующий мо­мент непредсказуем - он свободен и свеж. Если бы он был предсказуем, был бы утерян весь смысл существования.

Иисус не говорит, что он в ерит в судьбу. Иисус не утверждает, что жизнь является абсолютно определенным процессом. Тогда почему он говорит это: «Сие же все было, да сбудутся писания пророков»? Это жест любви. Он пытается создать ситуацию, в которой Иуда не испытывал бы чувства вины. Он создает ситуацию, в которой люди, которые пришли схв атить его и отвести в тюрьму, не чувствовали бы себя виноватыми. Он говорит, что так и должно быть, что это то, что случается независимо от людей; никто не виноват в этом. Он освобождает всех от вины. Это жест любви; огромная любовь к людям и забота о них.

Последние его слова на кресте были теми же самыми: «Отче, прости их, потому что они не ведают, что творят».

Сие же все было, да сбудутся писания пророков.

Тогда все ученики, оставив Его, бежали - один предал, остальные бежали. Быть учеником - действительно очень трудное дело.

Когда все шло хорошо, ученики были с ним. Но теперь все пошло не так. Иисуса схватили ; ученики начали исчезать. Они бежали. Это тот момент, когда решается, кто яв ляется учени ком. Иуда предал Иисуса, но другие, те, которые бежали, тоже предали его в определенном смысле. Их предательство было отрицательным, а предательство Иуды было положительным, но все они оказались предателями. Действи­тельно, трудно быть учеником, потому что когда все идет хорошо, все могут быть с Учителем, но когда дела начинают идти плохо, а ведь каждая вершина имеет рядом долину, после дня всегда следует ночь... даже для Иисуса наступила темная ночь. Днем вы можете быть с Иисусом, но ночью, когда вас окружает темнота и все вызывает страх, когда во всем скрывается смерть, тогда быть с Иисусом - это испыта­ние, это критерий того, действительно вы являетесь учеником или нет.

Я слышал одну прекрасную историю. Это реальный случай.

Вскоре после Второй Мировой войны начал восстанавли­ваться один почти разрушенный город в Англии. В одном из скверов старой части города стояла статуя Иисуса Христа с распростертыми руками, стоящая в позе приглашения. На пьедестале были выгравированы слова: «Приходи, ко мне». В процессе реставрации, в котором участвовали великие худож­ники и скульпторы, тело статуи было, в конце концов, восстановлено, но никаких фрагментов рук в окружающем мусоре найти не смогли. Были предложения сделать новые руки, потому что прежние невозможно было найти. Но общественность была против этого, что выражалось в словах: «Нет, пусть он будет без рук». Таким образом, сегодня в общественном сквере английского города восстановленная статуя Христа стоит без рук, и, вследствие этого, на пьедес­тале выгравированы такие слова: «У Христа нет рук, кроме наших рук».

Эти двенадцать рук предали его: одна положительно, одиннадцать - отрицательно. А у Христа нет других рук, кроме наших рук, потому что Христос - это бытие, чистое существование. И все, что должно делаться, должно делаться через нас, нашими руками.

В тот момент, когда Иуда предал его, а остальные одиннадцать сбежали, Иисус остался без рук - чистое сущес твование. Этот момент, фактически, и был моментом распя­тия. На следующий день не было ничего нового. В этот момент у Иисуса были отрублены - руки. В этот момент произошло реальное распятие. На следующий день произошло лишь повторение этого в более материалистическом смысле, но в духовном смысле Иисус уже был оставлен без рук.

Когда же настало утро, все первосвященники и старейшины народа имели совещание об Иисусе, чтобы предать Его смерти; И, связав его, отвели и предали Его Понтию Пилату, правителю.

Иисус же стал пред правителем. И спросил Его правитель: Ты Царь Иудейский? Иисус сказал ему: ты говоришь.

Иисуса совершенно не понимали, когда он говорил о царстве Божьем. Он никогда не говорил о царстве на земле. Когда он говорил: «Я есть царь иудейский», он никогда не имел в виду, что он воцарится на земле. Он утверждал нечто весьма символическое. Он утверждал, что он является цветом иудейского гения. Он утверждал, что он является сердцем еврейской нации. Он утверждал, что он является цветком еврейского дерева любви. Когда он говорил, что он является царем, он никогда не имел в виду, что он является царем политическим.

Но так всегда получается: вы вынуждены использовать язык тех людей, с которыми говорите, и сам этот язык, который должен быть средством общения, становится барь­ером по при чине неправильного пони мани я.

Люди понимали поверхностное значение его слов. Если бы они были в несколько большей гармонии друг с другом, если бы они были хоть немного более безмол вными , если бы они были хоть немного более склонными к медитации и молитве, они бы могли понять, что говорит Иисус.

Много раз я что-то говорил вам и немедленно чувствовал, что вы, должно быть, не пони маете меня. Я вынужден использовать слова. Вы слышите мои слова, вы не слыши те смысл эти х слов, потому что смысл - это бессловесная тень, которая следует за словами. Вы слышите слова и снабжаете их свои ми значениями. Мои значени я теряются.

Слова могут быть и мои ми, но смысл в ни х вложен ваш.

Однажды случилось такое: блуждающий в пустыне жаждущий путник уже отчаялся найти воду. Он неистово бродил от одной вершины холма к другой, в попытках обнаружить ручей, который должен был быть где-то побли­зости. Его глаза искали во всех направлениях, но безуспеш­но. Продираясь сквозь сухой кустарник, он споткнулся и упал. Изнуренный и удрученный, он так и остался лежать на земле. Не ощущая в себе энергии, не имея никакого стремле­ния двигаться дальше, не зная, куда идти, он остался, как мертвый лежать на земле, слушая окружавшую его тишину. Пустыня была абсолютно безмолвной. В ней не было ничего, кроме безмолвия. Внезапно он услышал какие-то звуки. Внезапно он услышал что-то новое. Это был слабый, но вполне определенный звук бегущей воды. Ободренный этим звуком, он пошел в том направлении и нашел источник чистой и прохладной воды.

Безмолвный, но бдительный ум может услышать первое слабое приглашение к обильному питанию и освежению.

Когда вы находи тесь рядом с человеком, подобным Иисусу, вслушивайтесь в его безмолвие, а не в слова. Если вы слушаете только его слова, вы должны не понимать его. Вслушивайтесь в его молчание, после каждого его слова следует молчание. На самом деле, люди, подобные Иисусу, говорят лишь для того, чтобы вы могли слышать их безмол­вие. Вы спросите: « Тогда почему он сначала говорит?» Если он не будет говорить, вы будете не в состоянии понять его молчание. Речь становится контрастом, слова становятся контрастом. Это все равно, что писать белым мелом на черной доске. Вы можете писать мелом на белой доске, но тогда будет невозможно прочитать, что написано.

Человек, подобный Иисусу, говорит; своими словами он создает черную доску, а своим безмолвием - мел. Забудьте про доску. Это только устройство, позволяющее внести безмолвие в ваше сердце, внести безмолви е в ваше сознание.

И спросил Его правитель: Ты Царь Иуд ейский? Иисус сказал ему: ты говоришь. « Я не говорю этого, - сказал он. - Я не говорил этого. Это ты сказал это. Если ты так говоришь, пусть так и будет».

И когда обвиняли Его первосвященники и старейшины. Он ничего не отвечал.

Это тоже нужно понять. Он отвечал Пилату; он, по крайней мере, сказал: «Ты говоришь». Но когда первосвя­щенники и старейшины задавали ему сотни вопросов, он ничего не отвечал им. Почему?

Понтий Пилат был чужеземцем. Можно иногда погово­рить с чужеземцем. Очень трудно говорить с людьми, которые думают, что знают вас, которые считают, что знакомы с вами; они уже знают вас. Они будут интерпретировать вас по-старому, они будут понимать вас по-своему. Пилат был совершенно чужим человеком. Он был римским губернато­ром, он не был иудеем. Ему не было никакого дела до иудейской религии. Иисус посмотрел на губернатора и ска­зал: «Ты говоришь». Возможно, он был способен понять Иисуса. И история утверждает, что Пилат очень сочувствовал Иисусу. Он немного понимал его. Будучи чужеземцем, он способен был понять этого человека. Во всяком случае, он мог смотреть на него без каких-либо предубеждений. Это его не касалось: он не был иудеем, он не был священником, он был иностранцем. Он мог смотреть на этого человека прямо, без тумана в голове. Он сочувствовал этому человеку. Этот человек казался абсолютно невинным. На самом деле, Пон­тий Пилат хотел освободить этого человека.

В этот день вместе с Иисусом должны были быть распяты еще два человека: два разбойника. И был такой обычай, что люди могли просить, чтобы один из них был освобожден. Губернат ор мог освободить одного человека, и он надеялся, что они будут просить об освобождении Иисуса. Он даже намекал об этом; он послал старейшинам и священникам сообщение, в котором говорилось: «Было бы хорошо, если бы Иисуса можно было освободить. Этот человек кажется невин­ным». Они же попросили, чтобы освобожден был один из разбойников, а не Иисус.

Разбойник, убийца, был освобожден, а абсолютно невин­ный человек был убит. Человек, разбойник, который был освобожден, сам стал учеником Иисуса. Видя невинность этого человека, он не мог поверить, что его самого могли отпустить. Он не заслуживал этого. Само это явление изме­нило его жизнь.

И когда обвиняли Его перв освященники и старейшины, Он ничего не отвечал. Тогда говорит Ему Пилат: не слышишь, сколько св идетельствуют против Тебя? И не отвечал ему ни на одно слово, так что правитель весьма дивился.

Почему губернатор удивлялся молчанию Иисуса? Его молчание было весьма красноречивым. Его молчание было очень и очень выразительным. То, что он безмолвствовал, показывало многое, о чем нельзя было сказать. Когда человек чувствует себя виноватым, он начинает защищаться; это естественно. Когда вы чувствуете, что вы не правы, вы начинаете спорить; это естественно. Когда вы чувствуете, что что-то идет не так, вы пытаетесь дать этому объяснение; это естественно.

Если вы на самом деле невинны, то к чему защита, споры, объяснения? Если вы действительно невинны, то только молчание может что-то сказать. Слова не помогут. Пилат, губернатор, видел в своей жизни много преступников, и все они спорили, защищались.

Я слышал одну историю: однажды один из великих русских царей, Петр, отправился проведать свою тюрьму. Обычно он посещал тюрьму раз в год; он мог при этом освободить кого-нибудь. Если ему хотелось освободить кого-то, никто не мог возразить ему. Итак, он ходил из камеры в камеру, а все преступники, великие преступники, убийцы, говорили ему: «Сэр, мы невиновны. Мы сидим здесь неспра­ведливо. Это сделал кто-то другой. Сжалься над нами !»

Только один человек, который обвинялся в убийстве и был приговорен к пожизненному заключению, сказал: « Сэр, я преступник. Я совершил убийство. И я не думаю, что даже пожизненное заключение будет достаточным для меня н ака­занием! Я чувствую себя виноватым! »

Петр сказал: «Немедленно освободите этого мошенника; он испортит других. Все невинны, кроме этого мошенника». Этот человек был немедленно освобожден.

Невинность все принимает. Чистая невинность ничего не отвергает, ничего не принимает. Если вы преступник, то весь ваш ум будет работать над тем, чтобы избавиться от причастнос­ти к преступлению. Если вы принимаете его, вы уже вне него. Но Иисус вовсе не был преступником. Он не совершал никакого преступления. Он был чистейшей душой, когда-либо бывшей на земле. Ему нечего принимать, нечего отвергать - в этом смысл его молчания.

Так что правитель весьма дивился... он никогда не видел такого молчаливого человека; настолько близкого к смерти и настолько спокойного; настолько близкого к смерти и такого расслабленного; настолько близкого к смерти и не защищающе­го себя; настолько близкого к смерти и не пытающегося никоим образом спасти себя - такого самоотреченного.

И не отв ечал ему ни на одно слово, так что правитель весьма дивился.

Иисус преуспел как бунтарь; он потерпел поражение как революционер. Если вы спросите будд, они скажут, что он преуспел; если вы спросите обыкновенных людей, они скажут, что он по терпел неудачу.

Великая толпа собралась в день его распятия, чтобы посмотреть, не совершит ли он какое-либо чудо. Они шли домой разочарованными. Никакого чуда не произошло, совер­шенно никако го чуда. Он умер тихо, как умер бы любой обычный человек. Не было никакого отличия, совершенно никакого отличия от других людей.

Но мне хочется сказать вам: дарите цветы бунтовщикам, потерпевшим неудачу, потому что все успешные революционе­ры всегда предаю т революцию.

Каждая революция была революцией, которую предали. Только бунт, который полностью провалился, является насто­ящим бунтом, потому что для того, чтобы оказаться успеш­ным, ему нужно было бы использовать все возможные спосо­бы. А использование этих способов и означает поражение. Иисус умер смиренным человеком, в полном самоотречении, без какой-либо власти; в этом и заключается его успех.

Церковь потерпела неудачу, потому что она преуспела в том, чтобы стать великим учреждением, великой организа­цией. Сегодня христианская церковь является самой большой организацией на земле. Форды и Рокфеллеры, Морганы и Карнеги - ничто по сравнению с ней; сегодня христианская церковь является крупнейшим бизнесменом на земле. Другие великие компании очень малы по сравнению с нею. Это всемирное учреждение. Церковь преуспела и потерпела неуда­чу; Иисус потерпел неудачу - и преуспел.

Отдавайте свои цветы бунтовщикам, которые потерпели неудачу, потому что это настоящие бунтовщики.

Бунтовщик остается личностью; другого пути нет. Он цветет, он распускается - и исчезает. Он не оставляет никаких следов своего успеха. На самом деле, нет никаких доказа­тельств, показывающих, что Иисус вообще существовал; кро­ме Евангелий, которые являются христианскими документа­ми, нет никаких других доказательств, что он когда-либо существовал. Он больше нигде не упоминается. Как могло так случиться, что такое грандиозное событие не оставило никаких следов?

Чем больше явление, тем меньше следов в истории. Чем больше явление, тем меньше следов во времени. Он преуспел в вечности; он потерпел неудачу во времени. Тот, кто преуспел во времени, потерпел неудачу в вечности.

Отдайте свои цветы тем бунтовщикам, кто потерпел неуда­чу...

А Иисус потерпел самую грандиозную в мире неудачу. Он проиграл грандиозно, он проиграл прекрасно. Он кульминация неудачи, ее вершина, потому что он бунтарь, а не революцио­нер. Ленин преуспел, Ганди преуспел, Мао преуспел; это революционеры, а не бунтари. Все они предали революцию. Раз бунт становится революцией, он всегда на пути к предательст­ву.

Если вы действительно желаете быть бунтовщиком, - а это единственный способ быть религиозным человеком, - тогда вы должны оставаться в одиночестве. Тогда вы должны быть оди ноким пламенем посреди окружающей вас темноты; без какой-либо организации, без какого-либо учреждения. Вы должны жить уединенно. Только Бог является вашим собесед­ником, больше никто. И так тоже неправильно говорить, потому что Бог является не собеседником, а самой вашей внутренней сущностью.

Беседа 8

Все небо принадлежит вам

28 декабря 1975 года, Пуна

Первый вопрос:

Вы сказали, что мы ст радаем из-за эго. А потом вы также сказали, что эго не существует. Мое страдание является реальным. Как оно может быть вызвано чем-то нереальным, тем, что не существует?

Вы можете страдать во сне, вы можете страдать в ночном кошмаре. Пока сон продолжается, страдание кажется вполне реальным. Но когда вы просыпаетесь, вы знаете, что страда­ния не были реальными, но даже тогда вы знаете, что вы страдали. Вы все еще можете быть покрытым испариной, вы все еще можете дрожать из-за этого кошмара. Ваше сердце все еще может биться чаще, чем обычно. Проснувшись, вы знаете, что все это было просто сном, но вы все еще страдаете. Даже сейчас, когда вы проснулись, все еще ощущается какое-то похмелье. Остается какое-то последействие.

Вы страдаете из-за эго, которое не существует. На самом деле, вы страдаете из-за того, что оно не существует, а вы все время думаете, что оно существует. Если вы верите во что-то, чего нет, то вы должны страдать, потому что вы всеми возможными способами будете стараться почувствовать, что оно существует. Но оно не может существовать. Просто понаблюдайте; когда вы страдаете, просто понаблю­дайте: где болит? Вы всегда обнаружите, что это болит « я», это болит эго.

Вы хотели бы прожить жизнь, в которой не было бы страданий, но такая жизнь невозможна, если вы все время несете с собой свое эго. Вы не можете создать вокруг себя такую жизнь, чтобы страдания исчезли. Если вы несете с собой эго, вы снова и снова будете наталкиваться на некоторую реальность, ко­торая будет ударяться о нечто нереальное. Всегда, когда будет столкновение между реальным и нере­альным, нереальное будет вызывать страдание.

Мне рассказывали один забавный случа й из жизни очень великого человека - Оскара Уайльда. На каком-то из юбилеев его попросили написать список ста лучших книг. «Боюсь, - сказал он, - что это будет невозможно». «Почему?» - спросили его. Он ответил: «Потому что я написал всего пять книг».

Вы все время смотрите на жизнь с одной-един-ственной точки зрения - своей. Человечество привы­кло считать, что земля является центром вселенной; а человек, конечно, является центром земли; а вы, конечно, являетесь центром человечества.

Я слышал об одном профессоре философии в парижском университете. Однажды он провозгла­сил: «Я - величайший человек в мире! »

Студенты рассмеялись: он был бедным профес­сором. Но поскольку он сказал это, он должен был иметь что-то в виду. Поэтому его попросили: «Вы логик, докажите это, пожалуйста».

Он принес в класс карту мира и спросил студен­тов: «Какая страна является величайшей в мире? Можете ли вы сказать, можете ли вы показать ее?» Они все были французами, поэтому величайшей страной оказалась Франция.

Потом он сказал: «Итак, весь остальной мир нас не интересует. Если я смогу доказать, что я величайший человек Франции, то этого будет достаточно».

Они сказали: «Это кажется логичным». Но теперь они начали ощущать некоторое беспокойство.

Он сказал: «А какой город является величайшим во Франции?»

Они все были парижанами, и, конечно, этим городом оказался Париж. Они еще больше обеспокоились.

А потом он спросил: «А какое место в Париже является наиболее великим и священным?»

Конечно, это был их университет.

«А какой самый главный факультет в университете?»

Конечно, это был факультет философии.

И он закончил: «А я являюсь деканом факультета фи лософи и» .

Когда впервые было установлено, что земля не является центром вселенной, это чрезвычайно ранило человеческое эго. Церковь боролась с этим, потому что проблема была не только в земле. Проблема заключалась в человеческом эго: если земля не является центром вселенной, то и человек не может быть центром. И если земля — всего лиш ь отдаленное место в пространстве, а не центр существования, то человек может оказаться вообще случайностью. Так называемые религиозные люди боролись против этой идеи.

Старик Галилей был приглашен в суд, где от него требовали признаться в грехе: что он совершил ошибку, что он допустил ошибку. Он утверждал и доказал это, что не Солнце движется вокруг З емли, а Земля движется вокруг Солнца. Если З емля движется вокруг Солнца, значит, цент­ром является Солнце. Он сказал: «Я могу допустить, что я соверш ил ошибку, я признаюсь в этом, но я хочу сказать одно: признаю я это или нет - не имеет никакого значения. Земля движется вокруг Солнца. Она не изменит своего движения только потому, что Галилей попросил прощения. Вы готовы убить меня, поэтому я готов просить прощения. Я готов допустить, что я совершил ошибку, но это мое допуще­ние не поможет; Земля все равно будет двигаться вокруг Солнца, она не является центром вселенной».

Почему церковь была такой непреклонной? Этому есть причины, очень существенные причины: раз Земля не явля­ется центром, то и человек не является центром. Тогда вы исчезаете в обширности вселенной. Религиозные люди, на самом деле, должны быть благосклонными к этому, потому что они против эго. Но религиозные люди, действительно религиозные люди встречаются крайне редко.

Все усилия религии направлены на то, чтобы отбросить эго. Все ее усилия направлены на то, чтобы проникнуть в явление эго и увидеть его нереальность.

Эго нереально, но я знаю, ваши страдания реальны. Нереальное может вызывать реальные страдания; в этом нет никаких проблем. Потому что нереальное становится почти реальным, когда вы верите в него — вы верите в привидения, и привидения являются вам.

В моем городе, как раз около моего дома, растет очень старое дерево. Мое окно было как раз около этого дерева, а я не любил, чтобы люди ходили под моим окном, поэтому я распространил слух, что в дереве живет привидение. Посте­пенно это стало реальностью. Сначала люди смеялись, но даже в их смехе скрывался страх.

У меня был старый слуга, и я попросил его однажды, чтобы он забрался на дерево и, когда люди будут идти мимо, шумел там. Весь город признал, что слухи о привидении - правда. Моя семья знала, что мне нужна была абсолютная тишина о коло дерева, что я хотел, чтобы никто не ходил около дерева. Но постепенно и они стали бояться - «Кто знает?» Я сказал им: «Вы же знаете, что это всего лишь шутка! » Но они сказали: «Когда весь город верит в это и никто не ходит по этой тропинке ночью, и даже днем люди боятся... кто знает?»

Раз вы верите, нереальное становится реальным. Ваша вера делает его реальным: тогда оно ранит, тогда оно ранит почти так же, как и реальное. Это только вопрос веры. Человек является верующим животным. Во что бы вы ни верили, вы своей верой делаете это реальным. И вы сможете подойти к познанию реальности только в том случае, если вы отбросите все верования.

Помните: вы можете встретиться лицом к лицу с реаль­ностью только в том случае, если вы отбросите все верования, все свои представления о ней, если вы пойдете к ней обнажен­ным и пустым, не неся с собой никакой философии, никаких верований, ничего - отбросив даже веру в «Я есть». Это тоже вера. Идите пустым, невинным, не знающим ничего, и таинство раскроется перед вами; но не раньше. А эго - это одна из наиболее нереальных вещей; но человеку хочется верить в него, человеку хочется быть кем-то. Чтобы не быть никем, нужна большая смелость. Чтобы быть пустотой, нужна бесконечная отвага. Только Будда или Иисус - редкие человеческие существа — пришли к осознанию этой пустоты. И благодаря этой пустоте реализуется полнота жизни.

Второй вопрос:

Иногда я чувствую, что я не существую. Когда я вхожу в комнату, никто не видит меня. Когда я говорю, никто не слышит. Когда друг прикасается ко мне, я не являюсь твердым телом. Я ощущаю себя каплей ртути, убегающей сквозь пальцы. Как я могу потерять себя, если меня нет?

Это очень основательный вопрос. Мы рассмотрим его в несколько шагов.

Первое: никто не может видеть вас, за исключением вас самих, потому что другие могут видеть только вашу перифе­рию, но не вас. Они могут видеть ваше тело: они могут видеть ваши глаза, ваше лицо, но не вас. Вы скрыты глубоко за всем этим. Это все завесы; это все подобно облакам. Ваш свет, ваше пламя жизни скрыто глубоко позади. Никто не может про­никнуть в это; вы непроницаемы.

Кроме вас, никто не может видеть вас. Кроме вас, никто не может прикоснуться к вам. Кроме в ас, никто не может почувствовать, кто вы есть.

Люди могут двигаться вокруг вас, но только на перифе­рии; никто не может достичь в ашего центра. Вы также не можете достичь чьего-то центра. Внутреннее ядро является абсолютно конфиденциальным. Даже любовник не может проникнуть в него. Как бы глубоко вы ни любили, вы все равно не можете проникнуть в него.

В этом и заключаются страдания любящих: им хотелось бы проникнуть друг в друга, им хотелось бы войти макси­мально глубоко друг в друга, им хотелось бы встретиться и слиться друг с другом, чтобы стать единым целым, но все их усилия напрасны. Что бы они ни делали - все безуспешно. Все равно они остаются двумя сущностями. Все равно остается разделенность. Они могут забыть о том, что они разделены, но они не могут стать единым целым.

В этом страдание любви, ее горе, ее мучение, потому что любовь хотела бы стать единым целым. Любовь хотела бы потерять все разделения, все границы. Но снова и снова человек наталкивается на границу, на ограничение.

Таким образом, это является первым основным фактом, который следует понять: за исключением вас самих, никто не может проникнуть в в ашу интимную внутреннюю часть. В этом разница между камнем и вами. Можно проникнуть до самого центра камня; у него нет интимной внутренней части. В этом различие между материей и сознанием.

Материя не имеет интимной части; сознание имеет тайную интимную часть. Материю можно понять снаружи, потому что она не имеет внутренней части. В материи нет ничего подобного внутренней части; в ней все является внешним. В случае сознания все совсем наоборот: все явля­ется внутренним и ничто - внешним.

Сознание - это бесконечная внутренняя субстанция.

