Новый русский" как фольклорный персонаж
Алексей Гетманцев
Цикл - естественная форма бытования анекдотов. В поле зрения исследователей попали уже многие бытующие в настоящее время циклы. Но практически во всех исследованных циклах главные персонажи имеют литературный, или скорее, кинематографический прототип. В анекдоте материал (книга, фильм, мультфильм) претерпевает три стадии изменений: абсурдизация готового мотива; инверсия качеств персонажа; возникновение метатекстов ("квазианекдотов"). Однако исследование только циклов с персонажами, имеющими прототипы, затрудняет и постановку, и разрешение важных теоретических вопросов: о принципах циклизации, о взаимодействии циклов и об их бытовании.
Автор впервые услышал словосочетание “новый русский” весной 1992 г. от человека, который причислял себя к этой, тогда только еще возникавшей, социальной группе. Тогда в это определение вкладывался позитивный смысл. Этимологически русское выражение “новый русский” восходит к английскому “new russian” и является калькой. Словосочетание “new russian” начало употребляться в зарубежной англоязычной прессе на рубеже 80-х – 90-х гг. и несло позитивную оценку с оттенком удивления: очень непривычно смотрелись на Западе первые постсоветские бизнесмены. Очевидно, сначала наименование “новый русский” было самоопределением и самоназванием. Следующий этап, хронологически почти неотделимый от первого – это отрыв названия “новый русский” от среды, его породившей. В языке представителей других социальных групп это было “чужое слово”, обозначавшее чужака, “не такого, как мы”. Начинала работать оппозиция “свой/чужой”. Она реализовывалась во всех сферах и на всех уровнях; особенно это заметно – в языке. Образ чужака в фольклоре, как многократно было доказано, - традиционный объект насмешек. Здесь обнаруживается явное типологическое сходство с «представителем глупого народа» – то есть образом традиционных анекдотов и бытовых сказок. Но для того, чтобы насмешливо-отрицательное отношение к “чужаку” проявилось в форме фольклорных произведений, “чужак” должен стать художественным образом, персонажем, подчиняющимся законам жанра (в данном случае – современного народного анекдота). Цельный, характерный, узнаваемый персонаж является центром любого цикла анекдотов. Он формируется тремя аспектами: действие и взаимодействие с другими персонажами, в которых герой проявляет свои качества; стиль и другие особенности речи; портретная характеристика (включая атрибуты). Отправной точкой для создания образа “нового русского” служит некий собирательный образ типичного представителя этой социальной группы, сложившийся в массовом сознании.
Какие же действия совершает фольклорный “новый русский” и как и с какими другими персонажами он взаимодействует? “Новый русский” покупает безумно дорогие машины (“кузов платиновый, бампер золотой, колеса серебряные…”); яхты (“паруса – малиновые, мачты – веером!!!”); картины (“ранний Сальвадор Дали”); замки и виллы; модную и стильную одежду (“пиджак на мне от Версаче…); ювелирные украшения для себя и жены (“цепь золотую, килограммов на десять”) и другие атрибуты немыслимого, непомерного богатства.
“Новый русский” часто ездит за границу (в Америку, в Париж, на дорогие курорты), ест деликатесы (“суп из акульих плавников”, “филе из лягушачьих лапок”). Его отдых – пьянки в ресторанах, игра в казино, общение с “девочками”.
Как ясно из цитат, ценность всех вещей, которыми обладает или которые приобретает “новый русский”, гиперболизируется: если машина – то «шестисотый” (желательно целиком из драгоценных металлов), если жилье – то средневековый замок или огромная вилла, если украшения – то тяжелая золотая цепь или бриллианты не встречающихся в природе размеров. Квинтэссенция гиперболизированного богатства – “миллиард баксов на счету в швейцарском банке”.
Примерно половина анекдотов о “новых русских” посвящена их взаимодействию между собой. “Новые русские” хвастаются своим богатством, рассказывают друг другу о своем отдыхе и о заграничных впечатлениях, просят друг у друга взаймы. При этом в долг никто никому не дает (или дает, но на абсолютно абсурдных условиях), в рассказах о Париже фигурирует “Фефелева башня”, а на курорте “новый русский” выходит из воды в ластах, малиновом пиджаке, зеркальных очках и с сотовым телефоном.
“Новый русский” как образ наиболее выразительно раскрывается во взаимодействии с другими персонажами. Этих персонажей по отношению к самому “новому русскому” можно разделить на пять групп.
