Гуманитарная и историко-научная картины мира 21 века

Понедельник 26 марта 2007 года.

Лекция №16.

Гуманитарная и историко-научная картины мира 21 века.

В прошлый раз мы (в первой лекции по этому разделу) столкнулись с проблемой такого плана: а как же, собственно, обосновывается то или иное положение в науке? И, взяв для рассмотрения основные идеи 21 века, к которым пришла философия, мы выяснили, что существует такой как бы замкнутый круг: это, во-первых, принимались когда-то какие-то основы, достаточно произвольно: хочу так или нет всё тут. Это для 19 века более характерно. А потом стали думать: почему так, а не этак – поскольку выяснилось, что за основу можно принять очень много различных явлений. Тогда и получилось, что надо обосновывать основы. А как только вы начинаете что-то обосновывать, в конце концов у вас возникает вопрос о принципах этого обоснования. Это тоже своеобразная основа и в конечном счёте она может помочь найти основы для обоснования. А это уже, собственно, новый виток – опять основа. А этим основам нужно опять обоснование и так далее. И вот выяснилось, что никакого окончательного обоснования нет, что собственно, то, что мы знаем в качестве обоснования – это такой круг, цикл, постоянно обновляющиеся какие-то основы, обоснования. И мы в этом повиснем. Кому-то это не нравится. И выясняется, что никаких таких окончательных основ нет. И вот теперь, после того, как мы это выяснили, перед нами встают другие вопросы. Ну хорошо. А как же это происходит в том, что мы считаем наукой?

Предметность динамики и динамика предметности.

Ну и теперь, когда мы так наметили, что вам делать, в скобочках запишем: Вико – Кун – Хабермас, Конт, Туми, Джон фон Нейман, Гуссерль – Фейерабенд - Джон Роулс, Кассирер, Делёз – Уилсон. Мы рассмотрим следующие вопросы.

Первый вопрос.

Успех и счастье живущей в научном мире личности в комплексе проблем философии гуманитарных наук.

Здесь можно выделить следующие вопросы:

философские вопросы логических наук. Нелогичность логики и логичность нелогического.

Здесь же: философские проблемы математических наук. Нематематичность математического и математичность нематематического. А что касается метаморфоз прошлых идей, которые живут сейчас, то есть \это идеи платонизирующего гегельянства, и здесь можно указать на два таких различных идеи – это норма или мера истинного в его сотворенности Verum factum (это на латыни, можно перевести, но принято всё-таки на латыни). Джамбаттиста Вико.

И второе – это идеи научных революций Томаса Куна. Здесь же: негуманитарность сущности гуманитарного и гуманитарность сущности негуманитарного. И в конце – количественное качество. Вот это будет этот самый Вико, Кун и Хабермас.

Второй вопрос.

Философствование о специфике экономической науки. Экономические дилеммы и статус экономической теории. Здесь можно много говорить, но всё-таки выделим две основных идеи. Это как бы «вывернутый наизнанку Аристотель» -- Огюст Конт и «вывернутый наизнанку Ницше» -- это Туми, а в конце концов здесь будет Джон фон Нейман. И в конце – качественное количественного.

Третий вопрос.

Философская специфика этической науки.

Моральные дилеммы и статус этической теории. Антиметанаучный синдром.

Есть тут два подхода: а) субъективность естественных и гуманитарных наук в свете попытки создать философию как строгую беспредпосылочную науку Эдмунда Гуссерля.

б) концепция методологического анархизма Пола Фейерабенда. Джон Роулз.

Ну и в конце, поскольку, у нас такое картезианствующиее хайдеггерианство, будет предметность динамики. Ну и тут как раз Гуссерль, Фейерабенд, Роулз.

Четвертый вопрос.

Философские аспекты эстетической науки.

Эстетические дилеммы и статус эстетической теории.

Здесь мы в качестве двух важнейших представителей этой идеи выделим: Эрнст Кассирер (Наука как символическая форма функционально организованная в соотвествии с принципами ряда), а второе, что можно выделить – концепты и науки о хаосе при неопредленнности исходных точек Жиля Делёза. Ну и поскольку это на самом деле кантианствующее попперианство, то в конце концов и выйдет и нас динамика предметности. Это и будет у нас и Кассирер, и Делёз и даже можно так добраться до Бодрийяра, о котором тоже мы с вами когда-то говорили.

