Реферат: Ф. Энгельс диалектика природы

Ф. Энгельс

ДИАЛЕКТИКА ПРИРОДЫ

Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

СОДЕРЖАНИЕ

Диалектика и естествознаниe . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 3

Роль труда в процессе очеловечения обезьяны . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 50

Естествознание в мире духов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 60

Старое предисловие к «Анти-Дюрингу». – О диалектике . . . . . . . . . . . . . 68

Примечания к «Анти-Дюрингу» 1878 г. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 75

a) о прообразах математического «бесконечного» в

действительном мире . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . —

b) о механическом естествознании . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 79

c) о неспособности Негели познать бесконечное . . . . . . . . . . . . . . . 82

Старое введение к «Диалектике природы» 1880 г. . . . . . . . . . . . . . . . . . . 8б

Заметки 1881—1882 гг. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 100

Общий характер диалектики как науки . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 125

Основные формы движения . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 130

Мера движения – работа . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 143

Приливное трение . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 155

Теплота . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 160

Электричество . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 163

Диалектика в современном естествознании . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 210

Из «Людвига Фейербаха» 1886 г. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 215

Карл Шорлеммер 1892 г. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 219

Приложения

I. Вариант введения к «Анти-Дюрингу» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 222

II. Письмо П. Лаврову . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .224

Примечания . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 227

Список цитированных произведений . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .283

Предметный указатель . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .286

Именной указатель . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .299

(201-300 тысяча)

Под наблюдением редактора Д.Розанова. Техред М.Пиотрович.

Подписано к печати с матриц 25/V-34 г. Партиздат № 237. Упол-

номоченный Главлита № Б-38154. Тираж 100000. Заказ № 8072.

941/16. Бум. лист. 91/2. 19 п. л. 113168 тыс. зн. в 1 б.´Формат 64 л.

___________________________________________________

Фабрика книги “Красный пролетарий” издательства ЦК ВКП(б)

Партиздата, Москва, Краснопролетарская, 16.

ДИАЛЕКТИКА И ЕСТЕСТВОЗНАНИЕ

Бюхнер. Зарождение направления. <Крушение.> Разрешение идеа-листической философии в материалистическую. Контроль над на-укой устранен. Внезапный расцвет плоско-материалистической по-пулярной литературы, материализм которой должен был заменить недостаток научности. Расцвет ее как раз в эпоху глубочайшего унижения буржуазной Германии и падения официальной немецкой науки. 1850—1860. Фохт, Молешотт, Бюхнер. Взаимное страхова-ние. <Ругань по адресу философии.> Новое оживление благодаря вхождению в моду дарвинизма, который эти господа сейчас же взяли в аренду.

Можно было бы оставить их в покое, предоставив им заниматься своим, все же неплохим, хотя и скромным делом распространения среди немцев философии, атеизма и т. д., но 1) брань по адресу фило-софии (привести места) *, которая, несмотря ни на что, составляет славу Германии, и 2) претензия распространить эту теорию природы на общество и реформировать социализм, – все это заставляет нас обратить на них внимание.

Во-первых, что они дают в собственной области? Цитаты.

2) Переход, стр. 170—171[3]. Откуда внезапно это гегелевское? Переход к диалектике. Два философских направления: метафизиче-ское с неизменными категориями, диалектическое (Аристотель и в особенности Гегель) – с текучими; доказательства, что эти неиз-менные противоположности основания и следствия, причины и дей-ствия, тожества и различия, бытия и сущности не выдерживают кри-тики, что анализ показывает наличие одного полюса уже in nuce ** в другом, что в определенном пункте один полюс переходит в другой и что вся логика развивается лишь из движущихся вперед противо-положностей. Это у самого Гегеля мистично, ибо категория является у него чем-то предсуществующим, а диалектика реального мира – ее простым отблеском. В действительности происходит наоборот:

диалектика головы—только отражение форм движения реального мира как природы, так и истории. Естествоиспытатели прошлого столетия, даже до 1830 г., довольно легко обходились еще при помощи старой метафизики, ибо действительная наука не выходила еще из рамок механики, земной и космической. Однако путаницу в умы внесла уже высшая математика, которая рассматривает вечные истины низшей математики как превзойденную точку зрения, утверждает

* Блюхер знает философию только как догматик, так как сам является догматиком, самым плоским эпигоном немецкого просветительства, которому осталось чуждым умственное движение великого французского материализма (Гегель о них)[1], подобно тому как Николаи был чужд Вольтер. Лессинговское: «Дохлая собака – Спиноза) Enz. Vorr. 19 [2]

** in nuce – в зародыше

3

часто вещи, противоположные им, и выставляет теоремы, кажущиеся, с точки зрения низшей математики, простой бессмыслицей. Здесь не-изменные категории исчезли, математика вступила на такую почву, где даже столь простые понятия, как «абстрактное количество», «дур- ная бесконечность», приняли совершенно диалектический вид и заста-вили математику, против ее воли и без ее ведома, стать диалектиче-ской. Нет ничего комичнее, чем жалкие уловки, увертки и фикции, к которым прибегает математика, чтобы разрешить это противоречие, примирить между собою низшую и высшую математику, разъяснить им, что то, что является их бесспорным результатом, не представляет собой чистой бессмыслицы, и чтобы вообще рационально объяснить исходный пункт, метод и конечные результаты математики беско-нечного.

Но теперь все обстоит иначе. Химия, абстрактная делимость фи-зического, дурная бесконечность – атомистика. Физика – клетка (процесс органического развития как отдельных индивидов, так и видов путём диференцирования является поразительнейшим образ-цом рациональной диалектики) и, наконец, тождество сил природы и их взаимное превращение друг в друга, уничтожившее всякую неиз-менность категорий. Несмотря на это, естествоиспытатели в своей массе все еще не могут отказаться от старых метафизических катего-рий и беспомощны, когда приходится рационально объяснить и систе-матизировать эти современные факты, которые показывают, так ска-зать, наглядно наличие диалектики в природе. А здесь волей-нево-лей приходится мыслить: атома и молекулы и т. д. нельзя наблюдать микроскопом, а только мышлением. Сравни химиков (за исключе-нием Шорлеммера, который знает Гегеля) и «Целлюлярную патоло-гию» Вирхова, где общие фразы должны в конце концов прикрыть беспомощность автора. Освобожденная от мистицизма диалектика становится абсолютной необходимостью для естествознания, поки-нувшего ту область, где достаточны были неизменные категории, эта своего рода низшая математика логики. Философия мстит за себя задним числом естествознанию за то, что последнее покинуло ее. Естествоиспытатели могли бы уже убедиться на примере естественно-научных успехов философии, что во всей этой философии имеется нечто такое, что превосходит их даже в их собственной области (Лейб-ниц – основатель математики бесконечного, по сравнению с которым индуктивный осел Ньютон является плагиатором и вредителем; Кант – космогоническая теория происхождения мира до Лапласа; Окен – первый, выдвинувший в Германии теорию развития; Ге-гель...* который своим синтезом и рациональной группировкой есте-ствознания сделал большее дело, чем все материалистические болваны, вместе взятые).

Диалектика естествознания [4] предмет -- движущееся вещество.

Различные формы и виды самого вещества можно опять-таки по-знавать через движение; только в движении обнаруживаются свой-ства тел; о теле, которое не движется, нечего сказать. Следова-тельно,

из форм движения вытекают свойства движущихся тел.

1. Первая, наипростейшая форма движения, это—механическая, простая перемена места

* [чернилное пятно]

4

a) Движения отдельного тела не существует, есть только отно-сительное движение. – Падение.

b) Движение разделенных тел: траектория, астрономия,—види-мое равновесие,—конец—всегда контакт.

c) Движения соприкасающихся тел в отношении друг к другу – давление. Статика. Гидростатика и газы. Рычаг и другие формы собственно механики, которые все в своей наипростейшей форме контакта сводятся к отличающимся между собой только по степени трению и удару. Но трение и удар, в действительности представ-ляющие контакт, имеют и другие, не указывавшиеся никогда есте-ствознанием следствия: при определенных обстоятельствах они производят звук, теплоту, свет, электричество, магнетизм.

2. Эти различные силы (за исключением звука) – физика не-бесных тел —

a) переходят друг в друга и замещают друг друга, и

b) на известной количественной ступени развития сил, различной для разных тел—химически сложных или простых,- наступают химические изменения. И мы попадаем в химию*.

3. Физика должна была или могла оставить без рассмотрения живое органическое тело, химия же находит только при исследова-нии органических соединений настоящий ключ к истинной природе наиважнейших тел, с другой стороны, она составляет тела, которые встречаются только в органической природе. Здесь химия приводит к органической жизни, и она подвинулась достаточно далеко вперед, чтобы убедить нас, что она одна объяснит нам диалектический пере-ход к организму.

4. Но действительный переход только в истории – солнечной системы, земля – реальная предпосылка органической жизни.

Делимость. Млекопитающее неделимо, у пресмыкающегося может вырасти еще нога. Эфирные волны делимы и измеримы до беско-нечно-малого – каждое тело делимо практически в известных гра-ницах, например в химии.

Сцепление – уже у газов отрицательное – превращение притя--

жения в отталкивание, последнее только в газах и эфире (?) реально.

Агрегатные состояния – узловые пункты, где количественное изменение переходит в качественное.

Секки и папа [5].

Ньютоновское притяжение и центробежная сила – пример мета-физического мышления, проблема не решена, а только поставлена,

и это преподносится как решение. – То же относится к уменьше-

нию теплоты по Клаузиусу.

Теория Лапласа предполагает только движущуюся материю,— вращение необходимо у всех движущихся в мировом простран-стве тел.

По поводу претензии (...?..) судить обо всем, что касается со-

Циализма и экономии, на основании борьбы за существование: Heg, Enz, cтр. 9 [6], о сапожничестве.

По поводу политики и социализма; рассудок, которого ожидал

мир, стр 11 [7].

* На полях: Химия небесных тел Кристаллография— часть химии ]

5

Вне друг друга—рядом друг с другом—и друг после друга. Heg., Enz., стр. 35 [8], как определение чувственного, представления.

Heg., Enz., стр. 40 [9]. Естественные явления— но Бюхнер [10] не

мыслит, а просто списывает, поэтому это не необходимо.

Стр. 42 [11]. Солон вывел свой закон из своей головы,— Бюхнер

может то же самое сделать для современного общества.

Стр. 12 [12] Метафизика – наука о вещах, а не о движениях.

Стр. 13 [13]. Для опыта... имеет значение.

Стр. 14 [14]. Параллелизм между человеческим индивидом и исто-рией == параллелизму между эмбриологией и палеонтологией.

Трение и удар порождают внутреннее движение соответствен-ных тел, молекулярное движение, диференцирующееся в зависимо-сти от обстоятельств в теплоту, электричество и т. д., однако это движение только временное: cessante causa cessat effectus*. На извест-ной ступени все они превращаются в постоянное молекулярное изме-нение, химическое.

Causa finalis – материя и присущее ей движение. Эта материя вовсе не абстракция. Уже на солнце отдельные вещества диссоциированы и неразличимы по своему действию. Но хотя в газовом шаре туманного пятна все вещества и существуют раздельно, они рас-творяются в чистой абстрактной материи, как таковой, действуя только как материя, а не согласно своим специфическим свойствам.

(Вообще уже у Гегеля противоположность между causa efficiens и causa finalis снята в категории взаимодействия [15].

Формой развития естествознания, поскольку оно мыслит, является гипотеза. Открывается новый факт, делающий непригодным преж-ний способ объяснений, относящихся к той же самой группе фактов. С этого момента возникает потребность в новых способах объясне-ния, опирающегося сперва только на ограниченное количество фак-тов и наблюдений. Дальнейший опытный материал приводит к очи-щению этих гипотез, устраняет одни из них, исправляет другие, пока наконец не будет установлен в чистом виде закон. Если бы мы захотели ждать, пока очистится материал для закона, то при-шлось бы до того момента отложить теоретическое исследование, и уже по одному этому мы не получили бы никогда закона.

Количество и смена вытесняющих друг друга гипотез при отсут-ствии у естествоиспытателей логической и диалектической подготовки вызывает у них легко представление о том, будто мы неспособны по-знать сущность вещей (Галлер и Гете)[16]. Это свойственно не одному только естествознанию, так как все человеческое познание развивается по очень запутанной кривой, и теории вытесняют друг друга также в исторических науках, включая философию, – на основании чего однако никто не станет заключать, что например формальная логика это – чепуха. Последней формой этого взгляда является «вещь в себе». Это утверждение, что мы неспособны познать вещь в себе' (Heg., Enz.,$ 44[17]), во-первых, переходит из науки в область фантазии, во-вторых, ровно ничего нс прибавляет к нашему научному

* При уничтожении причины уничтожается и результат. Ред

6

познанию, ибо если мы неспособны заниматься вещами, то они не су-ществуют для нас,и, в-третьих, это—голая, никогда не применяю-щаяся фраза. Абстрактно говоря, оно звучит вполпе вразумительно. Но пусть попробует применить его. Что думать о зоологе, который сказал бы: собака имеет, кажется, четыре ноги, но мы не знаем, не имеет ли она в действительности четырех миллионов ног или вовсе не имеет ног? О математике, который сперва определяет треугольник как фигуру с тремя сторонами, а затем заявляет, что не знает, не об-ладает ли он 25 сторонами? 2х2=, кажется, 4. Но естествоиспыта-тели остерегаются применять фразу о вещи в себе в естествознании, позволяя ее себе только тогда, когда заглядывают в область филосо-фии. Это – лучшее доказательство того, как несерьезно они к ней относятся и какое ничтожное значение она имеет сама по себе. Если бы они относились к ней серьезно, то a quoi bon вообще изучать что-нибудь? С исторической точки зрения проблема эта может иметь известный смысл: мы можем познавать только при данных нашей эпохой условиях и настолько, насколько эти условия позволяют.

Превращение притяжения в отталкивание и обратно у Гегеля[18] мистично, но по существу он предвосхитил в этом пункте позднейшие

естественно-научные открытия. Уже в газе – отталкивание молекул,

еще более – в свободной рассеянной материи, например в хвостах

комет, где оно действует даже с колоссальной силой. Гегель гениален

даже в том, что он выводит притяжение как вторичный момент из

|отталкивания, как первичного: солнечная система образуется только благодаря тому, что притяжение берет постепенно верх над первона-чально господствующим отталкиванием. Расширение посредством теплоты === отталкиванию. Кинетическая теория газов.

Противоречивость рассудочных определений: поляризация. По-добно тому как электричество, магнетизм и т. д. поляризируются, движутся в противоречиях, так и мысли,—подобно тому как в первом

случае нельзя удержать односторонность, о чем не думает ни одине стествоиспытатель, так и во втором случае.

Для того, кто отрицает причинность, всякий закон природы есть гипотеза и в том числе также и химический анализ звезд, т. е. призма-тический спектр. Что за плоское мышление у тех, кто желает огра-ничиться этим!

Вещь в себе: Hegel, Logik, I, 2, стр. 10[19] и в дальнейшем [20] целый отдел об этом. «Скептицизм не позволяет себе говорить: это есть; новейший идеализм (id est Кант и Фихте) не позволял себе рассмат-вать познание как знание о вещи в себе... Но в то же время скептицизм допускал разнообразные определения своей видимости, или, вернее, его видимость имела содержанием все разнообразие и богат-ство мира. Точно так же и явление идеализма (I.e. what Idealism calls Erscheinung, – т. е. то, что идеализм называет явлением) содер-жит в себе всю полноту этих многообразных определений... Таким образом в основе этого содержания не должно лежать никакого бытия, никакой вещи в себе; оно для себя остается таким,

7

как оно есть, – оно лишь было переведено из бытия в видимость»*. Таким образом Гегель здесь гораздо более решительный материалист, чем современные естествоиспытатели**

Истинная природа определений «сущности» дана самим Гегелем Enz. I, § 111, Zusatz: «В сущности все относительно» (например положительное и отрицательное, которые имеют смысл только в своем взаимоотношении, а не каждое само по себе).

Так называемые математические аксиомы, это – те немногие рассудочные определения, которые необходимы в математике в каче-стве исходного пункта. Математика – это наука о величинах, она исходит из понятия величины. Она недостаточно определяет по-следнюю и прибавляет затем внешним образом, в качестве аксиом, другие элементарные определенности величины, которью не фигури-руют в дефиниции. После этого они кажутся недоказанными и разу-меется также недоказуемыми математически. При анализе поня-тия величины все эти определения аксиом окажутся необходимыми свойствами величины. Спенсер прав в том отношении, что самооче-видность этих аксиом унаследуется нами. Они доказуемы диалекти-чески, поскольку они не чистые тавтологии.

Например часть и целое, это—категории, которые недостаточны уже в органической природе. Выталкивание семени – зародыш – и развившееся животное нельзя рассматривать как «часть», которая отделяется от «целого»; это было бы кривое толкование. Первая часть в [..?..] Enz. I, стр. 268 [22].

В органической природе также неприменимо абстрактное тоже-ство а == а, и отрицательное а равно и неравно а одновременно. Рас-тение, животное, каждая клетка в каждое мгновение своей жизни тожественны сами с собой и в то же время отличаются от самих себя благодаря усвоению и выделению веществ, благодаря дыханию, обра-зованию и умиранию клеток, благодаря процессу циркуляции, – словом, благодаря сумме непрерывных молекулярных изменений, ко-торые составляют жизнь и итог которых выступает наглядно в раз-ных фазах жизни – эмбриональной жизни, молодости, половой зрелости, процессе размножения, старости, смерти. Мы оставляем в стороне развитие видов. Чем больше развивается физиология, тем важнее становятся для нее эти непрерывные, бесконечно малые из-менения, тем важнее также становится для нее рассмотрение разли-чия внутри тожества, и старая, абстрактная, формальная точка зре-ния тожества, согласно которой органическое существо рассматри-вается как нечто просто тожественное с собой, постоянное, оказывает-ся устарелой. Несмотря на это, основывающийся на ней образ мышле-ния продолжает существовать вместе со своими категориями. Но уже в неорганической природе тижество, как таковое, в действительности

* [Подчеркнуто Энгельсом]

** [На полях: Ср.Enz.1,252 – [21]

8

не существует. Каждое тело подвержено постоянно механическим, физическим воздействиям, которые производят и ним непрерывные изменения, модифицируют его тожество. Абстрактное тожестно и его антитеза, различие, уместны только в математике —абстрактной науке, занимающейся умственными построениями, хотя бы и являю-щимися отражениями реальности, – но и здесь оно постоянно сни-мается. Hegel,Enz.I, стр. 235 [23]. Факт, что тожество содержит в себе различие, выражен в каждом предложении, где сказуемое неизбежно отлично от подлежащего. Лилия есть растение, роза красна: здесь либо в подлежащем, либо в сказуемом имеется (различие) нечто та-кое, что не покрывается сказуемым или подлежащим. Hegel, Enz. I*, стр. 231 [24]. Само собой разумеется, что тожество с собою имеет уже заранее необходимым дополнением отличие от всего прочего.

Постоянное изменение, т. е. , снимание абстрактного тожества с собой, имеется также в так называемой неорганической природе. Геология является историей этого. На поверхности механические из-менения (размывание, мороз), химические (выветривание), внутри зе-мли механические (давление), теплота (вулканическая), химические (вода, кислота, связывающие вещества), в большом масштабе – под-нятия почвы, землетрясения и т. д. Современный сланец радикально отличен от ила, из которого он образовался, мел – от несвязанных между собой микроскопических раковин, которые его составили; еще более известняк, который, по мнению некоторых ученых, совершенно органического происхождения, песчаник – от несвязанного мор-ского песка, который в свою очередь возник из размельченного гра-нита, и т. д., не говоря уже об угле**.

Положительное и отрицательное. Можно называть и наоборот:

в электричестве и т. д., также север и юг; можно обернуть наимено-вание, изменить соответственно всю остальную терминологию, и все останется на месте. Мы тогда станем называть запад востоком, а во-гок западом. Солнце тогда будет восходить на западе, планеты будут двигаться с востока на запад; при этом изменяются только одни име-на. В физике мы называем южным полюсом магнита тот, который притягивается северным полюсом земного магнита, и это ничему не мешает.

Жизнь и смерть. Уже и теперь не считают научной ту физиоло- гию, которая не рассматривает смерти как существенного момента жизни (заметь: Hegel, Enz. 1, стр. 152, 153)[25], которая не понимает, что отрицание жизни по существу заложено в самой жизни так, что жизнь всегда мыслится в отношении к своему неизбежному резуль- тату, заключающемуся в ней постоянно в зародыше, – смерти. Диа-лектическое понимание жизни именно к этому и сводится. Но кто раз понял это, для того навсегда потеряли свой смысл всякие разговоры о бесмертии души. Смерть есть либо разложение органического тела, ничего не оставляющего после себя, кроме химических составных ча-

* [Энгельс пишет ошибочно: 2]

** [Этот абзац стоит на следующей странице под заголовком: Тожество, Прибавление, а в конце предыдущего абзаца стоит в скобках: см.след.стр.]

9

стей, образовывавших его субстанцию, либо она оставляет за собой жизненный принцип, душу, который переживает все живые организ-мы, а не только человека. Таким образом здесь достаточно простого уяснения себе при помощи диалектики природы жизни и смерти, чтобы покончить с древним суевернем. Жить—значит умирать.

Дурная бесконечность. Истинная бесконечность была уже Геге-лем правильно вложена в заполненное пространство и время, в при-роду и в историю. Теперь вся природа разложена, сведена к исто-рии, история является только процессом развития самосознательных организмов, отличным от истории природы. Это бесконечное много-образие природы и истории заключает в себе бесконечность про-странства и времени – дурную бесконечность – только как снятый, хотя и существенный, но не преобладающий момент. Крайней гра-ницей нашего познания природы является до сих пор наша вселенная, а бесчисленные вселенные, находящиеся вне ее, нам не нужны, чтобы познавать природу. Собственно только одно солнце из мил-лионов солнц и его система образуют существенную основу наших астрономических исследований. Для земной механики, физики и хи-мии нам приходится отчасти, а для органической науки—исключи-тельно, ограничиваться нашей маленькой землей. И однако это не наносит существенного ущерба практически бесконечному много-образию явлений и познанию природы, точно так же как не вре-дит истории аналогичное, но еще большее ограничение ее сравни-тельно коротким периодом и небольшой частью земли.

Простое и составное. Категории, которые тоже теряют свой смысл уже в органической природе, и не применимы здесь. Ни механическое сложение костей, крови, хрящей, мускулов, тканей и т. д., ни хими-ческое – элементов—не составляет еще животного. Hegel, Enz. I, стр. 256 –[26]. Организм не является ни простым, ни составным, как бы он ни был сложен.

Первоматерия. «Взгляд на литерию как на исконно существую-щую и по себе бесформенную очень древен и встречается нам уже у греков, сперва в мифическом виде хаоса, который представляют себе как бесформенную основу существующего мира». Hegel, Enz. I, стр. 258. Этот хаос мы снова встречаем у Лапласа в туманности, имеющей только начатки формы. Посла этого наступает диферен-цирование.

Гегель – Enz. I, стр. 259 –[27] см. также «Логику» [28] —изображает в виде чистого домысла рассудка ложную теорию пористости (со-гласно которой различные лжематерии, теплороды и т. д. располо-жены в своей взаимной пористости, оставаясь непроницаемыми друг для дгуга).

Сила. Если какое-нибудь движение (перенесено таким образом, что в результате появляется механическое движение, то можно считать, что механическое движение просто перенесено или что

10

другие формы движения превращены в механическую) переносится с одного тела на другое, то, поскольку это движение переносится, активно, его можно считать причиной движения, поскольку же оно перенесено, пассивно, – результатом; в таком случае эта причина, это активное движение является силой, а пассивное движение – проявлением силы. Согласно закону неуничтожаемости движения отсюда само собой следует, что сила в точности равна своему прояв-лению, так как в обоих случаях мы имеем одно и то же движение. Но переносящееся движение более или менее определимо количе-ственно, так как оно проявляется в двух телах, из которых одно может служить единицей меры для измерения движения другого. Измеримость движения и придает категории силы ее ценность. Без этого она не имела бы никакой ценности. Чем более доступно измерению движение, тем более пригодны для исследования кате-гории силы и проявления ее. Особенно это имеет место в механике, где силы разлагают еще далее, рассматривая их как составные и по-лучая иногда благодаря этому новые результаты, причем однако не следует забывать, что это просто умственная операция. Если же по аналогии с составными силами, как они получаются согласно тео-реме о параллелограме сил, начать рассматривать таким образом действительно простые силы, то от этого они не становятся еще дей-ствительно составными. [Об этом забыл Ньютон при анализе пла-нетарного движения.] То же самое в статике. Далее, то же самое при превращении других форм движения в механическую (теплота, электричество, магнетизм в притягивании железа), где первоначаль-ное движение может быть измерено произведенным им механическим действием. Но уже здесь, где рассматриваются одновременно различ-ные формы движения, обнаруживается ограниченность категории или сокращенного выражения силы. Ни один порядочный физик не станет теперь называть электричество, магнетизм, теплоту просто силами, как не станет он называть их материями, или невесомыми. Если мы знаем, в какое количество механического движения превра-щается определенная масса теплового движения, то мы еще ничего не знаем о природе теплоты, как бы ни необходимо было изучение этих превращений для исследования этой природы теплоты. Рас-сматривание ее как формы движения – это последний триумф физики, и благодаря этому в ней снята категория силы. В известных слу-чаях – в случаях перехода – они могут являться в виде сил и быть таким образом измеряемыми. Так теплота измеряется расширением какого-нибудь нагретого тела. Если бы теплота не переходила здесь от одного тела к другому, которое служит масштабом, то теп-лота тела-масштаба не изменялась бы, и нельзя было бы говорить об измерении, об изменении величины. Говорят просто: теплота рас-ширяет тела. Сказать же: теплота обладает силой расширять тела, это – простая тавтология, а сказать: теплота есть сила, расширяю-щая тела, было бы неверно, так как 1) расширение можно произве-сти, например у газов, иными способами и 2) теплота этим не выражается исчерпывающим образом.

Некоторые химики говорят еще о химической силе, благодаря ко-

торой происходят и удерживаются соединения. Но здесь мы не имеем собственно перехода, а имеем совпадение движения различных тел

воедино, и понятие «сила» ( превращается в фразу, как и всюду,

11

где думают исследовать неисследованные формы движения...) здесь оказывается таким образом у границы своего употребления. Но она еще измерима через порождение теплоты, однако до сих пор без зна-чительных результатов для ее объяснения сочиняют так назы-ваемую силу (например, объясняют плавание дров на воде из пла-вательной силы, преломляющая сила – в случае света и т. д.), причем, таким образом, получают столько сил, сколько имеется необъясненных явлений, и по существу только переводят внешние явления на внутренний язык фразы. (Более извинителен случай притяжения и отталкивания, здесь масса непонятных для физика явлений резюмируется в одном общем названии, и этим дается намек на какую-то внутреннюю связь их.) <Если бы хотели гс-воркть о химической силе, то пришлось бы найти способ для изме-рения большего или меньшего сродства между отдельными элемен-тами и их соединениями, например кислотами и щелочами, землями, серой, окисями металлов, —задача, которая современных химиков вполне основательно занимает пока мало >. Наконец, в органической природе категория силы совершенно недостаточна, и однако она постоянно применяется. Конечно можно назвать действие мускула по его механическому результату мускульной силой и даже измерять его, можно даже рассматривать другие измеримые функции как силы, – например пищеварительную способность различных желуд-ков. Но таким образом мы вскоре приходим к абсурду (например нервная сила), и во всяком случае здесь можно говорить о силах только в очень ограниченном и фигуральном смысле (обычный оборот речи: собраться с силами). Эта неразбериха привела к тому, что стали говорить о жизненной силе, и если этим желают сказать, что форма движения в органической природе отличается от механической, фи-зической, химической, содержа их в себе в снятом виде, то способ выражения негоден, в особенности потому, что сила – предположив перенос движения – является здесь чем-то внесенным в организм извне, а не присущим ему, неотделимым от него. Поэтому-то жиз-ненная сила является последним убежищем всех супранатуралистов.

Недостаток: 1) Сила обыкновенно рассматривается как самостоя-тельное существование. Hegel, Naturphil,. стр. 79 – [29].

2) Скрытая, покоящаяся сила – объяснить это из отношения между движением и покоем (инерцией, равновесием), где также ра-зобрать вопрос о возбуждении силы.

Неуничтожаемость движения уже заключается в положении Декарта, что во вселенной сохраняется всегда одно и то же количе-ство движения. Естествоиспытатели, говоря о «неуничтожаемости силы», выражают эту мысль несовершенным образом. Чисто количе-ственное выражение Декарта тоже недостаточно: движение, как та-ковое, как существенное проявление, как форма существования ма-терии, неразрушимо, как сама материя, в этом и заключается количе-ственная сторона дела. Значит и здесь естествоиспытатель через двести лет подтвердил философа.

«Его (движения) сущность заключается в непосредственном един-стве пространства и времени…. к движению принадлежат простран-

12

ство и время; скорость, мера движения, это—пространство в отно-шении к определенному истекшему времени. Hegel, Naturphil.,

стр. 65. Пространство и время заполнены материей... Подобно тому как нет движения без материи, так нет материи без движения».

Стр. 67 –[30].

Сила (см. выше). Перенос движения совершается разумеется лишь тогда, когда имеются налицо все различные соответствующие условия, часто очень многочисленные и сложные, в особенности в машинах (паровая машина, ружье с замком, собачкой, капсюлей и порохом). Если нехватает одного условия, то переноса движения не происходит, пока это условие не осуществится. Это можно предста-вить себе таким образом, будто силу приходится лишь возбудить при помощи этого условия, как если бы она в скрытом виде заключалась в каком-нибудь теле, так называемом носителе силы (порох, уголь);

в действительности же налицо должно быть не только одно это тело, но и все прочие условия, чтобы мог произойти этот специальный пе-ренос движения.

Представление о силе возникает само собою в нас благодаря тому, что в своем собственном теле мы обладаем средствами перено-сить движение. Средства эти могут в известных границах быть при-ведены в деятельность нашей волей; в особенности это относится к мускулам рук, с помощью которых мы производим механические пе-ремещения, движения других тел, носим, подымаем, кидаем, ударяем и т. д., получая благодаря этому определенный полезный эффект. Кажется, что движение здесь порождается, а не переносится, и это вызывает представление, будто сила вообще порождает движение. Только теперь физиологически доказано, что мускульная сила тоже является лишь переносом движения.

* Движение и равновесие. Равновесие неотделимо от движения. В движении небесных тел движение находится в равновесии и равно-весие в движении, относительно [..?...] Всякое специально относитель-ное движение, т. е. здесь всякое отдельное движение отдельных <бо-лее мелких тел> на каком-нибудь движущемся небесном теле, это – стремление к установлению относительного покоя, равновесия. <Без относительного покоя нет развития.> Возможность относительного покоя тел, возможность временных состояний равновесия является существенным условием диференцирования материи, а значит и жизни. На солнце нет вовсе равновесия отдельных веществ, а только всей массы, или же только весьма ничтожное равновесие, обусловлен-ное значительными различиями плотности, на поверхности—вечное движение, отсутствие покоя, диссоциация. На луне невидимому царит полное равновесие, без всякого относительного движения—смерть (луна – отрицательность). На земле движение диференцировалось в смене движения и равновесия отдельное движение стремится к равновесию, а совокупное движение снова уничтожает отдельное рав-новесие. Скала пришла в покой, но процесс выветривания, работа

* [Над этим абзацем карандашом заголовок : «Равновесие == преобладанию

притяжения над отталкиванием.]

13

морского прибоя, действие рек, глетчеров непрерывно уничтожает равновесие. Испарение и дождь, ветер, теплота, электрические и магнитные явления представляют ту же самую картину. Наконец в живом организме мы наблюдаем непрерывное движение всех мель-чайших частиц его, а также более крупных органов, имеющее своим результатом во время нормального периода жизни постоянное рав-новесие всего организма и однако пребывающее всегда в движении;

мы наблюдаем здесь живое единство движения и равновесия. Всякое равновесие лишь относительно и временно.

Причинность. Первое, что нам бросается в глаза при рассмотре-нии движущейся материи, это – взаимная связь отдельных движе-ний, отдельных тел между собой, их обусловленность друг с другом. Но мы находим не только то, что за известным движением следует дру-гое движение, мы находим также, что мы в состоянии воспроизвести определенное движение, создав условия, при которых оно происходит в природе: мы находим даже, что мы в состоянии вызвать движения, которые вовсе не встречаются в природе (промышленность), – по крайней мере, не встречаются именно в таком виде, —и что мы можем придать этому движению определенные заранее направление и раз-меры. Благодаря этому, благодаря деятельности человека и создается представление о причинности, представление о том, что одно движе-ние есть причина другого. Правда, одно правильное чередование из-вестных естественных явлений может дать начало представлению о причинности – теплота и свет, получаемые от солнца, – но здесь нет настоящего доказательства, и в этом смысле Юм со своим скепти-цизмом был прав, когда говорил, что правильно повторяющееся post hoc никогда не может обосновать propter hoc *. Но деятельность че-ловека дает возможность доказательства причинности. Если, взяв зажигательное зеркало, мы концентрируем в фокусе солнечные лучи и вызываем ими такой эффект, какой дает обыкновенный огонь, то мы доказываем этим, что от солнца получается теплота. Если мы вло-жим в ружье порох, капсюлю и пулю и затем выстрелим, рассчиты-вая на известный заранее по опыту эффект, то мы должны быть в со-стоянии проследить во всех его деталях весь процесс зажигания, сгорания, взрыва от внезапного превращения в газы, давления газа на пулю. И в этом случае скептик не в праве уже утверждать, что из прошлого опыта не следует вовсе, будто и в следующий раз повто-рится то же самое. Действительно, иногда случается, что не повто-ряется того же самого, что капсюля или порох отказываются слу-жить, что ствол ружья разрывается и т. д. Но именно это доказывает причинность, а не опровергает ее, ибо при каждом подобном откло-нении от правила можно, производя соответствующее исследование, найти причину этого: химическое разложение капсюли, сырость и т. д. пороха, поврежденность ствола и т. д., так что здесь собственно производится двойная проверка причинности. Естествоиспытатели и философы до сих пор совершенно пренебрегали исследованием влияния деятельности человека на его мышление; они знают, с одной стороны, только природу, а с другой – только мысль. Но существен-

* Post hoc – propter hoc после этого – по причине этого Примеч.ред

14

нейшей и первой основой человеческого мышления является как раз изменение природы человеком, а не одна природа, как таковая, и разум человека развивался пропорционально тому, как он научался изме-нять природу. Поэтому натуралистическое понимание истории, – как оно встречается например в той или другой мере у Дрэпера [31] и других естествоиспытателей, стоящих на той точке зрения, что только природа действует на человека и что естественные условия определяют повсюду его историческое развитие, – односторонне и забывает, что человек тоже действует на природу, изменяет ее, со-здает себе новые условия существования. От «природы» Германии, ка-кой она была в эпоху переселения в нее германцев, чертовски мало осталось. Поверхность земли, климат, растительность, животный мир, даже сам человек бесконечно изменились с тех пор, и все это благодаря человеческой деятельности, между тем как изменения, <происшедшие> за это время в природе Германии без человеческого содействия, ничтожно малы.

Ньютоновское тяготение. Лучшее, что можно сказать о нем, это – что оно не объясняет, а наглядно представляет современное состояние движения планет. Дано движение, дана также сила притя-жения солнца; как объяснить, исходя из этих данных, движение?— Параллелограмом сил, т. е. тангенциальной силой, становящейся теперь необходимым постулатом, который мы должны принять, т. е. если мы предположим вечность существующего порядка, то мы дол-жны допустить первый толчок, бога. Но, с одной стороны, существую-щий порядок планетного мира не вечен, а с другой стороны – движе-ние первоначально вовсе не сложно, а представляет простое враще-ние. Применение параллелограма сил здесь неверно, поскольку оно не ограничивается тем, что указывает на искомую, еще не известную, величину, на х, т. е. поскольку оно претендует не просто поставить вопрос, а решить его.

Сила. Анализировать также отрицательную сторону – сопро-тивление, которое противопоставляется перенесению движения.

Взаимодействие – вот первое, что мы наблюдаем, когда начи-наем рассматривать движущуюся материю в целом с точки зрения современного естествознания. Мы наблюдаем ряд форм движения:

механическое движение, свет, теплоту, электричество, магнетизм, химическое сложение и разложение, переходы агрегатных состояний, органическую жизнь, которые все – если исключить пока органи-ческую жизнь – переходят друг в друга, обусловливают взаимно друг друга, являются здесь—причиной, там—действием, причем совокупная сумма движений, при всех изменениях формы,

остается одной и той же (спинозовское: субстанция есть causa sui, выражает прекрасно взаимодействие). Механическое движение превращается в теплоту, электричество, магнетизм, свет и т.д., и об-

ратно. Так в естествознании подтверждается то, что говорит Гегель

(где?), что взаимодействие является истинной causa finalis вещей.

Мы не можем пойти дальше познания этого взаимодействия, ибо

позади него нет ничего познаваемого. Раз мы познали формы

движения материи

15

(для чего, правда, нам нехватает еще очень многого ввиду кратко-временности существования естествознания), то мы познали и самое материю, и этим исчерпывается познание., (У Грове все недоразу-мение

мение насчёт причинности основывается на том, что он не привлекает к рассмотрению категорию взаимодействия. Сама эта категория фигурирует у него, но нет абстрактной мысли о ней, и отсюда пу-таница – стр. 10—14)-[32]. Только исходя из этого универсального взаимодействия, мы приходим к реальному каузальному отноше-нию. Чтобы понять отдельные явления, мы должны вырвать их из всеобщей связи и рассматривать их изолированным образом, а в та-ком случае изменяющиеся движения являются перед нами – одно как причина, другое как действие...

Неуничтожаемость движения. Прекрасное место у Грове стр. 20 и сл. –[33]

Механическое движение. У естествоиспытателей движение всегда понимается как==механическому движению, перемещению. Это пе-решло по наследству из дохимического XVIII столетия и сильно за-трудняет ясное понимание вещей. Движение в применении к материи, это – изменение вообще. Из этого же недоразумения вытекает ярост-ное стремление свести все к механическому движению, – уже Грове «сильно склонен думать, что прочие свойства материи являются ви-дами движения и в конце концов будут сведены к ним» (стр. 16), чем смазывается специфический характер прочих форм движения. Этим не отрицается вовсе, что каждая из высших форм движения связана всегда необходимым образом с реальным механическим (внешним или молекулярным) движением, подобно тому как высшие формы движения производят одновременно и другие виды движения, хи-мическое действие невозможно без изменения температуры и элек-тричества, органическая жизнь невозможна без механических, мо-лекулярных, химических, термических, электрических и т. д. изме-нений. Но наличие этих побочных форм не исчерпывает существа главной формы в каждом случае. Мы несомненно «сведем» когда-нибудь экспериментальным образом мышление к молекулярным и химическим движениям в мозгу, но исчерпывается ли этим сущность мышления?

Делимость материи. Вопрос этот для науки практически безраз-личен. Мы знаем, что в химии имеется определенная граница делимо-сти, за которой тела не могут уже действовать химическим образом (атом), что механические атомы всегда находятся в соединении – молекула. Точно так же и в физике мы должны принять известные – для физического исследования мельчайшие – частицы, расположе-ние которых обусловливает форму и сцепление тел, колебания кото-рых выражаются в теплоте и т. д. Но мы и до сих пор ничего не знаем о том, тожественны ли между собой или различны физические и хи-мические молекулы. Гегель очень легко справляется с этим воп-росом о делимости, говоря, что материя – и то и другое, и делима и

16

непрерывна, и в то же время ни то, ни другое, что вовсе не является ответом (см. стр. 24)*, но что теперь почти доказано.

Естественно-научное мышление. План творения Агассиса, со-гласно которому бог творит, начиная от общего, переходя к частному и затем к единичному, создавая сперва позвоночное как таковое, затем млекопитающее как таковое, хищное животное как таковое, кошку как таковую и, наконец, только льва, т. е. творит сперва аб-страктные понятия в виде конкретных вещей, а затем конкретные вещи! См. Hackel, стр. 59-[34].

Индукция и дедукция. Hackel, стр. 75 и сл.-[35], где приводится индуктивное умозаключение Гете, что человек, обычно не имеющий межчелюстной кости, должен иметь ее, и где следовательно путем неверной индукции приходят к чему-то верному!

У Окена (Hackel, стр. 85 и сл.)-[36] можно заметить бессмыслицу, получившуюся от дуализма между естествознанием и философией.Окен открывает умозрительным путем протоплазму и клетку, но никому не приходит в голову рассмотреть этот вопрос естественно-научным образом – мышление должно решить его! А когда протоплазма и клетка были открыты, то Окен был всеми забыт!

Causae finales и efficientes превращены Геккелем, стр. 89, 90 –[37],

в целесообразно действующие и механически действующие причины, потому что causa finalis==6oryl Точно так же для него «механическое» попросту, согласно Канту,=монистическое, а не==механическое в смысле механики. При подобной терминологической путанице неизбежна чепуха. То, что Геккель говорит здесь о кантовской критике силы суждения –[38], не согласуется с Гегелем, G.d.Phil., стр. 603 –[ 39].

C богом никто не обращается хуже, чем верующие в него есте-ствоиспытатели. Материалисты <почти не говорят о нем> попросту обясняют положение вещей, не вдаваясь в подробные разговоры; они поступают так лишь тогда, когда назойливые верующие люди желают навязать им бога, и в этом случае они отвечают коротко в стиле Лапласа: Sire, je n'avais etc., или грубее, на манер голландских купцов, которые спроваживали немецких коммивояжеров, навязывавших им негодные фабрикаты: Ik kan die zaken niet gebruiken, и этим дело было кончено. Но чего только ни пришлось вытерпеть богу от своих защитников! В истории современного естествознания защитники бога обращаются с ним так, как обращались с Фридрихом-ВильгельмомIII в эпоху иенской кампании его генералы и чиновники. Одна армейская часть за другой сдает оружие, одна крепость за другой капитулирует перед натиском науки, пока наконец вся бесконечная область природы не оказывается завоеванной знанием и в ней не остается больше

* [Энгельс ссылается на это место таким образом: «См. Ниже лист5,3 о Клаузиусе ]

17

места для творца. Ньютон еще оставил ему «первый толчок», но запре-тил всякое дальнейшее вмешательство в солнечную систему. Отец Секки, воздавая ему всяческие канонические почести, тем не менее весьма категорически выпроваживал его из солнечной системы, раз-решая ему творческий акт только в отношении к первобытной туман-ности, и так во всех остальных областях. В биологии его последний великий Дод-Кихот – Агассис приписывает ему даже положитель-ную бессмыслицу: бог должен творить не только реальных живот-ных, но и абстрактных животных, рыбу как таковую! А под конец Тиндаль запрещает ему окончательно доступ к природе и отсылает его в мир эмоций, оставляя его только потому, что должен же быть кто-нибудь, кто знает обо всех этих вещах (природы) больше, чем Дж. Тиндаль! Что за дистанция от старого бога —творца неба и земли, хранителя всех вещей, без которого не может упасть ни один во-лос с головы!

Эмоциональная потребность Тиндаля не доказывает ровно ничего. Шевалье де-Грие имел также эмоциональную потребность любить Манон Леско и обладать ею, хотя она неоднократно продавала себя и его; он в угоду ей стал шулером и сутенером, и если бы Тиндаль захотел начать его упрекать за это, то он ответил бы своей «эмоцио-нальной потребностью»!

Bor==nescio; но ignorantia non est argumentum (Спиноза)*.

Зачатки в природе: государства насекомых (обыкновенные не выходят за рамки чисто естественных отношений), здесь даже социаль-ный зачаток. Тоже производящие животные, пользующиеся орудиями (пчелы и т. д., бобры), но второстепенное значение, без совокупного действия. – До того уже колонии кораллов и Hydrozoa, где инди-вид является в лучшем случае переходной ступенью, а телесная com-munity является по большей части ступенью к полному развитию. См. Никольсон –[40]. – Точно так же и инфузории являются высшей и отчасти очень диференцированной формой, до которой может дойти клетка.

Единство природы и духа. Для греков было ясно само собой, что природа не может быть неразумной, но и теперь еще даже самые глу-пые эмпирики доказывают своими рассуждениями (как бы ни были ошибочны эти последние), что они заранее убеждены в том, что при-рода не может быть неразумной, а искусство не может быть проти-воестественным.

Классификация наук, из которых каждая анализирует отдель-ную форму движения или ряд связанных между собой и переходя-щих друг в друга форм движения, является также классификацией, иерархией, согласно присущему им порядку, самих этих форм дви-жения, и в этом именно и заключается ее значение.

В конце прошлого столетия, после французских материалистов, материализм которых был по преинущестау механическим, обнару-

* [Последняя строки приписана Энгельсом позже]

18

жиласьпотребностьэнциклопедически резюмировать все естествозна--ние старой ньютоно-линнеевской школы, и за это дело взялись два гениальнейщих человека – Сен-Симон (не закончил) и Гегель. Те-перь, когда новый взгляд на природу в своих основных чертах сло-жился, ощущается та же самая потребность и предпринимаются по-пытки в этом направлении. Но так как теперь в природе доказана все-общая связь развития, то чисто внешнее расположение материала так же недостаточно, как гегелевские искусственные диалектические переходы. Переходы должны совершаться сами собой, должны быть естественными. Подобно тому как одна форма движения развивается из другой, так и отражения этих форм, различные науки, должны с необходимостью вытекать одна из другой.

Протисты. I. Бесклеточные начинают свое .развитие с простого белкового комка, вытягивающего и втягивающего в той или иной форме псевдоподии, – с монеры (современные монеры наверное очень отличны от первобытных, так как они по большей части пита-ются органической материей, заглатывают инфузорий и диатомей, т. е. тела, которые стоят выше их самих и возникли лишь позже), и, как показывает таблица 1 у Геккеля, имеют историю развития, проходя через формы бесклеточных, жгутиковых инфузорий –[41]. Уже здесь обнаруживается стремление к формированию, свойственное всем белковым телам. Это стремление к формированию выступает, далее, у бесклеточных Foraminifera, которые выделяют из себя весьма худо-жественные раковины (предвосхищают колонии, кораллы и т. д.) и предвосхищают форму высших моллюсков так, как трубчатые водо-росли (Siphoneae) предвосхищают ствол, стебель, корень и форму листа высших растений, являясь однако простым, лишенным струк-туры белком. Поэтому надо отличать протамебу от амебы *.

2. С одной стороны, образуется различие между кожей (Ecto-

sark) и внутренним слоем (Endosark) у наливняка – Actinophrys

sol., Nicholson, стр.49-[42]. Кожный слой дает начало псевдоподиям

(у Protorfyxa эта ступень является уже переходной ступенью, см. Геккель, таблица 1 –[43]. На этом пути развитие белка повидимому

не пошло далеко.

3. С Другой стороны, в белке диференцируется ядро и ядрышко (Nucleolus) – голые амебы. Отныне начинается быстрое формообра-зование. Аналогично развитие молодой клетки в организме, ср. об этом Вундта (в начале) –[44]. У Sphaerococcus, как и у Protomyxa, образование клеточной оболочки является переходной фазой, но уже и здесь мы имеем начало циркуляции сократительной вакуоли. То, наконец, мы встречаем склеенную из песка раковину (Difflugia, Nicholson, стр.47) –[42], как у червей и у личинок насекомых, то действительно выделенную животным раковину.

** 4. Клетка с постоянной клеточной оболочкой. В зависимости от твердости клеточной оболочки отсюда развивается, по Геккелю,

стр.382 –[45] либо растение, либо, при мягкой оболочке, животное

(? В таком всеобщем виде, наверное нельзя этого утверждать). Вместе

* [На полях имеется отметка: «Индивидуально незначительные, они де-

лятся и так же соединяются»]

** [На полях примечание: «Зачаток высшего диференцирования»]

19

с клеточной оболочкой появляется определеннаяи в то же время пластическая форма.Здесь опять-таки различие между простой

клеточной оболочкой и выделенной раковиной. Но (в отличие от

пункта 3) вместе с этой клеточной оболочкой и этой раковиной прек-

ращается вынускание псевдоподиев. Повторение прежней формы (жгутиковые) и прежнего разнообразия форм. Переходную ступень образуют ла-биринтовые (Labyrynthularii), Геккель, стр. 387-[46], которые отлагают наружу свои псевдоподии и ползают в этой сети, изменяя в извест-ных пределах свою нормально веретенообразную форму. – Грега-рины (Gregarinae) предвосхищают образ жизни высших паразитов— некоторые представляют уже не отдельные клетки, а цепи клеток, Геккель, 451-[47], но содержат только две-три клетки—жалкий за-чаток. Высшее развитие одноклеточных организмов в инфузориях, поскольку последние действительно одноклеточны. Здесь значитель-ное диференцирование (см. Никольсон). Снова колонии и зоофиты (Epistylis). Точно так же наблюдается значительное развитие формы у одноклеточных растений (Desmidiaceae, Геккель, стр. 410).

5. Дальнейшим шагом вперед является соединение нескольких клеток в одно тело, а не в одну колонию. Сперва каталлакты Геккеля (Magosphaera planula, Геккель, стр. 384-[48], где соединение клеток является только фазой развития. Но и здесь уже нет больше псев-доподиев (Геккель не говорит точно, не являются ли они переход-ной ступенью). С другой стороны, радиоларии – тоже недиферен-цированные кучи клеток, но зато они сохранили псевдоподии и в необычайной степени развили геометрическую правильность рако-вины, которая уже играет некоторую роль у чисто бесклеточных корненожек, – белок как бы окружает себя своей кристаллической формой.

6. Magosphaera planula образует переход к настоящей Planula и Gastrula и т. д., дальнейшее смотри у Геккеля, стр. 452 и cл.[49]

Индивид. И это понятие разложилось и стало совершенно отно-сительным. Kormus, колония ленточных глистов; с другой стороны, клетка и метамера как индивид в известном смысле (Anfhropogenie и Morphologic).

Повторение орфологических форм на всех ступенях развития:

клеточные формы (обе главные уже в Gastrula) – образование мета-мер на известной ступени: Annulosa, Arthropoda, Vertebrata. В го-ловастиках амфибий повторяется первобытная форма личинки ас-цидии. Различная форма сумчатых, повторяющаяся у последовых (считая даже только живущих в настоящее время сумчатых).

Ко всей истории развития организмов надо применить закон ускорения пропорционально квадрату расстояния во времени от ис-ходного пункта. Ср. у Геккеля в Schopfungsgeschichte и Anthropo-genie – органические формы, соответствующие различным геологи-ческим периодам –[50]. Чем выше, тем быстрее идет дело.

Вся органическая природа является одним сплошным доказа-тельством тожества или неразрывности формы и содержания. Мор-фологические и физиологические явления, форма и функция обус-

20

ловливают взаимно друг друга. Диференцирование формы

( клетка) обусловливает диференцирование вещества в мускуле,

коже, костях, эпителии и т.д., а диференцирование вещества

обусловливает в свою очередь диференцирование формы.

Кинетическая теория газов: «В совершенном газе... молекулы находятся уже на таком расстоянии между собой, что можно прене-бречь их взаимным воздействием друг на друга» (Клаузиус, стр. 6)-[51]. Что заполняет промежутки? Тоже эфир. Здесь значит постулат материи, которая не расчленена на молекулярные или атомные плетки *.

Закон тожества в старометафизическом смысле есть основной закон старого мировоззрения: а==а. Каждая вещь равна самой себе. Все было постоянным – солнечная система, звезды, организмы. Естествознание опровергло этот закон в каждом отдельном случае, шаг за шагом; но теоретически он все еще продолжает существовать, и приверженцы старого все еще противопоставляют его новому. Вещь не может быть одновременно сама собой и чем-то другим. И однако естествознание в последнее время доказало в подробностях (см. выше [стр. 8—9]) тот факт, что истинное, конкретное тожество содержит в себе различие, перемену. Как и все метафизические категории, абстрактное тожество годится лишь для домашнего упо-требления, где рассматриваются незначительные отношения или ко-роткие промежутки времени; границы, в рамках которых оно при-годно, различны почти в каждом случае и обусловливаются приро-дой того объекта, к которому его применяют, – в планетной системе, где для обыкновенных астрономических выкладок можно без чув-ствительной погрешности принимать эллипсис за основную форму, эти границы значительно шире, чем в случае какого-нибудь насе-комого, проделывающего свои превращения в течение нескольких недель (привести другие примеры, например изменение видов, про-исходящее в течение многих тысячелетий). Но для синтетического естествознания абстрактное тожество совершенно недостаточно даже к любой отдельной области, и хотя в целом идея о таком тожестве практически теперь отвергнута, но теоретически она все еще вла-ствует над умами, и большинство естествоиспытателей все еще во-ображает, что тожество и различие являются непримиримыми про-тивоположностями, а не односторонними полюсами, имеющими зна-чение только в своем взаимодействии, во включении различия в тожество.

Естествоиспытатели воображают, что они освобождаются от фи-лософии, когда игнорируют или бранят ее. Но так как они без мышле-ния не могут двинуться ни на шаг, для мышления же необходимы логические определения, а эти определения они неосторожно заим- ствуют либо из ходячего теоретического достояния так называе-мых образованных людей, над которым господствуют остатки давно прошедших философских систем, либо из крох обязательных универ-

* См. [примечание на стр. 17.]

21

ситетских курсов по философии (что приводит не только к отры-вочности взглядов, но и к мешанине из воззрений людей, принад-лежащих к самым различным и по большей части самым скверным школам), либо из некритического и несистематического чтения вся-кого рода философских произведений, – то в итоге они все-таки оказываются в плену у философии, но, к сожалению, по большей части – самой скверной; и вот люди, особенно усердно бранящие философию, становятся рабами самых скверных вульгаризирован-ных остатков самых скверных философских систем.

Из области истории. Современное естествознание, – единствен-ное, о котором может итти речь (как о науке), – в противополож-ность гениальным догадкам греков и спорадическим, случайным ис-следованиям арабов, начинается с той грандиозной эпохи, когда буржуазия сломила мощь феодализма, когда на заднем плане борьбы между горожанами и феодальным дворянством показалось мятеж-ное крестьянство, а за ним революционные пионеры современного пролетариата с красным знаменем в руке и с коммунизмом на ус-тах, – начинается с той эпохи, которая создала монархии Европы, разрушила духовную диктатуру папства, воскресила греческую древ-ность и вместе с ней высочайшее развитие искусства в новое время, которое разбило границы старого мира (orbis) и впервые, собственно говоря, открыло землю <оно революционно, как и вся та эпоха>.

Это была величайшая из революций, какие до тех пор пережила земля. И естествознание, развившееся в атмосфере этой революции, было насквозь революционным, шло рука об руку с пробуждающейся новой философией великих итальянцев, посылая своих мучеников на костры и в темницы. Характерно, что протестанты соперничали с католиками в преследовании их. Первые сожгли Сервета, вторые сожгли Джордано Бруно. Это было время, нуждавшееся в гигантах и породившее гигантов, гигантов учености, духа и характера, – это было время, которое французы правильно назвали Ренессан-сом, протестантская же Европа односторонне и ограниченно – Ре-формацией.

И естествознание тоже провозгласило тогда свою независимость, правда, не с самого начала, подобно тому как и Лютер не был пер-вым протестантом. Чем в религиозной области было сожжение Лю-тером папской буллы, тем в естествознании было великое творение Коперника, в котором он—хотя и робко, после 36-летних колеба-ний и, так сказать, на смертном одре – бросил церковному суеве-рию вызов. С этого времени исследование природы освобождается по существу от религии, хотя окончательное выяснение всех под-робностей затянулось до настоящего времени, все еще не завершив-шись во многих головах. Но с тех пор развитие естествознания по-шло гигантскими шагами, увеличиваясь, так сказать, пропорцио-нально квадрату удаления во времени от своего исходного пункта, точно желая показать миру, что по отношению к движению высшего цвета органической материи, человеческому духу, как и по отношению к движению неорганической материи, действует обратный закон.

Первый период нового естествознания заканчивается – в обла-с-

ти неорганического мира— Ньютоном. Это период овладения

22

данным материалом; в области математики и астрономии, статики и динамики он дал великие достижения, особенно благодаря работам

Кеплера и Галилея, из которых Ньютон извлек ряд следствий. Но в области органических явлений еще не вышли за пределы первых за-чатков знания. Еще не было исследования исторически следующих друг за другом и сменяющих друг друга форм жизни, точно так же как и исследования соответствующих им и изменчивых условий жизни, – не существовало палеонтологии и геологии. Природа во-обще не представлялась тогда чем-то исторически развивающимся, имеющим свою историю во времени. Интересовались только простран-ственной протяженностью; различные формы группировались не одна за другой, а одна подле другой, естественная история считалась чем-то неизменным, вековечным, подобно эллиптическим орбитам планет. Для более или менее основательного изучения форм органи-ческой жизни недоставало обеих основных наук – химии и науки о главной органической структурной форме, клеточке. Революцион-ное по своему началу естествознание оказалось перед насквозь кон-сервативной природой, в которой и теперь все было таким же, как и в начале мира, и в которой все останется до скончания мира таким же, каким оно было в начале его.

Характерно, что это консервативное воззрение на природу как |в неорганическом, так и в органическом [...] *.

Астрономия Физика Геология Физиология растений Терапевтика

Механика Химия Палеонтология Физиология животных Диагностика

Математика Минералогия Анатомия

Первая брешь – Кант и Лаплас. Вторая – геология и палеон-тология (Ляйелль, медленное развитие). Третья – органическая хи-мия, изготовляющая органические тела и показывающая примени-мость химических законов к иным телам. Четвертая – 1842, меха-ническая теплота, Грове. Пятая—Дарвин, Ламарк, клетка и т. д. (борьба Кювье и Агассиса). <Подчеркнуть противоречия старого мировоззрения: первый толчок, бесчисленные акты творения органи-ческих существ, телеология.> Шестая—сравнительный элемент в анатомии. Климатология. (Изотермы.) Научные экспедиции и путе-

шествия с середины XVIII в. География животных и растений,

вообще физическая география (Гумбольдт), приведение в связь ма-териала. Морфология (эмбриология, К.-Э. ф.-Бер) **.

Старая телеология пошла к черту, но теперь крепко господствует твердая уверенность, что материя в своем вечном круговороте дви-

жется согласно законам и на известной ступени должна – то в одном месте, то в другом – производить с необходимостью в органическом существе мыслящий дух.

Пусть дано нормальное существование животных при условиях,

в которых они живут и к которым они приспосабливаются; условия существования человека, лишь только он обособился от животного в узком смысле слова, оказываются еще не существующими; их приходится выработать лишь будущему историческому развитию.

* [Фраза обрывается незаконченной.]

** [Все это замечание до этого места перечеркнуто. Ср. ниже начало «Ста-

рого ввсдения».

23

Человек -- единственное животное, которое способно выбраться из чисто животного состояния, его нормальное состояние соответст-вует его сознанию, он должен сам его создать.

Противоречивость теоретического развития: от horror vacui * пе-реходят сейчас же к абсолютно пустому мировому пространству; и лишь за тем появляется эфир **.

Generatio aequivoca***. Все произведенные до сих пор исследова-ния <ограничиваются тем, что происхождение...> приводят к сле-дующему: в жидкостях, содержащих разлагающиеся органические вещества и открытых доступу воздуха, возникают низшие организмы:

протисты, грибы, инфузории. Откуда происходят они? Возникли ли они путем generatio aequivoca или же из зародышей, занесенных из воздуха? Таким образом исследование ограничивается совершенно узкой областью – вопросом о плазмогонии.

Предположение, что новые живые организмы могут возникнуть из разложения других организмов, относится по существу к эпохе, когда признавали неизменность видов. Тогда оказывалось необхо-димым признавать возникновение всех, даже наиболее сложных ор-ганизмов путем первичного зарождения из неживых веществ, и если не хотели прибегать к творческому акту, то легко приходили к тому взгляду, что процесс этот легче объяснить при допущении формирую-щего материала, происходящего уже из органического мира; тогда уже перестали думать о том, чтобы произвести химическим путем ка-кое-нибудь млекопитающее прямо из неорганической материи.

Но подобное допущение идет вразрез с современным состоянием естествознания. Химия своим анализом процесса разложения мерт-вых органических тел доказывает, что процесс этот дает при каждом дальнейшем шаге все более мертвые, все более близкие к неорганиче-скому миру продукты, которые все менее пригодны для использо-вания их в органическом мире, и что этому процессу можно придать другое направление и добиться использования этих продуктов разложения только в том случае, если они попадут своевременно в пригодный для этого, уже существующий организм. Самый глав-ный <продукт> носитель образования клеток – белок разлагается раньше всего, и до сих пор еще не удалось получить его синтетиче-ским путем.

Мало того. Организмы, о первичном зарождении которых из органических жидкостей идет дело в этом исследовании, предста-вляют собой сравнительно низкие, но уже значительно диференци-рованные бактерии, дрожжевые грибки и т. д., обнаруживающие процесс жизни, состоящий из различных фаз, – отчасти же инфу-зорий, снабженных довольно развитыми органами. Все они, по мень-шей мере, одноклеточные. Но с тех пор как мы познакомились с бесструктурными монерами, было бы нелепо желать объяснить возникновение хотя бы одной-единствеппон клетки прямо из мер-

* Horror vacul – болд!и> пустоти. Примеч. pcfl.

** [Этот абзац написан карандашом.]

*** Generatio aequivoca- самопроизвольное зарождение .Прим. ред

24

твой материи, а не из бесструкторного живого белка, было бы нелепо желать принудить природу при помощи небольшого количества вонючей воды сделать в 24 часа то, на что ей потребовались тысяче-летия.

Опыты Пастера -[52] в этом отношении бесполезны: тем, кто верит в возможность этого, он никогда не докажет одними этими опытами невозможность. Но они важны, ибо проливают много света на эти организмы, их жизнь, их зародыши и т. д.

Сила. Гегель, Gesch. d. Phil., I, стр. 208-[53], говорит: «Лучше го-ворить, что магнит имеет душу (как выражается Фалес), чем что он имеет силу притягивать: сила – это особое свойство, которое, как отделимое от материи, представляют себе в виде предиката; душа же, это – движение себя, тожественное с природой материи» *.

Геккель, Anthropogenie, стр. 707-[54]: «Согласно материалистиче-скому мировоззрению материя, или вещество, существует раньше, чем движение, или живая сила; * вещество создало силу!» Это так же неверно, как утверждать, что сила создала вещество, ибо сила и вещество неотделимы друг от друга. Где он выкопал свой материа-лизм?

Майер, Mechanische Theorie d. Warme, стр. 328-[55]: уже Кант высказал ту мысль, что приливы и отливы производят замедляющее действие на вращение земли (вычисления Адамса –[56], согласно которым продолжительность звездного дня увеличивается теперь в 1000 лет на 1/100 секунды).

Пример необходимости диалектического мышления и не неизмен-ных категорий и отношений в природе: закон падения, который становится неверным уже при продолжительности падения в несколь-ко минут, ибо в этом случае нельзя без чувствительной погрешности принимать, что радиус земли==&, и притяжение земли возрастает, вместо того чтобы оставаться равным самому себе, как предпола-гает закон падения Галилея. Тем не менее этот закон продолжают преподавать без соответственных оговорок.

Moritz Wagner.— Naturwissenschaftliche Streitfragen, I (Augsbur- ger Allgemeine Zeitung, Beiiage 6. 7. 8. Okt. 1874) –[57].

Слова Либиха Вагнеру в 1868 г., последнем году его жизни: «До-статочно лишь допустить, что жизнь так же стара, так же вечна,

как сама материя, и весь спор о происхождении жизни теряет пови-димому свой смысл при этом простом допущении. Действительно, почему нельзя представить себе, что органическая жизнь так же из-начальна, как углерод и его соединения (!) или вообще как вся несоз-даваемая и неуничтожаемая материя и как силы, которые вечно связаны с движением вещества в мировом пространстве?»

Далее Либих сказал (Вагнер думает, что в ноябре 1868 г.): и

Он тоже считает “приемлемой” гипотезy, что органическая жизнь

* [Подчеркнуто Энгельсом]

25

могла быть занесена на нашу планету из мирового простран-

ства.

Гельмгольц (предисловие к Руководству по теоретической фи-

зике Томсона, 2-я часть)-[58]; Ecли все наши попыт-ки

создать организмы из безжизненного вещества терпят неудачу *, то мы, кажется мне, в праве задать себе вопрос: возникла ли вообще когда-нибудь жизнь, не так же ли стара она, как материя, и не пе-реносятся ли ее зародыши с одного небесного тела на другое, разви-ваясь повсюду там, где они находят для себя благоприятную

почву?»

Вагнер: «Тот факт, что материя неразрушима и вечна, что она... никакой силой не может быть превращена в ничто, достаточен для химика, чтобы считать ее также несотворимой... * Но, согласно господствующему теперь воззрению (?), жизнь рассматривается как свойство, присущее известным простым элементам, из которых со-стоят самые низшие организмы, – свойство, которое разумеется должно быть столь же древним, значит столь же изначальным, как сами эти основные вещества и их соединения (!!)».

В этом смысле можно бы говорить также о жизненной силе, как это делает Либих -[59], Chemische Briefe, 4 Aufl., «именно как о формо-образующем принципе, действующем в физических силах и посред-ством их», т. е. как о принципе, не действующем вне материи. Но эта жизненная сила, рассматриваемая «как свойство материи», обна-руживается... только при соответствующих условиях, которые су-ществуют от вечности в бесконечном пространстве в бесчисленных пунктах, меняя однако довольно часто в различные времена свое место. Таким образом на жидкой земле или на газообразном солнце невозможна никакая жизнь, но раскаленные небесные тела имеют необычайно расширенные атмосферы, которые, согласно новейшим воззрениям, состоят из тех же самых веществ, заполняющих в состоя-нии крайнего разрежения мировое пространство и притягиваемых телами. Вращающаяся туманность, из которой возникла солнечная система и которая простиралась за орбиту Нептуна, содержала «также всю воду (!), растворенную в виде пара в чрезмерно насыщен-ной углекислотой * (!) атмосфере до колоссальной высоты, и следова-тельно содержала и основные вещества, необходимые для существо-вания (?) самых низших органических зародышей»; в ней «в самых различных областях господствовала самая различная температура, и поэтому мы вполне в праве * допустить, что где-нибудь в ней имелись и необходимые для органической жизни условия. Поэтому атмосфе-ры небесных тел, а также вращающихся космических туманностей, можно рассматривать как вековечные хранилища оживленной фор-мы, как вечные плантации органических зародышей». Мельчай-шие живые протесты вместе со своими невидимыми зародышами за-полняют в необъятных количествах атмосферу под экватором в Кор-дильерах до 16 тыс. футов высоты. Перти говорит, что они «почти вездесущи». Их нет только там, где их убивает сильный жар. Поэтому для них (вибриониды и т. д.) «мыслимо существование и в атмосфере всех небесных, тел, где только имеются соответствующие условия».

* [Подчеркнуто Энгельсом.]

26

Согласно Кону, бектерии… так ничтожно малы, что на один

Кубический миллиметр их приходится 633 миллиона и что 636 мил-

Лиардов их весят только один грамм. Микрококки еще меньше», по может быть и они еще не caмые малые. По весьма разнообразную форму имеют уже «вибриониды; они то шаровидны, то яйцевидны, то палочкообразны, то винтообразны», следовательно форма в них уже заметно выражена. «До сих пор не было еще приведено серьез-ного возражения против хорошо обоснованной гипотезы, что из таких или подобных * наипростейших (!!) нейтральных первосуществ, ко-леблющихся между животным и растением... могли и должны были * за огромные периоды времени развиться на основе индивидуальной изменчивости и способности унаследования новоприобретенных признаков – при изменении физических условий на небесных телах и при пространственном обособлении возникающих индивидуальных вариаций – все многообразные высшие организмы обоих царств природы».

Интересно указание, каким дилетантом был Либих в столь близ-кой к химии науке, как биология. Дарвина он прочел лишь в 1861 г. и лишь гораздо позже – появившиеся после Дарвина важные ра-боты по биологии и палеонтологии. Ламарка он «никогда не читал». «Точно так же ему остались совершенно неизвестными появившиеся еще до 1859 г. важные палеонтологические специальные исследова-ния Л. фон-Буха, д'0рбиньи, Мюнстера, Клипштейна, Гауера, Квен-штедта об ископаемых головоногих, проливающие столько света на генетическую связь различных творений. Все названные исследо-ватели... были вынуждены силой фактов почти против своей воли притти»—и это еще до появления книги Дарвина—«к ламарков-ской гипотезе о происхождении живых существ». «Таким образом теория развития незаметно утвердилась во взглядах тех исследова-телей, которые занимались более основательно сравнительным изу-чением ископаемых организмов... Л. фон-Бух уже в 1832 г. в работе (Ueber die Ammoniten u. ihre Sonderung in Familien» и в 1848 г. в прочитанном в берлинской академий докладе «ввел со всей реши-мостью в науку об окаменелостях (!) ламарковскую идею о типиче-ском сродстве органических форм как признаке их общего проис-хождения». А в своем исследовании об аммонитах он доказывал (в 1848 г.) тот тезис, «что исчезновение старых и появление новых форм не является вовсе следствием полного уничтожения органи-ческих творений, но что образование ношх видов из более старых форм является, весьма вероятно, только следствием изменившихся условий жизни» *.

Комментарии. Вышеприведенная гипотеза о «вечной жизни» и о внесении ее извне предполагает:

1) вечность белка,

2) вечность первичных форм, из которых могла развиться вся органическая жизнь. И то и другое недопустимо.

Ad 1) Утверждение Либиха, будто углеродные соединения столь вечны, как и сам углерод, неточно, если не просто оши-бочно.

* [Подчеркнуто Энгельсом.]

27

a) Представляет ли углерод простой элемент? Если же нет, то, как таковой, он не вечен.

b) Соединения углерода вечны в том смысле, что при равных усло-виях смешения, температуры, давления, электрического напря-жения и т. д. они постоянно повторяются. Но до сих пор никому еще не приходило в голову утверждать, что – беря например хотя бы только простейшие углеродные соединения CО2 или СН4 – они веч-ны в том смысле, будто они существуют во все времена и более или менее повсеместно, а не возникают постоянно из элементов и не раз-лагаются постоянно снова на те же элементы. Если живой белок вечен в том смысле, в каком вечны остальные углеродные соединения, то он не только должен постоянно разлагаться на свои элементы, как это и происходит фактически, но должен также постоянно воз-никать наново из этих элементов без содействия имеющегося уже заранее белка, а это диаметрально противоположно результату, к которому приходит Либих.

c) Белок – самое непостоянное из известных нам соединений углерода. Он распадается, лишь только он теряет способность вы-полнять свойственные ему функции, которые мы называем жизнью, и эта неспособность наступает раньше иди позже в силу его при-роды. И вот об этом-то соединении говорят, что оно должно быть веч-ным, должно уметь переносить все перемены температуры и давле-ния, недостаток пищи и воздуха в мировом пространстве и т. д., между тем как его верхняя температурная граница так низка – ниже 100° С! Условия существования белка бесконечно сложнее, чем усло-вия существования всякого другого известного нам углеродного со-единения, ибо здесь мы имеем дело не только с физическими и хи-мическими свойствами, но и с функциями питания и дыхания, кото-рые требуют вполне определенной в физическом и химическом отно-шении среды, – и вот этот-то белок должен был сохраниться от века при всевозможных происходивших с тех пор переменах! Либих «бе-рет из двух гипотез ceteris paribus * наипростейшую». Но многое мо-жет казаться очень простым, будучи в действительности весьма за-путанным. Допущение бесчисленных непрерывных рядов от века происходящих друг от друга живых белковых тел—причем, при всех обстоятельствах, остается всегда надлежащий ассортимент их – головоломнейшее из всех возможных допущений. – Кроме того атмосфера небесных тел и в частности туманностей была первона-чально раскаленной, и следовательно здесь не было совершенно места для белковых тел. Словом, в конце концов великим резер-вуаром жизни должно быть мировое пространство, <и то, что жизнь из> где нет ни воздуха, ни пищи и царит температура, при кото-рой не может разумеется ни функционировать, ни сохраниться никакой белок.

Ad 2) Вибрионы, микрококки и т. д., о которых идет здесь речь, уже довольно диференцированные существа, это – комочки белка, выделившие из себя оболочку, но не обладающие еще ядром. Но спо-собный к развитию ряд белковых тел образует сперва ядро, стано-вясь клеткой. (Оболочка клетки является затем дальнейшим шагом вперед – Amoeba sphaerococcus.) Таким образом рассматрииаемые

* Ceteris paribus – при прочих равных условиях Примеч ред.

28

здесь организмы относятся к ряду, который, судя по всем избест-ным нам данным, упирается в тупик и не может служить родона-чальником для высших организмов.

То, что Гельмгольц говорит о бесплодности всех попыток со-здать искусственно жизнь, ребячески наивно. Жизнь – это форма существования белковых тел, существенным моментом которой яв-ляется постоянный обмен веществ с окружающей их внешней при-родой и которая прекращается вместе с прекращением этого обмена веществ, ведя за собой разложение белка*. Если когда-нибудь удастся составить химическим образом белковые тела, то они несомненно обнаружат явления жизни и будут совершать – как бы слабы и недолговечны они ни были – обмен веществ. Но разумеется подоб-ные тела должны в лучшем случае обладать формой самых грубых монер – вероятно даже еще более низкими формами – и конечно не формой организмов, которые успели уже диференцироваться в те-чение тысячелетнего развития, обособили оболочку от внутреннего содержимого и приняли определенный, передающийся по наследству вид. Но до тех пор, пока наши знания о химическом составе белка находятся на теперешнем их уровне, до тех пор, пока мы еще не смеем думать об искусственном создании белка, – т. е. вероятно в течение ближайших ста лет,—смешно жаловаться, что все наши по-пытки и т. д. не удались!

Против вышеприведенного утверждения, что обмен веществ яв-ляется характерной для белковых тел деятельностью, можно воз-разить указанием на рост «искусственных клеток» Траубе. Но здесь происходит только прием, благодаря эндосмосу, без всякого изме-нения, известной жидкости, между тем как обмен веществ состоит в приеме веществ, химический состав которых изменяется, которые ассимилируются организмом и остатки которых выделяются вместе с порожденными процессом жизни продуктами разложения самого организма**. Значение «клеток» Траубе заключается в том, что они показывают, что эндомос и рост встречаются также и в неоргани-ческой природе без всякого углерода.

Первые возникшие белковые комочки должны были обладать способностью питаться кислородом, углекислотой, аммиаком и неко-торыми из растворенных в окружающей их воде солей. Органиче-ских средств питания еще не было, так как они ведь не могли пожи-рать друг друга. Это показывает, как высоко стоят над ними совре-менные, даже лишенные ядра монеры, которые питаются диатомеями к т. д., т. е. предполагают существование целого ряда диференцированных организмов.

* И у неорганических тел может происходить подобный обмен веществ, который и происходит фактически повсюду, потому что повсюду происходят, хотя очень медленным образом, химические действия. Но разница заключается в том, что в случае неорганических тел обмен веществ разрушает их, в случае же органических тел он является необходимым условием их существования.

** NB. Подобно тому как мы вынуждены говорить о беспозвоночных жи-

вотных, так и здесь неорганизованный, бесформенный, недиференцированный бел-ковый комочек называется организ|мом. Диалектически это возможно, ибо, подобно тому как в спинной струне заключается позвоночный сголб, так и в первовозник-

шем белковом комочке заключается в зародыше, «в себе», вecь бесконечный ряд высших организмов.

29

Реакция. Механическая, физическая реакция (alias теплота и т.д.) исчерпывается вместе с каждым актом реакции.Химическая реакция изменяет состав входящего в реакцию тела и возобновляется лишь тогда, когда прибавляется новое количество его. Только ор-ганическое тело реагирует самостоятельным образом,- разумеется в пределах своих сил (сон) и при допущении притока пищи,—но эта притекающая пища действует лишь после того, как она ассимили-рована, а не непосредственным образом, как на низших ступенях, так что здесь органическое тело обладает самостоятельной силой реакции: новая реакция должна происходить через посредство его.

Тожество и различие. Диалектическое отношение их имеется уже в диференциальном исчислении, где dх бесконечно мало, но в то же время действенно и производит все.

Из области математики. Ничто, кажется, не покоится на такой непоколебимой основе, как различие между четырьмя арифмети-ческими действиями, являющимися элементами всей математики. И однако умножение является сокращенным сложением, деление – сокращенным вычитанием определенного количества одинаковых чисел, а в известном случае – если делитель есть дробь – деление заменяется умножением на обратную дробь. В алгебре идут еще дальше этого. Каждое вычитание (а—b) можно рассматривать как

сложение (—b + а), каждое деление a/b как умножение а. 1/b. При

действиях со степенями идут еще дальше. Все неизменные различия способов вычисления исчезают, все можно изобразить в противопо-ложном виде. Степень—в виде корня (x2=Vx4), корень— в виде степени ( х = х 1/2 ). Единицу, деленную на степень или на корень,

в x = x –1/2 ; 1/x3 = x-3 )Öвиде степени знаменателя ( 1/

Умножение или деление степеней какой-нибудь величины пре-вращается в сложение или вычитание их показателей. Каждое чи-сло можно рассматривать и представить в виде степени всякого другого числа (логарифмы, у=аx). И это превращение из одной формы в другую, противоположную, вовсе не праздная игра, – это один из самых могучих рычагов математического знания, без кото-рого в настоящее время нельзя произвести ни одного сколько-нибудь сложного вычисления. Достаточно только вычеркнуть из матема-тики отрицательные и дробные степени, чтобы убедиться, что без них далеко не уйдешь.

(-—-=+,-

~-+,У—1 и т. д. раньше развить.)

Поворотным пунктом в математике была декартова переменная величина. Благодаря этому в математику вошли движение и диалек-тика и благодаря этому же стало немедленно необходимым диферен-

30

циальное и интегральное исчисление, зачатки которого вскоре были заложены и которое было в целом завершено, а не открыто, Ньютоном и Лейбницем *.

Асимптоты. Геометрия начинаете с открытия, что прямое и кривое представляют абсолютные противоположности, что прямого нельзя совершенно выразить в кривом, кривого в прямом, что они несоизмеримы между собой.И однако уже круг можно вычислить лишь в том случае, если выразить его периферию в виде прямых линий. В случае же кривых с асимптотами прямое совершенно растворяется в кривом и кривое в прямом; точно так же исчезает и представление о параллелизме: линии не параллельны, непрерывно при-ближаются друг к другу и все-таки никогда не пересекаются. Ветвь кривой становится все прямее, не делаясь никогда окончательно прямой. Точно так же в аналитической геометрии прямая линия рассматривается как кривая первого порядка с бесконечно малой кривизной. Сколь бы большим ни сделалось – х логарифмической кривой, у никогда не станет = 0.

Нулевые степени. Их значение в логарифмическом ряду: -^.у, .-дг.

.-, —д-- Все переменные переходят где-нибудь через значение еди-ницы, поэтому также и константа какой-нибудь переменной степени, (aх == 1, когда х == 0. a° == 1 означает попросту, что единицу надо взять в связи с другими членами ряда степеней о. Только в этом слу-чае это имеет смысл и может дать полезные результаты l Sx°==-^ ),

V л / н противном случае—нет. Отсюда следует, что и единица, как бы она ни казалась тожественной самой себе, заключает в себе беско-нечное многообразие, ибо она может быть нулевой степенью любого другого числа; а что это многообразие отнюдь не мнимое, обнару-живается во всех случаях, когда единица рассматривается как оп-ределенная единица, как один из переменных результатов какого-нибудь процесса (как моментальная величина или форма некоторой переменной) в связи с этим процессом.

Прямое и кривое. В диференциальном исчислении они в конеч-ном счете приравниваются друг к другу. В диференциальном тре-угольнике, гипотенузой которого является диференциал дуги (в ме-тоде касательных), эту гипотенузу можно рассматривать «как ма-ленькую прямую линию, являющуюся одновременно элементом дуги и элементом касательной», независимо от того, рассматривают ли кривую как состоящую из бесконечно многих прямых линий или также * * «как строгую кривую, ибо так как искривление в каждой точке М бесконечно мало, то последнее отношение элемента кривой к элементу касательной есть очевидно отношение равенства». Итак, хотя здесь отношение непрерывно приближается к отношению ра-венства, но приближается по природе кривой асимптотическим обра-

* [Этот абзац написан позже на полях.]

** [Цитата приводится по-французски.]

31

зом, как соприкасание ограничивается не имеющей длины точкой, однако в конце концов принимается, что достигнуто равенствокривой и прямой. Bossut, Calcut diff. Et int, Paris, An. VI,1,стр.149 – [60]. В случае полярных кривых дпференциально мнимая абсцисса рассматривается даже как параллельная реальной абсциссе, и на этой основе производят действие, хотя обе пересекаются в полюсе;

отсюда даже умозаключают о подобии двух треугольников, из кото-рых один имеет угол как раз в точке пересечения обеих линий, на параллелизме которых основывается все подобие! Фиг. 17.

Когда таким образом исчерпывается математика прямого и кри-вого, то открывается новое, почти безграничное поприще, т. е. мате-матика, которая рассматривает кривое как прямое (диференциаль-ный треугольник), и математика, которая рассматривает прямое как кривое (кривая первого порядка с бесконечно малой кривизной). О, метафизика! *

Эфир. Если эфир вообще оказывает сопротивление, то он должен оказывать его также свету, а в таком случае на известном расстоя-нии он должен стать непроницаемым для света. Но из того, что эфир распространяет свет, является средой для него, вытекает необхо-димо, что он оказывает также сопротивление свету, ибо иначе свет не мог бы приводить его в колебание. Это является решением затро-нутых у Медлера-[61] и упоминаемых Лавровым-[62] спорных вопросов.

Vertebrata. Их существенный признак: группировка всего тела вокруг нервной системы. Этим дана возможность для развития само-сознания и т. д. У всех прочих животных нервная система нечто побочное, здесь она основа всего организма; нервная система, раз-вившись до известной степени – благодаря удлинению назад го-ловного узла червей – завладевает всем телом и направляет его согласно своим потребностям.

Излучение тела в мировое пространство. Все приводимые у Лав-рова-[63] гипотезы о возрождении погасших небесных тел (стр. 109) предполагают потерю движения. Раз излученная теплота, т. е. бес-конечно бОльшая часть первоначального движения, оказывается и остается потерянной. По Гельмгольцу, до сих пор —353/454. Итак в конце концов приходят к исчерпанию и к прекращению движения. Вопрос будет окончательно решен лишь в том случае, если пока-жут, как может быть снова использована излученная в мировое про-странство теплота. Учение о превращении движения ставит этот во-прос в абсолютной форме, и нельзя пройти мимо него; отсрочки век-селя здесь не годятся. Но что вместе с этим дается одновременно и условие для решения его – c'est autre chose. Превращение движения и неуничтожаемость его открыты лишь каких-нибудь 30 лет назад, и дальнейшие выводы из этого развиты лишь в самое последнее время. Вопрос о том, что делается с потерянной как будто бы теплотой – nettement pose, так сказать, лишь в 1867 г. (Клаузиус) –[64]. Неуди-

* [Эгот абзац написан позже на поляx.]

32

вительно, что oн еще не решен; возможно, что пройдет еще немало

времени,пока мы своими скромными средствами добьемся решения

его. Но он будет решен; это так же достоверно, как и то, что в природе не происходит никаких чудес и что первоначальная теплота туманности не была получена ею чудесным образом из внемировых сфер.

Так же мало помогает общее утверждение, что количество движения бесконечно, т. е. неисчерпаемо, когда мы начинаем рассматривать трудности каждого отдельного случая; таким путем мы тоже не при--дем к возрождению умерших миров, за исключением случаев, предви--денных в вышеуказанных гипотезах и всегда связанных с потерей силы, т. е. только временных случаев. Круговорот здесь не восста-навливается, и он не будет восстановлен, пока не откроют возмож-ности нового использования излученной теплоты.

Ньютонов параллелограмм сил в солнечной системе истинен, не-сомненно, для того момента, когда кольца отделяются, потому что вращательное движение приходит здесь в противоречие с самим собой, являясь, с одной стороны, в виде притяжения, а с другой – в виде тангенциальной силы. Но лишь только произошло это отде-ление, движение опять является доказательством диалектического процесса,—доказательством того, что это обособление должно произойти.

Bathybius. Камни в его теле являются доказательством того, что первичная форма белка, не обладающая еще никакой диферен-цированностью формы, носит в себе зародыш и способность к обра-вованию скелета.

Рассудок и разум. Это гегелевское различение, согласно кото-рому только диалектическое мышление разумно, имеет известный смысл. Нам общи с животными все виды рассудочной деятельности:

индукция, дедукция, следовательно также абстракция (родовое поня-тие четвероногих и двуногих), анализ неизвестных предметов ([?] уже разбивание ореха есть начало анализа), синтез (в случае проде-лок животных) и в качестве соединения обоих эксперимент (в слу-чае новых препятствий и при незнакомых положениях). По типу все эти методы – т. е. все известные обычной логике средства на-учного исследования – вполне одинаковы у человека и у высших животных. Только по степени (развития соответственного метода) они различны. Основные черты метода одинаковы у человека и у животного и приводят к одинаковым результатам, поскольку оба оперируют или довольствуются только этими элементарными ме- тодами.—Наоборот, диалектическая мысль—именно потому, что она предполагает исследование природы самих понятий – свойствен-на только человеку, да и последнему лишь на сравнительно высо-кой ступени развития (буддисты и греки), и достигает своего пол-ного развития только значительно позже, в современной философии;

несмотря на это —колоссальные результаты уже у греков, во мно- гом предвосхитивших работу научного исследования. (Химия, в ко-торой анализ является преобладающей формой исследован|ия, ни-чего не стоит без его противоположности – cинтеза.)

33

Всеиндуктивистам. Никакая индукция на свете не помогла бы нам уяснить себе процесс индукции. Это мог сделать только ана-лиз этого процесса. Индукция и дедукция связаны между собой столъ же необходимым образом, как синтез и анализ. Вместо того чтобы превозносить одну из них до небес за счет другой, лучше ста-раться применять каждую на своем месте, а этого можно добиться лишь в том случае, если иметь в виду их связь между собой, их взаим-ное дополнение друг другом. По мнению индуктивистов, индукция является непогрешимым методом. Это настолько неверно, что ее яко-бы надежнейшие результаты ежедневно опровергаются новыми откры-тиями. Световые тельца, теплороды были плодами индукции. Где они теперь? Индукция учила нас, что все позвоночные животные обладают диференцированной на головной и спинной мозг централь-ной нервной системой и что спинной мозг заключен в хрящевых или костных позвонках – откуда заимствовано даже название этих жи-вотных; но вот появляется амфиокс—это позвоночное животное с недиференцированным центрально-нервным канатиком и без поз-вонков. Индукция установила, что рыбы – это те позвоночные жи-вотные, которые всю свою жизнь дышат исключительно жабрами. И вот обнаруживаются животные, которых почти все признают за рыб, но которые обладают наряду с жабрами хорошо развитыми легкими, и оказывается, что каждая рыба имеет в своем воздушном пузыре потенциальное легкое. Лишь путем смелого применения уче-ния о развитии помог Геккель естествоиспытателям-индуктивистам, очень хорошо чувствовавшим себя в этих противоречиях, выбраться из них. Если бы индукция была действительно столь непогреши-мой, то откуда взялись бы эти бесконечные перевороты в классифи-кациях представителей органического мира? Они являются самым подлинным продуктом индукции, и однако они уничтожают друг друга.

Кинетическая теория должна показать, как молекулы, стре-мящиеся вверх, могут одновременно оказывать давление вниз, и как они, – предполагая, что атмосфера более или менее постоянна по отношению к мировому пространству, – могут, несмотря на силу тяжести, удаляться от центра земли, но однако так, что на известном расстоянии – после того как сила тяжести уменьшилась согласно квадрату расстояния —они приходят благодаря ей в покой или же вынуждены бывают вернуться обратно.

Клаузиус—if correct—доказывает, что мир создан, ergo, что материя создаваема, ergo, что она уничтожаема, ergo, что и сила, т. е. движение, создаваема и уничтожаема, ergo, что все учение о «сохранении силы» нелепица, ergo, что и все его выводы из этого уче-ния – тоже нелепица.

Представление о действительной химически единой материи, при всей своей древности, соответствуст широко распространенному еще до Лавуазье детскому представлению, будто химическое сродство

34

двух тел основывается на том, что каждое из них содержит в себе общее им обоим третье тело (Корр, Entwicklung, стр. 105)-[ 65]

Hard and fast lines несовместимы с теорией развития. Даже по-граничная линия между позвоночными и беспозвоночными уже более не неизменна. Точно так же с каждым днем все более и более исчезают границы между рыбами и амфибиями, между птицами и пресмыкающимися. Между Compsognathus и Archaeopteryx нехва-тает только немногих промежуточных членов, а зубастые птичьи клювы обнаружены в обоих полушариях. «Или – или» становится все более и более недостаточным. У низших животных невозможно строго установить понятие индивида. Не только в том смысле, яв-ляется ли это существо индивидом или колонией, но и по вопросу о том, где в истории развитая прекращается один индивид и начи-лается другой («кормилки»). – Для той стадии развития естество-знания, где все различия сливаются в промежуточных ступенях, все противоположности переходят друг в друга через посредство промежуточных членов, уже не достаточно старого метафизического метода мышления. Диалектика, которая точно так же не знает hard and fast lines и не знает безусловного, пригодного повсюду «или – или», которая переводит друг в друга неизменные метафизические различия и умеет правильно видеть наряду с «или – или» также «как то, так и другое», примиряя между собой противоречия, диалек-тика эта – единственный пригодный на высшей ступени развития метод мышления. Разумеется для повседневного обихода, для на-учной мелочной торговли метафизическая категория сохраняет свое значение.

Так называемая объективная диалектика царит во всей природе, а так называемая субъективная диалектика, диалектическое мышле-ние, есть только отражение господствующего во всей природе дви-жения путем противоположностей, которые и обусловливают жизнь природы своими постоянными противоречиями и своим конечным переходом друг в друга, либо в высшие формы. Притяжение и от- талкивание. В магнетизме начинается полярность; она здесь обнару-живается у одного и того же тела, в электричестве же она распре-деляется между двумя или несколькими телами, обнаруживающими взаимнoe напряжение. Все химические процессы сводятся к явле-ниям химического притяжения и отталкивания. Наконец, в органи-ческой жизни надо рассматривать образование клеточного ядра тоже как явление поляризации живого белка, а теория развития показы-вает, как, начиная с простой клетки, каждый шаг вперед до наислож-нейшего растения, с одной стороны, до человека—с другой, совер-шается в форме постоянной борьбы наследственности и приспособле-ния. При этом обнаруживается, как мало применимы к подобным фор-мам развития категории вроде «положительное» и «отрицательное». Можно рассматривать наследственность как положительную, сохра-няющую сторону;приспособление – как отрицательную; постоянно разрушающую унаследованное достояние сторону; но с таким же успехом можно рассматривать приспособление как творческую, ак-

35

тивную, положительную сторону, а наследственность—как оказы-вающую сопротивление, пассивную, отрицательную деятельность. Но подобно тому как в истории прогресс выступает в виде отрицания существующего порядка, так и здесь – из чисто практических со-ображений – лучше рассматривать приспособление как отрица-тельную деятельность. В истории движение путем противоположно-стей выступает особенно наглядно во все критические эпохи у всех передовых народов. В подобные моменты у народа есть выбор только между двумя полюсами дилеммы: «или – или», и вопрос всегда ста-вится совершенно иначе, чем этого желало бы политиканствующее филистерство всех времен. Даже либеральный немецкий филистер 1848 г. очутился внезапно и неожиданно в 1849 г. против своей воли перед вопросом: либо возвращение к старой реакции в еще более сви-репой форме, либо продолжение революции до республики, – может быть, даже единой и неделимой республики на социалистическом фоне. Он недолго раздумывал и приложил свою руку к созданию мантейфелевской реакции как цвета немецкого либерализма. Точно так же французский буржуа оказался в 1851 г. перед несомненно неожиданной для него дилеммой; либо карикатура на империю, преторианство и эксплоатация Франции шайкой мошенников, либо социал-демократическая республика, – и он склонился перед шай-кой мошенников, чтобы продолжать под ее защитой эксплоатиро-вать рабочих.

Struggle for life. До Дарвина –[66] его теперешние сторонники под-черкивали как раз гармоническое сотрудничество в органической природе, указывая на то, как растения доставляют животным пищу и кислород, а животные доставляют растениям навоз, аммиак и угле-кислоту. Но лишь только было признано учение Дарвина, как эти самые люди стали повсюду видеть только борьбу. Обе эти концеп-ции правомерны в известных узких границах, но обе одинаково одно-сторонни и ограниченны. Взаимодействие мертвых тел природы включает гармонию и столкновение; взаимодействие живых существ включает сознательное и бессознательное сотрудничество, а также сознательную и бессознательную борьбу. Нельзя даже в раститель- ном и животном мире видеть только одностороннюю «борьбу». Но совершенное ребячество подводить все многообразие исторического развития и усложнения жизни под одностороннюю и тощую фор-мулу «борьбы за существование». Это значит ничего не сказать или и того меньше.

Все дарвиново учение о борьбе за существование есть попросту пе-ренесение гоббсова учения о bellum omnium contra omnes * и буржу-азного экономического учения о конкуренции, а также мальтусов-ской теории народонаселения из сферы общества в область органи-ческой природы. Проделав этот фокус (безусловная правомерность которого – в особенности, что касается мальтусовского учения ---- еще очень спорна), очень легко потом обратно перенести это учеши из истории природы в историю общества; но наивно было бы утверждать, будто благодаря такому перенесению эти утверждения стано-вятся вечными естественными законами общественной жизни.

*bellum omnium contra omnes – война всех против всех Прим.ред.

36

Но примем на минуту for argument's sake этот лозунг борьбы за существование! Животное, в лучшем случае, доходит до собира-ния средств существования, человек же производит их; он добывает такие средства существования (в широчайшем смысле слова), кото-рых природа без него не произвела бы. Это делает сразу недопу-стимым всякое перенесение без соответственных оговорок законов жизни животных обществ на человеческое общество. Благодаря факту производства, так называемая struggle for existence вскоре перестает ограничиваться одними лишь средствами существования, захваты-вая также средства наслаждения и развития. Здесь – при обществен-ном производстве средств развития— совершенно неприменимы уже категории из животного царства. Наконец, при капиталистическом способе производства производство поднимается на такую высоту, что общество не в состоянии уже потребить произведенных средств существования, наслаждения и развития, потому что подавляющему большинству производителей искусственно и насильственно закрыт доступ к этим средствам; что каждые десять лет промышленный кри-зис снова восстанавливает равновесие путем уничтожения не только произведенных средств существования, наслаждения и развития, но также и значительной части самих производительных сил; что следовательно так называемая борьба за существование принимает такую форму, при которой возникает необходимость защитить произведенные буржуазным капиталистическим обществом продукты и производительные силы от губительного, разрушительного дей-ствия этого капиталистического общественного порядка, для чего надо отнять руководство общественным производством и распреде-лением у ставшего неспособным к этому господствующего класса и передать его массе производителей, а это и есть социалистическая революция.

Уже понимание истории как ряда классовых битв гораздо со-держательнее и глубже, чем простое сведение ее к слабо отличаю-щимся друг от друга фазам борьбы за существование.

Свет и темнота являются безусловно самой резкой и решитель-ной противоположностью в природе, и, начиная с 4-го евангелия и кончая lumieres XVIII в., они всегда служили риторической фра-зой для религии и философии. Фик, стр. 9-[67]: «уже давно доказанное строго в физике положение... что форма движения, называемая лу-чистой теплотой, во всем существенном тожественна с той формой днижения, которую мы называем светом»*, Клерк-Максвелл, стр. 14-[68]: «Эти лучи (лучистой теплоты) обладают всеми физическими свойствами световых лучей; они отражаются и т. д. ... некоторые из тепловых лучей тожественны с лучами света, между тем как другие виды тепловых лучей не производят никакого впечатления на наши глаза». Таким образом существуют темные световые лучи, и знамени-тая противоположность света и темноты исчезает в качестве абсолют-ной противоположности из естествознания. Заметим между прочим, что самая глубокая темнота и самый яркий, резкий свет вызывают в наших глазах одно и то же ощущение ослепления, и в этом отноше-

*[Подчеркнуто Энгельсом]

37

нии они тождественны для нас. Факт таков: в зависимости от длины

колебаний солнечные лучи оказывают различные действия; лучи с наибольшей длиною ноли переносят теплоту, со средней – свет, с наименьшей—химическое действие (Секки, стр. 632 и ел.)-[69], причем максимумы трех этих действий близко совпадают между со бой, а внутренние минимумы внешней группы лучей покрывают друг друга по своему действию в световой группе. Что является светом, а что не светом, зависит от строения глаз; ночные животные могут видеть даже часть не теплоты, а химического излучения, так как их глаза приспособлены к меньшим длинам волны, чем наши глаза. Вся трудность отпадает, если вместо трех видов лучей принять только один вид их (и научно мы знаем только один вид – все остальное только поспешные умозаключения), оказывающих в зависимости от длины волны различное, но совместимое в узких границах дей-ствие.

Работа. Эта категория переносится механической теорией те-плоты из политической экономии в физику (ибо в физиологическом отношении она еще далеко не определена научным образом), но при этом определяется совершенно иначе, что видно хотя бы из того, что лишь совершенно ничтожную, второстепенную часть экономической работы (поднимание тяжестей и т. д.) можно выразить в килограммо-метрах. Несмотря на это, имеется склонность перенести назад термо-динамическое понятие работы в науки, из которых эта категория заимствована с иным определением, например склонность отоже-ствить ее без всяких оговорок, brutto, с физиологической работой, как это сделано в опыте Фика и Вислицениуса с восхождением на Фа-ульгорн –[70], где поднимание человеческого тела весом disons в 60 кг на высоту disons в 2 тыс. м, т. е. 120 тыс. килограммо-метров, долж-но выразить произведенную физиологическую работу. Но при вычис-лении произведенной физиологической работы огромную роль играет то, как происходит это подымание: так ли, что совершается положительное подымание тяжести, или же так, что вскарабкиваются на вертикальные лестницы или взбираются по дороге (либо лестнице) с 45° уклона (== непригодная в военном отношении почва), или по дороге в 1/18 уклона, т. е. длиной приблизительно в 36 км (это однако сомнительно, если принимается для всех случаев одинаковое время). Но во всяком случае во всех практических случаях даже движение вперед связано с работой, в частности при продвижении по прямому пути, довольно значительной, и эту физиологическую работу нель-зя приравнивать нулю. Кажется, некоторые ученые были бы непрочь перенести термодинамическую категорию работы обратно в политиче-скую экономию,—как это сделано в дарвиновской борьбе за существо-вание, – причем в итоге получилась бы только чепуха. Пусть по-пробуют выразить какую-нибудь skilled labour в килограммо-метрах и попытаются определить на основании этого заработную плату! С физиологической точки зрения человеческое тело содержит в себе органы, которые можно рассматривать в их совокупности – с одной стороны – как термодинамическую машину, которая получает теп-лоту и переводит ее в движение. Но – предположив неизменные условия для остальных органов тела – спрашивается, можно ли исчерпывающим образом выразить произведенную физиологическую

38

работу – даже работу поднимания – просто в килограммо-метрах? Ведь в теле одновременно совершается внутренняя работа, которая не проявляется во внешнем результате, ведь тело не просто паровая машина, испытывающая только трение и изнашивание. Физиоло-гическая работа возможна только при наличии постоянных хими-ческих превращений в самом теле, и она зависит также от процесса дыхания и от работы сердца. При каждом сокращении и ослаблении мускула в нервах и мускулах происходят химические превращения, которых нельзя отожествлять с превращениями угля в паровой ма-шине. Конечно можно сравнивать между собой две физиологические работы, происходящие при прочих равных условиях, но нельзя из-мерять физической работы человека по работе какой-нибудь паровой машины и т. д.: можно сравнивать их внешние результаты, но не сами процессы, если не сделать при этом серьезных оговорок. (Все это основательно пересмотреть.)

