Реферат: Диссидентское движение и самиздат конца 60-70-х гг.

Российский Государственный Гуманитарный Университет

Реферат

По курсу

истории России

на тему:

«Диссидентское движение

и «самиздат»

конца 60-70-х гг.»

Москва 2000

СОДЕРЖАНИЕ:

1.Введение …………………………………………… …………..3 стр.

2. Диссидентское движение……………………………………... 4 стр.

3.Заключение………………………………………………………19 стр.

4.Список использованной литературы……………………… … 20 стр.

Введение

Что значит понятие духовное развитие человека? Это его образ мышления, волнующие его проблемы, уровень интеллекта и т.д. Понятие духовное развитие очень растяжимо, тем более что мы рассматриваем не конкретного человека, а светского человека 70-х гг. Чтобы лучше понять духовный мир людей той эпохи, нужно рассматривать, как развивались наука, культура, искусство, какие настроения преобладали в обществе, а также как влияло экономическое и политическое развитие страны на духовное развитие. Я бы хотела поподробнее остановиться на проблемах, волновавших самых образованных людей той эпохи - интеллигенцию, а точнее на тех, чьи мысли шли вразрез с общественным мнением - диссидентах.

В 1964 г. с отставкой Н.С.Хрущева завершился процесс либерализации общественно-политической жизни, закончились начатые им преобразования. К власти пришел Л.И. Брежнев. Человек осторожный, консервативный, он более всего стремился к стабильности общества, отстаивая умеренно-консервативный путь развития в политике и идеологии. В 1966 г. на XXIII съезде партии Л.Бнежнев формально выступил против двух крайностей, проявившихся, по его мнению, в художественной культуре: «очернительства» и «лакировки действительности». Появляются два вида культур – официальная и неофициальная. Постепенно обнаружился раскол между политическими верхами страны и значительными группами культурной общественности.

В отечественной и официальной прессе и литературе укоренилось явно заимствованные из западных источников термины «диссидент», «диссиденты», которым всегда придавалось ярко выраженное негативное звучание.

По форме, а часто и по основным идеям, подпольные кружки часто подражали партии большевиков. «Все 50-60-е годы, - писал диссидент Владимир Буковский,- словно грибы вырастали организации, союзы, группы и даже партии самых различных оттенков. Встречал я партии из двух человек, из пяти, из двенадцати. Самая маленькая партия, которую я встречал, состояла из одного человека по фамилии Федоров и насчитывалась ПВН, что значит прямая власть народа.

С подполья начинали многие диссиденты - например, генерал Петр Григоренко. Тогда казалось, что возможности действовать в Советском Союзе открыто просто нет. С середины 60-х годов диссидентское движение «вышло в свет», стало открытым, гласным. После этого у многих диссидентов возникло стойкое предубеждение к подполью. Его выразил П. Григоренко в названии своей книги «В подполье можно встретить только крыс».

ДИССИДЕНТСКОЕ ДВИЖЕНИЕ

Итак, кого же в Советском Союзе и в связи с чем стали называть диссидентами? Диссиденты (лат. dissidents - несогласный) - термин, который с середины 70-х годов применялся к лицам, открыто спорившим с официальными доктринами в тех или иных областях общественной жизни СССР и пришедшим к явному столкновению с аппаратом власти. Характерно, что единственным самоназванием, которое диссиденты не получили извне, стал термин «правозащитники». Правозащитное течение всегда было ядром диссидентского движения, другими словами, полем пересечения интересов всех иных течений - политических, социально-культурных, национальных, религиозных и др. В центре внимания правозащитников было положение с правами человека в Советском Союзе и несоответствие этого положения всеобщей декларации прав человека ООН.

Из общей массы инакомыслящих диссиденты выделялись не только образом мышления, но и типом социального поведения. Побудительным мотивом участия в диссидентском движении было стремление к:

- гражданскому и нравственному сопротивлению;

- оказанию помощи людям, подвергшимся репрессиям;

- формированию и сохранению определенных общественных идеалов.

Известная правозащитница Л.Алексеева, вводя в оборот понятие "диссидентские движения", включила в него такие формы инакомыслия, как национальные; национально-религиозные; национально-демократические движения; движения представителей народов за выезд на историческую родину или в родные места; за права человека; социалистическое; за социально-экономические права.

В среде интеллигенции, откуда, в общем-то, и берет начало диссидентство, далеко не все и не всегда понимали людей, в той или иной степени бросивших вызов системе. В начале 1968 года писатель К.Чуковский отмечал в своем дневнике «Мне кажется, это (выступление инакомыслящих - авт.) -преддекабристское движение, начало жертвенных подвигов русской интеллигенции, которые превратят русскую историю в расширяющийся кровавый поток. Это только начало, только ручеек».

Первые годы брежневского правления (1964-1967), связанные с усилением наступления на небольшие островки свободы, рожденные оттепелью, положили начало формированию организованной оппозиции режиму в лице правозащитного движения. В истории правозащитного движения эти годы можно определить как начальный этап его формирования.

Основной формой деятельности диссидентов были протесты и обращения в адрес высшего политического руководства страны и правоохранительных органов.

Точную дату рождения правозащитного движения установить нетрудно: это 5 декабря 1965 года, когда на Пушкинской площади в Москве состоялась первая демонстрация под правозащитными лозунгами. Однако этому событию предшествовали долгие годы борьбы демократически настроенных групп и одиночек.

В 1965 году усилились репрессии против инакомыслящих, что было, вероятно, результатом попыток сталинистов в новом руководстве достичь политического перевеса.

Осенью 1965 г. были арестованы московские писатели Андрей Синявский и Юлий Даниэль, опубликовавшие свои произведения за рубежом под псевдонимами Абрам Терц и Николай Аржак.

Арест писателей был воспринят как пролог к зловещим переменам. Не только друзья и приятели арестованных, но и незнакомые с ними люди горячо обсуждали, какая судьба ожидает писателей.

В такой обстановке произошла первая в советское время демонстрация под правозащитными лозунгами 5 декабря 1965 г. в Москве на Пушкинской площади. За несколько дней до 5 декабря (Дня Советской Конституции 1936 г.) в Московском университете и нескольких гуманитарных институтах были разбросаны листовки с «Гражданским обращением», отпечатанные на пишущей машинке. Автором обращения и инициатором демонстрации был Александр Есенин-Вольпин.

Сын Сергея Есенина, математик и поэт, он дважды подвергался заключению в психиатрические больницы: в 1949г., в 25-летнем возрасте, за «антисоветские стихи», и уже после смерти Сталина, в 1959 г., - за то, что передал за границу сборник стихов и свой «Свободный философский трактат».