Ну и наконец, пятый вопрос.

Это проблема взаимных переходов так называемой строгости гуманитарных наук и так называемой точности наук естественных.

Ну и вывод такой – что произошел переворот в соотношении между рядом понятий, а именно вместо представления, что есть мера какой-то истины, которая ведет человека к постижению и познанию мира научному, выясняется, что именно мера свободы и необходимости она и является доля человека в его деятельности основой для научного. Если попроще, то не наука даёт образцы как жить, а наоборот – как сложилось в истории, так оно и переделывается под науку.

Основная цель сегодняшней лекции будет состоять вот в чём – я попытаюсь показать, что это за философские проблемы гуманитарных наук и в чем их специфика. Почему мы решили заняться ими, прежде чем заняться естественными науками? Дело в том, что в общем-то при их анализе и выяснится, что имеется в виду, когда говорят «наука», чем гуманитарные науки отличаются от естественных. Во-вторых, я постараюсь как-то выделить, что естественнонаучные проблемы философии, они как-то по-особому высвечивают, что такое философские проблемы естествознания, они идут не от развития самих наук, а от последствий, которые дала та или иная наука. Во что это вылилось? А это совсем не обязательно обнаруживается в той сфере, в которой предполагает учёный-естественник.

И в третьих, постараюсь показать, что трудность состоит прежде всего в том, что преподавать нельзя философию и философствование. Преподавать можно только предмет, вот ту дисциплину, которую кто-то вывесил на доске, утвержденную кем-то и чем-то. А вот глубины той или иной науки, тех или иных философствований или иных рассуждений – это совсем иное, это всё только в головах конкретных тех или иных учёных, которые занимаются какими-то своими проблемами.

Итак, первый вопрос.

