Панорама «Войны и мира» Льва Толстого

Предлагаем вниманию учителей, тем, кому предстоит готовить старшеклассников к сочинениям, в том числе к выпускным, разработку нескольких тем из перечня для проведения письменного экзамена по литературе за курс средней школы. Они пригодятся и при проведении уроков по «Войне и миру».

Какая сила управляет всем?

Взгляд на историю

Утверждение, что в основе «Войны и мира» — исторические события, одно из самых распространённых. Соответственно описание Бородинской битвы, занимающее двадцать глав третьего тома, — центр произведения, его кульминация, решающий момент в жизни и страны, и многих героев книги.

Здесь Пьер встретит Долохова, князь Андрей — Анатоля, здесь многие характеры откроются нам с дотоле незнакомой стороны, здесь увидим с болезненной тоской во взоре недавнего кумира многих — суетного Наполеона и спокойного и величественного старца Кутузова, здесь впервые проявится громадная сила: мужики-ополченцы в белых рубахах, народ — сила, по убеждению автора «Войны и мира», и выигравшая войну.

Но с момента, когда произведение вышло в свет, более всего претензий к Толстому-историку раздавалось именно по поводу изображения им исторических событий, реальных исторических лиц и понимания им правды о войне. И это один из самых больших (далеко не единственный) парадоксов в книге. Художественная правда Толстого о войне, его взгляд на историю, на войну и роль известных личностей действительно во многом не совпадает с реальной правдой о той же самой войне.

По мнению Толстого-мыслителя, история идёт вперёд независимо от воли отдельных людей, называемых великими; ход истории складывается из поступков множества людей, которые невозможно направить, предугадать, запланировать. В соответствии с этим настоящий полководец (будь то Наполеон или Кутузов) не в силах и не должен во время боя навязывать свою волю; он только наблюдает происходящее.

Вот почему, вспомним битву при Шенграбене, Толстой подчёркивает неподвижность лица Багратиона и его почти равнодушное отношение к докладам князя Андрея, которого удивляет, что “приказаний никаких отдаваемо не было, а что князь Багратион только старался делать вид, что всё, что делалось по необходимости, случайности и воле частных начальников, что всё это делалось хоть не по его приказанию, но согласно с его намерениями”. А позже мы увидим, как Толстой подчёркивает, что и Кутузов считал бесполезным вмешиваться в ход событий, что он “презирал и знание и ум и знал что-то другое, что должно было решить дело”.

В образе Кутузова, наиболее характерном в этом отношении, как бы скрещиваются две линии, идущие в последних двух томах «Войны и мира», третьем и четвёртом. Одна линия — художественного повествования. Вторая — линия философско-исторических отступлений.

Как художник Толстой не может не видеть, что в ходе войны огромную роль играла воля людей, воля народа и армии, воля и талант полководца. Но, повествуя о великих событиях, Толстой-мыслитель проявляет очевидный теоретический, философский интерес к причинам, порождающим войны, а также к тому, каким законам подчиняются военные действия, движения и исход военных сражений. И надо признать, эти строки Толстого позволяют говорить о противоречивости образа великого русского полководца, отдельные черты которого в романе не всегда соответствуют его историческому облику.

И хотя Толстой старается убедить нас в справедливости своей исторической теории, но сам же и разубеждает. Если Багратион, не отдавая никаких приказаний, только подчиняется “необходимости, случайности”, то почему тогда “начальники, с расстроенными лицами подъезжавшие к князю Багратиону, становились спокойны, солдаты и офицеры весело приветствовали его и становились оживлённее в его присутствии”?

Толстой-художник опровергает философию Толстого. Вот как он описывает Багратиона в разгар сражения: “Лицо его выражало ту сосредоточенную и счастливую решимость, которая бывает у человека, готового в жаркий день броситься в воду и берущего последний разбег. Не было ни невыспавшихся, тусклых глаз, ни притворно глубокомысленного вида: круглые, твёрдые, ястребиные глаза восторженно и несколько презрительно смотрели вперёд...”

Если воля отдельного человека ничего не решает, то зачем Багратион, проговорив: “С Богом!” и “слегка размахивая руками, неловким шагом кавалериста, как бы трудясь, пошёл вперёд по неровному полю” — и потом, оглянувшись, закричал: “Ура!”, тем самым подав сигнал к атаке. После чего, “обгоняя князя Багратиона и друг друга, нестройною, но весёлою и оживлённою толпой побежали наши под гору за расстроенными французами”.

Началась атака русских, и воля крепкого человека с тёмным лицом и ястребиными глазами стала волей истории.

Да, битва при Аустерлице во многом воссоздана в романе таковой, какой её увидел малоопытный и восторженный Ростов. Бородинское сражение Толстой показывает нам глазами ничего не смыслящего в воинском деле Пьера. Совет в Филях — глазами ребёнка, шестилетней крестьянской девочки Малаши, забытой на печке в комнате, где идёт совет.