По оценке Буковского, к памятнику Пушкина в назначенное время пришло около 200 человек. Вольпин и несколько человек рядом с ним развернули небольшие плакаты, но их быстро выхватили сотрудники госбезопасности; даже стоявшие рядом не успели прочесть, что было написано на плакатах. Потом стало известно, что написано было: «Требуем гласности суда над Синявским и Даниэлем!» и «Уважайте советскую конституцию!» Как вспоминал об этих памятных днях сам А. С. Есенин - Вольпин, выступая на расширенном заседании кафедры отечественной истории новейшего времени Историко-архивного института РГГУ 17 января 1994 г., именно в его руках был плакат «Уважайте Советскую конституцию», что вызвало в свою очередь множество «недоуменных» вопросов у официальных чинов, во время его допроса. Задержали человек 20. Задержанных отпустили через несколько часов. В большинстве это были студенты. Все они и замеченные на площади в тот вечер (около 40 человек) были исключены из институтов.

Возможно, из-за такого непривычного в советских условиях события, как демонстрация, власти не решились организовать закрытый суд. Однако в январе 1966 года суд все-таки состоялся и приговор был жестким: Синявский и Даниэль получили соответственно 5 и 7 лет лагерей строгого режима.

Суд над Даниэлем и Синявским показал, что власти отказались от приписывания подследственным террористических намерений и применения смертной казни за словесный «антисоветизм». Но власти продемонстрировали также и то, что не намерены отказываться от практики репрессий за попытки осуществить свободу слова.

После суда начал составляться посвященный процессу самиздатский (самиздат- явление в политической и культурной жизни, когда неугодные властям произведения искусства и политические идеи перепечатывались на машинке и передавались от одного читателя к другому) сборник «Белая книга», подобный «Белой книге» по делу И.Бродского, по процессу Даниэля и Синявского. Ее составление взял на себя Александр Гинзбург - автор одного из первых самиздатских журналов «Синтаксис».

За арестом писателей последовала достаточно широкая кампания писем протеста. Стало понятно, что оттепель закончилась и перед обществом встала насущная необходимость борьбы за свои права. Процесс по делу писателей и петиционная кампания 1966 года провела окончательный водораздел между властью и обществом, разделила интеллигенцию на своих и чужих. Подобное разделение в российской истории всегда приводило, и привело на этот раз к образованию сплоченной и организованной политической оппозиции.

Суд над писателями был всего лишь одним из признаков ресталинизации. В печати все чаще стали появляться произведения, оправдывающие и возвеличивающие Сталина, а антисталинские высказывания не пропускались. Усилилось давление цензуры, ослабленное после XX съезда. Эти тревожные симптомы так же вызывали многочисленные протесты, как индивидуальные, так и коллективные.

Особое впечатление произвело быстро распространившееся по Москве письмо 25-ти виднейших деятелей науки и культуры Брежневу о тенденциях реабилитации Сталина. Среди подписавших это письмо - композитор Шостакович, 13 академиков (в том числе А.Д.Сахаров), знаменитые режиссеры, артисты, художники, писатели, старые большевики с дореволюционным стажем. Доводы против ресталинизации были выдержаны в духе лояльности (ресталинизация внесет разлад в советское общество, в сознание людей, ухудшит отношения с коммунистическими партиями Запада и т.д.), но протест против возрождения сталинизма был выражен энергично.

В 1966 г. в обществе началось открытое противостояние между сталинистами и антисталинистами. Если на официальном уровне все больше звучали речи, восхвалявшие Сталина, то учебные заведения, университеты, дома ученых приглашали для бесед и лекций писателей и публицистов, зарекомендовавших себя антисталинистами.

Параллельно происходило массовое распространение материалов самиздата антисталинской направленности. Наибольшую известность получили в эти годы романы Солженицына «В круге первом» и «Раковый корпус». Распространялись мемуары о лагерях и тюрьмах сталинской эпохи: «Это не должно повториться» С.Газаряна, «Воспоминания» В.Олицкой, «Тетради для внуков» М.Байтальского и др. Перепечатывались и переписывались «Колымские рассказы» В.Шаламова. Но наибольшее распространение получила первая часть романа-хроники Е.Гинзбург «Крутой маршрут». Продолжалась и петиционная кампания. Интеллигенция и правозащитники все еще писали письма с надеждой образумить власти. Наибольшую известность получили: письмо в ЦК КПСС 43 детей коммунистов, репрессированных в сталинские времена (сентябрь 1967 г.) и письма Роя Медведева и Петра Якира в журнал «Коммунист», содержавшие перечень преступлений Сталина.

Следующий период в развитии диссидентского и правозащитного движения - 1968-1975 годы - совпал с удушением "Пражской весны", приостановкой всяких попыток преобразования политических институтов, погружением политической жизни в состояние застоя.

В начале 1968 г. петиционная кампания продолжилась. Обращения к властям дополнились письмами против судебной расправы с самиздатчиками: бывшим студентом Московского историко-архивного института Юрием Галансковым, Александром Гинзбургом, Алексеем Добровольским, Верой Дашковой. «Процесс четырех» был непосредственно связан с делом Синявского и Даниэля: Гинзбург и Галансков обвинялись в составлении и передаче на Запад «Белой книги о процессе Синявского и Даниэля», Галансков, кроме того, - в составлении самиздатского литературно-публицистического сборника «Феникс-66», а Дашкова и Добровольский - в содействии Галанскову и Гинзбургу. По форме протесты 1968 г. повторили события двухлетней давности, но в увеличенном масштабе.

22 января состоялась демонстрация в защиту арестованных, организованная В. Буковским, и В. Хаустовым. В демонстрации приняли участие около 30 человек. (Организаторы демонстрации были арестованы и впоследствии осуждены на 3 года лагерей). Во время процесса над «четверкой» у здания суда собралось около 400 человек.

Однако, как и в 1966 г. преобладающей формой протеста в 1968 г. стали письма в советские инстанции.

Петиционная кампания также была гораздо шире, чем в 1966 г. Участвовали в петиционной кампании представители всех слоев интеллигенции, вплоть до самых привилегированных. «Подписантов» (так стали называть тех, кто подписывал протесты против политических преследований) оказалось более 700. Андрей Амальрик в своей работе «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?» проанализировал социальный состав подписантов. Среди них ученые составили 45%; деятели искусств - 22%; инженеры и техники - 13%; издательские работники, учителя, врачи, юристы - 9%; рабочие - 6%, студенты – 5. Подписантская кампания 1968 г. не имела непосредственного успеха: Гинзбург был осужден на 5 лет лагеря, Галансков - на 7, и в 1972 г. умер в тюрьме. Однако петиции и многочисленные выступления затормозили процесс свертывания демократии, не позволили сталинистам добиться полного реванша.