Почему мы ставим так сейчас проблему? Вот смотрите: Успех и счастье живущей в научном мире личности. Вот в том-то и дело, что если попытаться разобраться в том, что происходит в развитии, самотворении, в самотворчестве каких-то отдельных наук, то без этого, этой стороны, просто нельзя понять, что там есть, что там происходит. Всё-таки, как я это уже подчёркивал, хотите вы этого или нет, можно говорить о какой-то науке вообще, о научности, историчности, о какой-то истории науки, истории истории и так далее. Мы уже говорили, что есть какие-то пределы ухода в прошлое, мы уже говорили о том, что нас интересует, как живет этот процесс научного, исторического, это совсем другое. А поэтому всё и повернулось в философии, с точки зрения философии это как раз очень хорошо видно: что дело-то заключается не в том, что вы какой-то учёный. Во-первых, неизвестно, учёный ли, во-вторых, неизвестно, чем вы там занимаетесь, во-вторых, даже если вы гений и занимаетесь тем, чем надо, неизвестно, что у вас получится. Во всяком случае на это всё более и более обращают внимание – что вы обычный человек, вы хотите сохранить свою идентичность, вы стремитесь к успеху и хотите счастья. Не какого-то отвлеченного счастья для кого-то, где-то что-то там открывать, а счастья для себя. Вы как-то его там по-своему понимаете. Даже если вы думаете, что у вас нет проблем, это значит, что вы их просто не осознаете. И вот только если исходить (а мы везде подчёркиваем, что современное философствование исходит из отдельного человека, даже иногда из единичного) из этой точки зрения, то надо посмотреть, как будут выглядеть гуманитарные науки. А потом то же самое и с естественными. Вот в чем суть дела. Значит, прежде всего мы сталкиваемся с проблемой логики и математики. На самом деле, хотим мы того или нет, есть какие-то.. мы называем их науками, которые не относятся ни к естественным, ни к гуманитарным. Были попытки включить в факультеты естественные математики, но история показывает, что это ни то ни другое. Это определенная отличная от такого внешнего деления сфера. Занимаясь Хайдеггером, мы уже выяснили, что логика, это то, что мы называем формальной или просто логикой мышления, это определенная форма, закрепленная в каких-то правилах, которые не обязательно соблюдаются, кстати. Есть известное такое изречение: «конечно, дважды два, наверно, всё-таки, четыре, но если надо, то дважды два будет стеариновая свечка». Это что-то такое мы искажаем, значит, есть какая-то логика. Вся ваша классическая западно-европейская логика основывается на одном только принципе – это принцип тождества. А=А. Если вы все ваши правила проанализируете, вы придете только к этой основе. Есть такие работы Зиновьева, которые это показывают. Значит, всё-таки, что выделяет западно-европейская мысль? Это то, грубо говоря, что вы говорите: если я что-то принял за что-то, то в процессе моих рассуждений я не могу это подменить другим. И больше ничего. Если я что-то принял так-то, то я должен это сохранять, не подменять. А между тем это совсем не обязательно. Это лишь один из типов рассуждений. Он интересный, вот я его по сути и называю строгим или точным, но на самом деле может быть логика и совсем другая. Вот считается, что можно принять за основу противоречие и тоже будет хорошо рассуждаться. То есть, так же как математик много, также и логик много. Но в принципе, западно-европейская, она такова. И поэтому -- я так выучен -- мне кажется, что если я отклоняюсь от неё, то я оказываюсь вне сферы того, что признается данным научным сообществом. То же самое относится и к математике. Логики утверждают, что математика – это только следствие этих вот основных положений, которые приняты в логике. На самом деле, что касается математики, то там приняты две концепции. Когда-то признавалось и считалось, что математика =это отражение чего-то в действительности. Это известная точка зрения. Вот, я измеряю, считаю землю, вот оттуда и родилась математика, она там применима. Другая же концепция, она – и она пробивает себе путь, состоит в том, что вся сила математики в том, что она является изобретением человеческого разума. Что она отражает действительность, это доказать невозможно. И все наиболее сложные проблемы математики как раз приводят к тому, что этого как раз обосновать нельзя. Ну, вот, что такое корень квадратный из минус единицы в действительности, этого никто ещё пока не нашел. Ну, ищут. Вот когда найдут, тогда будет интересно. На самом деле сила и в том, что вот, я признаю, что есть точка. Точка, отвлеченная, её никогда никто не видел, ни физик, ни химик, никто. Если я возьму, поставлю точку, это будет не точка, это будет клякса. Значит, мне нужны идеальные какие-то единицы. Я беру, абстрагируюсь. выделяю какие-то объекты, я обозначаю их точками и утверждаю, что есть одна, две, три, четыре.. бесконечное количество точек. Я признал это идеальным. Я признал, что есть линия. Я могу, конечно, сказать, что линия – это луч. Но луч – это не линия, линия – это абстракция. Вот как только я за основу принял какие-то такие положения, потом я с ними могу делать что угодно и вся моя точность будет состоять в том, что я должен что-то считать, перемножая, передвигая как-то, сопоставляя вот эти точки, линии, единицы, я утверждаю, что вот я пришел к таким-то выводам. Но я основу взял произвольно. Это аксиомы, постулаты, это вообще недоказуемое что-то. Вот взял и всё тут. Вы скажете (в науке многие так считают), что нельзя что-то взять без обоснований. Очень даже можно. И всегда в основу вы вынуждены класть то, что необоснованно. Самое трудное – это познавать основы. И поэтому достигается точность именно тем, что первоначальные единицы оторваны от реальных процессов. Но коли это так, я могу очень интересные выводы получить в области математики, но рано или поздно я должен буду их вернуть к реальности: а что же перевести опять эту точку в кляксу, а линию в луч. Тогда я могу получить какой-то результат. Но это уже другой вопрос. Поэтому возникли такие интересные явления, как вот все эти логические и математические процессы. Ну и тут возникает опять ряд проблем: а вот если это так, если надо возвращаться, то получается так, что иногда могу совершить более-менее приличное возвращение к чему-то и что-то сосчитать, а иногда не могу. Дело в том, что то, что вы называете реальным или материальным, существует в двух видах. Обычно вы считаете реальным то, что вам сопротивляется, чаще всего это в виде вещества или каких-то процессов, которые вы преодолеть не можете. Однако не все вокруг вас сводится к этому. Мы с вами когда-то уже говорили (но вы это, наверно, оставили за пределами вашего внимания), что постепенно, поскольку я преобразую мир, то вокруг меня возникает новая, мною созданная материальность. Она мне сопротивляется, но она моя. То есть это материальное без грана вещества. Но когда вы имеете дело, скажем, с деньгами, с юридическими какими-то документами или законами, но оно вам сопротивляется. вы это преодолеть не можете, но вы понимаете – это сделано человеком. Но можно и расширить сферу этого материального. Вы много вокруг себя не видите, но оно есть и оно создано вами и оно определяет вас, оно от вас независимо. А в связи с этим возникает проблема: с одной стороны, есть реальность или материальность, которая как бы вообще от меня не зависит (потом выяснится, что её нет), а другая больше зависит, а коли вокруг меня есть какая материальность – другая – которая мною создана, то возникают всякие парадоксы. С одной стороны, она мне сопротивляется, эта другая реальность, мною созданная, существующая в процессе моей деятельности, а с другой – она же иногда вдруг