Рецензия на книгу М. Майофис «Воззвание к Европе…»
«Арзамас» — “одно из самых изученных историко-литературных явлений начала XIX века”, — сказано в Введении к исследованию М. Майофис. Автор искренне признаёт в работах предшественников “непревзойдённые образцы историко-литературных исследований” (с. 13). Но эта книга написана не как компендиум, не как реферат, представляющий достижения науки в изучении выбранной темы; это полемическая работа с явно декларированной целью.
Мария Майофис. ВОЗЗВАНИЕ К ЕВРОПЕ: ЛИТЕРАТУРНОЕ ОБЩЕСТВО «АРЗАМАС» И РОССИЙСКИЙ МОДЕРНИЗАЦИОННЫЙ ПРОЕКТ 1815–1818 ГОДОВ. М.: Новое литературное обозрение. 2008. 800 с.
В чём суть спора с предшествующими исследователями? Во-первых, М. Майофис видит ошибочность установки на “пушкинскую перспективу”, то есть не согласна видеть в «Арзамасе» “преддверие пушкинской эпохи”. “«Пушкинская перспектива» <…> отсекала важнейшие тексты и эпизоды, а главное — фактически вывела за рамки исследований нескольких важных его участников” (с. 17). Замечу, что эти — обойдённые вниманием предшественников — участники (С. С. Уваров, Д. Н. Блудов и Д. В. Дашков) заняли не меньшее место в книге, чем, например, Жуковский и Вяземский. Во-вторых, ей не близка и “декабристская перспектива” (с. 18), то есть стремление усилить роль М. Орлова, Н. Муравьёва и Н. Тургенева, вступивших в общество в 1817 году. В-третьих, начало «Арзамаса» автор связывает не с представлением «Липецких вод» А. Шаховского (как это принято в литературоведении), а с актом о создании Священного Союза христианских государей, подписанным в Париже 14 (26) сентября 1815 года. “«Арзамас» появился в октябре 1815 года как наиболее оптимальная, с точки зрения его создателей, форма культурной и политической мобилизации группы единомышленников” (с. 70), то есть реформаторов, поддерживающих правительство и царя в стремлении к модернизации страны и Европы.
И закончился «Арзамас» не только и не столько в связи с отъездами арзамасцев (Вяземского — в Варшаву, Блудова — в Лондон, М. Орлова — в Киев, Дашкова — в Константинополь). После Аахенского конгресса “политическая и культурная ситуация” резко изменилась, наступило “похолодание”. “Кончилась короткая, но крайне важная в их [арзамасцев] жизни эпоха — время общих надежд и преддверия общего дела” (с. 725).
М. Майофис убедительно, как мне кажется, формулирует установку предшественников (от П. Анненкова до М. Гиллельсона и В. Вацуро): они “видели и себя, и своих героев представителями единой традиции российской интеллигенции, воспринимали критический пафос и шутливую форму арзамасских выступлений, направленных против реакционной идеологии, абсурдных теорий и мёртвых текстов, как образец достойной гражданской и культурной позиции” (с. 13). Она же, работая в иных (пока) социально-культурных условиях, стремится к совмещению литературной и социально-политической перспектив (с. 28), к постановке проблемы “типа сознания”, “стиля мышления” — здесь в качестве предшественников можно было бы назвать не только немецких исследователей (К. Манхейма и Ф. Майнеке), отмеченных автором, но и А. Зорина, О. Проскурина, некоторых других исследователей, на работы которых опирается автор рецензируемой книги.
И традиционные историко-литературные сюжеты осмыслены уже не вполне традиционно: так, борьба «Арзамаса» с «Беседой» понята как “критика культурной программы, полностью противоречившей новой государственной идеологии” (с. 27); протоколы общества рассматриваются не как монолитный корпус текстов — указано, что Батюшков, А. Тургенев и Д. Кавелин выступали против пародийного ритуала «Арзамаса». Арзамасскую “галиматью” придумали Блудов и Дашков, а не Жуковский (гл. IV). По-новому устанавливается связь отдельных фактов — будь то переводы и распространение Библии (и сотрудничество с Библейским обществом), спор о новом слоге (гл. V), споры о гекзаметре (гл. VII); показано, как составляется (пишется) история русской литературы 1800–1810-х годов, как канонизируются Карамзин, Дмитриев, Озеров, Муравьёв и Державин (в каждом случае прослеживаются разные “модели канонизации”) (гл. IX).
М. Майофис восстанавливает справедливость не только по отношению к Уварову или Блудову. В книге даётся краткий и содержательный портрет графа Иоанна Каподистрии и его “эпохи”; этот статс-секретарь по иностранным делам был сторонником “нового порядка в Европе”, в основе которого “стали бы национальные государства, конституционное правление <…> и система международного взаимодействия” (с. 22). Именно с реформаторскими планами Каподистрии связывает автор “проект арзамасского журнала, отъезд за границу некоторых членов общества, его распад и вступление в него будущих декабристов” (с. 26).
В книге использовано, выявлено и опубликовано (фрагментарно) множество архивных материалов — не только переписка арзамасцев, но и, например, монография А. Н. Шебунина (1887–1940) «Вокруг Священного Союза» (закончена в 1936 году). Некоторые материалы полностью опубликованы в ценных Приложениях: например, письма Блудова и Дашкова, статьи А. Н. Оленина, Блудова и др.
Что же может дать эта книга учителю-словеснику? Конечно, можно от пародий и эпиграмм арзамасцев перейти к серьёзному разговору об одном из важнейших эпизодов русской литературы начала XIX века. Но помимо утилитарного значения у всякой умной и толковой книги есть и другое — удовольствие от чтения. Как говорил старый арзамасец В. Л. Пушкин, “нам нужны не слова, нам нжно просвещенье”.
Лев Соболев