Реферат учителя МБОУ «СОШ№1» Г Лесосибирска Смирновой В.А.

« Народность речи героев повести В.П. Астафьева « Последний поклон»

I . Введение

Цель исследования :

выяснить лексические, грамматические особенности речи героев в повести Астафьева «Последний поклон»

Цель работы определяет следующий ряд задач:

1. изучить литературу о диалектизмах;

2. рассмотреть диалектизмы в повести Астафьева , в чем особенности их, цели, с которыми автор использует диалектизмы и способы введения диалектизмов;

3. выявить другие элементы народности текстов, а именно

• Выявить слова фольклорного происхождения

• Выяснить роль фразеологических оборотов

• Найти средства художественной выразительности

Объект исследования – речь героев повести Астафьева В.П. «Последний поклон»

Предмет исследования : особенности, способы использования речи героев

Методы работы : метод сплошной выборки, работа c текстом, со словарями, анализ, классификация.

.

II . Основная часть

II .1 В.П. Астафьев и его повесть « Последний поклон»

Виктор Петрович Астафьев сегодня – один из наиболее известных писателей.

Он родился в Сибири, в Красноярском крае. Его детство и юность прошли в деревне и в заполярном порту Шарка. Рано потерявший мать, он беспризорничал, жил в детском доме – этот горький опыт отразился в повести «Кража» (1966). Осенью 1942 года добровольцем ушел на фронт, был тяжело ранен. После войны сменил множество профессии, а литературная его деятельность началась в 1951 году с несовершенного еще и позднее переработанного рассказа о погибшем на фронте товарище – «Гражданский человек». А в 1953 году вышел первый сборник Астафьева – «До будущей весны».

В своих произведениях Астафьев писал о сплавщиках леса на сибирских реках и о жизни далекой старообрядческой деревни («Записи», «Первая», «Стародуб»), и о войне и о любви («Пастух и пастушка»), об ответственности человека за все происходящее на земле перед матушкой-природой и перед людьми («Царь-рыба», «Печальный детектив»). Жизненный опыт и дар художника заставляют Астафьева обостренно ощущать ценность и неповторимость человеческой жизни, остро ненавидеть разрушающие жизнь силы – жестокость, злобу, войну. Как говорит один из астафьевских героев , бывший фронтовик: «Мы так много истребили зла, что имели право верить - на земле его больше не осталось».

Творческий облик Астафьева складывался долго и постепенно, и также долго и постепенно даже не писалась, а рождалась его «большая» книга – «Последний поклон»: сначала – отдельные рассказы, потом – небольшая книга, к которой прибавлялись все новые и новые главы, и, наконец, родилась правдивая и суровая исповедь о том, как закалялась в мальчике и юноше по-настоящему крепкий и здоровый народный характер. Повесть автобиографична. Обращение писателя к своему детству – не сожаление по утраченному счастью, а жизненная необходимость, потребность в своеобразном духовном самолечении: «Память моя, сотвори еще раз чудо, сними с души тревогу, тупой гнет усталости … и воскреси – слышишь? – воскреси во мне мальчика, дай успокоиться и очиститься возле него».

Может быть, поэтому рассказы книги написаны от первого лица. Причем позиция рассказчика весьма своеобразна. Чаще всего это не взрослый, вспоминающий свое детство, а именно ребенок со всей его детской непосредственностью, искренностью в оценке происходящих с ним событий, эмоциональностью. Но иногда сквозь голос ребенка «прорывается» голос взрослого с его трезвой морально-нравственной оценкой «себя в детстве» и своих поступков и с ностальгическими нотками человека, который с доброй улыбкой смотрит на того мальчика, которым он когда-то был.

Рассматривая вопрос о роли диалектизмов в творчестве В. П . Астафьева , мы не должны забывать о том, что детство и юность писателя прошли в далекой сибирской деревне, а значит, сам он говорил на одном из диалектов северного наречия. Повесть «Последний поклон» создана на автобиографическом материале. Поскольку писатель в этой книге обращается к своему детству, причем право рассказать о нем он отдает рассказчику-ребенку, естественно, что он широко пользуется диалектизмами как в речи действующих лиц повести, так и в речи рассказчика.

“Последний поклон”.