мне помогает и мне не понятно, почему она вдруг перестает сопротивляться и способствует моей деятельности. Более того, она вообще может стать самостоятельной и от меня независимой, но как-то все-таки роднит меня со своей сущностью. И есть такая промежуточная сфера, в которой это все происходит. Это-то как раз и есть сфера социального, сфера человека, сфера, где он действует. И я, общаясь с кем-то, и где-то возникают пропорции моей переделки мира. И оказывается, что хотя я выделяю предмет как мне нужно на сегодня (я могу это непроизвольно делать), я выделяю его, хотя вокруг меня уже много мною сделано. И этот предмет, он предстает часто в виде так называемой вещи, чем мы с вами тоже уже занимались. Так, значит, ПРЕДМЕТ – это то, что я выделяю, но есть мною освоенное материальное особое, с которым мне приходится иметь дело. А это то вот и есть предмет или вещь, или вещное что-то такое вот того, что мы называем действительностью. Что мы называем вот этим материальным, особым, в конечном счёте – социальным, в конечном счёте – гуманитарным. И поэтому современный образ мира это действительность. То есть на самом деле это не что-то, существующее вне меня, а что-то, существующее в процессе моей деятельности, моей переделки мира, которая без меня не существует (хотя и может на каком-то этапе вырваться и зажить собственной жизнью). Поэтому-то и возникает вот эта проблема: где же рациональное? Где же разумное? Оказывается, рационализм-то может быть и неразумным и вообще всё наоборот. Поэтому прежде чем приступать к рассмотрению того, что же все-таки такое гуманитарная сфера. Если вы его не нащупаете, то вам совершенно непонятно будет, чем же всё-таки занимаются науки гуманитарные. Вот эти идеи и выделили в свое время Платон, который придумал свои идеи там где-то, которые реализуются в человеке, или Гегель, который придумал, что есть там какая-то логика внутренняя где-то. Но его логика -- это не логика развития, изменения, это обработанное человеком уже что-то, то, как он переделывает природу, то, как он переделывает общество. И вот здесь-то и возникает такие сферы, где ученый может что-то такое сделать, проявить как-то свою волю. Это такие вот предметно-вещная действительности. Ну а что касается современности, то проблему существования такой какой-то действительности, которой потом люди занялись, но потеряли прежние представления – вот этим занимался Джамбатиста Вико. Он жил давно, он эпоху Возрождения. В чём интересна его концепция? В том, что он подходит к современному научному представлению с другой стороны. Он начал кричать о том, что потом победило, в самом начале процесса победы нового представления. Что же это означает? Это означает то, что вы начинаете говорить об истине как о фактах. Но факт это не обязательно то, как это сейчас понимаем – как что-то такое, что точно есть. Что такое мануфактура? Мануфактура – это ручное производство разнообразного товара. Фактум – это действие. И ещё на заре Нового Времени перед Вико встала эта проблема. Куда вы идете? Вы подменяете старое понятие истины, которое было там когда-то у Платона, вы подменяете фактом, действием. Вы сейчас этим и занимаетесь. Факт, о котором вы говорите – это действие. Но вы забыли о том, что это действие. Но он зависит от вас, это ваше действие, результат вашей работы. И вы считаете это нормой, и вы забываете про какую-то глубинную истину и утверждаете, что этот факт и есть истина. Вот это заметил ещё Вико, который и предсказал всякие циклы – было у него такое представление о жизни общества. А другой такой представитель, который уже после того, как созрело это представление о том. что идет какое-то такое рациональное развитие науки, это создал Томас Кун. Чего он утверждал-то, всё-таки? Вот эти научные революции. Когда говорят о научных революциях, то прежде всего фиксируют, что происходит такая смена парадигм. Вот утвердилась такая парадигма – verum factum – так она и идет. Чтобы сменить, начинается что-то новое. Есть ли это нормально, или нет? Кто-то говорит – нормально, кто-то говорит, нет. Но дело в том, что Кун как раз и ввел нерациональность. У него эта смена парадигм непонятно чем определяется, извне, не логикой науки, а еще чем-то. Чем? Или социальными какими-то событиями? Это интересная очень постановка вопроса, но его фиксация, его смысл состоит для нас в том, что он поставил этот вопрос, что то, что казалось бы, должно определяться внутренней логикой развития науки, и математическими всякими закономерностями, постоянно нарушается внешними какими-то явлениями. Сам Кун ограниченно об этом говорил - просто на науку влияет что-то непонятное., иррациональное в рациональном. Но идея она всё-таки такая последовательно, рационально идет смена одной парадигмы другой и нам надо только следить за сменами этих парадигм. Вот такова была основная идея. Ну а завершил все эти идеи уже в наше вот этот самый наш Хабермас. Его идея состоит в том, что нужно создать настоящий дискурс – серьезный, обоснованный. Ну, он наследник всех гегелевских, платоновских идей, то есть, такой, рациональный. Они известен, он представитель такого типа рационального идеализма. Его идея такая: для того, чтобы получилось все в жизни, нужно создать условия для настоящего, обоснованного, нормального, коммуникативного, как он называет дискурса. Люди стремятся к этому, у них внутри это есть. Коммуникативный – не значит просто связывающий одного человека с другим. У меня внутри что-то есть, что меня пробивает, заставляет искать коммуникации с другим человеком. Вот что такое коммуникативное действие. А это можно реализовать только в публичном процессуальном дискурсе. Но где его взять? Вот это основная проблема, и гуманитарная в частности. Если я её решу, то мне все станет ясно. Как мне в политической жизни достигнуть чего-то? Как в научной сфере, в любой сфере достигнуть чего-то. Но как создать возможность для такого публичного дискурса. Это должен существовать свободный человек, который сможет рассуждать без всякого давления общества. Это должны быть взаимные интересы и вы должны спорить в свободных дискуссиях. Вы должны пользоваться теми информациями, которые существуют. Вы должны понимать, что нужно организовать всеобщий мир, всеобщие там всякие идеи и т.д. То есть опять-таки, это такое романтическое пожелание, рассказ о том, кА должно быть. Постепенно то, как есть, подменяется тем, как должно быть и тогда было бы хорошо организованное общество, и тогда можно было бы заниматься, можно было бы его улучшать, евгеникой заниматься и так далее. Но этого всего нет. И поэтому во всех этих вещах возникает центральный вопрос. Вы рассуждаете с точки зрения качественной: существует это и то. А можно ли к этому процессу применить какие-то количественные измерения? Казалось ыб, как может Платон применить к своим идеям какие-то количественные вычисления? А Вот может. Число лежит в основе – есть такое мистическое представление. Гегель тоже пытался там что-то как-то считать. Сколько там где планет и так далее. Он говорил, что всегда должно быть количественное измерение, потом количество переходит в качество. А качество переходит в количество. Если вы забыли, это один из законов гегелевской диалектики в принципе. А как же нам это все сосчитать? И по возможности Хабермас начинает применять к своим рассуждениям методы статистики, рассуждений о каких-то закономерностях, что-то считает. Но в принципе это очень ограниченная сфера. Кун тоже говорит о всякой такой количественной стороне дела. На самом деле все же все это рассуждения качественные. Но они основу составляют гуманитарной сферы. Все-таки гуманитарии занимаются преимущественно качественным анализом,