Сознание является глубиной, материя - поверхностью. Материя подобна волнам в океане; вы, сознание, являетесь глубинами океана. И в эту внутреннюю часть невозможно проникнуть, потому что, если вы проникнете в нее, она перестанет быть интимной; она станет объектом. Она не будет больше внутренней, она стала внешней. Если кто-то может увидеть вас, вы сводитесь к объекту, к вещи. Вы тогда больше не человек. Постарайтесь понять это. Вот почему, если кто-то смотрит на вас, если кто-то пристально смотрит на вас, вам становится неспокойно.

На хинди мы называем таких людей луча. Это слово означает того, кто пристально смотрит на вас. Слово лу ча происходит от слова лочан; лочан означает глаза. Тот, кто все время смотрит на вас, совершает изнасилование, нарушает границы. Он не является цивилизованным человеком. Он нецивилизованный, некультурный.

Есть некоторый предел, временной предел; психологи установили, что он составляет около трех секунд. Если в течение трех секунд вы смотрите на кого-то, нет никаких проблем - это просто случайный взгляд. Два прохожих, идущих по дороге, могут смотреть друг на друга в течение трех секунд. В этих пределах это случай ный взгляд. Если взгляд задерживается дольше трех секунд, тогда этот взгляд не случайный. Тогда вы стремитесь проникнуть в другого человека. Если вы любите человека, то это может быть допустимым, потому что любящие открыты друг для друга. Но если вы не любите человека и он не любит вас, тогда такой взгляд является оскорбительным. Тогда это насилие. Тогда вы покушаетесь на частную собственность другого человека, и этот человек будет чувствовать себя обиженным, оскорблен­ным, будет испытывать беспокойство. Он отплатит вам тем же. Почему? Понаблюдайте: вы сидите один в комнате; вы есть некоторая личность. Затем кто-то входит в комнату; вы немедленно становитесь совершенно другой личностью, дру­гим человеком, потому что вошли два глаза. Вы лишены своей интимности, уединенности. Вы принимаете ванну в своей ванной комнате, вы что-то напеваете, вы строите рожи перед зеркалом, а потом внезапно осознаете, что кто-то наблюдает за вами сквозь замочную скважину; вы меняетесь. Этот пристальный взгляд пронзает вас подобно острому мечу. Вас больше нет - ваше пение прекращается - ваша частная собственность насильственно нарушена.

Почему вы чувствуете себя оскорбленным, если кто-то смотрит на вас в замочную скважину? Потому что вы низве­дены до вещи. Вашу субъективность не уважают. Вы не вещь. Прежде чем кто-то посмотрит на вас, он должен попросить у вас разрешения на это. Если кто-то смотрит на вас без разрешения, подобно вору, то это оскорбляет вас. Он делает из вас вещь. Вы сознательное существо, вы субъективность. Вы не можете быть ни зведены до вещи.

Всякий раз, когда вы чувствуете, что вы сведены до вещи, вы не чувствуете себя свободным, вы не чувствуете себя хорошо, вы не чувствуете себя счастливым. Вы чувствуете себя очень подавленным. Это страдание раба, страдание слуги. Вы читаете газету, сидя в своей комнате, а ваш слуга проходит мимо - вы даже не смотрите на него, вы даже не осознаете, что прошел человек. Как будто прошел робот, механизм, а не человек. Вы не сказали «привет», вы не сказали «доброе утро». Ничего этого не нужно, ведь он слуга.

Вы смотрите на этого человека, как если бы он не имел никакого внутреннего мира, а состоял только из внешнего - слуга. Слуга - это роль; это не его сущность. Он чувствует это - его задевает, что вы воспринимаете его как вещь.

Вы идете к проститутке: вы платите ей, потому что занимались с ней любовью; она чувствует себя задетой, потому что вы обращаетесь с ней как с товаром, а она не товар. Жизнь заставила ее быть вещью на рынке. Даже самая безобразная женщина является более прекрасной, чем самая красивая проститутка, потому что если вы женщина, а не вещь, то это придает вам изящество, привлекательность, чувство собственного достоинства. Даже самая прекрасная проститутка является безобразной. И люди, которые посеща­ют ее, являются, видимо, людьми без всякого эстетического вкуса. Как вы можете заниматься любовью с женщиной, когда вы сначала низвели ее до вещи? Вы занимаетесь любовью с манекеном, с чучелом. Вы занимаетесь любовью с мертвым телом, с трупом. Вы занимаетесь любовью со своими деньгами. Вы не занимаетесь любовью с человеческим сущес­твом, потому что человек - это внутренний мир, человек не может быть объектом продажи.

Посмотрите вокруг себя, и вы увидите, что человек ускользает от вас. Вы можете схватить его тело, но не душу. Никто не может сделать этого.

Вопрос звучит так: «Иногда я чувствую, что я не существую. Когда я вхожу в комнату, никто не видит меня». Никто и не может видеть вас. Но только из-за того, что никто не видит вас, не думайте, что вас нет. На самом деле, бедствием было бы обратное: если бы люди могли видеть вас, вы были бы вещью, стулом, камнем.

Чувствуйте себя счастливым, что никто не может видеть вас, как бы ни старался. Даже в микроскоп он не сможет увидеть вас. Вы неуловимы - это ваша душа, это ваша субъективность, это ваше чувство собственного достоинства. В этом красота и таинство жизни: никто не может увидеть вас, кроме вас самих. Это ваша частная собственность, это ваш интимный мир. Прекрасен этот мир, потому что хотя бы одна вещь в нем является частной, недоступной для всех - ваше собственное сознание. Иначе все бы продавалось на рынке. Сознание не может быть сделано объектом. Это то, что говорится в Упанишадах: познающий, не может быть познан, видящего нельзя увидеть. Познающий, может почувствовать самого себя, видящий может увидеть самого себя.

Второе: если другие не могут видеть вас, то как вы можете требовать, чтобы вы могли увидеть Бога? Даже человеческое существо содержит такую недоступную другим часть внутри себя - что тогда говорить о Боге?

Люди приходят ко мне и говорят: «Расскажите нам, как увидеть Бога». Глупые люди. Им кажется, что они очень интеллектуально развиты и что они задают очень умные вопросы. Даже человеческое сознание невозможно увидеть; как же вы сможете увидеть сознание целого? Вы можете стать единым с ним, но не можете видеть его. Вы можете раство­риться в нем, но не можете видеть его.

Рассказывали такой случай: когда Юрий Гагарин вер­нулся из космоса, ему задавали много вопросов. Один из вопросов был таким: «Не встречали ли вы в космосе Бога?» Пишут, что Гагарин ответил: «Я побывал в космосе и не видел там Бога; следовательно, никакого Бога нет». Сейчас эти слова написаны на стенах антирелигиозного музея в Ленин­граде. Над самыми дверями золотыми буквами написаны эти слова: «Я побывал в космосе и не видел там Бога; следователь­но, никакого Бога нет».

Первое, что следовало бы спросить у Юрия Гагарина, - это: можно ли увидеть его самого? Видел ли кто-либо интим­ную часть самого Юрия Гагарина, его внутреннюю душу? Бог не во внешнем пространстве, не в космосе, потому что Бог - это не материя. Бог - это внутреннее пространство, потому что Бог - это абсолютное сознание. Человек является частич­ным сознанием, и даже это частичное сознание невозможно увидеть, что уж тогда говорить о тотальном, о целом?

Но из-за того, что вас невозможно увидеть, не думайте, что вас нет. Вы есть, но вы не объект. Вы субъект. Вы тот, кто видит, а не тот, кого видят. Вы видите, но вас невозможно видеть. Вашей природой является быть видящим, быть свидетелем; вашей природой не является быть объектом.

«Когда я говорю, никто не слышит. Когда друг прикаса­ется ко мне, я не являюсь твердым телом».

Никто не может прикоснуться к вам. То, к чему можно прикоснуться, не является вами. И я знаю - то, к чему можно прикоснуться, вовсе не является твердым телом. Тело является текущим, оно непрерывно течет.

Спросите физиологов. Они утверждают, что в течение семи лет тело полностью обновляется. Ни одна клетка не остается старой. Это поток, подобный реке, это непрерывное течение. Тело кажется твердым и сплошным, так же, как такими кажутся и стены, но это не так. Физики утверждают, что стены находятся в дви жении. Атомы все время движутся со скоростью света. Это движение является таким быстрым, скорость столь велика, что вы не можете видеть этого движения. Вы не можете видеть этого движения, и стены кажутся вам твердыми и сплошными .

Ваше тело является непрерывным потоком - оно подобно текущей реке. Но поток этот является настолько быстрым, что вы не можете видеть его течения. И вы думаете, что он является вещественным, сплошным - это не так. Не является сплошным и ваш ум: мысли - это непрерывное течение. Формы появляют­ся и исчезают, подобно облакам.

Ну, а вы? Вы не являетесь ни потоком, ни меняющимся явлением. Вы неи зменны. Вы не являетесь твердым. Вы не являетесь ни твердым, ни жидким; вы превосходите все кате­гории. Вы просто пространство, огромная пустота. И из этой пустоты расцветают все эти цветы.

Вы есть цве тение пустоты, некая форма пустоты.

Вот что мы имеем в виду, когда говорим: «Бог не имеет формы, но вы все являетесь его формами. Бог не имеет никакого имени, но он есть название всего». Бесформенность переходит в ми лли он ы форм, не имеющее и мени прини мает милли оны и мен.

Никто не может прикоснуть ся к вам, никто не может увидеть вас, никто не может услышать вас; потому что все, что вы видите, слышите, осязаете, принадлежит телу, но не вам. Вы же всегда неуловимы, вы всего избегаете - таи нственный, неизвестный, непознаваемый.

Но не думайте из-за этого, что вас нет. Вы есть, но вы есть субъективность, не сводимая к объекту. На это направлены все усилия медитации: привести вас в такое состояние, из которого вы могли бы провалиться в свою собственную субъективность, в котором вы могли бы исчезнуть в своей собственной смерти, в котором вы могли бы осознать то, что обитает в вас - не рождающееся, не умирающее, вечное.

«Как я могу потерять себя, если меня нет?» Просто понять это - уже потерять себя. Тот «вы», о котором вы думаете, что это вы, - это не вы; о том «вы», которым вы являетесь, вы даже и не думаете. То «я», о котором вы думаете, что это вы, является тем «я», которое видят другие, к которому прикасаются другие, которое слышат другие, которое любят другие, которое ненави­дят другие. «Я», - это не что иное, как собранные вами мнения других о вас. Вы не являетесь этим «я», но вы отождествляете себя с ним. Вы - то «я», которое никто никогда не видел, к которому никто никогда не прикасался. Неповреж­денные, никем не тронутые, не оскверненные, девственные, абсолютно чистые, сама чистота; это вы.

Отбросьте то, чем вы не являетесь, чтобы вы могли узнать то, чем вы являетесь. Все мое учение заключается в этом: просто отбросьте то, чем вы не являетесь. Это выглядит парадоксаль­ным. Я говорю вам отказаться от того, чего вы не имеете. Отбросьте прочь то, чего вы не имеете, чтобы то, чем вы являетесь, стало очевидным для вас, могло бы раскрыться для вас.

Третий вопрос:

Когда я работал с людьми Гурджиева, они говорили мне совершать усилия, бороться, работать. Когда я работал с буддийскими Учителями, они говорили мне ничего не делать, просто сидеть. Вы говорите и то и другое. Я установил, что временами это приводит меня в замешательств о.

Да, я говорю о том и о другом, и я понимаю ваше замешательство, понимаю путаницу в вашей голове.

Гурджиев следует путем силы воли. Он говорит: «При­кладывайте максимальные усилия - стремитесь к самым вершинам, чтобы вы могли стать кристаллизованными. Бо­ритесь, прикладывайте все возможные усилия».

Если вы обратитесь к дзэнским Учителям, к буддистам, то вы увидите, что они в ерят в безусильность, они верят в самоотречение. Они не верят в борьбу. Они говорят: «Отбрось­те все усилия. Просто сидите безмолвно, ничего не делайте: придерживайтесь принципа недеяния. Когда-то это случит­ся; поскольку это невозможно сделать, оно случится само». И то и другое высказано очень определенно. Если вы следуете Гурджиеву, вы против людей дзэна. Если вы следу­ете дзэну, вы против Гурджиева. Все ясно, все логично. У меня именно здесь и должна быть путаница, потому что я говорю и о том и о другом. Я учу вас усердно работать. Я учу вас вкладывать всю свою энергию в усилия, чтобы однажды усилия можно было отбросить и стать «безусильными». С моей точки зрения, воля приводит к самоотречению, и усилия приводят к безусильности. Позвольте привести несколько примеров, тогда вы лучше поймете это.

Лин Чи, великий Учитель дзэна, много лет работал со своим Учителем. Учитель учил его рисованию; посредством рисования он учил его медитации. Лин Чи работал в течение двенадцати лет. Наконец он добился совершенства, он стал великим художником. Тогда Учитель сказал: «Теперь твои усилия должны быть прекращены. Теперь выбрось все эти кисти, краски, картины и забудь все о рисовании».

Двенадцать лет тяжких усилий, работа день и ночь; этот Учитель умел заставлять работать. После таких усилий, после таких трудов кое-что было достигнуто, и в этот момент Учитель говорит: «Выбрось все это». Учителя нужно слу­шаться; Лин Чи выбросил кисти, тушь, картины и забыл про все это.

Прошло шесть лет, и Учитель сказал: «Теперь ты можешь начать рисовать».

Лин Чи спросил: «В чем смысл этого?»

Учитель ответил: «Теперь ты достиг безусильности».

Сначала человек должен научиться прикладывать уси­лия. Затем он должен научиться безусильности. Если в вашем мастерстве присутствует мастерство, то это не великое мас­терство. Если вы рисуете и при этом прикладываете какие-то усилия, то вы еще не великий мастер, потому что само ваше усилие показывает, что во время рисования вы не один. Если вы поете, и в этом пении присутствует усилие, то вы не великий певец. Вы еще усердно работаете, чтобы чего-то добиться. Когда вы действительно становитесь великим пев­цом, усилия отпадают; вы поете естественно. Ваше пение становится подобным пению птиц; ваше пение становится естественным.

Великий музыкант - это тот, кто может прикасаться к своему орга ну, кто может играть на нем, не зная даже, что он собирается делать. Он сам бывает удивлен, когда что-то случается. Не только слушатели являются его аудиторией, но и он сам является частью этой аудитории. Великий мастер становится средством передачи, он отказывается от самого себя. Но для того, чтобы прийти к этому самоотречению, вы должны очистить себя.

Нужны о громные усилия, прежде чем вы сможете отбро­сить их. Если вы желаете предложить свою волю Богу - это и есть самоотречение, - то станьте сначала достойным этого. С безобразным отвратительным эго вы идете к Богу и хотите предложить ему это. Идите с цветами. Пусть вы сначала станете цветком, ароматом, а потом... Если вы просто идете и сидите, то, что вы думаете - что-то должно случиться? Ничего не случится; в уме все равно будет рынок, толпа. Вы можете при этом сидеть как статуя, как мертвый.

Когда Бокудзю пришел к своему Учителю, Учитель спросил: «Для чего ты пришел?» Он сказал: «Убирайся! У нас уже есть здесь тысяча мертвых будд». Потому что он жил в храме, в котором была тысяча каменных и зваяни й Будды. Он сказал: «Убирайся немедленно! Здесь уже целая толпа мертвых будд. Нам больше не надо».

Что он говорил? Он говорил: «Если ты будешь просто сидеть, ты будешь каменным Буддой». Вы можете выучить позу, вы можете научиться сидеть неподвижно в течение нескольких часов, но что будет происходить в вашем уме? Вы можете сидеть в храме, но вас там не будет, вы будете где-то в другом месте. Вы всегда находитесь там, где находятся ваши желания.

Чтобы отбросить усилие, вы должны узнать, что это такое. Гурджиев является началом; дзэн является концом. Гурджиев - это АВС, дзэн - это XYZ. Вы можете прийти к дзэну только в том случае, если пройдете Гурджиева. Если вы хотите сразу прийти к дзэну, то этого не получится.

Это то, что происходит сейчас на Западе. Дзэн понимают там совершенно неправильно. Езжайте в Япон ию и посетите дзэнские монастыри: дзэнский монах должен работать по двадцать лет, по двадцать четыре года, даже по тридцать лет. Он должен медитировать шесть часов, восемь часов, десять часов, двенадцать часов, даже восемнадцать часов в сутки. Затем наступает момент, когда Учитель говорит: «Теперь расслабься». Только на вершине возможно расслабление.

На З ападе дзэн очень не понимают. Неправильно понять дзэн очень легко, потому что его язык так поэтичен. Язык дзэна настолько парадоксален, что на Западе появился дзэн, похожий на движение хиппи. Люди дзэна говорят: «Не надо ничего делать». Люди дзэна говорят: «Не надо никуда идти». Это очень хорошо соответствует их лени.

Вы сидите, вы лен итесь; вы ничего не делаете, вы никуда не идете - вы не станете буддой. Сам Будда напряженно работал в течение шести лет в своей последней жизни. Если вы учтете его прошлые жизни, то в течение миллиона жизней он тяжело работал. И в своей последней жизни, когда он стал просветленным, он также тяжело работал. Затем однажды он отбросил все усилия - он стал просветленным. Когда его спрашивали: «Как ты достиг этого» , он отвечал: «Отбросив все усилия». Это истина, но его можно понять неправильно.

Прежде всего, нужны усилия, чтобы однажды избавить­ся от них. У вас еще нет усилий; как вы можете отбросить их? Если вы хотите безмолвно сидеть, то вы должны пробежать много миль, - только тогда вы можете сидеть безмолвно. Чтобы отбросить мышление, вы должны «промыслить» мно­го миль; только тогда вы поймете тщетность всего этого. При таком понимании мышление прекращается.

Поэтому я могу вносить в ваши умы путаницу; причиной этого является неправильное понимание. Я просто объеди­няю все это в единое целое. Гурджиев - это половина; просто техника, просто работа. Дзэн тоже понимают неправильно, и вследствие этого непонимания он становится половинкой - ничего не нужно делать. Я учу вас делать, делать много, чтобы в один прекрасный день вы могли достигнуть расцвета недеяния. Вы сможете просто сидеть, ничего не делая, даже не медитируя.

В этом заключается реальность - когда вы ничего не делаете, и все проявления вашего ума умолкли, и все ваше существо просто безмолвствует. Это не лень. Это огромная энергия; ничем не вызванная, никуда не стремящаяся. Это резервуар энергии, а не лени. Вы полны энергии, вы высочай­шая вершина энергии, но эта энергия никуда не течет, потому что нет никакой цели, нечего достигать, не осталось никаких желаний. Даже Бог не является теперь желанным. У вас нет желания мокши, нирваны, конечного достижения. Все жела­ния ушли; человек сидит дома один.

В этот момент к вам приходит целое. Все существование вливается в вас со всех направлений, со всех и змерений. Вы принимаетесь. Вы становитесь цветком лотоса. Без каких-либо усилий вы просто плаваете на воде. Вода не касается вас, не может коснуться вас. Вы остаетесь в этом мире и не от мира сего.

Я учу вас и усилию, и безусильности, потому что, пока вы не достигнете безусильности усилия, пока вы не достигне­те пассивности-активности, пока вы не достигнете пения-безмолвия - все это кажется парадоксальным, - пока вы не достигнете танца без каки х-ли бо дви жени й, вы ни чего не достигнете.

Поэтому, пожалуйста, не интерпретируйте это как пута­ницу, как неразбериху. То, что я говорю вам, является таинством. Если вы будете относиться к этому логически, это будет выглядеть как неразбериха. Если вы будете смотреть на это сквозь любовь, это будет выглядеть таинством. Это таи нство; вы только должны смотреть на это сквозь любовь. Тогда вы немедленно все поймете, тогда вы сможете соеди­нить полярности, тогда вы увидите, как много нужно актив­ности, чтобы достигнуть пассивности.

Четвертый вопрос:

Уже год, как я принял санньясу, но когда я слушаю, как вы описываете санньясина, я не чув ствую, что я похож на него.

Так и должен чув ствовать себя санньясин. Если вы чувствуете, что вы уже прибыли, значит, вы сбились с пути. Само ощущение, что вы чего-то достигли, является эгоистич­ным. Человек все время учится, учится и учится, но это никогда не становится знанием. Человек все время движется и движется, человек подходит к цели все ближе и ближе, но сама цель - никогда не достигается, потому что цель находится в бесконечности - ее невозможно достигнуть, вы не можете ухватить ее руками.

Если вы настоящий санньясин, вы всегда будете пони­мать, как много еще нужно сделать. Вы никогда не будете чувствовать себя удовлетворенным. Жизнь так обширна; удовлетворенным является только посредственный ум. Жизнь так велика; только маленькие умы могут думать, что они достигли чего-то. Чем больше вы понимаете, тем больше вы видите, что вы многого не понимаете. Чем больше вы знаете, тем в большей степени вы будете понимать, сколь многого не знаете. Предел всех знаний - стать таким же невежествен­ным, как малое дитя, не знающее ничего. Цель заключается в детской невинности и чистоте.

Оставайтесь всегда неудовлетворенным; тогда вы расте­те. Тогда рост не знает никаких границ. Стать Богом – значит, все время расти. Бог - это не вещь, это непрерывный процесс. Это бесконечное движение. Стать Богом означает: осознать, что существование продолжается. Это непрерывное открытие новых континентов бытия. А бытие является бесконечным, оно не прекратится в один прекрасный день. Оно никогда не будет иметь конца.

Путеш ествие начинается, но никогда не кончается.

Шестой вопрос:

Нах одясь ежедневно рядом с Вами, я нахожу, что мне нравится моя печаль. Что со мной происходит, Бхагаван?

Так и должно быть. Если вы любите еще и свою печаль, то она больше не является печальной. Печаль является печальной, потому что вы не любите ее. Печаль является печальной, потому что вам не нравится быть в ней. Печаль является печальной, потому что вы отвергаете ее. Даже печаль становится цветением необычайной красоты, безмол­вием, глубиной, если вы любите ее. Здесь нет ничего непра­вильного; мне хочется, чтобы вы были именно такими - чтобы любили все, что случается, даже печаль. Даже смерть следует любить; только тогда вы превзойдете ее. Если вы можете принять смерть, если вы любите и приветствуете ее, то смерть не убьет вас; вы превзойдете ее.

Когда приходит печаль, принимайте ее. Слушайте ее песню. У нее есть нечто, что она может дать вам. У нее есть дары, которые может дать только печаль; никакое счастье не сможет дать их вам.

Счастье всегда является поверхностным; печаль всег­да является глубокой. Счастье подобно волне, печаль подобна внутренним глубинам океана. В печали вы остае­тесь с самим собой, вы остаетесь один. В счастье вы начинаете двигаться среди людей, вы начинаете делиться им. В печали вы закрываете глаза; вы погружаетесь глубоко в себя. Печаль имеет свою песню - весьма приме­чательное проявление печали. Примите ее. Наслаждай­тесь ею. Она одарит вас дарами, которые никогда не даст вам никакое счастье.

И если вы сможете принимать печаль, никакой печали больше не будет. Вы привнесли в нее новое качес­тво. Благодаря ней вы растете. Теперь это не камень, не скала на вашем пути, которая преграждает путь; она станет новым шагом вперед.

И помните: человек, который не знает глубокой печали, - бедный челов ек. Он никогда не будет иметь внутреннего богатства. Человек, который всегда счастлив, который всегда смеется, является поверхностным, он не вошел во внутренний храм бытия. Он упустил внутрен­нюю святыню.

Будьте способными жить вместе со всеми полярностя­ми. Когда приходит печаль, будьте действительно печаль­ными. Не старайтесь избежать ее - допустите ее, сотрудни­чайте с ней. Пусть она растворится в вас, а вы растворитесь в ней. Станьте с ней единым целым. Будьте на самом деле печальны: никакого сопротивления, никакого конфликта, никакой борьбы. Когда приходит счастье, будьте счастливы­ми: танцуйте, будьте в экстазе. Когда приходит счастье, не старайтесь зацепиться за него. Не говорите, что оно должно оставаться навсегда, - это верный способ упустить его. Когда приходит печаль, не говорите ей: «Не приходи ко мне, а коль пришла, уходи поскорей». Это способ упустить ее.

Не отвергайте печаль и не цепляйтесь за счастье, и скоро вы поймете, что счастье и печаль - две стороны одной и той же монеты. Тогда вы увидите, что счастье также имеет в себе печаль, а печаль имеет в себе счастье. Тогда ваша внутренняя сущность будет обогащена. Тогда вы сможете радоваться всему: утру и вечеру, солнечному свету и темной ночи, лету и зиме, жизни и смерти - вы сможете наслаждаться всем.

Когда вы не выбираете, вы уже трансцендировали. Тогда двойственно сть не разделяет вас. Вы остаетесь неразделен­ным. А это и есть адвайта; это то, что имеет в виду Шанкара, когда говорит о недвойственности; это то, чему учат Упанишады: быть недвойственным, быть единым.