Произведение написано в форме повести в рассказах. Сама форма подчёркивает биографический характер повествования: воспоминания взрослого человека о своём детстве. Воспоминания, как правило, ярки, но не выстраиваются в единую линию, а описывают отдельные случаи из жизни.

И всё-таки “Последний поклон” не сборник рассказов, а единое произведение, так как все его элементы объединены одной темой. Так о чём же это произведение? Это произведение о Родине, в том значении, как понимает её Астафьев. Родина для него — это русская деревня, трудолюбивая, не избалованная достатком; это природа, суровая, необыкновенно красивая — мощный Енисей, тайга, горы. Каждый отдельный рассказ “Поклона” раскрывает отдельную черту этой общей темы, будь то описание природы в главе “Зорькина песня” или детских игр в главе “Гори, гори ясно”.

Повествование ведётся от первого лица — мальчика Вити Потылицина, сироты, живущего с бабушкой. Отец Вити — гуляка и пьяница, семью бросил. Мать Вити трагически погибла — утонула в Енисее. Жизнь Вити протекала, как у всех остальных деревенских мальчиков — помощь старшим по хозяйству, сбор ягод, грибов, рыбалка, игры.

Главная героиня “Поклона” — Витькина бабушка Катерина Петровна именно потому и станет нашей общей русской бабушкой, что соберёт в себе в редкой живой полноте всё, что ещё осталось в родной земле крепкого, наследного, исконно родного, что мы про себя каким-то внесловесным чутьём узнаём как своё, будто всем нам светившее и заранее и навсегда данное. Ничего писатель в ней не прикрасит, оставит и грозу характера, и ворчливость, и непременное желание всё первой узнать и всем в деревне распорядиться (одно слово — Генерал). И бьётся, мучается она за детей и внуков, срывается в гнев и слёзы, а начнёт рассказывать о жизни, и вот, оказывается, нет в ней для бабушки никаких невзгод: “Дети родились — радость. Болели дети, она их травками да кореньями спасала, и ни один не помер — тоже радость... Руку однажды выставила на пашне, сама же и вправила, страда как раз была, хлеб убирали, одно рукой жала и косоручкой не сделалась — это ли не радость?” Это общая черта старых русских женщин, и черта именно христианская, которая при истощении веры так же неотвратимо истощается, и человек всё чаще предоставляет счёт судьбе, меря зло и добро на ненадёжных весах “общественного мнения”, подсчитывая страдания и ревниво подчёркивая своё милосердие. В “Поклоне” же всё ещё древне-родное, колыбельное, благодарное жизни и этим всё вокруг животворящее.

Но вот в жизни Витьки наступает переломный момент. Его отправляют к отцу и мачехе в город учиться в школу, так как в деревне школы не было.

И когда бабушка ушла из повествования, начались новые будни, всё потемнело, и явилась в детстве такая жестокая страшная сторона, что художник долго уклонялся от того, чтобы написать вторую часть “Поклона”, грозный оборот своей судьбы, своё неизбежное “в людях”. Не случайно последние главы “Поклона” были закончены в 1992 году.

Вторую часть “Поклона” порою корили за жестокость, но подлинно действенна она была не мстительной нотой. Какое мщение? При чём тут оно? Художник вспоминает своё сиротство, изгнанничетсво, бездомность, общую отверженность, лишность в мире (Когда, казалось, для всех, да и для него порой было бы лучше, если бы он умер), не для того, чтобы теперь победительно восторжествовать: что, взяли! — или чтобы вызвать сочуственный вздох, или ещё раз припечатать бесчеловечное время. Это всё были бы задачи слишком чужие исповедному и любящему астафьевскому дару. Считаться и мстить, вероятно можно тогда, когда сознаёшь, что живёшь невыносимо по чьей-то очевидной вине, помнишь эту очевидность и ищешь сопротивления. А разве маленький, цепкий герой “Поклона” Витька Потылицын что-то расчётливо сознавал? Он только жил, как умел, и увертывался от смерти и даже в отдельные минуты умудрялся счастливым быть и красоту не пропустить. И если кто и срывается, то это не Витька Потылицын, а Виктор Петрович Астафьев, который сейчас из дали лет и понимания со смятением спрашивает мир: как могло случиться, что дети оказались поставлены в такие условия существования? Он не себя жалеет, а Витьку, как своё дитя, которое сейчас может защитить только состраданием, только желанием разделить с ним последнюю картошку, последнюю каплю тепла и каждый миг одиночества. И если Витька выбрался тогда, то благодарить надо опять же бабушку Катерину Петровну, которая молилась за него, достигала сердцем его страдания и тем из дальней дали неслышно для Витьки, но спасительно смягчила его хоть тем, что успела научить прощению и терпению, умению разглядеть в полной мгле даже и малую крупицу добра и держаться этой крупицы и благодарить за неё.