Война, как её видит Толстой, состоит не только из грохота орудий, сражений и подвигов. В понятие войны, по Толстому, входят и старание генерала выслужиться, и трепет Тимохина перед начальством, и воровство Телянина, и проигрыш Денисова, и мученья Ростова... На войне живут люди — и, пока живы, они продолжают мечтать, каждый о своём, любить и ненавидеть, огорчаться и радоваться по самым незначительным поводам. Здесь, как и в мирной жизни, бывают свои будни — и, может быть, вести себя достойно в будничной жизни войны труднее, чем в сражениях. Нередко и здесь, на войне, живут и диктуют свою волю те законы, которые царят в салонах петербургского высшего света.

Но в войне есть правда, когда враг приходит на твою землю и ты вынужден защищаться — что и делала русская армия. Безусловно, война не становится от этого праздником; она по-прежнему остаётся грязным, кровавым делом. И именно этот ратный труд и народ-труженик, выступающий в «Войне и мире» как сила, решившая исход войны с Наполеоном, являются у Толстого мерилом справедливости для его действующих лиц, будь они вымышленными персонажами или историческими лицами вроде Кутузова, Наполеона, царя Александра.

Толстой, в прошлом севастопольский офицер, знает войну и пишет о ней с той мерой правды, которая пробивается через его собственную теорию. Война, изображённая писателем как народная, позволяет Толстому и утверждать народное представление о героях истории, об исторических событиях, и показать, что спасли родину именно простые солдаты роты Тимохина, артиллеристы капитана Тушина, партизаны Василия Денисова, среди которых выделялся своей дерзкой отвагой Тихон Щербатый, мужики-ополченцы, надевшие перед боем белые рубахи, — все те русские люди, о которых Кутузов говорит: “Бесподобный, бесподобный народ”.

Такой взгляд на народ определяет и отношение писателя к реальным историческим персонажам. Поэтому он так, а не иначе изображает в романе Кутузова, создаёт образ подлинно народного полководца, сила которого именно в единстве с народом. Он чуток и внимателен к солдатам и совершенно равнодушен к славе. Поэтому Наполеон для Толстого прежде всего — воплощение войны, а война есть “противное человеческому разуму и человеческой природе событие”. В третьем томе Толстой не скрывает своей ненависти к Наполеону. За что Толстой так ненавидит Наполеона?

Наполеон допускает, чтобы люди бессмысленно погибали в войнах из преданности ему. Наполеон позволил себе привыкнуть к мысли, что он — почти божество, что он может и должен вершить судьбы других людей: обрекать их на гибель, делать их счастливыми или несчастными... Толстой уверен: такое понимание власти всегда приводит к преступлению, всегда несёт зло.

Вот Александр I у Толстого “властитель слабый и лукавый”. Сказать красивую фразу он может, а войска к войне не готовы, окружающие царя люди заняты своей карьерой; армия состоит из трёх частей, не имеющих общего главнокомандующего, и царь колеблется, не знает, принять ли на себя это звание. Правда всё это, или Толстой намеренно сгустил краски, а на самом деле Александр I не был так беспомощен и легкомыслен?

Известие о войне и впрямь, как известно, застало царя на бале. Но ведь от Толстого зависело, сказать об этом читателю или показать Александра не в этот день, а, допустим, на следующий, когда он проводил совещание с генералами. Это тоже была бы правда, но писатель выбрал ту правду, которая помогала ему утвердить собственное понимание истории.

Наполеон и Александр I — разные люди, но оба они, по мнению Толстого, несут людям зло тем, что считают себя вправе решать судьбы народов. И оба они, считает Толстой, ничего не определяют в движении истории, потому что она движется не волей императоров и полководцев, а обычной повседневной жизнью народа. Власть обоих императоров только мешает естественной жизни народа.

Можно не во всём соглашаться с философией истории, созданной Толстым. Но в его теории есть нечто очень привлекательное и относимое не только к далёким для нас дням. Если история складывается из отдельных поступков отдельных людей, то каждый человек несёт громадную ответственность за всё, что происходит на земле, — каждый, а не только Наполеон или Александр I. Каждый, значит, и каждый из нас.

Образ Наполеона

В четырёхтомном романе Л. Толстого изображено множество людей, как выдуманных героев, так и реальных исторических персонажей. Наполеон — один из них и один из немногих, кто присутствует в романе буквально с первой и чуть ли не до последней страницы.

Причём для Толстого Наполеон не просто исторический деятель, полководец, двинувший войска на Россию и разгромленный здесь. Писателя он интересует и как личность, наделённая своими человеческими качествами, достоинствами и недостатками, и как воплощение индивидуализма, человек, уверенный, что он выше всех и ему всё позволено, и как фигура, с которой романист связывает сложнейшие нравственные вопросы.