Быть единым - значит не выбирать, потому что ваш выбор разделяет вас. Вы говорите: «Я хотел бы быть счастли­вым, я не хотел бы быть несчастным»; вы разделены. Вы должны говорить: «Приветствуется все, что бы ни произош­ло. Мои двери открыты. Приходит печаль: заходи, будешь моим гостем. Приходит счастье: заходи, будешь моим гостем. Я приму все, не отвергая, не выбирая, без любви и без отвращения».

Неожиданно получается так, что никто не может разде­лить вас. Вы достигли внутренней ц елостности, внутренней мелодии, внутренней музыки, внутренней гармонии.

Седьмой вопрос:

Любовь - это самое главное. Когда Вы говорите о любви, мне кажется, что я стою перед дулом пистолета. Могу я называть Вас моим гангстером любви?

Это в точности то, кем я являюсь. И вы действительно стоите перед дулом пистолета; вы стоите лицом к лицу со смертью.

Смотреть в лицо любви - это смотреть в лицо смерти, потому что тот, кто не готов умереть, кто не готов умертвить свое эго, тот не способен любить. Вы не находитесь в тюремном заключении у кого-то другого; это ваше собствен­ное эго, ложное представление о самом себе, держит вас в заключении. Отбросьте его, и все существование со вс ей его красотой станет доступным для вас.

Я расскажу вам одну историю. Один человек стал наследником некоторой собственности недалеко от моря. Он с удовольствием бродил по своей земле, а затем решил прогуляться к океану. С приятным предвкушением вида моря и песка он пошел по тропинке вниз, но внезапно остановился, потому что высокая стена преградила ему путь. Разочарован­ный, он сказал себе: «Кто-то не хочет, чтобы я посягал на его собственность. Это его стена. Я ничего не могу поделать».

Спустя несколько дней, он почувствовал настоятельное желан ие иметь прямой выход к морю. Он приложил все усилия, чтобы обнаружить собственника, расстраивающей его стены. Просматривая земельные записи, он определил со­бственника стены. Он теперь знал, кто преграждал ему путь к морю и кто, следовательно, мог открыть ему этот путь. Стена была его собственностью; он был ее владель цем.

Мы блокируем свои собственные пути; мы сами можем разблокировать их.

Никто не преграждает вам путь. Вы являетесь наследни ком безграничных возможностей. Вы выстроили стену на своем собственном пути, вы блокировали свой путь. Поэтому всякий раз, когда я говорю о любви, то, конечно же, вы немедленно начинаете осознавать ту стену, которая окружает вас. Всякий раз, когда я говорю о любви, вы, естественно, начинаете осознавать, что находитесь в заключении. Если вы являетесь заключенным, то всякий раз, когда я говорю о свободе, вы начинаете осознавать свою тюрьму. И вам не нравится это, потому что всякий раз, когда разговор заходит о свободе, вы начинаете осознавать, что вы узник. Это вам не нравится. Люди, находящиеся в тюрьме, не любят говорить о свободе. Это ранит.

Любовь - это абсолютная свобода, это свобода сознания. Любовь не знает границ, не знает ограничений. И пока вы не отбросите все ограничения, вы не способны будете узнать любовь. Любовь - это другое имя для Бога, лучшее имя, потому что имя «Бог» было испорчено религиозными людь­ми. Оно стало теперь товаром на рынке. Любовь - это другое имя для Бога, и я утверждаю: лучшее имя.

Ваши ощущения правильны: всякий раз, когда я говорю о любви, вы чувствуете себя, как если бы стояли перед дулом пистолета. Вы и стоите перед ним; и не пытайтесь убежать. Примите смерть в любви, примите самоотречение, доверьтесь любви. Потому что такой, какой вы есть, вы просто нищий. Я хотел бы, чтобы вы были императорами. Только любящие являются императорами, больше никто.

Но за это вы должны будете уплатить некоторую цену. Фактически, это пустяки: ценой будет пропажа вашего эго.

Восьмой вопрос:

Я впитываю большую часть Вашего благоволения способом шактипат, но среди того, что привлекает и отвлекает, я не в состоянии сохранить это. Сколько времени будет продолжаться этот порочн ый круг? В таком состоянии становится очень трудно сделать прыжок. Пока Вы не вытащите меня из притяжения эго, конечное просветление кажется мне невозможным.

Конечное просветление никогда не может быть навязано вам насильно кем-то другим. Это в аша свобода - в ыбирать его или отвергать его. В лучшем случае я могу дать вам пригла­шение; ничего большего я сделать не могу. А вся проблема заключается в том, что вы не отказываетесь от самого себя, не сдаетесь. Наоборот, вы стараетесь использовать меня. Это две совершенно противоположные вещи.

Когда вы сдаетесь, вы сдаетесь. Тогда вы не беспокоитесь о конечном просветлении. Тогда вы говорите: «Что бы ни случилось - все хорошо». Если вы хотите использовать меня, вы всегда беспокоитесь: «Просветление не случается, самадхи не случается»; это не случается, то не случается. И тогда, постепенно, вы начинаете выражать некоторое недовольство, начинаете жаловаться на то, что я не выталкиваю вас. Никто не может вытолкнуть вас; только вы сами можете выпрыг­нуть из всего этого. Прежде всего, никто не может заставить вас сделать это, никто не может сделать это вместо вас. Вы вошли в это, и вы должны будете выйти из этого. Я могу дать вам руку, но вы должны будете держаться за нее. Моя рука, на самом деле, не вынесет вас; она послужит только предло­гом.

Я расскажу вам одну историю.

Кв акер вывесил объявление на свободном участке земли вблизи своего дома. «Я отдам его тому, кто действительно всем удовлетворен». Это прочитал богатый фермер, проезжая мимо. Остановившись, он сказал: «Поскольку мой друг квакер собирается отдать эту землю, я могу претендовать на нее, как любой другой. Я богат, у меня есть все, что мне нужно, поэтому я удовлетворяю условию». Он подошел к двери и объяснил, зачем он пришел. «А ты действительно удовлетворен?» - спросил квакер. «Да, у меня есть все, что мне нужно, и я полностью удов летворен этим». « Друг, - ответил квакер, - если ты удовлетворен, зачем же тебе этот клочок земли?»

Если что-то действительно происходит с вами, если вы чувствуете, что благодаря шактипат что-то происходит с вами, когда вы пребываете около меня, то вы забудете все о конечном просветлении. Потому что даже этого слишком много. Вы почувствуете благодарность за это. Вы не будете просить большего. Вы скажете: «Я не заслуживаю даже этого. Я удовлетворен, я благодарен за это». И если вы сможете так чувствовать, то станет возможным еще большее; потому что тот, кто испытывает благодарность, становится способным достичь большего, привлечь большее.

Своей благодарностью вы привлекаете благоволение свыше. Благодарность является магнетической силой, кото­рая привлекает к вам благоволение, но вы, кажется, не удовлетворены этим. Вы снова и снова задаете вопросы о конечном просветлении. Я не отвечал на них, потому что все эти вопросы бессмысленны.

Будьте здесь и сейчас, в настоящем моменте и со мной, и забудьте про будущее. Если вы сможете быть здесь и сейчас, полностью со мной, счастливые, благодарные, то будущее должно прийти само собой. Просветление придет; никто не может принести его. Вы только будьте готовы. Откройте ваши двери, окна; будет дуть ветер, он принесет много ароматов; взойдет солнце, и солнечные лучи проникнут в самые темные закоулки вашего дома. Никто не может принести этот ветер, никто не может принести эти солнечные лучи. Вы должны просто оставаться открытым, вот и все. Быть открытым - это все.

И помните склонность человека, склонность человечес­кого ума: прежде всего, он цепляется за мирские вещи - за деньги, за власть, за престиж; затем он, разочаровавшись, оставляет их. Затем он начинает цепляться за Бога, за самадхи, за просветление, за мокшу, но ум остается тем же самым.

Всякое цепляние должно прекратиться. Все желания должны исчезнуть. То, что вы просите, случается только в тот момент, когда всякие желания отсутствуют.

Люди приходят ко мне и говорят: «Научите нас, как избавиться от желаний». Теперь они желают избавиться от желаний, что является глупым, что невозможно. Вы не можете желать отсутствия желаний. Вы можете только понять тщетность желаний, - что они никуда не ведут. Поняв это, вы отбрасываете желания. Внезапно все желания исче­зают.

Позвольте мне рассказать вам историю, очень известную и очень старую историю.

Бхагават Пурана рассказывает историю о вороне, кото­рая летала с куском мяса в клюве. Двадцать других ворон наседали на нее, преследовали ее, сражались с ней, пытаясь отнять мясо. Раненая, уставшая, в попытке убежать от них, она поднялась выше. Вдруг она уронила мясо, и двадцать ворон бросились за ним, пронзительно крича и сражаясь, друг с другом. Тогда ворона, летя высоко в небе, подумала: «Как хорошо ничего не нести. Все небо принадлежит мне».

Она всего лишь несла кусок мяса во рту, и этот кусок мяса был источником всех ее бед: двадцать ворон били ее, клевали ее, пытаясь отнять мясо. Когда кусок выпал, они все улетели. Ворона осталась одна. И как прекрасна эта фраза: все небо принадлежит мне!

Когда желания исчезают, когда мясо желаний отброше­но, все небо принадлежит вам. В этом смысл просветления. Просветление - это не вещь, это бесконечное пространство без каких-либо желаний.

Все небо принадлежит вам.

Беседа 9

Или, Или! лама савахфани?

29 декабря 1975 года, Пуна

Евангелие от Матфея, глава 27

26, Тогда отпустил им Варавву, а Иисус был предан на расп ятие.

46. А около девятого часа возопил Иисус громким голосом: Или, Или! лама савахфани? То есть: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?

47. Некоторые из стоявших там, слыша это, говорили: Илию зовет Он.

48. И тотчас побежал один из них, взял губку, наполнил уксусом и, наложив на трость, давал Ему пить.

49. А другие говорили: постой, посмотрим, придет ли Илия спасти Его.

50. Иисус же, опять возопив громким голосом, испустил дух.

51. И вот, завеса в храме раздралась надвое, сверху донизу; и земля потряслась; и камни расселись;

52. И гробы отверзлись; и многие тела усопших святых воскресли,

53. И, выйдя из гробов по воскресении Его, вошли во святой град и явились многим.

Ничто не является новым под солнцем, ничто не явля­ется и старым. Все это зависит от ума. Если ум старый, то все является старым; если ум новый, то все является новым. А новый ум является не-умом, только старый ум является умом.

Ум означает прошлое, накопленное прошлое, накоп­ленную пыль прошлого. Ум - это привычка, рутина. Он никогда не быв ает новым. Он все время повторяет самого себя, он как заевшая патефонная пластинка. Игла обо что-то спотыкается, и все время проходит по одной и той же дорожке. Проходят века, а ум продолжает вести себя по старому шаблону. Он убил Сократа, отравил его. Он распял Иисуса, он убил Махавиру, и с тех пор ничего не изменилось. Если Иисус придет снов а, он снова будет распят.

Я слышал одну прекрасную историю. Это суфийская шутка огромной важности. Некий суфийский дервиш подо­шел к одному епископу и сказал: «Я слышал об одном молодом человеке, который произносит речи перед толпами людей, призывает их нарушать закон, заявляет о своих сверхъестественных родственных связях, совершает чудеса и противоречит самому себе».

«Достаточно, - сказал епископ, - его следует судить и обвинить в богохульстве и нарушении общественного поряд­ка. Если он публично не откажется от своих слов, то его можно будет забить до смерти как еретика и вредителя. Скажите мне только его имя, и я организую его арест».

«Я не могу высказать, как поразила меня ваша компе­тентность, - сказал дервиш. - Его имя - Иисус».

Даже христиане убили бы его, если бы он явился снова. Дело не в том, что именно иудеи убили его; это событие не имеет прямого отношения к иудеям. Позвольте мне повто­рить эту мысль: это событие не имеет прямого отношения к иудеям. Оно имеет отношение к свойствам самого человечес­кого ума. Если он явится снова, христиане убьют его, потому что он снова принесет новое и свежее; а ум является старым и всегда боится нового и свежего. Иисус снова принесет неизвестное, а ум - это известное, и известное всегда оцени­вает неизвестное. Он снова принесет небезопасность, а ум всегда находится в поисках безопасности. Он принесет хаос, а ум всегда хочет удобной и комфортабельной жизни, хотя удобная и комфортабельная жизнь - это не настоящая жизнь. Чем более жизнь комфортабельна, тем она менее живая. Самая комфортабельная жизнь - в могиле.

Если вы являетесь живым, в этом есть какие-то неудоб­ства. Если вы живой, это вызов. Если вы являетесь живым, то каждое мгновение вы должны быть готовы встретиться с реальностью, посмотреть ей в лицо. Каждый момент вы должны быть готовы меняться и перемещаться. Реальность не является безопасной, и в этом ее красота. Жизнь небез­опасна, и в этом ее красота. Отсутствие безопасности стано­вится приключением. Поскольку будущее неизвестно, никто не знает, что случится в следующий момент. Вот откуда эти вызов, рост, приключение. Если вы упустите приключение, вы упустите все. Если ваша жизнь не является приключением или поиском неизвестного, то значит вы живете напрасно.

Иисус или человек, подобный Иисусу, всегда приносит вам неизвестное. Он всегда является вызовом обществу. Уста­новившийся ум, привыкший к комфорту, чувствует опасность. Или Иисус убьет ваш ум, или вы убьете Иисуса, чтобы спасти свой ум. Есть только две возможности. Или вы можете идти с Иисусом - тогда вы постепенно исчезнете, — или вы должны будете убить его, прежде чем он привлечет вас.

Позвольте мне сказать это таким образом: иудеи убили Иисуса не потому, что он был против них, а потому, что в глубине души их влекло к нему - сильное влечение, сильный магнетизм. Это был единственный способ защитить себя. Иудеи не хотели убивать его, они просто хотели защитить себя. Этот человек был опасным; он был открытым окном в приключение. Он бросал им вызов, он звал их в рискованное путешествие, в паломничество без каких-либо планов и карт. Он звал их выйти в бурное открытое море, а они были в безопасности на берегу. Они построили там удобные домики и, поэтому, цеплялись за берег. А этот человек постоянно звал их, этот человек постоянно преследовал их, этот человек стал постоянной опасностью. Они убили его, чтобы защитить самих себя. Не сердитесь на них. Если вы будете сердиться на них, вы упустите самое главное.

Если Иисус придет снова, он снова будет убит - сейчас его убьют христиане, потому что возникнут те же самые проблемы. Теперь христианство - это нечто установившееся, а религия никогда не может быть установившейся.

Религия - это непрерывный бунт, непрерывная револю­ция. Она никогда не является чем-то зафиксированным. Она всегда является процессом, потому что религия - это жизнь. Церковь - это просто кладбище. Мертвая религия становится церковью, мертвая религия становится христианством, исла­мом, индуизмом, буддизмом. Живая религия - это Иисус, Будда; это совершенно другой аромат.

Христиане сделают то же самое, потому что он опять принесет необузданность и безумство в этот устояв шийся мир. Он опять внесет хаос в вашу так называемую упорядо­ченную жизнь. Он внесет беспорядок, он анархист. Он принесет анархию. Он бунтовщик, который разрушает все, в чем вы чувствуете себя комфортабельно. Почему это так? Почему он так против закона, против порядка? Потому что он знает более высокий закон, более высокий порядок.

Позвольте мне объяснить это. В мире есть два типа порядка: один, установленный человеком, и другой - божес твенный. Установленный человеком порядок - это просто искусственная вера. Это не реальный порядок, он только скрывает беспорядок. В глубине анархия продолжается, а на поверхности вас дурачат, что все в порядке. По отношению к божественному порядку все как раз наоборот. На поверхности там хаос, а в глубине - полный порядок. На поверхности огромные волны, а глубоко внутри - безмолвный океан. В этом порядке центр является космосом, упорядоченной сис­темой, а периферия - хаосом. Это божественный порядок. Человеческий порядок является хаосом внутри, упорядочен­ность там только на периферии, только на поверхности.

Иисус приносит беспорядок, хаос, потому что он знает, что пока ваша периферия не будет в беспорядке, вы будете не в состоянии двигаться по направлению к своему внутреннему ядру. Когда ваша периферия в беспорядке, некуда больше идти, кроме как внутрь. Когда снаружи беспорядок и анар­хия, куда вы движетесь, куда вы идете, где вы ищете свой дом? Вы начинаете двигаться внутрь, вы движетесь к своему центру. Когда вы считаете, что снаружи все в порядке, то зачем вам беспокоиться о движении внутрь? Внутренняя жизнь рождается только в том случае, если внешняя жизнь является хаосом. Внутренняя жизнь возможна только в том случае, если внешняя жизнь является хаосом.

Все великие религиозные личности являются бунтовщи­ками; они должны быть бунтовщиками. Они должны разру­шить ваши иллюзии порядка, чтобы вы могли приступить к поиску реального порядка. Это то, что Лао-цзы называет Дао. «Дао» означает реальный порядок, который не установлен человеком, который является просто частью реальности, который внутренне присущ этой реальности. Это не законы, придуманные человеком, но Закон, из которого родился человек. Помните: есть много человеческих законов, но есть только один Закон, Дао; это то, что Будда называл Дхаммой.

Иисус принес беспорядок, чтобы сделать вас бдительны­ми. Он подобен будильнику; он хочет разбудить вас, но это раздражает вас. Он беспокоит ваш сон, а вы, возможно, смотрите прекрасные сны. Он беспокоит ваш сон. Вы хотите, чтобы он не беспокоил вас. И все же он сильно привлекает вас, потому что его зов обращен к вашим глубинам; это зов, обращенный из глу бины в глубину. Ваш ум говорит «нет», но ваше внутреннее существо начинает говорить «да» - это вызывает страх. Иудеи боялись не того, что говорил Иисус, они боялись, потому что в глубине души чувствовали влече­ние, зов, призыв. И, убивая Иисуса, он и защищали себя. Они защищали свою собственную периферию от своего собствен­ного центра. Или, можно сказать, они защищали порядок, созданный человеком, от порядка, созданного Богом. Они защищали закон Моисея от Закона самого Бога. Вот что значат слова Иисуса: «Моисей принес вам закон, я принес любовь». Любовь есть Дао.

Замечали ли вы - любовь является наименее дисципли­нирующей и, в то же время, наиболее дисциплинирующей вещью в мире; наиболее анархической и, тем не менее, наиболее дисциплинирующей вещью в мире. Когда вы люби­те кого-то, вы не следуете никаким правилам; все правила выбрасываются за борт. Когда вы любите человека, правила не нужны. Они нужны только тогда, когда вы не любите. Но любовь приносит свои собственные правила, свой собствен­ный порядок. Если вы любите меня, то сама эта любовь привносит некоторую дисциплину. Если вы не любите меня, тогда следует руководствоваться правилами. В старинных индийских манускриптах говорится, что там, где есть Учи­тель, есть дисциплина. Это не насильно вводимая дисципли­на; просто его присутствие и любовь, которую он распростра­няет вокруг себя, привносят свою собственную дисциплину. Любовь не имеет никакой дисциплины, и все же любовь и только любовь имеет реальную дисциплину. Когда Иисус говорит: «Я принес вам любовь», он имеет в виду: «Я принес вам некоторую дисциплину вашего внутреннего существа, вашего центра».

Но люди, стоявшие на страже закона, были, естествен­но, испуганы. Они должны были защищать общество, закон, дисциплину, храм, религию - Иисус был опасен для всего этого. Когда они начинают понимать или неправильно пони­мать Иисуса, когда они слышат его, они постепенно начинают осознавать некоторые вещи - некоторые вещи, которые были их безопасностью, которые были их комфортом; некоторые вещи, за которые они цеплялись и которые позволяли им избегать жить; некоторые вещи вроде стен, вро де тюрем, в которых они прятались и в которых они чувствовали себя в безопасности. Иисус начал будить их от их сна. Они не могли видеть, кем был Иисус, они не могли видеть его правильно. Они могли видеть его лишь относительно своей безопасности, которую он собирался нарушить. Он был грандиозным явле­нием, но они могли видеть только некоторые аспекты этого явления.

Именно так всегда и случается. Вы не слушаете пол­ностью то, что я вам говорю. Вы слушаете лишь немногое из этого - то, что каким-то образом касается вас, что как-то беспокоит вас, что утешает вас. Вы не слушаете меня, вы слушаете меня относительно самих себя. И вследствие этого все искажается. Вы теряете ясность.

Позвольте мне рассказать вам историю.

Это история о человеке, который пришел к составителю словаря и спросил его, почему тот так интересуется сексом. Лексикограф был очень удивлен этим вопросом и спросил: «Откуда эта идея?»

«Из ваших собственных произведений! » - сказал серди­тый посетитель.

«Но я написал только один словарь. Это все мои произ­ведения».

«Я знаю, - сказал посетитель, - и это именно та книга, которую я читал».

«Но книга состоит из ста тысяч слов, и я не думаю, что в ней есть больше дюжины слов о сексе».

«Что вы мне говорите обо всех других словах, - сказал посетитель, — когда я говорю про слова о сексе! »

Сто тысяч слов, но этот человек прочитал только двенад цать слов о сексе. Он, должно быть, дал обет безбрачия, он, должно быть, подавлял секс. Из ста тысяч слов для него важны только несколько. Все остальные слова он почти не замечает; он видит только эти слова.

Когда вы читаете книгу, вы никогда не читаете ту книгу, которую написал автор. Вы читаете какую-то другую книгу, которую можете читать. Когда вы слушаете меня, вы слыши­те не то, что я говорю. Вы можете слышать, что я говорю, но вы не вслушиваетесь в это. Вы вслушиваетесь лишь в некоторые вещи, которые имеют отношение к вашему уму. Слушать не трудно, слышать - вот проблема. Правильно слышать означает не выбирать.

Когда Иисус или человек, подобный Иисусу, взрывает­ся, взрыв получается огромным. Он приносит в себе милли­оны солнц; свет его является интенсивным и бесконечным. Но вы начинаете думать о себе. Вы начинаете беспокоиться о своих маленьких предметах роскоши, о комфорте, об удобствах - о тривиальных вещах. Вы начинаете опасаться за эти вещи, и вы начинае те защищать себя, потому что этот человек притягателен для вашего центра. Ваш ум на перифе­рии, ваша сущность — в центре; этот человек притягивает ваш центр. И позвольте мне сказать вам: когда вы распинаете Иисуса, вы распинаете свою сущность ради своего ума. Когда вы убиваете Иисуса, вы убиваете свою собственную сущность ради своей периферии.

Когда иудеи в тот день убили Иисуса, они приняли решение в пользу своего ума против своей внутренней сущ­ности. Иисус был их сущностью. Он был самой сутью, самим цветением всей их истории. Он был целью всего их бытия здесь, на этой земле. Но они приняли решение - они приняли решение в пользу ума и распяли сущность.

Иисус - это распятая с ущность человека.

И это не просто исторический факт, который однажды случился, а теперь с ним покончено. Это то, что случается каждый момент в жизни каждого. Помните это: вы всегда распинаете своего Иисуса ради своего ума. Перестаньте совершать это распятие. Если вы правильно понимае те то, что я говорю, вы прекратите это.

Я слышал такую историю: один неопытный плотник построил для себя шаткий дом и тщательно оберегал его. Крыша угрожала рухнуть, по грубому полу было неудобно ходить. Его соседи предупреждали его об опасности и непри­влекательности его дома, но он сердито отказывался слушать их, потому что это был не только дом, но и ловушка его эго. Это был его дом, он сам сделал его. Когда кто-либо что-то говорил против его дома, он воспринимал это так, как если бы говорили против него.

Вот так реагирует ум.

Наконец, устав от нежелательных советов, он вставил в уши затычки. Предупреждения продолжались, но теперь плотник только смеялся, не слыша ни слова. И, конечно же, однажды его дом рухнул. Человек, к счастью, успел выско­чить из дома с незначительными повреждениями. Его соседи ругались: « Видишь? Мы предупреждали тебя. Ты наказан за свое собственное упрямство». Плотник только смеялся; в его ушах все еще были затычки. Невероятно, но, несмотря на случившееся, плотник вернулся к тому же самому глупому поведению.

Эго очень упрямо. Даже если вы чувствуете, что вы совершили ошибку, вы не признаетесь себе в этом. Вы пытаетесь рационально объяснить это тысячами способов, вы пытаетесь защититься, доказать, что это не было ошибкой. И вы опять совершаете ее, надеясь, что на этот раз все будет в порядке. Это надежда против надежды.

Невероятно, но, несмотря на случившееся, плотник вер­нулся к тому же самому глупому поведению - он выстроил другой рискованный дом и жил в нем. Его снова предупреж­дали, но он не менял свой опасный путь. Это было потому, что он к настоящему времени принял эти затычки для ушей, как нормальный и легкий образ жизни.