Первая группа – это “специалисты”, то есть мастера своего дела, профессионалы в какой-либо области (искусствовед, архитектор, врач, автослесарь, страховой агент и т.д.).
Вторая группа – люди, принципиально противопоставленные “новому русскому” по своим социокультурным характеристикам (панк). Третья – сверхъестественные персонажи (золотая рыбка, черт, ангел). Как своеобразный аналог сверхъестественному персонажу может выступать компьютер. Четвертая группа персонажей, с которыми может взаимодействовать “новый русский”, обладает минимальным набором характеристик. Такой персонаж именуется “человек”, “мужик”, “прохожий” и т.п.
Взаимодействие со “специалистами” иллюстрирует невежество и самонадеянность “нового русского”. Автослесарь делает ему в машине обруч, чтобы поддерживать голову, которую оттягивает золотая цепь:
Новый русский приходит в автосервис. Находит бригадира автослесарей.
— Вот хочу тут на свой “Мерседес” всяких прибамбасов наставить.
— Нет проблем. Вот прайс наших услуг. Выбирайте и пишите заказ.
Через какое-то время бригадир подходит и смотрит лист заказа.
— Так, эти нахлобучки мы поставим, эти мульки тоже... А это что за обруч для головы, такого в прейскуранте нет!
- Да это, понимаешь, я сам придумал. Цепь золотая голову оттягивает, поддержать надо...
(“Анекдоты о новых русских”)
)Страховой агент объясняет, что если “новый русский” сам подожжет свою виллу, то вместо страховки получит лет пять тюрьмы. Архитектор строит бассейн, в который “новый русский” не будет наливать воду (“некоторые братаны не умеют плавать”). Точное выполнение абсурдных заказов и профессиональная невозмутимость персонажей-мастеров демонстрируют их психологическую победу над “новым русским”.
Встреча “нового русского” и панка на самом деле выявляет достаточно сложную социальную и психологическую коллизию. “Новый русский” едет на “Мерседесе”, его одежда, обувь, часы стоят целое состояние. Он – “сливки общества”, потребитель высшей пробы; мода и стиль существуют ему на потребу.
Панк сидит на обочине в грязи. Он одет в лохмотья, обвешан консервными банками, на голове прическа-ирокез. Он – отбросы общества потребления, «человек со свалки», циник и негативист, демонстрирующий это всем своим видом. Смешно уже то, что противоположности сходятся. Облику обоих персонажей свойственна повышенная знаковость, они оба подчеркивают (прежде всего внешне), что они не такие, как все. Соль же анекдота в том, “новый русский” не узнает “своего”, да он и не в состоянии этого сделать. Он советует панку выделяться не видом, а умом. Рассказчик этого анекдота интуитивно ощущает, что “новый русский” и панк очень похожи друг на друга, но панк оценивает себя адекватно, а “новый русский”– нет.
Однажды новый русский встретил панка — оборванного, раскрашенного, с зеленым “ирокезом” вместо прически.
— Ну ты даешь, братан! — восклицает новый русский. — Зачем тебе все эти прибамбасы?
— Да вот, понимаешь, выделиться хочу, — отвечает панк.
Э-э-э... Вот смотри — пиджак на мне от Кардена, пятнадцать штук баксов стоит. Стильный. Вот часы на руке. “Ролекс”. Между прочим, пять штук баксов. Галстук от Версаче, так, мелочь, всего штука баксов. Ботинки — по индивидуальному заказу — восемь штук... Умом надо выделяться! Умом!!!
(Архив автора, 2000 г., самозапись)
С каждым сверхъестественным персонажем “новый русский” взаимодействует по-своему. Золотая рыбка пытается выполнить все желания “нового русского”, но ни в одном известном автору анекдоте не в состоянии этого сделать. Рыбка может остановить войну, но не может сделать жену “нового русского” красивой. Важно то, что в анекдотах, где фигурирует золотая рыбка и “новый русский”, хозяином положения является этот последний. Рыбка выступает как подчиненный, зависимый от “нового русского” персонаж. Неравноправность героев отчетливо видна по индивидуальному стилю речи каждого: рыбка обращается к “новому русскому” “добрый человек”, “брат”, а он ее называет “вонючей селедкой”, “тухлой килькой” и обещает, если его желания не будут выполнены, пустить золотую рыбку на воблу.