Весной - летом 1968 г. развивался чехословацкий кризис, вызванный попыткой радикально-демократических преобразований социалистической системы и закончившийся введением советских войск в Чехословакию. Наиболее известным выступлением в защиту Чехословакии стала демонстрация 25 августа 1968 г. на Красной площади в Москве. Лариса Богораз, Павел Литвинов, Константин Бабицкий, Наталья Горбаневская, Виктор Файнберг, Вадим Делоне и Владимир Дремлюга сели на парапет у Лобного места и развернули лозунги «Да здравствует свободная и независимая Чехословакия!» (на чешском языке), «Позор оккупантам!», «Руки прочь от ЧССР!», «За вашу и нашу свободу!» (по-русски). Почти немедленно к демонстрантам бросились сотрудники КГБ в штатском, дежурившие на Красной площади в ожидании выезда из Кремля чехословацкой делегации.

Лозунги вырвали; несмотря на то, что никто не сопротивлялся, демонстрантов избили и затолкали в машины. Суд состоялся в октябре. Двоих отправили в лагерь, троих - в ссылку, одного - в психбольницу. Н.Горбаневскую, у которой был грудной ребенок, отпустили. Об этой демонстрации узнали в СССР и во всем мире, узнал народ Чехословакии.

Переоценка ценностей, происшедшая в советском обществе в 1968 г., окончательный отказ правительства от либерального курса определили новую расстановку сил оппозиции. Выкристаллизовавшееся в ходе «подписантских» кампаний 1966-68 гг., протестов против вторжения советских войск в Чехословакию, правозащитное движение взяло курс на образование союзов и ассоциаций - уже не только для воздействия на правительство, но и для защиты своих собственных прав.

И все-таки еще об одном полюсе общественной жизни сказать следует особо, возможно, лучше всего словами бывшего советского диссидента П.М.Литвинова. «Думаю, всюду: в партии, в армии, даже в КГБ работали люди, которые осознавали положение, были готовы меняться и делали к тому шажки, - вспоминает он. - Диссиденты их делали быстрее, решительнее и кому-то подавали пример за счет собственной жертвы. Они были одним из факторов».

В апреле 1968 г. начала работать группа, выпускавшая политический бюллетень "Хроника текущих событий" (ХТС). Первым редактором хроники была Наталья Горбаневская. После ее ареста в декабре 1969 г. и до 1972 - Анатолий Якобсон. В дальнейшем редакция через каждые 2-3 года менялась, в основном из-за арестов. Смена редакторов оставалась практически незаметной для читателей в силу неизменности стиля изложения и отбора материалов.

Механизм поступления информации в редакцию и распространения Хроники был предложен в ее 5 выпуске: «Каждый... легко может передать известную ему информацию в распоряжение Хроники. Расскажите ее тому, у кого вы взяли Хронику, а он расскажет ее тому, у кого он взял Хронику и т.д. Только не пытайтесь пройти единолично всю цепочку, чтобы вас не приняли за стукача».

Редакция ХТС собирала сведения о нарушениях прав человека в СССР, положении политзаключенных, арестах правозащитников, актах осуществления гражданских прав. За несколько лет работы ХТС наладила связи между разнородными группами правозащитного движения. Хроника была тесно связана не только с правозащитниками, но и с различными инакомыслящими. Так, значительное количество материалов ХТС посвящено проблемам национальных меньшинств, национально-демократических движений в советских республиках, прежде всего на Украине и в Литве, а также религиозным проблемам. Пятидесятники, иеговисты и баптисты были частыми корреспондентами Хроники. Значительной была и широта географических связей Хроники. К 1972 г. выпуски описывали ситуацию в 35-ти точках страны.

В 1968 г. СССР была ужесточена цензура в научных изданиях, возрос порог секретности для многих видов публиковавшейся информации, началось глушение западных радиостанций.

Естественной реакцией на это стал значительный рост самиздата и поскольку подпольных издательских мощностей не хватало - стало правилом отсылать или пробовать отсылать экземпляр рукописи на Запад. Самиздатские тексты поначалу шли «самотеком», через знакомых корреспондентов, ученых, туристов, не боявшихся везти через границу «запрещенные книги». На западе некоторые из рукописей издавались и так же подпольно ввозились обратно в Союз. Так сформировалось явление, получившее сначала среди правозащитников название «тамиздат», роль которого в спасении интереснейших произведений отечественной литературы и общественной мысли еще предстоит понять.

Усиление репрессий против правозащитников в 1968-69 гг. вызвало к жизни совершенно новое для советской политической жизни явление - создание первой правозащитной ассоциации. Она была создана в 1969 г. Началась она традиционно, с письма о нарушении гражданских прав в СССР, правда, отправленного нетрадиционному адресату - в ООН. Авторы письма объясняли свое обращение следующим образом: «Мы обращаемся в ООН потому, что на наши протесты и жалобы, направляемые в течение ряда лет в высшие государственные и судебные инстанции в СССР, мы не получили никакого ответа. Надежда на то, что наш голос будет услышан, что власти прекратят беззакония, на которые мы постоянно указывали, надежда эта истощилась». Они просили ООН «защитить попираемые в Советском Союзе человеческие права». Письмо подписали 15 человек: участники подписантских кампаний 1966-1968 гг. Татьяна Великанова, Наталья Горбаневская, Сергей Ковалев, Виктор Красин, Александр Лавут, Анатолий Левитин-Краснов, Юрий Мальцев, Григорий Подъяпольский, Татьяна Ходорович, Петр Якир, Анатолий Якобсон и Генрих Алтунян (Харьков), Леонид Плющ (Киев). Инициативная группа писала, что в СССР «...нарушается одно из самых основных прав человека - право иметь независимые убеждения и распространять их любыми законными способами». Подписавшие заявили, что образуют «Инициативную группу защиты прав человека в СССР» (ИГ). Деятельность ИГ сводилась к расследованию фактов нарушения прав человека, требованиям освобождения узников совести и заключенных в спецбольницах. Данные о нарушениях прав человека и количестве заключенных отправлялись в ООН и на международные гуманитарные конгрессы. Международной лиге прав человека. ИГ просуществовала до 1972 г. К этому времени 8 из 15-ти ее членов были арестованы. Деятельность ИГ прервалась в связи с арестом летом 1972 г. ее лидеров П.Якира, В.Красина.

Опыт легальной работы ИГ убедил остальных в возможности действовать открыто. В ноябре 1970 г. в Москве был создан Комитет прав человека в СССР. Инициаторами были Валерий Чалидзе, Андрей Твердохлебов и академик Сахаров, все трое - физики. Позже к ним присоединился Игорь Шафаревич, математик, член-корреспондент АН СССР. Экспертами Комитета стали А.Есенин-Вольпин и Б.Цукерман, корреспондентами - А.Солженицын и А.Галич. В учредительном заявлении указывались цели Комитета: консультативное содействие органам государственной власти в создании и применении гарантий прав человека; разработка теоретических аспектов этой проблемы и изучение ее специфики в социалистическом обществе; правовое просвещение, пропаганда международных и советских документов по правам человека. Комитет занимался следующими проблемами: сравнительный анализ обязательств СССР по международным пактам о правах человека и советского законодательства; права лиц, признанных психически больными; определение понятий «политзаключенный» и «тунеядец».