Индукция и анализ. Замечательный пример того, насколько ос-новательны претензии индукции быть единственной или хотя бы основной формой научных открытий, дает термодинамика. Паровая машина является поразительнейшим доказательством того, что можно из теплоты получить механическое движение. 100 тыс. паровых ма-шин доказывали это не более убедительно, чем одна машина, но они все более и более заставляли физиков заняться объяснением этого. Сади Карно –[71] первый серьезно взялся за это, но не путем индукции. Он изучил паровую машину, анализировал ее, нашел, что в ней основной процесс не выступает в чистом виде, а заслонен всякого рода побочными процессами, устранил эти ненужные для главного процесса побочные обстоятельства и создал идеальную паровую ма-шину (или газовую машину), которую так же нельзя построить практически, как нельзя например провести практически геометри-ческую линию или поверхность, но которая оказывает, по-своему, такие же услуги, как эти математические абстракции: она предста-вляет рассматриваемый процесс в чистом, независимом, неприкрытом виде. И он носом наткнулся на механический эквивалент теплоты (см. значение его функции с), которого он не мог открыть и увидеть лишь потому, что верил в теплород. Это является между прочим доказательством вреда ложных теорий.

Необходимо изучить последовательное развитие отдельных от-раслей естествознания. – Сперва астрономия – уже из-за времен года абсолютно необходима для пастушеских и земледельческих народов. Астрономия может развиваться только при помощи мате-матики. Следовательно пришлось заняться и последней. Далее, на известной ступени развития земледелия и в известных странах (под-нимание воды для орошения в Египте), а в особенности вместе с воз-никновением городов, крупных построек и развитием ремесла, развилась и механика. Вскоре она становится необходимой также для судоходства и военного дела. И она нуждается в помощи матема--

тики и поэтому способствует ее развитию. Таким образом уже с

39

самого начала возникновение и развитие наук обусловлено про-изводством.

В течение всей древности собственно научное преподавание ог-раничивается этими тремя науками, причем в качестве точного и систематического исследования – только в послеклассический пе-риод (александрийцы, Архимед и т. д.). До тех пор можно было в физике и химии, которых еще не отделяли друг от друга (теория стихий, отсутствие представления о химическом элементе), в бо-танике, зоологии, анатомии человека и животных ограничиваться только собиранием фактов и по возможности систематизированием их. Физиология, лишь только удалялись от наиболее осязательных вещей, как например пищеварение и выделение, сводилась просто к угадыванию; оно и не могло быть иначе, пока еще не знали даже кровообращения. В конце этого периода появляется химия в перво-начальной форме алхимии.

Если после темной ночи средневековья наново вдруг возрожда-ются с неожиданной силой науки, начинающие развиваться с чудес-ной быстротой, то этим чудом мы опять-таки обязаны производ-ству. Во-первых, со времени крестовых походов промышленность колоссально развилась и добыла массу новых механических (ткаче-ство, часовое дело, мельничное дело), химических (красильное дело, металлургия, алкоголь) и физических фактов (очки), которые доста-вили не только огромный материал для наблюдений, но также и совершенно иные, чем раньше, средства для экспериментирования и допустили построение новых инструментов. Можно сказать, что собственно систематическая экспериментальная наука стала возмож-ной лишь с этого времени. Во-вторых, вся Западная и Центральная Европа, включая Польшу, развивается теперь во взаимной связи, хотя Италия, благодаря своей старинной цивилизации, продолжает стоять во главе. В-третьих, географические открытия, произве-денные в погоне за барышом, т. е. в конечном счете, под влиянием интересов производства, доставили бесконечный, до того недоступ-ный материал в области метеорологии, зоологии, ботаники и физио-логии (человека). В-четвертых, появился печатный станок *.

Теперь – если отвлечься от существовавших уже самостоя-тельно математики, астрономии и механики – физика окончательно обособляется от химии (Торичелли, Галилей, – первый, в связи с промышленными гидротехническими сооружениями, изучает дви-жение жидкостей, – Клерк-Максвелл); Бойль делает из химии на-уку. Гарвей, благодаря открытию кровообращения, делает науку из физиологии (человека, а также животных); зоология и ботаника все еще остаются собирающими факты науками, пока не зарождается палеонтология (Кювье), а вскоре затем открытие клетки и развитие органической химии. Лишь благодаря этому стали возможными морфология и физиология в качестве истинных наук. В конце прош-лого столетия закладываются основы геологии, в новейшее время – так называемой (неудачно) антропологии, являющейся переходом от морфологии и физиологии человека и его рас к истории. Исследо-вать подробнее и развить это.

* До сих пор хвастались тем, чем производство обязано науке, но наука бесконечно бОльшим обязана производству.

40

Как бы ни толковать второе положение Клаузиуса –[72]и т. д., но согласно ему энергия теряется, если не количественно, то каче-ственно. Энтропия не может уничтожаться естественным путем, но зато может создаваться. Мировые часы сначала должны быть заведены, затем начинается их движение, пока часы не придут в ра-вновесие, из которого вывести их может только чудо. Потраченная на завод" часов энергия исчезла, по крайней мере в качественном отношении, и может быть восстановлена только путем толчка извне. Следовательно толчок извне был необходим также и вначале, следо-вательно количество имеющегося во вселенной движения, или энер-гии, не всегда одинаково, следовательно энергию можно создать искусственно, следовательно она создаваема, следовательно она уни-чтожаема. Ad absurdumt

"

Различие между положением мира в конце древности, около 300 г., и в конце средневековья —1453 г.

1) Вместо узкой культурной полосы вдоль побережья Средизем-ного моря, которая спорадически вытягивала ветви во внутренность материка до Атлантического побережья Испании, Франции и Англии и которая поэтому могла быть разорвана и смята немцами и славя-нами с севера и арабами с юго-врстока, теперь замкнутая культурная область – вся Западная Европа со Скандинавией, Польшей и Вен-грией в качестве форпостов.

2) Вместо противоположности между греками, resp. римлянами и варварами, теперь имеется шесть культурных народов с культур-ными языками, не считая скандинавских и т. д., которые были все настолько развиты, что они могли участвовать в могучем литератур-ном подъеме XIV в. и обеспечили гораздо большую разносторон-ность и образование, чем уже подвергшиеся упадку и умиравшие в конце древности греческий и латинский языки.

3) Несравненно высшая ступень развития промышленности и торговли, созданная средневековым бюргерством; с одной стороны, производство стало более массовым, совершенным и многообразным, а с другой – торговые сношения стали значительно более разви-тыми; судоходство со времени саксов, фризов и норманнов стало не-сравненно более предприимчиво, а с другой стороны – масса само-стоятельных изобретений и изобретений, занесенных с Востока, ко-торые не только делали возможным появление и распространение гре-ческой литературы, морские открытия, а также религиозную револю-цию, но и придали этой последней несравненно больший размах и ускоренный темп; сверх того они доставили, хотя все еще в неупо-рядоченном виде, массу научных фактов, о которых никогда даже не подозревала древность (магнитная игла, книгопечатание, литеры, льняная бумага, употреблявшаяся арабами и испанскими евреями с XII столетия, хлопчатая бумага, постепенно появляющаяся с X столетия, а в XIII и XIV столетиях уже более распространенная, в то время как папирус со времен арабов совершенно исчез в Егип-те)—порох, очки., механические часы, огромные успехи во времяисчи-слении, а также в механике.

(Об изобретениях смотри ниже).

К этому материал, доставленный путешествиями (М. Поло около 1272 г. и т. д.).

41

Гораздо большее распространение всеобщего образования – хотя еще и скверного – благодаря университетам.

Вместе с возвышением Константинополя и падением Рима закан-

чивается древность. С падением Константинополя неразрывно свя-зан конец средневековья. Новое время начинается с возвращения к грекам. Отрицание отрицания!

К истории изобретений.

До Р. X.

Пожарная кишка, водяные часы около 200 г. до Р. X. Мостовые (Рим), пергамент около 160 г.

После Р. X.

Водяная мельница на Мозеле, около 340 г., в Германии, в эпоху Карла Великого. Первый след оконных стекол. Уличное освещение в Антиохии около 370 г.

Шелковичные черви из Китая около 550 г. в Греции.

Писчие перья в VI столетии.

Хлопчатая бумага из Китая к арабам в VII столетии, в IX в Ита-лии.

Водяные оргАны во Франции в VIII столетии.

В Гарце серебряные копи обрабатываются с Х столетия.

Ветряные мельницы около 1000 г.

Ноты, гамма Гвидо д'Ареццо около 1000 г.

Шелководство в Италии около 1100 г.

Часы с колесами – тоже.

Магнитная игла от арабов к европейцам около 1180 г.

Мостовая в Париже 1184 г.

Очки во Флоренции. Стеклянные зеркала.

Соление селедок. Шлюзы.

Часы с боем. Хлопчатая бумага во Франции.

Бумага из тряпья в начале XIV столетия.

Вексель – в середине того же столетия.

Первая бумажная фабрика в Германии (Нюрнберг) в 1390 г.

Уличное освещение в Лондоне в начале XV столетия.

Почта в Венеции – тоже.

Литографское и типографское дело – тоже.

Гравирование – в середине.

Конная почта во Франции в 1464 г.

Серебряные копи в саксонских рудных горах в 1471 г.

Клавесин с педалью изобретен в 1472 г.

Карманные часы. Духовые ружья. Ружейный замок – конец XV столетия.

Прядильное колесо в 1530 г.

Водолазный колокол в 1538 г.

42

Естественная диалектика – referimus. Nature, № 294 и сл. Allman on Infusoria. Одноклеточность, важно.

Croll on Ice Periods and geological Time. Nature, № 326, Тиндаль о Generatio. Гнилость и брожения. Опыты – [73]

Madler, Fixsterne [74]

Галлей в начали XV111 столетия впервые пришел, на основании pазницы между данными Гиппарха и Флемстида о трех звездах, к идее о собственном движении звезд, стр. 410. British Catalogue Флем-стида – первый более или менее точный и обширный каталог, стр. 420; затем около 1750 г. – Бредли, Мескелайн и Лаланд.

Дикая теория Медлера о дальности полета световых лучей у ко- лоссальных тел и основывающиеся на этом выкладки его – столь же дикая, как и самые фантастические вещи в гегелевской натурфи-лософии, стр. 424—425.

Самое большое собственное движение (кажущееся) у звезды== =701" в столетие==11' 41" = 1/3 солнечного диаметра; наимень-шее в среднем у 921 телескопической звезды в 8' 65", в отдельных случаях 4" –[75]. Млечный путь—это ряд колец, обладающих всеоб-щим центром тяжести, стр. 434.

Группа Плеяд, а в ней Альциона. У Тельца – центр движения нашего мирового острова «вплоть до отдаленнейших областей Млеч-ного пути», стр. 448. Время обращения внутри группы Плеяд==в среднем около 2 млн. лет, стр. 449. Вокруг Плеяд кольцеобраз-ные, попеременно бедные звездами и богатые звездами группы. Секки оспаривает возможность установить уже теперь некоторый центр-[76].

Сириус и Процион описывают, по Бесселю (кроме общего дви-жения), еще орбиту вокруг некоторого темного тела, стр. 450. Затме-ние Алголя каждые три дня в течение 8 часов; подтверждается спектральным анализом, Секки, стр. 786.

В области Млечного пути, но глубоко внутри него, плотное коль-цо звезд 7—11-й величины. Далеко вне этого кольца концентрические кольца Млечного пути, из которых мы видим два. В Млечном пути, по Гершелю, 18 млн. доступных его телескопу звезд, которые лежат внутри кольца, и около 2 млн. или более вне его. Следовательно в общем больше 20 млн. К этому еще неразложимое сияние в Млеч-ном пути даже позади разложенных звезд, т. е. может быть еще бо-лее далекие, перспективно закрытые от нас кольца? Стр. 451— 452 –[77].

Альциона удалена от солнца на 573 световых года. Диаметр колец Млечного пути, отдельных видимых звезд, по меньшей мере 8 тыс. световых лет, стр. 462—463.

Масса небесных тел, движущихся внутри шара радиусом в рас-стояние от солнца до Альционы, т. е. в 573 световых года, опреде-ляется в 118 млн. солнечных масс, стр. 462. Но совершенно не сог-ласуется максимум с двумя миллионами движущихся здесь звезд. Темные тела? Во всяком случае something wrong – доказательство, как несовершенны еще наши средства наблюдения.

Для длины наибольшего диаметра Млечного пути Медлер при-нимает расстояние, измеряемое в тысячах, а может быть и в сотнях тысяч световых лет, стр. 464.

Великолепно следующее возражение против так называемого по-глощения света: «Разумеется существует такое расстояние, с кото-рого к нам совершенно не проникает свет, но причина этого совсем иная. Скорость света конечная; от начала творения до наших дней протекло конечное время, и следовательно мы можем видеть небес-

43

ные тела лишь до того расстояния, которое свет пробегает в это ко-

нечное время! Стр. 466

Само собой разумеется, что раз свет ослабевает пропорционально

Квадрату расстояния, то должна быть точка, откуда он уже не бу-

дет виден нашими глазами, как бы они ни были вооружены; этого до-статочно для опровержения старомодного взгляда, будто только по-глощение света способно объяснить темноту заполненного во все сто-роны на бесконечное расстояние светящимися звездами неба. Но это не значит вовсе, будто нет такого расстояния, где эфир совершенно не пропускает больше света.

Туманные пятна. Представляют все формы: то строго круго-образные, то эллиптические или неправильно зазубренные. Все степени разложимости вплоть до перехода к полной неразложимости, где можно отличить только сгущение по направлению к центру. В не-которых из разложимых пятен можно видеть до 10 тыс. звезд. Сере-дина по большей части гуще, очень редко – центральная, более яр-кая звезда. Но гигантский телескоп Росса разложил многие туманно-сти. Гершель I насчитывает 179 звездных куч и 2 300 туманных пятен, к которым надо еще прибавить занесенные в каталог Гершелем II в южном полушарии. Неправильные туманности должны быть да-лекими мировыми островами, туманные массы которых могут нахо-диться в равновесии только в шарообразной или эллипсоидальной форме. Большинство из них едва видимы в самые сильные телескопы. Круглые могут, во всяком случае, быть туманными массами; среди вышеприведенных 2 500 их насчитывается 78. Гершель принимает 2 миллиона, Медлер – при допущении реального диаметра – 8 тыс. световых годов расстояния от нас. Так как расстояние каждой астро-номической системы от ближайшей к ней по крайней мере в сто раз больше диаметра этой системы, то расстояние нашего мирового ост-рова от ближайшего—по меньшей мере в 50 раз больше 8 тыс. свето-вых годов=400 тыс. световых годов, причем мы у тысячи туманных пятен выходим уже далеко за пределы двух миллионов Гершеля I, стр. 492.

Секки: разложимые туманные пятна давали непрерывный и обык-новенный звездный спектр. Собственные же туманные пятна «давали отчасти непрерывный спектр, как туманность в Андромеде, по боль-шей же части спектр, состоящий из одной или только очень немно-гих светлых линий, как туманные пятна в Орионе, Стрельце, в Лире и значительное количество тех, которые носят название планетных (круглых) * туманностей»-[78]. (Туманности в Андромеде, по Медлеру, стр. 495, неразложимы, – туманность Ориона неправильна, хлопье-видна и точно вытягивает ветви, стр. 495. Лира и Крест только слабо эллиптичны, стр. 498.) Хеггинс нашел в спектре туманности (Гершель— № 4374) три светлых линии; «Отсюда немедленно вытекало, что это туманное пятно не представляет собою кучи отдельных звезд, а яв-ляется действительной * туманностью, раскаленным веществом в газообразном состоянии»)-[79]. Линии принадлежат азоту (I) и водоро-ду (I), третья неизвестна. То же самое у туманности Ориона. Даже туманности, которые содержат светящиеся точки (Водяная змея,

* [Подчеркнуто Энгельсом.]

44

Стрелец), имеют эти светлые линии, так что следовательно собираю-

щиеся звездные массы еще не тверды или же жидки, стр.789. Туман-

ность Лиры дает только линию азота, стр 789. Туманность Ориона:

наиболее плотное место – I" по отношению к протяжению в 4°.

Секки: «Cиpиyc»: «11 лет спустя (после вычислений Бесселя,

Медлер, стр. 450) не только был найден спутник Сириуса в виде све-

Тящейся звездочки шестой величины, но было также доказано, что

его орбита совпадает с вычисленной Бесселем траекторией. И для

Проциона и его спутника определена теперь Ауверсом орбита, но

спутника нe удалось еще наблюдать», стр. 793.

Секки: Неподвижные звезды: «Так как неподвижные звезды не обладают, за исключением двух или трех, заметным параллаксом, то они удалены от нас по крайней мере на какие-нибудь тридцать све-товых годов», стр. 799. По Секки, звезды 16-й величины (различимые еще в большой телескоп Гершеля) удалены от нас на 7 560 световых годов, а различимые в телескоп Росса по крайней мере на 20 900 световых годов, стр. 802.

Секки сам задает вопрос (стр. 810): когда солнце и вся система оцепенеют, то «найдутся ли в природе силы, которые приведут мерт-вую систему снова в первоначальное состояние раскаленной туман-ности и смогут разбудить ее для новой жизни? Мы этого не знаем».

Поляризация. Еще Я. Гримм был твердо убежден в том, что вся-кое немецкое наречие должно быть либо верхненемецким, либо нижненемецким. При этом он совершенно не нашел места для франк-ского наречия. Так как письменный франкский язык позднейшей Каролингской эпохи был верхненемецким (верхненемецкий пе-ребой согласных затронул франкский юго-восток), то франкский язык, по его взглядам, в одних местах растворился в древне-верхне-немецком, а в других – во французском. При этом оставалось со-вершенно непонятным, откуда же попал нидерландский язык в старо-салические области. Лишь после смерти Гримма был снова открыт франкский язык: салический язык в своем обновленном виде в ка-честве нидерландского, рипуарский язык – в среднем и верхне-рейнских наречиях, которые отчасти сместились в различной сте-пени в сторону верхненемецкого, а отчасти остались нижненемец-кими так что франкский язык представляет собой наречие, которое является как верхненемецким, так и нижненемецким.

Полярность. Если разрезать магнит, то нейтральная середина поляризируется, но так, что остаются старые полюсы. Если же разрезать червяка, то он на положительном полюсе сохраняет прини-мающий пищу рот, образуя на другом конце новый отрицательный полюс, выделяющий задний проход; но прежний отрицательный по-люс (задний проход) становится теперь положительным, становится ртом, а на пораненном месте образуется новый задний проход, или отрицательный полюс. Voila превращение положительного в отрицательное.

45

Другой пример полярности у Геккеля:механизм = монизму, а n il.i витализм или телеология = дуализму. Уже у Канта и Гегеля внy-тренняя цель означает протест против дуализма. Mеханизм в приме-нении к жизни – беспомощная категория; мы можем в лучшем слу-чае говорить о химизме, если не желаем расстаться окончательно со смыслом слов-[80]. Цель: Hegel, V, стр. 205: «Механизм представляет собою стремление к целокупности благодаря тому, что он пытается рассматривать природу как целое, не нуждающееся для своего поня-тия ни в чем ином – целокупности, которая не находится в цели и в связанном с ней внемировом рассудка»*. Но штука в том, что меха-низм (а также материализм XVIII столетия) не может выбраться из абстрактной необходимости, а благодаря этому также из случайности. Для него тот факт, что материя развивает из себя мыслящий чело-веческий мозг, чистая случайность, хотя и необходимо обусловленная шаг за шагом там, где она происходит. В действительности же в при-роде материи заключено то, что она приходит к развитию мыслящих существ, и поэтому такое развитие совершается необходимым обра-зом всегда, когда имеются налицо соответствующие условия (поэтому не необходимо повсюду и всегда).

Далее Hegel, V, стр. 206: «Поэтому принцип этот (механизм) дает в своей связи внешней необходимости сознание бесконечной сво-боды по сравнению с телеологией, выставляющей мелочность и даже ничтожность своего содержания как нечто абсолютное, в котором всеобщая мысль может чувствовать себя только бесконечно стеснен-ной и даже весьма отвратительно».

При этом опять-таки колоссальная расточительность природы с веществом и движением. В солнечной системе имеются может быть в лучшем случае три планеты, на которых, при теперешних условиях, возможно существование жизни и мыслящих существ. И ради них весь этот чудовищный аппарат!

Внутренняя цель в организме проявляется, по Гегелю, V, стр. 244, в инстинкте. Pas trop fort. Инстинкт должен привести более или менее в гармонию отдельное живое существо с его понятием. Отсюда следует, насколько вся эта внутренняя цель является идеоло-гическим определением. И однако в этом заключается Ламарк.

Ценная самокритика кантовской вещи. в себе: Кант терпит кру-шение также в случае мыслящего «я», в котором он тоже находит непознаваемую вещь в себе. Heg., V, стр. 256 и сл.

Когда Гегель –[81] переходит от жизни к познанию через посредство оплодотворения (размножения), то в этом находится уже в зародыше теория развития, учение о том, что раз дана органическая жизнь, то она должна развиться путем развития поколений до породы мысля-щих существ.

* [Подчеркнуто Энгельсом.]

46

1) Бесконечный процсесс есть, поГегелю, пустой порядок,по-

тому что он является только вeчным повторением одного и того же: 1+1+1 и т.д.

2) Но в действительности это вовсе не повторение, а развитие, движение вперед или назад, и благодаря этому он становится необ-ходимой формой движения. Не говоря уже о том, что он вовсе не бес-конечен; уже и теперь можно предусмотреть конец жизни земли. Правда, земля не есть весь мир. В гегелевской системе для истории природы во времени было исключено всякое развитие, ибо в против-ном случае природа не была бы вне-себя-бытием духа. Но в челове-ческой истории Гегель рассматривает бесконечный процесс как един-ственную истинную форму существования «духа», хотя фантастичес-ким образом он признает <идеальный> конец этого развития – в установлении гегелевской философии.

3) Существует также безграничное познание: questo infinite che le cose non hanno in progresso, lo hanno in giro – то бесконечное, которого вещи не имеют в прогрессе, они его имеют в круге. Таким образом закон об изменении формы движения является бесконечным, замыкающимся в себе. Но подобные бесконечности заражены в свою

очередь конечностью, проявляются лишь по частям. Так и 1/r2*.

Количество и качество. Число есть чистейшее известное нам коли-чественное определение. Но оно полно качественных различий. Ге-гель, количество и единица, умножение, деление, возведение в сте-пень, извлечение корня. Благодаря этому получаются уже – на что не указывает Гегель – качественные различия: получаются первич-ные числа и произведения, простые корни и степени. 16 не есть просто сумма 16 единиц, оно также квадрат 4 и биквадрат 2. Мало того, пер-вичные числа сообщают числам, получившимся путем умножения их на другие числа, новые определенные качества: только четные чи-сла делятся на два, то же самое относится к 4 и 8. Для деления на три мы имеем правило о сумме цифр. То же самое в случае 9 и 6, где это сливается также со свойством четного числа. Для 7 особый закон. На этом основываются фокусы с числами, которые не знающим арифметики кажутся непонятными. Поэтому то, что говорит Гегель, III, стр. 237, о бессмысленности арифметики, неверно –[82]. Ср. однако «Мера».

Математика, говоря о бесконечно большом и бесконечно малом, вводит количественное различие, принимающее даже вид неустра-нимой качественной противоположности. Количества, которые так колоссально отличны друг от друга, что между ними прекращается всякое рациональное отношение, всякое сравнение, становятся коли-чественно несоизмеримыми. Обычная несоизмеримость круга и пря-мой линии является также диалектическим качественным разли-чием, но здесь именно количественное различие однородных величин возвышает качественное различие до несоизмеримости.

Число. Отдельное число получает известное качество уже в число-вой системе, поскольку это 9 не есть просто суммированная девять

* [К этому абзацу Энгельс позже приписывает указание на Гегеля, II!:

Quantum, S. 259. «Astronomie».]

47

раз 1, а основание для 90, 99, 900 000 и т. д. Все числовые законы за-висят от положенной в основу системы и определяются ею. В двоеч-ной и троечной системе 2х2 не==4, а =100 или=11. В каждой си-стеме с нечетным основным числом исчезает различие четных и не-четных чисел. Например в пятеричной системе 5=10, 10=2U, l5== ==30. Точно так же в этой системе число 3n, как и произведения (6==11, 9== 14) на 3 либо 9. Таким образом коренное число опреде-ляет не только качество себя самого, но и всех прочих чисел.

В случае степеней дело идет еще дальше; каждое число можно рассматривать как степень всякого другого числа – существует столько систем логарифмов, сколько имеется целых и дробных чисел.

Математика. Здравому человеческому смыслу кажется неле-постью разложить некоторую определенную величину, например би-ном, на бесконечный ряд, т. е. на нечто неопределенное; но далеко ли ушли бы мы без бесконечных рядов или без теоремы о биноме?

Сохранение энергии. Количественное постоянство движения было высказано уже Декартом и почти в тех же выражениях, что и теперь [?..] (Кл[аузиусом], [..? ..?], Майером). Зато превращение формы движения открыто только в 1842 г., и это, а не закон количествен-ного постоянства, есть как раз новое.

Вечные законы природы превращаются все более и более в истори-ческие законы. Что вода от 0 до 100° С жидка,—это вечный закон природы, но, чтобы он мог иметь силу, должны быть: 1) вода, 2) данная температура и 3) нормальное давление. На луне нет вовсе воды, на солнце имеются только элемента ее, и к этим небесным телам наш закон неприменим. Законы метеорологии тоже вечны, но только для земли или же для тела, обладающего величиной, плотностью, на-клоном оси и температурой земли, и при предположении, что оно обла-дает атмосферой с одинаковой пропорцией кислорода и азота и с оди-наковыми массами испаряющегося и осаждающегося водяного пара. На луне нет совсем атмосферы; солнце обладает атмосферой из рас-каленных металлических паров, на луне поэтому нет совсем метеоро-логии, на солнце же она совершенно иная, чем у нас. Вся наша офи-циальная физика, химия и биология исключительно геоцентричны и рассчитаны для земли. Мы совершенно не знаем формы электриче-ских и магнитных напряжений на солнце, на неподвижных звездах и туманностях и даже на планетах, обладающих иной плотностью. Законы химических связей элементов прекращаются на солнце благо-даря высокой температуре или же имеют временное действие на гра-нице солнечной атмосферы, причем соединения эти снова разлагаются при приближении к солнцу. Но химия солнца находится в становле-нии, и она неизбежно иная, чем химия земли; она не опровергает по-следней, но находится вне ее. На туманностях, возможно, не суще-ствуют те из 65 элементов, которые может быть сами сложны. Итак, если мы желаем говорить о всеобщих законах природы, применимых ко всем телам, начиная с туманного пятна и кончая человеком, то

48

нам остается только тяжесть и пожалуй наиболее общая форму-лировка теории превращения энергии – vulgo механическая теория теплоты. Но сама эта теория превращается, если последовательно применить ее ко всем явлениям, в историческое изображение проис-ходящих в какой-нибудь мировой системе, от ее зарождения до ги-бели, изменений, т. е. превращается в историю, на каждой ступени которой господствуют другие законы, т. е. другие формы проявле-ния одного и того же универсального движения, – и таким образом абсолютно всеобщим значением обладает лишь одно – движение.

Там, где рабство является господствующей формой производ-ства, там труд становится рабской деятельностью, т. е. чем-то бесче-стящим свободных людей. Благодаря этому закрывается выход из подобного способа производства, в то время как, с другой стороны, тре-буется устранение его, ибо для развития производства рабство является помехой. Всякое покоящееся на рабстве производство и всякое осно-вывающееся на нем общество гибнут от этого противоречия. Разре-шение его дается в большинстве случаев насильственным покорением гибнущего общества другими, более сильными (Греция была поко-рена Македонией, а позже Римом). До тех пор пока эти последние, в свою очередь, покоятся на рабском труде, происходит лишь пере-мещение центра, и весь процесс повторяется на высшей ступени, пока наконец (Рим) не был покорен народом, введшим вместо рабства но-вый способ производства. Либо же рабство отменяется насильственно или добровольно, -и в таком случае прежний способ производства гибнет; место крупной культуры занимает-парцеллярное хозяйство скваттеров, как в Америке. Далее и Греция погибла от рабства, в связи с чем еще Аристотель сказал, что общение с рабами демора-лизирует граждан, не говоря уже о том, что они лишают граждан ра-боты. Иное дело домашнее рабство на Востоке; здесь оно не обра-зует прямым образом основы производства, а является косвенным образом составной частью семьи, переходя в нее незаметным обра-зом. (Рабыни гарема.)

РОЛЬ ТРУДА В ПРОЦЕССЕ ОЧЕЛОВЕЧЕНИЯ

ОБЕЗЬЯНЫ [83]

Труд—источник всякого богатства, утверждают экономисты. Труд действительно является таковым наряду с природой, доста-вляющей ему материал, который он превращает в богатство. Но он и нечто бесконечно большее, чем это, он первое основное условие человеческого существования, – и это в такой мере, что мы в из- вестном смысле должны сказать: труд создал самого человека.

Много сотен тысячелетий назад, в еще не поддающуюся точному определению эпоху того периода в развитии земли, который геологи называют третичным, предположительно к концу этого периода, жила где-то в жарком поясе, —по всей вероятности на обширном материке, ныне находящемся на дне Индийского океана, – необы-чайно высокоразвитая порода человекоподобных обезьян. Дарвин дал нам приблизительное описание этих наших предков. Они были сплошь покрыты волосами, имели бороды и остроконечные уши и жили стадами на деревьях.

Первым следствием обусловленного их образом жизни обычного для них способа передвижения (лазать, карабкаться), при котором руки выполняют совсем другие функции, чем ноги, было то, что эти обезьяны постепенно перестали пользоваться руками при передви-жении по поверхности земли, стали усваивать прямую походку.

Этим был сделан решительный шаг для перехода от обезьяны к че-ловеку.

Все еще ныне живущие человекоподобные обезьяны могут стоять прямо и двигаться при посредстве одних ног, но только кое-как и бес-помощно. Их естественное передвижение совершается в полувыпрям-ленном положении и предполагает употребление рук. Большинство из них упираются тыльными сторонами сжатых в кулак пальцев рук в землю и передвигают тело с поднятыми в воздух ногами, между длинными руками, подобно хромому, двигающемуся при помощи костылей. В общем мы и теперь еще можем наблюдать у обезьян все переходные ступени от хождения на четвереньках до хождения на двух ногах. Но ни у одной их них последнее не стало нормальной формой передвижения.

Чтобы прямая походка могла стать у наших волосатых предков сначала правилом, а потом и необходимостью, нужно было, чтобы руки уже раньше специализировались на других функциях. Уже у обезьян существует известное разделение функций между руками и ногами, как уже раньше замечено было, при лазании пользуются руками иначе, чем ногами. Первыми пользуются преимущественно для целей собирания и удержания пищи, как это уже делают некото-рые низшие млекопитающие при помощи своих передних лап. При

50

и помощи рук некоторые обезъяны строят себе гнезда на деревьях или даже, как шимпанзе, навесы между ветвями для защиты от непогоды. Руками они cxватывают дубины для защиты от врагов или бомбарди-руют последних плодами и камнями. При помощи рук они выполняют и плену целый ряд простых операций, подражая соответствующим действиям людей. Но именно тут-то и обнаруживается, как велико расстояние между неразвитой рукой даже наиболее подобных чело-веку обезьян и усовершенствованной трудом сотен тысячелетий че-ловеческой рукой. Число и общее расположение костей и мускулов одинаковы у обоих, и тем не менее даже рука первобытнейщего ди-каря способна выполнить сотни работ, недоступных никакой обе-зьяне. Ни одна обезьянья рука не изготовила когда-либо хоть бы самого грубого каменного ножа.

Поэтому операции, к которым наши предки в эпоху перехода от обезьяны к человеку, на протяжении многих тысячелетий, постепенно научились приспособлять свои руки, могли быть вначале только очень простыми. Самые низшие дикари, даже такие, у которых приходится предположить возврат к звероподобному состоянию с одновременным физическим вырождением, все же стоят выше тех промежуточных су-ществ. До того как первый булыжник при помощи человеческих рук мог превратиться в нож, должен был пожалуй пройти такой длинный период .времени, что в сравнении с ним знакомый нам исторический период является совершенно незначительным. Но решительный шаг был сделан, рука стала свободной и могла совершенствоваться в лов-кости и мастерстве, а приобретенная этим большая гибкость переда-валась по наследству и умножалась от поколения к поколению.

Рука таким образом является не только органом труда, она так-же его продукт. Только благодаря труду, благодаря приспособлению к все новым операциям, благодаря передаче по наследству достиг-нутого таким путем особенного развития мускулов, связок и за более долгие промежутки времени также и костей, так же как бла-годаря все новому применению этих передаваемых по наследству усовершенствований к новым, все более сложным операциям, – только благодаря всему этому человеческая рука достигла той вы-сокой ступени совершенства, на которой она смогла, как бы силой волшебства, вызвать к жизни картины Рафаэля, статуи Торвальд-сена, музыку Паганини.

Но рука не была чем-то самодовлеющим. Она была только одним из членов целого, необычайно сложного организма. И то, что шло на пользу руке, шло также на пользу всему телу, которому она служила, и шло на пользу в двояком отношении.

Прежде всего в силу того закона, который Дарвин назвал зако-ном соотношения роста. Согласно этому закону известные формы от-дельных частей органического существа всегда связаны с определен-ными формами других частей, которые невидимому ни в какой связи с первыми не стоят. Так например все без исключения животные, которые обладают красными кровяными клетками без клеточного ядра и у которых затылок соединен с первым позвонком при помощи двух суставов, обладают также молочными железами для кормления детенышей. Так у млекопитающих животных разделенные копыта обыкновенно связаны с обладанием сложным желудком для произ-водства жвачки. Изменения известных форм влекут за собой измене-

51

ние формы других частей тела, хотя мы еще не в состоянии объяснить эту связь. Совершенно белые кошки с голубыми глазами всегда или почти всегда оказываются глухими. Постепенное усовершенствование человеческий руки и идущее рядом с этим развитие и приспособление ноги к прямой походке несомненно оказало, в силу закона соотноше-ния, влияние и на другие части организма. Однако этого рода зависи-мость еще слишком мало исследована, и мы вынуждены ограничиться здесь лишь одним констатированием этого факта.

Значительно важнее прямое, поддающееся учету воздействие развития руки на остальной организм. Наши предки – обезьяны, как уже сказано, – были общественными животными; вполне оче-видно, что нельзя выводить происхождение человека, этого наиболее общественного из всех животных, от необщественных ближайших предков. Начинавшееся вместе с развитием руки и труда господство над природой расширяло с каждым новым шагом кругозор человека. В предметах природы он постоянно открывал новые, до того не извест-ные свойства. С другой стороны, развитие труда по необходимости способствовало более тесному сплочению членов общества, так как благодаря ему стали более часты случаи взаимной поддержки, совме-стной деятельности, и стала ясней польза этой совместной деятель-ности для каждого отдельного члена. Коротко говоря, формировав-шиеся люди пришли к тому, что у них явилась потребность что-то сказать друг другу. Потребность создала себе орган: неразвитая глотка обезьяны преобразовывалась медленно, но неуклонно, путем постепенно усиливаемых модуляций, и органы рта постепенно на-учились произносить один членораздельный звук за другим.

Что это объяснение развития языка из процесса труда и вместе с ним является единственно верным, доказывает сравнение с живот-ными. То немногое, что эти последние, даже наиболее развитые из них, имеют сообщить друг другу, может быть сообщено и без по-мощи членораздельной речи. В естественном состоянии ни одно животное не испытывает неудобства от неумения говорить или пони-мать человеческую речь. Совсем иное, когда оно приручено человеком. Собака и лошадь развили в себе, благодаря общению с людьми, такое чуткое ухо по отношению к членораздельной речи, что в пре-делах свойственного им круга представлений они научаются пони-мать всякий язык. Они кроме того приобрели способность к таким переживаниям, как чувство привязанности к человеку, чувство благодарности, которые раньше им были чужды. Всякий, кому при-ходилось иметь дело с такими животными, едва ли будет отрицать, что теперь часто бывают случаи, когда они ощущают как недостаток свою неспособность к членораздельной речи. К сожалению, однако их голосовые органы настолько уже специализированы в опреде-ленном направлении, что этому горю их уже никак помочь нельзя. Там однако, где условия органа для этого более благоприятны, эта неспособность в известных границах может исчезнуть. Голосовые органы птиц отличаются конечно радикально от соответствующих органов человека. Тем не менее птицы являются единственными животными, которые могут научитьея говорить, и именно птица с наиболее отвратительным голосом, попугай, обладает этой способ-ностью в наибольшей мере. И пусть на это не возражают, что по-пугай не понимает того, что говорит. Правда, конечно, что из одной

52

любви к процессу говорения как к общению с людьми попугай будет целыми часами бессмысленно повторять весь свой запас слов. Но в пределах своего круга представлений он может научиться также понимать то, что говорит. Научите попугая бранным словам так, чтобы он усвоил себе их значение (одно из главных развлечений возвращающихся из жарких стран матросов), попробуйте его за-тем дразнить, и вы скоро откроете, что он так же верно применяет свои бранные слова, как берлинская торговка. Точно так же при выклянчивании лакомств.

Сначала труд, а затем и рядом с ним членораздельная речь яви-лись самыми главными стимулами, под влиянием которых мозг обезь-ян мог постепенно превратиться в человеческий мозг, который при всем сходстве в основной структуре превосходит первый величиной и совершенством. С развитием же мозга шло параллельно развитие его ближайших орудий —органов чувств. Как постепенное развитие языка неизменно сопровождается соответствующим уточнением ор-гана слуха, точно так же развитие мозга сопровождается усовершен-ствованием всех чувств вообще. Орлиный глаз видит значительно дальше человеческого глаза, но человеческий глаз замечает в вещах значительно больше, чем глаз орла. Собака обладает значительно более тонким обонянием, чем человек, но она не различает и сотой доли тех запахов, которые для человека являются известными приз-наками различных вещей. И чувство осязания, которым обезьяна обладает в грубой, неразвитой форме, развилось у человека рядом с развитием самой руки, при посредстве труда. Обратное влияние развития мозга и подчиненных ему чувств, все более и более про-ясняющегося сознания, способности к абстракции и к умозаключению на труд и язык давало обоим все новый толчок к дальнейшему раз-витию. Этот процесс развития не приостановился с момента оконча-тельного отделения человека от обезьяны, но у различных народов и в различные времена, различно по степени и направлению, ме-стами даже прерываемый попятным движением, в общем и целом могуче шествовал вперед, сильно подгоняемый, с одной стороны, а с другой – толкаемый в более определенном направлении новым элементом, возникшим с появлением готового человека, – обществом.

Сотни тысяч лет, – в истории земли имеющие не большее значе-ние, чем секунда в жизни человека * – наверное протекли, прежде чем возникло человеческое общество из стада карабкающихся по де-ревьям обезьян. Но все же оно наконец появилось. И в чем же мы снова находим характерный признак человеческого общества, отли-чающий его от стада обезьян? В труде. Стадо обезьян довольствова-лось тем, что пожирало готовые от природы запасы пищи, размеры которых определялись географическими условиями или степенью со-противления соседних стад. Оно кочевало с места на место, добиваясь путем борьбы новой, богатой кормом области, но оно было неспо-собно извлечь из 'доставляющей ей корм области больше того, что эта область давала от природы, за исключением разве того, что стадо бессознательно удобряло почву своими экскрементами. Как только все области, богатые кормом, были заняты, рост обезьяньего населе-

* Авторитет первого ранга в этой области В. Томсон вычислил, что не-многим более сотни миллионов лет вероятно прошло с тех пор, как земля на-столько остыла, что на ней могли жить растения и животные.

53

ния должен был приостановиться; в лучшем случае это население численно могло остаться на одном и том же уровне. Но все животные в высшей степени расточительны в отношении предметов питания и притом часто уничтожают в зародыще их естественный прирост. Волк, в противоположность охотнику, не щадит козули, которая в ближайшем году должна была бы доставить ему козлят; козы в Греции, которые пожирают все мелкие кустарники, не давая им подрасти, оголили все горы страны. Это «хищническое хозяйство» животных играет важную роль в процессе постепенного изменения видов, так как оно заставляет их приспособляться к новым, необычайным ро-дам пищи, благодаря чему кровь приобретает другой химический состав и вся физическая конституция постепенно становится иной, виды же, установившиеся раз навсегда, вымирают. Нет никакого сомнения, что это хищническое хозяйство необычайно способствовало очеловечению наших предков. У той расы обезьян, которая превос-ходила все остальные смышленностью и приспособляемостью, это хищническое хозяйство должно было привести к тому, что все боль-шее и большее количество новых растений, а из этих растений все большее количество съедобных частей стало употребляться в пищу;

одним словом, к тому, что пища стала более разнообразной, след-ствием чего было проникновение в организм все более разнообразных элементов, создавших химические предпосылки очеловечения. Но тут еще труд в собственном смысле слова не играл никакой роли. Про-цесс труда начинается только при изготовлении орудий. А что пред-ставляют собой наиболее древние орудия, которые мы находим, – наиболее древние, судя по найденным при раскопках предметам утвари доисторических людей и по образу жизни наиболее ранних исторических народностей и наиболее примитивных современных дикарей? Эти орудия представляют собою орудия охоты и рыболов-ства; первые являются одновременно и предметами вооружения. Но охота и рыболовство предполагают переход от исключительного употребления растительной пищи к потреблению наряду с ней и мяса, а это знаменует собой новый важный шаг на пути к очело-вечению. Мясная пища содержит в почти готовом виде наиболее важные элементы, в которых нуждается организм для своего обмена веществ. Мясная пища сократила как процесс пищеварения, так и продолжительность других, соответствующих явлениям раститель-ного царства растительных процессов в организме и сберегла этим больше времени, элементов и энергии для активного выявления животной, в собственном смысле слова, жизни. И чем больше фор-мирующийся человек удалялся от растительного царства, тем более он возвышался также над животным. Как приучение диких кошек и собак к потреблению растительной пищи рядом с мясной способ-ствовало тому, что они стали слугами человека, так и приучение к мясной пище рядом с растительной чрезвычайно способствовало увеличениюфизической силы и самостоятельности формирующегося человека. Наиболее существенное влияние однако мясная пища ока-зала на мозг, получивший, благодаря ей, в большем количестве, чем раньше, вещества, в которых он нуждается для своего питания и развития, что дало ему возможность быстрей и полней совершенствоваться из поколения п поколение. Рискуя навлечь на себя гнев господ вегетарианцев, приходится признать, что мясная пища яви-

54

лась необходимой предпосылкой развития человека, и если потреб-ление мясной пищи у всех известных нам народов в то или иное время влекло за собой даже людоедство (предки берлинцев, вела-табы или вильцы, еще в Х столетии поедали своих родителей), то нам теперь до этого нет никакого дела.

Введение в потребление мясной пищи привело к двум усовер-шенствованиям, имеющим огромное значение: к пользованию огнем и к приручению животных. Первое сократило еще более процесс пище-варения, так как оно доставляло рту, так сказать, уже полуперева-ренную пищу; второе обогатило запасы мясной пищи, так как наряду с охотой оно открыло новый источник, откуда ее можно было регу-лярно черпать, и доставило в виде молока и его продуктов новый, по разнообразию элементов равноценный мясу, предмет питания. 'Таким образом оба эти усовершенствования стали непосредственно средствами эмансипации для человека. Останавливаться здесь по-дробно на их косвенных последствиях, как ни важны они были для развития человека и общества, мы не можем, так как это отвлекло бы нас слишком в сторону.

Подобно тому как человек научился потреблять все съедобнее, он научился жить также во всяком климате. Он рассеялся по всему обитаемому миру, он единственное животное, которое в состоянии бы-ло это сделать. Другие животные, сумевшие повсюду акклиматизиро-ваться, делали это не самостоятельно, а следуя за человеком, как например домашние животные и насекомые. И переход от равномерно жаркого климата первоначальной родины в более холодные страны, где год делится между зимой и летом, создал новые потребности, по-требности в жилище и платье для защиты от холода и сырости, соз-дал таким образом новые области труда, новые формы активности, которые все более отдаляли человека от животного.

Благодаря совместной работе руки, органов речи и мозга нетолько индивидуумы в отдельности, но и в обществе люди приобрели спо-собность выполнять все более сложные операции, ставить себе все более высокие цели и достигать их. Процесс труда становился от поколения к поколению более разнообразным, более совершенным, болee многосторонним. К охоте и скотоводству прибавилось земле-делие, затем прядение, ткачество, обработка металлов, гончарное ремесло, судоходный промысел. Наряду с торговлей и промыслами появились искусство и наука. Из племен развились нации и госу-дарства, развились право и политика, а вместе с ними то фантасти-ческoeотражение человеческого бытия в человеческой голове, которое представляет собой религия. Перед всеми этими образованиями, которые представлялись сначала продуктами головы, господствую-щи над обществом, отступали на задний план более скромные произведения человеческой руки, тем более что голова, имевшая задачу составлять планы для трудовых операций, уже на очень ранней ступени развития (например уже в первобытной семье) имела возможность заставить чужие руки заняться практическим выполнением своих предначертаний. В голове, в развитии и деятельности мозга единственные двигатели быстро развивающейся цивилизации. Люди привыкли при объяснении своих действий исходить из своего мышления, а не из своих потребностей (которые конечно отражаются в голове, осознаются), и таким образом возникло с те-

55

чением премени то идеалистическое миросозерцание, которое с эпохи падения античного мира владело умами. Око владеет и теперь ими в такой мере, что даже материалистически мыслящие естество-испытатели из школы Дарвина не могут себе составить ясного пред-ставления о происхождении человека, так как в силу влияния этого идеалистического миросозерцания они не видят роли, которую играл при этом труд.

Животные, как уже было вскользь упомянуто, изменяют своей деятельностью внешнюю природу так же, если и не в такой же мере, как человек, и эти совершаемые ими изменения окружающего ока-зывают, как мы видим, обратное влияние на виновников этих изме-нений. Ибо в природе ничто не совершается обособленно. Каждое явление воздействует на другое и обратно, и в забвении факта этого всестороннего движения и взаимодействия и кроется в большинстве случаев то, что мешает нашим естествоиспытателям видеть ясно самые простые вещи. Мы видели, как козы сделали невозможным новое об-лесение Греции; на острове св. Елены козы и свиньи, привезенные первыми колонистами, сумели истребить без остатка всю старую растительность острова и этим подготовили почву для распростране-ния других, привезенных позднее шкиперами и колонистами расте-ний. Но если животные оказывают прочное влияние на окружаю-щую природу, то это происходит без всякого намерения с их стороны, и является по отношению к этим самым животным чем-то случайным. Чем более однако люди отдаляются от животных, тем более их про-цесс воздействия на природу принимает характер преднамеренных, планомерных, направленных к определенным, заранее намеченным целям, действий. Животное уничтожает растительность какой-ни-будь местности, не ведая, что творит. Человек же ее уничтожает, чтобы на освободившейся почве посеять полевые плоды, насадить деревья или разбить виноградник, которые – он это знает – воз-наградят сторицей его труд. Он переносит культурные растения и домашних животных из одной страны в другую и изменяет таким образом флору и фауну целых частей света. Более того. При помощи разных искусственных приемов выращивания растения и животные так изменяются под рукой человека, что они становятся неузна-ваемыми. Те дикие растения, от которых ведут свое происхождение наши хлебные культуры, еще до сих пор не найдены. От какого дикого животного происходят наши между собой столь различные собаки или наши многочисленные лошадиные породы, – является еще и по сию пору спорным.

Ясно впрочем само собой, что мы не думаем отрицать у живот-ных способность к планомерным, преднамеренным действиям. Напро-тив, планомерный образ действия существует в зародыше везде, где есть протоплазма, где живой белок существует и реагирует, т. е. со-вершает хотя бы самые простые движения как следствие определен-ных раздражений извне. Такая реакция имеет место уже там, где еще нет никакой клетки, не говоря уже о нервной клетке. Прием, при помощи которого насекомоядные растения захватывают свою добычу, представляется тоже в известном отношении планомерным, хотя со-вершается совершенно бессознательно. У животных способность к сознательным, планомерным действиям развивается параллельно раз-витию мозговой системы и достигает у млекопитающих высокой сту-

56

пени развития. При охоте на лисицу в Англии можно ежедневно наблюдать, как безощибочно лисица умеет применять свое велико-лепное знание местности, чтобы скрыться от своих преследователей, и как хорошо она знает и умеет использовать все благоприятные для нее свойства местоположения, прерывающие ее следы. У наших – благодаря общению с людьми более высоко развитых—домашних животных можно ежедневно заметить акты хитрости, стоящие наоди-наковом уровне с такими же актами у детей. Ибо, подобно тому как история развития человеческого зародыша во чреве матери предста-вляет собой только сокращенное повторение развертывавшейся на протяжении миллионов лет истории физического развития наших животных предков, точно так же и духовное развитие ребенка пред-ставляет собой только еще более сокращенное повторение умствен-ного развития тех же предков, – по крайней мере более поздних. Но все планомерные действия всех животных не сумели наложить на природу печать их воли. Это смог сделать только человек.

Коротко говоря, животное пользуется только внешней природой и производит в ней изменения просто в силу своего присутствия;

человек же своими изменениями заставляет ее служить своим целям, господствует над ней. И это последнее – важное отличие человека от остальных животных, и этим отличием человек опять-таки обязан труду. (Облагорожение.)

Не будем однако слишком обольщаться нашими победами над природой. За каждую такую победу она нам мстит. Каждая из этих побед имеет, правда, в первой линии те последствия, на которые мы рассчитывали, но во второй и третьей линии совсем другие, непредви-денные последствия, которые слишком часто уничтожают значение первых. Людям, которые в Месопотамии, в Греции, в Малой Азии и в других местах выкорчевывали леса, чтобы добыть таким путем па-хотную землю, и не снилось, что они этим положили начало нынеш-нему опустошению этих стран, лишив их вместе с лесами центров собирания и хранения влаги. Когда альпийские итальянцы вырубили на южном склоне гор хвойные леса, так заботливо охраняемые на северном, они не предвидели, что этим подрезывают корни скотовод-ства в их области; еще меньше они предвидели, что этим лишают свои горные источники воды на большую часть года, с тем еще эффектом, что тем более бешеные потоки они будут изливать в долину в период дождей. Распространители картофельной культуры в Европе не знали, что они одновременно с мучнистыми клубнями распростра-няют и золотуху. Так на каждом шагу мы волей-неволей замечаем, что мы ни в коем случае не властвуем над природой так, как завое-ватель властвует над чужим народом, как кто-либо, находящийся вне природы, – что мы, наоборот, нашей плотью, кровью и мозгом принадлежим ей и внутри нее находимся, что все наше господство над ней состоит в том, что мы в отличие от всех других существ умеем постигать и правильно применять ее законы.

И мы в самом деле с каждым днем научаемся правильно понимать ее законы и постигать как наиболее близкие, так и наиболее от-даленные последствия нашего активного вмешательства в ее есте-ственный ход. В частности после мощного движения вперед есте-ственных наук в нашем столетии мы станем все более и более способ-ными предвидеть, а благодаря этому и регулировать наиболее отда-

57

ленные последствия по крайней мере наших наиболее обычных производительных процессов. И чем в большей мере но станет фак-том, тем в большей мере люди будут не только чувствовать, но и со-знавать свое единство с природой и тем невозможней станет то бес-смысленное и противоестественное представление о какой-то противо-положности между духом и материей, человеком и природой, душой и телом, – представление, возникшее в Европе в период упадка клас-сической древности и нашедшее свое высшее развитие в христианстве.

Но если уже потребовались тысячелетия, для того чтобы мы на-учились учитывать заранее отдельные естественные последствия нашей, направленной на производство, деятельности, то еще труднее нам давалась эта наука в отношении общественных последствий этих действий. Мы упомянули о картофеле и о сопровождавшей его рас-пространение золотухе. Но что может значить золотуха в сравнении с теми последствиями для жизненного положения народных масс целых стран, которые повлекла за собой понижение уровня питания рабочих до сведения его к одной картофельной пище; что значит зо-лотуха в сравнении с тем голодом, который постиг в 1847 г. вслед-ствие болезни картофеля Ирландию! Следствием этой катастрофы была смерть одного миллиона и вынужденная эмиграция за океан двух миллионов питающихся лишь картофелем, или почти только кар-тофелем, ирландцев. Когда арабы научились дестиллировать алко-голь, им и в голову не приходило, что они этим создали одно из глав-ных орудий, при помощи которого будут истреблены аборигены тогда еще даже не открытой Америки. И когда Колумб потом открыл Аме-рику, то он не знал, что он этим пробудил к новой жизни давно исчез-нувший в Европе институт рабства и положил основание торговле неграми. Люди, которые в XVII и XVIII столетиях работали над созданием паровой машины, не представляли себе, что они создают орудия, которые в большей мере, чем что-либо другое, окажут рево-люционизирующее влияние на общественные отношения мира и в частности Европы, путем концентрации богатств в руках меньшин-ства, что обездоление огромного большинства сначала доставит со-циальное и политическое господство буржуазии, а затем однако вызовет классовую борьбу между буржуазией и пролетариатом, ко-торая должна закончиться низвержением буржуазии и уничтожением классовых противоречий. Но и в этой области мы постепенно научи-лись путем долгого, часто жестокого опыта, путем собирания и ана-лиза исторического материала ясно учитывать посредственные, наиболее отдаленные последствия нашей производительной деятель-ности. Таким путем нам дается возможность подчинить их себе и регулировать.

Чтобы это регулирование однако практически осуществить, для этого требуется нечто большее, чем простое познание. Для этого требуется радикальное изменение господствующего доныне способа производства и в месте с ним всего нашего современного социаль-ного строя.

Все существовавшие доныне способы производства стремились только к получению от процесса труда непосредственных полезных эффектов. Дальнейшие – выявляющиеся более поздно и благодаря повторению и накоплению приобретающие решающее значение – последствия совершенно игнорируются. Первоначальная общинная

58

собственность на землю соответствовала, с одной стороны, уровню развития людей, замыкавшему их кругозор пределами своего при-

хода, и предполагала, с другой стороны, известный излишек земель-ных запасов, открывавших известный простор для исправления воз- можных дурных результатов этого примитивного хозяйства. С ис-чезновением этого излишка приходит в упадок и общинная собствен-ность. Все более высокие формы производства однако привели в своем дальнейшем развитии к разделению населения на различные классы и тем самым к противоречию между господствующими и угне-тенными классами. Но благодаря этому интерес господствующего класса стал единственным движущим фактором производства, по-скольку последнее не ограничивалось удовлетворением элементарней-ших потребностей угнетенных. Наиболее ярко это сказывается в гос-подствующем ныне в Европе капиталистическом способе производ-ства. Отдельные господствующие над производством и обменом ка-питалисты могут заботиться о непосредственных полезных эффектах своих действий. Даже самый этот полезный эффект – поскольку речь идет о полезности произведенного или обмениваемого товара – отступает совершенно на задний план, и единственной движущей силой является возможность барыша при продаже.

Классическая политическая экономия – эта социальная наука буржуазии – занимается главным образом непосредственно пред-намеренными общественными результатами человеческих поступков, связанных с производством и обменом. Это вполне соответствует общественному строю, теоретическим выражением которого она является. Так как отдельные капиталисты занимаются производ-ством и обменом ради непосредственной прибыли, то во внимание могут приниматься прежде всего лишь ближайшие, непосредствен-нейшие результаты. Когда отдельный фабрикант или купец продает изготовленный или закупленный товар с обычной прибылью, то это его вполне удовлетворяет, и он совершенно не интересуется тем, что будет дальше с этим товаром и купившим его лицом. То же самое относится и к физическим результатам этих же поступков. Какое было дело испанским плантаторам на Кубе, выжигавшим леса на склонах гор и получившим в золе от пожара удобрение, хватавшее на одно поколение очень доходных кофейных деревьев, – какое им было дело до того, что тропические ливни потом смывали беззащитный верхний слой почвы, оставляя после себя обнаженные скалы! При теперешнем способе производства считаются – по отношению к природе, как и к обществу, – главным образом лишь с первым осязательным успехом. Ничего удивительного поэтому нет в том, что отдаленные последствия направленных в эту сторону поступков оказываются совершенно иного, по большей части даже противоположного харак-тера; чтo гapмoния между спросом и предложением превращается в полярную противоположность, как это показывает течение каждого десятилетнего промышленного цикла и как могла убедиться в этом и Германия, испытав маленькую пробу ее в виде известного «краха»; что основывающаяся на собственном труде частная собственность с неизбежностью превращается в отсутствие собственности у трудя-щихся, между тем как богатства все больше и больше концентри-руются в руках нетрудящихся; что... [Статья здесь обрывается].

59

ЕСТЕСТВОЗНАНИЕ В МИРЕ ДУХОВ

Существует старый, ставший уже народной пословицей афоризм диалектики, что крайности сходятся. Мы поэтому вряд ли ошибемся, когда станем искать самые крайние степени фантазерства, легкове-рия и суеверия не у той естественно-научной школы, которая, подобно немецкой натурфилософии, пыталась втиснуть <внешний> объек-тивный мир в рамки своего субъективного мышления, а, наоборот, у того противоположного направления, которое, чванясь одним лишь опытом, относится с суеверным презрением к мышлению и дошло действительно до геркулесовых столбов в своей теоретической без-заботности... Эта школа господствует в Англии. Уже ее родоначаль-ник, прославленный Френсис Бэкон, требует внимания к своему новому эмпирико-дедуктивному методу, чтобы достигнуть при его помощи прежде всего следующих вещей: продления жизни, омоло-жения в известной степени, изменения телосложения и черт лица, превращения одних тел в другие, создания новых видов, победы над воздухом и вызывания грозы; он жалуется на то, что э-ти исследова-ния были заброшены, и дает в своей естественной истории форменные рецепты для изготовления золота и совершения разных чудес. Точно так же и Исаак Ньютон занимался на старости лет комментариями к «Откровению» Иоанна. Поэтому нет ничего удивительного в том, что за последние годы английский эмпиризм в лице некоторых из своих, далеко не худших, представителей стал как будто бы оконча-тельно жертвой вывезенного из Америки духовидения и духовы-стукивания.

Из естествоиспытателей сюда относится прежде всего высоко-заслуженный зоолог и ботаник Альфред Рэссель Уоллес, тот самый, который выдвинул одновременно с Дарвином теорию изменения видов путем естественного подбора. В своей книжке «On miracles and modern spiritualism)» London, Burns, 1875, он рассказывает, что впер-вые его опыты в этой отрасли естествоведения откосятся к 1844 г., когда он присутствовал на лекциях господина Спенсера Холля о месмеризме, под влиянием которых он проделал на своих учениках аналогичные эксперименты. «Я необычайно заинтересовался этой те-мой и стал заниматься ею со всей страстью (ardour)»[84]. Он не только вызывал магнетический сон с явлениями окоченения членов и мест-ной потери чувствительности, но подтвердил также правильность галлевской карты черепа, ибо, прикасаясь к любому галлевскому органу, вызывал у замагнетизированного субъекта соответственную деятельность, выражавшуюся в оживленной и надлежащей жестику-ляции. Он далее установил, что когда он прикасался к своему па-циенту, то последний переживал все ощущения оператора; он дово-дил его до состояния опьянения стаканом воды, говоря ему, что это коньяк. Одного из учеников он мог даже в состоянии бодрствования

60

доводить до такого одурения, что тот забывал свое собственное имя,-

результат, которого впрочем иные учителя добиваются и без мес-

меризма. И так далее.

И вот оказывается, что я тоже зимою 1843/44 г. видел в Манче-

стере этого господина Спенсера Холля. Это был самый обыкновен-ный шарлатан, объезжавший с благословения нескольких попов провинцию и проделывавший над одной молодой девицей магнети-ческо-френологические опыты, имевшие целью доказать бытие бо-жие, бессмертие души и ложность проповедывавшегося тогда оуэ-нистами во всех больших городах материализма. Эту даму он при-водил в состояние магнетического усыпления, и она, после того как оператор касался любого галлевского органа на ее черепе, начинала делать театральные жесты и принимать торжественные позы, свиде-тельствовавшие о деятельности указанного органа; так например, когда он касался органа любви к детям (philoprogenitiveness), она начинала укачивать и целовать воображаемого ребенка и т. д. Этот бравый Холль обогатил тогда галлевскую карту черепа новым остро-вом Баватарией: на самой макушке он открыл орган обожания, при прикосновении к которому его гипнотическая девица становилась на колени, разводила руками, изображая перед изумленной фили-стерской аудиторией погруженного в молитвенный экстаз ангела. Это было высшим, заключительным пунктом представления. Бытие божие было доказано.

Я и один мой знакомый заинтересовались, подобно господину Уоллесу, этими, явлениями и попытались воспроизвести их. Субъек-том мы выбрали одного бойкого двенадцатилетнего мальчика. При неподвижно устремленном на него взгляде или поглаживании было не трудно вызвать у него гипнотическое состояние. Но так как мы были не столь легковерны, как господин Уоллес, и отнеслись к во-просу с меньшим энтузиазмом, чем он, то мы пришли к совершенно иным результатам. Если отвлечься от легко получавшегося окоче-нения мускулов и потери чувствительности, то мы могли только кон-статировать состояние полной пассивности воли в соединении со своеобразной сверхвозбудимостью ощущений. Если пациента вызы-вали каким-нибудь внешним возбуждением из состояния летаргии, то он обнаруживал гораздо большую живость, чем в состоянии бодр-ствования. Мы не нашли и следа таинственной связи с оператором. Любой другой человек мог точно так же действовать на нашего за-гипнотизированного субъекта. Для нас было сущим пустяком за-ставить действовать галлевские черепные органы; мы добились го-раздо большего: мы не только могли заменять их друг другом и распо-лагать по всему телу, но сфабриковали массу других органов, орга-нов пения, свистения, дудения, танцования, боксирования, шитья, сапожничания, курения и т. д., располагая их там, где мы этого хотели. Если пациент Уоллеса становился пьян от воды, то мы от-крыли в большом пальце ноги орган опьянения, и достаточно нам было только коснуться его, чтобы получить чудеснейшую комедию опьянения. Но само собою разумеется, что ни один орган не обнару-живал и следа какого-нибудь действия, если пациенту не давали по-нять, чего от него ожидают; благодаря практике наш мальчик вскоре усовершенствовался до того, что ему достаточно было малейшего намека. Порожденые таким образом органы сохраняли свою силу

61

раз навсегда и для всех позднейших усыплений, если только их не

изменяли тем же самым путем. Словом, у нашего пациента была двойная память: одна для состояния бодрствования, а другая, совершенно обособленная, для гипнотического состояния. Что касается пассивности воли, абсолютного подчинения ее воле третьего лица, то в ней нет ничего чудесного, если только помнить, что все состояние нача-лось с подчинения воли пациента воле оператора и не могло полу-читься без этого подчинения. Самый могущественный чародей-маг-нетизер становится бессильным, лишь только его пациент начи-нает смеяться ему в лицо.

Итак, в то время как мы при нашем легкомысленном скепти-цизме нашли в основе магнетическо-френологического шарлатан-ства ряд явлений, отличающихся от явлений в состоянии бодрство-вания только по степени, и обошлись без всяких мистических истол-кований этих фактов, страстность (ardour) довела господина Уол-леса до всякого рода самообманов, благодаря которым он подтвердил во всех подробностях галлевскую карту черепа и нашел таинствен-ную связь между оператором и пациентом *. В прямодушном до на-ивности рассказе господина Уоллеса видно повсюду, что ему важно было не столько исследовать фактическую подпочву спиритического шарлатанства, сколько во что бы то ни стало воспроизвести все явле-ния. Достаточно подобного умонастроения, чтобы исследователь в короткое время превратился путем простого и легкого самообмана в адепта этих явлений. Господин Уоллес закончил верой в магнети-ческо-френологические чудеса и очутился уже одной ногой в мире духов.

Другой ногой он вступил в него в 1865 г. Опыты со столоверчением ввели его, когда он вернулся из двенадцатилетнего путешествия под тропиками, в общество различных «медиумов». Вышеназванная книжка свидетельствует о том, как быстры были здесь его успехи, с каким совершенством он овладел всем относящимся сюда мате-риалом. В ней не только принимаются за чистую монету все мнимые чудеса Гомов, братьев Дэвенпортов и других, выступающих более или менее за деньги и большею частью разоблачаемых как обман-щики медиумов, но приводится и длинный ряд якобы достоверных историй о духах из прошлого времени. Греческие пифии, средневе-ковые ведьмы были медиумами, а Ямвлих уже очень точно описы-вает в De divinatione «поразительнейшие явления современного спи-ритизма» [85].

Приведем лишь один пример того, как легко господин Уоллес относится к вопросу о научном установлении и подтверждении этих чудес. Нужна несомненно значительная доза предвзятости, чтобы поверить, будто господа духи дают фотографировать себя, и мы в праве требовать самого бесспорного подтверждения подобных фото-графий духов прежде, чем мы их примем за подлинные. И вот госпо-дин Уоллес рассказывает на стр. 187, что в марте 1872 г. госпожа Гуппи, урожденная Никольс, главный медиум, снялась вместе с своим мужем и своим маленьким мальчиком у господина Гудсона

* Как уже сказано, пациенты совершенствуются благодаря упражнению. Поэтому вполне возможно, что когда подчинение воли стало привычным, отно-шение между оператором и пациентом делается интимней, отдельные явления усиливаются, обнаруживаясь слабо даже в состоянии бодрствования.

62

в Нотингхилле и что на двух различных снимках за ней была видна

в благословляющей позе высокая женския фигура с чертами лица несколько восточного типа, художестигнко (finely) задрапирован-ная в белый газ. «Здесь из двух вещей одна является абсолютно достоверной *. Либо перед нами здесь живое разумное, но невиди-мое существо, либо же господин и госпожа Гуппи, фотограф и какая-нибудь четвертая особа поверили в бесстыдный (wicked) обман и с тех пор всегда поддерживали его. Но я отлично знаю господина и госпожу Гуппи и абсолютно убежден, что они так же мало спо-собны на подобного рода обман, как какой-нибудь серьезный иска-тель истины в области естествознания».

Итак либо обман, либо фотографии духов. Отлично. А в случае обмана либо дух был уже заранее на пластинках, либо в нем должны были участвовать четыре лица, или пусть три, если мы отведем в качестве невменяемого или обманутого человека старика Гуппи, умершего в январе 1875 г. в возрасте 84 лет (достаточно было его ото-слать за ширмы). Нам нечего доказывать, что фотографу было бы не особенно трудно раздобыть «модель» для духа. Но фотограф Гуд-сон был вскоре публично уличен в профессиональной фабрикации фотографий духов, в связи с чем господин Уоллес мягко замечает:

«Одно во всяком случае ясно: если и происходит обман, то он тотчас же раскрывается самими спиритами» [86]. Таким образом на фото-графа не приходится особенно полагаться. Остается госпожа Гуппи, а за нее говорит «абсолютное убеждение» приятеля Уоллеса—и больше ничего. Больше ничего? Нет, не так. В пользу абсолютной правдивости госпожи Гуппи говорит ее утверждение, что однажды вечером, в начале июня 1871 г., она была перенесена в бессознатель-ном состоянии по воздуху из своей квартиры в Highbury Hill Park на Lambs Conduit Street 69 – что составляет три английских мили по прямой линии – и была положена в названном доме № 69 на стол во время одного спиритического сеанса. Двери комнаты были за-перты, и хотя госпожа Гуппи одна из дороднейших дам Лондона, – а это кое-что значит, – но все же ее внезапное вторжение не произ-вело ни малейшего отверстия ни в дверях, HИ в потолке (рас-сказано в лондонском «Echo» 8 июня 1871 г.). А кто после этого откажется верить в подлинность фотографий духов, тому ничем не поможешь.

Вторым видным адептом спиритизма среди английских естество-испытателей является господин Уильям Крукс, тот самый, который открыл химический элемент таллий и радиометр (называемый в Гер-мании также Lichtmuhle). Господин Крукс начал исследовать около 1871 г. спиритические явления, применяя при этом целый ряд физи-ческих и механических аппаратов, пружинных весов, электрических батарей и т. д. Мы увидим сейчас, взял ли он с собой главный аппа-рат, скептически-критическую голову, и сохранил ли его до конца в пригодном для работы состоянии. Во всяком случае, через корот-кий срок господин Крукс оказался также в плену у спиритизма, как и господин Уоллес. «Вот уже несколько лет, – рассказывает он, —

* Here, then, one of two things are absofuteiy certain. Мир духов стоит выше грамматики. Однажды какой-то шутник вызвал дух грамматика Линдлея Меррэ. На вопрос, присутствует ли он, он ответил; I are (по-американски – вместо I am). Медиум был из Америки.

63

как одна молодая дама, мадемуазель Флоренс Кук, обнаруживает замечательные медиумические качества: в последнее время она до-шла до того, что производит целую женскую фигуру, которая, ПО ЕЕ словам, происходит из мира духов и появляется босиком, в белом волнистом одеянии, между тем как медиум, одетый и темное и свя-занный, лежит в глубоком сне в занавешенном помещении (cabinet) или соседней комнате». Дух этот, называющий себя Кети и удиви-тельно похожий на мадемуазель Кук, был однажды вечером схвачен вдруг за талию господином Фолькманом, – теперешним супругом госпожи Гуппи, – который держал, его, желая убедиться, не яв-ляется ли он вторым изданием мадемуазель Кук; дух вел себя при этом, как вполне материальная девица, и мужественно защищался;

зрители вмешались, газ был потущен, а когда после некоторой возни восстановилось спокойствие и комната была освещена, то дух исчез, а мадемуазель Кук оказалась лежащей связанной и без со-знания в своем углу. Однако говорят, будто господин Фолькман и поныне утверждает, что он схватил именно мадемуазель Кук, и ни-кого другого. Чтобы установить это научным образом, один знамени-тый электрик господин Варли провел ток электрической батареи через медиума – мадемуазель Кук, так что последняя не могла бы представлять духа, не прервав тока. Но дух все же появился. Таким образом это было отличное от Кук существо. Господин Крукс взял на себя задачу установить это. Первым шагом его при этом было снис-кать себе доверие дамы-духа. Доверие это, – повествует он сам в Spiritualist от 5 июня 1874 г., – «возросло постепенно до того, что она отказывалась от сеанса, если я не распоряжался всем устройством его. Она высказывала пожелание, чтобы я находился поблизости от нее, поблизости к кабинету; я нашел, что после того, как устано-вилось это доверие и она убедилась, что я не нарушу ни одного дан-ного ей обещания, все явления значительно усилились, и я получил добровольно доказательства, которых нельзя было бы получить иным путем. Она часто советовалась со- мной по поводу присутствую-щих на сеансах лиц и отводимых им мест, ибо за последнее время она стала очень нервной под влиянием некоторых безрассудных намеков, что наряду с прочими методами исследования более науч-ного характера следовало бы применить и насилие».

Барышня-дух вознаградила в полной мере это столь же любезное, сколь и научное доверие. Она даже появилась – и это теперь не должно нас удивлять – в доме господина Крукса, играла с его детьми, рассказывала им «анекдоты из своих приключений в Индии», угощала господина Крукса повестями о «некоторых из горьких испытаний своей прошлой жизни», дала ему брать себя в руки, чтобы он мог убедиться в ее осязательной материальности, позволила ему определить у нее число биений пульса и дыханий в минуту и под ко-нец даже согласилась сняться на фотографии рядом с господином Круксом. Эта фигура, – говорит господин Уоллес, – которую можно было видеть, осязать, фотографировать и с которой можно было беседовать, абсолютно исчезла из одной маленькой комнаты, из ко-торой не было другого выхода, как через примыкающую, перепол-ненную зрителями комнату» [87], в чем не следует видеть особенного искусства, если допустить, что зрители были достаточно вежливы и обнаружили по отношению к Круксу, в доме которого все это про-

64

исходило, столько же доверия, сколько он обнаруживал по отношению к духу.

К сожалению, эти «вполне достоверные явления» кажутся не вполне вероятными и самим господам спиритам. Мы видели выше, как настроенный весьма спиритически господин Фолькман позволил

себе весьма материальный жест. Далее, одно духовное лицо, член комитета «Британской национальной ассоциации спиритов», тоже присутствовал на сеансе мадемуазель Кук и без труда установил,

что комната, через дверь которой приходил и уходил дух, сообща- лась с внешним миром при посредстве второй двери. Поведение при- сутствовавшего также при этом господина Крукса «нанесло послед-ний, смертельный удар моей вере, что в этих явлениях может быть нечто серьезное». (Mystic London, by the Rev. С. Maurice Davies, London, Tinsley Brothers)

В довершение всего в Америке выяснилось, как можно «мате-риализовать» «Кэти». Одна супружеская чета, по имени Хольмс, давала в Филадельфии представления, на которых тоже появлялась некая «Кэти», получавшая от верующих изрядное количество даров. Но один скептик не успокоился до тех пор, пока не напал на след на-званной Кэти, которая впрочем однажды уже устроила забастовку из-за недостаточной платы; он нашел ее в одном boar'dingshouse (частной гостинице) и убедился, что это – молодая дама бесспорно из плоти и крови, имевшая при себе все полученные ею в качестве духа подарки.

Но и материк должен был быть осчастливен своим научным духовидцем. Какая-то петербургская научная корпорация, – не знаю точно, Университет ли или даже Академия,—делегировала господ статского советника Аксакова и химика Бутлерова для изуче-ния спиритических явлений, из чего впрочем не получилось, кажется, ничего путного. Но зато – если только верить громогласным заявлениям господ спиритов – и в Германии появился свой герой спиритизма в лице профессора господина Цельнера из Лейпцига, <(По поводу) господина Цельнера определенно сказано; я повторяю здесь лишь циркулирующие в лондонском спиритическом мире утверждения. Если они неверны, то господин Цельнер должен быть мне благодарен за то, что я даю ему возможность исправить их. Если же они верны...>

Как известно, господин Цельнер работает уже много лет в обла-сти «четвертого измерения пространства», причем он открыл, что мно-гие вещи, невозможные в пространстве трех измерений, происходят сами собой в пространстве четырех измерений. Так например в этом последнем пространстве можно вывернуть, как перчатку, замк-нутый металлический шар, не проделав в нем дыры; точно так же можно завязать узел на не имеющей с обеих сторон концов или закре-пленной на обоих концах нитке; можно также переплести два раздель-ных замкнутых кольца, не раскрывая ни одного из них, и тому по-добные вещи. Теперь, если верить последним торжествующим сооб-щениям из мира духов, господин профессор Цельнер обратился к одному или нескольким медиумам, чтобы с их помощью установить местопребывание четвертого измерения. Успех при этом был порази-тельный. Спинка стула, на который он опирался верхней частью руки, в то время как кисть руки не покидала стола, оказалась после сеанса переплетенной с рукой; на припечатанной с обоих концов к

65

столу нити появились четыре узла и т. д. Словом, духи, играючи,

произвели все эти чудеса четвертого измерения, Замечу: relata refero,

я не настаиваю на верности бюллетеней духов, и если и них имеются

какие-нибудь ошибки, то господин Цельнер должен быть благода-

рен мне за повод исправить их. Но если они верно передают резул-

таты опытов господина Цельнера, то они безусловно знаменуют

начало новой эры в науке о духах и в математике. Духи доказывают существование четвертого измерения, как и четвертое измерение свидетельствует о существовании духов. А раз это установлено, то

перед наукой открывается совершенно новое, необозримое поле дея-тельности. Вся математика и естествознание прошлого были только преддверием к математике четвертого и высших измерений и к ме--

ханике, физике, химии, физиологии пребывающих в этих высших

измерениях духов. Ведь установил же научным образом господин

Крукс, как велика потеря веса столов и другой мебели при переходе

ее—мы можем теперь утверждать—в четвертое измерение, а гос-

-подин Уоллес считает доказанным, что огонь не вредит там человече--

скому телу. А как интересна физиология тел этих духов! Они дышат,

у них есть пульс, —значит они обладают легкими, сердцем и крове--

носной системой, и следовательно они вероятно так же одарены в

отношении других телесных органов, как и мы, обыкновенные смерт--

ные. Ведь для дыхания необходимы углеводы, сгорающие в легких,

а они могут доставляться только извне. Итак мы имеем уже желу--

док, кишечник, со всем относящимся сюда, а раз это констатировано,

то и остальное получается без всяких трудностей. Но существование

этих органов предполагает возможность, заболевания их, а в таком

случае господину Вирхову может быть еще придется написать цел-

люлярную патологию мира духов. А так как большинство этих ду--

хов удивительно прекрасные дамы, которые ничем, ну решительно

ничем, не отличаются от земных барышень, разве только своей сверх-

земной красотой, то долго ли придется ждать до тех пор, пока, они

появятся «мужам, которые чувствуют любовь»? А если здесь имеются

также констатированные господином Круксом по биению пульса

«женские сердца», то перед естественным подбором открывается

тоже четвертое измерение, и нечего опасаться, чтобы его смешали с

этой гадкой социал-демократией.

Но довольно. Мы здесь наглядно убедились, каков самый на-дежный путь от естествознания к мистицизму. Это не натурфило-софская теория со всеми ее уродливостями и чрезмерностями, а са-мый плоский, презирающий всякую теорию, относящийся недовер-чиво ко всякому мышлению эмпиризм. Существование духов дока-зывается не на основании априорной необходимости, а на основании результатов опытных наблюдений господ Уоллеса, Крукса и компа-нии. Так как мы верим спектрально-аналитическим наблюдениям Крукса, приведшим к открытию металла таллия, или же богатым зо-ологическим открытиям Уоллеса в Малайском архипелаге, то от нас требуют такого же самого доверия к спиритическим исследова-ниям и открытиям обоих этих ученых. А когда мы заявляем, что здесь есть все-таки маленькая разница, именно, что открытия первого рода мы можем проверить, второго же – нет, то духовидцы отве-чают нам, что это неверно и что они готовы дать нам возможность проверить и спиритические явления.

66

Презрение к диалектике не остается безнаказанным. Сколько бы

ни выказывать пренебрежения ко всякому теоретическому мышле-

нию, все же без последнего невозможно связать связать между собою любых двух естественных фактов или же уразуметь существующую между

ними связь. При этом нажно только одно: мыслят ли правильно

или нет, – и пренебрежение к теории является, само собою разу-

меется, самым надежным способом мыслить натуралистически и

значит неверно. Но неверное мышление, доведенное до конца, приво-

дит неизбежно, по давно известному диалектическому закону, к про-тиворечию со своим исходным пунктом. И таким образом эмпири-

-ческое презрение к диалектике наказывается тем, что некоторые из

самых трезвых эмпириков становятся жертвой самого дикого из всех суеверий – современного спиритизма.

То же самое относится и к математике. Обыкновенные математики метафизического пошиба не перестают горделиво указывать на абсо-лютную непогрешимость результатов их науки. Но к этим результа-там относятся и мнимые величины, получающие благодаря этому и местную реальность. Достаточно однако привыкнуть приписывать —1 или же четвертому измерению реальность вне нашей головы, чтобы решиться сделать еще шаг дальше и признать спиритический мир медиумов. Здесь повторяется то, что Кеттелер сказал о Деллин-гере: «Этот человек защищал в своей жизни столько бессмыслиц, что ему не трудно признать и учение о непогрешимости»!

Действительно, чистый эмпиризм неспособен опровергнуть спи-ритов. Во-первых, «высшие» явления всегда показываются, лишь когда соответственный «исследователь» достаточно обработан, чтобы нидеть только то, что он должен или хочет видеть, как это описывает с такой неподражаемой наивностью сам Крукс. Во-вторых, спирит нисколько не смущается тем, что сотни мнимых фактов оказываются Надувательством, а десятки мнимых медиумов обычными шарлата-нами. Пока не разъяснено до конца любое отдельное мнимое чудо, у спиритов еще достаточно почвы под ногами, как это высказывает определенно Уоллес в связи с историей о поддельных фотографиях духов. Существование подделок только доказывает подлинность под-линных фотографий.

И вот эмпиризм оказывается вынужденным противопоставить назойливости духовидцев не эмпирические эксперименты, а теорети-ческие соображения и сказать вместе с Гексли: «Единственная хо-рошая вещь, которую, по моему мнению, можно было бы вывести из доказательства истины спиритизма, это – новый аргумент против самоубийства. Действительно, лучше жить и быть чистильщиком улиц, чем в качестве покойника болтать чепуху устами какого-нибудь медиума, получающего гинею за сеанс»! [88]

67

СТАРОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ К «АНТИ-ДЮРИНГУ». –

О ДИАЛЕКТИКЕ

1878 г.

*<Предлагаемая работа отнюдь не возникла под влиянием какого-либо «настоятельного внутреннего побуждения». Как раз напротив, мой друг Либкнехт сможет засвидетельствовать, сколько труда ему стоило побудить меня критически рассмотреть новейшую социалисти-ческую теорию господина Дюринга. Но раз я решился на это, мне ничего не оставалось, как рассмотреть эту теорию, выдающую себя за последний практический плод новой философской системы, в сово-купной связи с этой системой, а вместе с тем подвергнуть разбору и всю эту систему. Я вынужден был поэтому последовать за господином Дюрингом в ту обширную область, где он толкует о всевозможней-ших вещах. Так возник ряд статей, печатавшихся с начала 1877 г. в лейпцигском «Vorwarts». Эти статьи и <собранными> предлагаются здесь в связном виде.

Два соображения могут оправдать ту обстоятельность, с которой произведена критика этой, столь незначительной, несмотря на все свои притязания, системы, – обстоятельность, которая диктовалась объективным положением вещей. С одной стороны, эта критика да-вала мне возможность развить в положительном направлении мое понимание спорных вопросов в разнообразных областях, вопросов, имеющих в настоящее время общий теоретический или практический интерес. И как бы мало я ни преследовал цель противопоставить си-стеме господина Дюринга другую систему, все же, надо надеяться, от читателя не укроется внутренняя связь между выдвинутыми мною воззрениями, несмотря на все разнообразие разобранного мною ма-териала.

С другой стороны, «системотворящий» господин Дюринг не пред-ставляет собой единичного явления в современной Германии. С некоторых пор философские системы, в особенности натурфилософ-ские системы, растут в Германии, как грибы после дождя, не гбворя уже о бесчисленных новых системах в политике, политической эко-номии и т. д. Подобно тому как в современном государстве предпола-гается, что каждый гражданин способен судить обо всех тех вопросах, о которых ему приходится подавать голос; подобно тому как в поли-тической экономии исходят из предположения, что каждый поку-патель является знатоком всех тех товаров, которые ему приходится покупать для своего жизненного обихода, точно так же повидимому дело обстоит с наукой. Каждый может писать обо всем, и «свобода науки» понимается как право человека писать обо всем, чего он не

* [Первые 4 абзаца перечеркнуты.)

68

изучал, и выдавать это за единственный строго научный метод.

Господин Дюринг представляет один их характернейших типов этой

Развязной лженауки, которая в наши дни в Германии повсюду

Лезет вперед и все заглушает громом своего пустозвонства высшего

Сорта. Пустозвонство в поэзии, философии, экономии, исторической

науке, пустозвонство с кафедры и трибуны, пустозвонство везде,

пустозвонство как характернейший массовый продукт интеллекту-

альной германской индустрии, с девизом «дешево, но скверно»,—

совсем как другие германские фабрикаты, рядом с которыми оно,

к сожалению, не было представлено на филадельфийской выставке.

Даже немецкий социализм—особенно после доброго примера, по-

данного господином Дюрингом,—довольно успешно занимается

в наши дни пустозвонством высшего сорта; то, что практическое

социал-демократическое движение не дало одурачить себя этому пустозвонству, является новым доказательством замечательно здо-

ровой натуры рабочего класса в нашей стране, в которой в данный

момент, за исключением естествознания, чуть ли не все остальное

заражено болезнью.

Если Негели [89] в своей речи на мюнхенском съезде естествоиспы-тателей заявил, что человеческое познание никогда не будет обладать характером всеведения, то ему очевидно остались неизвестными подвиги господина Дюринга. Подвиги эти заставили меня последо-вать за ним в целый ряд областей, где в лучшем случае я могу выступать лишь в качестве дилетанта. Это относится в особенности к различным областям естествознания, где до сих пор считалось более чем нескромным, если какой-нибудь «профан» пытался высказать свое мнение. Однако меня несколько ободряет высказанное также в Мюн-хене и подробнее разобранное в другом месте замечание господина Вирхова, что каждый естествоиспытатель вне своей собственной спе-циальности является тоже только полузнайкой, vulgo профаном -[90]. Подобно тому как такой специалист может и обязан время от времени заглядывать в соседние области и подобно тому как специалисты в них прощают ему в этом случае неловкость в выражениях и маленькие неточности, так и я взял на себя смелость привести естественные про-цессы и законы природы в виде доказательства моего общего теоре-тического мировоззрения, рассчитывая на то же снисхождение>.

Всякому, кто занимается теоретическими вопросами, результаты современного естествознания навязываются с той же принудитель-ностью, с какой современные естествоиспытатели – желают ли они того или нет – вынуждены приходить к общетеоретическим выво-дам. И здесь наблюдается известная компенсация. Если теоретики являются полузнайками в области естествознания, то такими же по-лузнайками являются современные естествоиспытатели в области теории, в области того, что называлось до сих пор философией.

Эмпирическое естествознание накопило такую необъятную массу положительного материала, что необходимость систематизировать его в каждой отдельной области исследования и расположить с точки зрения внутренней связи стала неустранимой. Точно так же стало неизбежным привести между собою в правильную связь отдельные области познания. <Но это задача, которой нельзя разрешить простым эмпирическим путем. Эту задачу разрешает теоретическое мышление.> Но, занявшись этим, естествознание попадает в теоре-

69

тическую область, а здесь методы эмпиризма оказываються бессиль-ными, здесь может оказать помощь только теоретическое мышле-ние. Но теоретическое мышление является прирожденным свойстиом только в виде способности. Она должна быть развита, усовершенство-вана, а для подобной разработки не существует до сих пор никакого иного средства, кроме изучения истории философии.

Теоретическое мышление каждой эпохи, а значит и нашей эпохи, это – исторический продукт, принимающий в различные времени очень различные формы и получающий поэтому очень различное со-держание. Следовательно наука о мышлении, как и всякая другая наука, есть историческая наука, наука об историческом развитии человеческого мышления. И это имеет значение и для практического применения мышления к эмпирическим областям, ибо, во-первых, теория законов мышления не есть вовсе какая-то раз навсегда уста-новленная «вечная истина», как это связывает со словом «логика» филистерская мысль. Сама формальная логика являлась, начиная с Аристотеля и до наших дней, ареной ожесточенных споров. Что же касается диалектики, то до сих пор она была исследована более или менее точным образом лишь двумя мыслителями: Аристотелем и Ге-гелем. Но именно диалектика является для современного естество-знания самой правильной формой мышления, ибо она одна предста-вляет аналог и, значит, метод объяснения для происходящих в при-роде процессов развития, для всеобщих связей природы, для перехо-дов от одной области исследования к другой.

Во-вторых, знакомство с историческим развитием человеческого мышления, с господствовавшим в разные времена пониманием всеоб-щей связи внешнего мира необходимо для теоретического естество-знания и потому, что оно дает масштаб для оценки выдвигаемых этим естествознанием теорий. Здесь часто ярко выступает недостаток зна-комства с историей философии. Положения, установленные в фило-софии уже сотни лет назад, положения, с которыми в философии давно уже покончили, часто выступают у теоретизирующих естество-испытателей в виде самоновейших истин, становясь на время даже предметами моды. Когда механическая теория теплоты привела в подтверждение учения о сохранении энергии новые доказательства и выдвинула его на первый план, то это было для нее несомненно огромным успехом; но могло ли бы это положение казаться чем-то столь абсолютно новым, если бы господа физики вспомнили, что оно было уже установлено Декартом? С тех пор как физика и химия стали опять оперировать почти исключительно молекулами и атомами, древнегреческая атомистическая философия должна была неизбежно выступить снова на первый план. Но как поверхностно трактуется она даже лучшими из естествоиспытателей! Так например Кекуле 91 рассказывает (Ziele u. Leistungen der Chemie), будто атомистическая теория имеет своим родоначальником Демокрита, а не Левкиппа, и утверждает, будто Дальтон первый признал существование каче-ственно различных элементарных атомов и первый приписал им раз-личные специфические для различных элементов веса; между тем у Диогена Лаэртского (X, 1, §§ 43—44 и 61) можно прочесть, что уже Эпикур приписывал атомам не только различную величину, но и раз-личный вес, т. е. по-своему, уже знал атомный вес и атомный объем.

70

Революция 1848 г. оставила в Германии почти все на месте, за

исключением философии, где произошел полный переворот. Нация,

охваченная духом практицизма, который, с одной стороны, дал толчок кpyпной промышленности и спекуляции, а с другой – вызвал мощный подъем естествознания в Германии, отдавшись подруковод- ство странствующих проповедников материализма Фохта, Бюхнера и т.д., решительно отвернулась от затерявшейся в песках берлин- ского старогегельянства классической немецкой философии. Берлин-ское старогетельянство вполне это заслужило. Но нация, желающая стоять на высоте науки, не может обойтись без теоретического мы-шления. Вместе с гегельянством выбросили за борт и диалектику как раз в тот самый момент, когда диалектический характер процессов природы стал непреодолимо навязываться мысли, т. е. тогда, когда только диалектика могла помочьестествознанию выбраться иззатруд-нений; благодаря этому естествоиспытатели снова оказались беспо-мощными жертвами старой метафизики. Среди публики стали с тех пор иметь успех, с одной стороны, приноровленные к духовному уровню филистера плоские размышления <какого-нибудь> Шопен-гауepa, впоследствии даже Гартмана, а с другой—вульгарный, в стиле странствующих проповедников, материализм разных Фохтов и Бюхнеров. В университетах конкурировали между собой различ- нейшего сорта эклектизма, имевшие общим лишь то, что они состояли из одних лишь отбросов старых философских систем и были все оди-наково метафизичны. Остатки классической философии сохранились только в виде неокантианства, последним словом которого была вечно непознаваемая вещь в себе, т. е. та часть кантовского учения, кото-рая меньше всего заслуживала сохранения. Конечным результатом были господствующая теперь путаница и бессвязность теоретического мышления.

Нельзя теперь взять в руки почти ни одной теоретической книги поестествознанию, чтобы не убедиться, что сами естествоиспытатели понимают, как они страдают от этой путаницы и бессвязности, из которой им не дает абсолютно никакого выхода модная, с позволения сказать, философия. И здесь нет действительно иного выхода, нет ни-какой возможности добиться ясности без возврата в той или иной форме от метафизического мышления к диалектическому.

Этот возврат может совершиться различным образом. Он может прорваться стихийно, благодаря просто силе самих естественно-научных открытий, не умещающихся больше в старом метафизи-ческом прокрустовом ложе. Но это тяжелый и мучительный процесс, при котором приходится преодолевать колоссальную массу излиш-них трений. Процесс этот по большей части уже происходит, в осо-бенности в биологии. Но он может быть значительно сокращен, если теоретизирующие естествоиспытатели захотят познакомиться осно-вательнее с диалектической философией в ее исторически данных формах. Среди этих форм особенно плодотворными для современного естествознания могут стать две.

Первая это – греческая философия. Здесь диалектическое мы-шление выступает еще в первобытной простоте, не нарушаемой теми милыми препятствиями, которые сочинила себе сама метафизика XVII и XVIII столетий – Бэкон и Локк в Англии, Лейбниц в Гер-мании – и которыми она заградила себе путь от понимания единич-

71

ного к пониманию целого, к проникновению во всеобщую связь су-

щего. Так как греки еще не дошли до расчленения, до анализа при-

poды, то она у них рассматривается еще как целое, в общем и целом. Всеобщая связь явлений в мире не доказывается в подробностях:>на ней инстинктивно основано греческое воззрение> для греков она является результатом непосредственного созерцания. В этом недоста- ток греческой философии, благодаря которому она должна была впо- следствии уступить место другим видам мировоззрения. Но в этом же заключается ее превосходство над всеми ее позднейшими метафизи-ческими соперниками. Если метафизика права по отношению к гре-кам в подробностях, то греки правы по отношению к метафизике и целом. Это одна из причин, в силу которой мы вынуждены будем в философии, как и во многих других областях, возвращаться посто-янно к подвигам того маленького народа, универсальная одаренность и деятельность которого обеспечили ему такое место в истории разви-тия человечества, на которое не может претендовать ни один другой народ. Другой же причиной является то, что в многообразных фор-мах греческой философии имеются в зародыше, в возникновении, почти все позднейшие типы мировоззрения. Поэтому и теоретическое естествознание, если оно хочет познакомиться с историей возникнове-ния и развития своих современных общих теорий, должно возвра-титься к грекам. Понимание этого все более и более распростра-няется. Все реже становятся те естествоиспытатели, которые, сами оперируя отбросами греческой философии – например, атомистики— как вечными истинами, смотрят по-бэконовски свысока на греков на том основании, что у последних не было эмпирического естество-знания <в современном смысле>. Было бы только желательно, чтобы это понимание углубилось и привело к действительному ознакомле-нию с греческой философией.

Второй формой диалектики, особенно близкой немецким естество-испытателям, является классическая немецкая философия от Канта до Гегеля. Здесь лед уже как будто тронулся, ибо, даже помимо упо-мянутого уже неокантианства, становится снова модой возвращаться к Канту. С тех пор как открыли, что Кант –[92] является творцом двух гениальных гипотез, без которых не может обойтись современное теоретическое естествознание, – именно приписывавшейся прежде Лапласу теории возникновения солнечной системы и теории замедле-ния вращения земли благодаря приливам, – с тех пор Кант снова оказался в почете у естествоиспытателей. Но изучать диалектику у Канта было бы без нужды утомительной и неблагодарной работой, с тех пор как в произведениях Гегеля имеется обширная энцикло-педия диалектики, хотя и развитая из совершенно ложной исходной точки.

После того как, с одной стороны, реакция против «натурфилосо-фии» – в значительной степени оправдывавшаяся этим ложным ис-ходным пунктом и жалким обмелением берлинского гегельянства – исчерпала себя, выродившись под конец в простую ругань, после того как, с другой стороны, естествознание в своих теоретических поисках не нашло никакого удовлетворения у ходячей эклектической мета-физики, – может быть, станет возможным заговорить перед естество-испытателями еще раз о Гегеле, не вызывая этим у господина Дю-ринга пляски святого Витта, в которой он так неподражаемо забавен,

72

Прежде всего следует установить, что дело здесь идет вовсе не

о защите гегелевского исходного пункта, – о том, что дух, мысль,

идея есть первичное, а действительный мир только отраженние| идеи. От этогo отказался уже Фейербах. Мы все согласны с тем, что в лю- бой научной области—безразлично, в естествознании или в исто-

рии – надо исходить из данных фактов, т. е. что в естествознании надо исходить из различных объективных форм движения материи

<мы, социалистические материалисты, идем гораздо дальше есте-естествоиспытателей...> и что следовательно в теоретическом естество-знании нельзя конструировать связей и вносить их в факты, а надо извлекать их из последних и, найдя, доказывать их, поскольку это возожно, опытным путем.

Точно так же речь не может итти о том, чтобы сохранить догмати-ческое содержание гегелевской системы, как она проповедывалась берлинскими гегельянцами старшей и младшей линии. Вместе с идеа-листическим исходным пунктом падает и построенная на нем система, следовательно в частности и гегелевская натурфилософия. Но надо помнить, что борьба с Гегелем естествоиспытателей, поскольку они вообще правильно понимали его, направлялась только против обоих этих пунктов: против идеалистического исходного пункта и против произвольного, противоречащего фактам построения си-стемы.

За вычетом всего этого остается еще гегелевская диалектика. За-слугой Маркса остается то, что он впервые извлек снова на свет, в противовес «брюзжащему, притязательному и посредственному эпи-гонству, задающему теперь тон в Германии», забытый диалектический метод, указал на связь его с гегелевской диалектикой, а также и на отличие его от последней и в то же время показал в «Капитале» при-менение этого метода к фактам определенной эмпирической науки, политической экономии. И сделал он это с таким успехом, что даже в Германии новейшая экономическая школа поднимается над вуль-гарным фритредерством лишь благодаря тому, что она, под предлогом критики Маркса, занимается списыванием у него (довольно часто неверным).

У Гегеля в диалектике наблюдается то же самое извращение всех реальных отношений, как и во всех прочих частях его системы. Но, как замечает Маркс, «мистификация, которой диалектика подвер-гается в руках Гегеля, нисколько не мешает тому, что он впервые изобразил всеобъемлющим и сознательным образом ее всеобщие формы движения. Она стоит у него на голове. Нужно перевернуть ее, чтобы найти рациональное ядро в мистической оболочке!» -[ 93]

Но и в самом естествознании мы достаточно часто встречаемся с теориями, в которых реальные отношения поставлены на голову, в которых отражение принимается за объективную реальность и ко-торые нуждаются поэтому в подобном перевертывании. Такие теории довольно часто господствуют долгое время. Подобный случай пред-ставляет нам учение о теплоте, которая почти в течение двух столетий рассматривалась как особая таинственная материя, а не как форма движения обыкновенной материи: только механическая теория теп-лоты произвела здесь необходимое перевертывание. Тем не менее физика, в которой царила теория теплорода, открыла ряд весьма важ-

73

ных законов теплоты. В частности Фурье и Сади Карно * положили здесь путь для правильной теории, которой оставалось только пере-

вернуть открытые ее предшественницей законы и перевести их на свой собственный язык. Точно так же в химии теория флогистона своей вековой экспериментальной работой добыла тот именно материал, с помощью которого Лавуазье сумел открыть в полученном Пристли кислороде реальный антипод фантастического флогистона, что дало ему возможность отвергнуть всю эту флогистическую теорию. Но это не означало вовсе, что были отвергнуты опытные результаты флогистики. Наоборот, они сохранились, была только перевернута их формулировка, переведена с языка флогистона на современный химический язык.

Гегелевская диалектика так относится к рациональной диалек-тике, как теория теплорода к механической теории теплоты, как тео-рия флогистона к теории Лавуазье.

* Функция Карно с, буквально перевернутая, 1/c= d, абсолютная температура. Если не перевернуть таким образом, с ней нечего делать.

ПРИМЕЧАНИЯ К «АНТИ-ДЮРИНГУ»

1878 г.

а) О прообразах математического «бесконечного» в действительном мире

К стр. 17—18 *: Согласие между мышлением и бытием. – Бес-конечное в математике.

Над всем нашим теоретическим мышлением господствует с абсо-лютной силой тот факт, что наше субъективное мышление и объектив-ный мир подчинены одним и тем же законам и что поэтому они не могут противоречить друг другу в своих конечных результатах, а должны согласоваться между собой. Факт этот является бессозна-тельной и безусловной предпосылкой нашего теоретического мышле-ния. <Только современная диалектическая философия, и именно философия Гегеля, ближе исследовала эту предпосылку и выставила закон тожества мышления и бытия.> Материализм XVIII столетия, будучи по существу метафизического характера, исследовал эту пред-посылку только с точки зрения ее содержания. Он ограничился доказательством того, что содержание всякого мышления и знания должно происходить из чувственного опыта, и восстановил старое положе-ние: nihil est in intellectu, quod non fuerit in sensu. Только совре-менная идеалистическая – но вместе с тем и диалектическая – фило-софия, в особенности Гегель, исследовали эту предпосылку также с точки зрения формы. Несмотря на бесчисленные произвольные <и фантастические> построения этой философии, несмотря на идеали-стическую, на голову поставленную форму ее конечного резуль-тата – единства мышления и бытия, нельзя отрицать того, что она доказала на множестве примеров, взятых из самых разнообразных отраслей знания, аналогию между процессами мышления и процес-сами в области природы и истории, и обратно: господство одинаковых законов для всех этих процессов. С другой стороны, современное естествознание до того расширило тезис об опытном происхождении всего содержания мышления, что от его старой метафизической огра-ниченности и формулировки ничего не осталось. Естествознание, признав наследственность приобретенных свойств, расширяет субъ-ект опыта, делая им не индивида, а род: нет вовсе необходимости, чтобы отдельный индивид имел известный опыт; его частный опыт может быть <во многих случаях> до известной степени заменен результатами опытов ряда его предков. Если например среди нас математические аксиомы кажутся каждому восьмилетнему ребенку чем-то само собой разумеющимся, не нуждающимся в опытном дока-

* [Указания страниц относятся к первому нем. изданию «Анти-Дюринга».]