сначала очень ограниченно используя количественный. Но тем не менее, с течением времени это количество врывается в это качество и переворачивает его и создает в гуманитарной сфере новые обстоятельства. Показать это можно на разных примерах, но мы остановимся только на отдельных. Вот, например, считающаяся гуманитарной экономика. Ну если пофилософствовать о специфике экономической науки, то можно прийти к следующему: конечно, возникает постоянно вопросы, противоречия – что же могу достигнуть вот в этой сфере? Кажется, что в экономической науке речь идет тоже только о количестве. Ничего подобного. Сейчас настолько продвинулась эта сфера, чьто можно показать не как-то теоретически, а зримо, что там действуют такие же принципы и методы логические и математические, как и в других науках, в том числе и естественных. Есть, конечно, какие-то принципы, законы, есть явления.. Утверждается, конечно, что существует теоретическая относительность, что нужно создавать концепты, что есть всякие спорные вопросы, признаки какие-то там того, какова ментальность в экономической сфере, как там действуют язык, филология привлекается, потому что по-разному понимается всё. Но главное, что утверждается, что в том-то и отличие экономических и других наук, что там главным становятся ценности и цели. Я не просто констатирую, что происходит, я все время создаю проективы – есть такое понятие. Среди этих отвлеченных представлений есть какие-то более – иерархия должна быть, эффективность, в какой-то степени я должен нести ответственность, какой-то научно-технический ряд. Но это все отвлеченные разговоры, а любят гуманитарии приводить так называемую гильотину Юма. Это сопоставление гуманитарных и естественных наук. Так, если в естественных науках чаще говорится о позитивном – о том, что есть, то в гуманитарных науках – о нормативном, о том, как должно быть. Естественные считают что надо заниматься по возможности объективным, а в гуманитарных – что субъективным. В естественных науках работает метод описательный, а в гуманитарных -- предписательный, потому что именно гуманитарные науки исходят от человека. Считается, что гуманитарные науки ближе к искусству, в естественных науках критерии «истинно-ложно», а в гуманитарных – «хорошо-плохо». Это все было бы не столь интересно, если бы нельзя было показать, как сдвигается экономическая наука, впитывая в себя вместо качественного анализа количественный. В экономической теории современные исследователи выделяют три этапа, три революции. Первая – это классическая экономическая тероия. Вы, наверно, это все помните – это трудовая теория стоимости – что все продается по количеству заложенного труда. Ну это Адам Смит, Маркс развил – он дает анализ не стоимости как таковой, а дает анализ прибавочной стоимости. На рынке есть опредленный товар, который обладает свойством прибавлять стоимость. Этот товар – рабочая сила. Он продается-покупается, отсюда он создает прибавочную стоимость и так далее. Это классика. Вот вторая революция – это маржинализм. Это предельные какие-то характеристики я хочу придумать. Что такое? Нет, говорит эта теория, надо не вообще рассуждать об обществе, а заняться методологическим индивидуализмом. Все зависит от определенной единицы – человека. И в результате все-таки тогда если я исхожу из отдельного, я должен заняться среднестатистическим каким-то методом, взвешенные какие-то методы применить – сюда столько-то, сюда столько-то и т.д. Я предлагаю какое-то оптимальное устройство мира исходя из этого, из предела того, что человеку нужно и получается, что я ввожу какую-то математизацию. И вот этот метод средних, подлучается, что ценность товара субъективна, вот этот предельный анализ.. Получается что ценность вещи измеряется величиной предельной пользы этой вещи для индивидуума. А если единицы, то сразу возможность применения математики в этой сфере. Но есть следующая, третья революция – кейнсианство. Кейнс! Как вы помните, наверно, его откуда-нибудь. Ну а что он утверждает. Выдумал он субординацию агрегированных показателей, грубо говоря – макроэкономических. Вот в чем его идея. Значит, он утверждает, что в принципе не цены, а предположения, ожидания, они являются фактором, определяющим размеры производства и занятости. Не какую-то на данный момент меня интересующую ценность данной вещи, а ожидание, предположение. Ну, он спорил с Хиксом и прочими всякими, но суть состоит в том, что он говорил – я должен применить методы какие-нибудь к анализу того, как люди ожидают. Ну, он выдвинул идею. не довел её до конца.. Поэтому считается, что существует четвертая революция – это соединение этой теории ожидаемой полезности Кейнса с программно-игровым подходом того самого Джона фон Неймана. Да, я ожидаю, но как я могу ожидать? Я же ничего не знаю на самом деле. И вот я с рынком играю. И тут начинается применение к экономической теории всех закономерностей теории игр. Что это? Это сложнейший механизм. Современная экономическая теория, она ясно говорит – то, что вы ожидаете, никогда не получится. Но я могу каким-то образом высчитать так, чтобы меньше рисковать и когда выйдет не так, вовремя застраховаться и ли приспособиться и высчитать вероятность наименьших потерь. А это уже чисто математическая задача и тут все богатство математики и компьютеров применяется. И все это я говорю, это что-то то такое как операторная алгебра в физике, вот такие же широкие возможности у этой новой теории. Это же дает и возможность линейного программирования, вот это все то, чем занимаются сейчас в экономических науках. Зачем я так подробно остановился на этом сейчас? Для того, чтобы показать, что в одной из наук, которая считается гуманитарной идет такой процесс внедрения количественных, математических методов, которые меняют качественный анализ, а это уже по сути подталкивает нас к тому, что никакой существенной разницы между гуманитарными и естественными науками нет. Другое дело, как исторически это представлено, почему естественные науки вырвались вперед по примению количественных и других точных методов по сравнению с гуманитарными? Но природа этого не в них заложена, не в этих методах. Вот это основная идея, с которой нужно считаться. И поэтому здесь мы с вами сталкиваемся с другой проблемой. Дело в том, что вот что получается: это все было высказано в качественном смысле и с применением некоторых количественных показателей давно. Еще между прочим, Огюст Конт, создавал концепцию позитивных наук, он там пытался что-то считать, но он уперся в то, что дело не в счете и предсказании, а в том, что люди не воспринимают никакие теории рационально-позитивыне. И он пришел к выводу о необходимости создать идею Бога. Но богом должно быть не какое-то существо, а общество. Вот если создать стелу какую-нибудь в каком-нибудь обществе и на нее молиться. Вот также и с обществом надо молиться на общество. Если общество это Бог и на него молиться, то может, что-то и получится в социальной сфере. Однако вот это была просто первоначальная такая идея, как бы такой замах большой. А главное, что потом стало выясняться в этом плане, следующее – что гуманитарное отличается от естественных наук тем, что главным здесь является понимание. Не объяснение, не доказательство, а понимание. Вот это Туми занимался такими идеями, но тоже вот они исторически не вышли на такие количественные показатели. И только вот значительно позже, когда все стали понимать, представлять, что вот, типа позитивных наук главное как у Конта, какое-то понимание нужно в основу положить.

