По смерти Грозного Москва присягнула сыну его Феодору Иоанновичу, который совершенно не походил на своего отца и на старшего брата Ивана: он был слаб телесными и душевными силами, мал ростом, бледен лицом, с которого почти никогда не сходила простодушная улыбка; ходил он тихими неровными шагами; был очень набожен и походил скорее на инока, чем на царя; нравом был чрезвычайно добродушен, приветлив и кроток.
Лицо у царя продолговатое, худощавое, изжелта-смуглое, нос длинный, загнутый, волосы темнорусые, курчавые; лоб высокий, брови тонкие, глаза большие, навыкате. Одежда царя состоит из станового кафтана, украшенного дорогими камнями, со стоячим пристяжным ожерельем. Феодор на портрете был изображен без царской короны, но с венцом святых, так как, хотя и не был причислен к лику святых, признан был таковым патриархом Иовом, который составил его житие. В рукописных святцах XVII столетия он упоминается в ряду святых, как "святый благоверный царь и великий князь Феодор Иоаннович", а в рукописных подлинниках этого времени именуется "новым всея России Чудотворцем".
Уже в ночь после смерти Грозного сторонники Феодора Иоан-новича распорядились отправить маленького его брата Димитрия с его матерью и родственниками Нагими в Углич, данный ему отцом. Скоро за тем поднялся в Москве мятеж; в народе распространили слух, будто боярин Богдан Вольский, сторонник Нагих, отравил покойного царя и хочет извести и самого феодора. Тысячные толпы бросились к Кремлю, овладели в Китай-городе пушкою и направили ее на Спасские ворота. Царь Феодор выслал к мятежникам бояр Мстиславского и Романова и приказал объявить, что Бельский будет немедленно выслан из Москвы. Мятеж прекратился.
Через шесть недель после смерти Грозного, 31 мая 1584 года, происходило царское венчание Феодора. Второе коронование, если не считать коронования князя Димитрия при Иоанне III, отличалось большею торжественностью, чем то, какое видела Москва в 1547 году, как это явствует из подробного описания этого торжества в особом чине, напечатанном в "Собрании грамот и договоров. Т. II". Царский выход из дворца в Успенский собор отличался выдающимся многолюдством и блеском. Во время шествия шурин царский Борис Годунов нес скипетр государев. В соборе устроено было высокое чертожное место. Всероссийский митрополит Дионисий возложил на царя ныне хранящийся в Благовещенском соборе животворящий крест и венец Мономаха и надел святые бармы. После венчания на царство государь слушал литургию в короне и со скипетром, - "хоругвями правления", как сказано в коронационном чине. В конце литургии митрополит совершил над государем священное миропомазание из особого сосуда или крабицы, которая принадлежала Августу II была принесена Владимиру Мономаху из Византии вместе с царскими регалиями, и причастил его святых тайн; во время этого Борис держал скипетр, а Димитрий Годунов и боярин Юрьев держали венец царский на золотом блюде. В коронационном чине приведены произнесенные царем и митрополитом речи. Из Успенского собора Феодор ходил в Архангельский, для поклонения гробницам предков, и Благовещенский собор, а потом через Красное крыльцо возвратился во дворец, где бояре и другие служилые люди целовали венчанному и миропомазанному царю руку. К обеденному столу приглашен был весь двор и Освященный Собор с митрополитом во главе. Пиры во дворце и народные гулянья по случаю коронации продолжались целую неделю и закончились военным праздником за городом.
Во время коронационных пиров посыпались милости царя: он в самом дворце наделил богатыми подарками митрополита, святителей и других лиц, и сам в свою очередь принял дары от бояр, купцов и гостей, русских и иностранных; выпустил на свободу много заключенных, освободил военнопленных; уменьшены были налоги; несколько заслуженных сановников возведены в боярский сан, а Ивану Петровичу Шуйскому пожалованы были все доходы от Пскова. Но никто не был осыпан такими милостями, как Борис Годунов: он получил не только высокий сан конюшего, но и титул ближнего великого боярина, наместника царств Казанского и Астраханского; ему даны были громадные поместья, все луга на берегу Москвы-реки, сборы с целых областей, доходы с некоторых промыслов и проч. Все же доходы его достигли 100 тысяч, и он мог на свой счет снарядить из своих крестьян стотысячную рать. Правительственное значение его было так велико, что королева Англии Елизавета называла его в грамотах своих "любительным братом" и "лордом-протектором".
