Статья: Части высказывания

Волков А. А.

В строении высказывания отражаются отношения между адресатом (отправителем), адресантом (получателем) и решаемой проблемой. Содержательное единство высказывания означает, что главная его мысль развернута в последовательный ряд взаимосвязанных мыслей. Смысловая завершенность высказывания означает, что цель, ради которой высказывание создается и адресуется аудитории, достигнута применением необходимых и достаточных словесных средств.

Членение высказывания с точки зрения получателя

Задача начала речи состоит в установлении контакта между ее участниками. Получатель стремится составить представление об отправителе исходя из своих целей и интересов и уясняет себе, насколько значим предмет речи и в какой мере отправитель заслуживает внимания и доверия. Отправитель, со своей стороны, стремится привлечь внимание, вызвать интерес к теме, указать получателю ценность содержания речи и снискать его доверие. Когда контакт установлен, получатель переключает внимание на содержание высказывания, стремясь уяснить себе мысли отправителя и оценить их, руководствуясь представлением об отправителе, которое может меняться в ходе речи. Отправитель стремится ясно, убедительно и наглядно высказать и обосновать свои мысли и предложения. В диалоге та же задача решается всеми участниками общения, которые попеременно выступают в роли отправителей и получателей речи, обсуждая проблему.

Когда проблема в достаточной мере рассмотрена или обсуждена, получатель речи обращает внимание на решение, которое надлежит принять, или на действие, которое надлежит совершить, а отправитель стремится побудить получателя к такому решению или действию, мобилизуя его волю и чувства. В диалогической речи такая мысль-воление формируется совместными словами и действиями участников диалога.

Таким образом, в завершенном высказывании выделяются: начало, связанное преимущественно с отношением отправителя и получателя речи - этосом; середина, связанная с оценкой получателем отношения отправителя к содержанию речи - логосом; завершение, связанное с эмоционально-волевым отношением получателя к решению - пафосом.

Членение высказывания с точки зрения отправителя

Форма произведения слова с точки зрения отправителя связана с понятием диалогизма. В реальности диалог и монолог взаимосвязаны: диалог распадается на части, представляющие собой относительно завершенные реплики-высказыва-ния или группы тесно связанных реплик, например, вопросо-ответов. Монолог включает в себя смысловые элементы, которые имитируют реплики диалога, потому что речь воспринимается и понимается порциями, и от отправителя требуется, чтобы он членил речь в соответствии со способностью получателя ее воспринимать.

Существенная особенность монологической речи состоит в том, что отправитель управляет ее восприятием, выделяя в монологическом высказывании порции-сегменты различного размера и строения и располагая их в целесообразную последовательность. При этом он может использовать различные речевые тактики, предполагающие бoльшую или меньшую активность и самостоятельность восприятия речи получателем, приближая строение высказывания к диалогической речи или изображая диалог в монологическом высказываниии. Имитация диалога в монологической речи, при которой смысловые фрагменты высказывания воспроизводят свойства различных типов реплик диалога, называется диалогизмом или диалогичностью. Главные средства диалогизма - вопросо-ответ, несобственная речь, сообщение, побуждение, обращение.

Форма высказывания

В произведении слова выделяются относительно самостоятельные взаимосвязанные части, каждая из которых служит для решения определенной задачи и вызывает явный словесный или внутренний ответ аудитории таким образом, что последовательное согласие аудитории с мыслями, выраженными в частях высказывания, приводит к согласию с его главным положением. Формой произведения слова называется состав, строение, соотношение и последовательность частей, которые позволяют понимать его и делают сопоставимым с другими словесными произведениями. Форма произведения слова предполагает его членимость на так называемые части высказывания: (1) вступление, (2) положение, (3) разделение, (4) изложение, (5) подтверждение, (6) опровержение, (7) обобщение (рекапитуляцию), (8) побуждение.

Вступление

Главная задача вступления - выражение этических отношений ритора к аудитории, определение места данной речи в ряду других и значения темы для аудитории. Во вступлении проявляются так называемые ораторские нравы - этические свойства, на основе которых устанавливается взаимное доверие между ритором и аудиторией: честность, скромность, доброжелательность, предусмотрительность. Правильное выражение ораторских нравов во вступлении имеет большое значение: если ритор недостаточно ясно или недостаточно тактично представит аудитории свое отношение к ней и к предмету речи, то отношение аудитории к его речи будет критически-отрицательным.

Вступление решает следующие задачи:

привлечь внимание аудитории к ритору и предмету речи;

вызвать интерес к проблеме;

установить главные общие места речи, приемлемые для аудитории и ритора;

установить доверие между ритором и аудиторией - создать благоприятное отношение к тем предложениям, которые ритор выдвинет, и к той аргументации, которую он применит.

В обычном вступлении решаются только перечисленные задачи. Помимо обычного вступления иногда используются особые формы вступления, которые связаны с более сложными отношениями между ритором и аудиторией.

Вступление с ораторской предосторожностью применяется, когда аудитория настроена отрицательно к позиции ритора: например, если в речи предлагается принять закон или решение, против которых аудитория выступала или которые, по мнению аудитории, несовместимы с ее интересами.

Вступление с ораторской предосторожностью можно видеть в речи П.А. Столыпина "О морской обороне", произнесенной в Государственной Думе 24 мая 1908 года.

"После всего, что было тут сказано о морской смете, вы поймете, господа, что тяжелое чувство безнадежности отстоять испрашиваемые на постройку броненосцев кредиты, с которым я приступаю к тяжелой обязанности защищать почти безнадежное, почти проигранное дело. Вы спросите меня: почему же правительство не преклонится перед неизбежностью, почему не присоединится к большинству Государственной Думы, почему не откажется от кредитов?

Ведь для всех очевидно, что отрицательное отношение большинства Государственной Думы не имеет основанием какие-нибудь противогосударственные побуждения; этим отказом большинство Государственной Думы хотело бы дать толчок морскому ведомству, хотело бы раз навсегда положить конец злоупотреблениям, хотело бы установить грань между прошлым и настоящим. Отказ Государственной Думы должен был бы, по мнению большинства Думы, стать поворотным пунктом в истории русского флота; это должна быть та точка, которую русское народное представительство желало бы поставить под главой о Цусиме для того, чтобы начать новую главу, страницы которой должны быть страницами честного, упорного труда, страницами воссоздания морской славы России.

Поэтому, господа, может стать непонятным упорство правительства: ведь слишком неблагодарное дело отстаивать существующие порядки и слишком, может быть, недобросовестное дело убеждать кого-либо в том, что все обстоит благополучно. Вот, господа, те мысли или приблизительно те мысли, которые должны были возникнуть у многих из вас; и если, несмотря на это, я считаю своим долгом высказаться перед вами, то для вас, конечно, будет понятно, что побудительной причиной к этому является вовсе не ведомственное упрямство, а основания иного, высшего порядка.

Мне, может быть, хотя и в слабой мере, поможет то обстоятельство, что кроме, конечно, принципиально оппозиционных партий, которые всегда и во всем будут противостоять предложениям правительства, остальные партии не совершенно единодушны в этом не столь простом деле, и среди них есть еще лица, которые не поддались, быть может, чувству самовнушения, которому подпало большинство Государственной Думы. Это дает мне надежду если не изменить уже предрешенное мнение Государственной Думы, то доказать, что, может существовать в этом деле и другое мнение, другой взгляд, и что это взгляд не безумен и не преступен".( Столыпин П.А. Нам нужна Великая Россия. М., 1991, с.150-151).

Вступление с ораторской предосторожностью строится следующим образом:

Ритор присоединяется к эмоциональной оценке проблемы аудиторией и высказывает огорчение тем, что ему приходится выступать в столь сложных обстоятельствах.

Ритор устанавливает топы, в основном нравственного характера, но также и специальные, связанные с технической стороной вопроса, которые объединяют его с аудиторией (в примере - патриотические чувства и стремление к благу отечества, ответственность за общее дело); эти общие места представляются как наиболее значимые.

Ритор высказывает понимание позиции аудитории и уважение к ней, но при этом указывает на чувство долга и необходимость, которые побуждают его отстаивать свою позицию.

Ритор представляет позицию аудитории как коллективную и вызванную естественной эмоцией (чувство внушения), но не как самостоятельную, продуманную и трезвую, что не утверждается прямо, но подразумевается.

Ритор стремится показать, что аудитория в своих подходах к проблеме неоднородна, и находит те пункты, в которых можно разделить аудиторию.

Мнению аудитории, основанному на эмоции, ритор противопоставляет необходимость трезвого, всестороннего и самостоятельно анализа проблемы, руководствуясь теми общими местами, которые объединяют ритора с аудиторией. Тем самым он отвлекает аудиторию от коллективной эмоции, максимально разделяет ее и начинает организовывать группу своих сторонников, сочувствующих и готовых, по крайней мере, выслушать и оценить его аргументы.

Общие с аудиторией позиции ритор противопоставляет расхождениям как незначительным.

После вступления с ораторской предосторожностью рекомендуется сразу переходить к аналитической технической аргументации - доказательствам, которые требуют внимания и понижают эмоцию.

Вступление с ораторской предосторожностью обычно бывает более пространным, чем обычное вступление, потому что вступительной частью речи ритор успокаивает аудиторию и достигает более тесного речевого и эмоционального контакта с ней.

Вступление ex abrupto ("прерванное") Этот тип вступления применяется, когда аудитория сильно возбуждена и ритору нужно успокоить ее, прежде чем перейти к изложению проблемы. Главная задача вступления ex abrupto - добиться внимания аудитории и сохранить единодушие с ней на протяжении всей речи.

Классический пример вступления ex abrupto - начало первой речи Цицерона против Катилины. Заговор Катилины был раскрыт Цицероном осенью 63 года до Р.Х. Сенат и народ знали о заговоре, напряжение в городе достигло предела. 8 ноября Цицерон, как консул, публично обвинил Катилину, пришедшего на заседание сената, в заговоре. Не имея, однако, прямых улик против Катилины, в первой речи Цицерон воспользовался общественным возбуждением, чтобы побудить Катилину покинуть Рим.

"Доколе же ты, Катилина, будешь злоупотреблять нашим терпением? Как долго еще ты, в своем бешенстве, будешь издеваться над нами? До каких пределов ты будешь кичиться своей дерзостью, не знающей узды? Неужели тебя не встревожили ни ночные караулы на Палатине, н стража, обходящая город, ни присутствие всех честных людей, ни выбор этого столь надежно защищенного места для заседания сената, ни лица и взоры всех присутствующих? Неужели ты не понимаешь, что твои намерения открыты? Не видишь, что твой заговор уже известен всем присутствующим и раскрыт? Кто из нас, по твоему мнению, не знает, что делал ты последней, что предыдущей ночью, где ты был, кого сзывал, какое решение принял? О, времена! О, нравы! Сенат все это понимает, консул видит, а этот человек все еще жив". (Цицерон. Речи. Том I. М., 1962, с.292).

Смысл вступления ex abrupto в том, что оратор не пытается переломить эмоцию аудитории, но, наоборот, присоединяется к ней и еще возбуждает ее, делая это до тех пор, пока эмоция не достигнет предела и тем самым не разрядится. Иногда в этот переломный момент оратор стимулирует аудиторию к совместному действию, например, к пению гимна, скандированию лозунгов и т.п. После этого оратор переходит к основной части речи, поддерживая, однако, достаточно высокий уровень эмоционального напряжения.