Новый русский поймал золотую рыбку.
- Добрый человек, отпусти меня в море синее, — взмолилась рыбка, — я любые три твои желания выполню!
- Нет, четыре. Сначала три, а потом еще одно.
— А по сказке положено только три.
— Ты, селедка вонючая! Я ж тебя сейчас высушу и пиво закушу. Еще указывать мне будет, килька тухлая!
- Хорошо, хорошо, пусть будет четыре. Загадывай.
— Хочу лимон баксов.
Перед новым русским появляется мешок с баксами.
— Так, теперь хочу, чтобы война в Чечне закончилась,
у меня от нее одни убытки.
— Слушай, мне это не по зубам. Это же высокая политика, большие люди...
— На воблу пущу!!!
Война в Чечне стремительно заканчивается.
-Так, а теперь мне надо две группировки помирить. Одна из меня деньги вышибает, другая меня покрывает, а они между собой в контрах.
— Нет, это нереально. Они друг друга ненавидят.
- А я тебя с пивом!!!
Группировки резко начинают дружить.
— А теперь последняя просьба. Жена у меня — редкостный крокодил. Разводиться не хочет, достала до невозможности. Хотел замочить, так она без охраны не ходит. Сделай из нее красавицу и чтоб характер был у нее ласковый и добрый.
Новый русский вытаскивает из лопатника фотографию и показывает рыбке. Та долго всматривается.
- М-да-а…Так что ты там говорил насчет воблы?
(“Анекдоты о новых русских”
С ангелом “новый русский” пытается обращаться так же, как с золотой рыбкой, упуская из виду то, что ангел никак от него не зависит. “Новый русский” называет ангела “ворона гребаная” и требует золотую цепь и малиновый пиджак. Он получает просимое, но лишается парашюта, с которым покинул самолет; пытается отказаться от того, что он сам пожелал - но ангел советует ему обратиться “чуть попозже и в более высокие инстанции”. “Новый русский” демонстрирует полное непонимание ситуации. Он неспособен адекватно оценить ни себя, ни других – и терпит поражение.
Общий язык “новый русский” в состоянии найти только с чертом. Ведь речь идет о сделке (черт покупает душу “нового русского” за миллиард баксов, состав алюминия, налоговые льготы, независимость от криминальных группировок и т.д.). Черт – свой, и “новый русский” называет его “братан”. Даже в том случае, когда черт забирает у него душу, “новый русский” не замечает, чего он лишился. Бездушие “нового русского” получает своеобразное обоснование.
Парный персонаж четвертого типа необходим для развития действия анекдота. Его характеристики нарочито стерты. Он может выступать как хитрец, обводящий “нового русского” вокруг пальца. Он может выступать как пациенс (особенно в распространенном мотиве столкновения автомобилей) или как репрезентация авторского голоса, носитель здравого смысла (говорит “новому русскому” о том, что в аварии тот лишился руки – но для “нового русского” важнее утраченные вместе с рукой часы “Ролекс”).
Пятая группа также неоднородна. Это персонажи, обладающие властью (судья, милиционер, налоговый инспектор). С ними “новый русский”, в силу их статуса, вынужден взаимодействовать более конструктивно. С “ментами” “новый русский” обходится запанибрата, хотя и подчиняется их требованиям (везет пингвина в зоопарк, предъявляет документы и т.п.). Судье он просто предлагает взятку. Рэкетирам “новый русский” отдает деньги и имущество, но без сожаления (“…я ведь все равно собираюсь новый кредит брать…”). Больший страх вызывают налоговые инспектора, которых “новый русский” иногда пытается, а иногда даже и не пытается обмануть.
Итак, со своими собратьями “новый русский” ведет постоянную психологическую войну. Это состязание в богатстве и “крутизне”. Любые дружеские или партнерские отношения подразумевают обман, это все знают и к этому все готовы. “Новый русский” эгоцентричен и себялюбив до абсурда. Над теми, кто от него зависит, “новый русский” издевается, видя в них только исполнителей его воли и желаний. Желания эти всегда абсурдны и по большей части неосуществимы. Из-за своей глупости и самонадеянности “новый русский” часто остается в дураках. С представителями власти “новый русский” не конфликтует, чаще пытается хитрить – но тоже абсурдным образом. В общем и целом “новый русский” неимоверно глуп, аморален и всегда неадекватен ситуации, так как “по определению” считает себя пупом земли.