Быстро Москва стала обстраиваться после разорений и невзгод во времена Грозного. Сгоревший при нем дворец в царствование Феодора, судя по отзывам иностранцев, опять был приведен в цветущее состояние. Все приемные палаты в это время были великолепно украшены стенописью, подобною той, какая была здесь в царствование Алексея Михайловича и была восстановлена при покойном императоре Александре III. В это, вероятно, время была построена и приемная Золотая палата для супруги Феодора, царицы Ирины. При Покровском соборе царь построил особый придел в честь св. Василия Блаженного, мощи которого были обретены в 1588 году; для него была устроена новая гробница, и над нею повешены его тяжелые железные вериги.
В Москве в это царствование были выстроены каменные стены вокруг Белого или Царева города, начиная от Тверских ворот, а выходившие за Белый город посады - деревянные. Они составили так называемый "Скородом". Работой в Белом городе заведовал русский зодчий Феодор Конь. Здесь в это время были следующие улицы: Арбат, Смоленская, Покровка, Дмитровка, Тверская, Никитская, Чертольская (Пречистенка), Рождественка. Работы начались в 1587 году и закончены в два года с небольшим. Стена и вал начаты от нынешнего Яузского моста, неправильною дугою, через Покровку, Мясницкую, Сретенку, Петровку, Тверскую, Никитскую, Арбат и Пречистенку, где у нынешнего храма Спасителя упирались в Москву-реку. Стена Белого города имела 28 башен и 9 ворот, сходных с воротами Китай-города. У ворот стояли воротники и запирали их на ночь. Обветшавшие стены Белого города были разобраны при императрице Елизавете Петровне, а при Екатерине II заменены бульварами. Последний остаток Белого города - башня у Арбатских ворот была разобрана в 1792 году.
Феодор Иоаннович вне стен Скородома построил имеющий важное значение Донской монастырь, вид коего со старинной гравюры мы воспроизводим дальше. Основание его связано с нападением в 1691 году на Москву крымского хана Казы-Гирея со 150-тысячным войском. С Оки были отозваны к Москве войска под начальством князя Мстиславского. Сама столица была объявлена в осадном положении; защита разных частей ее, начиная с Кремля и Китай-города, поручена была воеводам. Монастыри: Даниловский, Новоспасский, Симонов и Новодевичий снабжены были пушками и военными снарядами. Предместья Москвы наскоро были укреплены деревянными стенами с бойницами ("Скородома"). Между Калужской и Тульской дорогами, на пространстве между Даниловым монастырем и Воробьевыми горами, в двух верстах от города расположилось войско. Как средства защиты, были построены подвижной городок на колесах и походная церковь преподобного Сергия. Сюда была принесена икона Богоматери, бывшая с Димитрием Донским на Куликовом поле.
Епископ Иов Суздальский крестным ходом обнес чудотворную икону вдоль воинского стана и городских стен и затем поставил ее в походную церковь. Сам царь Феодор Иоаннович с большою свитою, в сопровождении назначенного главным начальником Годунова, объехал войска, ободрял их и, по-видимому, не испытывал никакого страха перед врагом, возлагая всю надежду на Бога. Годунов уступил главное начальство Мстиславскому, а сам занял второе место в большом полку. Государь с царицей и духовенством начал молиться во дворце.