Понимание этого образа важно как для восприятия романа в целом и ряда главных героев: Андрея Болконского, Пьера Безухова, Кутузова, Александра I, так и для понимания философских взглядов самого автора. Наполеон — не великий человек и полководец, а бесчеловечный завоеватель и поработитель — позволил Толстому дать в романе свою картину видения реальных сил истории и роли выдающихся личностей.

В романе есть целый ряд эпизодов, говорящих о несомненном полководческом опыте и умении Наполеона. В продолжение всей Аустерлицкой кампании он показан полководцем, прекрасно разбирающимся в боевой обстановке и не обойдённым воинскими успехами. Он быстро понял и тактический план Кутузова, предложившего перемирие под Голлабруном, и досадную ошибку Мюрата, согласившегося начать переговоры о мире. Перед Аустерлицем Наполеон тонко перехитрил русского парламентёра Долгорукова, внушив ему ложную мысль о своей боязни генерального сражения, чтобы усыпить русских и подвести свои войска как можно ближе к противнику, что потом обеспечило ему выигрыш сражения.

При описании переправы французов через Неман Толстой упомянет, что овации надоедали Наполеону, когда он отдавался военным заботам. Даже в картине Бородинского сражения, которая иллюстрирует философский тезис Толстого о невозможности для главнокомандующего поспевать со своими приказами за быстро меняющейся обстановкой в ходе сражения, Наполеон обнаруживает знание тонкостей боевой обстановки. Он принимает во внимание уязвимость обороны левого крыла позиции русских. После просьбы Мюрата о подкреплении Наполеон подумал: “Какого они просят подкрепления, когда у них в руках половина армии, направленной на слабое, неукреплённое крыло русских”.

При описании Бородинской битвы Толстой дважды говорит о многолетнем опыте Наполеона-полководца. Именно опыт помог Наполеону понять трудность и результаты Бородинской битвы: “Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употреблённых усилий, невыигранное атакующим сражение”. В другом месте автор снова говорит о военной эрудиции полководца, который “с большим тактом и опытом войны спокойно и радостно исполнял свою роль…”.

И нет ничего удивительного, что в 1805 году, в разгар возвышения и побед Наполеона, двадцатилетний Пьер бросается на защиту французского императора, когда в салоне Шерер его называют узурпатором, антихристом, выскочкой, убийцей и злодеем, а Андрей Болконский говорит о несомненном величии Наполеона.

Но Толстой в романе хочет показать не жизнь одного человека или группы людей, он стремится воплотить в нём мысль народную. Поэтому Наполеон у него бывает смешон в своём убеждении, что он руководит битвами и ходом истории; а сила Кутузова в том, что он опирается на стихийно выраженную народную волю, учитывает настроение народа.

И вообще, в первых двух томах писатель предпочитает, чтобы читатель видел Наполеона не его, толстовскими, глазами, а глазами своих героев. Треугольная шляпа и серый походный сюртук, смелая и прямая походка — таким его представляют князь Андрей и Пьер, таким знала его поверженная Европа. У Толстого он на первый взгляд тоже такой: “Войска знали о присутствии императора, искали его глазами, и, когда находили на горе перед палаткой отделившуюся от свиты фигуру в сюртуке и шляпе, они кидали вверх шапки, кричали: «Виват...» На всех лицах этих людей было одно общее выражение радости о начале давно ожидаемого похода и восторга и преданности к человеку в сером сюртуке, стоявшему на горе”.

Таков Наполеон Толстого и в день, когда он приказал своим войскам переходить реку Неман, тем самым начав войну с Россией. Но уже через несколько строк Наполеон станет другим, потому что для писателя он прежде всего — воплощение войны, а война есть “противное человеческому разуму и человеческой природе событие”.

В третьем томе Толстой уже не скрывает своей ненависти к Наполеону, он даст волю сарказму, будет зло издеваться над человеком, возбуждавшим обожание тысяч людей. За что Толстой так ненавидит Наполеона?

“Для него было не ново убеждение в том, что присутствие его на всех концах мира, от Африки до степей Московии, одинаково поражает и повергает людей в безумие самозабвения... Человек сорок улан потонуло в реке... Большинство прибилось назад к этому берегу... Но как только они вылезли... они закричали: «Виват!», восторженно глядя на то место, где стоял Наполеон, но где его уже не было, и в ту минуту считали себя счастливыми”.

Всё это не нравится Толстому, более того, возмущает его. Наполеон равнодушен, когда видит, что люди бессмысленно погибают в реке из одной преданности ему. Наполеон допускает мысль, что он — почти божество, что он может и должен вершить судьбы других людей: обрекать их на гибель, делать их счастливыми или несчастными... Толстой знает: такое понимание власти приводит к преступлению, несёт зло. Поэтому как писатель он ставит перед собой задачу развенчать Наполеона, разрушить легенду о его необыкновенности.