Технически такое вступление, как это видно из примера, концентрирует внимание на полемическом противнике. Оратор обращается к нему, использует фигуры диалогизма (обращения, вопросы, указания, воззвания, заимословие) с тем, чтобы эти диалогические приемы стали собственными словами аудитории.

Вступление ex abrupto требует от оратора хорошей техники и самообладания, умения говорить с аудиторией ее языком и способности поддерживать высокий уровень эмоции на протяжении всей, часто весьма пространной, речи.

Общие рекомендации

Следует отнестись к вступлению с особым вниманием, так как от него зависит последующий успех речи.

Важно обратить внимание на ораторские нравы - честность, скромность, доброжелательность, предусмотрительность, не навязывая, однако, себя аудитории: ритор именно проявляет эти качества, а не говорит о них.

Вступление должно быть умеренно эмоциональным, оратор входит в речь постепенно; если речь начата слишком энергично, то эмоции аудитории будут угасать по ходу речи, а сам ритор быстро устанет и не сможет долго удерживать напряженный строй речи.

Вступление должно быть максимально кратким, затянутое вступление приводит к тому, что ритор и аудитория утрачивают представление об основном содержании речи.

Следует избегать посторонних источников вступления, всякого рода историй, примеров из жизни ритора, анекдотов и подобного: вступление не должно отвлекать аудиторию от главного содержания речи и должно быть связано с ее основным положением.

Вступление произносится или читается первым, а сочиняется в последнюю очередь; только составив и подготовив речь, следует обратиться к вступлению.

Приступая к публичному выступлению, оратор всегда сталкивается с более или менее неожиданной ситуацией, и заранее подготовленное, а тем более написанное, вступление может ему повредить.

Стиль вступления должен быть простым, не следует употреблять незнакомые аудитории, ученые, труднопроизносимые слова и сложные конструкции; во вступлении оратор использует язык аудитории, но при этом ни в коем случае не прибегает к низким, грубым, нелитературным словам и выражениям.

Предложение и разделение

Предложение (тезис, пропозиция) представляет собой тщательно сформулированное применительно к обстановке, строению, конкретной композиции произведения главную мысль всего высказывания. Само наименование этой части высказывания - предложение - подразумевает решение, которое предлагается на рассмотрение аудитории. Предложение развертывается в текст высказывания, обосновывается и воспроизводится во всех его частях.

Предложение находится в начале высказывания: либо непосредственно после вступления, либо после разделения предмета, либо после изложения, либо даже после опровержения, особенно когда опровержение помещается в начале речи. Иногда предложение помещается в конце речи, статьи или книги и совпадает с выводом.

Что касается построения предложения, то оно может быть простым по форме: "... вы делом исповедуете, что Христос есть Божия премудрость поучающая и Он же есть предмет поучающей премудрости - истина: что Господь дает премудрость наставляющим, и от лица Его познание и разум в наставляемых (Притч. 2:6)".

Предложение может быть и развернутым, то есть содержать в себе некоторое обоснование, которое называется положением: "...цель у правительства вполне определенна: правительство желает поднять крестьянское хозяйство, оно желает видеть крестьянина богатым, достаточным, так как где достаток, там, конечно, и просвещение, там и настоящая свобода. Но для этого необходимо дать возможность способному, трудолюбивому крестьянину, то есть соли земли русской, освободиться от тех теперешних условий жизни, в которых он в настоящее время находится. Надо дать ему возможность укрепить за собой плоды трудов своих и представить их в неотъемлемую собственность".

П.А. Столыпин здесь использует не только развернутое, но и разорванное предложение, части которого разделены вставной конструкцией: сначала дается положение, которое развертывается вставной частью, а затем - собственно предложение.

Общие рекомендации

Предложение должно быть:

максимально простым по форме;

понятным;

завершенным грамматически и по смыслу;

воспроизводимым;

новым;

спорным;

этически приемлемым для аудитории;

реалистичным (осуществимым силами аудитории).

Разделение

Разделение представляет собой перечисление и наименование в последовательном порядке составляющих содержания всего произведения или его части: видов родового понятия, частей целого, свойств или признаков, последовательности событий, аспектов проблемы.

Состав и последовательность частей разделения поэтому организуют весь текст или его часть. Но значение разделения не сводится к его непосредственному использованию в тексте: разделение является важнейшим инструментом расположения как такового, и работа над расположением начинается с построения разделения, поскольку композиционные части речи в своем составе, соотношении и порядке следования должны быть ясно и отчетливо поняты самим ритором. В хорошо построеннном произведении разделение, даже если оно не представлено в явном виде (как в примере), заметно по последовательности и четкости композиции.

Разделение как часть высказывания рекомендуется лишь в тех случаях, когда создаваемое произведение пространно, содержательно сложно или если автору нужно особо выделить составные части содержания. Так, полезно строить разделение в лекции, в учебнике, в полемической статье, в судебной речи, в докладе, в послании и т.п.

Существуют три основные вида разделения: (1) предмета речи, то есть понятия, лежащего в основании предложения; (2) содержания произведения, то есть тех вопросов, которые излагаются в нем; (3) полемической позиции, то есть предмета полемики.

Разделение предмета речи основано на делении понятия и подчиняется соответствующим логическим правилам.

"Переходя к вопросу о том, в чем же состоит подготовка пастыря к его будущей деятельности, сразу же надо расчленить эту тему на: 1) подготовку духовную, 2) подготовку интеллектуальную и 3) подготовку внешнюю" (проф. архимандрит Киприан. Православное пастырское служение. С-Пб., 1996, с. 74.).

Разделение содержания основано на составе излагаемых тем или вопросов, поэтому оно зависит от внешних причин, например, от дидактических требований, степени ясности или значимости частей разделения, задач построения системы аргументации.

"Чтобы изучить историческое явление, нужно прочитать известие о нем в письменных памятниках. А для правильного отношения к этим памятникам нужно знать целый ряд наук, смотря по тому, к какому роду памятники относятся. При пользовании документами нужна нумизматика; если мы имеем дело с печатями, понадобится сфрагистика; если известие написано на камне, нужна эпиграфика; если мы пользуемся монетами, необходима нумизматика. Наиболее же необходимыми для историка являются палеография, филология, география и хронология. Вообще, вспомогательные науки, содействуя выполнению критической задачи, а) выясняют, можно ли по внешнему виду принять памятник за то, за что его выдают, б) помогают прочитать его, в) правильно понять его, г) определить положение в пространстве и времени" (Болотов В.В. Лекции по истории древней церкви. Введение в церковную историю. Собрание церковно-исторических трудов. Т.2, М., "Мартис", 2000, с.42.).

Полемическое разделение основано на содержании того произведения или позиции, которые рассматриваются ритором, и от тех вопросов, которые он выделяет в качестве предмета полемики, но также и от соображений убедительности критики.

"Есть два основных соблазна о Церкви, к которым можно применить имена двух христологических ересей: монофизитства и несторианства.

Экклезиологические монофизиты желают только хранить Истину и умерщвляют церковную икономию, ту многообразную и всегда различную в зависимости от времени и места деятельность Церкви, посредством которой Она питает мир. Экклезиологические несториане ради икономии готовы забыть о неизменной полноте Истины, обитающей в Церкви, и, вместо того чтобы оплодотоврять ею мир, начинают искать их во вне, в человеческом творчестве (философском, художественном, социальном и т.д.) питания для Церкви. Первые забывают, что Церковь хранит божественные сокровища ради спасения мира; вторые перестают видеть, что источник жизни и ведения Церкви не мир, а Дух Святый" (Лосский В.Н. Соблазны церковного сознания. В кн.: Спор о Софии. Статьи разных лет.М., 1996, с.113).

Общие рекомендации

Разделение:

является основой расположения;

используется в пространных произведениях или в произведениях сложного содержания;

рекомендуется в официальных докладах, академических лекциях, судебных речах;

помещается в начале произведения или его части;

состав и последовательность членов деления отражаются в построении текста произведения или его части.

Повествование – словесное изображение последовательности взаимосвязанных событий, составляющих конкретный факт.

Предмет повествования – действие, поэтому сказуемое и зависимые от него члены предложения (дополнения и обстоятельства), смысловые и грамматические связи между которыми и образуют смысловую конструкцию повествования. Поскольку повествование развертывает предикат высказывания, грамматические категории глагола – лицо, время, вид, число, наклонение, залог и грамматические категории обстоятельства (время, место, образ действия, цель, условие) получают преимущественное значение. Связь между предложениями и их частями достигается за счет специальных лексических средств (слов, указывающих на смысловую связь следования, одновременности, причины, уступки, условия и т. д.) и лексико-грамматических средств (согласования видов, времен и наклонений глагола).

Повествование строится от первого или не-первого лица, в нем через грамматические категории наклонения и залога выражается отношение говорящего к предмету речи, последовательная связь предшествования, одновременности и последовательности, завершенности и незавершенности, реальности и возможности действия. Эти грамматические и лексические отношения и связи в тексте создают единство, ясность и достоверность повествования.

Повествование есть “рассказ о событиях в последовательном порядке”: факт, о котором повествуется, разлагается в ряд таких отдельных “атомарных” событий. Этот ряд может в принципе дробиться до бесконечности, но в текст изложения входят только некоторые из них. Для читателя эта связь естественна и очевидна, а смысловые пропуски незаметны. Такая цепочка-последовательность выделенных и изображаемых событий называется фабулой. Но факт не сводится к фабуле. Из фабулы, как из строительного материала, воздвигается здание сюжета, который представляет собой оценку и распределение фабульных событий с точки зрения их значения для внутреннего единства и осмысления факта, о котором идет речь в повествовании. Элементы сюжета: экспозиция (представление действующих лиц, проблемы и исходной ситуации), завязка (образование конфликта или проблемы), нарастание действия (столкновение позиций и усиление напряжения), кульминация (момент максимальной напряженности), развязка или кризис (разрешение конфликта). Эти элементы сюжета универсальны, и по их наличию в тексте всегда можно определить, завершено ли повествование. Рассмотрим пример разработки повествования.

“Послы выехали из Москвы 2 марта (1613 г. – А. В.), но еще прежде, от 25 февраля, разосланы были грамоты по городам об избрании Михаила: “И вам бы, господа, – писал собор, – за государево многолетие петь молебны и быть с нами под одними кровом и державою и под высокою рукою христианского государя, царя Михаила Феодоровича. А мы, всякие люди Московского государства от мала до велика и из городов выборные и невыборные люди, все обрадовались сердечною радостию, что у всех людей одна мысль в сердце вместилась – быть государем царем блаженной памяти великого государя Феодора Ивановича племяннику, Михаилу Федоровичу; Бог его, государя, на такой великий царский престол избрал не по чьему-либо заводу, избрал его мимо всех людей, по своей неизреченной милости; всем людям о его избрании Бог в сердце вложил одну мысль и утверждение”.

Вместе с этим известием разослана была и крестоцеловальная запись, в которой нет ничего о порче на следу и о тому подобных вещах, встречаемых в годуновской записи. Присяга областей последовала быстро: уже 4 марта воевода Переяславля-Рязанского дал знать в Москву, что жители его города присягнули Михаилу; за этим известием последовали другие – из областей более отдаленных.