II.2. Народность речи героев повести « Последний поклон»

Диалектизмы в повести

В.П. Астафьев , изображая жизнь деревни своего детства, использует слова и устойчивые словосочетания народного говора , распространенного в данной местности. Как носитель традиции предстает он перед нами и в стилизации диалектной речи. Стремления к фотографической передаче ее особенностей мы не видим. Виктор Петрович отбирает одну-две черты, которые характеризуют речь в целом. Часто выделяемые слова несут в тексте особую смысловую нагрузку.
За пределами литературного языка, а точнее за рамками словарей русского языка, стоят слова, отличающиеся от нормированных по звуковому составу, морфемами, грамматической характеристикой, ударением, сочетаемостью, значением. Под диалектной лексикой мы понимаем такие слова, которые не входят в общенародную систему, а принадлежат одному или нескольким диалектам русского общенационального языка . То есть диалектная лексика является лексикой нелитературной, лексикой устной разговорно-бытовой речи какой-либо части русского языка , объединенной территориальной областью. Диалектизм - это не обязательно что-то особенное, нам неизвестное. Есть целый их пласт очень широко распространенный и многим (а иногда, кажется, что всем) известный: здесяка, омманешь, глупой, сотворить укорот, чифыркиуть, копалуха, будя, сумасхсдно, оскудодушеть, брательник, урочливый, стабориться, плешатый...; кышкать, мякать, ешли, крутоярье, глухотемь, самоуком, украдчиво, картовный, вертухнуться... Диалектные слова вводятся автором для характеристики речи персонажа. Они указывают на сибирское «происхождение» героев , частично – на их необразованность, незнание норм грамотной литературной речи, но при этом Астафьев не высмеивает и не осуждает своих героев . Мы чувствуем любовь писателя к живой народной речи.

Некоторые диалектизмы передают такие особенности северной речи, как, например, неразличие звуков [ч], [щ], [шс] и [ш]:

«- Попроси прошшения »

«- Зато как тятька шурунет нас – бегишь и не запнешша »

«-Явишша, Я-авишша домой, мошенник»

(«Конь с розовой гривой»)

«- Штобы (вм. чтобы) кисла, не перекисла, штобы на зубе хрустела»

(«Осенние грусти и радости»)

«- Че ишшешь ? Вчерашний день ишшэш ь?»

(«Фотография на которой меня нет»)

«- Перекрешшу , я тебя милово»

(«Последний поклон»)

« - Приплыл по акияну

Из Африки матрос

Малютку облизьяну

Он в яшшыке привез»

(«Конь с розовой гривой»)

Очень часто изменяются в речи героев слова, видимо, непривычные для деревни, особенно иноязычные. Таковы слова «акиян » и «облизьяну » из предыдущего примера.

Вот другие примеры:

«- ты еще не угомонился? Спи давай. Без соплей мокро! Фершал (фельдшер) нашелся! …» ("Осенние грусти и радости»)

«- Спи, пташка малая, господь с тобой и анделы во изголовье»

(«Фотография на которой меня нет»)

«- Артис (артист)» из него, робяты, артис выйдет!»

(«Гори, гори ясно!»)

Часто встречаются в речи персонажей и такие диалектизмы:

« - Эк его умучило ! Эк его крюком скрючило !

Посинел будто на леде (вм. «на льду»), а не на пече (вм. печи) сидел»

(«Осенние грусти и радости»)

«- Я бы дальше побег (вм. побежал), в глыбь побег ба , да босый я, а там змеёв (вм. змей) гибель»

«- Дом-от я принесла» - в этом примере характерны для северных диалектов использование частицы «от» с существительным мужского рода.