Возникшее внутри СССР диссидентство могло рассчитывать тем не менее на международную симпатию и поддержку. На Западе и, особенно в США сразу же поняли, какую выгоду можно извлечь из него. Сильный идеологический заряд холодной войны, публичные дискуссии на тему «разрядки» подпитывали взаимное притяжение Востока и Запада, несмотря на водораздел между ними. Наиболее активные диссиденты знали, что они могут найти за рубежом помощь и поддержку: отправляемые ими за границу сочинения публикова­лись, а затем через курьеров тайком переправлялись обратно в СССР. К уже существующему и никак не приостанавливающему свою дея­тельность «самиздату» прибавился «тамиздат», а с появлением новых технических возможностей еще и «магнитиздат», то есть записанные на магнитофонные пленки запрещенные песни и передачи. Соот­ветственно, и средства политической борьбы стали разнообразнее. С другой стороны, на Западе росло понимание происходящих в советском обществе процессов. В СССР по служебным делам или в результате обменов, поощряемых политикой разрядки, прожива­ло все больше иностранцев. Все более оснащенными и солидными становятся занимающиеся Советским Союзом западные институты и исследовательские центры, особенно в США, Великобритании и ФРГ. В их работе было еще много балласта, много лишнего, приблизительного, много предвзятого. Но в общем прогресс в их ис­следованиях был бесспорным и, соответственно, все более продуман­ными становились средства воздействия на политическую борьбу в СССР.

В начале 70-х годов в диссидентстве обозначились тенденции, доволь­но различные по идеалам и политической направленности. Попытка точной классификации, как всегда в подобных случаях, приводит к упрощению. При всем том можно выделить, по крайней мере, в общих чертах, три основных направления: ленинско-коммунистическое, либерально-демократическое и религиозно-националистическое. Все они имели активистов, но, в конце концов, каждое из них нашло выразителя своих идей в лице одной наиболее заметной личности. Во всех трех случаях это были люди исключительных качеств и сильного характера. Три направления были представлены, соответ­ственно, Роем Медведевым, Андреем Сахаровым и Александром Солженицыным — людьми весьма несхожими, с коренными различия­ми в позициях по причине слишком серьезных расхождений во взглядах. Но все трое оказались вынужденными противостоять мощи государ­ства, Это было единственное, что их роднило. Но этого единственного хватало, чтобы полемика между ними не перерастала в открытую вражду и не положила конец сотрудничеству в стане оппозиции.

Именно поэтому, если не по каким-либо другим, вполне понят­ным политическим причинам, о диссидентстве, особенно за гра­ницей, говорили как о явлении едином и довольно сплоченном. Но единства не было. В ходе 70-х годов три выразителя основных направлений и их сторонники нередко спорили друг с другом, их убеждения были несовместимыми. Никто из них не мог согласиться с двумя другими, не отказавшись от того, что составляло саму основу политической активности каждого. Но даже это обстоятельство не было использовано брежневским правительством, чтобы завязать диалог с тем или иным из трех течений диссидентства. Лишь однаж­ды слабая попытка такого рода была предпринята главой КГБ Андроповым, не без некоторого уважения относившегося к Медведе­ву, единственному из троих, кто, будучи исключенным из партии, снятым с работы, все же избежал ареста. Однако и в этом случае речь шла не просто о политическом выборе, а о поведении толкового полицейского, который создал Медведеву больше проблем, нежели тот мог решить.

Больше сходства было между двумя первыми из упомянутых те­чений — коммунистическим и демократическим. Имена Сахарова и Медведева стояли рядом в петициях, написанных на рубеже 60-х и 70-х годов, включая совместное политическое обращение к Брежне­ву, Косыгину и Подгорному (последний формально был главой госу­дарства), составившее одну из первых 13 политических платформ диссидентства. Неокоммунистическое движение вытекало непо­средственно из антисталинских настроений, периодически возника­ющих в советской истории. Его рождение совпало с протестами против «реабилитации» Сталина. В этом смысле оно может рассматриваться как отражение взглядов некото­рых членов самой КПСС и функционеров аппарата государства-пар­тии, все еще продолжавших питать реформистские надежды. Оно было нацелено на возможный компромисс с группами оппозиции, или, как тогда говорили, на союз «между лучшими представителями интеллигенции [...] и наиболее прогрессивными представителями ап­парата». Основным устремлением неокоммунистов было сочета­ние политической демократии с социализмом, по характеру менее государственным и более близким к исходным идеям Маркса и Ленина. Именно упор на демократию как на «основную ценность» сближал это течение и с Сахаровым, и с «ревизионистскими» направ­лениями европейского коммунизма как на Востоке, так и на Западе.

Социалистическая демократия стала заголовком основной про­граммной работы Роя Медведева, опубликованной на Западе и рас­пространенной в СССР через «самиздат». Будучи спокойным, но упорным, Медведев приобрел широкую известность как на родине, так и за рубежом, проведя первый исторический анализ сталинизма, советский по форме и ленинистский по духу. Ответственным руко­водителям государства он представил свою книгу как вклад в антисталинистскую политику КПСС хрущевского периода. Власти книгу не приняли и запретили, затем она была опубликована за рубежом и получила распространение по всему миру. Сам Медведев был сыном старого большевика, погибшего во времена сталинских репрессий 30-х годов. Рой Медведев вступил в КПСС после XX съезда партии, в 1956 году, и был исключен из нее в конце 60-х годов. Благодаря большому трудолюбию он сумел дать жизнь «самиздатовскому» вы­пуску «Политического дневника», некоего подобия подпольного жур­нала, среди читателей которого были также люди из партийного и государственного аппарата («своего рода «самиздат» для официаль­ных лиц», охарактеризовал его позднее Сахаров). Именно в силу своих уравновешенных, никак не экстремистских позиций журнал пользовался большой популярностью и влиянием.

Надо сказать, что в этом неокоммунистическом движении суще­ствовало и более радикальное направление, связанное скорее со свободолюбивым духом большевистской революции. Это направление было в первую очередь важно тем, что дало диссидентству, особенно в первые годы его существования, наиболее активных и непримири­мых активистов. Их первая подпольная организация называлась «Союзом борьбы за возрождение ленинизма». «Ленинизму — да, ста­линизму — нет!» — вот лозунг некоторых из них. С 30-х годов аналогичные группы оппозиции ленинистского толка нередко возни­кали в СССР, особенно среди молодежи. Наиболее известными сре­ди них были Григоренко, Костерин, Писарев, Якир, Литвинов, Богораз, Горбаневская, Красин. Известностью своей они обязаны, к сожалению, еще и тому, что подвергались наиболее настойчивым преследованиям.