А на самом деле это все затягивалось и математика только в последнее время стала применяться к гуманитарным наукам, особенно к экономическим. Однако этого мало и вот у нас получилось что мы с вами в конце записали – какое-то количество качественное, оно не выходило за эти пределы. Вот должно было произойти какое-то изменение. Вот и были поставлены эти методологические вопросы : чем же отличается? почему в одних сферах работает хорошо количество, а в других сферах не работает и наоборот. Что можно по этому поводу сказать. Ответ на этот вопрос – занимались следующие представители, в основном этических наук. Мы здесь ведем речь не о нравственности, не о нравственном, не о моральном, а о науке, об этических науках, которые пытаются сознательно что-то понять и создать какие-то теории в этом плане. Много писалось об этом и конечно, существует принципиальные две точки зрения. Хочу напомнить, что был такой Эдмунд Гуссерль, который пытался освободиться от субъективного, пытался освободиться от духа субъективности и в естественных науках, но больше всего – в гуманитарных. Потому что здесь она наиболее проявляется. Так вот как же такая некая беспредпосылочность должна быть в науке. Но как убрать в сфере наук о человеке субъективность? Никогда её нельзя убрать окончательно. Поэтому придумывались разные способы, где-то там в глубине какие-то феномены должны быть, которые составляют суть этики. Их искали, искали да так на полпути и остановились. Другой представитель Пол Фейерабенд, он создал концепцию методологического анархизма. Ну, он, как известно, ученик Поппера. Это я уже на прошлой лекции говорил, что все эти там Куны, Лакатосы и Фейерабенды – почти все они одного года (ну, Фейерабенд может помладше на два года), они все учились вместе и все немного по-разному преломили идеи Поппера. А как же он их преломил-то? Ну вот он создал свою концепцию. Она заключается в чем – надо стремиться создавать теории не те, которые всеми признаны и обоснованы. Это ерунда. Он довел идею фальсификационизма Поппера до его логического конца: все сгодится, что именно там, где люди и не подозревают, и лежит главное. Создавайте теории и обосновывайте то, что все отвергают, и в особенности то, что отвергает в данный момент научное сообщество, потому как то, что оно утверждает – это заведомо ложно. Но что мешает это все сделать? И вот у него такой тезис – всему этому – развитию науки мешает развиваться государство. Поэтому его основной лозунг – науку надо отделить от государства, только тогда она будет развиваться. Но на самом деле полное отделение такое невозможно, особенно в фундаментальных исследованиях, потому что нужно финансирование. Но идея была выдвинута – если вы хотите что-то открывать вы должны освободиться от давления государства и его институтов и только тогда вы сможете чего-то достигнуть.