«- А уж он мошенничат (вм. мошенничает)»

«- Уж изварилось (вм. сварилась)»

«- Ужли (вм. неужели) не видите, что ерш жабрами зеват ? Токо бы слопать поскореича (поскорее) А ну как брюхо схватит, понос ешли?» («Конь с розовой гривой»)

Несмотря на обилие диалектизмов в речи героев, она довольно легко воспринимается, все слова понятные, ведь их фонетический облик или грамматическая форма не очень сильно отличается от литературной. Служат они либо для создания особого « сибирского » колорита, например: «- Наберешь туесок » (По словарю В. Даля туесок – это «берестяная кубышка с тугою крышкою и со скобой или дужкой в ней»); либо опять же как речевая характеристика персонажа, придавая речи героя большую эмоциональность: «- Да стой ты, чумовая ! – окликала её бабушка » (От слова чумить - одурять, лишать памяти)

«- Потатчик ! Своих всю жизнь потачил , теперь этого» (Потачить – потакать, поблажать, потворить)

Диалектизмы помогают более точно воспроизвести быт деревни и придают описаниям местный колорит:

«Садился на истюканный топором чурбан » (чурбан – короткий обрубок бревна, жерди, круглого дерева)

«Парни поощряли меня, действую мол, и не один калач неси, шанег еще прихвати, либо пирог – ничего лишнее не будет» (Шанга – род ватрушки, сочня или простой лепешки)

«На полатях запахло сосняком» (Полати – помост или настилка, поднятая выше пола и головы; помост в крестьянской избе от печи до противоположной стены)

«- Бабушка … сказала мне, что левонтьевские ребятишки собираются на увал по землянику» (увал – пологий холм, имеющий значительную протяженность)

«Дядя Левонтий качал зыбку » (зыбка – колыбель, люлька качалка)

Некоторые диалектизмы служат для речевой характеристики рассказчика , придают его речи разговорный характер и эмоциональность:

«С Санькой не больно турусы разведешь, он, чуть чего и навтыкает» (Турусы – пустая болтовня, вздорное вранье, пустословие)

«Он ищет и находит заделье , чтоб только не оставлять горемычного внука» (Заделье - дело)

«Дядя Левонтий подбуровливал песню басом» (Буровить – ходить , играть, делать)

«Умыкнул животную »

«… оросив лицо и грудь слезьми »

(«Конь с розовой гривой»)

Служат эти диалектизмы для создания образа рассказчика. Причем нужно заметить, что речь рассказчика насыщено диалектизмами тогда, когда мы слышим голос рассказчика-ребенка. Когда сквозь голос рассказчика «прорывается» голос «взрослого» автора, речь становится грамотной, литературной и диалектизмы встречаются там только этнографические, которые не имеют синонимов в литературном и без которых обойтись трудно.

Автор часто использует приём отчуждения:

« Воробьи, по здешнему –чивили» («Царь-рыба»). «Вылавливали из корзины на приплесок ещё живых, но уже вяло пошевеливающихся стерлядок, дежурный крепко зажимал голову крупного, пьяно бунтующего налима и через жабры вынимал крылато развёрнутую, медово-жёлтую печень, по-здешнему -максу» («Царь-рыба»).

Через диалектизмы у Астафьева передаётся субъективное отношение к сообщаемому как героя, так и автора произведения: «Андрюха ,баскобайник окаянный, подмогнул мне…», «Мать ощупывает ребятишек, щекочет их, барабу всякую несёт - всем в избушке весело – перезимовали!» («Царь-рыба»).

У Астафьева диалектизмы могут являться ключевыми словами произведения, выноситься даже в заголовки: «С кусоцькем», «Чужая обутка».

Художественный текст может углубить значение диалектизма. Озаглавив своё произведение «Затеси» («Затесь – сама по себе вещь древняя и всем ведомая –это стёс, сделанный на дереве топором или острым предметом, чтобы эта метка была далеко видна), придал этому слову особое значение- мета в человеческой памяти, связанная с душевной раной.

Иногда автор использует диалектизмы, чтобы сосредоточить наше внимание на слове как таковом « В том окне, как на экране, твой знакомый силуе-эт…» Это чё, силует-то?-Хвигура! («Царь-рыба») «Страсть?- переспросила бабушка. -Это когда страшно». «-А роковая?- «Роковая?- бабушка задумалась, насупив брови. Не ведаю, батюшко, не знаю. Нездешнее слово. Городско» («Последний поклон»).