В составленном Медведевым, Сахаровым и еще одним ученым, Турчиным, обращении к главам государства говорилось: «Не может быть иного выхода из трудностей, кроме как демократизация, прово­димая КПСС по тщательно разработанному проекту». Предложение сопровождалось программой из 15 поэтапно выполняемых пунктов. На этой стадии постепенный, эволюционный характер предложений еще роднил неокоммунистическое движение диссидентства с демок­ратическим, наиболее видным представителем которого выступил академик Сахаров.

Андрей Сахаров пришел в политику типичным для СССР 60-х годов путем. Его имени была обеспечена известность даже помимо деятельности в диссидентском движении. Выходец из интеллигент­ной семьи, физик высочайшего класса, он в 30 с небольшим лет становится самым молодым членом Академии наук, сыграв первосте­пенную роль в разработке и создании советской водородной бомбы. Для него, как и для некоторых его американских коллег, именно это и послужило отправным пунктом политической деятельности: созна­вая угрозу, заключавшуюся в новом оружии, Сахаров стал думать, как предотвратить нависшую над миром катастрофу. Размышляя и наблюдая, он лучше узнавал проблемы своей страны и оказался во­влеченным в политические стычки как среди ученых, так и при встречах с руководителями Москвы. В связи с этим в 1968 году и появилась его знаменитая брошюра, не опубликованная в СССР, но тем не менее ставшая известной и получившая широкий резонанс за рубежом.

Сахаров был человеком светлого ума и мягкого характера. Но немногие, и менее всего советские руководители, с самого начала поняли, какие запасы твердости может таить в себе подобное соче­тание.

В своей работе 1968 года, которая осталась одним из самых вы­соких достижений его мысли, Сахаров, исходя из возникшей в атом­ный век опасности уничтожения всего человечества в результате его разделения, говорил о «необходимости интеллектуальной свободы» для развития своей страны. Статья стала известной потому, что за­щищала идеи, которые позднее получат широкое распространение в мире, ибо то, что предлагал физик Сахаров, имело значение не только для СССР, но для всех других стран. Уже в этой работе он указывал на загрязнение окружающей среды как на глобальную угро­зу. Он отметил опасность неразрешимых проблем, возникающих в связи с неконтролируемым демографическим ростом населения. Но сравнительно со всеми другими проблемами первоочередной по срочности и опасности стояла проблема ядерной угрозы. Для доказа­тельства Сахаров привел аргументы, которые будут использованы широкими кругами мирового общественного мнения против продол­жающейся гонки вооружений, наращивающей темпы все последую­щие годы. Главный довод говорил о невозможности достижения решающего превосходства в этой области одной из соревнующихся сторон и о роковой невозможности создания эффективной защиты от новых видов оружия даже «с помощью безрассудно дорогостоящих антиракетных систем».

Однако наибольшую известность получил тезис о необходимости «конвергенции» между двумя системами, социалистической и капи­талистической. Гибельно рассматривать идеологии несовместимыми в эпоху, когда предстояло использовать во благо «весь положитель­ный опыт, накопленный человечеством», обеспечив условия «соци­альной справедливости и интеллектуальной свободы». Мы, говорил Сахаров, «продемонстрировали жизненность социалистической ори­ентации», но капитализм тоже доказал умение эволюционировать и развиваться. Ни одно из двух обществ не должно замышлять унич­тожение другого, но должно осваивать все, что есть в нем поло­жительного. Таким образом, оба общества должны сближаться «в демократическом и социалистическом духе». Коммунистическое движение призвано было покончить со своими сталинистскими вырожденческими пороками. На Западе желательно развитие левых сил, способных дать жизнь интенсивному междуна­родному сотрудничеству, кульминационным пунктом которого стало бы создание «всемирного правительства». Таким образом, демокра­тия в СССР рассматривалась как составляющая часть огромного все­мирного проекта, часть обязательная и нерушимая. В сахаровской работе эта идея составляла суть наступления на «идеологическую цензуру» и «полицейскую диктатуру», становившиеся еще более гу­бительными, когда они прикрывались фальшивым покровом прогрессистской и социалистической идеологии.

Демократические требования Сахарова были еще точнее сформу­лированы в меморандуме, направленном Брежневу в марте 1971 года. В просветленном вдохновении Сахаров выдвинул предложение о создании Международного совета экспертов по проблемам мира, разоружения, экономической помощи нуждающимся странам, защиты прав человека и охраны окружающей среды — консультативного органа, составленного из людей с безупречной репутацией и автори­тетом, особенно ученых. К мнению этого совета должны были бы прислушиваться правительства всех стран. Таким образом, «конвер­генция» оставалась руководящей идеей всей сахаровской концепции.

Наибольшим вкладом демократического течения в политическую деятельность диссидентов стало движение за права человека. Первый комитет по защите прав человека был создан в 1970 году Сахаровым и двумя его товарищами, Чалидзе и Твердохлебовым, при том, что именно Сахаров оставался в глазах людей подлинным и высшим его представителем. Рождению этой организации не сопутствовали какие-либо антиправительственные заявления. Более того, ее перво­начальная концепция включала уважение к советским законам, начиная с конституции, и к правам, которые последняя признавала за гражданами хотя бы на бумаге. Предлагалось даже в этих целях сотрудничать с правительством. Впоследствии организация подверг­лась обвинениям со стороны наиболее экстремистских диссидент­ских групп за отказ от настоящей политической борьбы. Однако именно такая установка на соблюдение законности и обеспечивала эффективность организации. Постепенно в ходе 70-х годов требо­вание обеспечить «права человека» становится, по крайней мере, в тактическом плане, центральным лозунгом всего диссидентского дви­жения.

В демократическом течении тоже проявлялись более радикаль­ные тенденции, появлялись группы, предпочитавшие революцию эво­люции. Многие из них смотрели на Запад как на модель, пример для подражания, полагая, что СССР необходима не конвергенция, а про­стой и непосредственный возврат к капитализму. Для них демокра­тия представлялась возможной только в этих рамках, они не разделяли мысли Сахарова о переходе к демократии через реформу и эволюцию существующего в СССР общества. Отказ властей в этом случае вести диалог с реформистами, применение к ним реп­рессий способствовали развитию наиболее экстремистских тенден­ций. В 1973 году в печати была развязана неистовая кампания именно против Сахарова. Не выдвигая более радикальных лозунгов и по-прежнему оставаясь реформистом, Сахаров также вынужден был в этот момент просить Запад о более энергичном давлении на совет­ских руководителей. Он начал не просто поддерживать, но подсказы­вать действия тем американским официальным представителям, которые, как сенатор Джексон с его знаменитой «поправкой», стави­ли любой, особенно экономический, договор с СССР в зависимость от предоставления евреям права на эмиграцию либо от соблюдения других политических условий.