Это объясняет трагическую жизнь мужчин и женщин, которые настаивают на ношении психологических затычек для ушей. И помните: не только иудеи использовали эти психологические затычки - их используют все на этой земле. Всякий раз, когда ваше эго в опасности, вы перестаете слушать. Или вы начинаете слышать то, что вовсе и не говорится. Или вы начинаете интерпретировать услышанное в пользу своего собственного эго. Всякий, кто находится в поисках истины, должен понимать эти трюки, потому что они являются ловушками. Эти трюки — это те способы, которыми вы упустите правильный путь. Путь является очень прямым и понятным, но ваш ум очень коварен и все время создает новые иллюзорные пути; а вы все время слушаете его. Вы всегда слушали его, и всегда оказывалось, что он не прав. Но это ваш ум. Вы думаете, что это и есть вы, - это ваше эго. Поймите смысл этого.

Откровение Иисуса было очень простым и, в некотором смысле, прямолинейным. Все могли понять его, но никто не понимал. И люди пришли в такую ярость, что они убили этого простого и невинного человека. Он не совершал ника­кого греха. Он не был преступником, но к нему отнеслись как к преступнику; даже хуже, чем к преступнику. В этом смысл сегодняшних текстов из Библии.

В этот день должны были казнить трех человек: двух разбойников и Иисуса. Одного из разбойников звали Варавва. Понтий Пилат надеялся - поскольку традицией, обычаем было то, что генерал-губернатор мог простить одного человека в год, - он надеялся, что иудеи будут просить простить Иисуса, отпустить его и не убивать. Но иудеи попросили, чтобы Иисус был убит, а Варавва, преступник, был освобожден. Они счита­ли, что Иисус еще опаснее этого преступника.

В чем было его преступление? Преступник нарушил один закон, максимум два; Иисус поломал все законы. Он не был преступником. Он, на самом деле, не сделал ничего дурного, но он был опасен. Преступник не был опасным; он был вором или, может быть, грабителем, - но ставкой не было все общество, все общес тво не было в опасности. Он, возмож­но, и был н арушителем закона, но он не был против закона. Даже преступники не выступают против закона; они испыты­вают чувство вины, они знают, что поступают неправильно. Этот же Иисус был опасным человеком. Он не сделал ничего дурного, но он был против всех законов.

Он был за любовь и против закона.

Тысячи преступников менее опасны, чем этот человек. Все преступники вместе несут меньшую опасность, чем этот человек, потому что он разрушает само основание вашего общества. Может быть, ваше общество есть не что иное, как дом для умалишенных, но вы считаете его своим обществом. И этот человек разрушает его основание.

Они просили, чтобы простили преступника, но Иисуса следовало распять. Он был величайшим преступником, хотя и не совершал никакого преступления! Но он нес революцию в мышление людей, он нес революцию в их умы. Это величайшая из революций: революция в пользу любви, но против закона; потому что закон делает жизнь жесткой, застывш ей, а любовь заставляет ее снова плавиться. Закон замораживает вашу жизнь, любовь растапливает ее своим теплом. Закон безобразен. Иисус не говорил: «Будьте безза­конными». Здесь и кроется неправильное понимание: он был против закона, но он не был за беззаконие. Он говорил: «Поднимитесь выше закона, выйдите за пределы его; достиг­ните высот любви». Тогда не будет никакой необходимости в законе - ваша любовь обо всем позаботится. Достаточно любви, закон при этом не нужен.

Я подслушал разговор двух маленьких детей, шедших по дороге. Старший мальчик говорил: «Сегодня воскресенье, и мы не должны работать». Они, должно быть, были христианами. Младший спросил: «Посмотри на полицей­ского. Он работает, он на посту. А священник говорит, что тех, кто работает по воскресеньям, не возьмут на небо. А как насчет полицейского?» Старший мальчик сказал: «Полицей­ские там не нужны».

Когда существует любовь, в законе нет необходимости. Закон является слабой заменой для любви. Иисус давал высший закон, а его не понимали. Люди думали, что он разрушал их закон, их общество, их структуры, а он давал им более гибкое устройство общества.

Я все время говорю, что я против всяких характеров : вы можете неправильно понимать меня. Вы можете думать, что я учу бесхарактерности. Нет, я просто учу, что нужно иметь характер более высокого уровня - характер, который не является жестким, характер, который не является фиксиро­ванным, характер, который не является мертвым, характер, который является живым, как река, характер, который течет, характер, который не знает никаких ограничений, характер, который может откликаться естественно, харак­тер, который не цепляется за прошлое, но всегда откликается на настоящее. Человек величайшего характера всегда явля­ется бесхарактерным. Будда и Иисус - они беззаконны, бесхарактерны, антиобщественны, потому что они несут в мир более высокий закон. Но ваши глаза не могут поднимать­ся так высоко, вы не можете видеть, что они несут. Они несут нам небо, а мы настолько привыкли ползать по земле, живя в своих норах, что не можем увидеть ту свободу, которую они нам несут. Их свобода кажется рискованной.

Однажды пять дураков путешествовали вместе. Они устали. Они все сели под деревом и вытянули ноги. И обеспокоились: «Что мы теперь будем делать? Мы больше не сможем подняться на ноги. Мы не можем сказать, какие ноги кому принадлежат». Они действительно были очень обеспо­коены: «Что нам теперь делать?» Они начали плакать и рыдать: «Мы вынуждены будем остаться здесь навсегда. Мы застряли здесь. Теперь никто не узнает, которые ноги кому принадлежат». Так они и сидели там, плача и рыдая; голод и жажда мучили их, но они не могли подняться.

Мимо проходил один человек, который спросил: «Что вы здесь делаете? Почему вы плачете и рыдаете? Что случилось с вами, какое несчастье приключилось с вами?»

Дураки ответили: «Мы не можем подняться на ноги».

«Но почему вы не можете подняться? Я не вижу никаких проблем, - сказал человек. - Вы выглядите вполне здоровы­ми».

«Потому что мы не знаем, какие ноги кому принадле­жат».

«Боже мой! Что вы мне дадите, если я скажу вам, что делать?»

«Если ты скажешь нам, какие ноги кому принадлежат, мы хорошо заплатим тебе».

Он взял большую палку и начал бить их ею. Он ударил одного из них: «Ой!»

«Это твои ноги - втяни их!»

Он ударил другого: «Ой!»

«Это твои ноги - втяни их! »

Так он ударил всех, пока все они не встали на ноги.

Такая же ситуация и с человечеством. Все человечество ведет себя очень глупо. Кто-то должен сильно ударить вас, чтобы вы все осознали. И когда кто-то приходит и из сострадания ударяет вас, вы сердитесь, вы не понимаете его.

Иисус бил вас по головам, чтобы довести до вас некую истину: что никто не помещал вас в тюрьму, кроме вас самих, что никто не создавал из ваших жизней эту путаницу, кроме вас самих, что никто не готовил эту ловушку для вас - это все вы сами. Это безобразное состояние дел, это жалкое состояние дел - результат ваших собственных деяний: в этом все его откровение. Но когда кто-то говорит: «Это результат ваших действий», у вас возникает желание предъ явить встречное обвинение. Вам хочется сказать ему, что кто-то другой ответ­ственен за это; это сохраняет ваше лицо. Когда кто-то говорит вам, что ответственны только вы, вы возражаете, вы сердитесь. Вы? Как вы можете быть ответственным? Вы так мудры. А если человек считает себя мудрым, это уже показатель того, что он глупец.

Теперь сутры:

Тогда отпустил им Варраву, а Иисус был предан на распятие.

А около девятого часа возопил Иисус громким голосом: Или, Или! лама савах фани? То есть: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?

Это предложение имеет огромную важность и должно быть понято очень глубоко и во всех деталях. Будете вы понимать Иисуса или нет, во многом зависит от того, как вы понимаете это предложение. У него есть много интерпрета­ций.

Некоторые думают, что Иисус стал сомневаться. Они считают, что он тоже надеялся на чудо: что Бог спустится с небес и спасет его, что будет великим чудом. Чуда не случилось, а он был уже почти распят. Он был прибит к кресту, он кричал: «Или, Или! - Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» — Что дурного я сделал, что ты отказался от меня? Почему ты оставляешь меня одного? Где твое обещание, где твое чудо?

Нет, эта интерпретация неправильна. Иисус ничего подобного не говорил. Он не сомневался и не ждал никакого чуда. Другие действительно ожидали его; толп а действитель­но ожидала; но Иисус не ждал никакого чуда. Потому что человек, подобный Иисусу, знает, что просто жить - это величайшее чудо; не может быть большего чуда. Просто быть - достаточно, более чем достаточно. Вы не можете просить большего. Просто быть живым посреди такого большого количества смерти, быть живым в океане смерти - это величайшее чудо. В такой темноте, в такой сплошной темноте быть сознательным и живым — это все. Чего еще вы можете просить?

Нет, он не ждал никакого чуда. Тогда почему он сказал: «Для чего Ты Меня оставил?» Это случается с каждым, кто приближается к последнему шагу, со всеми, кто подходит к самому краю самадхи, к самому краю просветления. Это случается со всеми. Это подобно тому, что река вот-вот должна впасть в океан - известное должно встретиться с неизвестным, жизнь должна обняться со смертью. Это естес­твенно, это соверш енн о естественно. Это не сомнение, это ничего похожего на скептицизм, это не потеря доверия. Нет, это просто человеческое свойство - прежде чем человек растворится, он дрожит, боится. Человек в ырывается с кор­нем, вырывается с корн ем из жи зни.

Это тот же самый страх, который испытывает ребенок перед тем, как родиться. Я утверждаю, что каждый ребенок, который должен выйти из утробы матери, говорит: «Или, Или - Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил?» До сих пор он имел совершенно другую жизнь. Теперь вся эта жизнь вырывается с корнем, и кто знает, что будет дальше. Человек стоит перед бесконечной бездной, перед бездонной пропастью. Он начинает дрожать. В этом проявляются чело­веческие качества Иисуса.

В крике Иисуса «Или, Или» в этот день кричала вся человеческая природа. Вот что прекрасно в Иисусе. Будда не делал бы такого; он не кричал бы. В нем как будто нет человеческой части - все камень, мрамор. Иисус - человек по пл оти своей, такой же, как вы и я; хрупкое человеческое существо перед бездонной пропастью. Он кричит не потому, что у него возникли сомнения, - если бы у него возникли сомнения, он не говорил бы: «Или, Или - Боже мой. Боже мой!» Он бы не говорил этого. Ес ли бы у него были сомнения, он бы сказал то, что сказал Ницше спустя двадцать веков: «Бог умер. Нет никакого Бога».

Если бы он ждал какого-то чуда, то, как раз было бы время сказать: «Ты не существуешь, я был одурачен в моих иллюзиях, в моих сновидениях». Если бы Иисус был скепти­ком, он сказал бы: «Нигде нет никакого Бога. Я был неправ, что верил в тебя; ты не существуешь». Или бы он бросил вызов: «Это тот момент, когда ты можешь доказать, сущес твуешь ты или нет. Соверши чудо сейчас и докажи, что ты существуешь!»

Это случилось с одним философом, Эдмундом Бёрком: он был в церкви во время собрания религиозного братства. Он встал перед прихожанами, вынул свои карманные часы и сказал: «Я поверю в Бога, если он сможет прямо сейчас остановить эти часы». Он посмотрел вверх и сказал: «Если ты есть, если ты существуешь, сделай, пожалуйста, хотя бы это маленькое чудо. Я не прошу большого чуда. Останови эти часы». И часы не остановились. Это доказывало, что Бога нет. Эдмунд Бёрк не просил большого чуда, только маленького, очень маленького. Но проблема не в том, просите вы большого чуда или маленького; проблема в том, просите ли вы его для доказательства. Тогда доказательство не может быть дано, потому что существование совершенно не заботится о том, чтобы доказать себя кому-либо. На самом деле, тот, кто старается доказать свое существование, внушает подозрение, что его не существ ует. Бог не боится никаких подозрений, поэтому, что бы вы ни говорили, он продолжает спокойно улыбаться. Его это не беспокоит. Он существует, зачем доказывать это?

Иисус не просил доказательства, иначе он не говорил бы: «Боже мой. Боже мой, - Бог все еще "мой", - для чего Ты Меня оставил?» Это просто человеческая природа, хрупкая природа человека. Когда человек остается один, это приходит к каждому; это распятие приходит к каждому. Если вы углубляетесь в медитацию, то однажды вы поймете значение этого предложения: «Или, Или, лама савахфани». Однажды, двигаясь очень медленно, вы приблизитесь к той точке, где вы растворяетесь, исчезаете. Это точка распятия, и вы тоже закричите: «Боже мой, почему ты оставил меня? Я исчезаю, испаряюсь! » Это просто указывает на хрупкость человека, больше ни на что. И это показывает также подлинность переживания, потому что это случается только тогда, когда человек действительно встречается лицом к лицу с этим моментом полной остановки, с этим распятием, когда эго полностью исчезает. Человек остается в полной пустоте. В ней нет никаких сомнений, нет никаких просьб чуда. Это не проблема, это констатация человеческой природы Иисуса: «Я хрупкое человеческое существо, сын человека, и я боюсь. Я дрожу, мне хотелось бы вернуться назад».

Но возврата назад нет, потому что это точка без возв рата. Поэтому - что еще можете вы делать, кроме как кричать? «Боже мой. Боже мой, почему ты оставил меня?»

Некоторые из стоявших там, слыша это, говорили: Илию зовет Он.

Всякий раз, когда вы слушаете человека, подобного Иисусу, вы интерпретируете его своим собственным образом. Илия был пророком древности. Люди считали, что он зовет Илию. Он звал живого Бога, существующего сейчас, а люди думали, что он звал Илию, который жил когда-то в прошлом. Ум думает о прошлом, не-ум откликается на настоящее.

Иисус звал Бога, который всегда существует сейчас, который не имеет ни прошлого, ни будущего, который существует только в настоящем. Он звал Бога, настоящего, живого, смотрящего на него непосредственно сейчас. Но люди думали, что он звал Илию, старого пророка.

Некоторые из стоявших там, слыша это, говорили: Илию зовет Он.

И тотчас побежал один из них, взял губку, наполнил уксусом и, наложив на трость, давал Ему пить.

А другие говорили: постой, посмотрим, придет ли Илия спасти Его.

Иисус же, опять возопив громким голосом, испустил дух.

Еще раз он вскричал: «Боже мой. Боже мой, почему ты оставил меня?» Почему дважды? Он кричал первый раз; он, должно быть, надеялся, что будет какой-то ответ, что будет какой-то отклик. Ничего не случилось.

Существование является безмолвным. Вы слышите только свое собственное эхо.

Никакого ответа не пришло от существования. Он вскри­чал еще раз - может быть, оно не слышало? Существование никогда не отвечает. Это не значит, что оно вообще не отвечает; оно никогда не отвечает словесно, оно никогда не отвечает вашему уму. Оно отвечает экзистенциальным спосо­бом. Оно ответило, но Иисус не смог уследить за этим в тот момент - в такой момент никто не в состоянии уследить за этим. В такой момент человек только дрожит и видит ускользающую из-под ног землю, видит испаряющегося самого себя. И не приходит никакого ответа.

Только позже, когда он уже воскрес, смог Иисус понять ответ.

Ответ дается в терминах существования, а не в терминах интеллекта, ума. Он не является словесным. Ответом является воскресение. Умрите тотально, и тогда вы воскреснете. И это было ответом: «Я не оставил тебя. Я всегда здесь, глубоко внутри тебя. Как могу я оставить тебя? Ведь я есть ты. Как могу я оставить тебя? Как могу я уйти от тебя? Я ведь твое внутреннее ядро. Тот, кто умер на кресте, не является ни мной, ни тобой. Это просто транспортное средство, дом, сновидение, которое ты использовал. Это ни ты, ни я». И эти люди, которые распинали Иисуса, распинали только тело, но не дух. Дух не может быть распят. Он бессмертен. Но этот ответ пришел несколько позже, когда Иисус уже умер. Он вс кричал снова:

Иисус же, опять возопив громким голосом, испустил дух.

Еще раз попытался он найти ответ, любой отклик от целого, от океана. Никакого ответа не пришло, и он умер, он исчез.

Это то, что Будда называет нирваной, прекращением пламени. Он сдался, отрекся от себя. В этом смысл слов «испустил дух» - он капитулировал. Он сказал: «Да будет воля твоя. Пусть будет так, как ты желаешь».

И в от, завеса в храме раздралась надвое, сверху донизу; и земля потряслась; и камни расселись.

Человек, подобный Иисусу, является вершиной сознания, заботливо выращенным цветком. Он тот, кто был взращен, кто выращивался веками в результате многих рождений и перио­дов роста. И затем пришел расцвет. Все существование праз­днует, все существование ощущает славу Бога. И когда такой человек умирает, покидает свое тело, по всему существованию распространяется печаль. Так и должно быть...

...потому что мы не отделены друг от друга; мы взаимос­вязаны, мы соединены вместе. Мы являемся единой массой сознания. Индивидуальность - это просто эгоистическое поня­тие. Поэтому, где бы ни расцветал Иисус, все существование испытывает блаженство; и всякий раз, когда Иисус покидает свое тело, существование испытывает печаль. Это символичес­кий способ высказывания этого: «И вот, завеса в храме раздралась надвое, сверху донизу; и земля потряслась; и камни расселись». Так и должно было быть.

Говорят, что, когда Мухаммед путешествовал по пусты­не, облака следовали за ним, чтобы укрыть его от солнца подобно зонтику. Этот факт, может быть, и не исторический, но очень важный. Это поэтично, символично - это о чем-то говорит.

О Будде рассказывают, что, когда он стал просветлен­ным, деревья расцвели, хотя был не сезон для этого. Они могли и не цвести; это, возможно, и не научное утверждение. Но утверждение и не обязано быть научным, чтобы быть истиной, утверждение не обязано быть историческим, чтобы быть истиной. Есть различные планы истины. Есть какие- то качества и в поэтической истине. Она не является истори­ческой, она не является научной, но это все равно истина. Это поэтическая истина. И поэтическая истина находится на более высоком плане, чем любая научная истина, потому что научная истина все время меняется; поэтическая истина является вечной. Научная истина является в большей или меньшей мере фактом. Поэтическая истина фактом не явля­ется, но имеет глубокое значение и смысл.

О Махавире рассказывают, что, когда он ходил из деревни в деревню, - а он был обнаженный, обнаженный человек без какой-либо обуви и одежды, - на его пути встречались шипы: они немедленно отклонялись, чтобы не поранить его ноги. Шипы могли и не делать этого - человек не может ожидать столь многого от шипов. Даже от человека трудно ожидать такого. Но все же, эта идея является весьма важной. Она просто показывает одну вещь: что мы являемся частями друг друга. Шипы являются частью нас, а мы - частью шипов. Цветы также являются частью нас, а мы - частью цветов. Мы одна семья. Мы не чужие друг другу, мы не отдельные острова: мы обширный взаимосвязанный континент бытия.

Земля, возможно, и не тряслась, но я утверждаю, что Евангелие содержит истину. И всякий раз, когда есть какое-то противоречие между поэтической и научной истинами, верьте поэтической истине. Научная истина является весьма обыкновенной. Верить в поэтическую истину - необычно. Это дает вам внутреннее видение, это поднимает вас на более высокий план бытия. Просто доверяя поэтической истине, вы начинаете летать, как будто у вас внезапно выросли крылья. Вы больше не движетесь по земле, вы летите по небу. Когда истина имеет крылья, она становится поэтической.

И вот, завеса в храме раздралась надвое, сверху донизу: и земля потряслась; и камни расселись;

И гробы отверзлись; и многие тела усопших святых воскресли.

Конечно, так и должно было быть. Даже если так не было, так должно было быть. Всякий раз, когда распинают Иисуса, все святые прошлого должны чувствовать это в своих могилах; они должны чувствовать это.

Будда, на самом деле, говорил, что, когда рождается Будда, то не только прошлые Будды чувствуют это, но и будущие, те, кто еще только должны стать Буддами. Потому что время - это человеческое понятие, но на самом деле никакого времени нет. Есть только вечнос ть. Это все единое целое, единый кусок.

И гробы отверзлись; и многие тела усопших святых воскресли.

Распятие Иисуса было очень большим шоком. Это было шоком, это было мечеподобным проникновением в бытие. Это было не только распятием Иисуса, в этот день была распята вся религия, через Иисуса были распяты все святые.

В чем смысл этого? Смысл этого в том, что настоящее содержит все прошлое, этот момент содержит все прошлые моменты. Ничто не исчезает, ничто и не может исчезнуть. Куда оно уйдет? Этот цветок розы содержит все цветки розы прошлого; и, если вы сможете это понять, он содержит также и все цветки розы будущего. Это только один цветок, пред­ставляющий все цветы прошлого и будущего. Мы здесь; на мгновение все существование сводится в одну точку. Все прошлое и все будущее сходится в данном моменте. Данный момент является мостом между прошлым и будущим. В вас все встречается прямо сейчас. Если вы можете осознавать это, то вы являетесь целым существованием в данный момент. В этом смысл того, что сказано в Упанишадах: Ахам Брахмасми - «Я есть целое». В этом смысл слов Иисуса, повторяюще­го снова и снова: «Я и отец мой - едины». В этом смысл слов Мансура, который говорил: Ана-эль-Хакк - « Я есть истина».

В каждый момент целое сворачивается в точку. Каждый момент представляет собой целое, все прошлое и все будущее. Иисус - это не только Иисус; он содержит в себе всех Будд, всех святых; и не только из прошлого, но и из будущего тоже.

И гробы отверзлись; и многие тела усопших святых воскресли,

И, вы йдя из гробов по воскресении Его, вошли во святой град и явились многим.

И это почувствовали многие. Это было не просто напи­сано несколькими учениками. Даж е другие, достаточно чув­ствительные, почувствовали это.

Это зависит от вашей чувствительности.

Если вы действительно чувствительны, вы можете чув­ствовать все - все прошлое и все будущее сходится в вас. И в этот момент вы являетесь не крошечным существом, а всем целым. Те, кто чувствителен, могут увидеть это. Они могут почувствовать неизвестные силы, окружающие их.

Этот день распятия Иисуса не был обычным днем. Люди, которые имели в себе хоть немного молитвы, чувствовали, должно быть, некоторые неизвестные силы вокруг себя. Люди, которые имели в себе хоть немного медитации, стали, должно быть, восприимчивыми. Те, кто любил, или те, кто имел поэтическое видение, или те, кто имел чувства худож­ника, должны были чувствовать все это. Люди, имеющие определенные качества сердца, должны были чувствовать вокруг некоторое присутствие.

Авторы Евангелия не были знакомы с индийскими священными писаниями, иначе они описали бы все более ясно. В Индии мы имеем старые традиции, и мы прошли через многие измерения в интерпретации неизвестного. Ког­да говорил Будда, то его приходили послушать не только человеческие существа; приходили также боги, слушали его также животные и деревья. Если вы будете читать буддийс­кие священные книги, вы будете удивлены, как много слушателей было у Будды. Вы будете удивлены, потому что никаких инструментов еще не существовало: не было микро­фонов, не было никаких средств связи. Как мог Будда говорить та кому большому количеству слушателей? Но здесь имеется несколько неправильное понимание. В это число входят не только человеческие существа. Большая часть их была дэвами, богами, которые спускались сверху, чтобы послушать Будду; затем животные, которые не понимали человеческого языка, но могли чувствовать; затем деревья, другие растения и птицы, которые не нуждались в какой-либо словесной связи, само присутствие Будды было доста­точным питанием для них; и потом человеческие существа.

Люди были весьма незначительной частью всей аудито­рии. И подобные истории существуют о Махавире и о други х тиртханкарах и других Буддах. О Махавире говорят, что когда он впервые заговорил, то его могли понимать и слушать только боги, потому что он говорил на таком высоком плане, что никто другой не мог его понять. Потом боги убедили его: «Пожалуйста, спустись немного пониже, чтобы помочь чело­вечеству». Затем, постепенно, он стал говорить на более низких планах, и люди стали понимать его. Затем боги убедили его спуститься на еще более низкий план, чтобы его могли понимать животные, деревья и скалы.

Эти истории прекрасны. Они говорят только одно: что мы все взаимосвязаны, что мы не разделены. Высочайшие точки связаны с наинизшими. Мы все являемся ступенька­ми одной лестницы - самое низкое является такой же частью этой лестницы, как и наивысшее.

Те, кто был чувствительным, могли почувствовать что-то неизвестное, могли почувствовать странное присутствие вокруг.

Но все зависит от вашей чувствительности; больше ничего не нужно. Не нужны великие интеллектуальные достижения, не нужна большая логическая сообразитель­ность. Когда Иисус приходит к вам и стучит в вашу дверь, то все, что необходимо, это глубокая чувствительность.

Позвольте мне рассказать вам одну маленькую притчу.