Наконец пришло известие от послов соборных, которые нашли Михаила с матерью в Костроме, в Ипатьевском монастыре. Послы доносили собору, что 13 марта они приехали в Кострому к вечерни, дали знать Михаилу о своем приезде и он велел им быть у себя на другой день. Послы повестили об этом костромскому воеводе и всем горожанам и 14 числа, поднявши иконы, пошли все с крестным ходом в Ипатьевский монастырь.

Михаил с матерью встретили образа за монастырем, но когда послы объявили им, зачем присланы, то Михаил отвечал “с великим гневом и плачем”, что он государем быть не хочет, а мать его Марфа прибавила, что она не благословляет сына на царство, и оба долго не хотели войти за крестами в соборную церковь; насилу послы могли упросить их.

В церкви послы подали Михаилу и матери его грамоты от собора и говорили речи по наказу, на что получили прежний ответ; Марфа говорила, что “у сына ее и в мыслях нет на таких великих православных государствах быть государем, он не в совершенных летах, а Московского государства всяких чинов люди по грехам измалодушествовались, дав свои души прежним государям, не прямо служили”. Марфа упомянула об измене Годунову, об убийстве Лжедмитрия, сведении с престола и выдаче полякам Шуйского, потом продолжала: “Видя такие прежним государям крестопреступления, позор, убийства и поругания, как быть на Московском государстве и прирожденному государю государем? Да и потому еще нельзя: Московское государство от польских и литовских людей и непостоянством русских людей разорилось до конца, прежние сокровища царские, из давних лет собранные, литовские люди вывезли; дворцовые села, черные волости, пригородки, и посады розданы в поместья дворянам и детям боярским и всяким служилым людям и запустошены, а служилые люди бедны, и кому повелит Бог быть царем, то чем ему служилых людей жаловать, свои государевы обиходы полнить и против своих недругов стоять?” Потом Михаил и Марфа говорили, что быть ему на государстве, а ей благословить его на государство только на гибель; кроме того, отец его митрополит Филарет теперь у короля в Литве в большом утесненье, и как сведает король, что на Московском государстве учинился сын его, то сейчас же велит сделать над ним какое-нибудь зло, а ему, Михаилу, без благословенья отца своего на Московском государстве никак быть нельзя.

Послы со слезами молили и били челом Михаилу, чтоб соборного моленья и челобитья не презрил; выбрали его по изволению Божию, не по его желанью, положил Бог единомышленно в сердца всех православных христиан от мала довелика на Москве и во всех городах. А прежние государи: царь Борис сел на государство своим хотеньем, изведши государский корень царевича Димитрия, начал делать многие неправды, и Бог мстил ему кровь царевича Димитрия богоотступником Гришкою Отрепьевым; вор Гришка-расстрига по своим делам от Бога месть принял, злою смертью умер; а царя Василья выбрали в государство немногие люди, и, по вражьему действу, многие города ему служить не захотели и от Московского государства отложились; все это делалось волею Божиею да всех православных христиан грехами, во всех людях Московского государства была рознь и междуусобие. А теперь Московского государства люди наказались все и пришли в соединение во всех городах.

Послы молили и били челом Михаилу и матери его с третьего часа дня до девятого, говорили, чтоб он воли Божьей не снимал, был на Московском государстве государем. Михаил все не соглашался; послы стали грозить ему, что Бог взыщет на нем конечное разоренье государства; тогда Михаил и Марфа сказали, что они во всем положились на праведные и непостижимые судьбы Божии; Марфа благословила сына, Михаил принял посох от архиепископа, допустил всех к руке и сказал, что поедет в Москву скоро” (Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Книга V. Сочинения. Т. 9. М., “Мысль”, 1990. С. 8–10).

Отбор фактического материала и построение сюжета в повествовании подчинены той мысли, которую подтверждает приводимый факт. Повествование является аргументом, поэтому оно завершается обобщением, которое строится в форме более или менее развернутого вывода-объяснения:

“Слова Феодорита с товарищами, что Михаилу нечего было бояться участи своих предшественников, потому что люди Московского государства наказались и пришли в соединение, эти слова были вполне справедливы. Страшным опытом люди Московского государства научились, чтó значат рознь и шатость, развязывающие руки ворам” (Там же. С. 10).

В приведенном фрагменте содержатся все обязательные элементы сюжета, при этом кульминация и развязка – те доводы, которые убедили Михаила Федоровича принять царский венец, и его согласие на царство – соответствуют этой главной мысли, выделяют и подтверждают ее. Словесным построением повествования достигаются последовательность, достоверность и связность текста. Последовательность достигается подробным изложением событий в двух параллельных планах – действий собора и одновременных действий послов, которые перетекают один в другой, образуя смысловое единство. В экспозиции и завязке излагаются отношения послов и собора, нарастание действия начинается с диалога между послами и Романовыми. Достоверность достигается особым приемом исторического повествования, свойственным стилю С. Н. Соловьева, – использованием несобственной речи, воспроизводящей выражения документов времени; контраст авторской и несобственной речи создает эффект присутствия – участия читателя в чтении источников. Связность достигается использованием лексических и синтаксических средств связи предложений и диалогической формы изложения.

Описание – словесное изображение предмета мысли с точки зрения его строения или положения в пространстве. Предмет описания обозначается именем (например, Московский Кремль) и предстает как индивидуальный цельный завершенный образ, который проявляется в признаках, выделяющих и обособляющих изображаемый предмет и делающих его сопоставимым с другими подобными. При этом предмет описания предстает как неизменный или постоянно существующий. Эти свойства описания проявляются в широком использовании словесных характеристик изображаемого предмета и глаголов несовершенного вида в форме настоящего времени (а также прошедшего или будущего в значении настоящего).

“Как прекрасен, как великолепен наш Кремль в тихую лунную ночь, когда вечерняя заря тухнет на западе и ночная красавица, полная луна, выплывая из облаков, обливает своим кротким светом и небеса, и всю землю! Если вы хотите провести несколько минут истинно блаженных, если хотите испытать этот неизъяснимо-сладостный покой души, который выше всех земных наслаждений, ступайте в лунную летнюю ночь полюбоваться нашим Кремлем, сядьте на одну из скамеек тротуара, который идет по самой закраине холма, забудьте на несколько времени и шумный свет с его безумием, и все ваши житейские заботы и дела и дайте хоть раз вздохнуть свободно бедной душе вашей, измученной и усталой от всех земных тревог… Поздно вечером вы никого не встретите в Кремле; часу в одиннадцатом ночи в нем раздаются одни только редкие оклики и мерные шаги часовых. Внизу, под вашими ногами, гремят проезжие кареты, кричат извозчики, раздаются громкие голоса гуляющих по набережной; с противоположного берега долетают до вас веселые песни фабричных, и глухой, невнятный говор всего Замоскворечья как будто шепчет вам на ухо о радостях, забавах и суете земной жизни. Но все это от вас далеко, – вы выше всего этого. Вот набежали тучки, светлый месяц прикрылся облаком, внизу густая тень легла на Замоскворечье, потухли сверкающие волны реки и все дома подернулись туманом. Но здесь, на кремлевском холме, облитые светом главы соборов блестят по-прежнему и позлащенный крест Ивана Великого горит яркой звездою в вышине. Поглядите вокруг себя: как стройно и величаво подымаются перед вами эти древние соборы, в которых почивают нетленные тела святых угодников московских. О, как эта торжественная тишина, это безмолвие, это чувство близкой святыни, эти изукрашенные терема царей русских и в двух шагах их скромные гробницы, – как это отрывает вас от земли, тушит ваши страсти, умиляет сердце и наполняет его каким-то неизъяснимым спокойствием и миром! Внизу все еще движенье и суета: люди или хлопочут о делах своих, или помогают друг другу убивать время; а здесь все тихо, все спокойно и все так живет, но только другою жизнию. Эти высокие стены, древние башни и царские терема не безмолвны, – они говорят вам о былом, они воскрешают в душе вашей память о веках давно прошедших. Здесь все напоминает вам и бедствия и славу ваших предков, их страдания, их частые смуты и всегдашнюю веру в Провидение, которое, так быстро и так дивно возвеличив Россию, хранит ее как избранное орудие для свершения неисповедимых судеб своих. Здесь вы окружены древнею русской святынею, вы беседуете с ней о небесной вашей родине. Как прилипший прах, душа ваша отрясает с себя все земные помыслы. Мысль о бесконечном дает ей крылья, и она возносится туда, где не станут уже делить людей на поколения и народы, где не будет уже ни веков, ни времени, ни плача, ни страданий… Испытайте это сами, придите в Кремль попозже вечером, и если вы еще не вовсе отвыкли беседовать с самим собой, если можете несколько минут прожить без людей, то вы, верно, скажете мне спасибо за этот совет. Впрочем, во всяком случае, вы не станете досадовать, если послушаетесь меня и побываете в Кремле, потому что он при лунном свете так прекрасен, что вы должны непременно это сделать, – хотя из любви к прекрасному” (Загоскин М. Н. Москва и москвичи. Изд. Старая Москва. Изд. дом “Сантал”, М., 1997. С. 510–511).

Описание может строиться или от частного (последовательного представления частей предмета) к общему – единому образу или назначению предмета, или от общего к частному, то есть от единого образа, который предстает как характеристика или определение, к его частям. Но, как правило, индуктивный и дедуктивный способы построения совмещаются в описании, как это видно из примера. М. Н. Загоскин начинает описание оценкой красоты Кремля и советом посетить его вечером, продолжает перечислением впечатлений и мыслей читателя, возникающих при созерцании красот Кремля, а завершает тем впечатлением, которое остается у читателя. Тем самым писатель соединяет свой образ Кремля с образом, возникающим в душе читателя. При построении описания изображаемый предмет должен представляться органично и правдоподобно.

Органичность – соответствие описания восприятию изображаемого предмета. Внимательно вчитываясь в пример, человек, хотя бы раз побывавший в Московском Кремле, представит себе, через какие ворота он входит, в каком направлении и каким шагом идет, что видит, как движется и на чем останавливается его взор; как отдельные образы сочетаются в мысли, а мысли переходят в размышление об исторических судьбах России и о смысле человеческой жизни, а затем снова возвращаются к предмету описания.

Правдоподобие – соответствие описания опыту читателя, которое позволяет воспринимать описываемый предмет как действительно существующий или возможный. Так, при описании Кремля М. Н. Загоскин указывает те образы, чувства и мысли, которые свойственны его читателю в повседневной жизни, но отбор и сочетание которых автором создают нужную мысль и настроение.

Кроме органичности и правдоподобия, хорошее описание отличается интересом и информативностью.

Интерес создается, в основном, движением мысли от известного к такому неизвестному, которое представляется значимым получателю речи. В примере хорошо видно это ступенчатое восхождение от обычного удовольствия к созерцанию образов вечной жизни, которое одновременно сочетается с чувством облегчения, создающим привлекательность описания.

Информативность – новый взгляд на известный предмет, открывающий в нем нечто значительное. Основными приемами создания информативности описания являются изменение плана и перспективы (План – расположение изображаемых предметов в зависимости от их удаленности от точки наблюдения. Перспектива – расположение предметов в пространстве в соответствии с кажущимся изменением размеров и четкости в зависимости от их удаления от точки наблюдения.). Представление новизны возникает обычно не от предмета описания как такового – большинство читателей М. Н. Загоскина прекрасно знают Кремль, – но от взгляда на предмет. Взгляд на Москву из Кремля открывает широкую перспективу Замоскворечья, предметы изображения в которой даются мелким планом, в смутном очертании; при изменении направления обзора пространство оказывается организованным иначе: в центре перспективы – укрупненным планом крест колокольни Ивана Великого, вокруг которого распределяются все остальные предметы описания. Эти два перспективных образа противопоставляются – как земной и небесный, что и создает коллизию, читательский интерес.