Впервые мы видим Наполеона на берегу Немана. Второй раз — в доме, где ещё четыре дня назад жил Александр I. Наполеон принимает посланца русского царя. Толстой описывает Наполеона без малейших искажений, но многое подчёркивая: “Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах... Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперёд животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который всегда имеют живущие в холе сорокалетние люди”.

Всё — правда. И круглый живот, и короткие ноги, и толстые плечи. Толстой несколько раз говорит о “дрожанье икры в левой ноге Наполеона”, ещё и ещё раз напоминает о его толщине, о “короткой фигуре”. Ничего необыкновенного не хочет видеть Толстой. Человек, как все, в свой срок погрузневший; просто человек, позволивший себе поверить, что он не такой, как другие люди. А из этого вытекает ещё одно свойство, ненавистное Толстому, — неестественность.

В портрете Наполеона, вышедшего навстречу посланцу русского царя, настойчиво подчёркнута его склонность “делать себя”: он только что причесался, но “одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба” — это была известная всему миру причёска Наполеона, ей подражали, её нужно было сохранять. Даже то, что от него пахло одеколоном, вызывает гнев Толстого, потому что означает: Наполеон очень занят собой и тем впечатлением, которое он производит на окружающих: “Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии всё то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это”.

Таков Наполеон Толстого. Не величественный, а нелепый в своём убеждении, что история движется его волей, что все люди не могут на него не молиться. Толстой показал, и как боготворили Наполеона, и как он сам всё время желал казаться великим человеком. Все его жесты рассчитаны на то, чтобы вызвать к себе особое внимание. Он всё время актёрствует. Сигнал для начала Аустерлицкой битвы он подаёт перчаткой, снятой с руки. В Тильзите перед почётным караулом он разрывает, снимая с руки, перчатку и бросает её на землю, зная, что это будет замечено. А накануне Бородинской битвы, принимая приехавшего из Парижа придворного, разыгрывает небольшой спектакль перед портретом своего сына. Словом, Толстой всё время показывает в Наполеоне не его величие, а то, как он постоянно разыгрывает роль великого человека, показывает его откровенное желание славы.

Образ Наполеона позволяет Толстому поставить вопрос: можно ли вообще величие и славу принимать за жизненный идеал? И писатель, видим мы, даёт на него отрицательный ответ. Как пишет Толстой, “разоблачённые владыки мира не могут противопоставить наполеоновскому идеалу славы и величия, не имеющему смысла, никакого разумного идеала”. Отрицание этого эгоистического, искусственного, призрачного идеала является одной из главных мыслей развенчания самого Наполеона в романе «Война и мир».

Именно это позволяет Андрею Болконскому в канун Бородинской битвы сказать об отсутствии у Наполеона “самых высших, лучших человеческих качеств — любви, поэзии, нежности, философского, пытливого сомнения”. По словам Болконского, он был “счастливым от несчастья других”.

Наполеону посвящены семь глав из двадцати, описывающих Бородинский бой. Он тут одевается, переодевается, отдаёт распоряжения, объезжает позицию, выслушивает ординарцев… Бой для него — та же игра, но именно эту главную игру он и проигрывает. И с этого момента Наполеон начинает испытывать реальное “чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения”.

По теории Толстого, Наполеон-захватчик был бессилен в русской войне. В какой-то мере это так. Но предпочту вспомнить сказанное тем же Толстым, что Наполеон просто оказался слабее своего противника — “сильнейшего духом”. Потому что такой взгляд Толстого-художника на Наполеона, на мой взгляд, куда точнее и вывереннее. Он не только не противоречит законам истории, но, что не менее важно, соответствует законам художественного восприятия личности, каким следовал великий писатель.

Кутузов и проблема “простоты, добра и правды”

Обращаясь к историческим событиям, Л. Толстой стремится прежде всего определить их нравственный смысл. Все исторически реальные люди и вымышленные герои, участники великого “действа” 1812 года (Берг, старики Ростовы, Наташа, смоленский купец и московский генерал-губернатор, Николай, Пьер, князь Андрей, Долохов, Наполеон и Кутузов), — все измерены единой мерой. И эта мера нравственная. Критерии добра, красоты, простоты и правды (сам писатель чаще говорит о ней как об истине) действительны, по Толстому, и при оценке исторических действий.

Кутузов — одна из основных фигур, позволяющая писателю затронуть важные для него человеческие и морально-философские темы, присутствующие в «Войне и мире». И авторская симпатия Толстого здесь очевидна сразу.