Следует сказать, что важности идей демократического движения не отвечало неадекватное их воздействие не только на общество в целом, но и на сами диссидентские круги. Конечно, эти идеи имели хождение в кругах интеллигенции. К примеру, другой извест­ный физик, Капица, предлагал обсудить предложения Сахарова. Но дальше этого дело не шло. Даже не соглашаясь с тем мнением, будто идеи Сахарова «оставляли массы равнодушными», можно, тем не менее, утверждать, что демократическое движение как таковое, сумев сделать нечто большее, нежели привлечь в свои ряды отдель­ных людей и использовать их благородные устремления, все же и в самой диссидентской части России так и не стало господствующим.

9 октября 1975 года Сахаров узнал, что ему присуждена Нобелевская премия мира. Ему не разрешили поездку за премией, как «лицу, обладающему знанием государственных тайн». Вместо него 10 декабря премию получила его жена Елена Боннэр.

Отдельного обсуждения заслуживает третья, гораздо более значи­тельная составляющая диссидентского движения — националисти­ческое течение. Все диссидентские течения приобретали политическое значение только потому, что, не будучи изолированными, как могло бы показаться, они находили свое продолжение в скрытых убеждени­ях и в состоянии умов различных групп общества и даже самого власть имущего аппарата. Но оба течения, о которых говорилось выше, всегда оставались отражением взглядов небольших групп. По уже упомянутому подсчету, из диссидентов, состав­лявших приблизительно полмиллиона человек, почти все, за исклю­чением двух-трех десятков тысяч, так или иначе входили в это третье течение.

Националистическое диссидентское течение важно не столько присутствовавшим в нем духом оппозиции коммунистическому руко­водству, сколько тем, что в русле этого течения националистические проблемы обсуждались открыто, в официальной среде. Прежде тако­го не случалось вовсе либо наблюдалось в незначительной мере даже там, где отмечалась повышенная чувствительность к трубным звукам национализма. В третьем диссидентском течении сливались воедино различные потоки традицией националистского толка — религиозный, сла­вянофильский, культурный — либо просто антикоммунистической окраски. Но самую благодатную почву для национализма создал кри­зис официальной идеологии. В 1961 году в хрущевской программе партии прозвучало неосторожное обещание, что через 20 лет в СССР наступит коммунизм, будет создано общество благополучия и равен­ства, к которому рано или поздно придет и весь мир. Как реакция на это обещание в 70-е годы появляется убеждение, что коммунизм не наступит никогда ни в СССР, ни в какой иной стране. Стороннему наблюдателю подобная декларация могла показаться наивной и вооб­ще несущественной. Но совсем по-иному это ощущалось в стране, где десятки лет работали, сражались и страдали во имя этого будущего. Ощущалась необходимость заменить устаревшую идеологию но­вой, запасной, чтобы дальше идти вперед.

Пророком этого движения был Солженицын. Писатель не сразу открыто заявил о своих убеждениях. В своих автобиографических записках он отмечал, что эти убеждения им долго держались под спудом, чтобы лучше подготовиться к выполнению «миссии», ко­торая, по его мнению, была ему предназначена.

Несомненно, первоначальная концепция Солженицына отлича­ется от позднейшей. В 60-х годах это давало основание самым раз­ным людям считать, что даже Солженицын, несмотря на свои оппозиционные взгляды, остается неизменно в русле социалистичес­кой ориентации, пусть только в «этической», толстовской или рели­гиозной ее плоскости, но все-таки в рамках советской культуры в самом широком понимании этого слова. Только позднее, в 70-х го­дах, когда писатель решился сделать достоянием общественности свои политические идеи, обнаружилось, что Солженицын — абсо­лютный и непримиримый противник всякой социалистической идеи и всего революционного и послереволюционного опыта своей страны.

Солженицын снискал славу не только своими политичес­кими идеями и талантом писателя. Его популярности немало способ­ствовал незаурядный темперамент борца, абсолютно убежденного в своей правоте, отличающегося даже некоторым привкусом нетерпи­мости и фанатизма, характерным для людей его склада. Этим он завоевал симпатии и среди тех, кто вовсе не разделял его образа мыслей. Более чем кто-либо другой, Солженицын придал диссидент­ству характер бескомпромиссной антикоммунистической борьбы. Этим он хотел отличаться от других диссидентских течений, даже тех, как было в случае с Сахаровым и братьями Медведевыми, кото­рые немало помогали ему в борьбе с властями.

Солженицын выступал не только врагом большевизма во всех проявлениях последнего, начиная с Ленина и дальше, не делая скид­ки даже для Хрущева, которому он был обязан освобождением из лагеря, куда был брошен в конце войны, и публикацией своей первой книги. По его мнению, марксизм и коммунизм явились «прежде всего, результатом исторического кризиса, психологического и мораль­ного, кризиса всей культуры и всей системы мышления в мире, который начался в эпоху Возрождения и нашел свое максимальное выражение в просветителях XVIII века». По мысли Солженицына, все беды России начались с «безжалостных реформ» Петра или даже раньше, с попыток модернизации православного культа, предприня­тых в XVII веке патриархом Никоном. 1917 год с его революцией стал лишь последним и роковым шагом в пропасть.

Солженицын и Сахаров, которых «объединяло то, что оба они были жертвами репрессий», по своим политическим взглядам были совершенными антиподами. Солженицын и слышать не хотел ни о какой «конвергенции», ибо для него Запад был не моделью для под­ражания, но примером, которого следовало избежать. Он считал, что бессильный, эгоистичный и коррумпированный западный мир не мог быть перспективным. Даже «интеллектуальная свобода» была для писателя скорее средством, нежели целью; она имела смысл, если только использовалась для достижения «высшей» цели. Для России он видел выход не в парламентской демократии и не в партиях, для него предпочтительнее была бы система «вне партий» или просто «без партий». В течение многих веков Россия жила в условиях авто­ритарного правления, и все было хорошо. Даже автократы «религи­озных столетий» были достойны уважения, поскольку «чувствовали ответственность перед Богом и перед своей совестью». Высшим принципом должна быть «нация» — такой же живой и сложный организм, как отдельные люди, схожие между собой по своей «мис­тической природе», врожденной, неискусственной. Солженицын провозглашал себя врагом всякого интернационализма или космопо­литизма. Нет ничего удивительного в том, что эти его позиции были с горечью отвергнуты Сахаровым.

Во всех диссидентских кругах, включая и те, что не во всем или вовсе не разделяли его взглядов, имя Солженицына пользовалось уважением из-за непримиримости позиций и всемирного признания после публикации его произведений за рубежом (в 1970 г. ему была присуждена Нобелевская премия в области литературы). Действовала целая череда более или менее подпольных групп, распространявших и защищавших взгляды, аналогичные идеям Солженицына.