Построение описания. В основании описания лежит обозначение предмета – слово или словосочетание (Московский Кремль). В первую очередь следует ясно и отчетливо представить в зрительном воображении предмет описания как целое на фоне окружения, переходя затем к образам его частей. Разделение целого на части должно следовать принципу отношения уровней целого и частей: представить целое как совокупность частей, каждая из которых имеет в составе целого особую функцию, дополняющую функции других частей. Затем определяется содержание описания – рассматриваются внешние и внутренние характеристики предмета: место, положение, состояние, действие и претерпевание, порядок, части предмета в отношении к целому. Для характеристики предмета находятся его отличительные и переменные признаки, которые отражают индивидуальные свойства данного предмета, его качественные и количественные особенности. При этом важно помнить, что описание не должно включать лишних подробностей – необязательных данных о деталях частей предмета, неоправданных отступлений, повторов и т. д. Далее подбираются словесные характеристики элементов описания, при этом основное внимание уделяется эпитетам и общим обозначениям действий и состояний. Эпитеты должны создавать конкретный зрительный образ. Порядок рассматривания предмета в воображении играет важную роль в описании: воображаемый предмет движется относительно зрителя (или зритель относительно предмета) таким образом, в таком плане и в таком темпе, что видно осмысленное строение и соотношение частей предмета.

“НАЛИМ. Это единственный пресноводный представитель целого отряда рыб – безколючих, к которому относятся треска, навага и другое семейство – камбалы. Из последних, впрочем, один вид, Platessa flesus – камбала, встречается и в Ладожском озере, входит в устья Невы и других рек, а в Северной Двине и в Висле поднимается, по-видимому, очень высоко.

По своему наружному виду налим имеет некоторое, хотя и довольно отдаленное, сходство с сомом. Голова у него очень широкая, сильно приплющена, как у лягушки, на подбородке находится небольшой усик; глаза малые, пасть широкая, усаженная очень мелкими многочисленными зубками, вроде щетки, и верхняя челюсть несколько длиннее нижней. Грудные плавники короткие; два первых луча брюшных, находящиеся впереди последних, вытянуты в нитевидные отростки; спинных плавников два и короткий передний близко примыкает ко второму, который простирается до закругленного хвостового плавника; последний имеет очень большое количество лучей (36–40) и соединен с заднепроходным, тоже очень широким. Все тело покрыто очень мелкими, нежными чешуйками, которые сидят глубоко в коже, притом покрытой обильной слизью, почему налима весьма трудно удержать в руках.

Цвет тела налима зависит от качества воды и весьма разнообразен; обыкновенно же вся спинная сторона, равно как и плавники, на серовато-зеленом или оливково-зеленом фоне испещрены черно-бурыми пятнами и полосками, брюхо и брюшные плавники остаются беловатыми. Вообще, кажется, чуть не повсеместно отличают две породы, т. е. разновидности налимов, одну пеструю, мраморную, и другую, совсем черную. По моим наблюдениям, чем моложе налим, тем он темнее; самцы также темнее самок, но главное наружное отличие между полами состоит в том, что у молочников голова относительно толще, а туловище тоньше. Кроме того, самцы вряд ли достигают половины веса самок и гораздо многочисленнее”(Сабанеев Л. П. Жизнь и ловля пресноводных рыб. Киев, 1959. С. 69–70).

В этом учебном описании максимально соблюдены требования точности, ясности, полноты, наглядности, краткости, последовательности.

Точность описания проявляется в тщательном отборе словесных характеристик данных о предмете, в отнесении предмета описания к родовой категории, в нахождении необходимых сравнений и в указании признаков, по которым предмет описания может быть легко отождествлен и различен с подобными.

Ясность проявляется в отборе словесных средств, которые исключают двусмысленность выражений и обеспечивают воспроизводимость описания.

Полнота проявляется в том, что описание является исчерпывающим: сообщаются необходимые и достаточные данные о предмете.

Наглядность описания проявляется в том, что автор создает запоминающийся образ предмета, используя конкретные характеристики. Описание строится так, как будто читатель держит в руках налима, последовательно разглядывая его от головы через брюхо к хвосту и затем через спину опять к голове, затем обращает внимание на общий вид и свойства рыбы – форму тела, чешую и слизь, после чего переходит к сопоставлениям разновидностей налимов.

Краткость описания проявляется в отборе минимально необходимого и достаточного состава данных. Требование краткости означает, что в описании должно быть обозримое число основных частей описываемого предмета (не более пяти-семи), которое позволяет читателю не утратить в ходе изложения единый образ предмета.

Последовательность проявляется в правильном расположении описания: оно начинается с общего – отнесения вида к роду и с указания на распространение рода; затем автор последовательно переходит к частному – строению тела налима, его окраске и завершает описание указанием на половые, возрастные различия и разновидности налимов. Последовательность описания может быть дедуктивной – от общего к частному (деталям), от частного (деталей) к общему, но наилучшим является смешанное построение: от общего к деталям, а затем опять к обобщению. Именно такое построение и использует Л. П. Сабанеев.

Портрет – словесное изображение личности.

“Человеческая личность не может быть выражена понятиями. Она ускользает от всякого рационального определения и даже не поддается описанию, так как все свойства, которыми мы пытались бы ее охарактеризовать, можно найти и у других индивидов. “Личное” может восприниматься в жизни только непосредственной интуицией или же передаваться каким-нибудь произведением искусства. Когда мы говорим: “Это – Моцарт” или “это – Рембрандт”, то каждый раз оказываемся в той “сфере личного”, которой нигде не найти эквивалента” (Лосский В. Н. Очерк мистического богословия Восточной Церкви. М., 1991. С. 43–44).

Описать личность как таковую невозможно, но можно представить словом или изображением проявления души в индивидуальном облике человека. Портрет основан на том, что личность человека едина, душевно-телесна, и сам телесный облик человека является символом его внутреннего бытия. Внешние признаки, отражающие состояние души, схватываются интуитивно и выражаются в символическом образе. Поэтому портрет символичен: признаки-символы указывают на ту духовную реальность, которая стоит за ними и проявляется в них. Символика портрета связана с оценкой, с видением духовного бытия сквозь призму внешнего облика. Но сами по себе символы – глаза, руки, лоб, голос, губы, брови, движения – представляют собой принятые в конкретной культуре алфавитные знаки, посредством которых задается характеристика личности.

“Из-за моего плеча порывисто протянулась рука, успевшая вовремя подхватить падавшую свечку… Я оглянулся… и обомлел от неожиданности: в пол-оборота от меня стоял сам батюшка… Во век не забыть мне того впечатления, какое оставила в моей душе эта первая моя с ним встреча! Я был потрясен; даже испуган, как если бы из образа Иоанна Крестителя, каким его обыкновенно пишут на иконах, вдруг вышел сам Предтеча Господень. Облик отца Егора в старой, заношенной ризе, обвисшей на его высокой, сухощавой фигуре мятыми складками потертой от времени парчи; его темные с большой проседью волосы, закинутые со лба назад непослушными, мелко вьющимися, точно крепированными прядями, с одной прядкой, непокорно выбившейся на дивный, высокий лоб; реденькая бородка, небольшие усы, охватывающие характерный, сильный рот, в котором так и отпечатлелся характер стойкий, точно вычеканенный из железа; небольшие глаза, горящие каким-то особенным ярким внутренним светом, и взглядом, глубоко, глубоко устремленным внутрь себя из-под глубоких, резких складок между бровями: вся фигура отца Егора поразила меня сходством с тем, кто по преданию рисуется нашему верующему представлению, как “глас вопиющего в пустыне”. Та же пустыня окружала отца Егора, но только не та знойная берегов Иордана, а наша холодная, снежная… Правда, со времен Крестителя успел остыть и огонь души человеческой!” (Нилус С. Великое в малом. СПб., 1996. С. 222).

Портрет строится по определенной композиционной схеме, которая имеет особое значение, так как цельность и осмысленность образа – основное свойство портрета. Описание начинается и завершается сравнительными чертами внешнего и духовного сходства, которые разрабатываются и подтверждаются несколькими конкретными чертами – частными признаками. Эти частные символические признаки – фигура, одеяние, волосы, лоб, рот, глаза, складка между бровями – также располагаются в последовательности от общего плана – фигуры и одеяния – к частям внешности по движению взгляда сверху вниз, причем каждый из признаков снабжается характеристикой-оценкой. Изобразительность портрета достигается сжатой образной характеристикой, сгущением эпитета и ритмизацией речи: “ в заношенной ризе, обвисшей… мятыми складками потертой от времени парчи”, “мелко вьющимися, точно крепированными прядями”. Обобщение – мысленный образ духовной среды отца Егора – пустыни, который нарастает от изображения взгляда, устремленного внутрь себя, через устойчивый эпитет (“глас вопиющего в пустыне”) к указанию на пустыню, за которым следует сравнение и необходимое по замыслу противопоставление людей и времен.

Характеристика представляет собой систематическое перечисление качеств или свойств предмета мысли с целью представления его структуры и сопоставительной оценки. Предметом характеристики может быть как индивидуальный объект, так и класс объектов.

“Интеллигент. Это полная противоположность только что упомянутому образу простеца. И по своему прошлому, и по образованию, и по культурному наследию, и по своему отношению к Церкви и по подходу к греху, он несет что-то очень непростое, для себя тягостное и болезненное, а для исповедующего духовника это испытание его пастырского терпения и опытности.

Тип человека, отличающегося высокой интеллектуальностью, свойственен всякой культуре и всякому народу. Тип этот всегда занимал и будет занимать в Церкви положение, отличное от положения простеца, и к нему духовнику всегда придется подходить иначе, чем он подходит к человеку, далекому от интеллектуальных запросов. Но тип интеллигента есть продукт только русской истории, неведомый западной культуре. На нем сказались влияния исторические, культурные, бытовые, европейской цивилизации несвойственные. Этот тип, в его классическом облике второй половины XIX и начала XX вв., вероятно, историческим процессом будет сметен с лица этой планеты, но в своем основном он носит какие-то типично русские черты, которые останутся в жизни, как бы история не повернулась.

Вот эти существенные особенности интеллигента:

1) повышенная рассудочность и следовательно привычка говорить от книжных авторитетов;

2) недисциплинированность мысли и отсутствие того, что так отличает людей латинской, романской культуры, а именно уравновешенность и ясность мыслей и формулировок;

3) традиционная оппозиционность всякой власти и иерархичности, будь то государственная или церковная;

4) характерная безбытность и боязнь всякой устроенности: семьи, сословия, церковного общества;

5) склонность вообще к нигилизму, вовсе не ограничивающемуся классическим типом Базарова и Марка Волхова, а легко сохраняющемуся и в духовной жизни;

6) влияние всяких в свое время острых течений, вроде декадентства, проявляющееся в изломанности и изуродованности душевной.

Все это можно было бы при желании умножить, но достаточно и сказанного.