Диалектизмы зачастую воспринимаются как символы народной речи: «Раз- другой покоробленные шептуны ступили на что-то твёрдое, каткое –кашкарик, выворотни, подумалось ей». («Царь-рыба»).

Через использование диалектизмов показан особый образ автора-человека из народа, близкого своим героям и читателям, не чурающегося диалектного слова. Мы согласны с одним писателем, сказавшим об Астафьеве такие слова: «Попробуем исключить из астафьевского текста все необычные и необщепринятые обороты речи и слова, и этот текст поблекнет, перестанет существовать».

Народность текстов Астафьева не искусственна, она связана с его биографией. Глубинная народность отражает традиционную русскую культуру ещё в одном повороте – сибирском и передаёт народное мировосприятие, загадочный дух загадочной русской души. Виктору Петровичу чужда идеализация народа, но не оставляет любовь к нему.

Итак, народность как связь произведения с фольклором, народным творчеством, несомненно, представлена в текстах В.П.Астафьева. Народность как выражение национальной самобытности также не вызывает сомнений в отношении его произведений.

Таким образом, произведения Астафьева глубоко народны и доступны нам, простым людям, независимо от возраста.

Способы использования диалектизмов Астафьевым.

Существуют разные способы подачи диалектизмов в авторской речи. Одни авторы выделяют их и дают им объяснение. Другие вводят диалектные слова на равных с литературными. Таковы и произведения В. П. Астафьева

Лишь изредка в речи рассказчика диалектизм берется в кавычки:

« У кого-то левонтьевские «сбодали» жердь?»

«Сон не брал меня, покой «андельский» не снисходил на мою … душу»

«Андельский» - одно из любимых слов бабушки, слово «сбодали» характерно для речи левонтьевских ребят.

В целом же мы можем сделать вывод, что в произведениях В П Астафьева диалектные слова вводятся на равных правах с литературными. В этом отражается нерасторжимая связь автора с его героями – людьми его родного края, о судьбах которого он пишет.

Итак, диалектизмы в повести В П Астафьева «Последний поклон» используются со следующими целями:

для речевой характеристики персонажей;

для речевой характеристики рассказчика;

для описания быта сибирской деревни и создания местного колорита.

II . 3. Другие пласты астафьевской лексики, художественные средства языка

Р. Солнцев писал, что Астафьев часто пользовался иностранными словарями , областными словарями народных говоров, интересовался языком милиции и т.п. В.Я. Курбатовписал, что" …его народная речь мускулиста и здорова, весела и упруга – не наслушаешься".

Виктор Петрович почти всегда сам – “лирический герой”своих произведений. И это здорово: он пользуется своим “родным” языком, которым щедро наградила его природа. Остановлюсь на нескольких компонентах астафьевской лексики

Во- первых, это фольклор , которым широко пользуется писатель. Творчество Виктора Петровича Астафьева связано с народом. Как рьяно защищает этот народ свою землю.

Народность у Астафьева представлена, прежде всего через естественную передачу мировосприятия. Оно проявляется во всём: в теме семьи, патриархального быта и патриархальных отношений в деревне, в авторской оценке; в особом образе автора, который олицетворяет народную мудрость и, конечно, в теме войны.

Это народное миропонимание жизни тесно связано с элементами фольклора: использованием пословиц, поговорок. Слова “чудище”, “змеиный”, “царь-рыба”, “оборотень”, “поединок” – явно фольклорного происхождения.

“Видит кошка молоко, да рыльце коротко”, “Ловко в чаю плавает веревка”, “Чем хуже дела в приходе, тем больше работы звонарю”, “Раз занесло незваных гостей в дверь, вынесет в трубу” “Тайга – наша кормилица, хлипких не любит”, – вспомнил он слова отца и дедушки, то есть дед – отцу, отец – сыну и т.д.

Пословицы и поговорки используются не только русские: «Мы мчимся, бежим, рвём, копаем, жжём, хватаем, говорим пустые слова, много, очень много самоутешительных слов, смысл которых потерян где-то в торопливой, гомонящей толпе, обронен, будто кошелёк с мелочью. Воистину, как в шотландской пословице: «Чем хуже дела в приходе, тем больше работы звонарю».«На смерть, как на солнце, во все глаза не поглядишь… - слышал я».

Точка зрения автора, выраженная при помощи пословиц и поговорок, часто становится философским обобщением.