Но главная концепция современности – этика справедливости – это Джон Роулз. Он создал как это он сам называл, моральную геометрию. Он пытался синтезировать утилитаризм (что-то должно быть полезно), интентивизм и кантианство. Какие принципы справедливости. Это принцип свободы и принцип различия. С его точки зрения, принцип состоит в том, что справедливость должна преобладать над эффективностью и благосостоянием. Это сложная концепция, чтобы её так сказать, сконцентрировать, можно подтолкнуть вашу мысль в таком направлении. Сначала должна быть обеспечена свобода, а потом уже принцип различения, который учитывает разные интерес, способности и возможности людей. Чтобы это обосновать, он вводит гипотетическое исходное состояние людей. Это все сводится к честности, иначе говоря к моральной правильности. Справедливость выражается в добропорядочности. Анализируя американское состояние общества (применимо и к нашему обществу), можно сформулировать вывод: общество из-за разных интересов отдельных людей не может не различаться. Более того, различия – это хорошо. Если в обществе не будет различий, оно остановится в развитии. Это основная идея американцев. И вот эта идея – что я могу! является движущей идеей общества. Но тогда как же быть со свободой и справедливостью? А справедливость заключается в том, что есть качество выше эффективности. Это благотворительность («делиться надо!»). Вот такой вот конгломерат идей Роулз придумал. Но это вполне приемлемая концепция для современных представлений кантианства, хайдеггерианства. Я не буду сейчас об этом говорить подробнее, но вот мы подходим к самому главному. Почему в науке об этике так мало и плохо применяется количественный анализ? Да потому, что суть не в методе, а в предмете, которым занимаются гуманитарные и естественные науки.