Неонационалистические течения всех оттенков сливались воеди­но при столкновении с критикой извне. Было нечто, их объединяю­щее. Прежде всего тезис, что советская система не есть продукт русской истории, но результат насильственного навязывания со сто­роны (или, как говорит все тот же Солженицын, «мутного водоворо­та прогрессистской идеологии, который нахлынул на нас с Запа­да»). Общей у всех неонационалистов была вера в «потенциальное превосходство русской нации», в ее «социальное, моральное и рели­гиозное возрождение», в ее «миссию». Для всех них существовала только Россия, а не Советский Союз. Одни из неонационалистов рассматривали остальные народы СССР, особенно славянские, как придаток, как некую разновидность русского народа; другие — как бремя, от которого желательно было бы избавиться. Всем им была чужда идея равноправного объединения русской нации с другими народами.

Неонационалистская печать не подвергалась цензуре, и это наво­дило многих наблюдателей на размышления относительно официаль­ного стимулирования движения. На самом высшем уровне тоже обсуждалось это явление. Брежнев лично высказал неудовольствие по поводу давления со стороны неонационалистов. Развернувшаяся в то время открытая дискуссия расценивалась как свидетельство скрывавшегося за фасадом официального единства «глубинного конфликта», которому суждено было оказать большое влияние на общество и особенно на молодежь. Приговор неонационалистичес­ким тенденциям был произнесен. Но, в отличие от прошлого, в этом случае практические последствия были незначительны: наиболее за­метные из неославянофилов были смещены с занимаемых постов, но продолжали свою карьеру на других, нередко даже более престиж­ных, должностях. Не случайно появились слухи о стоявших за их плечами влиятельных покровителях: чаще всего упоминалось имя Полянского, тогдашнего главы правительства РСФСР. (Он, в свою очередь, в 1973 г. был смещен с поста и, соответственно, выведен из состава Политбюро. Однако имеющаяся теперь документация не под­тверждает факта, что причиной его падения явились, как говорили тогда, именно русофильские симпатии.) На самом деле гораздо более важным, чем поддержка того или другого руководителя, оказалось сочувствие, которое находила нарождавшаяся идеология среди госу­дарственных служащих, особенно в армии и даже в самой партии.

Показательны в этом плане превратности судьбы заместителя заведующего отделом пропаганды ЦК КПСС Александра Яковлева. Именно он провел наиболее сильную атаку на новые националис­тические, в частности русские, тенденции. Сделал он это очень осмотрительно, используя ярлыки, характеризующие эти идеи как «антимарксистские» и даже «контрреволюционные», не совмести­мые с политикой разрядки и «опасные в силу явной попытки возвра­та к прошлому». Эти не вызывающие возражения, ортодоксальные, на первый взгляд, заявления стоили автору места. Тогдашний секре­тарь ЦК КПСС по культуре Демичев и Суслов раскритиковали его за то, что зашел слишком далеко, после чего Яковлев почти на десять лет был отправлен в далекое канадское посольство.

С начала 70-х гг. аресты правозащитников в столице и крупных городах значительно усилились. Начались особые «самиздатские» процессы. Любой написанный от своего имени текст подпадал под действие ст. 190(1), или ст. 70 УК РСФСР, что означало соответственно 3 или 7 лет лагерей. Репрессии и судебные процессы к началу 70-х гг. продемонстрировали силу тоталитарной машины государственной власти. Усилились психиатрические репрессии. В августе 1971 г. Министерством здравоохранения СССР была согласована с МВД СССР новая инструкция, предоставляющая психиатрам право насильственной госпитализации лиц, «представляющих общественную опасность» без согласия родственников больного или «иных окружающих его лиц». В психиатрических больницах в начале 70-х находились: В. Гершуни , П. Григоренко, В. Файнберг, В. Борисов, М. Кукобака и другие правозащитники. Особенно сильно психиатрические репрессии применялись в российской глубинке и в союзных республиках, в первую очередь на Украине. Диссиденты считали помещение в специальные пси­хиатрические больницы (СПБ) более тяжёлым, чем заключение в тюрьмы и лагеря. П. Григоренко, дважды побывавший в таких спецпсихбольницах, замечал: «У боль­ного СПБ нет даже тех мизерных прав, которые имеются у заключённых. У него вообще нет никаких прав. Врачи могут делать с ним всё что угодно».

Сотни, если не тысячи диссидентов, оказались заключёнными СПБ и обыч­ных психбольниц. Судили в таких слу­чаях заочно, и суд всегда был закры­тым. Заключение в СПБ могло продол­жаться как угодно долго, а врачебная комиссия из года в год задавала два обычных вопроса. Первый: «Измени­лись ли Ваши убеждения?». Если паци­ент отвечал «да», его спрашивали: «Произошло ли это само по себе или в результате лечения?». Если он под­тверждал, что это произошло благода­ря лечению, то мог надеяться на ско­рое освобождение.

Власти не скрывали, что против дис­сидентов широко применяется психи­атрия. В феврале 1976 г., например, в «Литературной газете» рассказыва­лось о «деле Леонида Плюша». Совет­ские врачи признали его невменяе­мым, а западные — психически здо­ровым. «Руководствуясь чисто гуман­ными соображениями, — отмечалось по этому поводу в газете, — хотим верить, что курс лечения в советской психиатрической больнице способст­вовал его выздоровлению и рецидива не будет. Известно, однако, что пси­хические заболевания коварны, и не­возможно дать стопроцентной гаран­тии, что человек, однажды вообразив­ший себя пророком, спустя какое-то время не объявит себя Юлием Цеза­рем, которого преследует Брут в фор­ме капитана КГБ».

Арестованные деятели правозащитного движения исчислялись сотнями. Постепенно основным объектом преследований становилась деятельность ХТС и самиздатская деятельность вообще. Апогеем репрессий стало так называемое Дело N 24 - следствие над ведущими деятелями Московской инициативной группы по защите прав человека в СССР П.Якиром и В.Красиным, арестованными летом 1972 г. Дело Якира и Красина задумывалось органами безопасности как процесс против ХТС, поскольку не составляло секрета, что квартира Якира служила главным пунктом сбора информации для «Хроники». Дело КГБ удалось - Якир и Красин «раскаялись» и дали показания более чем на 200 человек, принимавших участие в работе ХТС.