В своем подходе к покаянию такой тип часто бывает очень труден и для себя и для священника. Мало кто мог бы окончательно отрясти с себя прах этих былых болезней. Симптомы старого часто выбиваются на поверхность и несчастный чувствует себя пленником былых привычек. Эти неясность и смятенность души обнаруживаются и в образе мышления и в способе выражаться. Такие люди зачастую не способны ясно сформулировать свои душевные состояния. Они почти всегда находятся в плену своих “настроений”, “переживаний”, “проблематик”. Они не умеют даже просто перечислить свои грехи, ходят “вокруг да около”, иногда признаются в том, что не умеют исповедоваться. У них нет ясного сознания греха, хотя это вовсе не означает, что они лишены нравственного чувства. Как раз обратно: это зачастую люди с высоким моральным уровнем, щепетильные к себе, неспособные ни на какой предосудительный поступок; они в особенности носители общественной честности, “кристальной души люди”. Но в своем отношении к внутренней жизни они пленены мудрованиями и излишними рассуждениями. Исповедь их носит характер рассудочный; они любят резонировать, “не соглашаться с данным мнением”. Они и на исповеди готовы вступать в прения и “оставаться при своем особом мнении”. Они прекрасные диалектики и эту свою способность приносят и к исповедному аналою. Кроме того, от своей часто расплывчатой исповеди, в которой преобладают неопределенные части речи: “как-то”, “до некоторой степени”, “мне думается”, “как бы вам это объяснить” и пр., они легко пускаются в отвлеченные совопросничества. Они любят на исповеди, – совершенно не считаясь с тем, что за ними стоит целый хвост ожидающих исповеди, – задавать священнику замысловатые философские и богословские вопросы, забывая, что исповедь никак не есть удобный момент для этого. Приходится слышать от этих людей: “меня страшно мучает вопрос о страданиях людей; как это Бог допускает страдания невиновных детей?” или что-либо в таком роде. Они часто жалуются на свои “сомнения”. Маловерие типично для этой категории кающихся.

Их прекрасно можно охарактеризовать следующими словами о. А. Ельчанинова, человека с коротким пастырским стажем, но большим духовным опытом и вдумчивостью: “греховная психология, вернее психический механизм падшего человека. Вместо внутреннего постижения – рассудочные процессы, вместо слияния с вещами – пять слепых чувств, поистине “внешних”; вместо восприятия целого – анализ. К райскому образу гораздо ближе люди примитивные, с сильным инстинктом и неспособностью к анализу и логике”(Проф. архимандрит Киприан (Керн). Православное пастырское служение С.-Пб., 1996. С. 218–221).

Описание-характеристика обычно строится на основе дедуктивно-индуктивного принципа. В примере в начале излагаются черты интеллигента, отличающие его от других типов кающихся, а также черты, выделяющие его на фоне западноевропейской культуры, затем последовательно излагаются и комментируются черты, составляющие духовно-нравственный облик интеллигента, а в заключение дается общая оценка интеллигента через отношение особенностей этого типа к норме христианского сознания.

Построение характеристики, в особенности, выбор общих существенных признаков, определяется конкретным замыслом: в примере, очевидно, было важно отличить интеллигента от других типов православных кающихся, в основном русских, но в условиях специфически французской культуры – указать отличительные особенности интеллигента, как именно русского. Начальная часть характеристики дает общее представление о объекте в виде определения или замещающего его описательного приема, что необходимо для ясного отграничения предмета речи. Средняя, индуктивная часть характеристики содержит последовательное изложение и объяснение особенностей предмета. Сначала даются существенные особенности – свойства, без которых невозможно отождествление, например, конкретного человека с типом интеллигента. Такое перечисление должно быть достаточным, но не обязательно полным, что видно из примера: не нужно перечислять все известные, хотя бы и существенные, особенности интеллигента, скажем, образование. На основе существенных признаков обнаруживаются наиболее яркие и представительные, практически значимые для целей характеристики особенности предмета, которые при этом объясняются и оцениваются. Эти частные особенности в изложении могут располагаться в различном порядке. Архимандрит Киприан располагает их в восходящей последовательности, таким образом, что наиболее важная особенность внутреннего мира интеллигента, маловерие, предстает последней и завершает все изложение по смыслу. Заключение содержит обобщение или истолкование – общую характеристику, вытекающую из приведенных данных.

Реферативное описание представляет собой изложение системы взглядов или теории, позволяющее составить объективное суждение о ней на основе данных, которые приводятся составителем реферата. Поэтому в реферативном изложении особенно важны отбор и точное представление данных, а не композиция, которая обычно зависит от построения реферируемого материала или от системы важнейших понятий излагаемой теории. Реферативное описание представляет собой компрессию (сжатие при сохранении основного содержания) источника и должно удовлетворять следующим минимальным условиям:

отражать основные понятия источника, которые выражены терминами или свойственными источнику специфическими оборотами; это значит, что автор реферативного описания ясно представляет себе систему понятий и категорий источника и стремится не заменять свойственные источнику обороты речи своими, а при необходимости сохраняет специфический термин, толкуя его значение;

отражать главные положения и выводы источника (и его разделов) в том виде, в каком они объективно в нем представлены, максимально близко к тексту, ничего не примышляя от себя, но при необходимости лишь сокращая избыточные выражения и обороты;

отражать композицию и членение (на главы, разделы и т. д.) источника, полностью воспроизводя его смысловую структуру;

не подменять изложение содержания его оценкой или собственной интерпретацией, используя при изложении максимально нейтральные языковые средства;

более подробно представлять положения и данные, наиболее значимые с точки зрения состояния данной области знания или информационной ценности источника.

Реферативное изложение представляет собой уменьшенную наглядную модель источника, сохраняющую его строение и пропорции.

Аналитическое описание представляет собой последовательное изложение содержания учения или концепции. Оно часто встречается в критических и полемических, например, апологетических сочинениях, так как основательная критика концепций требует ясного представления того, что именно и почему критикуется.

“Буддизм, основанный принцем Siddhartha по прозванию Çakyamuni или Buddha, представляет из себя самостоятельное учение, развившееся, несомненно, на почве системы Samkhya-Yôga.

Вместе с Капилой и Патаньджяли Будда признавал, что мир никем не создан, а возникает автоматически, благодаря закону притяжения духовной субстанции к материи; он также признавал всякое бытие страданием и причину этого страдания тоже видел в разнородности двух субстанций (материальной и духовной), из соединения которых происходит всякое бытие. Но причину того, что душа, тем не менее, продолжает соединяться с материей, Будда видел не в том, что духовная субстанция не сознает своей коренной разнородности с субстанцией материальной, а в том, что душе присуща жажда или влечение (trshna) к жизни. Сообразно с этим, и путь к выходу из круговорота бытия Будда указывает в уничтожении влечения.

Всякое возникновение живых существ основано на желании: с одной стороны, зарождение есть результат полового влечения, а с другой – всякое родившееся существо, согласно учению о Карме, родилось таким именно потому, что в предшествующем своем воплощении данная душа совершила разные поступки, вызванные влечениями и желаниями. Если бы удалось уничтожить влечение – жизнь, бытие прекратились бы.

По учению Будды, душа человека окружена некоторой оболочкой (samskâra), на которой откладываются отпечатки всех мыслей, желаний и чувств, испытываемых человеком при жизни. Благодаря этой оболочке душа сознает себя индивидуумом (nâmarûpa), а утверждение своей индивидуальности порождает волю к жизни. После смерти человека душа в силу этой воли к жизни непременно переселится в другое живое существо, которое, опять-таки благодаря своей воле к жизни, непременно будет действовать и совершать разные поступки. Поступки сопровождаются мыслями, желаниями и чувствами, которые вновь осаживаются вокруг души и образуют новую оболочку со всеми дальнейшими последствиями. Таким образом, при нормальном ходе дела переселение душ и круговорот никогда не могут прекратиться.

Для того чтобы пресечь это зло, надо устранить его первопричину. Человек должен уничтожить в себе всякий интерес и волю к жизни. Он должен жить так, чтобы не иметь ни чувств, ни желаний, ни впечатлений, которые могли бы отложиться оболочкой вокруг его души. Таким образом, он препятствует образованию новой оболочки, а вместе с тем, убивая в себе сознание своей индивидуальности, разрушает и старую оболочку души. Это состояние полного бесстрастия, пассивности и равнодушия и, в сущности, полного прекращения какой-либо психической жизни, по буддийской терминологии, называется нирваной. Душа человека, достигшего нирваны, после смерти уже не воплощается в новом теле. Она “преодолевает без остатка рождение и смерть” и больше никогда уже не соединится с материальной субстанцией. Она уже больше не существует, ибо существование, бытие есть соединение духовной жизни с материальной.

Путь к достижению нирваны Будда указал двоякий. С одной стороны, психофизические упражнения самопогружения сосредоточенной медитации, задержки дыхания и проч., по приемам, почти тождественным с системой Йога. Но с другой – самопожертвование и любовь ко всему существующему (metta). Однако этот второй путь есть как бы часть первого, особое психофизическое упражнение. Любовь, милосердие, сострадание – все это для буддиста не чувства, ибо ведь чувств у него в душе остаться не должно, а [остается] лишь результат, следствие полной утраты чувства своей индивидуальности и своих личных желаний: при таком психическом состоянии человеку ничего не стоит жертововать собой для ближнего, ибо, не имея собственного желания, он, естественно, с легкостью исполняет желания других. Подавить свою волю настолько, чтобы поступать исключительно по воле другого, рекомендуется именно в виде упражнения. Всепрощение рассматривается как средство уничтожения чувства: равнодушие (upekkhв) находит свое завершение, когда человек относится к врагу совершенно так же, как к другу, когда он равнодушен к радости и к боли, к чести и к бесчестию.

Путь к нирване оказывается настолько трудным, что в течение одной человеческой жизни пройти его не представляется возможным. Но не следует унывать, ибо часть пути, пройденная душой в течение одной жизни, после смерти и переселения души в другое тело засчитывается. Человек, находящийся на пути к нирване и имеющий достигнуть нирвану в одном из своих следующих земных воплощений, называется Bфdhisattva; человек, достигший нирваны, но при этом не сохранивший способности учить других, называется Pratyкkabuddha; наконец, человек, достигший нирваны и помогающий другим идти по тому же пути, называется Вuddha. Это три категории святых буддизма.

Будда-Саккьямуни был последователен. Он отверг авторитет “Священного Писания”, лицемерно признававшийся другими школами, отверг и кастовый строй. Старых богов, не исключая Индры и Брахмы, Будда-Саккьямуни не отрицал, но считал, что перед ними стоит та же проблема выхода через нирвану из круговорота бытия, которая стоит перед людьми. А так как эти боги в нирвану не впали и продолжают жить в круговороте бытия, то не только всякий полный будда или пратьека будда, но и всякий кандидат в будду, “bфdhisattva”, стоит неизмеримо выше богов. Здесь, таким образом, завершается низведение богов, начавшееся уже с эпохи старого браманизма.

Если в начале эпохи старого браманизма люди стараются сравняться с богами, то теперь появляются люди, которые считаются уже превзошедшими богов. И таких людей, в общем, немало: северные буддисты полных будд считают десятками, а бодхисатв – тысячами”(Трубецкой Н. С. Религии Индии и христианство. История. Культура. Язык. М., “Прогресс-Универс”, 1995. С. 280–283).