Кутузов проходит через всю книгу, почти не изменяясь внешне: старый человек с седой головой “на огромном толщиной теле”, с чисто промытыми складками шрама там, “где измаильская пуля пронизала ему голову”. Он “медленно и вяло” идёт перед полками на смотре в Браунау; дремлет на военном совете перед Аустерлицем и тяжело опускается на колени перед иконой накануне Бородина.

Он почти не меняется на протяжении романа и внутренне: в начале войны 1805 года это такой же спокойный, мудрый, всепонимающий Кутузов, как и в конце Отечественной войны 1812 года.

Он человек, и ничто человеческое ему не чуждо: старый главнокомандующий устаёт, с трудом садится на лошадь, с трудом выходит из коляски; на наших глазах он медленно, с усилием жуёт жареную курицу; увлечённо читает лёгкий французский роман, горюет о смерти старого друга, злится на Бенигсена, подчиняется царю, светским тоном говорит Пьеру: “Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам...”

И при всём этом его жизнь идёт особо, отдельно от всех людей, ибо она наполнена ответственностью не за себя, не за царя, а за отчизну.

Уже при появлении в романе, в сцене разговора с царём, он держит серьёзнейший экзамен на эту ответственность:

“— Ведь мы не на Царицыном Лугу, Михаил Ларионович, где не начинают парада, пока не придут все полки...

— Потому и не начинаю, государь, — сказал звучным голосом Кутузов, как бы предупреждая возможность не быть расслышанным, и в лице его ещё раз что-то дрогнуло. — Потому и не начинаю, государь, что мы не на параде, и не на Царицыном Лугу, — выговорил он ясно и отчётливо”.

И за этой ясностью виден характер правдивого человека, сознающего, что на лжи и светскости войны не выиграть. Так сразу Кутузов доказывает величие своей души, и далее ему уже не нужно демонстрировать читателю свою доблесть. Своим поведением он являет тот вид мужества, какой часто даётся человеку труднее, чем отвага на поле боя. Куда чаще люди, не бледневшие перед лицом неприятеля, не находят в себе силы сохранить стойкую самостоятельность перед верховной властью.

При этом на портрет Кутузова не наложено никакого «грима». Толстой не маскирует в нём возрастное: его оплывшую фигуру, старческую сентиментальность, частые “слёзы”. В ходе генерального сражения Толстой покажет Кутузова за обедом, с жареной курицей в тарелке, грузно осевшим на лавке, а не восседающим на коне при оружии и орденах. При этом автор нигде и никогда не приукрасит его. Наоборот, Кутузов подчёркнуто некрасив. И тем не менее именно Кутузову писатель доверяет в романе выразить своё понимание жизни. В Кутузове мы видим обобщённый человеческий тип, воплотивший в себе естественное, свойственное большинству человечества. Но естественное, простое у Толстого — это вовсе не рядовое, банальное, мелкое, лишённое индивидуальности и внутренней силы. Образ Кутузова полон и многосторонен.

“Тонкая проницательная улыбка” старого полководца даёт точнейшую оценку окружающим его людям. Своим взглядом Кутузов мгновенно прозревает все низшие соображения корыстного расчёта. Перед нами человек, чьё величие заключается в том, что он способен отстранить личное ради спасения России. Из всех лиц «Войны и мира» его одного автор наделяет живым, непосредственным, человеческим ощущением бедствий отечества.

Кутузов концентрирует в себе общий моральный настрой россиян, как в дни поражений, так и в дни побед, пафос Бородина и патриотизм всего народа. Для него, как и для солдат, наблюдаемых Пьером, война не партия в шахматы, а тяжкий труд, серьёзное и непростое дело.

С одной стороны, Толстой стремится показать, как спокойно Кутузов отдаётся воле событий, как мало, в сущности, он руководит войсками, зная, что “участь сражений” решает “неуловимая сила, называемая духом войска”. Во время Бородинской битвы Кутузов “не делал никаких распоряжений, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему”.

С другой стороны, когда нужно, он руководит армиями и отдаёт приказы, на которые никто другой не осмелился бы. Шенграбенская битва обернулась бы Аустерлицем без решения Кутузова отправить отряд Багратиона через Богемские горы. Как и подобает настоящему герою, вину и ответственность за исход событий он берёт на себя. Важно, берёт тяжесть исторического события на себя не в момент победы и триумфа, когда так легко присвоить себе плоды тяжкого труда многих. Кутузов делает это в момент гибельный и страшный. Историческую “вину” он принимает на свои плечи, будучи одним из участников события!

А исход войны, показывает Толстой, зависит от различия тех идеалов, во имя которых сражались французские и русские войска. И в этой ситуации личность бессильна что-либо изменить. Тот человек, который вмешивается в ход событий и с помощью разума пытается изменить эти события, ничтожен. Величие и счастье человека, верит Толстой, в другом. В чём же? Ответ на этот вопрос мы находим у Толстого в повествовании об исканиях Пьера, князя Андрея и эволюции Наташи. Но в немалой мере ответ на этот вопрос предлагает Толстой и в созданном им образе Кутузова.