Выпуск «Хроники», приостановленный еще в 1972 г., в следующем году был прекращен в связи с массовыми арестами. С лета 1973 г. характер репрессий изменился. В практике властей стала присутствовать высылка из страны или лишение гражданства. Многим правозащитникам даже было предложено выбрать между новым сроком и выездом из страны. В июле - октябре были лишены гражданства Жорес Медведев, брат Роя Медведева, борец против психиатрических репрессий, выехавший в Англию по научным делам; В.Чалидзе, один из руководителей демократического движения, выехавший в США так же с научными целями. В августе позволили выехать во Францию Андрею Синявскому, в сентябре - подтолкнули к выезду в Израиль одного из ведущих членов ИГ и редактора «Хроники» Анатолия Якобсона.

5 сентября 1973 года А. Солженицын направил в Кремль «Письмо вождям Советского Союза», что в конечном итоге послужило толчком к насильственной высылке писателя в феврале 1974 года.

27 августа состоялся суд над Красиным и Якиром, а 5 сентября - их пресс-конференция, на которой оба публично каялись и осуждали свою деятельность и правозащитное движение в целом. Вскоре, подавленный случившимся, покончил с собой друг Якира, известный правозащитник, Илья Габай. В том же месяце в связи с арестами прекратил работу Комитет прав человека.

Правозащитное движение фактически перестало существовать. Уцелевшие ушли в глубокое подполье. Ощущение, что игра проиграна и оставшаяся непоколебленной система будет существовать чуть ли не вечно, стало доминирующим как среди избежавших ареста, так и среди узников брежневских лагерей.

1972-1974 гг. были, пожалуй, периодом самого тяжкого кризиса правозащитного движения. Перспектива действий была потеряна, почти все активные правозащитники оказались в тюрьме, сама идеологическая основа движения была поставлена под вопрос. Сложившаяся ситуация требовала радикального пересмотра политики оппозиции. Этот пересмотр и был осуществлен в 1974 г.

К 1974 г. сложились условия для возобновления деятельности правозащитных групп и ассоциаций. Теперь эти усилия концентрировались вокруг заново созданной Инициативной группы защиты прав человека, которую окончательно возглавил А. Д. Сахаров .

В феврале 1974 г. возобновила свои выпуски «Хроника текущих событий» , появились первые (после трех лет молчания) заявления Инициативной группы по защите прав человека. К октябрю 1974 г. группа окончательно восстановилась. 30 октября члены инициативной группы провели пресс-конференцию под председательством Сахарова. На пресс-конференции иностранным журналистам были переданы обращения и открытые письма политзаключенных. Среди них коллективное обращение в Международную демократическую федерацию женщин о положении женщин - политзаключенных, во Всемирный почтовый союз - о систематических нарушениях его правил в местах заключения и др. Кроме того, на пресс-конференции прозвучали записи интервью с одиннадцатью политзаключенными Пермского лагеря N 35, касавшиеся их правового положения, лагерного режима, отношений с администрацией. ИГ выступила с заявлением, в котором призвала считать 30 октября Днем политзаключенного.

В 70-е гг. диссидентство стало более радикальным. Основные его представи­тели ужесточили свои позиции. Все, даже те, кто отрицал это впо­следствии, начинали свою деятельность с мыслью завязать диалог с представителями власти: опыт хрущевского времени давал повод для такой надежды. Ее, однако, разрушили новые репрессии и отказ влас­тей вести диалог. То, что поначалу было просто политической критикой, обращается безапелляционными обвинениями. На первых порах диссиденты лелеяли надежду на исправление и улучшение существующей системы, продолжая считать ее социалистической. Но, в конечном счете, они стали видеть в этой системе лишь признаки умирания и ратовать за полный отказ от нее. Проводимая правитель­ством политика оказалась неспособной справиться с диссидентством и только радикализовала его во всех компонентах.

После того, как в 1975 г. СССР подписал в Хельсинки Заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, ситуация с соблюдением прав человека и политических свобод превратилась в международную. После этого советские правозащитные организации оказались под защитой международных норм, что крайне раздражало брежневское руководство. В 1976 г. Ю. Орловым была создана общественная группа содействия выполнению Хельсинкских соглашений, которая готовила отчеты о нарушении прав человека в СССР и направляла их в правительства стран-участниц Совещания, в советские государственные органы. Следствием этого было расширение практики лишения гражданства и высылки за рубеж. Во второй половине 1970-х годов Советскому Союзу постоянно предъявляются обвинения на официальном международном уровне в несоблюдении прав человека. Ответов властей было усиление репрессий против хельсинкских групп.

Правозащитное движение перестало существовать в конце 80-х, когда, в связи с изменением курса правительства, движение уже не носило чисто правозащитного характера. Оно перешло на новый уровень, обрело другие формы.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Тридцать без малого лет правозащитное и диссидентское движение создавало предпосылки новой общественной ситуации. Идеи правового государства, самоценности личности; превалирование общечеловеческих ценностей над классовыми или национальными стали – задолго до перестройки основой взглядов правозащитников.

В наши дни исследовательской практике важно уйти от черно-белого изображения сложной действительности. В этой связи небезынтересно такое замечание Д.И.Каменской, известного московского адвоката, участницы ряда политических процессов в конце 60-х годов:

«Ставшие сейчас привычными терминами «диссиденты», «инакомыслящие» тогда только приобретали права гражданства. В те годы мне приходилось встречаться с теми, кто впоследствии приобрел широкую известность своим участием в диссидентском движении. Их, безусловно, объединял нонконформизм и достойное уважения мужество, готовность жертвовать своим благополучием и даже свободой. Однако это были очень разные люди.

Иногда мне казалось, что некоторых из них слишком увлекает сам азарт политической борьбы. Разговаривая с ними, я явно ощущала, что, борясь за свободу высказывания своих мнений, они в тоже время недостаточно терпимы к мнениям и убеждениям других людей. Недостаточно бережно, без необходимой щепетильности распоряжаются судьбами тех, кто им сочувствует».

Среди интеллигенции отношение к диссидентству различно. Одни считали, что в движении преобладала нигилистическая направленность, разоблачительный пафос становится над позитивными идеями. Но есть и другая точка зрения. Люди, близкие к движению (Л. Богораз, С. Ковалев) пишут о «раскрепощении снизу», о том, что 70-е гг. были эпохой перестройки – перестройки общественного сознания, которая в наши дни всего лишь обрела официальный статус и, наконец, начала приносить первые зримые плоды. Р. Медведев утверждал, что «без этих людей, сохранивших свои прогрессивные убеждения, не был бы возможен новый идеологический поворот 1985-1990 годов». Исследование истории правозащитного и диссидентского движения только начинается, но сегодня ясно: без изучения истории инакомыслия нельзя понять эволюции нашего общества от сталинизма к демократии.

Список использованной литературы:

1. А.Б. Безбородов, М.М. Мейер, Е.И. Пивовар «Материалы по истории диссидентского движения 50-80-х годов»

2. Дж. Боффа «От СССР к России»

3. «История России. Новейшее время 1945-1999»

4. А.С. Орлов, В.А. Георгиев «История России»