Аналитическое описание – самый сложный вид описания, так как требует профессионального владения материалом и внимательного изучения источников. Н.С. Трубецкой на полутора страницах представляет основное содержание конфессии с более чем двухтысячелетней письменной традицией, система понятий которой радикально отличается от понятий знакомых его читателю философских систем. Основная задача аналитического разбора состоит в изъяснении действительного духовного смысла этой конфессии, который неясен читателю, не стоящему “на твердой почве христианского мировоззрения”, из-за кажущегося сходства ее положений с христианским вероучением.

В аналитическом описании на первый план выступает логико-понятийный каркас системы взглядов, подлежащих анализу. Автор выделяет ключевые понятия анализируемого учения, которые получают определения или толкуются через сходные понятия, известные читателю. Некоторые из специфических категорий представляются в оригинальном виде, даются в транскрипции и получают толкование в контексте, например, путем перифраза: “всякий кандидат в будду, “bodhisattva”. Эта система ключевых понятий с взаимосвязанными толкованиями располагается в порядке логического развертывания. В начале описания Н. С. Трубецкой представляет основные положения онтологии (учения о мироздании) буддизма; затем излагает вытекающие из них антропологические представления, связанные с пониманием цели жизни, из которых следуют нормы поведенческого характера. Далее рассматривается метод достижения идеала, дается характеристика этого метода и его результата в представлениях буддизма. Наконец, представляется историческая характеристика буддизма в отношении к предшествующим ему учениям.

ОБЪЯСНЕНИЕ представляет собой сообщение мыслей автора о предмете речи, толкующих изложенные факты, раскрывающих их содержание или выражающих отношение к ним автора. Объяснение является самой распространенной, “обычной” формой речи, поэтому на его построение как композиционно-речевой конструкции редко обращают специальное внимание, но на самом деле объяснение сложно, так как представляет собой слово о слове – такое истолкование высказываний, которое делает их понятными и осмысленными. В приведенных выше примерах описания система буддизма предстает, как факт, имеющий определенное строение и содержание, но смысл его остается неясным. Чтобы рассуждать об этом факте, например, сравнивая его с другими подобными или оценивая, и сделать вывод о нем, необходимо уяснить, что он значит, как автор его понимает и как его следует понимать читателю.

“С точки зрения христианской вся история религиозного развития Индии проходит под знаком непрерывного владычества сатаны. Это владычество начинается с того момента, когда существовавший в религиозном сознании не вполне ясно, но все же уже определенно обозначившийся образ истинного Бога-Творца и Промыслителя был отодвинут на задний план образами бесовскими. Затем, в эпоху старого брахманизма, вслед за лицемерным поклонением этим порождающим страх, но не вызывающим благоговения бесам появляется стремление сравняться с ними в отношении чудесной их силы, и отсюда – использование богослужения и аскеза для магических целей. Одновременно с развитием самоутверждающей гордыни человек, поставивший сам себя лицом к лицу с духом бездны, не может не содрогаться постоянно, вглядываясь сам в эту бездну. Лишенный разумного Бога и населенный бесами мир бессмыслен и страшен. Появляется стремление куда-то уйти, убежать от кошмарно-бессмысленной закономерности этого мира с его бесконечными повторениями.

И тут-то в учении буддизма сатана подсказывает человеку страшную мысль о полном самоубийстве, об уничтожении своей духовной жизни, с тем, чтобы душа человека растворилась в бездне, превратившись в ничто, в пустоту. Эта ужасная мысль, поднесенная, однако, в самом привлекательном виде, с лестным для человеческой гордости превозношением человека выше всех “богов”, надолго овладевает религиозным сознанием Индии. Затем появляется реакция, желание поклониться настоящему, недосягаемомоу Богу. Но когда человек, отвернувшись от бездны, перед которой его поставил буддизм, поворачивается, с тем чтобы найти достойного поклонения Бога, он, сам не замечая того, вместо Бога опять обретает сатану. На этот раз сатана заставляет человека простереться перед собой и так держит его распростертым и подавленным. Оскалившая зубы чудовищная десятирукая богиня Кали, едущая на колеснице, под тяжелыми колесами которой находят смерть фанатики-шиваиты, что это, как не символ полного торжества сатаны над человеком…” (Трубецкой Н. С. Там же. С. 291).

Правила объяснения:

неизвестные или неясные аудитории факты и понятия приводятся к известным и усвоенным ею понятиям и фактам;

позиция, с точки зрения которой толкуются факты или события, должна быть совершенно ясной, последовательной и осознанной самим толкователем;

объяснение должно быть отделено от изложения материала.

Общие рекомендации

Изложение должно быть:

правдоподобным. Это значит, что из состава данных, соответствующих действительности (а не вымышленных), отбираются и представляются те факты и в такой форме, чтобы изложение не вызывало сомнений в реальности приводимых данных.

приемлемым. Факты, которые приводятся в изложении, и выражения, которые используются для изображения фактов, должны утверждать нравственное чувство аудитории.

ясным. Слова и фразы, которые использует автор, должны быть знакомы аудитории, а само построение изложения – создавать воспроизводимую картину изображаемого предмета.

интересным. Излагая факты, автор переходит от более известного аудитории к менее известному.

Подтверждение – композиционная часть высказывания, которая содержит техническую (логическую или квазилогическую) аргументацию в пользу главного положения.

Объем, строение, уровень сложности и композиция технической аргументации определяются предметом речи и характером подготовки аудитории. Бывают случаи, когда практически все произведение представляет собой последовательность технических аргументов. Но обычно техническая аргументация подтверждения занимает ограниченное место в составе текста. Чем более пространны доводы, тем более сомнительны выводы. Поэтому не следует увлекаться рассуждениями. Убедительность технической аргументации определяется не числом доводов, а их силой и последовательностью.

Если положение выводится из фактического материала изложения, то подтверждение обычно размещается непосредственно после положения, которое следует за изложением. Если техническая аргументация содержит преимущественно анализ фактического материала и связана с ним содержательно, то за изложением обычно следует положение, после которого помещается подтверждение.

Бывают сложные случаи, когда имеется несколько частных положений вспомогательного характера, каждое из которых нуждается в обосновании фактическим материалом и связанными с ним рассуждениями. В таких случаях каждый пункт разделения оформляется, как отдельный блок аргументации, включающий изложение и подтверждение частного положения. Так строится аргументация крупных сочинений – диссертаций, теоретических статей, монографий, пространных докладов, обзорных работ, в которых для этого выделяются разделы, подразделы, главы, параграфы и т. п.

Порядок расположения аргументации (технической и нетехнической) может быть троякого рода: по хрии, по логической форме простого или сложного силлогизма, в возрастающей последовательности силы аргументов, в так называемой гомерической последовательности аргументов. Порядок расположения аргументов по логической форме определяется характером основного силлогизма, лежащего в основании сложного силлогизма – сорита или эпихейремы. Особенность его состоит в том, что выводы-положения обычно выносятся вперед, а за ними следуют посылки, хотя это и не обязательно. В отличие от хрии и логического расположения, которые исходят из строения предмета речи, применяются коммуникативные принципы расположения, которые основаны на характере восприятия речи. Лучше всего запоминаются и усваиваются крайние сегменты аргументации – начальный и конечный, а из крайних – конечный. Поэтому доводы можно располагать в восходящей последовательности от слабых к самому сильному.

Нисходящий порядок обычно не рекомендуется, но встречается довольно часто. Он используется в тех случаях, когда аудитория так или иначе вынуждена принимать аргументацию без критического обсуждения. Лучшим порядком считается гомерический, при котором сильные доводы даются в начале, основной довод – в конце подтверждения, а более слабые располагаются в середине. При этом сильные доводы предлагаются в максимально кратком виде и даются по отдельности, а слабые – соединяются вместе так, что образуют единый неразрывный комплекс. Такое расположение затрудняет анализ и возможную критику аргументации и часто используется в полемических речах и статьях, например, в судебном красноречии. Указанные принципы могут совмещаться и сочетаться. Поскольку наиболее важными из них являются хрия и гомерический порядок, их полезно рассмотреть особо.

Хрия представляет собой сложный квазилогический аргумент, положение которого развернуто и обосновано рядом доводов, обеспечивающих защиту положения от возможных возражений. Хрия состоит из трех частей: положения, обоснования и заключения. Положение хрии может быть распространено путем изъяснения, например, похвалы автору или перифраза содержания. Обоснование положения также включает две части: доказательство в виде причины (основания) и объяснение в виде доводов от противного, от подобия, от примера, от авторитета (свидетельство). Объяснение как вспомогательное доказательство может включать и иные доводы, например, уступление, прагматический аргумент, аргумент долженствования и пр., но оно также может и ограничиваться лишь некоторыми из этих доводов. Заключение может повторять положение или содержать следствие из него, если положение формулируется в виде посылки умозаключения.

Например: человеку свойственно искать истину – положение, меньшая посылка; Бог есть истина – большая посылка, человеку свойственно искать веры в Бога, следовательно, каждый должен ее искать – вывод силлогизма и заключение хрии. Далее следуют ответы на вопросы: почему человеку свойственно искать истину? что противоположно исканию истины? чему подобно искание истины? кто может найти истину? что сказано об этом в Св. Писании? Если эти ответы даны в надлежащей форме и расположены в надлежащем порядке, то и получается хрия. Таким образом, порядок расположения аргументов по хрии определяется естественным развертыванием содержания мысли, при котором (1) положение сначала (2) изъясняется, затем посредством силлогизма или энтимемы обосновывается (3) причина его истинности (аксиология – собственно доказательство), далее предлагаются доводы (4) от противного, за которыми следует (5) сравнение, потом даются (6) примеры, вся последовательность завершается (7) свидетельством (аргументом к авторитету) и (8) заключением. Хрия представляет собой развернутую эпихейрему, посылки которой получают обоснования, то есть оказываются выводами энтимем, построенных на основаниях главных топов: всего выходит семь суждений, к которым прибавляется распространение.

Хрия часто используется в гомилетике, и многие проповеди до середины XIX века и даже до нашего времени построены по хрии в строгой форме или в различных ее модификациях, например, в виде так называемой искусственной хрии, в которой положение-вывод выносится в конец, а сама аргументация строится от вступления через пример, причину, подобие, противное и т. д. Образец искусственной хрии – манифест императора Александра I “О изгнании французов из России”.

Широкое использование хрий в гомилетике объясняется не только тем, что почти все риторики, начиная с IV в., когда хрия была впервые разработана и описана ритором Аффонием Антиохийским, содержат учение о ней, но и потому, что хрия является самым простым и естественным ходом развития мысли от положения к заключению. Для проповедника хрия особенно привлекательна тем, что владение стандартизированной последовательностью элементов проповеди, каждый из которых строится по известному правилу, позволяет импровизировать завершенное по содержанию и сжатое по форме слово, обходясь без специальной предварительной подготовки. В “Слове в день свершившегося столетия Московского университета” святителя Филарета Московского, хотя в целом аргументация в нем выстроена по иному композиционному принципу, есть последовательности элементов построения, повторяющиеся в различных местах текста, которые можно рассматривать как хрию:

Положение: “Видно, истина нужна миру, видно, нужно чрезвычайное о ней свидетельство, видно, не была бы она достойно и удовлетворительно засвидетельствована, если бы не свидетельствовал о ней воплощенный Бог-Слово”.

Причина: “Истина есть одна из естественных и существенных потребностей духа человеческого”.

Свидетельство: “Божественное откровение говорит в глубоком значении, что слово Божие, или истина Божия, есть хлеб жизни. Не о хлебе едином жив будет человек, но о всяком глаголе, исходящем из уст Божиих” (Мф. 4, 4).