О чём мечтал Кутузов? Он мечтал о “совершенном истреблении французов”; “Погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание”. Кутузов в «Войне и мире» — выразитель народного чувства. Русский народ чувствовал себя оскорблённым. Французы не в гости пришли в Россию — они поработители, пришедшие грабить её. Для русских людей французское нашествие было стихийным бедствием, чем-то вроде нападения хищных зверей.

Правда войны в том, что народ стремится освободить Россию от хищников. Кутузов чувствует то же, что и народ. Толстовский Кутузов, по сути, никакой особенной ненависти к французам как к людям не имел. Мстить французам он не хотел. У него единственная цель — изгнать французов из России. Он стремился нанести зверю смертельный удар, после которого тот уже не смог бы осуществлять свои хищнические намерения. Он добился этого при Бородине. И как только зверь перестал быть зверем и армия захватчиков превратилась в толпу, Кутузов счёл свою миссию законченной (я говорю, конечно, не об историческом Кутузове, а об образе Кутузова в романе Толстого). Всё это было выражением того чувства, которым был охвачен весь русский народ.

В каком-то смысле образ Кутузова чрезвычайно прост, он не наполнен особыми психологическими изысками писателя, но эта простота позволила ему выразить одну из важнейших для него мыслей: личность в истории только тогда что-то может, когда проявляется её единство с народом.

Войну 1812 года, как это понимает и показывает в романе Толстой, выиграл не царь, не Кутузов, не полководцы, а народ, руководимый Кутузовым. Он не перехитрил Наполеона: он оказался мудрее этого гениального полководца, потому что лучше понял характер войны, которая не была похожа ни на одну из предыдущих войн. Не только Наполеон, но и русский царь плохо понимали характер войны, и это мешало Кутузову. Кутузов считал правильным ждать, пока разложившаяся в Москве французская армия сама покинет город. Но со всех сторон на него оказывалось давление, и он вынужден был отдать приказ к сражению, “которого он не одобрял”.

Грустно читать о Тарутинском сражении. В первый раз Толстой называет Кутузова не старым, но дряхлым — таков результат месяца пребывания французов в Москве. Но не только — и свои, русские генералы вынуждают его терять последние силы. Кутузову перестали беспрекословно повиноваться — в день, поневоле назначенный им для сражения, приказ не был передан войскам — и сражение не состоялось.

Впервые Кутузов выходит из себя: “трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева”, напустился на первого попавшегося офицера, “крича и ругаясь площадными словами”. Да, он совсем не желал этого сражения, не хотел лишних потерь. Но вокруг него немало тех, кто думает о наградах и крестах, иные — самолюбиво мечтают о подвиге. На другой день сражение состоялось — была одержана победа, но Кутузов не радовался ей, потому что погибли люди, которые могли бы жить.

И вот тёмной ночью к штабу Кутузова прискакал офицер с известием о том, что Наполеон ушёл из Москвы.

“Подойди, подойди поближе. Какие ты привёз мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушёл? Воистину так? А? Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей... — сказал он тихим, старческим, дрожащим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку, и заплакал. — Спасена Россия”.

Кутузов “доживает” свою жизнь в романе в состоянии большого внутреннего напряжения. Поведение русских людей (отношение Николая к испуганному “голубоглазому французу”, Пети и денисовских партизан — к мальчику-барабанщику, взгляд Денисова на вещи: “на моей совести нет ни одного человека”) — всё это совпадает с общими действиями Кутузова, для которого характерна гуманная широта взгляда, которую мы обычно называем добротой: “зачем потеря своих людей и бесчеловечное добиванье несчастных?”

Уже в конце войны и своей жизни Кутузов произносит короткую речь: “Благодарю всех!.. Благодарю всех за трудную и верную службу...” — и “вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно, что-то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам”. О чём же это “самое нужное”? О пленных: “Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?”

И впервые на протяжении всего романа “лицо его становилось всё светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звёздами морщившейся в углах губ и глаз”. Только здесь, с солдатами, он остаётся самим собой — справедливым и добрым старым человеком, чей подвиг совершён, и люди, стоящие вокруг, любят его, верят ему. И это то самое единство Кутузова и солдат в отношении к врагам, к людям, какое позволило Кутузову стать поистине исторической личностью.

Финал Кутузова трагичен: тут и близорукое, суетливое осуждение (“старик виноват и никуда не годится”), и торжественные, величальные и траурные слова заключительного авторского суждения: “Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего”.

Он выполнил свой долг до конца, этот дряхлый старик с одним глазом. Выполнил, не думая о наградах. “Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер”.