Добрый и чуткий король предложил место в своей карете уставшему путнику, встреченному на дороге. Вспоминая плохое отношение недобрых королей, путник в нерешитель­ности спросил: «Сэр, что я должен буду дать вам за это?»

Понимающий король ответил: «Только одно: чтобы вы приняли мое предложение» .

Да, это все, что Иисус просит от вас, - чтобы вы приняли его предложение.

Беседа 10

Я - море, которое вы ищете

30 декабря 1975 года, Пуна

Первый вопрос:

Вы появились здесь, чтобы посвятить свою жизнь помощи другим людя м; но люди вокруг вас интересуются лишь помощью самим себе. Если их целью является потерять свое эго, то не является ли лучшим способом потерять себя в помощь другим?

Это вопрос новой ищущей, Вирджинии. Поскольку она новичок здесь, ей трудно понять, что здесь происходит.

Прежде всего, вы должны помнить: вы можете помогать другим только тогда, когда уже помогли самому себе, никак не раньше. Вы можете помогать другим, когда вы уже исчезли, никак не раньше. Вы не можете потерять свое эго, помогая другим. Вы можете потерять свое эго, а потом вы можете помогать другим. Если, на самом деле, ваше эго еще здесь и вы помогаете другим, то вы приобретаете более развитое, более тонкое, более ханжеское эго — в от и все. В результате этого состояние без эго не наступит. Эго станет религиозным, и тогда отрава станет религиозной, она станет более опасной.

Я помогаю вам, потому что меня нет. Вы здесь, чтобы, прежде всего, помочь себе. Когда вы исчезнете, не будет, на самом деле, никакой необходимости помогать другим; это случится само собой.

Я расскажу вам небольшой анекдот. Одна женщина всегда посещала церковь и после каждой проповеди говорила: «Господи, им действительно так нужна была эта проповедь в это утро». Одним зимним снежным утром она оказалась единственной прихожанкой в церкви. Священник проводил ее до двери, где она сказала: «Господи, им действительно так нужна была эта проповедь, если бы они были здесь».

Эта проповедь - для вас. Не обманывайте самих себя, не устраивайте новую ловушку эго. Это не для них, это для вас. Я обращаюсь к каждому индивидууму непосредственно; я не говорю с толпой. Когда я что-то говорю, я говорю это в точности вам, а не вашему соседу. И единственный способ, которым вы можете помочь миру, - это исчезнуть, стать пустотой. Из этой пустоты возникает пламя любви и сострадания. Из этой пустоты возникает аромат божественного. И тогда вы помо­гаете миллионам, но вы никогда не узнаете, что помогаете им. Вы становитесь средством выражения Бога, в ы становитесь его воплощением. До этого вы можете стать миссионером, что является грязным словом. До этого вы можете стать «делате­лем добрых дел», что очень опасно. До этого вы можете создать в себе весьма ханжеское эго: помогая другим, человек чувствует себя выше их. Вашим отношением к ним становит­ся: «Я являюсь большим праведником, чем вы». Вашим взглядом на других становится осуждение, но вы не можете помочь кому-либо осуждением, вы можете помочь только состраданием.

Но какое сострадание возможно при наличии эго? При наличии эго возможно насилие, возможно осуждение. Любовь и сострадание? Нет, они невозможны. Так что будьте начеку. Ваш ум всегда начинает что-то выдумывать, когда вы нахо­дитесь рядом с Учителем и слушаете его откровения. Ваш ум говорит: «Они нуждаются в этом». Весь мир нуждается в этом, кроме вас. Будьте уверены: вы нуждаетесь в этом. Вы - это и есть они.

Мир существует не отдельно от вас. Мир - это многократ­но повторенный вы.

И позвольте мне сказать вам, что я учу вас эгоизму. Я не учу вас тому, что вы должны идти служить другим. Я учу: любите самого себя, служите самому себе, чтобы стало явным то, что скрыто внутри вас. Сам поток этого поможет другим. Где бы вы ни были, что бы вы ни делали - все станет помощью. Это не означает, что вы стараетесь помочь; само ваше бытие превратится в помощь.

Второй вопрос:

Достигнув мирного состояния ума, - то, что Вы называете Индией, - как может человек сохранить его в условиях давления Запада? По-моему, э то невозможно.

Да, я называю Индию не страной, а внутренним про­странством. Я называю Индией не что-то, что существует в географическом смысле, на карте. Я называю Индией то, что существует скрытым внутри вас, то, что вы еще не обнаружи­ли. Индия - это ваше внутреннее пространство. Индия - это не нация, это состояние ума.

Вопрос звучит так: « Достигнув мирного состояния ума, - то, что Вы называете Индией, - как может человек сохранить его в условиях давления Запада? По-моему, это невозможно».

Раз вы уже достигли этого состояния, вы не можете потерять его. Если вы даже и захотите потерять его, вы не сможете этого сделать. Никакое реальное достижение никог­да не теряется. Иначе, вы, видимо, вообразили себе, что достигли внутреннего покоя. Тогда вы, должно быть, обману­ли себя. Тогда что-то, видимо, натолкнуло вас на мысль, что вы достигли этого.

Если, например, вы уйдете в Гималаи, то вы встретите там покой и безмолвие. Там царит вечное безмолвие. В этом безмолвии вы начинаете ощущать себя безмолвным, вы отражаете это безмолвие. Не думайте, что вы стали безмолв­ным; это Гималаи отражаются в вас. Безмолвие принадлежит Гималаям, а не вам. Когда вы спускаетесь на равнину, это безмолвие уходит. Снова вы в суматохе, снова вы сами являетесь суматохой, снова возвращаются страдания и беспо­койства. И вы думаете, что потеряли нечто, что ранее приобрели? Нет, прежде в сего, вы никогда и не приобретали это нечто. Оно принадлежало Гималаям; оно и сейчас нахо­дится там. Вы вошли в некоторую ситуацию, но вы не вошли в некоторое состояние. Ситуация - это нечто вне вас, состо­яние - нечто внутри вас. И вы обманывали себя. Так легко обмануть самого себя! Человек желает чувствовать, что он достиг чего-то, потому что это также дает обильную пищу для его эго: я достиг.

В Индию приезжает множество людей. Приезжающим с Запада Индия кажется молчаливой, спокойной, бедной, но удовлетворенной. Индия в некотором смысле находится в прошлом на расстоянии в две тысячи лет. Когда вы приезжа­ете в Индию или в Гималаи из Нью-Йорка или из Лондона, вы перемещаетесь назад во времени. Вы возвращаетесь к временам Иисуса, на две тысячи лет назад. Все является примитивным, диким, нецивилизованным. Человек чувству­ет себя хорошо; он снова испытывает некоторую свободу. Здесь нет шума, беспокойств, напряжения, постоянной спеш­ки, вечной погони за неизвестно чем, присущих Западу. Здесь все движется медленно. Все очень тихо, никто никуда не спешит. Слышна только некая музыка. Индийцы могут и не слышать ее, потому что они рождены в ней, - точно так же рыба не чувствует океана. Но когда приезжают люди с Зап ада, они получают шок, приводящий к осознанию чего-то. Их сон нарушен, и они начинают чувствовать и думать, что они достигли определенного состояния. Достичь этого состояния не так легко. Это не путешествие на самолете: вы не можете перелететь из одного состояния ума в другое. Это не путешествие, это паломничество.

И вот в чем различие между путешествием и паломни­чеством: путешествие переносит вас из одной точки про­странства в другую, а паломничество переносит вас извне внутрь, из пространств а в не-пространство. Вы легко може­те быть обмануты здесь, причем не кем-то другим, а вами самими.

Потом вы возвращаетесь обратно, и эта свобода, это безмолвие, эта медитация, эта игривость исчезают. Отсюда и вопрос: «Достигнув мирного состояния ума, - то, что Вы называете Индией, - как может человек сохранить его?» Нет никакой необходимости сохранять его. Оно такое живое, такое жизнеспособное, что сохраняется само. Оно имеет огромную энергию. Оно не нуждается ни в чьей помощи. Вам, на самом деле, не нужно поддерживать его; оно поддер­живает вас. Оно больше вас, оно выше вас, оно глубже вас, оно величественнее вас: это ваша первоначальная природа. Это вы, в своих максимальных - величии и славе. Ничего не нужно для поддержки этого состояния, и ничто не сможет вывести вас из него. Раз вы достигли его, то достигли навечно. Вы не можете утерять его. Раз вы потеряли его, то знайте, что вы обманывали самого себя.

«Как может человек сохранить его в условиях давле­ния Запада?» Если оно не может быть сохранено в условиях давления, то оно и не заслуживает того, чтобы его хранили. Любая стоящая медитация останется жизнеспособной и на рынке. Потому что рынок - это ничто, раз вы достигли медитативно го с остояния. Никакой рынок не сможет побес­покоить вас, никакой рынок не сможет вывести вас из него. Это становится подобным дыханию. На самом деле, вы будете в большей степени ощущать его на рынке, чем в Гималаях, потому что в Гималаях исчезнет контраст. Если вы действительно вкусили, что есть уединение, вы в еще большей степени будете чувствовать его в толпе, чем на вершине Гималаев, потому что в толпе - контраст... Если вы услышали внутреннюю музыку, то по контрасту вы лучше будете слышать ее при шуме уличного движения. Звезды на небе вы можете видеть ночью, а не днем - потому что днем нет контраста. Ночь так темна; в этой бархатной темноте вы можете видеть звезды, прекрасные звезды. Днем они исче­зают. Они все еще здесь, они никуда не ушли, они остались на небе, - но из-за солнечного света нет контраста. Теперь для них нет подходящего фона.

Это мое понимание, это мое переживание: то, что вы уже достигли, вы всегда будете ощущать более ярко; оно в еще большей степени будет всплывать на поверхность, когда вы будете приближаться к чему-либо противоположному. Если медитативное состояние является истинным, то в Нью-Йорке оно будет еще более явным, в Лондоне вы будете в большей степени ощущать его. Когда вы окружены противополож­ным, это состояние пульсирует более ясно. Если же это состояние не случилось вам, то вы приезжаете на Восток, вы хорошо чувствуете себя, но потом возвращаетесь на Запад, и оно уходит. Это было путешествие, а не паломничество. Вы путешествовали из одной точки в другую в пространстве, вы не перемещались из пространства в не-пространство. Медита­ция означает паломничество от внешнего - во внутреннее, извне - вовнутрь. Раз вы достигли ее, то вы не утеряете ее, если даже захотите.

Третий вопрос:

Когда я пишу книгу, я полна потоками энергии и в осторга. Но после окончания работы над книгой я настолько пуста и мертва, что едва могу в ыносить жизнь. Сейчас я как раз начала писать, и хотя в о время работы я могу получать удоволь ствие, во время медитации меня подавляет страх перед той пустотой, которая, как я ожидаю, наступит через месяц.

Это от Панкаджи; она пишет романы. Я просматривал ее книги, они прекрасны. У нее есть для этого сноровка: как получше рассказать какую-то историю, как сочинить ее. И это не только ее переживание, это переживание почти каждо­го, кто в той или иной степени является творческой лич­ностью. Но, тем не менее, ее интерпретация неверна, а от ин терпретации очень многое зависит.

Когда женщина вынашивает ребенка, она полна. Конеч­но же, после рождения ребенка она будет ощущать пустоту. Она утеряет ту новую жизнь, что пульсировала и шевелил ась в ее утробе. Ребенок вышел наружу; в течение нескольких дней она будет чувствовать пустоту. Но она может любить ребенка, она может забыть про пустоту, любя его и помогая ему расти. Для художника даже это невозможно. Вы пишете картину, пишете стихи или роман; когда вы заканчиваете, вы ощущаете пустоту. И что вам теперь делать с этой книгой? Так что художник находится даже в более трудном положе­нии, чем мать. Раз книга кончена, она кончена. Теперь она не требует ни помощи, ни любви; ей не нужно расти. Она совершенна; она родилась взрослой. Раз картина закончена, она закончена; художник чувствует себя совершенно пустым. Но человек должен заглянуть в свою пустоту. Не говорите, что вы исчерпаны, лучше говорите, что вы израсходованы. Не говорите, что вы пусты, потому что каждая пустота является также и полнотой. Вы смотрите не с того конца.

Вы входите в помещение: там есть мебель, вещи, на стене картины. Затем вещи и картины удаляют, и вы снова входите в помещение: что вы теперь скажете? Назовете вы помещение пустым или полным? Помещение (room) означает пустоту, пространство. При удаленной мебели пространство помеще­ния является полным. Когда в помещении была мебель, его пространство не было полным; много его терялось из-за наличия мебели. Теперь пространство помещения является полным, пустота является полнотой.

Вы можете смотреть на это с двух сторон. Если для вас важна мебель, так что вы видите только кресла, столы и диваны и не видите пространства помещения, то оно будет казаться вам пустым. Но если вы знаете и можете видеть непосредственно пустоту, то вы почувствуете огромную сво­боду, которой не было раньше, когда пространство было занято мебелью, когда вы не могли двигаться в нем. Если вы будете продолжать наполнять помещение мебелью, то насту­пит момент, когда вы не сможете больше двигаться, потому что исчезнет все пространство этого помещения.

Однажды я останавливался в доме очень богатого чело­века. Он был очень богат, но не имел никакого вкуса. Его дом был настолько полон, что это был уже вовсе и не дом. Вы не могли двигаться, вы всегда боялись двигаться, потому что в доме было много антикварных вещей. Он сам боялся двигать­ся в доме. Слуги были в постоянном беспокойстве. Он предоставил мне лучшую, самую прекрасную комнату в доме.

И я сказал ему: «Это не комната, это музей. Дайте мне, пожалуйста, что-нибудь, где бы я мог двигаться, тогда это будет комната. Это не комната, это не помещение. Помеще­ние почти исчезло». Помещение означает ту свободу, кото­рую предоставляет вам ее пространство.

Когда вы работаете, творите, ваш ум заполнен многими вещами. Ум занят. Писание романа - это занятость ума; писание поэмы - это занятость ума; в нем слишком много мебели - мебели ума: мыслей, ощущений, действующих лиц. Потом книга окончена. Внезапно мебель исчезла. Вы чувствуете пустоту. Но нет необходимости печалиться. Если вы посмотрите на это правильно - то, что Будда называл правильным видением, самьяк драстхи, — если вы посмотри­те правильно, вы почувствуете себя освобожденным от навяз­чивых мыслей, от занятости. Вы снова почувствуете себя чистым, ничем не обремененным. Персонажи романа больше не проживают в вашем уме. Эти гости ушли, и хозяин полностью свободен. Наслаждайтесь этим. Разве вы не заме­чали, что, когда гость приходит, вы чувствуете себя хорошо; когда он уходит, вы чувствуете себя еще лучше? Он оставил вас наедине с самим собой, и теперь вы снова полностью владеете своим пространством.

Написание романа приближает к безумию, потому что слишком много действующих лиц становятся вашими гостя­ми, причем каждое из них действует по-своему. Не всегда они слушают писателя, не всегда. Иногда кто-то из них идет своим путем, заставляя писателя следовать за ним. Писатель начинает роман, но никогда не кончает его. Действующие лица заканчивают его сами.

Это все равно, что дать жизнь ребенку. Вы можете дать жизнь ребенку, но потом он начинает жить самостоятельно. Мать считает, что он должен стать врачом, а он становится бродягой. Что вы можете сделать? Вы очень стараетесь, но он становится бродягой.

То же самое происходит, когда вы пишете роман: вы начинаете с некоторого персонажа - вы собирались сделать из него святого, а он становится грешником. Это в точности то же самое, что случается с ребенком: мать беспокоится, автор беспокоится. Он хотел, чтобы тот стал святым, а он становит­ся грешником, и невозможно что-либо сделать. Ему кажется, что он в безнадежном состоянии, что персонажи управляют им. Они были его фантазиями, но по мере ра боты с ними они становятся почти реальными. И пока вы не избавитесь от них, вы никогда не будете в покое. Если у вас в голове сложилась книга, вы должны написать ее, чтобы избавиться от нее. Это катарсис, очищение, это избавление от тяжкого бремени.

Вот почему творческие личности почти всегда сходят с ума. Посредственности никогда не сходят с ума - им не от чего сходить с ума, в их жизни нет ничего, что вело бы к безумию. Творческие личности почти всегда сходят с ума. Ван Гог сойдет с ума, Нижинский сойдет с ума, Ницше сойдет с ума. Почему они сходят с ума? Потому что их ум слишком занят; слишком много событий происходит в их умах. Они не имеют внутри себя пространства для самих себя. Так много людей пребывают там; они непрерывно приходят и уходят. Это все равно, что сидеть на улице с интенсивным движением. Каждый художник должен заплатить за это.

Помните: когда книга закончена и ребёнок рожден, нужно радоваться, нужно наслаждаться этим пространством, потому что рано или поздно появится следующая книга. Как из деревьев появляются листья и цветы, так из поэтов появляются поэмы, из романистов - романы, из художников — картины, из певцов - песни. Ничего не поделаешь — это естественно для них.

Радуйтесь осенью, когда листья опадают с деревьев и деревья стоят одинокие, без листьев, один на один с небом. Не называйте это пустотой, называйте это новым типом наполненности - наполненности самим собой. Никто не вмешива­ется; вы отдыхаете в самом себе. Период отдыха нужен каждому художнику — это естественный процесс. Тело любой матери нуждается в некотором отдыхе. Один ребенок только что родился, а другой уже зачат - так обычно случается, так обычно случается на Востоке; в Индии это происходит практически непрерывно: к тридцати годам женщина стано­вится почти старухой, все время, рожая детей без какого-то промежутка для восстановления, для омоложения, для уеди­нения. Она исчерпана, она устала. Куда-то ушли ее юность, свежесть, красота. Когда вы даете жизнь ребенку, требуется период отдыха. Вы должны отдохнуть. А если предполага­ется, что ребенок должен стать знаменитостью, то требуется весьма длительный период отдыха. И знаменитости имеют обычно одного ребенка, потому что в него вкладывается все их существо. А затем идет период отдыха, длительный интервал времени для восстановления сил, для восстановле­ния той энергии, которую вы отдали ребенку, для приведе­ния себя в такое состояние, в котором вы могли бы дать жизнь новому ребенку.

Если вы написали роман и если это действительно великое произведение искусства, то вы будете чувствовать себя пустым. Если это что-то вроде журналистики ради зарабатывания денег, если какой-то издатель заключил с вами контракт, тогда это не очень глубокое явление. Вы не будете чувствовать себя пустым после этого, вы останетесь тем же самым. Чем глубже ваше произведение, тем большая пустота будет ощущаться потом. Чем грандиозней была буря, тем большей будет пришедшая ей на смену тишина. Наслаждайтесь ею. Буря хороша, наслаждайтесь ею; тиши­на, наступающая после нее, просто великолепна. День прекрасен, полон активности; ночь тоже прекрасна, она наполнена бездеятельностью, пассивностью, пустотой. Вы спите. Утром вы снова возвращаетесь в мир, полный энер­гии для работы, для действия.

Не бойтесь ночи. Многие люди боятся ее. Здесь есть одна девушка санньясин, я дал ей имя Ниша. «Ниша» означает ночь. Она неоднократно приходила ко мне и проси­ла: «Пожалуйста, измените мое имя». «Зачем?» Она гово­рит: «Я боюсь ночи. Почему из такого множества имен вы выбрали для меня именно это имя? Измените его». Но я не собираюсь менять его. Я дал его ей сознательно из-за ее страха - она боится темноты, она боится пассивности, она боится расслабления, она боится самоотречения. Все это содержится в слове «ночь», ниша.

Вы должны принимать и ночную часть. Только тогда вы станете завершенн ыми, полными , целыми.

Итак, Панкаджа, не считайте, что с вами что-то неладно. Эта пустота являетс я прекрасной, более прекрасной, чем дни творчества, потому что это творчество исходит из пустоты, эти цветы исходят из пустоты. Наслаждайтесь этой пустотой, чувствуйте ее благость, испытывайте блаженство. Принимай­те ее, приветствуйте ее как благословение, и скоро вы увидите, что вы снова полны активности, так что скоро родится еще более великая книга. Не беспокойтесь об этом. Нет никакой нужды беспокоиться. Это просто неправильная интерпретация прекрасного явления.

Но человек живет словами. Раз вы назвали что-то неправильно, то вы начинаете бояться его. Будьте очень и очень точными. Всегда следите за тем, что вы говорите, потому что слова - это не только слова, это установление глубоких взаимных связей между явлениями и вами. Раз вы назвали что-то пустотой, вы начинаете бояться - самого этого слова.

У нас в Индии есть более подходящее слово для обозна­чения пустоты. Мы называем ее шуньей. Само слово является положительным; в нем нет ничего отрицательного. Оно прекрасно. Оно просто означает пространство без каких-либо границ: шунья. И мы называем шуньей предельную цель. Будда утверждает, что, когда вы станете шуньей, когда вы станете абсолютной пустотой, ничем, тогда вы достигнете.

Поэт, художник находится на пути к тому, чтобы стать мистиком. Любая деятельность в искусстве находится на пути к тому, чтобы стать религиозной. Когда вы активны, когда вы пишете поэму, ваш ум активен. Когда поэма родилась, вы истощены и ваш ум отдыхает. Используйте эти моменты для углубления в самого себя. Не называйте это пустотой; называйте это целостностью, называйте это сущ­ностью, называйте это истиной, называйте это Богом. И тогда вы сможете почувствовать благословение этого.

Четвертый вопрос:

Я хотел бы быть ближе к Вам, Бхагаван, но я получаю удовольствие, находясь в открытом пространстве или на море. Что делать?

Я не вижу здесь никакой проблемы. Разве можете вы найти более открытое пространство, чем я? И разве можете вы найти более бурное море, чем я?

Я являюсь абсолютной беззаконностью.

Здесь нет никакой проблемы. Не создавайте проблему там, где ее нет. Вы взгляните в мои глаза: я и есть то море, которое вы ищете, я и есть то обширное пустое пространство, которое вы всегда искали в течение многих своих жизней. Теперь же, случайно, совершенно случайно вы оказались рядом со мной. Не упускайте эту возможность. Есть много способов упустить ее и только один способ не упустить. Есть тысячи способов убежать от меня и только один способ приблизиться ко мне. Почти невозможно, чтобы вы прибли­зились ко мне, потому что возможностей сбиться с пути много больше — их тысячи. Вы можете найти так много причин, чтобы убежать от меня, вы можете оправдать их, вы можете разумно обосновать их, вы можете чувствовать себя правым, убегая от меня. Но подойти ближе ко мне очень тяжело, потому что все хотят свободы. Во всяком случае, все думают, что они хотят свободы. Но я редко встречаю человека, который бы действительно желал свободы; люди лишь дума­ют, что хотят свободы. Потому что быть свободным означает быть никем. Если вы являетесь кем-то, то этот «кто-то» и будет вашим тюремным заключением.

Найти бесконечное пространств о означает, что вы долж­ны будете раствориться. Потому что вы все время создаете вокруг себя какие-то границы, какие-то ограничения, какие-то стены. Чтобы ринуться в бурное море, оставаясь свобод­ным, вы должны будете отбросить все ваши карты, все ваши священные писания, все ваши религии, все ваши концепции идеологии. Двигаться в пространстве без границ означает умереть: умереть для известного и довериться неизвестному, что является самым трудным в мире.

Я расскажу вам одну историю. Это очень древняя история и одна из самых прекрасных среди тех, что мне встречались.

Жил-был один очень мудрый король. Его собственный премьер-министр совершил предательство: он пере дал какие-то секреты в соседнюю страну, неприятелю. Премьер-ми­нистр был пойман с поличным. За это было только одно наказание - смерть. Но старый король всегда любил этого человека. Он был приговорен к смерти, но король дал ему шанс. В последний день он созвал весь свой суд. С одной стороны было оружие, готовое убить преступника, а с другой стороны была черная дверь. И король сказал: «Ты можешь выбирать: или смерть - ты приговорен к смерти, - или черная дверь. Ты можешь сам принять решение». Премьер-министр спросил: «А что за этой черной дверью?» Король ответил: «Это неизвестно. Никто не знает этого, потому что никто не выбирал этого раньше. Во времена моего отца, во времена моего деда много раз предоставлялась такая возможность, но никто не воспользовался ею, поэтому никто и не знает. Это неизвестно никому; даже я этого не знаю. У меня есть ключ, но когда мой отец умирал, он сказал мне: "Я могу открыть дверь, но если ты войдешь в нее, я закрою ее за тобой. Ты не должен заглядывать в нее". Но ты можешь посмотреть, что там, потому что ты можешь выбирать. Ты можешь выяснить, что там находится. Ты имеешь право выбора».

Премьер-министр долго размышлял и выбрал смерть. Он сказал: «Убей меня. Я не хочу идти за эту черную дверь». Премьер-министр был убит. Королева была очень любопыт­ной. Она стала настаивать на том, чтобы король каким-то образом посмотрел, что там за дверью. Король рассмеялся. Он сказал: «Я знаю - за ней ничего нет. Это просто свобода; за ней нет даже никакого помещения. Эта дверь открывается в широкий мир. Там нет ничего, но этого еще никто не выбирал».