Другой важнейшей характеристикой персонажа является портрет, внешний облик. Любопытно то, что облик “нового русского” передается почти исключительно через описание его одежды и перечисление аксессуаров. В анекдотах из одежды в подавляющем большинстве случаев упоминается малиновый пиджак, реже – галстук от какого-либо известного модельера. Среди аксессуаров на первом месте сотовый телефон и золотая цепь, реже упоминаются темные или зеркальные очки и изредка лопатник (бумажник). Насколько известно автору, лицо и фигура “нового русского” не описываются (даже очень вкратце) ни в одном анекдоте. Собственно, облик “нового русского” точно и кратко отображен в анекдоте, в котором один из персонажей узнает портрет “нового русского” в изображении на банке со свиной тушенкой.
Третья важная характеристика любого фольклорного или литературного персонажа – его речь. Для героя анекдота эта характеристика имеет исключительную важность в силу особой роли диалога в анекдоте. Ведь очень часто все действие анекдота состоит в том, что персонажи говорят друг с другом, и диалог является сюжетообразующим элементом текста.
Речь “нового русского” очень своеобразна в первую очередь потому, что большей частью состоит из штампов, готовых клише. Эти клише, во-первых, обозначают принадлежность героя к “новым русским”; во-вторых - позволяют ему выдерживать адекватность собственного языкового поведения в стандартных ситуациях (похвальба, разборка, “наезд”, сделка, времяпрепровождение на отдыхе, отдача приказов прислуге и подчиненным). В любой нестандартной, выходящей за рамки привычного, ситуации “новый русский” неадекватен ей в первую очередь именно в языковом плане. Крайняя ограниченность лексического запаса и негибкость интонаций формируют очень специфическую прагматику его высказываний. Наиболее часто используются клише “попасть/поставить на бабки, “в натуре”, “без базара”, “за базар ответишь”, “не вопрос”, “замочить”, “нет проблем”, “крыша”.
“Новый русский” никогда и ни к кому не обращается на “Вы”. Тех, кого он считает ровней, называет “братан”, остальных чаще всего – “мужик”, изредка “шеф” или “командир”. “Новый русский” активно пользуется бранными выражениями: (“килька тухлая”, “ворона гребаная”) и т.д.
Любопытно то, что весь слэнг “нового русского” – заемный. Он представляет собой пеструю смесь заимствований из слэнга самых разных социокультурных групп: криминальных элементов (“в натуре”, “поставить на бабки”, “замочить”, “кинуть”, “за базар ответишь”); современной молодежи (“оттягиваться”, “тусоваться”, “отпад”, “прикид”); а также из диалектных заимствований (“братан”, “братва”, “че”).
Все эти особенности речи работают на легкую узнаваемость персонажа, придает ему яркий, характерный колорит. Наиболее комичны две черты в языковом поведении “нового русского”: во-первых, он говорит исключительно штампами, постоянно повторяя одни и те же выражения; во-вторых, его неумение вести диалог очень хорошо иллюстрирует присущие персонажу глупость и невежество.
Только “новый русский” может спросить у архангела: “Ты че на облаке тусуешься?”, а потом назвать его “вороной гребаной”. Только “новый русский” может обратиться к черту “братан” и заметить: “Где-то ты меня кидаешь!”. В этих нестандартных ситуациях он неадекватен до абсурда.
Совокупное действие компонентов (действия, портрет, речь) формирует образ настолько яркий, мгновенно узнаваемый, что по этим характеристикам, на наш взгляд, “новый русский” не уступит в выразительности и законченности таким героям анекдотов, как Чапаев или Вовочка. Если из “шестисотого” вылезает некто в малиновом пиджаке и с золотой цепью на шее, раскидывает пальцы веером и говорит водителю другой машины: “Ну че, блин, понял, на кого ты, в натуре, наехал?!”, то этот “некто”, несомненно, “новый русский” и перед нами – фрагмент анекдота, а точнее – «столкновение на дороге».