4 июля неприятель достиг Поклонной горы за Серпуховской заставой. Татары устремились на наши войска от села Котлов и от Воробьевых гор. С нашей стороны загремели орудия с бойниц новых стен, с башен монастырей и с кремлевской крепости. Битва закипела отчаянная. Ядра и пули осыпали неприятелей. Колокольни, башни, крыши домов унизаны были народом, следившим за битвой. В церквах совершались моления. Молился усердно и набожный царь Феодор. Гирей рассчитывал захватить Москву врасплох, но встретил энергичный отпор и потерял массу убитыми. Царь был настолько спокоен, что заснул в полдень и пред этим будто сказал: "Не бойтесь, завтра поганых не будет". И ночью продолжалась пальба. С рассветом в Москве разнеслась радостная весть, что хан бежал. При красном звоне всех московских колоколов и радостных кликах народа конные полки кинулись в погоню за татарами. Воеводы награждены были шубами с царского плеча, золотыми медалями, поместьями и т. д. Годунов получил особый титул "слуги", который до него носили трое - князь Ряполовский да два Воротынских. На месте укрепленного стана, где стояла походная церковь, царь Феодор выстроил Донской монастырь в честь той иконы, которая была на Куликовом поле и теперь явилась спасительницей Москвы.
Несмотря на то, что незадолго пред этим был большой пожар, опустошивший Арбат, Никитскую, Тверскую, даже Китай-город, Москва опять выглядела огромным городом. Флетчер говорит, что она в это время была больше Лондона. Немного позднее француз Маржерет писал: "Москва - город обширный; среди него течет река, которая шире нашей Сены; весь город обнесен деревянной оградой, в окружности, как я думаю, более парижской; внутри его другая стена (Белого города), наполовину меньше первой". Всего более Москва богата была церквами, коих во всем городе было уже более 400 с 5000 колоколов на колокольнях.
Военное искусство в это царствование совершенствовалось; особенно умножалась артиллерия. В это время была отлита в Москве царь-пушка, или дробовик. Вес ее 2400 пудов; каждое ядро для заряда весит 120 пудов, а заряд пороху 30 пудов. Она отлита русским мастером; ее делал, как гласит надпись, пушечный литец Андрей Чохов. Выше мы воспроизвели с этой пушки изображение Феодора Иоанновича.
Различные стороны быта Москвы продолжали развиваться и укрепились до такой степени, что последовавшая затем смута и польское владычество нисколько его не поколебали, и он сам собою органически восстановился при царе Михаиле Феодоровиче. Быт государя представляется в таком виде. Царь Феодор вставал очень рано, около четырех часов утра. К нему являлся его духовник, протопоп Благовещенского собора, с крестом, и вносилась икона святого, который праздновался в тот день. Перед нею и домашними богато украшенными иконами затепливались свечи. Царь молился с четверть часа, прикладывался ко кресту и иконам, а духовник окроплял его святою водою, которую в серебряной чаше ежедневно приносили свежую и даже присылали из далеких монастырей. Затем государь шел к царице здороваться и с нею отправлялся в домовую церковь к заутрене. По возвращении оттуда царь садился в большом покое, куда к нему приходили на поклон бояре. Около девяти часов государь шел в другую домовую церковь или в Успенский собор к обедне. Возвратившись, беседовал с боярами и другими сановниками и, после отдыха, в полдень обедал. Каждое кушанье предварительно отведывали разные придворные, а подавал кравчий. Число блюд - печений, жареных и похлебок - доходило до семидесяти. Невдалеке от обеденного места находился стол с дорогой посудой и медным чаном со льдом, где стояли разные напитки. После обеда царь почивал около трех часов, меньше - в том только случае, когда ходил в баню или отправлялся на какую-либо потеху, вроде боя с медведями, кулачного боя и т. п. Царь каждый день бывал на вечерне и после нее оставался во внутренних покоях и развлекался чем-нибудь: например, рассматривал изделия своих мастеров, золотые и серебряные вещи; тешился шутами, карликами; слушал сказателей былин или чтение книг и т.д.
Московский быт в царствование Феодора Иоанновича особенно ярко и блистательно проявлялся в торжественных приемах чужестранных послов. Один из спутников посла Священной Римской империи Марка Варкоча, приезжавшего в Москву в 1593 году, оставил описание сделанного посольству приема.
Описав Москву как город величавый и красивый по своему виду, иностранец так описывает въезд посольства в Кремль: "Посол со своей свитой въехал туда верхом на 18 лошадях из царской конюшни. Его сопровождали бояре на 30 лошадях. Впереди посла несли покрытые синей тафтой подарки германского императора, а дворецкий нес императорскую верительную грамоту, обернутую в желтую тафту. В Кремле стояли тысячные толпы народа и две шпалеры стрельцов с ружьями, в числе 4000. Во всех церквах звонили в большие колокола".