Подобие: “Подобно и естественный разум, хотя не в таком глубоком разумении, может сказать, что истина есть жизненная пища духа человеческого”.

Противное: “Уничтожьте истину, в уме останется пустота, голод, жажда, томление, мука, если только он не в омертвении или не в обмороке от крайнего невежества. Если вздумаете питать его образами воображения, имеющими преходящий блеск, но не заключающими в себе твердой истины, ему вскоре наскучит черпать воду бездонным сосудом, и жажда его останется неутолимой, и мука неисцельной.

Пример: Что значит любопытство детей, их желание о всем спросить и все узнать?”.

Свидетельство – аргумент ad hominem: “Но можно ли действительно находить истину? – должно думать, что можно, если ум без нее не может жить, а он, кажется, живет, и, конечно, не хочет признать себя лишенным жизни”.

Затем снова следует аргумент от противного и т. д.

Свободный порядок предполагает взаимное расположение аргументов, которое требует от ритора значительно больших искусства, опыта и творческих усилий, чем хрия. Ритор, прибегающий к свободному гомерическому порядку, должен:

во-первых, хорошо представлять себе особенности аудитории, ее мировоззрение и характер приемлемой для нее аргументации;

во-вторых, уметь свободно строить цепочки аргументов, преобразуя суждения и умозаключения по логическим правилам, и стилистически организовать рассуждение в связный текст так, чтобы смысловые швы между умозаключениями или отдельными их элементами были незаметными.

В качестве примера рассмотрим построение аргументации в “Слове” святителя Филарета.

Состав аудитории – профессоры и студенты, собравшиеся в храме по случаю университетского юбилея, люди не всегда церковные, и, может быть, не всегда верующие, на что указывает и содержание речи: обосновываются те положения, которые представляются аудитории сомнительными. Святитель Филарет обосновывает совместимость веры и науки и необходимость не только признавать истину, но и жить по учению Церкви.

Схема аргументации исходит из тезы, включающей положение и предложение: поскольку вы делом исповедуете, что Христос есть Божия премудрость поучающая и Он же есть предмет поучающей премудрости – истина; что Господь дает премудрость наставляющим, и от лица Его познание и разум в наставляемых, то следовательно, путем истины стремитесь к истинной жизни. Задача аргументации состоит, таким образом, в обосновании правильности (истинность и необходимую связь) обоих утверждений.

Система аргументации включает пять положений:

истина есть одна из естественных и существенных потребностей духа человеческого;

достижение истины возможно;

корень и основание истины есть идея Бога, Творца, Вседержителя; и сия истина весьма доступна познанию всех человеков;

Господь Христос Спаситель Сам есть истина и путь к истине и жизни;

путем истины стремитесь к истинной жизни.

Первое положение обосновывается наведением: общечеловеческое стремление к истине, которое проявляется в любознательности детей; стремление к моральной истине как социальной норме, которое проявляется в праве; стремление к истине как основе картины мира и человека, которое проявляется в научном знании.

Второе положение обосновано аргументом ad hominem, создающим логический парадокс (приведение к абсурду).

Обоснование третьего положения строится на трех аргументах: к авторитету (общего мнения философии); прагматическом (из нескольких равнозначных решений предпочтительно то решение, которое дает наилучший результат); к личности и действию (по творению познается Творец).

Четвертое положение обосновано более сложным образом. Обоснование начинается развернутой формулировкой антиномии, основанной на столкновении выводов предшествующей аргументации с реальностью: познание истины естественно и необходимо, между тем человек пребывает в заблуждении. Для обоснования ответственности человека используется аргумент долженствования. Если существует истина и познание ее есть необходимость духовной жизни, то человек обязан познавать истину. Если человек не делает то, что обязан делать, он виновен. Если познание истины есть условие духовной жизни человека, и человек не познает ее, то следовательно, душа его погибает. На этом выводе основывается умозаключение: духовная смерть есть естественное следствие незнания истины; правосудие Божие осуждает человека, виновного в том, что он не познал истину; следовательно, правосудие Божие о человеке идентично естественному следствию поведения человека. Выход из антиномии строится через сопоставление естественной истины с милостью Божией – воплощением Бога Слова: Господь Иисус Христос, как совершенный Бог и совершенный человек, есть Истина и свидетельствует истину. Это значит, что Бог ведет к истине человека, который сам не в состоянии познать ее. Принимающий свидетельство Христа Спасителя следует за Ним. Поэтому Иисус Христос есть истина и путь. Здесь используется аргумент направления: движение, направленное к цели, содержит в себе элементы ее осуществления, поэтому каждый шаг к цели открывает возможность последующего шага; если для первого шага к цели имелось достаточное основание, то же основание тем более достаточно и для последующих шагов. Аргумент от противного: если причиной незнания человеком истины является его вина, то нужна милость Божия, чтобы устранить причину, ибо устранением причины устраняется следствие.

Пятое положение, развивающее результаты предшествующей аргументации, является общим заключением речи. Оно обосновано рядом последовательных доводов, которые утверждают (1) единство истины, объединяя христианскую религию и культуру через отношение целого и частей и (2) посредством наведения – разделительного аргумента, который так же строится, как аргумент к человеку, – единство истины в видах научного знания. Этот разделительный аргумент к человеку построен в виде наведения и основывается на обоснованном ранее положении о единстве Божественной и естественной истины. Особенность его в том, что он касается собственно пути к истине человека науки: философа и естествоиспытателя, историка, астронома, филолога. Наведение обобщается в выводе: “Христос есть не только истина, но и жизнь”, который выступает в качестве опущенной посылки завершающей энтимемы, приводящей к утверждению: “Путем истины стремитесь к истинной жизни”.

Система аргументации в “Слове” святителя Филарета строится в свободной гомерической последовательности. Из примера видно, что понятие силы аргументов – относительное: положения и аргументы, которые представляются наиболее ценными с богословской точки зрения, располагаются в середине аргументации. Из-за своей сложности они, с точки зрения риторической, оказываются менее действенными, чем положения и доводы, размещенные в начале и в конце подтверждения и явно ориентированные на общие места аудитории. При этом аргументация строится, как последовательная цепочка доказательств, на выводе каждого из которых основано последующее.

Убедительность аргументации укрепляется последовательной мотивацией: положение первое привлекает внимание, положение второе пробуждает интерес, положение третье предлагает визуализацию, то есть наглядную реализацию интереса как привлекательную цель, положения четвертое и пятое указывают действие как путь достижения цели.

Рекомендации:

не следует умножать число аргументов;

предмет аргументации разделяется на составные части-положения, которые логически следуют одно из другого, образуя единую систему обоснования;

сильные аргументы разделяются, слабые аргументы объединяются;

сильные аргументы располагаются в начале и в конце подтверждения;

самый сильный аргумент располагается в завершении обоснования;

наиболее сильные аргументы суть те, которые затрагивают интересы аудитории и указывают конкретные действия для достижения привлекательной цели;

небольшие по объему речи и сочинения дидактического содержания располагаются по хрии.

Опровержение – композиционная часть высказывания, которая содержит аргументацию позиции ритора через обоснование ложности или неприемлемости взглядов или мнений, несовместимых с ней. Цель опровержения не демонстрация ошибок или несостоятельности тех или иных взглядов как таковых, но обоснование выдвинутых ритором положений через отвержение несовместимых с ними утверждений. Увлекаться полемикой не следует, лучший способ опровергнуть неверные мнения состоит в убедительном обосновании правильных. Поэтому к опровержению следует прибегать лишь по мере необходимости, когда нет других возможностей утвердить правильное положение, или когда приходится защищать свои убеждения от критики.

Существуют три техники опровержения – диалектическая, эристическая и софистическая аргументация.

Цель диалектической аргументации – установление истины или принятие правильного решения, поэтому критика в диалектической аргументации основана на совместном поиске истины. Диалектическая критика называется дискуссией и применяется, по существу, к действительным или потенциальным единомышленникам. Цель дискуссии – согласие, поиск истины или правильного решения, поэтому критическая аргументация в дискуссии строится по логическим правилам и исключает аргументы, связанные с личностью, мировоззрением или интересами оппонента.

Цель эристической аргументации – утверждение принятой позиции и отвержение позиции оппонента, поэтому критика в эристической аргументации основана на принципе добросовестного спора. Эристическое опровержение называется полемикой. Добросовестная эристическая аргументация не исключает компрометации критикуемой позиции или самого оппонента. Поэтому помимо собственно диалектических аргументов эристическая аргументация включает аргументы к человеку, к авторитету, к аудитории, и полемизирующие стороны отбирают для защиты своих позиций доводы, которые убедительны в первую очередь не для оппонента, а для аудитории.

Цель софистической аргументации – подавление оппонента и введение аудитории в заблуждение относительно его действительных взглядов, целей и намерений. Поэтому софистическая полемика сознательно использует приемы введения в заблуждение, включая прямую ложь и клевету. Обычно именно софистическая аргументация прикрывается требованиями “политической корректности”, “ненасилия”, “терпимости”, “гармонизации”, представляя любую критику в свой адрес как агрессию. Софистика всех времен прокламирует познавательный и нравственный нигилизм, поэтому она отвергает саму правомерность прямой полемики и борьбы мнений и называет “пропагандой” защиту всякого положительного мировоззрения и всякую философию. Опровержение софистической аргументации – демонстрация обмана и разоблачение обманщика, поэтому оно неизбежно имеет полемический характер. Рассмотрим диалектическое и эристическое опровержение как разоблачение софистики.

Дискуссионное (диалектическое) опровержение связано с решением ряда задач технического характера, которое позволяет обеспечить объективность, обоснованность и точность критики.

Во-первых, критиковать обычно приходится концепцию, то есть совокупность взглядов, развиваемых в крупной работе или целом ряде сочинений и часто обоснованных специальной сложной аргументацией научного или философского характера. Поэтому критик должен решить сложную задачу – точно, кратко и объективно описать критикуемую концепцию.

Во-вторых, концепция, подлежащая критике, обычно содержит в себе истинные или правильные положения, которые перемешаны с неверными. Поэтому критику нужно отделить правильные положения от неправильных и тщательно определить предмет критики.

В-третьих, критикуемая концепция обычно достаточно серьезно обоснована; в составе положений и аргументов, подлежащих критике, имеются принципиальные и непринципиальные, сильные и более слабые. Поэтому задача критика состоит в том, чтобы найти слабое звено в аргументации принципиальных положений и не подменить опровержение принципиальных положений разбором второстепенных и частных деталей критикуемой концепции, то есть критиковать основные положения концепции.

В-четвертых, критика исходит, с одной стороны, из позиции самого критика, а с другой, из особенностей и внутреннего строения критикуемой концепции. Оба эти источника критических суждений должны быть тщательно разведены, чтобы критика приводила к обоснованию, и, следовательно, принятию именно тех положений, исходя из которых критик строит опровержение. Это значит, что логическая форма несовместимости критикуемого и выдвигаемого положений должна определять построение опровержения и выбор критических аргументов.

Полемическое опровержение строится в основном по тем же правилам, что и диалектическое. Но составные части опровержения в полемическом опровержении выглядят иначе, чем в диалектическом. Поскольку цель полемического опровержения – переубедить не самого оппонента, а тех, кто склонен принять его аргументацию, полемическое опровержение обычно включает критическую характеристику самого оппонента.

