Г. Горбачев
Андреев Леонид Николаевич [1871–1919] — беллетрист и драматург. Происходил из полуинтеллигентной чиновничьей семьи, учился в Московском университете. Окончил юридический факультет. Молодые годы провел в крайне тяжелых материальных условиях, усугубленных тяжелой наследственностью — алкоголизмом. В 1890 занимался адвокатской практикой и сотрудничал в различных московских газетах (судебный репортаж, фельетоны). Первые рассказы: «Он, она и водка», 1895 («Орловский вестник»), «Бергамот и Гараська», 1898 («Курьер»). Впервые внимание к А. привлек рассказ — «Жили-были» в журнале «Жизнь» [1901]. В этом же году вышла первая книга рассказов А., которая вызвала ряд критических статей о нем; особенно много внимания к А. привлекают рассказы — «Мысль» и «Призраки» [1902]. В 1905 А. предоставил свою квартиру для заседания ЦК РСДРП, в связи с чем подвергся некоторым репрессиям со стороны правительства. В годы реакции он становится во главе сборников «Шиповник» (см.), объединяющих реалистов-общественников из «Знания» (см.), символистов-индивидуалистов из «Весов» (см.) и др.
Во время войны 1914–1918 А. принимал ближайшее участие в редактировании издававшейся на средства торгово-промышленных организаций газеты «Русская воля», игравшей особо реакционную роль в период между Февралем и Октябрем 1917. Умер в 1919 в Финляндии непримиримым врагом советской власти.
А. — типичнейший выразитель настроений мелкобуржуазной интеллигенции XX в., неохотно и со страхом превращавшейся, в связи с капитализацией России, из «критически мыслящих личностей» в послушных «специалистов» на службе у буржуазии и дворянско-буржуазного государства. Интеллигенция эта однако была неспособна примкнуть к движению подлинно революционных классов. А. был необыкновенно популярен в предреволюционной читательской среде, особенно в эпоху после разгрома революции 1905 и отхода от революционного движения интеллигентов-»попутчиков».
Односторонность и некритичность вульгарно-скептического ума, смелость фантазии, схематизм мышления и воображения — все это сделало А. писателем поверхностным, но «острым», идейно-упрощенным, но увлекательным и доступным. Такой именно писатель и нужен был средним слоям превращавшейся в обывателей интеллигенции, которая изжила общественнический позитивизм и демократизм эпохи «героических разночинцев» в скепсисе и индивидуализме и которая жаждала «абсолютной» свободы и «полного» счастья. Этим настроениям отвечали такие произведения А. как «Елеазар» [1907], доказывающий, что нельзя жить под угрозой неизбежной смерти, «Проклятие зверя» [1908], отвергающее «безличную» цивилизацию большого города, «Мои записки» [1908], объявляющие весь мир тюрьмой, «Жизнь человека» [1907], схематически изображающая бессмысленную жизнь человека вообще, типичную судьбу интеллигента в буржуазном обществе, «индивидуалиста, нынешнего среднего человека, хорошего, но все-таки обывателя, мещанина» (Луначарский).
Среда, художником которой был А., не верила в буржуазные самооправдания и утешения для масс: идеалистическую философию, мистику, учение о примате красоты, либеральные доктрины. Но и принять мировоззрение пролетариата эта среда также не могла. «Бунт» ее был бунтом «внутренним», при пассивном подчинении жизни на деле. Она недостаточно задумывалась над философскими и социальными доктринами, отвергала их с легкомысленным скептицизмом, обоснованным поверхностным рационализмом и максималистскими этическими требованиями немедленного счастья для неотказавшегося от себя, одинокого, промежуточного мелкобуржуазного «человека». Для этой интеллигенции нужен был А., вульгаризировавший марксизм («Царь-голод»), анархизм («Савва»), христианство («Иуда», «Жизнь Василия Фивейского»), отвергавший одно за другим все действительные и мнимые пути выхода из социального тупика, мало вдумываясь в их сущность. Для этой среды нужен был