Во- вторых , встречается речевая игра : “Два тайменя, один с вошь, другой помене”.

В-третьих , лексике Астафьева присуща образность : “Червячками сползали головастые дождинки”, “Из-за кривых груш бодливо выглядывала избушка”.

В-четвертых , он использует сравнения : “Свобода для народа незрелого, нравственно запущенного, с изуродованным сознанием, со смешанными понятиями добра и зла то же самое, что бритва в руках ребенка”.

В- пятых, мы отмечаем точность слова : “Ноги издрябли и сморщились от сырости”, “Дряблая вода”.

Таким образом, есть такое понятие – “художник слова”. Так Виктор Петрович в прямом смысле слова был художником. Что ни слово, то картинка: “Пилотка скоро превращается в капустный лист” (из интервью Н. Михалкову о войне), “Анна, нашелся пескаришка-то!” (дед о Васютке).

Нам очень нравится такая фраза: “И мотор, будто сунули ему в рот паклю, заработал глуше”.

У Астафьева есть свои слова, о которых мы даже не догадывались: “Гудела печка и малинилась”, “Уконтромлю!” – кричит дядя Кузя на балабана". Что за слово “уконтромлю”? Ни в одном словаре я не нашла. Видимо, от “уконать” или “ухайдакать”. Или вот слово – “размахайство”.

Читать Астафьева без слез и смеха невозможно. Ирония, самоирония, юмор и грусть (печаль, сентиментальность) у него бок о бок- это в- седьмых. “Стрелок я плохой, на три метра с подбегом…”

Язык Астафьева живой, естественный. И еще я бы добавила: язык Астафьева – честный язык. В нем нет слов ложных, фальшивых, обманных, имитационных, маскировочных.

Присловья, былички; обряды, загадки, суеверия

Народное миропонимание жизни тесно связано с элементами фольклора: использованием не только пословиц, поговорок, но и присловий ,быличек; описанием обрядов, обычаев, поверий и суеверий, примет: "Сама игра проще пареной репы - один из видов пряталки" "Мамы нет больше года, но Кольча-младший не находит себе места, все старается лаской, добротой загладить какую-то вину, хотя он ни в чем не виноват - смерть причину найдет". . "В доме нашем загодя, еще с зимы начинается пост и всевозможный прижим по части расходов харчей и денег - коли пировать, так и мудровать" "Как готовят студень - рассказываниям нет места... В столовых же его готовят по присловью: "Мяса чан - вкуса нет" .

Глубоко национальное и народное творчество Астафьева характеризуется удивительно органичным сочетанием оригинальных, присущих только астафьевской манере слов и выражений с меткими, остроумными, бьющими «не в бровь, а в глаз» устойчивыми словесными сочетаниями.

Былички и другие устойчивые словосочетания и выражения занимают значительное место среди используемых писателем изобразительных средств, прежде всего потому, что в них заложены большие выразительные возможности. Автор передаёт нам своё мироощущение удивительным по художественной выразительности, ёмким, пластичным языком. Устойчивые обороты придают авторской речи живость, меткость, свойственную народной речи, а в речи персонажей выступают как яркое средство языковой и стилистической характеристики.

Фразеологизмы.

Проза В.П.Астафьева изобилует фразеологизмами. Это сделано писателем специально, чтобы подчеркнуть народный характер текстов. Часто фразеологизмы встречаются в речи фронтовиков, солдат, показывают солдатскую мудрость:

«Тяжело в ученье – легко в бою , Суворов говорил…» ; «Служба начинается, спаньё кончается »; «Год служи, да десять лет тужи», «На плацдарме я не раз вспоминал от старого заезжего солдата слышанное: «Войну нелегко слышать, но во сто крат страшнее видеть » ; «Недаром у нас – окопников – на фронте родилась поговорка: «Для кого война, а для кого – хреновина одна ».

И всё это щедрой рукой рассыпано на каждой странице.

Также разговор деревенских жителей отличается обилием неправильных грамматических форм, просторечий. В. П. Астафьев использует такой прием, чтобы читатель «услышал», как герои произведения, почувствовал весь колорит жизни глухой сибирской деревни.