На дворцовом крыльце посольство было встречено боярами, одетыми в золотую парчу. Императорские подарки были положены на подушки, чтобы нести их к государю. После этого посольство повели через покой, где сидели бояре, одетые в прекрасные из золотой парчи платья. Другой покой, куда ввели иностранцев, была дворцовая палата, в которой государь принимал поздравления; в ней пол и столы были покрыты богатыми коврами и столешниками, а кругом сидели знатные бояре в золотых одеждах.
На престоле, возвышенном на три ступени, украшенном сверху донизу золотом, жемчугом и драгоценными камнями, сидел государь в царском убранстве; на голове он имел золотой венец, выложенный алмазами, притом очень большими; в руке держал скипетр, тоже украшенный драгоценными камнями; кафтан на нем был красный бархатный, сплошь шитый крупным жемчугом; на шее висело несколько дорогих камней, оправленных в золото и расположенных в виде цепи или ожерелья (бармы). На двух пальцах левой руки было по большому золотому перстню со смарагдом. Впереди его, с обеих сторон, стояли двое благородных юношей с серебряными секирами, в белых атласных платьях, на которых крест-накрест висели золотые цепочки.
После представления и передачи грамоты и подарков послы были отпущены в посольский дом (у Троицы на Ильинке), куда им был прислан с царского стола обед в 150 кушаньев на серебряных блюдах, закрытых серебряными крышками.
Заметно, что на посольство произвели сильное впечатление московская роскошь и хлебосольство. Это видно из описания царского обеда, к которому было приглашено посольство через несколько недель.
По вручении царем немецкому послу ответной грамоты к императору, посольство было приглашено к царскому обеду. Во дворце иностранцев проводили в залу совета (думы), где они оставались со своими приставами и толмачами добрых полчаса. Потом их перевели в другую палату, где кругом по стенам стояли длинные поставцы, с тремя высокими ступенями: все они были, по словам немцев, "так уставлены бесчисленными серебряными и золотыми кубками, что и представить себе трудно, а в Германии, пожалуй, и не поверили бы такому богатству. На нижних ступенях поставлено множество больших блюд и стоп из золота, серебряный лев, в его природную величину, несколько серебряных братин и чаш, настолько больших, что одному человеку невозможно было поднять их, не то что употреблять в качестве посуды для питья; все это было выставлено, чтобы показать нам, немцам, великие сокровища и богатства казны". Обеденная зала, куда введены были послы, четырехугольная, в 70 саженей в объеме, вверху и по стенам расписана картинами и много украшена серебром и золотом; пол вымощен белым камнем очень искусными узорами. Посредине залы толстый каменный столб, или колонна, на коей лежал весь свод. Кругом столба поставцы с драгоценной посудой. В зале четыре больших окна. На высоком седалище, сплошь вызолоченном, за столом, который стоял на ступень выше других, сидел царь, одетый в кафтан из серебряной парчи; голову его покрывала золотая московская шапочка, унизанная драгоценными каменьями и крупным жемчугом; на шее богатое ожерелье. Другие столы занимали князья и бояре, одетые в белые одежды, отороченные бобром, в высоких чернобурых шапках; стольники в золотых кафтанах подавали кушанья на золотых блюдах. Во время пира наступил вечер, и понадобилось зажечь свечи в четырех люстрах. На посольский стол поставлены были восковые свечи в яшмовых и хрустальных подсвечниках, в серебряной оправе. Государь подзывал к себе посла и в знак своей милости из своих рук давал ему маленькую золотую чару, осыпанную дорогими каменьями, с превосходным вином. На посольский стол поданы три большие круговые братины: они были так велики, что едва было под силу подносить их ко рту. Во время стола звонили во все колокола кремлевских церквей. Возвратный путь послов был освещен плошками и смоляными бочками. Впереди посольства несли фонари и факелы. Обедавших во дворце было 1000 человек.