Именно в четвёртом томе книги, в главах, связанных с Кутузовым, яснее всего открывается нам нравственная суть толстовского повествования. Здесь дан критерий оценок, действующий и на войне, и за пределами войны, в человеческой жизни вообще. Здесь автор «Войны и мира» утверждает высокую мысль о достоинстве большинства человечества, о том, “что всякий из нас ежели не больше, то никак не меньше человек, чем великий Наполеон”.

Тема “общей жизни” нации

Философ, историк, художник, проповедник, моралист — и всё это автор «Войны и мира». Казалось бы, это роман, где наибольшее внимание уделено изображению представителей различных слоёв дворянства. И тем не менее в нём он и как философ, и как историк, и как художник, и как проповедник, и как моралист следует одному принципу: любой герой, каждая проблема, всякая идея произведения соотносится, раскрывается непременно в соотнесении с духовным миром народа, характеризуется через значение для всей страны, для всей нации. Мысль о народе — главная и ведущая в романе. Народ Толстой признаёт не только творцом истории, но и судьёй её.

Сам народ в «Войне и мире» изображается как бы в двух ракурсах. Во-первых, перед нами образ русской нации, который включает в себя и черты отдельных героев, в том числе из высших сословий. То есть Толстой не мыслит дворян вне народа. Во-вторых, возникает образ народной массы, который входит в более широкий образ нации и в то же время отчётливо выделяется из него.

Именно время Отечественной войны 1812 года, когда решалась судьба отечества, позволяет писателю рассматривать их, простой народ и дворян, как нечто целостное, как единую нацию, объединившуюся перед лицом общей беды — французского нашествия.

Поэтому образ народа как нации включает в «Войне и мире» и образы лучших представителей дворянства (Пьера Безухова и Андрея Болконского, Наташи Ростовой и Марьи Болконской). Наташа Ростова и Марья Болконская безотчётно испытывают влияние народной жизни. А Пьер Безухов и Андрей Болконский явно сознают, что в отрыве от народа человек не может оправдать своего высокого назначения. Характерно, что лучшие черты своих лучших героев, принадлежащих к дворянству, Толстой объясняет исключительно благотворным народным влиянием.

В первом томе «Войны и мира» самым ярким эпизодом, рисующим характер русского человека на войне, является эпизод, рассказывающий о батарее капитана Тушина. Капитан Тушин — обыкновенный, ничем не выдающийся офицер, каких было немало в русской армии. Этот маленький, худой, пугливый и слабый, в чём-то даже смешной человек на поле боя оказывается истинным героем. Конечно, он боялся, но в нужный момент сумел победить свой страх. А мужество в том и заключается, убеждён Толстой, чтобы, вздрагивая от выстрелов, не бежать оттуда, где опасно, но делать своё дело.

Обыкновенны и тушинские солдаты, которые “как дети… смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах”. В сцене, изображающей действия батареи капитана Тушина, нарисованы одновременно и сила русского национального характера, и то трагическое положение, в которое русский народ был поставлен на полях сражения царём.

Во втором томе романа образ народа развивается и углубляется. С большой силой показана поэтическая сторона русского национального характера, в частности в сцене пляски Наташи Ростовой в доме её дядюшки.

Особенное значение для развития образа народа имеют страницы, посвящённые описанию поездки Пьера Безухова по его имениям в Киевской губернии, разговоры его с Андреем Болконским после этой поездки. Важно выделить как особенность коллективного образа народа в «Войне и мире» то, что он складывается из образов отдельных лиц, часто между собою биографически не связанных.

В третьем и четвёртом томах на первый план выходит героизм народа, взявшего в свои руки решение судьбы родины, героизм, который приобретает массовый характер. Вообще в этот ответственный для России момент, можно видеть, ощутимо повышается общественная активность народа и его единство.

На войне одна забота владеет и веселящимися в грязном пруде солдатами, и купцами, жгущими свой хлеб, и полководцем Багратионом. Рискуя заслужить гнев царя, он после оставления Смоленска пишет без всякой дипломатии письмо Аракчееву: “Больно, грустно, и вся армия в отчаянии... Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани!.. Ежели уж так пошло — надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах... Скажите, ради бога, что наша Россия — мать наша — скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаём сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление...”

Так думает не один Багратион — вся Россия. Хотя у каждого она своя. У Ферапонтова она другая, у Наташи — третья, но у всех одна. И все они, знатные и простые: князь Андрей и Алпатыч, Николай Ростов в своём полку и Пьер в Москве, человек во фризовой шинели, радующийся пожару Смоленска, и стиснутый московской толпой Петя Ростов; купающиеся солдаты и генерал Багратион — все они знают теперь: пришёл час, когда стало важно только одно — общая судьба всех, судьба отечества.