75

зательстве, то это является лишь результатом накопленной наслед-

ственности. Бушмену же или австралийскому негру их трудно

втолковать путем доказательства.

В предлагаемом сочинении диалектика рассматривается как наука о наиболее общих законах всякого движения. Это означает, что за- коны ее должны иметь силу для движения как в области физической природы и человеческой истории, так и для движения мышления. Подобный закон можно установить в двух из этих трех областей и даже во всех трех, причем рутинер-метафизик даже не заметит, что дело здесь идет об одном и том же законе. Возьмем пример. Из всех теоретических успехов знания вряд ли какой оценивается так вы-соко, считаясь величайшим торжеством человеческого духа, как от-крытие исчисления бесконечно малых во второй половине XVII сто-летия. Здесь, кажется, скорее, чем где бы то ни было, мы имеем перед собой чистое и исключительное деяние человеческого духа. Тайна, окружающая еще и в наше время применяемые в исчислении беско-нечно малых величин диференциалы и бесконечные разных порядков, является лучшим доказательством того, что и поныне еще вообра-жают, будто здесь имеют дело с чистыми, свободными творениями и созданиями человеческого духа, для которых нет ничего соответ-ственного в объективном мире. Между тем справедливо как раз обратное. Мы встречаем для всех этих мнимых величин прообразы с природе.

Наша геометрия исходит из пространственных отношений, а наша арифметика и алгебра из числовых величин, соответствующих нашим земным отношениям, т. е. соответствующих телесным величи-нам, которые механика называет массами, – массами, как они встре-чаются на земле и приводятся в движение людьми. По сравнению с этими массами масса земли кажется бесконечно великой и рассма-тривается земной механикой как бесконечно большая величина. Ра-диус земли , таков принцип механики при рассмотрении за-кона падения. Но не только¥= земля, а и вся солнечная система и все встречающиеся в ней расстояния оказываются, с своей стороны, бес-конечно малыми, как только мы начинаем интересоваться наблюдае-мой в телескоп звездной системой, расстояния в которой приходится определять уже световыми годами. Таким образом мы имеем здесь перед собой бесконечные величины не только первого, но и второго порядка и можем предоставить фантазии наших читателей – если им это нравится – построить себе дальнейшие бесконечные вели-чины высших порядков в бесконечном пространстве.

Но, согласно господствующим теперь в физике и химии взглядам, земные массы, тела, служащие объектами механики, состоят из моле-кул, из мельчайших частиц, которых нельзя делить дальше, не уни-чтожая физического и химического тожества рассматриваемого тела. Согласно вычислениям В. Томсона, диаметр наименьшей из этих мо-лекул не может быть меньше одной пятидесятимиллионной доли миллиметра -[94]. Допустим также, что наибольшая молекула имеет диаметр в одну двадцатипятимиллионную долю миллиметра. В таком случае это все еще ничтожно малая величина по сравнению с теми наименьшими массами, с которыми оперирует механика, физика и даже химия. Между тем она обладает всеми присущими соответ-ственной массе свойствами; она может замещать в физическом и

76

химическом отношении эту массу и, действительно, замещает ее во всех химических уравнениях. Короче говоря, она обладает по отношению к соответствующей массе теми же самыми свойствами, какими обла-дает математический диференциал по отношению к своей переменной с той лишь разницей, что то, что в случае диференциала, в математи--ческой абстракции, кажется нам таинственным и непонятным, здесь становится само собою разумеющимся и, так сказать, очевидным.

Природа оперирует этими диференциалами, молекулами, точно таким же образом и по точно таким же законам, как математика опе-рирует своими абстрактными диференциалами. Так,например дифе-ренциал от х3 будет 3х2dх, причем мы, пренебрегаем Зхdх2 и dx3. Если мы сделаем соответственное геометрическое построение, то мы полу-чим куб, длина стороны которого х, причем длина эта увеличивается на бесконечно малую величину dx. Допустим, что этот куб состоит из какого-нибудь возгоночного вещества, скажем, из серы; допустим, что три прилегающие к одной вершине поверхности защищены, а другие три свободны. Поместим этот серный куб в атмосферу из сер-ного газа и понизим температуру последней надлежащим образом; в таком случае серный газ начнет осаждаться на трех свободных гра-нях нашего куба. Мы не пойдем вразрез с опытными данными физики и химии, если, желая представить себе этот процесс в его чистом виде, мы допустим, что на каждой из этих трех граней осаждается прежде всего слой толщиной в одну молекулу. Длина стороны куба х увеличилась на диаметр одной молекулы, на dx. Объем же куба х3 увеличился на разницу между х3 и

xз + Зх2dх + Зх2dх2 + dxз, причем мы, подобно математике и с тем же правом, можем пренебречь dx3, т. с. одной молекулой, и Зх2dх2, тремя рядами линейно расположенных друг около друга молекул длиной в dx. Результат одинаков: прира-щение массы куба равно 3xdx. <Строго говоря, у серного куба dx3 и 3xdx2 не бывает, ибо две или три молекулы не могут находиться в том же пространстве, и прирост его массы точно равен поэтому 3x2 + 3xdx + dх. Это находит себе объяснение в том, что в математике dх есть линейная величина, но таких линий, не имеющих толщины и ширины, в природе самостоятельно, как известно, не существует, а следовательно математические абстракции в чистой математике имеют безусловную значимость. А так как и она пренебрегает 3xdx2—х3, то это не имеет значения. >*

То же самое можно сказать и об испарении. Если в стакане воды происходит испарение верхнего слоя молекул, то высота слоя воды уменьшается на dx, и продолжающееся улетучивание одного слоя молекул за другим фактически есть продолжающееся диференци-рование.

А если под влиянием давления и охлаждения пар в каком-ни-будь сосуде сгущается, превращаясь в воду, и один слой молекул отлагается на другом (причем мы отвлекаемся от усложняющих про-цесс побочных обстоятельств), пока сосуд не заполнится, то перед нами здесь буквально происходит интегрирование, отличающееся от

* [Это, место, заключенное нами в скобки уголками < > в рукописи накрест перечеркнуто карандашом, между первой и второй строчкой карандашом при-писано A r [Arons], на полях с правой стороны вопросительный и восклицательный знаки (?!), а кроме того dE (может быть deleatur, Engels – зачеркнуть, Эн-гельс).]

77

математического интегрирования лишь тем, что одно совершается

сознательно человеческой головой, а другое бессознательно природой. Но процессы, совершенно аналогичные процессам исчисления бес-конечно малых, происходят не только при переходе из жидкого со-стояния в газообразное и наоборот.

<Если движение массы, как таковое, прекратилось от толчка и превратилось в теплоту, в молекулярное движение, то что же прои-зошло, как не диференциация движения массы? И если молекуляр-ные движения пара в цилиндре паровой машины суммируются в том направлении, что они на определенную высоту поднимают поршень, что они превращаются в движение массы, то разве <до этой опреде-ленной степени> они не интегрируются здесь?> Химия разла-гает молекулы на атомы, имеющие меньшую массу и протяженность, но представляющие величины того же порядка, что и первые, так что молекулы и атомы находятся в определенных, конечных отноше-ниях друг к другу. Следовательно все химические уравнения, выра-жающие молекулярный состав тел, представляют собой по форме диференциальные уравнения. Но в действительности они уже интегри-рованы благодаря фигурирующим в них атомным весам. Химия опери-рует диференциалами, числовое взаимоотношение которых известно.

Но атомы не считаются чем-то простым, не считаются вообще мельчайшими известными нам частицами материи. Не говоря уже о химиках, которые все больше и больше склоняются к мнению, что атомы обладают сложным составом, большинство физиков утверж-дает, что мировой эфир, являющийся носителем световых и тепло-вых излучений, состоит тоже из дискретных частиц, столь малых однако, что они относятся к химическим атомам и физическим моле-кулам так, как эти последние к механическим массам, т. е. относятся как dx2 и dx. Здесь таким образом общераспространенное пред-ставление о строении материи тоже оперирует диференциалами вто-рого порядка, и ничто не мешает человеку, которому бы это понрави-лось, вообразить себе, что в природе имеются еще аналоги d3x2, в x и т. д.

Но какого бы взгляда ни придерживаться относительно строения материи, факт тот, что она расчленена, представляя собою ряд боль-ших, хорошо отграниченных групп относительной массовидности, так что члены каждой подобной группы находятся со стороны массы в определенных, конечных отношениях друг к другу, а к членам ближайших групп относятся как к бесконечно большим или беско-нечно малым величинам в смысле математики. Видимая глазом си-стема звезд, солнечная система, земные массы, молекулы и атомы, наконец частицы эфира образуют каждая подобную группу. Дело не меняется оттого, что мы находим промежуточные звенья между от-дельными группами: так например между массами солнечной си-стемы и земными массами мы встречаем астероиды,—из которых некоторые не больше, скажем, княжества. Рейс младшей линии, – метеоры и т. д.; так между земными массами и молекулами мы встре-чаем в органическом мире клетку. <Эти средние- звенья показывают только, что в природе нет никаких скачков именно потому, что она состоит только из скачков>. *

* [Эта фраза перечеркнута карандашом.]

78

Поскольку математика оперирует реальными величинами, она

применяет спокойно эту точку зрения. Для земной механики масса

земли является бесконечно великой; в астрономии земные массы и

соответствующие им метеоры рассматриваются как бесконечно ма-лые; точно так же расстояния и массы планет солнечной системы являются в глазах астрономии ничтожно малыми величинами, лишь только она оставляет пределы солнечной системы и начинает изучать строение нашей звездной системы. Но лишь только математика ук-роется в свою неприступную твердыню абстракции, так называемую чистую математику, все эти аналогии забываются; бесконечность становится чем-то совершенно таинственным, и тот способ, каким ею пользуются в анализе, начинает казаться чем-то совершенно не-понятным, противоречащим всякому опыту и рассудку. Глупости и нелепости, которым математики не столько объясняли, сколько приняли этот свой метод, приводящий странным образом всегда к правильным результатам, превосходят худшие, реальные и мнимые, фантазии хотя бы гегелевской натурфилософии, о нелепостях кото-рой математики и естествоиспытатели не могут наговориться досыта. Они сами делают теперь—но в несравненно большем масштабе— то, в чем они упрекают Гегеля, именно доводят абстракции до край-ности. Они забывают, что вся так называемая чистая математика за-нимается абстракциями, что все ее величины, строго говоря, мнимые величины и что все абстракции, доведенные до крайности, превра-щаются в бессмыслицу или в свою противоположность. Математиче-ская бесконечность заимствована из действительности, хотя и бес-сознательным образом, и поэтому она может быть объяснена только из действительности, а не из самой себя, не из математической аб-стракции. Но если мы станем исследовать действительность с этой стороны, то мы найдем, как мы видели, те реальные отношения, из которых заимствованы эти математические понятия о бесконечности, и даже естественные аналоги математической трактовки этих отноше-ний. А этим и объясняется все дело. (Плохое изложение у Геккеля вопроса о тожестве мышления и бытия.) * Но и противоречия насчет непрерывной и прерывной материи. (Гегель.)-[95].

b) О механическом естествознании

Примечание 2 к стр. 46: различные формы движения и рассматри-вающие их науки.

С тех пор как появилась эта статья (Vorwarts, 9 февраля 1877 г.), Кекуле (Die wissensch, Ziele u. Leistungen der Chemie) дал совер-шенно аналогичное определение механики, физики и химии: «Если положить в основу это представление о сущности материи, то химию можно будет определить как науку об атомах, а физику как науку о молекулах; в таком случае является мысль выделить ту часть совре-менной физики, которая занимается массами, в особую дисциплину, оставив для нее название механики»-[96]. Таким образом механика оказывается основой физики и химии, поскольку та и другая, при из-вестной оценке и количественном учете своих молекул или атомов, должны рассматривать их как массы. Эта концепция отличается, как

* [Эта фраза добавлена дополнительно.]

79

мы видим, от той, которая дана в тексте и в предыдущем примечании, только своей несколько меньшей определенностью. Но если один английский журнал (Nature) придал вышеприведенной мысли Кекуле такой вид, что механика—это статика и динамика масс, фи-зика – статика и динамика молекул, химия – статика и динамика атомов, то, по моему мнению, такое безусловное сведение даже хи-мических процессов к чисто механическим сужает неподобающим образом поле химии. И однако оно стало столь модным, что напри-мер у Геккеля –[97] слова «механический» и «монистический» постоянно употребляются как равнозначащие и что, по его мнению, «современ-ная физиология... дает в своей области место только физическим, химическим или в широком смысле слова механическим силам» (Peri-genesis).

Называя физику механикой молекул, химию – физикой ато-мов и, далее биологию – химией белков, для того чтобы выразить переводы их <я позволю себе каждую из этих трех наук обозначить таким образом, чтобы специальная область каждой из них получала название ближайшей низшей...>, я желаю этим выразить переход одной из этих наук в другую и значит связь, непрерывность, а так-же различие, разрыв между обеими областями. Итти же дальше этого, называть химию своего рода механикой, по-моему, нерацио-нально. Механика в более широком или узком смысле слова знает только количества, она оперирует скоростями и массами и в лучшем случае объемами. Там, где на пути у нее стоит качество, как например в гидростатике и аэростатике, она не может притти к удовлетворительным результатам, не вдаваясь в рассмотрение моле-кулярных состояний и молекулярного движения; она сама только простая вспомогательная наука, предпосылка физики. Но в физике, а еще более в химии, не только происходит постоянное качественное изменение в результате количественного изменения, не только на-блюдается переход количества в качество, но приходится также рас-сматривать множество изменений качества, относительно которых совершенно не доказано, что они обусловлены <сведены> количе-ственными изменениями. Можно охотно согласиться с тем, что совре-менная наука движется в этом направлении, но это вовсе не доказы-вает, что это направление единственно правильное, что, идя этим путем, мы исчерпаем до конца физику и химию. Всякое движение за-ключает в себе механическое движение и перемещение больших или мельчайших частей материи; познать* эти механические движения является первой задачей науки, однако лишь первой. Само же это механическое движение вовсе не исчерпывает движения вообще. Движение вовсе не есть простое перемещение, простое изменение ме-ста, в надмеханических областях оно является также и изменением качества. <Мышление есть тоже движение. > Открытие, что теп-лота представляет собой молекулярное движение, составило эпоху в науке. Но если я не имею ничего другого сказать о теплоте, кроме того, что она представляет собою известное перемещение молекул, то лучше мне замолчать. Химия находится на пороге того, чтобы из отношения атомных объемов к атомным весам объяснить целый ряд химических и физических свойств элементов. Но ни один химик не решится утверждать, будто все свойства какого-нибудь элемента выражаются исчерпывающим образом его положением на кривой

80

Лотара Мейера -[98], что этим одним определяются например специфические свойства углерода, делающие его главным носителем органической жизни, или же необходимость фосфора в мозгу. Между тем механическая концепция сводится именно к этому; она объясняет всякие изменения из изменений места, все качественные различия из количественных и не замечает, что отношение между качеством и количеством взаимно, что качество так же переходит в количество, как количество в качество, что здесь имеется взаимодействие. Если мы должны сводить все различия и изменения качества к количественным различиям и изменениям, к механическим перемещениям, то мы с необходимостью приходим к тому положению, что вся материя состоит из тожественных мельчайших частиц и что все качественные различия химических элементов материи вызываются количественными различиями в числе и пространственной группировке этих мельчайших частиц при их объединении в атомы. Но до этого нам еще далеко.

Только незнакомство современных естествоиспытателей с иной философией, кроме той ординарнейшей вульгарной философии, ко-

торая процветает ныне в немецких университетах, позволяет им опе-рировать таким образом выражениями вроде «механический», при-

чем они не отдают себе отчета и даже не догадываются, какие из этого вытекают необходимые выводы. У теории абсолютной качест-

венной тожественности материи имеются свои приверженцы; эмпи-рически ее так же нельзя опровергнуть, как и нельзя доказать.

Но если спросить людей, желающих объяснить все «механическим

образом», сознают ли они неизбежность этого вывода и признают ли тожественность материи, то какие при этом получаются различ- ные ответы!

Самое комичное – это то, что приравнение «материалистиче- ского» и «механического» имеет своим родоначальником Гегеля, ко-тоый хотел унизить материализм эпитетом «механический». Но дело в том, что критикуемый Гегелем материализм—французский мате-риализм XVIII столетия—был действительно исключительно ме-ханическим и по той простой причине, что физика, химия и биология были тогда еще в зачаточном состоянии, далеко не являясь основой

общего мировоззрения. Точно так же у Гегеля заимствует Геккель перевод causae efficientes через механически действующие причины и causae finales—через целестремительно действующие причины;

но Гегель понимает под словом механический—слепо, бессозна- тельно действующий, а не механически действующий в смысле Гек- келя. Но для самого Гегеля все это противоположение является чем-то устарелым, отжившим настолько, что он не упоминает о нем ни в одномиз обоих своих изложений проблемы причинности в «Логике»,

упоминая о нем только в «истории философии», где оно освещено в

исторической перспективе (следовательно полное непонимание Гек- келем благодаря поверхностному отношению!) и совершенно слу-

чайно при разборе вопроса о телеологии (Logik, II) [99], как о той

форме, в которой старая метафизика рассматривала противополож-ность между механизмом и телеологией. Вообще же он рассматривает ее как давно уже преодоленную точку зрения. Таким образом Геккель, в своем восторженном устремлении найти подтверждение своей «механической» концепции, просто неверно списал у Гегеля, до-

81

бившись этим того замечательного результата, что если естественный подбор создает у того или другого животного или растения какое-нибудь определенное изменение, то это происходит благодаря causa efficiens; если же это самое изменение вызывается искусственным подбором, то это происходит благодаря causa finalis и значит разводитель оказывается в роли causa finalis. Ясно, что диалектик калибра Гегеля не мог путаться в ограниченной противоположности между causa efficiens и causa finalis. С современной же точки зрения не трудно положить конец всей путанице и болтовне по поводу этой противоположности, указав на то, что, как мы знаем из опыта и теории, материя и способ ее существования, движение, несотворимы и следовательно являются своими конечными причинами. Если мы возьмем какую-нибудь отдельную причину, изолированную по времени и месту во взаимодействии мирового движения или изолируемую нашей мыслью, то мы не прибавим к ней никакого нового определе-ния, а внесем только усложняющий и запутывающий момент, назвав ее действующей причиной. Причина, которая не действует, не есть вовсе причина.

NB. Материя как таковая это – чистое создание мысли и аб-стракция. Подводя вещи, рассматриваемые нами как телесно суще-ствующие, под понятие материи, мы отвлекаемся от всех качествен-ных различий в них. Поэтому материя как таковая в отличие от определенных существующих материй не является чем-то чувственно существующим. Естествознание, стремящееся отыскать единую ма-терию как таковую, стремящееся свести качественные различия к чисто количественным различиям состава тожественных мельчайших частиц, поступает так, как оно поступало бы, если бы вместо вишен, груш, яблок оно искало плод как таковой, вместо кошек, собак, овец и т. д. искало млекопитающее как таковое, газ как таковой, металл как таковой, камень как таковой, химическое соединение как тако-вое, движение как таковое. Теория Дарвина требует подобного пер-вого млекопитающего, но Геккель, должен в то же время при-знать, что если оно содержало в себе в зародыше всех будущих и современных млекопитающих, то в действительности оно стояло ниже всех современных млекопитающих и было совершенно грубым, а поэтому и было более преходящим, чем все они. Как доказал уже Гегель –[100] (Enz. I, стр. 199), это воззрение, эта «односторонняя матема-тическая точка зрения», согласно которой материя определима только количественным образом, а качественно искони одинакова, является «именно точкой зрения» французского материализма XVIII столетия. Она является даже возвратом к Пифагору, который уже рассматри-вал число, количественную определенность, как сущность вещей.

с) 0 неспособности Негели познать бесконечное

Негели, стр. 12—13 -[101].

Негели сперва заявляет, что мы не в состоянии познать реальных качественных различий, а вслед за этим сейчас же говорит, что подобные «абсолютные различия» не встречаются в природе!

Стр. 12.

Во-первых, каждая качественная бесконечность представляет многочисленные, количественные градации, например оттенки цветов,

82

твердость и мягкость, долговечность и т.д., и, хотя они качественно различны, они доступны измерению и познанию.

Во-вторых, не существует просто качеств, существуют только

вещи, обладающие качествами, и притом бесконечно многими каче-ствами. У двух различных вещей всегда имеются известные общие качества (но крайней мере свойство телесности), другие качества отличаются между собой по степени, наконец иные качества могут совершенно отсутствовать у одной из вещей.Если мыстанем рассма-тривать такие две до крайности различные вещи, —например какой-нибудь метеорит и какого-нибудь человека,—то при этом мы до-бьемся немногого, в лучшем случае того, что обоим присуща тяжесть и другие телесные свойства. Но между обеими этими вещами можно вставить бесконечный ряд других естественных вещей и естественных процессов, позволяющих нам заполнить ряд от метеорита до чело-века и указать каждой из них место в связи природы и таким обра-зом познать их. С этим соглашается и сам Негели.

В-третьих, наши различные органы чувств могли бы доставлять нам абсолютно различные в качественном отношении впечатления. В этом случае свойства, которые мы узнали бы при посредстве зрения, слyxa, обоняния, вкуса и осязания, были бы абсолютно различны. Нo и здесь различия исчезают по мере успехов исследования. Давно уже признано, что обоняние и вкус являются родственными, связаными между собой чувствами, воспринимающими связанные между собой, если даже не тождественные, свойства; зрение и слух воспри-нимают колебания волн. Осязание и зрение так дополняют друг друга, что мы часто можем предсказать на основании вида какой-ни-будь вещи ее тактильные свойства *. Наконец всегда одно и то же «я» воспринимает в себе все эти различные чувственные впечатления, со-бирая их в некое единство; точно так же эти различные впечатления доставляются одной и той же вещью, «являясь» общими свойствами ее и давая таким образом возможность познать ее. Следовательно задача объяснить эти различные, доступные лишь различным орга-нам чувств свойства, установить между ними связь является задачей науки, которая до сих пор не имела оснований жаловаться на то, что мы не имеем вместо пяти специальных чувств одного общего чув-ства или что мы не способны видеть, либо слышать запахов и вкусов.

Куда мы ни посмотрим, мы нигде не встречаем в природе подоб-ных «качественно или абсолютно различных областей», о которых нам говорят, что они непонятны. Вся путаница происходит от сме-шения качества и количества. Негели, стоя на господствующей ме-ханической точке зрения, считает объясненными все качественные различия лишь тогда, когда они могут быть сведены к количествен-ным различиям (об этом речь у нас будет в другом месте); для него качество и количество являются абсолютно различными категориями. Метафизика.

«Мы можем познавать только конечное и т. д.». Это совершенно верно лишь постольку, поскольку в сферу нашего познания попа-дают лишь конечные предметы. Но это положение нуждается в допол-нении. «По существу мы можем познавать только бесконечное». Дей-

* [Все место, начинающееся словами «зрение и слух» и кончающееся сло-вцами «тактильные свойства», перечеркнуто в тексте карандашом и кроме того вделана отметка на полях].

83

ствительно, всякое реальное, исчерпывающее познание заключается

лишьв том, что мы в мыслях извлекаем единичное из его единичности

и переводим его в особенность, а из этой последней во всеобщность; заключается в том, что мы находим беско нечное в конечном, вечное – в преходящем. Но форма всеобщности есть форма в себе замкнутости, а следовательно бесконечности; она есть соединение многих конечных вещей в бесконечное. Мы знаем, что хлор и водород под действием света соединяются при известных условиях температуры и давления в хлористоводородный газ, давая взрыв, раз мы это знаем, то мы знаем также, что это происходит при вышеуказанных условиях повсюду и всегда, и для нас совершенно безразлично, про-изойдет ли это один раз или повторится миллионы раз и на скольких планетах. Формой всеобщности в природе является закон, и никто не говорит так много о вечности законов природы, как естествоиспыта-тели. Поэтому, если Негели говорит, что мы делаем конечное непо-нятным, если не ограничиваемся исследованием только этого конеч-ного, а примешиваем к нему вечное, то он отрицает либо познавае-мость законов природы, либо их вечность. Всякое истинное познание природы есть познание вечного, бесконечного, и поэтому оно по су-ществу абсолютно.

Но у этого абсолютного познания есть своя серьезная заковыка. Подобно бесконечности познаваемого вещества, которое составляется из одних лишь конечностей, так и бесконечность абсолютного познаю-щего мышления слагается из бесконечного количества конечных че-ловеческих голов, которые совершают при этой бесконечной работе познания практические и теоретические промахи, исходят из неудач-ных, односторонних, неверных посылок, идут неверными, кривыми, ненадежными путями и часто даже не распознают истины, хотя и упираются в нее лбом (Пристли).

Поэтому познание бесконечного окружено двоякого рода труд-ностями и представляет по своей природе бесконечный асимптоти-ческий процесс. И этого для нас вполне достаточно, чтобы мы имели право сказать: бесконечность столь же познаваема, сколь и непозна-ваема, а это все, что нам только нужно.

Комичным образом Негели заявляет то же самое: мы способны познавать только конечное, но зато мы можем познать все конечное, попадающее в сферу нашего чувственного восприятия. Конечное, попадающее в сферу и т. д., дает в сумме бесконечное, ибо Негели составляет себе свое представление о бесконечном именно на основании этой суммы. Без этого конечного и т. д. он не имел бы никакого пред-ставления о бесконечном.

(О дурной бесконечности, как таковой, поговорить в другом месте.)

(Перед этим исследованием бесконечности указать на следующее):

1) «Небольшая область» с точки зрения пространства и времени.

2) «Вероятно недостаточное развитие органов чувств».

3) Что мы способны познавать только конечное, преходящее, изменяющееся и в различных степенях относительное (и т. д. до:) «мы не знаем, что такое время, пространство, сила и материя, движе-ние и покой, причина и следствие».

84

Это старая история. Сперва сочиняют абстракции, отвлекая их

от чувственных вещей, а затем желают познавать их чувственно, желают видеть время и обонять пространство. Эмпирик до того втя-гивается в привычный ему ему эмпирический опыт, что воображает себя все еще в области чувств, опыта даже тогда, когда он имеет дело с абстракциями. Мы знаем, что такое час, метр, но не знаем, что такое время и пространство! Точно время есть нечто иное, чем сплошь одни часы, а пространство нечто иное, чем сплошь одни кубические метры! <Материя и движение остаются также недоказуемыми...> Разумеется обе формы существования материи без этой материи представ-ляют ничто, только пустое представление, абстракцию, существующую только в нашей голове. Но мы неспособны познать, что такое материя и движение! Разумеется неспособны, ибо материю как таковую и движение как таковое никто еще не видел и не испытал каким-нибудь иным образом; люди имеют дело только с различными реально существующими материями и формами движения. Вещество, материя – не что иное, как совокупность веществ, из которой абстрагировано это понятие; движение как таковое есть не что иное, как совокупность всех чувственно воспринимаемых форм движения; слова, вроде материя и движение, это просто сокращения, в которых мы охватываем, согласно их общим свойствам, различные чувственно восприни-

маемые вещи. Поэтому материю и движение можно познать лишь путем изучения отдельных форм вещества и движения; поскольку мы познаем последние, постольку мы познаем pro tanto материю и движение как таковые. Поэтому, когда Негели говорит, что мы не знаем, что такое время, пространство, движение, причина и следствие, то он этим лишь утверждает, что мы при помощи своей головы сочиняем себе сперва абстракции, отвлекая их из реального мира, а затем не в состоянии познать этих сочиненных нами абстрак- ций, ибо они умственные, а не чувственные вещи, между тем как

всякое познание есть чувственное измерение. Это точь-в-точь как встречающаяся у Гегеля трудность, что мы в состоянии есть вишни, сливы, но не в состоянии есть плода, потому что никто еще не ел плода как такового.

Утверждение Негели, что в природе существует вероятно масса форм движения, которых мы неспособны воспринять своими чув-ствами, представляет собой довольно «убогое оправдание»; оно равно-сильно – по крайней мере для нашего познания – отказу от закона о несотворимости движения. Ведь эти невоспринимаемые формы движения могут превратиться в доступное нашему восприятию движение, так что мы например легко объясняем контактное элек-тричество!

СТАРОЕ ВВЕДЕНИЕ К «ДИАЛЕКТИКЕ ПРИРОДЫ»

1880 г.

Современное естествознание, которое одно лишь достигло все- стороннего, систематического научного развития, в противополож- ность гениальным натурфилософским догадкам древних и весьма важным, но спорадическим и оставшимся по большей части безре- зультатными открытиям арабов, – современное естествознание, как и вся новейшая история, датирует от той знаменательной эпохи, которую мы, немцы, называем по приключившемуся с нами тогда национальному несчастью* реформацией, французы – ренессансом, а итальянцы—квинквеченто, и содержание которой не исчерпы-вается ни одним из этих наименований. Это эпоха, начинающаяся со второй половины XV столетия. Королевская власть, опираясь на горожан, сломила мощь феодального дворянства и основала крупные, по существу национальные монархии, в которых получили свое развитие современные европейские нации и современное бур-жуазное общество; и в то время как буржуазия и дворянство еще ожесточенно боролись между собой, немецкая крестьянская война пророчески указала на грядущие классовые битвы, ибо в ней на арену выступили не только восставшие крестьяне, – в этом не было ничего нового, – но за ними показались начатки современного пролетариата с красным знаменем в руках и с требованием общности имущества на устах. В спасенных при гибели Византии рукописях, в вырытых из развалин Рима античных статуях перед изумленным Западом предстал новый мир – греческая древность; перед <классиче-скими... [..?..] пластическими> светлыми образами ее исчезли призраки средневековья; в Италии достигло неслыханного рас-цвета искусство, которое явилось точно отблеск классической древ-ности и которое в дальнейшем никогда уже не подымалось до -такой высоты. В Италии, Франции, Германии возникла новая, первая современная литература; Англия и Испания пережили вскоре затем свою классическую литературную эпоху. Рамки старого Orbis ter-rarum были разбиты; только теперь собственно была открыта земля и положены основы для позднейшей мировой торговли и для перехода ремесла в мануфактуру, явившуюся в свою очередь исходным пунк-том современной крупной промышленности. Духовная диктатура церкви была сломлена; германские народы в своем большинстве приняли протестантизм, между тем как у романских народов стало все более и более укореняться перешедшее от арабов и питавшееся но-вооткрытой греческой философией жизнерадостное свободомыслие, подготовившее материализм XVIII столетия.

* [«Националыос несчастье» подчеркнуто неизвестным лицом.]

86

Это был величайший прогрессивный переворот, пережитый до того человечеством, эпоха, которая нуждалась в титанах и которая

породила титанов по силе мысли, страстности и характеру, по много-сторонности и учености. Люди, основавшие современое господство буржуазии, были чем угодно, но только не буржуазно-ограничен-ными. Наоборот, они были более или менее обвеяны авантюрным ха-рактером своего времени. Тогда не было почти ни одного крупного человека, который не совершил бы далеких путешествий, не говорил бы на четырех или пяти языках, не блистал бы в нескольких облас- тях творчества <прекрасно, и именно не только в теоретической,

но также и в практической жизни...>; Леонардо да-Винчи был не только великим художником, но и великим математиком, механиком и инженером, которому обязаны важными открытиями самые разно-образные отрасли физики; Альбрехт Дюрер был художником, гра-вером, скульптором, архитектором и кроме того изобрел систему фортификации, содержащую в себе многие идеи, развитые значи-тельно позже Монталамбером и новейшим немецким учением о крепо-стях. Макиавелли был государственным деятелем, историком, поэтом и кроме того первым достойным упоминания военным писателем но-вого времени. Лютер вычистил не только авгиевы конюшни церкви, но и конюшни немецкого языка, создал современную немецкую прозу и сочинил текст и мелодию того пропитанного чувством победы хорала, который стал марсельезой XVI в. Люди того времени не стали еще рабами разделения труда, ограничивающее, калечащее действие которого мы так часто наблюдаем на их преемниках. Но что особенно характерно для них, так это то, что они почти все живут всеми интересами своего времени, принимают участие в практической борьбе, становятся на сторону той или иной партии и борются – кто словом и пером, кто мечом, а кто и тем и другим. Отсюда та полнота и сила характера, которая делает из них цельных людей. Кабинетные уче-ные являлись тогда исключениями; это либо люди второго и третьего ранга, либо благоразумные филистеры, не желающие обжечь себе пальцев <как Эразм>.

И естествознание развивалось тогда в обстановке всеобщей рево-люции, будучи само насквозь революционно: ведь оно должно было еще завоевать себе право <свободного [исследования] > на суще-ствование. Вместе с великими итальянцами, от которых датирует новейшая философия, она дала своих мучеников для костров и тем-ниц инквизиции. И характерно, что протестанты предупредили ка-толиков в преследовании свободного естествознания. Кальвин сжег Сервета, который был близок к открытию кровообращения, и при этом заставил жарить его живым два часа; инквизиция удовольствова-лась по крайней мере тем, что просто сожгла Джордано Бруно.

Революционным актом, которым естествознание заявило о своей независимости и как бы повторило лютеровское сожжение папской буллы, было издание бессмертного творения, в котором Коперник бросил—хотя и скромно и, так сказать, лишь на ложе смерти— перчатку церковному авторитету в естественных делах. Отсюда дати-рует освобождение естествознания от теологии, хотя выяснение от-дельных взаимных претензий затянулось до нашего времени, не за-вершившись еще и теперь во многих головах. Оттуда же пошло ги-гантскими шагами развитие наук, которое выигрывало в силе, если

87

можно так выразиться, пропорционально квадрату расстояния (во

времени) oт своего исходного пункта. Точно нужно было доказать миру, что отныне и для высшего продукта органической материи, для человеческого духа, как и для неорганического вещества, будет иметь силу закон об обратной пропорциональности движения.

Главная задача, которая предстояла естествознанию в начав-шемся теперь первом периоде его развития, заключалась том, чтобы

справиться с имевшимся налицо материалом. Во всех областях приходилось начинать с самого начала. Древность имела Евклида и солнечную систему Птоломея, арабы – десятичное исчисление, начала алгебры, современную систему счисления и алхимию; хри-стианское средневековье не оставило ничего. При таком положении вещей естественно, что первое место заняла элементарнейшая отрасль естествознания —механика земных и небесных тел, а наряду с ней, на службе у нее, открытие и усовершенствование математических методов. Здесь были совершены великие дела. В конце рассматри-ваемого периода, отмеченного именами <Лейбница и> Ньютона и Линнея, эти отрасли знания получили известное завершение. Важ-нейшие математические методы были установлены в основных чер-тах; аналитическая геометрия – главным образом Декартом, ло-гарифмы – Непиром, диференциальное и интегральное исчисление – Лейбницем и может быть Ньютоном. То же самое можно сказать о механике твердых тел, главные законы которой были выяснены paз навсегда. Наконец, в астрономии солнечной системы Кеплер открыл законы движения планет, а Ньютон объяснил их общими законами движения материи. Остальные отрасли естествознания были еще да-леки от такого предварительного завершения. Механику жидких и газообразных тел удалось несколько обработать лишь к концу ука-занного периода *. Физика в собственном смысле слова была еще в самой первоначальной стадии, за исключением оптики, успехи кото-рой были вызваны практическими потребностями астрономии. Хи-мия эмансипировалась от алхимии только благодаря теории флоги-стона. Геология еще не вышла из эмбриональной стадии минерало-гии, и поэтому не могла еще существовать палеонтология **. На-конец, в области биологии занимались главным образом накопле-нием и первым отбором колоссального материала как ботанического и зоологического, так анатомического и собственно физиологиче-ского. О равнении между собой форм жизни, об изучении их геогра-фического распространения, их климатологических и т. д. условий еще не могло быть и речи. Здесь только ботаника и зоология достигли некоторого завершения благодаря Линнею.

Но что особенно характеризует рассматриваемый период, так это образование известного цельного мировоззрения, центром ко-торого является учение об абсолютной неизменности природы <Согласно представлению Ньютона планеты неизменно движутся вокруг своей...> Согласно этому взгляду природа, каким бы путем она ни возникла, раз она уже имеется налицо, остается всегда неиз-менной, пока она существует. Планеты и спутники их, однажды

* [На полях карандашом отмечено: Торичелли по поводу регулирования альпийских гopных потоков.]

** [На полях карандашом отмечет: О сравнении анатомического [,.?..], климатического распределения, о географии фауны и флоры еще нет речи.]

88

приведенные в движение таинственным «первым толчком», продол-жают кружиться по предначертанным им эллипсам вовеки веков или во всяком случае дo скончания всех вещей. Звезды покоятся на-всегда неподвижными на своих местах, удерживая друг друга благо-даря «всеобщему тяготению». Земля остается от века или от дня своего творения (в зависимости от точки зрения) одинаковой, неизменной. Теперешние «пять частей света» существовали всегда, имели всегда те же самые горы и долины, тот же климат, ту же флору и фауну, если не говорить об изменениях, внесенных рукой человека. Виды растений и животных были установлены раз навсегда при их возник-новении, равное порождало всегда равное, и Линней делал уже большую уступку, когда говорил, что благодаря скрещиванию мес-тами могли возникнуть новые виды. В противоположность истории человечества, развивающейся во времени, истории природы припи-сывалось только возникновение в пространстве. За природой отри-цали всякое изменение, всякое развитие. Революционное вначале естествознание оказалось вдруг перед насквозь консервативной природой, в которой все было и остается теперь таким же, каким онo было извечно и в которой все должно было оставаться до скончания мира или вовеки веков таким, каким оно было с самого начала.

Хотя естествознание первой половины XVIII в. поднималось высоко над греческой древностью с точки зрения объема своих по-знаний и даже с точки зрения отбора материала, но оно далеко усту-пило ей в смысле идеального одоления этого материала, в смысле всеобщего мировоззрения. Для греческих философов мир был по существу чем-то возникшим из хаоса, чем-то развившимся, чем-то ставшим. Для естествоиспытателя рассматриваемого нами периода он был чем-то окостенелым, неизменным, а для большинства чем-то созданным сразу. Наука все еще глубоко сидела в теологии. Она повсюду искала и находила, в качестве последней причины, толчок извне, необъяснимый из самой природы. Если притяжение— торже-ственно названное Ньютоном всеобщим тяготением – и рассматри-вается как существенное свойство материи, то где источник непонят-ной тангенциальной силы, дающей начало планетным орбитам? Как возникли бесчисленные виды животных и растений? Как, в особен-ности, возник человек, относительно которого было твердо принято, что он существует не от века? На все подобные вопросы естество-знание слишком часто отвечало ссылкой на творца всех вещей. Ко-перник в начале рассматриваемого нами периода дает отставку тео-логии; Ньютон завершает этот период постулатом божественного первого толчка. Высшая всеобщая идея естествознания рассматривае-мого периода это —мысль о целесообразности естественных процессов, плоская вольфовская телеология, согласно которой кошки были созданы, чтобы пожирать мышей, мыши – чтобы быть пожираемыми кошками, и вся природа, чтобы доказать мудрость творца. Нужно считать огромным достоинством и честью тогдашней философии, что онa не поддалась влиянию ограниченной точки зрения тогдашнего естествознания, что она – начиная от Спинозы и кончая великими французскими материалистами – настойчиво пыталась объяснить мир из него самого, предоставив детальное оправдание этого есте-ствознанию будущего.

89

Я отношу к этому периоду еще и материалистов XVIII в., потому что в их распоряжении не было иного естественно-научного мате- риала, чем описанный выше. Составившее эпоху произведение Канта было им неизвестно, а Лаплас явился долго спустя послених. Не забудем, что хотя прогресс науки совершенно подкопал это yста-релое мировоззрение, но вся первая половина XIX в. все еще на-

ходится под его влиянием и по существу его преподают еще и теперь во всех школах *.

Первая брешь в этом окаменелом мировоззрении была пpoбита не естествоиспытателем, а философом. В 1755 г. появилась «Bcеоб- щая естественная история и теория неба» Канта. Вопрос о первом толчке был здесь устранен; земля и вся солнечная система предстали как нечто ставшее в ходе времени. Если бы подавляющее большин- ство естествоиспытателей не ощущало перед мышлением того страха, который Ньютон выразил своим предостережением: физика, берегись метафизики! —то они должны были бы извлечь из одного этого гениального открытия Канта такие следствия, которые сберегли бы им бесконечные блуждания по кривопутьям и колоссальное количество потраченного в ложном направлении времени и труда. В открытии Канта лежал зародыш всего дальнейшего прогресса. Если земля была чем-то ставшим, то чем-то ставшим должны были быть также ее теперешнее геологическое, климатическое, географическое состояние, ее растения и животные, и она должна была иметь историю не только в пространстве, но и во времени. Если бы стали немедленно и реши-тельно работать в этом направлении, то естествознание ушло бы в настоящее время значительно дальше того места, где оно находится. Но что путного могло выйти из философии? Сочинение Канта не имело непосредственного влияния, пока, долгие годы спустя, Лаплас и Гер- шель не развили и не обосновали его содержания, подготовив таким образом торжество «небулярной гипотезе». Дальнейшие открытия закрепили наконец ее победу; важнейшими из них были установле-ние собственного движения неподвижных звезд, доказательство существования оказывающей сопротивление среды в мировом про-странстве, установленное спектральным анализом химическое тоже-ство мировой материи и существование таких раскаленных туман-ных масс, какие предполагал Кант.

Но позволительно усомниться, пришло ли бы естествоиспытате-лям в голову заменить противоречие между учениями об изменяю-щейся земле и о существующих на ней неизменных организмах, если бы зарождавшемуся пониманию того, что природа не есть, а стано-вится и погибает, не явилась помощь с другой стороны. Возникла геология, которая выявила не только наличность образовавшихся друг после друга и расположенных друг над другом геологических слоев, но и сохранившиеся в этих слоях раковины и скелеты вымер-

* Как непоколебимо мог верить еще в 1861 г. в это мировоззрение человек, научные работы которого доставили весьма много ценного материала для прео-доления его, показывают следующие классические слова «Alle... in sich» (Madler, Pop. Astr., Berlin 1851, 5 Airi!., S. 316) »» -[102].

[На полях карандашом отмечено: Законченность старого мировоззрения дала почву для рассмотрения всего естествознания как одного целого. На этой точке зрения стояли, еще чисто механически, один за другим французские энци-клопедисты, затем в одно и то же время Син-Снмон и немецкая натурфилософия, – завершена она Гегелем.]

90

ших животных, стволы, листья и плоды несуществующих более ра-стений. Пришлось признать, что историю во времени имеетне только

земля, взятая в целом, но и ее теперешняя поверхность и живущие на ней растения и животные. Признание это произошло первона-

чально не без труда. Теория Кювье о претерпеваемых землей револю-циях была революционна на словах и реакционна на деле. На место акта божественного творения она поставила целый ряд подобных творческих актов и сделала из чуда существенный <составную часть> рычаг природы. Лишь Ляйелль внес здравый смысл в геологию, заменив внезапные, вызванные капризом творца революции постепенными действиями медленного преобразования земли *.

Теорию Ляйелля было еще труднее примирить с гипотезой по-. стоянства органических видов, чем все предшествовавшие ей теории. Мысль о постепенном преобразовании земной поверхности и всех условий жизни на ней приводила непосредственно к учению о посте-пенном преобразовании организмов и их приспособлении к изменяю-щейся среде, приводила к учению об изменчивости видов. Однако традиция является силой не только в католической церкви, но и в естествознании. Сам Ляйелль в течение долгих лет не замечал этого противоречия, а его ученики и того менее. Это можно объяснить только утвердившимся в это время в естествознании разделением труда, благодаря которому каждый ограничивается своей специальной областью знания и немногие лишь способны обозреть его в целом.

Между тем в физике произошел огромный сдвиг вперед, резуль-таты которого были почти одновременно резюмированы тремя раз-личными людьми в столь знаменательном для этой-отрасли естество-знания 1842 г. Майер в Гейльбронне ** и Джоуль в Манчестере до-казали превращение теплоты в механическую силу и механической силы – в теплоту. Установление механического эквивалента теп-лоты покончило со всеми сомнениялш по этому поводу. В то же время Грове—отнюдь не профессиональный естествоиспытатель, а английский адвокат—доказал при помощи простой обработки нако-пившегося физического материала, что все так называемые физиче-ские силы—механическая сила, теплота, свет, электричество, магнетизм и даже так называемая химическая сила – переходят при известныx условиях друг в друга без какой бы то ни было потери силы, и таким образом доказал задним числом, при помощи физиче-ских методов, теорему Декарта, что количество имеющегося в мире движения неизменно. Благодаря этому различные физические силы—эти, так сказать, неизменные «виды» физики – превратились в различно диференцированные и переходящие по определенным законам друг в друга формы движения материи. <И если электричество пре-вращается в теплоту, свет, магнетизм, химическую силу, механичекое движение, то разве это большее чудо, чем происхождение чело-

* Недостаток ляйеллевскои концепции – по крайней мере, в ее первона-начальной форме – заключался в том, что она считала действующие на земле силы постоянными, – постоянными как по качеству, так и по количеству. Для нее не существует охлаждения земли; земля получает вновь свои докантовский веч-ней [..?..] характер, хотя эта вечность и включает на этот раз более или менее циклическое движение не развивается в определенном направлении, она просто изменяется случайным, бессвязным образом.

** [Энгельс оигг.бсчно пишет: в Гейдельберге.]

91

века от обязьяны? * .> В науке удалось избавиться от случайности наличия такого-то и такого-то количества физических сил, ибо были доказаны их взаимная связь и переходы друг в друга. Подобно астро- номии и физика пришла к тому неизбежному результату, что послед-ним выводом является вечный круговорот движущейся материи **.

Удивительно быстрое развитие химии после Лавуазье и особенно после Дальтона разрушало с другой стороны старое представлении о природе. Благодаря получению неорганическим путем произво-дившихся до того лишь в живых организмах соединений было дока-зано, что законы химии имеют ту же силу для органических тел, как и для неорганических, и была заполнена значительная часть остававшейся еще после Канта непроходимой пропасти между не-органической и органической природой.

Наконец и в области <физиологического> биологического ис-следования начатые в середине прошлого столетия систематически организуемые научные путешествия, экспедиции, более точное <ботаническое и геологическое> изучение европейских колоний во всех частях света живущими там специалистами, далее успехи пале-онтологии, анатомии, физиологии вообще, в особенности со времени систематического применения микроскопа и открытия клетки, – все это накопило столько материала, что стало возможным – и в то же время необходимым – применение сравнительного метода. С одной стороны, благодаря сравнительной физической географии были установлены условия жизни различных флор и фаун, а с дру-гой – были сравнены между собою различные организмы в отно-шении их гомологичных органов, и притом не только в зрелом воз-расте, но и на всех ступенях их развития ***. Чем глубже проникало это исследование, чем точнее оно делалось, тем больше расплыва-лась под руками та застывшая система <неизменных видов, полов, классов, царств> неизменной органической природы. Не только безнадежно исчезали границы между отдельными видами растений и животных, но появились животные, как амфиокс и лепидосирена, которые точно издевались над всеми существовавшими до того клас-сификациями ****, и наконец были найдены организмы, относительно которых нельзя было даже сказать, относятся ли они к животному миру или к растительному *****. Пробелы палеонтологической лето-писи все более и более заполнялись, заставляя даже самых упорных ученых признать поразительный параллелизм, существующий между историей развития органического мира в целом и историей развития отдельных организмов, давая таким образом ариаднину нить из того лабиринта, в котором, казалось, окончательно запутались ботаника и зоология. Характерно, что почти одновременно с нападением Канта на учение о вечности солнечной системы К. Вольф произвел в 1759 г. первое нападение на теорию постоянства видов, провозгласив

* [На полях отмечено карандашом: Силы находят свое единство в движении материи, устранена случайность наличия такого-то и такого-то количества сил. Внесено единство в физическое мировоззрение и согласие с общими результатами исследования в [..?..] вечном круговороте...]

** [На полях чужой рукой (вероятно Аронса) карандашом отмечено: Helm. holtz?]

*** [На полях: Эмбриология (Erhaltung der Kraft, 1847.)]

***** Нa полях: Ceratodus.] ж-.**?»

****** [На полях: dito Archeopterix etc.]

92

учение об их развитии. Но то, что было у него только гениальным

предвосхищением, то приняло более конкретные формы у Окена, Ламарка, Бера и было победоносно проведено ровно сто летспустя, в 1859г., Дарвином. Почти одновременно было констатировано, что протопласзма и клетка, признанные уже раньше последними формен-ными элементами всех организмов, живут самостоятельно в каче-

стве низших органических форм. Благодаря этому была доведена до минимума пропасть между органической и неорганической приро-дой и имеете с тем устранено одно из серьезнейших препятствий на пути к учению о происхождении организмов путем развития. Таким образом современное мировоззрение было готово в его основных чертах: все твердое было разложено, все неизменное улетучилось, все признававшееся вечным стало считаться преходящим, вся при-рода предстала находящейся в вечном потоке и круговороте.

<И вот мы снова вернулись к концепциям великих основателей греческой философии о том, что вся природа, начиная от мельчайших частиц ее до величайших тел, начиная от песчинки и кончая солнцем, начиная от протиста и кончая человеком находится в вечном возник-новении и уничтожении, в непрерывном течении, в неустанном дви-жении и изменении, с той только существенной разницей, что то, что было у греков гениальной догадкой, является у нас результатом строго научного, опытного исследования и поэтому имеет гораздо более определенную и ясную форму. Правда, эмпирическое доказа-тельство этого круговорота не свободно от пробелов, но последние незначительны по сравнению с тем, что уже твердо установлено;

притом они с каждым днем все более и более заполняются. И разве может быть без пробелов такое подробное доказательство, если вспом-нить, что главнейшие отрасли науки —звездная астрономия, химия, геология – насчитывают едва одно столетие, сравнительные методы и физиологии – едва 50 лет и что основная форма почти всякого, <физиологического> развития жизни – клетка – открыта каких-нибудь сорок лет назад!>*.

Из раскаленных вращающихся масс газа, законы движения ко-торых станут, может быть, известны нам лишь после нескольких столетий наблюдений над собственным движением звезд, развились благодаря охлаждению и сжатию бесчисленные солнца и солнечные системы нашего – ограниченного последними звездными кольцами млечного пути—мирового острова. Развитие это шло очевидно не повсюду с одинаковой скоростью. Астрономия оказывается все более и более вынужденной признать существование темных, не просто планетных тел в нашей звездной системе, т. е. признать суще-ствование потухших звезд (Медлер); с другой стороны (согласно Сек-ки), часть туманных пятен относится в качестве еще неготовых солнц к нашей звездной системе, что не исключает того, что другие туман-ности, как утверждает Медлер, являются далекими самостоятель-ными мировыми островами, степень развития которых должен уста-новить спектроскоп.

Лаплас показал подробным и еще непревзойденным до сих пор образом, как развивается из отдельной туманной массы солнечная система; позднейшая наука только подтвердила ход его мыслей.

* [Этот абзац перечеркнут и отделен от предыдущего и последующего чер-гой.].

93

На образовавшихся таким образом отдельных телах – солнцах,

планетах, спутниках – господствует первоначально та форма дви- жения материи, которую мы называем теплотой. Не может быть и речи о химических соединениях элементов даже при той температуре, которой обладает еще в наше время солнце; дальнейшие наблюдения над солнцем покажут, насколько при этом теплота способна превращаться в электричество или в магнетизм; уже и теперь можно счи-тать почти установленным, что происходящие на солнце механиче-ские движения имеют своим исключительным источником борьбу теплоты с тяжестью.

Отдельные тела охлаждаются тем быстрее, чем они меньше. Сперва охлаждаются спутники, астероиды, метеоры; наша луна давно уже погасла. Медленней охлаждаются планеты, медленнее всего цен-тральное светило.

Вместе с прогрессирующим охлаждением на первый план на-чинает все более и более выступать взаимодействие превращающихся друг в друга физических форм движения, пока наконец не будет достигнут пункт, с которого начинает давать себя знать химическое сродство, когда химически индиферентные до того элементы химиче-ски дифференцируются друг за другом, приобретают химические свой-ства и вступают друг с другом в соединения. Эти соединения не-прерывно изменяются вместе с охлаждением температуры, которая влияет различным образом не только на каждый отдельный элемент, но и на каждое отдельное соединение элементов; изменяются также вместе с зависящим от этого переходом части газообразной материи сперва в жидкое, а потом и в твердое состояние и вместе с создан-ными благодаря этому новыми условиями.

Эпоха, когда планета приобретает твердую кору и скопления

воды * на своей поверхности, совпадает с той эпохой, когда ее соб-ственная теплота начинает играть все меньшее и меньшее значение по сравнению с теплотой, получаемой ею от центрального светила. Ее атмосфера становится ареной метеорологических явлений в совре-менном смысле этого слова, ее поверхность – ареной геологических перемен, при которых созданные атмосферными осадками отложения приобретают все больший перевес над медленно ослабевающими действиями во вне раскаленно-жидкого внутреннего ядра.

Наконец, если температура охладилась до того, что – по край-ней мере на каком-нибудь значительном участке поверхности – она уже не переходит границы, при которой способен существовать белок, то при наличии благоприятных химических условий образуется жи-вая протоплазма. В настоящее время мы еще не знаем, в чем заклю-чаются эти благоприятные предварительные условия, что не уди-вительно, так как до сих пор еще не установлена химическая форму-ла белка, и мы даже еще не знаем, сколько существует химически различных белковых тел, и так как только приблизительно лет де-сять как стало известно, что совершенно бесструктурный белок обнаруживает все существенные функции жизни <ассимиляция>:

пищеварение, выделение, движение, сокращение (раздражимость), реакцию на раздражение, размножение **.

* [«Скопления воды» подчеркнуто посторонней рукой.]

** [Наполях: Zirkelschluss. ]

94

Может быть прошли тысячелетия, пока не создались условия, необходимыедля следующего шага вперед, и из этого бесформенного белка <о котором Окен пророчески...> не произошла благодаря образованию ядра и оболочки первая клетка. Но вместе с этой первой клеткой была дана и основа для формообразования всего органиче-ского мира. Сперва образовались, как мы должны это допустить, по данным палеонтологической летописи, бесчисленные виды бес- клеточных и клеточных протистов, о которых рассказывает нам единственный Eozoon Canadense -[103] и из которых некоторые диференцировались постепенно в первые растения, а другие – в первые живот-ные. А из первых животных развились—главным образом путем дальнейшего диференцирования – бесчисленные классы, порядки, семейства, роды и виды животных и наконец та порода животных, в| которой достигает своего полного развития нервная система, именно позвоночные, и, опять-таки, наконец, среди последних, то позво-ночное, в котором природа дошла до познания самой себя, – человек.

И человек возник путем диференцирования, и не только в инди-видуальном смысле,—т. е. так, что из одной-единственной клетки развивается путем диференцирования сложнейший из существую-щих в природе организмов, – но и в историческом смысле. Когда после тысячелетних попыток произошла наконец диференциация руки от ноги и установилась прямая походка, то человек обособился от обезьяны и была заложена основа для развития членораздельной речи и для мощного развития мозга, благодаря которому образова-лась с тех пор непроходимая пропасть между человеком и обезья-ной. Развитие специфических функций руки означает появление ору-дия, и орудие означает специфически человеческую деятельность, преобразующее обратное воздействие человека на природу, производ-ство. И животные имеют орудия в узком смысле слова, но лишь в виде членов своего тела, как это можно утверждать о муравьях, пчелах, бобрах; и животные производят, но их производительное воздействие на окружающую природу равно нулю. Лишь человеку удалось наложить свою печать на природу: он не только переместил растительные и животные миры, но изменил также вид и климат своего местопребывания и изменил даже растения и животных до того, что результаты его деятельности могут исчезнуть лишь вместе с гибелью всего земного шара.

И этого он добился прежде всего, и главным образом благодаря руке. Даже паровая машина, являющаяся до сих пор самым могуще-ственным его орудием при преобразовании природы, в последнем счете, будучи орудием, основывается на руке. Но параллельно с развитием руки развилась и голова, зарождалось сознание сперва отдельных практических, полезных действий, а впоследствии на основе этого у народов, находившихся в более благоприятных условиях, понимание обусловливающих эти полезные действия за-конов природы. А вместе с быстро растущим познанием законов при-роды росли и средства воздействия на природу; при помощи одной руки люди не создали бы паровой машины, если бы наряду с рукой и отчасти благодаря ей не развился соответственным образом и мозг.

Вместе с человеком мы вступаем в область истории. И животные обладают историей, именно историей своего происхождения и посте-пенного развития до своего теперешнего состояния, но эта история

95

делается помимо них, для них, а поскольку они сами принимают в этом yчаcтие, это происходит без <сознания конечной цели>их ведома и желания. Люди же, чем больше они удаляютя от живот-

ных в тесном смысле слова, тем более начинают делать сами созна-тельно свою историю, тем меньше становится влияние на эту историю непредвиденных факторов, неконтролируемых сил, и тем более соответствует результат исторического действия установленной заранее цели. Но если мы подойдем с этим масштабом к человеческой истории, даже к истории самых развитых народов современности, то мы найдем, что здесь все еще существует колоссальная дисгармония между поставленными себе целями и достигнутыми результатами, что по прежнему доминируют непредвиденные влияния, что неконтроли-руемые силы гораздо могущественнее, чем приводимые планомерно в движение силы. И это не может быть иначе до тех пор, пока самая важная историческая деятельность человека, та деятельность, благо-даря которой человечество вышло из животного состояния, которая образует материальную основу всех прочих видов деятельности че-ловека, пока производство, направленное на удовлетворение жиз-ненных потребностей человечества < даже в наиболее промышлен-ных странах...>, т. е. в наше время общественное производство, предоставлено слепой игре непредвиденных воздействий неконтро-лируемых сил и пока следовательно поставленная себе заранее цель осуществляется лишь в виде исключения, гораздо же чаще осущест-вляются противоположные ей результаты. В самых передовых, про-мышленных странах мы смирили силы природы, поставив их на службу человечеству; мы благодаря этому безмерно увеличили про-изводство, так что теперь ребенок производит больше, чем раньше сотня взрослых людей. Но каковы же результаты этого роста произ-водства? Растущий прибавочный труд, растущая нищета масс и каж-дые десять лет огромный крах. Дарвин не понимал, какую он напи-сал горькую сатиру на людей и в особенности на своих земляков, когда он доказал, что свободная конкуренция, борьба за существо-вание – прославляемая экономистами как величайшее историче-ское завоевание – является нормальным состоянием животного мира. Лишь сознательная организация общественного производ-ства, в которой происходит планомерное производство и потребление, может поднять людей над прочими животными в общественном отношении так, как их подняло производство вообще в специфиче-ском смысле. Благодаря общественному развитию подобная органи-зация становится с каждым днем все возможнее. От нее будет дати-ровать новая историческая эпоха, в которой люди, а вместе с ними все отрасли их деятельности, и в частности естествознание, сделают такие успехи, что все совершенное до того покажется только слабой тенью.

Но все, что возникает, достойно гибели. Пройдут миллионы лет, народятся и сойдут в могилу сотни тысяч поколений, но неумолимо надвигается время, когда истощающаяся солнечная теплота не су-меет уже растапливать надвигающийся с полюсов лед, когда все более и более скучивающееся у экватора человечество перестанет находить и там необходимую для жизни теплоту, когда постепенно исчезнет и последний след органической жизни, и земля—застыв-ший, мертвый шар, подобно луне – будет кружить в глубоком мраке

96

по все более коротким орбитам вокруг тоже умершего солнца,

на которое она наконец упадет.Другие планеты испытают ту же

участь, иные раньше, иные позже земли; вместо гармонически расчлененной, светлой, теплой, солнечной системы останется холодный,мертвый шар, продолжающий итти своим одиноким путем в мировом пространстве. И судьба, постигшая нашу солнечную систему, должна раньше или позже постигнуть все прочие системы нашего мирового острова, должна постигнуть системы всех прочих бесчисленных мировых островов, даже тех, свет от которых никогда не достигнет земли, пока ЕЩЕ существует на ней человеческий глаз, способный воспринять его.

Но когда подобная солнечная система завершит свой жизненный круг и подвергнется судьбе всего конечного, когда она станет жертвой смерти, то что будет дальше? Будет ли труп солнца продолжать катиться в виде трупа в бесконечном пространстве, и неужели все конечно разнообразные, прежде диференцированные силы природы превратятся навсегда в единственную форму движения, в притяжение? «Или же, – как спрашивает Секки (стр. 810), – в природе имеются силы, способные вернуть мертвую систему в первоначальное состояние раскаленной туманности, способные пробудить ее к новой жизни? Мы этого не знаем».

Разумеется мы этого не знаем в том смысле, в каком мы знаем,

что 2х2=4 или что притяжение материи действует обратно про-порционально квадрату расстояния. В теоретическом естествозна-нии, которое свои взгляды на природу старается объединить в одно гармоническое целое, без которого в наше время не сделает шага вперед даже самый беззаботный по части теории эмпирик, нам приходится очень часто оперировать с не вполне известными величинами, и логика, последовательность мысли, должны были всегда заполнять такие неизбежные пробелы познания. Современное естествознание вынуждено было заимствовать у философии поло-жение о неразрушимости движения <материи>, без которого оно неспособно более существовать. Но движение материи не сводится к одному только грубому механическому движению, к простому перемещению; движение материи —это также теплота и свет, электрическое и магнитное напряжение, химическое соединение и разложение, жизнь и, наконец, сознание. Говорить, будто материя за все время его бесконечного существования имела только один раз – и то ничтожно короткий, по сравнению с вечностью срок -- возможность диференцировать свое движение и таким образом развернуть богатство этого движения и что до этого и после этого она навеки обречена довольствоваться простым перемещением, говорить это —все

равно, что утверждать, будто материя <сила> смертна и движние преходяще. Учение о неразрушимости движения надо понимать не только в количественном, но и в качественном смысле. Материя, —чисто механическое перемещение которой хотя и содержит в себе возможность превращения при благоприятных обстоятельствах в теплоту, электричество, химическое действие, жизнь, но которая не в состоянии породить из самой себя эти условия, – такая материя утратила <силу> и движение,—движение, которое потеряло способность превращаться в свойственные ему различные формы, хотя и обладает еще dynamis, но не обладает уже

97

энергией и таким образом отчасти уничтожено. Но и то и другое

немыслимо.

Одно во всяком случае несомненно: было время, когдаматерия нашего нашего мирового острова превратила в теплоту такое количество движения—мы до сих пор еще не знаем, какого именно рода, – что из него могли развиться по меньшей мере (по Медлеру) 20 млн. солнечных систем, которые – как мы в этом столь же твердо убе-ждены – рано или поздно погибнут. Как происходило это превра-щение? Мы это знаем так же мало, как мало знает отец Секки, превратится ли будущее caput mortuum нашей солнечной системы снова в сырой материал для новых солнечных систем. Но здесь мы вынужде-ны <допустить чудо> либо обратиться к помощи творца, либо сделать тот вывод <что случившееся однажды может снова прои-зойти>, что раскаленный сырой материал для солнечной системы нашего мирового острова возник естественным путем, путем превра-щений движения, которые присущи от природы движущейся ма-терии и условия которых должны следовательно быть снова произ-ведены материей, хотя бы после миллионов лет, более или менее случайным образом, но с необходимостью, присущей и случаю.

Теперь начинают все более и более признавать возможность по-добного превращения. Ученые приходят к убеждению, что конечная участь звезд —это упасть друг на друга, и они вычисляют даже ко-личество теплоты, которое должно развиться при подобном столкно-вении. Внезапное появление новых звезд, столь же внезапное уве-личение яркости давно известных звезд, о котором сообщает нам астрономия, легче всего объясняются гипотезой о подобных столкно-вениях. При этом надо иметь в виду, что не только наша планет-ная группа вращается вокруг солнца, а солнце движется внутри нашего мирового острова, но что и весь наш мировой остров движется в мировом пространстве, находясь в временном относительном рав-новесии с прочими мировыми островами, ибо даже относительное равновесие свободно движущихся тел может существовать лишь при одновременно обусловленном движении, и некоторые исследователи допускают, что температура в мировом пространстве не повсюду одинакова. Наконец мы знаем, что за исключением ничтожно малой части теплота бесчисленных солнц нашего мирового соострова исчезает в пространстве, тщетно пытаясь поднять температуру его хотя бы на одну миллионную долю градуса Цельсия Что происходит со всем этим огромным количеством теплоты? Погибает ли она навсегда в попытке согреть мировое пространство, перестает ли она практи-чески существовать, сохраняясь лишь теоретически в том факте, что мировое пространство нагрелось на долю градуса, выражаемую десятью или более нулями? Это предположение означает отрица-ние учения о неразрушимости движения; оно оставляет открытой дверь для гипотезы, что путем последовательного падения друг на друга звезд все существующее механическое движение превратится в теплоту, которая будет излучена в мировое пространство, благо-даря чему, несмотря на всю «неразрушимость силы», прекратится вообще всякое движение. (Между прочим здесь обнаруживается, как неудачно выражение: неразрушимость силы, вместо выражения неразрушимость <материя> движения). Мы приходим таким образом к выводу, что излучаемая в мировое пространство теплота

98

должна иметь возможность каким-то путем -- путем, установить который предстоит в будущем естествознанию, -- превратиться в другую форму движения, в когорой она может снова накопиться и начать функционировать. А в таком случае отпадает и главная труд-ность, мешавшая обратному превращению умерших солнц в раскаленную туманность.

Впрочем вечно повторяющееся последовательное появление миров в бесконечном времени является только логическим королларием к одновременному сосуществованию бесчисленных миров в бес-конечном пространстве: принудительную необходимость этого поло-жения должен был признать даже антитеоретический мозг янки Дрэпера *.

Материя движется в вечном круговороте, завершающем свою траекторию в такие промежутки времени, для которых наш земной год не может служить достаточной единицей; в круговороте, в кото-ром время наивысшего развития, время органической жизни и еще более жизни сознательных существ столь же скудно отмерено, как пространство в жизни и в самосознании; в круговороте, в котором каждая отдельная форма существования материи – безразлично, солнце или туманность, отдельное животное или животный вид, химическое соединение или разложение—одинаково преходяща, и в котором ничто не вечно, кроме вечно изменяющейся, вечно движу-щейся материи и законов ее движения и изменения. Но, как бы часто и как бы безжалостно ни совершался во времени и в пространстве этот круговорот, сколько бы бесчисленных солнц и земель ни возни-кало и ни погибало; как бы долго ни приходилось ждать, пока в ка-кой-нибудь солнечной системе, на какой-нибудь планете не появятся условия, необходимые для органической жизни, сколько бы бес-численных существ ни должно было погибнуть и возникнуть, прежде чем из их среды разовьются животные с мыслящим мозгом, находя на короткий срок пригодные для своей жизни условия, чтобы за-тем быть тоже истребленными без милосердия, – мы все же уве-рены, что материя во всех своих превращениях остается вечно одной и той же, что ни один из ее атрибутов не может погибнуть и что по-этому с той же самой железной необходимостью, с какой она некогда истребит на земле свой высший цвет—мыслящий дух, она должна будет его снова породить где-нибудь в другом месте и в другое время.

*«Множественность миров в бесконечном пространстве приводит к пред-ставлению последовательной смены миров в бесконечном времени» (Draper [Hist. Int. Devel. II) [104].

ЗАМЕТКИ

1881—1882 гг.

Познание. У муравьев иные глаза, чем у нас, они видят хими-ческие (?) лучи (Nature, 8 июня 1882 г., Леббок) -[105], но мы в познании этих невидимых для нас лучей пошли значительно дальше, чем му-равьи, а тот факт, что мы можем доказать, что муравьи видят вещи, которые для нас невидимы, и что доказательство этого основывается на восприятиях нашего глаза, показывает, что специальное устрой-ство человеческого глаза не является абсолютной границей для человеческого познания.

К нашему глазу присоединяются не только другие чувства, но и деятельность нашего мышления. Относительно последнего при-ходится сказать то же, что и относительно глаза. Чтобы узнать, чего может достигнуть наше мышление, нет вовсе нужды через сто лет после Канта определять границы мышления из критики разума, из исследования орудия познания; неправильно поступает и Гельм-гольц, когда видит в недостаточности нашего зрения (которая ведь необходима: глаз, который видел бы все лучи, именно поэтому не видел бы ничего) и в устройстве нашего глаза, ставящем нашему зрению определенные пределы, да и в этих пределах не дающем полной точности зрения, – доказательство того, что глаз дает нам ложные или неточные сведения о свойствах видимого нами. То, чего может достигнуть мышление, мы видим скорее из того, чего оно уже достигло и еще ежедневно достигает. И этого вполне достаточно как в смысле количества, так и в смысле качества. Наоборот, исследова-ние форм мышления, рассудочных определений, очень благодар-ная и необходимая задача, и ее выполнил после Аристотеля систе-матически только Гегель.

Разумеется мы никогда не узнаем того, какими представляются муравьям химические лучи. Кого это огорчает, тому ничем не помочь.

Диалектическая логика, в противоположность старой, чисто фор-мальной логике, не довольствуется тем, чтобы перечислить и сопо-ставить без связи формы движения мышления, т. е. различные формы суждения и умозаключения. Она, наоборот, выводит эти формы одну из другой, устанавливает между ними отношение субординации,а не координации, она развивает высшие формы из низших. Гегель, верный своему делению всей логики, группирует суждения -[106] на:

1. Суждения наличного бытия, простейшую форму суждения, где о какой-нибудь отдельной вещи высказывается, утвердительно или отрицательно, некоторое общее свойство (положительное сужде-

100

ние: роза красна; отрицательное: роза не голубая; бесконечное суждение: роза не верблюд)

2.Суждения рефлексии, где о субъекте высказывается некоторое отношение (единичное суждение: этот человек смертен; частное:

некоторые, многие люди смертны; универсальное: все люди смертны;

или: человек смертен).

3. Суждения необходимости, где о субъекте высказывается его субстанциальная определенность (категорическое суждение: роза есть растение; гипотетическое суждение: когда восходит солнце, становит-ся день; разделительное: лепидосирена – либо рыба, либо амфибия).

4. Суждения понятия, в которых о субъекте высказывается, насколько он соответствует своей всеобщей природе, или, как выра-жается Гегель, своему понятию (ассерторическое суждение: этот дом плохой; проблематическое: если этот дом сделан так-то, то он хорош; аподиктическое: дом, сделанный так-то и так-то, хорош).

1) Единичное суждение, 2) особенное, 3) всеобщее * -[107].

Какой сухой вид ни имеет все это и какой произвольной ни кажется на первый взгляд местами эта классификация суждений, но внутренняя истина и необходимость этой группировки станет ясной всякому, кто проштудирует гениальные рассуждения Гегеля об этом в Большой логике (Werke, V, стр. 63—115). Но насколько эта груп-пировка обоснована не только законами мышления, но и законами природы, можно показать на очень известном, взятом из другой об-ласти примере.

Уже доисторические люди знали практически, что трение поро-

ждает теплоту, когда они открыли – может быть, уже сто тысяч лет

назад—способ получать огонь трением, а гораздо раньше согре-вали холодные части тела растиранием их. Но отсюда до открытия того, что трение есть вообще источник теплоты, прошло кто его знает сколько тысячелетий. Но так или иначе настало время, когда чело-веческий мозг развился настолько, что мог высказать суждение:

трение есть источник теплоты – суждение наличного бытия и притом положительное суждение.

Прошли новые тысячелетия, пока в 1842 г. Майер, Джоуль и Колдинг не изучили этот специальный процесс в его отношениях к открытым за это время другим аналогичным процессам, т. е. изу-чили его в его отношениях к его ближайшим общим условиям и смогли формулировать такого рода суждение: всякое механическое движение способно превратиться при помощи трения в теплоту. Итак вот сколько времени и сколько эмпирических знаний потребо-валось, чтобы продвинуться в познании вопроса от вышеприведен-ного положительного суждения и наличного бытия до этого универ-сального суждения рефлексии.

* [В подлиннике это место, лишь впоследствии внесенное в текст, очень , неясно. В рукописи например: 2-м пунктом стоит неясное слово, состоящее только из 3 букв: Ind или Kat или Pat, а затем идет приведенное в тексте разделение суждений в пунктах 3 и 4. Но так как Гегель признает только три суждения реф-лексии, а Энгельс в конце этого отдела также говорит только о трех суждениях то мы считаем себя в праве читать это место так, как указано выше в тексте. Мы в своем толковании опираемся на то, что сомнительное 2-е суждение. (Irid или Kat или Pat) производит впечатление, что оно не зачеркнуто по недосмотру. При позднейшем поспешном исправлении Энгельс вероятно забыл правильно поставить цифры, так что в рукописи у него получилось четыре числа].

101

Но отныне дело пошло быстрее. Уже три года спустя Майер смог

поднять – по крайней мере по существу – суждение рефлексии

на ту высоту, на которой оно находится теперь.

Любая форма движения способна и вынуждена при определен-ных для каждого случая условиях превpaтиться прямо или косвенно в любую другую форму движения: суждение понятия, и притом апо-диктическое, – высшая вообще форма суждения.

Итак то, что у Гегеля является развитием логической формы су- ждений как таковой, выступает здесь перед нами как paзвитие наших опирающихся на эмпирическую основу теоретических сведений о природе движения вообще. Это показывает, что законы мышления и законы природы необходимо согласуются между собой, если они только правильно познаны.

Мы можем рассматривать первое суждение как суждение единич- ности: в нем регистрируется единичный факт, что трение порождает теплоту. Второе суждение можно рассматривать как суждение осо- бенности: особенная форма движения, механическая, обнаруживает свойство переходить при особенных обстоятельствах (благодаря трению) в другую особенную форму движения, в теплоту. Tpeтье суждение это – суждение всеобщности: любая форма движения, оказывается, способна и должна превращаться в любую иную форму движения. В этой форме закон достиг своего последнего выражения. Благодаря новым открытиям мы можем найти новые доказательства его, придать ему новое, более богатое содержание. Но к самому закону, как он здесь выражен, мы не можем прибавить более ничего. В своей всеобщности, в которой одинаково всеобщи форма и содержание, он неспособен к дальнейшему расширению: он – абсолютный закон природы.

К сожалению, дело хромает в случае формы движения белка, alias жизни, до тех пор пока мы не можем изготовить белка.

Единичность, особенность, всеобщность – вот те три категории, в рамках которых движется все «учение о понятии». При зтом пере-ход от единичного к особенному, а от особенного ко всеобщему совер-шается не одним, а многими способами, и Гегель довольно часто иллю-стрирует его на примере перехода: индивид, вид, род. И вот прихо-дят Геккели со своей индукцией и выдвигают против Гегеля, видя в этом какой-то большой подвиг, ту мысль, что надо переходить от единичного к особенному и затем от особенного к всеобщему, от ин-дивида к виду, а затем от вида к роду, позволяя затем делать дедук-тивные умозаключения, которые должны уже повести дальше! Эти люди так уперлись в противоположность между индукцией и дедук-цией, что сводят все логические формы умозаключения к этим двум, не замечая при этом вовсе, что они:

1) применяют под этим названием бессознательно совершенно другие формы умозаключения, 2) не поль-зуются всем богатством форм умозаключения, поскольку их нельзя втиснуть в рамки этих двух форм, и 3) превращают благодаря этому сами эти формы – индукцию и дедукцию – в чистейшую бессмы-слицу.

102

Однако выше доказано также, что для суждения необходима не только кантовская «способность суждения», но способность сужде-ния вообще.

Гофман (Ein Jahrhundert Chemie unter den Hohenzollern)-[108] характеризует натурфилософию ссылкой на фантазера Розенкранца, которого не признает ни один настоящий гегельянец. Делать натур-философию ответственной за Розенкранца так же нелепо, как если бы Гофман захотел сделать Гогенцоллернов ответственными за открытие Маркграфом свекловичного сахара.

Бессмыслица у Геккеля: индукция против дедукции. Точно де-дукция не == умозаключению, следовательно и индукция является дедукцией. Это происходит от поляризирования -[109].

Путем индукции было найдено сто лет назад, что раки и пауки являются насекомыми, а все низшие животные—червями. При по-

мощи той же индукции теперь найдено, что это нелепость и что существует х классов. В чем же преимущество так называемого ин-дуктивного умозаключения, которое может оказаться столь же лож-ным, как и так называемое дедуктивное умозаключение? Ведь основа его – классификация.

Индукция не в состоянии доказать, что когда-нибудь не будет найдено млекопитающее животное без молочных желез. Прежде сосцы считались признаком млекопитающего, но утконос не имеет

вовсе сосцов.

Вся эта вакханалия с индукцией создана англичанами, начиная

от Уэвелля и т. д. -[110], которые подходили престо математически и таким образом сочинили противоположность индукции дедукции. Старая и новая логика не знают об этом ничего. Все формы умозаклю-чения, начинающие с единичного, экспериментальны и основываются на опыте. Индуктивное умозаключение начинается даже с А—Е—-В (всеобщ.).

Для силы мысли наших естествоиспытателей характерно то, что Геккель -[111] фанатически выступает на защиту индукции как раз в тот самый момент, когда результаты индукции —классификация – посюду поставлены под вопрос (Limulus—паук; Ascidia—позво-ночное или chordatum; Dipnoi, вопреки первоначальному определе--нию амфибий, оказываются рыбами) и когда ежедневно открываются новые факты, опрокидывающие всю прежнюю индуктивную класси-исацию. Какое великолепное подтверждение слов Гегеля, что индук-тивное умозаключение по существу проблематическое! Мало того:

благодаря успехам теории развития даже вся классификация орга-низмов отнята у индукции и сведена к «дедукции», к учению о происхождении—какой-нибудь вид буквально дедуцируется, вы-водится из другого путем происхождения, а доказать теорию раз-вития при помощи простой индукции невозможно, так как она цели-

ком антииндуктивна. Благодаря индукции понятия сортируются: вид,

103

род, класс; благодаря же теории развития они стали текучими, а значит и относительными; а относительные понятия не поддаются индукции.

Индукция и дедукция. Геккель, Schopfungegeschichte, S. 76-77) Умозаключение поляризуется на индукцию и дедукцию! *

Hegel, Geschichte der Philosophic, Griechische Philosopllic (Natur-anschaung der Alten), Bd. I. –[112].

<Фалес>. О первых философах Аристотель (Метафизика, 1. 3) говорит, что они утверждают: «То, из чего есть все сущее и из чего

оно возникает как из первого, и во что оно возвращается как в последнее, и что в качестве субстанции (….) остается всегда тем же самым и изменяется только в своих качествах (….), это—стихии (…..) и принцип (….) всего сущего. Поэтому они придерживаются того взгляда, что ни одна вещь не становится (…….) и не преходит, ибо одна и та же природа сохраняется всегда (стр. 198). Таким образом уже здесь перед нами целиком первоначальный сти-хийный материализм, который естественно считает при своем возни-кновении само собою разумеющимся единство в бесконечном много-образии явлений природы и ищет его в чем-то определенно телесном, в чем-то особенном, как Фалес в воде.

Цицерон говорит о Фалесе: «Милетец.... утверждал, что вода есть начало вещей, а бог —тот разум, который все создал из воды» (Dе Natura Deorum, 1, 10). Гегель правильно замечает, что это—при-бавка Цицерона, и добавляет к этому: «Но вопрос о том, верил ли еще Фалес кроме того в бога, нас здесь не касается; речь идет здесь не о допущениях, верованиях, народной религии... и если бы он и говорил о боге как творце всех этих вещей из вода, то мы все же не знали бы благодаря этому ничего больше об этом существе... Это пустое слово без какого бы то ни было содержания» (стр. 209, около 600—605 г.).

Древнейшие греческие философы были одновременно естествоис- пытателями: Фалес был геометром, он определил продолжительность года в 365 дней, предсказал, говорят, одно солнечное затмение. Анаксимандр изготовил солнечные часы, особую карту (…..)

суши и моря и различные астрономические инструменты. Пифа- гор был математиком.

У Анаксимандра из Милета, по Плутарху (Quaest, convival. VIII, 8):

«человек произошел от рыбы, вышел из воды на сушу», (стр. 213) **. Для него (……..), причем он не определяет (….) этого (…..) ни как воздух, ни как воду или что-нибудь другое. (Diog. Laert. II, § 1.) Гегель (стр. 215) правильно переводит это бесконечное словами: «неопределенная материя» (около 580 г.).

Анаксимен из Милета принимает за принцип и основной элемент воздух, который у него бесконечен. (Cicero, De Natura Deorum, I, 10 и т. д.) «Из него выходит все, в него возвращается обратно все» (Плутарх, De placitis pnilos., I, 3.) При этом воздух (….==…..)

* [Последнее предложение находится на левой стороне, на полях без ука зания, к какому месту оно относится.] .

** [Подчеркнуто Энгельсом.]

104

«подобно тому как наша душа есть воздух, так и некий дух (…) и воздух держат весь мир. Дух и воздух равнозначащи» (Плутарх). Душа и воздух рассматриваютя как всеобщая среда (около 555г.)

Уже Аристотель говорит, что эти древние философы ищут перво- существо в каком-то виде материи: и воздухе и воде (и, может быть, Анаксимандр в чем-то промежуточном между ними); позже Гера- клит – в огне, но ни один из них— в з емле, из-за ее сложного со-

става (……). (Метафизика, I, 8, стр. 217.)

О всех них Аристотель замечает правильно, что они оставляют необъясненным происхождение движения. Стр. 218 и след.

Пифаrop из Самоса (около 540 г.): Число – у него основной прин-цип: «что число есть сущность всех вещей, и вообще организация все-|ленной в ее свойствах есть гармоническая система чисел и их отно-шений» *. (Аристотель, Метафизика, I, 5 passim.) Гегель правильно обращает внимание на «смелость подобной идеи, которая сразу унич-тожает таким образом все, что кажется представлению сущим или сущностным (истинным), и устраняет чувственную сущность»113 и ищет сущности в логической категории, хотя бы очень ограниченной и односторонней. Подобно тому как число подчинено определенным законам, так подчинена им и вселенная: этим впервые высказывается мысль о закономерности вселенной. Пифагору приписывают сведение музыкальной гармонии к математическим отношениям. Точно так же: «В середине пифагорейцы поместили огонь, а землю рассматривали как звезду, которая движется по кругу около этого центрального тела». (Аристотель, Метафизика,!, 5.) Но этот огонь не был солнцем; во всяком случае тут первая догадка о том, что земля движе-тся.

Гегель высказывает по поводу планетной системы следующее замечание: «...Математика не сумела еще объяснить гармонию, кото-рой определяются расстояния от солнца. Мы знаем точно эмпири-ческие числа, но все они имеют вид случайности, а не необходимости. Мы знаем, что расстояния обнаруживают приблизительно некоторую правильность, и благодаря этому удачно предположили существова-ние планет между Марсом и Юпитером там, где позже открыли Цереру, Весту, Палладу и т. д. Но астрономия еще не нашла здесь последовательного разумного ряда. Она, наоборот, относится с презре-нием к мысли о правильном изображении этого ряда; но сам по себе это крайне важный пункт, которого не следует забывать», стр. 267.

Несмотря на наивно-материалистический характер мировоззре-ния в целом, уже у древнейших греков имеется ядро позднейших разногласий. Уже у Фалеса душа есть нечто особенное, отличное от телa (он же приписывает магниту душу), у Анаксимена она – воздух (как в книге Бытия); у пифагорейцев она уже бессмертна и пересе-ляется из тела в тело; тело носит для них чисто случайный характер. И у пифагорейцев душа есть осколок эфира (……..) (Diog. Laert., VIII, 26—28), где холодный эфир есть воздух, а плот-ный—есть море и влажность.

Аристотель правильно упрекает пифагорейцев также в следую-щим: своими числами «они не объясняют, как становится движение

и как без движения и изменения совершается возникновение и

* [Подчеркнуто Энгельсом,]

105

гибель, или же состояния и деятельности небесных вещей» ( Мета-физика, 1,8).

Пифагор, говорят, открыл тожество yтpeнней и вечерней звезды и то, что луна получает свой свет от солнца. Наконец он открыл Пифагорову теорему. «Говорят, что, когда Пифагор открыл эту теорему, он принес гекатомбу. И замечательно, что радость его была по этому поводу так велика, что он устроил большое празднество, на которое были приглашены богачи и весь народ: это стоило того. Вот веселье радость духа (познание) – за счет быков» (стр. 279).

Элейцы.

* Левкипп и Демокрит. «Левкипп и его товарищ Демокрит счи тают элементами полное и пустое и при этом утверждают, что первое есть бытие, а второе – небытие. Полное и плотное (т. е. атомы) есть бытие, а пустое и разреженное—небытие. Поэтому,—утверждают они, —бытие отнюдь не больше, чем небытие... То и другое в каче-стве материала является причиной всего сущего. Подобно тем, ко торые считают, что единое есть субстанциальная сущность и выводят все остальное из ее свойств, —и они также утверждают, что paзличия их (т. е. атомов) являются причиной всего остального. Они утвер-ждают, что есть троякого рода различия: по форме, по порядку и по положению.... А отличается от N по форме, AN от NA – по порядку, Z от N – по положению. (Aristot., Metaph., I. I, с. 4.)

(Левкипп) «впервые предположил, что атомы суть элементы… Он говорит, что из них возникают беспредельные миры и снова на них распадаются. Возникают же миры следующим образом: благо- даря отрыву от беспредельного множество тел всевозможных форм несется в великую пустоту. Собираясь вместе, они образуют один вихрь, в котором, сталкиваясь и многообразно вращаясь, сходные тела выделяются вместе. Ввиду того, что из-за своего множества oни не могут вращаться в равновесии, наиболее тонкие направляются за пределы пустоты, как при просеивании через сито. Остальные же остаются вместе и, переплетаясь, соединяются друг с другом и обра зуют первую шаровидную систему». (Diоg. Laert., I., IX, с. 6.)

Следующее—об Эпикуре: «Атомы движутся непрерывно (ниже он говорит, что они движутся и с одинаковой скоростью), ибо пустота одинаково вмещает как самый легкий из них так и самый тяжелый. И нет у атомов никаких иных качественных отличий, кроме формы, величины и тяжести... Но и не всякая величина им свойственна... Еще никто никогда чувственно не видел атомов. (Diog. Laert., I., X, § 43, 44.) И по необходимости атомы обладают одинаковой скоростью, когда они несутся через пустоту и не встречают на своем пути никаких препятствий, ибо тяжелые атомы движутся не быстрее, чем малые и легкие, когда им ничто не мешает, и малые – не быстрее, чем большие, так как все они имеют соответствующий проход, поскольку ничто не преграждает им путь» (loc. cit., § 61).

«Итак ясно, что единое есть известная природа в каждом роде вещей и что ни для одной вещи это единое не оказывается ее природой» (Aristot., Metaph., I, IX, с. 2.)

* [Следующие цитаты, приведенные в оригинале по-гречески, написаны Марксом.]

106

Как бы ни упирались естествоиспытатели, но ими управляют

философы. Вопрос лишь в том, желают ли они, чтобы ими управлял

какой-нибудь скверный модный философ, или же они желают руко-

водиться разновидностью теоретического мышления, основы вающейся на знакомстве с историей мышления и его завоеваний. Физика, берегись метафизики! Это совершенно верно, но в другом смысле.

Естествознание, довольствуясь отбросами старой метафизики,

вслед за философией тянуло еще свое мнимое существование. Лишь когда естествознание и история впитают в себя диалектику, лишь тогда весь философский хлам – за исключением чистого учения о мышлении—станет излишним, растворится в положительной науке.

Случайность и необходимость. Другая противоположность, в плену которой находится метафизика, это—противоположность между случайностью и необходимостью. Есть ли что-нибудь более противоречащее друг другу, чем обе эти логические категории? Как возможно, что обе они тожественны, что случайное необходимо, а необходимое точно так же случайно? Обычный здравый смысл, а с ним и большинство естествоиспытателей, рассматривает необходи- мость и случайность как категории, безусловно исключающие друг друга. Какая-нибудь вещь, какое-нибудь отношение, какой-нибудь процесс либо случайны, либо необходимы, но не могут быть и тем и

другим *. Таким образом оба существуют бок о бок в природе: в последней заключаются всякого рода предметы и процессы, из кото-

рых одни случайны, другие необходимы, причем важно только

одно —не смешивать их между собой. Так, например, принимают главные видовые признаки за необходимые, считая остальные раз-личия у индивидов одного и того же вида случайными; и это отно- СИТСЯ к кристаллам, как и к растениям и животным. При этом ** в свою очередь низшая группа рассматривается как случайная по отношению с высшей: так, например, считают случайным то, сколько имеется различных видов genus felis или agnus, или сколько имеется родов и порядков в каком-нибудь классе, или сколько существует индивидов в каждом из этих видов, или сколько имеется различных видов животных в определенной области, или какова вообще фауна, флора. А затем объявляют необходимое единственно достойным научного интереса, а случайное – безразличным для науки. Это озна-чает следующее: то, что можно подвести под законы, что следовательно знают, то интересно, а то, чего нельзя подвести под законы, чего следовательно не знают, то безразлично, тем можно пренебречь. Но при такой точке зрения прекращается всякая наука, ибо задача ее ведь в том, чтобы исследовать то, чего мы не знаем. Это означает следую-

* [В рукописи здесь первоначально с красной строки начинался новый обзац:

<Дело едва ли изменится, если мы станем на точку зрения того детерминизма, который перешел к этому воззрению на природу от французского материализма || и который устраняет случайность, отрицая ее. Согласно этому толковаг> в несколько измененной форме это предложение опять повторяется ниже.]

** [Дальнейшее до слов: «Чего мы не знаем», приписано Энгельсом на обратной стороне листа.]

107

щее: что можно подвести под всеобщие законы, то считается необхо- димым, а чего нельзя подвести, то считается случайным.Легко ви- деть, что это такого сорта наука, которая выдает за естественное то, что она может объяснить, сводя непонятное ей к сверхъестественным причинам. При этом по существу дела совершенно безразлично, на-зову ли я причину непонятных явлений случаем или богом. Oба эти названия являются лишь выражением моего незнания и поэтому не относятся к ведению науки. Наука перестает существовать там, где теряет силу необходимая связь.

Противоположную позицию занимает детерминизм, перешедший в естествознание из французского материализма и рассчитывающий покончить со случайностью тем, что он вообще отрицает ее. Согласно этому воззрению в природе господствует лишь простая, непосредственная необходимость. Что в этом стручке пять горошин, а не четыре или шесть, что хвост этой собаки длиною в пять дюймов, а не длиннее или короче на одну линию, что этот цветок клевера был оплодотворен в этом году пчелой, а тот— нет, и притом этой определенной пчелой и в это определенное время, что это определенное, yнесенное ветром семя одуванчика взошло, а другое – нет, что в прошлую ночь меня укусила блоха в 4 часа утра, а не в 3 или в 5, и притом в правое плечо, а не в левую икру,—все это факты, вызванные неизменным сцеплением причин и следствий, связаны незыблемой необходимостью, и газовый шар, из которого возникла солнечная система, был так устроен, что эти события могли произойти только так, а не иначе. С необходимостью этого рода мы все еще не выходим из гра-ниц теологического взгляда на природу. Для науки совершенно без-различно, назовем ли мы это, вместе с Августином и Кальвином, извечным решением божиим, или, вместе с турками, кисметом, или же назовем необходимостью. Ни в одном из этих случаев не может быть речи об изучании причинной цепи, ни в одном из этих случаев мы не двигаемся с места. Так называемая необходимость остается простой фразой, а благодаря этому и случай остается тем, чем он был. До тех пор, пока мы не можем показать, от чего зависит число горошин и стручке, оно остается случайным; а оттого, что нам скажут, что этот факт предвиден уже в первичном устройстве солнечной системы, мы не подвигаемся ни на шаг дальше. Мало того: наука, которая взялась бы проследить этот случай с отдельным стручком в его каузальном сце-плении, была бы уже не наукой, а просто игрой, ибо этот самый стру-чок имеет еще бесчисленные другие индивидуальные – кажущиеся нам случайными – свойства: оттенок цвета, плотность и твердость шелухи, величину горошин, не говоря уже об индивидуальных осо-бенностях, доступных только микроскопу. Таким образом с одним этим стручком нам пришлось бы проследить уже больше каузальных связей, чем в состоянии решить их все ботаники на свете.

Таким образом случайность не объясняется здесь из необходимо-сти; скорее, наоборот, необходимость низводится до чего-то чисто случайного. Если тот факт, что определенный стручок заключает в себе шесть горошин, а не пять или семь, – явление того же порядка, как закон движения солнечной системы или закон превращения энер-гии, то значит действительно не случайность поднимается до уровня необходимости, а необходимость деградируется до уровня случайно-сти. Мало того, можно сколько угодно утверждать, что разнообразие

108

находящихся на определенном участке бок о бок органическихи не-

органических видов и индивидов покоится на нерушимой необхо-

димости, но для отдельных видов и индивидов оно остается тем, чем было, т.е. случайным. Для отдельного животного случайно, где оно родилось, какую среду оно застает вокруг себя, какие враги и сколько именно врагов угрожают ему. Для материнского растения случайно, куда ветер занесет его семя, для дочернего растения —где это семя найдет почну, откуда оно вырастет, и уверение, что и здесь все покоится на нерушимой необходимости, является очень жалким утешением. Хаотическое соединение предметов природы в какой-нибудь определенной области или даже на всей земле остается, при всем извечном, первичном детерминировании его, таким, каким оно было, – случайным.

В противовес обоим этим взглядам выступает Гегель с неслыхан-ными до того утверждениями, что случайное имеет основание, ибо оно случайно, но точно так же не имеет никакого основания, ибо оно случайно; что случайное необходимо, что необходимость сама опре-деляет себя как случайность и что, с другой стороны, эта случайность есть скорее абсолютная необходимость (Logib., книга II, отдел: Действительность) -[114]. Естествознание предпочло игнорировать эти положения как парадоксальную игру слов, как противоречащую себе самой бессмыслицу, закоснев теоретически в бессодержательности вольфовской метафизики, согласно которой нечто либо случайно, либо необходимо, но ни в коем случае ни то, ни другое одновременно, или в столь же бессодержательном механическом детерминизме, который на словах отрицает случайность в общем, чтобы на практике признать ее в каждом отдельном случае.

В то время как естествознание продолжало так думать, что сде-

лало оно в лице Дарвина?

Дарвин в своем составившем эпоху произведении исходит из крайне широкой, покоящейся на случайности фактической основы. Именно незаметные случайные различия индивидов внутри отдельных видов, различия, которые могут усиливаться до изменения самого характера вида, ближайшие даже причины которых можно указать лишь в самых редких случаях, именно они заставляют его усомниться в прежней основе всякой закономерности в биологии, усомниться в понятии вида, в его прежней метафизической неизменности и постоянстве. Но без понятия вида вся наука теряла свой смысл. Все ее отрасли нуждались в понятии вида: чем были бы без понятия вида анатомия человека, антропология, геология, палеонтология, ботаника и т.д.? Все результаты этих наук стали не только спорными, но были просто уничтожены. Случайность уничтожает необходимость, как ее понимали до сих пор. Прежнее представление о необходимости отка-зывается служить. (Накопленный за это врегля материал, относя- щийся к случайности, устранил и уничтожил старое представление о необходимости.) * Сохранять его значит навязать природе в каче-стве закона противоречащее самому себе и действительности произ-вольное логическое построение, значит отрицать всякую внутрен- нююнеобходимостьв живой природе, значит вообще объявить хаоти-

* [Эта фраза, вынесенная в скобки и в оригинале, стоит на полях без ясного указания, к какому месту текста она относится.]

109

ческое царство случая единственным законом живой природы. Неужели закон и пророки потеряли весь свой авторитет! – кричали вполне последовательно биологи всех школ -[115].

Во-первых, Кекуле. Далее: систематизацию естествознания, кото- рая становится теперь все более и более необходимой, можно найти лишь в связях самих явлений. Так механическое движение неболь- ших масс на какой-нибудь планете кончается контактом двух тел, проявляющимся в двух, отличающихся друг от друга лишь по сте- пени, формах—трения и удара. Поэтому мы изучаем сперва механическое действие трения и удара. Но мы находим, что оно этим не исчерпывается: трение производит теплоту, свет и электричество, удар – теплоту и свет, а может быть, и электричество. Таким образом мы имеем превращение молярного движения в молекулярное. Мы вступаем и область молекулярного движения, в физику, и продолжаем свои исследования. Но и здесь мы находим, что молекулярное движение не является завершением исследования. Электричество переходит в химические явления и происходит от химических явлений, теплота и свет тоже; молекулярное движение превращается в атомное движение—область химии. Изучение химических процессов наталкивается на органический мир как область исследования, как на мир, в ко-тором химические процессы происходят согласно тем же законам, но при иных условиях, чем в неорганическом мире, для объяснения ко-торого достаточно химии. Все химические исследования органиче-ского мира приводят в последнем счете к одному телу, которое, будучи результатом обычных химических процессов, отличается от всех дру-гих тел тем, что является самостоятельным, постоянным химиче-ским процессом,—приводят к белку. Если химии удастся изготовить этот белок в том определенном виде, в котором очевидно он возник, в виде так называемой протоплазмы, – в том определенном или, вер-нее, неопределенном виде, в котором он потенциально содержит в себе все другие формы белка (причем нет нужды принимать, что су-ществует только один вид протоплазмы), то диалектический переход совершится здесь и реально, т. е. будет закончен. До тех пор дело остается в области мышления, alias гипотезы. Если химии удастся изготовить белок, то химический процесс выйдет из своих собствен-ных рамок, как мы видели это выше относительно механического процесса. Он проникнет в обширную область органической жизни. Физиология есть разумеется физика и в особенности химия живого тела, но вместе с тем она перестает быть специально химией: с одной стороны, сфера ее действия здесь ограничивается, но, с другой, она поднимается на высшую ступень.

Фурье (Nouveau Monde Industriel et Societaire)-[116]. Элемент нера-венства -«человек, будучи по инстинкту врагом равенства» (стр. 59).

«Этот механизм мошенничеств, который называют цивилиза-цией» (стр. 81).

«Надо было бы перестать назначать их (женщин), как это водится у нас, для неблагодарных функций, давать им рабские роли, которые предназначает им философия, уверяющая, будто женщина создана

110

только для того, чтобы мыть горщки и чинить старые штаны» (стр.141)

«Бог уделил мануфактурному труду долю привлекательности, соответствующую лишь четверти времени, которое общинный чело-

век может посвятить труду». Поэтому остальная часть времени дол-

жна быть посвящена земледелию, скотоводству, кухне, промышлен-

ным беднякам (стр 152). .

«Нежная мораль, кроткая и чистая подруга торговли» (стр. 161).

Критика морали (стр. 162 и след.).

«В цивилизованном механизме». В современном обществе царит «двоедушие в действии, противоречие между индивидуальным инте-

ресом и коллективным», наблюдается «универсальная война инди-

видов против масс. И наши политические науки осмеливаются гово-

рить об единстве действия!» (стр. 172).

«Современные исследователи потерпели повсюду неудачу в из-

учении природы, потому что они не знали теории исключений или переходов, теории «помесей». (Примеры «помесей»: айва, персик-нектарин, угорь, летучая мышь и т. д.) (Стр. 191).

При абсолютном 0° невозможен никакой газ. Все движения молекул приостановлены. Малейшее давление, следовательно их собственное притяжение, сдвигает их вместе. Поэтому постоянный газ— немыслимая вещь.

Mv2 доказано и для газовых молекул благодаря кинетической теории газов. Таким образом одинаковый закон как для молярных, так и для молекулярных движений. Различие обоих здесь уничтожено

-1. Отрицательные величины алгебры реальны лишь по-Ö

стольку, поскольку они относятся к положительным величинам, реальны лишь в своих отношениях к последним; взятые вне этого ношения, сами по себе, они мнимы. В тригонометрии и аналитиче-кой геометрии, вместе с построенными на них отраслями высшей математики, они выражают определенное направление движения, противоложное положительному направлению. Но можно с одинаковым успехом отсчитывать синусы и тангенск как в первом, так и в четвертом квадрантах и значит можно обратить плюс в минус. Точно так же в аналитической геометрии можно отсчитывать абсциссы в круге, либо начиная с периферии, либо начиная с центра и вообще у кривых в направлении, обозначаемом обыкновенно минусом, и при этом мы получаем правильное рациональное уравнение кривой. Здесь + существует только как дополнение —, и обратно. Но алгебра в своих абстракциях рассматривает их как действительные самостоятельные величины, без отношения к какой-нибудь большей, положительной величине.