Церковный быт Москвы завершился в царствование Феодора Иоанновича учреждением патриаршества. Могущественное царство русское имело цветущую церковь, которой не к лицу было составлять часть константинопольского патриархата, находившегося в упадке под властью турок и еще недавно показывавшего в деле унии уступчивость папизму.
Прибывшему в это время в Москву за милостыней Цареградскому патриарху Иеремии было предложено царем стать Всероссийским Патриархом. Ему была устроена в Кремле торжественная встреча. Первосвятитель греческой церкви въехал в город на осля-ти, а за ним ехали на лошадях митрополит Иерофей Мальвазийский и архиепископ Арсений Эласонский. Царь принял патриарха в Золотой палате и посадил его по правую руку от своего трона. При этом Иеремия поднес Феодору Иоанновичу хранимые теперь в Успенском соборе частицы животворящего креста, крови и ризы Христовой и части от тернового венца Спасителя, частицы мощей Константина Равноапостольного и св. Иакова, а царице Ирине--золотую панагию с мощами Иоанна Златоуста.
Как известно, Иеремия посвятил в Патриархи Всероссийские митрополита Иова. Это священнодействие совершено было с особенною торжественностью, хотя обряды и совпадали с поставлением наших митрополитов. Патриарх Иов после своего поставления совершил в нашем первопрестольном соборе литургию вместе с Цареградским патриархом. По окончании обедни царь возложил на святейшего патриарха Иова драгоценный крест с животворящим древом, бархатную мантию с "источниками", низанными жемчугом, и белый клобук с крестом, затем он подал ему жезл св. Петра митрополита и поздравил его "отцем отцев и патриархом всех северных земель". После этого было пропето многолетие царю и патриархам Цареградскому и Московскому. Оба они в это время сидели на кафедре рядом с троном царя. После этого Иов объехал на осляти вокруг Кремля, окропляя его стены святою водою. Выше мы воспроизвели позднейший, впрочем, рисунок Олеария, изображающий патриаршую процессию в Вербное воскресенье в Иерусалим, или храм Василия Блаженного. Патриархи в этот день обедали у государя.
Патриарх Иеремия прожил в Москве до мая 1587 года и уехал в Цареград, щедро награжденный драгоценными кубками, ковшами, жемчугом, шелковыми тканями, соболями и деньгами. Царь Феодор написал грамоту султану, убеждая его не теснить православных, и дал 1000 рублей и 2000 венгерских золотых на построение нового патриаршего храма в Константинополе. Восточные патриархи особой грамотой подтвердили учреждение патриаршества в Москве, значение которой еще более поднялось в России и на всем востоке, где православие находилось в упадке.
Мы минуем другие события этого царствования, даже отмену Юрьева дня, или прикрепление крестьян, потому что они не скоро еще оказали воздействие свое на быт Москвы.
Для нее, как источник потрясений и всего смутного времени, имело ближайшее значение убиение царевича Димитрия в Угличе и смерть самого Феодора Иоанновича, прекратившие ту династию, которая правила Россией более семи веков.
Тяжкий вопрос создания достойной Русского царства новой династии едва не погубил великое, строившееся с таким громадным трудом и кровавым потом государство и его столицу Москву.
Феодор Иоаннович долго был бездетен. У царицы Ирины родилась дочь Феодосия, но она скончалась десяти месяцев. Через пять лет после этого, в 1597 году, царь Феодор заболел, а в Крещенье 1598 года стало ясно, что болезнь его смертельна. Патриарх Иов подошел тогда к умирающему и спросил его: "Государь, кому приказываешь царство, нас сирых и свою царицу?" Феодор отвечал: "Во всем царстве и в вас волен Бог; как Ему угодно, так и будет; и в царице моей волен Бог; а как ей жить, об этом у нас улажено".
На другой день, 7 января, царь скончался. Народ глубоко горевал об его смерти, любя его за доброту и благочестие и приписывая мир и тишину при нем Божьему благоволению. Тело Феодора Иоанновича было положено в гроб и вынесено в Архангельский собор. Вдовствующая царица своей неутешной скорбью вызывала общее сочувствие. На другой день, 8 января, было совершено погребение. Все присутствовавшие громко рыдали, и духовенство несколько раз прерывало службу; царя Феодора положили рядом с его грозным отцом.
|