Вместо неизвестного люди выбирают смерть. Вместо неизвестного люди даже выбирают страдание. Неизвестное кажется им еще более опасным, чем сама смерть. А свобода - это дверь в неизвестное. Свобода означает движение в неизвестное без знания того, куда идешь, без знания того, что случится в следующий момент. Это черная дверь. Очень редко Иисус или Будда выбирают дверь; все остальные выбирают смерть.

Вы умираете каждый день, но все еще цепляетесь за эту жизнь, которая не дает вам ничего, кроме смерти. Вы выбираете смерть, вы не выбираете реальную жизнь. Реаль­ная жизнь является рискованной, небезопасной. Вы говори­те о бурных морях, вы говорите о бесконечных пространст­вах: загляните в меня, и вы ужаснетесь. Загляните в меня поглубже, и вы испугаетесь. Есть только один путь подойти ко мне поближе - любить. Любить меня - значит умереть для прошлого. Любить — значит доверять, значит отказать­ся от себя, сдаться. И в этом нет никаких проблем. Если вы действительно любите открытые пространства и бурное море, то я приглашаю вас.

Пятый вопрос:

Это от нового ищущего, от Грега Эварта. Бхагаван, я хочу стать санньясином; н о самоотречение и сдача означают любовь, а я никогда не испытывал любви, я никогда не имел каких-либо многозначительных отношений с кем-либо другим. Если я приму санньясу сейчас, мое решение сделать это будет интеллектуальным, может быть, даже лицемерным. Я буду чувствовать себя, как будто я использую Вас. Как мне стать простым, искренним санньясином?

Я - черная дверь, и нет никакого другого способа узнать меня, кроме как войти в меня. Вы говорите, что вы никогда не любили. Пока вы не полюбите, как вы узнаете любовь? Вы говорите, что никогда не были в глубоких, интимных отно­шениях. Пока вы не будете иметь их, как вы узнаете их?

Любовь, самоотречение, доверие: подобны плаванию. Вы должны прийти к реке. Вы не можете выдвинуть условие, что вы не войдете в реку, пока не научитесь плавать. Если вы выдвинете такое условие, вы никогда не научитесь, потому что не существует других способов научиться этому. Вы должны будете войти в воду - конечно, осторожно, конечно, медленно; нет никакой необходимости сразу окунаться в самом глубоком месте. Но войдите - найдите место, где вы могли бы учиться плавать и где бы вы не боялись умереть.

Не входите в меня, дайте мне только вашу руку. Это и ес ть саньяса. Это только начало, начало начал. Это только жест с вашей стороны, что вы готовы идти со мной. Когда вы идете учиться плавать, вы должны доверять Учителю, который учит вас. Это опасно: кто знает, что может случить­ся? Но если вы доверяете, то постепенно вы становитесь способным зайти в самые глубокие места реки. Раз вы научились плавать, то нет никакого страха. Будет под вами шесть футов или шесть тысяч футов - не имеет значения, раз вы умеете плавать.

Я не говорю вам прыгать сразу. Я просто говорю, чтобы вы медленно входили в реку. Оставайтесь возле берега, где вы можете чувствовать, что в любой момент, когда возникнет опасность, вы можете вернуться на берег. Просто дайте мне вашу руку, просто доверьтесь. И нет никакого другого пути.

Чтобы знать, что такое доверие, вы должны доверять. Чтобы знать, что такое любовь, вы должны любить.

Вы упускали всю свою жизнь, потому что вы никогда не позволяли неизвестному входить в вашу жизнь. Вы хотели сначала узнать его.

И снова вы делаете то же самое. Вы хотите стать санньясином: естественно, что с самого начала это должно быть решением вашего ума. Ваш ум должен будет принять решение. И, конечно же, это будет только часть вашего ума. Он не может быть полным, тотальным. Постепенно он будет становиться тотальным. Иногда он может быть даже не большей, а меньшей частью. Десять процентов вас хотели бы стать санньясином, а девяносто процентов вас боятся, но девяносто процентов, которые боятся, уже мертвы. Вы жили этими процентами, но ничего в жизни не нашли.

Это качество отважных: быть всегда готовыми к поис­ку неизвестного, еще не открытого. Потому что, то, что вы уже открыли, оказалось никчемным. Двигайтесь, будьте отважными. Есть сокровища, которые должны быть от­крыты; вы несете их в себе. Я не собираюсь давать вам что- то, чего вы еще не имеете. Вы имеете это. Вы имеете сокровище, вы обладаете ключом к нему. Максимум, что я могу сделать, - это показать вам, как отпереть сокровище, как использовать ключ. Максимум, что я могу сделать, - это показать, где находится замок и где находится ключ внутри вас. Я могу свести вместе замок и ключ, вот и все. Сокровище ваше, оно уже здесь. Но вы должны что-то сделать.

Сначала вы будете делать это нерешительно. Сначала вы можете даже чувствовать, что это лицемерие, потому что вы не целостны, не тотальны. Это хорошо - это хороший показатель того, что вы боитесь быть лицемером. Это хороший показатель того, что вы хотели бы принять санньясу, и все же вы знаете, что только часть вас желает этого, и что вы не уверены в том, является ли это реальным, воображаемым, иллюзорным или обманчивым.

Вы должны двигаться, несмотря на все сомнения: вот что такое отвага. Быть отважным человеком, не означает не иметь страха. Человек отважный и трус в основном не отличаются. У труса также есть идея о том, что нужно двигаться в темноту, в неизвестное, а у отважного также есть страх. Но отважный человек - это тот, кто слушает зов неизвестного, несмотря на барьеры известного, а трус - это тот, кто слушает известное, несмотря на зов неизвестного. Он слушает известное, а отважный человек слушает неиз­вестное; в этом вся разница.

В каждом человеке сосуществуют обе части. Каждый отважный человек имеет позади себя своего труса, но он не слушает его. А каждый трус имеет скрытого в себе храбреца, но не слушает его. Вы становитесь тем, чью часть вы слушаете.

Так что будьте отважными. Всегда принимайте приглаше­ние неизвестного, и ваша жизнь станет приключением.

Санньясин - это тот, кто воспринимает жизнь как приключение, как паломничество, как реку, текущую в океан.

Шестой вопрос:

Я иногда испытываю такой страх упустить что-либо, как будто я в школе, и если я буду делать что-то не то, то меня исключат из школы.

Да, вы действительно в школе. Это школа. Вы учитесь здесь быть самим собой; мы испытываем здесь величайшее приключение - открытие самого себя, достижение своего собственного внутреннего ядра. Это место, где учатся, это школа. Но весь смысл всего учения в этой школе состоит в том, чтобы не беспокоиться о правильном и неправильном, не беспокоиться о хорошем и плохом, не беспокоиться о мораль­ном и аморальном, не беспокои ться о высоком и ни зком.

Весь смысл обучения в этой школе заключается в том, чтобы стать невыбирающим.

Я снова прочту вопрос: «Я иногда испытываю такой страх упустить что-либо, как будто я в школе, и если я буду делать что-то не то, то меня исключат из школы».

Правильным является вот что: не беспокоиться о пра­вильном и неправильном. Правильным здесь является при­нимать себя, принимать себя таким, каким вы уже являетесь; принимать себя целиком, понимая в глубоком смирении, что вы таким и должны быть, что Бог предполагал, что вы именно такими и будете.

Мы не стараемся изменить вас, мы не стараемся улуч­шить вас, мы стараемся не попадаться в эти ловушки эго. Мы просто пытаемся помочь вам обнаружить, кто вы есть. Так что правильным здесь будет не беспокоиться о том, что является правильным и что - неправильным, не беспокоить­ся ни о чем. Мы не собираемся выбирать характер, мораль, правила поведения. Нет, мы пытаемся выяснить, кто мы есть. Раз мы знаем, кто мы есть, не нужны никакие правила поведения, не нужны никакие концепции правильного и неправильного. Если вы знаете, кто вы есть, то все, что бы вы ни делали, будет правильным. А если вы не знаете, кто вы есть, то все, что вы делаете, будет неправильным.

Итак, мы не беспокоимся о правильном и неправильном.

Седьмой вопрос:

Бхагаван, что вы делаете со мной?

Это от Мадхури.

Я убиваю вас, Мадхури. Я убийца, а вы в ловушке. Вы теперь не можете убежать от меня, потому что, если вы вкусили немного смерти, вы не можете убежать. Потому что сейчас вы знаете, что еще много должно прийти к вам. Раз вы вкусили немного смерти эго, то вы знаете, вы можете предста­вить себе, вы можете мечтать о том прекрасном пространстве, которое появится, когда все эго исчезнет: когда вы заглянете внутрь себя и не найдете там никого, только пустоту, обшир­ную пустоту. Если вы нашли небольшой пустой уголок в себе, то теперь вы не сможете уйти. Вы вкусили.

Теперь вы не сможете вернуться в обычный мир. Пока вы не умрете, пути назад нет. Когда же вы умрете, я пошлю вас назад в обычный мир, потому что тогда ничто не сможет испортить вас. Кто может испортить пустоту? Как можно испортить пустоту. Она открыта, она абсолютно уязвима и, все -таки, неуязвима, потому что никто не может испортить ее. Ее невозможно испортить, она чиста и девственна.

Восьмой вопрос:

Что имел в виду Иисус, когда сказал в своей Нагорной проповеди: « Блаженны нищие духом» ?

Это то, что я называю пустотой, шуньей, нищетой духа: те, кто бестелесен, кто не может провозглашать ничего, кому нечего провозглашать — кто просто бе стелесен.

Я расскажу вам одну притчу: один суфийский мудрец попросил своих учеников рассказать ему, в чем заключалось их тщеславие до того, как они стали учиться у него. Первый сказал: «Я воображал, что я самый прекрасный мужчина на свете». Второй сказал: «Я полагал, что, поскольку я религи­озен, я являюсь избранником, одним из немногих избран­ных». Третий сказал: «Я полагал, что я знаю, и поэтому верил, что я могу учить других». И четвертый сказал: «Мое тщеславие было большим, чем их тщеславие, потому что я считал, что могу научиться, могу узнать».

Мудрец заметил: «И тщеславие четвертого ученика все еще остается наибольшим, потому что он и сейчас стремится доказать, что он в чем-то превосходил других. Его тщеславие все еще остается наибольшим».

Вы можете быть эгоистичными и по поводу своей сми­ренности тоже. Быть нищим духом означает просто не быть никем, не быть даже смиренным. Смиренный человек не является нищим духом, смиренный человек - это эго, эго, перевернутое вверх ногами, эго, стоящее на голове. Смирен­ный человек не является в действительности смиренным. Смиренный человек вовсе не смиренен, потому что смирен­ность является функцией эго. Когда эго исчезает, смирен­ность тоже исчезает. Когда вы уходите, откуда взяться вашей тени? Когда вы уходите, не остается даже вашей тени. Когда эго исчезает, исчезает также и смиренность; она является тенью той же самой болезни.

Нищий духом - это тот, кто пришел к пониманию, что его нет. Знать, что вас нет, - это не то же самое, что знать, что вы есть часть целого: «Целое есть, меня нет». Океан есть, капли нет. И нищий духом является очень богатым челове­ком, богатейшим человеком. Нищий духом является самым богатым, потому что самое пустое является самым полным. В данном случае смерть означает жизнь.

И когда я говорю, что я убийца, я просто имею в виду, что я повивальная бабка. Разрушить вас - значит дать вам второе рождение - новую жизнь, жизнь без эго.

Девятый вопрос:

Без всякой на то причины я многое делаю в спешке, например, ем.

Это от Вишну Чайтаньи.

Вишну Чайтанья, что-то изнутри грызет вас: какое-то глубо­кое беспокойство внутри вас порожд ает спешку; какое-то глубин­ное напряжение, которое не позволяет вам расслабиться.

Поэтому, когда вы будете есть в следующий раз, понаблю­дайте, что ест вас. Когда вы спешите, просто понаблюдайте. Убегаете ли вы от чего-либо? Пытаетесь ли вы избежать какой-то ситуации? Пытаетесь ли вы не видеть чего-то, что находится внутри вас? Пытаетесь ли вы подавить что-либо? Не является ли это каким-то беспокойством, в котором вам даже не хотелось бы признаться? Есть ли какая-то рана, которую вы скрываете в цветах? Понаблюдайте в глубине себя. Все люди, которые спешат, просто показывают, что они несут в себе какое-то глубокое беспокойство и что они недостаточно отважны, чтобы посмотреть ему прямо в лицо. Поднимите это из глубин, дайте ему подняться на поверхность. Встретьте это беспокойство, и вы будете просто удивлены. Если вы можете встре титься с любой проблемой прямо, лицом к лицу, она исчезает. Во внутреннем мире знать, в чем заключается проб лема, знать в точности, что это такое, поставить диагноз — значит исцелить. Во внутреннем мире не существует никакого другого лекарства. Проблема существует только тогда, когда вы все время подавляете болезнь. Если вы не позволяете ей встать перед вами, она существует. А люди все время накапливают множество про­блем, а потом они все время в спешке. В этой спешке они стараются убежать от проблем, потому что, если они останутся, если они тихонько посидят, они должны будут столкнуться с ними лицом к лицу. Поэтому они постоянно в спешке, они все время бегут, делают то, делают это. Только когда они засыпают, тогда они, по-видимому, получают покой; но где-то в глубине и тогда покоя нет. Тогда в своих сновидениях, в своих ночных кошмарах они путешествуют, спешат, бегут.

Ко мне приходят многие люди и говорят, что их непре­рывно преследует какое-то сновидение. И вот одно из самых обычных сновидений: человек во сне спешит на станцию, и когда он вбегает на платформу, поезд отходит. Это самое распространенное сновидение. Что оно означает? Оно означает, что вы всегда упускаете главное, всегда упускаете то, к чему стремитесь. А весь смысл беспокойства заключается в том, что его нужно распознать, что на него нужно обратить внимание, его нужно ввести в сознание.

Все групповые терапии, которыми мы занимаемся здесь, есть не что иное, как выведение наружу всего, что подавлено, выведение его на поверхность с тем, чтобы оно вошло в сознание. Когда проблема входит в сознание, она исчезает. Это все равно, как ес ли бы вы сидели на берегу реки и наблюдали. Если вода является чистой, вы можете видеть поднимающиеся вверх пузырьки. На самом дне вы можете видеть некоторое количество пузырьков, они за что-то уцепились, они остаются на дне. Если пузырек поднимается вверх, то чем ближе он к поверхности, тем больше он становится; при уменьшении давления воды он становится больше. Самым большим он является вблизи поверхности. На дне он мог быть совсем маленьким, но на поверхности это большой пузырек. Но затем он мгновенно взрывается, он исчезает.

То же самое, в точности то же самое происходит в том случае, если вы подавляете что-либо. Это может быть чем-то очень маленьким, и вы боитесь доводить его до сознания, потому что в этом случае оно будет становиться все больше и больше; сдерживание все меньше и меньше, и давление меньше. Оно становится больше, вы начинаете бояться. Вы снова насильно заталкиваете его вглубь. Многие люди, кото­рые начали здесь медитировать, приходят ко мне и говорят: «Мы никогда так не беспокоились, как сейчас». Или они говорят: «Мы никогда не были так печальны», или: «Мы никогда не были такими несчастными», или: «Мы никогда так не страдали и не были такими взволнованными». Их пузырьки становятся больше, потому что они приближают­ся к поверхности. Это хороший признак, здоровый признак того, что что-то происходит. Я говорю им: «Будьте счастливы, будьте благодарны за то, что что-то происходит. Пузырьки покидают дно вашего существа и поднимаются на повер хность». Раз они вышли на поверхность, они взрываются, потому что тогда на них не оказывается никакого давления, и они не могут существ овать.

Проблема может существовать только благодаря давле­нию. Без давления никаких проблем нет; они исчезают. Весь смысл всех терапий, практикуемых здесь, заключается в том, чтобы поднять все ваши проблемы на поверхность. Узнавай­те, наблюдайте, осознавайте - и проблемы исчезают. З нание - скорее, понимание - преобразует их. Не спрашивайте: «Если мы узнали, что проблема существует, то что дальше делать?» Если вы действительно узнали ее, то ее больше нет.

В этом красота внутреннего мира: раз вы узнали что-то, его больше нет. Оно остается только в том случае, если вы все время насилуете его, подавляете его, избегаете узнавания его, избегаете восприятия его, избегаете приятия его.

Проблемы существуют из-за вашего невежества, из-за вашей бессознательности. Решением является сознатель­ность. Помните, я называю это решением. Не нужно иметь дело с каждой конкретной проблемой. Благодаря осознаванию исчезает каждая проблема в отдельности и все проблемы вместе - это решение.

Десятый вопрос:

Вам задали так много вопросов. Есть ли какой-то предел, после которого не может быть никаких новых вопросов?

Если ваш вопрос является подлинным, тогда есть предел. Но если ваши вопросы являются заимствован­ными - з аимствованными и з книг, заимствованными у других, заимствованными из различных других источ­ников знаний и информации, то никакого предела нет. Если ваш вопрос является истинным, если он относится к вашему бытию, к вашему существу, то предел есть. Рано или поздно вы придете к нему - вопросы кончатся. Но если они относятся к категории вопросов ученых, то им нет предела.

Позвольте мне рассказать вам анекдот.

Случилось так: хозяйки дома не было дома, когда новая служанка позвонила у дверей. Домашний попугай спросил: «Кто там?»

«Это новая служанка», - прозвучал ответ. Наступила пауза. Тогда девушка снова позвонила в колокольчик, и попугай сказал: «Кто там?»

«Это новая служанка», — снова прозвучал ответ. Она была немного раздражена. Это продолжалось до тех пор, пока, доведенная до изнеможения, она не упала в обморок из-за бесконечного пов торения вопроса: «Кто это?» и ответа: «Это новая служанка». Попугай говорил только это, потому что он знал только один этот вопрос. Это был заимствованный вопрос; этот вопрос не был его вопросом. Он даже не знал, что он означает.

Вернувшись домой, домохозяйка натолкнулась на тело и воскликнула: «Кто это?»

«Это новая служанка», - ответил попугай, потому что теперь он выучил и ответ.

Одиннадцатый вопрос:

Вы, кажется, пропагандируете преданность и непривязанность в любви, будь то в любви к Учителю или в любви к возлюбленной. Я не понимаю, как можно быть преданным и быть непривязанным в одно и то же время.

Фактически, они всегда случаются вместе, они не могут случаться раздельно. Разделить их невозможно, потому что это две стороны одной и той же монеты: преданность и непривязанность. Если вы привязаны, то это не преданность. Тогда вы используете другого в своих целях, потому что это привязанность.

Вы любите человека и говорите: «Я предан ему, я привязан к нему». Что означает привязанность? Она означа­ет, что вы используете другого для себя, вы используете другого как средство. Как можно быть преданным средству? Преданность может быть только по отношению к цели, не по отношению к средству. Вы не можете быть преданным автомобилю, вы не можете быть преданным зданию. Это средства; они должны использоваться. Вы можете быть преданным только по отношению к другим лицам, потому что каждый человек является целью.

Любовь не использует человека для своего собственного удовольствия. Она дает много удовольствий, но эти удоволь­ствия - побочный продукт. Вы любите человека как цель; вы преданы ему. Вы можете отдать за него свою жизнь, но здесь нет никакой привязанности, потому что привязанность озна­чает, что вы используете человека в корыстных целях. Преданность с непривязанностью означает, что теперь другой становится целью, конечной целью. Эти два качества всегда случаются в месте, а если они не могут случаться вместе, значит, вы что-то упускаете. Если преданность сопровождается привязанностью, то вы просто обманываете себя, что это преданность. Если этот человек умрет, то рано или поздно вы станете иск ать другого человека — потому что вы использова­ли его. Теперь, когда его нет, вы будете искать другого человека.

Преданность является вечной. Умирает ваша жена: в этот день для вас из мира исчезают все женщины. Вы любили ее как цель. Сейчас невозможно даже представить себе, что вы можете полюбить другого человека. Любовь была такой тотальной, что ничего не осталось позади. Любовь была такой тотальной, что умереть может только тело, но не душа этого человека. Смерть не может разлучить двух любящих друг друга. Если они действительно любят, они уже победили смерть. Любовь является бессмертной. Но если была только привязанность, то спустя несколько недель или несколько дней рана будет исцелена. Вы любили человека для себя, для своего собственного удовольствия. Теперь вы найдете другого человека. Вы любите своего мужа, вы говорите, что любите его, и он умирает - или умирает ваша жена - и если в тот момент, когда она умирает, кто-то заглянет в открытое окошко вашего ума, он увидит, что вы уже планируете попытки найти новую женщину.

Максимум, что может ум, - это эксплуатировать. Он никогда не может быть предан ным. Глубокая преданность - это жизнь. Она не знает ни времени, ни смерти. Я не говорю, что она является постоянной, потому что постоянство явля­ется частью времени. Она вечна. Она имеет аромат божествен­ности.

Я расскажу вам анекдот. Умирал политик по имени Стрейндж (strange - странный, странно). Друг спросил его, что написать на его могиле. «Напиши, - сказал политик, - что здесь лежит честный политик».

«Но это не говорит о том, кто ты такой», - возразил друг.

«Говорит, - сказал политик. - Прохожий скажет: "Это странно (That is strange - Это Стрейндж), политик - и честный?" - нет необходимости называть мое имя. Прохо­жий сам скажет: "Это Стрейндж"».

Привязанность и любовь никогда не идут рядом; пред­анность и привязанность никогда не идут вместе. Любовь идет вместе с непривязанностью. Тогда любовь имеет чистоту иного мира. Тогда любовь является абсолютной сущностью, абсолютной чистотой, невинностью. И тогда имеет место преданность. Эта преданность является вечной.

Двенадцатый вопрос:

Вы каждый день делаете упор на различных качествах человека: быть обыкновенным, быть осознающим, быть медитативным и так далее. Если я пытаюсь практиковать все это сразу, то в попытке увяз ать все это у меня возникает только путаница. Должен ли я просто забыть обо всем и быть естественным ?

Вы правильно уловили главное. В этом в есь смысл: быть естественным.

А то, что я говорю, не является противоречивым. Вас это запутывает, потому что вы уже запутаны. И при наличии вашей запутанности мои слова, входящие в вас, создают еще большую путаницу, - потому что запутанный ум может порождать только путаницу, больше ничего.

То, о чем я говорю, вовсе не является противоречивым. Оно может порой казаться таким, но это не так.

Позвольте мне рассказать в ам одну суфийскую историю.

Ищущий спрашивает у суфия: «Какое из утверждений нужно выбрать, если два суфийских высказывания противо­речат друг другу?»

«Они противоречат друг другу только в том случае, если рассматриваются раздельно. Если вы хлопаете в ладоши и наблюдаете за движением рук, то вам кажется, что они делают нечто противоположное. Вы не ув идели, что случи­лось. Целью противоположных ладоней был, конечно, хло­пок. Если я хлопаю в ладоши, то они противоположны друг другу, но их совместные действия воспроизводят звук; про­тивоположные вещи яв ляются составными элементами син­теза».

Я все время говорю о столь различных вещах, чтобы создать в вас определенный звук. Этот звук является естес­твенностью. Если вы понимаете это так, то вы понимаете правильно.

Последний вопрос:

Дорогой Бхагаван, алло!

Я расскажу вам анекдот.

Один настойчивый человек сказал, что он научит попу­гая говорить слово «алло» за один час. Он подошел близко к клетке и начал говорить: «Алло, алло». Это продолжалось в течение тридцати минут без малейшего внимания со стороны поп угая. Наконец попугай медленно повернул голову, под­мигнул человеку и сказал: «Номер занят».

Я больше ничего не скажу по этому поводу.

Вы говорите «алло»? Вы не знаете: это можно говорить мне только самой своей жизнью. В противном случае номер занят. Слова не достигнут меня. Вы должны сказать их всей своей жизнью, всем своим существом; в противном случае номер занят.

Беседа 11

Посмотрите на руки Мои и ноги Мои

31 декабря 1975 года, Пуна

Евангелие от Луки, глава 24

36. Когда они говорили о сем, Сам Иисус стал посреди них и сказал им: мир вам.

37. Они, смутившись и испугавшись, подумали, что видят духа.

38. Но Он сказал им: что смущаетесь, и для чего такие мысли входят в сердца ваши?

39. Посмотрите на руки Мои и на ноги Мои; это Я Сам; осяжите Меня и рассмотрите; ибо дух, плоти и костей не имеет, как видите у Меня.

40. И, сказав это, показал им руки и ноги.

41. Когда же они от радости еще не верили и дивились. Он сказал им: есть ли у вас здесь, какая пища?

42. Они подали Ему часть печеной рыбы и сотового меда.

43. И, взяв, ел пред ними.

45. Тогда отверз им ум к уразумению Писаний.