Не в том дело, что у естественных наук есть какие-то особые методы. Можно применять и квантовую механику Предмет у них не тот. В естественных науках предмет такой, что темпы его изменения несравнимы с темпами изменения, которые происходят в жизни человека, по сравнению с ними они как бы совершенно неизменны.

Мы приходим к тому, что зафиксировано представлениями Делёза о науке. Наука – это всегда рассуждение о хаосе. Мы создаем концепты, но исходные точки для них неопределены. Проблема гуманитарных и этических наук – в том, что вы никогда не можете получить исходные данные с полной определенностью. Люди всегда неточны, они всегда осознанно или неосознанно врут. А отсюда – предмет этих наук другой. Ну и наконец последнее. Об эстетической науке. Тут вообще количественный анализ очень плохо развит. Как можно оценить красоту, как сравнить между собой произведения искусства? Всё это невозможно.

Теодор Адорно выразил это лаконично: что нужно рассмотреть и научное в ансамбле модельного анализа негативной диалектики.

Гегель говорит: можно решить! Противоречия ведут к чему-то. А негативная диалектика говорит – да, противоречия есть, но дальше этого не идёт.

Строгость гуманитарных наук – качественные методы анализа. Методы герменевтики, некоторые другие.

А в естественных науках – количественные методы. Поэтому их сближают с точными. Однако точности нет и там – это мы будем обсуждать на следующей лекции.

На самом деле и в гуманитарных и в естественных науках могут применяться одни и те же методы, и всё идет к их взаимопроникновению и взаимовлиянию. Основное различие – в предмете исследования.

Всё идет к тому, что не мера истины определяет свободу человека, а наоборот – если я свободен, то тогда я смогу понять, что такое объективность, что такое истина. Но мы никогда не сможем ей обладать, мы можем лишь её постоянно искать. И лишь в этом смысле мы можем говорить о строгости гуманитарных наук.

PAGE 6

Гуманитарная и историко-научная картины мира 21 века