Если Гегель рассматривает силу и проявление, причину и дей- ствие как тожественные, то это доказывается переменой форм

111

материи, где paвноценность их доказана математически * . В мире

уже заранее иризнано: сила измеряется проявлением ее, причина -- действием.

Развитие, например, какого-нибудь понятия или отношения (по- ложительное и отрицательное, причина и действие, субстанция и акциденция в истории мышления относится к развитию его в го- лове отдельного диалектика, как развитие какого-нибудь opганизма в палеонтологии—к развитию его в эмбриологии (или, cкорее, в истории и в отдельном зародыше). Что это так, было впервые открыто Гегелем для понятий. В историческом развитии случайность играет свою роль, которая в диалектическом мышлении, как и в развитии зародыша, выражается в необходимости.

Абстрактное и конкретное. Общий закон изменения формы дви- жения гораздо конкретнее, чем каждый отдельный «конкретный» пример этого.

Значение названий. В органической химии значение какого-ни- будь тела, а значит также название его, не зависит уже просто от его состава, а скорее от его положения в том ряду, к которому он принадлежит. Поэтому, если мы найдем, что какое-нибудь тело принадлежит к какому-нибудь подобному ряду, то его старое название становится препятствием для понимания и должно быть заменено названием, указывающим этот ряд (парафины и т. д.).

Превращение количества в качество = «механическое мировоз -зрение», количественное изменение изменяет качество. Этого никогда и не нюхали эти господа! **

Тожество и различие—необходимость и случайность ***— при- чина и действие —оба главных противоречия, которые, рассматри- ваемые раздельно, превращаются друг в друга. И тогда должны прийти на помощь «основания».

Подобно тому как Фурье есть a mathematical poem и все же поле -зен, так Гегель есть a dialectical poem [диалектическая поэма] ****.

Применение математики: в механике твердых тел абсолютное, в механике газов приближенное, в механике жидкостей уже труднее; в физике в виде попыток и относительно; в химии простые уравнения первой степени наипростейшей природы; в биологии = 0.

* [Эта фраза написана карандашом.]

** [Эта фзаза написана карандашом.]

*** [«Необходимость и случайность»— приписано впоследствии.]

**** [Написано карандашом]

112

Лишь диференциальное исчисление дает естествознанию возможность изобразить математически процессы, а не только состояния, движение.

Что положительное и отрицательное равнозначащи,безразлично от того, какую сторону считать положительной, какую отрицательной, и не только и аналитической геометрии, но еще более в физике...

См. Сlаusius, стр. 87 и cл.

Hegel, Enz. I, стр. 205—206 [117] —пророческое место насчет атомных весов, пo сравнению с тогдашними взглядами физиков, и насчет атома и молекулы как рассудочных определений, по поводу которых имеет право принимать решения мышление.

Обыкновенно принимается, что тяжесть есть самый общий признак материальности, т. е. что притяжение, а не отталкивание, есть необходимое свойство материи. Но притяжение и отталкивание так неотделимы друг от друга, как положительное и отрицательное, и поэтому можно на основании принципов диалектики предсказать, что истинная теория материи должна отвести отталкиванию такое же важное место, как и притяжению, что основывающаяся только на притяжении теория материи ложна, недостаточна, половинчата. И действительно имеется достаточно явлений, указывающих на это. От эфира нельзя отказаться уже из-за света. Материален ли эфир? Если он вообще есть, то он должен быть материальным, должен подходить под понятие материи. Но он совершенно лишен тяжести. Кометные хвосты считаются материальными. Они обнаруживают сильное отталкивание. Теплота в газе порождает отталкивание и т. д.

<Удар и трение. Механика рассматривает действие удара как происходящее в чистом виде, но в действительности происходит иначе. При каждом ударе часть механического движения превращается в теплоту, а трение есть не что иное, как форма удара, которая непрерывно превращает механическое движение в теплоту. (Огонь от трения известен из седой древности.)

Декарт открыл, что приливы и отливы вызываются притяжением луны. Он же одновременно со Снеллиусом открыл основной закон преломления света, притом своим собственным способом, отличным от способа Снеллиуса.> *

Теория и эмпирия. Ньютон теоретически установил полярное сжатие земли. Кассини же и другие французы еще долго спустя утверждали, основываясь на своих эмпирических измерениях, что земля – эллипсоидальна и что полярная ось—самая длинная.

113

* [Два последних абзаца перечеркнуты карандашом.]

Аристарх Самосский уже за 270 лет до новой эры выдвигал ко-перниковскую теорию о земле и солнце.(Медлер, стр 44 -[118], Вольф, стр. 35—37.) -[119].

Уже Демокрит высказал догадку, что Млечый путь посылает

нам объединенный свет бесчисленных небольших звезд ( Вольф стр. 313) -[120].

Недурный образчик диалектики природы; согласно современной теории отталкивание одноименных магнитных полюсов объясня- ется притяжением одноименных электрических токов. (Guthrie стр. 264) -[121].

Презрение эмпириков к грекам получает своеобразное освещение когда читаешь например On Electricity Т. Томсона и видишь, что люди, подобные Деви и даже Фарадею, блуждают в потемках (элек- трические искры и т. д.) и ставят опыты, в совершенстве напоми- нающие рассказы Аристотеля и Плиния о физических и химиче-ских фактах. Именно в этой новой науке эмпирики целиком повторяют слепое нащупывание древних. А где гениальный Фарадей намечает правильный след, там филистер Томсон протестует против этого (стр. 397) -[122].

Притяжение и тяготение. Все учение о тяготении сводится к утверждению, будто притяжение есть сущность материи. Это по не- обходимости ложно. Там, где имеется притяжение, оно должно по- рождаться отталкиванием. Поэтому уже Гегель вполне правильно заметил, что сущность материи – это притяжение и отталкивание -[123]. И действительно мы все более и более вынуждены признать, что рассеяние материи имеет границу, где притяжение переходит в отталкивание, и что, наоборот, сгущение оттолкнутой материи имеет rpаницу, где оно становится притяжением.

Первая, наивная концепция обыкновенно правильнее, чем позд-нейшая, метафизическая. Так уже Бэкон говорил (после него Бойль, Ньютон, почти все англичане), что теплота есть движение (Бойль уже, что—молекулярное движение). Лишь в XVIII в. она начинает рассматриваться во Франции как calorique (теплород), и взгляд этот более или менее прививается на материке.

Геоцентрическая точка зрения в астрономии ограничена и по справедливости отвергается. Но по мере того как мы подвигаемся в своем исследовании вперед, она все более и более вступает в свои права. Солнце и т. д. служат для земли (Гегель, Naturphil., стр. 157). (Все огромное солнце только ради маленьких планет.) Для нас возможна только геоцентрическая химия, физика, биология, ме-теорология, и науки эти ничего не теряют от того, что имеют силу только для земли и поэтому лишь относительны. Если мы серьезно

114

потребуем лишенной центра науки, то мы этим остановим движение всякой науки; с нас достаточно знать, что при равных обстоятельствах повсюду равное (…)*.

Что Конт не является вовсе автором списанной им у Сен-Симона энциклопедической иерархии естествевных наук, видно уже из того, что она служит у него лишь ради расположения учебного материала и в целях преподавания, приводя благодаря этому к сумасшедшему enseignement integral (интегральному обучению), где каждая наука исчерпывается, прежде чем успели приступить к другой, где правильная в основе мысль утрирована до математического абсурда.

Физиография. После того как совершился переход от химии к жизни, впервые имеются условия, в рамках которых возникла жизнь, и поэтому впервые появляются геология, метеорология и остальное. А затем и сами различные формы жизни, которые без этого непонятны.

В химии новая эпоха начинается с атомистики (поэтому не Ла- вуазье, а Дальтон – отец современной химии) и соответственно с этим в физике – с молекулярной теории (представляющей в другой форме, но по существу лишь другую сторону этого процесса, – с открытия превращения одной формы движения в другую). Новая атомистика отличается от всех прежних тем, что она (если не говорить об ослах) не утверждает, будто материя просто дискретна, а что дискретные части являются различными ступенями (эфирные атомы, химические атомы, массы, небесные тела), различными узловыми точками, обусловливают различные качественные формы бытия у всеобщей материи вплоть по нисходящей линии до потери тяжести и до отталкивания.

Гегель построил теорию света и цветов из голых мыслей и при этом впал в грубейшую эмпирию доморощенного филистерского опыта, хотя впрочем с известным основанием, так как пункт этот тогда еще не был выяснен, – например когда он выдвигает против Ньютона смешение красок художниками, стр. 314 внизу -[124].

Оттого что нуль есть отрицание всякого определенного количе-ства он не лишен вовсе содержания. Наоборот, нуль обладает весьма определенным содержанием. Будучи границей между всеми положи-тельными и отрицательными величинами, будучи единственным действительно нейтральным числом, которое не может быть ни +

ни --, он представляет не только очень определенное число, но сам по себе важнее всех других ограничиваемых им чисел. Действитель-но, нуль богаче содержанием, чем всякое иное число. Прибавленный к любому числу справа он в нашей системе счисления удесятеряет его. Для этого можно было взять вместо нуля любой другой знак, но лишь

* [В рукописи следует еще одна строка, не разобранная из-за порчи бумаги.]

115

при том условии, чтобы этот знак, взятый сам по себе, означал

нуль = 0. Таким образом от природы самого нуля зависит то, что он находит такое приложение и что только он один может найти такое приложение. Нуль уничтожает всякое другое число, на которое его умножают; в качестве делителя какого-нибудь числа он делает его бесконечным, в качестве делимого он делает его бесконечно малым;

он – единственное число, находящееся в бесконечном отношении к

любому другому числу.0/0 может выражать любое число ¥между –

и представляет в каждом случае действительную величину.¥и + Реальное значение какого-нибудь уравнения обнаруживается лишь тогда, когда все члены его перенесены на одну сторону и урав-нение приравнено нулю, как это встречается уже в квадратных урав-нениях и употребляется почти всегда в высшей алгебре. Можно какую-нибудь функцию f (х, у) == 0 приравнять z и потом диференцировать этот z, хотя он = 0, как обыкновенную зависимую перемен-ную и получить его частную производную.

Ничто от любого количества само еще количественно не опреде-лено, и лишь потому можно оперировать нулем. Те самые матема-тики, которые совершенно спокойно оперируют нулем, как выше указано, т. е. как вполне определенным количественным предста-влением, и ставят его в количественные отношения к другим коли-чественным представлениям, – поднимают страшный вопль, когда находят у Гегеля такое общее положение: ничто от некоторого не-что есть определенное ничто.

Перейдем теперь к аналитической геометрии. Здесь нуль – опре-деленная точка, начиная от которой одно направление по из-вестной прямой считается положительным, а противоположное – отрицательным. Таким образом здесь нулевая точка не только так же важна, как любая точка с определенным положительным или отри-цательным значением, но и гораздо важнее всех их: это точка, от ко-торой все они зависят, к которой все они относятся, которой они все определяются. Во многих случаях она может браться даже со-вершенно произвольным образом <в других случаях, где сама при-рода данной задачи ставит ограничения, все-таки остается выбор, по крайней мере между двумя возможностями>. Но раз она взята, она остается средоточием всей операции, часто даже определяет направление линии, на которую наносятся другие точки, конечные точки абсцисс. Если например, – переходя к уравнению круга, – мы примем любую точку периферии за нулевую точку, то линия абсцисс должна проходить через центр круга. Все это находит при-ложение также и в механике, где при вычислении движений приня-тая нулевая точка является опорным пунктом всей операции. <Про-извольно взятая> нулевая точка термометра,—это вполне опреде-ленная нижняя граница температурной области, разделяемой на произвольное число градусов и служащей благодаря этому мерой температур как внутри самой себя, так и высших или низших тем-ператур. Таким образом и здесь она является весьма существенной точкой. И даже абсолютньй нуль термометра не представляет вовсе чистого абстрактного отрицания, а очень определенное состояние материи, именно границу, у которой исчезает последний след само-стоятельного движения молекул, и материя действует только в виде

116

массы.Таким образом где бы мы ни встречались с нулем, он повсюду представляет собой нечто очень определенное и его практическое применение к геометрии, механике и т. д. показывает, что в каче-стве границы он важнее, чем все реальные, ограничиваемые им ве-личины.

Единица. Ничто не кажется проще, чем количественная единица, и ничего нет многообразнее, чем последняя, лишь только мы начнем изучать ее в связи с соответственным множеством, с точки зрения различных способов происхожденияя ее из последнего. Единица – это, во-первых, основное число всей системы положительных и отри-цательных чисел, благодаря последовательному прибавлению кото-рого к самому себе возникают все другие числа. Единица есть 1Öвы-ражение всех положительных, отрицательных и дробных степеней единицы: 12, , 1-2 все равны единице. Единица есть значение всех дробей, у которых числитель и знаменатель равны. Она—выра-жение всякого числа, возведенного в степень нуль, и поэтому она единственное число, логарифм которого во всех системах один и тот же, именно == 0. Таким образом единица есть граница, делящая на две части все возможные системы логарифмов: если основание больше единицы, то логарифмы всех чисел, больших единицы, положительны; всех чисел, меньших единицы, отрицательны; если основание меньше единицы, то дело происходит наоборот. Таким образом, если каждое число содержит в себе единство, поскольку оно состоит из одних лишь приданных друг к другу единиц, то единица, в свою очередь, со-держит в себе все другие числа. Не только потенциально, поскольку мы можем построить любое число из одних единиц, но и реально, по-скольку единица является определенной степенью любого другого числа. Но те же математики, которые непринужденнейшим образом вводят, где это им нужно, в свои выкладки х°==1 или же дробь, чис-литель и знаменатель которой равны и которая тоже значит пред-ставляет единицу, —математики, которые следовательно применяют математическим образом содержащееся в единстве множество, морщат нос и строят гримасы, когда им говорят общим образом, что единство и множество являются нераздельными, проникающими друг друга понятиями и что множество так же содержится в един-стве, как и единство в множестве. Насколько это верно, легко заме-тать, лишь только мы покинем область чистых чисел. Уже при из-мерении длин, площадей и объемов обнаруживается, что мы можем принять за единицу любую величину соответствующего рода, то же самое относится к измерению времени, веса <теплоты>, движения и т. д. Для измерения клеток миллиметры и миллиграммы слишком велики, для измерения солнечных расстояний или скорости света километр крайне мал. Точно так же крайне мал килограмм для измерения масс планет, а тем более солнца. Здесь-воочию видно, какое многообразие и множество содержится в столь простом на первый взгляд понятии единицы.

Статическое и динамическое электричество. Статическое электри-чество, или электричество от трения, получается от переведения в состояние напряжения имеющегося в природе – в форме электри-

117

чества, но в состоянии равновесия, в нейтральном состоянии – го-

тового электричества. Поэтому и уничтожение этого напряжения происходит—если и поскольку электричество имеет возможность распространяться—сразу, в виде искры, восстанавливающей снова нейтральное состояние.

Наоборот, динамическое, или вольтово электричество происходит от превращения химического движения в электричество. Оно полу-чается при известных, определенных обстоятельствах из растворения цинка, меди и т. д. Здесь напряжение носит не острый характер, а хронический. В каждый момент порождается новое + и – электри-чество из какой-нибудь другой формы движения, а не разделяется на + и – электричество. Весь процесс носит текучий характер,±имеющееся уже налицо поэтому и результат его, электричество, не является мгновенным напряжением и разряжением, а постоянным током, способным снова превратиться на полюсах в химическое дви-жение, из которого он вышел, и это называют электролизом. При этом процессе, а также при получении электричества из химических соединений (причем электричество освобождается вместо теплоты, и к тому же освобождается столько электричества, сколько при других обстоятельствах – теплоты (Grove, p. 210)), можно проследить ток в жидкости. (Обмен атомов в соседних молекулах – вот что такое ток.)

Так как это электричество по своей природе ток, то именно поэтому оно не может быть прямо превращено в электричество напряжения. Но при помощи индукции нейтральное электричество, существую-щее уже как таковое, может быть денейтрализировано. В соответ-ствии с природой вещей индуцируемое электричество должно будет следовать за индуцирующим, а значит должно будет тоже быть те-кучим. Но здесь очевидно имеется возможность конденсировать ток и превратить его в электричество напряжения или, вернее, в высшую форму, соединяющую свойства тока с напряжением. Это дано в Румкорфовой катушке. Она дает индуктивное электричество, имею-щее это свойство *.

Когда Кулон говорит «о частицах электричества, которые оттал-кивают друг друга обратно пропорционально квадрату расстояния», то Томсон спокойно принимает это как нечто доказанное (стр. 358)-[125]. У него же (стр. 366) – гипотеза, что электричество «состоит из двух жидкостей, положительной и отрицательной, частицы которых от-талкивают друг друга», что электричество в заряженное тело воз-вращается обратно просто благодаря давлению атмосферы (стр. 360). Фарадей поместил электричество в противоположные полюсы атомов (или молекул, что представляет еще большую путаницу) и таким образом впервые выразил мысль о том что электричество вовсе не жидкость, а форма движения, «сила» (стр. 378). Это совсем не лезет в голову старому Томсону: ведь искра есть нечто материальное!

Фарадей открыл уже в 1822 г., что мгновенный индуцированный ток – как первый, так и второй, обратный -- «имеет больше свойства тока, произведенного разрядом лейденской банки **, чем тока,

* [К этому месту Arons замечает: «неверно. – Ar.».]

** [У Томсона: phiaI.]

118

произведенного гальванической батареей», в чем и заключалась вся

тайна (стр. 385).

Относительно искры – всякого рода фантастические истории которые считаются теперь частными случаями или иллюзиями: так, будто искра из положительного тела представляет собой «пучок лу-

чей, кисточку или конус», вершиной которого является точка раз-ряда; наоборот, отрицательная искра представляет собой star (звез-

ду) стр. 396. Короткая искра всегда белая, длинная по большей час-ти (замечательный вздор, высказанный Фарадеем об искре, стр. 400), красноватая или фиолетовая. Искра, извлеченная при помощи метал-лического шара из prime conductor, – белая, рукой – пурпуровая, водой – красная (стр. 405). Искра через воздух «не присуща электри-честву, а является просто результатом сжатия воздуха. Что воздух внезапно и бурно сжимается, когда электрическая искра проходит через него», доказывает опыт Киннерслея в Филадельфии, согласно которому искра «вызывает внезапное разрежение воздуха в трубке» и гонит воду в трубку (стр. 407). В Германии 30 лет назад Винтерль и другие думали, что искра, или электрический свет,—«той же природы, что и огонь», и возникает благодаря созданию обоих элактричеств. На это Томсон серьезно возражает, что место, где встреча-ются оба электричества, как раз наиболее бедно светом и отстоит на 2/3 от положительного конца и на 1/3 от отрицательного! (стр. 409—410). Ясно, что огонь здесь рассматривается еще как нечто совершен-но мифическое.

Столь же серьезно приводится эксперимент Дессеня, состоящий в том, что при подъеме барометра и понижении температуры, стекло, смола, шелк и т. д. при погружении в ртуть электризуются отрица-тельным образом, а при падении барометра и повышении темпера-гуры электризуются положительным образом; что летом они стано-вятся в нечистой ртути всегда положительными, а в чистой – всегда отрицательными; что золото и другие металлы становятся летом, при согревании их, положительными, а при охлаждении – отрицатель-ными, зимою же наоборот; что при высоком давлении и северном ветре они highly electric (очень наэлектризованы): положительным образом при повышении температуры, отрицательным образом при понижении ее и т. д. (стр. 416).

Как влияет теплота: «Чтобы произвести термоэлектрические дей-ствия, нет необходимости приложить теплоту. Все, что изменяет тем-пературу в одной части цепи, вызывает также изменение склонения магнита». Так охлаждение какого-нибудь металла при помощи льда или испарения эфира! (стр. 4!9).

На стр. 438 электро-химическая теория принимается как «по меньшей мере очень остроумная и правдоподобная».

Фаброни и Волластон уже давно, а Фарадей в новейшее время высказались в том смысле, что вольтово электричество—это про-стое следствие химических процессов, и Фарадей дал уже даже пра-вильное объяснение происходящего в жидкости смещения атомов и установил, что количество электричества может быть измерено коли-чеством электролитического продукта.

С помощью Фарадея он выводит закон, «что каждый атом должен естественным образом быть окруженным одним и тем же количеством

119

электричества, так что в этом отношении теплота и электриче-ство похожи друг на друга! »

Электричество. Относительно фантастических историй Томсона ср. Гегель, стр. 346—347 -[126], где точно такие же вещи. Но зато Ге- гель рассматривает уже определенно электричество, получаемое от трения как напряжение, в противоположность учению об электри -ческих жидкостях и электрической материи (стр. 347).

Гегелевское (первоначальное) деление на механизм, химизм, организм было совершенным для своего времени. Механика—моляр- ное движение; химия – молекулярное движение (ибо и физика отне- сена сюда же, и обе ведь относятся к одному и тому же порядку) и атомное движение; организм: движение тел, в котором одно от дру- гого неотделимо, ибо организм есть разумеется высшее единство, связывающее в себе в одно целое механику, физику и химию, так что эту троицу нельзя больше разделить. В организме механическое движение вызывается прямо физическим и химическим изменением, и притом питание, дыхание, выделение и т. д. точно так же, как и чисто мускульное движение.

Каждая группа в свою очередь двойственна: Механика: 1) не- бесная, 2)земная.

Молекулярное движение: 1) физика, 2) химия.

Организм: 1) растение, 2) животное *.

Электрохимия. При изложении действия электрической искры на химическое разложение и новообразование Видеман -[127] заявляет, что это касается скорее химии. А химики в этом самом случае заяв-ляют, что это касается уже физики. Таким образом и те и другие признают свою некомпетентность в месте соприкосновения молеку-лярной и атомной наук, между тем как именно здесь приходится ожи-дать величайших результатов.

О том, как старые, удобные, приспособленные к прежней прак-тике методы переносятся в другие отрасли знания, где они являютси тормозом: в химии процентное вычисление состава тел, которое явля-лось самым подходящим методом, чтобы замаскировать – и которое действительно довольно долго маскировало – закон постоянных пропорций и кратных отношений у соединений.

1) Движение вообще.

2) Притяжение и отталкивание. Перенесение движения.

3) Применение здесь сохранения энергии. Отталкивание + при-тяжение – прибавление отталкивания == энергии.

4) Тяжесть – небесные тела – земная механика.

5) Физика, теплота, электричество.

6) Химия.

7) Резюме.

* [Последний абзац приписан на полях без указания, к какому

месту он относится.]

120

Заключение для Томсона, Клаузиуса, Лошмидта: Обращение заключается в том, что отталкивание отталкивает само себя и таким образом возвращается из среды в мертвые небесные тела. Но в этом и заключается доказательство того, что отталкивание является собственно активной стороной движения, а притяжение—пассивной * -[128].

Молекула и диференциал. Видеман -[129], III, стр. 636, противопо-ставляет друг другу конечное расстояние и молекулярное.

Сила и сохранение силы. Привести против Гельмгольца места из Ю.-Р. Майера в первых его двух работах -[130].

Тригонометрия. После того как синтетическая геометрия рас-смотрела свойства треугольника в себе и до конца исчерпала их, открывается более широкий горизонт, т. е. очень простой, вполне диалектический способ. Треугольник рассматривается уже не в себе и для себя, а в связи с некоторой другой фигурой, кругом. Каждый прямоугольный треугольник можно рассматривать как принадлежность некоторого круга: если гипотенуза == г, то катеты – это sin и cos; если один катет == г, то другой катет == tg, а гипоте-нуза == sec.

Благодаря этому стороны и угол приобретают совершенно иные определенные взаимоотношения, которых нельзя было бы открыть и использовать без этого отнесения треугольника к кругу, и разви-вается совершенно новая, далеко превосходящая старую, теория треугольника, которая применима повсюду, ибо всякий треуголь-ник можно разбить на два прямоугольных треугольника. Это разви-тие тригонометрии из синтетической геометрии является хорошим образчиком того, как диалектика рассматривает вещи в их связи, а не изолированно.

Потребление кинетической энергии как таковой в пределах ди-намики – всегда двоякого рода и имеет двоякий результат: 1) про-изведенную кинетическую работу, производство соответственного количества потенциальной энергии, которое однако всегда больше, чем потраченное количество кинетической энергии; 2) преодоление – кроме тяжести – сопротивлений от трения и т. д., которые превра-щают остаток потребленной энергии в теплоту. – То же самое при обратном превращении: в зависимости от вида и способа этого пре-вращения часть, потерянная благодаря трению и т. д., рассеивается в виде теплоты—и все это архистаро **.

* [На полях – вычисления химических и математических формул.]

** [К этому отрывку Энгельс сделал на отдельном листочке физические вычисления, от печатания которых мы отказались.]

121

В движении газов, в процессе испарения, молярное движение переходит прямо в молекулярное. Здесь, следовательно, совершить переход *.

Показать, что дарвинова теория является практическим дока-зательством гегелевской концепции о внутренней связи между необ-ходимостью и случайностью.

То, что Гегель называет взаимодействием, применимо к органи- ческому телу, которое поэтому образует также переход к сознанию, т.е. от необходимости к свободе, к понятию. См. «Логику», 11, заключение -[131].

Переход количества в качество: самый простой пример – кисло-род и озон, где 2 : 3 вызывает совершенно иные свойства, вплоть до запаха. Другие аллотропические тела тоже объясняются в химии лишь благодаря тому, что в молекулах различное количество атомов.

Если Гегель рассматривает природу как обнаружение вечной «идеи» в отчуждении и если это такое тяжелое преступление, то что сказать о морфологе Ричарде Оуэне, которьш пишет: «Идея-архетип воплощалась на этой планете такими различными способами задолго до существования тех животных видов, которые теперь осуществляют ее» (Nature of Limbs, 1849) -[132]. Если это говорит естествоиспытатель-мистик, который ничего не представляет себе при этом, то к этому относятся спокойно; если же подобную истину высказывает философ, который однако представляет себе при этом кое-что, и притом по существу правильное, хотя и в извращенной форме, то – это мистика и неслыханное преступление.

Одно эмпирическое наблюдение никогда не может доказать доста-точным образом необходимости. Post hoc, но не propter hoc (Enz., I, стр. 84) -[133]. Это настолько верно, что из постоянного восхождения солнца утром вовсе не следует, что оно взойдет и завтра, и действи-тельно мы теперь знаем, что настанет момент, когда в одно прекрасное утро солнце не взойдет. Но доказательство необходимости заклю-чается в человеческой деятельности, в эксперименте, в труде; если я могу сделать некоторое post hoc, то оно становится тожественным с propter hoc.

Ad vocem Негели -[134]: непостижимость бесконечности. Когда мы говорим, что материя и движение не созданы и неразрушимы, то мы говорим, что мир существует как бесконечный процесс, т. е. в форме дурной бесконечности; таким путем мы поняли в этом процессе все, что в нем можно понять. В лучшем случае возникает еще вопрос,

* [В рукописи cледует новая страница с вычислениями поверхности и объема шара, пирамиды и конуса]

122

представляет ли этот процесс вечное повторение одного и того же в великом крговороте или же круговороты имеют восходящие и нисходящие ветви.

Борьба за существование. Прежде нсего необходимо строго огра-ничить ее борьбой, происходящей от перенаселения в мире растений и животных,—борьбой, действительно происходящей на известной ступени развития растительного царства и на низшей ступени раз-вития животного царства. Но необходимо строго отличать от этого те случаи, где виды изменяются, старые из них вымирают, а их место занимают новые, более развитые, без наличия такого перенаселения:

например при переселении растений и животных в новые места, где новые климатические, почвенные и т. д. условия вызывают измене-ние. Если здесь приспособляющиеся индивиды выживают и образуют новый вид благодаря постоянно изменяющемуся приспособлению, между тем как другие, более устойчивые индивиды погибают и под-конец вымирают, а с ними вымирают несовершенные промежуточные элементы, то это может происходить – и происходит фактически – без всякого мальтузианства, а если последнее и принимает здесь участие, то оно ничего не изменяет в процессе, в лучшем случае только ускоряет его. То же самое можно сказать о постепенном изменении географических, климатических и т. д. условий какой-нибудь дан-ной местности (высыхание Центральной Азии например); неважно, давит ли здесь друг на друга или нет животное или растительное население; вызванный изменением географических и т. д. условий про-цесс развития организмов происходит сам собой. То же самое относится к половому подбору, где мальтузианство не играет совершенно никакой роли.

Поэтому и геккелевское «приспособление и наследственность» могут помимо всякого подбора и мальтузианства вызвать весь про--цесс развития.

Ошибка Дарвина заключается именно в том, что он в своем «Есте-ственном подборе, или переживании наиболее приспособленных» смешивает две совершенно различные вещи:

1. Подбор благодаря давлению перенаселения, где прежде всего переживают, может быть, наисильнейшие, но где этими переживаю-щими могут быть также и наислабейшие в известном отношении ин-дивиды.

2. Подбор благодаря большей способности приспособления к из-менившимся обстоятельствам, где переживающие лучше приспо-соблены к этим обстоятельствам, но где это приспособление может быть в целом как прогрессом, так и регрессом (например приспосо-бление к паразитической жизни всегда регресс).

Суть же дела в том, что каждый прогресс в органическом разви-сни является в то же время и регрессом, ибо он фиксирует односто-роннее развитие и исключает возможность развития во многих дру-гих направлениях.

Но это основной закон *.

* [В связке бумаг Энгельса следует здесь один лишь случайно попавшийся лист со следующим замечанием: «По моему мнению, определить стоимость какой-нибудь вещи только по потраченному на нее времени—нелепость. Так говорит Филипп Паули. 17 мая 1882».]

123

1. Движение небесных тел. Приближающее равновесие между притяжением и отталкиванием в движении.

2. Движение на каком-нибудь небесном теле. Mаcca. Она также представляет равновесие, поскольку она объясняется механическими причинами. Массы покоятся на своей основе. Механическое притяжение победило механическое отталкивание. С точки зрения чистой механики нам неизвестно, что сталось с отталкиванием; чистая механика точно так же не объясняет, откуда берутся «силы», посредством которых однако например на земле приводятся в движение массы в обратном к силе тяжести направлении. Она принимает этот факт как нечто данное. Здесь мы имеем простое констатирование отталкивающего, удаляющего передвижения масс по отношению друг к другу, причем притяжение и отталкивание равны между собой.

3. Огромная масса всех движений на земле представляет однако превращение одной формы движения в другую – механики в те- плоту, в электричество <Майер>, в химическое движение и любой в любую другую, следовательно переход притяжения в оттал- кивание, переход механического движения в теплоту, электриче- ство, химическое разложение (переход есть превращение первона- чально восходящего механического движения в теплоту, а не падающего; последнее – только кажущееся).

4. Вся энергия, в настоящее время действующая на земле, есть превращенная солнечная теплота.

ОБЩИЙ ХАРАКТЕР ДИАЛЕКТИКИ КАК НАУКИ

(Развить общий характер диалектики, как науки о связях, в про-тивоположность метафизике).

Таким образом законы диалектики были отвлечены из истории природы и человеческого общества. Но они не что иное, как наи-более общие законы обеих этих фаз исторического развития, а

также самого мышления. По существу они сводятся к следующим трем законам:

Закон перехода количества в качество, и обратно.

Закон взаимного проникновения противоположностей.

Закон отрицания отрицания.

Все эти три закона были развиты Гегелем на его идеалистиче-

ский манер как простые законы мышления: первый —в первой части «Логики» – в учении о бытии, второй занимает всю вторую и наиболее значительную часть его «Логики», учение о сущности, наконец, третий фигурирует в качестве основного закона при построении всей системы. Ошибка заключается в том, что законы эти не выведены из природы и истории, а навязаны последним как законы мышления. Отсюда вытекает вся вымученная и часто ужасная конструкция: мир --хочет ли он того или нет—должен согласоваться с логической системой, которая сама является лишь продуктом определенной ступени развития человеческого мышления. Если мы перевернем это отношение, то все принимает очень простой вид, и диалектические законы, кажущиеся в идеалистической философии крайне таинственными, немедленно становятся простыми и ясными.

Впрочем тот, кто хоть немного знаком с Гегелем, знает, что Гегель приводит сотни раз из естествознания и истории поразительнейшие примеры в подтверждение диалектических законов.

Мы не собираемся здесь писать руководство по диалектике, а желаем только показать, что диалектические законы являются ре-альными законами развития природы и значит действительны и для теоретического естествознания. Мы поэтому не будем заниматься вопросом о внутренней связи этих законов между собой.

1. Закон перехода количества в качество, и обратно. Закон этот мы можем для своих целей выразить таким образом, что в природе

могут происходить качественные изменения – точно определенным

для каждого отдельного случая способом – лишь путем количественного прибавления, либо количественного убавления материи или движения (так называемой энергии).

Все качественные различия в природе основываются либо на различном химическом составе, либо на различных количествах или формах движения (энергии), либо – что имеет место почти всегда – на том и другом. Таким образом невозможно изменить качество какого-нибудь тела без прибавления или отнимания материи, либо

125

движения,т.е. без количественного изменения этого тела. В этой форме таинственное гегелевское положение не только приобретает рациональный вид, но кажется вполне ясным.

Нет никакой нужды указывать на то, что и различные аллотропические и агрегатные состояния тел, зависящие от различной группировки молекул, основываются на большем или меньшем количестве движения, сообщенного телу.

Но что сказать об изменении формы движения или так назы-ваемой энергии? Ведь когда мы превращаем теплоту в механи-ческое движение, или наоборот, то здесь качество изменяется, а количество остается тем же самым? Это верно, но относительно изменения формы движения можно сказать то, что говорит Гейне -[135] о пороке: добродетельным может быть каждый про себя, для порока всегда необходимы два субъекта. Изменение формы движения является ВСЕГДА ПРОцессом, происходящим по меньшей мере между двумя телами, из которых одно теряет определенное количество движения такого-то качества (напри-мер теплоту), а другое приобретает соответствующее количе-ство движения такого-то другого качества (механическое движе-ние, электричество, химическое разложение). Следовательно количество и качество соответствуют здесь друг другу взаимно. До сих пор еще не удалось превратить движение внутри отдель-ного изолированного тела из одной формы в другую. Здесь речь идет пока только о неорганических телах; этот же самый закон применим и к органическим телам, но он происходит при гораз-до более запутанных обстоятельствах, и количественное изме-рение здесь еще и ныне часто невозможно.

Если мы возьмем любое неорганическое тело и мысленно будем делить его на все меньшие частицы, то сперва мы не за-метим никакой качественной перемены. Но так процесс может итти только до известного предела: если нам удастся, как в слу-чае испарения, высвободить отдельные молекулы, то хотя мы и можем в большинстве случаев продолжать и дальше делить эти последние, но при этом этом| исходит полное изменение качества. Молекула распадается на свои отдельные атомы, у которых совершенно иные свойства, чем у нее. У молекул, которые состоят из различных химических элементов, место составной молекулы занимают атомы или молекулы этих элементов, у элементарных молекул появляются свободные атомы, обнаруживающие совершенно отличные по качеству действия: свободные атомы кислорода in statu nascendi играючи производят то, что никогда не сделают связанные в молекулы атомы атмосферного кислорода.

Но и молекула уже отлична качественно от той массы, к ко-торой она принадлежит. Она может совершать независимо от последней движения, в то время как эта масса кажется нахо-дящейся в покое; молекула может например совершать тепло-вые колебания; она может благодаря изменению положения или связи с соседними молекулами перевести тело в другое, алло-тропическое или агрегатное, состояние и т. д.

Таким образом мы видим, что чисто количественная операция деления имеет границу, в которой она переходит в качественное различие: масса состоит из одних молекул, но она по существу отлична от молекулы, как и последняя в свою очередь отлична от атома. На этом-то отличии и основывается обособление механики – как науки

126

о небесных и земных массах, от физики – как механики молекул и от химии -- как физики атомов.

В механике мы не встречаем никаких качеств, а в лучшем случае состояния, как <покой> равновесние, движение, потен-циальная энергия, которые все основываются на измеримом пе-

ренесении движения и могут быть выражены количественным образом. Поэтому, поскольку здесь происходит качественное изменение, оно обусловливается соответствующим количест-венным изменением.

В физике тела рассматриваются как химически неизменные или безразличные; мы имеем здесь дело с изменениями их моле-кулярных состоячний и с переменой формы движения, при кото-рой во всех случаях вступают в действие —по крайней мере на одной из обеих сторон -- молекулы. Здесь -[136] каждое изменение есть переход ко-личества в качество—следствие коли-чественного изменения присущего телу или сообщенного ему количества движения какой-нибудь формы. «Так, например, температура воды не имеет на первых порах никакого значения по отношению к ее капельно-жидкому состоя-нию; но при увеличении или уменьшении температуры жидкой воды наступает момент, когда это состояние сцепления изменяется и вода превращается в одном случае в пар, в другом—в лед» (Hegel, Enzyklopadie, Qesamtausgabe, Band VI, S. 217)-[137]. Так необходим определенный минимум силы тока, чтобы плати-новая проволока стала давать свет; так у каждого металла имеется своя теплота плавления; так у каждой жидкости имеется своя определенная, при данном давлении, точка замер-зания и кипения, поскольку мы в состоянии при наших средствах добиться соответствующей тем-пературы; так, наконец, у каждого газа имеется критическая точка, при которой соответствующим давлением и охлаждением можно превратить его в жидкое состояние. Одним словом так называемые константы физики суть большею частью не что иное, как названия узловых точек, где количественное <изменение> прибавление или убавление движения вызывает качественное изменение в состоянии соответствующего тела, – где следовательно количество переходит в качество.

Но открытый Гегелем закон природы празднует свои величай-шие триумфы в области химии. Химию можно назвать наукой о качественных изменениях тел, происходящих под влиянием изменения количественного состава. Это знал уже сам Гегель (Hegel, Gesamtausg., III, S. 433) -[138]. Возьмем кислород: если в молекулу здесь соединяются три атома, а не два, как обыкновенно, то мы имеем перед собой озон – тело, определенно отличающееся своим запахом и действием от обыкновенного кислорода. А что сказать о различных пропор-циях, в которых кислород соединяется с азотом или серой и из

которых каждая дает тело, качественно отличное от всех других тел! Как отличен веселящий газ (закись азота N2O3)! от азотного ангидрида (двупятиокиси азота N2O5)! Первый – это газ, второй, при обыкновенной температуре—твердое кристал-лическое тело! А между тем все отличие между ними по составу заключается в том, что во втором теле в пять раз больше кислорода, чем в первом, и между обоими заключаются еще другие окиси азота (NO, N2Оз, N2O7), которые все отличаются качественно от них обоих и друг от друга.

127

Еще поразительнее обнаруживается это в гомологичных рядах

углеродистых соединений, особенно в случае простейших углево-

дов. Из нормальных парафинов простейший – это метан СН4 . Здесь 4 единицы сродства атома углерода насыщены 4 атомами водорода. У второго парафина—этана С2Н4—два атома углерода связаны между собой, а свободные 6 единиц связи насыщены 6 атомами водорода. Дальше мы имеем C3H8, C4H10,—словом, по алгебраической формуле, CnH2n+2, так что благодаря прибавлению каждый раз группы СН2 мы получаем тело, качественно отличитное от предыдущего тела. Три низших члена ряда – газы, высший известный нам, гексадекан, С16Н34,—это твердое тело с точкой кипения 2700С. То же самое можно сказать о выведенном (теоретически, из парафинов ряде первичных алкоголей с формулой СnH2n+2O и об одноосновных жировых кислотах(формула СnН2n О2). Какое качественное различие приносит с собой количественное прибавление C3Н6, можно узнать на основании опыта: достаточно принять в каком- нибудь пригодном для питья виде, без примеси других алкоголей, винный спирт С2Н6О, а в другой раз принять тот же самый винный спирт но с небольшой примесью амильного спирта С5Н12О, являющегося главной составной частью гнусного сивушного масла. На следующее утро наша голова почувствует, к ущербу для себя, разницу между обоими случаями, так что можно даже сказать, что охмеление и следующее за ним похмелье от сивушного масла (главная составная часть которого, как известно, амильный спирт) является тоже перешедшим в качество количеством: с одной стороны—винного спирта, а с другой, – прибавленного к нему СзН6.

В этих рядах гегелевский закон выступает перед нами еще в дру- гой форме. Нижние члены его допускают только одно-единствен-ное взаимное расположение атомов. Но если число объединяющих-ся в молекулу атомов достигает некоторой определенной для каждого ряда величины, то группировка атомов в молекулы может происходить несколькими способами; могут появиться два или несколько изомеров, заключающих в молекуле одинаковое число атомов С, Н, О, но качественно различных между собой. Мы в состояии даже вычислить, сколько подобных изомеров возможно для каждого члена ряда. Так в ряду парафинов для С4Н10 существуют два изомера, для С5Н12—три; для высших членов число возможных изомеров возрастает очень быстро <как это также можно вычислить>. Таким образом опять-таки количество атомов в молекуле обуславливает возможность, а также – поскольку это показано на опыте -реальное существование подобных качественно различных изомеров.

Мало того. По аналогии с знакомыми нам в каждом из этих ря- дов телами мы можем строить выводы о физических свойствах не- известных нам еще членов такого ряда и предсказывать с некоторой степенью уверенности – по крайней мере для следующих за известными нам членами тел—эти свойства, например точку кипения и т. д.

Наконец, закон Гегеля имеет силу не только для сложных тел, но и для самих химических элементов. Мы знаем теперь, «что хими- ческие свойства элементов являются периодической функцией атом ных весов» (Roscoe-Schorlemmer, Ausfuhrliches Lehrbuch der Chе- mie, II Band, стр.823) [139], что следовательно их качество обуслов-

128

лено количеством их атомного веса. Это удалось блестящим образом подтвердить. Mенделеев показал, что в рядах сродных элементов,расположенных по атомным весам, имеются различные пробелы, указывающие на то, что здесь должны быть еще открыты новые элементы. Он наперед описал общиe химические свойства одного из этих неизвестных элементов,—названного им экаалюминием, потому что в соответствующем ряду он следует непосредственно за алюминием, – и предсказал приблизительным образом его удельный и атомный вес и егo атомный объем. Несколько лет спустя Лекок-де-Буабодран действительно открыл этот элемент, и оказалось, что предсказания Менделеева оправдались с незначительными отклонения- экаалюминий воплотился в галлий (там же, стр. 828). Менделеев, применяя бессознательно гегелевский закон о переходе количества в качество, совершил научный подвиг, который смело можно поставить рядом с открытием Леверрье, вычислившего орбиту еще неизвестной планеты—Нептуна.

Этот самый закон подтверждается на каждом шагу в биологии и в истории человеческого общества, но мы предпочитаем ограни-чиваться примерами из области точных наук, ибо здесь количество можно указать и точно измерить.

Весьма вероятно, что те самые господа, которые до сих пор славляли закон перехода количества в качество как мистицизм и непонятный трансцендентализм, теперь найдут нужным заявить, что это само собой разумеющаяся, банальная и плоская истина, что они ее применяли уже давно и что таким образом им не сообщают здесь ничего нового. Но установление впервые всеобщего закона развития природы, общества и мысли в форме общезначимого начала останется навсегда подвигом всемирно-исторического значения. И если эти господа в течение многих лет позволяли количеству переходить в качество, не зная того, что они делали, то им придется искать утешения вместе с мольеровским господином Журданом, который тоже всю свою жизнь говорил прозой, не догадываясь об этом *.

* [В рукописи следует после этого страница с выдержками из «Логики»

Гегеля о «ничто» и «отрицании», далее три страницы с вычислениями формул за- конов движения.]

ОСНОВНЫЕ ФОРМЫ ДВИЖЕНИЯ

Движение, рассматриваемое в самом общем смысле слова, т. е. понимаемое как способ существования материи, как внутренне присущий материи <качество> атрибут, обнимает собой все происходящие во вселенной изменения и процессы, начиная от простого перемещения и кончая мышлением. Само собой разумеется, что изучение природы движения должно было исходить из низших, простейших форм его и объяснить их прежде, чем могло дать что-нибудь для объяснения высших и более сложных форм его. И действительно мы видим, что в историческом развитии естествознания раньше всего была создана теория простого перемещения, механика небесных тел и земных масс; за ней следует теория молекулярного движения, физика, а тотчас же вслед за последней, почти наряду с ней, а иногда и раньше ее наука о движении атомов, химия. Лишь после того как эти различные отрасли познания форм движения, господствую-щих в области неорганической природы, достигли высокой степени развития, можно было приступить к объяснению явлений движения, представляющих процесс жизни, причем успехи его шли параллельно прогрессу науки в области механики, физики и химии. Таким об-разом в то время как механика уже давно умеет сводить к господ-ствующим в неодушевленной природе законам все действия костных рычагов, приводимых в движение сокращением мускулов, физико-химическое обоснование прочих явлений жизни все еще находится в зачаточном состоянии. Поэтому, собираясь приступить здесь к изучению природы движения, мы вынуждены оставить в стороне органические формы его. Сообразно с уровнем научного знания мы вынуждены будем ограничиться формами движения в неорганиче-ской природе.

Всякое движение связано с каким-нибудь перемещением – пере-мещением небесных тел, земных масс, молекул, атомов или частиц эфира. Чем выше форма движения, тем мельче это перемещение. Оно нисколько не исчерпывает природы соответствующего движения, но оно неотделимо от него. Поэтому его приходится исследовать раньше всего остального.

Вся доступная нам природа образует некую систему, некую со-вокупную связь тел, причем мы понимаем здесь под словом тело все материальные реальности, начиная от звезды и кончая атомом и даже частицей эфира, поскольку признаем реальность последнего. Из того, что эти тела находятся во взаимной связи, логически следует, что они действуют друг на друга, и это их взаимодействие и есть именно движение. Уже здесь обнаруживается, что материя немыслима без движения <что вместе с данной массой материи дано также и дви-жение>. И если далее мы заметим, что материя противостоит нам как нечто данное, как нечто несотворимое и неразрушимое, то отсюда

130

следует, что и движение несотворимо и неразрушимо. Этот вывод стал неизбежен, лишь только начали рассматривать вселенную как систему, как связь и совокупность тел. А так как философия пришла к этому задолго до того, как эта идея укрепилась в естествознании, то понятно, почему философия сделала за целых двести лет до естествознания вывод о несотворимости и неразрушимости движения. Даже та форма, в которой она его сделала, все еще выше современ-ной естественно-научной формулировки его. Теорема Декарта о том, что сумма имеющегося во вселенной движения остается всегда неизменной, страдает лишь формальным недостатком, поскольку в ней выражение, имеющее смысл в применении к конечному, прилагается к бесконечной величине. Наоборот, в естествознании имеются теперь два выражения этого закона: формула Гельмгольца о сохранении| силы и новая, более точная формула о сохранении энергии, причем, как мы увидим в дальнейшем, каждая из этих формул резко противо-речит другой и каждая вдобавок выражает лишь одну сторону инте-ресующего нас отношения.

Если два тела действуют друг на друга, причем в результате этого получается перемещение одного из них или обоих, то перемещение это может заключаться лишь в их взаимном приближении или уда-лении друг от друга. Они либо притягивают друг друга, либо оттал-кивают. Или же, выражаясь терминами механики, действующие ме-, жду ними силы – центрального характера, действуют по напра-влению прямой, соединяющей их центры. Для нас в настоящее время сама собою разумеющаяся истина, что это происходит всегда и без исключения во вселенной, как бы сложны ни казались нам иные движения. Мы считали бы нелепым допустить, что два действую-щих друг на друга тела, взаимодействию которых не мешает никакое препятствие или же воздействие третьих тел, обнаруживают это вза-имодействие иначе, чем по кратчайшему и наиболее прямому пути, т. е. по направлению прямой, соединяющей их центры *. Но, как известно, Гельмгольц (Erhaltung der Kraft, Berlin, 184?, Abschn. I u. II) w дал также математическое доказательство того, что цент-ральное действие и неизменность количества движения обусловли-вают друг друга и что допущение действий нецентрального характера приводит к результатам, при которых движение может быть или создано или уничтожено. Таким образом основной формой всякого движения являются приближение и удаление, сокращение и расши-рение, – короче говоря, старая полярная противоположность при-тяжения и отталкивания.

Подчеркнем здесь: притяжение и отталкивание рассматрива-ются нами тут не как так называемые «силы», а как простые формы движения. Ведь уже Кант рассматривал материю как единство при-тяжения и отталкивания. В свое время мы увидим, какое значение имеет понятие «силы»,

Всякое движение состоит во взаимодействии притяжения и оттал-кивания. Но оно возможно лишь в том случае, если каждое отдель-ное притяжение компенсируется соответствующим ему отталки-ванием в другом месте, ибо в противном случае одна сторона полу-

* Кант на стр. 22 [141] говорит, что благодаря существованию трех измере-ний пространства это притяжение или отталкивание совершается обратно про-порционально квадрату расстояния.

131

чила бы с течением времени перевес над другой, и тогда бы движение под конец прекратилось. Таким образом все притяжения и все отталкивания вo вселенной должны взаимно уравновешиваться. Бла-годаря этому закон о неразрушимости и несотворимости движения сводится к положению о том, что каждое притягательное движение во вселенной должно быть дополнено эквивалентным ему отталки-вательным движением, и наоборот, или же—как это выражала задолго до установления в естествознании закона о сохранении силы resp. энергии прежняя философия,—что сумма всех притяжений равна сумме всех отталкиваний.

Но здесь невидимому все еще имеются две возможности для пре-кращения со временем всякого движения, а именно: либо отталки-вание и притяжение под конец когда-нибудь действительно уравно-весятся, либо все отталкивание окончательно сосредоточится в одной части материи, а все притяжение – в другой части ее. Но с диалек-тической точки зрения эти альтернативы уже a priori не реальны. Раз диалектика, основываясь на результатах нашего опытного изучения природы, доказала, что все полярные противоположности обусло-вливаются вообще взаимодействием обоих противоположных полю-сов, что разделение и противопоставление этих полюсов существует лишь в рамках их связи и объединения и что, наоборот, их объеди-нение существует лишь в их разделении, а их связь лишь в их про-тивопоставлении, то не может быть и речи ни об окончательном урав-новешивании отталкивания и притяжения, ни об окончательном рас-пределении и сосредоточении одной формы движения в одной половине материи, а другой формы его – в другой половине ее, т. е. не может быть и речи ни о взаимном проникновении, ни об абсолютном отде-лении друг от друга обоих полюсов. Утверждать это значило бы то же самое, что—прибегая к примеру—требовать, в первом случае, чтобы северный и южный полюсы какого-нибудь магнита нейтрализи-ровали друг друга и друг через друга, а во втором случае, чтобы распилка магнита посредине, между обоими его полюсами, дала в одной части северную половину без южного полюса, а в другой части южную половину без северного полюса. Но хотя недопустимость по-добных предположений следует уже из диалектической природы полярной противоположности, все же благодаря господствующему среди естествоиспытателей метафизическому образу мышления по крайней мере вторая гипотеза играет еще известную роль в физиче-ских теориях. Об этом будет еще речь в своем месте.

Как же представляется движение во взаимодействии притяжения и отталкивания? Лучше всего мы это разберем на примере отдельных форм движения. В итоге мы получим тогда общий вывод.

Рассмотрим движение какой-нибудь планеты вокруг ее централь-ного тела. Обычная школьная астрономия объясняет вместе с Ньюто-ном описываемый этой планетой эллипс из совместного действия двух сил – из притяжения центрального тела и из тангенциальной силы, увлекающей планету в направлении, перпендикулярном к этому при-тяжению. Таким образом школьная астрономия принимает, кроме центральной формы движения, существование еще другого направле-ния движения, перпендикулярного к прямой, существование соеди-няющей центры наших тел так называемой «силы». Но благодаря этому она становится в противоречие с вышеупомянутым основным

132

законом, согласно которому к нашей вселенной всякое движение может происходить только в управлении прямой, соединяющей центры действующих друг на друга тел, или же, как обычно выра-жаются, что всякое движение может вызываться лишь центрально действующими силами. Благодаря этому она вводит в теорию такой элемент движения, который, как мы это тоже видели, неизбежно приводит к идее о сотворении и уничтожении движения (и поэтому предполагает также творца) *. Поэтому нужно было свести эту таинственную тангенциальную силу к некоторой центральной форме движения: это и сделала канто-лапласовская космогоническая теория. Согласно этой гипотезе, как известно, вся солнечная система воз-никла из вращающейся, крайне разреженной газовой массы путем постепенного сжатия ее, причем на экваторе этого газового шара вращательное движение было естественно сильнее всего и отрывало от массы отдельные газовые кольца, которые сгущались в планеты, планетоиды и т. д. и стали вращаться вокруг центрального тела в направлении первоначального вращения. Само это вращение объяс-няется обыкновенно из собственного движения отдельных газовых частичек, происходившего в самых различных направлениях, причем, однако, под конец получался избыток в одном определенном направле-нии, вызывавший таким образом вращательное движение, которое вместе с ростом сжатия газового шара должно было становиться все сильнее. Но, какую бы мы ни приняли гипотезу насчет происхо-ждения вращения, при любой из них мы избавляемся от танген-циальной силы, которая превращается в особую форму проявления некоего происходящего в центральном направлении движения. Если один, центральный, элемент планетного движения представлен тяжестью, притяжением между планетой и центральным телом, то другой, тангенциальный, элемент является остатком, в перенесен-ной или превращенной форме, первоначального отталкивания от-дельных частичек газового шара. Таким образом процесс существо-вания какой-нибудь солнечной системы представляется в виде взаи-модействия притяжения и отталкивания, в котором притяжение по-лучает постепенно все более и более перевес благодаря тому, что отталкивание излучается в виде тепла в мировое пространство и таким образом все более и более теряется для системы.

С первого же взгляда ясно, что форма движения, рассматривае-мая здесь как отталкивание, есть не что иное, как так называемая современной физикой «энергия». Система потеряла благодаря про-цессу сжатия и вытекающему отсюда выделению отдельных тел, из которых она в настоящее время состоит, «энергию», и потеря эта, по известному вычислению Гельмгольца, равняется теперь уже 453/454 всего находившегося первоначально в ней, в форме отталкивания, количества движения.

Возьмем, далее, какую-нибудь телесную массу на самой нашей земле. Благодаря тяжести она связана с землей, подобно тому как земля, с своей стороны, связана с солнцем: но в отличие от земли эта масса неспособна на свободное планетарное движение. Она может быть приведена в движение только при помощи внешнего толчка. Но и в этом случае, по миновании толчка, ее движение вскоре пре-

* [Последние слова прибавлены карандашом позже. ]

133

кращается либо благодаря действию одной лишь тяжести, либо же благодаря этому действию в соединении с сопротивлением среды, в которой движется наша масса. Однако и это сопротивление является в последнем счете действием тяжести, без которой земля не имела бы никакой сопротивляющейся среды, никакой атмосферы на своей поверхности. Таким образом в случае чисто механического движения на земной поверхности мы имеем дело с таким положением, в котором решительно преобладает тяжесть, притяжение, в котором следова-тельно для получения движения необходимо пройти две фазы: сперва действие совершается в направлении, противоположном тяжести, а затем дают действовать тяжести, – одним словом, сперва поднимают массу, а затем дают ей упасть.

Таким образом, мы имеем снова взаимодейстеие между притяже-нием, с одной стороны, и между формой движения, действующей в противоположном ему направлении, т. е. отталкивательной формой движения – с другой, но эта отталкивательная форма движения не встречается в природе в рамках земной чистой механики (оперирую-щей массами с данным, неизменным для них агрегатным состоянием и состоянием сцепления). Физические и химические условия, при которых какая-нибудь глыба отрывается от горы или же при кото-рых становится возможным явление водопада, лежат вне сферы ком-патенции этой механики. Таким образом в земной чистой механике отталкивающее, поднимающее движение должно быть создано искус-ственным образом: при помощи человеческой силы, животной силы, силы воды, силы пара и т. д. Это обстоятельство, эта необходимость искусственно бороться с естественным притяжением, вызывает у ме-хаников убеждение, что притяжение, тяжесть или, как они выра-жаются, сила тяжести является самой существенной, основной фор-мой движения в природе.

Согласно ходячей механической концепции, если например под-нимают какой-нибудь груз, сообщающий благодаря своему прямому или косвенному падению движение другим телам, то движение это сообщается не подниманием груза, а силой тяжести. Так на-пример у Гельмгольца «наилучше известная нам и наипростейшая сила—тяжесть действует в качестве движущей силы... например в тех стенных часах, которые приводятся в движение каким-нибудь грузом. Груз не может следовать за импульсом тяжести, не приводя в движение всего часового механизма». Но он не может привести в дви-жение часового механизма, не опускаясь сам, и он опускается до тех пор, пока, подконец не развернется вся цепь, на которой он висит. «Тогда часы останавливаются, тогда на время исчерпывается способ-ность к работе их груза. Его тяжесть не пропала и не уменьшилась;

он попрежнему притягивается с той же силой землей, но способность этой тяжести порождать движение пропала... Но мы можем завести часы при помощи силы нашей руки, причем груз снова поднимается вверх. Раз это сделано, то груз снова приобрел свою прежнюю спо-собность к действию и может снова поддерживать часы в состоянии движения» (Helmgoltz, Populare Vortrage, В. II, стр. 144) [142].

Таким образом, по Гельмгольцу, не <положительная работа> активное сообщение движения, не поднимание груза приводит в дви-жение часы, а пассивная тяжесть груза, хотя сама эта тяжесть выво-дится из, состояния пассивности только благодаря подниманию и

134

возвращаются к своей пассивности, после того как развернута цепь, удерживающая груз. Следовательно, если согласно новейшему воз-зрению, как мы только что видели, энергия является только другим выражением для отталкивания, то здесь согласно более старому, гельмгольцеву, воззрению, сила является другим выражением для противоположности отталкивания, для притяжения. Мы ограничи-ваемся пока констатированием этого факта.

Но когда процесс земной механики достиг своего конца, когда поднятая первая тяжелая масса упала обратно, опустившись на ту же самую высоту, то что становится с движением, составлявшим этот процесс? Для чистой механики оно исчезло. Однако теперь мы знаем, что оно вовсе не уничтожилось. В меньшей своей части оно превра-тилось в звуковые волнообразные колебания воздуха, в значительно большей части—в теплоту, которая сообщилась отчасти оказываю-щей сопротивление атмосфере, отчасти самому падающему телу, от-части, наконец, участку почвы, на которой установлен часовой меха-низм. Груз также постепенно передал свое движение в виде теплоты от трения отдельным колесикам часового механизма. Но не движе-ние падения, как обыкновенно выражаются, т. е. не притяжение, пе-решло в теплоту, т. е. некоторую форму отталкивания. Напротив, притяжение, тяжесть, остается, как правильно замечает Гельмгольц, тем же, чем оно было раньше, и даже выражаясь точно, становится больше. Скорее падением механически уничтожается сообщенное поднятому телу благодаря подниманию его, отталкивание, которое затем восстаналивается в качестве теплоты. Молярное отталкива-ние превратилось в молекулярное отталкивание.

Теплота представляет собой, как мы уже сказали, особую форму отталкивания. Она приводит молекулы тела в колебание и этим осла-бляет связь отдельных молекул, пока наконец не наступает пере-ход в жидкое состояние: если продолжается приток тепла, то оно и в этом состоянии увеличивает движение молекул до тех пор, пока они совершенно не оторвутся от массы и не начнут свободно двигаться с определенной, обусловленной для каждой молекулы ее химическим составом скоростью. При продолжающемся притоке тепла оно уве-личивает еще более эту скорость, отталкивая таким образом молекулы все дальше друг от друга.

<Если таким образом движение массы по направлению силы тяжести превратилось в молекулярное движение в форме теплоты, то это, другими словами, значит: притяжение превратилось в оттал-кивание, в свою прямую противоположность.>

Но теплота есть разновидность так называемой «энергии»; таким образом последняя и здесь оказывается тожественной с отталки-ванием.

В явлениях статического электричества и магнетизма мы имеем полярное распределение притяжения и отталкивания. Какую бы гипотезу ни составить насчет modus operandi обеих этих форм дви-жения, никто, считающийся с фактами, не усомнится в том, что при-тяжение и отталкивание – поскольку они вызваны статическим электричеством или магнетизмом и поскольку они могут свободно обнаруживаться – вполне компенсируют друг друга, что впрочем следует с необходимостью из самой природы полярного распределе-ния. Два полюса, которые не компенсировали бы вполне друг друга

131

в своих проявлениях, не были бы вовсе полюсами; поэтому они до сих пор и не встречались в природе. Явления гальванизма мы оста-вим пока в покое, ибо здесь процесс обусловливается химическими явлениями, становясь, благодаря этому, более сложным. Обратимся поэтому лучше к изучению самих химических процессов движения.

Если две весовых части водорода соединяются с 15,96 весовой части кислорода, образуя водяной пар, то при этом развивается ко-личество теплоты, равное 68,924 единицы теплоты. Наоборот, разло-жение 17,96 весовой части водяного пара на 2 весовых части водорода и 15,96 весовой части кислорода возможно лишь при том условии, что водяному пару сообщается количество движения, эквивалентное 68,924 единицы теплоты, – безразлично, в форме ли самой теплоты или электрического движения. То же самое относится ко всем хими-ческим процессам. В огромном большинстве случаев при химиче-ских соединениях выделяется движение, при разложениях сообща-ется движение. И здесь отталкивание представляет обыкновенно активную сторону процесса, более наделенную движением или тре-бующую притока движения, а притяжение – пассивную сторону его, делающую излишним движение и выделяющую его. Поэтому современная теория и заявляет, что вообще при соединении элемен-тов энергия высвобождается, при разложении же их – связывается. Термин «энергия» здесь опять-таки употребляется вместо «отталки-вание». И опять-таки Гельмгольц заявляет: «Эту силу (силу химичеческого сродства) мы можем представить себе как силу притяжения... Эта сила притяжения между атомами углерода и кислорода произ-водит точно так же работу, как сила, которую обнаруживает земля в виде действия тяжести на поднятый груз... Когда атомы углерода и кислорода набрасываются друг на друга и соединяются в углеки-слоту, то новообразовавшиеся частицы углекислоты должны нахо-диться в крайне бурном молекулярном движении, т. е. тепловом дви-жении... Когда в дальнейшем углекислота отдаст свою теплоту окру-жающей среде, то мы все еще имеем в углекислоте весь углерод, весь кислород, а также силу сродства обоих в тех же размерах, что и раньше. Но эта сила сродства обнаруживается теперь лишь в том, что она крепко связывает между собою атомы углерода и кислорода, не допуская разделения их» (1. с., стр. 169). Мы здесь замечаем то же, что и раньше: Гельмгольц настаивает на том, что в химии, как и в механике, сила заключается только в притяжении и следовательно является антиподом того, что у других физиков называется энергией и что тожественно с отталкиванием.

<Тем самым исчерпаны формы движения в неорганической при-роде, поскольку нам это позволяет современная наука.>

Таким образом мы имеем теперь не обе простые основные формы притяжения и отталкивания, а целый ряд подчиненных форм, в кото-рых совершается процесс универсального движения, развертываю-щийся в противоположности притяжения и отталкивания. Но, под-водя эти многообразные формы под одно общее название движения, мы исходим вовсе не из априорных требований нашего разума. Напротив, факты опыта показывают, что они являются формами одного и того же движения, ибо при известных обстоятельствах они переходят друг в друга. Механическое молярное движение пере- ходит в теплоту, в электричество, в магнетизмм; теплота и электри-

136

чество переходят в химическое разложение; с своей стороны: хими-ческое соединение порождает опять-таки теплоту и электричество, а через посредство последнего – магнетизм; и, наконец, теплота и электричество в свою очередь производят механическое молярное движение. И происходит это таким образом, что определенному коли-честву движения одной формы всегда соответствует точно определен-ное количество движения другой формы, причем опять-таки безраз-лично, из какой формы движения заимствована единица меры, кото-рой измеряется это количество движения, т. е. служит ли она для измерения молярного движения, так называемой электродвижущей силы, или же превращающегося при химических процессах движения.

Здесь мы стоим на почве, созданной Ю. Р. Майером в 1842 г. * и разработанной с тех пор с таким блестящим успехом учеными всех стран теории «сохранения энергии», и нам остается только исследо-вать основные представления, которыми ныне оперирует эта теория. Это – представление о силе, или «энергии» и о «работе».

Мы уже видели, что современное, теперь довольно общерас-простра-ненное воззрение понимает под энергией отталкивание, между тем как Гельмгольц употребляет слово «сила» преимущественно для обозначения притяжения. Можно было бы думать, что это какое-то формальное, несущественное различие, так как ведь притяжение и отталкивание компенсируются во вселенной и поэтому безразлично, какую сторону отношения принять за положительную и какую – за отрицательную, подобно тому как совершенно безразлично, будем ли мы отсчитывать на известной прямой от какой-нибудь точки по-ложительные абсциссы направо или налево. Но в действительности это не совсем так.

Дело в том, что у нас речь идет здесь прежде всего не о вселенной, а о явлениях, имеющих место на земле и обусловленных вполне опре-деленным положением земли в солнечной системе и солнечной систе-мы во вселенной. Но наша солнечная система излучает в каждое мгновение колоссальные количество движения в мировое простран-ство, и притом движения вполне определенного рода, именно солнеч-ную теплоту, т. е. отталкивание. А сама наша земля живет только благодаря солнечной теплоте и, со своей стороны, излучает получен-ную солнечную теплоту в конце концсв тоже в мировое пространство

* В «Pop. Vorles.» II, стр. 113, Гельмгольц приписывает невидимому, кроме Майера, Джоуля и Кольдинга, и себе самому, известную роль в естественно-на-учном доказательстве теоремы Декарта о неизменности количества движения в мире. «Сам я, не зная ничего о Майере и Кольдинге и ознакомившись с опытами Джоуля лишь в конце своей работы, вступил на тот же самый путь: я старался в особенности определить все отношения между различными физическими про-цессами, вытекающими из указанной точки зрения, и опубликовал свои исследова-ния в 1847 г. в маленьком сочинении под названием: «О сохранении силы» [Под-черкнуто Энгельсом.] Но в этом сочинении не нагодится ровно ничего нового для уровня науки в 1847 г., за исключением упомянутого выше математического – впрочем весьма ценного – доказательства, что «сохранение силы» и центральное действие сил, действующих между различными телами какой-нибудь системы, являются лишь двумя различными выражениями одной и той же вещи и, далее, более точной формулировкой закона, что сумма живых сил и сил напряжения в некоторой данной механической системе постоянна. Во всем остальном вторая работа Майера от 1845 г. уже опередила это сочинение Гельмгольца. Уже в 1842 г.Майер утверждал «нерушимость силы», а в 1845 г. он, исходя из своей новой точки зрения, сумел сообщить гораздо более гениальные вещи об «отношениях между различными физическими процессами», чем Гельмгольц в 1847г.

137

после того как она превратила часть ее в другие формы движения. Таким образом в солнечной системе, а в особенности на земле, при-тяжение имеет уже значительный перевес над отталкиванием. Если бы мы не получали излучаемого Солнцем движения отталкивания, то на земле прекратилось бы всякой движение. Если бы солнце застыло завтра, то при прочих равных условиях притяжение осталось бы на земле тем же, чем оно является в настоящее время. Камень, весом в сто килограммов, продолжал бы попрежнему весить эти сто килограммов на том месте, где он лежит. Но зато движение, как масс, так и молекул и атомов, заменилось бы состоянием абсолют-ного, с нашей точки зрения покоя. Таким образом ясно, что для процессов, совершающихся на нашей нынешней земле, совершенно не безразлично, станем ли мы рассматривать притяжение или оттал-кивание как активную сторону движения, т. е. как силу, или энергию. На нынешней земле, наоборот, притяжение благодаря своему реши-тельному перевесу над отталкиванием стало уже совершенно пассив-ным: всем активным движением мы обязаны притоку отталкивания от солнца. Поэтому-то новейшая школа по существу вполне права с точки зрения земных процессов и даже с точки зрения всей солнеч-ной системы, если она рассматривает энергию как отталкивание, хотя бы она не отдавала себе вполне отчета в природе самого дви-жения.

Термин «энергия» отнюдь не выражает правильно всего явления движения, ибо он подчеркивает только одну сторону его – действие, но не противодействие. Кроме того он способен вызвать мысль о том, будто «энергия» есть нечто внешнее для материи, нечто привитое ей, но во всяком случае он заслуживает предпочтения перед выраже-нием «сила».

Представление о силе заимствовано, как это признается всеми (начиная от Гегеля и кончая Гельмгольцем), из проявлений деятель-ности человеческого организма по отношению к окружающей его среде. Мы говорим о мускульной силе, о поднимающей силе рук, о прыгательной силе ног, о пищеварительной силе желудка и кишеч-ного тракта, о силе ощущения нервов, о секреторной силе желез

и т. д. Иными словами, чтобы избавиться от необходимости указать реальную причину изменения, вызванного какой-нибудь функцией нашего организма, мы сочиняем некоторую фиктивную причину, соот--ветствующую этому изменению, и называем ее силой. Мы переносим затем этот удобный метод и во внешний мир и таким образом сочи-няем столько же сил, сколько существует различных явлений.

Естествознание (за исключением разве небесной и земной меха-ники) находилось на этой наивной ступени развития еще во вре-мена Гегеля, с полным правом выступавшего против тогдашней ма-неры придумывать повсюду силы (процитировать соответствующее место) [143]. Точно так же он замечает и в другом месте: «Лучше ска-зать, что магнит (как выражается Фалес) имеет душу, чем что он имеет силу притягивать; сила —это такое свойство, которое как отдели-мое от материи представляет себя в виде предиката, душа же – это движение себя, одно и то же вместе с природой материи» (Geschi-chte d. Philosophic, I, стр. 208).

Теперь мы не так легко оперируем силами, как в те времена. Послушаем Гельмгольца: «Если мы вполне знаем какой-нибудь за-

138

кон природы, то мы должны требовать признания его без исключе-

ния… Таким образом закон представляется нам в виде некоторой

объективной мощи, и поэтому мы называем его силой. Так например мы объективируем закон преломления как некоторую силу пpе- ломления света прозрачных веществ, закон химического сродства как силу сродства между собою различных веществ. Точно так же MЫ говорим об электрической контактной силе металлов, о силе прилипания, капиллярной силе и т. д. В этих наименованиях объективированы законы, охватывающие сперва небольшие ряды физических процессов, условия которых еще довольно запутаны... * Сила – это только объективированный закон действия... Абстрактное понятие силы, выставляемое нами, прибавляет к этому еще лишь мысль о том, что мы не сочинили произвольно этого закона, что он предста-вляет собой принудительный закон явлений. Таким образом наше требование понять явления природы, т. е. найти их законы, прини-мает другой вид, сводится к требованию отыскивать силы, предста-вляющие собой причины явлений» (I, с., стр. 190). Доклад на инсбрукском съезде естествоиспытателей в 1869 г.) [144].

Заметим прежде всего, что очень своеобразен способ «объективи-рования», сводящийся к тому, что вносят чисто субъективное пред-ставление о силе в некий, – установленный как независимый от нашей субъективности и следовательно уже вполне объективный, – закон природы. Подобную вещь мог бы позволить себе в лучшем слу-чае какой-нибудь правовернейший старогегельянец, а не неокан-тианец вроде Гельмгольца. К установленному раз закону и к его объ-ективности или же к объективности его действия не прибавляется ни малейшей новой объективности оттого, что мы подставим на его ме-сто некую силу; здесь присоединяется лишь наше субъективное утвер-ждение, что этот закон действует при помощи некоторой, пока еще совершенно неизвестной силы. Но тайный смысл этой подстановки открывается перед нами тогда, когда Гельмгольц начитает приводить свои примеры – преломление света, химическое сродство, контакт-ное электричество, прилипание, капиллярность – и возводит законы, управляющие этими явлениями, в «объективное» дворянское сословие сил. «В этих наименованиях объективированы законы, охватываю-щие сперва небольшие ряды физических процессов, условия которых, еще довольно запутаны». – И именно здесь «объективирование», являющееся скорее субъективированием, приобретает известный смысл: мы ищем прибежище в слове «сила» не потому, что мы вполне познали закон, но именно потому, что мы его не познали, потому, что мы еще не выяснили себе «довольно запутанных условий» этих явлений. Таким образом прибегая к понятию силы, мы выражаем не наше знание, а наше отсутствие знания природы закона и способа его действия. В этом смысле, в виде краткого выражения еще непо-знанной причиной связи, в виде уловки языка, он может перейти в обычное употребление. Что сверх того, то от лукавого. С тем же пра-вом, с каким Гельмгольц объясняет физическое явление из так называемой силы преломления света, электрической контактной силы и т. д., средневековые схоластики объясняли температурные изменения из vis calorifica и vis frigifaciens, избавляя себя таким

* [Подчеркнуто Энгельсом ]

139

образом от необходимости всякого дальнейшего изучения явлений теплоты.

Но и в этом смысле рассматриваемое выражение неудачно, вы- ражая все явления односторонним образом. Все процессы в природе двусторонни, основываясь на отношении между, по меньшей мере, двумя действующими частями, основываясь на действии и противо-действии. Между тем представление о силе благодаря своему проис-хождению из действия человеческого организма на внешний мир и, далее, из земной механики, предполагает мысль о том, что только одна часть – активно действенная, другая же – пассивно воспри-нимающая и таким образом устанавливает пока еще недоказанное распространение половой полярности на неорганическую природу. Противодействие второй части, на которую действует сила, является здесь в лучшем случае в качестве чего-то пассивного, в качестве со-противления. Правда, эта концепция применима в целом ряде обла-стей и помимо чисто механики, – именно там, где дело идет о про-стом перенесении движения и количественном вычислении его. Но ее уже недостаточно в более сложных физических процессах, как это доказывают собственные примеры Гельмгольца. Сила преломле-ния света заключается столь же в самом свете, сколько в прозрач-ных телах. В случае явлений прилипания и капиллярности сила за-ключается безусловно столько же в твердой поверхности, сколько в жидкости. Относительно контактного электричества можно во вся-ком случае с уверенностью утверждать, что здесь играют роль оба металла, а «сила химического сродства» заключается во всяком слу-чае в обеих соединяющихся частях. Но сила, состоящая из двух раздельных сил, действие, не вызывающее своего противодействия, а заключающее и несущее его в себе самом, – не есть вовсе сила в смысле земной механики, этой единственной науки, в которой дей-ствительно знают, что означает слово «сила». Ведь основными усло-виями земной механики являются, во-первых, отказ исследовать причины импульса, т. е. природу соответственной в каждом случае силы, а во-вторых, представление об односторонности силы, которой противопоставляется некоторая равная всегда себе в любом месте тяжесть, так что, по сравнению с любым пространством, проходимым падающим на земле телом, радиус земного шара равен бесконечности.

Но пойдем дальше и посмотрим, как Гельмгольц «объективирует» свои «силы» в законы природы.

В одном докладе, в 1854 г. (1. с., стр. 119) [145], он исследует «за-пас рабочей силы», который содержал в себе первоначально туманный шар, давший начало нашей солнечной системе. «Действительно, этот шар получил колоссальный запас рабочей силы в форме всеобщей силы притяжения всех его частей друг к другу». Это бесспорно. Но столь же бесспорно и то, что все это приданное из тяжести или тяго-тения сохраняется в неущербленном виде и в теперешней солнечной системе, за исключением разве незначительной части его, утерянной с материей, которая, может быть, была выброшена безвозвратным образом в мировое пространство. Далее: «И химические силы должны были уже быть налицо, готовые к действию; но так как эти силы мо-гут действенно проявиться лишь при самом тесном соприкосновении разнородных масс, то прежде чем началась их работа, должно было произойти сгущение» [146]. Если мы вместе с Гельмгольцем (см. выше)

140

станем рассматривать эти химические силы как силы сродства, т.е.

как притяжение, то мы должны будем и здесь сказать, что совокуп-ная сумма этих сил химического притяжения сохраняется неумален-ной и в теперешней солнечной системе.

Но на той же самой странице Гельмгольц приводит в качестве результата своих выкладок, что в солнечной системе «имеется лишь примерно 1/454 доля первоначальной механической силы как тако-рой». Как согласовать это? Ведь сила притяжения – как всеобщая, так и химическая—сохранилась в нетронутом виде в солнечной системе. Другого определенного источника силы Гельмгольц не ука-зывает. Правда, согласно Гельмгольцу, его силы произвели колос-сальную работу. Но от этого они ни увеличились, ни уменьшились. 0 каждой молекуле в солнечной системе, как и о всей солнечной си-стеме, можно сказать то же самое, что о часовом грузе в вышеприве-денном примере: «Его тяжесть не пропала и не уменьшилась». Все химические элементы испытывают то же, что углерод и кислород, рассмотренные нами выше: вся масса каждого элемента сохраняется, и точно так же «остается в прежних размерах сила сродства». Что же мы потеряли? И какая «сила» произвела колоссальную работу, кото-рая в 453 раза больше, чем та, которую может еще произвести, по его вычислению, солнечная система? На это мы не имеем никакого от- вета у Гельмгольца. Но дальше мы читаем у него:

«Мы не знаем, имелся ли еще другой запас силы в виде теплоты». С позволения Гельмгольца мы заметим следующее: теплота есть оттал-кивательная «сила» и следовательно действует в направлении об-ратном направлению тяжести и химического притяжения. Она есть минус, если последние принимать за плюс. Поэтому, если Гельм-гольц составляет свой первоначальный запас силы из всеобщего притяжения и химического притяжения то имеющийся помимо этого запас теплоты должен был бы быть не прибавлен к нему, а вычтен из него. В противном случае нужно было бы утверждать, что солнечная теплота увеличивает силу притяжения земли, когда она, вопреки ей, превращает воду в пары и поднимает эти пары вверх;

или же —что теплота раскаленной железной трубки, через которую проходят водяные пары, усиливает химическое притяжение кисло-рода и водорода, между тем как она, наоборот, уничтожает его. Или же *, выражая это самое отношение иным, более конкретным образом: допустим, r3, имеет температуру t. Допустим,pчто туманный шар радиуса r, т. е. объем 4/3 далее, что другой туманный шар, равной массы, имеет при более высокой R3. Ясно, что во втором туманномpтемпературе T больший ра-диус R и объем 4/3 шаре притяже-ние – как механическое, так физическое и химическое—лишь тогда

сможет начать действовать с той же силой, как в первом, когда он сократится и вместо радиуса R станет радиус r, т. е., когда соответ-ствующая разница температур T— t, теплота, будет излучена в ми-ровое пространство. Таким образом более теплый туманный шар сгустится позже, чем более холодный, и следовательно теплота, являясь препятствием для сгущения, оказывается, с точки зрения Гельмгольца, не плюсом, а минусом «запаса сиды». Гельмгольц, предполагая возможность в виде теплоты некоторого количества

* [От «Или же» до «запаса силы» добавлено на полях.]

141

отталкивательного движения, присоединяющегося к притягательным формам движения и увеличивающего их сумму, совершает безуслов-но ошибку в своих выкладках.

Придадим же всему этому «запасу силы» – как опытно доказуе-мому, так и теоретически возможному – один и тот же знак для того чтобы можно было совершить сложение. Так как в настоящее время мы еще не в состоянии обратить теплоты, не в состоянии за-менить ее отталкивание эквивалентным притяжением, то нам придет-ся совершить это обращение для обеих форм притяжения. В таком случае мы должны взять вместо силы всеобщего притяжения, вместо силы химического сродства и вместо существовавшей, возможно, уже первоначально теплоты как таковой, просто сумму имевшегося в га-зовом шаре, в момент его образования, отталкивательного движения, или так называемой энергии. С этим согласуется и вычисление Гельм-гольца, когда он вычисляет «согревание», получившееся благодаря гипотетическому первоначальному сгущению тел нашей системы из рассеянного туманного вещества. Сведя таким образом весь «запас сил» к теплоте, к отталкиванию, он делает возможным приба-вить к этому гипотетический «запас силы теплоты». А в таком случае произведенное им вычисление выражает тот факт, что453/454 всей имевшейся первоначально в газовом шаре энергии, т. е. отталкива-ния, было излучено в виде теплоты в мировое пространство или же, выражаясь точнее, что сумма всего притяжения в современной солнеч-ной системе относится к сумме всего имеющегося в ней отталкива-ния, как 454 : 1. Но в таком случае эти выкладки противоречат тексту доклада, к которому они приложены.

Но если представление силы приводит даже у такого физика, как Гельмгольц, к подобной путанице понятий, то это является лучшим доказательством того, что оно вообще не может найти научного при-менения во всех областях исследования, выходящих из рамок вы-числительной механики. В механике принимают причины движения за данное и не интересуются их происхождением, считаясь только с их действиями. Поэтому если какую-нибудь причину движения на-зывают силой, то это нисколько не вредит механике как таковой;

но благодаря этому привыкают переносить это наименование также и в область физики, химии и биологии, что приводит к неизбежной путанице. Мы уже видели это и увидим еще не один раз *. О поня-тии работы мы будем говорить в следующей главе.

* [ Этот абзац и последующее предложение дополнительно приписаны.

Первоначально здесь стояло: «Работа: развить перенесение движения и его форм

Резюме». ]

МЕРА ДВИЖЕНИЯ—РАБОТА

«Напротив, я до сих пор всегда находил, что основные понятия этой области (т. е. «основные физические понятия работы и неиз-менности ее») с большим трудом даются тем лицам, которые не про-шли через школу математической механики, несмотря на все усердие с их стороны, на все их способности и даже на довольно высокий уровень естественно-научных знаний. Не следует забывать того, что это абстракции совершенно особого рода. Ведь понять их удалось не без труда даже такому крупному мыслителю, как И. Кант, о чем свидетельствует его полемика с Лейбницем». Так говорит Гельмгольц (Pop.-wiss. Vortr., II, Vorrede) [147].

Таким образом мы вступаем в очень опасную область, тем более что <из-за недостатка времени и места> мы не можем провести чи-тателя через школу математической механики. Но, может быть, удастся показать, что там, где дело идет о понятиях, диалектиче-ское мышление приводит по меньшей мере к таким же плодотворным результатам, как и математические выкладки.

Галилей открыл, с одной стороны, закон падения, согласно ко-торому пройденные падающими телами пространства пропорцио-нальны квадратам времени падения. Но наряду с этим он установил не вполне соответствующее, как мы увидим, этому закону положе-ние, что количество движения какого-нибудь тела (его impeto или momento) определяется массой и скоростью, так что при постоянной массе оно пропорционально скорости. Декарт принял эту последнюю теорему и признал вообще произведение массы движущегося тела на скорость мерой его движения. <И даже теперь можно встретить то же самое в известных руководствах. Так, например, у Томпсона и Тета (A. Treatise, on Natural Philosophy etc. London and Oxford 1867, p. 162) «количество движения или момент твердого тела, движуще-гося без вращения, пропорционально произведению его массы на скорость. Двойная масса или двойная быстрота, соответствует двой-ному количеству движения и так далее»> [148].

Гюйгенс нашел уже, что в случае упругого удара сумма произ-ведений масс на квадраты скорости остается неизменной до удара и после него и что аналогичный закон имеет силу для различных дру-гих случаев движения соединенных в одну систему тел.

Лейбниц первый заметил, что декартова мера движения противо-речит закону падения. Но, с другой стороны, нельзя было отрицать того, что декартова мера оказывается во многих случаях правильной. Поэтому Лейбниц разделил движущие силы на мертвые и живые. Мертвыми силами были «давления» или «натяжения» покоящихся тел; за меру их он принимал произведение из массы на скорость, с которой двигалось бы тело, если бы из состояния покоя оно пере-

шло в состояние движения; за меру же живой силы – реального дви-

143

жения тела – он принял произведение из массы на квадрат скорости. Эту новую меру движения он вывел непосредственно из закона падения. «Необходима, – рассуждал Лейбниц, – одна и та же сила как для того, чтобы поднять тело весом в четыре фунта на один фут, так и для того, чтобы поднять тело весом в один фунт на четыре фута. Но пути пропорциональны квадрату скорости, ибо если тело упало на четыре фута, то оно приобрело двойную скорость по срав-нению с той скоростью, которую оно имеет, когда падает на один фут. Но при своем падении тела приобретают силу, с помощью кото-рой они могут подняться на ту же самую высоту, с которой упали;

следовательно силы пропорциональны квадрату скорости» (Suter, Geschichte der Math., II, стр. 367) [149]. Но далее он доказал, что мера движения mv противоречит декартовой теореме о постоянстве ко-личества движения, ибо если бы она была действительно верна, то сила (т. е. сумма движения) постоянно увеличивалась бы или умень-шалась бы в природе. Он даже набросал проект аппарата (1690, Acta Eruditorum), который – будь мера mv правильной – представлял бы perpetuum mobile, дающий постоянно новую силу, что нелепо. В наше время Гельмгольц неоднократно прибегал к этому аргу-менту.

Картезианцы протестовали из всех своих сил, и тогда загорелся знаменитый, длившийся много лет спор, в котором принял участие в первом своем сочинении (Gedanken von der wahren Schatzung der lebendigen Krafte, 1746) И. Кант, хотя он и неясно разбирался в вопросе. Современные математики относятся с изрядной дозой презрения к этому «бесплодному» спору, который «затянулся больше чем на сорок лет, расколов математиков Европы на два враждеб-ных лагеря, пока наконец Даламбер своим Traite de dynamique (1743) точно каким-то заклинанием не положил конец этой беспо-лезной словесной грызне, к которой собственно сводилось все дело» (Suter, I. с., стр. 366) [150].

Но мы в праве, кажется, думать, что не может сводиться к беспо-лезной грызне спор, начатый таким мыслителем, как Лейбниц, про-тив такого человека, как Декарт, и столь занимавший мысль Канта, что он посвятил ему своего литературного первенца – довольно объемистый том. И действительно, как понять, что движение имеет две противоречащие друг другу меры, из которых одна пропорцио-нальна скорости, а другая квадрату скорости? Зутер слишком легко справился с этим вопросом; он утверждает, что обе стороны были правы и обе же – неправы; «выражение «живая сила» сохранилось до настоящего времени; но теперь оно уже не рассматривается как мера силы, а является просто раз принятым обозначением для столь важного в механике произведения массы на половину квадрата скорости». Таким образом mv остается мерой движения, а живая

сила,—это только другое выражение для mv2 /2 причем о последней

формуле нам сообщают лишь то, что она очень важна в механике, но мы вовсе не узнаем, что собственно она означает.

Возьмем однако в руки спасительный Traite de dynamique и вглядимся пристальнее в «заклинание» Даламбера, которое находится в Предисловии. В тексте мы читаем, что весь вопрос не представляет интереса из-за «совершенной бесполезности его для механики». Это

144

вполне верно для чисто вычислительной, механики, где, как это мы видели выше у Зутера, слова представляют лишь особые выражения, наименования для алгебраических формул, наименования, при ко-торых лучше всего ничего не мыслить. Но так как столь крупные ученые занимались этим вопросом, то он все же хочет разобрать его в предисловии. Под силой движущихся тел можно, если правильно вдуматься, понимать только их способность преодолевать препят-ствия или сопротивляться им. Таким образом силу приходится измерять не через mv и не через mv2 , а только через препятствия и их сопротивления.

Но существует три рода препятствий: 1) непреодолимые препят-ствия, которые совершенно уничтожают движение и которые именно поэтому не могут быть здесь рассматриваемы; 2) препятствия, сопро-тивления которых достаточно для устранения движения и которые это делают мгновенно: это случаи равновесия; 3) препятствия, устра-няющие движение лишь постепенно: это случай замедленного движе-ния. «Но все согласятся с тем, что существует равновесие между двумя телами, когда произведения их масс на их виртуальные ско-рости, т. е. на скорости, с которыми они стремятся двигаться, у обоих равны. Следовательно при равновесии произведение массы на скорость – или, что сводится к тому же самому, количество дви-жения – может представлять силу. Все согласятся также с тем, что в случае замедленного движения число преодоленных препятст-вий пропорционально квадрату скорости, так что тело, которое за-жало например при известной скорости одну пружину, сможет при двойной скорости зажать сразу или последовательно не две, а четыре пружины, подобные первой; при тройной скорости – девять пру-жин и т. д. Отсюда сторонники живых сил (приверженцы Лейбница) умозаключают, что сила движущихся актуально тел вообще про-порциональна произведению массы на квадрат скорости. По суще-ству, в чем заключалось бы неудобство, если бы мера сил была раз-личной в случае равновесия и в случае замедленного движения? Ведь если желать рассуждать, руководясь лишь ясными идеями, то под словом сила следует понимать лишь эффект, получаемый при преодолении препятствия или при сопротивлении ему» (Предисловие, стр. 19—20 первого издания)[151].

Но Даламбер слишком философ, чтобы не понимать, что так легко он не справится с противоречием существования двойной меры для одной и той же силы. Поэтому, повторив по существу то самое, что уже сказал Лейбниц, – ибо его equilibre решительно то же самое, что «мертвое давление» Лейбница, – он вдруг переходит на сторону картезианцев и предлагает следующий выход: произведение mv может и в случае замедленного движения считаться мерой силы, «если в этом последнем случае измерять силу не абсолютным количеством препятствий, а суммой сопротивления этих самых препятствий. Ибо нельзя сомневаться в том, что эта сумма сопротивлений пропорциональна количеству движения mv, ибо, как согласятся с этим все, количество движения, теряемого телом в каждое мгновение, пропорционально произведению сопротивления на бес-конечно малый промежуток времени и что следовательно сумма этих произведений равняется очевидно совокупному сопротив-лению» [152]. Этот последний способ вычисления кажется ему более

145

естественным, «ибо какое-нибудь препятствие является препятст-

вием лишь постольку, поскольку оно оказывает сопротивление, и

собственно говоря сумма сопротивлений и является преодоленным

препятствием; кроме того, определяя таким образом силу, мы имеем и то преимущество, что у нас оказывается одна общая мера для cлучаев равновесия и замедленного движения». Но каждый в праве думать так, как он хочет. И, покончив, как ему кажется, с вопросом посредством математического трюка, – что признает и сам Зутер – он заключает свое изложение нелюбезными замечаниями по поводу путаницы, царившей в мыслях его предшественников, и утверж-дает, что после вышеприведенных замечаний возможна лишь совершенно бесплодная метафизическая дискуссия или же еще менее достойная словесная грызня.

Попытка примирения Даламбера сводится к следующему вычис-лению:

Масса 1, обладающая скоростью 1, зажимает в единицу времени 1 пружину.

Масса 1, обладающая скоростью 2, зажимает 4 пружины, но упот-ребляет для этого 2 единицы времени, т. е. зажимает в единицу вре-мени только 2 пружины.

Масса 1, обладающая скоростью 3, зажимает 9 пружин в 3 еди-ницы времени, т. е. зажимает в единицу времени лишь 3 пружины.

Значит, если мы разделим действие на потребное для него время, то мы вернемся от mv 2 обратно к mv.

Мы имеем перед собой тот самый аргумент, который раньше вы двинул против Лейбница Кателян: тело, обладающее скоростью 2, действительно поднимается против тяжести на высоту в четыре раза большую, чем тело, обладающее скоростью 1, но для этого ему тре-буется также в 2 раза больше времени; следовательно сумму дви жения надо разделить на время а=2, а не =4. Таков же, странным образом, и взгляд Зутера, который ведь лишил выражение «живая

сила» всякого логического смысла, оставив за ним только математи-ческий смысл. Но это вполне естественно. Для Зутера дело идет о том, чтобы спасти формулу mv в ее значении единственной меры ко-личества движения, и поэтому mv2 приносится логически в жертву, чтобы воскреснуть преоб-раженным на небе математики.

Но верно во всяком случае то, что аргументация Кателяна обра-зует один из мостов, соединяющих mv с mv2, и поэтому имеет из-вестное значение.

Механики, преемники Даламбера, отнюдь не воспользовались его заклинанием, ибо его заключительное суждение было в пользу mv как меры движения. Они придерживались его суждения о сделан-ном уже Лейбницем различении между мертвыми и живыми силами: для случаев равновесия, т. е. в статике, имеет силу mv, для замедлен-ного же движения, т. е. в динамике, имеет силу mv2. Хотя в общем это различение правильно, но в указываемой форме оно имеет не больше логического смысла, чем известное различие унтер-офицера: на службе всегда «мне», вне службы всегда «меня». Его принимают молча: оно существует, и мы не можем его изменить, а если в подобной двойной мере заключается противоречие, то что же мы можем сделать?

Так например Thomson and Tait, A Treatise on Natural Philo-sophy, Oxford 1857, стр. 162: «Количество движения, или момент

146

твердого тела, движущегося без вращения пропорционально про-изведению из его массы на скорость. Двойная масса или двойная скорость будут соответствовать двойному количеству движения». И тотчас же вслед за этим: «Vis viva, или кинетическая энергия движущегося тела, пропорциональна произведению его массы на квадрат скорости».

В такой совершенно грубой форме ставятся рядом друг с другом обе противоречивых меры движения, причем не делается ни малейшей попытки объяснить это противоречие или хотя бы затушевать его. В книге обоих этих шотландцев мышление запрещено; можно производить только вычисления. Ничего нет поэтому удивительного, что по крайней мере один из них – Тэт принадлежит к правовернейшим христианам правоверной Шотландии.

В лекциях Кирхгофа по математической механике формулы mv и mv2 вовсе не встречаются в этой форме.

Может быть, нам поможет Гельмгольц[153]. В сочинении о со-хранении силы он предлагает выражать живую силу через mv2/2 ,-

пункт, к которому мы еще вернемся. Затем (на стр.20и сл.) он вкратце перечисляет случаи, в которых до сих пор уже применяли и признавали принцип сохранения живой силы (т.е. mv2/2).

Затем сюда относится под № 2: «Передача движений несжимаемыми

твердыми и жид-кими телами, если при этом не имеет места

трение или удар неупру-гих тел. Наш общий принцип выражается

для этого случая в виде правила, что производимое и заменяемое

механическими машинами движение теряет постоянно в величине

силы то, что оно выигрывает в скорости. Если мы представим себе,

что некий груз т поднимается вверх со скоростью с при помощи

машины, в которой путем какого-нибудь процесса равномерно

порождается работа, то при помощи другого механического

приспособления можно будет приподнять груз mn, но лишь

со скоростью c/n, так что в обоих случаях можно представить

количество работы, создаваемой машиной в единицу времени,

через mgc, где g означает ускорение силы тяжести».

Таким образом и здесь мы встречаем внутреннее противоречивое

утверждение, что <измеренная через mv> «величина силы», убы-вающая и возрастающая пропорционально скорости, должна служить доказательством сохранения величины силы, убывающей и возрастающей пропорционально квадрату скорости.

Впрочем здесь обнаруживается, что mv и mv2 /2 служат для определения двух совершенно различных процессов; ведь мы знали это давно, ибо mv2 не может равняться mv, за исключением того слу-чая, когда v=1. Но мы должны выяснить себе, почему движение обладает двоякого рода мерой, что также недопустимо в науке, как и в торговле. Попробуем добиться этого иным путем.

Итак через mv измеряется «движение, производимое и изменяе-мое механическими силами»; таким образом эта мера применима к рычагу и всем производным от него формам, колесам, винтам и. т. – короче говоря, ко всем механическим приспособлениям,

147

передающим движение. Но одно весьма простое и вовсе не новое рас-суждение показывает, что, поскольку здесь имеет силу mv имеет силу и mv2 . Возьмем какое-нибудь механическое приспособление, в котором плечи рычагов относятся друг к другу, как 4 : 1, в котором следовательно груз в 1 кг уравновешивает груз в 4 кг. Приложив совершенно ничтожную добавочную силу к одному плечу, мы можем приподнять 1 кг на 20 м, но эта же самая прибавочная сила, прило-женная к другому плечу, поднимает 4 кг на 5 м, и притом больший груз опустится в то же самое время, в какое меньший груз подни-мется. Maccы и скорости здесь обратно пропорциональны друг другу:

mv. lx20==m’ v’, 4х5. Теперь предоставим каждому из грузов— после того как они были подняты – свободно упасть на первона-чальный уровень; в таком случае груз в 1 кг, пройдя пространство в 20 лг (мы для простоты принимаем здесь ускорение силы тяжести равным в круглых цифрах 10 м вместо 9,81), приобретет скорость в 20 м; другой же груз, в 4 кг, пройдя пространство в 5 м, приоб-ретет скорость в 10 м.

mv2=1x20x20=400=m’v’2 =4x10x10=400.

Наоборот, времена падения здесь различны: 4 кг проходят свои 5 м в 1 секунду, а 1 кг свои 20 м в 2 секунды. Само собою разумеется, что мы здесь исключили влияние трения и сопротив-ления воздуха.

Но после того как каждое из обоих тел упало со своей высоты, его движение прекращается. Таким образом mv оказьшается здесь ме-рой просто перенесенного, т. е. продолжающегося движения, а mv 2 оказывается мерой исчезнувшего <работы> механического движения.

Далее, в случае удара вполне упругих тел имеет силу то же самое:

сумма mv, как и mv2, остается неизменной до удара и после него. Обе меры имеют здесь одинаковое значение.

Не то мы наблюдаем в случае удара неупругих тел. Здесь ходя-чие элементарные учебники (высшая механика почти не занимается больше подобными мелочами) утверждают, что сумма mv остается неизменной до удара и после него. Зато здесь происходят потеря в живой силе, ибо, если вычесть сумму mv2 после удара из суммы их до удара, то остается всегда положительный остаток; на эту вели-чину (или на ее половину, в зависимости от точки зрения) и умень-шается живая сила благодаря взаимопроникновению и изменению формы соударяющихся тел. Это последнее ясно и очевидно. Не так очевидно первое утверждение, а именно, что сумма mv остается не-изменной до удара и после него. Живая сила представляет, вопреки Зутеру, движение, и раз часть ее потеряна, то потеряно и движение. Таким образом либо mv выражает здесь неправильно количество движения, либо вышеприведенное утверждение ошибочно. <Я поз-волю себе предположить последние.> Вообще вся эта теорема явля-ется наследием времени, когда еще не имели никакого представления об изменении движения, когда следовательно исчезновение механического движения признавалось лишь там, где этого нельзя было не признать. Так, здесь равенство суммы mv до удара и после нею доказывается на основании того, что нигде нельзя отметить потери или выигрыша в этой сумме. Но если тела утрачивают благодаря внутреннему тренио, соответствующему их неупругости, живую

148

силу, то они теряют также и скорость, и следовательно сумма mv должна после удара быть меньше, чем до него. Ведь нелепо игнорировать внутреннее трение при вычислении mv , когда с ним так опре-деленно считаются при вычислении mv2.

Но это ничего не значит. Если даже мы примем эту теорему и ста-нем вычислять скорость после удара, исходя из допущения, что сумма mv осталась неизменной, даже и в этом случае мы найдем, что сумма mv2 убывает. Таким образом здесь mv и mv2 приходят между собою в столкновение, выражающееся в разнице действительно ис-чезнувшего механического движения. И само вычисление показы-вает, что сумма mv выражает количество движения правильным об-разом, а сумма mv2 – неправильным образом.

Таковы приблизительно все случаи, в которых употребляются в механике mv; рассмотрим теперь несколько случаев, в которых упо-требляется mv2.

Когда ядро вылетает из пушки, то при своем полете оно потреб-ляет количество движения, пропорциональное mv2, независимо от того, ударится ли оно в твердую мишень или же перестанет дви-гаться благодаря сопротивлению воздуха и силе тяжести. Если желез-нодорожный поезд сталкивается с другим, стоящим неподвижно по-ездом, то сила столкновения и соответствующее ей разрушение про-порциональны его mv2. Точно так же мы имеем дело с mv2 при вы-числении каждой механической силы, потребной для преодоления некоторого сопротивления.

Но что собственно значит это удобное и столь распространенное среди механиков выражение: преодоление некоторого сопротивления?

Когда, подымая некоторый груз, мы преодолеваем сопротивление тяжести, то при этом исчезает некоторое количество движения, не-которое количество механической силы, равное тому количеству ее, которое может быть снова создано при помощи прямого или косвен-ного падения поднятого груза с достигнутой им высоты на его пер-воначальный уровень. Оно измеряется полупроизведением массы его на квадрат достигнутой при падении конечной скорости mv2/2.