- Штабы кисла, не перекисла, штабы на зубе хрустела!
- Штабы капуста была не пуста, штабы, как эта рюмочка, сама летела в уста!
- Мужику моему она штабы костью в горле застревала, а у меня завсегда катилась!... ухарски протянула тетка Апроня, опрокинула рюмку и утерлась рукавом". "И как только мать вываливала сваренные кости в корыто, почти на лету выхватывали кто чего успевал... "Чур, мой! Чур, мой\ Паночек! Паночек! Крепенький пенечек!"" . "Ну, как ты тут чудечко на блюдечке?" "

Мы заметили одну из самых впечатляющих особенностей - сближение речи русских с русской речью эвенков. В.П. Астафьев передает и эвенкийскую речь, и эвенкийский акцент: "Связчик мой, "пана", понуро за мной тянувшийся, мгновенно оживился, заприплясывал на тротуаре..., пошел встречь красотке, словно бы заслушал ему лишь понятные позывные: "Хана абукаль! Харки улюка-а-ааль!". Красавица-эвенкийка поет: "А мы - ребята! А мы ребята сэссыдисятой сы-роты".
Нам было трудно разграничить диалектное слово и авторское, просторечное, жаргонное невозможно. Услышал ли писатель слово где-то в деревне, и запало оно ему в память, говорят ли это слово на городских перекрестках, или так уж попало оно в строку с его собственной души - и сам он, пожалуй, скажет не всегда..
""Перед нами с камбарцами стояли двое... Привязанный к очепу... Мужики и старухи уже перешли по перекидышам"
У В.П. Астафьева люди "от земли" говорят нечасто - в жизни немногословны. Но думают обо всем пристрастно, раскованно.

У Астафьева, конечно, образ народа не создается. Он и есть этот самый народ. Да, автор (лирический герой) не осознается нами как обычный, равный читателю человек со своими достоинствами и недостатками,- это нечто большее: умный, мудрый, спокойно-неторопливый, умеющий заглянуть в твою душу, сказать как бы и от твоего имени простые человеческие слова, что-то очень важное, самое главное о жизни. Это и есть народ: он, я, ты - мы все.
Не каждый родился в деревне, впитал в себя народный язык с малолетства. Что такое "шептуны", "кашкарник", "выворотни"? Конечно, мы сопоставляем эти слова с другими однокоренными - шептать, выворачивать - или "кустарник", "боярышник", "малинник". Но можем ли мы точно описать предмет, выделить, чем он отличается от подобных? Современному читателю достаточно уловить общее содержание сказанного, "аудировать" текст.

Передача подлинной народной речи - обеспечивает в художественной литературе реалистический метод.

Песенный пласт « Последнего поклона»

В характере главного героя Витьки есть своя "особинка". Он эмоционально очень чуток, до слез восприимчив к красоте. Это особенно проявляется в той поразительной чуткости, с которой его детское сердчишко отзывается на музыку. Вот пример:

"Бабушка запевала стоя, негромко, чуть хрипловато и сама себе помахивала рукой. У меня почему-то сразу же начинало коробить спину. И по всему телу россыпью колючей пробежал холод от возникшей внутри меня восторженности. Чем ближе подводила бабушка запев к обще-голосью, чем напряженней становился ее голос и бледнее лицо, тем
гуще вонзались в меня иглы, казалось, кровь густела и останавливалась в жилах".

Значит, сам Витька, главный герой цикла, принадлежит к той самой "песенной" породе, которую Астафьев выделил из семьи "простых людей" в своих прежних рассказах. Такой мальчонка, "песенный", нараспашку открытый всему миру, оглядывается вокруг себя. И мир поворачивается к нему только доброй своей стороной. Не случайно в первой книге "Последнего поклона" много места занимают описания детских игр, проказ, рыбалок. Здесь и картины совместной работы, когда деревенские тетки помогают бабушке Катерине квасить капусту ("Осенние грусти и радости"), и знаменитые бабушкины блины на "музыкальной сковородке" ("Стряпухина радость"), и щедрые застолья, где собирается вся "родова", "все целуются друг с другом и, разморенные, добрые, ласковые, дружно поют песни" ("Бабушкин праздник")...