И рядом сцена, которая резко контрастирует с только что сказанным. Бунт богучаровских крестьян служит как бы прямым продолжением картины рабской жизни крепостных деревень, принадлежащих Пьеру Безухову. Деревни Пьера находились в Киевской губернии; деревни Болконских, примыкавшие к их имению Богучарово, — под Смоленском. Но как в тех, так и в других царили нищета и рабство, порождённые крепостничеством. Изобразив богучаровских крестьян, Толстой показал реальное положение крестьянства и неугасимый порыв его к лучшей, свободной жизни. О них можно сказать и так: это — простой русский народ, бунт которого раскрывает социальное положение победителей Отечественной войны. Потому что богучаровские крестьяне — родные братья солдат, участвовавших в Аустерлицком сражении, крестьян, которые живут в деревнях, принадлежащих Пьеру Безухову, тех ополченцев, которых в недалеком будущем встретит тот же Пьер на Бородинском поле.

Патриотизм народа находит выражение прежде всего в его героизме. Этот героизм народа со всей отчётливостью проступает уже в первом томе романа, когда и война-то ещё не была отечественной. И он контрастен безразличному отношению многих представителей высших слоёв общества к судьбам России. Именно народ показывает наибольшую непримиримость к национальному порабощению.

В образе народа, разумеется, воплощены разные стороны мировоззрения Толстого. Отсюда двойственность в изображении им богучаровского бунта: правы и крестьяне, осмелившиеся не подчиниться распоряжению помещицы, прав и Николай Ростов, усмиривший бунт.

Рисуя героический облик русского народа, Толстой вместе с тем любовно говорит о его терпеливости. Так возникает фигура Платона Каратаева.

Наряду с вымышленными лицами в «Войне и мире» действуют лица исторические. Прежде всего это Кутузов и Александр I. Создавая эти образы, Толстой добивался их соответствия и реальным жизненным фактам, и идейно-художественной концепции своего романа. Они даны в соотношении с идеей борьбы русского народа за независимость своей родины.

Характерно в этом смысле восприятие Александра I Николаем Ростовым. Николай восхищается царём, готов во всякую минуту пожертвовать за него своей жизнью. Представление Николая Ростова о царе в то время разделялось огромной массой населения страны. Для неё царь был олицетворением самой России, её славы и могущества. Она верила в Россию, в русское оружие, а потому и в царя. Другой аспект освещения Александра I — отношение к нему Андрея Болконского, проявляющего явный скептицизм в адрес царя.

Образу царя в романе противостоит образ Кутузова. Толстой строит образ Кутузова так, что уже при появлении в романе, в сцене разговора с царём, он держит серьёзнейший экзамен:

“— Ведь мы не на Царицыном Лугу, Михаил Ларионович, где не начинают парада, пока не придут все полки...

Так сразу Кутузов проявляет величие своей души, и больше ему уже не нужно доказывать читателю свою доблесть. Своим поведением он демонстрирует тот вид мужества, какой часто даётся человеку труднее, чем отвага на поле боя. Куда чаще люди, не бледневшие перед лицом неприятеля, не находят в себе силы сохранить стойкую самостоятельность перед верховной властью.

Писатель рисует человека, чьё величие заключается в том, что он способен отстранить личное и руководствоваться целями общей необходимости. Кутузов намеренно отстраняет от себя всё внешнее в сознании своей высокой миссии — спасения России. Из всех лиц «Войны и мира» автор наделяет его наиболее полным, живым, непосредственным, человеческим ощущением бедствий отечества.

Повторим, как и подобает настоящему герою, вину и ответственность он берёт на себя. У Кутузова в «Войне и мире» единственная цель — изгнать французов из России. И как только армия захватчиков превратилась в толпу, Кутузов счёл свою миссию законченной (я говорю, конечно, не об историческом Кутузове, а об образе Кутузова в романе Толстого). Всё это было выражением того чувства, которым был охвачен весь русский народ. Личность в истории только тогда что-то может, когда проявляется её единство с народом.

В финале романа звучат торжественные, величальные и траурные слова заключительного авторского суждения: “Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего”. Он выполнил свой долг до конца, этот дряхлый старик с одним глазом. Выполнил, не думая о наградах, — он слишком многое знает о жизни, чтобы желать наград. Он кончил свой подвиг. “Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер”.

Повествуя о великих событиях Отечественной войны 1812 года, рассуждая об итогах и значении Бородинского сражения, писатель говорит, что русский народ одержал здесь нравственную победу. И потому народ достиг своей цели: родная земля была очищена от иноземных захватчиков. Размышляя о войне и мире, об истории отечества с позиции народных интересов, Толстой, мне думается, закономерно приходит к единственно возможному выводу, что только в национальном единстве всего общества, единстве свободных и равных людей будущее и слава России.