Что же произошло при подымании груза? Механическое движение, или сила, как таковая исчезла. Но она не превратилась в ничто; она превратилась в механическую силу напряжения, как выражается Гельмгольц, в потенциальную энергию, как выражаются новейшие теоретики, в эргаль, как называет ее Клаузиус, и в любое мгновение она может быть превращена любым механически допустимым обра-зом обратно в то же самое количество механического движения, которое было необходимо для порождения ее. Потенциальная энер-гия есть только отрицательное выражение для живой силы, и на-оборот.

Ядро весом в 24 фунта ударяется со скоростью 400 м в секунду в металлическую броню броненосца толщиной в 1 м; при этих условиях оно не оказывает никакого видимого действия на броню судна. Таким образом, здесь исчезло механическое движение,

равное mv2/2 т.е., так как 24 фунта= 12 кг*, равное 12x400x400x1/2==

* [Имеется в виду германский фунт—500 грамм.— Ред.]

149

960 000 килограммо-метров. Что же сталось с этим количеством движения? Незначительная часть его пошла на то, чтобы вызвать со-трясение в железной броне и породить в ней молекулярные превра-щения. Другая часть послужила на то, чтобы раздробить ядро на бесчисленные обломки. Но самая значительная часть преврати-лась в теплоту, coгpев ядро до температуры каления. Когда пруссаки при переходе в Альсен в 1864 г„ направили свою тяжелую артил-лерию против панцирных стен Рольфа Краке, то при каждом удачном попадании они видели в темноте сверкание внезапно раскаляв-шегося ядра, а Витворт доказал уже раньше путем опытов, что раз-рывные снаряды, направляемые против броненосцев, не нуждаются в запальнике: раскаленный металл зажигает сам заряд взрывчатого вещества. Если принять механический эквивалент теплоты за 424 килограммо-метра, то вышеприведенное количество механического дви-жения соответствует 2 264 единицам теплоты. Удельная теплота железа равняется 0,1140, т. е. то количество теплоты, которое на-гревает 1 кг воды на 1°С и которое принимается за единицу теплоты, способно нагреть на 1°С 1/0,1140 = 8,772 кг железа. Следовательно

вышеприведенные 2 264 единицы теплоты поднимают температуру 1 кг железа на 8,772 х 2 264= 19 860° С или же 19860 кг железа на 1°. Так как это количество теплоты распределяется равно-мерно между броней судна и ударившим в нее ядром, то последнее нагревается

12 = 828°, что´на 19860/2 представляет довольно значительный жар. Но так как передняя, ударяющая половина ядра по-лучает естественно значительно большую часть теплоты – при-мерно вдвое большую, чем задняя половина.—то первая нагре-ется до 1104°, а вторая до 552° С, чта вполне достаточно для объяснения явления раскаления, даже если мы сделаем значительный вычет в пользу производимой при ударе механической работы.

При трении точно так же исчезает механическое движение, по-являющееся снова в виде теплоты. Как известно, Джоулю в Манче-стере и Кольдингу в Копенгагене удалось при помощи максимально точного измерения обоих процессов впервые установить эксперимен-тальным образом с известным приближением механический экви-валент теплоты.

То же самое происходит при получении электрического тока в электромагнитной машине при помощи механической силы, напри-мер паровой машины. Производимое в определенное время коли-чество так называемой электродвижущей силы пропорционально – а если выразить его в той же самой мере, то и равно – потреблен-ному в это же самое время количеству механического движения. Мы можем также вообразить себе, что это последнее производится не паровой машиной, а опускающимся грузом, подчиняющимся силе тяжести. Механическая сила, производимая этим грузом, измеряется ЖИВОЙ силой, которую он приобрел бы, если бы свободно упал, с та-кой же высоты, или же силой, необходимой, чтобы снова поднять его на первоначальную высоту, т. е. измеряется в обоих случаях че-

рез mv2/2

150

Таким образом мы находим, что механическое движение обла-

дает действительно двоякой мерой, но убеждаемся также, что каж-

дая из этих мер годится для определенного ограниченного круга явлений. Если имеющееся уже налицо механическое движение переносится таким образом, что сохраняется в качестве механи-ческого движения, то оно передается согласно формуле о произве-дении массы на скорость. Если же оно передается таким образом, что исчезает в качестве механического движения, возникая наново в виде потенциальной энергии теплоты, электричества и т. д., если, одним словом, оно превращается в другую форму движения, то количество этой новой формы движения пропорционально произведению первоначально двигавшейся массы на квадрат скорости. Одним словом: mv это—механическое движение, измеряемое механи-ческим же движением; mv2 это – механическое

движение, измеряемое его способностью превращаться в определенное количество другой формы движеная. И мы видели, что обе эти меры не противоречат друг другу, так как они различного характера.

Ясно таким образом, что спор Лейбница с картезианцами вовсе нe был простой словесной грызней и что Даламбер по существу ничего не добился своим заклинанием. Даламбер мог бы не обращаться со своими тирадами по адресу своих предшественников, упрекая их в неясности их воззрений, ибо его собственные взгляды не отлича-лись большей ясностью. И действительно, в этом вопросе должна была царить неясность, пока не знали, что делается с уничтожающимся как будто механическим движением. И пока математические меха-ники остаются, подобно Зутеру, упорно в четырех стенах своей специальной науки, до тех пор и в их головах, как и в голове Даламбера, будет царить неясность, и они должны будут отвечать на наши недоумения пустыми и противоречивыми фразами.

Но как же выражает современная механика это превращение механического движения в другую форму движения, количественно пропорциональную первому? Это движение, – говорит механика, произвело работу, и притом такое-то и такое-то количество ра- боты.

Но понятие работы в физическом смысле не исчерпывается этим. Если теплота превращается – как мы это имели в случае паровой или калорической машины – в механическое движение, т. е. если молекулярное движение превращается в молярное движение, если теплота разлагает известное химическое соединение, если она прев-ращается в термоэлектрическом столбе в электричество, если в элект-рическом токе она выделяет из раствора серной кислоты элементы воды, или если, наоборот, высвобождающееся при химическом про-цессе какого-нибудь гальванического элемента движение (alias энергия) npинимает форму электричества, а это последнее в свою очередь превращается в сомкнутой цепи в теплоту, – то при всех этих явлениях форма движения, начинающая процесс и превра-щающаяся благодаря ему в другую форму, совершает работу, и притом такое количество ее, которое пропорционально ее собственному количеству.

Таким образом работа это – изменение формы движения,

расматриваемое с его количественной стороны.

151

Но как же? Неужели, если поднятый груз остается спокойно на-

верху, то его потенциальная энергия представляет и во время по-

коя форму движения? Разумеется. Даже Тэт пришел к убеждению,что эта потенциальная энергия впоследствии примет форму актуаль-ной энергии (Nature) [154], а Кирхгоф идет еще гораздо дальше, го-воря (Math. Mech., S. 32)[155]: «Покой – это частный случай дви-жения», и показывая этим, что он способен не только вычислять, но и диалектически мыслить.

Таким образом мы получили при рассмотрении обеих мер меха-нического движения словно мимоходом и почти без усилий понятие работы, о котором нам говорили, что его так трудно усвоить без ма-тематической механики. И во всяком случае мы знаем теперь о нем больше, чем из доклада Гельмгольца «О сохранении силы» (1862), в котором он задается как раз целью «изобразить с возможной ясно-стью основные физические понятия работы и ее неизменности». Все, что мы узнаем у Гельмгольца о работе, сводится к тому, что она есть нечто, выражающееся в футо-фунтах или же в единицах теп-лоты, и что число этих футо-фунтов или единиц теплоты неизменно для определенного количества работы; далее, что кроме механи-ческих сил и теплоты и химические и электрические силы могут про-изводить работу, но что все эти силы исчерпывают свою способность к работе, по мере того как они производят реальную работу, и что отсюда следует, что сумма всех способных к действию количеств силы в мировом целом вечна и неизменна при всех происходящих в природе изменениях. Понятие работы не развивается у Гельмгольца и даже не определяется им *. И именно количественная неизменность величины работы скрывает от него тот факт, что основным условием всякой физической работы является качественное изменение, пере-мена формы. Поэтому-то Гельмгольц и может позволить себе утверж-дение, что «трение и неупругий удар – это процессы, при которых уничтожается механическая работа** и порождается взамен теп-лота» (Pop. Vortr., II, стр. 166). Совсем наоборот. Здесь механиче-ская работа не уничтожается, здесь создается механическая работа. Здесь уничтожается – лишь видимым образом -— механическое дви-жение. Но механическое движение нигде и никогда не может соз-дать работы даже на миллионную часть килограммо-метра, если оно не будет видимым образом уничтожено как таковое, если оно не превратится в другую форму движения.

Но, как мы видели, способность к работе, заключающаяся в опре-деленном количестве механического движения, называется его живой силой, и до последнего времени она измерялась через mv2. Но здесь возникло новое противоречие. Послушаем Гельмгольца (Erh. d. Kraft., стр. 9) [156]. У него мы читаем: «Величину работы, которая производится и затрачивается, можно выразить как груз т, поднятый на высоту h; если выразить силу тяжести через g, то вели-чина работы равняется mgh. Чтобы масса т могла подняться пер-

* Не лучших результатов мы добьемся у Клерк-Максвелла. Этот послед-ний говорит (Theory of Heat, 4-th ed., London 1875, стр. 87): «Работа произво-дится, когда преодолевается сопротивление», и (стр. 184) «энергия какого-нибудь тела – это способность произвести работу». Это все, чго мы узнаем у Максвелла насчет работы.

** [Подчеркнуто Энгельсом.]

152

пендикулярно вверх на высоту h, ей 2gh ,Öнеобходима скорость v=

cкорость, которую она приобретает при обратном падении. Следо-вательно 2gh = mv2/2 ». И Гельмгильц предлагает «принимать вели--

чину mv2/2 за количество живой силы, благодаря чему она стано- вится тожественной с мерой величины работы. С точки зрения того, как до сих пор применялось понятие живой силы... это изменение не имеет никакого значения, но зато представляет существенные выгоды в дальнейшем».

Мы с трудом верим своим ушам. Гельмгольц в 1847 г. так мало отдавал себе отчета в вопросе о взаимоотношении между живой силой и работой, что он вовсе не замечал того, как он превращал прежнюю пропорциональную меру живой силы в абсолютную меру, и совершенно не понимал, какое огромное открытие он сделал своим смелым скачком, так что, рекомендуя свое mv2/2 , он ссылался только на соображения удобства этого выражения по сравнению с mv2. И из этих соображений удобства механики дали права гражданства выражению mv2/2. Лишь постепенно удалось доказать также и математическим образом эту формулу mv2/2; алгебраическое доказатель-ство находится у Наумана, Allg. Chemie, стр. 7 [157], аналитическое у Клаузиуса, Mech. Warmetheorie, 2 Aufl., I, стр. 18 [158], которое затем встречается в ином виде и иной дедукции у Кирхгофа [169] (цит. сочинение, стр. 27).

Изящный алгебраический вывод mv2/2 из mv дает Клерк Максвелл [160] (цит. сочинение, стр. 88), что не мешает нашим обоим шотландцам, Томсону и Тэту, утверждать (цит. сочинение, стр. 163):

«Vis viva, или кинетическая энергия движущегося тела, пропор-циональна произведению из массы его на квадрат скорости. Если мы примем те же самые единицы массы, что и выше, – именно еди-ницу массы, движущейся с единицей скорости, – то очень выгодно * определить кинетическую энергию как полупроизведение из массы на квадрат скорости». Здесь обоим первым механикам Шотландии изменило не только мышление, но и способность к вычислениям. Particular advantage, удобство формулы, является решающим аргу-ментом.

Для нас, убедившихся в том, что живая сила есть не что иное, как способность некоторого данного количества механического дви-жения производить работу, само собой разумеется, что выражение в механических мерах этой способности к работе и произведенной ею работы должны быть равны друг другу и что, следовательно, если

mv2/2 является мерой работы, то то же mv2/2 является мерой для жи-вой силы. Но таков путь, которым идет развитие науки. Теоретиче-ская механика приходит к понятию живой силы, практическая ме-

* [Подчеркнуто Энгельсом.]

153

ханика инженеров приходит к понятию работы и навязывает его теоретикам. Но привычка к вычислениям отучила теоретиков мыс-лить. И вот в течение ряда лет они не замечают связи обоих этих по-

понятий, измеряя одно из них через mv2, другое через mv2/2 принимая под конец в виде меры для обоих mv2/2 не из понимания существа дела,

а для упрощения выкладок*.

* Слово «работа» и соответствующее представление созданы английскими <экономистами> инженерами. Но по-английски практическая работа называ-ется work, а работа в экономическом смысле называется labour. Поэтому и физи-ческая работа обозначается словом work, причем исключается всякая возможность смешения с работой в экономическом смысле. Совершенно иначе обстоит дело в немецком языка; поэтому-то и были возможны в новейшей псевдо-научной лите-ратуре различные своеобразные применения работы в физическом смысле к тру-довым отношениям в области экономики, и наоборот. Но у немцев имеется слово Werk, которое, подобно английскому слову work, отлично годится для обозначения фазической работы. Но так как политическая экономия—совершенно чуждая нашим естествоиспытателям область, то они вряд ли решатся ввести его вместо приобретшего уже права гражданства слова Arbeit, а если н попытаются ввести, то тогда, когда уже будет слишком поздно. Только у Клаузиуса встречается попытка сохранить xoтя бы наряду с выражением Arbeit и выражение Werk.

ПРИЛИВНОЕ ТРЕНИЕ

Thomson and Tait, Natur. Philos., I, стр. 191 (§ 276)

«Итак благодаря трению, мешающему приливным движениям, существуют косвенные сопротивления на всех телах, у которых, подобно земле, часть их свободной поверхности покрыта жидкостью, которая должна, пока эти тела движутся относительно соседних тел,

черпать энергию из этих относительных движений. Таким обра-зом, если мы станем прежде всего рассматривать действие одной лишь луны на землю, вместе с ее океанами, озерами и реками то мы заме-тим, что оно должно стремиться урав-нять период вращения земли вокруг своей оси и период обращения обоих тел вокруг их центра тяжести, ибо до тех пор, пока эти периоды разнятся друг от друга, приливное действие земной поверхности должно заимствовать энер-гию из их движения. Чтобы разобрать этот вопрос подробнее и избегнуть в то же время ненужных усложнений, пред-положим, что луна представляет одно-родный шар. Взаимодействие притяже-ния между массой земли и массой луны можно выразить силой, действующей по прямой, проходящей через центр последней, и сила эта должна пре-пятствовать вращению земли до тех пор, пока оно совершается в период времени более короткий, чем движение, луны вокруг земли. Поэтому она должна иметь направление, подобно линии MQ на при-лагаемой фигуре, которая представляет – разумеется с огромным преувеличением—ее отклонение OQ от центра земли. Но силу, действующую на луну по прямой MQ, можно разложить на силу, действующую по прямой МО в направлении к центру земли, приб-лизительно равную всей силе, и на сравнительно небольшую силу но прямой МТ, перпендикулярной к МО. Эта последняя сила направ-лена с очень большим приближением по касательной к орбите луны и в направлении, совпадающем с ее движением. Если подобная сила начнет вдруг действовать, то она сначала увеличит скорость луны, но по истечении некоторого времени луна, в силу этого ускорения, настолько удалится от земли, что, двигаясь против притяжения земли, она должна будет потерять столько же в скорости, сколько выиграла от ускоряющей тангенциальной силы. Действие непрерывной танген-циальной силы в направлении движения луны, – хотя и незначи-тельное, так что в любой момент она производит лишь небольшое отклонение от круговой орбиты, – сводится к тому, что постепенно

155

увеличивает расстояние от центрального тела и развивает благо-

даря потере кинетической энергии движения столько же работы, сколько производится ею против притяжения центральной массы. То, что происходит при этом, легко понять, если представить себе, что это движение вокруг центрального тела совершается по медленно развертывающейся спирали, направленной наружу. Если допустить, что сила действует обратно пропорционально квадрату расстояния, то тангенциальное слагающее притяжение, действующее против движения, будет вдвое больше возмущающей тангенциальной силы, действующей в направлении движения, и поэтому эта последняя сила производит лишь половину работы, происходящей против тангенциального слагающего притяжения, а другая половина дается кинетической энергией, заимствованной у движения. Совокупное действие рассматриваемых теперь возмущающих движение луны сил легче всего найти, пользуясь принципом моментов количеств движения. Таким образом мы находим, что в моменте количеств движения выигрывается движениями; центров тяжести луны и земли по отношению к их общему центру тяжести столько, сколько теря-ется вращением земли вокруг своей оси. Сумма моментов количеств движения центров тяжести луны и земли в настоящее время в 4,45 ра-за больше теперешнего момента количеств движения вращения земли.

«Средняя плоскость первого момента совпадает с плоскостью эклиптики, и поэтому оси обоих моментов наклонены друг к другу под средним углом в 23° 27,5', углом, который мы, пренебрегая влия-нием солнца на плоскость лунного движения, можем принять за теперешний наклон обеих осей. Равнодействующий или совокупный момент количеств движения поэтому в 5,38 раз больше современного момента количества вращения земли, и его ось наклонена под углом в 19° 13' к оси земли. Следовательно конечной тенденцией приливов является то, чтобы свести землю и луну к простому равномерному вращению с таким равнодействующим моментом вокруг этой равно-действующей оси, как если бы они были двумя частями одного и того же твердого тела; при этом расстояние луны увеличится (прибли-зительно) в отношении 1 : 1,46, являющемся отношением квадрата современного момента количеств движения центров тяжести к квад-рату совокупного момента, а период обращения увеличится в отно-шении 1 : 1,77, являющемся отношением кубов этих самых коли-честв. Таким образом расстояние луны увеличится до 347 100 миль, а период обращения удлинится до 48,36 дня. Если бы во вселенной не было иных тел, кроме земли и луны, то тела эти могли бы дви-гаться таким образом вечно по круговым орбитам вокруг своего общего центра тяжести, причем земля вращалась бы вокруг своей оси в тот же самый период, обращая к луне всегда одну и ту же сто-рону, так что вся жидкость на ее поверхности находилась бы в от-носительном покое по отношению к твердой части шара. Но благо-даря существованию солнца подобное положение не сможет быть постоянным. В период времени вращения земли вокруг солнца долж-ны быть солнечные приливы – дважды прилив и дважды отлив (дважды в солнечный день или, что сводится к тому же самому, дважды в месяц). Это не может происходить без потери энергии от трения жидкости. Нелегко нарисовать всю картину возмуще-

156

ния, производимого этой причиной в движениях земли и луны,но конечным их результатом должно быть то, что земля, луна и солнце начнут вращаться вокруг своего общего центра тяжести, подобно частям одного твердого тела».

В 1754 г. Кант вперные высказал тот взгляд, что вращение земли замедляется приливным трением и что действие это закончится лишь тогда, «когда ее (земли) поверхность окажется в относительном покое по отношению к луне, т. е. когда она начнет вращаться вокруг своей оси в то же самое время, в какое луна обходит землю, т. е. когда земля будет всегда обращена к луне одной и той же стороной. При этом он был убежден, что замедление происходит только от при-ливного трения, т. е. от наличия жидких масс на земле. «Если бы земля была совершенно твердой массой, без наличия на ней каких бы то ни было жидкостей, то ни притяжение солнца, ни притяжение луны не могли бы сколько-нибудь изменить ее свободного вращения вокруг оси, ибо это притяжение действует с одинаковой силой как на восточные, так и на западные части земного шара и поэтому не вызывает никакого стремления ни в ту, ни в другую сторону, и сле-довательно оно нисколько не мешает земле продолжать свое враще-ние с такой же свободой, как если бы она не испытывала никаких внешних влияний»[161]. Кант должен был удовольствоваться этим результатом. Тогда еще не было налицо всех научных предпосылок, необходимых для более углубленного изучения влияния луны на вращение земли. Ведь потребовалось почти сто лет, прежде чем кантовская теория стала общепризнанной, и прошло еще больше вре-мени, пока открыли, что приливы и отливы – это только видимая сторона действия притяжения солнца и луны, влияющего на вра-щение земли.

Эта общая концепция и развита Томсоном и Тэтом. Притяжение луны и солнца действует не только на жидкости земного шара или его поверхности, а вообще на всю массу земли, препятствуя ее вра-щению. До тех пор пока период вращения земли не совпадет с перио-дом обращения луны вокруг земли, до тех пор притяжение луны – если ограничиваться пока им одним – будет стремиться все более и более уравнять оба эти периода. Если бы период вращения (отно-сительного) центрального тела был продолжительнее, чем время обращения спутника, то первый стал бы постепенно укорачиваться; если бы он был короче, как это наблюдается в случае земли, то он стал бы удлиняться. Но в первом случае кинетическая энергия не создается из ничего, а во втором она не уничтожается. В первом случае спутник приблизился бы к центральному телу, причем период его обращения сократился бы, а во втором он бы удалился от него с соответствующим удлинением периода обращения. В первом слу-чае спутник, благодаря приближению к центральному телу, теряет столько потенциальной энергии, сколько выигрывает в кинетической энергии центральное тело благодаря ускоренному вращению; во втором же случае спутник выигрывает, благодаря увеличению своего расстояния, ровно столько в потенциальной энергии, сколько теряет в кинетической энергии вращения центральное тело. Общая же сумма имеющейся в системе земля—луна динамической энергии, т. е. потенциальной и кинетической, остается неизменной: эта система консервативна.

157

Мы видим, что теория эта совершенно не зависит от соображений о физико-химическом составе рассматриваемых тел. Она выводятся из общих законов движения свободных небесных тел, связь которых устанавливается законом притяжения, действующим пропорцио-нально массам и обратно пропорционально квадратам расстояний. Она очевидно является обобщением кантовской теории приливного трения и даже излагается здесь Томсоном и Тэтом как математическое обоснование этого учения. Но удивительным образом авторы не догадываются вовсе, что в действительности эта теория исключает специальный случай приливного трения.

Трение служит препятствием для молярного движения, и в тече-ние столетий оно рассматривалось как явление, уничтожающее молярное движение, т. е. уничтожающее кинетическую энергию. Теперь мы знаем, что трение и удар являются двумя формами пре-вращения кинетической энергии в молекулярную энергию, в теплоту. В каждом случае трения кинетическая энергия как таковая исче-зает, возрождаясь снова не в виде потенциальной энергии, в смысле динамики, а как молекулярное движение в специфической форме теплоты. Следовательно потерянная в силу трения кинетическая энергия должна считаться действительно потерянной для ди-намических отношений рассматриваемой системы. Динамически действенной она могла бы стать вновь лишь в том случае, если бы превратилась обратно из формы теплоты в кинетическую энергию.

Как же обстоит дело в случае приливного трения? Ясно, что и здесь вся кинетическая энергия, сообщенная притяжением луны вод-ным массам на земной поверхности, превращается в теплоту, как благодаря трению водяных частиц друг о друга в силу вязкости воды, так и благодаря трению воды о твердую оболочку земной по-верхности и благодаря размельчанию увлекаемых приливным дви-жением камней. Из этой теплоты лишь ничтожная часть превращается обратно в кинетическую энергию, уходящую на испарение воды океа-нов. Но и это ничтожное количество кинетической энергии, получен-ной известной частью земной поверхности от системы земля—луна, подчиняется на поверхности земли господствующим здесь законам, благодаря которым всей действующей на ней энергии уготована одна и та же участь – конечное превращение в теплоту и излуче-ние в мировое пространство.

Итак, поскольку приливное трение бесспорно задерживает вра-щение земли, постольку употребленная на это кинетическая энер-гия является абсолютно потерянной для динамической системы земля—луна. Следовательно она не может снова появиться внутри этой системы в виде динамической потенциальной энергии. Иными словами, из кинетической энергии, почерпнутой из притяжения луны и потраченной на задерживание вращения земли, может воз-никнуть снова в качестве динамической потенциальной энергии, т. е. может быть компенсирована путем соответственного увеличе-ния расстояния луны лишь та часть, которая действует на твердую массу земного шара. Та же часть, которая действует на жидкие мас-сы земли, может дать этот эффект лишь постольку, поскольку она не приводит эти массы в движение, направленное в сторону, про-тивоположную вращению земли, ибо это движение превращается

158

целиком в теплоту и в конце концов благодаря излучению оказы- вается совершенно потерянным для системы.

То, что сказано о приливном трении на поверхности земли,

относится также к гипотетически принимаемому иногда приливному трению гипотетического жидкого ядра.

Любопытно во всей этой истории то, что Томсон и Тэт вовсе не за-мечают, как они выставляют для обоснования теории приливного трения теорию, исходящую из молчаливой предпосылки, что земля является совершенно твердым телом, т. е. исключающую всякую возможность приливов, а значит и приливного трения.

ТЕПЛОТА

Как мы видели, существуют две формы, в которых исчезает механическое движение, живая сила. Первая это – ее превращение в механическую, потенциальную энергию путём например поднимания какого-нибудь груза. Эта форма отличается той особенностью, что она не только может превратиться обратно в механическое движение – и притом механическое движение, обладающее той же самой живой силой, что и первоначальное движение, – но также и той, что она способна лишь на эту единственную перемену формы. Механическая, потенциальная энергия никогда не может произвести теплоты или электричества, если только она предварительно не перешла в действительное механическое движение. Это, пользуясь термином Клаузиуса, «обратимый процесс».

Вторая форма исчезновения механического движения происходит в случае трения и удара, отличающихся друг от друга только по степени. Трение можно рассматривать как ряд маленьких ударов, происходящих друг за другом и друг подле друга, удар можно рассматривать как концентрированное в одном месте и на один момент трение. Трение – это хронический удар, удар – острое трение. Исчезающее здесь механическое движение исчезает как таковое. Его нельзя восстановить обратно из него самого: процесс не обратим непосредственным образом. Движение превратилось в качественно отличные формы движения, в теплоту, в электричество – в формы молекулярного движения.

Таким образом трение и удар приводят от молярных движений, предмета механики, к молекулярному движению, предмету физики.

Назвав физику механикой молекулярного движения, мы тем не менее не забываем, что это выражение вовсе не охватывает всей области современной физики. Наоборот, эфирные колебания, обусловливающие явления света и лучистой теплоты, наверное не являются молекулярными движениями в современном смысле слова. Но их земные действия затрагивают прежде всего молекулы. Преломление света, поляризации света и т. д. обусловлены молекулярным составом соответственных тел. Точно так же почти все крупнейшие исследователи рассматривают теперь электричество как движение эфирных частиц, а о теплоте Клаузиус говорит даже, что в «движении весомых атомов (лучше было бы сказать молекул) может принимать участие и находящийся в теле эфир» (Mechan, Warmetheorie, I, стр. 22) [162]. Но в случае электрических и тепловых явлений снова приходится прежде всего рассматривать молекулярные движения: это и не может быть иначе, пока наше знание эфира столь недостаточно. Но когда мы сумеем дать механику эфира, то в нее разумеется войдет к многое такое, что теперь по необходимости включается в физику.

160

Ниже мы поговорим о физических процессах, при которых изме-няется или дажа совсем уничтожается структура молекулы. Они образуют переход от физики к химии.

Только с молекулярным движением изменение формы движения приобретает полную свободу. В то время как на границе механики молярное движение может принимать другие формы только по-рознь -— теплоту или электричество, – здесь перед нами совершенно другое разнообразие изменения формы; теплота переходит в электричество в термоэлементе, становится тожественной со светом, на известной ступени излучения производит со своей стороны снова механическое движение; электричество и магнетизм, образующие такую же пару близнецов, как теплота и свет, не только переходят друг в друга, но переходят и в теплоту, и в свет, а также в механическое движение. И это происходит согласно столь определенным отношениям, что мы можем выразить данное количество одного из этих видов энергии в любом другом -— в килограммо-метрах, в единицах теплоты, в вольтах – и можем переводить любую меру в любую другую.

Практическое открытие превращения механического движения в теплоту так старо, что от него можно считать начало человеческой истории. Как бы ни были велики предшествовавшие этому открытия, – в виде изобретения орудий и приручения животных, -— но только научившись добывать огонь с помощью трения, люди впервые подчинили себе неорганическую силу пркроды. Какое впечатление произвело на мысль человечества это гигантское открытие, еще показывают современные народные суеверия. Еще долго спустя после введения в употребление бронзы и железа праздновалось открытие каменного ножа, этого первого орудия: все религиозные жертвоприношения совершались с помощью каменного ножа. По еврейскому преданию, Иисус Навин приказал совершить обрезание над родившимися в пустыне мужчинами при помощи каменных ножей; кельты и германцы пользовались в своих человеческих жертвоприношениях только каменными ножами. Но все это давно забыто, чего нельзя сказать об огне, получаемом при помощи трения. Долго спустя после того, как люди ознакомились с другими способами получения огня, всякий священный огонь должен был у большинства народов добываться путем трения. Еще и поныне, согласно народному поверью большинства европейских стран, чудотворный огонь (например у нас огонь для заклинаний против поветрия на животных) может быть зажжен лишь при помощи трения. Таким: образом еще и в наше время благодарная память о первой победе человека над природой продолжает полубес-сознательно жить в народном суеверии, в остатках язычески-мифологических воспоминаний у образованнейших народов на земле.

Однако процесс, совершающийся при добывании огня трением, еще носит односторонний характер. Здесь механическое движение превращается в теплоту. Чтобы завершить этот процесс, надо до- биться обратного превращения этой теплоты в механическое движение, ибо только в этом случае удовлетворяется диалектика процесса и процесс замыкается – по крайней мере на первых порах – в круге. Но у истории свой собственный темп движения, и какой бы диалекти-

161

ческий вид ни имел ход ее, по диалектике приходится часто довольно долго дожидаться истории. Вероятно прошли десятки тысяч лет со времени открытия добывания огня трением, до того как Герон Александрийский (около 120 г.) изобрел машину, которая приводилась во вращательное движение выходящим из нее водяным паром. И прошло еще снова почти две тысячи лет, пока не была построена первая паровая машина, первый прибор для превращанпя теплоты в действительно полезное механическое движение.

Паровая машина была первым действительно интернациональным открытием, и факт этот в свою очередь свидетельствует об огромном историческом прогрессе. Паровую машину изобрел француз Папин, но в Германии. Немец Лейбниц, рассыпая вокруг себя, как всегда, гениальные идеи без заботы о том, припишут ли заслугу этого ему или другим, – Лейбниц, как мы знаем теперь из переписки Папина (изданной Герляндтом) [163], подсказал ему основную идею этой машины – применение цилиндра и поршня. Вскоре после этого англичане Сэвери и Ньюкомен придумали подобные же машины; наконец их земляк Уатт, введя отдельный конденсатор, придал паровой машине в принципе ее современный вид. Круговорот открытий в этой области закончился: удалось достигнуть превращения теплоты в механическое движение. Все дальнейшее было только улучшением деталей.

Итак практика по-своему решила вопрос об отношениях между механическим движением и теплотой. Она сперва превратила первое во вторую, а затем вторую в первое. Но какова была при этом роль теории? Довольно печальная. Хотя именно в XVII и XVIII столетиях бесчисленные описания путешествий кишели рассказами о диких народах, не знавших другого способа произведения теплоты, кроме трения, но физики этим почти совершенно не интересовались; с таким же равнодушием откосились они в течение всего XVIII в. и первых десятилетий XIX в. к паровой машине. В большинстве случаев они ограничивались простым регистрированием фактов.

Наконец в двадцатых годах Сади Карно заинтересовался этим вопросом и разработал его очень искусным образом, так что вычисления его, которым Клапейрон придал геометрическую форму, сохранили свое значение и до нынешнего дня и были использованы в работах Клаузиуса и Клерк-Максвелла. Он добрался почти до сути дела;

окончательно решить вопрос ему помешало не отсутствие фактического материала, а предвзятая ложная теория, и притом ложная теория, которая была навязана физикам не какой-нибудь злокозненной философией, а придумана ими самими при помощи их собственного натуралистического метода мышления, столь превосходящего метафизически-философствующий метод.

В XVII столетии теплота считалась – по крайней мере в Англии – свойством тел, «движением особого рода, природа которого никогда не была объяснена удовлетворительным образом». Так называет ее Т. Томсон за два года до открытия механической теория теплоты (Outline of the Sciences of Heat and Electricity, 2-nd edition, London 1840)[164]. Но в XVIII столетии все более и более завоевывал себе господство взгляд, что теплота, как и свет, электричество, магнетизм, – это особое вещество, и все эти своеобразные вещества отличаются от обычной материн тем, что они не обладают весом, что они невесомы.

162

ЭЛЕКТРИЧЕСТВО *

Электричество, подобно теплоте, только в другом виде <хотя и в более высокой степени>, в своем роде вездесуще. На земле не происходит почти ни одной перемены, не сопровождаемой каким-нибудь электрическим явлением. При испарении воды, при горении пламени, при соприкосновении двух различных или разно нагре-тых металлов, при соприкосновении железа и раствора медного ку-пороса и т. д. происходят, наряду с видимыми для глаза физиче-скими и химическими явлениями, одновременно и электрические процессы. Чем тщательнее мы изучаем различные процессы в при-роде, тем чаще наталкиваемся при этом на следы электричества. Но несмотря на эту вездесущность электричества, несмотря на то, что за последние полвека оно все больше и больше становится на службу человеческой промышленности, оно является именно той формой движения, насчет существа которой царит еще величайшая неясность. Открытие гальванического тока произошло почти за 25 лет до открытия кислорода <несколько лет спустя после открытия атомных весов> и имело для учения об электричестве по меньшей мере такое же значение, как открытие кислорода <и атомных весов> для химии. Однако какое огромное различие наблюдается еще и в наше время между обеими этими областями! В химии, благо-даря в особенности дальтоновскому открытию атомных весов, мы находим порядок, относительную устойчивость раз полученных результатов и систематический, почти планомерный натиск на не-изведанные еще области, похожий на правильную осаду какой-нибудь крепости. В учении же об электричестве мы имеем перед собой хаотическую массу старых, ненадежных, ни подтвержденных окончательно, ни опровергнутых окончательно экспериментов, ка-кое-то неуверенное топтание во мраке, плохо связанные друг с дру-гом исследования и опыты многих отдельных ученых, атакующих неизвестную область врассыпную, подобно кочевьм племенам. В самом деле, в области электричества еще предстоит только сделать открытие, подобное открытию Дальтона, которое даст всей науке средоточие, а исследованию – прочную <количественную> основу. Благодаря этому рыхлому, разлезлому состоянию учения об элек-тричестве, делающему пока невозможным установление какой-нибудь всеобъемлющей теории, и возможно то, что в этой области царит одно-

* В фактической стороне изложения мы опираемся в этой главе преиму-щественно на Видемана, Lehre vom Galvanismus und Elektromagnetismus, 2 Bd in 3 Abt., 2 Aufl., Braunschweig 1874.

В Nature [165] от 15 июня 1882 г. отмечен этот «замечательный трактат, кото-рый в выходящсм теперь издании, с приложением об электричестве, предста- вляет собой самый значительный из существующих экспериментальных трак-татов по электричеству». [Псрчый абзац этого примечания Энгельс зачеркнул, но впоследствии изменил решенис и добавил второй абзац.]

163

сторонний эмпиризм, тот эмпиризм, который запрещает даже себе, самому мышление, который именно поэтому не только мыслит ошибочно, но и оказывается не и состоянии верно следовать за фактами или хотя бы только верно излагать их, и который следовательно превращается в нечто противоположное действительной эмпирии.

Можно было бы вообще порекомендовать господам естествоис-пытателям, не перестающим злословить по поводу нелепых априор-ных спекуляций немецкой натурфилософии, чтение произведений физиков эмпирической школы, современных работам натурфилософов или даже более поздних. Но в особенности это относится к учению об электричестве. Возьмем относящуюся к 1840 г. работу: An Outline of the Sciences of Heat and Electricity by Thomas Thomson [166]. Автор ее был в свое время авторитетом; кроме того в его распоряжении была уже значительная часть трудов величайшего до настоящего времени исследователя в области электричества Фарадея. И однако в его книге содержится по меньшей мере столько же нелепостей, сколько и в соответствующем отделе гораздо более ранней по вре-мени гегелевской натурфилософии. Так например описание электри-ческой искры можно было бы принять просто за перевод соответст-вующего места у Гегеля [167]. И у Томсона и у Гегеля рассказываются те удивительные вещи, которые находили в электрической искре до познания действительной природы и многообразия форм ее и в которых теперь видят по большей части частные случаи или же за-блуждения. Мало того, Томсон приводит на стр. 446 самым серьезным образом сказки Дессеня, будто в случае поднимания барометра и опускания тepмометра стекло, смола, шелк и т. д. заряжаются при погружении в ртуть отрицательным образом, в случае же опускания барометра и поднимания термометра – положительным образом; будто золото и некоторые другие металлы становятся летом, при согревании, электроположительными, а при охлаждении – электро-отрицательными, зимою же наоборот; будто при высоком давлении и северном ветре они сильно электризуются – положительным образом при повышении температуры, отрицательным при падении ее и т. д. Таковы факты, приводимые в книге Томсона. Что же ка-сается априорной спекуляции, то Томсон преподносит нам следую-щую теорию электрической искры, автором которой является не кто иной, как Фарадей: «Искра это – разряд, или ослабление поляри-зованного индукционного состояния многих диэлектрических час-тиц, благодаря своеобразному действию некоторых из этих час-тиц, занимающих крайне небольшое и ограниченное пространство. Фарадей допускает, что те немногие частицы, в которых происходит разряд, не только сдвигаются друг относительно друга, но и при-нимают временно некоторое особенное, весьма активное (highly exalted) состояние, т. е. что все окружающие их силы одна за другой набрасываются на них, и благодаря этому они приходят в состояние, интенсивность которого может быть равновелика интенсивности химически соединяющихся атомов; что затем они разряжают эти силы, подобно тому как те атомы разряжают свои силы,-не-известным нам до сих пор способом, – и это конец всего (and so the end of the whole). Заключительное действие в точности таково, как если бы на место разрядившейся частицы появилась некоторая металлическая частица, и не невозможно, что способ действия в

164

обоих случаях окажется когда-нибудь тожественным[168] «Я здесь передал, – прибавляет Томсон, – это объяснение Фарадея его соб-ственными словами, ибо я его не совсем понимаю. Это смогут не-сомненно сказать и другие лица, точно так, как когда они читают у Гегеля, что в электрической искре «особая материализация (Ма-teriatur) напряженного тела еще не входит в процесс, а только опре-делена в нем элементарным и душевным образом» и что электри-чество – это «собственный гнев, собственное бушевание тела», его «гневное я», которое «проявляется в каждом теле, когда его раз-дражают» (Naturphil. § 324, Zusatz). Основная мысль у Гегеля и Фарадея тожественна. Оба восстают против того представления, будто электричество есть не состояние материи, а некоторая осо-бенная, отдельная материя; а так как в искре электричество высту-пает повидимому самостоятельным, свободным образом, отделен- ное от всякого чуждого материального субстрата и однако в чувст-венно воспринимаемом виде, то при тогдашнем состоянии науки они неизбежно должны были притти к мысли о том, что искра есть мимо-летная форма проявления некоторой «силы», освобождающейся на мгновение от всякой материи. Для нас загадка конечно решена с тех пор, как мы знаем, что при искровом разряде между металли-ческими электродами действительно перескакивают «металлические частицы» и что следовательно «особая материализация напряженного тела» действительно «входит в процесс».

Как известно, электричество и магнетизм принимались первона-чально, подобно теплоте и свету, за особые невесомые материи. В случае электричества можно, как известно, представлять себе две противоположные материи, две «жидкости» – положительную и отрицательную, – которые нейтрализуют друг друга в нормальном состоянии до тех пор, пока они отделены друг от друга так называе-мой «электрической разъединительной силой». Благодаря этому мож-но из двух тел одно зарядить положительным электричеством, дру-гое-отрицательным. Если соединить оба эти тела при помощи треть-его, проводящего тела, то происходит выравнивание напряжений, со-вершающееся в зависимости от обстоятельств или внезапно, или же через посредство длительного тока. Явление внезапного выравни-вания казалось очень простым и понятным, но зато объяснение тока представляло ряд трудностей. В противоположность наипростей-шей гипотезе, что в токе движется каждый раз либо чисто положи-тельное, либо чисто отрицательное электричество, Фехнер и, более подробно, Вебер выдвинули тот взгляд, что в сомкнутой цепи всегда дви-жутся рядом друг с другом два равных, текущих в противоположном направлении, тока положительного и отрицательного электричества по каналам, которые лежат между молекулами весомых тел. При более подробной математической разработке этой теории Вебер при-ходит под конец к тому, чтобы помножить некоторую – здесь не важно, какую-функцию на величину 1/r, где это 1/r означает от-

ношение единицы электричества к миллиграмму (Wiedemann, Lehre vom Galvanismus etc., 2. Aufl., III, стр. 569) * [169]. Но отношение к весомой массе может, разумеется, быть только весовым отношением.

* [Подчеркнуто Энгельсом.]

165

Односторонний эмпиризм, yвлекшись своими выкладками <потерял всякий смысл>, настолько отучился от мышления, что невесомое электричество становится у него здесь уже весомым и вес его вхо-дит в математические выкладки.

Выведенные Вебером формулы имели значение только в изве-стных границах; и вот несколько лет назад Гельмгольц пришел на основании их к результатам, которые противоречат закону со-хранения энергии. Веберовской гипотезе о двояком токе, направлен-ном в противоположные стороны, К. Науман противопоставил в 1871 г. другую гипотезу, а именно: что в токе движется только одно из электричеств, – например положительное, – а другое, отри-цательное, неразрывно связано с массой тела. В связи с этим мы встречаем у Видемана следующее замечание: «Эту гипотезу можно было бы соединить с гипотезой Вебера, если к предполагаемому

им двойному току текущих в противоположных направлениях масс ± 1/2e присоединить еще не действующий наружу ток нейтраль-ного электричества, увлекающего с собой в направлении положи-тельного тока количество электричества ± 1/2e » (III, стр. 577).

Это утверждение опять-таки характерно для так <называемого> одностороннего эмпиризма <который кроме наблюдения знает только вычисление и из-за вычисления разучился думать>. Для того чтобы электричество могло вообще течь, его разлагают на по-ложительное и отрицательное. Но все попытки объяснить ток, ис-ходя из обеих этих материй, натыкаются на трудности. И это от-носится одинаково как к гипотезе, что в токе имеется лишь .один из этих видов материи, так и к гипотезе, что оба вида ее текут одно-временно друг с другом и наконец <вообще довольно вероятно также и к той гипотезе, что один вид материи течет, а другой остается в покое. Если мы станем придерживаться этой последней гипотезы, то как мы объясним себе тот факт, что отрицательное электричество, которое достаточно подвижно в электрической машине и в лейден-ской банке, оказывается в токе неизменно связанным с массой тела? Очень просто. Наряду с положительным током + е, который течет в цепи направо, и отрицательным током – е, который течет налево, мы принимаем еще третий ток нейтрального электричества ± 1/2e , который течет направо. Таким образом мы сперва допускаем, что оба электричества могут вообще течь лишь в том случае, если они отделены друг от друга, а для объяснения получающихся при течении раздельных электрических явлений мы допускаем, что они могут течь и не отделенными друг от друга. Сперва мы делаем из-вестное допущение, чтобы объяснить определенное явление, а при первой трудности, на которую мы натыкаемся, делаем другое пред-положение, прямо противоположное первому. Какова должна быть та философия, на которую имели бы право жаловаться эти господа?

Но наряду с этим взглядом на материальный характер электри-чества вскоре пробила себе дорогу и другая точка зрения, согласно которой оно является простым состоянием тел, «силой», или, как мы сказали бы теперь, особой формой движения. Мы выше видели, что Гегель, а впоследствии Фарадей, разделяли эту точку зрения. С тех пор как благодаря открытию механического эквивалента теп-лоты было окончательно преодолено представление о каком-то осо-бом «теплороде», и теплота стада рассматриваться как молекулярное

166

движение, естественно было также подойти с новым методом к изу-

чению электричества и попытаться определить его механический эквивалент. Это удалось вполне. В особенности опыты Джоуля, Фавра и Рауля не только установили механический и термический эквиваленты так называемой «электродвижущей силы» гальвани-ческого тока, но и доказали ее полную <количественную> экви-валентность освобожденной химическими процессами в элементе или потребленной в электрической ванне энергии. Благодаря этому делалась все более шаткой гипотеза о том, будто электричество есть какая-то особая материальная жидкость.

Однако аналогия между теплотой и электричеством была непол-ной. Гальванический ток все еще отличался в очень существенных пунктах от теплопроводности. Все еще нельзя было указать, что собственно движется в электрически заряженных телах. Предполо-жение о простых молекулярных колебаниях, как в случае теплоты, оказалось недостаточным. При колоссальной скорости электриче-ства, превосходящей даже скорость света, казалось, нельзя было отказаться от представления, что между молекулами тела здесь движется нечто вещественное. Здесь-то и выступают новейшие теория Клерк-Максвелля (1864 г.), Ганкеля (1865 г.), Реньяра (1870 г.) и Эдлюнда (1872 г.) в согласии с высказанной уже впервые в 1846 г. Фарадеем гипотезой, что электричество – это движение некоей, заполняющей все пространство, а следовательно и проникающей все тела упругой среды, отдельные частицы которой отталкиваются обратно пропорционально квадрату расстояния; иными словами, что электричество-это движение эфирных частиц и что молекулы тел принимают участие в этом движении. Различные теории различно изображают характер этого движения; теории Максвелля, Ганкеля и Реньяра, примыкая к новейшим исследованиям о вихревом дви-жении, видят в нем – каждая по-своему – тоже вихревое движе-ние. И таким образом вихри старого Декарта снова находят почетное место в новых областях знания. Мы здесь не будем вдаваться в рас-смотрение подробностей этих теорий. Они сильно отличаются друг от друга и наверное испытают еще не одну перемену. Но в лежащей в основе всех их концепции заметен решительный прогресс. Представ-ление о том, что электричество есть воздействующее на материальные молекулы движение частиц проникающего всю весомую материю светового эфира, примиряет между собою обе прежние концепции. Согласно этому представлению в случае электрических явлений име-ется налицо движение чего-то вещественного, отличного от весо-мой материи, но это вещественное не есть вовсе электричество, ко-торое, наоборот, обнаруживается в виде особой формы движения, хотя и не непосредственного, прямого движения весомой материи. Эфирная теория указывает, с одной стороны, путь, как преодолеть грубое первоначальное представление о двух противоположных электрических жидкостях; с другой же стороны, она дает надежду объяснить, что такое собственно вещественный субстрат электри-ческого движения, что собственно за вещь вызывает своим движе-нием электрические явления.

У эфирной теории можно уже отметить один бесспорный успех. Как известно, существует один пункт, в котором электричество прямо влияет на движение света: оно вращает плоскость поляризации его.

167

Клекрк-Максвелл, опираясь на свою вышеприведенную теорию, вы-числил, что удельная диэлектрическая постоянная какого-нибудь тела равна квадрату его показателя преломления света. Больцман исследовал различные непроводники для определения их диэлектри-ческой постоянной и нашел, что для серы, канифоли и парафина квадратный корень из этой постоянной равен их показателю пре-ломления света. Наибольшее наблюдавшееся при этом отклонение – в случае серы – равнялось только 4%. Таким образом специально максвеллевская эфирная теория была подтверждена эксперимен-тальным образом. <0ставим пока эти все еще витающие в небесах гипотезы и спустимся на твердую почву фактов.>

Но потребуется еще немало времени и труда, пока с помощью новых опытов не удастся вылущить твердое ядро из этих противо-речащих друг другу гипотез. До тех же пор или же до того времени, пока эфирная теория не будет вытеснена какой-нибудь совершенно новой теорией, учение об электричестве находится в неприятном положении, ибо оно должно пользоваться терминологией, которую само называет неверной. Вся его терминология еще основывается на представлении о двух электрических жидкостях. Оно еще говорит самым спокойным образом об «электрических массах, текущих в телах», о «разделении электричеств в каждой молекуле» и т. д. Это зло, которое, как было сказано, неизбежно вытекает из современ-ного переходного состояния науки, но которое также при господст-вующем именно в этой области знания одностороннем эмпиризме немало содействует сохранению царившей до сих пор идейной пу-таницы.

Что касается противоположности между так называемым стати-ческим электричеством (или электричеством от трения) и динами-ческим электричеством (или гальванизмом), то ее можно считать устраненной, с тех пор как научились получать при помощи электри-ческой машины длительные токи и, наоборот, производить при по-мощи гальванического тока так называемое статическое электри-чество, заряжать лейденские банки и т. д. Мы оставим здесь в сто-роне статическое электричество, и точно так же магнетизм, рассмат-риваемый теперь тоже как некоторая разновидность электричества. Теоретического объяснения относящихся сюда явлений придется во всяком случае искать в теории гальванического тока, поэтому мы остановимся преимущественно на последней.

Длительный ток можно получить различными способами. Меха-ническое, молярное движение производит прямо, путем трения, сперва лишь статическое электричество; для получения таким пу-тем длительного тока нужна огромная затрата энергии; чтобы дви-жение это превратилось в большей своей части в электрическое дви-жение, оно нуждается в посредстве магнетизма, как в известных электромагнитных машинах Грамма, Сименса и т. д. Теплота может превращаться прямо в электрический ток, в частности – в месте спайки двух различных металлов. Освобожденная химическим дей-ствием энергия, проявляющаяся при обычных обстоятельствах в форме теплоты, превращается при определенных условиях в электри-ческое движение. Наоборот, последнее превращается при наличии соответственных условий во всякую другую форму движения: в молярное движение, в незначительной мере непосредственно в элект-

168

родинамическом притяжении и отталкивании; в крупных же раз-мерах, опять-таки посредством магнетизма, в электромагнитных двигательных машинах; в теплоту повсюду в цепи тока, если только не происходит других превращений; в химическую энергию во вклю-ченных в цепь электролитических ваннах и вольтаметрах, где ток разлагает соединения, с которыми иным путем ничего нельзя по-делать.

Во всех этих превращениях имеет силу основной закон о коли-чественной эквивалентности движения при всех его переменах или, как выражается Видеман, «согласно закону сохранения силы, ра-бота, употребленная каким-нибудь образом для получения тока, должна быть эквивалентна работе, употребленной для произведе-ния всех действий тока» [170]. При переходе молярного движения или теплоты в электричество * здесь не представляется никаких труд-ностей: доказано, что так называемая «электродвижущая сила» равна в первом случае потраченной для движения работе, а во вто-ром случае «в каждом месте спайки термоцепи прямо пропорцио-нальна ее абсолютной температуре» (Wiedemann, III, стр. 482), т. е. пропорциональна опять-таки имеющемуся в каждом месте спайки измеренному в абсолютных единицах количеству теплоты. Закон этот, как доказано, применим и к электричеству, получающемуся из химической энергии. Но здесь дело не так просто, – по крайней мере с точки зрения ходячей в наше время теории. Поэтому при-смотримся несколько внимательнее к этому случаю.

Фавру принадлежит один из прекраснейших опытов насчет пре-вращений форм движения, происходящих в гальваническом столбе (1857-1858 гг.). Он ввел в калориметр батарею Сми из пяти элемен-тов; в другой калориметр он ввел маленькую электромагнитную двигательную машину, главной осью и шкивом которой можно было свободно распоряжаться. Всякий раз при получении одного грамма водорода resp. растворении 32,6 грамм цинка (выраженного в граммах прежнего химического эквивалента цинка, равного половине принятого теперь атомного веса 65,2) в батарее наблюдались сле-дующие явления.

А. Батарея в калориметре замкнута в себе самой, с выключением двигательной машины: теплоты получено 18 682 resp. 18 674 еди-нкцы.

В. Батарея и машина сомкнуты в цепь, но машина лишена воз-можности двигаться: теплоты в батарее 16 448, в машине 2219, вме-сте – 18 667 единиц теплоты.

С. Как В, но машина двигается, не поднимая однако груза: теп-лоты в батарее 13 888, в машине 4 769, вместе-18 657 единиц.

D. Как С, но машина поднимает груз и производит при этом меха-ническую работу = 131,24 килограммометра: теплоты в батарее

15 427, в машине 2947, вместе-18374 единицы; разница по сравне--нию с вышеприведенной цифрой в 18 682 составляет 308 единиц теп-

*Я употребляю слово «электричество» в смысле электрического движения с тем самым правом, с каким употребляется слово «теплота» при обозначении той формы движения, которая обнаруживается для наших чувств в качестве те-плоты. Это не может вызвать никаких недоразумений, тем более что здесь за-ранее и сознательно исключено всякое смешение с состоянием напряжения элск-трачества.

169

лоты. Нo произведенная механическая работа в 131,24 килограммо-метра, помноженная на 1 000 (чтобы перевести граммы химического результата в килограммы) и разделенная на механический экви-валент теплоты = 423,5 килограммометра, дает 309 единиц теплоты, т. е. почти в точности вышеприведенную разницу, как тепловой экви-валент произведенной механической работы.

Таким образом и для электрического движения убедительно доказана – в пределах неизбежных погрешностей опыта – экви-валентность движения при всех его превращениях. И точно так же доказано, что «электродвижущая сила» гальванической цепи есть не что иное, как превращенная в электричество химическая энергия <Как происходит это превращение? Действует ли цепь как простое орудие превращения одной формы движения в другую, не прибавляя от себя никакой новой энергии, как действует например паровая машина, которая также лишь превращает теплоту в механическое движение? Или же цепь обладает особой, ей присущей энергией, так называемой «разъединительной силой», без работы которой не может произойти превращение химической энергии в электрическую?

Этот вопрос в той или иной форме занимал всех электриков со времени Вольты, и до сих пор он не получил окончательного раз-решения. Вольта и те ученые, которые выступили вскоре после него, видели в простом соприкосновении двух разнородных тел – прежде всего двух металлов – источник электричества: недаром Вольта был обязан своим великим открытием сокращениям лягушечьей ножки под влиянием такого прикосновения. Тут они пытались найти объяснение тока и создали свою теорию контакта. Но чем больше исследовали образование тока, тем яснее становилась необходи-мость признать существование химического превращения в цепи, и на этом основана была химическая теория> и что сама цепь есть не что иное, как приспособление, аппарат, превращающий освобо-ждающуюся химическую энергию в электричество, подобно тому как паровая машина превращает производимую в ней теплоту в ме-ханическое движение, причем в обоих случаях совершающий пре-вращение аппарат не производит сам собою новой энергии.

Но здесь, если исходить из традиционных воззрений, возникает трудность. Эти воззрения приписывают цепи, на основании происхо-дящих в ней явлений контакта между жидкостями и металлами, не-которую «разъединительную электрическую силу», которая пропор-циональна электродвижущей силе и которая следовательно пред-ставляет для некоторой данной цепи определенное количество энер-гии. Как же относится этот – присущий, согласно трацидионным взглядам, цепи как таковой, помимо всякого химического действия – источник энергии, как относится эта электрическая разъединитель-ная сила к освобожденной химическим действием энергии? И если она является независимым от химического действия источником энергии, то откуда получается доставляемая ею энергия?

Вопрос этот, поставленный в более или менее ясной форме, об-разует пункт раздора между контактной теорией Вольты и вскоре вслед за этим возникшей химической теорией гальванического тока.

Контактная теория объясняла ток из электрических напряже-ний, возникающих в цепи при контакте металлов с одной или не-сколькими жидкостями или же жидкостей между собой, из их вы-

170

равнивания, resp. из выравнивания в сомкнутой цепи напряже-

ний разделенных таким образом противоположных электричеств.

Возникающие при этом химические изменения рассматривались чистой контактной теорией как ничто coвершенно побочное. В противо-положность этому Риттер утверждал уже в 1805 г., что ток может возникнуть лишь тогда, когда возбудители его действуют химически друг на друга еще до замыкания. Вообще Видеман (том I, стр. 784)[171] резюмирует эту более раннюю химическую теорию таким образом, что согласно ей так называемое контактное электричество «может обнаружиться лишь тогда, когда проявляется в то же время дейст-вительное химическое воздействие друг на друга соприкасающихся тел или же некоторое, хотя и не непосредственно связанное с хими-ческими процессами, нарушение химического равновесия, тенден-ция к химическому действию».

<После того как было доказано, что химическое превращение в цепи есть единственный источник электродвижущей силы тока, вопрос свелся к вышеприведенной формулировке. Исследуем прежде всего, обладает ли цепь – в силу имеющихся в ней и следовательно образующихся контактных отношений – «электрической разъеди-нительной силой», отличной от химического превращения и приво-дящей последнее в движение; другими словами-является ли она источником энергии еще до начала химического превращения.>

Мы видим, что вопрос об источнике энергии ставится обеими сто-ронами совершенно косвенным образом, что впрочем и не могло быть в те времена иначе. Вольта и его преемники находили вполне естественным, что простое соприкосновение разнородных тел по-рождает длительный ток, т. е. что это соприкосновение может вы-звать определенную <химическую, термическую, магнетическую или механическую> работу без соответственной затраты энергии. Риттер же и его приверженцы также мало разбираются в вопросе о том, как химическое действие способно вызвать в цепи ток и его работу. Но если для химической теории пункт этот давно выяснен трудами Джоуля, Фавра, Рауля и т. д., то контактная теория, на-оборот, все еще находится в прежнем положении. Поскольку она сохранилась, она в существенном все еще не покинула своего исход-ного пункта <где еще был Вольта>. Таким образом в современном учении об электричестве все еще продолжают существовать представ-ления, которые принадлежат давно прошедшему времени, когда приходилось довольствоваться тем, чтобы указывать для любого действия какую-нибудь ближайшую видимую причину, хотя бы при этом движение возникало из ничего, т. е. продолжают сущест-вовать представления, прямо противоречащие законам сохранения энергии. Дело нисколько не улучшается от того, что у этих представ-лений отнимают их самые отрицательные стороны, что их ослабляют, разжижают, оскопляют, прикрашивают: путаница от этого стано-вится только хуже.

Как мы видели, даже более старая химическая теория тока при-знает явления контакта в цепи совершенно необходимыми для об-разования тока; она утверждает только, что контакт этот не спосо-бен никогда создать длительного тока без одновременного хими-ческого действия. И в наше время само собою разумеется, что кон-тактные приспособления цепи представляют тот аппарат, при по-

171

мощи которого освобожденная химическая энергия переходит в электричество <-как, этого мы еще не знаем ->, и что от этих кон-тактных приспособлений существенным образом зависит то, перейдет ли действительно химическая энергия в электрическое движение и какое именно количество ее перейдет.

В качества одностороннего эмпирика Видеман старается спасти от старой контактной теории все, что только можно. Последуем за ним по этому пути.

«Хотя действие контакта химически безразличных тел, – гово-рит Видеман, т. I, стр. 799, -например металлов, -не необходимо, как это раньше думали, для теории гальванического столба *, а также не доказывается тем, что Ом вывел из него свой закон – кото-рый может быть выведен без этого допущения:- и что Фехнер, который экспериментально подтвердил этот закон, также защищал эту теорию, – но все же нельзя отрицать – по крайней мере счи-таясь с имеющимися опытами.-возбуждения электричества пу-тем контакта металлов *, если бы даже получающиеся при этом результаты страдали с количественной стороны неизбежной ненадеж-ностью из-за невозможности сохранить в абсолютной чистоте поверх-ности соприкасающихся тел».

Мы видим, что контактная теория стала очень скромной. Она соглашается с тем, что она вовсе не необходима для объяснения тока, а также с тем, что она не была доказана ни теоретически Омом, ни экспериментально Фехнером. Она даже готова признать, что так называемые основные опыты, на которые она может еще опереться, с количественной стороны приводят всегда лишь к ненадежным результатам, и требует в конце концов от нас лишь одного: чтобы мы признали, что вообще благодаря контакту – хотя бы только металлов!-получается возбуждение электричества.

<Если Видеман под возбуждением электричества посредством контакта металлов понимает то же, что и возбуждение электричества при контакте металлов, то с ним вообще можно согласиться.>

Если бы контактная теория ограничивалась только этим, то против нее нельзя было бы возразить ни слова. Действительно, приходится безусловно признать, что при контакте двух металлов возникают электрические явления, при помощи которых можно привести в сокращение препарированные мускулы лягушки, зарядить электроскоп и вызвать другие движения. Нерешенным остается только вопрос: откуда получается потребная для этого энергия?

Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны, по Видеману (I, стр. 14), «указать примерно на следующие соображения: если разнородные металлические пластинки А и В сблизить между собою до незна-чительного расстояния, то они начинают притягивать друг друга благодаря силам прилипания. В случае соприкосновения, они теряют живую силу движения, сообщенную им этим притяжением. (При допущении того, что молекулы металлов находятся в непрерывном колебании, может произойти изменение их колебаний с потерей жи-вой силы, если при контакте разнородных металлов прикасаются друг к другу разновременно колеблющиеся молекулы). Потерянная жи-

* [Подчеркнуто Энгельсом.]

172

вая сила превращается в большей своей части в теплоту. Незначи-тельная же часть ее уходит на то, чтобы перераспределить иным образом неразделеннын до этого электричества. Как было уже выше упомянуто, сближенные между собою тела заряжаются равными количествами положительного и отрицательного электричеств, в силу например неравного притяжения для обоих электричеств».

Скромность контактной теории становится все больше. Сперва она признает, что огромная электрическая разъединительная сила, которая призвана совершить впоследствии такую колоссальную ра-боту, не обладает сама в себе никакой собственной энергией и что она не может функционировать, пока ей не будет сообщена энергия извне, а затем ей приписывается какой-то карликовый источник энергии-живая сила прилипания, которая обнаруживается на крохотных, едва доступных измерению расстояниях и которая за-ставляет тела проходить столь же крохотный путь. Но это неважно:

она бесспорно существует и столь же бесспорно исчезает при кон-такте. Но и этот минимальный источник дает еще слишком много энергии для нашей цели: значительнейшая часть последней превра-щается в теплоту, и лишь ничтожная доля ее служит для того, чтобы вызвать к жизни электрическую разъединительную силу. Хотя, как-известно, в природе ке мало примеров того, что крайне ничтожные поводы вызывают колоссальнейшие действия, по здесь как будто сам Видеман начинает понимать, что его сочащийся ка-пельками источник энергии совершенно недостаточен, и вот он пытается отыскать второй возможный источник ее, принимая за него интерференцию молекулярных колебаний обоих металлов на поверхностях их соприкоснования. Но не говоря <о том, что мы, как признает сам Видеман, принимаем здесь в расчет движение в довольно гипотетической форме, следует еще доказать, что при контакте двух металлических пластинок молекулы с обеих сторон настолько приближаются друг к другу, что они попадают в их взаимные сферы колебаний. Как обыкновенно принято думать, воз-можность этого собственно исключена: неизбежное покрытие метал-лических пластинок слоем воздуха и влаги говорит против этого> о прочих встречающихся нам здесь трудностях, Грове и Гассио доказали, что для возбуждения электричества вовсе не необходим реальный контакт, как об этом нам рассказывает сам Видеман стра-ницей раньше. Словом, чем больше мы вглядываемся в источник энергии для электрической разъединительной силы, тем больше он иссякает.

И однако до сих пор мы не знаем другого источника для возбуж-дения электричества при контакте металлов.

<Так как допущение, что> <Химические явления на поверх-ности металлов во всяком случае представили бы более обильный источник энергии, даже при ограничении их микроскопическими местами этих поверхностей. А эти последние кроме того, как уже было указано, покрыты неустранимым нашими средствами тон-ким слоем воздуха и влаги (т. е. нечистой воды), благодаря которому беспрестанно происходят химические явления, например слабое окис-ление, даже и без непременного контакта с другими металлами. Та-ким образом можно было бы допустить, что при контакте эти по-крывающие поверхности металлических пластинок оба слоя пред-

173

ставляют активный электролит. Это допущение и сведение таким образом энергии электрической разъединительной силы при кон-такте металлов к химическому источнику предполагает однако, что при соединении не соприкасающихся друг с другом мест обоих ме-таллов в сомкнутую цепь в последней возникает длительный ток. На самом деле однако это не имеет места. Наоборот, в таком случае при замыкании цепи электрические напряжения немедленно вы-равниваются, и все электрические явления исчезают. Закон вольтова ряда, который охватывает вообще все электрические явления, обна-руживающиеся при контакте металлов, непременно этого требует.

Контактное электричество как таковое не способно таким образом породить ток. Более того, мы увидим, что Видеман выдвинул осо-бую гипотезу, чтобы устранить деятельность его там, где оно могло бы вдруг обнаружиться в токе.

«Закон вольтова ряда металлов (Wiedemann., I, стр. 44) гласит, что при расположении ряда металлов А, В, С, в разность потенциалов свободного электричества на одном пункте внутри конечных чле-нов этого ряда равна разности потенциалов на внутренней стороне непосредственно прилегающих друг к другу конечных членов». Если мы таким образом присоединим следующий за вольтовым рядом. >

По Науману (Allg. u phys. Chemie, Heidelberg 1877, стр. 675)[172], «контактно-электродвижущие силы превращают теплоту в электри-чество»; он находит «естественным допущение, что способность этих сил вызывать электрическое движение основывается на наличном количестве теплоты или является, иными словами, функцией тем-пературы», что доказано экспериментально Леру. И здесь мы на-ходимся в области неизвестного. Закон вольтова ряда металлов ре-шительно запрещает нам обращаться к химическим процессам, про-исходящим непрерывно в незначительной мере на поверхностях соприкосновения, покрытых тонким, не устранимым нашими сред-ствами, слоем воздуха и нечистой водой, т. е. он запрещает нам объяснять возбуждение электричества из наличия невидимого актив-ного электролита между поверхностями соприкосновения. Электро-лит должен был бы вызвать в сомкнутой цепи длительный ток; электричество же простого контакта металлов изчезает, лишь только цепь замкнута. Здесь именно мы приходим к самому существен-ному пункту: способна ли объяснить образование длительного тока путем контакта химически безразличных тел «электрическая разъ-единительная сила», которую сам Видеман ограничил сперва метал-лами, признал неработоспособной без притока извне энергии, а за-тем свел в конце концов к совершенно микроскопическому источ-нику энергии, и если она способна объяснить это, то каким образом? В вольтовом ряде металлы расположены таким образом, что каждый из них электроотрицателен по отношению к предыдущему и электро-положителен по отношению к последующему. Поэтому, если мы расположим в этом порядке ряд металлических кружков – ска-жем, цинк, олово, железо, медь, платину, -- то сможем получить на обоих концах электрические напряжения. Но если мы сомкнем этот ряд металлов, так что в соприкосновение придут и цинк с пла-тиной, то напряжение немедленно выравняется и исчезнет. «Таким образом, в замкнутом круге тел, принадлежащих к вольтову ряду,

174

невозможно образование длительного тока электричества»[173]. Ви-деман подтверждает это положение еще следующими теоретическими соображениями: «Действительно, если бы в круге возник ток элек-тричества, то в металлических проводниках он породил бы теплоту, которая могла бы быть нейтрализована разве охлаждением в местах соприкосновения металлов. Во всяком случае получилось бы неравно-мерное распределение теплоты; и точно так же ток мог бы, без при-тока извне энергии, непрерывно приводить в движение электромагнит-ную машину и совершать таким образом работу, что невозможно, так как при неизменном соединении металлов – например путем спайки их – невозможны никакие перемены в местах контакта, которые компенсировали бы эту работу».

Но не довольствуясь этим теоретическим и экспериментальным доказательством того, что само по себе контактное электричество металлов неспособно породить ток, Видеман, как мы увидим, счи-тает необходимым выдвинуть особую гипотезу, чтобы устранить дея-тельность его даже там, где оно могло бы вдруг обнаружиться в токе.

Поищем поэтому другого пути, чтобы добраться от контактного электричества < которое является исходным пунктом для опыта > к току. Вообразим себе вместе с Видеманом[174] «два металла, – скажем, цинковый и медный стержни, – спаянные между собою в одном конце; вообразим далее, что их свободные концы соединены при посредстве третьего тела, которое не действует электродвижущим образом по отношению к обоим металлам, а только проводит скопив-шиеся на их поверхностях противоположные электричества, так что они в нем нейтрализуют друг друга. В таком случае электри-ческая разъединительная сила непрерывно восстанавливала бы прежнюю разницу напряжений, создавая таким образом в цепи дли-тельный ток электричества, который мог бы совершать без всякого возмещения работу, что опять-таки невозможно. Поэтому не может быть никакого тела, которое только проводило бы электричество, не обнаруживая электродвижущего действия по отношению к другим телам». Мы таким образом оказываемся на старом месте: невозможность творить движение закрывает нам снова путь. Мы никогда не создадим тока при помощи контакта химически безразличных тел, т. е. при помощи собственно контактного электричества. По-вернем же еще раз назад и попробуем пойти по третьему указывае-мому нам Видеманом пути.

«Погрузим наконец цинковую и медную пластинки в жидкость, которая содержит так называемое бинарное соединение и которая следовательно может распасться на две химически различных со-ставных части, вполне насыщающих друг друга, – например на разведенную соляную кислоту (Н+С1) и т. д. В таком случае, согласно § 27, цинк заряжается отрицательным образом, а медь – положительным. При соединении металлов эти электричества вы-равниваются через посредство мест соприкосновения, через которые следовательно течет ток положительного электричества от меди к цинку. Но так как и появляющаяся при контакте этих двух металлов разъединительная сила уносит с собой положительное электричество в том же направлении, то действия электрических сил не уничтожают друг друга, как в замкнутой металлической цепи. Таким образом здесь возникает

175

длительный ток положительного электричества, который течет в замкнутой цепи от меди через место ее соприкосновения с цинком к последнему, а от цинка через жидкость к меди. Вскоре (в пара-графе 34 и сл.) мы вернемся к вопросу о том, насколько действи-тельно содействуют образованию этого тока имеющиеся в цепи от-дельные электрические разъединительные силы. Комбинацию из про-водников, дающую подобный гальванический ток, мы называем гальваническим элементом, или гальванической цепью» (т. I, стр. 45)*.

Итак чудо совершено. Благодаря простой электрической разъ-единительной силе контакта, которая, согласно самому Видеману, не способна действовать без притока энергии извне, здесь получился длительный ток. И если бы для объяснения его у нас не было ничего другого, кроме вышеприведенного места из Видемана, то это было бы действительно настоящим чудом. Что узнаем мы здесь о рас-сматриваемом явлении?

1. Если цинк и медь погружены в какую-нибудь жидкость, со-держащую в себе так называемое бинарное соединение, то, согласно § 27, цинк заряжается отрицательным образом, а медь – положи-тельным. Но во всем § 27 нет ни звука о каком нибудь бинарном со-единении. В нем описывается только простой вольтов элемент из цинковой и медной пластинок, между которыми положена смочен- ная какой-нибудь кислой жидкостью суконка, и рассматриваются – без упоминания о каких бы то ни было химических процессах – по-лучающиеся при этом статически-электрические заряды обоих ме-таллов. Таким образом так называемое бинарное соединение вво-дится здесь контрабандным путем.

2. Остается совершенно невыясненным, что собственно должно здесь делать это бинарное соединение. То обстоятельство, что оно «может распасться на две химически различных составных части, вполне насыщающих друг друга» (вполне насыщающих другу друга, после того как они распались?!), могло бы научить нас чему-нибудь новому лишь в том случае, если бы оно действительно распалось. Но об этом нам не сообщается ни слова, и мы должны поэтому пока допустить, что оно не распадается **.

3. После того как <с помощью § 27> цинк зарядился в жидкости отрицательным образом, а медь положительным, мы приводим их (вне жидкости) <что опять-таки не указано> в соприкосновение. Тотчас же «эти электричества выравниваются через посредство мест соприкосновения, через которые, следовательно, течет ток положи-тельного электричества от меди к цинку». Мы опять-таки не узнаем, почему течет только ток «положительного» электричества в одном направлении, а не также и ток «отрицательного» электричества в противоположном направлении. Мы вообще не узнаем, что проис-ходит с отрицательным электричеством, которое однако было до сих пор столь же необходимым, как и положительное: ведь действие электрической разъединительной силы заключалось именно в том, чтобы освободить и противопоставить их друг другу. Теперь вдруг ее устраняют, как будто бы утаивают, и делают такой вид, точно существует одно только положителькое электричество. Но вот на

* [Подчеркнуто Энгельсом.]

** [Карандашом добавлено: «Например парафин».]

176

стр. 51 мы опять читаем нечто совершенно противоположное, ибо здесь «электричества соединяются в один ток» и следовательно те-чет как отрицательное, так и положительное электричество! Kто поможет нам выбраться из этой путаницы?

4. «Но так как и появляющаяся при контакте этих двух метал- лов электрическая разъединительная сила уносит с собой положи- тельное электричество в том же направлении, то действия электри-веских разъединительных сил не уничтожают друг друга, как в замкнутой металлической цепи. Таким образом здесь возникает дли-тельный ток» и т. д. Это сказано несколько сильно. Ибо, как мы увидим, Видеман несколькими страницами далее (стр. 52) пока- зывает нам, что при «образовании длительного тока... электрическая разъединительная сила в месте контакта металлов... должна быть недеятельной *; что не только имеется ток, даже если она дейст- вует в противном току направлении, вместо того чтобы уносить положительное электричество в том же направлении, но что она и в этом случае не компенсируется определенной долей разъедини- тельной силы цепи и значит опять-таки недеятельна. Каким же образом Видеман может считать на стр. 45 электрическую разъединительную силу необходимым фактором образования тока (пользуясь при этом специально придуманной для этой цели гипотезой), если на стр. 52 он признает ее деятельность во время тока?

5. «Таким образом здесь возникает длительный ток положитель- ного электричества, который течет в замкнутой цепи от меди через место ее соприкосновения с цинком к последнему, а от цинка через жидкость к меди». Но при подобном длительном токе электричества «им порождается в самих проводниках теплота», благодаря ему же «может быть приведена в движение электромагнитная машина и произведена таким образом работа», что однако невозможно без притока энергии. Но так как Видеман до сих пор ни звуком не обмолвился насчет того, происходит ли подобный приток энергии и откуда он происходит, то длительный ток попрежнему остается чем-то невозможным, как и в обоих разобранных выше случаях.

Никто этого не понимает лучше, чем сам Видеман. Поэтому он благоразумно торопится обойти многочисленные щекотливые пункты этого удивительного объяснения образования тока, вознаграждая зато читателя на нескольких страницах всякого рода элементарными сведениями насчет термических, химических, магнитных и физиологических действий этого все еще таинственного тока, причем иногда впадает в тон совершенно популярного рассказчика. Затем вдруг он продолжает (стр. 49):

«Теперь мы должны исследовать, как обнаруживают свое дей-ствие электрические разъединительные силы в замкнугой цепи из двух металлов в одной жидкости, например из цинка, меди, соляной кислоты». <(Но мы уже это исследовали на стр. 45).>

«Мы знаем, что сOcтавные части содержащегося в жидкости бинар-ного соединения (HCl) разделяются при протекании тока таким образом, что одна из них (Н) освобождается на меди, а эквивалентное количество другой (Cl) освобождаются на цинке, причем последняя соединяется с эквивалентным количеством цинка в ZnCl».

*[Подчеркнуто Энгельсом.]

177

Мы знаем! Если это мы и знаем, то во всяком случае не от Виде-мана, который, как мы видели, не обмолвился до сих пор ни звуком насчет этого процесса. И далее, если мы и знаем что-нибудь насчет этого процесса, то лишь то, что он происходит не так, как это опи-сывает Видеман <но что сперва хлор отделяется от водорода, а затем соединяется с цинком. Но это следует установить позднее. Пока что далее... >

При образовании молекулы НС1 из водорода и хлора освобо-ждается количество энергии=22 000 единиц теплоты (Юлиус Том-сон). Поэтому, чтобы освободить хлор из его соединения с водоро-дом, надо доставить каждой молекуле НС1 извне такое же количе-ство энергии. Откуда же дает цепь эту энергию? Из изложения Виде-

мана это совершенно не видно. Потому постараемся разобраться

в этом сами.

Когда хлор соединяется с цинком в "хлористый цинк, то при этом выделяется значительно большее количество энергии, чем необхо-димо для отделения хлора от водорода. (Zn, Cl2) развивает 97210,

2 (Н,С1) – 44 000 единиц теплоты (Юлиус Томсон). Это и объясняет нам происходящий в цепи процесс. Таким образом дело не проис-ходит так, как рассказывает Видеман, будто водород просто освобо-ждается на меди, а хлор на цинке, «причем», далее, цинк случайным образом соединяется с хлором. Напротив того: соединение цинка с хлором является существенным, основным условием всего про-цесса, и, пока это соединение не произошло, мы станем тщетно ждать появления водорода на меди.

Избыток энергии, выделяющейся при образовании молекулы ZnCI2, над энергией, необходимой для выделения двух атомов Н из двух молекул НС1, превращается в цепи в электрическое движение и дает всю обнаруживающуюся в токе «электродвижущую силу». Таким образом источником энергии, отделяющей водород от хлора, является не какая-то таинственная «электрическая разъединитель-ная сила»; происходящий в цепи совокупный химический процесс снабжает все «электрические разъединительные силы» и «электро-движущие силы» в цепи необходимой для их существования энергией.

Итак мы должны пока констатировать, что и второе объяснение тока у Видемана так же мало помогает нам, как и первое; а теперь пойдем дальше.

«Этот процесс доказывает, что роль бинарного соединения между металлами не ограничивается только простым избыточным притя-жением всей его массы к тому или другому электричеству, как это наблюдается у металлов, но что здесь к этому присоединяется еще особенное действие его составных частей. Так как С1 выделяется там, где в жидкость входит ток положительного электричества, а Н там, где в нее входит отрицательное электричество, то мы допускаем *, что каждый эквивалент хлора в соединении НС1 заряжен определен-ным количеством отрицательного электричества, обусловливающим его притяжение вступающим положительным электричеством. Это – электроотрицательная составная часть соединения. Точно так же эквивалент должен быть заряжен положительным электричеством, представляя таким образом электроположительную часть соеди--

* [Подчеркнуто Энгельсом.]

178

нения. Заряды эти могли бы представиться при соединении Н и С1 совершенно так, как при контакте цинка и меди. Так как соединение НС1 само по себе неэлектрическое, то в соответствии с этим мы долж-ны допустить, что атомы положительной и отрицательной его ча-стей содержат равные количества положительного и отрицатель-ного электричества.

Теперь, если в разведенную соляную кислоту погрузить цин-ковую и медную пластинки, то мы можем, предположить *, что цинк обладает более сильным притяжением к электроотрицательной составной части ее (С1), чем к электроположительной (Н). Бла-годаря этому прикасающиеся к цинку молекулы соляной кислоты должны расположиться таким образом, что они повернут свои элек-троотрицательные составные части к цинку, а электроположитель-ные – к меди. Так как расположенные таким образом составные части воздействуют своим электрическим притяжением на последую-щие молекулы НС1, то весь ряд молекул между цинковой и медной пластинками примет такой вид, как указано на фигуре 10:

– Цинк | | Медь+

– + – + – + – + – +

– С1 Н С1 Н С1 Н С1 Н С1 Н +

Если бы второй металл действовал на положительный водород так, как цинк действует на отрицательный хлор, то это только спо-

собствовало бы возникновению указанного расположения. Если бы

он действовал в противоположном направлении, но более слабым

образом, то все же направление осталось бы неизменным.

Благодаря индуцирующему действию отрицательного электри-чества прилегающего к цинку электроотрицательного хлора, электри-чество в цинке распределилось бы * таким образом, что те части его, которые лежат ближе к хлору ближайшего атома соляной кислоты зарядились бы положительным образом, а расположенные дальше зарядились бы отрицательным образом. Точно так же и в меди, в той части, которая лежит ближе к электроположительной части (Н) молекулы соляной кислоты, накопилось бы отрицательное электри-чество, положительное же было бы отнесено в более далекие части.

Вслед за этим положительное электричество в цинке соедини-лось бы с отрицательным электричеством ближайшего атома С1, а последний – сам соединился бы с цинком. Электроположительный атом Н, который прежде был соединен с этим атомом хлора, соеди-нился бы с обращенным к нему атомом С1 второго атома НС1, при одно-временном соединении друг с другом заключенных в этих атомах электричеств. Точно так же Н второго атома НСl соединился бы с С1 третьего атома и т. д., пока наконец на меди не освободился бы атом Н, положительное электричество которого соединилось бы с отрицательным электричеством меди, так что он выделился бы в нейтраль-ном неэлектрическом состоянии». —Этот процесс «стал бы повторяться до тех пор, пока отталкивательное действие накопленных в метал-лических пластинках электричеств на электричества обращенных к ним составных частей соляной кислоты неуравновесило бы действия химического притяжения последних металлами. Но если металличе--

* [ Подчеркнуто Энгельсом. ]

179

ские пластинки будут соединены друг с другом при помощи провод-ников, то свободные электричества металлических пластинок соеди-нятся между собой и снова могут начаться вышеупомянутые процес-сы. Таким образом возникло бы постоянное течение электричества. Ясно, что при этом происходит постоянная потеря живой силы, ибо направляющиеся к металлам составные части бинарного соединения движутся к ним с известной скоростью и затем приходят в покой, либо образуя соединение ZnCI2, либо свободно выделяясь в виде Н. (Примечание [Видемана]: так как выигрыш в живой силе при отде-лении составных частей С1 и Н выравнивается потерей живой силы при соединении их с составными частями ближайших атомов, то влия-нием этого процесса можно пренебречь.) Эта потеря в живой силе эквивалентна количеству теплоты, которое развивается при происхо-дящем явно химическом процессе, т. е. по существу при растворении эквивалента цинка в разведенной кислоте. Работа, произведенная при распределении электричеств, должна равняться этой величине. Поэтому, если эти электричества соединяются в токе, то во время раст-ворения эквивалента цинка и выделения эквивалента водорода из жидкости в цепи должна обнаружиться работа в форме ли теплоты или в форме произведенных во-вне действий, которая также эквива-лентна количеству теплоты, соответствующему этому химическому процессу» *[175].

«Допустим – могли бы – мы должны допустить – мы можем предположить—распределилось бы—зарядились бы»—и т. д. и т. д. Перед нами сплошные догадки и сослагательные наклонения, из которых можно выудить определенным образом лишь три факти-ческих изъявительных наклонения: во-первых, что соединение цинка с хлором признается теперь условием выделения водорода;

во-вторых, как мы узнаем теперь в самом конце и, так сказать, мимо-ходом, что выделенная при этом энергия является источником – и притом единственным источником – всей потребной для образо-вания тока энергии и, в-третьих, что это объяснение образования тока так же резко противоречит приведенным выше двум другим объяснениям его, как они противоречили друг другу. <Там доста-точно было электрического напряжения между медью и цинком и того обстоятельства, что при комбинации этих двух металлов вне жидкости положительное электричество протекало в одинаковом направлении; здесь химический процесс, совершающийся в цепи, наступает как необходимый член, и уже нет речи о токе в одинаковом направлении. Там ток возникал чудесным образом, без такого источ-ника энергии, который можно было бы констатировать; здесь, хотя и не без смущения, упоминается, что этим источником является хи-мический процесс, и таким образом совершенно отвергается выше-упомянутое объяснение образования тока.

Затем Видеман доказывает, что электрическая разъединительная сила и пропорциональная ей электродвижущая сила гальваниче-ского элемента «должна быть прямо пропорциональна теплоте, по-рождаемой при разложении одного эквивалента бинарного соеди-нения и растворения одного эквивалента цинка», и затем продол-жает:>

* [Подчеркнуто Энгельсом.]

180

«Таким образом при образовании длительного тока действует одна только электрическая разъединительная сила, происходящая от неравного притяжения и поляризации металлическими электро-дами атомов бинарного соединения в жидкости цепи; электрическая же разъединительная сила в месте контакта металлов, в котором не могут происходить никакие механические изменения, должна быть недеятельной. Вышеупомянутая полная пропорциональность всей электрической разъединительной силы (и электродвижущей силы) в сомкнутой цепи упомянутому тепловому эквиваленту химических процессов доказывает, что разъединительная сила контакта, если она действует в направлении противоположном электродвижущему возбуждению металлов жидкостью (как в случае погружения олова и цинка в раствор цианистого калия), не компенсируется определен-ной долей разъединительной силы в последней. Поэтому она должна быть нейтрализована иным способом. Это может произойти проще всего при допущении, что при контакте возбуждающей жидкости с металлами электродвижущая сила порождается двояким образом:

во-первых, благодаря неодинаковому притяжению массы жидкости, взятой в целом, тем или другим электричеством: во-вторых, неоди-наковому притяжению металлов составными частями жидкости, за-г ряженными противоположными электричествами... Благодаря пер-| вому, неравному притяжению, массы жидкости будут вести себя г согласно закону вольтова ряда металлов, и в замкнутом токе на-ступит полная, до нуля, нейтрализация электрических раъедини-тельных сил (и электродвижущих сил); второе же, химическое, дей-ствие даст одно всю необходимую для образования тока электриче-скую разъединительную силу и соответствующую ей электродвижу-щую силу» (т. I, стр. 52, 53) *.

Таким путем благополучно устраняется последний остаток кон-тактной теории образования тока, а также и последний остаток пер- вого данного Видеманом на стр. 45 объяснения тока, согласно кото- рому гальваническая цепь есть простой аппарат для превращения освобождающейся химической энергии в электрическое движение, в так называемую электрическую разъединительную силу и электро-движущую силу, подобно тому как паровая машина есть аппарат для превращения тепловой энергии в механическое движение. И в том, и в другом случае аппарат дает только условия, необходимые для освобождения и дальнейших превращений энергии, не доставляя сам по себе никакой энергии. Установив это, нам остается теперь только более тщательно рассмотреть третий вариант видемановской теории тока. <Прежде всего таким образом «мы знаем, что при про-хождении тока... Н освобождается на меди, а эквивалентное коли-чество другой (составной части), С1, – на цинке, причем последний соединяется с эквивалентным количеством цинка, образуя ZnC2». Это может быть соответствует обыкновенной форме выражения, но не соответствует действительным фактам. При образовании молекулы НCI из газообразного хлора и газообразного водорода освобождается некоторое количество энергии, равное 17346 единицам тепла. (Фавр.) Чтобы опять освободить хлор из его соединения с водородом,следует таким образом опять доставить каждой молекуле

*[Подчеркнуто Энгельсом.]

181

HC1 такое же количестве энергии. И это количество энергии в дан-ном случае может быть доставлено только посредством нового хими-ческого процесса: посредством соединения хлора с цинком. При этом соединении освобождается гораздо большее количество энергии, чем то, которое необходимо для отделения хлора от водорода. Таким образом не водород сперва освобождается на меди и при этом хлор – на цинке, как говорит Видеман, «причем» хлор и цинк случайно сое-диняются, а, наоборот, соединение цинка с хлором есть самое сущест-венное основное условие всего процесса, и, до тех пор пока оно не произошло, мы напрасно стали бы ожидать появления водорода на меди.

Избыток энергии, которая освобождается при образовании одной молекулы ZnCl2, в сравнении с тем количеством, которое требуется для освобождения одной молекулы Н2 из двух молекул НС1, пре-вращается в цепи в электрическое движение и доставляет всю «элект-родвижущую силу», которая в ней обнаруживается. Как бы мало мы ни знали о способе этого превращения энергии и о характере элек-трического движения, относительно источника действующей при за-мыкании цепи энергии не может быть никакого сомнения.

И в дальнейшем объяснении Видемана мы находим такую же путаницу по отношению к действующей в токе энергии. Он говорит:> Как изображаются здесь превращения энергии в сомкнутой цепи?

Ясно, – говорит он, – что в цепи «происходит постоянная по-теря живой силы, ибо направляющиеся к металлам составные части бинарного соединения движутся к ним с известной скоростью и за-тем приходят в покой, либо образуя соединения ZnCI, либо свободно выделяясь (в виде Н)».

<В чем же здесь состоит потеря живой силы? В том ли, что со-ставные части вообще переходят от своего движения к покою? Но это движение – поскольку оно не компенсируется согласно выше-приведенному примечанию к этому месту – крайне ничтожно и <<очень>> далеко от того, чтобы быть эквивалентным освобождаю-щемуся при растворении в кислоте количеству теплоты. Или же в том, что эти составные части, с одной стороны, образуют ZnCl2, а с другой стороны, H2? Но если образование ZnCl2 может освобо-ждать энергию в форме теплоты, то освобождение Н2 из 2НС12 тре-бует доставления энергии. К тому же при этом освобождается потен-циальная энергия, т. е. живая сила; ведь шло бы вразрез даже с обще-принятой формой выражения сказать, что в происходящем здесь процессе при освобождении Н2 происходит потеря живой силы. Или, наконец, из всех трех? В таком случае простое химическое явление опять без всякой нужды затемняется присоединением по-тери живой силы при перемещении ионов. Появляющаяся в этом перемещении живая сила, подобно всякой другой, обнаруживаю-щейся при замыкании цепи энергии, доставляется химическим про-цессом. По существу ей здесь нечего делать. На самом же деле она и потеря ее имеют лишь целью сделать возможным фатальный, но, к сожалению, неизбежный, переход от контактной теории к химиче-скому объяснению тока: «Эта потеря эквивалентна количеству теп-лоты, которая выделяется при явно обнаруживающемся химиче-ском процессе, т. е. по существу при растворении эквивалента цинка в разведенной кислоте», – тут «потеря живой силы» сделала свое

182

дело, и ей дают отставку. Теперь,благополучно преодолев все труд-ности, единственным источником энергии мы можем признать хими-ческий процесс, все равно – противоречит ли это всему сказанному раньше или нет.

Что касается цитированного уже гипотетического объяснения процессов в цепи, то Видеман на стр 794 говорит, что он в нем, до известной по крайней мере степени, следовал химической теории Шенбейна, а именно, «поскольку это (химическое) возбуждение электричества создавало длительный ток в цепи». Но Шенбейн, как мы читаем на той же странице, прямо исходит из химического дей-ствия в цепи. У него атомы хлора НС1 отлагаются на цинке, потому что у них есть «стремление к химическому соединению» с ним, и только в силу этого, в сущности чисто химического, процесса раз-виваются электрические напряжения как вторичные явления. Опи-сание Шенбейна таким образом прежде всего опирается на ту сто-рону процесса, о характере которой мы знаем нечто положительное, на химическую сторону, и поэтому оно гораздо яснее описания Ви-демана, у которого химический процесс обусловливается тем самым электрическим процессом, которому он еще должен доставить необ-ходимую для его осуществления энергию, у которого следовательно <<уже совершившаяся часть процесса обусловлена будущей>> дитя рождает свою мать.

Мы видели, как Видеман посредством своего «мы знаем» обходит эту неудобную для контактной теории сторону шенбейновского развития. И <<во-вторых, Шенбейн выступил со своей теорией в та-кое время (1838—1844), когда положение о количественной не-уничтожаемости движения было еще неизвестно в физике во всех превращениях его формы>> затем все шенбейновское описание про-цесса гораздо яснее, – именно потому, что оно просто объясняет его химически, —описания Видемана, который запутался в неразреши-мых противоречиях, потому что хочет перенести в новую теорию остатки оставленной уже контактной теории.

Шенбейн конечно не ответственен за те особенные противоречия, в которых запутывается Видеман при описании происходящих в токе превращений энергии. Он писал в 1838—1844 гг., следовательно в такое время, когда в физике теория о количественной неизменяе-мости движения во всех превращениях его формы или совсем еще не была высказана, или же была высказана еще в своей самой прими-тивной формулировке.>

«Эта потеря эквивалентна количеству теплоты, которая выде-ляется при происходящем явно химическом процессе, т. е, по суще-ству при растворении эквивалента цинка в разведенной кислоте».

Во-первых, если процесс совершается в чистом виде, то в цепи вовсе не выделяется теплота при растворении цинка; освобождаю-щаяся энергия превращается как раз в электричество и лишь потом из последнего, благодаря сопротивлению всей сомкнутой цепи, пре-вращается в теплоту.

Во-вторых, живая сила есть полупроизведение из массы на квад-рат скорости. В таком случае вышеприведенное положение озна-чает следующее: освобождающаяся при растворении эквивалента цинка в разведенной кислоте энергия – столько-то и столько-то калорий – эквивалентна полупроизведению массы ионов на квадрат

183

скорости, с которой они направляются к металлам. Формулирован-ное таким образом это положение очевидно ложно; появляющаяся при движении ионов живая сила далеко не равна освобождающейся благодаря химическому процессу энергии *; а если бы она была ей равна, то не осталось бы энергии для тока в остальной части сомкну-той цепи. Поэтому-то и преподносится нам замечание, что ионы приходят в покой «либо образуя соединение, либо свободно выде-ляясь». Если же потеря живой силы должна включать в себя пре-вращения энергии, происходящие также в обоих этих процессах, то мы оказываемся в совершенно безвыходном положении: ведь этим именно двум процессам, взятым вместе, мы обязаны всей освобо-ждающейся энергией, так что здесь абсолютно не может быть речи о потере живой силы, а только о выигрыше ее.

Ясно таким образом, что Видеман, высказывая это положение, не связывал с ним ничего определенного; можно скорее думать, что «потеря живой силы» играла у него роль своего рода deus ex machina, облегчающего ему роковой прыжок из старой контактной теории в химическую теорию объяснения тока. Действительно, после того как потеря живой силы сделала свое дело, ей дают отставку; отныне единственным источником энергии при образовании тока является бесспорно химический процесс в цепи, и наш автор теперь озабочен только тем, чтобы каким-нибудь приличным образом избавиться от последнего остатка возбуждения электричества при контакте хими-чески безразличных тел, чтобы избавиться от разделительной силы, обнаруживающейся в месте контакта обоих металлов.

Когда читаешь вышеприведенное видемановское объяснение об-разования тока, то кажется, что имеешь перед собой образец той <теологической> апологетики, с которой выступали лет сорок на-зад против <немецкой> филологически-исторической библейской критики Штрауса, Вильке, Бруно Бауэра и других теологов разных степеней правоверия. В обоих случаях пользуются одинаковым ме-тодом. И это неизбежно, ибо в обоих случаях дело идет о том, чтобы спасти старую традицию от рационального знания. Исключитель-ный эмпиризм, позволяющий себе мышление в лучшем случае разве лишь в форме математических вычислений, воображает себе, будто он оперирует только бесспорными фактами. В действительности же он оперирует преимущественно традиционными представлениями, устаревшими большею частью продуктами мышления своих предшест-

* Недавно Ф. Кольрауш (Wiedemanns Ann. VI, 206) вычислил, что необхо-димы «колоссальные силы», чтобы переместить ионы в водном растворе. Чтобы 1 мг мог сделать путь в 1 мм, необходима сила, равная для Н – 32 500 кг, для С1 – 5 200 кг, значит для НС1 – 37 700 кг. – Если бы эти цифры были даже безусловно правильны, то они нисколько не опровергали бы вышесказанного. Но само это вычисление содержит в себе еще неизбежные в учении об электри-честве гипотетические факторы и поэтому нуждается в опытной проверке. По-следняя, кажется, возможна. Во-первых, эти «колоссальные силы» должны снова появиться в качестве определенного количества теплоты там, где они употре-блены, т. е. в вышеуказанном случае – в цепи. Во-вторых, потребленная ими энергия должна быть меньше энергии, произведенной химическими процессами цепи, и притом на определенную величину. В-третьих, эта величина должна быть потреблена в остальной части сомкнутой цепи, и она может быть там тоже устано-влена количественным образом. Вышеуказанные вычисления Кольрауша можно будет считать окончательными только после такой опытной проверки. Еще легче, кажется, произвести эту проверку в электричсской ванне.

184

венников, вроде положительного и отрицательного электричества, электрической разъединительной силы, контактной теории. Послед-ние кладутся им в основу бесконечных математических выкладок, в которых из-за строгости математических формул легко забывается гипотетическая природа предпосылок. Насколько скептически этот эмпиризм относится к результатам современной ему научной мысли, настолько же суеверно относится он к результатам мышления своих предшественников. Даже экспериментально установленные факты связываются у него мало-по-малу неразрывным, образом с соответ-ственными традиционными толкованиями их; в описание даже самого простого электрического явления вносится фальсификация при по-мощи например контрабандного протаскивания теории о двух элек-тричествах. Этот эмпиризм не в состоянии изображать правильно факты, ибо в изображение их у него неизбежно входит традицион-ное толкование фактов. Одним словом, здесь, в области учения об электричестве, мы имеем столь же развитую традицию, как и в обла-сти теологии. И так как в обеих этих областях результаты новей-шего исследования, установление неизвестных до того или же ос-паривавшихся фактов и неизбежно вытекающие отсюда теоретиче-ские выводы безжалостно противоречат старой традиции, то защит-ники этой традиции попадают в затруднительнейшее положение. Они должны искать спасения во всякого рода уловках, безнадежных увертках, должны затушевывать непримиримые противоречия и в конце концов забираются сами в такой лабиринт противоречий, из которого для них нет никакого выхода. Вот эта-то вера в старую теорию электричества и запутывает Видемана в самые жестокие противоречия с самим собою, когда он делает безнадежную попытку примирить старое объяснение тока, исходящее из «силы контакта», с новой теорией, основывающейся на освобождении химической энер-гии.

Может быть, скажут, что приведенная выше критика видеманов-ского объяснения тока сводится к словесным придиркам и что если Видеман выражается вначале несколько небрежно и неточно, то в конце концов он все же дает правильное, согласующееся с принци-пом сохранения энергии объяснение; что значит все у него обстоит благополучно. В ответ на это мы приведем здесь другой пример, его описание поцесса в следующей цепи: цинк, разведенная серная кислота, медь.

«Если соединить проволокой обе пластинки, то возникает галь-ванический ток... Благодаря электролитическому процессу из воды раз-веденной серной кислоты высвобождается на меди один эквивалент водорода, выделяющийся в виде пузырьков. На цинке образуется один эквивалент кислорода, окисляющий цинк в окись цинка, кото-рая растворяется в окружающей кислоте в сернокислый цинк» (1, стр. 593) *.

При выделении водородного и кислородного газов из воды тре-буется для каждой молекулы воды энергия, равная 68 924 единицам теплоты. Откуда же получается в вышеуказанной цепи эта энергия?

«Благодаря электролитическому процессу». А где же берет ее элек-тролитический процесс? На это мы не получаем никакого ответа.

*[Подчеркнуто Энгельсом.]

185

Но далее Видеман рассказывает нам – и не один раз, а по крайней мере два раза (т. l, стр. 472 и 614) [176], – что вообще «coгласно новейшим опытам сама вода не разлагается»; в нашем случае дело происходит следующим oбpазом: серная кислота Н2SО4 распадается, с одной стороны, на Н2, с другой на SOз +O, причем Н2 и O могут при известных обстоятельствах выделяться в виде газов. Но благо-даря этому изменяется характер всего процесса. Н2 в H2SO4 заме-няется прямо двухвалентным цинком, образуя цинковый купорос ZnSO4. На одной стороне остается Н2, а на другой SO3+O. Оба газа выделяются в той пропорции, в которой они образуют воду; SO3 соединяется с водой раствора H2O снова в H2SO4, т. е. в серную кислоту. Но при образовании ZnSO4 развивается количество энер-гии, не только достаточное для вытеснения и освобождения водо-рода серной кислоты, но и дающее еще значительный избыток, ко-торый употребляется в нашем случае для образования тока. Таким образом цинк не ожидает того, чтобы электролитический процесс доставил ему свободный кислород, который <по устаревшим пред-ставлениям об образовании соли> <как здесь утверждает> даст ему возможность сперва окислиться, а потом раствориться в кислоте. Наоборот: он прямо вступает в процесс, который вообще становится возможным только благодаря этому вступлению цинка.