Персонаж как бы притягивает к себе мини-темы, из которых формируется сюжет. Их не так много. Автору известно 13 основных тем, формирующих сюжеты подавляющего большинства анекдотов, где главным персонажем является «новый русский”:
• демонстрация богатства,
• пари,
• столкновение на дороге,
• дорожная авария с тяжелыми последствиями для “нового русского”,
• покупка (машины, яхты, виллы и т.п.),
• рассказ о заграничных впечатлениях
• визит к врачу
• одалживание денег
• встреча с представителями власти или бандитами,
• встреча со сверхъестественным существом,
• встреча с панком,
• развод с женой,
• выбор места отдыха за границей
Еще один вопрос, связанный со стилем анекдотов о “новом русском” – это виды использующихся в них языковых игр и то место, которое эти языковые игры занимают в формировании текстов анекдотов. Рассмотрим следующий текст:
В “Мерседес” нового русского на светофоре врезаются старенькие “Жигули”. Новый русский подходит к ним, вытряхивает из них водителя, мужичка такого невзрачного. Новый русский спрашивает:
-Ты, блин, кто?!
-Я писатель, прозаик…
-Про каких, блин, заек?!
(Архив автора, запись 1998 г. от С.В. Алпатова, 1970 г.р.)
Прием, на котором строится этот анекдот – каламбур, то есть использование омофонов для создания комического эффекта, возникающего при сознательном нарушении так называемой максимы однозначности. Этот прием часто используется в анекдотах, особенно в цикле “про Штирлица”.
Но цель использования этого приема другая: показывается невежество “нового русского”, который не знает слова “прозаик”. Однако комизм анекдота заключается не только в этом. В финале анекдота второй персонаж мгновенно превращается из “писателя-прозаика” в “писателя про заек”...
Рассмотрим еще один текст:
Новый русский приезжает к своему другу и видит, что у него рядом с домом – теннисный корт. Сампрас с Агасси играют, а Кафельников и остальные ждут своей очереди Новый русский говорит своему другу:
-Ого! Круто! Как же ты их сюда заманил? Сколько дал?
А он отвечает:
-Да понимаешь, нашел тут у тещи на чердаке старую какую-то бутылку. Потер ее, а оттуда – джинн. В общем, он желания исполняет…
-Дай-ка мне!
-На, держи. Учти только, он глуховат. Лучше проси.
Новый русский хватает бутылку и кричит:
-Слышь, джинн! Я хочу баксов, море баксов, чтоб с неба падали баксы!
Через минуту с неба начинают сыпаться факсы. Второй новый русский говорит:
-Я же тебе говорил, что он глухой. Ты что думаешь – я у него большой теннис просил?!”
(Архив автора, запись 1999 г. от А.А. Шаколинина, 1983г.р.)
Текст очень интересен по многим причинам. Во-первых, используется сказочный мотив: джинн, выпущенный из бутылки. Во-вторых, становится видно, что проблема персонажа в анекдоте очень сложна. Ведь на вопрос, являются ли теннисисты персонажами этого анекдота, пока нет однозначного ответа. У них есть имена, они совершают действия, они необходимы в сюжете анекдота, но все же они скорее фон. Используется характерный для традиционных анекдотов и анекдотических сказок мотив недопонимания, недоразумения, объясняемого физическим недостатком одного из персонажей (глухотой джинна). Джинн совершает “дурацкие” действия, приводящие к абсурдному результату, но в дураках оказываются “новые русские”. Налицо мотив «сверхъестественный персонаж не в состоянии выполнить желания «нового русского». Джинн выступает в том же качестве, что и золотая рыбка, которая не может превратить уродливую жену “нового русского” в красавицу.
Языковая игра в этом анекдоте очень проста – использование в целях создания комического эффекта созвучия слов. “Факсы” звучит похоже на “баксы”, таким образом профанируется значение слова, которое применительно к анекдотам про “нового русского” можно рассматривать как аналог сакрального понятия – ведь могущество “нового русского” строится именно на баксах. Само по себе это уже профанация сказочного “сокровища”. Но “новые русские” не могут увидеть комизма ситуации, в которой американские доллары подменяют сказочные волшебные предметы и выполняют функцию источника силы. Это и обыгрывается в анекдоте, когда “священные” баксы заменяются “никчемными” факсами. Заметим, что факсы вдобавок падают с неба. Идея закадровой развязки доведена до предела - слушатель должен сам догадаться, что именно просил “новый русский”, получивший “большой теннис”. Развязка неожиданно эротична. Роль слушателя в этом анекдоте особенно велика. Если он не знает загаданного слова, смысл анекдота от него ускользнет. Текст полностью актуализируется только в закадровом финале.
Иногда происходит актуализация уже бытующих сюжетов. Исконные персонажи заменяются новыми, типологически близкими или имеющими сходные черты. Например:
Встречаются два преподавателя. Один говорит:
-Ну что, ты зачет хоть кому-нибудь из группы поставил?