46. И сказал им: так написано, и так н адлежало пострадать Христу, и воскреснуть из мертвых на третий день.

47. И проповедану быть во имя Его покаянию и прощению грехов во всех народах, начиная с Иерусалима.

48. Вы же свидетели сему.

Величайшая проблема, с которой сталкиваются люди, подобные Иисусу, заключается в том, что все, что бы они ни говорили людям, покажется им неправдой, - потому что истина не может быть высказана; в тот момент, когда вы произносите ее, она становится ложью. Истину невозможно высказать словами. Язык, который вы используете для этого, недостаточно богат. Он убивает истину, он может выразить только ложь.

Но из сострадания Иисус или Будда будут пытаться высказать то, что высказано быть не может. И тогда их будут понимать неправильно. Они приносят известия из запредель­ного. Вам это даже не снилось; как вы можете понять? Вы не имеете никакого представления об этом; как вы можете понять? Неправильное понимание является естественным. Никто, на самом деле, не виноват. Иисус приносит нечто из запредельного. Вы никогда не были там - это нечто из другого мира. Вы слушаете и думаете: «Этот человек кажется прав­дивым. Само его существо дает какое-то обоснование тому, что он говорит». Но это всего лишь О щущение - вы не можете понять, о чем он говорит. Самое большее, что вы можете, - это доверять, но и это является трудным, почти невозможным делом.

Как можно доверять? Как доверять кому-то другому в отношении чего-то, о чем вы ничего не знаете? И не только это: как можно поверить тому, что так диаметрально проти­воположно вашему жизненному опыту?

Вчера вечером я прочитал одну небольшую историю. Один человек шел по улице и увидел улитку, располо­жившуюся в расщелине стены. Просто так, без какой-либо конкретной причины он сказал:

- Привет, улитка.

Как это ни странно, улитка могла слышать и могла говорить, и она сказала:

- Привет.

И она повернула свои глаза на ножках, чтобы лучше рассмотреть того, кто стоял перед ней.

Поэтому человек спросил:

- Ты можешь слышать меня?

- Да, конечно, - ответила улитка. - Между прочим, кто ты такой?

- Ну, я человек.

- Что это такое?

- Ну, мы — это что-то вроде тебя, — ответил человек. — У тебя, например, на ножках глаза, а у нас ноги на другом конце.

- На другом конце?

- Да, и к ним прикреплены ступни, вот они, смотри.

- А для чего эти ступни и ноги?

- Для того чтобы очень быстро перемещаться.

- Действительно? - удивилась улитка. - А есть ли что-то еще в тебе, что является необычным?

- Ну, ты, например все время носишь свой домик на себе.

- Да, да.

- Ну, а мы не делаем этого. Понимаешь, у нас есть много домов, и мы входим в них и выходим из них, когда хотим.

- Да, - воскликнула улитка, - вы воистину удивитель­ные создания. Есть ли в вас что-то еще странное?

И человек сказал:

- Ну, мы ведь люди, а люди умеют использовать нечто вроде листочков; ты знаешь, что такое листочки?

- Да, я знаю, что такое листочки.

- Мы можем делать на этих листочках разные записи, мы можем передавать их другому человеку, который, в свою очередь, может передать их третьему человеку, который по этим листочкам может понять, о чем думает первый человек.

- А, - сказала улитка, - теперь я понимаю. Ты один из этих. Гм...

- Что ты имеешь в виду? - спросил человек.

- Ты лжец, - сказала улитка. - Беда с вами, лжецами, состоит в том, что, сказав одну ложь, вы нагромождаете на нее другую ложь, а потом вообще переходите все пределы.

Это те чувства, которые вызывает человек, подобный Иисусу. Обычный человек именно так и чувствует: Иисус переходит все пределы. Может быть, его личность имеет какую-то магнетическую силу, какую-то харизму. Может быть, он является сильным человеком, прекрасным челове­ком. Может быть, он обладает некоторой силой убеждения. Он человек, заслуживающий любви, но он переходит все пределы. Все, что бы он ни говорил, находится за пределами обычного человеческого ума. Это, на самом деле, вообще за пределами человеческого ума. Он привносит в мир ума что-то из мира не-ума. Это пропасть, через которую практически невозможно перебросить мост. Его должны неправильно понимать.

Из-за неправильного понимания он был распят. И когда на кресте он говорит: «Отец, прости их, они не ведают, что творят», - это было не только сострадание, не только любовь. Это было состраданием, это б ыло любовью, но это было также и фактом. Те люди, которые распинали его, на самом деле, крепко спали, они были в бессознательном состоянии. Что бы они ни делали, они не осознавали этого. Они никогда не думали о смысле того, что они делают. Они распинали не Иисуса, они просто распинали лжеца, они просто распинали кого-то, кто побеспокоил их мирную, спокойную жизнь, кто толкал их против их воли на приключение, которое казалось опасным, который говорил о Боге, которого, как каждый знал, не существует и в которого каждый верил как в общественную формальность.

Иисус пытался доказать, что Бог существует не как общественная формальность, не как подпорка морали, не как гипотеза для объяснения необъяснимого. Бог существует. На самом деле, только Бог и существует: он является оконча­тельным фактом. Всякий раз, когда люди, подобные Иисусу, начинают говорить об окончательных фактах, в обычном уме возникает подозрение: «Эти люди переходят все пределы. Конечно, хорошо верить в Бога, верить в церковь или храм. Хорошо притворяться религиозным. Это помогает - это социальная смазка. Это делает жизнь более плавной; это дает вам некоторую респектабельность. Но не нужно восприни­мать все эти вещи слишком серьезно. Этот Иисус, кажется, относится к этому слишком серьезно, как если бы это был вопрос жизни и смерти».

Для него это единственная проблема, которой стоит заниматься, единственное стоящее приключение, единствен­ный поиск. Но для людей то, о чем он говорил, выглядело бессмыслицей. Они, возможно, так не говорили; они, возмож­но, считали это неуместным. Они, возможно, и не говорили, что они не верят, потому что им не хотелось бы, чтобы другие считали их неверующими. Но в глубине души они считали не очень вероятным, что Бог существует; это было слишком маловероятным. Иисус казался лжецом, Будда казался лже­цом. От их явного магнетизма люди становились зачарован­ными. Но даже зачарованные не были полностью с ними. Их глубочайшее ядро продолжало отрицать и говорить: «Вы загипнотизированы. Этот человек сделал с вами что-то вроде волшебства. Он поймал вас в ловушку, вы стали его узника­ми». Когда люди начинают так чувствовать, они мстят. Эта месть случается почти автоматически.

Люди, которые убили Иисуса, сделали это в своем сне, как будто это был только сон.

Есть такая суфийская притча. Группа купцов спрашива­ет какого-то ученика: «Как весь этот суфийский вздор может что-либо значить для тебя?»

Для обычного ума, для логической, для рациональной вашей части все, что является непостижимым, - вздор. Это, на самом деле, потому, что оно находится за пределами здравого смысла. Если вам это нравится, вы можете назвать это суперсмыслом. Если в ам это не нравится, вы можете назвать это вздором. Но одно определенно: это нечто, что лежит за пределами обычного здравого смысла.

Группа купцов спрашивает какого-то ученика: «Как весь этот суфийский вздор может что-либо значить для тебя?» Он отвечает: «Потому что это означает все для того, кого я уважаю». Потому что это означает все для того, кого я уважаю... вот что такое доверие.

Иисус вызывает уважение к себе. Из-за этого уважения вы верите во все, что он говорит. Из-за этого доверия возникает некоторое доверие, но ваш рациональный ум все время стучит внутри вас и говорит: «Это все вздор. Что ты делаешь?» Вы можете понять, что я сейчас говорю, потому что это происходит и с вами каждый день: что бы я ни говорил вам - это вздор. Нет необходимости для кого-то доказывать, что это вздор; это вздор. Но если вы уважаете меня и любите меня, этот вздор начинает казаться суперсмыслом, чем-то, превосходящим ум и логику - не ниже их, а выше. Если вы уважаете меня и любите меня, вы можете п озв олить мне взять вас в другой мир, в который вы не можете поверить прямо сейчас.

Почти каждый день ко мне приходят люди и спрашива­ют: «Как нам поверить?» Я понимаю их проблему, их страдание: они хотели бы поверить. Такого нет, чтобы они хотели не верить, потому что вера дает такую безмятежность, вера дает такое спокойствие, вера дает такую центрирован­ность, такую укорененность, что кому бы не хотелось верить? Даже атеист находится в поисках веры. Может быть, он в отчаянии; может быть, его слова о том, что Бога нет, есть не что иное, как попытка убежать от этого великого зо ва, который постоянно слышен у него внутри: «Продолжай приключение. Ищи и найди». Ему не хочется слышать этого зова. Он говорит, что никакого Бога нет.

Я никогда не встречал атеиста, который действительно был бы атеи стом. Все атеисты находятся в поиске, все атеисты находятся в глубоком поиске веры и доверия. Но они боятся. Приключение кажется им слишком опасным и рискованным. Они начинают верить в отсутствие Бога, но это отсутствие Бога — тоже верование. Оно является отрицательным: оно не может дать вам пищу, оно не может дать вам жизнь, энергию; оно не может, расширить ваше бытие, не может помочь вам стать центрированным. Оно не может помочь вам увидеть истинное и реальное, потому что это ложное верование, отрицательное верование. И все же, как я сказал, это верова­ние.

Есть только верующие и верующие, потому что никто не может жить без веры, без верования, без доверия. Жить без веры абсолютно невозможно. Но первый проблеск истины всегда случается по той причине, о которой говорит этот суфийский ученик: «Потому что это значит все для того, кого я уважаю». Если вы уважаете, вы открыты для того, чтобы принимать.

Еврейское слово «каббала» первоначально означало спо­собность принимать. Это прекрасное слово. Оно означает тех, кто готов принимать; эти люди являются каббалистами. Уважение порождает способность принимать, получать, вос­принимать, становиться содержательным. Вы еще не знаете, что должно случиться, но вы уважаете кого-то, вы доверяете кому-то.

Люди уважали Иисуса. Они начинали следовать за ним, но в глубине души они также всегда чувствовали, что он переходит все пределы. Он держал их так крепко и был настолько выше человеческого понимания, что постепенно они начинали опасаться этого человека. Они должны были убить его, другого пути не было.

Они должны были почувствовать облегчение, когда убили Иисуса. Они должны были почувствовать, как на них опускается покой, потому что этот человек порождал хаос.

Этот человек создавал такой беспорядок. Он должен был создавать его, потому что только из хаоса рождаются звезды; только из хаоса, боли и страдания возможно новое рождение. Но он смотрел в будущее, а они цеплялись за прошлое, и у них не было точек соприкосновения. Даже сегодня между Хрис­том и христианством нет точек соприкосновения. Точки соприкосновения появляются лишь в том случае, если вы также стараетесь перейти все пределы. В противном случае встреча невозможна.

Мой друг, старый морской капеллан, рассказал мне об ужасном шторме, разразившемся пару лет назад, шторме настолько сильном, что даже старые моряки испугались.

После того как шторм кончился, старый, насквозь просоленный моряк сказал: «Капеллан, я молился во время сильных порывов ветра. Я обычно не молюсь, но все это время я молился».

«Что ты говорил в своей молитве?» - спросил капеллан.

«О, — ответил моряк, — я говорил: "Господи, ты знаешь, что я ничего у тебя не просил целых пятьдесят лет, и если ты позволишь мне выбраться из этого шторма живым, я обещаю, что не буду тебя беспокоить еще пятьдесят лет!"»

Только в боли, в страдании, только в хаосе, где все растворяется в пустоте, человек вспоминает о Боге. Иисус должен был создавать хаос, Иисус должен был разрушить ваше представление о безопасности, вашу так называемую комфортабельную жизнь, ваши иллюзии о ней. Он должен был лишить вас иллюзий — вот почему он казался врагом. Друг кажется врагом; величайший друг кажется величай­шим врагом, потому что он вынужден лишать вас иллюзий. Он должен вывести вас из ваших иллюзий и сновидений. Он должен создать хаос, потому что только в этом страдании вы можете начать молиться.

Иисус делал совершенно противоположные вещи однов­ременно. Он жил жизнью бесконечного восторга; он жил жизнью постоянного празднования; он был одним из наибо­лее танцующих людей, когда-либо живших на этой земле.

Не слушайте христиан, которые утверждают, что он никогда не смеялся: это невозможно. Если бы Иисус никогда не смеялся, то я сказал бы, что он никогда не существовал. Тогда вся эта история была бы ложной. Иисус, и никогда не смеялся? Тогда кто был бы с пособен смеяться? Он смеялся - его смех, возможно, был почти неуловимым - вы, возможно, не слышали его. Это я еще могу понять. Его восторг мог быть весьма тонким и глубинным. Вы, возможно, были не в состоянии увидеть его; это я могу понять. Его празднование, должно быть, было таким глубинным, что вы не могли идти так глубоко, вы не могли почувствовать его. Он жил из своего сердца, он жил из своих глубин. Вы, возможно, упустили это, потому что смотреть в глубины человека, подобного Иисусу или Будде, - это смотреть в бездну: вы испытываете головок­ружение, вы боитесь, вы закрываете глаза.

Вполне возможно, что люди не осознавали празднования Иисуса, но он был человеком празднования. Он наслаждался мелочами жизни. Он все делал священным. Он не был эскапистом, он ни от чего не отказывался. На самом деле, все, к чему он прикасался, становилось священным, места, по которым он ходил, становились святыми местами. Качество всего, что он делал, - именно потому, что это делал он, - изменялось. С одной стороны, он жил жизнью празднования; с другой стороны, он непрерывно создавал вокруг вас хаос. Он жил в двух противоположных точках одновременно: в этом заключался его крест.

В этом смысл того, что он несет на своих плечах крест свой: он живет одновременно в двух полярностях. Он пара­докс, он порождает хаос, вы можете видеть его танцующим посреди хаоса, потому что это две точки, где вспоминают о Боге. Вы вспоминаете о нем, когда находитесь в большой беде, - что является обычным путем для человечества, - или вы вспоминаете о нем, когда находитесь на вершине счастья, блаженства, - что не является обычным путем для человечес­тва. Когда вы счастливы, вы забываете про Бога; когда вы несчастны, вы вспоминаете о нем.

Иисус объединяет две эти возможности. Он лишает вас иллюзии относительно того, что вы можете молиться только в о время страдания. Из вашего страдания исходят слезы, и вы переплавляетесь в молитву. Вы снова можете называть Бога «отцом», целым. И совсем рядом с вашим хаосом он праздну­ет. Если вы способны видеть, если у вас есть глаза, тогда вы поймете, что молитва имеет две возможности: одна, в не­счастье - тогда она идет от беспомощности; другая, в счастье — тогда она идет от благодарности.

Молитва Иисуса отлична от вашей молитвы: его молитва является глубокой благодарностью, ваша молитва является беспомощностью. Но он представляет обе возможности однов­ременно.

Однажды суфийского Учителя посетил дрожащий чело­век, умоляя его: «Пожалуйста, помогите мне найти самого себя».

Во время беседы появился посланец с извещением для попавшего в беду человека. «Я думаю, вам было бы интересно знать, - сказал он, - что ваши дела внезапно пошли на улучшение».

Посетитель сказал Учителю: «О, я чувствую себя много лучше теперь. До свидания».

Месяц спустя все так же дрожащий человек вернулся, чтобы повторить свою печальную просьбу: «Пожалуйста, помогите мне! Я не могу больше выносить мои страдания».

Посланец появился и второй раз, сказав с легкой усмеш­кой: «Дома вас ждет прекрасная женщина».

Посетитель бодро вскочил: «Все хорошо. До свидания».

Друг Учителя спросил его: «Сколько раз еще будет этот дрожащий человек повторять свое глупое поведение?»

Учитель вздохнул: «Пока не увидит».

Иисус создает для вас хаос, потому что только в глубо­ком дискомфорте, при отсутствии иллюзий, в полной беспо­мощности становится возможной ваша молитва. И совсем рядом стоит он, счастливый, неизмеримо счастливый, напол­ненный молитвой - в глубокой благодарности, в чистом восторге существования, в экстазе. Ваша молитва идет от агонии, его молитва идет от экстаза. И он стоит совсем рядом.

Если бы вы могли видеть, вы бы сделали прыжок. Ваша молитва больше бы не шла от беспомощности. Ваша молитва также стала бы идти от благодарности, от огромной призна­тельности. Вы не беспомощны. Вы беспомощны потому, что думаете о себе как об отделенных от целого.

Беспомощность порождается этой вашей иллюзией, отделенности от целого.

Беспомощность - это только ваша иллюзия. Если иллю­зия исчезает, вы становитесь целым. Иисус все время гово­рит: «Я и мой отец, который на небесах, есть одно». Тогда внезапно вы больше не беспомощны. Вы в самом центре существования - как вы можете быть беспомощными? Вы не отделены от целого - как вы можете быть беспомощными? Беспомощность является тенью эго. Иисус пытается лишить вас иллюзий, чтобы эта тень эго исчезла.

Но вместо того, чтобы идти вместе с ним, вместо того, чтобы принять его приглашение и следовать за ним, люди убили его. Он создавал слишком много беспокойств; его невозможно было больше терпеть.

Зигмунд Фрейд написал в одном из своих писем к другу: «Человек не может жить без иллюзий». Отнимите у человека его иллюзии, и вся его жизнь станет бессмысленной. У каждого есть своя «ложь жизни», вокруг которой он живет. Уберите эту ложь, и весь смысл жизни исчезнет, жизнь развалится. Вы только понаблюдайте внутри себя: вы долж­ны иметь ложь жизни, какую-то ложную мечту, сновидение; и вы знаете ее, потому что сами создали ее. Но вы не хотите знать этого. Вы все время убегаете от того факта, что это ложь; вы продолжаете верить, что это правда.

Фрейд правильно понял суть дела. Он должен был знать это, в течение пятидесяти лет имея дело с человеческими жизнями, с человеческим умом. Он сталкивался с ними много раз.

Таким же является и мое наблюдение: все живут каки ми-то иллюзиями. Отнимите у человека иллюзию, и жизнь его будет разрушена, он станет ваш им врагом. А это то, что делал Иисус, то, что делал Будда. Это то, что я делаю здесь: пытаюсь отнять у вас вашу ложь жизни. Понимание Фрейда было наполовину истинным. Это в ерно: отнимите у человека его ложь жизни, и жизнь его рухнет; но это только половина правды. Помогите ему увидеть истину, и тогда возникнет новая жизнь. И пока эта новая жизнь не возникнет, вы просто упускаете великую возможность. Жизнь в фантазиях вовсе не является жизнью. Каждый должен пройти через крест. «Крест» означает: крест лжи жизни. И каждый должен прийти к воскрешению. Воскрешение означает жизнь исти­ны, жизнь в соответствии с реальностью. Человек, обыкно­венный человек, все в ремя старается заставить реальность следовать за своей ложью. Отважный человек, религиозный человек отбрасывает ложь и следует за реальностью. Не пытайтесь заставить истину следовать за вами - следуйте за истиной.

В этом смысл слов Иисуса: «Приходи, следуй за мною». Он говорит: отбросьте ложь своей жизни, отбросьте ваши иллюзии относительно власти, престижа, денег, отбросьте алчность, ревность, эго и тысячу других вещей. Отбросьте эти иллюзии вашей жизни; приходите, следуйте за мной. Следуй­те за истиной, следуйте за реальностью. Истина освобождает. Но в самом начале она бывает болезненной.

Вместо того чтобы изменить самих себя, люди убили Иисуса. Вместо того чтобы убить свое собственное эго, они сочли более легким убить этого человека. Никто, на самом деле, не ответственен за это. Иисус должен был разрушать их иллюзии, а в своем сне они должны были реагировать - это естественно.

Обратимся к сутрам.

Иисус распят; чуда не случилось. Толпа ждала чуда и разошлась по домам разочарованная. Ученики тоже ждали, затерявшись в толпе, потому что они тоже сомневались. Они уважали этого человека, они имели некоторую веру в него, но не в такой степени. Они могли следовать за ним, когда он преуспевал. Теперь он потерпел неудачу. И никто не потерпел такой неудачи, как Иисус, потому что никто так не старался внести в жизнь людей запредельное. Никто так не старался внести вечное в мир времени. Он пытался сделать невозмож­ное, и он потерпел неудачу.

Его неудача прекрасна.

Он потерпел неудачу на пути истины, а лучше потерпеть неудачу на пути истины, чем иметь успех на пути лжи. Неудача и успех ничего не значат. Усилие, намерение значат все.

Ученики прятались в толпе. Они не раскрывали себя, потому что они боялись. Их Учитель был подвешен на кресте. Если бы они раскрыли себя, они также были бы подвешены, или убиты, или, как минимум, побиты. Они боялись. Они ждали чуда: «Если Учитель будет иметь успех, если Бог спустится с небес или ангелы спустятся с небес и спасут Иисуса, и он обнаружит ту славу, о которой он всегда говорил и в которую никто не верил по-настоящему...» Они ждали. Если чудо случится, они смогут раскрыть себя. Тогда они закричат: «Мы его ученики! » Но если он потерпит неудачу, они просто исчезнут в толпе. Хрупкий, слабый человеческий ум... Здесь нечего осуждать; нужно просто испытывать к ним сострадание.

Это старая история. В Индии существовал большой университет под названием Наланда. Однажды университет посетил один человек. Вице-канцлер университета принял посетителя. Посетитель был, по-видимому, весьма важной персоной; вице-канцлер водил его пов сюду. Говорят, что в университете было почти десять тысяч студентов. Сюда съезжались люди почти со всего мира. Гость был очень впечатлен этим.

Он спросил: «Боже мой, сколько же студентов у вас здесь?» «Ну, - сказал вице-канцлер задумчиво, - я бы сказал, что приблизительно один из сотни».

И если таково было число настоящих студентов, то что же сказать об учениках? Около одного настоящего ученика из десяти тысяч. Есл и вы видите десять тысяч учеников, то есть вероятность, что здесь имеется один настоящий ученик. Вот такая пропорция. Если студентом является один из сотни... А ведь студент ничего не теряет, только приобретает. Ученик должен все потерять и ничего не приобрести или только ничего не приобрести.

Иисус имел учеников, но все они исчезли. Он умер одиноким. Он, на самом деле, жил одиноким, он в одиночку ходил по этой земле. Толпа, которая следовала за ним, и ученики, которые были вокруг него, - это само по себе ничего не значит. Их доверие было слегка тепловатым. В них не было интенсивной страсти; испытанием этого была ситуация, когда распинали их Учителя. Они спрятались. Они, должно быть, были алчными людьми, какими и бывают все так называемые религиозные люди.

Как раз перед тем, как Иисус был схвачен и заключен в тюрьму, они обсуждали между собой: «Когда Иисус будет сидеть на небесах по правую руку от Бога, где будет наше место, место двенадцати учеников? Кто будет сидеть рядом с Иисусом?» Конечно, они позволяли Иисусу сидеть рядом с Богом; но кто будет сидеть рядом с Иисусом? Среди них разгорелся горячий спор. Они были алчными людьми. Они просто распространили действие своих обыкновенных умов на так называемые религиозные небеса. Их небеса были не чем иным, как продолжением их земли. Они не представляли из себя нечто новое. Иисус оставался одиноким, он и умер оди ноки м.

Постарайтесь понять это, потому что просто считать, что ты являешься последователем, когда нет никакой опасности, недостаточно. Испытанием является ситуация, когда прихо­дит смерть, когда приходит опасность. Тогда ни один ученик не заявил, что он с ним.

На самом деле, когда Иисуса арестовали, Петр пожелал следовать за ним. Иисус сказал ему: «Нет необходимости следовать за мной, потому что ты откажешься от меня». Петр сказал: «Никогда! Я никогда не откажусь от тебя». Иисус сказал: «Ты откажешься от меня. До того как прокричит петух и встанет солнце, ты откажешься от меня трижды». Так и случилось. Все ученики сбежали; только Петр последовал за ним. Но люди, которые арестовали его, что-то заподозрили: среди них был кто-то, кто выглядел чужим. Они спросили его: «Кто ты? Не ученик ли ты Иисуса?» Он ответил: «Нет, я не знаю этого человека. Кто он?» А Иисус оглянулся и сказал: «Утро еще не наступило». Подобное случилось и во второй, и в третий раз. Иисус улыбнулся и, глядя на толпу, сказал: «Петух еще не пропел».

Так трудно идти за Учителем, когда он идет к смерти. А это единственный путь, которым можно следовать за Учите­лем, других путей нет. Потому что Учитель должен вести вас к смерти; это единственный путь к повторному рождению. Других путей нет. Пока вы не умрете, вы будете не в состоянии родиться зан ово. Только через смерть достигается вечная жизнь, только через потерю себя вы нечто приобрета­ете.

Иисус умер. Никакого чуда не случилось. Разочарован­ная толпа разошлась.