Мы видим здесь, как на помощь устарелым представлениям о контакте приходят устарелые химические представления. Согласно новейшим воззрениям соль есть кислота, в которой водород заме-щен каким-нибудь металлом. Расматриваемый нами здесь процесс подтверждает это воззрение: прямое вытеснение водорода кислоты цинком вполне объясняет превращение энергии. Прежнее воззрение, которого придерживается Видеман, считает соль соединением окиси и металла с какой-нибудь кислотой и поэтому говорит не о цинковом купоросе, а о сернокислой окиси цинка. Но для получения в нашей цепи из цинка и серной кислоты сернокислой окиси цинка необхо-димо, чтобы цинк сперва окислился. Для достаточно быстрого окис-ления цинка мы нуждаемся в свободном кислороде. Чтобы получить свободный кислород, мы должны допустить – так как на меди по-является водород, – что вода разлагается. Для разложения воды мы нуждаемся в огромном количестве энергии. Откуда же она полу-чается? Попросту «благодаря электролитическому процессу», кото-рый в свою очередь <есть нечто невозможное> не может иметь места, пока не стал образовываться его конечный химический про-дукт, «сернокислый цинк». <3десь дело обстоит так же, как и выше.> Дитя рождает свою мать,

Таким образом и здесь у Видемана весь процесс извращен и по-ставлен на голову, и это потому, что Видеман, не задумываясь, сме-шивает два диаметрально противоположных процесса – активный и пассивный электролизы, рассматривая их как электролиз просто.

До сих пор мы рассматривали только то, что происходит в цепи, т. е. процесс, при котором благодаря химическому действию освобо-ждается избыток энергии, превращающийся при помощи приспособ-лений цепи в электричество. Но, как известно, этот процесс можно обратить: получившееся в цепи из химической энергии электриче-ство длительного тока может быть обратно превращено в химическую энергию во включенной в цепь электролитической ванне. Оба про-

186

цесса как будто противоречат друг другу; если мы станем рассмат-ривать первый как химически-электрический, то второй является электро-химическим <и это различение так же необходимо, как и различение электро-магнетического и магнетически-электрического>. Оба они могут происходить в одной и той же сомкнутой цепи с од-ними и теми жи веществами. Так например столб из водорода и кислорода с платиной, т. е. из газовых элементов, ток которых поро-ждается благодаря соединению водорода и кислорода в воду, может дать во включенной в цепь электролитической ванне водород и кисло-род в той пропорции, в которой они образуют воду. Обычная кон-цепция рассматривает оба эти противоположных процесса под одним общим названием электролиза и не проводит различия между актив-ным и пассивным электролизом, между возбуждающей жидкостью и пассивным электролитом. Так Видеман на 143 страницах рассмат-ривает электролиз вообще, прибавляя затем в заключение несколько замечаний об «электролизе в цепи», где происходящие в действитель-ных цепях процессы занимают к тому же только ничтожнейшую часть 17 страничек этого отдела. И в следующей затем «теории элек-тролиза» совсем не упоминается эта противоположность между цепью и электролитической ванной, и тот, кто пытался бы отыскать в при-мыкающей сюда главе «Влияние электролиза на сопротивление про-водников и на электродвижущую силу в сомкнутой цепи» <и «Теория контактного электричества»> какие-нибудь замечания насчет прев-ращения энергии в сомкнутой цепи, жестоко бы разочаровался *.

Рассмотрим же этот непреодолимый «электролитический процесс», который способен без видимого притока энергии отделить H2 от О и который играет в рассматриваемых отделах книги ту же роль, какую прежде играла таинственная «электрическая разъединитель-ная сила».

«Наряду с первичным, чисто электролитическим процессом ** отделения ионов появляется еще масса вторичных, совершенно неза-висимых от него чисто химических процессов благодаря воздействию выделенных током ионов. Это воздействие может производиться на вещество электродов и на разложенное тело, а в растворах также на растворитель» (т. I, стр. 481) [177]. Вернемся к приведенной выше цепи: цинк и медь в разведенной серной кислоте. Здесь, по собствен-ным словам Видемана, разделенные ионы – это Нз и О воды. Сле-довательно для него окисление цинка и образование ZnSO4 есть вторичный, независимый от электролитического процесса, чисто химический процесс, хотя только благодаря ему становится возмож-ным первичный процесс. Рассмотрим несколько подробнее ту пута-ницу, которая неизбежно получается из этого извращения реаль-ного хода вещей.

<Причем замечательно, что Видеман в III томе рассказывает нам, как этот процесс, происходящий позднее и независимо от элек-тролитического процесса, отдает всю энергию этого процесса, и опи-сывает нам приведенный (стр. [214]) прекрасный опыт Фавра, со-гласно которому он сам доставляет и эту энергию.

* [Этот абзац первоначально в рукописи предшествовал абзацу, помещен-ному на стр. 235: «может быть, скажут, что...» но впоследствии был перенесен сюда.]

** [Подчеркнуто Энгельсом J

187

<<Но перейдем к пассивному электролизу, к исследованию про-цессов в разложившемся элементе.>>

Впрочем совершенно ясно, что во многих цепях в самом деле могут происходить вторичные химические процессы. <<Вторичными они являются потому, что они потребляют часть освобожденной в первичном процессе энергии и таким образом уменьшают количество энергии, которое может быть превращено в электричество. >> На-пример выделение элементов воды в необычных формах: озона (Оз), перекиси водорода (H2O2). Эти процессы могут в чрезвычайно раз-личной форме затрагивать происходящие в цепи превращения энер-гии <<они могут не затронуть энергии, предназначенной для прев-ращения в электричество, если они взаимно компенсируют друг друга, они могут уменьшить ее, но они могут также и увеличить ее. Если например в цепи Грове (цинк, разбавленная серная кислота, концентрированная азотная кислота, платина) разложение нахо-дящейся в токе азотной кислоты>> <<если бы мы стали здесь подробно рассматривать, это завело бы нас слишком далеко>>, к чему мы вер-немся впоследствии.>

Посмотрим прежде всего на так называемые вторичные процессы в электрической ванне. У Видемана мы встречаем несколько при-меров этого * (стр. 481—482):

I. Электролиз Na2SО4 в растворе воды. Он «распадается... на 1 эквивалент SO3+O... и 1 эквивалент Na... Но последний реаги-рует на воду растворителя и выделяет из нее 1 эквивалент Н, в то время как образуется 1 эквивалент едкого натра, растворяющийся в окружающей воде. Уравнение пишется следующим образом:

Na2SО4+2H2O==О+SО2+2NaOH+2H **.

В этом примере можно было бы действительно рассматривать разложение

Na2SO4==Na2 +SO3+О

как первичный, электро-химический, а дальнейшее превращение

Na2+2H2О=2NaOH+2H

* Заметим раз навсегда, что Видеман употребляет повсюду старые хими-ческие значения эквивалентов и пишет: НО, ZnCI и т. д. У меня же повсюду даны современные атомные веса, так что я пишу: Н2О, ZnCI2 и т. д.

** [Следовавшее первоначально в рукописи продолжение зачеркнуто Энгель-сом и заменено новой формулировкой на правой половине страницы. Затем эта вторая формулировка также была зачеркнута, и над первой было наклеено при-веденное теперь (следовательно третья формулировка) продолжение. Ниже мы даем вторую формулировку:

<[.?.] будет указан третий процесс, а именно соединение SO с водой Н2О и образование серной кислоты H2SO4. Как бы ни было правильно это раз-личие для известных целей, оно все же не оказывает большого влияния на пре-вращение энергии в ванне. Количество энергии, которое должен доставить ток, чтобы отделить Na от S04, уменьшается на часть освобожденной при соедине-нии Na2 с 2Н2О энергии. Это количество энергии затем уменьшается, по крайней мере, на часть освобождающейся при другом происходящем в цепи химическом процессе соединения SO3 с Н2О и образования серной кислоты H2SO4 энергии. Та часть освобождающейся энергии, которая не служит для облегчения работы тока, в цепи сама превращается в теплоту. Имеющая быть доставленной … >|.

188

как вторичный, чисто химический процесс. Но этот вторичный про-цесс совершается непосредственно на электроде, где появляется во-дород; поэтому освобождающееся здесь весьма значительное коли-чество энергии (111 810 единиц теплоты для Na, О, Н, Aq. по Юлиусу Томсону) превращается – по крайней мере большею частью – в электричество, и только небольшая часть переходит в элементе непосредственно в теплоту. Но последнее может произойти и с хи-мической энергией, освобожденной прямо или первично в цепи. Но получившееся таким образом и превратившееся в электричество ко-личество энергии вычитается из того количества ее, которое должен доставлять ток для непрерывного разложения Na2SO4... Если пре-вращение натрия в гидрат окиси являлось в первый момент всего процесса вторичным процессом, то со второго момента оно стано-вится существенным фактором всего процесса и перестает поэтому быть вторичным.

Но в этой электролитической ванне происходит еще третий про-цесс: SO3, – если оно не вступает в соединение с металлом положи-тельного электрода, причем снова освободилась бы энергия, – соеди-няется с H2O в H2SO4, серную кислоту. Но это превращение не проис-ходит непременно непосредственно на электроде, и поэтому освобо-ждающееся при этом количество энергии (21 320 единиц теплоты по Юлиусу Томсону) целиком или в значительнейшей части в самом эле-менте превращается в теплоту, отдавая току в крайнем случае лишь ничтожную часть электричества. Но этот процесс образования серной кислоты является в этом элементе действительно вторичным процес-сом. <Образование серной кислоты в этом элементе в самом деле является следовательно вторичным процессом>. Таким образом Видеман вовсе не упоминает единственного действительно вторич-ного процесса, происходящего в этом элементе.

II. «Если электролизировать раствор медного купороса между положительным медным электродом и отрицательным платиновым, то на отрицательном электроде выделяется 1 эквивалент меди на 1 эквивалент разложенной воды при одновременном разложении сернокислой воды в том же токе; на положительном электроде дол-жен был бы появиться 1 эквивалент SO4, но последнее соединяется с медью электрода, образуя 1 эквивалент CuSO4, который растворяет-ся в воде электролизированного раствора».

Итак мы должны, выражаясь современным химическим языком, представить себе весь процесс следующим образом: на платине оса-ждается Сu; освобождающееся SO4, которое не может существовать само по себе, распадается на SOз+O, причем последний свободно выделяется; SOз заимствует из воды растворителя Н2О и образует Н2SO4, которое снова соединяется, при выделении H2, с медью элек-трода в CuSO4. Строго говоря, мы имеем здесь три процесса: 1) от-деление Сu и SO4; 2) SO3+O+H2O=H2SO4+O; 3) Н2SО4+Сu = H2 + CuSO4. Можно былo бы рассматривать первый как первич-ный, а оба других как вторичные. Но если мы заинтересуемся пре-вращениями энергии, то найдем, что первый процесс целиком компенсируется частью третьего, что отделение меди oт SО4 компенсируется обратным соединением обоих на другом электроде. Если мы отвлечемся от энергии, необходимой для перемещения меди от одного электрода к другому, а также от неизбежной (хотя и не определимой

189

точно) потери энергии в цепи благодаря превращению ее в теплоту, то мы окажемся перед фактом, что так называемый первичный про-цесс не отнимает у тока никакой энергии. Ток дает энергию ис-ключительно для того, чтобы было возможно кocвeннoe отделение H2 и О, оказывающееся таким образом действительным химическим результатом всего процесса, – т. е. для того, чтобы сделать воз-можным вторичный или даже третичный процесс.

Но в обоих приведенных выше примерах, равно как и в других случаях, различение первичных и вторичных процессов имеет все же бесспорно относительное значение. Так в обоих случаях между прочими явлениями происходит повидимому и разложение воды, причем элементы воды выделяются на противоположных электродах. Но так как, согласно новейшим опытам, абсолютно чистая вода приближается максимально к идеалу непроводника, а следовательно и неэлектролита, то важно доказать, что в этих и подобных случаях разлагается прямо электрохимически не вода, а что здесь выде-ляются элементы воды из кислоты, для образования которых раз-умеется необходим здесь и водорастворитель.

III. «Если электролизировать одновременно в двух U-образных трубках... соляную кислоту и пользоваться в одной трубке положи-тельным цинковым электродом, а в другой медным электродом, то в первой трубке растворяется количество цинка 32,53, во второй – количество меди 2х31,7».

Оставим пока медь в стороне и обратимся к цинку. Первичным процессом является здесь разложение НС1, вторичным – раство-рение Zn.

Согласно этой точке зрения ток привносит в электролитическую ванну извне необходимую для разложения Н и С1 энергию; после того как произошло это отделение, С1 соединяется с Zn, причем осво-бождается количество энергии, вычитающееся из энергии, необходи-мой для отделения Н и С1; таким образом току приходится доста-вить только разницу этих величин. Пока все идет хорошо; но если мы рассмотрим внимательнее оба эти количества энергии, то найдем, что количество энергии, освобожденное при образовании ZnCI2, больше количества ее, употребленного при отделении 2НС1, и что следовательно току не только не приходится доставлять энергию, но что, наоборот, он получает ее. Перед нами вовсе не пассивный электролит, а возбуждающая жидкость, не электролитическая ванна, а цепь, увеличивающая образующий ток столб на один лиш-ний элемент; процесс, который мы должны были рассматривать как вторичный, оказывается безусловно первичным, становится источ-ником энергии всего процесса, делая его независимым от доставлен-ного нашим столбом тока.

Здесь мы ясно видим, в чем заключается источник всей путаницы, царящей в теоретическом изложении Видемана. Видеман исходит из электролиза, не интересуясь тем, активен он или пассивен, не заботясь о том, имеет ли он перед собой цепь или электролитическую ванну: «коновал есть коновал», как сказал старый майор вольно-определяющемуся из докторов философии. А так как электролиз гораздо легче изучать в электролитической ванне, чем в цепи, то oн фактически исходит из электролитической ванны и делает из происходящих в ней процессов, из отчасти правомерного разделения

190

их на первичные и вторичные, масштаб для совершенно обратных

процессов в цепи, не замечая при этом вовсе, как электролитическая

ванна у него под носом превращается в цепь. Поэтому он и может

выставить положение: «Химическое сродство выделяющихся вещенств с электродами не имеет никакого влияния на собственно электролитический процесс» (т. I, стр. 471), – положение, которое в этой форме, как мы видели, совершенно ложно. Поэтому же y него имеется троякая теория образования тока: во-первых, ста-рая, традиционная теория на основе чистого контакта; во-вторых, теория, основывающаяся на рассматриваемой уже совершенно аб-страктным образом электрической разъединительной силе, которая доставляет непонятным образом себе или «электролитическому про-цессу» энергию, необходимую, чтобы оторвать друг от друга в цепи Н и С1 и сверх того образовать еще ток; наконец современная хи-мически-электрическая теория, видящая в алгебраической сумме химических действий в цепи источник этой энергии. Подобно тому как он не замечает, что второе объяснение опровергает первое, точно также он не догадывается, что третье, со своей стороны, окончатель-но уничтожает второе. Наоборот, у него положение о сохранении энергии присоединяется чисто внешним образом к старой традицион-ной теории, подобно тому как прибавляют новую геометрическую теорему к прежним теоремам. Он вовсе не догадывается о том, что это положение приводит неизбежно к пересмотру всех традиционных взглядов как в этой области естествознания, так и во всех прочих. Поэтому-то Видеман ограничивается тем, что просто констатирует его при объяснении тока, затем спокойно откладывает его в сторону, чтобы снова извлечь лишь в самом конце книги, в главе о действиях тока. Даже в теории возбуждения электричества контактом (т. I, стр. 781 и сл.) учение о сохранении энергии не играет никакой роли при объяснении главной стороны дела и приводится лищь случайным образом при объяснении побочных пунктов: оно является и остается «вторичным процессом».

Но вернемся к вышеприведенному примеру III. Там один и тот же ток электролизировал в двух U-образных трубках соляную кис-лоту, но в одной из них положительным электродом был цинк, а в другой – медь. Согласно основному электролитическому закону Фарадея один и тот же гальванический ток разлагает в каждом эле-менте эквивалентные количества электролитов, и количества выде-ленных на обоих электродах веществ относятся друг к другу, как их эквиваленты (т. I, стр. 470). Но оказывается, что в вышеприведен-ном случае в первой трубке растворилось 32,53 цинка, а во второй 2х31,7 меди. «Но, – продолжает Видеман, – это вовсе не дока-зательство эквивалентности этих количеств. Они наблюдаются только при очень слабых токах, при образовании... с одной стороны, хло-ристого цинка, а с другой... хлористой меди. В случае более силь-ных токов количество растворенной меди при том же самом количе-стве растворенного цинка опустилось бы до... 31,7».

Цинк, как известно, образует только одно соединение с хлором -— хлористый цинк ZnCI2, медь же – два: хлорную медь CuCl2 и хлори-стую медь Cu2Cl2. Явление происходит следовательно таким обра-зом, что слабый ток отрывает от электрода на два атома хлора два атома меди, которые остаются связанными между собой при помощи

191

одной из обеих их единиц связи, между тем как обе их свободные

единицы связи соединяются с обоими атомами хлора:

Cu—Cl

|

Cu—Cl

Если же ток становится сильнее, то он отрывает совершенно aтомы меди друг от друга, и каждый из них соединяется с двумя атомами хлора.

Сl ---Сu --- Сl

При токах средней силы оба эти вида соединений образуется рядом друг с другом. Таким образом образование того или другого из этих соединений зависит лишь от силы тока, и весь процесс но-сит по существу электро-химический характер, если это слово имеет вообще какой-нибудь смысл; между тем Видеман называет его вполне определенно вторичным, т. е. не электро-химическим, а чисто хими-ческим процессом.

Вышеприведенный опыт принадлежит Реньо (1867 г.) и отно-сится к целому ряду аналогичных опытов, в которых один и тот же ток проводился в U-образной трубке через раствор поваренной соли (положительный электрод – цинк), а в другой ванне через различ-ные электролиты с различными металлами в качестве положитель-ных электродов. Здесь растворенные на один эквивалент цинка коли-чества других металлов очень отклонялись, и Видеман приводит результаты всего ряда опытов, которые однако по большей части химически вполне понятны и не могут быть иными. Так например на 1 эквивалент цинка в соляной кислоте растворялось только 2/3 эквивалента золота. Это может казаться странным лишь в том случае, если, подобно Видеману, придерживаться старых эквивалентных весов и изображать хлористый цинк через ZnCI, где хлор, как и цинк, являются в хлористом соединении каждый только с одной единицей связи. В действительности же здесь на один атом цинка приходится два атома хлора ZnCl2, и, исходя из этой формулы, мы сейчас же замечаем, что в вышеприведенном определении эквива-лентов надо принимать за единицу атом хлора, а не атом цинка. Но формулу для хлористого золота надо писать АuСl4; в этом случае ясно, что 3ZnCl2 содержат ровно столько же хлора, сколько 2АuС1з. Поэтому при всех первичных, вторичных или третичных процессах в цепи или электролитической ванне на один превращенный в хло-ристом цинке эквивалент цинка приходится превратить в хлористом золоте ровно две трети весовых частей золота. Это имеет абсолютное значение, если только не предположить, что гальваническим путем можно получить и соединение AuCI2: в этом случае на 1 эквивалент цинка должны были бы быть растворены даже 2 эквивалента золота, и значит могли бы иметь место в зависимости от силы тока такие же колебания, какие были указаны выше на примере меди и хлора.

192

Значение опытов Реньо заключается в том, что они показывают,как закон Фарадея подтверждается и фактами, как будто бы проти-воречащими ему. Но неясно, какое значение они могут иметь для объяснения вторичных процессов при электролизе. Третий при-мер Видемана привел нас уже обратно от электролитической ванны к цени; и действительно, наибольший интерес представляет цепь, по-скольку в ней изучают электролитические процессы с точки зрения происходящих при этом превращений энергии. Так мы наталкиваемся нередко на цепи, в которых химико-электрические процессы как будто находятся в прямом противоречии с законом сохранения энер-гии и совершаются как будто вопреки законам химического сродства.

Согласно измерениям Поггендорфа цепь: цинк, концентрирован-ный раствор поваренной соли, платина, дает ток силой в 134,6 *. Мы имеем здесь довольно солидное количество электричества на l/з больше, чем в элементе Даниеля. Где же источник появляющейся здесь в виде электричества энергии? «Первичным» процессом является здесь вытеснение цинком натрия из его соединения с хлором. Но в обычной химии не цинк вытесняет натрий из хлористых и других соединений, а наоборот, натрий вытесняет цинк. И таким образом «первичный» процесс не только не в состоянии дать току вышеука-занного количества энергии, но наоборот, сам нуждается для своего осуществления в притоке энергии извне; с простым «первичным» процессом мы опять-таки не двигаемся с места. Рассмотрим же, как происходит в действительности процесс. Мы находим, что происхо-дящее превращение выражается не через

Zn+2NaCl==ZnCl2+2Na,

a через

Zn+2NaCl+2H2O==ZnCl2+2NaOH+H2.

Иными словами: натрий не выделяется свободно на отрицатель-ном электроде, а соединяется с гидроксилом, как выше в примере 1. Для вычисления происходящих при этом превращений энергии мы имеем некоторые опорные пункты в определениях Юлиуса Томсона. Согласно им мы имеем следующее количество освободившейся энер-гии при соединениях:

(Zn, Cl2)=97 210,

(ZnCl2, aqua)==15630,

а вместе для растворенного хлористого цинка ==112 840 единиц теплоты.

2(Na, О, Н, aqua)==223 620 един. теплоты,

а вместе с предыдущими ==336 460 един. теплоты.

Отсюда надобно вычесть количество энергии, потраченное при разделениях:

2(Na, CI, аq) =193 020 един. теплоты,

2(Н2, О) =136 720 един. теплоты,

а вместе—329 740 един. теплоты.

* [На полях приписка карандашом вероятно рук Arons`a: «Если пред-

полагается, что 1 Daniell= 100»

193

Таким образом получается излишек свободной энергии в 6720.

Этого количества конечно мало для указанной выше силы тока, но его достаточно, чтобы объяснить, с одной стороны, отделение на-трия от хлора, а с другой – образование тока вообще.

Здесь перед нами поразительный пример того, что различие между первичными и вторичными процессами относительно и что оно при-водит нас к абсурду, если мы станем его рассматривать как нечто абсолютное. Если брать первичный электролитический процесс сам по себе, один, то он не только не может породить тока, но он и сам не может совершаться. Только вторичный, якобы чисто химический процесс делает возможным первичный процесс, доставляя сверх того весь избыток энергии, необходимый для образования тока. Та-ким образом он оказывается в действительности первичным процес-сом, а «первичный» оказывается вторичным. Когда Гегель диалекти-чески превращал твердые различия и неизменные противополож-ности, которые метафизики и метафизические естествоиспытатели вбили себе в голову, в их противоположности, то его обвиняли в том, что он извращает их слова. Если же природа поступает таким же образом, как старый Гегель, то пора присмотреться внимательнее к положению вещей. <Реньо исследовал ряд цепей не особенно удо-влетворительным методом, причем происходящие в них превраще-ния заслуживают нашей более точной проверки. В качестве положи-тельного электрода служил какой-нибудь металл: цинк, калиева амальгама и т. д. и иод, растворенный в йодистом калии; отрица-тельным электродом вместо угля был йодистый калий, пористый.> Мы с большим правом можем считать вторичными процессы, которые, хотя и происходят под влиянием химико-электрического процесса в цепи или электро-химического процесса в электролитической ванне, но независимо и отдельно от него, т. е. которые происходят на не-котором расстоянии от электродов. Поэтому совершающиеся при подобных вторичных процессах превращения энергии не вступают в электрический процесс; они ни отнимают у последнего, ни доста-вляют ему прямым образом энергии. Подобные процессы происхо-дят часто в электролитической ванне; выше под № 1 мы имели пример этого в образовании серной кислоты при электролизе сернокислого натра. Но они представляют здесь меньше интереса. Зато гораздо более важно с практической стороны появление их в цепи, ибо, если они и не доставляют или не отнимают прямым образом энергии у химико-электрического процесса, то все же они изменяют сумму имеющейся в цепи энергии, воздействуя на нее благодаря этому косвенным образом.

Сюда относятся, кроме позднейших химических превращений обычного рода явления, обнаруживающиеся тогда, когда ионы вы-деляются на электродах в состоянии ином, чем то, в котором они обнаруживаются обычно в свободном виде, и когда они переходят в это последнее состояние лишь после того, как покинули электроды. Ионы могут при этом обнаружить другую плотность или же принять другое агрегатное состояние. Но они могут также испытать значи-тельные изменения со стороны своего молекулярного строения, и это является наиболее интересным случаем. Во всех этих случаях вто-ричному, происходящему на известном расстоянии от электродов, химическому или физическому изменению ионов соответствует ана-

194

логичное изменение теплоты; по большей части теплота освобо-ждается, в отдельных случаях она поглощается. Это изменение те-плоты, само собой разумеется, ограничивается прежде всего тем ме-стом, где оно происходит: жидкость в цепи или в электролитической ванне согревается, либо охлаждается, температура же остальной ча-сти сомкнутой цепи не изменяется. Поэтому эта теплота называется местной теплотой. Таким образом освобожденная химическая энер- гия, служащая для превращения в электричество, уменьшается или увеличивается на эквивалент этой порожденной в цепи положитель-ной или отрицательной местной теплоты. В цепи с перекисью водо-рода и соляной кислотой поглощается, по Фавру, 2/3 всей освобожден-ной энергии в качестве местной теплоты; элемент же Грове значи-тельно охладился после замыкания, введя таким образом в цепь путем поглощения теплоты еще энергию извне. Мы видим таким образом, что и эти вторичные процессы действуют на первичные. С какой бы стороны мы ни подошли к рассматриваемому вопросу, различие между первичными и вторичными процессами остается чисто относительным, исчезая при взаимодействии их между собой. Если забывать это, если рассматривать подобные относительные противоположности как нечто абсолютное, то в конце концов впа-даешь, как мы выше видели, в безнадежные противоречия.

При электролитическом выделении газов металлические электроды покрываются, как известно, тонким слоем газа; благодаря этому сила тока убывает, пока электроды не насыщаются газом, вслед за чем ослабленный ток становится снова постоянным. Фавр и Зибер-ман доказали, что в подобной электролитической ванне тоже возни-кает местная теплота, которая может происходить лишь от того, что газы не освобождаются на электродах в том состоянии, в котором они обычно существуют, но что после своего отделения от электродов' они переходят в это свое обычное состояние лишь благодаря даль-нейшему процессу, связанному с выделением теплоты. Но в каком состоянии выделяются газы на электродах? Трудно выразиться по этому поводу с большей осторожностью, чем это делает Видеман. Он называет это состояние «известным», «аллотропным», «активным», в случае кислорода иногда даже «озонированным». В случае же водорода он выражается еще более таинственным образом. Местами проглядывает воззрение, что озон и перекись водорода суть формы, в которых осуществляется это «активное» состояние. При этом озон настолько преследует нашего автора, что он объясняет даже край-ние электроотрицательные свойства некоторых перекисей тем, что они может быть «содержат часть кислорода в озонированном состоя-нии»! (т. I, стр. 57) *. Конечно при разложении воды образуется как озон, так и перекись водорода, но лишь в незначительных количе-ствах. Нет никаких оснований допускать, что местная теплота обра-зуется в рассматриваемом случае сперва через возникновение, а затем через разложение более или менее значительных количеств обоих вышеуказанных соединений. Мы не знаем теплоты образования озона Оз из свободных атомов кислорода. Теплота образования пере-киси водорода из Н2О (жидкость) +О по Бертло = 21 480; следо-вательно образование этого соединения в более или менее значи-

* [Подчеркнуто Энгельсом.]

195

тельных количествах предполагало бы большой приток энергии (примерно тридцать процентов энергии, необходимой для отделения H2 и О), который бросался бы в глаза и который можно было бы обна-ружить. Наконец озон и перекись водорода объясняют явления, от-носящиеся к кислороду (если мы отвлечемся от обращений тока, при которых оба газа встретились бы на одном и том же электроде), не объясняя случая с водородом; между тем и последний выделяется в «активном» состоянии, притом так, что в сочетании: раствор азотно-кислой соли калия между платиновыми электродами, он соединяется с выделяющимся из кислоты азотом прямо в аммиак.

В действительности все эти трудности и сомнения не существуют. Электролитический процесс не обладает вовсе монополией выделять тела в «активном состоянии». При каждом химическом разложении происходит одно и то же. Оно выделяет освободившейся химический элемент сперва в форме свободных атомов О, Н, N и т. д., которые лишь затем, после своего освобождения, могут соединяться в моле-кулы O2, Н2, N2 и т. д., выделяя при этом соединении определенное, до сих пор еще однако неустановленное количество энергии, появ-ляющейся в качестве теплоты. Но в тот ничтожный промежуток времени, когда атомы свободны, они являются носителями всей той энергии, которую они вообще могут содержать; обладая макси-мумом доступной им энергии, они способны входить в любое из пред-ставляющихся им соединений. Следовательно они находятся в «ак-тивном состоянии» по сравнению с молекулами O2, H2, N2, которые уже отдали часть этой энергии и не могут вступить в соединения с другими элементами, если не получат обратно извне этого отдан-ного ими количества энергии. Поэтому нам нет нужды искать спасе-ния сперва в озоне и в перекиси водорода, которые сами являются лишь продуктом этого активного состояния. Мы можем, например допустить, что упомянутое выше образование аммиака при электро-лизе из азотнокислой соли калия совершается просто химическим путем и без цепи: достаточно для этого прибавить азотную кислоту или раствор азотнокислой соли к какой-нибудь жидкости, в которой водород освобождается благодаря химическим процессам. Активное состояние водорода тожественно в обоих случаях. Но в электроли-тическом процессе интересно то, что здесь можно, так сказать, ося-зать руками исчезающее существование свободных атомов. Процесс представляет здесь следующие две фазы: благодаря электролизу атомы освобождаются на электродах, но соединение их в молекулы происходит на некотором расстоянии от электродов. Как ни ничтож-но это расстояние, с точки зрения наших обычных мер, его достаточно, чтобы воспрепятствовать по крайней мере израсходованию освобож-денной при образовании молекул энергии на электрический процесс, а значит достаточно и для того, чтобы вызвать превращение ее в теп-лоту, в местную теплоту в цепи. Но этим доказывается, что элемен-ты выделились в виде свободных атомов и существовали некоторое время в качестве свободных атомов в цепи. Факт этот, который мы можем установить в чистой химии только путем теоретической дедук-ции, доказывается нам здесь экспериментальным образом, поскольку можно говорить об экспериментальном доказательстве без чувствен-ного восприятия самих атомов и молекул. И в этом заключается огромное научное значение так называемой местной теплоты в цепи.

196

Превращение химической энергии в электричество в цепи есть процесс, о ходе которого мы почти ничего не знаем и сможем узнать что-нибудь лишь тогда, когда лучше познакомимся с modus ope-

randi * самого электрического движения.

Цепи приписывается некоторая «электрическая разъединитель-ная сила», определенная для каждой определенной цепи <и про-порциональная ее «электродвижущей силе»>. Как мы видели в са-мом начале, Видеман допускает, что эта электрическая разъедини-тельная сила не является определенной формой энергии. Наоборот, она сперва не что иное, как способность, как свойство цепи превра-щать в единицу времени определенное количество освободившейся химической энергии в электричество. Сама эта химическая энергия никогда не принимает во всем процессе форму «электрической разъ-единительной силы», а только форму так называемой «электродви-жущей силы», т. е. электрического движения. Если в обыденной жизни говорят о силе какой-нибудь паровой машины в том смысле, что она способна превратить в единицу времени определенное коли-чество теплоты в видимое движение, то это вовсе не основание для того чтобы переносить эту путаницу понятий и в науку. С таким же успехом можно было бы говорить о различной силе пистолета, кара-бина, гладкоствольного ружья и винтовки, потому что они при оди-наковом заряде пороха и одинаковом весе пули стреляют на раз-личное-расстояние. Всем здесь бросается в глаза нелепость подобного способа выражения. Всякий знает, что пуля приходит в движение от зажигания пороха и что различная дальнобойность ружья обу-словливается большим или меньшим расходом энергии, в зависи-мости от длины ствола, от затвора ружья и его формы. Но то же самое относится к паровой машине и к электрической разъединительной силе. Две паровые машины при прочих равных обстоятельствах, т. е. при предположении, что в обеих в одинаковые промежутки времени освобождаются одинаковые количества энергии, или две гальванические цепи, рассматриваемые при таких же условиях, отличаются в отношении производимой ими работы друг от друга лишь большим или меньшим количеством расходуемой в них энер-гии. И если артиллерийская техника обходилась до сих пор во всех армиях без допущения особой огнестрельной силы орудия, то непростительно для науки об электричестве допускать какую-то аналогичную этой огнестрельной силе «электрическую разъедини-тельную силу», силу, в которой нет абсолютно никакой энергии, и которая следовательно не может произвести сама по себе работы даже в миллионную долю миллиграмм-миллиметра.

То же самое относится и ко второй форме этой «разъединитель-ной силы», к упоминаемой Гельмгольцем «электрической контактной силе металлов». Она есть не что иное, как способность металлов превращать при своем контакте имеющуюся налицо энергию дру- гого рода в электричество. Значит она опять-таки сила, несодержа-щая в себе и искорки энергии. Допустим с Видеманом, что источник энергии контактного электричества заключается в живой силе энер-гии прилипания, в таком случае эта энергия существует сперва в виде этого молярного движения и превращается при исчезнове-

*[Процесс совершения – Прим. Ред]

197

нии его немедленно в электрическое движение, не принимая ни на секунду формы «электрической контактной силы».

А нас сверх того уверяют еще в том, что этой «электрической разъединительной силе», – которая не только не содержит в себе никакой энергии, но по самому существу своему и не может содер-жать ее, —пропорциональна электродвижущая сила, т. е. появляю-щаяся снова в виде движения электричества химическая энергия! <Но это чистейшая бессмыслица.> Эта пропорциональность между неэнергией и энергией относится очевидно к области той самой ма-тематики, в которой фигурирует «отношение единицы электричества к миллиграмму». Но за нелепой формой, в основе которой лежит по-нимание простого свойства как какой-то таинственный силы, скры-вается весьма простая тавтология: способность определенной цепи превращать освобождающуюся химическую энергию в электриче-ство измеряется—чем? Отношением появляющейся снова в цепи, в виде электричества, энергии к употребленной в цепи химической энергии. Это все. Чтобы получить электрическую разъединительную силу, нужно отнестись серьезно к фикции двух электрических жид-костей. Чтобы извлечь эти жидкости из их нейтральности и придать им их полярность, чтобы оторвать их друг от друга, для этого необ-ходима известная затрата энергии – электрическая разъединитель-ная сила. Раз оба эти электричества отделены друг от друга, то, при своем обратном соединении, они могут выделить обратно то же самое количество энергии – электродвижущую силу. Но так как в наше время ни один человек, не исключая и Видемана, не счи-тает чем-то реальным оба этих вида электричества, то останав-ливаться подробнее на этих взглядах значило бы писать для по-койников.

Основная ошибка контактной теории заключается в том, что она не может освободиться от представления, будто контактная сила или электрическая разъединительная сила является источником энер-гии. Избавиться от этого было трудно, после того как превратили простое свойство известного аппарата помогать превращению энер-гии в некую силу: ведь сила является определенной формой энергии. Так как Видеман не может освободиться от этого путаного предста-вления о силе, хотя наряду с ним у него фигурирует современное представление о неразрушимой и несотворимой энергии, то он неиз-бежно приходит к указанному выше бессмысленному объяснению тока № 1 и ко всем рассмотренным затем противоречиям.

Если выражение «электрическая разъединительная сила» по-просту бессмысленно, то выражение «электродвижущая сила» по меньшей мере излишне. Мы имели термомоторы до того, как полу-чили электромоторы, и однако теория теплоты отлично обходится без особой теплодвижущей силы. Подобно тому как простое выраже-ние «теплота» заключает в себе все явления движения, относящиеся к этой форме энергии, так можно ограничиться и выражением «элек-тричество» в соответствующей области. И к тому же весьма многие формы проявления электричества не носят вовсе непосредственно «двигательного» характера. Таковы намагничивание железа, хими-ческое разложение и превращение в теплоту. Наконец, во всякой области естествознания, даже в механике, делают шаг вперед, когда где-нибудь избавляются от слова сила.

198

Мы видели, что Видеман принял с известной неохотой химиче-ское объяснение процессов в цепи. Эта неохота нигде не покидает его. Повсюду, где он может упрекнуть в чем-нибудь так называемую химическую теорию, он это делает. Так, например: «совершенно не доказано, что электродвижущая сила пропорциональна интенсив-ности химического действия» (т. I, стр. 791)[178]. Конечно не <яв-ляется, как полагает Видеман, «веским основанием» против химиче-ской теории, но лишь доказательством> эта пропорциональность наблюдается не во всех случаях. Но там, где она не имеет места, это доказывает лишь, что цепь плохо конструирована, что в ней проис-ходит растрата энергии. <В приведенных Видеманом для доказа-тельства примерах фехнеровский «experimentum crucis» уже потому не имеет научной ценности, что в нем в качестве электролита фигу-рирует вода. Второй пример почти комичен. Фехнер в той же цепи употреблял большой и маленький элементы и с трудом получил ток, что, как не без наивности прибавляет Видеман [179], «впрочем непосредственно вытекает из закона Ома».> И потому этот же самый Видеман вполне прав, когда он в своих теоретических выводах со-вершенно не считается с подобными побочными обстоятельствами, искажающими чистоту процесса, а без всяких околичностей утвер-ждает, что электродвижущая сила какого-нибудь элемента равна механическому эквиваленту химического действия, совершающегося в нем в единицу времени, если принять интенсивность тока за еди-ницу"

В другом месте мы читаем: «Что, далее, в цепи из кислоты и ще-лочи соединение кислоты со щелочью не является причиной обра-зования тока, это следует из опытов § 61 (Беккереля и Фехнера), § 260 (Дюбуа-Реймона) и § 261 (Ворм-Мюллера), согласно которым в известных случаях, когда кислота и щелочь даны в эквивалент-ных количествах, не происходит никакого тока, а также из приве-денного в § 62 опыта (Генрици), что в случае включения раствора се-литры между калийным щелоком и азотной кислотой электродвижу-щая сила появляется таким же образом, как и без этого включения» (т. I, стр. 791) *.

Вопрос о том, является ли соединение кислоты со щелочью при-чиной образования тока, занимает очень серьезно нашего автора. В этой форме на него очень не трудно ответить. Соединение кислоты со щелочью является прежде всего, причиной образования соли, причем освобождается энергия. Примет ли эта энергия целиком или отчасти форму электричества, зависит от обстоятельств, при которых она освобождается. В цепи, состоящей например из азотной кислоты и раствора калия между платиновыми электродами, это будет иметь отчасти место, причем для образования тока безразлично, включат ли или нет селитряный раствор между кислотой и щелочью, так как это может лишь замедлить, но не помешать окончательно образо-ванию соли. По если взять цепь, вроде ворм-мюллеровской, на кото-рую постоянно ссылается Видеман, где кислота и щелочный раствор находятся посредине, а на обоих концах – раствор их соли, и при-том в той самой концентрации, как и образующийся в цепи раствор, то само собою разумеется, что не может образоваться тока, ибо из-за

*[Взятые в скобки слова добавлены Энгельсом]

199

конечных членов нe могут возникнуть ионы, так как повсюду обра-зуются тожественные тела. В этом случае мы мешаем превращению освобождающейся энергии в электричество столь же непосредствен-ным образом, как если бы вовсе не замкнули цепи; нечего поэтому удивляться тому, что мы здесь не получаем тока. Но что вообще кис-лота и щелочь могут дать ток, доказывает следующая цепь: уголь, серная кислота (1 на 10 воды), калий (1 на 10 воды), уголь – цепь, обладающая, по Раулю, силой тока в 73 *; а что они при целесообраз-ном устройстве цепи могут дать силу тока, соответствующую огром-ному количеству освобождающейся при их соединении энергии, сле-дует из того, что сильнейшие из известных нам цепей состоят почти исключительно из щелочных солей, как элемент Уитстона: платина, хлористая платина, калиева амальгама, с силой тока в 230; пере-кись свинца, разведенная серная кислота, калиева амальгама== 326; перекись марганца вместо перекиси свинца==280; причем каждый раз, когда вместо калиевой амальгамы употреблялась цин-ковая амальгама, сила тока падала почта в точности на 100. Точно так же Беетс получил в цепи: твердая перекись марганца (MnO2), раствор марганцовокислого калия, калийный щелок, калий – силу тока 302; далее: платина, разведенная серная кислота, калий – 293,8; Джоуль: платина, соляная кислота, калийный щелок, ка-лиева амальгама ==302. «Причиной» этих исключительно сильных токов является соединение кислоты и щелочи или щелочного ме-талла и освобождающееся при этом огромное количество энергии.

Несколькими страницами далее мы снова читаем у него; «Сле-дует однако помнить, что за меру электродвижущей силы замкну-той цепи надо принимать не прямо эквивалент работы всего хими-ческого действия, обнаруживающегося в месте контакта разнород-ных тел. Если например в цепи из кислоты и щелочи (iterum Cris-pinus!) Беккереля соединяются оба этих вещества; если в цепи: пла-тина, расплавленная селитра, уголь – уголь сгорает; если в обык-новенном элементе: медь, нечистый цинк, разведенная серная кис-лота —цинк быстро растворяется, причем образуются местные токи, то значительная часть произведенной при химических процессах ра-боты (следовало бы сказать: освобожденной энергии) превращается в теплоту и таким образом теряется для всего тока» (т. I, стр. 798). Все эти процессы сводятся к потере энергии в цепи; они нисколько не затрагивают того факта, что электрическое движение образуется из превращенной химической энергии, касаясь только вопроса о коли-честве превращенной энергии. <Поэтому все бесконечные опреде-ления «электродвижущей силы» самых различных элементов в зна-чительной степени бесполезны. >

Электрики потратили бездну времени и сил на то, чтобы изго-товить разнообразнейшие цепи и измерить их «электродвижущую силу». В накопленном благодаря этому экспериментальном мате-риале имеется очень много ценного, но безусловно еще больше бес-полезного. Какое например научное значение имеют опыты, в ко-торых в качестве электролита берется «вода», являющаяся, как до-казал Ф. Кольрауш, самым дурным проводником и следовательно самым дурным электролитом, – опыты, в которых следовательно

*В дальнейшем повсюду сила тока элемента Даниеля принимается = 100.

200

процесс образуется не водой, а неизвестными нам примесями к ней?* А между тем например почти половина всех опытов Фехнера осно-вывается на подобном применении воды, и в том числе даже его experimentum crucis, при помощи которого он хотел воздвигнуть не-сокрушимую контактную теорию на развалинах химической теории. Как видно уже отсюда, почти во всех опытах, за исключением не-многих, чуть ли не совершенно игнорировались химические про-цессы в цепи, являющиеся подлинным источником так называемой электродвижущей силы. Но существует целый ряд цепей, из химиче-ского состава которых нельзя сделать никакого надежного вывода о происходящих в них после замыкания тока химических превра-щениях. Наоборот, нельзя, как замечает Видеман (т. I, стр. 797**), «отрицать того, что мы еще далеко не во всех случаях знаем хими-ческие притяжения в цепи». <Еще гораздо многочисленнее те слу-чаи, в которых одного только указания состава цепи недостаточно для формулирования происходящих в ней химических процессов. > Поэтому все подобные эксперименты не имеют цены с химической точ-ки зрения, приобретающей все более и более важное значение, пока они не будут проверены и не будет обращено внимание на эту сторону дела.

В этих опытах лишь в виде исключения принимаются во вни-мание происходящие в цепи превращения энергии. Многие из них произведены были до того, как был признан закон эквивалентности движения, и, непроверенные, они по инерции переходят из одного учебника в другой. Если и верно утверждение, что электричество не обладает инерцией (утверждение, имеющее приблизительно такой же смысл, как фраза: скорость не имеет удельного веса), то этого нельзя сказать относительно учения об электричестве.

Мы до сих пор рассматривали гальванический элемент как особое приспособление, в котором благодаря установленному контакту освобождается – неизвестным нам пока образом – химическая энер-гия, превращающаяся в электричество. Точно так же мы рассматри-вали электролитическую ванну как известный аппарат, в котором происходит обратный процесс, в котором электрическое движение превращается в химическую энергию и потребляется как эта энергия. Мы должны были при этом выдвинуть на первый план столь пренебрегавшуюся электриками сторону процесса, ибо только таким путем можно было избавиться от мусора, оставшегося от старой контакт-ной энергии и от учения о двух электрических жидкостях. После этого остается выяснять <действительно ли превращение энергии в цепи происходит таким таинственным способом, как это предпола-галось до сих пор?>, происходит ли химический процесс в цепи так, как он происходит вне ее, или же при этом наблюдаются особые, зависящие от электрического возбуждения явления.

В любой науке неправильные представления (если отвлечься от погрешностей наблюдения являются в конце концов непра-вильными представлениями о правильных фактах. Факты остаются,

*Столб из чистейшей,употребленной Кольраушем воды, длиной в 1мм оказал такое же сопротивление, какое представляла бы медная проволока той же толщины, длиной приблизительно в размер лунной орбиты. Naumann, Allg.Chemie,p.729 [180]

**[Энгельс ошибочно пишет: стр 796.]

201

если даже призванные для истолкования их взгляды оказываются ошибочными. Если мы и отбросили старую, контактную теорию, то все же остаются установленные факты, для объяснения которых она была создана. Рассмотрим же эти факты, а вместе с ними и соб-ственно электрическую сторону процесса в цепи.

Нет спора по поводу того, что при контакте разнородных тел происходит, вместе с химическими изменениями или без них, возбу-ждение электричества, которое можно показать при помощи элек-троскопа или гальванометра. В отдельных случаях, как мы уже видели вначале, трудно установить источник энергии этих, са-мих по себе крайне ничтожных явлений движения, достаточно сказать, что всеми признается существование подобного внешнего источника.

Кольрауш опубликовал в 1850—1853 гг. ряд опытов, где он рас-сматривал попарно отдельные составные части цепи, определяя в каждом случае статически-электрические напряжения; электро-движущая сила элемента должна составиться из алгебраической сум-мы этих напряжений. Так, например, принимая напряжение Zn/Cu=100, он вычисляет относительные силы элементов Даниеля и Грове следующим образом.

Для элемента Даниеля:

Zn/Cu+amalg. Zn/H2SO4+Cu/SО4Cu = 100 +149—21=228.

Для элемента Грове:

Zn/Pt+amalg. Zn/H2SO4+Pt/HNO = 107+149+149=405,

что приблизительно согласуется с прямым измерением силы тока обоих этих элементов. Но эти результаты не вполне надежны. Во-первых, сам Видеман обращает внимание на то, что Кольрауш при-водит только конечный результат, «не давая, к сожалению, никаких числовых данных относительно результатов отдельных опытов». А, во-вторых, сам Видеман неоднократно указывает на то, что все попытки определить количественным образом электрические возбу-ждения, имеющие место при контакте металлов, а еще более при кон-такте металлов и жидкостей, очень ненадежны из-за многочислен-ных, неизбежных источников погрешностей. Хотя несмотря на это, он не раз оперирует цифрами Кольрауша, мы поступим лучше, если не последуем за ним в этом, тем более что имеется другой способ определения, против которого нельзя выдвинуть этих возражений.

Если погрузить обе пластинки какой-нибудь цепи в жидкость и соединить их концы с гальванометром, замкнув ток, то, согласно Видеману, «первоначальное отклонение магнитной стрелки гальвано-метра до того, как химические изменения изменили силу электриче-ского возбуждения, является мерой суммы электродвижущих сил в сомкнутой цепи». Таким образом цепи различной силы дают раз-личные первоначальные отклонения, и величина этих первоначаль-ных отклонений пропорциональна силе тока соответствующих цепей.

Может показаться, что мы имеем здесь перед собою в осязатель-ном виде «электрическую разъединительную силу», «контактную си-лу», вызывающую независимо от всякого химического действия из-вестное движение. Так собственно думает вся контактная теория. И действительно, здесь перед нами такое отношение между электри-ческим возбуждением и химическим действием, которого мы до сих пор еще не разобрали. Прежде чем перейти к этому, мы рассмотрим

202

несколько внимательнее так называемый электродвижущий закон;

мы убедимся при этом, что и здесь традиционные контактные пред-ставления не только не дают никакого объяснения, но закрывают до-рогу для всякого объяснения. Если взять какой-нибудь элемент из двух металлов и одной жидкости – например цинк, разведенную соляную кислоту, медь —и внести в него третий металл, например платиновую пластинку, не соединяя ее однако проводником с внеш- ней частью цепи, то начальное отклонение гальванометра точно то же, как и без платиновой пластинки. Таким образом последняя не действует на возбуждение электричества. Но на языке электродви-

жущей теории факт этот выражается не таким простым образом. Мы читаем следующее:

«На место электродвижущей силы цинка и меди в жидкости поя-вилась теперь сумма электродвижущих сил цинка и платины и пла-тины и меди. Так как от включения платиновой пластинки путь электричеств не изменился заметным образом, то из равенства пока-заний гальванометра в обоих случаях мы можем умозаключить, что электродвижущая сила цинка и меди в жидкости равна электродви-жущей силе цинка и платины плюс сила платины и меди в ней. Это соответствовало бы установленной Вольтой теории возбуждения электричества между металлами. Результат этот, справедливый в при-менении к любым жидкостям и металлам, выражают следующим образом: металлы при своем электродвижущем возбуждении жидко- стями следуют закону вольтова ряда. Этот закон называют также электродвижущим законом» (Видеман, I, стр. 62).

Рассматриваемый факт можно описать просто, сказав, что пла-тина вообще не действует в этой комбинации возбуждающим элек-тричество образом. Если же утверждают, что она действует возбужда-ющим электричество образом, но с равной силой в двух противопо-ложных направлениях, так что действие остается равным нулю, то этим превращают факт в гипотезу только для того, чтобы воздать почести «электродвижущей силе». В обоих случаях платина играет роль подставного лица, фикции.

<Тем не менее с этим описанием можно еще мириться, пока речь идет о первом показании гальванометра до возникновения длитель- ного тока. Совсем иначе обстоит дело, когда ток уже образовался и химические процессы в цепи уже начали действовать. Тогда уже вообще не может быть речи о возбуждении новой электрической деятельности третьего металла. Превращение химической энергии в электричество происходит на электродах, а третий металл, не свя- . занный никаким проводом с внешней цепью, не является электродом. Если даже oн действует по допускаемому обыкновенной теорией спо-собу самоуничтожения, то бывают случаи, когда такого уничтожения нe происходит. Так в вышеуказанной комбинации могут образо-ваться три различные цепи, которые были исследованы Поггендорфом в связи с доставленным количеством электричества. Он нашел в раз-бавленной соляной кислоте (уд. вес= 1,113 с девятикратным весом воды): цинк (амальгама) =78,8; медь-пллатина = 74,3; цинк (амальгама)-платина = 153,7, что, следовательно, равно сумме раз-витого oбоими первыми цепями электричества (предположив, что

элемент Даниэля = 100). Если же в цепь цинк-платина поместить между электродами несвязанную медную пластинку, то нельзя по-

203

нять, почему должно было бы уничтожиться ее действие, если оно имеется и наличности. Возбуждение электричества шло бы от цинка к меди, от меди к платине, следовательно не в противоположном, а в том же самом направлении. Таким образом в этой цепи должны были бы возникнуть три тока; первый вокруг меди, непосредственно от цинка к платине с образованием ZnCI2; второй от цинка к меди с об разованием таких же самых ионов; третий от меди к платине с обра-зованием соединения хлористой меди и газообразного водорода. Та- кое образование трех токов должно было бы получиться во всякой цепи из жидкости и двух металлов, если бы в нее был погружен в

несвязанном виде третий металл, который находится в вольтовом ряду металлов в жидкостях между обоими служащими электродами металлами. Ибо нельзя понять, как при вышеприведенных теорети-ческих предпосылках он может остаться недеятельным, не нарушив закона вольтова ряда, а также электродвижущего закона.

Но вместе с тем трудно понять, как может произойти такое дей-ствие погруженного несвязанного металла. Многочисленные опыты Поггендорфа с тремя погруженными металлами, из которых всегда два были связаны в замкнутой цепи, третий же оставался несвязан-ным, должны были также доказать именно неактивность этого треть-его металла. Нельзя поэтому предположить, чтобы он не обратил вни-мания на заметное образование на нем газа; ведь это опрокинуло бы всю общепринятую теорию.>

<По Видеману, первоначальное показание гальванометра, «пре-жде чем химические изменения изменят силу электрического возбу-ждения, служит измерением суммы электродвижущих сил в замкну-той цепи». Это опять-таки неправильная контактная традиция. Галь-ванометр, по предположению Видемана, может только регистриро-вать те электрические напряжения, которые замечаются на обоих электродах до замыкания цепи <(посредством химических измене-ний в жидкости)>. Ибо во время этого первого показания не суще-ствует еще никакой замкнутой цепи. Кислота, поскольку она еще не разложилась, не является проводником, она может проводить эле-ктричество лишь посредством ионов. Если таким образом платина не оказывает ни малейшего влияния на первое показание, то это просто происходит оттого, что во время этого первого показания она еще изолирована.>

Во время первого отклонения стрелки еще не существуют сомкну-той цепи. Так как кислота не разложилась, то она не является про-водником; она может проводить электричество лишь посредством ионов. Если третий металл не действует на первоначальное откло-нение, то это происходит просто оттого, что он еще изолирован.

Но как ведет себя этот третий металл после установления дли-тельного тока и во время его деятельности?

В вольтовом ряде металлов в большинстве жидкостей цинк распо-лагается после щелочных металлов на положительном конце, плати-на – на отрицательном, а медь—между ними. Поэтому, если поместить платину, как это сделано выше, между медью и цинком, то она отри-цательна относительно обоих их; ток в жидкости – если бы платина вообще действовала – должен был бы течь от цинка и меди к плати-не, т. е. от обоих электродов к несвязанной платине, что является contradictio In adjecto. Основное условие действия нескольких ме-

204

таллов в цепи заключается именно в том, что они связаны вовне между собою в сомкнутую цепь. Несвязаннй сверхсметный металл в цепи является непроводником; он не может ни образовать ионов, ни iпропускать их, а без ионов мы не знаем проводимости электролитов. Таким образом этот металл является не только подставным лицом, но оказывается даже препятствием, ибо заставляет ионы обходить его.

То же самое получится, если мы соединим цинк с платиной, а медь поместим несвязанной посредине. Здесь медь—если бы она вообще действовала—должна была бы вызвать ток от цинка к меди и другой ток от меди к платине; следовательно она должна была бы действовать в виде какого-то вторичного электрода и выделять на обращенной к цинку стороне водородный газ, что опять-таки не-возможно.

Если мы отбросим традиционный способ выражения электро-движущей теории, то факты принимают очень простой вид. Гальва-ническая цепь, как мы видели, есть приспособление, в котором осво-бождаются химическая энергия, превращающаяся в электричество. Она состоит, как правило, из одной или нескольких жидкостей и двух металлов, играющих роль электродов, которые должны быть соединены между собой вне жидкости проводящим образом. В этом и состоит весь аппарат. Если же мы погрузим несвязанным образом еще что-нибудь другое в возбуждающую жидкость—будет ли это металл, стекло, смола или что-нибудь иное,—то оно не сможет при-нять участия в происходящем в цепи химико-электрическом процессе, т. е. в образовании тока, пока оно не изменит химическим образом жидкости; в лучшем случае оно сможет только производить пертур-бации в процессе. Чем бы ни была электрическая способность возбу-ждения третьего погруженного металла по отношению к жидкости и к одному или обоим электродам цепи, она не может действовать до тех пор пока этот металл не соединен вне жидкости с сомкнутой цепью.

Согласно этому не только ложно сделанное Видеманом выведе-ние так называемого электродвижущего закона, но ложен и смысл, который Видеман придает этому закону. Не может быть и речи о компенсирующейся электродвижущей деятельности несвязанного ме-талла, так как эта деятельность заранее лишена того единственного условия, при котором она может проявиться; и точно так же так называемый электродвижущий закон не может быть выведен из фак-тов, находящихся вне сферы его компетенции.

Старый Поггендорф опубликовал в 1845 г. ряд опытов, при по- средстве которых он измерял электродвижущую силу самых раз- личных цепей, т. е. при которых он определял количество электри- чества, доставляемого каждой цепью в единицу времени. Среди этих опытов особенно ценны первые 27, в каждом из которых три опре- деленных металла соединялись по очереди в одной и той же жидко- сти в три различные цепи, которые исследовались и сравнивались

между собой с точки зрения доставлявшегося ими количества электри- чества. В качестве правоверного приверженца контактной теории Поггендорф вставлял каждый раз невключенным и третий металл и имел таким образом удовольствие убедиться, что во всех 81 цепи этот «третий в союзе» оставался подставным лицом. Но значение

205

этих опытов заключается вовсе не в этом, а в подтверждении и в установлении правильного смысла так называемого электродвижу-

щего закона.

Рассмотрим вышеприведенный ряд цепей, где соединяются ме-жду собой попарно в разведенной соляной кислоте цинк, медь и пла-тина. Здесь, по Поггендорфу, полученные количества электричества, если принять за 100 силу элемента Даниеля, равнялись следующим величинам:

Цинк-медь 78,8

Медь-платина 74.3

Сумма 153,1

Цинк-платина 153,7

Таким образом цинк в прямом соединении с платиной дает почти в точности то же количество электричества, что цинк-медь плюс медь-платина. Это наблюдалось и во всех других цепях, какие бы при этом ни брались жидкости и металлы. Если из какого-нибудь ряда металлов образовывали в одной и той же возбуждающей жид-кости цепи такого рода, что в зависимости от применимого к этой жидкости вольтова ряда второй, третий, четвертый и т. д. металлы являлись отрицательными электродами для предыдущего и положи-тельными электродами для следующего металла, то сумма получен-ных при помощи всех этих цепей количеств электричества равнялась количеству электричества, доставлявшегося прямой цепью из обоих конечных членов всего ряда металлов. Так например количество электричества, доставлявшееся в разведенной соляной кислоте це-пями: цинк-олово, олово-железо, железо-медь, медь-серебро, серебро-платина, равнялось бы количеству электричества, доставлен-ному цепью цинк-платина; столб, составленный из всех элементов вышеприведенного ряда, нейтрализировал бы при прочих равных условиях элемент цинк-платина, ток которого двигался бы в про-тивоположном направлении.

Рассматриваемый в этом виде так называемый электродвижущий закон приобретает реальное и крупное значение. Он обнаруживает новую сторону связи между электрическим и химическим действием. До сих пор при преимущественном интересе к изучению источники энергии гальванического тока этот источник, химическое -превр-i щение <именно, по существу соединение>, представлялся на первый взгляд активной стороной, а порождавшееся электричество пассивной стороной процесса. Теперь отношение изменяется. Элек-трическое возбуждение, обусловленное свойствами разнородных тел цепи, приведенных между собой в соприкосновение, не может ни прибавить, ни отнять энергии у химического действия (за исключением случая превращения освобождающейся энергии в электричество); но в зависимости от устройства цепи оно может либо ускорить, либо замедлить это действие. Если цепь: цинк—разведенная соляная кислота—медь дает для тока в единицу времени только половину того количества электричества, которое дает цепь: цинк – разведенная

соляная кислота—платина, то, выражаясь химически, это означает, что первая цепь дает в единицу времени лишь половину количества хлористого цинка и водорода, доставляемого второй цепью. Таким образом химическое действие удвоилось, хотя чисто химические условия остались неизменными. Электрическое возбуждение стало регу-

206

лятором химического действия; теперь оно оказывается активной стороной всего процесса, а химическое действие – стороной пас-сивной.

С этой точки зрения становится понятным, если целый ряд про-цессов, признававшихся раньше чисто химическими, рассматрива- ются теперь как электрохимические. Разведенная кислота действует лишь очень слабо – если она вообще действует – на химически чи- стый цинк, но зато обыкновенный, продажный цинк быстро раство-ряется в ней с образованием соли и выделением водорода; он содер-жит в себе примеси других металлов и угля, неравномерно распреде-ленные на разных местах его поверхности. Между ними и самим цинком образуются в кислоте местные токи, причем части цинка образуют положительные электроды, а другие металлы – отрица-тельные электроды, на которых выделяются пузырьки водорода. Точно так же теперь признается электрохимическим то явление, что железо, погруженное в раствор медного купороса, покрывается слоем меди, ибо это вызывается токами, происходящими между раз-нородными местами поверхности железа.

В соответствии с этим мы находим, что и вольтовы ряды металлов в жидкостях соответствуют в общем тем рядам, в которых происходит вытеснение металлами друг друга из их соединений с галлоидами и кислотными радикалами. На крайнем левом конце вольтовых рядов мы обыкновенно находим металлы золотой группы: золото, платину, палладий, родий, которые с трудом окисляются, на которые с трудом или почти совсем не действуют кислоты и которые легко вытесняются из своих солей другими металлами. На крайнем пра-вом конце находятся щелочные металлы, обнаруживающие диаме-трально противоположные свойства: их можно выделить из их окисей лишь с большим трудом, при затрате огромнейшего количества энергии; они встречаются в природе почти исключительно в форме солей и обладают между металлами максимальным сродством с галоидами и радикалами кислот. Между обоими расположены осталь-ные металлы в изменяющейся последовательности, но так, что в це-лом их электрические и химические проявления соответствуют друг другу. Последовательность отдельных из этих металлов меняется в зависимости от жидкостей и вряд ли окончательно установлена хотя бы для какой-нибудь одной жидкости. Позволительно даже сомневаться, существует ли вообще подобный абсолютный вольтов ряд металлов для какой-нибудь отдельной жидкости. Если ввять подходящие цепи и электролитические ванны, то два куска одного и того же металла могут быть как положительным, так и отрицатель-ным электродами, т. е. один и тот же металл может быть по отношению к самому себе как положительным, так и отрицательным. В термо-элементах, превращающих теплоту в электричество, ток в обоих местах спайки при значительных различиях температуры <а сле-довательно изменяется также обусловливающая их квалификация одного металла положительным, а другого отрицательньш> изме-няет свое направление: положительный прежде металл становится отрицательным, и наоборот. Точно так же не существует абсолютного ряда, согласно которому металлы вытесняют друг друга из своих химических соединении с каким-нибудь определенным галлоидом или кислотным радикалом; во многих случаях мы можем почти по про-

207

изволу изменять расположение ряда, причем для обычной тем-пературы, путем доставления энергии в виде теплоты.

Таким образом мы находим здесь своеобразное взаимодействие между химизмом и электричеством <характерное сродство обеих форм движения>. Химическое действие в цепи, доставляющее электричеству всю энергию, необходимую для образоиания тока в свою очередь обнаруживается во многих случаях, а количественно регу-лируется во всех случаях лишь благодаря вызванным в цени электри-ческим напряжениям. Если прежде процессы в цепи казались нам химикоэлектрическими, то теперь мы видим, что они в этой же мере и электрохимические. С точки зрения образования длительного тока химическое действие казалось первичным моментом, с точки же зрения возбуждения тока оно кажется вторичным, побочным факто-ром. Взаимодействие исключает всякие абсолютно первичные и аб-солютно вторичные моменты; оно представляет двусторонний про-цесс, природу которого можно рассматривать с двух различных точек зрения и даже, чтобы понять его в его целокупности и уразуметь общий результат, надо его рассматривать по очереди с обеих точек зрения. Если же мы начинаем противопоставлять односторонним об-разом одну точку зрения, как нечто абсолютное, другой или если мы перескакиваем произвольно, в зависимости от потребностей данного момента, с одной точки зрения на другую, то мы оказываемся в плену односторонности метафизического мышления; от нас усколь-зает тогда связь целого, и мы запутываемся в одном противоречии за другим. <0б этом в конце дать еще пример.>

Мы выше видели, что, согласно Видеману, первоначальное откло-нение гальванометра, – непосредственно после погружения ме-таллических пластинок в жидкость цепи и до того еще, как хими-ческие изменения изменили силу электрического возбуждения, – «является мерой суммы электродвижущих сил в сомкнутой цепи».

До сих пор так называемая электродвижущая сила представля-лась нам как особая форма энергии, которая в нашем случае возни-кала в эквивалентном количестве из химической энергии и в даль-нейшем процессе снова превращалась в эквивалентные количества теплоты, молярного движения и т. д. Здесь же мы узнаем вдруг, что «сумма электродвижущих сил в сомкнутой цепи» существует еще до того, как химические изменения освободили эту энергию, иными словами, узнаем, что электродвижущая сила есть не что иное, как способность определенной цепи освобождать в единицу времени определенное количество химической энергии и превращать ее в электрическое движение. Электродвижущая сила является здесь, как прежде электрическая разъединительная сила, силой, не содер-жащей в себе и искры энергии. Таким образом Видеман понимает под «электродвижущей силой» две совершенно различные вещи: с одной стороны, способность цепи освобождать определенное количе-ство данной химической энергии и превращать ее в электрическое движение, а с другой – само произведенное количество электри-ческого движения. То, что они пропорциональны друг другу и что одна из них является мерой для другой, нисколько не уничтожает их различия. Химическое действие в цепи, произведенное количество электричества и возникшая из него в сомкнутой цепи – если не про-изведено никакой работы – теплота не только пропорциональны

208

между собой, а даже эквивалентны; но это нисколько не устраняет их различия. Cпособность какой-нибудь паровой машины, имеющей цилиндр определенного диаметра и определенный ход поршня, производить определенное количество механического движения из доставленной теплоты, при всей своей пропорциональности этому механическому движению, резко отлична от него. И если подобная терминология была еще терпима в эпоху, когда в естествознании не было речи о сохранении энергии, то ясно, что со времени признания этого основного закона нельзя больше смешивать действительной, живой энергии в какой-нибудь ее форме со способностью какого-нибудь аппарата придавать освобождающейся энергии эту форму. Это смешение является следствием смешения силы и энергии в случае электрической разъединительной силы; в них обеих гармонически разрешаются три диаметрально противоречащих друг другу видемановских объяснения тока, и вообще они-то и лежат в конце концов в основе всей его теоретической путаницы по поводу так называемой «электродвижущей силы».

Помимо рассмотренного уже своеобразного взаимодействия ме-жду химизмом и электричеством имеется еще другое общее свойство, тоже указывающее на более тесное родство обеих этих форм движе-ния. Обе они могут существовать лишь в своем исчезновении. Хими-ческий процесс совершается для каждой вступающей в него группы атомов мгновенно. Он может быть продлен только благодаря наличию нового материала, непрерывно всё вновь вступающего в него. То же самое относится к электрическому движению. Едва лишь оно произошло из какой-нибудь формы движения, как снова превраща-ется в третью форму движения; только непрерывный приток свежей энергии может дать длительный ток, в котором в каждое мгновение новые количества движения принимают и снова теряют форму элек-тричества.

Понимание этой тесной связи между химическим и электричес-ким действием, и обратно, приведет к крупным результатам в обеих этих областях исследования. Оно становится уже достоянием все более и более широких кругов. Среди химиков Лотар Мейер, а за ним Кекуле уже высказали тот взгляд, что предстоит воскрешение в обновленной форме электрохимической теории. И среди физиков, занимающихся исследованием электричества, начинает наконец, – как это показывают последние работы Ф. Кольрауша, – одерживать верх убеждение, что только точное изучение химических процессов в цепи и в электролитической ванне может вывести их науку из ту-пика старых традиций.

И действительно, учение о гальванизме, а за ним и учение о магнетизме и статическом электричестве могут получить твердую основу только в химически точной генеральной ревизии всех традиционных, непроверенных, основывающихся на оставленной наукой точке зрения опытов и в тщательном исследовании превращений энергии, с устранением на время всех традиционных теоретических представлений об электричестве.

14 Ф. Энгельс. Диалектика природы.

ДИАЛЕКТИКА В СОВРЕМЕННОМ ЕСТЕСТВОЗНАНИИ

Предисловие ко 2-му изданию «Анти-Дюринга», 1885 г.

Для меня было неожиданностью, что настоящее сочинение дол-жно появиться новым изданием. Разбиравшиеся в нем вопросы в наше время уже почти что забыты; само оно не только печаталось частями в лейпцигском «Vorwarts» в 1877 и 1878 гг. для многих ты-сяч читателей, но было выпущено отдельной книгой в большом коли-честве экземпляров. Кого же еще может интересовать, что я писал несколько лет назад о господине Дюринге?

Успехом этим я обязан разумеется прежде всего тому обстоятель-ству, что это произведение, как и вообще почти все мои находившиеся еще тогда в продаже сочинения, было вскоре после объявления закона против социалистов запрещено в Германской империи. Для того, кто не закоснел в наследственных бюрократических предрас-судках стран Священного союза, было ясно, к чему приведет этот запрет, следствием его был удвоенный и утроенный сбыт запрещен-ных книг и доказательство бессилия господ из Берлина, которые объявляют запрещения и не могут провести их на практике. В резуль-тате – любезность имперского правительства вызывает потребность в большем количестве новых изданий моих мелких сочинений, чем я это могу взять на себя; у меня нехватает времени просмотреть как следует текст этих вещей, и по большей части я должен ограни-чиваться простой перепечаткой их.

К этому присоединяется еще другое обстоятельство. Разобран-ная здесь «система» господина Дюринга захватывает обширнейшую теоретическую область; я вынужден был повсюду следовать за ним и противопоставить его взглядам свои собственные. Отрицательная критика стала благодаря этому положительной; полемика превра-тилась в более или менее связное изложение представляемого Марксом и мной диалектического метода и коммунистического миро-воззрения, и к тому же в довольно обширном ряде областей. С тех пор как Маркс впервые изложил в «Нищете философии» и в «Ком-мунистическом манифесте» этот метод, последний пережил двадцати-летний инкубационный период, пока с появлением «Капитала» он не стал захватывать с растущей быстротой все более широкие круги, а в настоящее время он имеет последователей во всех странах, даже за пределами Европы, где имеются, с одной стороны, пролетарии, а с другой – добросовестные научные теоретики. Таким образом существует повидимому читающая публика, настолько интересу ющаяся этим вопросом, что она готова ради положительной части сочинения примириться и со ставшей теперь во многих отношениях бесцельной полемикой со взглядами Дюринга.

Замечу мимоходом: так как излагаемый здесь метод и мировоз зрение в значительнейшей своей части были обоснованы и развиты Марксом и лишь в ничтожной мере мной, то, само собой разумеется, что моя книга появилась не без его ведома. Я причел ему всю руко-

210

пись перед тем, как отослать ее в печать, а десятая глава отдела о политической экономии (Из «Критической истории») была написана Марксом и только из посторонних соображений была мною, к сожале-нию, несколько сокращена. У нас издавна завелся обычай помогать друг другу в специальных областях.

За исключением одной главы это новое издание воспроизводит в неизменном виде предыдущее. Во-первых, как мне ни хотелось изменить кое-что в изложении, у меня не было времени для основа-тельного пересмотра книги. Дело в том, что на мне лежит обязан-ность приготовить к печати оставшиеся от Маркса рукописи, а это гораздо важнее, чем все прочее. К тому же и совесть моя противится всякому изменению текста. Моя книга представляет полемическое сочинение, и по отношению к своему противнику я считаю себя обя-занным не улучшать ничего там, где он не может ничего улучшить. Я мог бы только потребовать себе право возразить на ответ господина Дюринга. Но я не читал и без особой нужды не стану читать того, что господин Дюринг написал о моей работе: теоретические счеты с ним я покончил. Кроме того я тем более обязан соблюдать по от-ношению к нему правила литературной борьбы, что с тех пор Берлинский университет обошелся с ним до позорности несправе-дливо. Правда, он был за это наказан. Университет, который идет на то, чтобы лишить господина Дюринга при всех известных обстоятельствах свободы преподавания, не в праве жаловаться, если при других, тоже всем известных обстоятельствах, ему навязывают исподина Швенингера.

Только во второй главе третьего отдела, «Очерк теории», мною сделаны объяснительные дополнения. Так как в ней излагается ко-ренной пункт защищаемого мною мировоззрения, то мой противник не будет сетовать на меня за то, что я старался быть более популяр-ным и сделать кое-какие дополнения. У меня же к этому есть и внешний повод. Дело в том, что три главы—первая глава «Введе-ния» и первая и вторая главы третьего отдела – были мною обработаны в самостоятельную брошюру для моего друга Лафарга, который должен был перевести ее на французский язык; затем с французского издания были сделаны переводы на итальянский и польский языки. По-немецки эта же брошюра вышла под заглавием: «Развитие социализма от утопии к науке»; в течение нескольких месяцев она выдержала три издания и была переведена на русский и датский языки. Во всех этих изданиях только упомянутая выше глава появилась с дополнениями, и было бы педантично с моей стороны в новом издании оригинального произведения придерживаться перво- начального текста, а не того, который в позднейших изданиях получил международное значение.

Но кроме того мне хотелось бы внести изменения по двум пунктам. Во-первых, по отношению к первобытной истории человечества, ключ к которой дал нам Марган лишь в 1877 г. Но так как мне за это время пришлось обработать относящийся сюда доступный мне материал в моей книге «Происхождение семьи, частной собственности и государства» (Цюрих 1884г.), то я считаю достаточным простое указание на эту работу. Во-вторыx, по отношению к той части, в которой речьидет о теоретическом естествознании: она сильно страдает от неясности изложения, и многое можно было бы изложить

211

гораздо яснее и определеннее. Если я не считаю себя в праве ни в чем изменить текст, то тем более я обязан критиковать самого себя здесь, в предисловии.

Маркс и я были единственными, которые из немецкой иделисти-ческой философии спасли сознательную диалектику, перенеся ее в материалистическое понимание природы и истории. Но для диалек-тического и вместе с тем материалистического понимания приро-ды требуется знакомство с математикой и естественными науками. Маркс знал основательно математику, но за естественными науками мы могли следить лишь урывками, спорадически. Поэтому, как только я покинул торговую контору и переехал в Лондон, я в меру сил подверг себя в области математики и естествознания процессу пол-ного «линяния», как выражается Либих, и потратил на это боль-шую часть своего восьмилетнего пребывания там. Но в самый разгар этих занятий мне пришлось познакомиться с так называемой натур-философией господина Дюринга. Вполне естественно поэтому, если я в то время часто не мог подыскать надлежащего технического термина и с некоторым трудом ориентировался в области теоретиче-ской. Зато сознание моей неуверенности делало меня осторожным и тем предохраняло от серьезных прегрешений против установленных в то время фактов и от извращения общепризнанных теорий. И лишь один непризнанный великий математик письменно жаловался Марксу, что я дерзнул оскорбить честь √ – 1.

В этих занятиях математикой и естествознанием мне важнее всего было убедиться на частностях, —по отношению к общему я давно уже в этом не сомневался, – что над хаосом бесчисленных измене ний в природе господствуют те же диалектические законы движения, что и над кажущейся случайностью исторических событий, —зако ны, которые проходят красной нитью через историю развития человеческой мысли и постепенно проникают в сознание мыслящих людей; законы, которые во всеобъемлющей, хотя и мистической форме впервые были открыты Гегелем и которые нам хотелось -такова была одна из наших задач – освободить от этой мистической формы и представить во всей их простоте и всеобщности. Само собою разумеется, что старая натурфилософия, как бы много она ни содержала в себе действительно хорошего и плодотворного *, нас не могла удовлетворить, как показано в прилагаемом сочинении.

Она в своей гегельянской форме грешила тем, что не признавала за природой никакого развития во времени, ничего идущего «одно

____________________

* Гораздо легче вместе с тупоумной посредственностью а 1а Карл Фохт бранить старую натурфилософию, чем оценить ее историческое значение. В ней много нелепостей и сумасбродства однако не больше, чем в современных не философских теориях эмпирических естествоиспытателей, а рядом с этим oна содержит и много серьезного и разумного, как это стали признавать со времени распространения теории развития. Так Геккель с полным правом признает заслуги Тревирануса и Окена. Последний в своем учении о первоначальной слизи в первом пузырьке выставил в качестве постулата биологии то, что позднее было открыто в форме протоплазмы и клетки. Что касается Гегеля, то он во многих отношениях стоял гораздо выше своих современников-эмпириков, объяснявших все непонятные явления тем, что в основу их клали какую-нибудь силу -- движущую, плавательную, электрическую, силу сопротивления и т. д -- или, где это не подходило, какое-нибудь неизвестное всщестно – свстовое, тепловое, электрическое и т. п. Мнимые вещества теперь уже почти устранены, но спекуляция силами, с которой боролся Гeгeль, все еще иногда проявляются, как напри-

212

за другим», но лишь идущее «одно возле другого». Причины этого коренились, с одной стороны, в самой гегелевской системе, которая только «Духу» приписывала историческое развитие, а с другой сто-роны, и в тогдашнем общем состоянии естествознания. Таким об-разом в этом отношении Гегель стоит далеко позади Канта, который в своей теории о происхождении миров предполагал, что солнечная система имела начало, а своим открытием влияния морских при-ливов на замедление вращения земли предвещал ее гибель. Нако-нец, моя задача была не в том, чтобы внести диалектические законы в природу извне, а в том, чтобы найти их в ней и из нее их развить.

Однако выполнить это в общей связи и по отношению к каждой отдельной области составляет исполинский труд. Столь обширное поле едва ли был бы в состоянии обработать даже тот, кто посвятил бы этому все свое свободное время. Но со смерти К. Маркса мое время было поглощено более настоятельными обязанностями, и я должен был прервать свою работу. Я вынужден пока удовлетво-риться содержащимися в этой работе намеками; быть может, в буду-щем мне представится случай собрать и издать результаты моих работ вместе с весьма важными математическими манускриптами, оставшимися после Маркса.

Может, впрочем, случиться, что прогресс теоретического есте- ствознания сделает большую часть моей работы или всю ее совер-шенно излишней, ибо революция, на которую теоретическое естествознание толкается простой необходимостью систематизировать массу накопляющихся чисто эмпирических открытий, заставит даже самого упорного эмпирика признать диалектический характер явлений природы. Старые, застывшие противоречия, резкие, непереходимые границы все больше и больше исчезают. С того времени, как удалось превратить в жидкое состояние последние «настоящие газы», с того времени как было доказано, что тело может быть приведено в такое состояние, в котором нельзя отличить капельнообразной формы от газообразной,— агрегаты утратили последний остаток своего прежнего абсолютного характера. Закон кинетической теории газов, в силу которого в совершенных газах квадраты скоростей, с какими при одинаковой температуре движутся отдельные молекулы газов, обратно пропорциональны весу молекул, – этот закон ввел также и теплоту в ряд тех форм движения, которые подлежат наше-му измерению. Если еще десять лет назад вновь открытый великий основной закон движения понимали как простой закон сохранения энергии, как простое выражение неразрушимости и несозидаемости

________________

мер в инсбрукской речи Гельмгольца в 1869 г. (Helmholz, Pop. Vorlesungen, II, Heft, 1871, р. 190) [181]. Против унаследованного от французов XVIII столетия обоготворения Ньютона, которого Англия осыпала почестями и богатствами, Гегель выставлял на вид то обстоятельство, что собственно основателем современной механики является Кеплер, который умер в Германии в нищете, и что ньютоновский закон тяготения уже содержался во всех трех кеплеровских законах, а в третьем даже ясно выражен. То, что Гегель доказывает несколькими простыми уравнениями в § 270 своей «Натурфилософии» (Hegels Werke, 1842, VII. Band, p. 98, 113-115) [182], мы находим как результат новейшей систематической механики у Густава Кирхгофа (Gustav Kirchhoff, Vorlesungen iiber mathem. Physik, 2. Auflage, Leipzig 1877, p. 8-10) [183], и именно почти в той же раз-витой Гегелем простой систематической форме.

Отношение натурфилософов к сознательно диалектическому естествознанию такое же, как и отношение утопистов к современному коммунизму.

213

движения, следовательно, просто с его (закона) количественной сто-роны, то в настоящее время это узкое отрицательное определение все больше и больше вытесняется положительным – именно учением о превращении энергии, и в этом определении ясно выражено качест-венное содержание процесса и иcчезает последнее воспоминание о внемировом творце. Теперь уже не приходится доказывать как нечто новое, что количество движения (так называемая энергия) не изменя-ется, когда из кинетической энергии (так называемой механиче-ской силы) оно превращается в электричество, теплоту, потенциаль-ную энергию и т. п., и наоборот; это раз навсегда служит теперь основанием более глубокого исследования самого процесса превраще-ния, того великого основного процесса, в познании которого заклю-чается все познание природы. С тех пор как биологию изучают при свете теории эволюции, в области органической природы одна за другой исчезают окостенелые границы классификации; не под-дающиеся классификации промежуточные звенья увеличивают-ся с каждым днем, более точное исследование перебрасывает орга-низм из одного класса в другой, и отличительные признаки, делавши-еся чуть ли не символом веры, теряют свое безусловное значение;

мы знаем теперь кладущих яйца млекопитающих и, если это под-твердится, то и четвероногих птиц. Если уже много лет назад Вир-хов вынужден был вследствие открытия клетки заменить недели-мость индивидуума федерацией клеточных государств, – что ко-нечно очень прогрессивно, но мало соответствует научной и ди-алектической точке зрения, —то теперь понятие о животном (следо-вательно и человеческом) индивидууме еще более осложняется вследствие открытия белых кровяных шариков, амебообразно дви-жущихся в организме высших животных. А ведь именно эти будто бы непримиримые и неразрешимые полярные противоположности, эти насильственно закрепленные границы классификации и придали современному теоретическому естествознанию ограниченно мета-физический характер. Признание, что эти противоположности и различия имеют в природе лишь относительное значение, что, напро-тив, приписываемая природе неподвижность и абсолютность вне-сены в нее лишь нашей рефлексией, – это признание составляет основной пункт диалектического понимания природы. Правильность диалектического понимания все более подтверждается накопляющи-мися фактами естествознания, и это понимание легче воспринима-ется, если с диалектическим характером этих фактов сопоставить познание закона диалектического мышления. Во всяком случае естествознание находится теперь на такой ступени развития, что оно не может уже ускользнуть от диалектического обобщения, если не забудут, что результаты, в которых обобщаются данные опыта, суть понятия; искусство же оперировать понятиями неврождено и не заключается в обыденном здравом смысле, но требует действитель-ного мышления, которое в свою очередь имеет за собой столь же продолжительную историю, как и опытное естествознание. Именно тем, что естествознание усвоит себе результаты, достигнутые развитием фило софии в течение двух с половиной тысяч лет, оно, с одной стороны, освободится от всякой обособленной, вне и над ним стоящей натур философии, а с другой – также и от своего собственного, унаследо ванного от английского эмпиризма поверхностного метода мышления.

ИЗ «ЛЮДВИГА ФЕЙЕРБАХА»

1886 г.

[Люди, взявшие на себя в пятидесятых годах в Германии роль разносчиков дешевого материализма, ни на шаг не пошли дальше своих учителей. Все новые успехи естественннх наук служили им] лишь новыми доводами против существования творца вселенной. Да они и не имели никакого призвания к дальнейшей разработке теории. Идеализм, премудрость которого к тому времени уже окон-чательно истощилась, и который был смертельно ранен революцией 1848 г., имел по крайней мере то утешение, что материализм пал еще ниже. Фейербах был совершенно прав, отклонив от себя ответ-ственность за этот материализм; ему лишь не следовало смешивать учение тогдашних бродячих проповедников материализма с матери-ализмом вообще.

Но около этого самого времени эмпирическое естествознание достигло такого подъема и добилось столь блестящих результатов, что не только стало возможным полное преодоление механической односторонности XVIII столетия, но и само естествознание, благо-даря доказательству существования в самой природе зависимостей и связей между различными областями исследования (механикой, физикой, химией, биологией и т. д.) превратилось из эмпирической науки в теоретическую, становясь благодаря обобщению полученных результатов системой материалистического познания природы. Механика газов <благодаря Лавуазье>; новосозданная органиче-ская химия, научившаяся получать из неорганических веществ так называемые органические соединения и устранившая благодаря этому последний остаток загадочности этих органических соедине-ний; датирующая с 1818 г. научная эмбриология, геология и палеон-тология; сравнительная анатомия растений и животных – все эти отрасли знания доставили новый материал в необъятном количестве. Но решающее значение имели здесь три великих открытия.

Первым из них было доказательство превращения энергии, выте- кавшее из открытия механического эквивалента теплоты (Робертом Майером, Джоулем и Кольцингом). Теперь было доказано, что все бесчисленные действующие в природе причины, которые до сих пор вели какое-то непонятное и таинственное существование в виде так называемых сил—механическая сила, теплота, излучение (свет и лучистая теплота), электричество, магнетизм, химическая сила со- единения и разложения – являются особыми видами, формами суще-ствования одной и тойl же энергии, т. е. движения. Мы не только можем показать происходящие постоянно в природе превращения энергии из одной формы в другую, но мы можем даже воспроизвести иx в лаборатории и в индустрии так, что некоторому количеству

215

энергии в одной форме соответствует всегда определенное количе-ство энергии в той или иной форме. Таким образом мы можем вы-разить единицу теплоты в килограммах и т. д. и единицы любых количеств электрической или химической энергии выразить в едини-цах теплоты, и наоборот; мы можем точно так же измерить количество энергии, полученной и потребленной каким-нибудь живым организ-мом, и выразить его в любой единице – например в единицах теплоты. Единство всего движения в природе теперь уже не просто философское утверждение, а естественно-научный факт.

Вторым – хотя по времени и более ранним – открытием яв-ляется открытие Шванном и Шлейденом органической клетки, как той единицы, из размножения и диференцирования которой воз-никают и вырастают все организмы, за исключением низших. Только вместе с этим открытием стало твердо на ноги исследование органи-ческих, живых продуктов природы – как сравнительная анатомия и физиология, так и эмбриология. Покров тайны, окутывавший процесс возникновения и роста и структуру организмов, был сор-ван. Непонятное до сих пор чудо предстало в виде процесса, про-исходящего согласно тожественному по существу для всех много-клеточных организмов закону.

Но при всем том оставался еще один существенный пробел. Если все многоклеточные организмы—как растения, так и животные, со включением человека – выросли каждый из одной клетки по закону клеточного деления, то чем же объясняется бесконечное разно-образие этих организмов? На этот вопрос дало ответ третье великое открытие: теория развития, впервые систематизированная и обосно-ванная Дарвином. Какие превращения ни предстоят в будущем этой теории в частностях, но в целом она уже и теперь решает рассматрива-емую проблему более чем удовлетворительным образом. В основных чертах указан ряд развития организмов от немногих простых форм до все более разнообразных и сложных, как мы наблюдаем их в наше время, кончая человеком; этим дано было не только объясне-ние существующих представителей органической жизни, но и зало-жена основа для предыстории человеческого духа, для изучения различных ступеней его развития, начиная от простой, бесструктур-ной, но испытывающей раздражение протоплазмы низших организмов и кончая мыслящим человеческим мозгом. Без этой предыстории существование мыслящего человеческого мозга остается чудом.

Благодаря этим трем великим открытиям основные процессы природы объяснены, сведены к естественным причинам. Здесь остает-ся добиться еще только одного: объяснить возникновение жизни из неорганической природы. На современной ступени знания это озна-чает попросту возможность изготовить белковые тела из неоргани-ческих веществ. Химия все более и более приближается к решению этой задачи, хотя она и далека еще от этого. Но, если мы вспомним, что только в 1828 г. Велер получил первое органическое тело, моче-вину, из неорганических веществ, если мы обратим внимание на то, какое бесчисленное множество так называемых органических соеди нений получается теперь искусственным образом без помощи каких бы то ни было органических веществ, то мы не решимся, конечно, утверждать, что белок является непереходимым барьером для химии. В настоящее время она в состоянии изготовить всякое органическое

216

вещество, состав которого она точно знает; лишь только будет точно известен состав белковых тел, химия сможет приступить к получе-нию живого белка. Но требовать от химии, чтобы она дала в мгно-вение ока то, что самой природе, при исключительно благоприятных обстоятельствах, только на отдельных планетах удалось сделать по-сле миллионов лет – это значит требовать от нее чудес.

Таким образом материалистическое мировоззрение в наше время несомненно более обосновано, чем в прошлом столетии. Тогда —до известной степени исчерпывающим образом – было объяснено толь-ко движение небесных тел и движение земных твердых тел, происхо-дящее под влиянием тяжести; почти вся область химии и вся органи-ческая природа оставались таинственными и загадочными. Теперь вся природа лежит перед нами как некоторая система связей и про-цессов, объясненная и понятая по крайней мере в главных чертах. Материалистическое мировоззрение означает просто понимание при-роды такой, какова она есть, без всяких посторонних прибавлений, и поэтому-то это материалистическое мировоззрение было перво-начально у греческих философов чем-то само собой разумеющимся. Но между древними греками и нами лежит более двух тысяч лет идеалистического по существу мировоззрения, а в таком случае воз-врат даже к само собою разумеющемуся труднее, чем это кажется на первый взгляд, ибо дело идет не о простом отвержении всего теоретического содержания этих двух тысяч лет, а о критике его, о вылущении из преходящей идеалистической формы ценных резуль-татов, добытых в рамках этой ложной, но неизбежной для своей эпохи по историческим условиям формы. А как это трудно, доказы-вают нам те многочисленные естествоиспытатели, которые в пределах своей частной науки являются беспощадными материалистами, а вне ее не только идеалистами, но даже благочестивыми, правоверными христианами.

Все эти эпохосозидающие завоевания естествознания прошли ми-мо Фейербаха, не задели его глубоким образом. Ответственность за его ошибки падает единственно на жалкие немецкие отношения, благодаря которым профессорские кафедры исключительно замеща-лись ничтожными эклектическими крохоборами, между тем как Фей-ербах, бывший бесконечно выше всех этих крохоборов, тупел и кис-нул в деревенском захолустьи. Этим и объясняется, что когда он касается вопросов естествознания, то – за исключением отдельных гениальных обобщений – он так часто должен довольствоваться бел-летристическими фразами. Так, например, он говорит: «Конечно, жизнь не есть продукт какого-нибудь химического процесса, вообще не есть продукт какой-нибудь отдельной силы природы, или явления, как это думает метафизический материалист в своем сведении к этому жизни; она—результат всей природы». То, что жизнь есть ре-зультат всей природы, нисколько не противоречит тому обстоятель- ству, что белок, являющийся исключительным, самостоятельным но-сителем жизни, возникает при определенных, даваемых всей связью природы, условиях, но возникает все же как продукт химического процесса. <Если бы Фейербах жил при таких условиях, которые позволили бы ему хотя бы поверхностно следить за развитием есте-ствознания, то он никогда не стал бы говорить о химическом про-

цессе как о действии одной изолированной силы природы.> этому

217

же одиночеству следует приписать то обстоятельство, что Фейербах

ударяется в бесплодные и бесцельные спекуляции насчет отношения мышления к мыслящему органу, мозгу – область, в которую за ним так охотно следует Штарке.

Как бы то ни было, Фейербах восстает против названия «материализм». И не без основания, ибо он не может освободиться окончательно от идеализма. В области природы он материалист. Но в обла-сти человеческой...

КАРЛ ШОРЛЕММЕР

1892 г.

Не только люди науки во всех странах, но и социал-демократия в Германии со скорбью склоняется перед могилой, которая закрылась сегодня на южном городском кладбище в Манчестере. Великий химик, который покоится там, был коммунистом раньше, чем выступил в Германии Лассаль. Он был далек от того, чтобы скрывать свои убеждения и до самой смерти был активным членом социалистической партии Германии и регулярно платил членские взносы.

Карл Шорлеммер родился 30 сентября 1834 г. в Дармштадте, учился в гимназии в родном городе и затем изучал химию в университете в Гиссене и Гейдельберге, По окончании курса наук он переехал в 1858 г. в Англию, где тогда открыта была карьера для талантливых химиков либихской школы. В то время как большинство его сверстников-коллег бросилось в область промышленности, он остался верен науке. Сначала он был ассистентом у частного химика Августа Смита, затем у Роско, который незадолго до этого был назначен профессором вновь основанного Оуэнского колледжа. В 1861 г. Шорлем-мер, бывший до того частным ассистентом Роско, получил штатное место лаборанта Оуэнского колледжа.

К этим шестидесятым годам относятся его открытия в химии, произведшие эпоху в науке. Органическая химия настолько развилась, что из груды разрозненных, более или менее несовершенных данных о составе неорганических тел она могла превратиться в действительную науку. Шорлеммер выбрал объектом исследования простейшие из этих тел, в уверенности, что именно здесь надо положить основу новой науке: это – тела, в состав которых первоначально входят только углерод и водород; с заменой части их водорода другими, простыми или сложными, веществами, они превращаются в новые, разнообразнейшие, с различнейшими свойствами тела. Это были парафины, из которых более известные содержатся в нефти; из них получаются алкоголи, жирные кислоты, эфиры и т. д. Теми знаниями, которыми мы в настоящее время обладаем о парафинах, мы обязаны главным образом Шорлеммеру. Он исследовал известные в то время соединения, принадлежащие к группе парафинов, отделил один вид от другого, и многие из них были впервые получены им в чистом виде. Другие члены ряда, которые по теории должны были существовать, но в действительности не были еще найдены, были им открыты и им же получены. Таким образом он стал одним из основателей современной научной органической химии.

Наряду с этими специальными работами он еще много занимался так называемой теоретической химией, т. е. основными законами своей науки и той связью, которая существует у нас со смежными

219

науками, именно с физикой и физиологией. К этой области он был особенно призван. Он был единственным выдающимся естествоиспытателем своего времени, который не пренебрег изучением тогда всеми презираемого Гегеля, которого сам он высоко ценил. И вполне справедливо. Кто желает совершить кое-что в области теоретического общего естествознания, тот должен рассматривать явления природы не как неизменные величины, – что делает большинство, – а как изменчивые, текучие. А этому еще и поныне легче всего научиться у Гегеля.

Когда я познакомился с Шорлеммером в начале шестидесятых годов, – в короткое время Маркс и я подружились с ним, – он часто приходил ко мне с синяками и рубцами на лице. С парафинами ведь шутки плохи; эти большею частью еще неизвестные тела каждую минуту взрывались у него в руках, и таким образом он получил не мало почетных ран. Только своим очкам он обязан тем, что не лишился при этом зрения.

Тогда он был уже законченным коммунистом, которому оставалось только изучить с нашей помощью экономическое обоснование давно усвоенных им убеждений. Затем, познакомившись через нас с успехами рабочего движения в различных странах, он постоянно следил за ним с большим интересом, и особенно за движением в Германии, с того времени как оно перешагнуло первые ступени чистого лассальянства. И когда я в конце 1870 г. переехал в Лондон, наша оживленная переписка большею частью вращалась вокруг естествознания и партийных вопросов.

До этого времени, несмотря на общепризнанную мировую известность, Шорлеммер занимал в Манчестере очень скромное положение. Но затем дело пошло иначе. В 1871 г. он был предложен в члены Королевского общества – Английской академии наук; и – что не часто случается —тотчас же был избран им. В 1874 г. Оуэнский колледж создал наконец – специально для него – новую кафедру органической химии. Вскоре после этого Глазговский университет избрал его почетным доктором. Но внешние почести абсолютно не изменили его. Это был скромнейший в мире человек именно потому, что его скромность основывалась на правильном сознании своей собственной ценности. И именно по этой причине он принимал эти признания как нечто само собой разумеющееся и поэтому спокойно.

Свои каникулы он проводил регулярно в Лондоне у Маркса и у меня, за исключением того времени, которое он бывал в Германии. Еще четыре года назад он принял участие со мной в «экскурсии» в Америку. В 1890 г. мы могли еще поехать в Норвегию, к Нордкапу, но в 1891 г. уже в начале предпринятого нами совместно путешествия, его здоровье расстроилось, и с того времени он больше не приезжал в Лондон. С февраля этого (1892) года он почти не покидал квартиры, а с мая был прикован к постели и умер 27 июня от опухоли в легком.

И этому человеку науки пришлось на самом себе испытать действие закона о социалистах. Шесть или семь лет назад поехал он из Швейцарии в Дармштадт. В это время где-то попался в руки полиции ящик с «Социал-демократом» цюрихского изготовления. Кто иной мог провести эту контрабанду, кроме профессора-социал-

220

демократа? По полицейским понятиям химик – это ведь во всяком случае научно выдрессированный контрабандист. Коротко сказать, был произведен обыск у его матери, у его брата. Но профессор оказался в Гехсте. Немедленно дана была телеграмма; явились туда с обыском, но при этом нашли нечто совершенно неожиданное, именно английский паспорт. Дело в том, что после издания в Германии закона о социалистах он принял английское подданство. Перед этим английским паспортом полиция спасовала: дипломатические осложнения с Англией все-таки нежелательны. Таким образом финалом этой пьесы был громкий скандал в Дармштадте, который на ближайших выборах доставил нам по меньшей мере 500 новых голосов.

От имени Исполнительного комитета я возложил на могилу верного друга и партийного товарища венок с красными лентами и надписью: «От Исполнительного комитета Германской социал-демократической партии».

Приложения

I. ВАРИАНТ ВВЕДЕНИЯ К «АНТИ-ДЮРИНГУ»

Современный социализм, несмотря на то, что по существу он воз-ник из осознания царивших в наблюдаемом им обществе классовых противоречий между собственниками и неимущими, между рабочими и эксплоататорами, – в своей теоретической форме является прежде всего дальнейшим и более последовательным продолжением основ-ных принципов, выдвинутых великими французскими просветите-лями XVIII в., и его первые представители—Морелли и Мабли—не-даром принадлежали к их числу.

Подобно всякой новой теории, он должен был исходить из уже имевшегося запаса идей, хотя корнями он был связан с материаль-ными фактами.

Великие мужи, подготовившие во Франции умы для восприятия грядущей могучей революции, сами выступили в высшей степени революционно. Они не признавали никакого авторитета. Религия, взгляд на природу, государственный строй, общество – все было подвергнуто беспощадной критике. Все должно было оправдать свое существование перед судилищем разума или же от своего суще-ствования отказаться. Мыслящий ум был признан единственным мерилом всех вещей. Это было время, когда, по выражению Гегеля, мир был поставлен на голову, – сперва в том смысле, что человече-ская голова потребовала, чтобы найденные умом положения были признаны также основой человеческого созерцания, действия, обобществления, а впоследствии и в том смысле, что, когда действи-тельность была объявлена противоречащей этим положениям, все было перевернуто вверх дном. Все существовавшие дотоле государ-ственные и общественные порядки, все унаследованные от прошлого воззрения были отвергнуты как неразумные и свалены в одну кучу. Мир в течение прошедшях веков руководился нелепыми предрас-судками; лишь теперь его озарил яркий свет разума, и все прошлое заслуживало лишь сострадания и презрения.

Теперь мы знаем, что это царство разума было не больше, как идеализированное царство буржуазии, что вечная справедливость, которая тогда была прокламирована, нашла свое осуществление в буржуазной юстиции, что разумное государство, Contrat Social Руссо, воплотилось в буржуазно-демократическую республику, – и ни во что другое воплотиться не могло. Великие мыслители XVIII в.—как и мыслители всех предыдущих веков—не могли выйти из тех границ, которые им поставила их эпоха.

Но рядом с противоречиями между дворянством, монархией и буржуазией существовало общее противоречие между эксплоатато-рами и эксплоатируемыми, между неимущими рабочими и богатыми бездельниками, и вот это давало представителям буржуазии воз-можность выступать в качестве представителей страждущего чело-

222

вечества. Ведь уже намечалась – не выдвигаясь покуда на первый план – протипоположность между рабочими и капиталистами. Это заставляло отдельные выдающиеся умы углублять свою критику, требовать равенства не только политических прав, но и социаль-ного положения, добиваться уничтожения классовых противоречий. В Сен-Симоне оба направления скрестились; у французских аскетиче-ских коммунистов второе заняло доминирующее место. Через Оуэна оно в тесной связи с французским материализмом получило систе-матическое развитие в стране самого развитого капиталистического производства и порожденных им общественных противоречий.

Это развитие с самого начала было отмечено этим противоречием. Т. Мюнцер, левеллеры, «Утопия», Томас Мор и т. д.

Новые преобразования общества опять строятся на вечных за-конах разума и справедливости, которые, однако, как небо от земли, отличаются от законов буржуазных просветителей. Мир, организо-ванный «просвещением» и его принципами, тоже неразумен и неспра-ведлив, а поэтому отвергается наряду со всеми прежними государ-ственными и общественными порядками; причина же того, что истин-ный разум и истинная справедливость доселе не правили миром, за-ключается в том, что до сих пор они не были познаны. Нужно было появление одного гениального человека, который, наконец, пришел и познал их. Появление его не является необходимым звеном в цепи человеческого развития, оно – чистая случайность. Он мог бы точно так же родиться на 500 лет раньше, и тогда бы человечество страдало и заблуждалось на 500 лет меньше.

II. ПИСЬМО П. ЛАВРОВУ

Лондон 12 ноября 1874 г.