именно стиль А. со всеми его недостатками. Риторика адвоката, слегка начитанного в Библии, любящего антитезы, кричащие сравнения, торжественную инверсию, парадоксы; стилизация бредовых выкриков импрессионизма, ослабленных безвкусием литературных штампов; замена психологического проникновения олицетворением своих домыслов о схематизированных подсознательных переживаниях потрясенного человека; слишком часто наивный и прямолинейный аллегоризм вместо сложной символики; частая замена «криком» приемов заражения своим настроением («он пугает, а мне не страшно», сказал Л. Толстой об А.) — такова манера письма А. Она вызывала презрительные насмешки утонченных эстетов символистов (Мережковский — «В обезьяньих лапах», Белый — об «Анатэме» в «Арабесках»). В вульгаризации сложных социальных и философских проблем упрекали А. и марксисты. Но А. был популярен в широкой читательской среде и особенно среди молодежи эпохи реакции. Поэтому Мережковский призывал серьезно отнестись к этому столь популярному и влиятельному «варвару», а Луначарский посвятил А. лучшие из своих ранних философски-критических статей. А., упрощавший и заострявший глубокую диалектику и софистику Достоевского, подходил часто к философским и социальным проблемам с неожиданной стороны и ставил вопросы весьма важные для индивидуалистически-обывательского мышления, на которые приходилось давать в ту эпоху пространные и обоснованные ответы. Объективно А. при всей своей субъективной антибуржуазности играл роль могильщика революционных порывов интеллигенции, убеждая ее, что не стоит бороться, верить, любить — нужно либо умереть, либо спокойно существовать в столыпинской России. Развенчанием всякой общественной активности А., не менее чем Струве, с его призывом стать мудрыми мещанами, и другие участники «Вех», — помог укреплению третьеиюньского режима.
Первые произведения А. — небольшие реалистические, густо насыщенные психологизмом рассказы, воспринимавшиеся (Мережковский — о рассказе «Жили-были») как хорошее усвоение традиции аналогичных повестей Чехова и Горького. Рассказы эти были окрашены несколько сентиментальным гуманизмом, желанием найти «человеческое» в самой «зверской натуре». Но уже «Большой шлем» [1899] и «Жили-были» омрачены подчеркнутой угрозой нависающей над героями смерти. Наконец «Стена» [1904] уже совершенно в духе будущего А. Это — импрессионистическая лирика и риторика о роковой, несокрушимой стене, перед которой бьется и погибает толпа уродов, безумцев, отчаявшихся, символизирующая человечество. К 1902 относятся нашумевшие рассказы «Бездна» и «В тумане», в которых проводится идея о власти над человеком зверя, часто пробуждаемого половым инстинктом и заставляющего хороших юношей насиловать и убивать. В том же году появляется «Мысль» — одно из значительнейших и наиболее пессимистических произведений А. на тему о ненадежности мысли, разума как орудий достижения человеком своих целей, о возможности «измены» и «бунта» мысли против ее обладателя. Через семь лет А. в «Черных масках» еще резче ставит этот вопрос о зыбкости сознания, о черной ночи безумия, осаждающей мозг, о возможности того, что человек, неожиданно и против воли, вместо гимна «духу святому» запоет гимн «сатане» и тогда лишь безумие будет спасением для него от одевших маски и проникших в его душу подлых желаний и лживых мыслей. В 1903 А. делает свою первую, довольно еще наивную, вылазку против религии, против веры, «двигающей горами», против бога, отказывающего в чуде загнанному, как древний Иов, отчаявшемуся человеку («Жизнь Василия Фивейского»). На войну А. отзывается рассказом «Красный смех» [1904], рисующим ужасы кровопролитных боев, гибели тысяч людей, всеобщего одичания, преломленные сквозь психику сходящего с ума человека, начинающего в своей обостренной чуткости воспринимать всю жизнь современного человечества как «безумие и ужас».