В добросовестной полемике не искажаются позиции и слова оппонента, не применяются угрозы, запугивание, инсинуация, провокация, (побуждение оппонента к необдуманным высказываниям, которые могут быть обращены против него). Если оппонент применяет недозволенные приемы спора, они разбираются и оцениваются полемистом как некорректные. Рассмотрим пример.

“О. С. Булгаков полагает, что догматическому суждению о том или ином учении должно предшествовать богословское обсуждение, споры, столкновение различных мнений, на основе которых в результате является Истина. “Это обсуждение совершается иногда бурно и длительно (христологические споры) и завершается торжественным вероопределением на вселенском или поместном соборе, принимаемом Церковью в качестве слова истины (а иногда и отвергаемом: лжесоборы) или же tacito consensu, самою жизнью Церкви. В данном частном случае в отношении к моей доктрине еще даже не началось ее надлежащее богословское обсуждение, которое должно совершаться, не насилуемое никаким преждевременным судом” (с. 53). Заметим, что это требование предварительных богословских обсуждений и полемики находится в странном противоречии с заявлением о. С. Булгакова о том, что он привык “оставлять без внимания многочисленные нападения” на свою доктрину. О. С. Булгаков считает свою софиологию “еще принадлежащей к области богословского обсуждения”. “Такого обсуждения по тяжким условиям нашей жизни до сих пор она почти не имела. Из истории догматов мы знаем, что окончательному определению Церкви всегда предшествовало догматическое брожение, состязание разных школ и идей, друг друга взаимно исключавших (как было и в эпоху Вселенских Соборов), доколе Дух Божий не открывал церковной истины соборному сознанию Церкви. Вопрос о Софии, Премудрости Божией, можно сказать, еще не начинался обсуждением, которое хочет завершить своим приговором м. Сергий. Здесь имеют применение слова ап. Павла: “Ибо надлежит быть и разномыслиям (aireseij) между вами, да откроются искуснейшие”.

О. С. Булгаков хочет превратить богословские споры, разделения (“ереси”), смуту – в нормальное явление церковной жизни, в необходимую норму, без которой невозможно постижение Истины. Он обличается прежде всего ап. Павлом, на которого хочет опереться. Следует рассмотреть цитату во с всем ее контексте (1 Кор., 11, 16–19). Ап. Павел прекращает споры коринфян о покрывании волос женами в храме, указывая на принятый церквами обычай: “А если кто бы захотел спорить, то мы не имеем такого обычая, ни церкви Божии. Но предлагая сие (т. е. разрешая спор как “искуснейший”), не хвалю вас, что вы собираетесь не на лучшее, а на худшее. Ибо, во-первых, слышу, что, когда вы собираетесь в Церковь, между вами бывают разделения (scismata): чему отчасти и верю, ибо надлежит быть и разномыслиям между вами, да откроются искуснейшие”. Иного толкования приведенного текста, т. е. в смысле “необходимости” ересей для нормальной жизни Церкви, быть не может. В противном случае пришлось бы толковать в том же смысле слова Господа: “Горе миру от соблазнов, ибо надобно прийти соблазнам; но горе тому человеку, чрез которого соблазн приходит” (Мф. 18, 7), т. е. приписывать Богу происхождение зла, соблазнов и нестроений в мире.

Бурные и длительные “богословские обсуждения” (например, христологические споры, на которые указывает о. С. Булгаков) сами по себе отнюдь не являются нормальным и желательным явлением церковной жизни. Достаточно вспомнить ту глубокую 60-летнюю смуту и расстройство, в которые повергли Церковь “богословские обсуждения”, вызванные арианством. Соборные вероопределения, которыми обычно заканчивались споры, всегда являлись экстренной мерой. Они ни в какой степени не оправдывают тех, кто вынуждает Церковь к столь крайней мере, возбуждая споры и смуту, становясь причиной соблазна (skandalon). Героизм, проявляемый на войне защитниками отечества, не делает войну саму по себе положительным и необходимым явлением.

Если бы о. С. Булгаков был прав, утверждая, что надлежащее богословское обсуждение его доктрины еще не началось, что всякий суд о нем епископов Церкви является “преждевременным” и “насилующим”, если бы богословские споры и обсуждения были нормой догматической жизни, единственным путем к познанию Истины, то никогда не было бы Отцов и Православия бы не существовало… были бы мнения, блуждания впотьмах, множество комиссий, разбирающих и обсуждающих отдельные положения, громадная литература, подготовка материалов к “будущему Собору”, – и покинутое стадо верных, предоставленное “ветрам учения”, не знающее за кем идти, как веровать, в ожидании “обоснованного суждения” Собора, который в результате, по словам о. С. Булгакова, может еще “оказаться разбойничьим”. Об этом стаде верных, ради которых пролилась драгоценная Кровь Христова, ради которых в Пятидесятницу сошел Дух Святой, ради которых существует Церковь, о. С. Булгаков забывает. Забывает и о том, что в Церкви людям вручена сама Божественная Истина, а вместе с тем и ответственность за чистоту ее усвоения всеми членами Тела Христова, каждым в свою меру. Сознание этой ответственности, ревность о Церкви побуждают их не к промедлению и обсуждению, но прежде всего к решительному противодействию тому, что может принести духовный вред верным. Слово – не безразличное сотрясение воздуха, а действенная духовная сила, особенно слово учения в Церкви. Здесь не может иметь места квиетизм, но необходимо бодрствование церковной власти и немедленное принятие тех или иных мер для наставления и ограждения паствы. Богословские споры, которые при этом возгораются, являются печальной необходимостью, той войной, в которой выдвигаются “искуснейшие”, защищая общее достояние Церкви.

Итак, отсутствие предварительных богословских споров отнюдь не может быть аргументом против права м. Сергия ограждать свою паству от того, что ему представляется ложным и духовно опасным в учении о. С. Булгакова. Это не исключает, однако, возможности догматических споров и обсуждений в дальнейшем” (Лосский В. Н. Спор о Софии. Статьи разных лет. М., 1996. С. 12–15).

Полемическое опровержение строится в гомерической последовательности: наиболее сильные доводы расположены в начале и в конце. Сильными в полемическом опровержении оказываются доводы, приводящие критикуемую доктрину не к внутреннему противоречию, а к противоречию с основными общими местами, в данном случае с коренными положениями учения Церкви. Предметом обсуждения фактически является этическая позиция оппонента. Но полемист воздерживается от явных формулировок, строя энтимемы с опущенным выводом и предоставляя формулировку выводов читателю или слушателю. Например, что приносит духовный вред верным? от кого “искуснейшие” защищают общее достояние Церкви?

Рекомендации.

Не следует увлекаться критикой: опровержение используется только тогда, когда оно необходимо.

Выбор типа опровержения (диалектического или эристического) определяется характером критикуемой позиции и условиями дискуссии, а не вкусами ритора: в любом случае следует предпочесть диалектическую технику опровержения эристической.

Не следует использовать эристические, а тем более софистические аргументы в диалектическом опровержении.

Если в условиях диалектической дискуссии оппонент переходит к эристической или софистической аргументации, следует немедленно применить ответную эристическую технику: ритор должен помнить, что он отстаивает не свои личные интересы.

Эристическое опровержение может быть критикой или разоблачением: в первом случае ритор ставит оппонента перед альтернативой, во втором случае его задача состоит в компрометации полемического противника перед аудиторией.

Эристическое опровержение обычно начинается с компрометации пафоса, затем переходит к компрометации логоса и завершается компрометацией этоса оппонента.

Рекапитуляция (обобщение) – композиционная часть высказывания, содержащая обобщение изложенного материала. Рекапитуляция иногда рассматривается как звено, связывающее середину и конец высказывания – побуждение. Рекапитуляция может строиться в виде цельного фрагмента текста или серии выводов. Завершающая рекапитуляция не является простым повторением главной мысли произведения: желательно, чтобы она содержала развитие этой мысли и возбуждала дальнейший интерес к предмету, открывая тем самым возможность продолжения речи.

В первом случае рекапитуляция позволяет сделать завершение речи более ясным и убедительным: напомнить главное положение и непосредственно связать его с побуждением. Так строится рекапитуляция в речи святителя Филарета о столетии Московского университета, представляющая собой краткую и ясную словесную формулу всей речи.

“Все мы, христиане, и любомудрствующие, и в простоте смиренномудрствующие, да не забываем никогда, что Христос есть не только истина, но и жизнь. В Своем слове и в Своем примере Он сделался для нас путем, чтобы привести нас к истине и через истину к истинной жизни. Кто думает обеспечить себя достижением некоторого познания истины Христовой и недостаточно старается обратить ее в действительную жизнь по учению и примеру Христову, тот самой истиной обманывает себя и подвергает себя опасности умереть на пути и никогда не достигнуть истинной, вечной, блаженной жизни со Христом в Боге. – Тако тецыте, да постигнете”.

Рекапитуляция в виде выводов обычно является завершением высказывания.

Побуждение – завершающая часть высказывания, в которой, как и в предшествующей рекапитуляции, концентрируется и выражается основной пафос. Побуждение строится, как призыв к действию или решению, и иногда объединяется с рекапитуляцией. Но в любом случае основными требованиями к побуждению являются краткость, ясность, приемлемость, воспроизводимость. Что касается выражения пафоса, то следует помнить, что сила речевой эмоции больше зависит от значения и смысловых ассоциаций слов, чем от их стилистических характеристик, поэтому слова высокого стиля обычно не только не оставляют слушателя или читателя равнодушным, но даже могут быть восприняты иронически, особенно в завершении устной публичной речи.

Избегать неуместного пафоса в завершении речи так же важно, как добиваться пафоса истинного. Ложный пафос не только фальшивая, наигранная или неуместная эмоция речи, но равным образом неэтичная эмоция: гнев, зависть, пренебрежение, уныние, безразличие не должны проявляться, в особенности, как основной пафос. И ритору следует тщательно взвесить выражения, которые он использует в побуждении, чтобы избежать случайного пафоса, вызванного неточным или необдуманным употреблением слов.

Одно из важнейших правил пафоса состоит в том, что даже если предмет речи связан с печальными событиями, угрозой, надвигающейся опасностью, а может быть, в таких случаях в особенности, пафос побуждения должен быть оптимистическим, потому что побуждение предполагает возможность осуществления решения силами аудитории.

“Так теки царским путем, царская обитель знаний, от твоего первого века в твой второй век. Оглянувшись на достигнутые успехи, благодари Бога и поревнуй достигнуть бóльших. Не прикрывай лестью неразлучных с делами человеческими несовершенств, но в беспристрастном их признании найди наставление и побуждение к усовершениям. Распространяй не поверхностное образование, но просвещение, проницающее от ума досердца, и да будет плодом знания добродетель и истинное благо, частное и общее. Подвизайся образовать подвижников истины и правды, веры и верности к Богу, царю и Отечеству, которые бы жили истиной и правдой и готовы были за них пожертвовать жизнью. Ибо истина, когда за нее умирают, бывает особенно животворна. Аминь”.

Рекомендации

Завершение – важнейшая часть высказывания, успех аргументации всецело зависит от качества завершения.

Завершение речи должно быть кратким, ясным и энергичным.

Аудитория должна понять, к чему призывает ее ритор.

Следует избегать ложного пафоса, который компрометирует ритора.

Рекапитуляция используется, в основном, в пространных высказываниях.