Когда они говорили о сем, Сам Иисус стал посреди них и сказал им: мир вам.

Ученики собрались и обсуждали, что теперь делать. Им казалось, что их предали, обманули. Этот человек доказал, что он, на самом деле, не является сыном Бога. Он неоднок­ратно обещал, что он будет воскрешен, что он спустится после смерти в новом, вечном теле из света. А умер он как самый обыкновенный человек; он умер, обращаясь с жалобой к Богу: «Господи, Господи, почему ты покинул меня?» Таким образом, Бог предал Иисуса, Иисус предал своих учеников, и они не знали, что же им теперь делать. Они, должно быть, были предметом насмешек. Люди, должно быть, смеялись над ними: «Они были учениками Иисуса - дураки, простаки!

Они верили, что этот человек вернется после смерти, а он просто умер как самый обыкновенный человек».

Когда они гов орили о сем... когда ученики обсуждали друг с другом свои дела. Сам Иисус стал посреди них и сказал им: мир вам.

Они были в беде, они были обеспокоены; вся их жизнь была прожита впустую. Они следовали за этим человеком, а он просто умер. Что теперь делать, куда идти? Где скрыться? Как принимать эту неудачу? Они были очень озабочены. Они были так озабочены, что Иисус стоял среди них, а они не замечали его.

Вы, на самом деле, видите только то, что ожидаете видеть. Они не ожидали. Они, на самом деле, думали: «Мы знали, что так и должно было случиться; этот человек умер, и не было никакого чуда». Чудо случилось, но чтобы видеть его, чтобы быть способным видеть его, вам нужно совершенно другое качество бытия. Чудо не является частью обычной реальности, это отдельная реальность. Чудо случилось: Иисус стоял среди них, а они не видели его. Они были как будто слепые.

Мы и есть - почти слепые, почти пьяные. Мы видим только то, что хотим видеть, мы видим только то, что ожидаем видеть.

Замечали ли вы, что структура вашего видения все время меняется? Если вы голодны, вы видите в полне опреде­ленные вещи. Вы идете на рынок, и вы голодны; вы видите рестораны, отели, разложенную на прилавках пищу, фрук­ты. Вы смотрите на все сквозь свой голод. Если вы не голодны, то вы идете на тот же самый рынок и не видите ни ресторанов, ни стоек с пищей, ни продавцов фруктов. Вы просто обходите их. Они не привлекают вашего внимания. Если вы изголода­лись сексуально, вы все время смотрите на мужчин или на женщин. Если вы не испытываете сексуального голода, то для вас просто не имеет значения, кто есть кто. Если вы сексуально не голодны, вам все равно, подходит к вам мужчина или женщина. Что бы вы ни видели - это не просто объекты, которые вы видите; во все вовлекается ваша субъ­ективность.

Иисус стоял среди них и сказал им: «Мир вам». Почему? Он сказал: «Станьте умиротворенными, станьте спокойны­ми, будьте безмолвными. Я здесь. О ком вы говорите? Мир вам».

Они, смутившись... Когда они услышали эти слова, они осознали, что этот человек стоит среди них ...смутившись и испугавшись, подумали, что видят духа, привидение.

Это было чудо, которого они ожидали. Но просто ждать недостаточно; нужно быть готовым к этому.

Ко мне часто приходил один пожилой человек. Однажды вечером он сказал - было, должно быть, часов одиннадцать, он собрался уходить - он сказал: «Я принял бы санньясу, я отдал бы себя вам полностью, если бы вы могли совершить одно чудо». Я спросил: «Какое чудо?» Он ответил: «Если вы сможете сегодня ночью прийти в мой сон, завтра утром я приму санньясу». Я сказал ему: «Отлично, но не пугайтесь этого. Ничего не бойтесь, ничего не опасайтесь». Он сказал: «Я ничего не боюсь», - но по тому, как он это сказал, я почувствовал, что он очень напуган. Затем он пошел к калитке, а потом вернулся и сказал: «Сейчас слишком темно, дорога пустынная, а мой дом далеко - пять или шесть миль - в эту холодную ночь мне не хочется идти. Я бы лучше остался здесь». Я спросил: «В чем дело? Вы боитесь идти домой? Не бойтесь. Самое большее, что может случиться, - это я явлюсь в ваш сон». Но он сказал: «Я должен вам признаться, что я боюсь» — даже в сновидении!

Почему он боялся? Потому что если это возможно, то отдельная реальность, совершенно другая реальность рас­крывает вам свои двери. Вы должны будете столкнуться с неизвестным. Он просил этого, но боялся. Он сказал: «Не нужно приходить. Я приду и приму санньясу».

Если я смогу прийти в ваше сновидение, вы испугаетесь. Сновидение - это очень частная вещь: никто не может войти в сон кого-то другого. Обычно это невозможно. Даже двое любящих не могут войти в сон друг к другу. Сновидение - это совершенно частное дело каждого, и если кто-то может войти в ваш сон, будет нарушено ваше право на частную собствен­ность. Вы будете бояться э того. Если кто-то может войти в ваши сновидения, то он может наблюдать ваши мысли, он может наблюдать ваши чувства, он может видеть вас изнут­ри... отсюда страх. Вы только подумайте об этом. Если кто-то может заглянуть в вас и увидеть ваши мысли и ваши чувства, вы будете напуганы до смерти. Потому что каждый несет в себе так много безобразного...

«Если бы вы могли заглянуть друг в друга, - говорят психологи, - если бы люди могли заглядывать друг в друга, любовь была бы невозможной». Дружба оказалась бы невоз­можной; в мире были бы одни только враги. Вы вспомни те, что вы думали о своем любовнике: немного гнева, и вы готовы убить его. Если бы люди могли читать мысли другого, это было бы совершенное насилие; отсюда и страх. Человек испугался.

Эти люди просили, чтобы свершилось чудо. Оно случи­лось, но они не были к нему готовы. Потому что для того, чтобы увидеть чудо, вам нужно совершенно другое видение, совершенно другая структура психики. Чудеса случаются каждый момент - все существование является чудесным, и каждый момент жизни является чудом. Вы не сможете найти больших чудес, чем все то, что происходит вокруг вас. Но вы не понимаете этого, вы не видите этого, вы не готовы к этому. Вы все время живете в своем однообразном, скучном уме, вы почти спите.

Я слышал такое. Работник социального обеспечения однажды сказал убежденному пьянице: «Когда мы встреча­лись последний раз, я был очень счастлив, потому что вы были трезвым. Сегодня я несчастлив, потому что снова вижу вас пьяным». «Сэр, - сказал пьяница, - сегодня моя очередь быть счастливым».

Ваше счастье состоит из вашей бессознательности. Когда вы сознательны, вы становитесь несчастными. И пока вы не сможете быть счастливыми сознательно, ваше счастье будет не многого стоить. Я работаю со многими людьми: в тот момент, когда они начинают становиться сознательными, они становятся несчастными. Они приходят ко мне и говорят: «Что вы делаете? Мы пришли сюда, чтобы стать более счастливыми, но чем более сознательными мы становимся, тем в большей степени чувствуем себя несчастными». Потому что счастье, которое было основано на их бессознательности, исчезает, а это было все счастье, которое они знали. Они не знали никакого сознательного счастья. Они становятся не­счастными, они лишаются иллюзий.

Если они сбегают, они теряют возможность. Если они настойчивы, то сначала счастье от бессознательности исчез­нет, и будет некоторое время. Н екоторый интервал агонии, большого хаоса, большой анархии. Они потеряют свою лич­ность, свою индивидуальность. Они не будут знать, кто они есть, потому что все, что они знали о себе, принадлежало их бессознательному. Они будут полностью потеряны, они почти сойдут с ума. Но если они настойчивы, то скоро возникнет новый вид счастья, новый вид блаженства, который не имеет ничего общего с бессознательностью и иллюзиями. Если вы не можете быть счастливыми сознательно, ваше счастье ничего не стоит; оно бесполезно. Люди все время живут во сне - иногда их глаза закрыты, иногда их глаза открыты, но сон продолжается. Он редко прерывается.

Эти ученики стояли и говорили об Иисусе, а Иисус был здесь. Они не видели его. Это кажется невозможным. Нет, это не невозможно; это естественно для бессознательных людей.

Однажды Мулла Насреддин пришел меня проведать. «Почему твой палец обмотан ниткой», - спросил я у него.

«Моя жена обмотала его, чтобы напомнить мне, что я не должен забыть отправить ее письмо».

«И ты отправил письмо?» - спросил я.

«Нет, - сказал Мулла, - она забыла дать его мне».

Вот так мы все время живем: без вспоминания о себе, без какой-либо осознанности, без какой-либо сознательности.

Иисус сказал: «Мир вам...»

Они, смутившись и испугавшись, подумали, что видят духа.

Но Он сказал им: что смущаетесь, и для чего такие мысли входят в сердца ваши?

«Разве вы не видите меня? Почему подобные мысли возникают в ваших умах и в ваших сердцах? Разве вы не видите меня? Раз ве вы не узнаете меня? Мы многие годы жили вместе. Разве вы не знаете мое лицо?»

Но Он сказал им: что смущаетесь, и для чего такие мысли входят в сердца ваши? Посмотрите на руки Мои и на ноги Мои; это Я Сам; осяжите Меня и рассмотрите; ибо дух, плоти и костей не имеет, как видите у Меня.

Жалкое человечество... даже Иисус должен приводить доказательства того, что он существует. Доказательства, которых вы требуете, являются доказательствами существо­вания материи, материального. Иисус - даже Иисус! - должен показывать вам: «Посмотрите на руки Мои и на ноги Мои». Вы не можете видеть, вы не можете встретиться лицом к лицу с реальностью, с бесконечной реальностью, которая находится перед вами. В руки и ноги вы можете поверить; вам нужна материя. Нематериальное становится несуществую­щим. «Осяжите Меня и рассмотрите; ибо дух, плоти и костей не имеет, как видите у Меня».

Как низко мы пали в своей бессознательности! Насколь­ко мы стали нечувствительными! Мы видим только самое грубое и вульгарное, мы не видим тонкого.

И, сказав это, показал им руки и ноги...

Жалкое человечество, если Иисус должен давать вам доказате льство своего существования, и это доказательство должно быть материальным. Он показал им свои руки и ноги.

Когда же они... еще не верили... потому что они были так напуганы: «Кто знает? Этот дух, может быть, шутит? Кто знает? Как может возвратиться мертвый?» Иисус был распят, они видели его мертвым: «Как мог он прийти? Это невозмож­но. Это какой-то трюк, это привидение шутит».

Когда же они от радости еще не верили и дивились, Он сказал им: есть ли у вас здесь, какая пища?

Это весьма символические слова. Теперь он переходит к грубому, поскольку вы не видите тонкого. Даже Иисус должен спускаться на ваш план, на ваш уровень; только тогда вы можете увидеть его. Вы не можете видеть его вершину, вы можете видеть только его ноги, и даже в это вам трудно поверить.

Есть ли у вас здесь, какая пища? Они подали Ему часть печеной рыбы и сотового меда.

И, взяв, ел пред ними...

Потому что дух не может есть. Пища нужна для тела. Дух не имеет тела; пища для него не имеет значения. А он ест мясо, грубую пищу. Это только символ.

Вся жизнь Иисуса является жизнью безмолвия, описы­ваемой притчами.

И, взяв, ел пред ними... Только тогда они поверили.

Говорят, что, когда он ел, они узнавали его по его привычкам, по его манерам. Никто другой не ел так, как Иисус. Они наблюдали, как он ест, в течение многих лет. Всего три дня назад была последняя вечеря. Манеры этого человека были совершенно особенными; он не был похож на других людей. Когда он ел, он ел в таком молитвенном настроении, в такой глубокой благодарности, в таком беско­нечном восторге, с такой радостью - его трапеза была празднованием.

Только после того, как он поел, они поняли: « Да, кажется, это наш Иисус, потому что никто другой не может п ривносить такое качество в такую обыкновенную в ещь, как еда». Все, к чему он прикасался, становилось священным, места, по которым он ходил, становились священными мес­тами.

Я слышал о таком случае: литературное общество в Милуоки дав ало роскошный обед. В заключение мадам Морджевская спросила, может ли она выразить свою призна­тельность декламацией чего-то польского. Отис Скиннер, один из гостей, описывает то, что она делала: «Ее слабый голос наполнялся то меланхолией, то радостью; он был нетерпеливым, трагическим, легким от счастья и отравлен­ным горечью. Не было ни одной нотки в гамме эмоций, которую бы она не затронула. Она закончила повторяющимся ритмом, зловещим и предвещающим нечто дурное. Мы были очарованы ее обаянием. Мы не знали, о чем она говорила, но мы понимали, что это было что-то необычайное. Кто-то спросил ее, что это было. Она ответила с застенчивой улыб­кой: "Я всего лишь прочитала вам алфавит"».

Но если вы умеете петь, даже алфавит зазвучит прекрас­ной песней. Если вы знаете, как петь, если вы знаете, как танцевать, то любое движение вашего тела приобретет огром­ное значение. Тогда грациозным становится каждый ваш жест. Тогда каждый жест что-то выражает, провозглашает что-то неизвестное. Даже обыкновенный алфавит может стать очень многозначительным.

Иисус знал, как есть, знал, как жить, знал, как любить.

Даже обычный акт принятия пищи становился совершенно другим - менялось его качество. Никто никогда так не ел, так не ходил, так не смотрел. Он должен был спуститься до самых обыкновенных вещей только потому, что он надеялся, что его ученики смогут его узнать. И они узнали.

Тогда отверз им ум к у разумению Писаний.

Когда они узнали его, они были счастливы. Почему он добивался этого? Почему он прикладывал такие усилия к этому? Чтобы они могли уразуметь писания. Писания все время утверждают, что вы бессмертны; об этом говорят все писания мира. Это относится не только к священному писа­нию иудеев; все священные тексты во всем мире утверждают, что вы бессмертны. Никто, кроме Иисуса, не дал такого доказательства этому. Никто не возвращался после смерти, чтобы свидетельствовать о том, что писания были правы. Даже Будда не дал такого доказательства; даже Кришна не дал его. Только Иисус вернулся назад от дверей смерти, снова спустился в мир, стал св идетелем правильности всех писа­ний. Иисус является самим воплощением основного закона жизни: что все является вечным и бессмертным, что ничто не умирает, что ничто не может умереть; что в мире есть только одна ложь - смерть. Невозможна только смерть, все остальное возможно.

Тогда отверз им ум к уразумению Писаний... откровение веков, одно, и только одно, откровение всех религий — что вы бессмертны... и сказал им: так написано, и так надлежало пострадать Христу, и воскреснуть из мертвых на третий день.

Это очень многозначительные слова. Когда вы умираете, если вы умираете бессознательно - как почти все всегда умирают — то в течение трех дней вы воплощаетесь в новое тело, вы входите в новую утробу. Вот почему в Индии третий день после смерти человека считается очень значительным - третий день символизирует, что человек родился заново, где-то принял нов ое рождение. Если вы умираете сознательно, что могут сделать лишь Будда или Иисус, то все отдается на ваше усмотрение. Вы не обязаны рождаться снова в чьей-либо утробе. Тогда право решать предоставляется вам; вы пол­ностью свободны. Если вы желаете спуститься на землю, вы можете использовать старое тело; если вам не хочется спус­каться, вы можете раствориться в целом. В случае Иисуса было сохранено старое тело. После того как его распяли, его тело положили в пещеру, а вход в пещеру завалили камнем. Сейчас то, что случилось, является таинством, потому что тело оттуда исчезло.

Иисус принадлежал к некоторой секте, которую называ­ли ессеями. Сам Иисус был обучен ессеями, он был учеником в их школе. Они работали с ним, они были его Учителями, они подготовили его. Ессеи были эзотерической группой, которая работала практически тайно. Когда Иисус был распят, они забрали его тело, они охраняли его тело в течение трех дней. Они помогли ему, потому что если тело не охранять, душа не сможет спуститься обратно.

Именно поэтому мы в Индии сжигаем тело — чтобы душа не могла войти в старое тело. Есть такая тенденция, даже у бессознательных душ — цеплят ься за старое, бояться нового. И если возможен выбор между старым телом и новым детским телом в утробе матери, ваш ум выберет ваше старое тело. И имеются опасения, что душа может войти в старое тело, а это тело теперь является бесполезным, прогнившим, старым. Его нужно выбросить и заменить новым. Вот почему в Индии тело немедленно сжигается - чтобы душа не могла войти в сохранившееся тело. На всякий случай это не допускается. В Индии не сжигаются только тела святых, людей, которые умерли сознательно. Они сохраняются в специальных моги­лах, которые мы называем самадхи. Это то же самое слово, которое мы используем для четвертого состояния сознания, для трансценденции. Мы называем могилу святого «самад­хи». Его тело сохраняется как связующее звено. Люди, которые не могут войти в прямой контакт со святым, могут прийти к телу, и тело будет функционировать как посредник. Через тело они смогут войти в контакт с душой, которая затерялась в целом и которая может помочь им.

Тело Иисуса три дня охранялось ессеями, одной из наиболее важных групп на земле, одной из наиболее важных эзотерических групп. Спустя три дня Иисус снова вошел в свое тело. Три дня - это предел. Вы должны быть вне своего тела в течение трех дней, чтобы полностью очиститься от всего грубого, от всей пыли, которая прилипла к вашему сознанию и душе.

Так написано, и так надлежало пострадать Христу, и воскреснуть из мертв ых на третий день. Было такое проро­чество в старых писаниях: на третий день Иисус должен был вернуться, чтобы доказать, что жизнь является вечной.

И проповедану быть во имя Его покаянию и прощению грехов во всех народах, начиная с Иерусалима.

Вы же свидетели сему.

«Покаянию и прощению грехов»: Иисус дал доказатель­ство того, что смерть - это ложное понятие. Ничто не умирает. Зачем нужно было это доказательство? Потому что если душа бессмертна, то вся ваша жизнь должна быть преобразована. Тогда вы должны будете организовать свою жизнь совершен­но другим образом. Если этой жизнью все и ограничивается - вы начинаете с рождения и кончаете сме ртью, - тогда в чем смысл добродетели и греха? Тогда не имеет значения, что вы делаете; каждый когда-то умрет, будь он грешник или святой. Прах в прах - ничего не остается, поэтому какая разница между добродетелью и грехом. Если жизнь конечна, тогда нет никакой разницы. Тогда добродетель и грех - это просто общественная потребность, удобство, но ничего более существенного.

Но если душа остается, если ничто не умирает, тогда имеется огромная разница между добродетелью и грехом.

Добродетель означает: жить так, как если бы ты жил вечно; грех означает: жить без какого-либо осознания своей вечнос­ти. Грех означает жизнь в бессознательности, добродетель означает жизнь в осознанности.

Если вы становитесь осознающим, вы начинаете осозна­вать бессмертное внутри вас.

Если вы являетесь бессознательным, а не осознающим, если вы живете только в теле, то вы смертны. И человек, который живет для тела, в теле и только для тела, живет в грехе. Иисус дал доказательство.

И проповедану быть во имя Его покаянию и прощению грехов во всех народах, начиная с Иерусалима.

И он сказал своим ученикам: «Теперь идите и распрос­траняйте то, что вы видели, по всей земле. Идите и расскажи­те всем на земле. Распространяйте благую весть, что смерти нет, что один человек доказал вечность жизни, один человек вернулся после смерти, один человек доказал, что смерть можно победить. И если вы станете свидетелями, вы будете способны убеждать людей не жить во грехе, не жить в бессознательности. Учите их покаяться в том, что они сдела­ли в прошлом, учите их просить прощения за это. И, поскольку вы были свидетелями, скажите им, что невозмож­ное стало возможным: смерть можно победить, потому что смерти не существует. Скажите им, что если они попросят, они будут прощены».

Христианс тво, все христианство, построено на этом простом утверждении: «Если вы покаетесь, вы будете проще­ны». Христианство уникально в этом смысле. Никакая другая религия — особенно индийские религии — не говорит о покаянии и прощении. Они более научны, они, на самом деле, более технологичны. Они говорят: «Вы сделали что-либо плохое, значит, вы должны сделать нечто противополож­ное. Вы должны сделать что-то хорошее, чтобы восстановить равновесие. Никто не может простить вас; вы должны сами изменить свою жизнь, свою карму, свои поступки.

Христианство имеет чрезвычайно прекрасное понятие прощения. Христиане говорят: «Если вы попросите проще­ния из своего самого глубокого ядра, то вы будете прощены». Почему? Разве есть кто-то, кто может простить вас? Нет, но если вы интенсивно и страстно просите прощения, то сама идея покаяния становится прощением. Если вы действитель­но просите, осознавая, что вы сделали что-то дурное; если это было тотальное осознание, и вы принимаете на себя ответ­ственность за содеянное зло и признаете, что было сделано нечто дурное и вы готовы покаяться в связи с этим, и вы чистосердечно каетесь, то само покаяние становится проще­нием. Тогда не нужно делать ничего другого, потому что все грехи есть не что иное, как бессознательные действия. Покаяние делает вас сознательным, бдительным, насторо­женным.

Грех подобен темноте. Вы вносите в помещение свет, вы вносите лампу, и темнота исчезает.

Грех имеет место вследствие того, что вы спите. Если вы каетесь, вы пробуждаетесь. Потому что невоз­можно покаяться, если не разбудите себя, если не осознаете и не увидите, что вы делали, как вы жили, как вы расходо­вали свою жизнь, как вы вредили себе. Когда вы начинаете осознавать это, в вас начинает гореть пламя, пламя осознавания; и в этой осознанности, в этом свете темнота исчезает. Это не означает, что существует персонифицированный Бог, сидящий где-то на троне на небесах, который прощает вас. Нет никого, кто бы прощал вас. Но если вы покаетесь, вы будете прощены.

Бог - это не личность; Бог - это всеобщность, тоталь­ность. Бог - это существование, тотальность бытия. Это не значит, что вы должны м олиться ему, чтобы он мог простить вас. Если вы молитесь, вы прощены. Самой молитвы, самого признания того, что вы были не правы и признаете это, самого покаяния достаточно. Все, чем вы были до сих пор, стерто, смыто. Вы очистились от этого. Старое ушло, родилось новое. Это воскресение.

И проповедану быть во имя Его покаянию и прощению грехов во всех народах, нач иная, с Иерусалима.

Вы же свидетели сему.

И Иисус сказал им: «Вы были свидетелями величайшего события, которое когда-либо случалось: воскресения. Теперь идите и распространяйте эту благую весть тем, кому недоста­точно повезло, чтобы быть здесь. Идите на крыши и расска­зывайте всем». И эти ученики разошлись по всей земле. Они были авторитетным источником. Они видели нечто, чего до них никто не видел. В их глазах вы могли видеть отражение возвращения Иисуса после смерти. В каждом их жесте вы могли чувствовать присутствие Иисуса: они видели, они стали свидетелями чего-то. Они были авторитетными свиде­телями. Они создали великое движение; начавшись в Иеру­салиме, оно распространилось по всей земле. Это так же, как если вы бросаете камешек в тихий пруд: он падает в какую-то точку, потом возникают волны, которые достигают самых отдаленных берегов.

Иисус - это целое искусство внутренней трансформации. Я говорю искусств о, я не говорю наука. Когда я говорю о Патанджали, я говорю, что все, что говорит Патанджали, - это наука. Когда я говорю о Будде, я могу сказать, что все, что говорит Будда, является психологией. Но это не относится к Иисусу. Он принес искусство, потому что он принес любовь, а не закон. Если вы понимаете Иисуса, то постепенно вы осознаете, что это не проблема следования каким-то прави­лам. Это, скорее, проблема следования качеству любви. Любовь - это единственная вещь, которая превосходит смерть, потому что любовь - это единственная вещь, для которой существует жизнь. Любовь является самим центром жизни. Если вы любите, все прощено. Если вы любите, вы покаялись. Если вы любите, то однажды вы сами станете свидетелем, что никакой смерти нет.

Примите приглашение Иисуса. Он не собирается что-то отнять у вас. Он собирается отнять только то, чего у вас нет, и он собирается дать вам жизнь обильную, жизнь вечную.

Но не очень беспокойтесь о христианстве. Иисус был убит дважды. Однажды он был убит иудеями в Иерусалиме, но они не смогли убить его. Он выжил. На третий день он воскрес. Затем он был убит в Риме, в Ватикане. И они, конечно же, убили его более эффективно, потому что они знали, что этот человек однажды уже избежал смерти. Иудеи распяли его, не зная, что он может выйти из смерти, поэтому они не приняли всех мер предосторожности. Христиане убили этого человека снова со всеми предосторожностями, после чего Иисус не мог больше вернуться.

Не беспокойтесь о христианстве. Христианство не имеет ничего общего с Христом. Иисус доступен всем. Иисус для тех, кто готов трансформировать себя; Иисус является искус­ством внутреннего преобразования, повторного рождения.

Прислушайтесь к его приглашению. Он все еще говорит: «Приходи, следуй за Мною».