-Всей группе поставил.
-Как всей? Ты же говорил – никому не поставлю.
-Понимаешь, меня самая красивая студентка пригласила на чай…
-Ну, это еще ни к чему не обязывает.
-Я пришел, она говорит: “Подождите в другой комнате, я Вас позову”. Зовет, я вхожу, а там - вся группа с зачетками…
-И это еще ни к чему не обязывает.
-Да, но ты прикинь, в каком виде я туда вошел!…
(Архив автора, запись 1996 г. от М.В. Мешаниной, 1978г.р.)
Автору известен текст на точно такой же сюжет, в котором преподаватель заменен на “нового русского”, студентка на секретаршу, а студенческая группа на сотрудников фирмы.
Пока это, видимо, единственная явно выраженная генетическая связь анекдотов о “новом русском” с другими сериалами. Появятся ли здесь иные яркие примеры межцикловых взаимодействий, покажет время. Но именно замещение изначальных героев другими, типологически им близкими и как следствие – переходы сюжетов из сериала в сериал и вызвали, на наш взгляд, появление мнения о том, что попытки классификации анекдотов “по персонажу” навсегда останутся бесплодными.
Однако персонаж может послужить отправной точкой для классификации, если рассмотреть его комплексно (генезис, семантика, функция). Возможно тогда, используя логическую цепочку “функция – мотив – сюжет”, удастся сформулировать основные принципы классификации сюжетов анекдотов и обосновать их.
Цикл анекдотов о "новом русском" подчиняется тем же закономерностям, что и другие. Специфика его базируется на том, что объектом переосмысления, обыгрывания, осмеяния становится собирательный образ и типичные житейские ситуации, связанные с реальным прототипом этого персонажа. Цикл анекдотов о "новом русском" содержит также некоторое количество сюжетов, целиком заимствованных из других циклов, что объясняется общностью определенных черт в семантике образа "нового русского" и замещенных персонажей.
Цикл анекдотов о "новом русском" возник недавно и ограниченно бытует до сих пор, хотя классический тип «нового русского» уже не актуален. Прототип этого персонажа за прошедшие 10 – 12 лет научился пользоваться вилкой и одеваться; обзавелся кредитной картой и даже подобием хороших манер. Но симпатичнее не стал. Нынешнюю ситуацию достаточно точно иллюстрирует следующий текст:
Российский бизнесмен говорит своему партнеру-англичанину:
- Ну что Вы все время: «джентльмен, не джентльмен»! Что надо-то, чтоб стать этим самым джентльменом?
Англичанин вынимает трубку изо рта и говорит:
- Три диплома Оксфорда.
- За свои деньги я могу купить хоть тридцать!
- Вы не поняли. Два из них должны быть у Вашего отца и деда.
(Архив автора, запись 2005 г. от Е.Н. Кривошеевой, 1969 г.р.)
Использованная литература
1. Анекдоты о новых русских. Сост. Т.Г. Ничипорович. – М.: Литература, 1998.
2. Белоусов А.Ф. Дополнение к «Материалам по современному ленинградскому фольклору» // Учебный материал по теории литературы. Жанры словесного текста. Анекдот. – Таллинн, 1989.
3. Белоусов А. Ф. Мнимый Штирлиц // Учебный материал по теории литературы. Жанры словесного текста. Анекдот. – Таллинн, 1989.
4. Белоусов А.Ф. Анекдоты о Штирлице // Живая старина. – 1995. - № 1.
5. Белоусов А.Ф. Анекдотический цикл о крокодиле Гене и Чебурашке // Проблемы поэтики языка и литературы: Материалы межвузовской научной конференции 22-24 мая 1996 г. – Петрозаводск: Изд-во КГПУ, 1996.
6. Белоусов А.Ф. «Вовочка» // Антимир русской культуры. Язык. Фольклор. Литература. – М.: «Ладомир», 1996.
7. Чиркова О. А. Поэтика современного народного анекдота. – Дисс. на соиск. уч. степ. канд. филол. наук. Волгоград, 1997.
8. Шмелева Е. Я., Шмелев А. Д. Рассказывание анекдота как жанр современной русской речи: проблемы вариативности // Жанры речи. Сборник научных статей. – Саратов: Изд- во ГУНЦ «Колледж», 1999.
|