С 1906 большое место в творчестве А. начинает занимать тема революции. Революцию А. понимает преимущественно как попытку разрешения моральных проблем и как игру темных сил рока и подсознательных влечений массовой психики, — игру, в которой лучшие устремления людей неизбежно проигрывают. Так повесть о расстрелявшем толпу рабочих генерале («Губернатор», 1906) дает преимущественно переживания генерала, понявшего, что его неизбежно убьют по древнему закону «кровь за кровь». К проблеме торжества воли и разума над пошлостью и властью слепых сил природы сводит А. в драме «К звездам» [1906] уход астронома из жизни в науку и индивидуалистический революционный «подвиг». Впрочем в драме «К звездам» есть проблески и более правильного понимания идеологии революции. «Так было» [1906] и «Царь-голод» [1908] доказывают, извращая причины и смысл революций, бесплодие политической революции (убивши тирана, народ, из рабского страха перед тираном, создает новую тиранию революционного террора) и безнадежность революции социальной (голод поднимает «голодных» на бунт, но он же предает их снова кровожадной и подло-лицемерной буржуазии). «Тьма» [1907] доводит до конца понимание революционной работы как проблемы личного мужества и святости и критику революции с точки зрения максималистских этических требований немедленного спасения каждой личности. Герой этой повести, — справедливо воспринятой критикой как призыв к отказу от революционной деятельности, — убедившись, что нельзя сразу спасти всех павших и что стыдно быть «святым», когда есть «грешные», отказывается от совершения террористического акта и остается погибать в публичном доме. Также в плане индивидуальной честности, мужества, проблемы личного бессмертия и искупления своих и чужих грехов трактует революцию одна из наиболее сильных реалистических повестей А. — «Рассказ о семи повешенных» [1908] и единственный роман А. — «Сашка Жегулев» [1911]; «Савва» [1907] вскрывает косность человечества, которого никаким огнем взрывов и призывов к бунту не заставишь отказаться от старых, гнусных «святынь», хотя бы и разоблаченных весьма наглядно. В эти же годы А. пишет ряд драм и повестей, посвященных опровержению всего, на что надеются и во что верят люди: «Иуду Искариота» [1907], инвективу против веры в чудесную силу любви к людям и в конечное торжество добра в человеческой душе; «Анатэму» [1909], драму, осмеивающую идею, что добро рождает добро и что можно облегчить страдания людей, хотя бы частично; «Океан», где утверждается, что даже разрыв с обществом не спасает человека от власти лживой и пошлой обывательщины, если «герой» хоть немного поддастся любви и жалости к людям. Полуреалистические и вполне реалистические драмы [1910–1913] — «Анфиса», «Профессор Сторицын», «Екатерина Ивановна», — окрашены в те же тона: торжества в жизни злого, темного и мелкого над «высоким», «добрым», «чистым». Характерно, что мотивы действий героев последних драм Андреева — преимущественно обывательские переживания (ревность, семейные дрязги), а сами герои оказываются интеллигентными обывателями или представителями наиболее легкомысленной, пустой и праздной части студенческой молодежи («Дни нашей жизни», 1909, «Gaudeamus», 1910). Герои — ученые, философы, политики даны главным образом внешне, без проникновения в их основные интересы и переживания. В эпоху войны 1914–1918 А. увлекся шовинистическими настроениями и написал ура-империалистическую антинемецкую драму «Король, закон и свобода», посвященную бельгийскому королю, Альберту. После революции А. опубликовал пессимистические «Записки Сатаны», а одним из последних произведений этого писателя перерождающейся интеллигенции XX в. был «SOS» (сигнал крайнего бедствия и призыв о помощи в морском обиходе) — призыв к «культурным нациям» спасти Россию от пролетарской диктатуры.
Список литературы
I. Собр. сочин. (изд-во «Просвещение»), СПБ., 1910–1916 (с XIV т. — в издании книгоизд-ва писателей)
Собр. сочин, (изд-во Маркса), СПБ
Дневник Сатаны (изд-во «Библион»), Гельсингфорс, 1921. Автобиографические сведения: в VI кн. «Русск. лит. XX в.», под ред. С. А. Венгерова, М., 1914–1918.
II. Чуковский К., Л. А. большой и маленький, СПБ., 1903
Фриче В., Л. А., М., 1909
Коган П. С., Очерки по истории новейш. руск. литературы, т. III, вып. II, А., М., 1910
Мережковский, В обезьяньих лапах. Собр. соч. (изд-во Вольф), т. XII, СПБ., 1911–1913
Львов-Рогачевский В., Две правды, Книга об Л. А., СПБ., 1914
Рейснер М., Пролетариат и мещанство (О Горьком и А.), П., 1917
Иванов-Разумник, Творчество и критика, П., 1922
Книга об Л. А. (Воспоминания), Берлин, 1922
Воровский В., Литературные очерки, М., 1923
Луначарский, Предисловие к «Избранным рассказам» А., М., 1926
Воровский В., Русская интеллигенция и рус. литература, Харьков, 1923
Горнфельд А., Боевые отклики на мирные темы, Л., 1924
Фатов Н., Молодые годы Л. А., М,, 1924
Луначарский А. В., Критические этюды («Русская литература»), Л., 1925
Троцкий Л. Д., Собр. сочин., т. XX, М. — Л., 1926
Горбачев Г., Капитализм и рус. литература, Л., 1928.
|