А сколько там песен! Можно говорить об особой песенной стихии как об одном из существенных стилевых пластов в общей эмоциональной палитре "Последнего поклона". Тут и старинная народная "Течет реченька, течет быстрая...", и плачевая "Злые люди, люди ненавистные...", и шуточная "Распроклятая картошка, что ж ты долго не кипишь...", и фривольные "Распустила Дуня косы...", "Монах красотку полюбил...", и завезенные в сибирскую деревню откуда-то из портовых кабаков "Не любите моряка, моряки омманут...", "Плыл по окия-ну из Африки матрос..." и так далее. Эта песенная радуга создает в "Последнем поклоне" особый эмоциональный фон, где перемешано высокое и низкое, веселье и грусть, чистая истовость и скабрезная глумливость. Такой фон "созвучен" той мозаике характеров, которые проходят перед глазами Витьки Потылицына.

Таким образом, Книга В.П.Астафьева мудра, необыкновенно глубока и поучительна, её нравственные уроки очень пригодятся в жизни любому. У каждого в жизни один путь: трудиться, наполнять себя знаниями, отвечать за свои поступки и любить своих ближних. Кажется, всё просто, но пройти этот путь достойно не так и легко, множество испытаний приходится преодолеть человеку, но выносить их нужно не теряя человеческого лица.

III . Заключение

Книга В.П.Астафьева мудра, необыкновенно глубока и поучительна, её нравственные уроки очень пригодятся в жизни любому. У каждого в жизни один путь: трудиться, наполнять себя знаниями, отвечать за свои поступки и любить своих ближних. Кажется, всё просто, но пройти этот путь достойно не так и легко, множество испытаний приходится преодолеть человеку, но выносить их нужно не теряя человеческого лица.

Проанализировав лексические, грамматические особенности речи героев в повести Астафьева «Последний поклон», мы можем сделать следующие выводы:

· В. П. Астафьев широко использует диалектизмы;

· В повести «Последний поклон» диалектизмы используются для речевой характеристики персонажа, речевой характеристики рассказчика и для создания местного колорита;

· Астафьев вводит диалектные слова в произведение на равных правах с литературными;

· Передача подлинной народной речи - обеспечивает в художественной литературе реалистический метод

· Автор использует прием нарушения целостности графического образа слова, то есть отступление от правил орфографии и грамматики: - ишшо - вместо «еще»;.

· Народное миропонимание жизни тесно связано с элементами фольклора: использованием пословиц, поговорок , а также присловий, быличек; обрядов, загадок, суеверий

· В повести встречаются следующие средства художественной выразительности: речевая игра, образность, сравнения: ирония, самоирония, а также фразеологизмы.

· Разговор деревенских жителей отличается обилием неправильных грамматических форм, просторечий

В. П. Астафьев использует эти приемы, чтобы читатель «услышал», как герои произведения, почувствовал весь колорит жизни глухой сибирской деревни.

Народность текстов Астафьева не искусственна, она связана с его биографией. Глубинная народность отражает традиционную русскую культуру ещё в одном повороте – сибирском и передаёт народное мировосприятие, загадочный дух загадочной русской души. Виктору Петровичу чужда идеализация народа, но не оставляет любовь к нему.

Итак, народность как связь произведения с фольклором, народным творчеством, несомненно, представлена в текстах В.П.Астафьева. Народность как выражение национальной самобытности также не вызывает сомнений в отношении его произведений. Таким образом, произведения Астафьева глубоко народны и доступны нам, простым людям, независимо от возраста.

IV . Литература.

1. Валентин Курбатов “Жизнь на миру”

2. Иван Жуков “На Енисее, реке жизни”

3. Астафьев В.П. Кража; Последний поклон. – М.: Просвещение, 1990

4. Введенская Л.А., Баранов М.Т., Гвоздарев Ю.А. Русское слово. Пособие для учащихся VII-VIII классов по факультативному курсу «Лексика и фразеология русского языка». – М.: Просвещение, 1970

5. Даль В.И. Словарь живого великорусского языка. – М.: Русский язык, 1994

6. Краткая литературная энциклопедия. – Т.2. – М.: Советская энциклопедия, 1964. – С. 667-669

7. Озерова К.Н. Советские писатели. – М.: Русский язык, 1988

8. Современный русский язык. В 3-х ч., ч. I. Введение. Лексика. Фразеология. Фонетика. Графика и орфография / Н.М. Шанский, В.В. Иванов. – М.: Просвещение, 1981.

9. Энциклопедический словарь юного литературоведа / сост. В.И. Новиков. – М.: Педагогика, 1987 – С. 71-73.