Дорогой господин Лавров!

Вернувшись, наконец, из поездки в Германию, я принялся за вашу статью, которую я прочел с большим интересом. Посылаю вам мои относящиеся к ней замечания, которые я пишу по-немецки, что дает мне возможность быть более кратким.

1) Я признаю в учении Дарвина теорию развития, но способ до-казательства (struggle for life, natural selection) * Дарвина принимаю лишь как первое, временное, несовершенное выражение недавно от-крытого факта. До Дарвина именно те господа, которые теперь везде видят только борьбу за существование (Фохт, Бюхнер, Молешотт и другие), видели как раз взаимодействие органической природы, как например, мир растений доставляет животному миру кислород и пищу и, наоборот, животный мир доставляет растениям углекислоту и удобрение, как это в особенности доказал Либих. Оба эти взгляда в известных границах правильны, но оба одинаково односторонни и ограниченны. Взаимодействие тел природы—как мертвой, так и живой – включает в себе гармонию и коллизию, и борьбу, и коопе-рацию. Если поэтому так называемый естествоиспытатель позволяет себе резюмировать все разнообразное богатство исторического разви-тия в односторонней и сухой формуле: «борьба за существование», в формуле, которая даже в области природы может быть принята лишь cum grano salis, то такое отношение само себя осуждает.

2) Из трех названных убежденных дарвинистов ** внимания за-служивает только Гельвальд. Зейдлиц в лучшем случае – мелкая величина, Роберт Бир – романист, роман которого «Drei Mal» («Три раза») только что появился в журнале «Ueber Land und Meer». И там уместно все его бахвальство.

3) Не отрицая преимуществ вашего метода критики, который я назвал бы психологическим, я выбрал бы другой метод. Каждый из нас испытывает на себе влияние той интеллектуальной среды, в которой он преимущественно вращается. Для России, где вы лучше меня знаете свою публику, и для пропагандистского журнала, который обращается к связующему эффекту***, к нравственному чувству, ваш метод вероятно является самым лучшим. Для Германии, где ложная сентиментальность уже причинила и продолжает причинять такой неслыханный вред, он бы не годился, он был бы неправильно понят, был бы истолкован как сентиментальность. У нас скорее нужна ненависть, чем любовь, – по крайней мере прежде всего к

* [Борьбу за существование, естественный подбор.]

** [У Энгельса написано латинскими буквами по-русски.]

*** [У Энгельса латинскими буквами написано: sviazujuscy effecte.]

224

в первую очередь необходим отказ от последних остатков немец-кого идеализма, восстановление материальных факторов в их исто-рических правах. Поэтому я бы следующим образом обрушился на буржуазных дарвинистов, – и может быть в свое время и сделаю это.

Все учение Дарвина о борьбе за существование есть просто пере-несение из общества в область живой природы учения Гоббса о bel-lum omnium contra omnes (войне всех против всех) и буржуазно-эко-номического учения о конкуренции рядом с теорией народонаселе-ния Мальтуса. Проделав этот кунстштюк (безусловную правиль-ность которого я оспариваю, как уже было указано в 1 пункте в особенности по отношению к теории Мальтуса), опять переносят эти же самые теории из органической природы в историю и затем утверждают, что доказана их верность как вечных законов челове-кого общества. Наивность этой процедуры бросается в глаза, на это не стоит тратить слов. Но если бы я хотел подробнее остановиться| на этом, то я прежде всего назвал бы их плохими экономистами, а затем уже плохими естествоиспытателями и философами.

4) Самое существенное отличие человеческого общества от обще-ствa животных состоит в том, что животные в лучшем случае нако-пляют, между тем как люди производят. Но уже одно это капиталь-ное отличие делает невозможным простое перенесение законов животного общества в человеческое общество. Благодаря этому различию возможно, как вы верно заметили, чтобы человек не только вел борьбу за существование, но и за наслаждение и за увеличение своих наслаждений... и был готов отречься от низших наслаждений для высшего наслаждения *. Не оспаривая ваших дальнейших выводов отсюда, я бы, исходя из своих предпосылок, сделал следующие выводы: человеческое производство на известной ступени достигает такой высоты, что могут быть произведены не только предметы для удовлетворения необходимых потребностей, но и для удовлетворения потребностей в роскоши, сперва хотя бы и для меньшинства. Борьбa за существование, – если мы еще на момент оставим в силе эту категорию, – превращается таким образом в борьбу за наслаждения, не в борьбу за одни только средства существования, а в борьбу за средства развития, за общественно производимые средства развития, а к этой ступени категории из мира животных не могут быть применены. Но если производство в своей капиталистической форме, как это происходит в настоящее время, производит гораздо большее количество средств существования и развития, чем может потребить капиталистическое общество, потому что оно искусственно отстраняет огромную массу действительных производителей от пользования этими средствами существования и развития; если это общество своим собственным законом жизни вынуждается постоянно расширять и без того уже черезмерное производство и поэтому вынуждено само периодически, каждые десять лет, уничтожать не только массу продуктов, но и производительных сил, – то какой же смысл имеет здесь разговор о «борьбе за существование»? Борьба за существование может еще заключаться в том, что производящий

*[У Энгельса эта фраза написана латинскими буквами: celovek vel borjbu ne toljko za suscestwovanie, no za naslazdenie I za uvelicenie svojich naslazdenij…gotov byidlja vyssego naslazdenija otrecsja ot nissich.]

225

класс oтнимет руководство производством и распределением от класса, в руках которого это руководство находилось до сих пор, но который неспособен уже более продолжать его, а это уже будет социалистическая революция.

Между прочим уже одного рассмотрения предыдущего хода исто-рии как непрерывной классовой борьбы достаточно для полного выяснения всей поверхностности понимания этой истории как незначительной вариации проявлений «борьбы за существование». Поэтому я никогда не сделал бы такого одолжения этим псевдонатуралистам

5) По той же причине я соответственно иначе формулировал бы ваш по существу верный тезис, гласящий, что идея солидарности для облегчения борьбы могла... вырасти, наконец, до того, чтобы охватить все человечество и противопоставить его как солидарное общество братьев остальному миру минералов, растений и живот- ных *.

6) Но я не могу, наоборот, согласиться с вами, что борьба всех против всех ** была первой фазой человеческого развития. По моему мнению, общественный инстинкт был одним из важнейших рычагов развития человека из обезьяны. Первые люди вероятно жили стадами, и, поскольку мы можем углубиться в глубь веков, мы находим, что так и было.

17 ноября

Мне опять помешали, и я опять принимаюсь за это письмо, чтобы отправить его вам. Вы видите, что мои замечания относят-ся скорее к форме, к методу вашей критики, чем к ее сущности. Я надеюсь, что вы найдете их достаточно ясными, я писал их второпях и, перечитывая их, хотел бы изменить некоторые слова, но я боялся сделать это письмо слишком неудобочитаемым.

Шлю вам сердечный привет.

Ф. Энгельс

* [Последняя фраза у Энгельса написана латинским шрифтом: cto ideja solidarnosti dlja oblegcenija borjby mogla vyrosti nakonec do togo, stoby ochwatitj vse celovecestvo i protivopastavitj jego kak solidarnoje obsestvo braticv ostalnomu miru mineralow, rasteniy i zivotnych.]

** [В тексте: borjba vsech protiv vsech.],

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Hegel, Geschiclite der Philosophie, Bd. Ill, стр. 306 и сл.

2 Гегель, Dng., Vorr. I.

Стр. 352 (в дальнейшем всюду цитируется следующее издание: Гегель, Энциклопедия философских наук, часть первая. Перевод Б. Столпнера, под ред. А. Деборина и Н. Карева, со вступительной статьей А. Деборина. Институт К. Маркса и Ф. Энгельса. М. 1929): «Лессинг сказал в свое время, что со Спинозой обходятся, как с мертвой собакой. Мы не можем сказать, что в наше время лучше обходятся со спинозизмом и вообще со спекулятивной философией, когда видим, что те, которые излагают их и судят о них, даже не дают себе труда правильно понять факты и верно их передать. Последнее было бы минимумом справедливости, и такого минимума спекулятивная философия, во всяком случае, имела бы право требовать».

3 Buchner, Kraft und Stoff, Th. Thomas, Lpz. 1862.

Стр.170: «Мы не можем иметь никакой науки, никакого представления об абсолютном, т. е. о том, что выходит за пределы окружающего нас чувственного мира. Сколько бы ни старались господа метафизики определить абсолютное, сколько бы ни стремилась религия возбудить веру в него допущением непосред-ственного откровения, ничто не может вскрыть этого внутреннего недостатка. Все наши знания и представления относительны и вытекают лишь из взаимного сравнения окружающих нас чувственных вещей. У нас не было бы понятия о тем-ноте без света, мы не могли бы представить себе высокого без низкого, тепла без холода и т. д., абсолютных идей у нас нет...»

4 Ср. следующее письмо Энгельса Марксу от 30 мая 1873 г.: «Briefwechsel wischen Friedr. Engels u. Karl Marx, 1844—1883», Hrsg. v. A. Bebel und Ed. Bem-rtein, Stuttgart 1913, Bd. 4.

Стр. 244—246: «Предмет естествознания – движущееся вещество, тела. Тела неотделимы от движения, их формы и виды можно познавать только в дви-жении, о телах вне движения, без всякого отношения к другим телам, нельзя ничего сказать. Только в движении тело показывает, что оно есть. Поэтому естествознание познает тела, только рассматривая их в их отношении друг к другу, в| движении. Познание различных форм движения есть познание тел. Исследова-ние этих различных форм движения есть поэтому главный предмет естествозна-ния. (Очень хорошо; это также мой взгляд. —К. Ш[орлеммер].). *

1. Простейшая форма движения, – это перемена места (внутри времени, чтобы сделать удовольствие старому Гегелю)—механическое движение.

а) Движения отдельного тела не существует; однако, говоря относительно, падение можно pассматривать как таковое. Движение к одному, общему для мно-гих тел, цснтральному пункту. Но как только отдельное тело должно двигаться в другом направлении, не к центру, оно, правда, подпадает под законы падения,

Но последние видоизменяются. (Cовершенно верно! .. К. Ш.)

* [В письме Энгельса имеются сделанные Шорлеммером пометки.]

227

b) Законы траектории приводят непосредственно к взаимному движению нескольких тел – планетарное и т.д. движение, астрономия, равновесие – временному или кажущемуся в самом движении. Но действительным результатом этого рода движения в конце концов бывает всегда контакт движущихся тел, они падают друг на друга.

с) Механика контакта – соприкасающиеся тела. Простая механика, рычаг, наклонная плоскость и т. д. Но этим не исчерпываются последствия контакта. Он проявляется непосредственно в двух формах: трении и ударе. Обе имеют то свойство, что при определенной степени интенсивности и при определенных обстоятельствах они производят новые, не только уже чисто механические последствия: теплоту, свет, электричество, магнетизм.

2. Собственно физика, наука, исследующая эти формы движения, которая после исследования каждой из них в отдельности констатирует, что при опреде-ленных условиях они переходят друг в друга, и в заключение находит, что все они при определенной степени интенсивности, которая (степень) изменяется со-ответственно различным движущимся телам, вызывают действия, выходящие за пределы физики, изменения внутреннего строения тела – химические дей-ствия.

3. Химия. При исследовании прежних форм движения было более или менее безразлично, производилось ли оно над одушевленными или неодуше-вленными телами. Неодушевленные тела, правда, показывают эти явления в их наибольшей чистоте. Напротив, химия может познать химическую природу важнейших тел только на таких веществах, которые возникают из процесса жи-зни; главной ее задачей все больше и больше становится искусственное пригото-вление этих веществ. Она представляет переход к науке организмов, но диалек-тический переход только тогда возможно будет установить, когда химия совершит этот действительный переход или будет на пути к этому». (Вот в чем вопрос!—К. Ш.)

5. Энгельс, вероятно, имеет в виду «Введение» Секки к книге <>Die Sonne». См. «Указатель цитированных сочинений».

6. Гегель, Энцикл., I.

Стр. 21: «Эта наука [философия] претерпевает часто такое пренебрежение, что даже те, которые не занимались ею, воображают, что без всякого изучения они понимают, как обстоит дело с философией, и что, получив обыкновенное образование и опираясь, в особенности, на религиозное чувство, они могут по-ходя философствовать и судить о философии. Относительно других наук счи-тается, что требуется изучение для того, чтобы знать их, и что лишь такое знание дает право судить о них. Соглашаются также, что для того, чтобы изготовить баш-мак нужно изучить сапожное дело и упражняться в нем, хотя каждый человек имеет в своей ноге мерку для этого, имеет руки и благодаря им – требуемую для данного дела природную ловкость. Только для философствования не тре-буется такого рода изучения и труда. Это удобное мнение нашло себе в новейшее время подтверждение в учении о непосредственном знании, – знании посредством созерцания».

7. Там же, стр. 23: «...охотнее всего отделяет действительность от идеи рассудок, который грезы своих абстракций принимает за нечто истинное и гор-дится долженствованием, которое он особенно охотно предписывает также и в области политики, как будто мир только и ждал его, чтобы узнать, каковым он должен быть, но каким он не является, ибо если бы мир был таковым, каковым он должен быть, то куда делось бы скороспелое умствование, выдвигаемое рас-судком долженствования?»

8 Там же, стр. 44: «Различие между чувственным и мыслью мы должны видеть в том, что характерной особенностью первого служит единичность, и так

228

как единичное (взятое совершенно абстрактно, это единичное есть атом) находится также в связи с другими единичными, то чувственное есть внеположенность их друг другу, ближайшими абстрактными формами которой являются: совместность и последовательность».

9. Там же, стр. 48: «…то, что в предметах, свойствах, событиях истинно, то, что в них есть сокровенного, существенного, которую нам важно знать, не находится в сознании непосредственно, не есть то, что нам дает уже первый взгляд… То же самое мы находим в нашем отношении к явлениям природы. Мы замечаем, например, гром и молнию. Это явление нам знакомо, и мы его часто воспринимаем. Но человек не удовлетворяется одним лишь знакомством с явлением, одним лишь чувственным явлением; он хочет знать, что скрывается за последним, хочет знать, что оно представляет собою, хочет его постигнуть. Мы поэтому размышляем, стремимся узнать причину, как нечто отличное от явления как такового, стремимся узнать внутреннюю сущность в ее отличии от лишь внеш-него. Мы, таким образом, удвояем явление, ломаем его надвое: на внутреннее и внешнее, на силу и проявления, на причину и действие. Внутреннее, сила, здесь опять-таки есть всеобщее, постоянное, не та или другая молния, не то или другое растение, а то, что остается одним и тем же во всем. Чувственность есть некое единичное и исчезающее, а то, что в нем постоянно; мы узнаем посредством раз-мышления. Природа показывает нам бесконечное множество единичных образов и явлений: мы чувствуем потребность внести единство в это многообразие; мы поэтому сравниваем друг с другом явления и стремимся познать всеобщее каждого из них. Индивидуумы рождаются и погибают, род же есть пребывающее в них... Сюда принадлежат также законы,—например, законы движения светил. Мы ви-дим звезды сегодня здесь, а завтра там; этот беспорядок есть нечто не соответствую-щее духу, нечто чему он не доверяет, ибо он верит в существование порядка, в простое, постоянное и всеобщее определение. Исходя из этой веры, он направил свое размышление на явления и, познав их законы, установил движение небесных светил во всеобщей форме, так что из этого закона можно определить и познать каждую перемену места».

10 . Энгельс, новидимому, имеет в виду главу: «Всеобщность законов приро-ды» из книги Бюхнера, Kraft und Stoff, см. стр. 42—47-

11. Гегель, Энцикл., I.

Стр. 50: «То, что получается при размышлении, есть продукт нашего мы-шления. Так, например, Солон дал афинянам законы, которые были произведением его головы».

12. Там же, стр. 52. «Логика поэтому совпадает с метафизикой, наукой о вещах, постигаемых, в мыслях, которые, как признавали раньше, выражают существенности вещей».

13. Вот это, отмеченное Энгельсом у Гегеля, место на стр.58 «Энцикл.», I:

«...мы можем несомненно познать истину посредством опыта, но этот опыт есть лишь форма. В опыте имеет большое значение, какой ум приступит к изучению действительности. Великий ум делает великие наблюдения и усматривает в пе-строй игре явлений то, что имеет значение».

14. Там же, стр. 60: «...миф гласит, что Адам и Ева, первые люди, человек вообще, обитали в саду, в котором находились древо жизни и древо познания добра и зла. Миф рассказывает, что бог запретил людям вкушать плоды древа познания, о древе же жизни ничего здесь больше не говорится. Этим, следова-тельно, высказано то положение, что человек не должен приходить, к познанию, а должен оставаться и состоянии невинности. И у других народов, обладавших глубоким сознанием, мы находим представление, что первоначально состояние людей было состоянием невинности и единения. В этой представлении правильно

229

то, что, несомненно, человек не должен остановиться на раздвоении, в котором мы находим все человеческое. Неправильно, напротив, что непосредственное естественное единство представляет собою правый путь. Дух есть не только не-посредственное, а существенно содержит в себе момент опосредствованил. Дет-ская невинность имеет в себе, несомненно, нечто привлекательное и трогатель-ное, но она такова, лишь поскольку она напоминает о том,, что должно быть по-рождено самим духом. То единство, которое мы наблюдаем в детях как нечто природное, должно быть результатом труда и культуры духа. Христос говорит:

«Если не станете, как дети...» и т. д., но он не говорит, что мы должны оставаться детьми. В нашем моисеевом мифе мы находим дальше, что побуждением к вы-ходу из этого единства было внешнее предложение (через посредство змея) чело-веку; в действительности однако вступление в состояние антагонизма, пробу-ждение сознания, имеет причиной природу самого человека, и этот процесс по-вторяется в каждом человеке. Змей видит божественное состояние в знании того, что есть добро и что есть зло, и это знание в самом деле выпало в удел человеку благодаря тому, что он порвал с единством своего непосредственного бытия, вку-сив от запретных плодов. Первой рефлексией пробудившегося сознания было то, что люди заметили, что они наги. Это очень наивная и глубокая черта. В стыде именно заключается отход человека от своего природного и чувственного бытия. Животные, не дошедшие до этого отхода, не знают поэтому стыда. В человеческом чувстве стыда мы в самом деле и должны искать духовного и нравственного про-исхождения одежды, физическая же потребность представляет собою, напротив, лишь второстепенную причину. Дальше следует так называемое проклятие, ко-торым бог проклял человека. В этом проклятии подчеркивается главным образом антагонизм между человеком и природой. Мужчина должен трудиться в поте лица своего, а женщина – рожать в муках. Что касается, в частности, труда, то он пред-ставляет собою в равной мере как результат раздвоения, так и преодоление по-следнего. Животное находит непосредственно в готовом виде то, что ему нужно для удовлетворения потребностей; человек же, напротив, относится к средствам удовлетворения своих потребностей как к чему-то порожденному и сформирован-ному им. И в этих внешних предметах, таким образом, человек также находится в отношении с самим собою. Изгнанием из рая миф не заканчивается. Он гласит далее: бог сказал: «Вот Адам стал, как один из нас, ибо он знает, что есть добро и что есть зло». – Познание здесь, в противоположность прежнему, обозначается мифом как божественное состояние, а не как то, что не должно иметь места».

15. Ср. Гегель, Энцикл., I, §§ 153—159.

16. Ср. Гегель, Энцикл., I, стр. 233.

Природы внутреннюю суть --

говорит один поэт [Галлер] —

Познать бессилен ум людской;

Он счастлив, если видит путь

К знакомству с внешней скорлупой.

К этому месту Гегель делает следующее примечание: «Ср. гневное воскли- цание Гете в «Zur Naturwissenschaft», т. 1, тетрадь 3-я:

Всю жизнь об этом мне твердят без толку,

Я ж негодую – хоть и втихомолку;

На скорлупу и на ядро бесцельно

Делить природу: все в ней нераздельно

и т. д.

17. Гегель, Энцикл., I, Стр. 91: «Вещь в себе (а под вещью Кант понимает также и дух, бога) обозначает предмет, поскольку отвлекаются от всего, что он составляет для сознания, поскольку отвлекаются от всех эмоциональных определе-

230

ний, равно как и от всех определенных мыслей о нем. Легко усмотреть, что оста-ется после этого: голая абстракция, нечто совершенно пустое, что можно опреде-лить лишь как потустороннее, отрицательное представления, чувства, опреде-ленного мышления и т. д. Также просто соображение, что этот caput mortuum есть сам лишь продукт мысли, а именно продукт мысли, перешедший к чистой аб-стракции, продукт пустого «я», которое делает своим предметом это пустое тожество самого себя. Отрицательное определение, которое получает это абстрактное тожество как предмет, равно приводится среди кантовских категорий и так же хорошо известно нам, как и вышеуказанное пустое тожество. После всего этого нужно только удивляться, когда читаешь, что мы не знаем, что такое вещь в себе, так как на самом деле нет ничего легче, чем знать ее».

18. Гегель, Наука логики, ч. 1, кн. I, перевод Н. Г. Дебольского.

Стр. 103 и сл.: «Если мы поэтому возьмем отталкивание так, просто для себя, то оно есть рассеяние многих одних в неопределенность, вне сферы самого отталкивания; ибо оно состоит в отрицании взаимного отношения многих одних, безотносительность есть его, взятого отвлеченно, определение. Но отталкивание не есть просто пустота, одни, как безотносительное не отталкиваются, не исклю-чают одно другое, что требуется их определением. Отталкивание есть, хотя отри-цательное, но по существу своему отношение; взаимное отстранение и разлет не есть освобождение от того, что отстраняется и разлетается, исключающее оста-ется в связи с тем, что им исключается. Но этот момент отношения и есть притяже-ние, стало быть притяжение в самом отталкивании; притяжение есть отрицание того отвлеченного отталкивания, при котором одни были бы лишь относящимися к себе, а не исключающими сущими.

Но поскольку исходным пунктом служит отталкивание существующих одниx, а тем самым и притяжение полагается внешним образом привходящим к нему, то при всей их нераздельности оба они удерживаются одно вне другого, как различные определения; причем, однако, оказалось, что не только отталки-вание предполагается притяжением, но что также имеет место и обратное отно-шениe – отталкивания к притяжению, и первое равным образом предполагает второе.

По этому определению они неразделимы и вместе с тем определены, в про-тивоположность одно другому, как долженствование и предел. Их долженствование есть их отвлеченная определенность, как сущих в себе, которые, однако, вместе с тем, выходят сами за себя, и одно относится к другим так, что каждое имеет бытие через посредство других как других; их определенность состоит в том, что в этом своем опосредствовании они положены одно для другого как другое определение. – Отталкивание есть положение многих, притяжение – положе-ние одного, последнее вместе с тем—отрицание многих, а первое—отрицание их идеализации в одном, так что притяжение есть притяжение лишь посредством отталкивания, а отталкивание есть отталкивание посредством притяжения».

19. Гегель, Наука логики, ч. 1, кн. 2. см. сл. примечание.

20.Гегель, Наука логики, ч. 1, кн. 2.

Стр. 82 и сл.: «...вещь в себе, как таковая, есть не что иное, как пустое отвлечение от всякой определенности, о коем, конечно, нельзя ничего знать именно потому, что оно есть отвлеченность от всякой определенности. Поскольку, таким образом, вещь в себе предположена как неопределенное, то всякое определение падает вне ее, в чуждую ей рефлексию, к которой она безразлична. Трансцендентальный идеализм признает за такую внешнюю рефлексию сознание. Так как эта философская система перемещает всякую определенность вещей, как по форме, так и по содержанию, в сознание, то с этой точки зрени во мне, в субъекте совершается то, что я вижу листья дерева не черными, а зелеными, солнце – круг-

231

лым, а нс квадратным, что сахяр для моего вкуса сладок, а не горек, что первый и второй удар часов я определяю как последовательные, а не как одновремснные, а также первый не как причину и не как действие второго и т. д. Это резкое изложение субъективного идеализма непосредственно противоречит сознанию свободы, по которому я знаю себя, напротив, как общее и неопределенное, отде-ляю от себя эти многообразные и необходимые определения и признаю их, как нечто внешнее мне, присущими лишь вещам. В этом сознания своей свободы «я» есть то поистине рефлектированное в себя тожество, которым должна быть вещь в себе. В другом месте я показал, что этот трансцендентальный идеализм не выходит за ограниченность «я» объектом, вообще за конечный мир, но изменяет лишь форму предела, остающегося для него абсолютным, лишь перемещая ее из объективной в субъективную область и делая определенностями «я» и происходящею в нем как в вещи дикою сменою то, что признается обычным сознанием за некоторые принадлежащие лишь внешним ему вещам многообразие и изменение. С тепе-решней точки зрения лишь противопоставляются вещь в себе и ближайшая к нсй внешняя рефлексия; последняя не определила еще себя как сознание, а вещь в себе как «я». Из природы вещи в себе и внешней рефлексии оказалось, что это внешнее само определило себя как вещь в себе и, наоборот, стало собственным опрсделением той первой вещи в себе. Существенная же недостаточность той точки зрения, на которой останавливается сказанная философия, состоит в том, что она упорно удерживается на отвлеченной вещи в себе, как на окончательном определении, и противопоставляет рефлексию или определенность и многообразие качеств вещи в себе, между тем как в действительности вещь в себе по существу имеет эту внешнюю рефлексию в себе самой и определяет себя как причастную собственным определениям, свойствам, обнаруживает ложность определения себя как отвлеченной вещи, как чистой вещи в себе».

21. Гегель, Энцикл., I.

Стр. 214, 215. «Если утверждают, что вещь в себе непознаваема, то с этим можно согласиться постольку, поскольку под знанием понимают постижение предмета в его конкретной определенности, ибо вещь в себе есть не что иное, как совершенно абстрактная и неопределенная вещь вообще. Впрочем, с тем же npавом, с которым говорят о вещи в себе, можно было бы также говорить о качестве в себе, количестве в себе и точно так же и о всех других категориях и понимать под этим данные категории в их абстрактной непосредственности, т. е. в отвлечении от их развития и внутренней определенности. То обстоятельство, что именно лишь вещь фиксируется в своем в себе, мы должны рассматривать как произвол рассудка. Но выражение «в себе» применяется, далее, также к содержанию как природного, так и духовного мира, и соответственно этому говорят, например, об электричестве или о растении в себе и также о человеке или государстве в себе и понимают под «в себе» этих предметов то, что они, собственно, по-настоящсму представляют собою. Здесь обстоит дело нс иначе, чем с вещью в себе вообще, а именно так, что, когда мы останавливаемся только на «в себе» предметов, мы понимаем их не в их истине, а в односторонней форме голой абстракции. Так, например, человек в себе есть ребенок, задача которого состоит не в том, чтобы оставаться в этом абстрактном и неразвитом в себе, а в том, чтобы стать также и для себя тем, чем он пока есть лишь в себе, именно стать свободным и разумным существом. И точно так же государство в себе есть еще неразвитое, патриархальное государство в котором содержащиеся в понятии государства различные политические функции еще на конституировались соответственно своему понятию. В том же смысле можно также рассматривать росток как растение в себе. Эти примеры должны показать нам, что очень заблуждаются те, которые думают, что «в себе» вещей или вещь в себе есть вообще нечто, недоступное нашему познанию. Все вещи суть сначала

232

в себе, но на этом дело не останавливается и, подобно тому как природа ростка, который есть растение в себе, состоит лишь в том, что он развивается, так и вещь вообще переступает пределы голого в себе, как абстрактной рефлексии внутрь себя, переходит к тому, чтобы обнаружить себя также и рефлексией в другое и, таким образом, она обладает свойствами».

22. Гегель, Энцикл., I.

Стр. 227: «Отношение целого и частей, как представляющее собою непо-средственное отношение, есть нечто очень понятное рефлектирующему рассудку, и он поэтому часто удовлетворяется им даже там, где на самом деле имеют место более глубокие отношения. Так, например, члены и органы живого тела должны рассматриваться не только как его части, так как они представляют собою то, что они представляют собою лишь в их единстве и отнюдь не относятся безраз-лично к последнему. Простыми частями становятся эти члены и органы лишь под рукой анатома, но он тогда имеет дело уже не с живыми телами, а с трупами. Этим мы не желаем сказать, что такое разложение не должно вообще иметь места, а желаем только сказать, что внешнего и механического отношения целого и частей недостаточно, для того чтобы познать органическую жизнь в ее истине».

23. Гегель, Энцикл., I.

Стр. 200: «Именно тем, что рассудок приступает к рассмотрению тожества, он на самом деле уже выходит за свои пределы и имеет перед собою не тожество, а различие в образе голой разности. Когда мы именно говорим согласно так на-зываемому закону мышления, закону тожества: море есть море, воздух есть воздух, луна есть луна и т. д., то мы считаем эти предметы равнодушными друг к другу, и мы, следовательно, имеем перед собою не тожество, а различие. Но мы затем не останавливаемся также и на рассмотрении вещей лишь как разных, а сравниваем их друг с другом и получаем, благодаря этому, определения сход-ства и несходства. Занятие конечных наук состоит в значительной части в приме-нения этих определений, и когда в наше время говорят о научном рассмотрении, то под этим преимущественно понимают тот метод, который имеет своей задачей сравнивать привлеченные к рассмотрению предметы. Нельзя не признать, что таким путем были достигнуты некоторые очень значительные результаты, и в этом отношении следует в особенности напомнить о великих успехах новейшего времени в областях сравнительной анатомии и сравнительного языкознания. При этом, однако, мы не только должны заметить, что ученые заходили слишком далеко, предполагая, что этот сравнительный метод можно применять с одина-ковым успехом во всех областях познания, но должны в особенности еще, кроме того, подчеркнуть, что одно лишь сравнивание не может дать полного удовлетво-рения научной потребности и что вышеуказанные, достигнутые этим методом результаты должны рассматриваться лишь как, хотя и необходимые, но все-таки подготовительные работы для подлинно постигающего познания. Поскольку, впрочем, при сравнении дело идет о том, чтобы свести имеющиеся налицо раз-личия к тожеству, математика должна рассматриваться как наука, в которой эта цель достигнута наиболее полно, и она достигла этого успеха именно потому, что количественное различие представляет собою лишь совершенно внешнее различие. Tак например, геометрия, при рассмотрении качественно различных треугольника и четырехугольника, отвлекается от этого качественного разли-чия и признает их равными друг другу по своей величине».

24. Гегель, Энцикл. , I.

Стр. 197, 198: «Закон тожества гласит согласно этому: все тожественно с собою: А=А; в отрицательной форме он гласит: А не может в одно и то же время быть А и нe А. – Вместо того, чтобы быть истинным законом мысли, это суждение есть не что иное, как закон абстрактного рассудка. Уже сама форма

233

того суждения находится в противоречии с ним, так как оно обещает различие между субъектом и предикатом и в то же время не дает того, чего требует его форма. В частности же этот закон уничтожается следующими, так называемыми законами мысли, которые делают законами прямую противоположность этого закона. Если утверждают, что этот закон не может быть доказан, но каждое сознание действует согласно ему и, как показывает опыт, тотчас же соглашается с ним, как только оно его усльшит, то этому мнимому школьному опыту следует противопоставить всеобщий опыт, что никакое сознание не мыслит, не образует представлений и т. д., не говорит согласно этому закону, что нет ни одной вещи, какого бы рода она ни была, которая существовала бы согласно ему. Выражения, следующие этому нормативному закону истины (планета есть планета, магнетизм есть магнетизм, дух есть дух), справедливо считаются глупыми: таков именно всеобщий опыт. Школа, в которой признаются только такие законы, вместе с ее логикой, которая серьезно излагает их, давно дискредитировала себя как перед судом здравого смысла, так и перед судом разума...

Все те упреки в односторонности, жесткости, бессодержательности и т. д., которые так часто делают мышлению с точки зрения чувства и непосредствен-ного созерцания, имеют своим основанием превратную предпосылку, что деятель-ность мышления представляет собою лишь деятельность абстрактного отожествле-ния, а формальная логика сама подтверждает эту предпосылку тем, что выста-вляет освещенный в предыдущем параграфе якобы высший закон мышления. Если бы мышление не было чем-нибудь иным, чем это абстрактное тожество, то оно должно было бы быть признано самым излишним и самым скучным делом».

25. Гегель, Энцикл., I.

Стр. 136: «...конечное ограничивается не только извне, а снимается по-средством своей собственной природы и само через себя переходит в другое. Так например говорят: «Человек смертен», и рассматривают смерть как нечто, имеющее свою причину лишь во внешних обстоятельствах; согласно этому спо-собу понимания существуют два самостоятельных свойства человека: свойство быть живым и, кроме того, свойство быть смертным. Но истинное понимание состоит в том, что жизнь, как таковая, носит внутри себя зародыш смерти и что вообще конечное противоречит себе внутри самого себя и, вследствие этого, снимает себя».

26. Там же, стр. 216 и сл.: «Возведение свойств, которыми вещь обладает, в самостоятельные материи или вещества, из которых она состоит, обосновано не-сомненно в понятии вещи и встречается поэтому также и в опыте. Но, если из того, что известные свойства вещи, как, например, цвет, запах и т. д., можно изобра-жать как особые вещества цвета, запаха и т. д., мы сделаем вывод, что этим все и кончается и что, для того чтобы узнать, что, собственно, происходит в вещах, мы ничего другого не должны делать, как разлагать их на те вещества, из которых они составлены, то этот вывод будет противен как мысли, так и опыту. Это разложение на самостоятельные вещества находит свое надлежащее место только в не органической природе, и химик совершенно прав, разлагая, например, поваренную соль или гипс на их вещества и говоря затем, что кухонная соль состоит из соляной кислоты и натра, а гипс—из серной кислоты и извести. Геология точно так же рассматривает с полным правом гранит как сложное тело, представляющее собою соединение кварца, полевого шпата и глиммера. Эти вещества, из которых состоит данная вещь, сами в свою очередь суть вещи, которые, как таковые, могут быть снова разложены на более абстрактные вещества, как например серная кислота, которая состоит из серы и кислорода. В то время как такого рода вещества или материи могут быть фактически представлены как существующие сами по себе,

часто бывает также, что другие свойства вещей

234

тоже рассматриваются как особые материи, хотя они и не обладают этой* само-стоятельностью. Так, например, говорят о теплороде, об электрической и магне-тической материях, а между тем эти вещества и материи должны рассматриваться как голые фикции рассудка. Таков вообще метод абстрактной рассудочной реф-лексии: она произвольно выхватывает отдельные категории, обладающие значи-мостью лишь как определенные ступени развития идеи, и затем применяет их таким образом, что к ним сводятся все привлеченные к рассмотрению предметы;

это делается, как утверждают, для того чтобы объяснить эти предметы, но на самом деле такое сведение противоречит непредубежденному созерцанию и опыту. Точно так же понимание вещей, как состоящих из самостоятельных веществ, применяется часто в таких областях, в которых оно больше уже не обладает зна-чимостью. Уже в пределах природы, в применении к органической жизни эта категория оказывается неудовлетворительной. Говорят, правда, что животное со-стоит из костей, мускулов, нервов и т. д., однако непосредственно ясно, что это не имеет того смысла, который имеет высказывание, что кусок гранита состоит из вышеназванных веществ. Эти вещества относятся совершенно равнодушно к своему соединению и могут столь же прекрасно существовать и без этого соединения; различные же части и члены органического тела сохраняются только в их соединении и, отделенные друг от друга, они перестают существовать как таковые».

37 Там же, стр. 220: «Поры не представляют собою ничего эмпирического а суть изобретение рассудка, который представляет себе таким образом момент отрицания самостоятельных материй и прикрывает дальнейшее развитие противоречий той туманной путаницей, в которой все материи самостоятельны и, тем не менее, каждая из них также подвергалась отрицанию в другой... Как эти поры (речь идет не о порах в органических телах – о порах дерева, кожи и т. д.,— а о порах в так называемых материях, как, например, в цветовом, тепловом и т. д. веществах или в металлах, кристаллах и т.п.) не находят своего подтверждения, в опыте, так и сама материя, затем отдельно от нее существующая форма, вещь слагающаяся из материй, или вещь, которая сама устойчива и лишь обладает свойствами,—все это продукты рефлектирующего рассудка, который, наблюдая и полагая, что он сообщает то, что он наблюдает, на самом деле создает метафизику, представляющую во всех отношениях противоречие, остающееся однако от него скрытым».

28. Ср. «Наука логики» (1, 2, стр. 87 и сл.).

29. Hegel, Naturphilosophie, Werke,.2 AufL, Bd. 7 Berlin 1847.

Стр. 79: «Примером движения, вызываемого центробежною силой (vis cen-trifuga), обыкновенно служит камень, который в праще, приводимой нами в движение вокруг руки, всегда обнаруживает стремление от нее удалиться. (Newton, Phil. nat. princ. math. Defin. 5.) Но дело не в том, существует ли такое направление, а в том, существует ли оно отдельно от тяжести, само по себе, как его представляют себе, т.е. как нечто совершенно самостоятельное в силе».

30. Hegel, Naturphilosophie.

Стр. 67: «Пространство и время наполнены материей. Пространство не совпадает со своим понятием; его понятие находит свое осуществление в материи. Часто брали исходной точкой материю и рассматривали пространство и время как формы этой последней. В этом является правильным то, что материя составляет само реальное в пространстве и времени. Но понятия пространства и времени более отвлечены и потому они должны быть рассматриваемы прежде этой последней, и вслед затем должно показать, что материя составляет их истину. Как нед движения без материи, так нет материи без движения. Движение есть процесс, переход во времени пространства и обратно; материя, напротив, есть отношение пространства и времени как покоящееся тожество».

235

31. Draper, J. W., History of the Intellectual Development of Europe. 2 vol., London Bell and Sons, 1875.

32. См. Грове, Соотношение физических сил, перев. Ал. Заленского и Ил. Меч-никова, Харьков, 1864.

Стр. 12: «Вместо того чтобы принимать, что собственный предмет физиче-ских наук состоит в исследовании существенных причин, я полагаю, что он дол-жен состоять и состоит в исследования фактов и их отношений; потому полагаю, что хотя слово «причина» может быть употреблено в производном и конкретном смысле, как слово, означающее «предшествующие силы», однако оно совершенно нсприменимо в абстрактном смысле. Ни об одном физическом деятеле, каков бы он ни был, мы не можем сказать, чтобы он был абстрактно причиной другого деятеля. Если же для удобства речи дозволительно пользоваться словоупотребле-нием производной причинности, то мы можем сделать это только по отношению к тем явлениям, относительно которых в данном случае специально идет речь, так как такое словоупотребление никогда не может быть обобщено.

Злоупотребление словом «причина» или, вернее, разнообразие форм его употребления служило источником большой путаницы в физических теориях, и даже в наше время философы отнюдь не согласны между собою в своих пред-ставлениях о причинности. Наиболее принятое воззрение на причинность при-надлежит Юму, который видит в ней неизменное предшествование, – т. е. при-чиной, по его мнению, называется то, что неизменно предшествует, а неизменно последующее называется действием. Однако же можно привести несколько при-меров неизменного следования, где нельзя найти никакого отношения причины к действию. Так, например, по замечанию Рида (на которое Броун не дал удо-влетворительного ответа) день неизменно предшествует ночи, отнюдь не будучи ее причиной. И точно так же семя предшествует растению и все же не служит ему причиной. Таким образом, при изучения физических явлений, становится весьма трудным отделить идею причинности от понятия о силе, так что некоторые философы даже считают их тожественными.

Возьмем пример, который будет противоречить обоим воззрениям. Если поднимают щит, течет вода. Обыкновенно говорят, что вода течет, потому что поднят щит; следствие неизменно, ибо, собственно говоря, никакой щит не может быть поднят без того, чтобы не потекла вода, а между тем в другом, вероятно более точном смысле, тяжесть воды есть причина, заставляющая воду течь. Хотя в этом случае мы безошибочно можем принимать тяжесть воды за причину ее течения, мы не можем обобщить это положение и принять его в безусловном смысле, т. е. вообще принять тяжесть за причину течения воды, потому что вода может течь и вследствие других причин: например, вследствие упругости газа, заставляющей воду вытекать из наполненного воздухом сосуда в другой пустой приемник. Тяжесть может даже в некоторых случаях препятствовать течениию воды, вместо того чтобы заставить ее вытекать.

Но ни с той, ни с другой точки зрения мы не можем добраться до чего-либо схожего с абстрактной причинностью. Если мы будем рассматривать причинность как неизменное следствие, то не найдем ни одного случая, в котором дан-ное предшествующее было бы единственным предшествующим данного последующего. Только в том случае, если бы вода могла вытекать единстиснно от поднятия щита, мы были бы в праве сказать абстрактно, что поднятие щита есть причина течения воды. И точно так же, если мы будем рассматривать причинность как силу, мы могли бы сказать абстрактно, что сила тяготения есть причина течения воды только в том случае, если бы воду заставляла течь единственно сила тяготения. Вообще, какой бы другой пример мы ни взяли, мы всегда найдем, что о причинности можно говорить только в данном определенном случае, но нельзя

236

формулировать ее в виде общего положения, однако это беспрестанно делают. Тем не менее, в частном случае, когда мы говорим о причине, мы обыкновенно разумеем какую-то предшествующую силу. Никогда не бывает, чтобы, видя дви-жение или всякое другое изменение материи, мы не рассматривали их как про-изведенные другим предшествующим изменением. Если мы не можем найти этого предшествующего, мы все-таки считаем, что такое предшествующее существует и мысленно связывает его с последним, относит его к той предшествующей дея-тельности, которая действительно его произвела. Из этого, однако, еще не следует, чтобы это обыкновение было правильным с философской точки зрения. Другими словами, можно сомневаться не только в том, что слова «причина» и «действие» означают предыдущее и последующее, но даже в том, что причина на самом деле предшествует действию и сила предшествует изменению материи, причиной кото-рой она считается.

Предшествование причины действию подвергалось сомнению, и их одно-временность защищалась весьма искусно. Как пример этой аргументации мы можем привести следующее соображение: притяжение, заставляющее железо приближаться к магниту, – одновременно с движением железа и дажа сопут-ствует ему. Движение железа свидетельствует о наличии существующей при-чины или силы, но ничто не доказывает, чтобы притяжение было отделено от движения каким-нибудь промежутком времени. Согласно этому взгляду, время перестает быть необходимым элементом причинности, и идея причины, за исклю-чением разве только того случая, когда идет речь о первоначальном сотворении мира, теряет свое действительное существование. Доводы, которые мы приводим в пользу одновременности причины и действия, могут служить доказательством также и одновременности силы и движения. Однако, если мы даже примем эту точку зрения, мы все же не можем не принимать в расчет элемента времени в последовательности явлений, и, таким образом, рассматривая действие как всегда одновременно сопровождаемое своей соответствующей причиной, мы все же дол-жны будем относить его к какому-нибудь предшествующему действию, и мы точно так же будем рассуждать в применении к происхождению всех последовательных изменений в природе.

Привычка и отожествление мыслей с явлениями до такой степени заставляют нас пользоваться общеупотребительными терминами, что мы не можем избежать употребления слова «причины» дажа в том смысле, который послужил поводом к вышеприведенному возражению. Если бы мы его выкинули из нашего лекси-кона, то наша речь, когда мы говорили бы о последовательных изменениях, еделалась бы непонятною для современного поколения. Общераспространенное заблуждение (если я действительно прав, предполагая, что это – заблуждение) заключается в том, что абстрагируют причину и в каждом случае принимают существование общей производной причины, – существование чего-то такого, что не есть первичная причина, но что при тщательном рассмотрении оказывается необходимо обладающим всеми свойствами первичной причины и существованием, независимым от материи и господствующим над последней».

Там же, стр. 16: «Хотя слово «сила» употребляется различными авторами в весьма различных смыслах, оно все же в тесном его смысле может быть определено как то, что производит движение или противодействует ему. Несмотря на то, что я весьма склонен думать, что другие вышеназванные состояния материи фактически являются различными видами движения и что в будущем нам удастся это доказать(в дальнейших частях этого «Исследования» я приведу несколько доводов в пользу этого убеждения), – было бы, однако, и настоящее время слишком преждевременно утверждать их тожество. Поэтому я, говоря о них, буду употреблять слово «сила» как обозначающее то нераздельное с материей

237

активное начало, которое, по предположению, вызывает ее различные изменения.

33. Там же, ,cmp. 20: «Помещая гирю на стекло, мы заставили ее совершить движение, равное но своему размеру тому движению, которое она снова описала бы, если бы противодействие было удалено, и это движение массы становится показателем, или мерой силы, дгействующей на стекло. Пока стекло находится в состоянии напряжения, сила не перестает существовать и способна произвести первоначальное движение, и, хотя она как будто отсутствует, она, что касается действительного движения всей массы, все-таки на самом деле продолжает действовать на стекло. Движение приостановлено, но сила не уничтожена».

34. Hackel, Naturliche Schopfungsgeschichte, 5 Aufl. Berlin, Reimer, 187-1

Стр. 59, 60: «Как видите, согласно представлению Агассиса, творец действует при создании им органических форм точь-в-точь так же, как действует человек-архитектор, поставивший себе задачу придумать и построить возможно больше различных зданий, которые служили бы для возможно более различных целей, были бы построены в насколько возможно отличных друг от друга стилях, отличались бы возможно больше друг от друга по своей величине и по степени своей простоты, великолепия и совершенства. Этот архитектор, может быть, применял бы сначала при постройке всех этих зданий четыре различных стиля, скажем например стили готический, византийский, китайский и рококо. В каждом из этих стилей он построил бы известное число церквей, дворцов, казарм, тюрем и жилых домов. Каждую из этих различных форм зданий он ocyiществил бы в более грубом или более совершенном виде, сделал бы их различными по своей величине, сделал бы одни из них простыми, а другие великолепными и т. д. Однако, архитектор-человек был бы, пожалуй, в лучшем положении, чем божественный творец, в том отношении, что ему была бы предоставлена полная свобода во всем, что касается числа восходящих групп. Творец же, напротив, должен, согласно Агассису, всегда двигаться лишь в пределах вышеназванных шести восходящих групп или категорий, в пределах рода, вида, семейства, порядка, класса и типа. Больше, чем эти шесть категорий, для него не существует».

35. Там же, стр. 75—77: Но Гете не только старался найти такие далеко идущие законы; его вместе с тем долгое время чрезвычайно живо занимали также и многочисленные частные, по преимуществу сравнительно-анатомические исследования. Из последних наиболее интересным, может быть, является открытие межчелюстной кости у человека. Так как это открытие во многих отношениях имеет значение для эволюционной теории, то я позволю себе изложить его вам здесь вкратце. У всех млекопитающих животных существует в верхней челюсти два кусочка кости, сходящихся в средней линии лица, ниже ноздри, и лежащих посредине между двумя половинками главных костей верхней челюсти. Эту пару костей, которая носит на себе четыре верхних резца, очень легко распознать у большинства млекопитающих. Существование же ее у человека было, напротив, в то время неизвестно, и знаменитые сравнительные анатомы даже придавали очень большое значение отсутствию межчелюстной кости у последнего, так как они видели в этом главный отличительный признак между человеком и обезьяной. Странным образом отсутствие межчелюстной кости выставлялось как человечнейшее из всех человеческих свойств. У Гете не могла уместиться в голове мысль, что человек, который во всех прочих своих телесных свойствах явно представляет собою лишь более высоко развитое млекопитающее, не обла дает этой межчелюстной костью. Из общего индуктивного закона, согласно ко-торому млекопитающие обладают межчелюстной костью, он вывел a priori част-ное дедуктивное заключение, что она долша встречаться также и у человека,

238

и он не успокоился, пока он посредством сравнения большого числа человече-ских черепов действительно не не нашел ее. У некоторых людей эта кость сохраняется в продолжение всей жизни, между тем как обычно она рано срастается с близлежащей верхней челюстью, и лишь в черепах очень молодых людей ее можно обнаружить как самостоятельную кость. У человеческих эмбрионов мы можем в настоящее время показать ее, когда угодно. Межчелюстная кость, стало быть, действительно существует у человека, и Гете принадлежит честь первого констатирования этого важного во многих отношениях факта, причем надо еще прибавить, что он установил этот факт, не считаясь с возражениями главнейших авторитетных специалистов, как, например, знаменитого анатома Петра Кампера (Camper). Интересен в особенности тот путь, которым он пришел к установлению данного факта: это именно тот путь, по которому мы постоянно идем вперед в естественно-научных исследованиях организмов, путь индукции и дедукции. Индук-ция является умозаключением от наблюденных многочисленных отдельных фак-тов к некоторому общему закону; напротив, дедукция является обратным умо-заключением от этого общего закона к отдельному, еще не наблюденному в дей-ствительности случаю. Из собранных тогда эмпирических познаний получилось индуктивное умозаключение, что все млекопитающие животные обладают меж-челюстной костью. Гете вывел из этого дедуктивное умозаключение, что человек, телесная организация которого во всех других отношениях ничем существенным не отличается от телесной организации млекопитающих животных, должен также обладать и этою межчелюстной костью; при тщательном исследовании оказалось, что эта кость на самом деле существует у человека. Дедуктивное умозаключение подтвердилось последующим опытом».

36. Там же, стр. 87: «Геккель приписывает Л. Окену предвосхищение открытия протоплазмы, сделанного позднее Максом Шульцем, и открытия клеточки, сделанного позднее Шлейденом и Шванном. Он для подтверждения ссылается на следующие положения, высказанные Океном в 1809 г.:

«Все органическое произошло из слизи, есть не что иное, как получившая разные формы слизь. Эта первичная слизь возникла в мире из неорганической материи в ходе развития планет.

Всякий высший организм, всякое животное и всякое более совершенного вида растение есть не что иное, как «некоторое скопление (synthesis) таких инфузориальных пузырьков, которые благодаря сочетаниям получают разные формы и, таким образом, вырастают в высшие организмы».

37. Там же, стр. 89, 90: «Телеологический способ рассмотрения природы, объясняющий явления в органическом мире целесообразной деятельностью личного творца или целедейственной конечной причиной, необходимо приводит, если последовательно провести его до конца, или к невозможным противоре-чиям, или к двойственному (дуалистическому), пониманию природы, которое находится в решительном противоречии с повсюду воспринимаемыми нами единством и простотой ее высших законов. Философы, признающие эту телео-логию, должны необходимо принимать существование двух природ: неоргани-ческой, которую мы должны объяснять механически действующими причинами (causae efficlentes), и органической, которую мы должны объяснять причинами, действующими целесообразно (causae finales)».

38. Hackel, Naturliche Schopfungsgeschichte.

Стр. 90-91: «При чтении критики телеологической способности суждения Канта, важнейшего его биологического произведения, вы убеждаетесь в том, что при рассмотрении органической природы он по существу все время стоит на телеологической или дуалистической точке зрения, между тем как для неор-ганической природы он безусловно и безоговорочно принимает механический

239

или монистический метод объяснения. Он утверждает, что в области неорганической природы все явления могут быть объяснены механическими причинами, движущими силами самой материи, но что это невозможно в области органической природы. Он полагает, что во всей анорганологии (в геологии и минералогии, в метеорологии и астрономии, в физике и химии неорганических тел) все явления объяснимы одним механизмом (сausa efficiens) без вмешательства конечной цели. Наоборот, во всей биологии, в ботаиике, зоологии и антропологии механизм, по его мнению, недостаточен, для того чтобы объяснить нам все явле-ния; напротив того, мы можем понимать их лишь при допущении целесообразно действующей конечной причины (causa finalis). В некоторых местах Кант прямо подчеркивает, что со строго естественно-научно-философской точки зрения над-лежит требовать для всех явлений без исключения механического объяснения и что лишь механизм заключает в себе действительное объяснение. Но в то же время он полагает, что по отношению к живым телам, к животным и к растениям, наша человеческая познавательная способность ограничена и недостаточна для того, чтобы дойти до подлинной действительной причины органических процес-сов, в особенности возникновения органических форм. По его мнению, право чело-веческого разума на механическое объяснение всех явлений не ограничено, но его способность к таковому ограничена, так как органическую природу можно рас-сматривать лишь телеологически».

39. Hegel, Vorlesungen uber die Geschichte der Philosophie (GIockner), т. III. Стр. 603, 604: «Кант приходит при этом к следующему выводу: «Мы не делали бы никакого различия между естественным механизмом и техникой природы, т. е. целевой связью в последней, если бы наш рассудок не носил такого характера, что он непременно должен итти от общего к частному, и сила сужде-ния, стало быть, не может высказывать определяющих суждений, не обладая общим законом, под который она могла бы подвести частные факты. Частное же как таковое заключает в себе в отношении общего нечто случайное, и, однако, разум требует единства также и в соединении частных законов природы, требует, значит, закономерности, а такая закономерность случайного называется целесо-образностью. Выведение частных законов из общих a priori, посредством опре-деления понятия объекта, о котором идет речь, невозможно по отношению к тому случайному, что эти частные законы содержат в себе. Таким образом, понятие целесообразности природы в ее продуктах будет тем более необходимым для чело-веческой способности суждения, но не касающимся определения самих объектов понятием, будет, стало быть, неким субъективным принципом, будет также лишь руководящей мыслью для силы суждения, в которой не может быть высказано ничего такого, что существовало бы в себе».

40. Энгельс, должно быть, имеет здесь в виду одно из указываемых нами ниже (в 42-м примечании) произведений Никольсона.

41 Hackel в «Schopfungsgeschichte» («Естественная история сотворения мира») изображает в таблице 1 «историю жизни простейшего организма, моне-ры», открытой в 1867 г. на Ланцароте, одном из Канарских островов. Описание находится в той же книге, стр. 663 и сл.

42. Нам не удалось еще установить точно, каким из многочисленных учеб-ников английского зоолога Никольсона по зоологии, биологии и палеонтологии пользовался Энгельс. Об Actinophrys и Difflugia Никольсон говорит следующее в «A Manual of Zoology» («Учебник зоологии»), Edinburgh and London, W. Black-wood and Sons, 1878:

Стр. 77: «Большая часть Heliozoa живут в пресной воде, и мы можем вы-брать из них, как тип, обыкновенного наливняка (Actinophrys sol), у которых не развиты твердые части. У этих микроскопических животных тело состоит из

240

сферической массы саркоды,диаметром около 1/13000 дюйма, обычно покрытой длинными, лучевыми, волокнистыми pseudopodia, гораздо менее подвижными, чем у амебы. Деление телесной субстанции на ectosarc и endosarc видно довольно сносно, и последний содержит в себе многочисленные зернышки и пустоты».

Стр.63: «У близко родственной Difflugia саркода, образующая тело жи-вотного, снабжена перепончатой оболочкой или чешуей («carapace»), усиленной

песчинками и другими побочными твердыми частицами. Эта оболочка имеет единственное отверстие в одной конечности, через которое проходят псевдоподии».

43. См. примечание 41-е.

44. Энгельс имеет в виду книгу W. Wund, Physiologic des Menschen, § 5 .

45. Hackel, Schopfungsgeschichte.

Стр. 382: «Некоторые из этих клеток, рано замкнувшись в сумочках благодаря выделению застывшей затем оболочки, образовали первые растительные

клеточки; другие же, оставшиеся голыми, могли развиться в первые клетки животного тела. Присутствие или отсутствие покрывающей неподвижной оболочки составляет важнейшее, хотя отнюдь не всегда имеющееся налицо различие между формами растительных и животных клеток».

46. Там же, стр. 384, 385: «...представляют собою веретенообразные» боль-шей частью цвета яичного желтка клетки, которые иногда сидят густыми массами, объединенные в комки, а иногда совершают в высшей степени своеобразные движения. В последнем случае они образуют каким-то до сих пор еще не нашедшим себе объяснения образом сетчатый помост из лабиринтообразно сплетенных тяжей, скользят в неподвижном «нитяном пути» этого помоста. Судя по форме, мы принимали бы клетки лабиринтовых за простейшие растения, а судя по их движению – за простейших животных. На самом же деле они не являются ни растениями, ни животными».

47. Там же, стр. 451: «Эти грегарины представляют собою отчасти совер-шенно простые клетки, подобно амебам, отчасти же – цепи, образуемые двумя или тремя лежащими друг за другом клетками».

48. См. цитированное сочинение.

49. Там же, стр. 452: «А именно все прочие животные, от простейших зоофитов до позвоночных, от губки до человека, составляют сочетание разнообразных тканей и органов, которые все без исключения развиваются первоначально из двух различных слоев клеток. Этими двумя слоями являются те два первичных пласта (Keimblatter), с которыми мы уже познакомились при рассмотрении эмбриональной формы развития Gastrula (стр. 443). Внешний слой клеток, или животный (animale) зародышевый пласт (кожный пласт, или экзодерма), составляет основу животных органов, служащих для животной жизни: кожи,

нервной системы, мускульной системы, скелета и т. д. Внутренний клеточный слой, или вегетативный зародышевый пласт (кишечнкй пласт, или энтодерма), доставляет материал для построения вегетативных органов: кишек, сосудистой системы и т.д. У низших представителей всех шести высших животных пород мы встречаем еще теперь в ходе зародышевого развития гаструлу, у которой эти два первоначальных пласта выступают в простейшей форме и окружают древнейший первоначальный орган, первокишку с первортом. Мы можем поэтому объединить все эти животные (в противоположность бескишечным первоначальным животным) под названием кишечных животных (metazoa).

Все эти кишечные животные мы можем признать происходящими из одной общей основной формы (Keimform), из Gastrea, и эта давно вымершая основная форма должна была быть в главном похожей по своей организации на и теперь еще повсюду распространенную основ-

241

ную форму—на Gastrula (ср. стр. 445)- Из этой Castrula развились некогда, как мы показали выше, два различные основные формы – Protascus и Prothelmis. Первую из этих форм мы должны рассматривать как основную форму зоофитов, а последнюю – как основную форму червей».

В первый раз Э. Геккель дает в своей «Generelle Morphologic» («Общая мор-фология»), 1866, изложение своего понимания морфологической индивидуально-сти и вслед за этим (IX глава) выставляет свои тектологические тезисы (XVI глава). В других произведениях Геккеля мы находим повторения его основного изложения. Наиболее доступным является изложение отмеченной Энгельсом у Геккеля «относительности индивида» в новом издании «Generelle Morphologie» под назва-нием «Prinzipien der generellen Morphologie der Organismen» («Принципы общей морфологии организмов»). Это издание представляет собою дословную перепечатка одной части появившейся в 1866 г. «Generelle Morphologic» (эта часть носит название: «Allgemeine Grundzuge der organischen Formen-Wissenschaft, mechanisch begrundet durch die von Charles Darwin reformierte Descendenztheorie»).

50. Hackel, E., Schopfungsgeschichte, fanfzehnter Vortrag: «Schopfungsperi- den und Schopfungsurkunden», стр. 333—363. (Геккель Э., История сотворения мира, пятнадцатая лекция: «Периоды сотворения мира и свидетельства об этих периодах», стр. ЗЗЗ—363).

Idem «Anthropogenie», Leipzig, W. Engelmann, 1874. Fflnfzehnter Vortrag «Die Zeitrechnung der menschlichen Stammesgeschichte», стр. 347—368. («Антропогения» 1874, пятнадцатая лекция: «Летоисчисление истории происхождения человека», стр. 341—368).

51. Clausius, R., Ueber den zweiten Hauptsatz der mechanischen Warmetlie i rie. Ein Vortrag, gehalten in einer allgemeinen Silzung der 41. Versammlung driii scher Naturforscher und Aerate zu Frankfurt a. M. am 23 September 1867. Braiiii schweig, Fr. Vieweg, 1867. (Клаузиус Р. О втором основном законе механической теории теплоты. Доклад, читанный в общем заседании 41-го собрания немецких естествоиспытателей и врачей в Франкфурте-на-Маине 23 сентября 1867 г., Брауншвейг, Фр. Фивег, 1867).

Стр. 6—7: «Пусть нам дано некоторое количество совершенного газа, занимающего определенный объем. Когда этот газ расширяется до другого, например до двойного объема, то при этом получает место совершенно точно определеное начальным и конечным объемами увеличение рассеяния. Вместе с тем при этом расширении теплота превращается в работу. А так как в совершенном газе никакой внутренней работы не происходит, потому что молекулы находятся уже на таком расстоянии между собою, что можно пренебречь их взаимодействием, то мы принимаем во внимание только внешнюю работу, которая производится при преодолении внешнего давления, – следовательно такую работу, величину которой легко установить. Чтобы температура газа оставалась неизменной, потребляемая для этой работы теплота должна быть сообщена ему извне».

52 Энгельс, вероятно, имеет в виду спор Пастера с Dr. H. Bastian из Лондона о теории самопроизвольного зарождения. Ср. Oeuvres de Pasteur, reunis par Pasteur-Vallery-Radot, II, pp. 459—473. (Paris, 1922.)

53 Hegel, Vorlesungen uber die Geschichte der Philosophie. (Гегель,

Лекции по истории философии, т. I.)

Стр. 224: «Мы убеждаемся, следовательно, что форма кажется положенной в сущности, но это единство, однако, еще не развито далее. Jlyчше, правда, сказать: «Магнит имеет душу», чем сказать: «Магнит имеет силу притягивать», ибо сила есть род свойства, которое мы представляем себе как нечто отделимое от материи, как некий предикат, – душа же, напротив, есть тожественное с природой материи самодвижение.Но случайно взбредшая в голову Фалеса мысль стоит

242

у него одиноко и не находится ни в какой более тесной связи с его абсолютной мыслью. Она не имеет у него никакого дальнейшего применения, не определяет ничего всеобщего».

54. Huckel, E., Anthropogenie (Геккель, Антропогения).

Стр. 707, 708: «...согласно материалистическому мировоззрению материя, или вещество, существовала раньше, чем движение, или живая сила; вещество создало силу. Согласно спиритуалистическому мировоззрению дело обстоит нао-борот: живая сила, или движение, существует раньше материи, которая лишь этой силой и вызвана к существованию: сила создала вещество. Оба воззрения дуалистичны, и оба воззрения мы считаем одинаково ошибочными. Антагонизм этих двух воззрений исчезает для нас в монистической философии, которая так же мало может представить себе силу без материи, как и материю без силы».

55. И. Р. Майер высказывается в своей книге «Beitrage zur Dynamik des Himmels in popularer Darstellimg» («Популярно изложенные очерки по небес-ной динамике») следующим образом (стр. 198, 199) :

«Вследствие влияния притяжения луны и солнца нарушается равновесие подвижных частей на земной поверхности, так что морские воды стремятся к точке или к тому меридиану, над которым и под которым проходила луна. Если бы части воды обладали совершенной и не встречающей сопротивления подвиж-ностью, то вершины высокой и низкой воды во время прилива оказывались бы как раз в том меридиане, в котором находится луна, и при этих обстоятельствах не было бы траты живой силы. Но так как в действительности части воды в своем движении встречают сопротивление, то благодаря этому получается запоздание прилива, так что в морской зыби высокая вода наступает в среднем приблизительно через 2l/2 часа после прохождения луны через меридиан данного места.

Так как вода стремится с востока к западу, к лежащему под луной меридиану, а высота воды вследствие указанной причины на востоке всегда выше, чем на западе, то морская вода необходимо должна сильнее стремиться и течь от востока к западу, чем от запада к востоку. Прилив и отлив представляют собою следовательно не только попеременное повышение и понижение частей воды, но также и медленное передвижение волн от востока к западу. Приливы и отливы вызывают общее течение океана к западу.

Так как направление этого течения как раз противоположно направлению вращения земли, то морская вода, благодаря имеющему повсюду место трению и ударам о прочные морские стенки, оказывает постоянное противодействие вращательному движению земли вокруг своей оси и этим уменьшает живую силу движения».

56. Ссылку на английского астронома Адамса см. в цитированной выше книге Майера на стр. 330.

57. Цитаты Морица Вагнера взяты из его статьи: «Naturwissenschaitliche

Streifragen. J. Justus von Liebig's Ansichten uber den Lebensursprung und die Descendenzlheorie» («Спорные вопросы естествознания. Взгляды Юстуса Либиха на происхождение жизни и на теорию происхождения видов»), помещенную им в Вeilage zur «Augsbiirgcr Allgemeiner Zeitung» № 279, 280, 281 (6, 7, 8 октября 1874г.). Эти цитаты в некоторых местах грешат незначительными неточностями, которые мы, не отмечая, прямо исправили.

58. Г. Гельмгольц высказался в своем предисловии к «Handbuch der theoretischen Physik von W. Thomson und P. G. Tait («Руководство по теоретической физике» В. Томсона и П.Г. Тэта, авторизированный немецкий перевод, т.1, ч.2, Браушвейг, 1874, стр. Х1) следующим образом:

«Я хочу упомянуть еще о другом, обладающем такой же научной ценностью возражении, потому что, хотя оно и не направлено против какого-нибудь места этой книги, но все же относится к сэру В. Томсону. Оно касается предположения

243

возможности того, что органические зародыши находятся в метеоритах и перенесены с них на охладившиеся небесные тела. Господин В. Томсон в своей речи, произнесенной при открытии собрания съезда британских естествоиспытателей в Эдинбурге осенью 1871г., назвал этот взгляд ненаучным». И здесь я должен также заявить о себе, что я разделяю это заблуждение, если здесь действительно есть заблуждение. Я даже еще несколько раньше В. Томсона указал па этот взгляд, как на возможный способ объяснения перенесения организмов через мировые пространства; я его именно высказал в лекции, читанной весной того года в Гейдельберге и Кельне, но еще не напечатанной. Если кому-нибудь угодно считать эту гипотезу в высокой или в наивысшей степени невероятной, то я не могу против этого спорить. Но мне кажется, что если все наши попытки создать организмы из безжизненного вещества терпят неудачу, то является вполне научным способом рассуждения задать себе вопрос: да возникла ли вообще когда-нибудь жизнь, нe так ли она стара, как и материя, и не переносятся ли все зародыши с одною небесного тела на другое, развиваясь всюду, где они находят для себя благопри-ятную почву».

59. Юстус Либих говорит о жизненной силе следующее в «Письмах о химии», перев. И. Алексеева, 1861, т. I:

Стр. 288—290: «Без сомнения, множество действий, замечаемых в живых телах, зависит от химико-физических причин, но было бы слишком смело из этого выводить, что все силы, действующие в организме, совершенно одинаконы с теми, которые действуют в мертвой материи. Легко доказать, что защитники этого мнения не имеют в виду первого и простейшего правила физико-химического метода, а именно – непременно доказать, что действие, приписываемое некоторой причине, на самом деле происходит от этой причины.

Если рассматривать теплоту, электричество, магнетизм, химическое cpoдство как причины жизненных явлений, то должно сначала доказать, что части живого тела, в котором действуют эти силы, показывают те же явления, как и неорганические тела, подверженные действию тех же сил; нужно показать, каким образом происходит взаимная деятельность этих сил и производит то чудное согласие в отправлениях, какое представляют органические существа с самого первого их развития до того мгновения, когда элементы их переходят в неорганиче-скую природу. Принимая, что силы неорганической природы одинаковы с силами органической, необходимо признать, что вообще все силы природы нам изве-стны, что действия их исследованы, что мы в состояния по действиям сделать обратное заключение о причинах и показать, какое участие принимает каждая из них в жизненных отправлениях.

Достаточно взглянуть в произведения авторов, защищающих такой взгляд, чтобы тотчас же заметить, как далеко еще мы находимся от таких общих выводов. Обыкновенно эти воззрения высказываются весьма дельными и основательными исследователями, каторые занимаются преимущественно исследованиями явлений движения в животном организме; они находят, что все совершается по определенным механическим законам, и вследствие этого предполагают, что яв-ления эти зависят от тех же причин, как такие же явления движения, замечаемые вне первого тела. Никто, однако, до сих пор не пытался вывести отношения этих дей-ствий к теплоте, электричеству, магнетизму, и т. д. или показать, в какой степени они зависят от названных сил. Все, что мы знаем об этом, это то что неорганиче-ские силы принимают в этих действиях некоторое участие.

С другой стороны, решительно невозможно согласиться с мнением виталистов, желающих объяснять тайны жизни, принимая одну или несколько жизненных сил. Они принимают явление, не определяя предварительно, простое оно или сложное; она спрашивают: можно ли объяснить явление химическим срод-

244

ством, электрическою или магнитною силою, а так как в настоящее время невозможно дать на этот вопрос утвердительный ответ, опираясь на ясные доказательства, то они выводят отсюда, что явление не зависит ни от одной из этих сил, а от совершенно особенных сил, свойственных живым существам. При определении причин явления способ исключения может быть только тогда допустим, когда совершенно известно, что число причин, находящихся в связи с явлением, точно определено и когда можно доказать, что действия всех этих причин происходят только от одной причины».

60. Bossut Charles, Cours complet de mathematique, Paris, vol. V (1795—180l).

61. «Der Wunderbau des Weltalls oder Populare Astronomie» von Dr. J. H. Madler. 6 Auflage.

Стр. 42, 43: «Массу всей атмосферы можно точнее определить, чем ее высоту; она составляет 1/1 221 300 массы земли. Она участвует в обоих движениях земли, как в поступательном, так и во вращательном, и вовсе не отстает от последнего, как иногда предполагали, допуская, что именно в этом заключается причина постоянного восточного ветра у экватора, который скорее возникает вследствие того, что нагревание земной поверхности возрастает в направлении с востока на запад. Но, как и вода, воздух имеет собственные движения различного рода (ветры), которые частью постоянны, по большей же части изменчивы и направле-ние которых хотя и не вызывается, но отчасти изменяется вращением земли. Уче-ние о совершающихся в воздухе изменениях относится к метеорологии, и поэтому здесь нет надобности излагать ни этого учения, ни специальных химических ис-следований об его существенных и случайных составных частях. Мы можем счи-тать вероятным, что некоторые другие небесные тела также окружены сходной с воздухом оболочкой, так как мы наблюдаем на них следы некоторых из выше-упомянутых оптических действий; но это не относится ко всем им (в частности, к нашей луне), и тем менее можно предположить, что все мировое пространство, так сказать, наполнено сходной с воздухом массой и что она лишь оказывается более уплотненной вблизи твердого небесного тела. Хотя, как мы впоследствии увидим, и вероятно, что пространства между небесными телами не абсолютно пусты, а наполнены так называемою сопротивляющеюся средою (эфир), однако в последнем на обнаруживается ни одного из свойств, присущих воздуху и всякому газу, и поэтому та атмосфера, которую мы описали здесь в общих чертах, должна считаться принадлежащею именно земле».

62. См. следующее примечание.

63. П. Л. Лавров, Опыт истории мысли, т. I, выпуск 1, СПБ. 1875.

Стр. 109. «Угасшие солнца с мертвою системою планет и спутников про-должают свое движение в пространстве, пока не попадут в образующуюся новую туманность. Тогда остатки умершего мира становятся материалом для ускорения процесса образования нового мира. Громадный жар массы, в которой готовится новый мир, быстро расплавляет, обращает в газы мир умерший, но тем самым и новый мир быстро переживает один из первоначальных фазисов своего суще-ствования, чтобы перейти к последующим фазисам и в свое время двигаться в виде темной, мертвой системы неисчислимые тысячи лет, пока, ему удастся в свою оче-редь послужить материалом для еще новейшего образующегося мира».

64. Clausius, Ueber den zweiten Hauptsatz, der mechanischen Warmetheorie, Braunschweig 1867 (Клаузиус, О втором основном законе термодинамики).

Стр. 16,17: «Paбота, могущая быть произведенной силами природы и содержащаяся в существующих движениях небесных тел, будет постепенно все больше и больше превращаться в теплоту. Теплота, переходящая постоянно от более теплого к более холодному телу и стремясь этим выравнивать существующие

245

различия в температуре, будет постепенно получать все более и более равномерное распределение, и наступит также известное равновесие между наличной в эфире лучистой теплотой и теплотой, находящихся в телах. И, наконец, в отношении своего молекулярного расположения тела приблизятся к некоторому состоянию, в котором, что касается господствующей температуры, сопокупное рассеяние будет возможно наибольшим.

Я старался выразить весь этот процесс одним простым положением, опреде-ленно характеризующим состояние, к которому постепенно приближается вселен-ная. Я образовал величину, которая по отношению к превращениям предста-вляет собою нечто, соответствующее тому, что представляет собою энергия по отношению к теплоте и работе, а именно сумму всех превращений, которые дол-жны были иметь место, чтобы привести некоторое тело или некоторый комплекс тел в теперешнее его состояние. Эту величину я назвал энтропией. Во всех слу-чаях, где сумма положительных превращений больше суммы отрицательных превращений, получается увеличение энтропии. Мы должны, следовательно, вывести заключение, что во всех явлениях природы совокупная величина энтро-пии всегда может лишь возрастать, а не уменьшаться, и мы получаем поэтому как краткое выражение всегда и всюду совершающегося процесса превращения следующее положение: энтропия вселенной стремится к некоторому максимуму.

Чем больше вселенная приближается к этому предельному состоянию, в котором энтропия достигает своего максимума, тем больше исчезают поводы к дальнейшим изменениям, а если бы это состояние было, наконец, вполне до-стигнуто, то не происходило бы больше никаких дальнейших изменений, и все-ленная находилась бы в некотором мертвом состоянии инерции.

Хотя настоящее состояние вселенной пока что еще очень далеко от этого предельного состояния и хотя приближение к нему совершается столь медленно. что все те промежутки времени, которые мы называем историческими, предста-вляют собою совершенно краткие отрезки по сравнению с теми чрезвычайно огромными периодами времени, в которых нуждается вселенная, чтобы получи-лись сравнительно ничтожные превращения, то все же остается важным резуль-татом тот вывод, что найден закон природы, который позволяет уверенно за-ключить, что во вселенной не все является круговоротом, а что она все дальше и дальше меняет свое состояние в определенном направлении и стремится таким образом к некоторому предельному состоянию».

65 Корр, Н., Die Entwicklung der Chemie in der neueren Zeit. Erste Abtei-lung: «Die Entwicklung der Chemie vor und durch Lavoisier», Munchen, R. Olden-burg, 1871. (Konn. Г., Развитие химии в новейшее время. Первый отдел: «Разви-тие химии до и у Лавуазье», 1871.)

Стр. 105. «Что касается учения о сродстве, то эпоха, подлежащая теперь нашему рассмотрению, приобрела все те познания, которыми располагала на-чинающаяся с Лавуазье новая эра. Она, правда, еще сохранила некоторые следы прежних ошибочных учений, полагая именно, что возможность соединения друг с другом двух тел указывает на существование некоторого общего им содержа-ния в той же составной части или, другими словами, что соединимость известных тел друг с другом основана на их сродстве в собственном смысле этого слова. Но для большей части химиков уже существовало более правильно понимаемое понятие химического притяжения».

66. В письме к Энгельсу от 18 июня 1862 г. Маркс высказывает аналогичное соображение:

«У Дарвина, которого я опять просматриваю, меня забавляет, когда он говорит, что применяет «теорию Мальтуса» также к растениям и животным, как будто у Мальтуса весь фокус не состоит именно в том, что она применяется не

246

к растениям и животным, а только к людям – с геометрической прогрессией— в противоположность растениям и животным. Замечательно, как Дарвия снова находит среди животных и растений свое английское общество с его разделе-нием труда, конкуренцией, открытием новых рынков, «изобретениями» и мальтусовой «борьбой за существование». Это – bellum omnium contra omnes Гоббса и напоминает Гегеля в «Феноменологии», где буржуазное общество фигурирует как «духовное царство животных», тогда как у Дарвина царство животных фигу-рирует как буржуазное общество».

67. «Die Naturkrafte in ihrer Wechselbeziehung», populare Vortrage von Adolf Fick, Professor der Physiologie in Wurzburg. 1869.

Стр. 9,10: «Теперь достаточно напомнить о давно строго доказанном в физике положении, согласно которому форма движения, именуемая «лучистой теплотой», во всех существенных отношениях тожественна с той формой дви-жения, которую мы называем светом. Различие между ними является различием того же порядка, как различие между красным светом и голубым светом. А именно, частицы эфира колеблются, если солнечные лучи проходят через то место, где они находятся, в одинаковое время с различной скоростью. Каждое из этих частичных колебаний принадлежит особому лучу, и, как известно, эти различные лучи можно отделить друг от друга разными способами, между прочим преломлением в призме:

стало быть, они расходятся так, что каждый луч, отличающийся особым числом колебаний, направляется по особому пути. Известно также, что возбуждают глаз человека и вызывают в нем световое ощущение лишь те солнечные лучи, которые соответствуют числу колебаний, превышающему приблизительно 450 биллионов и секунду. Поэтому только эти лучи называются световыми лучами. Наоборот, тe лучи, которые соответствуют меньшему числу колебаний (а таковы многие из солнечных лучей) и не могут возбуждать сетчатую оболочку глаза, называются силовыми лучами. Но при объективном рассмотрении эти лучи оказываются обладающими точно такими же свойствами, как и световые лучи. И для осталь-ных чувств субъективно не существует никакого различия между этими двумя родами лучей. В частности, то, что, действуя на нашу кожу, так называемые те-пловые лучи тотчас же вызывают ощущение теплоты, вовсе не оказывается их ис-ключительною особенностью; это ощущение вызывают и световые лучи, если их выделить из солнечного света и дать им действовать с надлежащей интенсивностью. Но оба рода лучей вызывают это ощущение лишь косвенно, только порождая подлинную теплоту в верхней кожице».

68. Maxwell, Т. М., Theory of Heat, London, Logmans, Green et C0, 1871.

69. Secchi, Die Sonne, Autoris, deutsche Ausgabe u, Originalwerk, hrsg. v. H.Schellen, Braunschweig 1872.

Стр. 630: «Различие цветов обусловлено исключительно длиной волн; наибольшие длины волн возбуждают впечатление красного цвета; Когда длины волн постепенно уменьшаются, глаз последовательно ощущает все цвета по порядку от красного, через оранжевый, желтый, зеленый, голубой синий, до фиолетового, как они обнаруживаются в спектре белого цвета».

Стр. 631: «В солнечных лучах, стало быть, имеется только один вид колебательного движения, правда, с волнами различной длины. Химические, световые и тепловые лучи не более отличаются друг от друга, чем желтые лучи от зеленых или зеленые от фиолетовых».

70. Речь идет о произведенном Фиком и Вислицениусом в 1865 г. исследовании происхождения мускульной силы. Результаты их исследования изложены в Vierteljahrsschrit der naturforschenden Gesellschaft in Zurih, Jahrg.X.,1865, 3. стр.317-348

247

71. В работе Carnot Sadi «Reflexions sur la puissance motrice du feu et sur les machines propres a developper cette puissance». Paris, Bachelier, 1823, стр.118 По-немецки в изд. W. Ostwald как № 37 серии Klassiker der exakten Wissenschaften, Leipzig, Akademische Verlagsgeschaft, 1909.

72. Оно гласит в формулировке Клаузиуса так:

Стр.16: «Хотя одна форма энергии может превращаться в другую форму энергии, количество энергии при этом никогда не уменьшается, имеющаяся в мире энергия столь же постоянна, как и масса имеющейся в мире материи».

73. Энгельс имеет в виду следующие статьи из журнала «Nature» (London u. New-York):

Vol. 12 (июнь—июль 1875), стр. 136—137, I55—157, I75—I77, О- J> Allniai «Recent Progress in our Knowledge of the Ciliate infusoria»;

Vol. 12 (июнь 1875), стр. 121—123, стр. 141—144, «Croll's Climate and Tiii (рецензия);

Vol. 13, (январь 1876), стр. 252—354, ^68—гуо: Prof. Tyndall on Gci i (On the Optical Department of the Atmosphere in reference to the Phenomena Putrefaction and infection. Abstract of a paper read before the Royal Society Janu i 13th, by Prof. Tyndall, F. R. L. (Communicafet by the aator).

74. Приводимые Энгельсом астрономические даты он мог заимствовать из работы Madler, Der Wunderbau des Weltalls, oder Populare Astronomic, Berlin Carl Heymann, 5 Aufl., 10 Abschn. Энгельс мог заимствовать их также из книги Р. A. Secchi, Die Sonne. Из текста не видно, каким источником пользовался Энгельс.

75. Madler, цит. соч., стр. 426.

76. Secchi, цит. соч., стр. 769.

77. У Mudler, цит. соч.

78. Secchi, цит. соч., стр. 787.

79. Там же, стр. 797-

80 Гегель, Наука логики,перев. Н. Дебольского, часть вторая: «Субьек- тивная логика». (Перевод здесь и в дальнейшем, где признавалось нужным, изменен и исправлен).

Стр. 124: «Это разделительное суждение есть полнота химизма, в которни то же самое объективное целое представлено, во-первых, как самостоятельное отрицательное единство, во-вторых, в среднем термине, как реальное единство, но, наконец, представлена химическая реальность, разложенная на ее абстрактные моменты. В этих последних определенность не достигла своей рефлексии в cебе в некотором другом, а возвратилась к себе в своей отвлеченности, она есть в себе первоначально определенный момент».

81. В первой главе третьего отдела («Жизнь», стр. 147—159) Гегель дает те рассуждения о потребности и влечении, которые напоминают Энгельсу Ламарка. В этих рассуждениях Гегель переходит от жизни к познанию. Самыми важными местами являются следующие:

Стр. 155: «Этот процесс начинается с потребности, т. е. с того момента, который характеризуется тем, что живое, во-первых, определяет себя, тем самым полагает себя как подвергнувшееся отрицанию и вследствие этого соотносится с некоторой другой, по отношению к нему безразличной, объективностью, но это живое, во-вторых, не потеряло в этой потере себя, сохраняется в ней и остается тожеством равного самому себе понятия; вследствие этого оно есть побуждение положить для себя равным себе тот иной мир, снять его и объективировать ceбя. Благодаря этому его самоопределение имеет форму объективной внешности, а так как оно вместе с тем тожественно себе, то оно есть абсолютное противоречие. Непосредственное образование есть идея в ее простом понятии, соответственная

248

понятию объективности. Таким образом оно по природе – добро. Но так как отрицательный момент реализован в объективную особенность, т.е. существенные моменты ее единства реализованы каждый сам по себе в полноту, то понятие раздваивается в абсолютном неравенстве себя с собою, и так как оно равным образом есть в этом равенстве абсолютное единство, то живое есть для самого себя это раздвоение и имеет чувство этого противоречия, которое (чувство) есть боль. Поэтому боль есть привилегия живых существ; так как они суть существующее понятие, то они суть некоторая действительность той бесконечной силы, а это озна-чает, что они в себе суть отрицательность их самих внутри себя, что эта их отри-тельность существует для них, что они сохраняют себя в их инобытии. Если говорят, что противоречие немыслимо, то именно в боли живого оно имеет даже действительное существование.

Это раздвоение живого внутри себя есть чувство, так как оно принято в про-стую всеобщность понятия, в чувствительность. С боли начинаются потребность и побуждение, составляющие переход, который состоит в том, что неделимое (Individuum), будучи отрицанием себя для себя, становится также тожеством для себя, – тожеством, которое есть лишь отрицание этого отрицания. Тожество, присущее побуждению как таковому, есть субъективная достоверность себя са-мого, согласно которому, неделимое относится к своему внешнему, безразлично существующему миру как к некоторому явлению, к чуждому в себе понятию и несущественной действительности. Оно должно получить понятие внутри себя лишь через субъект, который есть имманентная цель. Безразличие объективного мира к определенности, а тем самым и к цели и составляет его внешнюю способность быть соответствующим субъекту, какие бы прочие спецификации он не имел в нем; его механическая определимость, недостаток свободы имманентного понятия составляют его бессилие сохранить себя вопреки живому. Поскольку объект есть по отношению к живому ближайшим образом некоторое безразличное внешнее, он может действовать на живое механически, но он действует таким образом не как на нечто живое, поскольку он относится к последнему, он действует не как причина, а возбуждает оное. Поскольку живое есть побуждение, то внешность вхо-дит в него и внутрь его; лишь постольку она уже сама по себе есть внутри его; воздействие на субъект состоит лишь в том, что последний находит соответствую-щей представляющуюся ему внешность, – если она и не соответствует его полноте, то по крайней мере она должна соответствовать некоторой частной его стороне, и возможность этого заключается в том, что он, как относящийся внешним обра-зом, есть нечто частное.

Итак, субъект, поскольку он как определенный в своей потребности соот-носится с внешним и потому есть само внешнее или орудие, оказывает насилие над объектами. Частный характер субъекта, его конечность вообще составляет более определенное проявление этого отношения. Внешнее в последнем есть вообще процесс объективности, механизм и химизм. Но этот процесс непосредственно прерывается, и внешность превращается во внутреннее. Внешняя целесообраз-ность, возникающая ближайшим образом через деятельность субъекта в безраз-личном объекте, снимается тем, что объект по отношению к понятию не есть суб-станция и что поэтому понятие не может стать только его внешней формою, но должно положить себя как его сущность и имманентное, проникающее опреде-ление сообразно своему первоначальному тожеству».

Стр. 158: «Рефлексия рода в себе есть с этой стороны тo, в чем сохраняется действительность, так как в ней полагается момент отрицательного единства и индивидуальности,— размножение живых существ. Идея, которая, как жизнь, имеет еще форму непосредственности, возвращается тем самым в действитель-ность, и эта ее рефлексия есть лишь повторение и бесконечный прогресс, в коем

249

она не выходит за пределы конечности своей непосредственности. Но это возвра-щение идеи к ее первоначальному понятию имеет и ту более высокую сторону, что идея не только прошла опосредствование своего процесса внутри непосред-ственного, а тем самым как раз сняла последнюю и благодаря этому повысилась в более высокую форму своего существования.

А именно процесс рода, в коем отдельные неделимые снимают друг в друге свое безразличное, непосредственное существование и умирают в этом отрица-тельном единстве, имеет, далее, другою стороною своего продукта реализован-ный род, положивший себя тожественным с понятием. В процессе рода исчезают изолированные единичности индивидуальной жизни, отрицательное тожество, в котором род возвращается внутрь себя, с одной стороны, порождает единич-ность, а с другой – снимает ее и, стало быть, есть сливающийся собою род, ставшая сущею для себя всеобщность идеи. В оплодотворении умирает непосред-ственность живой индивидуальности; смерть этой жизни есть возникновение духа. Идея, которая как род есть в себе, есть и для себя, сняв свою частность, которую представляло собою живущее поколение, и тем самым сообщив себе не-которую реальность, которая есть сама простая всеобщность; таким образом она есть идея, которая относится к себе как идея, есть всеобщее, имеющее всеобщность своею определенностью и существованием, идея познания».

68 Гегель, Наука логики. Часть первая: «Объективная логика». Первая книга: «Учение о бытии».

Стр. 128: «Арифметика рассматривает числа и их фигуры, или правиль-нее, не рассматривает их, а действует над ними, ибо число есть безразличная косная определенность, оно должно быть приведено в действие и в соотношение извне. Способы этого соотношения суть арифметические действия. Они изла-гаются в арифметике одно после другого, и совершенно ясно, что одно зави-сит от другого. Нить, руководящая их последовательностью, не выясняется в арифметике. Но из определения понятия самого числа легко получается та си-стематическая группировка этих действий, на которую имеет полное право притя-зать их изложение в учебниках».

Стр. 142: «Примером тому – все; являющееся в количественном опреде-лении. Даже число необходимо имеет непосредственно в нем эту двойную форму. Оно есть определенное множество, и постольку оно есть экстенсивная величина, но оно есть также одно, один десяток, одна сотня, и постольку оно образует пери-ход к интенсивной величине, так как в этом единстве многообразное сливается в простое. Одно есть в себе экстенсивная величина, оно может быть представлено как любое определенное множество частей. Так десятое, сотое есть это простое ин-тенсивное, имеющее свою определенность во вне его находящемся многом, т. е в экстенсивном. Число есть десять, сто и вместе с тем в системе чисел десятое сотое, и то и другое есть одна и та же определенность.

Одно в круге именуется градусом, так как часть круга имеет существенно свою определенность во многом вне себя, определяется как такой одно в замкну том определенном множестве одних. Градус круга, как простая пространственная величина, есть лишь обыкновенное число; рассматриваемый же как градус, он есть интенсивная величина, смысл коей состоит лишь в том, что он определяется определенным множеством градусов, на которые делится круг, как вообще число имеет свой смысл лишь в ряде чисел.

Величина некоторого конкретного предмета проявляет свою двойствен- ность, как экстенсивная и интенсивная в двояких определениях своего суще- ствования, в одном из которых она является как некое внешнее, а в другом -- как некое внутреннее. Так, например, некоторая масса, как вес, есть экстенсивная величина, поскольку она составляет некоторое определенное множество фунтов,

250

центнеров и т. д., и интенсивная величина, поскольку она оказывает известное да-вление; величина давления есть нечто простое, степень, имеющая свою опреде-ленность в шкале степеней давления. Как оказывающая давление, масса является бытием внутри себя, субъектом, которому присуще интенсивное различие степе-ней. Наоборот, то, что, оказывает эту степень давления, в состоянии двинуть с места известное определенное множество фунтов и т. д., и его величина этим и измеряется.

Или возьмем другой пример: теплота имеет степень, – степень теплоты, скажем, 10-ю, 20-ю и т. д.; степень есть простое ощущение, нечто субъективное. Но эта степень равным образом существует как экстенсивная величина, как рас-ширение жидкости, ртути в термометре, воздуха или глины и т. д. Высшая сте-пень температуры выражается более длинным столбом ртути или более тонким глиняным цилиндром, она нагревает большее пространство, точно так же как меньшая степень – лишь меньшее пространство.

Более высокий тон, как более интенсивный, есть вместе с тем большее число колебаний, а более громкий тон, которому приписывается более высокая степень, слышен в более обширном пространстве. Более интенсивным цветом можно также окрасить большую поверхность, чем менее интенсивным, более светлое – другой вид интенсивности – видно далее, чем менее светлое и т. д.».

83. В первой редакции статья была озаглавлена: «Три основные формы рабства» Статья начиналась так: «Труд – источник всякого богатства, утверждают политико-экономы. Труд действительно является таковым, но он и нечто большее, чем это. Он – первое основное условие человеческого существования. С известными ограничениями можно даже утверждать, что он создал самого человека».

84. См. Цит. В тексте соч А.-Р. Уоллеса, стр.119

85. Там же, стр. 229.

86. Там же, стр.189.

87. Там же, стр.183.

88. Т.Г. Гексли высказал это остроумное замечание в письме к комитету Лондонского диалектического общества (The Committee of the London Dialectical Society). Письмо было напечатано в «Daily News» за 17 октября 1871 г. и перепечатано в «Life and Letters of Thomas Henry Huxley by his son Leonard Huxley», Vol.1, London,Macmillan and Co 1900, cnh.420 («Жизнь и письма Томаса Гексли, составил его сын Леонард Гексли» Лондон 1900, стр.420).

89. Nageli, C. von? Ueber die Schranken der naturwissenschaftlichen Erkenf-nis («О пределах естественно-научного познания»). Напечатано в «Amtlicher

Bericht der 50 Versammlung deutscher Naturforscher und Aerzte in Munchen vom 17. Bis 22. September, 1877», Munchen, F. Straub, 1877cтp. 25—41. Негели приводит признание, которое сделано Добуа-Реймоном в 1872 г., и говорит на стр. 41:

«Если мой предшественник Дюбуа-Реймон закончил свой доклад потрясающими словами «Ignoramus» (не знаем) и «ignorabiinus» (не будем знать), то мне хотелось бы закончить мой доклад условным, но более утешительным суждением, что результаты наших исследований представляют собою не только сведения, а действительные познания, носящие в себе зачатки почти бесконечного роста, который все же не приблизит нас ни на малейший шаг к всеведению. Если мы будем разумно уступчивы в своих притязаниях, будем помнить, что мы—конечные и преходящие существа, что – мы люди, и как таконые будем довольствоваться человеческим знанием, имеете того, вместо того, чтобы притязать на божественное познание, то мы будем иметь право с полной уверенностью сказать: «мы знаем и будем знать».

Подробнее Энгельс занимается разбором речи Негели на стр. 82 и сл (см. также и стр.122).

251

90. Vichnw, Die Freiheit der Wissenschaft im modernen Staat(«Свобода науки в современном государстве». Напечатано в «Amtlicher Bericht etc. », стр. 65-77. (Кроме того вышло отдельно Berlin, Wiegand, Hempel und Paney, 1877).

Стр. 69: «Все мы, называющие себя естествоиспытателями, охватываем лишь отдельные части естествознания. Никто из нас не может выступить с оди-наковым правом представителем каждой дисциплины и принимать участие в споpax о вопросах, поднимаемых в каждой из них. Наоборот, мы очень ценим отдельных ученых именно за то, что они односторонни, что они являются выдающимися специалистами в определенной области. В областях наук, не являющихся нашей специальностью, мы все обладаем лишь полузнанием. Хорошо было бы уже и то, если бы это полузнание больше распространялось среди нас, если бы мы могли распространить это полузнание настолько, чтобы по крайней мере большинство образованных людей были бы знакомы с главными направлениями, по которым идут отдельные дисциплины естествознания, были бы с ними знакомы в той мере, которая позволила бы им без больших затруднений следить за развитием послед-них и проникнуться общим движением науки, хотя бы им и не была ясна в каждый данный момент вся полнота отдельных доказательств».

91 Kekule, A., Die wissenschaftliche Ziele und Leistungen der Chemie («Науч-ные цели и достижения химии»).

Стр. 13, 14: «Со времени обоснования Демокритом первого, насколько мы знаем, научного понимания природы элементарнейшие положения теории материи остались теми же самыми. «Из ничего ничто не возникает, ничто суще-ствующее не может быть уничтожено, все изменения представляют собою соеди-нения или разделения частиц». Но античная атомистическая теория была больше предшественницей тех воззрений, которые мы теперь называем в физике молеку-лярной теорией. Даже в ее дальнейшем развитии античная атомистическая тео-рия не содержала в себе никакой основной мысли, которая в своем дальнейшем раз-витии могла бы лечь в основание специально химической теории».

Стр. 15: «Из этих воззрений выросла в начале XIX в. химическая теории атомов, создателем которой справедливо считается английский химик Дальтон. Ибо в то время как, согласно Демокриту, различия всех вещей проистекают из различий между их атомами в числе, величине, форме и расположении, а каче-ственных различий между атомами не существует, Дальтон первый определенно признал существование качественно различных элементарных атомов. Он первый приписал этим качественно различным атомам определенные, специфические для различных элементов веса, он первый показал, что эти относительные атомные веса могут быть узнаны посредством химического изучения».

92. Kant, I. «Allgemeine Naturgeschichte und Theorie des Himmels, oder Versuch von der Verfassung und dem mechanischen Ursprunge des ganzen Weltgebau. des, nach Newtonschen Orundsatzen abgehandelt», 1755. ( Общая естественная история и теория неба, или опыт об устройстве и механическом происхождении всего мироздания, обсуждающий эти вопросы согласно ньютоновским основопо-ложениям, 1755.)

93. К. Маркс, Капитал, перев. В. Базарова и И. Степанова. Предисловие ко второму изданию.

«Мой диалектический метод не только в своей основе отличен от гегелевского, но представляет его прямую противоположность. Для Гегеля процесс мысли, который он под названием идеи превращает даже в самостоятельный субъект, есть демиург действительности, представляющей лишь его внешнее проявление. Для меня, наоборот, идеальное есть не что иное, как переведенное и переработанное в человеческой голове материальное.

252

Мистифицирующую сторону гегелевской диалектики я подверг критике почти 30 лет тому назад,в то время когда она еще была очень модной. Но как раз в то время, когда я разрабатывал первый том «Капитала», крикливые, претенциозные и ограниченные эпигоны, задающие тон в современной образованной Германии, с особым удовольствием третировали Гегеля, как некогда, во времена Лессинга, доблестный Моисей Мендельсон третировал Спинозу, а именно, как «дохлую собаку». Я поэтому открыто заявил себя учеником этого великого мыслителя и в главе о теории стоимости даже несколько кокетничал гегельянством, употре-бляя там и сям характерную его терминологию. Та мистификация, которую претерпела диалектика в руках Гегеля, отнюдь не помешала тому, что именно Гегель первый дал исчерпывающую и сознательную картину ее общих форм движения. У Гегеля диалектика стоит на голове. Надо ее поставить на ноги, чтобы вскрыть рациональное зерно под мистической оболочкой»*

94. Thomson, W., The Size of Atoms A. Lecture delivered at the Royal insti-tution on Friday, Februati 2, 1883 (В. Томсоп, Объем атомов. Лекция, прочитанная в Королевском институте 2 февраля 1883 г.), напечатано в «Nature», Vol. 28, стр. 203—205, 250—254,274—278 (июнь – июль 1883 г.).

95. Ср. Гегель, Энциклопедия, 1, § 100.

96. Kekule, A., Die wissenschaft lichen Ziele und Leistungen der Chemie (A. Кекуле. Научные цели и достижения химии).

Стр. 12, 13: «Если класть в основание это представление о сущности материи, то мы имеем право определить химию как науку об атомах и физику как науку о молекулах, и тогда напрашивается мысль выделить ту часть физики, которая трактует о массах, в качестве особой дисциплины и сохранить для нее назва-нии «механика». Механика оказывается таким образом основной наукой для физики и химии, поскольку и та и другая должны трактовать свои молекулы, или соответственно атомы, при известных рассуждениях, а именно при вычислениях, как массы. Но механика, физика и химия являются основой всех специальных, естественных наук, ибо очевидно, что все изменения, безразлично, происходят ли они в макрокосме или в микрокосме, в теле ли растения или животного, могут носить лишь механический, физический или химический характер. "

97. Huckel, Е., Ueber die WeHenzeugung der Lebensteiichen oder die Peri-genesis der Plasliduie, Vortrag, gehalten am 19 November 1875 in der niedicituschen naturwissenschafttchen Geseilschaft zu Yena. (Э. Геккель, Волновое порождение жизненных частиц или перегенезис пластидул. Доклад, читанный 19 ноября 1875 г. в Иенском медицинско-естественно-научном обществе.) Перепечатано в «Gemeinveretandliche Vorirage und Abhandkmgen aus dem Ocbiet der Enwicklungsiehre», zweite, vermehrte Autlage, 2 Bd. Bonn, Е. Strauss, 1902. («Общедоступные доклады и статьи из области учения о развитии», второе дополненное издание, 2 тома, Бонн, Э. Штраус, 1902.).

Стр. 95, 96: «Если современное монистическое естествознание справедливо ставит нам требование объяснять все явления природы механически и, исключив всякую телеологию, свести к «действующим причинам» (causae efficientes), то наша теория перегенезиса удовлетворяет этому первому требованию, ибo лежащие в ее основании принципы перенесенного движения массы и сохранения силы, чисто механистичны. Чисто механистичен также и принцип автогонии, дающий первый толчок к этому перенесенному движению из вышеуказан-ных движений атомов, движений, которые имеюг место при образовании первых пластидул и вызывают их своеобразное пластидульное движение».

98. Энгельс имеет в виду теорию Лотара Мейера о природе химических элементов как функции их атомных весов. Упомянутую кривую можно найта в книге; I.. Meger, Die niotlernen Thsorien der Chemie und ihre BedeUt-ung f. die

253

chemische Mechanik, Breslau 1862. (Л. Мейер, Новейшие химические теории и их значение для химической механики, Бреславль, 1862).

99. Гегель, Наука логики, часть вторая: «Субъективная логика или учениео понятии». Второй отдел, третья глава: «Телеология», стр. 126—143.

100 Гегель, Энциклопедия, 1.

Стр. 172: «Плохо обстояло бы в самом деле с нашей наукой, если бы только потому, что такие предметы, как свобода, право, нравственность и даже сам бог, не могут быть измерены и исчислены или выражены в математической формуле, мы, отказываясь от точного познания этих предметов, должны были бв удовлетворяться в общем неопределенным представлением, и все, что относится к особенным их определениям, предоставлять прихоти каждого отдельного человека, чтобы он создавал из них все, что ему угодно. Какие практически вредные выводы получаются из такого понимания, – ясно без дальнейших пояснении При более внимательном рассмотрении оказывается, впрочем, что упомянутая здесь исключительно математическая точка зрения, с которой количество, эта определенная ступень логической идеи, отожествляется с самой идеей, – что эта точка зрения есть не что иное, как точка зрения материализма, и это в самом деле находит себе полное подтверждение в истории научного сознания, в особенности во Франции, начиная с середины прошлого века. Материя, взятая абстрактно, есть именно то, в чем хотя и имеется форма, но лишь как безразличное и внешнее определение.

Наше рассуждение будет, впрочем, очень превратно понято, если его захотят понять в таком смысле, что мы здесь унижаем достоинство математики, или, что обозначением количественного определения, как чисто внешнего и безразличного определения, мы доставляем оправдание лени и поверхности ума и утверждаем, что можно оставить в покое количественные определения, или, что, по крайней мере, не надо слишком строго исследовать их. Количество есть во всяком случаи ступень идеи, которой как таковой следует воздавать должное раньше всего как логической категории, а затем также и в предметном мире – как в царстве приро-ды, так и в царстве духа».

101. Замечания о Негели относятся к его докладу о границах естественно-научного познания. («Die Schranken der naturwissenschaftlichen Erkenntnis» September 1877).

Стр. 12: «Таким образом, наше познание природы всегда носит математи-ческий характер и основано либо на простом измерении, как например в мор-фологических и описательных естественных науках, либо на причинном изме-рении, как например в физических и физиологических науках. Но с помощью математики мерой, весом и числом могут быть достигнуты относительные или количественные различия. Действительные качества, абсолютно разные свой-ства ускользают от нашего познания, так как у нас нет для них масштаба. Дей-ствительных качественных различий мы неспособны схватить, так как нельзя сравнивать качества между собою. Это – факт, имеющий важное значение для познания природы. Из него следует, что если в пределах природы существуют качественные или абсолютно разные области, то научное познание возможно лишь в пределах каждой отдельной области и никакие соединительные мосты не ведут от одной из них к другой. Но из этого факта следует также и то, что, поскольку мы можем исследовать природу в ее целокупности, поскольку наше измеряющее познание движется вперед, не встречая на своем пути пробела, по-скольку мы именно можем понимать одно явление из другого или, иными словами, можем доказать, что одно явление возникает из другого, постольку мы имеем право утверждать, что не существует вообще в природе абсолютных различий, незаполнимых пропастей».

254

Стр.13: «Мы можем познавать только конечное, но зато все конечное, попадающее в сферу нашего чувственного восприятия»

Стр. 5: «... на каком протяжениии с какой полнотой органы чувств сооб-щают нам о явлениях природы? Что касается протяжения, то мы должны только напомнить о поставленных нам границах, чтобы они ясно представили умственному взору каждого из нас. Во времени нам доступно только настоящее,а в пространстве лишь то, что соответствует нашим собственным пространственным условиям. Непосредственно мы не можем замечать ничего из того, что существовало в прошлом или будет существовать в будущем, ничего из того, что находится в пространстве на слишком отдаленном расстоянии или имеет либо слишком большие, либо слишком маленькие размеры».

Стр. 6: «Наша способность непосредственно воспринимать через наши внешние чувства очень ограничена, стало быть, в двух отношениях. Мы, во-первых, вероятно не ощущаем целых областей жизни природы, а насколько эта жизнь действительно доступна нашим органам чувств, мы ощущаем лишь ничтожно малую часть целого во времени и пространстве».

Стр.17,18: «Человеческому духу, его стремлению к исследованию и его познанию открыта вся чувственно воспринимаемая вселенная. Посредством те-лескопа и вычислений он проникает в самые отдаленные расстояния, посредсгвом микроскопа и комбинаций он проникает в малейшие пространства. Он ис-следует принадлежащий ему самому сложнейший и запутаннейший и организм по многообразнейшим направлениям. Он познает господствующие в природе силы и законы и подчиняет себе посредством этого мир неорганический и органиче-ский, поскольку он может достигнуть до него. Когда он обозревает предшествую-щие успехи в областях знания и силы и думает при этом о будущих еще больших завоеваниях, он может гордо чувствовать себя властелином мира.

Но что такое мир, над которым господствует человеческий дух? Это даже не песчинка в вечности пространства, даже не секунда в вечности времени, – эта нечто, имеющее весьма малое значение в истинной сущности вселенной. Ибо даже в том малюсеньком мире, который доступен ему, он познает лишь изменчивое и преходящее. Вечное же и постоянное «как и почему» вселенной остается на-всегда непостижимым для человеческого духа. Когда же он пытается переступить границы конечного, то оказывается, что он лишь в силах превратить себя в смеш-ного, разукрашенного божка... Даже зрелый, достигший полноты знания при-роды ум был бы в своей ограниченности в состоянии создать из божества, которое он хочет сделать свободным от всего конечного и преходящего, лишь конститу-ционного, иллюзорного монарха, который, употребляя выражение недавно умер-шего государственного человека, «царствует, но не управляет».

102. «Der Wunderbau des Weltalls, oder Populare ДйгопопНе» von Dr. J.-H. Ma-dier. 6. Auflage.

Стр. 316: «Все приспособления в нашей солнечной сисгеме клонятся, по-скольку мы в состоянии постигать их, к сохранению существующего и к неизмен-ной длительности. Как ни одно животное, ни одно растение на земле с древней-ших времен не стало более совершенным и вообще не стало иным; как во всех организмах мы находим лишь сосуществующие, а не существующие одна после другой ступени, как наш собственный род всегда оставался неизменным в телес-ном отношении, – так даже и величайшее многообразие сосуществующих небес-ных тел не дает нам права усматривать в этих формах лишь различные ступени развития; наоборот, все сотворенное одинаково совершенно в себе».

103. Теперь признана неорганическая минералогическая структура Eozoon Canadense. Часто цитируемый Энгельсом Никольсон говорит следующее об этом явлении, которое Энгельс рассматривает как органическое (Nicholson N. А.,

255

The Ancient Life, hittory of the Earth, Edinburgh and London, Biackwood and Sons, 1876):

Стр. 70, 71: «Концентрически cлоистая масса Eozoon состоит из многочисленных известковых слоев, представляющкх собой первоначальиый скелет организма. Эти известковые слои отделяют друг от друга и отграничивают ряд камер, расположенных в последовательных ярусах, находящихся один над другим (фиг. 23, А, В, С); и они пробуравлены не только проходами (фиг. 23, d), посредством которых последовательные ярусы полостей сообщаются друг с другом, ни и системою тонких разветвляющихся каналов. Кроме того, центральная и главная часть каждого известкового слоя с вышеупомянутой системой разветвляющихся каналов ограничена и сверху, и снизу тонкой пластинкой, которая имеет свою особую структуру и может быть рассматриваема как стенка раковины в собственном смысле. Эти стенки образуют как подлинную оболочку полостей, так и внешнюю поверхность всей массы, и она пробуравлена многочисленными тонкими верти кальными трубками (фиг. 24, аа), выходящими в полости и на поверхность соответственными тонкими отверстиями. Вследствие сходства этого трубчатого cлоя с аналогичными структурами в раковинах нуммулитов его часто называют «нуммулитовым слоем». Камеры иногда награмождены одна над другою нерегулярно, но чаще они расположены правильными ярусами, причем отдельные камеры отделены друг от друга выступами стены в виде перегородок, которые настолько не-совершенны, что делают возможным свободное сообщение между смежными камерами. Первоначально в организме все эти камеры, конечно, должны были быть наполнены живой материей, но при нынешнем состоянии ископаемого они обыкновенно оказываются наполненными каким-нибудь силикатом, например серпентином, который не только наполняет самые камеры, но и проникает в мелкие трубки стен в собственном смысле и разветвляющихся каналов промежуточного скелета. В некоторых случаях камеры просто наполнены кристаллической углеизвестковою солью. Если первоначально пористое ископаемое было пропитано силикатом, то можно растворить весь известковый скелет при помощи кислот, причем остается точный и прекрасный отпечаток камер и сообщающихся с ними трубок в не-растворимом силикате».

104. См. Draper, History of the intellectual Development, 1875.

105. Romanes, Ants, Bees and Wasps («Муравьи, пчелы и осы»). См, «Nature», vol. XXVI, Juni 1882, рецензий на книгу John Lijbbock, tAnts, Bees and Wasps-». London 1882.

106. Гегель, Наука логики. Перев. Н.Дебольского. Вторая часть. «Субъективная логика», стр. 47, 42,

107. Гегель, Наука логики. Перев. Н. Дебольского. Вторая часть «Субъек-тйййая логика».

Стр. 19: «Это всеобщее понятие, подлежащее здесь теперь рассмотрению, содержит в себе три момента: всеобщность, особенность и единичность. Различе-ния и те определения, которые оно сообщает себе в различении, образуют собою ту сторону, которая ранее была названа положенностью. Так как в понятии по-следняя тожественна бытию в себе и для себя, то каждый из этих моментов есть также целое, понятое как определенное понятие и как некоторое определение по-нятия.

Во-первых, оно есть чистое понятие, или определение всеобщности. Но чистое или всеобщее понятие есть также лишь определенное порозненное понятие, кото-рое ставит себя наряду с другими. Так как понятие есть целостность, следова-тельно в своей всеобщности или в чистом тожественном отношении к себе есть по существу определение и отличение, то оно в нем самом имеет мерило, по коему эта форма, будучи тожественной с собою, проникает и объемлет собою все мо-

256

менты, определяет себя также непосредственно к тому чтобы быть только всеобщим в противоположность различности моментов.

Во-вторых, понятие есть тем самым это частное, особенное или определенное понятие, положенное как отличие от других.

В-mpeтьux, единичность есть понятие, рефлектирующее себя из различия в абсолютную отрицательность. Это есть вместе с тем тот момент, в котором оно перешло из своего тожества свое инобытие и становится суждением».

108. Hofmann, A.-W., Ein Jahrhundert chemischer Forschung unter dem Schirme der Hohenzollern. Rede zur Gedachtnisfeier des Stifters.der K. Friedrich-WiIhelm-tat zu Berlin am August 1881. Abgedruckt in: «Chemische Erinnerungea aus der Berliner Vergangenheit», Berlin, A. Hirschwald, 1918, стр. 3-71.

Относительно немецких натурфилософов, – стр. 53, 54: «Я уже говорил о своеобразном направлении, которое, к сожалению, парализовало в первые десятилетия этого века естествознание в нашем отечестве. Какая надобность была в наблюдении? Ведь эти натурфилософы уже узнали все, а если они и не были несведущими, то у них по крайней мере не было недостатка в словах, чтобы обма-нывать себя и других относительно своего неведения. Теперь мы смеемся над цветистыми фразами, в которых они стремились выражать описание простейших явлений, и над фантастическим образным языком их мнимых объяснений, и нам трудно понять, как многие, в том числе весьма даровитые, люди в течение многих лет могли находить удовлетворение в этих бесплодных словоизвержениях. И наи-более удивляет нас то, что эти взгляды глубже всего укоренились именно в бер-линских кругах».

Относительно Гогенцоллернов и свекловичного сахара, – стр. 7, 8: «Ко-нечно не только специалисты, но и широкие круги знают, что первые попытки ввести в нашем отечестве добывание сахара из растущей в нем свекловицы были произведены в царствование Фридриха-Вильгельма III. Но лишь недавно стало общеизвестно, до какой степени это нововведение было облегчено и ускорено благодаря личному вмешательству короля; лишь в последнее время обнародован-ные официальные документы убедительно доказали, как рано король обратил жи-вейшее внимание на эти стремления, важное значение которых всегда было ясно ему, и как он в течение долгих, часто полных тревог лет не переставал спо-собствовать непрерывным участием и разумной поддержкой их успеху».

109. В книге: «Naturliche Schopfungsgeschichte», стр. 76—77.

110. В книге: «History of the inductive sciences», 3-st ed., London 1857.

111. В той же книге.

112. Hegel, Vorlesungen uber die Geschichte der Philosophic, B. I. Werire, Bd. VII (Qlockner), 1928. (Гегель, Лекции по истории философии, т. I).

Стр. 214. «Ибо то, из чего все сущее состоит, из чего оно возникает как из первого, и во что оно уничтожается (………) как в последнем; то, что в качестве субстанции (……) остается всегда одним и тем же и изменяется лишь в своих определениях (……), – это-то есть элемент (…..) и начало (…..) всего сущего». Оно – абсолютно первичное (Prius). Поэтому они пола-гают, что никакая вещь не возникает и не уничтожается (……….), так как всегда сохраняется одна и та же природа».

Стр. 225: «Поэтому нам ничего также не даст для определения формы у Фалеса и то место, которое мы находим у Цицерона («De natura deorum»1,10) и которое гласит: «Фалес говорил, что вода есть начало всех вещей, но бог есть дух, образовавший все из воды». Фалес, может быть, и говорил о боге, но что он его понимал как боге, образовавшего все из воды, это Цицерон прибавил от себя... Тем, которым важно всюду находить представление о сотворении мира, это ме-сто у Цицерона доставляет большое удовольствие, и много споров вызвал вопрос,

257

должны ли мы причислить Фаллеса к тем, которые принимали существование бога. Так например Плуке и Плятт утверждают, что Фаллес был теистом, между тем как другие хотят сделать из него атеиста или даже политеиста, потому что он говорил: «Все полно дсмонов». Но вопрос о том, верил ли Фаллес еще, кроме того, и в бога, нас не касается. Здесь не идет речь о предположениях, допущениях, вере, народной религии, речь идет лишь о философском определении абсолютной сущности, и если даже и допустить, что Фалес говорил о боге как о творце всех вещей из воды, мы отсюда еще не узнали бы ничего большего об этой сущности, мы говорили бы о Фаллесе не философски».

Стр. 229: «Позднейшие авторы изображают происхождение как процесс выделения из бесконечного. Анаксимандр, по их словам, утверждал, что человек произошел от рыбы и перешел из воды на сушу. Слово «выделение» (Hervorgehen) встречается также и в новейшее время, оно обозначает лишь простое следование, – простую форму, выдвигая которую многие мнят, что высказывают нечто блестя-щее; но на самом деле это «выделение» не содержит в себе никакой необходимости, никакой мысли и тем менее – понятия.

Стр.231: Об Анаксимене: «Вместо неопределенной материи Анаксимандра он снова поставил определенную стихию природы (поставил абсолютное в ни-коей реальной форме), но вместо фалесовой воды этой реальной формой у него является воздух. Он, должно быть, находил, что материя необходимо должна обладать чувственным бытием, а воздух вместе с тем имеет то преимущество, что он обладает большей бесформенностью».

Стр. 234; «Аристотель определенно упрекает древних философов в том, что они не выразили и не исследовали, в чем состоит принцип движения».

Стр. 253, 254: «...простое основное положение пифагорейской философии гласит, что «число есть сущность всех вещей и что организация вселенной в ее определениях представляет собою вообще гармоническую систему чисел и их отно-шений». При этом нам кажется прежде всего удивительной смелостью подобное утверждение, сразу разбивающее все, что представление считает существенным и истинным, истребляет чувственную сущность, и делает из нее сущность мысли. Сущность выражена как нечувственное, и оно, совершенно чужеродное чувствен-ному, обычному представлению, возводится в ранг субстанции и истинного бытия».

Стр. 281: «В центре пифагорейцы помещали огонь; землю же они рассма-тривали как звезду, обращающуюся по кругу вокруг этого центрального тела».

Стр. 283, 284: «Мысль пифагорейцев заключается в том, что они (числа) на-ходятся в необходимых соотношениях и что эти соотношения гармоничны, -- т. е. разумны. До настоящего дня ничего больше не произошло. Но в известном отношении мы подвинулись дальше пифагорейцев; законы эксцентризма орбит и соотношения расстояний и времен обращения мы узнали от Кеплера. Но до сих пор математика еще не была в состоянии указать гармонию, определяющую эти расстояния; она пока что еще не была в состоянии указать основание (закон прогрессии) этих расстояний. Эмпирические числа мы знаем точно, но все имеет вид случайности, а не необходимости. Мы знаем приблизительно правильность расстояний и таким образом удачно предвосхитили существование еще других планет между Марсом и Юпитером, там, где позднее открыли Цереру, Весту, Палладу и т. д. Но последовательного ряда, в котором был бы разум, рассудок, астрономия еще не открыла в этих расстояниях, а скорее относится пренебрежи-тельно к попыткам дать такой правильный ряд; последний, однако, имеет очень важное значение, и мы не должны отказываться от попыток найти его».

Стр. 294, 295: «Больше всех других, однако, пользуется известностью Пифагорова теорема. Она в самом деле – главная теорема в геометрии, ее нельзя рас-сматривать как всякую другую теорему. Пифагор, рассказывают, открыв эту тео-

258

рему, принес в жертву гекатомбу, он понимал ее важность. И замечательно, что его радость была так велика, что он устроил по случаюее открытия большой праздник, пригласив на пир знатных и весь народ. Открытие стоило этого труда. Перед нами веселие, праздник духа (ползнания) – за счет быков».

113. См. там же, стр.237.

114. Гегель, Энцикл., 1

Стр. 242: «Но действительное, в его отличии от возможности, как рефлексии внутрь себя, само есть лишь внешнее конкретное, несущественное непосредствен-ное. Или, иными словами, непосредственное, поскольку само действительное есть первоначально (§ 142) простое, лишь непосредственное единство внутрен-него и внешнего, оно есть несущественное внешнее и есть таким образом вместе с тем (§ 140) лишь внутренняя абстракция рефлексии внутрь себя; оно само, сле-довательно, определено как нечто лишь возможное. Оцениваемая как одна лишь возможность, действительность есть нечто случайное, и, обратно, возможное есть само только случайное».

115. Ср. стихотворение Гейне «(Disputation» (Romanzero, III Bueh, Hebraische Melodien). Оно гласит у Гейне:

Oilt nicht mehr der Tausves-Jontof, Was soil gelten? Zeter, Zeter! Rache, Herr, die Missetat, Strafe, Herr, den Obelt&terl

116. Fourier, Ch,, Le nouveau monde industriel et societaire, Paris, A. Dupont 1870 (Фурье, Ш., «Новый промышленный и общинный мир», Париж, А. Дюпон 1870).

Стр. 59: «Человек по инстинкту является врагом равенства и склонен к иерар-хическому, или прогрессивному, режиму...»

Стр.81. «Сравните с этим механизмом мошенничеств, который называют цивилизацней, удовольствия, доставляемые промышленным предприятием, кото-рое ведется общественным и вместе с тем раздельным образом при таком порядке вещей, в котором воровство и обман невозможны; сравните с печальной судьбой цивилизованного агронома довольство этих двенадцати подгрупп, каждая из которых, уверенная, что она выдается в своем любимом маленьком участке, отды-хает на одиннадцати других участках от заботы поднять все отрасли труда до того совершенства, до которого она поднимает свою собственную отрасль; сравните все это и решите затем, совместима ли цивилизованная промышленность с приро-дой человека, который справедливо жалуется, что он не находит в этой промыш-ленности ничего другого, кроме пропасти ловушек и беспокойства, кроме океана напастей».

Стр. 141: «...следует отвести для женщин половину занятий в доходных отраслях. Надо будет перестать назначать их, как это водится у нас, для небла-годарных функций, давать им рабские роли, которые предназначает им филосо-фия, уверяющая, будто женщина создана только для того, чтобы мыть горшки и чинить старые штаны».

Стр. 152: «Бог уделил мануфактурному труду дозу привлекательности, соответствующую лишь четверти времени, которое общинный человек может посвя-тить труду. Остальные три четверти должны быть заняты ухаживанием за живот-ными, растениями, кухонной работой, обслуживанием промышленных армий и наконец всяким другим непромышленным трудом, причем в последний я не вклю-чаю изготогление на кухнях ежедневно потребляемой пищи, так как это домашняя работа».

Стр. 161: «Мы с этим согласны, говорят критики, но вы должны были бы ща-дить в вашем учении почитаемые науки, равно как и нежную мораль, кроткую и чистую подругу торговли».

259

Стр. 172: «Короче, эти должностные лица заинтересованы в том, чтобы каж-дый имел хороший аппетит, xopоший желулок, хорошие зубы. Если бы они были похожи на наших должностных лиц, если бы они стали спекулировать на инди-видуальных болезнях, то в их промышленности было бы двоедушие в действии, противоречие между индивидуальным интересом и коллективным, подобно тому как это имеет место в цивилизованном мсханизме, который представляет собою всеобщую войну отдельных лиц с массамл. И наши политические науки еще осме-ливаются говорить об единстве действия!»

Стр. 191: «Природа же требует, чтобы в сериях, образующих собою переход или смешение, нарушались общие законы движения. Так, например, на краю каж-дой серии растений или животных она помещает перэходные продукты, называемые двусмысленными, помесями, ублюдками, например айву, персик-нектарин, угря, летучую мышь, все это – продукты, являющиеся исключением из общих методов и служащие связью между одной серией и другой.

Современные исследователи потерпели повсюду неудачу в изучении природы, потому что они не знали учения об исключениях или переходах, о смешанности. Они начинают теперь догадываться о своей ошибке».

117. Гегель, Энцикл., I.

Стр. 177-178: «Интенсивная величина, или степень, отлична по своему по-нятию от экстенсивной величины, или определенного количества, и недопустимо поэтому, как это часто делают, не признавать этого различия и смешивать эти две формы величины. Это именно происходит в физике, когда в ней, например, объясняются различия удельного веса тем, что тело, удельный вес которого вдвое больше удельного веса другого тела, содержит в себе вдвое больше материальных частиц (атомов), чем другое тело. Это смешение происходит также и в учении о теплоте или о свете, когда объясняют различные степени температуры или яркости большим или меньшим количеством тепловых или световых частиц (мо-лекул). Физики, пользующиеся подобными объяснениями, когда им указывают на несостоятельность последних, отговариваются, правда, тем, что этими объяснениями они отнюдь не думают разрешить вопрос о (как известно, непознаваемом) в-себе-бытии таких явлений и что они пользуются подобными выражениями лишь в видах большего удобства. Что касается раньше всего большего удобства, то оно состоит в более легким применении исчисления. Но непонятно, почему интенсивные величины, также находящие свое определенное выражение в числе, не могли бы быгь так же легко вычислены, как и экстенсивные величины Было бы ведь еще удобнее совершенно освободиться как от вычисления, так и от самой мысли. Затем следует еще заметить против указанной отговорки, что, пускаясь в объяснения такого рода, физики во всяком случае выходят за пределы области восприятия и опыта, вступают в область метафизики и (объявляемой в других случаях бесполезной и даже вредной) спекуляции. В опыте мы, разумеется, найдем, что если из двух кошельков с талерами один вдвое тяжелее другого, то это происходит потому, что в одном из этих кошельков имеется двести талеров, а в другом – только сто. Эти моменты можно видеть и вообще воспринимать органами чувств, атомы же, молекулы и т. п. лежат, напротив, вне области чувственного восприятия, и дело мышления решать, каковы их приемлемость и значимость. Но (как мы указали раньше в прибавлении к § 98) абстрактный рассудок фиксирует содержащийся в понятии для-себя-бытия момент многого в форме атомов и принимает их как нечто последнее, и тот же самый абстрактный рассудок, вступая в противоречие как с наивным созерцанием, так и с подлинным конкретным мышлением, рассматривает в предлежащем случае экстенсивные величины как единственную форму количества и не признает интенсивных величин во всей их своеобразной определенности там, где они имеются налицо, a, опираясь

260

на несостоятельную самое по себе гипотезу, стремится насильственным образом свести их к экстенсивным величинам. Если среди упреков, которые делали новей-шей философии, нам особенно часто приходилось слышать и тот упрек, что она сводит все к тожеству, и ее поэтому насмешливо прозвали философией тожества, то данное здесь пояснение показывает, что именно философия-то и настаивает на том, что следует различать то, что отлично друг от друга, как согласно понятию, так и согласно опыту, а профессиональные эмпирики, напротив, возводят абстра-ктное тожество в высший принцип познания; их философию поэтому справедливо можно было бы назвать философией тожества. Совершенно правильно, впрочем, что, подобно тому как нет лишь непрерывных и лишь дискретных величин, точно так же нет лишь интенсивных и лишь экстенсивных величин, и, следовательно, эти два определения количества не противостоят друг другу как самостоятельные виды. Каждая интенсивная величина также и экстенсивна, и, наоборот, каждая экстенсивная величина также интенсивна. Так, например, известная степень температуры есть интенсивная величина, которой как таковой соответствует также и совершенно простое ощущение, если же обратимся к термометру, то мы найдем, что этой степени температуры соответствует определенное расширение ртутного столбика, и эта экстенсивная величина изменяется вместе с температурой, как ин-тенсивной величиной; точно так же обстоит дело в области духа – более интен-сивный характер простирает свое действие далее, чем менее интенсивный».

118. «Der Wunderbau des Weltalls, oder Populare Astronomic» von Dr. I.-H. Madler, 6 Auflage.

Стр. 43, 44: «Ведь пифагорейская школа считала центром мира огонь, к ко-торому все имеет отношение. Это могло конечно быть истолковано в том смысле, что центром, вокруг которого совершаются движения, является солнце, и, повидимому, Гикетас, Гераклит и Экфант действительно имели в виду это или анало-гичное этому истолкование. Важнейшим из сохранившихся отрывков, имеющих отношение к этому вопросу, являются следующие слова Аристарха из Самоса:

«Земля, – говорит он, – вращается вокруг своей оси и в то же время по наклонному кругу вокруг солнца. Но этот круг относится к расстоянию неподвижных звезд лишь как центр к окружности, и поэтому мы не можем судить по неподвижным звездам о движении земли». Конечно это было самое верное и правильное, что вообще можно было сказать в такую эпоху, когда вообще еще не выяснили себе, что собственно следует объяснить, не говоря о том, что здесь вовсе не упоминается о движении планет, видимые движения которых однако представляют именно наибольшие и самые трудные осложнения, и представление о таком круге, который относится к другому кругу, как центр относится к окружности, непре-менно должно было вызывать возражения и могло быть разве лишь приблизительно верным.

Вообще же всякому правильному представлению препятствовал общерас-пространенный взгляд, согласно которому земля является как бы всем миром, или по крайней мере подлинной основой мира, звезды же, равно как и солнце и луна, являются лишь его маловажною принадлежностью, находящеюся и движу-щеюся в высших слоях воздуха. Философские школы лишь мало-помалу и в отдельных пунктах могли освободиться от этого взгляда; он остался, и до сих пор остается у многих племен, общим мнением народных масс. Но он должен вполне исчезнуть, для того чтобы могла быть построена какая-либо система мира. Ведь задача системы мира заключается в том, чтобы свести видимые движения всех небесных тел к их истинным движениям, а затем последовательно объяснить эти истинные движения согласно как можно более простым и всеобщим законам, причем положение и значение, свойственное какому-либо отдельному небесному телу, например земле, может быть вовсе не заранее предполагаемо, а лишь вы-

261

ведено из вполне развитой системы. Но ни один из древних философов, не исключая и Аристарха, не ставил себе этой задачи, да, при тогдашнем положении науки, и не мог поставить.

119. Из R. Wolf, Geschichte der Astronomie, Munchen 1877.

Стр.33—37: «Я даже полагаю, что вообще положению дел соотвествовало то, что столь выдающийся человек, как он, который впоследствии уже не мог удовлетворяться предполагаемыми вокруг земли концентрическими сферами, ввиду все более и более выяснявшихся несоответствий в движениях планет, и точке зрения которого, с другой стороны, не соответствовали рассматриваемые ниже вспомогательные конструкции математиков,—человек, которому была известна попытка Филолая воспользоваться как новым вспомогательным средством расстоянием земли от центра и допущением движения земли вокруг него,--человек, которому, вероятно, так же, как и Гераклиту, по мнению некоторых, основателю этого учения, не чуждо было учение египтян о том, что Меркурий и Венера движутся вокруг солнца, – я считаю совершенно естественным, еще раз повторяю это,—что такой человек дошел до допущения гелиоцентрической системы, Но я считаю совершенно естественным и то, что сам он ужаснулся смелости своей мысли и не осмелился высказать ее яснее, чем это было сделано согласно вышеприведенным местам и свидетельствам. Ведь когда, почти через сто лет после этого, Аристарх из Самоса вернулся к этой существовавшей в зародыше мысли и ясно выразил ее, из-за этого над ним едва не разразилась гроза, о которой можно судить по рассказу, который Плутарх излагает от лица некоего Луция: «Только не возбуждай против нас процесса по обвинению в неверии, дражайший», подобно тому как некогда Клеант полагал, что вся Греция должна была привлечь к суду за пренебрежение к религии Аристарха из Самоса, который «передвигает центр мира: чтобы правильно объяснить небесные явления, он допускал, что небо неподвижно, а земля, наоборот, движется по наклонному кругу и в то же времл вра- щается вокруг своей оси». То, что в вышеприведенной выдержке могло бы оставаться неясным относительно идеи Аристарха, дополняет относящееся сюда указание одного из его современников, великого Архимеда, в его так называемом «исчислении песчинок». В этом сочинении, в котором величайший математик древности поставил себе своеобразную задачу доказать, что число песчинок не-правильно считают бесконечным, так как можно определить число, превышающее число песчинок, которые могут вообще поместиться во вселенной, даже если приписать ей, как желал Аристарх, больший объем, – в этом сочинении, в посвяще-нии царю Гелону, Архимед говорит буквально следующее: «Ты знаешь, что боль-шинство астрономов разумеет под вселенной шар, центр которого совпадает с цен-тром земли, а радиус которого равен расстоянию земли от солнца. Аристарх из Самоса излагает эти мнения и опровергает их в тезисах, которые он обнародовал против астрономов. По его мнению, вселенная – гораздо больше, чем было только что сказано, потому что он предполагает, что звезды и солнце неподвижны, что земля движется вокруг солнца, как центра, и что сфера неподвижных звезд, центр которой также находится в солнце, настолько велика, что окружность круга, описываемого землею, относится к расстоянию неподвижных ззезд, как центр шapa к его поверхности». Следовательно, хотя упоминаемое сочинение Аристарха утрачено, не подлежит сомнению, что он открыто признавал гелиоцентрическую систему и уже старался даже устранить прежде всего выдвигаемое против нее возражение. Но мы ничего не знаем относительно того, как он дошел до этого учения, которое после него отстаивал еще некий Селевк, и поэтому наиболее естественным представляется предположение, что, соответственно вышеизложен-ному, Аристарх, правда, заимствовал основной принцип этого учения у Пла-тона, но что ему принадлежит величайшая заслуга, заключающаяся в том, что

262

он далее развил и точнее формулировал это учение и кроме того мужественно отстаивал его».

120. В цитированном сочинении по истории астрономии.

121. Имеется в виду Guthre,Fr ., Magnetizm andelektricity, London 1876.

122. Thomson, Th., Heat and Electricity (Т. Томсон, Теплота и электричество).

Стр. 307:«Мистер Фарадей полагает, что раньше появления электрической искры диэлектрик между двумя проводящими веществами приводится посредством индуцирования в некоторое состояние напряжения, причем каждая его частица обращает один свой полюс к положительному шару, а другой—к отрица-тельному шару, и что, когда это напряжение достигает определенной степени, наступает разряжение. Это означало бы, что электричество передвигается от одного проводящего шара к другому, а такое передвижение скорее несовместимо с теорией иидуцирования, которую мы дали в одной из предшествующих глав. И в самом деле, электрическая искра и лейденская банка представляют собою значительные затруднения, мешающие нам рассматривать электричество не как жидкость, а как силу».

123 См. Гегель, Энцикл., I, стр. 168,169.

124. Hegel, Naturphitosophie, 2 Teil {Гегель, Философия природы, ч. 2), Werke; 2 Aufl. Berlin 1847, Bd. 7.

Стр. 314, 315: «Точно так же как для ньютонианцев зеленый, фиолетовый и оранжевый цвета являются первоначальными, так и голубое индиго и ярко-голубое, т. e. веронит, оттенок зеленого, абсолютно различны, хотя они вовсе не представляют собою качественного различия. Нет живописца, который был бы так глуп, чтобы быть ньютонианцем; живописцы обладают тремя цветами – красным, желтым и голубым – и изготовляют из них все остальные. Зеленое по-лучается даже посредством механического смешения двух сухих порошков желтого и голубого цвета. Так как ньютонианцы вынуждены сознаться, что некоторые цвета получаются таким образом, т. e. посредством смешения, то, желая все же спасти простоту этих цветов, они говорят: цвета, возникающие посредством спектра (или явления) призмы, в свою очередь изначально отличны от прочих естественных цветов, от фиксированных в веществах пигментов. Но это разли-чие, не имеющее никакого значения. Возник ли он так или иначе, является ли он физическим или химическим, цвет остается цветом, и он либо однороден, либо разнороден».

125 Thomson, Т. Heat and Electricity (T. Томсон, Теплота и электричество).

Стр. 359: «Кулон доказал, что из закона, согласно которому частицы элек-тричества отталкивают друг друга обратно пропорционально квадрату расстоя-ния между ними, вытекает вывод, что, когда электричество аккумулируется в проводящем теле, оно целиком распределяется на поверхности тела, и никакая его частица не существует внутри тела. Он вместе с тем показал истинность этого закона опытным путем».

Стр. 360: «Электричество значит целиком расположено на поверхности тел, и единственным препятствием к тому, чтобы оно оставило эту поверхность и мгно-венно рассеялось, является давление атмосферы».

Стр. 366: «Этот вопрос привлек внимание г. Пуассона, который применил для его разрешения все ресурсы тончайших вычислений и определил толщину слоя электричества на телах различных форм. Он создает гипотезу, что положи-тельное и отрицательное электричества представляют собою две жидкости, частицы каждой из которых отталкивают друг друга с силой, обратно пропорцио-нальной квадрату расстояния, а стеклянное электричество притягивает смоля-ное электричество согласно тому же закону. Он показал, что внешняя, поверхность электрического слоя совпадает с поверхностью тела и что, так как этот слой очень

263

тонок, внутренняя поверхность находится лишь на небольшом расстоянии от него. В шаре обе поверхности, и внешняя и внутренняя, сферичны и центр этих поверхностей тот же, что и центр тела».

Стр. 378, 379: «Фарадей сделал следующие выводы из своих опытов:

«I. Все тела проводят одинаковым образом электричество от металлов в лак и газы, но проводят его в разных степенях.

2. Способность проводить электричество сильно возрастает в некоторых телах благодаря теплоте, в других же телах она уменьшается, но мы при этом не замечаем никакой существенной электрической разницы ни в телах, ни в изменениях, вызываемых проведенным электричеством.

3. Многочисленный класс тел, изолирующих электричество низкой интен-сивности, когда они находятся в твердом состоянии, очень свободно проводят его, находясь в жидком состоянии, и разлагаются тогда им.

4. Но имеется некоторое число жидких тел, не проводящих заметным обра-зом электричество такой низкой интенсивности; имеются затем некоторые тела, которые проводят такое электричество, не разлагаясь, и следует вообще сказать, что жидкое состояние тел несущественно для разложения.

5. До сих пор открыто только одно тело, periodide of mercury, которое, изоли-руя вольтов ток, когда оно находится в твердом состоянии, и проводя его, когда оно находится в жидком состоянии, не разлагается в последнем случае.

6. Мы не можем указать строгих различий в отношении электропроводи-мости между телами, относительно которых мы предполагаем, что они являются простыми элементами, и телами, относительно которых мы знаем, что они со-ставные».

Стр. 400: «Искра представляет собою разряд или снижение поляризован-ного индукционного состояния многих диэлектрических частиц благодаря свое-образному действию немногих из этих частиц, занимающих весьма небольшое и ограниченное пространство. Фарадей полагает, что те немногие частицы, в ко-торых происходит разряд, не только отталкиваются друг от друга, но и прини-мают временно некоторое особенное, весьма активное состояние, т. е. что бросают на себя одну за другой все окружающие их силы, и благодаря этому они приходя г в состояние, интенсивность которого может быть равновелика интенсивности хи-мически соединяющихся атомов, что затем они разряжают эти силы – подобно тому, как те атомы разряжают свои силы – неизвестным нам до сих пор способом,— и этим все кончается. Конечный результат в точности таков, как если бы на место разрядившейся частицы появилась некоторая металлическая частица, и не не-возможно, что способ действия в обоих случаях окажется когда-нибудь тожественным». Я передал здесь это объяснение Фарадея его собственными словами, ибо я его не совсем понимаю».

Стр. 405: «Когда определенное количество электричества, проходя от одного тела к другому, вызывает искру, то ее блеск тем больше, чем меньше объем тела, из которого оно извлечено; вследствие этого оказывается, что более блестящие искры могут быть извлечены скорее из небольшого медного шара, прикреплен-ного к первичному проводнику электрической машины, чем из самого первичного проводника. Короткая искра всегда белая, но очень длинная искра, обыкновенно красноватая или скорее пурпурная. Когда мы извлекаем искру из первичного про-водника электрической машины, искра – белая; когда же мы извлекаем ее рукой, она – пурпурная; когда мы извлекаем ее при помощи влажного растения или воды, или льда, она имеет красный цвет. Одна и та же искра будет менять свой цвет в зависимости от ее длины. Когда она короткая, она белая, а когда она очень длинная, она пурпурная или фиолетовая. Искра, которая на открытом воздухе не будет больше четверти дюйма длиной, будет казаться наполняющей весь осво-

264

божденный от воздуха приемник, имеющий четыре дюйма в ширину и восемь дюй-мов и длину. В первом случае она белая, а в последнем случае свет очень слабый и цвет фиолетовый».

Стр. 406,407: «Чтo воздух внезапно и бурно сжимается, когда через него проходит электрическая искра, можно показать следующим опытом, которым мы обязаны мистеру Киннесли в Филадельфии. АВ представляет собою стеклян-ную трубку около десяти дюймов длиной; ее диаметр равен приблизительно двум дюймам. Трубка закрывается двумя медными колпаками, не пропускающими в нее воздух. Через отверстие в верхнем колпачке проходит небольшая открытая с обеих сторон стеклянная трубка Н, и ее конец погружен в небольшое количество воды, налитой в нижнем конце трубки АВ. В середину каждого из медных колпач-ков вводится проволока РО и EJ; каждая проволока кончается в медном шаре, находящемся внутри трубки, и может скользить через колпачки, так что мы можем помещать их на каком угодно расстоянии друг от друга. Если мы приведем в со-прикосновение эти два шара и разрядим через проволоки лейденскую банку, воздух, находящийся в трубках, не претерпит изменения в своем объеме. Но если мы поместим шары О и J на некотором расстоянии друг от друга, в то время когда лейденская банка разряжается через проволоки, то от одного шара к другому перейдет искра. В результате получается внезапное разряжение воздуха в трубке; это мы видим из того, что вода мгновенно поднимается до верхушки маленькой трубки и затем столь же мгновенно опадает до Н. После этого она постепенно снова опускается на дно трубки, по мере того как воздух медленно восстанавливает свой прежний объем».

Стр. 409, 410: «Около тридцати лет тому назад некоторые выдающиеся экспе-риментаторы в Германии защищали тог взгляд, что электрический свет —той же природы, что и огонь, и что он образуется благодаря соединению двух электричеств. Этот вывод был повидимому впервые высказан Винтерлем (Winteri), и Риттер, если я только его правильно понимаю, придерживался того же мнения. Но хотя это мнение кажется на первый взгляд приемлемым, и хотя было бы очень удобно, если бы мы имели возможность дать такое хорошее объяснение аналогии, которая явно существует между огнем и электричеством, оно все же не выдерживает стро-гой критики. Каждый, видевший электрическую искру, должен знать, что переход так мгновенен, что невозможно сказать, от какой точки она исходит или к какой точке она идет. Если искра длинная, т. е. если расстояние между двумя шарами, между которыми она проходит, значительно, мы можем сразу наблюдать наличие обоих родов электричества. Предположим, что один из шаров прикреплен к первичному проводнику электрической машины, а другой прикреплен к проводящему телу, соединенному с землей; в таком случае часть искры на ближайшем расстоянии от первичного проводника электрической машины будет показывать все признаки, отличающие положительное электричество, между тем как часть искры на ближайшем расстоянии от другого шара будет показывать все признаки отри-цательного электричества. Не может быть поэтому сомнения, что каждая искра состоит из двух электричеств».

Стр. 415, 416: «Что касается рода электричества, то Дессень нашел, что, когда ртуть в барометре поднимается и температура атмосферы понижается, стекло, янтарь и сургуч, хлопчатая бумага, шелк и холст при погружении в ртуть всегда электризируются отрицательно, но они электризируются положительно, когда барометр падает и температура атмосферы повышается. Сера всегда электризовалась положительно. В продолжение лета он всегда находил, что эти тела наэлек-тризовываются положительно в нечистой ртути и отрицательно – в чистой.

Холод, равно как и тепло, уничтожал электричество при этих экспери-ментах».

265

Стр. 419: «Чтобы произвести термоэлектрические действия, нет необходимости приложить теплоту. Все, что изменяет температуру в одной части цепи, делая эту температуру отличной от температуры всей остальной цепи, вызывает также изменение склонения магнита. Это происходит например, если мы охлаждаем одну часть бруска сурьмы, прилагая к нему эфир и давая последнему испариться, или если мы охлаждаем его, прилагая к нему лед. Величайшее действие производится на магнит, когда одна часть бруска нагревается, а другая охлаждается. Из этого ясно, что эволюция электричества происходит от различия температуры в различных частях металлической цепи».

Стр. 437, 438: «Так как тела притягиваются теми телами, которые находятся в состоянии возбуждения, отличном от их собственного состояния, то из этого следует, что кислород, хлорин, бромян, иодин и кислоты не притягивались бы к положительному полюсу, если бы они сами не находились в отрицательном состоянии, и точно так же водород и основания не притягивались бы отрица-тельным полюсом, если бы они не находились в положительном состоянии. Из этого сделали вывод, что тела, которые притягиваются друг другом, находятся в противоположных электрических состояниях и что они обязаны своим притяги-ванием друг друга и своим соединением друг с другом именно этим противопо-ложным состояниям. Электрический ток уничтожает их соединение, потому что приводит их в одно и то же электрическое состояние. Эта точка зрения, которая во всяком случае чрезвычайно остроумна и правдоподобна, привела к тому, что тела были разделены на два разряда—на отрицательные и положи-тельные».

126. Hegel, Naturphilosophie, 2 Teil (Гегель, Философия природы, ч. 2-я).

Стр. 346, 347: «Электричество имеет запах; когда мы, например, приближаем нос, мы чувствуем нечто вроде паутины; оно имеет также и вкус, но бестелесный. Вкус электричества находится в его свете: один свет больше отдает вкусом кисло-ты, другой – больше вкусом кали; наконец помимо вкуса в электричестве высту-пают также и фигурации: положительное электричество дает длинноватую лучи-стую искру, отрицательная же искра больше концентрирована в точечности; это мы видим, когда пропускаем обе искры через канифолевую пыль.

Рефлексия привыкла рассматривать телесный индивидуум как нечто мертвое, приходящее лишь во внешнее механическое соприкосновение или вступающее в химическое отношение. То проявление напряжения, которое мы здесь имеем в виду, приписывается поэтому не самому телу, а другому телу, лишь вспомога-тельным средством которого оно является. Этому другому телу дали название электрической материи. Тело, согласно этому пониманию, является лишь губкой, допускающей, чтобы таковая материя циркулировала в ней, причем она сама остается тем, чем она была раньше. Тела отличаются друг от друга только тем, что одно принимает в себя эту материю легче, а другое труднее; это не имманент-ная деятельность, а лишь сообщение им этой деятельности извне. Далее, согласно этому взгляду, электричество оказывается причиной всего, что происходит в при-роде и в особенности метеорологических явлений. Но что при этом делает электри-чество, этого представители излагаемого взгляда не могут показать. Так как оно не есть материя, не есть также распространение вещей, то оно в целом предста-вляется, подобно магнетизму, чем-то излишним. Деятельность обоих их предста-вляется в высшей степени ограниченной по своему объему, ибо подобно тому как магнетизм есть особенность железа поворачиваться к северу, так и особенность электричества состоит в том, что оно дает искру. Но это встречается повсюду, и при этом ничего или очень мало получается. Электричество таким образом предста-вляется скрытым деятелем, подобно тому как схоластики принимали существова-ние скрытых качеств».

266

127. Wiedemann G., Die Lehre von Galvanismus und Electromagnetismus

2 Vol.: «Die Lehre von Wirkungen des galvanischen Stromes in die Ferne»

2 Abt.: «Induction und Schlusskapite», Braunschweig, Vieweg, 1874 (Видеман Г., Учение о гальванизме и электричестве,т.11: «Учение о действии гальванического тока на расстоянии», 2-й отдел:«Индукция и заключительная глава», 2-е издание, Брауншвейг, Фивег, 1874). Об искровых явлениях см. стр. 366 и сл., 418

128. Энгельс разбирает этот вопрос на стр.133-134.

129. Wiedemann, G., Galvanismus (Вадеман Г., Гальванизм).

Стр. 635, 636: «Следовательно, введение функции, которая в конечных расстоя-ниях совпадает с законом Вебера и в молекулярных расстояниях отступает от него, не может разрешить рассмотренных противоречий».

130. Ср. ниже стр. 134.

131. Гегель, Наука логики, ч. 2: «Субъективная логика или учение о по-нятии».

Имеют значение рассуждения в третьем отделе и в особенности глава о жизни первой главе третьего отдела, стр. 147—150.

132. Цитированное Энгельсом из Оуэна место находится в «On the Nature of limbs» A Discourse delivered on Friday, February 9, at an evening meeting of the Koval Institution of Great Britain by Richard Owen, London, Voorst, 1849, на стр. 86 («О природе членов тела», речь, произнесенная в пятницу, 9 февраля, в вечернем собрании Великобританского королевского института Ричардом Оуэном. Лондон, 1849).

133. Гегель, Энцикл., I.

Стр. 82, 83: «Относительно принципа эмпиризма сделано было правильное замечание, что в том, что мы называем опытом и что мы должны различать от просто единичного восприятия единичных фактов, содержатся два элемента: один элемент – существующий сам по себе, разрозненный, бесконечно много-образный материал, а другой – форма определения есеобщности и необходимости. Эмпирическое наблюдение дает нам многочисленные и, пожалуй, бесчисленные оди-наковые восприятия. Однако всеобщность есть нечто совершенно другое, чем множество. Эмпирическое наблюдение точно также доставляет нам восприятие следующих друг за другом изменений или лежащих рядом друг с другом предметов, но оно не показывает нам связи необходимости. Так как восприятие должно оста-ваться основой того, что признается истинным, то всеобщность и необходимость кажутся чем-то неправомерным, субъективной случайностью, простой привыч-кой, содержание которой может носить тот или иной характер».

134. Nаgeli К., von, Ueber die Schranken der naturwissenchaftlichen Erkennt-nis. (К. фон-Негели, O границах познания природы.) См. места, приведенныe на стр. 313 и 316.

135. Heine, Samtliche Werkc (Inselausgabe), Bd. 8, стр. 14.

136. У Энгельса в неисправленном виде это место написано следующим обра-зом: «Здесь каждое изменение есть переход количества в качество, – следствие количественного изменения < не самого тела, но > < Это есть количествен-ное изменение, которое происходит не с самой массой, а при данной массе, т. е. является измеримым процессом >, присущего телу или сообщенного ему коли-чества движения какой-нибудь формы».

137. Гегель, Энцикл., I, стр. 186.

138. Гегель, Наука логики, ч. I, вып. 1, пер. Н. Дебольского, стр. 248 и сл.

l39. Roscoe, Н. Е. und Schorlemmer, K., Ausfuhriiches Lehrbucn der Chemie, 2vol. «Die Metalle und Spectralanaiyse» (Роско. Г. Е. и Шорлeммер К; Под-робный учебник химии, 2-й т. «Металлы и спектральный анализ»).

267

Стр. 823: «Но совершенно сходные отношения имеют место также и в других рядах. Из этого следует, что химические свойства элементов являются периоди-ческой функцией атомных еесов».

Стр. 828: «Рассматривая вышеприведенную таблицу, мы находим в ней три пробела, и еще больше пробелов обнаруживается, когда мы располагаем сходным образом все элементы. Согласно Менделееву, это происходит оттого, что здесь недостает элементов, которые еще должны быть открыты и свойства которых можно уже теперь предсказать. Чтобы не вводить новых названий, он предложил производить их названия от названия первого члена ряда, прибавляя к ним сан-скритские числительные: эна, дви, три, чатур и т. д.

Недостающие в таблице элементы получают следовательно названия: экабор, экаалюминий и экасилиций. Относительно свойств второго Менделеев указывает следующее: по своим свойствам этот элемент находится посредине между цинком и экасилицием, с одной стороны, и алюминием и индием – с другой; он образует, подобно последнему, полуторную окись; его атомный вес равен приблизительно 68 и его специфический вес приблизительно 6, а его атомный объем приблизи-тельно 11,5.

Эти предположения блестяще подтвердились. Экаалюминием является откры-тый Лекок-де-Буабодраном галлий, атомный вес которого 69,8, удельный вес – 5,9 и следовательно атомный объем равен 11,8».

140. Гельмгольц Г., О сохранении силы, Гиз, М. 1922 г., в серии «Классики естествознания».

Главы I и II носят названия: «Принцип сохранения живой силы» и «Принцип сохранения силы энергии».

142. См. «Wahre Schatzung der lebendigen Kraften», S. 34, Akad. Ausg.

118. Гельмгольц Г., Популярные речи. Перев. под ред. О. Д. Хвольсона и С. Я. Теретина, ч. 1, изд. 2-е, 1898 г. В дальнейшем мы всюду ссылаемся на это издание.

Стр. 40: (Допустим, что двигательной силой служит простейшая и наиболее известная нам сила—тяжесть. Она действует например в тех стенных часах, которые приводятся в движение гирею. Эта гиря, прикрепленная к цепи, которая намотана на блок, соединенный с первым зубчатым колесом часового механизм, не может двигаться под влиянием силы тяжести, не приводя в движение весь часовой механизм. Но я прошу вас обратить внимание на следующее обстоятельство: гиря может приводить в движение часы не иначе, как опускаясь все ниже и ниже. Если бы она не двигалась сама, она не могла бы приводить часов в движение, а ее движение при этом может быть только таким, какое обусловливается силой тяжести. Таким образом в действующих часах гиря движется, пока не размотается цепь; тогда часы останавливаются и способность гири к деятельности исчерпана, Тяжесть гири не потерялась, не уменьшилась: как сначала, так и теперь гиря с одинаковой силой притягивается землею, но способность гири приводить в движение часовой механизм потеряна; тяжесть лишь удерживает гирю на той точке, где она остановилась, но заставить ее двигаться далее она не может».

Приводим полностью то место, которое Энгельс цитирует в отрывках на стр. 173.

Стр. 62—66: «Эту силу мы можем рассматривать как взаимное притяжение частиц двух веществ, действующее только в том случае, когда частицы обоих веществ чрезвычайно сближены между собой.

Такие силы действуют при горении: атомы углерода и кислорода сиедиияются и образуют новое вещество—углекислоту, вещество газообразное, вероятно знакомое всем нам, так как эго тот газ, который поднимается н виде пузырьков из различных шипучих напитков: пива, шампанского и т.д.

268

Притягательная сила, существующая между атомами углерода и кислорода, способна произвести работу, так же как и сила притяжения земли, действующая на приподнятое тяжелое тело. Такое тело, падая на землю, производит состояние, которое частью передается в окружающую среду в виде звука, а частью остается в нем в виде теплоты. То же самое мы должны ожидать как следствие химического притяжения: после того как атомы углерода и кислорода устремятся друг к другу и соединятся в частицы углекислоты, эти частицы должны находиться в сильном молекулярном движении, т. е. в движении тепловом. И действительно мы это и наблюдаем.

Один фунт угля, соединяясь с кислородом воздуха в углекислоту, дает такое количество теплоты, которое может нагреть 80,9 фунтов воды от 0° до температуры кипения; при этом, подобно тому как количество работы, произведенное падаю-щим грузом, не зависит от того, быстро или медленно он падает, так и количество теплоты, даваемое горением угля, остается всегда одно и то же, будет ли уголь сожжен быстро или медленно, сразу или по частям.

Когда уголь сгорит, то вместо него и употребленного на горение кислорода мы получаем газообразный продукт горения – углекислоту, находящуюся в рас-каленном состоянии.

Когда она отдает свою теплоту окружающей среде, в ней мы будем иметь весь углерод и весь кислород, которые были и до горения, и сила сродства их друг к другу остается прежней. Но теперь эта сила сродства проявляется только в том, что она весьма крепко связывает атомы кислорода и атомы углерода; она уже не-способна произвести работу или теплоту, так же как раз упавший груз не может произвести работу, пока посторонняя сила его не приподнимет. Поэтому, когда уголь сожжен, мы не заботимся удержать получившуюся углекислоту, так как она нам далее уже ничем не может быть полезна, напротив, мы стараемся поскорее удалить ее из наших жилищ при помощи дымовых труб».

143. Ср. «Энцикл.», I.

Стр. 229: «Часто говорят, что природа самой силы неизвестна и мы познаем лишь ее обнаружение. Но, с одной стороны, определение содержания силы целиком совпадает с содержанием обнаружения, и объяснение какого-нибудь явления некоей силой есть поэтому пустая тавтология. То, что согласно этому утверждению остается неизвестным, есть следовательно на самом деле не что иное, как та пустая форма рефлексии внутрь себя, которою одною лишь сила отличается от обнаруже-ния,—форма, которая сама также есть нечто довольно хорошо известное. Эта форма ничего не прибавляет к содержанию и к закону, которые познаются един-ственно только из явления. Нас, кроме того, всегда уверяют, что, говоря о закона обнаружения силы, мы ничего не утверждаем относительно природы силы. Непо-нятно в таком случае, зачем форма силы введена в науку».

144. Гелъмгольц Г., Популярные речи, ч. 1 (приводим в переводе под ред. о. Хвольсона).

Стр. 81: «Таким образом законы природы выступают для нас как чуждая сила, которою мы не можем распоряжаться произвольно и определять ее при помощи ума, как это бывает при составлении различных систем животных и растений, где мы преследуем только мнемотехническую цель—запомнить все их названия.

Когда мы узнали какой-нибудь закон природы, то мы должны требовать от него, чтобы он удовлетворял всем случаям, что и будет признаком его справедливости. Если все условия, необходимые для действия закона, наступили, то и результат должен получиться iбез произвола, без выбора и без нашего содействия, так что действие закона безусловно подчиняет себе как предметы внешней природы, так и наши познания. Таким образом закон проявляет объективное действие, и поэтому мы называем его силою.

269

Например, мы представляем себе закон лучепреломления как силу лучепреломления прозрачного вещества; закон химического избирательного сродства— как силу сродства различных веществ друг с другом. В этом смысле говорим мы об электродвижущей силе соприкосновения металлов, о силе слипания, о капилляр-ных силах и других. Так называются законы, обнимающие только небольшой ряд явлений природы и условия которых еще довольно неясны.

С этого должно было начаться образование понятий в естественных науках, пока нельзя было перейти от нескольких хорошо знакомых специальных законов к более общим. При этом главным образом необходимо было стараться устранить случайности формы и размещения, которые могли быть вызваны действующей массой; это достигалось тем, что из явлений, наблюдаемых в большой видимой массе, выводили законы для действия незримо маленькой частицы этой массы, т. е., выражаясь объективно, тем, что силы сложных масс разлагались на отдель-ные силы мельчайших первоначальных частиц их. Но как раз и из полученной таким образом чистейшей формы выражения силы, из механической силы, дей-ствующей на частицу массы, ясно вытекает, что сила есть изображение закона действия. Сила, определяемая наличностью тех или других сил, приравнивается ускорению, сообщенному массе, на которую она действует, умноженному на самое массу. Фактический смысл этого равенства заключается в следующем законе: присутствие таких-то и таких-то масс при отсутствии всех прочих вызывает такие-то и такие-то ускорения отдельных точек этих масс. Последнее положение может быть сопоставлено с фактами и на них проверено. Вводимое нами отвлеченное понятие о силе прибавляет к этому еще то, что закон этот не придуман нами произ-вольно; он обнаруживается в самом явлении как нечто безусловно необходимое.

Таким образом, наше стремление понять явления природы, т. е. найти управляющие ими законы, может быть формулировано иначе; вопрос сводится к оты-сканию сил, служащих причиной явлений. Закономерность природы предста-вляется причинной связью явлений, раз признана независимость этой связи от нашей воли и нашей мыслительной деятельности».

145. Гелъмгольц Г., Популярные речи, ч. 1, стр. 18.

146. См. там же, стр. 120.

147. Гельмгольц Г., Популярные речи, стр. VI, VII.

148.Thomson, W. and Tait,P. G., Treatise on Natura Philosophy, vol. I (Томсон, В. и Tэm П. Г., Трактат о философии природы, т. I).

Стр. 162: «Количество движения, или момент движущегося без вращения твердого тела, пропорционально произведению массы на квадрат скорости. Дви-жение в целом является суммой движений его разных частей. Таким образом двойное движение или двойная скорость будет соответствовать двойному коли-честву движения и т. д.».

К этой цитате Энгельс возвращается на стр. т^б, 147-

Стр. 163: «Vis viva, или кинетическая энергия движущегося тела, пропор-циональна произведению массы на квадрат скорости. Если мы примем те же cамые единицы массы и скорости, какие приняли выше, именно единицу массы, движущейся с единицей скорости,—то будет особенно удобно определить ки-нетическую энергию как половину произведения массы на квадрат скорости»

К этим именно местам из книги Тоясона и Тэта относятся примечания Энгельса на стр. 147.

149. Предшествующие указания относительно Лейбница взяты из книги Suter H., Geschichte der mathematischen Wissenschafr, zweiter Teil, Ziirich, 1875. («История математических наук», Цюрих 1875), который в зтой связи ссылается на два произведения Лейбница, помещенные в «Asta eruditorum», Lipsiae за 1686 и 1695 гг.

270

150. Suter,H., Geschichte der Mathematik, zweiter Teit («История математики», ч.2.)

Стр. 366 «... тот знаменитый, но бесплодный спор, который мог бы в известной мере рассматриваться как уже поконченный с появлением посвященных этому предмету сочинений Якова Бернулли и де-Л'Опиталя и даже, может быть, уже с появлением работы Гюйгенса, если бы он велся исключительно лишь на почве математико-механического понимания этого вопроса, – этот спор, благодаря метафизическому облачению, которое ему придали Лейбниц, с одной стороны, и сторонники Декарта —с другой, затянулся больше чем на 40 лет, раско-лов европейских математиков на два враждебных лагеря, пока наконец Даламбер своим «Traite de Dynamique» (1743) точно каким-то заклинанием не положил ко-нец этой бесполезной словесной грызне, к которой, собственно, сводилось все дело».

151. D'Alembert М; Traite de Dynamique, Paris, Suchs, 1746 («Руководство no динамике») стр. XVIII.

152. См. там же, стр. XIX.

153. Гельмгольц Г., О сохранении силы. Перев. академика П.Лазарева. М. 1922, в серии «Классики естествознания»), стр. 20.

154. «Nature», vol. XIV, стр. 459 (см. «Список цитированных произведений» под именем Tait).

155. Kirchhoff G., Vorlesungen uber mathematische Physik. Mechanik.

Стр. 32: «Покой есть частный случай движения. Ту часть механики, которая им занимается, назвали статикой, остальную часть – динамикой».

156. Гельмгольц Г., О сохранении силы. Перев. академика П. Лазарева, М. 1922, . стр. 8, 9.

157. Naumann A., Allgemeine und physikalische Chemie (Handbuch der anor-ganischen Chemie von L. Gmelin, б Auflage, herausgegeben von K. Kraut, I, Vol., 1. Abt.).

Стр. 7, 8: «Если Р означает принимаемое за равномерное давление пороховых газов в пушечном стволе S – путь, на протяжении которого действует это давление, т. е. длину пушечного ствола, М – массу движущегося пушечного ядра, V – приобретаемую им скорость, то существует соотношение PS= MV2/2. Произведенная пороховыми газами работа оказывается накопленной в движу-щемся со скоростью V пушечном ядре, масса которого равна М. Этот запас ра-боты, представляющийся в виде движения, может быть вновь применен для вы-полнения работы и в самом деле измеряется на практике таким образом, что пу-шечное ядро, ударяясь о маятник, приподнимает центр тяжести последнего, те-ряя собственную скорость. Производимая при этом работа, соответствующая живой силе пушечного ядра, измеряется произведением поднятия центра тяжести вверх на вес маятника. Если каким-либо способом помешать маятнику вернуться в положение равновесия, то тогда в том, что вес маятника G поднят на высоту H, следовательно в том, что расстояние между центрами тяжести земли и маятника увеличилось, не в действительно происходящем, а лишь в возможном движении маятника, т. е. как потенциальная энергия, выражается запас работы HG, который равен MV2/2 и равен PS.

Если пушечное ядро попадает в тело, которое не сворачивает в сторону от удара, то его живая сила переходит в теплоту, в движение мельчайших частиц – его собственных и того тела, в которое оно попало, так что величина приобретения

271

живой силы ммельчайшими частицами равна потере живой силы пушечным ядром,

m'(v'y —t»(i')i /»<"(r',. «<*)»

--(-. ~- ^ -.iiii

означает приобретаемое ими iifiip»

где. от', от*... означают массы частиц, va', v"... ил начальные, ve', ve" ... их к< m'(v – mi)*

ные скорости, а следовательно имение живой силы.

Первоначальный запас энергии заключался в порохе, следовательно в мель- чайших частицах тел, которые еще не образовали химического соединения, а сое- диняясь, приближаясь друг к другу, развивают большое количество живой силы Если мы обозначим все начальное количество энергии пороха через Е, а коли чество энергии, еще остающееся после химического превращения при ином р.к-положении атомов элементов, через Е", то переданное количество энергии рлшш Е'—Е". Следовательно получаются соотношения

М V* т' (ve' – v д")2 т" (ve' —v а")2

^GH=————-————+———-,————— +... (7,

соответственно упомянутым законам и принятым обозначениям».

188 Clausius;R., Die mechanische Wannetheorie, I.

Стр. z8, i<): «Для свободно движущейся точки, масса которой равна т, как известно, имеют силу следующие уравнения движения:

(»х у dty ,, d^z , "dfl^^ "Й^-^ "ld»^z-

Умножив первое из этих уравнений на —dt, второе ^—dt и третье на аг dt и затем сложив, мы получаем:

/ dx tftx , dy d^y . dz d*z \ ., { ,, dt1 dv dz \ l•Зrrit>-+^--^+-rfГ55г)<й==(^dГ+y-i+z^)^ (2«4)

Левая часть этого уравнения может быть преобразована в:

^[©ч^ч^

или, если обозначить скорость точки через v, в:

•Чт м- ^^^д sf a

2 тг – а— "-'' (,т "

Следовательно уравнение принимает вид:

(24)

272

(Ј5)

ш ' м • " «1. j

[.'..личина т ' v1 гс-Гь вся ;К]:11ая сила CI:CH'MLI W.QK. Если мы введем 'DI нее упрощенный спнчол, ио;:,тая:

i т „ ,, W

(27)

ти уравнение принимает скд:

Т\

Выражение на правой стороне уравнения означает работу, произведенную и продолжение промежутка времени dt.

Интегрируя это уравнение от какого-лийо начального момента времени ?„ ;.и времени t, мы получаем, разумс-Я под Ту живую силу в мояект времени ty:

Т-Т»:

. dx

dy

dt

dt

dt.

(28)

Смысл этого уравнения может Рыть выражен в следующем положении: npii-{••ащение живой силы, получающееся в системе в продолжение какого-либо npo.w-sm'mKa времена, равно работе, произведенной действующими силами в продолже-ние того же времени. При это.м уменьшение живой силы конечно рассматривается как отрицательное приращение».

1011 Kirchhojf, Mathematische Physik. Alechanik.

Стр. 26—28: «В уравнении (2) полагаем:

(3)

следовательно обозначи'"! через U' работу сил X, У, Z для допущенных переме-щений.

Величины х, у, z суть функции времени; величины Sx, f'y, Zz мы также можем и хотим рассматривать ц^к функции времени, которые только должны быть бес-конечно малым!! и удовлетворять условиям (1),

Тогда имеем:

dix 'uft

lx--

d f dx

~1it\dt

Sx'

W

dx d!x

dt dt '

Если при остающейся неизменной величине t, х изменяется на SA", то изме-^ кяется и • обозначим получаемое этой величиной приращение через 8 ^-. Из этого пределения следует:

d(x—bx} dx __ dax dt

~dt'~ dt

273

dx

dt"

Следовательно:

dx dix dt dt

dx « dx_ в ~dt

или также

(dx^ \Tt)'

J (dx\ft 2' I dt'

если вообще символ 8 означает изменение, претерпеваемое, следующим за ним выражением благодаря тому, что х, у, z изменяются на &х, by, Sz. Итак ypaaie-ние (4) принимает вид:

d"x , в ( dx „ -dt-^^-dtVdt^

1 . fdxy

2 0 {-dt) •

Вместо х здесь можно подставить и у или г. Затем, так как, если назырап изменения, обозначаемые символом о, вариациями, вариация суммы равна сумме вапиаций ее частей, то из этого следует:

d_ dt

m

(dx {~cU

dt

dz dt

fd^x, , rfsy, , й2,г ^ '" •^•SX+•^SУ+^&Z

dff

(5)

S

m\(dx\^t (dy^ dz\2~\ -0 TlW+W+^Л-

Входящую в состав второго члена этого уравнения сумму мы называем живои силой системы и обозначаем ее черэз Г. Тогда:

T^^Vm^, №

(7)

если v означает скорость. Следовательно и согласно уравнению (3) уравнение (2) обращается в:

d VI f dx « , dy « dz , \ «_ ..,

^ч^6^^^^ ^ +

Правая счсрона этого уравнения не содержит никакого отношения к каки!1-либо системе координат, и левая сторона содержит такоеое лишь повидимому, так как

dx , , dy t , dz ., -dtox+-M^+~dF^

есть произведение скорости v на перемэщеяие (S„r, 5у, &г) и на косинус угла, ими образуемого.

Наконец мы преобразуем уравнение (7), умножая его на dt я интегрируя между дву.вдя произвольно выбранными значениями t, которое мы обозначим чергз ty и ^.

Тогда B'.b! получи»'.:

11 t'.

[V! f dx , dy „ , dz « \^ ( „,,T i T7i\ <N.

2J m Ьт " + ^&y + ~dt&z) \== Jdt \IT + u}- ("1 t» ^

где символ на леюй стардне ур.1знешэд означает разность значс.ши, K'oT.'ni.i" прлнимает стоящее в квадратных скобках выражение д'!Я l^t, u / .'„ З.псм мы взодцм для вариаций ел-, &у. Sz новое ограничение, догу скл^, 'rro iiir .1111 чсчг зают для ?==^i и t=stfi; тогда получается:

U--. dt^T -\-U').

274

Положение, гласящее, что это уравнение должно иметь силу для всех бес-конечно малых вариации мест точек, совместимых с теми условиями, которым должно удовлетворять движение и которые исчезают для t = t1 и t = t0 , назы-вается принципом Гамильтона. Мы вывели его из принципа Даламбера, т.е. из уравнения (2), теперь мы можем убедиться в том, что возможно и обратнос,

Если мы воспользуемся определениями, данными в (3) и (6) и тожественным уравнением (5), то уравнение (9) обращается в:

[………..]

Если принять во внимание, что значения &х, &у, &г для всех элемэнтоа вре-мени, находящихся в интервале от t=t0 до t=t1, принимаются равными О, за исключением одного, а в этом одном могут подвергаться каким угодно вир-туальным перемещениям, то становится ясным, что для этого одного элемента времени должно иметь силу уравнение (2); оно должно иметь силу всегда, так :как элемент времени может быть выбран как угодно».

160. Maxwell С; Theory of Heat.

Стр. 88, 89. «Предположим, что тело, масса которого есть М (M фунтов или M граммов), движется в известном направлении со скоростью, которую мы обозначим через v, и пусть сила, которую мы обозначим через F, приложена к этому телу в направлении его движения. Рассмотрим действие этой силы, действующей на тело в течение весьма малого промежутка времени Т, в продолжение которого тело проходит путь и в конце которого его скорость равна v1

Для того чтобы определить величину силы F, рассмотрим момент, который она придает телу, и тот промежуток времени, в продолжение которого этот момент придается.

В начале промежутка времени Т момент был равен Mv, а в конце промежутка [времени Т он был равен Mv', так что момент, придаваемый силой F, действующей |в продолжение промежутка времени Т, равен Mv'—Mv.

А так как силы измеряются моментом, придаваемым в единицу времени, то [момент, придаваемый силою F в единицу времени, равен F, а момент, придавае-мый силою F в Т единиц времени, равен FT. Так как эти две величины равны, то

FT==M(v'-v).

Это одна из форм основного уравнения динамики. Если мы определим импульс силы как произведение средней величины силы на время, в продолжение которого она действует, то это уравнение может быть выражено словами: импульс силы равен придаваемому ею моменту.

Затем мы должны определить S путь, проходимый телом в продолжение про-межутка времени Т. Если бы движение было равномерно, то пройденный путь равнялся бы произведению времена на скорость. Если движение неравномерно, то для того чтобы определить пройденный путь, нужно умножить время на среднюю скоросгь. В обоих этих случаях, в которых упоминается средняя сила или средняя скорость, предполагается, что промежуток временя делится на некоторое количество равных частей и берется средняя величина сил или скорости для всех этих частей, на которые разделен промежуток времени. В данном случае, когда рассматриваемый промежуток времсни настолько мал, что изменение скорости так же мало, можно допустить, что средняя скорость в продолжение промежутка времени Т равна среднему арифметическому скоростей в начале и в конце этого промежутка времени, или ½ (v+v’)

275

Итак пройденный путь есть

S= Ѕ (v+v')T.

Это уравнение может быть рассматриваемо как кинетическое, так как оно зависит лишь от природы движения, а не от природы движущегося тела. Умножая одно на другое эти ypaвнeния, мы получаем:

FTS = Ѕ M(v+v')T.

и если мы разделим на Т, мы получим:

FS = 1/2Mv’2- 1/2MV2.

Но FS есть работа, производимая силою F, действующею на тело, в то время как оно движется в направлении силы F, проходя при этом путь S. Итак, если мы назовем произведение массы тела на половину квадрата его скорости кинетической энергией тела, то – 1/2Мv’2 равно кинетической энергии тела после действия силы F на протяжении пути S».

161. Kant,E., Untersuchurig der Frage, ob die Erde in ihrer Umiirehung um die Achse, wodurch sie die Abwcciiseiung des Tages und der Nacht hervorbringt, eiiiigu Veranderung seit den ersten Zeiten ihres Urspriings erUtten habe, und woraus inaii sich iiirer versichern kcinne, weiche von der K,w.igl. Akademie der Wissenschtfteii zii Beriin ziim Preise fur das jezt laiifende Jahr aufgegeben worden. 1754. Ab-gcdruckt in Kants Gesammelte Schrift;n. Herausgegeben von der Akademie der Wissenschaften. Voi. I, Berlin. Gg. Reimer, 1910.

162. Clausius, R., Die Mechanische Warmethcorie.

Стр. 22: «После того как в прежнее время почти общепризнанным был взгляд, согласно которому теплота есть особое вещество, содержащееся в телах в большем или меньшем количестве и этим обусловливающее их более высо-кую или более низкую температуру, а также выделяемое телами и затем с огромною скоростью проносящееся через пустоту и через такие пространства, которые содержат весомую массу, и таким образом становящееся лучистой теплотой, —в последнее время распространился взгляд, что теплота есть движение. При этом содержащаяся в телах теплота, обусловливающая их тем-пературу, рассматривается как движение весомых атомов, в котором может принимать участие и содержащийся в теле эфир, и лучистая теплота рассматривается как колебательное движение эфира».

163. См. «Список цитированных сочинений» под именем Gerland.

164. Thomson, Th., Heat and Electricity. Особенно cтp. 1—5 и 281 -289

(о природе теплоты).

165. «Nature», vol. XXXVI, стр. 148.

166. Относительно Thomson см. примечание 122.

167. Hegel, Naturphilosophie, 2 Teil.

Стр. 349: «Электричество обнаруживается повсюду, где два тела соприкасаются друг с другом, особенно при трении. Итак электричество обнаруживается не только в электрической машине, но и всякое давление, всякий удар вызывает электрическое напряжение; однако оно обусловливается соприкосновением. Электричество не ecть специфичнское, особое явление, обнаруживающееся лишь в янтаре, сургуче и т.д., но оно имеется во всяком теле, соприкасающемся с другим телом; для того чтобы убедиться в этом, нужен лишь

276

очень чувствительный электрометр. Во всяком теле когда оно раздражается,

обнаруживается его гневная суть; все тела проявляют по отношению друг к другу эту оживленность».

168. См. цит. соч., стр. 400. См. выше, примеч. 122.

169. Wiedemann, G., Galvanismus, Vol. III.

Стр. 569. «Если для измерения движущих и сообщающих ускорение сил за единицу массы и длины были приняты миллиграмм и миллиметр, то пришлось бы измерять в миллиграммах и Eds. Поэтому Вебер умножает левую сторону урав-нения на множитель 1/r , который означает весовое отношение единицы электричества к миллиграмму. Но так как в величинах (Е) уже содержатся электриче-ские массы, которые должны быть измеряемы тою же мерою, и независимое от нее измерение величин (Е) вряд ли представляется возможным, то это определение электрических единиц меры в миллиграммах оказывалось бы неудобоисполни-мым даже и в том случае, если бы была признана гипотеза особой весомой электрической жидкости, текущей вместе с током».

Стр. 576, 577: «Эту гипотезу можно было бы соединить с гипотезой Вебера, если к предполагаемому им двойному току текущих в противоположных напра-влениях масс 1/2е присоединить еще не действующий наружу ток нейтраль-ного электричества,± увлекающего с собой в направлении положительного тока количество электричества 1/2е ».±

170. См. там же, т. III, стр. 472.

171. Wiedemann, С., Galvanismus, Vol. I.

Стр.783—784: «Поэтому теории контакта противопоставляли химическую теорию, которая имела в виду дать более точное объяснение возбуждения элек-тричества при контакте. Согласно этой теории последнее происходит лишь тогда, когда в то же время проявляется действительное химическое воздействие со-прикасающихся тел или же некоторое, хотя и не непосредственно связанное с химическими процессами, нарушение химического равновесия, «тенденция к химическому действию». Итак, согласно этой теории, при контакте металлов вообще не происходит никакого возбуждения электричества, но для последнего безусловно необходимо присутствие двух тел, способных химически действовать друг на друга».

172. Gmеlin,L., Handbuch der anorganischen Chemie. 6 Aufl. Herausgeg. von Kraut, Vol. Т, 1 Abt. Ailgemeino und physikalische Chemie, bep.rbeitet vou A. Nauniann, Heidelberg, Winter, 1877.

Стр. 675, 676: «To, что металлы расположены в совершенно одинаковом по-рядке в электродвижущем и в термоэлектрическом рядах, указывает на более тесную связь между электродвижущими и термоэлектрическими силами. Контактно-электродвижущие силы превращают теплоту в электричество. При температуре, равной абсолютному нулю, эти силы не могли бы вызывать электрическое движение. Итак приходится признать естественным допущение, что способность этих тел вызывать электрическое движение основывается на наличном количестве теплоты или является, иными словами, функцией температуры».

173. Wiedemann, G., Galvanismus, vol.1

Стр. 44, 45: «Закон вольтова ряда металлов (§ 14) гласит, что если мы имеем ряд металлов А,В,С,Д, то разность потенциалов свободных электричеств между двумя какими бы то ни было металлами будет одна и та же, находятся ли они в непосредственном соприкосновении или они соединены каким-либо промежу-

277

точным проводником. Итак, если мы например каким-нибудь образом сделаем по-тенциал внутри металла А равным Va и будем накладывать на него по порядку металлы В, С, D, в которых потенциалы свободных электричеств равны, Vb, Vc, Vd, то, если наложить на металл в еще раз второй кусок металла A, в последнем снова получается потенциал Va. Тогда электродвижущие силы между металлами по порядку суть:

A/B = Vb – Va

В/С = Vc – Vb

C/D = Vd – Vc

D/A = Va – Vd .

Итак, если мы сложим эти равенства, получается, что сумма электродвижущих сил A/В + В/С + C/D + D/A = 0.

Итак, если мы приведем начальный и конечный члены ряда металлов в со-прикосновение друг с другом, то в том месте, где металлы соприкасаются, невоз-можен длительный ток. С другими телами, входящими в вольтов ряд, дело обстоит так же, как и с металлами.

Если мы попрежнему будем рассматривать электрические разъединитель-ные силы, действующие между металлами, как неодинаковые притяжения их масс по отношению к тому или иному электричеству, то такие притяжения могли бы вызываться лишь статическим распределением, равновесием электричеств в зам-кнутом круге металлов. Действительно, если бы в круге возник ток электри-чества, то в металлических проводниках он породил бы теплоту, которая могла бы быть нейтрализована разве охлаждением в местах соприкосновения металлов. Во всяком случае получилось бы неравномернее распределение теплоты, и точно так же ток мог бы, без притока извне энергии, непрерывно приводить в движение электромагнитную машину и совершать таким образом работу, что невозможно, так как при неизменном соединении металлов, например путем спайки их невоз-можны никакие перемены в местах соприкосновения, которые компенсировали бы эту работу.

Итак в замкнутом круге тел, принадлежащих к вольтову ряду, невозможно образованиe длительного тока электричества».

174. Там же, стр. 45.

175. Там же, стр. 49—51.

176. Wiedemann G., Galvanismus, Vol. I.

Cтp. 472: «Подобно сернокислой меди можно рассматривать и первый гидрат серкой кислоты как состоящий из одного эквивалента Н и одного эквивалента S04. Итак в одном растворе, т. е. при разведении водой, он, при пропускании тока через платиновые электроды, разлагается на 1 эквивалент Н, который появляется на отрицательном электроде, и на 1 эквивалент S04, который выделяется на положительном электроде. Последний тотчас же распадается на 1 эквивалент О и на 1 эквивалент SO3, который растворяется в окружающей воде. Итак непосредственно бросающимся в глаза результатом этого процесса оказывается выделение 1 эквивалента водорода на отрицательном и одного эквивалента кислорода на положительном электроде. Объемы этих газов должны относиться как 2:1. Этот результат вызывал прежде предположение, что лишь сама вода разлагается в разведенном растворе».

Стр. 614: «На первых порах предполагали, что благодаря соединению того или иного электричества с водой образуется кислород или водород, и полагали, что это мнение подтверждается тем, что и вода в обоих коленах трубки, имеющей форму V, нижний изгиб которой был наполнен концентрированною серною кислотою, без разложения последней выделяла в обоих коленах трубки водород,

278

и кислород. Считали возможным продолжительным пропусканием тока превратить в кислород и водород всю воду в обоих коленах. Тогда еще не знали, что и серная кислота содержит воду и участвует с неюв электролизе, так что благо-даря ей не получается полного отделения обеих масс воды в коленах трубки».

177. Wiedemann G., Galvanismus, Vol. I.

Стр. 481—482: «Приведем сперва несколько аналогичных примеров:

Если электролизировать напрамер раствор медного купороса между поло жительным медным электродом и отрицательным платиновым, то на отрицательном электроде выделяется 1 эквивалент меди на 1 эквивалент разложенной воды при одновременном разложении сернокислой воды в том же токе; на положительном электроде должен был бы появитьсяодин эквивалент SO4, но SO4 соединяется с медью электрода, образуя один эквивалент, CuSO4, который растворяется в воде раствора, подвергаемого электролизу.

Или, если электролизировать раствор азотнокислого свинца между платиновыми электродами, то кислород, выделяющийся на положительном электроде, соединяется с окисью свинца раствора в коричневую перекись свинца, которая осаждается на электроде.

Или, наконец, если электролизировать раствор сернокислого натрия, то он распадается, подрбно сернокислой меди, на 1 эквивалент SO3+O, который выделяется на положительном электроде, и один эквивалент натрия, который выделяется на отрицательном электроде. Но натрий действует на воду раствора и выделяет из нее один эквивалент водорода, причем образует один эквивалент едкого натра, который растворяется в окружающей воде.

При этих вторичных действиях главное значение имеет плотность электрического тока, а в растворах электролитов и концентрация растворов. Если плотность тока очень мала, а следовательно электроды велики, а сила токов невелика, а следовательно на электродах повсюду в единицу времени появляется лишь очень небольшое количество ионов, то они могут в иных случаях так или иначе соединяться с электродами или с составными частями растворов и образовать вторичные продукты; если ток плотен, то некоторые количества могут не подвергаться никаким изменениям, так как они не соприкасаются с такою поверхностью окружающих тел, которая была бы достаточно велика, для того чтобы ионы могли соединяться с этими телами. И в последнем случае могут возникать соединения, содержащие большее количество выделившихмя ионов, а в первом случае – соединения, содержащие меньшее количество выделившихся ионов».

178. Wiedemann,G., Galvanismus, Vol.I.

Стр. 791-795: «Возражения против химической теории возбуждения электричества».

Особенно стр. 791-792: «Что в цепи из кислоты и щелочи соединение кислоты со щелочью не есть причина образования тока, вытекает из опытов 61, 260 и 261, согласно которым в известных случаях, когда кислота и вода даны в эквивалентных количествах, не происходит никакого тока, а также из описанного в 62 опыта, что в случае включения раствора селитры между едким кали и азотной кислотой электродвижущая сила появляется таким же образом, как и без этого включения».

179. См. там же, стр.791.

180. Naumann, B. Handbuch der anorganischen Chemie. Vol.1.

Стр. 729: «Следовательно, хотя вышеупомянутую воду можно считать одною из чистейших, когда-либо полученных, все-таки нельзя утверждать, что она была совершенно чиста и что величину к=0,0000000000072 не приходится считать лишь верхним пределом. Конечно для практики и это число прридает воде значение гальванического непроводника, потому что легко приблизительно вы-

279

числить, что столб такой воды в 1 мм высоты представляет такое же сопротивление, каек медная проволока, имеющая такое же сечение и длину, равную, скажем, диаметру орбиты луны».

181.Это место из pечи Гельмгольца цитируется Энгельсом на стр.175-176.

182. Hegel, Naturphiiosophie, 2 Teil.

Стр. 98: «Законы абсолютно свободного движения открыты, как известно, Кеплером; это открытие достойно 6ecсмертной славы. Кеплер доказал его в том смысле, что он нашел для эмпирических данных их общее выражение (227). Впоследствии стало общеупотребительной фразой, что Ньютон впервые открыл доказательство этих законов. Трудно более несправедливо приписать славу не тому, кто впервые открыл, а другому лицу. Я замечу по этому поводу следующее:

1) Сами математики признают, что фэрмулы Ньютона могут быть выведены из законов Кеплера. Но весь непосредственный вывод просто таков: в третьем законе Кеплера A3/T2 есть постоянная величина. Если выразить ее в виде AA2/T2 и назвать вместе с Ньютоном – общей тяжестью, то такое выражение действия этой так называемой тяжести уже содержится в обратном отношении к квадра-там расстояний.

2) Доказывая положение, гласящее, что тело, подчиненное закону тяготения, движется вокруг центрального тела по эллипсу, Ньютон доказывает только то, что оно должно двигаться вообще по коническому сечению, между тем как тре-бовалось доказать, что путь такого тела есть не круг и не какое-либо другое кони-ческое сечение, а именно эллипс. Кроме того само его доказательство («Princ. Math.», L. I, sect. II, prop. 1) вызывает возражения, и анализ уже не пользуется этим доказательством, составляющим основание ньютоновой теории. Условия, в силу которых путь тела оказывается определенным коническим сечением, суть в аналитической формуле постоянные величины, и их определение сводится к эмпири ческому обстоятельству, а именно к особому положению тела в определенный момент и к случайной силе толчка, первоначально данного этому телу. Таким образом то обстоятельство, в силу которого кривая линия оказывается эллипсом, не выражено в той формуле, которая будто бы доказана, и даже не имеется в виду доказать его,

3) Закон Ньютона относительно так называемой силы тяжести также выведен только из опыта путем индукции».

Стр. 113—115: «Вначале у Ньютона не было мысли о том, что планеты находятся в имманентном отношении к солнцу, а у Кеплера уже была эта мысль. Итак нелепо считать то, что они притягиваются новою мыслью Ньютона. Кроме того, «притяжение» есть неподходящее выражение; скорее они сами стремятся к солнцу. Все дело в том, чтобы доказать, что путь должен быть эллиптическим, а Ньютон не доказал этого, и, однако, в этом заключается суть закона Кеплера.

Лаплас (Exposition du systeme clu monde, t. II, pp. 12, 13) признает, что анализ бесконечного, охватывающий вследствие своей всеобщности все, что может быть выведено из данного закона, показывает, что планеты, подчиняясь действию силы, удерживающей их на их путях, могли бы двигаться не только по эллипсам, но и по любому коническому сечению. Уже из этого существенного обстоятельства выясняется полная недостаточность доказательства Ньютона. В геометрическом доказательстве Ньютон прибегает к бесконечно малым величинам; это доказательство нельзя признать строгим, а поэтому в настоящее время анализ не пользуется им. Вместо того, чтобы доказать законы Кеплера, Ньютон сделал, собственно говоря, обратное: он хотел найти для них oснование и удоволь-

280

ствовался неудовлетворительным. Доказательство при помощи бесконечно малых величин, основанное на том, что Ньютон считает равными все бесконечно малые треугольники, представляется на первый взгляд весьма убедительным. Но синусы и косинусы не равны. А если говорят, что они равны друг другу, так как и те и другие принимаются за бесконечно малые величины, то такими приемами можно доказать все, что угодно. Ночью все кошки серы. Количество должно исчезнуть; если же при этом уничтожить и качественное, то можно доказать все, что угодно. А ньютоново доказательство основано на таком принципе, и потому оно совершенно неудовлетворительно. Затем анализ выводит из эллипса два других закона Кеплера; конечно анализ дал это выведение таким образом, как этого не сделал Ньютон, однако это было сделано впоследствии, но именно первый закон не доказан. В законе Ньютона выражено, что тяжесть, уменьшающаяся с расстоянием, измеряется тою скоростью, с которою движутся тела. Ньютон вывел это математическое определение S/T2 придав законам Кеплера такую формулировку, что из них можно было исключить тяжесть, но она уже содержится в законе Кеплера. Получается то же, что мы имеем, когда дано определение круга a2 = x2 + y2, как соотношение между постоянной гипотенузой (радиусом) и двумя катетами, которые суть величины переменные (абсцисса или косинус, ордината или синус). Если же я пожелаю вывести из этой формулы например абсциссу, то я говорю

x2 = a2 – y2 = (a+y) (a – y) или для ординаты: у2 = а2 – х2 = (а+х) (а-х). Таким образом я вывожу из первоначальной функции кривой линии все остальные определения. Таким образом мы должны вынести и А/T2 как тяжесть, следовательно лишь придать формуле Кеплера такой вид, чтобы это определение стало явным. Это можно сделать, исходя из любого из законов Кеплера – из закона эллипсов, затем из пропорциональности между временами и секторами, а всего проще и непосредственнее—из третьего закона. Этот закон выражен в формуле А3/T2=a3/t2 . Теперь мы желаем исключить из этой формулы S/T2 . S есть пройденное пространство, как часть пути. А есть расстояние, но каждая из этих величин может заменять другую, так как между расстоянием (диаметром) и путем, как постоянной функцией расстояния, существует опреде-ленное соотношение. Если дан диаметр, то известна и окружность, и наоборот, потому что это единая определенность. Теперь, если напишем вышеприведенную формулу A2A/T2 = a2a/t2, т.е. A2A/T2 = a2a/t2, исключим тяжесть А/Т2 и подставим G вместо А/T2 и g вместо а/t2 (различные тяготения), то получим: A2G=a2g .

Вы-разив это равенство в виде пропорции, мы имеем A2:a2 = g:G, а это и есть закон Ньютона».

183. Kirchhof G., Vorlesungen uber mathematische Physik.

Стр. 10-12: «Это положение формулировано Ньютоном. Исходя из него, можно вывести законы Кеплера, идя путем противоположным тому, которого мы держались, производя вычисление. Итак оно является лишь иным, но более простым выражением того же самого факта, как и эти законы. Но большая простота оказывается не единственным и даже не важнейшим преимуществом положения, установленного Ньютоном, пред законами Кеплера; это преимущество заключается в том, что положение, установленное Ньютоном, могло навести открывшего его на закон, оказывающийся более общим и более точным, чем само

281

оно и законы Кеплера, – на закон, который точно выражает движение всех небесных тел, поскольку они могут быть рассматриваемы как материальные точки и насколько простираются наши познания.

§ 7. Для того чтибы иметь возможность выразить этот закон Ньютона, мы должны придать понятию силы более общее значение, чем мы делали это до сих пор. До сих пор мы употребляли выражения «сила» и «ускорение» как имеющие совершенно одинаковый смысл; но после того обобщения понятия силы, которое мы имеем в виду произвести теперь, мы уже не можем делать это. До сих пор мы должны были говорить: на точку всегда действует одна сила, теперь мы будем пользоваться выражением: на точку одновременно действует несколько сил, или на нее действует система сил. При этом мы точно так же, как до сих пор, будем определять каждую силу при посредстве ее компонентов по осям координат, так что если Х1 Y1, Z1, Х2, Y2, Z2... суть компоненты сил, совместно действущих на точку (X, Y, Z), то эти силы соответствуют по величине и по направлению линиям, проведенным от начала координат к тем точкам, координаты

которых суть Х1 Y1, Z1, Х2, Y2, Z2... Выражение, что упомянутая система сил действует на указанную точку, должно иметь одинаковый смысл с выражением, что движение этой точки происходит согласно уравнениям

d2x/dt2 = X1 +X2 +…

d2y/dt2 = Y1 + Y2 + …

d2z/dt2 = Z1 +Z2 +…

Система сил, действующих на точку, всегда эквивалентна простой силе, которую называют равнодействующей системы. Если X, У, Z суть компоненты по осям координат равнодействующей упомянутой системы, то согласно (15) и (5) мы имеем:

Х = Х1 + X2 + …

Y = Y1 + Y2 + …

Z = Z1 + Z2 + …

Эти уравнения представляют собой, если система состоит лишь из двух сил, аналитическое выражение так называемого закона параллелограма сил.

Ясно, что, если рассматривать определенное движение точки как обусло вленное несколькими силами, каждая из них отдельно не определена, определена лишь равнодействующая; все отдельные силы, за исключением одной, могут приниматься за произвольные, и тогда величина этой одной может быть всегда выбираема таким образом, что равнодействующая становится равной ускорению Согласно нашему пониманию, механика может выводить определения тех понятий, с которыми она имеет дело, лишь из движения. Из этого вытекает, что, после -того как вместо простых сил были введены системы сил, механика не в состоя-нии дать полное определение понятия силы. Однако то, что вводятся системы сил, в высшей степени важно. Это основано на том, что, как показал опыт, в есте-ственных движениях всегда встречаются такие системы, для которых легче ука-зать отдельные силы, чем их равнодействующие».

СПИСОК ЦИТИРОВАННЫХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ

D'Alembert, Jean-Bapfiste Leronci, Traite (le dynamique. Paris 1.743. – По-немецки по этому изданию в Ostwalds Kiassiker der exakten Wissenschaften, Nt. 106. 1..eipzig 1899.

Allmann., G. ]., Recent progress in our knowledge of the ciliate infusoria •.«Na-ture», vol. XI! (June, July 1875). ,

Bossat, Charles, Cours complet de mathernatique. 7 vol. Paris (1795 до 1801). Buchner, Louis, Kraft und Stoif. Empirisch-naturphilosophische Studien in allgemeinverstandlicher Darstellung. 7. Aufi. Leipzig 1862.

i, Carnot, Sadi Reflexions sur la puissance nwtrice du feu ct sur les machines pf'-prrs и developper cette puissance. Paris 1824. – Немецкое издание W. Ostwald'a. Ostwalds Kiassiker der exakten Wissenschaften, Nr. 37. Leipzig 1909.

Clausius, R., Die mechanische Warmetheorie. 2. АпП. Braunschv/cig 1876. Claasius, R., Ueber den zweiten Hauptsatz der, mechanischen Warmetheorie. Ein Vortrag, gehalten in emer ailgemeinen Sitzung der 41. Versammlung deutscher NJturforscher und Aerzte zu Frankfurt am M. am 23. September 1867. Braunschweig 1867.

Croll,. James Climate and time in their geological relations; atheory of secular changes of the earth's ciimate. London 1875. —Рец°г1з:!р„заяа J. F. В.. в «Nature'., vol. XII (June 1875).

Darwin, Charles, On the origin of species by means of naturai selection. Lon-don 1859.

Davies, Ch. Maurice, Mystic London, or phases of occult life inthe metropoii.5. 'London 1875.

Draper, John William, History of the intellectual development of Europe; 2 vo;. London 1864.

I'., Engels, Friedricn, i erm Eugen Dtihrings Umwalzung der Wissenschaft. Leip-zig 1878.

)' Faraday, Mich., Experimental Researches in Electricity. Vol. 1—П. London, |l839—1855. i.

Pawbach, L., Die Unsterblichkeitsfrags vom Standpunki der Anthropoirgie. 846. (Samtliclie Werke. Bd. 3, Leipzig 1870).

Fick, Adolf, Die Naturkrafte in ihrer Wechselbeziehung. Win-zburg 1609. Flamsieed, J-, Historia coelestis Britannica. London 1725. Fourier, Charles, Le nouveau monde industriel et socHtaire. Paris 1870. Oerland, E-, Leibnizens und Huyghens, Briefweci-'i.el mit Papin. Berlin 188'. Grove, W. R., The correlation of physical forces, 3rd. ed. London 1855. Guthrie, Frederiks, Magnetism and electricity. London 1876. HSckel, Ernst, Anthropogenie, oder Entwicklungsgcschichte des Mensclien. Leip-zig 1874.

Hackel, Ernst, Natlirliche Schopfungsgeschichte. 5 Auti. Berlin 1874. ^lackel, Ernst, Uebcr die Wellenzeugung der Lebensteilchen Oder die Perig.';-nesis der P.lastiduie. Vortrag, gehalten am 19. November 1875 in der medizinisch-naturwissensthaftiiciK'n Gesel'schaft zu Jena.—Перепечатано в «Gemeinverstan-

283

dKchc VDI li.'t'.'c unil .\i'li iii'lli;n,',i 11 .iir. i)r!n (iJ'li'l del Aufl. BUIUI 1<Ж.

Hegel, Gsorg-Frieilrlch-Wilhi-'.m, \\\-\\w. ViillltBtul;K>- A

Verein von Freunden dcs Vercwi'gtcii. I'.. Aiifl. llerlln. B>1. 3 ---Bd. 7, 1847; Bd. 13 (1 АпП.), 1833; B,J. !!->(! Atlfl.), 183lj..

— Bd. 3. Wissenschaft der Logik. Teil 1, Abt. 1.

— Bd. 4. Wissenschaft der Logik. Tcil I, Abt. 2. • – Bd. 5. Wissenschaft der Logik. Teil II.

—Bd. 6. Enzyklopadie der phiiosophischen Wisscnschaften i'n Griini'il ' Teii I (Die Logik).

— Bd. 7. Voriesungen uber die Naturphilosophie als der Enzyklopadie der |iiu losophischen Wissenschaften ini Grimdrisse. Teil II.

— Bd. 13. Voriesungen fiber die Geschichte der Phiiosophie. Bd. I.

— Bd. !5. Voslesungen liber die Qeschichts der Phiiosophie. Bd. III. Helmholtz, Hf Popuiare Wissenschaft liche Vortrage. Heft I—III. Braunscliwrin 1S65—1876.

Helmliollz, H., Ueber die Erhaltung der Kraft. Eine physikalische Abhandluii};, vorgetragcn in der Sitzung der physikaiischen Oesellschaft zu Berlin am 23. .|nii 1847. Berlin 1847.

Hofmann, A. W., Ein Jahrhundert chemischer Forschung unter dem Schiiiiir-der Hohenzoilern. Rede zur Gedachtnisfeier des Stifters der K. Friedrich-WillirIm iJniv. zu Berlin am 8. Aug. 1881.—Перепечатано в «Chemische Erinneruii!;'ii EIIS der Berliner Vergangenheit». Berlin 1882.

Hux'ey, T. H., Письмо к «Committee of the London Dialectical Society». В «Daily News», 17. October 1871.—Перепечатано в «Life and letters of Thuni Henry Huxley by his son Leonard Hux!ey», vol. I, London !ООЭ.

Kant, Emmanuel, Allgcmeins Naturgcschichte und Thcorie des Himmels, (uln Versuch von der Verfassung und dem mechanischen Ursprunge des ganzen Wcltgebuiidr'i, nach Newtonschen Grundsatzen abgehandelt. 1755.—Перепечатано Б «Kantsdi. Schriftcn», hrsg. von der Prcusssschen Akademis der 'iVssssnscI'.aftsn. Bd. I., Berlin lillii

Kant, Emmanuel, Oedanken von der vrahren Schatzung der lebendigen Kr:illi und Beurteilung der Beweise, dercn sich Herr von Leibniz und andere Mechanildi in dieser Streitsache bedient haben, nebst einigen vorhergehenden Bctrachtungcn, v/elche die Kraft der Kcrper uberhaupt betreifcn: Konigsberg 1745. – Перепсч.1 тано в «Kants Ges. Schriften», hrsg. von der Preussischen Akademie der Wissrii schaften. Bd. I., Berlin 1910.

Kant, Emmanuel, Untersuchung der Frage, ob die Erde in ihrer Umdrehuiir urn die Achse, vvodurch sie die Abwechselung des Tages und der Nacht hervorbringi, einige Veranderung scit den ersten Zeiten ihres Ursprnngs eriitten habe, und wora!;:. man sich ihrer versichern k6nne, vvelche von der KOnigiichen Akademie der Wiscn schaften zu Berlin zurn Preise Гйг das jetztlaufendeJahr aufgegeben worden. 1754. Перепечатано в «Kants Ces. Schriiten», hrsg. von der Preussischen Akadeinie dri V/issenschaften, Bd. I, Berlin 1910.

Keku!f1, August, Die wissenschaftlichen Ziuie und Leistungen der Chemie. Bonn 187-:

Ku'chiiof, Oiistav, Voriesungen uber inathematische Physik.Mechanik. Leipzig 18711. Kopp, Hermann, Die Entwicklung der Chenile in der neueren Zei't. Erste Abtc. Sung. Die Entwicklung der Chemie vor und durch Lavoisier. Munchen 1871. [Лавров, П. Л.} Опыт истории мысли, ч. 1, С.-Петербург, 1875. Laplace, P.-S., Traite de mC-chanique ccleste. Voi. 1—2, 4—5, 1805 – 1825. Liebig, j. von., Chemische Briefe, Leipzig u. Heidelberg, Winter, 5855. Madler, J. H., Der Wunderbau des Weltalls, oder popuiare Astronomic, 5. Aufl. Befiin 1861.

284

, l

. l:. i i.ll. .', / \l.u-i

'. ./•

18'/ ';, С.

,'i'':!'

. i 1.Л1 I

fr, Кис,

Natur. l Schriften

: 1849.

<iNaiure», voL XXVI (June

!..'. к];цгу John LubbccS;. «Ants, bees and wasps''). A record of .,..•. ',.. i,..- ..;eial hymenuptera. London 1882.

fc-Schorlemmcr, Ausfuhriiciies Lehrbuch der Chemie. 9 Bde. Braunschweig .(—i-JOl.

Secc!:i, A., Die Sonne, Autorisierfe deu'sche AtlSgabe uncS Originaiv/erk, hrsg. v. ichelien. riraunsc!r»°ig 1872.

Sutfr, H., Geschiehte der maihenia^sc'nen Wissenschaften. 2weiter Tcil. Zurich i ).

Tail, P. G., Force. – «Nature», vol. XIV (September 1876). Thomson, Thomas, An outline of the sciences of heat and electricity, 2nd ed. :.don 1-840.

Thomson, William, The size of atoms. A lec'.'.ire delivered at the Royal Insti-- on Friday. 2 February 1883. – «Naiure», vo!. XXVUI (June, July 1883). ison, William and Tail Peter Guthrie, Treatise on natural philosophy.

•^•.!.1 l1^'?.

1!S.

. ..,ilii. i-...-., i.:.i -. i,. . . . . , – /ОП

":;ilvni : tromes in die Ferne, 1873; Bd. II, 2. Abt.. In-

.ipiti-' . г. Braunschweig.

••chid 'er Astroncmic. Miinchen 1877.

;, Li!.. •.:.'li der Physioirgie dcs Alensclien. 2 Aufl. .E.'' !s'':„'. n

285